Дурсли

* * *

Глава первая.

Больше всего на свете Вернон Дурсль ненавидел экстрасенсов. Равно как и гадалок, колдунов и всяких других «спиритуитов», как он их называл. Он терпеть не мог фантастику и вообще любые фантазии, предпочитая им железные факты. Ещё в колледже друзья уважительно называли его «Реальный Верн». Услышав, что кто-то говорит, например, о сборище любителей «потустороннего», Вернон мог войти в раж и, с яростью обличая «никчемных шарлатанов», случайно нанести вред и невинному, в сущности, сплетнику. Уже ко второму его курсу слово «магия» стало негласным табу на факультете. Вряд ли это было хоть кому-либо в тягость, поскольку молодые люди, изучающие бизнес и производство, признавали только магию цифр. А ещё лучше - больших цифр. И желательно в денежном эквиваленте.

У Дурсля была мечта. Большая красивая мечта, родившаяся в тот памятный счастливый день, когда дядя Вилли показал маленькому Верни привезённую из Германии умопомрачительную, шикарную Вещь с труднопроизносимым названием электроперфоратор. С тех пор мальчику стали сниться сверкающие, новенькие, зверски рычащие инструменты, обступающие его со всех сторон. Это были светлые сны, наполняющие юную душу неизъяснимым блаженством. Тяга эта не прошла в школе и в подростковом возрасте. А возмужав, он и вовсе стал замечать за собой тайные страсти при взгляде на то, как очередная дрель в его руках уверенно проделывала очередную дырку в чём-нибудь уже не важном для истории.

Судьба всегда была благосклонна к Вернону. Закончив колледж, он поступил на службу в престижную фирму, где сделал головокружительную карьеру благодаря своим лидерским качествам. Возможно, некоторую роль сыграла также женитьба на дочери главного управляющего Эванса, высокой, стройной и вообще безупречной Петунье. Как бы то ни было, через год после медового месяца, сложив деньги, ссуженные тестем, наследство от бедного любимого дяди Вилли и собственные сбережения, Вернон Дурсль открыл своё производство. Он начал создавать Дрели! И дрели стали понемногу его обогащать. Дурсли купили уютный дом в тихом зелёном пригороде, хорошую машину и зажили на зависть соседям.

Словом, что и говорить, этот великолепный во всех отношениях - хотя и несколько полноватый - мужчина был просто баловнем Судьбы. Но та же самая Судьба не была бы названа некоторыми мудрецами злодейкой, если бы всё-таки не подкинула Вернону большую жирную свинью.

В то свежее сентябрьское утро, когда счастливый муж и предприниматель пил за газетой свой любимый приторно-сладкий кофе, в кухню, шурша занавеской, залетела несуразная пёстрая птица и сбросила на стол большую открытку с яркими движущимися картинками. Вернон сказал птице «брысь!» и вытолкал её в окно, ловко орудуя газетой. Мельком взглянув на послание и отметив про себя «до чего же дошла печатная индустрия», мужчина внезапно заметил насколько Петунья, занятая до этого печеньем, переменилась в лице.

- Вернон! Ты только не волнуйся, Вернон! Это… - и она замерла, прикрыв узкой ладонью рот.

- В чём дело, дорогая? - заботливо пробормотал тот, не подозревая какой удар ему придётся пережить с минуты на минуту.

- Это от Лильен…

- Открытка от твоей сестры? Интересно… - всё ещё добродушно пропел Дурсль, разворачивая пёстрый буклет.

Сначала он немного удивился - когда зелёные буквы с ветвящимися завитушками начали складываться в слова прямо у него на глазах:

«Дорогие Петунья и Вернон! Лили Эванс и Джеймс Поттер имеют честь пригласить вас на своё бракосочетание. Которое состоится 25 сентября в имении Поттеров, Годрикова Лощина, в 15.00».

Затем Дурсль слегка опешил, поскольку считал себя знатоком экономической географии, но название так и не всплывало в памяти. Поверх зелёных строчек стал медленно вырисовываться золотой купидончик с луком. Создание прицелилось и выстрелило прямо в Вернона. Тот крякнул, выронил открытку на стол и схватился за нос. Когда же купидончик извернулся и послал стрелу прямо в Петунью (она вздрогнула и в ужасе уставилась на мужа), Вернон побагровел и угрожающе зашипел:

- Эт-то… что за… шутки?!.

На послании, сверкая чернилами, добавились новые строчки:

«Что, попались? Это всего лишь маленькое заклинание, чтобы вы могли преодолеть защитный барьер! Никакого дресскода. Мы будем рады видеть вас у себя!».

В воздухе над письмом материализовался массивный кулон. Петунья всхлипнула. Кулон помедлил немного, и, звякнув в тишине, приземлился на желтоватую бумагу. Под ним образовалась надпись: «Портключ прилагается», и две затейливые подписи придали эпистолярному чуду полную завершённость.

- П-петунья… - наконец сумел выдавить из себя красный как помидор любитель перфораторов. - Петунь…я!!!

Это был самый настоящий, первый, грандиозный скандал в мирном семействе. С криками и обвинениями, битьём посуды и истерикой. Когда обе стороны порядком устали и притихли, Вернон понял, что надувательством здесь и не пахнет, поскольку так искусно врать не умеет никто, а Петунья, согласно брачному договору, получила справку о своем полном душевном здоровье (все Дурсли всегда с почтением относились к договорам).

Ближе к вечеру пара тихо сидела рядышком на диване в гостиной. И жена время от времени всхлипывала, вытирая покрасневший нос белоснежным платком.

Старательно придерживая руками голову, из которой так и норовила уползти ненавистная информация, Вернон пытался сжиться с новыми фактами своей биографии. Он оказался родственником молодой преуспевающей ведьмы, имеющей блестящий диплом Школы Магического Мастерства и умеющей делать из вредных мышей иголки, полезные в домашнем хозяйстве. На руках у Дурсля оказался ключ, способный мгновенно перенести его в мир недоступный большинству обывателей, и на следующем Вечере выпускников Вернон может смело обличать самого себя в шарлатанстве и возмутительных профанациях...

А Петунья мысленно взвешивала все «за» и «против», пытаясь решить для себя, говорить ли мужу о войне, которая захлестнула магический мир, и как ей спросить о том, поедут ли они на свадьбу. Муж сам разрешил её сомнения, заявив, наконец, с пламенной страстью в глазах, что пока не готов мириться с действительностью, грубо поправшей его этические нормы. Поэтому будет лучше, если их семья станет жить как прежде, будто никакого волшебства нет и в помине («Хотя бы в помине», - подумала Петунья). Вопрос о путешествии на свадьбу отпал сам собой.

Наутро, как обычно, Вернон выпил свой кофе и отправился на работу, радуясь, что солнце встало где положено и предметы падают строго вниз, даже не пытаясь зависнуть в воздухе. Петунья достала из бюро простую открытку с синими цветами и написала для Лили вежливый отказ с поздравлениями - всё как положено. Не то чтобы женщина очень любила свою сестру - она всегда ей завидовала, и это чувство не доставляло особой радости - просто Петунья всё всегда делала как положено. В конце письма, не удержавшись, она приписала, что, скорее всего, в ближайшем будущем Лили станет тётей. Петунья была уверена в своей беременности, но никому ещё о ней не сказала, даже Вернон был пока не в курсе. Ей не было известно, зачаровала ли сестра портключ ещё и для отправки писем, но обычно Лильен так и делала. Петунья втайне гордилась тем, что отправлять письма портключом у неё получалось каждый раз, не то, что у матери - той это давалось с большим трудом, несмотря на все успехи Лили в чарах. Значит дело в её, Петуньи, талантах!

Двадцать пятого, в два пятьдесят, молодая дама заперлась в ванной с письмом и кулоном. Положив серебряную вещицу перед собой на туалетный столик, она стала греть конверт межу ладоней. Подержав его так минут пять, осторожно положила на кулон и отошла в дальний угол. Несколько минут ожидания, тихий хлопок, и конверт исчез вместе с украшением. Петунья удовлетворённо вздохнула.

