Два жениха и один под кроватью

ПРОЛОГ

Император Лаклан, с лёгкой руки газетчиков прозванный Освободителем, стоял посреди своего кабинета и, морщась, как от зубной боли, читал переданное секретарём донесение.

– Нет, это невыносимо, – простонал монарх и, бросив взгляд на встревоженного помощника, процитировал, тщательно выделяя голосом каждую ошибку:

– «Лудше один раз умиреть чем влачить за собой своё жалкое сущиствование в этом заграничье. Я щитаю неправельно – держать отмеченова императорским крестом боевика в этом…» Предки, и как его угораздило поставить тире в нужном месте? – Император отбросил письмо к вороху бумаг, громоздившихся на углу массивного письменного стола и обречённо завершил:

– Дальше неразборчиво и клякса. Впрочем, неважно. Стивен, не рискнёте отгадать автора сего вышибающего слезу послания?

Секретарь послал государю извиняющуюся улыбку и зачем-то поправил булавку на идеально лежащем галстуке.

– Не могу знать, Ваше Императорское Величество. Какой-нибудь старый вояка-фермер с очищенных земель?

– Фермер… – Лаклан Освободитель опустился в кресло и тоскливо глянул на моросящий за окном дождь. Август в этом году не радовал хорошей погодой, больше походя на глубокий октябрь. – Если бы фермер… Да и насчёт возраста… Этому вояке в мае исполнилось двадцать пять. И он не в очищенных землях скот разводит, а трудится на посту второго помощника консула в дружественном нам Провере. Очень сильный, исключительно талантливый боевик. На Предел ушёл, едва ему исполнилось двенадцать. Вслед за отцом и старшим братом. И если откровенно, я приятно удивлён. Парень между сражениями, рейдами и охраной Предела нашёл время, чтобы хоть частично освоить грамоту… Частично! Один из лучших сынов нашей знати двух слов вместе связать не может!

Лаклан Освободитель замолчал, трагично прикрыв глаза раскрытой ладонью.

Дождь барабанил по стеклу, и хотя в кабинете жарко пылал камин, весело потрескивая за зачарованным щитом, императорский секретарь на мгновение почувствовал лёгкий озноб и передёрнул плечами. Его бабушка в такие моменты говаривала:

– Дрянной человечишка прошёл по могиле Предка. – И плевала два раза через правое плечо и один через левое.

– Война окончилась три года назад, Стивен, – заговорил из-под руки император, и секретарь не вздрогнул от неожиданности лишь благодаря хорошей выучке и долгой службе при государе. – Предел укреплён, новых прорывов ждать не приходится… Слава духам, магии и Предкам. Но что нам делать с этими выброшенными из жизни детьми? Их ведь не два и не пять, а, за малым, почти две тысячи… Две тысячи талантливых магов, которые, кроме как заклинание Огненный шар, без ошибок ничего написать не могут, историю государства не знают, за столом ведут себя, как в казарме, а на балах так, что даже моя супруга краснеет, а она родом из Тонимы. Там на этикет даже наследники престола плюют, что уж говорить о мелком дворянстве…

– Ну, этикету, допустим, можно даже зайца научить… – вскинув брови, пробормотал Стивен. По его личному мнению, научиться нельзя было только одной вещи: магии, если Предки не наделили тебя ею в момент рождения. А всё остальное, при должном усердии и хорошем наставнике, вполне реально. – Так пусть учатся, что им мешает? Прикажите отставникам учиться. Хотя бы тем, кого Ваше Величество планирует использовать на государственной службе. Остальных – женить. Хвала предкам, благородных девиц в Империи более чем достаточно, все прекрасно выучены – комар носу не подточит. И если с этим, по вашему меткому замечанию, выброшенным поколением уже ничего сделать не получится, от об образовании следующего, вне всякого сомнения, сумеют позаботиться матери семейств.

Лаклан сложил руки в замок и посмотрел на своего давнего помощника, за десятилетия службы ставшего едва ли не приятелем, долгим задумчивым взглядом.

– Стив, я всегда говорил, что ты – голова. Бери перо, пиши указ. «Сим повелеваем всем отставникам в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет немедля жениться. Коли отставник не желает вступать в скоропалительный брак, он может поступить на учёбу в любую академию или университет Империи, где будет получать жалование согласно своему статусу и положению…» Зачеркни «жалование», напиши «стипендию». Лодырей и остолопов будем карать монетой. «На место учёбы приказываю прибыть к первому сентября».

– Кхм…

– Да, Стив? Замечания?

– Я не осмелился бы, Ваше Величество. Скорее предложение. Вы сами заметили, что некоторые из отставников служат за границей. Не лучше ли для студентов этой особой категории отложить начало учебного года на месяц? Чтобы они успели закрыть все дела и утрясти семейные проблемы, коли такие существуют. Не школяры ведь, взрослые мужчины…

– Пожалуй, да. Исправь, – согласился Лаклан. – Поставь сегодняшнее число и вели пропечатать в «Императорском вестнике». И список девиц на выданье мне подготовь.

ГЛАВА ПЕРВАЯ, В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ УГОЩАЕТ ЧАЕМ РЕКТОРА

Маменька как-то раз, подсмеиваясь над нашей соседкой, женой достопочтенного эрэ1 Джея Вилки, сказала:

– Ноги многочисленных секретов Илисэйд давно уже торчат из-под их с Джеем кровати.

Когда мы с Брэдом услышали эту фразу, то – не сговариваясь! – посмотрели на нашего садовника Джефа, который как раз проходил мимо веранды, где и состоялся тот разговор между нашими родителями. Батюшка с матушкой не знали, что мы прячемся за оттоманкой и могли себе позволить откровенный разговор, не предназначавшийся для детских ушей.

Круглый год, в любую погоду, Джеф носил огромные рыжие ботинки на деревянной подошве и разноцветные вязаные чулки, которые из остатков шерсти плела для мужа фру2 Кирстин – наша повариха.

– Как думаешь, Бренди, – прошептал Брэд, толкнув меня локтем в бок, – эрэ Вилки спотыкается об эти ноги, когда встаёт ночью по нужде?

Переглянувшись, мы представили, какое при этом может быть выражение лиц у обоих супругов, и так захохотали, что маменька испуганно охнула, а папенька отхлестал нас столовой салфеткой. После того, как поймал.

А мы всё равно хохотали.

Вот только сейчас, много лет спустя, когда я, скромно потупившись и вытянув руки вдоль тела, с видом прилежной ученицы бесхитростно смотрела в глаза ректору Большой Императорской Академии, мне было совсем не до смеха. Потому что из-под моей собственной кровати, которая находилась за ректорской спиной, торчали мужские ноги в модных кожаных туфлях и зауженных книзу брюках.

Благодарение Предкам, ректор интерьер особо не изучал, предпочитая рассматривать мою скромную персону с такой проникновенной задумчивостью, что у меня от нервов всё сжалось и забулькало внутри. К тому же мелко-мелко задрожало правое веко.

– Чаю, нурэ3 Гоидрих? – спросила я и повела рукой в сторону столика, где шипел котелок для алхимических зелий, который я, за неимением чайника, использовала для более приземлённых нужд.

– Не откажусь, – ответил ректор и занял одно из двух моих кресел.

К счастью, то, которое было повёрнуто спинкой к кровати.

К сожалению, напротив него висело большое переговорное зеркало, которое папенька подарил мне на шестнадцатый день рождения, и в котором отлично отражались мужские ноги всё ещё торчавшие из-под моей кровати.

Страшно представить, что начнётся, если ректор их всё же заметит…

– Бренди, милая, – не дождавшись чая, обратился ко мне наставник, и заварник в моей руке испуганно звякнул. По имени нурэ Гоидрих ко мне не обращался давненько. Пожалуй, с тех самых времён, как я перестала быть его студенткой. Да и тогда от словосочетания «милая Бренди» я кривилась, как от касторки, ибо вслед за ним непременно следовала долгая и бесконечно нудная нотация.

Неудивительно, что это внезапное ректорское дружелюбие заставило меня насторожиться.

– Вот уже несколько месяцев вы доним… досаж… Осаждаете меня просьбами о переводе на старшее отделение, и сегодня, наконец, у меня открылась для вас вакансия.

Предки свидетели, если бы, произнося эту фразу, ректор не улыбался так плотоядно, я бы подпрыгнула на месте и захлопала в ладоши.

А всё из-за того, что в БИА я просочилась обманом, хотя при этом ни разу не солгала.

Подавая документы в императорский наставнический профсоюз, я умышленно не написала в нужной графе полное имя, а ограничившись инициалами, воспользовалась тем, что они у нас с братом одинаковые. Вступительное задание же выполняла сама, да там и не получилось бы смухлевать, даже если бы я захотела.

Опросники профсоюза были зачарованы таким образом, что подделать их не получилось бы и у самого опытного мага. По крайней мере в этом меня заверил канцелярист в Бюро профсоюзов, когда я позволила себе выразить изумление, что столь важные документы я могу заполнить дома, а потом выслать их почтой.

– А чего нам бояться? – изумился служащий. – Всё зачаровано лучшими магами Империи. Бумага чувствует обман, так что можете не пытаться жульничать – вылетите из профсоюза, не успев в него вступить.

– Да я и не собиралась! – справедливо возмутилась я. – Уже и спросить нельзя…

У себя на квартире я честно заполнила анкету. (Да, честно! Бумага не покраснела и не заметила подлога! И не моя вина, что у нас с Брэдом полностью совпадают инициалы). Выполнила все задания и написала сопроводительную записку на тему «Как почётно быть наставником», старательно избегая указаний на пол автора. То бишь на свой.

И нет, мне не было стыдно. Не виновата я, что женщин преподавать берут только в семьи – гувернантками – да в Институты благородных девиц. Почему я – лучшая выпускница БИА (по негласному мнению всех наставников) должна прозябать в каком-то замшелом институте, когда могла бы делиться знаниями и умениями с талантливыми, амбициозными магами, а не с девчонками, которые за этих магов мечтают выйти замуж?

Да и чему бы я могла их научить? Тому, как пришить пуговицу к смокингу мужа? Так я сама всё магией приклеивала, а иголку с ниткой в руках держала только в качестве домашнего наказания. Давным-давно.

Поэтому нет, стыда я не испытывала, с лёгкой душой запечатала бумаги родовым гербом и тем же вечером отнесла в ближайшее почтовое отделение пухлую бандероль, где, мило улыбнувшись, спросила у приёмщика, когда мне стоит ждать ответа.

– Жди ответа, как соловей лета, – сострил этот самоубийца, за что ему едва не прилетело от меня магической оплеухой по наглой роже. Из последних сил сдержалась.

Будь на моём месте маменька, она бы наградила наглеца полным укоризны и скрытой душевной боли взглядом, после чего посетовала бы начальнику отделения на недостойное поведение его сотрудников.

Или папеньке бы поплакалась, что скорее всего.

Я же с детства ни на кого не жаловалась – Брэд не в счёт! – и проблемы старалась решать сама. Вот и тогда, глянула на служащего маминым взглядом и с братской каверзностью накрыла все канцелярские предметы отделения отводом глаз, который развеивался лишь после того, как зачарованный посмотрит на объект не менее пяти раз.

Как-то давно я с лёгкой руки Брэда на собственной шкуре прочувствовала, что значит искать вещь, которая лежит на самом видном месте. Это здорово бесит, скажу я вам. Поэтому из почтового отделения я выходила с такой злорадной улыбкой на губах, что встреченная мною на крыльце старушка на всякий случай поплевала от чёрного глаза два раза через правое плечо и один – через левое.

А спустя два дня в двери моей квартирки, которую я снимала у одинокой вдовы, постучал императорский стряпчий.

– Б. А. Алларэй тут проживает? – спросил он с порога, забыв поздороваться и глядя на меня колючим неприветливым взглядом.

Представиться он тоже забыл, но ему и не нужно было. Чёрный мундир императорских стряпчих даже малолетние дети ни с чем не перепутают.

– Здесь. – Я торопливо вытерла испачканные в чернила руки о салфетку и поправила причёску, не спеша признаваться, что это я и есть.

– У меня для него пакет из Большой Императорской Академии. Вы кто? Любовница?

– Предки с вами, какая любовница? – ахнула я и скорчила рожу, которая должна была изображать крайнюю степень возмущения и отвращения.

Колючий взгляд сразу помягчел, а сам стряпчий попытался изобразить улыбку. Впрочем, попытка не увенчалась успехом.

– Ну, раз супруга, – из чего-то заключил он (не из рожи ведь!), – то можете принять пакет. Позвольте руку?

Я даже пискнуть не успела, как он цепкими пальцами перехватил моё запястье и царапнул церемониальной иглой мою ладонь. На пакет упали капли крови и императорская печать, скреплявшая его края, растворилась без следа.

Стряпчий довольно улыбнулся, сделал какую-то пометку в своих бумагах и, утратив ко мне всяческий интерес, буркнул:

– Передайте мужу, фру Алларэй, что в Академии его ждут в понедельник.

После этого стряпчий ушёл, а я запоздало возразила:

– Вообще-то я леди. И сестра, а не супруга.

Но меня уже никто не услышал.

Когда в понедельник в БИА всё вскрылось, и ректор Гоидрих, бешено раздувая ноздри, доказывал кому-то в переговорном зеркале, что нанимал на работу не меня, а моего братца, ему ответили:

– Брэд Альфус Алларэй не подавал прошения в профсоюз наставников. Тогда как присланный нами кандидат полностью соответствует вашему запросу.

– Она женщина! – рявкнул нурэ, совершенно не переживая по тому поводу, что я присутствую при разговоре. – Вы хотите, чтобы я поставил бабу преподавать боевую магию?

– Ну, если она лучше всех мужиков, претендовавших на эту должность… – ответили из зеркала, и я, зардевшись, гордо вздёрнула нос.

– Я думал, что это её брат! – заорал ректор и дорогое переговорное зеркало пошло трещинами. – Брэд Алларэй и Бренди Алларэй – это не одно и то же.

И с этим сложно было поспорить. Я бы даже обиделась, перепутай меня кто с Брэдом. Он на голову выше, шире в плечах, со сломанным носом и полным отсутствием такта. К тому же, мужик. Но в этой ситуации захотелось то ли выругаться, то ли заплакать. Я сжала кулаки и от души пожелала любимому наставнику перепутать перед сном стакан чая с отваром из медвежьего винограда, чтобы всю ночь из нужника не вылезал.

– В своё время вы учили их обоих, нурэ Гоидрих. И очень хорошо выучили, попрошу заметить. Гордиться нужно такими учениками, а не принижать их достоинства, – попеняли с той стороны магического стекла, отрывая меня от злокозненных мыслей, но идею о медвежьем винограде я взяла на вооружение.