* * *

Новость о своём будущем отцовстве Вернон воспринял с полным восторгом. Он носился с Петуньей по врачам, покупал ей всё, что она захочет, по первому намёку и был просто на седьмом небе от счастья. В тот день, когда врач торжественно подтвердил беременность жены, Дурсль так воодушевился, что вызвонил Мардж с её собачками и устроил в доме большой праздник с шарами, шампанским, огромным тортом и хлопушками. Последние, по мнению Петуньи (она, конечно, этого не сказала), были лишними, потому что собачки всякий раз пугались и визжали, а у самой Петуньи сердце уходило в пятки. Всё нормализовалось, когда она потихоньку заткнула уши берушами.

Проблемы начались перед самыми родами. Врач сказал, что ребёнок крупный, а конституция роженицы (он так и выразился) не позволяет процессу пройти естественным путём.

Всё время операции Вернон находился в клинике. Он метался по комнате, в которую его привели две заботливые сиделки, рвал на себе волосы и пил валерьянку стаканами. Валерьянкой его снабжала Мардж - через посыльного, потому что в клинику её с собачками не пускали. Каждая клеточка его мозга разрывалась от плохих предчувствий, а перед глазами вставали самые страшные картины. Когда, наконец, в палату вошёл доктор и сказал, что мать и ребёнок чувствуют себя нормально, Вернон впервые в жизни заплакал. Ещё врач сообщил, что операция оказалась сложной, и пришлось пойти на крайние меры, чтобы спасти пациентку. К сожалению, Петунья больше не сможет иметь детей. Дурсль так мечтал иметь двоих ребятишек! Даже устроил в доме две детские спальни рядышком, чтобы было всё как у них с Мардж... Всё же, он рассудил, что, поскольку с младенцем и Петти всё в порядке, не стоит гневить небеса жалобами. И тут в палату принесли малыша - его Дадли! Он был такой ладный, упитанный, розовый, так деловито посапывал во сне! Просто настоящий Генрих Восьмой! Сиделкам так и не удалось выставить Вернона из комнаты; он всё сидел над сыном, уже не смахивая со щёк слёз радости, пока не привезли Петунью. Тогда он обнял, поздравил и успокоил жену и помчался покупать цветы.

Весь следующий год семья Дурслей купалась в своём счастье. Хоть Дадли и оказался настоящим маленьким крепеньким террористом, всё в нём только умиляло родителей. Мардж тоже очень привязалась к племяннику. Первый месяц ей пришлось самой с ним нянчиться, ведь Петунья почти не вставала с постели. Но Мардж утверждала, что это гораздо легче, чем воспитать дюжину собак. Собачки, кстати, всё время сновали под ногами. Каждый раз, спотыкаясь об очередного породистого толстяка, Вернон ругался под нос и с нежностью думал, как хорошо, что его Дадлик с ранних дней учится любви к животным. «Магические недоразумения» были забыты, казалось бы, навсегда.

Но великие потрясения ещё ждали семью Вернона. И обрушились они на невинные головы в День всех святых.

Глава вторая.

Весь день ему мерещились всякие странности. С утра, отправляясь в офис, он встретил у своей машины кошку в очках. Можно было поклясться, что это были именно очки, и когда при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это просто окрас такой, Дурсль очень громко фыркнул в раздражении на самого себя. Впрочем, кошка тоже фыркнула; не менее раздражённо. Это мелкое событие выбило Вернона из колеи. Он стал обращать внимание на нелепо одетых людей на улице (будто такого добра мало в Лондоне!). Когда же ему показалось, что ненормальные модники обсуждают между собой Гарри Поттера, Вернон понял - у него начались слуховые галлюцинации, и надо бы срочно ехать домой, подлечить нервы. Однако вечером, жалуясь жене на нервное расстройство, он почему-то не решился поведать о своих приключениях.

Скорее всего - зря. Петунья была совершенно не готова к тому, что произошло на следующий день.

Утром, встав, как обычно, в шесть часов, она отправилась выставлять пустые молочные бутылки за дверь. Вскоре вся округа вздрогнула от её пронзительного вскрика. На пороге, запутавшись в вязаных одеялах, лежал маленький мальчик. Нет, ребёнок не был таким уж страшным, но она ведь чуть не раздавила его! Рядом с одеялами валялся пергаментный конверт. Опомнившись, женщина опустилась на колени перед драматической находкой. Она как-то сразу поняла, что случилось и что это за ребёнок. Мальчик не плакал, он молча и напряжённо, почти дико, смотрел на Петунью из-под тёмной чёлки. Женщина мяла в руках конверт, не решаясь прочесть его содержимое. По щекам её катились невольные слёзы. В это мгновение она видела перед мысленным взором мать, кричащую: «Не пущу!», и Лили, беспечную, самоуверенную - слишком самоуверенную - гордо бросающую: «Я никогда не умру! Я в состоянии себя защитить. И вам всё равно меня не удержать!»…

Вернона разбудил детский плач. Дадли уже пять минут рыдал над тем, что ему не только пришлось проснуться в одиночестве, но он ещё и не получил своё банановое пюре. Попытавшись успокоить разбушевавшееся дитя и поняв, наконец, что это нереально, Дурсль отправился на поиски жены. Картина, представшая перед ним, когда он спустился в прихожую, его потрясла. В раскрытых дверях, на пороге, прямо на полу сидела Петунья, молча раскачивая на руках маленького темноволосого ребёнка.

- Что… что?.. - выдавил из себя Вернон.

- Это Гарри, - тихо проговорила женщина.

- Откуда ты?.. - Дурсль изменился в лице.

- В наше время люди не подбрасывают детей на порог соседям, - всё также тихо, но отчётливо произнесла Петунья и протянула мужу всё ещё нераспечатанный конверт.

Дрожащими руками Вернон наконец-то разделался с крепким пергаментом (сломать печать ему не пришло в голову), вынул письмо и вполголоса прочёл:

«Дорогая Петунья. Простите, мне не найти для вас слов утешения. Случилось самое страшное. В ночь Хэллоуина Волдеморт обнаружил убежище, скрывавшее семью вашей сестры. Лили Поттер и её муж Джеймс убиты. Ваш племянник Гарри выжил, каким-то образом сумев отразить смертельное заклятье. Мы не знаем всех обстоятельств, доподлинно известно лишь, что Волдеморт потерял почти всю свою магическую силу и теперь не опасен. По крайней мере, сейчас. Мы постараемся не допустить возрождения этого монстра. В последнее время наш мир стоял на краю пропасти, мы теряли слишком много и слишком часто. Маленький Гарри спас нас всех. Любая магическая семья с радостью взяла бы на воспитание Гарри Поттера, окружив его любовью. Но мы не посмеем отнять у вас возможность заботиться о нём. Магический закон обязал меня распорядиться судьбой этого удивительного ребёнка, поскольку я являюсь директором Школы Магического Мастерства, в которую он записан с рождения. Доверяю вам самое дорогое, что есть у нашего мира.

Альбус Дамблдор.

P.S. Вы можете тратить любые суммы на всё, что Гарри будет полезно и необходимо. Бездонный кошелёк, зачарованный особым образом, я пришлю вам, как только будут улажены все формальности с банком Гринготс. Скорее всего, к вечеру. При необходимости вы сможете связаться со мной, вложив в этот кошелёк письмо на моё имя».

Вернон был оглушён тем, что только что узнал. Он стоял с открытым ртом, уставившись на маленькую спинку, которую крепко обнимали руки Петуньи. Легко было игнорировать почти мифическую сестру жены, но не замечать ребёнка из плоти и крови у себя на пороге было уже невозможно. Разложив в уме всё по полочкам, он рассудил, что - по крайней мере, пока - мириться ему придётся только с неким «бездонным кошельком», само название которого, к тому же, как-никак грело душу. Так что ничего страшного не происходит. Мысль о том, что теперь пригодится, наконец, и вторая детская его окончательно приободрила. Решительно наклонившись над женой, он осторожно потянул мальчика на себя.

- Вставай, дорогая. Пойдём на кухню, Гарри нужно накормить… - «Да и меня не мешало бы, кстати», - подумал он, беря малыша на руки.

На кухне Вернон уселся на табурет и пристроил Гарри на коленях. Петунья предложила малышу банановое пюре с мягкой ложки - он отвернулся, отказываясь от лакомства. Тогда женщина всунула банку с пюре мужу в свободную руку и стала привычными движениями разводить молочную кашу. Вернон покосился на ребёнка.

- Почему он молчит? Может, немой? - Петунья в ответ только пожала плечами. Вернон стал задумчиво прихлёбывать пюре из баночки, изучая красный шрам в виде молнии на лбу маленького Поттера.