– Она женщина, – дрожа ноздрями – того и гляди дым пойдёт – повторил свой главный аргумент ректор БИА.

– И не выпячивать недостатки, – невозмутимо хмыкнули из зеркала и деловито поинтересовались:

– Так принимаете наставницу в штат или будем решать вопрос в суде?

Судиться с императорскими стряпчими? У наставника, всем известно, характер вспыльчивый, но он же не самоубийца.

Я пребольно ущипнула себя за запястье, чтобы не сплясать от радости в ректорском кабинете танец дикаря-островитянина, завалившего матёрого оленя. И чтобы не улыбаться так откровенно.

– Пр-ринимаю! – прорычал нурэ Гоидрих и зыркнул на меня нехорошим взглядом, молчаливо обещая весёлую жизнь и всё, что к ней прилагается. Я вздёрнула подбородок, принимая вызов и как бы намекая, что прекрасно помню, где в окрестностях Академии можно раздобыть медвежий виноград и как из него сделать такой пургатив, что никакая магия не спасёт…

И вот два года батальных действий, судя по всему, подошли к концу.

Нурэ Гоидрих мне улыбался и при этом смотрел ласково-ласково. Как одержимый демонами психопат или маньяк-убийца.

Я нахмурилась, поджала губы и подозрительно уточнила:

– И в чём подвох? Вы переводите меня в старшую ясельную группу?

– Помилуйте, Бренди! – фальшиво возмутился ректор, принимая из моих рук чашку с горячим чаем. – В Академию принимают с двенадцати лет… Впрочем если Его Императорское Величество издаст указ, то кто я такой, чтобы спорить? Откроем и ясли.

Последнюю фразу он произнёс с непонятной мне злостью, а потом, встряхнувшись, поспешил заверить:

– Самая что ни на есть старшая группа, боевики – всё как вы мечтали. Будете… как же там? Делиться знаниями с талантливыми и амбициозными.

Ректор щёлкнул пальцами, явно довольный собой, а я мрачно уточнила:

– И что я буду читать этим талантливым и амбициозным?

Губы нурэ Гоидриха сложились в зловеще-каверзную улыбку, блеснула белоснежная полоска зубов.

– Всё, моя дорогая Бренди. – Ректорский голос дрогнул, во взгляде и разлёте рыжеватых бровей появилась некоторая безуминка. – Абсолютно всё. Страноведение, грамматику, историю Империи, общую историю, естествознание, этикет… – Я почувствовала, как у меня вытягивается лицо. У мелкоты я хотя бы бытовую магию преподавала, но назначить меня гувернанткой… Это было слишком даже для любимого наставника. – Сегодня пришло распоряжение подготовить к началу октября класс и наставников. Нанимать кого-то со стороны мне казна не позволит, а вы, как никто другой, лучше подходите на эту роль.

Я скрипнула зубами.

– И чем же это, позвольте осведомиться?

Ректор вздохнул, сделал глоток чая, скривился от его крепости – я предпочитала пить крепкий, без сахара или мёда – и проникновенно прошептал:

– Вас, Бренди, они хотя бы не осмелятся послать в Бездну.

В груди шевельнулось что-то нехорошее и именно в этот момент правая нога из той пары, что торчала из-под моей кровати, медленно и бесшумно, спряталась под свисающим до пола покрывалом.

– Вы на что намекаете?

Я так старалась не смотреть в сторону постели и при этом не упустить её из виду, что, кажется, заработала косоглазие. По счастью, ректор не обратил внимания на эту мою странность. С шумом отхлебнув из чашки, он горестно махнул рукой.

– Да какие уж тут намёки! – Шарахнул чашкой по блюдцу и внезапно перешёл на ты.

– Группе боевиков преподавать будешь. Тем, что с Предела вернулись. Его Императорское Величество Лаклан Освободитель последним указом обязал университеты и академии принять на учёбу всех отставников до тридцати пяти лет от роду, даже стипендию на это положил… кхм… которая по размерам не уступает твоей зарплате, моя дорогая и самая талантливая из всех учениц!

А потом глянул на меня из-под медно-рыжей, с серебряными нитями седины чёлки и с тоскою попросил:

– Бренди, Предками и магией тебя заклинаю, уволься сама, а? Может, мне вместо тебя кого постарше на замену пришлют… Пусть даже бабу, демоны с ней! Это ж не мальчишки. Взрослые мужики! А ты девица. Умница-разумница, талант, которых свет не видывал, хочешь я тебя в Институт благородных девиц переведу? В столичный? У них, говорят, там факультет общей магии расширяют…

Я выдохнула, сощурила глаза и вкрадчиво прошипела:

– Дорогой наставник, вы уж определитесь, чего хотите больше, бюджет спасти или меня из Академии вытурить. А то я понять не могу…

– Да я тебя, дуру, спасаю! – взрыкнул ректор. Да так грозно, что вернувшийся неизвестно откуда Рогль высунул из-под кровати свою ушастую морду и воинственно натопорщил усы. – Единственная баба-наставница на всю Академию, да ё-моё! НЕ ЗНАЮ Я! Не знаю, чего больше хочу!! Спасти тебя, идиотку упёртую, от позора или бюджет пощадить. Ты понимаешь, дурочка, что после такой работы замуж тебя никто не возьмёт?

– Спасибо за беспокойство, господин ректор, – чинно поблагодарила я, – но жених у меня уже есть.

– Есть? – Нурэ Гоидрих растерянно взмахнул светлыми ресницами. Вид у него при этом был весьма недоверчивый и самую малость испуганный. С перепугу же, видимо, ректор вновь перешёл на вы. – Но как же?.. И он не против того, что вы работаете?.. То есть, я хотел спросить, не против ли он того, что вы работаете здесь?

– Полагаю, что нет, – мимолётно улыбнувшись, ответила я. – Иначе бы меня тут не было. Разве не так?

Охх… Когда-нибудь мне так прилетит за враньё и изворотливость – мало не покажется. С другой стороны, это когда-нибудь наступит не прямо сегодня…

Ректор допил чай, оставил папку с примерным учебным планом и ушёл.

В бумаги я даже не заглянула. Право слово, что я, своего наставника не знаю? Примерный план он составил. Ага-ага. Поди, велел секретарю из императорского указа переписать обязательные к изучению предметы, а снизу подпись подмахнул, магическим оттиском заверил – и всех трудов.

Да и времени до первого октября, когда в Академию нагрянут «талантливые и амбициозные», – пропасть. Успею ещё подготовиться. Сейчас же у меня были дела поважнее.

Едва дождавшись, пока шаги главы БИА утихнут в коридоре, я схватила Рогля за грудки.

Ну, как за грудки?.. Сложно схватить за грудки помесь прожорливой мыши с говорящим зайцем. Разве что в кулаке сжать так, чтобы снаружи только уши торчали, да носик бусинкой, да возмущённые белые усы.

– Хозяйка!

Вообще-то не в правилах роглей4 признавать кого-то хозяином. Они сами себе хозяева и повелители мира по совместительству. Наверное поэтому о себе говорили всегда во множественном числе.

– Мы завели себе мага. Мы съели все запасы в чулане и мы не любим, когда нас тягают за уши. Уши – наше больное место.

Мой рогль завёл меня себе, когда мне только-только стукнуло шесть (Брэд чуть не удавился от зависти). Мелкий демон – это я о рогле так ласково, не о братце – и вправду какое-то время полагал, что сумеет меня воспитать так, как ему нужно, но уже через неделю понял, кто в доме хозяйка и что лучше не выделываться, а то кое-кто может перекрасить бархатную шкурку цвета тёплой золы в розовый, на хвост навесить шёлковый бант и заставить каждое утро, ровно в шесть, будить маменьку с папенькой, распевая под родительским ложем «Храните, Предки, Императора. Пусть солнце вечно светит над Аспоном».

Папенька после третьего концерта по всему дому расставил магические ловушки. Угрожал:

– Не знаю, кто это сделал, но поймаю – с живого шкуру сдеру.

А папенька мог. Он на Пределе двадцать лет отслужил и всех демонов – даже одобренных Великим Ковеном – не переносил на дух. До сих пор не пойму, как это он своим невероятным, звериным просто чутьём не проведал, что у меня рогль завёлся…

Точнее – я у него.

Кстати, после случая с покраской шкуры и гимном – и не спрашивайте, как я это сделала, у вас всё равно уровень магии не тот, не получится – рогль стал Роглем, а «принеси нам пожрать, недомаг в юбке» – Хозяйкой.

Но я отвлеклась.

– Хозяйка! – верещал Рогль из моего кулака, жалобно выпучив глаза, мол, мы такие хорошие, мы такие пушистые и это не мы у кухарки украли баранью ногу, хотя она была невероятно вкусной.

– Где тебя носило, прохвост? – не прониклась я. – Ректор чуть нашего жениха не нашёл! Представляешь, что было бы?

– Хозяйка… – придушенно пропищал демон, отчаянно дёргая усами. – Да ты вообще…

– Я те дам вообще! – возмутилась я, решив, что наглец основательно попутал берега, и схватилась двумя пальцами за длинное ухо.

– Ай!

– Ты кому рот затыкаешь?

– Да мы не затыкаем! Мы не то! Мы не вообще! Мы говорим, что в общежитии мы были, подслушивали… проводили разведку боем то есть.

Если «боем», значит, опять у кого-то холодильный шкаф опустошил. Жрёт в десять раз больше меня и не лопнет!

– И немножко вражеские продовольственные запасы конфисковали.

– Когда ты уже нажрёшься?

Я выпустила демона из захвата, и тот, отбежав на метра полтора, встряхнулся, зафыркал оскорблённо:

– Кто позволил руки распускать? Мы испокон веков же!.. У деда нашего на этом самом месте амбар стоял! Да мы…

– Дамы погорячились, – перебила я, опускаясь на кровать из-под которой вновь торчала нога в ботинке. Как вспомню, сколько я за эти ботинки выложила, такая жаба душить начинает… Ну и денёк… Врагу не пожелаешь. – Не нужно про амбар. Я про него миллион раз уже слышала. Лучше расскажи, что там в общежитии? Слух хорошо зашёл?

Рогль посопел, поправил лапками усы, пригладил шёрстку на макушке. Глазки-блюдечки взывали к совести и покаянию. С рассказом он не спешил, явно настроившись на на торг и лишний кусок сала или ещё один окорок.

Проглот.

– С другой стороны… Я никому ничем не обязана. Ну, останутся в этом году первокурсники без посвящения. Кому от этого хуже? Может быть, мне? – предупреждая пронырливого, жадного до халявы демона, обозначила свою позицию я. – Ну их. Мне вон учебный план изучать надо.

Демон фыркнул, зыркнул и нехотя просопел:

– Нормально всё в общежитии. Боятся. Рассказывают… И это… Мы тут слышали, тебя в старшую группу переводят? А зарплату повысят? А то где ж это видано? Мы месяц без мяса. От нас так скоро даже хвоста не останется!

– Да куда в тебя лезет? – возмутилась я. – Кто вчера целую баранью ногу сожрал и даже не подавился? Сразу предупреждаю, если кухарка узнает, кто её спёр, сам будешь с ней расплачиваться.

Рогль шмыгнул носом и в качестве примирения потёрся мордочкой о мою туфлю.

– А о зарплате я обязательно спрошу. Насчёт золотых не обещаю, но на бесплатные обеды ректор, может, и расщедрится.

Достала из кармана платья ароматный сухарик, демон угощение поймал налету, с удовольствием схрумкал всё до крошки и, наконец, заговорил о деле.

ГЛАВА ВТОРАЯ, В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ ПРЕДАЁТСЯ ВОСПОМИНАНИЯМ

Нормальные дети из нормальных семей учатся дома, с переменным успехом доводя до нервных срывов гувернанток и наставников. Девочки – до двенадцати лет, мальчики – до восьми. Нас с Брэдом учили родители. Маменька – всему, папенька – всему остальному, но преимущественно магии.

Я думала, меня ждёт Институт благородных девиц в Чаберте – центре нашей провинции, а братцу был уготован путь в БИА. Боялась, как же мы станем жить. Он – там, а я – здесь. Мы же с рождения даже на день не расставались!

Но тогда я ещё не знала о различиях между нормальными семьями и нашей. А если и знала, то не считала их чем-то выдающимся.

А между тем, седьмого августа – за два дня до того, как нам исполнилось восемь – на пороге «Хижины» появился императорский стряпчий с повесткой.

С какой повесткой, спросите вы? А я разве не сказала? Пока шла война на Пределе только девочкам нужно было сдавать экзамены, чтобы поступить в тот или иной университет, а мальчиков призывали в военную академию.

Всех.

И точка.

На боевой факультет, на алхимический, на целительский, на некромантский – но там народу было не густо, меньше только на йаттов5 училось, для них даже отдельного факультета не открывали. Среди целителей и алхимиков, кстати, довольно часто шли девочки из семей победнее, из тех, кто не мог себе позволить ни Институт благородных девиц, ни Школу домоводства.

В тот день, когда Брэду вручили повестку, в отцовском кабинете был собран семейный совет, на котором присутствовало двое взрослых, двое детей и один Рогль неопознанного возраста.

Мама плакала. Папа был хмур. Я не знала, плакать мне или смеяться. Ведь, с одной стороны, у брата радость – он так мечтал об Академии! А с другой – он же уедет туда без меня! Рогль в моём кармане тихонько хрустел сухариками.

Папенька усадил нас на диван, а сам встал у письменного стола, заложив руки за спину.

– Брэд, Бренди, вы кое-что должны узнать перед отъездом, – проговорил решительно и мрачно.

Мама громко всхлипнула, на что папа укоризненно протянул:

– Этель! – И покачал головой. – Они всего лишь едут учиться. Не стоит так убиваться. Мы всегда знали, что однажды это случится.

Мы с братом в замешательстве переглянулись и, подвинувшись друг к дружке поближе, взялись за руки. По всему выходило, что учиться мы будем вместе. И что-то мне подсказывало, что не в Институте благородных девиц. С чего бы иначе маменьке так убиваться?

– Брэд, ты знаешь, что у твоей сестры уровень магии гораздо выше твоего?

– И что с того? – совершенно непочтительно вскинулся брат. – Наставник всё равно меня больше хвалит.

И это правда. Брату от родового наследия достались крохи, ибо вся сила семей наших родителей перешла ко мне, но Брэд и с этими крохами управлялся так виртуозно, что мне оставалось только завистливо вздыхать.