Кашу Гарри поел - неохотно и немного. Но это всё же слегка оживило атмосферу на кухне.

- Мы про Дадли забыли, - напомнила новоиспеченная тётя.

- Пора их представить друг другу, - бодро подхватил Дурсль, хотя его и терзали мрачные сомнения в положительном исходе встречи двух братьев.

- Сначала надо подготовить вторую комнату. Застелем манеж, пусть Гарри спит пока в нём, - Петунья вышла в коридор и стала рыться в чулане под лестницей, выуживая оттуда одеяла и маленькие подушки. - Пошли!

Не будь они в таком сильном потрясении, родители давно бы насторожились тишиной со стороны комнаты Дадли. Устав орать и глубоко удивившись отсутствию реакции на своё выступление, старший брат стоял, крепко вцепившись в страховочное ограждение, установленное в дверях его комнаты. Пластиковые перила были уже основательно покусаны. Завидев процессию, он собрался было возобновить ор, но так и остался стоять с раскрытым ртом, когда мать со странно отрешённым видом, а за ней и отец с совершенно посторонним ребёнком на руках прошествовали мимо него в дальнюю комнату и скрылись в ней. Сообразив, что происходит нечто полностью выходящее из ряда вон, Дадли захлопнул рот и молча плюхнулся на уже сильно попахивающий памперс.

Вторая детская была немного меньше комнаты Дадли, в ней стояли два стула, старый манеж, заполненный мягкими игрушками, подаренными в большом количестве гостями, пеленальный столик и шкаф, где Петунья хранила запасное постельное бельё и лишние вещи сына. Чувствуя потребность в деятельности, она собственноручно вытряхнула игрушки в угол, задвинула их пеленальным столом и устроила в манеже постельку для Гарри. Расправив складки на простыне, она забрала у Вернона ребёнка и опустила его в манеж. Гарри не сопротивлялся, но после того как Петунья убрала руки, он переполз в угол манежа и уселся там, сжавшись в комок.

- Да-а… - откомментировал Дурсль.

- Посиди с ним, - бросила Петунья и исчезла за дверью.

Она направилась к Дадли. Открыла ограждение, подхватила сына и понесла его в ванную менять подгузник. Молодой Дурсль притих, не зная, как реагировать на то, что происходит. Он редко видел свою матушку, не улыбающуюся ему умильно, поэтому, сейчас раздумывал, а его ли это мать вообще.

Петунья принесла сына в комнату Гарри и усадила в манеж поближе к брату. Дадли отказывался понимать происходящее, было очевидно лишь, что наглый узурпатор полностью завладел вниманием родителей. Толстяк проворно подполз поближе к Гарри и тыркнул его в бок. А затем, чтобы уж точно показать, кто здесь хозяин, ущипнул его пониже спины. Гарри даже не дёрнулся, он только посмотрел на Дадли. Тяжело так посмотрел… Это стало последней каплей. Дадли заверещал от страха и возмущения, а потом - завыл, как сирена. Слёзы, на этот раз совершенно неподдельные, фонтаном брызнули во все стороны. Дурсли, рассевшись по стульям перед манежем, потрясённо смотрели на этот маленький театр. На лице Гарри появилось озабоченное выражение, и он вдруг погладил Дадли по голове. Тот притих, тряхнул белыми кудряшками и, тихонько подвывая, вытаращил на брата глаза. С таким поведением посторонних детей он тоже столкнулся впервые.

Петунья судорожно вздохнула, вскочила со стула и заявила, что ей пора готовить завтрак, а Вернон скоро опоздает на работу.

- Дети тут сами разберутся, - добавила она.

- Я после обеда поеду, - промямлил Вернон, но тоже вскочил со стула. Краем сознания он понимал, что просто сбегает от проблемы, но ничего не мог с собой поделать - ноги сами несли его прочь от эпицентра событий.

Спустившись на кухню, Дурсли в смятении занялись тем, что привыкли делать каждое утро: Петунья стала на автомате жарить яичницу и готовить кофе, а Вернон схватился за газету, не разбирая, впрочем, ни строчки.

- Я…

- Я… - вдруг хором произнесли они.

- Господи, Вернон, что же мы будем теперь со всем этим делать?..

- Ну, с одним справлялись - справимся и с двумя… как-нибудь. Сними с огня, дорогая, у тебя сейчас бекон подгорит…

Глава третья.

Малыш не говорил. Совсем. И не плакал, и не смеялся, что уж там - не улыбнулся даже ни разу с тех пор, как оказался на пороге дома Дурслей. На третий день его показали врачам. Выяснилось, что мальчик нормально слышит и может разговаривать в принципе, но - он молчал. Петунья начала уже отчаиваться: Гарри таял на глазах, день ото дня становился всё рассеяннее и слабее. Он мало ел и, скорее всего, мало спал. Каждый вечер тётя укладывала его в новенькую кровать в его комнате, а каждое утро - находила в гостиной, а ведь она сама вставала рано. Первый раз, увидев Гарри внизу, она испугалась и стала просить мужа сейчас же заказать по телефону ограждение на дверь. Вернон пыхтел всё утро, но ничего не добился: как только он набирал нужный номер, телефон давал сбои. В конце концов, подошла Петунья и сообщила, что в бездонном кошельке внезапно закончились все деньги. Дурсли сошлись на мнении, что, видимо, походы по лестнице для Гарри безопасны.

По прошествии примерно двух недель, неуютной ночью Петунья долго не могла заснуть. Будильник показывал почти полночь. Она накинула халат и отправилась посмотреть, как там дети. Поднявшись на второй этаж, женщина с удивлением обнаружила племянника, сидящим у входа в комнату Дадли возле открытой настежь двери (Дадли не любил, когда её закрывали). Гарри вцепился в ограждение, с ужасом всматриваясь в темноту коридора, и успокоился только тогда, когда Петунья взяла его на руки. Она отнесла мальчика в его комнату и просидела рядом с ним ещё довольно долго - пока ребёнок не заснул, наконец, и не выпустил её руку. Утром, войдя в его комнату, Петунья с радостью увидела, что он ещё спит. Малыш просто не может заснуть в одиночестве! Теперь ей стало понятно, как ему помочь.

С тех пор жизнь семьи Дурсль стала входить в более-менее нормальную колею. Днём, пока Петунья занималась домашними делами, мальчики играли на одеяле в гостиной или на лужайке в саду на заднем дворе. Поначалу игры сводились главным образом к тому, что Дадли отнимал все игрушки у брата. Но, поскольку игрушек было много, а Гарри мог довольствоваться и рукой от сломанного робота или колесом от разрушенной машинки, это скоро перестало быть интересным. И Дадли позволил кузену брать игрушки, а сам смотрел, что тот с ними выделывает, не забывая время от времени толкаться и щипаться. Гарри увёртывался или вовсе никак не реагировал на нападения. О, Дадли был очень осторожен и точно рассчитывал силу ударов: с одной стороны, он страшно боялся получить «фирменный мрачный взгляд», с другой - нельзя было ударить в грязь лицом и допустить, чтобы Гарри забыл, кто тут главный.

У Гарри всё «летало» - машины, кубики и динозавры не только перелетали с место на место, но и делали всевозможные кульбиты в воздухе. Это завораживало. Когда взрослых не было рядом, Дадли хохотал в восторге, глядя на очередное воздушное шоу. Но, как только в поле зрения появлялись мать или отец, хитрец из политических соображений сразу становился преувеличенно серьёзным и при любой возможности пытался изобразить жертву, у которой отняли любимую игрушку. С рыданиями и всеми приличествующими случаю причитаниями. Мать сразу кидалась утешать любимого Дадличку конфетами и сюсюканьем, так что приходилось вырываться из её удушливых объятий. Больше всего Дадли огорчало то, что, как бы он ни старался, братец так и не погладил его при этом ни разу по голове. Ситуация прояснилась, когда как-то, спотыкнувшись о порожек, Дадли разбил коленку - вот тут на его плач Гарри подбежал очень шустро и стал усердно приглаживать кудряшки страдальца. Дадли от потрясения сразу перестал орать - он вдруг понял: чтобы получился столь желанный результат, слёзы должны быть настоящими. К сожалению, настоящих слёз в большинстве случаев взять было негде. Так что мечту о простых немногословных ласках пришлось отложить в долгий ящик.