– Тебя очень быстро перестанут хвалить, если ты уедешь учиться без сестры, – печально вздохнув, напомнил папа, а мама перебила его внезапным вопросом:

– Брэд, ты же знаешь, что мы с отцом тебя очень сильно любим? Что никогда не делали различий между тобой и Бренди?

Вот уж правда. Любви и розг нам доставалось поровну. Всё по-честному.

Мы кивнули, а мама прошептала:

– И если бы вы вдруг узнали, что я, например, родила лишь одного из вас, а второго… второго какая-то совершенно чужая мама… Вы бы… вы…

Пока маменька подбирала слова, Мы с Брэдом вновь переглянулись.

– Ты сейчас что ли про то, что меня на самом деле папа купил за семь су у какого-то мужика на мосту Менял? – уточнил брат, и у родителей стали такие лица, какие обычно бывали после особо каверзных наших проделок. – Так мы с Бренди давно об этом знаем. Ещё когда в прошлом году эрэ Вилки хотел на ней своего поросёнка Троя поженить.

– Женить, – непроизвольно исправила мама и поморщилась.

Я тоже скривилась.

Фу.

Трой был толстым и розовым, за что и получил своё прозвище. К тому же старым – прошлой весной ему исполнилось восемнадцать и он, получив в связи с этим три дня отпуска, сразу же примчался с Предела к дядюшке Джею.

Разговор папеньки с эрэ Вилки мы с Брэдом подслушали случайно и даже на спор. Мне страх до чего хотелось доказать брату, что я тоже освою подслушивающее заклинание и смогу узнать, что нашёптывает садовник кухарке, а братец и рад был меня подначивать.

В итоге я немножко не рассчитала силы – в детстве со мной такое частенько случалось – и мы прослушали всю арию гнусного шантажа от начала и до конца. Надо сказать, что тогда мы поняли лишь одно: что Брэда не наша мама родила, а какая-то чужая жестокая фру, но, к счастью, папа сумел спасти его за семь су.

Хотя нет. Ещё одно мы тоже поняли. Джей Вилки хотел, чтобы меня отдали в жёны поросёнку Трою, а папенька долго торговался, а потом всё-таки согласился, но с условием, что помолвка состоится в год моего восемнадцатилетия.

Брэд тогда сказал:

– Не бойся. Раз я тебе больше не брат, я сам на тебе женюсь, когда вырасту.

– Дурак, – ответила я и, изловчившись, ткнула «не брата» кулаком в глаз. А он, не ожидая такой подлости с моей стороны, пропустил удар.

О том, что розги за синяк Брэда мы поделили пополам, даже говорить не стану. Я лучше о том расскажу, что мы с братцем не поняли тогда, но сумели осознать некоторое время спустя.

В детстве мы с Брэдом никогда не задумывались, почему у нас нет других братьев и сестёр. Нам с ним вполне хватало друг друга. Мы делились абсолютно всем, а когда брат уехал на Предел, то родители получали по одному письму в неделю, а я иногда по три в день.

Честно, даже не задумывались. В аристократических родах вообще было не принято заводить больше трёх детей. Это правило называлось «не будем разбазаривать дар Предков». Ну, правильно. Предки же магию с кровью добывали, с жертвоприношениями…А потом она, магия, долго-долго копилась в крови, улучшалась из века в век, из поколения в поколение и передавалась только по наследству. Ну, или уходила в эфир, если кровных наследников не оставалось

До моего рождения маменька была последней ветвью своего рода – её когда-то могучая аристократическая семья сейчас насчитывала трёх стариков да десяток старух. И с папенькиной стороны дела обстояли не лучше: один из сыновей многодетной семьи на двадцатый год службы внезапно почувствовал небывалый, невероятный прилив магических сил. Не испросив отпуска, он в тот же миг сорвался в родовое имение, находящееся всего в двух часах езды от места службы, и обнаружил его полностью разрушенным.

Это был один из последних демонических прорывов. И он, быть может, не был самым кровавым – погибли всего две семьи, пусть и в полном составе, собравшиеся на празднование помолвки младших детей, да три десятка слуг. Согласитесь, это гораздо меньше, чем целая провинция. Однако от этого тот случай не стал менее трагичным.

К тому же демоны, напитавшись магией и кровью дали такой отпор прибывшему на место отряду боевиков, что те едва устояли. Слава Предкам, с ними был папенька, к которому ушла вся сила погибшего рода. Без его резерва они бы точно погибли все до одного…

После того случая Император законодательно запретил собираться всем членам рода в одном месте. Ведь если бы папенька не лишился в наказание за какую-то провинность увольнения и таки поехал на помолвку младшего брата, демонам бы досталась сила двух магических семей – и Предел бы пал…

Ну, а потом Император вручил папеньке орден, пенсию и маменьку, которую давно собирался выдать замуж, да подходящей кандидатуры не было.

А ещё два года спустя у маменьки с папенькой родилась девочка. И вся недюжинная сила двух аристократических родов однажды должна была достаться ей. Мне то есть. И всё бы ничего, кабы я родилась мальчишкой! Или чтобы, например, папенька, не успел полюбить нашу маменьку больше всех на свете… Впрочем нет. Больше, чем её, он любил – и любит! – только нас с Брэдом.

В конце концов, даже на это можно было наплевать. Но роды были больно тяжёлыми и эрэ Вилки – наш семейный целитель – сразу предупредил обоих моих родителей, что следующего раза маменька не переживёт, даже до разрешения от бремени не дотянет. И папенька молил его заговорить мамино чрево от тяжести. И руки жене целовал, чтобы она это позволила. Она позволила. Потому что любила.

И эрэ Вилки сделал то, что был должен.

А папенька уехал в хлеставшую ледяными плетьми ночь, в яростную грозу, в злой дождь с колючим снегом, которые вдруг обрушились на провинцию Чаберт в самом начале августа.

Но папенька – после двадцати-то лет на Пределе – не испугался непогоды, он думал лишь о том, что сделает император, когда узнает, КОМУ досталась вся магия, особенно ценная во времена затянувшейся на долгие годы войны. Он же – Император – без зазрения совести прикажет папеньке взять любовницу, две любовницы, три любовницы – пока одна из них, наконец, не родит парня. Настоящего наследника. Того, кто сможет служить на Пределе. А если папенька изволит отказаться… Ну, что ж… Тогда по воле судьбы он может внезапно стать вдовцом.

Вот так в нашей жизни появился Брэд. О подробностях мы узнали гораздо позже. Тогда же поняли и другие вещи, которые прятались за простой правдой о том, что наши родители купили наследника рода на мосту Менял за семь су.

Например, чего на самом деле стоило отцу сотворить заклинание, в результате которого магия его рода по капельке перетекала к простому, когда-то чужому мальчишке. И то, что мама за четыре года поседела в старуху не из-за возраста, а из-за того, что Брэд с пятнадцати до девятнадцати жил и служил на Пределе. И то, почему папенька, боевик, аристократ, столичный модник и франт, выбрал жизнь в провинции Чаберт, в родовом маменькином имении со странным названием «Хижина».

Но это было гораздо позже. А тогда мы с Брэдом переглядывались и загадывали: всыпят нам за то, что мы ТОГДА подслушали, или просто сладкого лишат.

Не всыпали. И сладости мы за обе щеки уплетали до самого отъезда в Академию. И – да. Я была первой и единственной девочкой, которая поступила туда в восемь лет, успешно сдав вступительные экзамены, по совету папеньки, назвавшись мальчиком.

Хорошо, что мама не видела, как её любимый муж криво обрезал мне косы кинжалом и помогал облачиться в мужской костюм. Забегая наперёд признаюсь, косы я так и не отрастила. Да и какой из меня бы был боевик с патлами? До лопаток – максимум.

– Ну или демоны смогут через волосы высосать твою силу, – напомнил родитель, когда я поняла, чего меня хотят лишить.

Могла ли я после этого сопротивляться?

– Детка, – увещевал любимый родитель чуть позже, – ты, главное, помни две вещи. Первая. Магия Брэда начнёт истощаться вдали от источника. От тебя, то бишь… И второе. Если ты на экзамене ответишь на все вопросы правильно, если все задачи решишь только так, как умеешь… Поверь папеньке, тебя не выгонят.

Но, конечно, первый пункт его поучений был более важным, а я так сильно любила Брэда и так отчаянно боялась с ним расстаться, что экзамены сдала лучше всех, пусть и под вымышленным именем.

Когда же правда вскрылась, нурэ Гоидрих и в самом деле не смог меня выгнать. Мало того, узнав, что я претендую на факультет боевых магов, сказал:

– Я не против. При условии, что ты, Бренди, все предметы на общем будешь сдавать на «безупречно».

А «безупречно» – это же даже лучше, чем «отлично».

Но я сдала. И сдавала все годы нашего совместного обучения. И Брэд, кстати, тоже сдавал, потому что маменька предупредила, что её мало волнует программа одобренная Военным министерством, и её сын получит достойное образование. Мол, что если надо, она сама переселится в общежитие и будет следить за успеваемостью своих детей.

Мы с Брэдом представили, что с нами сделают однокурсники, если мама, которая за всю жизнь ни разу не покидала нашу провинцию, воплотит эту угрозу в жизнь, и схватились за учебники.

А что нам ещё оставалось?..

Ну, а после того, как Брэд уехал на Предел…

Что сказать? У наставника уже рука не поднялась выгнать лучшую ученицу с факультета боевой магии. К тому же, на курсе, кроме меня, никого не осталось. Да и у маменьки я сыскала полное доверие.

…Тогда нам было по пятнадцать, мы считали себя страшно взрослыми и верили, что нам всё по плечу, что многое видели и ничего не боимся.

А о первой своей ночи в БИА старались не вспоминать. Особенно я, единственная девчонка на курсе боевой магии, самая младшая из всех студенток Академии.

Мне досталась светлая комнатка с большим окном и чёрным от копоти камином, который если и чистили когда-то, то точно до начала Пятидесятилетней войны. Впрочем, тогда её так ещё не называли. Тогда она была просто войной на Пределе.

Комната была рассчитана на двоих, но так как второй девчонки в БИА не нашлось, я стала её единовластной владелицей. И поначалу даже обрадовалась, но только до того момента, как рожок распорядителя протрубил отбой, и в жилом крыле погасили огни.

Темноты я не боялась, а от призраков, мелких демонов и прочей нечисти папенька научил нас защищаться ещё до того, как мы с Брэдом начали ходить. Но вот к чему я была совершенно точно не готова, так это к тому, что ближе к полуночи двери моей комнаты со скрипом растворятся, и на пороге появится огромный лысый орк. Кожа его светилась зловещим зелёным светом, глаза алели голодной яростью, безумный оскал демонстрировал жёлтые отвратительные клыки… Орк повёл из стороны в сторону здоровенной башкой, нашёл мутным взором съёжившуюся на постели меня, зарычал и, протянув вперёд лапу с отвратительными когтями, сделал гигантский шаг.

Комната наполнилась смрадным зловонием, и я закричала.

Точнее, я думала, что закричала, вот только из моего горла не вылетело ни одного звука. В один миг я позабыла обо всём, чему учил нас папенька, вскочила на ноги, прижалась вмиг вспотевшей спиной к ледяной каменной стене и так жахнула орка магией, что он громко выругался внезапно человеческим языком и вылетел в тёмный коридор, по пути гремя костями и, кажется, руша каменную кладку древнего замка.

Вообще-то открытой магией орка бить станет только дурак или самоубийца. У них же шкура крепче, чем чешуя дракона, и мало того, что они самый сильный импульс воспримут как укус комара, так ещё его и отразят.

Мой орк этого не сделал, а я с перепугу не сразу сообразила, почему, а только тогда, когда он вломился назад в комнату, ужасающе матерясь и шипя:

– Ты умом тронулась, малохольная? В орка магией! Совсем жить надоело?

Вслед за ним в комнату ввалилось ещё человек десять. На орков они были похожи только отсутствием мозгов и яростью в глазах. Шумели, ругались.

– Хорошо, что мы коллективный щит выставили, – сказал один из них, глядя на меня, как боевик на демона восьмого уровня. – И тот не выдержал. А без щита ты бы его по стенке размазала, дура!

И тут до меня дошло.

Вот эти вот здоровые лбы – старшекурсники, не иначе! – решили порезвиться за мой счёт. Напугать девчонку-малолетку, посмеяться над ней. А орк, получается, вовсе не орк. И меня – МЕНЯ! Бренди Анну Алларэй! – провели, как… как…

Помните я рассказывала про то, как шкурку Рогля в розовый цвет выкрасила? Так вот, заклинание, которое я тогда использовала, отлично работает и с другими цветами, и на большую группу людей накладывается на раз-два-три, а, если вложить в него изрядную долю злости, держится не три дня, а три седмицы, но об этом мои обидчики узнали не сразу.

После той ночи Брэд с разрешения ректора переехал ко мне в комнату, я же получила своё первое взыскание. А всё потому, что кому другому нурэ Гоидрих, может, и спустил бы магический удар по орку, но мне, обведшей ректора вокруг пальца при поступлении – нет.

– Тяжело в учении – легко в бою, – ласково улыбаясь, напутствовал глава БИА, а я сопела и кусала губы от бессилия и обиды. Напали ведь на меня! Надо мной же подшутили! И я же виновата?..

Впрочем, немного успокаивало то, что наказали не меня одну, но и весь седьмой курс боевиков.

И если я свою провинность должна была отбывать на кухне, то они – на стрельбище. Живыми мишенями.

– Может хоть там держать щит научитесь, – противным голосом говорил нурэ Тайлор, декан нашего факультета и лучший из когда-либо существовавших преподавателей высшей магии, пока я тренировала заклятие подслушивания на его защищённом от чар кабинете. Уж простите, не смогла с собой совладать; хотела слышать, как мерзавцев, испортивших мне первую ночь в Академии, чихвостить будут.

– И групповой, и одиночный, и проникающий, – гремел возмущённо наставник, а я улыбалась. – Если, конечно, планируете выжить на Пределе и вернуться домой целиком, а не частично. Стыдно сказать. Задание провалили. Посвящение первокурсников сорвали. С сопливой девчонкой и с той не смогли справиться!

Что?

Нурэ Тайлор был папиным сослуживцем и иногда заезжал к нам в «Хижину». От него я такой подлости никак не могла ожидать. Он что же, был организатором и идейным вдохновителем этого безобразия? Ведь его собственный сын был одним из тех недоумков, которые решили подшутить над маленькой девочкой при помощи маскарадного костюма и иллюзорных чар! Разве так можно?