Словом, дни Дадли были полны забот. Так что вечерами, когда дети были искупаны, облачены в пижамы и собраны в его спальне, он засыпал сном праведника, как только голова касалась подушки. А Петунья вела Гарри во вторую детскую и долго сидела там, держа малыша за руку, пока он засыпал.

Через полгода Вернон стал замечать, что снова вполне доволен жизнью. Ну, Гарри молчал - так Дадли шумел за всех. Зато Дурсли обнаружили на днях, что племянник уже хихикает, уворачиваясь от шлепков брата. Скоро выяснилось, что Гарри вообще очень смешливый и живой мальчик. И довольно сообразительный. Только у него получалось занять Дадли чем-нибудь на целый час, чтобы того не было слышно. Например, распутыванием особо заковыристого узла на прыгалках. Сам Гарри при этом сбегал к тёте «помогать», как она выражалась. Брал кухонное полотенце и тёр пол. Петунья умилялась, а потом выбрасывала полотенце в мусорное ведро. Особенно мальчика интересовало мытьё посуды, он явно огорчался, что не доставал пока до мойки. Когда же Дадли обнаруживал, что все его покинули, и оглашал окрестности обиженным криком, Гарри, хитренько хихикнув, убегал его успокаивать.

Маленький Поттер молчал - и Петунья редко с ним говорила. Они приноровились понимать друг друга без слов. Дурсль же, не теряя терпения, каждый день усердно втолковывал племяннику:

- Скажи: «Добрый день, дядя Вернон. Как дела, дядя Вернон?», - совал ребёнку пирожок и снова увещевал, - скажи: «Спасибо, дядя Вернон», скажи: «Спасибо», - толку от этого не было никакого, но дядю хотя бы совесть не грызла.

Тридцать первого июля на День рождения Гарри, когда ему исполнялось два года, гостиная была завалена игрушками. Детей торжественно ввели в комнату. Дадли, помнивший ещё свою гору подарков, был совершенно уверен, что всё это приготовлено лично для него. Он успел так обрадоваться, что, когда игрушки стали предлагать только младшему брату, с Дадли случилась просто грандиозная истерика. Дурсли метались по дому, не зная, как унять такое горе. Неизвестно, чем бы всё обернулось, но ситуацию спас сам Гарри, который сообразил просто отдать всё несчастному жадине - всовывал ему в руки игрушку за игрушкой, а когда руки карапуза уже были заняты, обезьянку пришлось пристроить у него на голове. Дадли ещё долго всхлипывал, обвешанный чужими подарками как рождественская ёлка, а Петунья всё бегала вокруг Гарри и смущённо шептала:

- Умница, умница! Ты же знаешь, Дадличке надоест с ними играть через пять минут, и ты сможешь делать с ними всё, что захочешь…

- Боже, это какой-то кошмар, - пыхтел Вернон.

Единственным, кому понравился этот День рождения, был, наверное, Гарри. Когда праздничный торт был съеден (бОльшая «половина», конечно, досталась Дадли) и всё семейство собралось у камина, наблюдая, как Дадличек ловит магнитных рыбок, Гарри обвёл всех скромным взглядом и чётко так произнёс:

- Спасибо!..

- Он… заговорил! Вернон, ты слышал? Он заговорил! - в восторге заверещала Петунья, хватая мужа за рукав.

- Ну, да… - дядя был польщён, он сразу приписал достижение себе. - А чья школа, а?!

- Он так всегда говолит, - вдруг заявил Дадли. Но на него, как-то, никто не обратил внимания.

Глава четвёртая.

Шло время. Семья жила спокойно, без всяких чудес и особых странностей. Дурсль преуспевал (хоть и проводил на работе слишком много времени - объёмы производства вдруг резко возросли). Петунья слыла образцовой хозяйкой. Среди соседей никому бы даже в голову не пришло усомниться в их исключительной добропорядочности. Это было время благоденствия. Мелкие проблемы Петунья решала с лёгкостью.

Марджори посещала Дурслей крайне редко.

- У тебя слишком шумно, Вернон! - заявляла она обычно по телефону.

На самом деле, в доме шумели только её собачки, поскольку Дадли собак побаивался и прятался от них в шкаф, а Гарри дразнил любимцев Мардж тихо, исподтишка. Он дёргал толстунов за хвосты, а затем ловко уворачивался от них, бегая по всему дому. Стоит ли говорить, что Мардж в душе затаила к маленькому Поттеру несколько претензий. Заметьте, миссис Дурсль такое положение вполне устраивало.

У Гарри обнаружилась аллергия на апельсины и шоколад. С апельсинами было просто: Дадли их терпеть не мог с тех пор, как соседка миссис Фигг случайно угостила его слишком кислым фруктом. Апельсинам в семье объявили войну. С шоколадом пришлось повозиться. Сначала Петунья придумала посыпать шоколадки, предназначенные племяннику красным перцем, но Гарри случайно подсмотрел, как она это делает, и быстро сообразил мыть лакомые плитки под краном, прежде чем съесть. Тёте пришлось проявить характер, и Поттер вместо шоколада теперь всегда получал лимонные дольки.

Ещё Гарри ненавидел фотографироваться. Петунья как-то пригласила фотографа, чтобы сделать семейный портрет - так племянник свалился в обморок, как только включилась фотовспышка. На фото рядом с сияющими Дурслями остались только его сандалии. С тех пор Поттер бегал от фотоаппаратов как чёрт от ладана.

А ещё его странным образом невозможно было взять с собой в магазин. Дурсли предпочитали особо не анализировать, как это так получалось - поначалу им не удалось купить коляску с двумя сиденьями, потом племянник просто прятался в доме, когда Петунья собиралась за покупками. Так что по магазинам ходил Вернон. Либо он же сидел с Гарри дома или в машине, пока Петунья с Дадликом выбирала товары и продукты. Церковь миссис Дурсль тоже посещала только с Дадли. Но это уже случалось исключительно по инициативе самой Петуньи. Никто не возражал: Вернон (так же как и Мардж) считал себя воинствующим атеистом.

Особенно много проблем создавала необходимость приобретать Гарри одежду. Дадличку Петунья одевала с иголочки: костюмчики на выход, голубенькие кофточки, белоснежные рубашечки, галстучки, жабо (о, Дадли в кружевах - просто ангел!)... Гарри в подобное влезать отказался наотрез. Передарив кучу элегантной детской одежды соседям, Петунья вспылила и вывалила на племянника ворох старой одежды брата.

- Выбирай что хочешь, - заявила она вредному Поттеру.

Гарри отложил себе кучку удобных вещиц - в основном трикотажных и свободных. Он облачился в старые шорты, которые смотрелись на нём совсем как бриджи, и балахончик с капюшоном - бывший ранее сиреневым, а теперь ставший просто серым - с надписью «ЧЕМПИОН». Петунья поджала губы, демонстрируя всё, что она думает о вкусе сына своей сестрицы. И посчитала вопрос с одеждой практически решённым.

- Попросишь купить фрак к выпускному - пеняй на себя! - непонятно выразилась она.

Хотя, может быть, вкус Гарри и не был таким уж плохим. Когда, например, Петунья попыталась надеть на него замечательный, очень удобный, коричнево-оранжевый свитер Дадли (подаренный тому любящей тётей Мардж - «к сожалению, он совсем не к лицу Дадличке!»), тот уменьшился прямо на глазах изумлённой публики и просто не налез на племянника. Вернон показался Петунье слишком озадаченным этим событием, и она поспешила выбросить свитер, объявив, что он «сел после стирки».

Когда детям исполнилось три года, Петунья стала выводить их на детскую площадку в ближайшем парке. Оба ребёнка повели себя не так, как ожидалось. Гарри бледнел, серел и не передвигался вдали от дома иначе, чем накрепко вцепившись в тётину юбку (в прямом смысле - какой позор!). Когда тётя насильно попыталась притащить его в песочницу, он так задрожал, что она испугалась, как бы племянник не потерял сознание у всех на глазах. Ну, не хочет ребёнок играть - хорошо. Петунья усадила его рядом с собой на скамейке и для надёжности укрыла своей кофтой. Она сидела в обнимку с Гарри и натужно улыбалась многочисленным мамашам и нянечкам, пытаясь делать вид, что всё идёт как надо. Дадли пришлось одному осваивать качели и горки. Здесь он сразу же стал устанавливать свои порядки. И устанавливая эти свои порядки, поначалу просто принялся мутузить всех детей без разбора. Поднялся ропот. Дадли даже наказали тогда впервые: вместо трёх мороженых купили только одно. Дома маленький деспот долго рыдал в знак протеста. А Гарри, донельзя довольный, что испытание улицей закончилось, нашёптывал братцу на ушко, что тому стоит скрывать свои бандитские наклонности. Хотя бы от окружающих взрослых.

На следующий день совершенно зелёный Гарри опять сидел в обнимку с тётушкой на своей скамейке, а Дадли «строил» соседских детей, используя только свой командный голос. Дети «построились» довольно быстро, Вернон бы наверняка гордился сыном…

А племянника Петунья повезла к детскому психотерапевту. Специалист попался компетентный. Он успокоил взволнованную родственницу.

- Мальчик робкий. Это обычные детские страхи - скорее всего, его в младенчестве напугала собака.

Петунья не стала вдаваться в подробности насчёт этой «собаки», в любом случае, произошедшее с Гарри три года назад трудно было бы объяснить. Она просто решила положиться на опыт профессионала. И не прогадала. Через полгода Гарри уже копался в песочнице, исподлобья посматривая, как Дадли раскатывает по площадке на своём новеньком велосипеде или распоряжается разновозрастной малышнёй. Единственно, так и не удалось добиться, чтобы Гарри в этой песочнице улыбался. Врач порекомендовал семье Дурсль поменьше пока общественных сборищ, а лучше бы отвезти детей куда-нибудь на закрытый курорт, где небольшая группа детей резвилась бы под присмотром специально обученных воспитателей.

И в сентябре Дурсли вместе с Гарри отправились за границу - в Тайланд. Первое путешествие за много лет. Оно было восхитительным. Даже Вернон был согласен в этом с Петуньей, хоть он и тосковал порядком по своим дрелям. Миссис Дурсль потом долго ещё рассказывала соседкам, заходящим с визитами, о шикарных ваннах, которые она принимала, о божественном массаже и прочих курортных радостях, тонко намекая в конце, что самым чудесным сюрпризом оказался Вернон, в отсутствии любимых электрических приборов весь свой пыл направивший на супругу. Благо, дети на весь день сдавались скромным, но обладающим железными нервами тайским воспитательницам.

По возвращении семьи в Англию, доктор рекомендовал провести последний тест, который должен был показать, насколько действенным оказалось лечение. Он потребовал отвести Гарри в цирк.

И в ближайшее воскресенье парадно разодетые Дурсли и в меру прилично одетый Гарри отправились в Лондон. Стыдно признаться, Петунья никогда не была в цирке: она всегда считала его искусством для плебеев. Поэтому она была ошеломлена, так же как и Гарри, правда, причины у них были разными. Петунью приводили в ужас клоуны в огромных цветастых штанах, пытающиеся усадить детей к себе на колени, радушно хлопающие всех подряд по плечам (тётушка взвизгнула, когда с ней проделали то же самое), и зазывавшие публику. Гарри же был в шоке от самой публики (и в частности - от её количества), он был бледен и тихонечко дрожал, вцепившись в рукав брата. Вернон радовался как ребёнок, угощал семью сладкой ватой и с восторгом рассказывал Дадли о слонах, которые должны были выступать во втором отделении. Он с чувством вдыхал запах опилок и в душе его роились самые приятные воспоминания о тех славных днях, когда дядя водил их с Мардж в шапито. О том, как они тайком пронесли однажды на представление хлопушку, чтобы взорвать её в момент, когда дрессировщик засунет голову в пасть льву и посмотреть, откусит ли лев эту голову. Жаль, что дядюшка Вилли был всегда начеку и не вовремя поймал их за руку (в прямом и переносном смысле)…

У Дурслей были самые дорогие места, во втором ряду. Гарри посадили между тётей и братом, и он тут же сжался в комок в своём кресле. Дадли же пыхтел от нетерпения и махал лентами на палочке, рискуя заехать в глаз кому-нибудь из соседей. Наконец, верхний свет погас, засверкали цветные прожектора и грянула музыка. Представление началось с кордебалета. От девиц в блёстках и перьях, машущих на зрителей ногами, Гарри совсем поплохело. Потом выступали клоуны. Дадли так хохотал над их глупейшими шутками, что, в конце концов, просто сполз под сиденье, чем сумел отвлечь Гарри от неприятных ощущений. Гарри, видимо, не дорос ещё до плоского юмора, он всё время с недоумением таращился на брата. До тех пор, пока не произошло настоящее чудо.

На манеж вышли воздушные акробаты. Два артиста и хрупкая на вид девушка в трико сели на перекладины и вдруг - взмыли в воздух, переливаясь в ярких лучах прожектора. Гарри в изумлении и чистом восторге распахнул глаза и вскочил со своего места, устремляясь взглядом за летящими фигурками. Гимнасты невесомо раскачивались, кувыркались и танцевали в воздухе под куполом, а малыш, раскрыв рот, наблюдал за ними в совершенном экстазе.

Всё, что происходило на манеже после этого, пролетело мимо его сознания. Он не замечал кривляющихся обезьянок, жонглёрских факелов, не слышал дружного смеха вокруг, не обратил внимания даже на слонов, стоящих на задних ногах и кидающих друг другу мяч. Всё время представления, всю дорогу до дома, да и всю следующую ночь в душе у Гарри летали и кувыркались маленькие воздушные гимнасты. Впрочем, со стороны его восторг выглядел неплохо - тётя, Дадли и даже доктор восприняли всё как полное выздоровление. Один Вернон испытывал некоторые смутные сомнения насчёт столь внезапной перемены в племяннике…

Глава пятая.

Дурсль держал в доме множество разных электроинструментов. И он, конечно же, мечтал приобщить своего отпрыска к великому таинству закручивания всяческих гаек посредством этих визжащих игрушек. Дадли их боялся дОсмерти. Виду, правда, не подавал - не солидно. Он просто при виде какого-нибудь перфоратора деловито убегал играть в мяч. А Гарри, который всё время болтался поблизости, оставался с расстроенным дядей и его артефактом. Излишне агрессивная совесть не позволяла мальчику ретироваться вслед за братом. И так получилось, что к пяти годам он уже прекрасно мог отличить перфоратор от дрели, переключить реверс и знал, чем следует бурить кирпич, а чем - деревянную планку. Когда Дурсль и Поттер «уединялись» с электрическим монстром, Петунья не хуже самого монстра визжала на весь дом, чтобы Вернон не давал эту гадость ребёнку в руки.

- Эта «гадость» держит весь дом, - бурчал Вернон в усы и подмигивал племяннику, крепко удерживая дрель, пока Гарри нажимал на «курок».

Пережив кое-как холодность сына к венцу человеческого прогресса, Вернон решил, что бедный ущербный мальчик ни в чём не виноват и надо бы к нему относиться помягче. Поэтому он не жалел денег на подарки для Дадли, а ежедневные любимые сыном пирожные, привезённые из лучшей кондитерской стали просто святым делом. Между тем, помимо своей воли, Дурсль сильно привязался к племяннику и в тайне уже представлял его в роли своего помощника на производстве. Не умея как следует проявить свои чувства, Вернон даже как-то подсунул Гарри запрещённую шоколадку, за что здорово тогда влетело - сначала Гарри, у которого на лбу рядом с «молнией» образовалась характерная сыпь, а после проведённого Петуньей расследования - и самому Вернону.

Так как детям было уже по пять лет, их записали в Муниципальную начальную школу. Учительница их класса, чопорная и суховатая мисс Штрассмайер, по непонятным причинам внушала Петунье полное доверие. И первого сентября, с боем напялив на Гарри белую рубашку и снабдив детей цветами, Петунья повела их на первое занятие. Дадли потребовал себе целых три букета (Вернон восхищался щедростью сына). Потом, между прочим, было очень трудно их у него отнять. Но миссис Дурсль, применив весь свой дипломатический талант, сумела обменять букеты на шоколадного зайца.