Неправильно это…

Если коротко, то я так расстроилась, так расстроилась, что нурэ Тайлор, к тайной радости и вящему ужасу своих учеников, внезапно позеленел. Правда, ненадолго.

Уже час спустя я стояла перед ним, хмурясь и глядя из-под насупленных бровей.

– Что это? – спросил наставник и постучал себя указательным пальцем по левой щеке, посреди которой красовалось желтоватое пятно, чем-то напоминающее лишайник, который растёт на скалах недалеко от «Хижины».

– Пятнышко, – проворчала я, жадно отмечая следы лишайника на руках и шее мужчины. Остальные части тела рассмотреть, к сожалению, не было никакой возможности. Хотя очень хотелось. Как и спросить, почему оно пожелтело и уменьшилось. По задумке, декан должен был позеленеть весь целиком, как кузнечик.

– Пятнышко.

Нурэ Тайлор кивнул и неуклюже выбрался из-за своего стола. Железный протез натужно заскрипел – на Пределе декан оставил правую ногу и два пальца левой руки, вышел на пенсию по ранению и ушёл в преподавание.

– И как ты это сделала? М? Чудо-ребёнок? – Я пожала плечом, а нурэ почесал пятно, и оно, к моему восторгу, начало дымиться. В воздухе запахло гарью. – Да чтоб тебя…

Пока почтенный муж ругался, как сапожник, я пробежала к окну и распахнула ставни.

– Не скажешь, как от этого избавиться?

– Само пройдёт, – насупилась я и втянула голову в плечи, справедливо ожидая наказания, но нурэ Тайлор отчего-то не разозлился. Рассмеялся только и ласково спросил.

– Малышка, а какой у тебя, говоришь, уровень магии?

Я промолчала. Об этом папа категорически запретил рассказывать. Да что рассказывать! Нам с Брэдом об этом даже думать было нельзя.

– Немалый, как я понимаю?

Шмыгнула носом, пытаясь понять, будут меня ругать или хвалить.

– Злишься на меня? Как узнала, что парни мой приказ выполняли?

– Подслушала.

– Молодец! – искренне восхитился он. – Скажешь на кухне, что я к взысканию ректора ещё один день прибавил.

Я ахнула.

– Нечестно!

– И сама придумаешь, как однокурсников напугать. – Отмахнулся от моего возмущения, как от надоедливой мухи. – Традиция у нас такая на факультете, понимаешь? Обязательно нужно новичков испугать, вроде как чтоб от будущих страхов заговорить.

Хорошенькая традиция. Я чуть лужу от ужаса в кровать не наделала!

– Боевики народ суеверный, под смертью каждый день ходят. Так что делай что хочешь, но чтоб посвящение было. Иначе, не дай Предки, что случится, во всём тебя обвинят. Так что считай, ты сама на себя этой ночью наложила обстоятельства непреодолимой силы.

– Но…

– Знать ничего не хочу. Ступай. Сроку тебе месяц.

Ох, как я тогда перепугалась. Маленькая была, глупая. Это сейчас-то я понимаю, что декан от ректора нагоняй получил и на мне злость выместил, а тогда до комнаты добежала, на кровать упала и разревелась.

Как-то не заладилось у меня в Академии с самого первого дня. А папенька ведь говорил, что всё только от меня зависит!

На обед я не пошла, а ужин мне Брэд тайком из столовки притащил, тогда-то я ему и рассказала о своих «обстоятельствах».

Брат зловеще сощурился и прокомментировал:

– Значит, вот оно как…

Ну, что сказать? У орков ещё не сошёл зелёный цвет с лица, а история о той ночи уже была всеми забыта, потому что в БИА появился призрак Кровавого Жениха.

Что же касается нурэ Тайлора, то он от своего лишайника избавился в тот же день. Говорю же, лучший из магов, которые когда-либо были в Астоне.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, В КОТОРОЙ ЖЕНИХ ВЫБИРАЕТСЯ ИЗ-ПОД КРОВАТИ

Войдя в лекционную залу к своим малявкам, я мило улыбнулась, ибо с галёрки надрывным шёпотом – клянусь, даже у меня так никогда не получалось! – неслось:

– … Илайя вбежал в храм, а там его брат с его невестой стоит у венчальной чаши. «Что ты сделал, брат?! – вскричал мёртвый жених. – Отдай мою руку, гнусная тварь».

– Джона, – перебила я рассказчика, ибо никаких гнусных тварей в этой истории точно не было. – Пройди к доске, будь любезен, и запиши только что произнесённую фразу на тонимском.

– Нурэ Алларэй! – крайне талантливо взвыл мой личный агент. – Да что я сделал? Колокол ведь ещё не ударил!

– Во-первых, колокол для наставников, – отбрила я. – А во-вторых, непристойно выражаться в стенах БИА запрещено. Кстати, ты знал, что эта зала построена именно на том самом месте, где впервые появился Кровавый Жених?

Благодарная аудитория навострила уши и, кажется, даже перестала дышать, чтобы ненароком не пропустить что-то важное, но я держала паузу.

Первой не выдержала Агава Пханти, очень талантливая первокурсница с отделения целителей.

– Нурэ Алларэй, – прощебетала она. – Так это правда? Про свадьбу? Про руку? Про Илайю, который живёт в стенах академии?

– И про то, что никто не может с ним справиться – тоже, – кивнула я.

Ха! Справиться! Не родился ещё тот маг, который бы разобрался в заклятиях, что мы с Брэдом вдвоём наворотили. Моя магия да его талант изобретателя – это, скажу без преувеличения, страшная сила.

– Осенью, когда грань между нашим и потусторонним миром особенно тонка, – понимая, что тянуть паузу дольше не стоит, негромко произнесла я. – Кровавый Жених встаёт из могилы и бродит по коридорам академии, оставляя за собой алые капли крови и вонь преисподней.

О, в этом году, чтобы создать нужный антураж, я даже не стала засылать Рогля в закрома алхимиков, на свои кровные купила всё в аптекарской лавке. Ну и цены на «Драконью кровь» (источник потусторонних ароматов), я вам скажу! Такое впечатление, что несварением желудка – а именно эту болезнь лечит сей исключительно вонючий эликсир – болеют лишь богатеи.

– Топор в его руке зловеще блестит в лунном свете, в пустых глазницах горит жажда мести… Он бродит по коридорам БИА и пугающе стонет в ночи: «Отдай мою руку, брат… Отдай!»

Нужно было слышать тишину, повисшую в зале после моих слов. Густая, вкусная, острая, как жгучий перец. Я насладилась ею сполна, а потом грузно ударил колокол, оповещая о начале занятий, и я, деловито хлопнув в ладоши, напомнила:

– Джона, к доске. Мы все ждём, пока ты запишешь слова Кровавого Илайи без ошибок, чтобы я, наконец, могла перейти к теме урока. А она, попрошу вас заметить, будет на экзаменах.

Настроение у меня было самым прекрасным.

Рогль не наврал. Слухи по общежитию ещё как ходят! Передаются из уст в уста зловещим шёпотом. Недельку подождать осталось – и можно выпускать Кровавого Жениха из-под моей кровати. В новом костюме, в новых модных туфлях с новым топором в единственной руке…

Красавчик!

Легенду о Кровавом Женихе мы с Брэдом придумывали вместе. До сих пор улыбаюсь, вспоминая те несколько вечеров после отбоя, когда мы, забравшись в кровати, болтали до середины ночи, хихикая в подушку, почти как дома. С той лишь разницей, что в «Хижине» нас проверять и утихомиривать приходила маменька, а тут дежурный наставник или комендант общежития.

За основу легенды мы взяли тот факт, что два века назад одно из зданий БИА – которое точно толком никто не помнил – было венчальным храмом.

Братьев мы, конечно же, сделали близнецами.

– Так страшнее будет, – заверил меня Брэд, и как всегда оказался прав.

Они жили душа в душу, никогда не ссорились и всё делили пополам, пока однажды не влюбились в самую красивую девушку в деревне. Красавица выбрала Илайю, ответив согласием на его предложение.

Ночью накануне свадьбы отвергнутый брат взял большой нож, которым кухарка резала хлеб, и, пробравшись в спальню Илайи, пронзил клинком его сердце. Предатель решил прийти в венчальный храм и, назвавшись именем брата, жениться на его невесте. Близнецы ведь были на одно лицо и никто не смог бы их различить, если бы Илайя не носил приметный перстень на левой руке.

Совершив своё чёрное дело, коварный убийца попытался снять приметное кольцо – но не тут-то было. Оно словно вросло в палец! Не долго думая, убийца отрезал кисть руки, разрубил её на части, снял кольцо, а саму руку сжёг.

Илайю же закопал под кустом жасмина во дворе.

Утром, назвавшись именем брата, убийца вошёл в храм, чтобы взять в жёны чужую невесту. И как только молодые произнесли слова брачной клятвы, двери храма отворились и гостей пронзил ледяной холод.

Это мёртвый Илайя пришёл за своей невестой. «Что ты сделал, брат мой? – вскричал он, но никто его не услышал. – Отдай мне мою руку, убийца!»

Испуганные гости переглядывались между собой, ничего не понимая, а невеста вдруг схватилась рукой за сердце, вскрикнула – и в тот же миг умерла. Это она увидела капли крови, которые появились на полу из ниоткуда, и поняла, что произошло.

(Даже не спрашивайте у меня, где тут логика. Легенду придумывали восьмилетки, чтобы напугать своих ровесников, в те времена у нас с Брэдом была своя, не подвластная чужому уму логика).

…А Кровавый Жених с тех времён всё ходит вокруг венчального храма, ищет свою невесту и украденную братом руку. Так что берегись встретить его тёмной ночью! Он вмиг отрубит тебе руку, а сердце съест.

Зачем Илайе есть сердца своих жертв, я не могла понять, но Брэд настаивал, говорил, что так ещё зловещее, ну мы и оставили легенду такой.

За четырнадцать лет моей жизни в БИА, два из которых я была наставницей, история обросла подробностями, Илайя стал более жестоким, безымянный брат покровожаднел – в прошлогодней версии он убил не только брата, но и всю семью, чтобы никто не смог уличить его во лжи. Но всё это только шло на пользу моим «обязательствам непреодолимой силы».

Ибо в студенты с того года, как я появилась в академии, посвящали не только боевиков, но вообще всех новичков БИА. Что шло вразрез с личным указом ректора. А всё из-за того, что в самый первый раз мы с Брэдом немного перестарались – говорю же, в детстве со мной это частенько случалось – и нечаянно «посвятили» не только учеников, но и весь преподавательский состав.

Сражаясь с кровавым призраком, который посреди ночи появился в его переговорном зеркале и замогильным голосом, потребовал: «Отдай мою руку, смертный!» – нурэ Гоидрих обрушил кусок замковой стены, боевики-старшекурсники (они же бывшие орки) устроили пожар в общежитии, некромант со второго курса ненароком поднял соседнее кладбище, а бедняга конюх, у которого с рождения рабочей была только одна рука, едва не поседел.

Но если забыть о досадных мелочах, включавших в себя запрет ректора на проведение любых видов посвящения в студенты, я чувствовала себя прекрасно. Ну правда! Он ещё четырнадцать лет назад наложил табу на этот «пережиток прошлого». Помню, на всю академию орал, как оглашенный:

– Развели бардак на боевом факультете! Не лучшие маги империи, а бабки-шептухи какие-то! Узнаю, чьих рук дело было – до выпуска заставлю картошку на кухне чистить!

Узнает он, как же… Будем адекватно оценивать собственные силы. Если нурэ Гоидрих не поймал меня восьмилетнюю, то и четырнадцать лет спустя вряд ли сможет со мной справиться…

В последние выходные сентября всё было готово.

Рогль вернулся из разведки с куриной ножкой в зубах и обрадовал:

– Новенькие приехали… Пойдём-ка мы проверим, хватит ли места в холодильном шкафу. А то ректор со дня на день начнёт премию окороками выплачивать, а мы не готовы.

– Эй! – Я схватила прохвоста за длинное ухо. – Знаю я, чем эти проверки заканчиваются… Отставить холодильный шкаф! Ты зеркала проверил?

– Проверили мы всё!

Дёрнул ухом, вырываясь на волю.

– И?

– Что им станется, тем зеркалам? Просыпаются.

Много лет назад мы с Брэдом, сами того не ведая, сотворили поистине удивительную вещь: желая зачаровать переговорные зеркала в комнатах первокурсников, мы как-то так направили прямую магического луча, что случайно прокляли стены БИА. Теперь любое зеркало, находящееся в академии, становилось частью некой системы, которую я обозвала лабиринтом Илайи.

Целый год зеркала работали по назначению – связывали людей в разных концах Империи, чтобы они могли поболтать, посплетничать, узнать последние новости, выслушать нотацию от маменьки, в том плане, что женихи – не переспелые сливы, на дороге не валяются, их ещё поискать надо…

Но в последнюю субботу сентября зеркала Академии словно бы пробуждались ото сна и все, как одно, демонстрировали одну картинку: ту, которую кропотливым трудом создавала я.

Главной задачей было сделать так, чтобы никто не узнал, откуда идёт трансляция. В детстве мы этот вопрос решали при помощи иллюзий, теперь же, чтобы не оставлять лишних магических следов, я использовала толстые свечи из красного воска и чёрную простыню, которая отделяла комнату от зеркала, перед которым стоял Илайя.

Раньше это был манекен, украденный нами со стрельбища и при помощи несложных манипуляций превращённый в некое подобие призрака. За годы своего существования Кровавый Жених разительно изменился и похорошел. У манекена появился дорогой свадебный костюм, чтобы сразу было понятно, что это именно Жених, а не какой-то другой залётный призрак. Чёрный смокинг, белоснежная рубашка с кровавым пятном напротив сердца, белая роза в петлице, модные брюки и начищенные до блеска туфли.

Случайно узнав о наших с Брэдом «обязательствах», папенька не стал ругаться, а заказал голову у императорского кукольника и сделал поистине королевский подарок на наш двенадцатый день рождения.

Как сейчас помню этот день.

Большая деревянная коробка появилась в спальне и была первым, что я увидела, проснувшись. В сопроводительной открытке значилось «Самым лучшим детям от папы». И я, внутренне радуясь тому, что открою подарок первой, сняла крышку.

Лицо у головы, которую сделал кукольник императорского театра, было красивое и совершенно живое, если так можно сказать о мёртвом. Из уголка приоткрытого рта вытекала едва заметная струйка крови. Желтовато-зелёная кожа, чёрные круги под горящими мрачным огнём глазами. Илайя был настолько ужасающе настоящим, что даже у меня, той, кто придумал эту историю, мороз бежал по коже.

Проезжавший в миле от «Хижины» почтарь потом рассказывал в придорожной корчме, что его кобыла едва не околела от ужаса, когда вдруг, как гром среди ясного неба, раздался душераздирающий вопль.

Врал, небось. Голосок у меня всегда был громкий, но чтобы за милю…

В этом году у Жениха появилось новое орудие труда – самый настоящий топор палача. С длинным топорищем, покрытым старинными письменами и со стальным, кованным лезвием. Песня, а не топор! Подарочек от любимого братца к именинам.

Ну и конечно, «Драконья кровь». Её уже Рогль разбрызгает возле общих спален первокурсников.

Всё шло, как по маслу. Шторка повешена, свечи зажжены, Илайя во всей красе стоял перед зеркалом, с левой руки капала искусственная кровь, пальцы правой сжимали рукоять топора. Я ползала вокруг своего Жениха с мелом в руке – чертила охранную пентаграмму (когда играешь с призраками, даже вымышленными, любая охрана лишней не будет), иероглифы голоса и движения. Рогль с любопытством следил за мной со стола, придвинутого к холодильному шкафу.

– Справа звезда кривоватая, – время от времени подавал голос он. – Мы такую кривую задней левой нарисовать можем.

– Заткнись.

– И круг не круглый. На яйцо похож… Хозяйка, а у нас яйца-то есть? Можно мы проверим?

– Рогль!

– Ну, нет, так нет… Мы у новичков потом проверим, утром… Нам утром всегда яйца снятся. И котлеты. Или, например, головка сыра. У нас в амбаре этого сыру хранилось…

– Рогль!!

– Всё-всё! Мы молчим! Хозяйка, наш рот на замке.

Проглот ушастый…

Коридорный колокол отзвонил отбой, и я потёрла руками. Не терпелось опробовать топор вкупе с новым иероглифом движения. Илайя у меня, конечно, зайчик, но вдруг топорище окажется тяжёлым? Что если мой зайчик, моё любимое детище, мой обожаемый Жених предстанет не полуночным ужасом, а бездарным шутом? Да я повешусь!

Примерно через четверть часа после удара колокола по раме моего переговорного зеркала пробежала едва заметная голубая искра, и манекен дёрнулся, «оживая». Мёртвые глаза загорелись алым, губы шевельнулись.

– Брат, – прошептала я, и Жених повторил за мной хриплым, грубым голосом:

– Брат мой…

И внутри меня всё содрогнулось от дикого восторга и предвкушения. Пожалуй, было что-то неправильное в том, что моя единственная в жизни кукла была не фарфоровой принцессой с париком из натуральных волос, а Кровавым Женихом с топором палача и демоническим блеском в глазах.

С другой стороны, а чего вы хотели от девочки взрослевшей в волчьей стае? Образно говоря. Лично мне не встречались пока барышни, которые в восемь лет поступили на боевой факультет и успешно его закончили к двадцати. Успешно! Акцент нужно делать именно на этом слове. С принцессами и розовыми пони на прикроватной тумбочке этого сложно было бы добиться…

Илайя, словно почувствовав моё нетерпение, неуклюже шагнул вперёд, качнул огромным топором, поднял окровавленную культю и повторил вслед за мной:

– Я тебя вижу… вижу…

Нет, всё-таки он чудо до чего хорош! Мой красавчик.

Из коридора, словно в подтверждение моим мыслям, щедро плеснуло девчачьим писком. Нет, вот где у девок логика? Илайя ведь среди мужиков своего обидчика ищет, невеста ведь его не предавала!

Вздохнув, я пожала плечами и только-только собралась произнести свою самую любимую фразу «Отдай мою руку, брат», как где-то в недрах общежития что-то взревело и ухнуло так, что у меня заложило уши.

– Мы ничего не делали, – метнувшись мне под ноги, заверещал Рогль.

Я цыкнула на него и жестом велела не путаться под ногами, а сама кинулась убирать свою игрушку.

Первым делом, усыпить зеркало, стереть напольные знаки, спрятать штору, вернуть на место чайный столик, накинуть на плечи халат – и всё за две минуты.

Нет, в комнату ко мне, конечно, никто ломиться не стал бы, да и ректорского гнева я не боялась, ибо толком не успела никого напугать – какой-то мерзавец всю забаву мне испортил! Теперь целый год оказии ждать!

Впрочем, какие игры, когда в общежитии, кажется, случилось ЧП.

– Рогль, Илайю спрячь в сундук, – велела с порога. – И не отсвечивай, мало ли что там…

Мелкий демон деловито шевельнул ушами и метнулся к манекену. Голова Жениха отделилась от тела и медленно опустилась на пол, за ней последовал топор, свадебный смокинг… Я в досаде скрипнула зубами. Такой праздник мне испортили… Знать бы, кто!

С тоскою посмотрела, как деловито Рогль пакует моего Илайю в сундук, повторила:

– Не высовывайся. – И схватила защитный амулет.

При опасности его можно было развернуть и накрыть непроницаемым защитным куполом половину общежития. Таких безделушек в БИА было всего три. У ректора, у нурэ Тайлора и у меня. Старшие наставники-мужчины, может, и мечтали от меня избавиться, но прекрасно понимали, что в случае чего я одна смогу держать оборону до тех пор, пока подмога не придёт.

Моя комната находилась возле лестницы, в самом начале женского коридора. И к тому моменту, как я выскочила за дверь, торопливо подпоясывая тяжёлый халат, вокруг неё сновало уже немало любопытных носов.

– Нурэ Алларэй! – Перепуганные студентки бросились ко мне в поисках ответов. – Вы видели? Вы слышали? Это что было? Это прорыв? Это повелитель преисподней пришёл вслед за Илайей? Мы все умрём!!

Последнее было произнесено с особым надрывом и едва сдерживаемой истерикой.

– Никто не умрёт, – успокоила я. – Разойдитесь по комнатам. Девочки со старших курсов, заберите к себе новичков. Уверена, ничего серьёзного, но лучше бы вам вспомнить всё о защитных щитах. В коридор не советую сов…

Внизу что-то снова страшно грохнуло, а потом невидимый некто пробасил дурным голосом:

– Прорыв!!

И мои студентки набрали полные лёгкие, чтобы заверещать, но я превентивно рыкнула:

– Не сметь орать!

Приказала отрывисто:

– Всем сидеть по комнатам! – И опрометью бросилась на лестницу. Предки, что происходит-то! Не может быть, чтобы мой Илайя мог так кого-то напугать. В него же давным-давно только первокурсники и верили! Или всё же мог?

На лестнице меня догнали наставники, спускавшиеся с верхнего этажа. Нурэ Гоидрих был в пижаме и одном тапке, глянул на меня волком и прорычал:

– Держись сзади.

Я на бегу кивнула. Могу и сзади. Хорошему магу на передовой вообще делать нечего. А с тыла я и спины прикрою, и щит поправлю, и Огненный шар, если уж на то пошло, совершенно без разницы откуда бросать…

И не успела я подумать про Огненный шар, как он внезапно появился в другом конце мальчишечьего коридора. Особо не думала, накрыла коллег куполом – своим, не из амулета, – а сама прикрыла голову руками и прижалась к стене. Когда мужчины швыряют друг в друга боевыми проклятиями, женщинам лучше переждать в кустах. Даже если у этих женщин диплом с отличием по боевой магии.

Плавали – знаем. Сейчас они друг в дружку покидаются, потом выяснят, в чём дело, а крайней снова буду я, потому как не женское это дело, Огненными шарами жонглировать.

Грохотало, как в преисподней, пахло дымом и мокрой землёй, кто-то орал незнакомым, чужим голосом:

– Нашествие упырей!

Кто-то подхватывал:

– Некромантов на передовую.

Я вздохнула и виновато почесала кончик носа. Всё-таки новый топор был лишним, перестаралась я с правдоподобностью моего Жениха. Ну и словам Рогля о том, что новички приехали, значения не придала… А надо было!

Да что теперь об этом? Поздно сокрушаться. Нужно ушастого просить, чтобы он сундук с Илайей в одном из своих амбаров спрятал. Ибо если нурэ Гоидрих на мою любимую игрушку после сегодняшнего наткнётся… Нет, он меня не уволит. Он меня по ветру развеет! А другие наставники ему с радостью помогут следы преступления скрыть… Вот правду говорят, что беда всегда приходит оттуда, откуда не ждали. Может, и вправду в Институт благородных девиц уйти?..

Но тут мои трагичные размышления прервал плач. Даже не плач – писк, поскуливание тихое и горестное-горестное. Из-за горшка с пальмой за моей спиной. Удивляюсь, как я вообще сумела расслышать его за грохотом боевых заклятий.

Бросила взгляд вперёд. Нурэ Тайлор, лохматый и яростный, подняв руки над головой, плёл Паутину жизни – боевое заклинание, поражающее всю нежить на пятьдесят метров вокруг, но не причиняющее вреда живым – как людям, так, к сожалению, и демонам. Впрочем, в моём случае, это «к сожалению» читалось скорее как «на счастье», ибо задеть могло и совершенно невинного Рогля.

Не сводя глаз со старших наставников, я осторожно попятилась к пальме, а там уже схватилась обеими руками за голову, ибо под разлапистым деревом, прижавшись друг к другу, тесно, будто два цыплёнка в гнезде, сидели мои студенты. Джона Дойл и Агава Пханти. Второкурсник и первокурсница. Одному тринадцать, второй двенадцать.

Отличники, активисты, самые талантливые зайчики на своих отделениях – на боевом с некромантским уклоном и на целительском.

Убью обоих!

Когда пойму, как их угораздило спеться-то.

– Вы что тут делаете?!

– Нурэ Алларэй…

Агава громко всхлипнула и спрятала лицо в изгибе локтя. Джона тыльной стороной руки вытер чёрный от копоти нос. И я тут же Третьим глазом прощупала обоих на предмет ранений. Хвала Предкам! Обошлось.

– Я не специально, – насупившись, проворчал парнишка, хотя по глазам было видно, мало того, что специально, так мелкий мерзавец ещё и не испытывает никакого чувства вины.

Точно убью.

Но потом.

– Что именно ты не специально сделал?

Демон из Бездны, а не ребёнок. Хотя талант просто невероятный.

– Сегодня же ночь Илайи, – вступилась за товарища Агава – вот уж от кого не ожидала – одуванчик же одуванчиком весь сентябрь была… – Ночь посвящения в студенты БИА. А что, если Кровавый Жених ко взрослым не придёт? Это же против традиций. Неправильно это.

Я ухватилась двумя пальцами за переносицу. За спиной что-то протяжно грохнуло и завыло.

Надеюсь, общежитие после нынешнего посвящения восстановят.

– Джона. – Грозно глянула на идейного вождя и вдохновителя. – Повторю вопрос, а ты знаешь, как я не люблю повторяться. Что ты сделал?

Он посмотрел на меня честными-честными и чёрными-чёрными глазами (у некромантов других и не бывает), сморщился, свёл вместе указательный и большой палец правой руки и признался:

– Вот такоооооого вот малюуусенького зомбика. Одного! Чесслово, нурэ Алларэй! У меня всё под контролем было!

– Под контролем? – За что? И главное: почему? Почему в БИА запретили телесные наказания? Я выглянула из-за пальмы. «Новенькие» взрослые сплотились со «старенькими» и планомерно рушили стены общежития, а они ведь даже нас с Брэдом пережили почти без потерь. – А если бы тебя покалечили?

– Ну, я ж для этого Агаву с собой взял! – Девчонка шмыгнула носом и, преданно заглядывая мне в глаза, продемонстрировала холщовую сумку с символом целительского факультета, которую в студенческой среде называли «Смерть здоровью». – Ну, нурэ Алларэй, я же не совсем дурак…

– В мою спальню! – прорычала я, перекрывая на миг звук боя (Интересно, когда до них дойдёт, что врага нет?). – Оба! Сидеть там и не дышать, пока я не вернусь!

Предки, кто бы мог подумать, что одна кукла и один мааааалюуусенький зомбик могут стать причиной разрушения всей БИА…

– А ваш демон нас пустит? – засомневался Джона, которому пришлось однажды столкнуться нос к носу с Роглем.

– Мой демон вас живьём сожрёт, если вы ослушаетесь, – заверила я. – А сейчас быстро встали и осторожно… ОСТОРОЖНО, я сказала! По лестнице вниз. И чтоб ни одна душа…

– Я могу нас иллюзией накрыть… – пискляво предложила Агава и тут же сдулась под моим гневным взором. – А могу и не накрывать. Простите, нурэ Алларэй.

Иллюзией она накроет. После того как тут так взбудоражили магический фон?..

Дождавшись, пока дети скроются за лестничным поворотом, я выпрямилась и, накрыв жилое крыло плотным Антимагическим коконом, проорала:

– Господа мужчины, наставники и ветераны! Если вы ещё не закончили, то пройдите на стрельбище, будьте добры! Некоторые этой ночью хотят выспаться. А если закончили, то включите мозги и вспомните, наконец, что сегодня за ночь. Уверена, после вашего совместно-показательного выступления Кровавый Илайя описался от страха и, сверкнув пятками, скрылся в Преисподней. Хорошо, если при этом не прихватил с собой никого из первокурсников.

И даже не удивилась, когда мне ответили такими отборными ругательствами, что не отучись я столько лет на бойфаке, точно бы скончалась от стыда и ужаса.

Но я ведь там училась. Поэтому…

– Нурэ Гоидрих, – прокричала, обращаясь к своему непосредственному начальнику и наставнику по совместительству. – Мне ответить?

– Молчать! – рыкнул он, не по наслышке зная о моих умениях и навыках, одновременно включая задремавшее было сознание. – Р-развели бар-рдак…

Ну, это мы уже проходили. Поэтому дослушивать не стала, а поторопилась вслед за своими «отличничками».

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ, В КОТОРОЙ ГЕРОИНЯ ИГРАЕТ ПРИВЫЧНУЮ РОЛЬ

Совру, если скажу, что перед первым уроком у боевиков я не нервничала. Ещё как! Одно дело – читать малышне общую магию, и совсем другое – работать гувернанткой у взрослых мужиков, которые не один год под смертью ходили.

Страноведение, грамматика, история Аспона, землеведение, естествознание, этикет – по шесть часов в день, кроме вторника и четверга, когда у меня лекции у малышни. По вторникам и четвергам великовозрастных студентов, которые, закатив истерику из-за одного маааленького зомбика и совершенно безвредного призрака, едва половину академии не разнесли, учили танцам, конной езде и фехтованию. Лично моё мнение, что последние два предмета Его Императорское Величество велело ввести в общий образовательный курс вместо утешительной пилюли.