Дадли, благодаря натренированным связкам и постоянной готовности защищать свои интересы с помощью силы, вскоре обрёл в классе среди детей большую популярность. Пришлись кстати и советы Гарри: на уроках младший Дурсль вёл себя просто идеально. Впрочем, у мисс Штрассмайер любой бы вёл себя идеально. Она оказалась поборницей строгого порядка и дисциплины и имела милую привычку постукивать тупым концом указки в такт своим выступлениям прямо перед носом особо невнимательных учеников. Дадли сидел в классе с абсолютно ровной спиной и подобострастным выражением на лице и неотрывно глядел учительнице в рот. Все силы уходили на поддержание имиджа прилежного ученика. Так что дома Гарри приходилось переводить брату содержание уроков с штрассмайерского языка на общедоступный. Сам Гарри выезжал скорее на своей природной любознательности. В общем, с учёбой дети справлялись. Высшие баллы мисс Штрассмайер не ставила принципиально, так как имела прискорбное убеждение, что все ученики тупы от природы, но братьям всегда хватало баллов, чтобы не оставаться на второй год.

Статус-кво был нарушен, когда Дадли и Гарри должны были идти в четвёртый класс. Случилось удивительное: мисс Штрассмайер (о боги, бывают же настолько романтически настроенные джентльмены!) вышла замуж и уехала в Грецию. Директор школы и Родительский комитет были в шоке, ведь до первого сентября оставался всего лишь месяц. Пришлось спешно нанять новую учительницу. Ею оказалась миссис Хафлин, излишне эмоциональная особа либеральных взглядов.

- Вернон, у неё на голове - розоватое нечто! Эта женщина меня пугает, - жаловалась перед сном Петунья.

Некоторые родители забрали своих детей из школы. В классе появились новенькие. Уроки стали походить на балаган. Ученикам разрешалось всё. Можно было изучать учебники, сидя на полу. Или рисовать, пристроившись на подоконнике - Берта Кинг и Сара Мартин всё время там что-то рисовали. Бен Стюарт - пел. А Рейчел Ли читала вслух энциклопедию про обитателей морей и океанов, даже если они в этот момент проходили Викторианский период по истории. Дадли был в восторге от новых порядков. Он и Гордон Смит придумали вырезать картинки из учебников и наклеивать их в тетрадь. Миссис Хафлин их так хвалила!.. Поттер снова стал худеть.

Через две недели после начала учебного года Петунья заглянула к Гарри в спальню, решив удостовериться, хорошо ли тот спит. Гарри в спальне не оказалось. Она подняла страшный шум и прочесала весь дом в его поисках. Поттер обнаружился у Дадли под кроватью, от посторонних глаз он был скрыт свисающей простынёй.

- Марш к себе! - сказала женщина, когда способность говорить к ней вернулась.

- Мама, Гарри должен остаться здесь! Я защищаю его от Человека-Молнии!

- Теперь это буду делать я, - заявила Петунья. Ах, вот ведь досада, вернулись времена, когда племянника опять надо держать за руку перед сном, - Гарри, вылезай, я тебя провожу.

Однако поутру Поттер был снова обнаружен в «шалаше у Дадли».

Школьная медсестра выписала им направление в психологический центр.

Специалист центра был очень внимателен.

- Ситуация серьёзная, миссис Дурсль. Нам необходимо выяснить причину такого поведения. Вы говорите, что не первый раз обращаетесь за помощью в связи со страхами Гарри?

- Боюсь, я знаю причину, доктор, - по правде говоря, Петунья была уверена, что ей никогда не придётся беседовать на ЭТУ тему. Пришлось импровизировать. - Гарри было год и три месяца, когда погибли его родители. Он видел смерть своей матери. Маньяк ворвался в их дом и убил бедную Лили у него на глазах. Он мог бы убить и Гарри, но, видимо, не хватило духу погубить невинного ребёнка. Вы заметили - у него шрам на лбу?..

- Господи, миссис Дурсль, простите! Простите, что заставил вас снова вспоминать об этом… Но то, что вы рассказали очень важно… Надеюсь, этого маньяка поймали?

- Нет. Чудовищу удалось скрыться, - Петунья сама содрогнулась от своего рассказа, - кто-то ещё может пострадать от рук этого мерзавца, как моя сестра…

- Ваш племянник - борец! Удивительно, что ему вообще удалось сохранить рассудок после такого. К счастью, маленькие дети приспособляемы. А ваша любовь творит чудеса… - доктор принёс миссис Дурсль стакан воды. - У Гарри своего рода разновидность агорафобии. Агорафобия - это боязнь открытых пространств и скоплений людей. Дословно - «боязнь рынков». Ему не хватает безопасности, дорогая миссис Дурсль. Мы это поправим. Обязательно…

Глава шестая.

Гарри возили в центр два раза в неделю. Первое время на этих сеансах он каждый раз под нежную музыку мрачно рисовал Человека-Молнию. Потом доктор предложил ему помять и порвать эти рисунки, чтобы злодею «как следует досталось». Гарри сделал это без особого энтузиазма.

Поттер так и спал у Дадли под кроватью. Шум в их комнате стоял до полуночи. Младший Дурсль дразнил брата, говоря, что у того «базарная болезнь», и некстати вспоминал, как однажды в Египте они посещали восточный базар. Гарри, помнится, свалился там в обморок (все, правда, решили, что это был солнечный удар). Поттер же в ответ на нападки щипал брата, улучив момент, когда тот начинал засыпать. Вся эта возня продолжалась, пока наверх не прибегала Петунья. Разумеется, ей такое безобразие быстро надоело. Вот как, значит? Гарри шалаш подавай? И она нашла выход из ситуации.

Для Поттера была куплена удобная кровать «на вырост», которую втиснули в вычищенный от ерунды чулан под лестницей. Кроме кровати туда влезли ещё высокий шкаф для обуви и две полки. В симпатичное круглое окошко вставили весёленький витражный стеклопакет - улица в окне «расплылась» и заиграла яркими красками.

Сказать, что Гарри был в восторге - ничего не сказать. Он сразу перенёс в чулан все свои любимые игрушки, благо их было всего четыре - пластиковый Мерлин в мягком плаще, серебряный рыцарь на коне и две великолепные, искусно выточенные барабанные палочки - единственное сокровище с боем отнятое у Дадли. Хорошо, что дядя Вернон тогда Поттера поддержал (спасибо дядиным барабанным перепонкам, которые оказались «не казёнными»). В шкафу для обуви разместилась одежда. Теперь Гарри часами не вылезал из своего нового убежища.

Именно тогда, после своего счастливого переселения, Поттер впервые нарисовал Человека-Молнию в клетке. Затем отважился пририсовать рядом с клеткой маленького себя. Через месяц - стал обводить себя защитным полем голубого цвета (это ему Дадли посоветовал - он такое видел в телевизоре). Врач начал улыбаться Петунье от уха до уха, когда злодей стал маленьким, молнии его «подтаяли», а сам Гарри на рисунках значительно увеличился в размерах, и в его руке появилась внушительная палка.

Прогресс - прогрессом, но из любимого чулана Гарри выманить так и не удалось.

В школе в этом году будущему герою было не сладко. Он выглядел худеньким и робким, ему явно не хватало представительности. А в новой обстановке приходилось заново завоёвывать авторитет. К тому же детки подросли и уже пытались показывать свои зубки. Дадли никогда не имел подобных проблем - уж его представительность бросалась в глаза всем. Тем более после того, как каждый начинающий забияка получил от него по лбу.

Младшего Дурсля зауважали. Но его привычка использовать брата как боксёрскую грушу сыграла с Гарри злую шутку: некоторые особо впечатлительные одноклассники подумали, что это можно принять как руководство к действию. Новый ученик - Полкисс - подговорил как-то парочку приятелей, они поймали Гарри в школьном дворе и попытались его избить, придравшись к слишком длинным волосам. Поттер, к слову, был совсем не виноват: эти дурацкие волосы сами «не стриглись» короче. Тем не менее, он получил здоровенный фингал, прежде чем успел увернуться и пуститься наутёк. Просто не ожидал такой наглости.

Когда до Дадли дошло, что случилось, он рванул за Полкиссом и его дружками, преследовавшими Поттера. Ему хорошо было видно со стороны, как Гарри, перепрыгивая через мусорные баки, вдруг непринуждённо взлетел и оказался на крыше школьной столовой. Любого бы такое зрелище привело в замешательство, но не Дадли. Он таких фокусов от Поттера насмотрелся за свою жизнь… Не далее как на прошлой неделе Гарри, почти зажатый им в угол, вообще испарился как мираж, а потом обнаружился в коридоре с тряпкой в руках. Поттер, помогающий Петунье по дому - это святое. Его уже даже и не пнуть было. Так что Дадли и дела не было до полётов брата. Он с разбегу врезался в Полкисса, выискивающего Гарри за мусорными бачками, повалил его, пару раз хорошенько наподдал в рёбра и схватил за отвороты курточки.

- Ещё раз тронешь Поттера - все кишки вырву! - убедительно предупредил он нахала (эту фразу Дадли позаимствовал из какого-то фильма).

Дружки Полкисса так и не поняли, куда делся сам беглец. Но они навсегда уяснили, что Поттер принадлежит Дадли Дурслю и бить его может только он.

Прибежавшая с другого конца двора миссис Хафлин сразу же во всём разобралась. Она строго наказала Гарри за лазание по крышам и даже вызвала в школу его дядю.

С тех пор понятливый Пирс Полкисс стал закадычным другом Дадли, а у Поттера с одноклассниками проблем больше не было. Никто его не трогал. Они вообще к нему старались близко не подходить. Гарри даже жалел об этом иногда…

А дядя в школу ходил. И вернулся оттуда не в настроении…

И дело было не только в том, что вздорная училка почему-то была предубеждена против Поттера и его лазанья по крышам. Видали они с Мардж таких училок! Если племянник залез на крышу - значит, надо было. В конце концов, Гарри - не Дадлик, крыша не проломится. Но после прений в учительской к Вернону подошли две девицы-первоклашки и спросили, не он ли научил Поттера так классно лета-ать...

Они очень красочно описали Дурслю не только, как хорошо им было прыгать через скакалку в школьном дворе, не только, как лучше всех умеет скакать отличница Кетти Вильярс и что достать теперь хорошую скакалку не так-то просто, но и то, как красиво хорошенький Гарри Поттер взлетел на крышу двухэтажной столовой - прям как Человек-Ракета из мультика, который идёт каждый понедельник по 35-му Детскому каналу!

- Не могли бы вы и нас этому научить, сэр? - закончили свой рассказ девицы, невинно хлопая ресницами.

- В другой р-раз, - выдавил из себя наливающийся краской Дурсль. Смутные подозрения, время от времени посещающие его, кажется, начали обретать зловещий смысл.

Накрутив себя ещё немного по дороге к дому, Вернон закатил семье грандиозный скандал. После чего все попрятались по углам, полностью убеждённые в том, что приличные мальчики «сами по себе не летают!!!»

А в конце четвёртого учебного года, весной, тётя Петунья обрела новый повод для беспокойства. В одно из воскресений семья объезжала магазины. Зайдя с детьми в обувной бутик, Петунья вдруг заметила, как какой-то карлик в старомодном цилиндре совершенно идиотского цвета неуклюже кланяется племяннику, чуть ли не до земли, привлекая к ним всеобщее внимание. Она точно знала, что маги не появляются в обычном мире, по крайней мере - в таком виде. Как же она испугалась!

- Гарри, - буквально прошипела Петунья, - ты знаешь… этого?

- Нет, - Гарри помотал головой, с интересом рассматривая странного покупателя.

Ему было любопытно: может, этот забавный человечек из цирка? Но тётя схватила Гарри и брата за руки и решительно утащила их обратно в машину.

Дома Петунья отправила детей и Вернона с газетой во двор, заняв их китайской едой и французскими булочками (гурманство - в её представлении). Сама же она некоторое время в смятении металась по кухне, пока ни решилась написать Дамблдору. Подробно описав маломерного красавца из магазина, женщина высказала свои опасения его злонамеренностью (ох, она-то была в ней полностью уверена!). Оглянувшись на мирную картину в саду, она торопливо сунула письмо в волшебный кошелёк, снова хорошенько спрятала артефакт и побежала наверх в комнату для гостей, окна которой выходили на глухую стену соседского дома. Надо было торопиться: Дамблдор как-то умудрялся отвечать на письма очень быстро. Действительно, вскоре сова влетела в предусмотрительно открытое окно.

«Дорогая Петунья! Ваши опасения совершенно беспочвенны. Волшебник, описанный вами, это Дедалус Дингл. Он совершенно безобиден. Смею заметить, что злодеи, захоти они наведаться к Гарри, обязательно переоделись бы магглами. Но не спешите пугаться, по моим сведениям тот, кто пожелает вашему племяннику зла, просто не сможет его увидеть.

Самые вам наилучшие пожелания, с любовью,

Дамблдор».

Заверения директора убедили Петунью не вполне…

Глава седьмая.

Отношения Петуньи и Бездонного кошелька были сложными. Она называла про себя этот предмет не иначе как «Безразмерный рождественский носок». Похоже, их мнения о том, что для Гарри будет полезным и нужным слишком часто не совпадали. Хорошо, от гарриных подарков на день рождения они сами давно отказались ради Дадлички, мира и спокойствия в доме. Но почему «Носок» отказывался хотя бы изредка оплачивать парадную одежду для Поттера? Вот, к примеру, тот случай, когда деловой партнёр подарил Вернону билеты в Королевский Оперный Театр для всей семьи? Гарри ведь пришлось оставить с миссис Фигг, потому что приличествующий случаю костюм так и не удалось купить. Даже за свои деньги. Что костюм - и очки эти уродские сменить не получается! Петунья уже давно уверилась, что артефакт позволяет себе слишком много. Он, наверное, считает, что её племяннику подходит исключительно пуританское воспитание… А кого ещё винить? Разве что самого Поттера, которому мероприятия вроде похода в оперу не по душе… Но, нет - он же ещё слишком маленький, чтобы такое устроить?..

Кстати, Дадли опера понравилась. Особенно примадонна. Он весь спектакль так и пялился на неё. Как он потом по секрету рассказывал Гарри - она так громко пела, и у неё был бюст такого внушительного размера, что оторваться было просто невозможно!..

Осенью приехала погостить Мардж. Привезла с собой лишь трёх собачек, остальных своих бульдогов оставила с соседом, полковником Фабстером. По игривым ноткам, появляющимся в голосе Марджори, когда она говорила о соседе, Вернон сделал вывод, что полковник всё-таки попался в её сети. Даже славным воякам иногда нужен кто-то, кто мог бы держать их в ежовых рукавицах!

Собаколюбивая тётушка не смогла оставить с Фабстером Викторию - суку на сносях («дело тонкое - мало ли что!»), старого подслеповатого Бака («бедняга боится полковника - у того слишком командный голос!») и своего любимца - молодого Злыдня («о, мой утипусик! у него такое нежное сердце! Полковник приобрёл его для меня в Ирландии!»).

Гарри приуныл. Не будешь же хватать за хвост Викторию - дело тонкое, мало ли что! А престарелый Бак ещё в прошлый заезд понял, как спасаться - целыми днями «загорал» на крыльце со стороны улицы - где очень-очень много любопытных соседских глаз…

А Злыдень! Даже если и были моменты, когда толстуха-тётушка не тискала своего протеже, и Гарри удавалось подобраться к собачке поближе - юный бульдог в ответ на поттеровские нападки оставался невозмутим, просто абсолютно непробиваем! Он был спокоен как «Саладин»*. «Философ!» - говорил про него дядя Вернон. Видно, имя ему подобрали с иронией. Гарри и за хвост его дёргал, и за лапы, и кошкой мяукал - Злыдень и ухом не повёл ни разу! Дошло уже до того, что Поттер потерял бдительность и стал приставать к животному у всех на глазах. Дурсли забавлялись, только что ставки не делали на «кто кого раньше достанет».

Как-то раз, когда все отдыхали после обеда в саду, Гарри предпринял последний отчаянный шаг. Как для себя определил потом Дадли, Поттер решился применить «эти свои штучки».

Удостоверившись, что взрослые увлечены воспоминаниями и анекдотами из дядиного и тётушки Мардж детства, Гарри приблизился к своей жертве. Встал перед бульдогом на четвереньки и вперился тяжёлым взглядом в его зрачки. Неизвестно, что там Поттер пытался сделать, только колдовства собачья душа не стерпела. Злыдень взвился, зарычал и погнался с лаем за едва успевшим отпрянуть Поттером. Мардж, впервые услышав злобные звуки от своей «утипусечки», так и стояла с раскрытым ртом, взирая на то, как Злыдень гавкает под вишней, приютившей Гарри. Вернон с Петуньей просто загибались от хохота (масла в огонь подбавил ещё и бренди, что они пили за обедом). Дадли только бровью повёл - ему, вообще-то, понравилось, как ловко Гарри вспорхнул на эту вишню…

Надо ли удивляться, что с тех пор претензии к Поттеру, которые тётушка Мардж хранила в своём сердце, переросли в стойкую неприязнь.