Ну, правда. Лошади и шпаги? Они бы ещё обязательные лекции по боевой магии им читали, честное слово!

С другой стороны, как показала первая ночь, пар новым студентам нужно где-то спускать. Может, ипподром и тренировочный зал помогут в будущем избежать неприятных ситуаций с уничтожением имущества БИА.

Кому сказать – не поверят! Взрослые же люди…

Один дурак увидел Илайю в зеркале, а второй наткнулся на творение Джоны в коридоре. Ну, зомби, ну бродит по коридорам. Эка невидаль! Войну из-за этого устраивать. Прорыв они, видите ли, обнаружили…

Хорошо ещё нурэ Гоидрих сумел взглянуть на случившееся с нужной точки зрения, а то и не знаю, чем бы всё кончилось…

В субботу ночью ректор не стал меня трогать, а вот в воскресенье, прямо с утра, вызвал к себе на ковёр. Хорошо, хоть завтрак закончить позволил.

Наставник сидел за столом – массивным, даже огромным. Когда я в детстве его впервые увидела, то подумала, что это не стол в БИА принесли, а академию вокруг него построили.

Смотрело начальство на меня грозно и выжидательно.

– Кто? – коротко и ёмко потребовало ответа.

С мелкими партизанами я разъяснительную работу ещё ночью провела. За шутку не ругала, а вот за технику безопасности всыпала по первое число. Особенно Джоне. И даже не за зомби, за Агаву.

– Скажи, голубчик, что сталось бы с твоей боевой подругой, потеряй ты сознание и утрать контроль над своим ма-а-а-аленьким зомбиком?

Мальчишка испуганно округлил глаза, при этом под носом у него что-то подозрительно заблестело.

– Я…

Закусил губу. Замялся. Вот что с ним делать?

– Не подумал?

– Нет.

Покаянно опустил вихрастую голову.

– А раз нет, так будь добр мне к понедельнику реферат по общей защите от нежити на пять страниц.

Думала, взвоет от возмущения, а он только засопел, распространяя вокруг себя атмосферу сожаления и раскаяния.

Ну и как его после этого ректору сдать?

– Увольняйте, но не скажу, – уверенно заявила я, следя за возмущённым движением косматых рыжих бровей. – Дети не виноваты, что у ваших талантливых и амбициозных так с воображением туго.

– А кто виноват? Может, это я зомби из лабораторного материала делаю? Или проекцию призрака создаю с упорством, достойным лучшего применения? – раздувая ноздри, как бык перед красной тряпкой, рыкнул нурэ Гоидрих. – Кто виноват? Скажи мне, Бренди! Боевики?

– И не они. – Я примирительно улыбнулась, хотя чувствовала обиду и разочарование. Боевики, ветераны, а уже наябедничать успели… – Нурэ Гоидрих, вы же знаете, мой отец двадцать лет на Пределе отслужил. Меня срывами не удивишь. Мы с Брэдом как-то в детстве проболтались, что нам похожий сон приснился. Про ярмарку. Оно и понятно, мы ею целый месяц Брэдили. Отгадайте, что предпринял наш родитель?

– Пригласил в дом экзорциста?

С папенькой наставник был знаком с детства, поэтому в голосе его и в глазах промелькнуло какое-то азартное любопытство. Я хмыкнула.

– Берите выше. Вызвал Верховного из столицы – они, видите ли, в академии вместе учились… Но что я вам рассказываю, вы лучше меня знаете! Изрисовали защитными пентаграммами всю детскую, мы потом спать без света боялись… Так что я прекрасно осведомлена о нервах, психах и истериках боевиков. Они ходили под смертью не один год, они в жизни кроме войны не видели ничего, они, быть может, все исключительно талантливые и сильные, но… Но это не отменяет того факта, что они едва не убили двух детей, которые, между прочим, им же, студентам новоявленным, добра желали.

Наставник засопел и, чтобы ненароком не придушить меня, скрестил руки за спиной.

– Добра?

– Традиции нужно соблюдать, наставник, – хмыкнула я. – Учеников наших новых в академию прислали на учёбу? На учёбу. А через посвящение у нас с лёгкой руки нурэ Тайлора…

– Не с его, уж поверь мне, – с досадой перебил ректор. – Эта катавасия задолго до его рождения началась.

– Ну вот же! – обрадовалась я. – Вы и сами всё прекрасно понимаете! Так что дети тут ни в чём не виноваты… А вот боевики… – Тут я заговорила чуть медленнее, тщательно подбирая каждое слово. – Боевикам теперь нужно учиться не только грамотности и этикету, но и тому, как уживаться в одном пространстве с детьми. Обуздывать как-то свои… инстинкты. Я и все наставники БИА им в этом готовы помочь, если они сами захотят, конечно…

И добавила примирительно:

– А детки замечательные, нурэ, вы ими ещё гордиться будете, я вам обещаю. Я сейчас не про боевиков, если что. Про партизанов своих.

Конечно, ректор мог сложить два и два и получить правильный результат. Всё же некромантов у нас училось немного. Три на втором курсе, четыре на третьем, на четвёртом один, а на первом вовсе ни одного… Но он не стал.

– Да понял я, что про партизанов, – махнул рукой нурэ Гоидрих. – Но, Бренди, под твою ответственность. Если этот… партизан у меня ещё хоть кого-нибудь из лаборатории выкрадет, я его лично выпорю и к деду с бабкой в Смарти отправлю. Я понятно выражаюсь?

Улыбку сдерживать не стала.

– И не улыбайся мне тут! Иди, готовься к понедельнику. Если после первого дня выживешь, глядишь, и не сожрут тебя наши монстры.

И уже в сторону, перебирая бумажки на рабочем столе:

– Чуть всё крыло не разнесли, идиоты великовозрастные. Ох, жалко! Жалко, что телесные наказания запретили…

Я фыркнула и, прикрыв смеющийся рот рукой, убежала готовиться.

Но в понедельник утром всё равно нервничала так, как и перед самым первым своим уроком в роли наставницы не переживала.

Проснулась я рано, позавтракала, вопреки своим принципам, тем, что Рогль послал. А Рогль тем мрачным октябрьским утром послал мне чашку обжигающего какао, свежие ароматные булочки, вишнёвый джем, овсяную кашу и где-то полкило свиной грудинки. Грудинку он, само собой, сожрал сам. А потом давился слюной, следя за тем, как я уничтожаю свою часть угощения.

– Когда-нибудь кухарка тебя поймает. – Доев, я вспомнила о приличиях и посчитала своим долгом напомнить о них своему вечно голодному демону. – И с живого шкуру сдерёт.

– Не родилась ещё та кухарка, которая нас сможет изловить, – отмахнулся Рогль. – Мы сами кого хочешь изловим, а уж сколько шкур мы за свою жизнь спустили… Ими все полы в БИА можно выстелить, ещё и на «Хижину» останется. У нас одних только шкур три амбара.

– О, предки! Только не про амбары! – взвыла я и, выложив на стол два золотых, велела:

– Оставишь на кухне. И только посмей их где-нибудь нечаянно сэкономить! Ушла на лекции.

Рогль суетливо припрятал монетки и, прижав уши к круглой голове, осторожно напомнил:

– А что там с ректором и нашей прибавкой к зарплате?

Я зарычала и хлопнула дверью. Ну, не умею я просить! Особенно за себя! Особенно денег!

В учебном корпусе я тихой тенью проскользнула в свой лекционный зал и принялась готовиться к занятиям. Растянула доску, указкой написала дату, название дисциплины – «Грамматика», а потом, подумав, приписала снизу своё имя. Нурэ Б. А. Алларэй.

К практическим и лекциям я всегда готовилась очень тщательно, уж больно силён был во мне страх опростоволоситься перед учениками. А что если – они зададут вопрос, а я не смогу ответить? Или того хуже – отвечу неправильно? Нет уж…

Вот и в то утро я, нервничая, пересмотрела конспекты, десять раз проверила, на месте ли необходимые студентам учебники, открыла окна – и свежий ветер тут же наполнил залу запахом дождя и поздней осени. А потом двери за моей спиной со скрипом отворились, и я услышала протяжный свист, закончившийся басовитым оскорблением, удачно замаскировавшимся под восхищения.

– Ого, какая цыпочка!

Оглянулась.

На пороге стоял высокий крупный мужчина, широкий разворот плеч, ноги как колонны, соломенные волосы до плеч, крупный рот растянут в усмешку. В глазах… ну, пусть будет восторг.

– Будьте любезны закрыть дверь с той стороны, – холодно попросила я, хотя внутри всё обмирало от ужаса. – В эту залу входить можно только после удара колокола.

– Как скажешь, малышка, – добродушно хмыкнул здоровяк и отступил, выполняя моё распоряжение.

– Мужики! – донеслось из коридора. – Ни за что не догадаетесь, кто у нашего наставника в помощницах! Та самая птичка, что щебетала, когда мы едва академию по дурости не разгромили.

– Что, серьёзно? Конфетка, а не девочка!

Торопливо послала в замок запирающий импульс и скривилась, внезапно почувствовав себя редким питомцем в императорском зверинце. Сморщилась от досады. Значит, нурэ Гоидрих не потрудился объяснить новичкам, кто именно станет их уму-разуму учить… Хорош, нечего сказать. А я ещё у него прибавки боюсь попросить! Дурочка!

В коридоре на перебой и на разные голоса обсуждались мои прелести, мой дерзкий язычок, миленький халатик, очаровательные глазки и всё остальное, тоже очаровательное. А именно: ножки, грудки, попку и ротик. Когда только рассмотреть успели? Я в том коридоре не больше пяти минут проторчала.

И ещё внезапно стало ясно, что лекционным планом мне сегодня вряд ли удастся воспользоваться – не в первый учебный час, это как пить дать.

Колокол прогремел, оповещая о начале лекции, и я разблокировала замок, впуская студентов внутрь.

Они вошли, шумно галдя и усмехаясь. И пока рассаживались по местам – довольно неспешно, надо сказать, – рассматривали меня с чисто мужским интересом.

Я стойко терпела, открыто встречая тяжёлые взгляды, не опуская головы, не пряча глаз и даже не краснея. Полтора десятка лет в мужском коллективе выработали у меня стойкий иммунитет к смущающим взглядам и ко всему остальному, тоже смущающему. Постучала по кафедре кончиком указки, призывая к тишине.

– Строгая какая, – хмыкнул темноглазый наглец, развалившийся за первой партой. – Конфетка, тебя как зовут?

– К незнакомым женщинам из высшего сословия, Колум Грир, принято обращаться на вы, – веско заметила я, и студент подобрался, недоумевая, откуда я знаю его имя. Сколько лет прошло с тех пор, как он выпустился из БИА? Десять? Одиннадцать? Достаточно для того, чтобы не узнать во мне девчонку, которой он когда-то засунул лягушку за шиворот. – Особенно, если эти женщины являются вашим наставником, которому вы в конце года будете сдавать экзамены по нескольким предметам. А зовут меня нурэ Алларэй. – Я постучала указкой по своему имени, начертанному на доске. – Надеюсь, с чтением вы знакомы лучше, чем с этикетом.

Ну, что ж. Добиться внимания и тишины мне удалось. И ещё шокировать.

– Девка? Это шутка такая? – спросили с заднего ряда, и я посмотрела наверх. Это был Мерфи Айерти. А вот его я узнала с трудом. Годы не пощадили шутника, который однажды нарядился орком, чтобы напугать девчонку в её первую ночь в БИА. За четырнадцать лет он стал полностью седым, а в злых и холодных глазах не осталось ни следа былого веселья.

Я закусила губу, поминая нехорошим словом ректора, который не просветил ветеранов насчёт личности их наставника, и императора, что всё это затеял. Ох, чувствую, сложно нам будет сработаться… А ведь мне так хотелось произвести хорошее впечатление!

Собираясь на занятия, я выбрала простое платье из серой шерсти, а к нему бежевую кофту с круглым вырезом. И никаких украшений, кроме тонкого ободка из речного жемчуга на голове. При моих светлых волосах и бледной коже я больше на тень девушки походила, чем на саму девушку. Даже Рогль признал, скептически рассматривая мой облик:

– Хорошая серая шкурка, почти как у нас, только хуже. И уши маловаты. Зато синяки под глазами выше всяких похвал.

Синий чулок, если в двух словах. Именно то, что надо, если ты хочешь стать наставницей для боевиков-ветеранов. Жаль, что не помогло.

– Конечно, шутка, Мерфи, – улыбнулась сквозь зубы и выступила из-за кафедры. – Не такая смешная, как нарядиться в орка, но всё же…

Айерти моргнул и глянул пристально и задумчиво. Мне что же нужно его снова в зелёный цвет покрасить, чтобы он вспомнил, на что я способна?

– Они и в самом деле хотят, чтобы нас учила девка… – потерянно произнёс блондин в третьем ряду. А вот его я видела впервые. – Большего унижения придумать невозможно.

Я изумлённо вскинула бровь.

– Унижение? Мне всегда казалось, что делать четыре ошибки в слове «ещё» – вот настоящее унижение. Или говорить о человеке в третьем лице, когда он стоит в двух шагах. Использовать гнусные прозвища вроде «конфетка», «птичка» или «малышка» в отношении незнакомой тебе женщины… Не подниматься со стула, когда разговариваешь с наставником во время лекции. В общем, будучи якобы аристократом, вести себя как последняя деревенщина.

– Деревенщина?

Пятеро из двадцати боевиков вскочили на ноги, громко стукнув крышками парт.

– Якобы? – к ним присоединились ещё трое.

– О? – Я состроила удивлённую рожицу. – Не якобы? То есть всё же аристократы… Значит, я по праву рождения могу потребовать сатисфакции… Вот вы. – Незнакомый блондин вопросительно изогнул бровь и постучал указательным пальцем по своему плечу. – Да. Вы обозвали меня девкой, и я желаю затолкать ваши слова вам в глотку.

– Боевики с девками не воюют, – презрительно протянул он и покраснел от ярости, когда вместо того, чтобы оскорбиться, я расхохоталась.

На заднем ряду тихонько хмыкнул Мерфи. Надеюсь он сопоставил мои слова об орке с фамилией, написанной на доске, и хамить в открытую теперь поостережётся.

– А напрасно не воюют, – отсмеявшись, возразила блондину я. – Вот девки с боевиками – за милую душу. Вас как зовут?

Боевик оглянулся на посмеивающегося Мерфи и, явно что-то заподозрив, представился:

– Ну, допустим, Дар Нолан.

– Так вот вам, Дар Нолан, моё первое домашнее задание, раз от дуэли вы так настойчиво отказываетесь. – Я хлопнула в ладоши и блондин стал зелёный, как лягушка, которой меня когда-то пугал Колум Грир. – К концу недели постарайтесь вернуть своей коже изначальный цвет. И после этого я с радостью приму ваши извинения.

Он зашипел, как рассерженный гусь. Симпатичный зелёненький гусь с красными от бешенства глазами и побелевшими костяшками кулаков.

– Да как ты смеешь? – выдохнул, сверля меня ненавидящим взглядом.

Я вздохнула.

– Смею. – Потёрла рукой лоб, собираясь с мыслями. – Смею. В рамках образовательного процесса наставник сам выбирает наказание для учащихся. Полагаете, лучше было отправить вас на кухню? Или живой мишенью на стрельбище?

Ответом мне послужила тишина. Да я и не ждала, что мне станут возражать.

– Послушайте, я ведь не посмеяться над вами хочу, – продолжила после минутной паузы. – Я понимаю, вы злитесь из-за того, что вас, как мальчишек каких-то за учебные парты вернули… Я лично, была бы страшно обижена, окажись на вашем месте…

В зале кто-то хмыкнул.

– Но давайте рассуждать логически. Позволите?

Мысленно улыбнулась, похвалив себя за находчивость, заручившись безмолвным одобрением большинства, и отвернулась к доске.

– Все вы в то или иное время заканчивали бойфак. Есть, наверное, и те, кто не учился в БИА?

– Есть…

– Думаю, не ошибусь, если предположу, что вам читали следующие предметы. – Шевельнула указкой, и на доске появилась первая строчка: «Боевая и защитные магии».

– Каждый день, два часа, кроме воскресенья на протяжении семи лет. Дальше. Демонология и нежителогия – три часа в неделю с первого по седьмой курс. Основы алхимии – один час в неделю. Яды и противоядия – два часа в неделю. Основы артефакторики – пятый, шестой и седьмой курсы по два часа в неделю. Основы целительства и бытовые заклинания в рамках общей магии – по часу в неделю. Стихийная магия – по одному часу каждый день, кроме субботы и воскресенья. Алхимическая некромантия – два часа. Боевая некромантия – два часа. Фехтование и боевые искусства – каждый день, включая воскресенья. Верховая езда – три часа.

Я повернулась к классу.

– Итого в среднем сорок учебных часов в неделю. Иностранный язык, этика, общеобразовательные предметы в БИА предлагалось изучать факультативно. Но на их изучение времени, как правило, не было ни у кого.

– У нас иностранный обязательным был, – поведал парень, занявший место возле приоткрытого окна. – А для некромантов ещё и арифметика.

– А остальные? – спросила я. – Музыка? Танцы? Этикет? Риторика? Грамматика? Страноведение? Землеведение? История?.. Хотя бы что-нибудь?

Ответом мне снова послужила тишина.

– А ведь я лично знаю человека, который сумел охватить всё.

– Да брехло он, этот ваш человек, – крикнули с галёрки. – Или сопляк, и года на Пределе не отслуживший, или просто трепло.

Кто-то презрительно фыркнул, кто-то рассмеялся, Мерфи и ещё человека три-четыре задумчиво поглядывали на меня, не торопясь обозначать свою позицию в отношении происходящего.

– Если твой муж, конфетка, наврал, каким героем он был на Пределе, – произнёс рыжий парень, который до этого предпочитал отмалчиваться, – то я открою тебе тайну. Мы все так делаем, когда хотим затащить девку в постель.

– Не муж, а брат, – исправила я и, начиная злиться, хлопнула в ладоши. – А вам, голубчик, такое же задание, что и уважаемому Дару Нолану. И если ещё хоть одна сволочь назовёт меня девкой, птичкой или конфеткой, то на дуэли он будет драться с ним, не со мной.

С минуту они молчали, а потом крепыш с соломенной головой – тот самый, которого я увидела первым на всякий случай уточнил:

– А кто у нас брат?

Я молча ткнула указкой себе за спину. Туда, где на доске, над списком предметов, изучаемых боевиками в БИА, была написана моя фамилия и инициалы.

– Б. А. Алларэй, – прошептали в зале. Хотя бы читать умеют, и то хлеб. – Тот самый?

Я скромно пожала плечиком. О, да. Тот самый.

– Я надеялась, мы и без упоминания имени Брэда сумеем найти общий язык. Но, во-первых, я правда не люблю, когда меня обзывают девкой. Во-вторых, на магической дуэли по кодексу БИА я и сама в силах ответить каждому из вас, но не каждый из вас сможет ответить мне. И, наконец, в-третьих, мой брат закончил БИА с «безупречно» по всем предметам даже после перерыва в четыре года. Не без моей помощи, скажем прямо. – И я не соврала, вернувшись с Предела, брат, несмотря на регалии, первым делом бросился в БИА и за год нагнал меня по общим предметам, а профильные ему засчитали без экзаменов. – Но тут вы на равных условиях. Я буду рада помочь каждому из вас, кто согласится принять мою помощь. А кто не согласиться… Его Величество Лаклан Освободитель никого силой не держит ведь.

И перелистнула доску, являя миру с десяток портретов невест на выданье, которыми меня снабдил любимый братец, едва узнав, с кем мне придётся работать.

– На что угодно готов поспорить, – хохотал он, когда мы выбрались вместе пообедать, – одно лишь упоминание о венчальной чаше резко повысит успеваемость у твоих студентов.

И оказался прав. Народ заворчал, зашуршал тетрадями, всё ещё недовольные и злые, но уже готовые к работе. Я перевела дух. Уф. Спина вспотела, руки дрожат, коленки трясутся, но, кажется, мы нащупали путь к взаимопониманию.

– Если вопросов больше нет, то предлагаю сделать небольшую перекличку, чтобы я могла…

– У меня вопрос.

Из-за крайней парты, которая была ближе всего к двери, поднялся высокий вихрастый мужчина и, кривя губы в насмешливой улыбке, спросил:

– А почему вашего дагеротипа нет на этой доске?

Я сцепила в замок дрожащие руки и, старательно игнорируя испуганный трепет собственного сердца, ответила:

– Потому что у меня уже есть жених.

– Понятно, – всё так же странно улыбаясь, протянул он, опускаясь на скамью, а я прошла за кафедру, открыла классный журнал и стала зачитывать вслух имена своих учеников:

– Айерти Мерфи.

– Здесь.

– Винчель Инг.

– Это я, – поднял руку напугавший меня здоровяк.

– Грир Колум.

– Ква-ква.

– По-прежнему не смешно, – хмыкнула я и запнулась о следующее имя. Аж в глазах потемнело, честное слово.

– Даккей Алан, – подсказал сидевший у двери мужчина, кажется, понимая, почему мне вдруг отказал голос.

Мысли внутри моей головы истерили, паниковали, рыдали и заламывали локти, пытаясь найти выход из внезапно образовавшегося тупика, внешне же я старалась не подавать виду. Кстати о виде. Что там говорил мой любимый и единственный брат? А говорил он, что в любой непонятной ситуации нужно делать вид, что так и задумано. И добавлял:

– Тогда все точно решат, что ты гений. Я, например, так поступаю постоянно.

Поэтому я откашлялась и, не поднимая глаз, проблеяла:

– Неразборчиво написано. Кхм… Киган Киф.

ГЛАВА ПЯТАЯ, В КОТОРОЙ РЕКТОР НАВОДИТ ПОРЯДОК НА СТОЛЕ

Каждый раз, когда я говорила кому бы то ни было о том, что у меня есть жених, совесть покусывала изнутри голодным волчком, а внутренний голос нашёптывал: «Ой, доиграешься, Бренди! Видят предки, доиграешься!»

И вот пришла пора расплаты. Хотя номинально, если не считать Илайю, женихов у меня было целых два. Впрочем, насчёт целостности второго я до недавнего времени всё же сомневалась. Ну мало ли…

Впрочем, обо всём по порядку.

Когда-то давно эрэ Джей Вилки шантажом заставил папеньку обручить меня с его племянником. (Если кто не знает, у нас в провинции так о незаконнорожденных сыновьях говорят.) Они заключили помолвку по договорённости – на бумаге, жениху с невестой на этом мероприятии даже присутствовать было не обязательно. Достаточно опекунов или доверенных лиц. Заключили – и забыли. Точнее папенька забыл – отдавать меня за внебрачного сына провинциального целителя он бы ни за что не стал. Разве что я воспылала бы страстной любовью к поросёнку Трою.

А эрэ Вилки принялся ждать. И своего часа-таки дождался: девятого августа, не постеснялся, притащился в «Хижину» с помолвочной бумажкой наперевес и с порога заявил:

– У Троя через месяц недельный отпуск. Тогда и свадьбу сыграем.

Папенька фыркнул, маменька округлила глаза, а я мысленно покрутила пальцем у виска. Похоже, на старости лет наш сосед слегка ку-ку.

– Эрэ, вы бы прекращали курить белладонну. Добром это не кончится. Нам на лекциях по общему целительству говорили, что это исключительно дурная привычка. Какая свадьба? Во-первых, мне два года учиться ещё. И БИА я ни за что в жизни не брошу. А во-вторых, за вашего Троя я бы вышла лишь в том случае, если бы была слепая, немая и глухая. И без мозгов.

Последнюю фразу я произнесла шёпотом. Всё же эрэ когда-то помог появиться мне на свет и был нашим ближайшим соседом.

– А тебя никто и не станет спрашивать, девонька. Помолвка была заключена и…

– И не все помолвки заканчиваются свадьбой, – негромко произнёс папенька.

– Ты дал слово! – патетично выкрикнул эрэ. – Дал слово!

– И я его не нарушил. Ты ведь в обмен на своё молчание не просил свадьбы наших детей, ты просил помолвку. Ты её получил.

Джей Вилки по цвету лица стал схожим с переспелым помидором.

– Не будет свадьбы, – отрывисто бросил он, – не будет моего молчания. Завтра же все узнают, что щенок Брэд вам неродной.

За «щенка» мне захотелось выцарапать соседу глаза, но тут папенька рассмеялся, а маменька оскорблённо поджала губы, поднялась с софы, расправила платье и безапелляционным тоном велела:

– Покиньте «Хижину». Я запрещаю вам появляться на территории усадьбы. Неродной… Самый родной!

– Сегодня же напишу Императору, – сощурив поросячьи глазки, пригрозил эрэ Вилки и, сжав в кулаке предбрачный договор, выскочил за дверь.

– Па-ап…

– Всё хорошо, детка. Во-первых, у Брэда теперь достаточно нашей силы, и он не теряет её даже когда тебя нет рядом. Хороший наследник рода, пусть в тебе и больше силы. Его Величество будет доволен. Во-вторых, я уже не в том возрасте, чтобы от меня требовали ещё одного наследника. И в-третьих, всё меняется. Не сегодня-завтра Предела не станет.

Мама недоверчиво хмыкнула и весьма оправданно возразила:

– Тин, милый, ты эту фразу произносишь с тех пор, как вышел в отставку.

– И тем не менее, – насупился папенька.

А к концу каникул в «Хижину» прибыл императорский стряпчий с указом и ещё одной помолвочной бумажкой. Эрэ Вилки сдержал своё слово и нажаловался на обманщиков Алларэев во дворец, за что и получил… щелчок по носу.

– Наследницу двух древних родов, кладезь магических сил какому-то байстрюку? – возмутился, по слухам, император, брезгливо отбрасывая донос. – Ну, нет. У меня для неё есть лучший муж на примете. Стюард, подай перо и бумагу, кузен мне плешь проел своим протеже. Как раз будет ему подарок на годовщину.

– Кузену? – хихикнул давнишний императорский секретарь.

– А кому же ещё?

А ещё дней десять спустя в «Хижину» прибыл стряпчий, и они с папенькой заперлись в кабинете. Я классически подслушивала под дверями, нервно обгрызая ни в чём не повинные ногти.

– Жених на церемонию приехать не может, – бубнил императорский посланник. – Но это нам и не требуется, раз невеста есть. Под договором хватит и её подписи. А к сентябрю Алану дадут отпуск, тогда и…

Я отшатнулась от двери и схватилась руками за голову. Императорский жених – это вам не поросёнок Трой, от него так просто не отделаешься…

– Сегодня заключим помолвку, а завтра Бренди Анна подтвердит её в венчальном храме. Его величество будет доволен…

Ну, что сказать? Той же ночью я собрала саквояж и удрала из «Хижины», не оставив записки. Правда подпись под помолвочным договором поставить всё же пришлось, чтобы папеньку под императорскую немилость не подводить, я же всё-таки в его доме была, когда стряпчий приехал.

А потом, пользуясь тем, что я дева уже самостоятельная, совершеннолетняя, удрала в окно спальни…

Родители связались со мной через три дня. Ну, а как иначе. Папенька же сам мне переговорное зеркало подарил. Ругались балбеской. Спрашивали, хорошо ли добралась. Да не холодно ли у нас – у них в конце августа отчего-то выпал снег. Да что я буду делать, когда разгневанный жених появится на пороге моего общежития, потрясая договором…

– А пусть появится сначала, – ответила я. – А там посмотрим.

Не знаю, на что я собиралась смотреть и что делать, я тогда вообще об этом не думала. Боялась, изнервничалась так, что в начале триместра столько «отвратительно» нахватала, что потом едва разобралась со всеми хвостами…

Но жених не появлялся, не появлялся и не появлялся… и не появлялся… И родители о нём с того раза больше не заговаривали… И как-то всё не то что забылось… призрачным каким-то стало, будто не было императорского стряпчего с договором и помолвочной бумажкой, а просто приснился мне дурной сон, в котором один ненастоящий жених заменился вдруг на другого. Молодого, старого, рыжего, седого, калеку, урода, красавца – предки знают, какого. О женихе, назначенном императором, я знала лишь одно – его имя.

И звали его Алан Даккей.

Даккей Алан.

Удивительно, как я в обморок не хлопнулась, увидев его имя в списке моих студентов. А он нормально, не растерялся. Только ухмылялся нагло и самоуверенно, да рассматривал меня с задумчивым интересом.

Мне бы тоже хотелось поглазеть – любопытно ведь, собственный жених! А я даже дохнуть в его сторону боялась. Диктант диктовала, а сама думала: Что? Как? И почему молчит? Не хочет скандал устраивать? Ждёт подходящего случая, не хочет скандалить при свидетелях?

Нет, ну до чего же не повезло! Жила себе спокойно, работала и горя не знала. И ведь он же не искал меня все эти годы, точно знаю. Да я и не пряталась. Сбежала из дому, чтобы на папеньку императорский гнев не упал, мол, не он виноват, а я сама – непутёвая дочь и взбалмошная истеричка. Училась, к родителям на каникулы ездила, квартирку снимала под своим именем, а после поступила наставницей в БИА.

Если бы брошенный жених хотел меня найти, то нашёл бы без труда – это точно.

А может… Внезапная догадка заставила сердце биться чаще. Может, я ему нужна так же сильно, как и он мне?..

Искоса глянула на женишка. Он сидел, склонив вихрастую голову над тетрадным листом, и прилежно выводил буквы, держа перо в левой руке. На среднем пальце массивный перстень, запонки на белоснежной рубашке – дорогие, рубиновые. (Из драгоценных камней самые лучшие амулеты получаются).

А рожа вызывающе небрита. Как будто он три дня в дороге был, даже освежиться, бедолага, не успел…

После диктанта был час, посвящённый литературе, затем спаренное страноведение, история Аспона и этикет на закуску. И всё это время я тщательно следила, чтобы мы с женишком не оставались наедине. Перед смертью, конечно, не надышишься, но отчаянно хотелось отложить сей неприятный момент.

Шестой час близился к концу, и мандражировала я уже весьма и весьма основательно, предполагая, что Алан Даккей изъявит желание задержаться после уроков, чтобы, так сказать, выяснить отношения. Как вдруг дверь лекционной залы отворилась, являя нам веснушчатое лицо ректорского секретаря.

– Добрый день, – поприветствовал он меня и аудиторию. – Нурэ Алларэй, не хотел вас тревожить во время занятий, но нурэ Гоидрих просил вас зайти к нему сразу после лекций.

Без преувеличения скажу: за всю свою жизнь я так не радовалась вызову на ковёр к главе БИА, как в этот раз. Пусть нурэ Гоидрих мне хоть целый час шею мылит, я всё равно буду смотреть на него влюблёнными глазами за то, что он мне такую замечательную возможность сбежать от жениха предоставил.

– Благодарю, гро6 Кормак, я буду тотчас после звонка, – счастливо разулыбалась я.

Лекцию дочитывала в таком приподнятом настроении, что студенты, боюсь, заподозрили меня в романе с ректором. С чего бы мне ещё так радоваться предстоящему свиданию?

Грянул звонок, оглушив на мгновение своим рёвом. Учащиеся захлопали крышками и, не испросив дозволения, потянулись к выходу. Я недовольно качнула головой, но решила этот момент оставить до среды. До среды! О предки! Это же, если очень постараться, то с женишком мы ещё нескоро увидимся! Ай да ректор! Ай да молодец!

– Последний убирает лекционную залу, проверяет закрыты ли окна и сдаёт ключ эконому, – пропела я и, пользуясь возникшей после моих слов ошарашенной заминкой (Да-да, мои дорогие, в БИА прислуги нет, всё собственными ручками делать приходится), упорхнула в коридор, бросив напоследок:

– Всем хорошего окончания дня. Увидимся в среду.

Как и следовало ожидать, любимый наставник изволил негодовать.

– В ящиках стола убирает, – поделился милашка Ланти Кормак. – Второй раз.

– Ого! – изумилась я, пугая ректорского секретаря дурковатой улыбкой. Что хотите со мной делайте, но даже новость о том, что нурэ Гоидрих пребывает в самом дурном из своих настроений, не омрачила моей радости от удачного побега. – А что случилось-то?

– Посыльный из дворца, – прошептал Кормак, опасливо поглядывая в сторону начальственной двери. – А вчера вечером инспектор из МК был. Злой, как самка богомола. Чуть голову мне не откусил, мамой клянусь.

– Ланти!! – рявкнули в глубине ректорской берлоги. – Где до сих пор ходит Бренди Алларэй!? Я же велел сразу после колокола…

– Я здесь, наставник! – чуть громче, чем следовало бы, выкрикнула я – нервы, нервы… – Что-то срочное?

В кабинет к ректору я впорхнула с лёгкостью бабочки, опускающейся на весенний цветок. При этом широко улыбалась и благодарно благодарным веером ресниц.

Нурэ Гоидрих мельком глянул на меня, побагровел и рванул щегольской галстук, став жертвой внезапного приступа удушья.

– Что? – простонал он на последнем дыхании, а я так перепугалась, что чуть не поседела.

– Сердце? Водички?

Схватила за горло хрустальный графин, стоявший на низком столике около куцей кушетки, обтянутой когда-то бирюзовым бархатом.

– Не надо… – просипел ректор, но я уже плеснула живительной жидкости в стакан и, движимая исключительно заботой о ближнем, ринулась на помощь к любимому наставнику.

Наставник, отчаянно тряся головой, помощи отчего-то воспротивился, хотя хрипел из-за стола, как человек, если не умирающий, то определённо тяжело больной.

– Мне совершенно не сложно, – заверила. – Я же вижу, вам нужно.

Нурэ Гоидрих странно хрюкнул, словно смешком подавился, а в следующий момент я зацепилась за край толстого ковра и в полёте выплеснула содержимое стакана ректору в лицо.

– Ааа! – заорал он дурным голосом, закрывая лицо руками. Попытался выбежать из-за стола, ударился бедром об угол, споткнулся о всё тот же многострадальный ковёр и с жутким грохотом рухнул прямо на столик с напитками.

– АА! – повторил ещё более экспрессивно, добавив пару словечек из тех, что приличным девушкам знать не положено. – Чтоб тебя, Бренди… Предки, как больно-то…

Я выпрямилась и испуганно моргнула.

– Проклятье, как же жжёт.

– Может, водички?.. – неуверенно предложила я.

– Ничего не трогай! – взревел ректор. – Стой, где стоишь! И, ради магии, даже не шевелись!

Обиженно поджала губы, а когда ректор сослепу напоролся ладонью на кусок стекла, даже улыбнулась зловеще. А нечего девушку обижать. Но потом, несмотря на запрет, движением руки убрала в сторону осколки и грязь.

Нурэ Гоидрих, шипя и щурясь, тёр ладонями глаза, и я только сейчас додумалась поднести к носу стакан, который всё ещё держала в руке. Терпкий, жгучий аромат с привкусом пшеницы и мёрзлой брусники, ударил по рецептам – и я передёрнула плечами.

Гадость какая!

– Наставник, простите, пожалуйста! Могилами предков клянусь, я не знала, что у вас в графине для воды беленькая…

– Лучше молчи, – просопел он и, вспомнив о том, что предки наделили его магией, прекратил бессмысленно водить ладонями по лицу, и очистился, встряхнувшись, будто большой пёс.

– Шфуу, – выдохнул с силой, отряхнул костюм, опять-таки – магией и вернулся за свой стол, с ненавистью поглядывая в сторону ни в чём не повинной кушетки.

Сел в кресло. Жестом предложил мне не надеяться на силу собственных ног. И только после этого хмуро буркнул:

– Ну?

– А?

– Что уже натворила? Признавайся?

– Я? – Широко распахнув глаза и прижала руку к груди. Да после ночного побоища на этаже наших недоученных боевиков я даже дышу по расписанию! Какое там «натворила»?! – Чиста и невиновна!

– А улыбалась тогда зачем? Знаю я тебя, нуре Алларэй! Из тебя в этом кабинете проще было непристойность выбить, чем улыбку. А тут вдруг вошла вся такая из себя…

– Какая? – растерянно прошептала я.

– Сияющая одухотворённостью и благодарностью! – рявкнул нурэ Гоидрих.

Я смутилась и потупилась.

– Ничего подобного, – проворчала, посматривая в угол, где смертью храбрых полёг не один литр горячительных напитков. – Просто я похвастаться хотела, как хорошо первый день в ясельной группе прошёл.

Ректор виновато почесал висок.

– Да? Ну, прости тогда… Но точно из-за этого? – Я кивнула, а он вздохнул. – Хорошо.

И тут же встрепенулся, насупил рыжие брови и, суетливо отводя взгляд, выпалил:

– Кстати, о студентах, раз уж вы сами этот разговор подняли… И я помню, что мы… что вы… В общем, если коротко, то мне таки нужны имена ваших партизанов. У МК7 к ним назрела парочка вопросов.

– Нет.

– Бренди! – Нурэ Гоидрих снова вскочил и подёргал себя за галстук. – Это не шутки! В ночь Илайи МК засекли запретное колдовство. Кто-то пытался взломать «Щит Аллорэев» прямо отсюда, из БИА, и…

– И вы посчитали, что я могу быть как-то связана с этим?

Не то чтобы я обиделась, но отчего-то срочно захотелось сходить в купальню и смыть с себя ту грязь, которую на меня тут случайно вылили.

– Нет. – Опал в кресло ректор. – МК так решил. Тебя никто не винит. Они думают, ты по глупости и незнанию покрываешь преступников.

– А вы?

– А я тебя четырнадцать лет знаю! – отбрил наставник. – Въедливая, язвительная, подозрительная ссс…тудентка. Бывшая. Которая теперь наставница. Полагаешь, я поверю, что тебя малышня вокруг пальца обвела?

– Тогда в чём дело? – спросила я.

– Это в августе ещё началось, – негромко ответил наставник. – В самом конце…

А если быть совсем точным, то тридцатого августа. Почти все студенты к тому времени уже подтянулись а академию, преподаватели во всю готовились к учебному году, а нурэ Гоидрих нервно измерял шагами длину и ширину собственного кабинета, думая над новым указом о «талантливых и перспективных».

В дверь постучали и Ланти Кормак проблеял в узкую щель:

– Господин ректор, к вам нурэ Дербхейл по важному делу. Пускать?

– Нет, в угол на горох поставить! – рыкнул ректор. – Какого демона ты спрашиваешь, когда заранее знаешь ответ?!

– Простите, – пискнул мальчишка и спрятался в приёмной, а вместо него в дверном проёме появился самый старый наставник БИА алхимик нурэ Дербхэйл.

– Я смотрю, ты сегодня не в духе, Идан, – проскрежетал он, устраиваясь на кушетке, поближе к столу с напитками. – Из-за указа.

– Из-за него, – вздохнул ректор. – Не хотел вас обидеть, просто нервы ни к чёрту.

В те времена, когда нурэ Гоидрих был студентом БИА Дербхэйл занимал должность декана Алхимического факультета, нолет пятнадцать назад ушёл с этой должности по состоянию здоровья, однако преподавание не бросил.

– Да разве ж ты меня обидел?.. Пустое… Где тут у тебя виски? Ага… нашёл… Да не мельтеши ты! Сядь!

Ректор послушно опустился в кресло и молча проследил за тем, как наставник наливает себе напиток. Несмотря на солидный возраст руки у старика были по-прежнему крепкие, уверенные.

– Ты мне лучше вот, что скажи, Идан… У меня из лаборатории кое-какие препараты пропали. Пару эликсиров, вытяжка, ещё кое-что по мелочи… Нет. Студенты всегда воруют, заразы. С этим я свыкся, не зыркай… Но уж больно интересно получается, если посмотреть на целый список украденного.

Старик достал из кармана чёрной мантии, которую он носил поверх модного даже по столичным меркам костюма листок бумаги и бросил его ректору. Нурэ Гоидрих поймал свиток магическим арканом и притянул к себе. Пока читал, чувствовал, как холодеет всё внутри.

За годы ректорства он на что только не насмотрелся, временами студенты и в самом деле творили чёрное, но чтобы вызвать демона…

– Может, совпадение, – не веря себе самому протянул глава БИА.

– Может, – согласился нурэ Дербхэйл. – Я уже лет пятьдесят не видел никого, кто бы захотел демона вызвать. Не после того, как они из провала полезли точно. Каждый в этом мире потерял кого-то на Пределе… Потому и пришёл к тебе. Последи, Идан. Я тоже буду смотреть в оба глаза, конечно. Только, думаю, ко мне они уж боле не сунутся. Коли не дураки, поймут, что я замечу пропажу – уж больно много украли. А коли дураки…

Старик кровожадно усмехнулся, а ректор решил, что напишет о случившемся в МК. И императору…

Я внимательно, не перебивая, выслушала ректора, а когда он закончил, удивлённо вскинула брови. Он меня что ли в краже ингредиентов у алхимиков подозревает? Точнее, не он, а магический контроль. И именно в этом году, когда я даже «драконью кровь» за собственные золотые покупала!

– Прошу прощения, – проговорила я таким тоном, что и глухой бы проникся всей степенью моего негодования. – Но это я в сентябре получила выговор за то, что опоздала к началу учебного года. Так что почтенного нурэ Дербхэйла никак не могла ограбить.

И это правда. В академии я появилась третьего сентября, в свой первый рабочий день. Ни первого, ни второго лекций у меня не было, но нурэ Гоидриха это не интересовало.

– Есть устав БИА, – противным голосом заметил он, – согласно которому студенты и наставники живут на территории академии с первого сентября по восемнадцатое июня с правом отлучения на выходные и каникулы. Если вас что-то не устраивает, нурэ Алларэй, вы всегда можете попросить о переводе в институт благородных девиц.

Ректор, конечно же, и сам прекрасно об этом помнил. Тогда зачем всё это?

– Я ни в чём тебя не обвинял! – раздражённо напомнил он. – И ты дослушай сначала, а потом в позу становись. Рразвела бардак… Сядь, не мельтеши!

Так как сам наставник сидел на кушетке, я присела на краешек стула для посетителей, но выражение глубокого оскорбления и негодования с лица убирать не торопилась.

– Ночью, пока мы с боевиками вокруг твоих партизанов танцевали, кто-то пытался вызвать демона. Прямо с территории БИА. В МК полагают, хотели замаскировать его под фон от призрака жениха…

Я возмущённо ахнула! Какой фон? Фон разве что только в самый первый год был, потому что мы с Брэдом иллюзию использовали, но после того раза – ни-ни! Чтоб нас по магическому хвосту поймали? Нашли дураков!..

– И если бы он был, этот фон, – прорычал ректор, глядя на меня волком, – кое-кто бы давно из академии вылетел, как пробка из шампанского!.. Я им об этом сразу сказал. Предположив, что тут расчёт, скорее, был на нервы наших ясельников… Уж коли я сам когда-то в зеркало огненным шаром жахнул…

Посмотрел на меня укоризненно. Я вежливо улыбнулась, вся такая честная-честная. Наставник вздохнул и продолжил:

– На Пределе были отмечены волнения, не массовые, а точечное, очень сильное, местные специалисты это тоже почувствовали. В академию приехали контрольщики, требовали ответов. А я не привык! Не привык не владеть информацией! Выкладывай, что там ночью случилось. С кем Джона был и почему. Мало ли…