Весь пятый учебный год был посвящён погоне за баллами. Вернон вбил себе в голову, что мальчики должны получить среднее образование в том самом частном пансионе, где учился он сам. И им нужны были для этого достаточно высокие оценки.

- Надо думать об этом уже сейчас. Пусть у вас есть ещё два года в запасе, ну, тем проще будет это сделать! - вещал Вернон, вышагивая по гостиной.

Петунья поджимала губы. Она считала, что Дадличке вредно так напрягаться. Он учился не очень успешно, но, ведь его отец - владелец фирмы - уж как-нибудь поможет устроиться в жизни… Однако высказываться она не торопилась: чтобы твой голос имел вес, надо знать когда его подать! Тем более Петунья не спешила вываливать на голову мужа свои мысли насчёт Гарри - вряд ли племяннику светила учёба в «Вонингсе» - она ещё помнила коричнево-оранжевый свитер и прекрасно понимала, что это значит…

Гарри с дядей нашли общий язык - мальчик легко согласился помочь исполнить дядину мечту: Вернон составил домашний учебный план для подтягивания Дадли, и Гарри вызвался контролировать его исполнение. Да, Дадлика надо было заставлять учиться. К тому же, чтобы вложить в его голову какие-нибудь знания, надо было суметь найти простые и доступные слова. Поттер умел.

Сам Гарри тоже особенно не блистал в школе. Скорее всего, потому, что ему всё слишком легко давалось, не всегда было интересно, а подчас - просто откровенно лень. Пытаясь в простых словах объяснить брату учебный материал, он и сам укреплял свои знания, так что в выигрыше в итоге оказались все.

А ещё через год Вернон, раздуваясь от гордости, отправился записывать сына и племянника в школу «Вонингс». Директор принял Дурсля с распростёртыми объятиями, как старого доброго друга, забрал документы на мальчиков и заверил, что два места в этом славном учебном заведении за его детьми зарезервированы. Чек был выписан, школьные формы заказаны, и Вернон считал себя королём мира… ровно полторы недели. Потому что через десять дней директор «Вонингса» неожиданно позвонил и сообщил, что на счёт школы перевели только половину необходимой суммы. Тем же вечером курьер доставил школьную форму - один экземпляр - размера Дадли.

Вернон негодовал, объяснения с банком его утомили. Если прибавить к этому то, что он, как любой порядочный бизнесмен, банки вообще терпеть не мог, можно себе представить насколько накалилась атмосфера на кухне, когда Петунье пришлось сказать:

- Ничего не выйдет, Вернон. «Носок» пуст. Как бы ты не старался, ЕМУ придётся идти по стопам родителей.

- Его родители в могиле! - взревел Дурсль. - Этого ты хочешь для мальчишки?! - он уже побагровел, но сдаваться, по-видимому, не собирался. - Хорошо, частная школа ему не по карману - пойдёт в «Камеронс». Останется с нами. По крайней мере, нам с тобой не скучно будет…

- Не пущу Дадличку одного в твой «Вонингс»! - Петунья тоже начала заводиться.

- Так. Звони Полкиссам. Они будут просто счастливы, если мы сделаем протекцию их, этому - Пирсу.

- Сравнил, тоже мне! Гарри и Пирс! Кто бы за самим Пирсом присмотрел!

- Ну, вот что! Хватит капризничать, - Петунья скривила губы, - звони своей подруге, пока я не передумал. Это моё последнее слово. А я завтра же иду в «Хай Камеронс»! Какая там у них форма?..

Так Гарри записали в ближайшую среднюю дневную школу «Хай Камеронс». Он не понимал, чем это все Дурсли так недовольны, сам он втайне от брата порадовался, что в его жизни всё останется почти по-прежнему. Единственное, что ему самому не нравилось - это форма, сваренная из бывшего пиджака Дадли (Петунья уже устала бороться с бездонным кошельком, надо же, костюмчика лишнего пожалел, а ей - отдувайся!).

Иногда Гарри мечтал о чём-то необыкновенном, по ночам ему снились полёты и захватывающие дух приключения. Но - одно дело мечты, а в жизни, чаще всего - лучшее враг хорошего. В жизни Гарри предпочитал довольствоваться тем, что предоставляет ему Судьба.

Если бы он был знаком со своей Судьбой немножечко поближе, возможно, сбежал бы уже на край света с каким-нибудь бродячим цирком…

* * *

* Для справки: «Саладин» - название английского танка.

Глава восьмая и последняя.

Прозревать насчёт того, что с его Судьбой не всё так просто, Гарри начал с того памятного Дня рождения Дадли.

Одиннадцать лет - дата, конечно, не круглая, но, можно сказать, эпохальная в жизни английского ребёнка. Вся семья готовилась к этому событию с трепетом. Дней рождения Дадли вообще побаивались: толстяк мог выкинуть что угодно, он становился в эти дни совсем неуправляем. С самого утра все суетились, пытаясь его хоть как-то задобрить: капризы, истерики и скандалы бывали практически неизбежны. Гарри обычно сдавали миссис Фигг от греха подальше: тот любил наблюдать фокусы Дадли и всячески его подзуживал.

Но в этот раз миссис Фигг не смогла принять Поттера. Узнав, что поедет со всеми в зоопарк, Гарри ещё ничего такого не заподозрил, он только порадовался в предвкушении хорошего развлечения.

Семья и приглашённый именинником Пирс Полкисс провели довольно приятное утро в Лондоне. Приятное, но скучноватое на вкус Гарри. Дадлик был на редкость терпелив (может, взрослеть начал?), и Поттеру никак не удавалось его довести до белого каления. Даже остроумное замечание насчёт сильной схожести Дадли с гориллой, в задумчивости почёсывающей свой зад в вольере, не возымели того эффекта, на который Гарри рассчитывал.

Поттер, как водится, приуныл и стал обращать внимание на обитателей зоопарка. В итоге он даже увлёкся всякими диковинными созданиями. В павильоне, где прыгали забавные шиншиллы, ему удалось подслушать кусочек лекции о том, чем хорёк отличается от горностая, а тупайя - от белки. Также ему понравились пингвины. А особое уважение внушил паук-птицеед - такой огромный, особенно по сравнению с паучками, иногда появляющимися в его чулане! Гарри смотрел на гигантского паука и представлял себе, что бы он сделал, столкнувшись с таким на узкой дорожке…

Дадли почему-то сильно заинтересовал Бразильский питон. Он битый час долбил по стеклу, надеясь разбудить вялое пресмыкающееся. Гарри даже стыдно стало за брата и он тихонечко извинился за него, когда Дадли наконец отвлёкся на игуану. Вот тут-то и случилось с Поттером нечто, ну совсем не вписывающееся в его простую картину мира - питон ему ОТВЕТИЛ. По старой привычке принимать жизнь такой, какая она есть, мальчик быстро взял себя в руки и очень мило побеседовал со змеёй о том о сём, пока Полкисс не заложил их.

- Посмотрите-ка, что эта змеюка выделывает! - заорал тот дурным голосом.

Дадли тут же ринулся выяснять в чём дело, довольно грубо сметая Поттера с пути. Не зря всё же Гарри старался, изводил кузена - только пострадала в итоге его собственная задница. Он ощутимо ударился об пол пятой точкой и не смог сдержать эмоций, пожелав брату недоброе. То, что желание это вмиг исполнилось, ещё больше подпортило пресловутую картину мира: стекло между питоном и Дадли испарилось, и змея двинулась на позеленевшего от шока наследника Дурслей.

Что творилось в вивариуме после этого - лучше и не вспоминать. До Поттера наконец стало доходить понемногу, что жизнь его начала принимать какой-то уж слишком интересный оборот… Тётю было жалко - она так испугалась за своего Дадличку, что стала отбивать его, замахиваясь на питона дамской сумочкой. Администрация потом долго отпаивала бедную женщину валерьянкой. Дядя Вернон не пытался сразиться с удавом, но всё как-то странно смотрел на Гарри и потом аж неделю с ним не разговаривал…

А питон так и уполз с концами. Сказал, что в Бразилию…

С тех пор тяжёлые мысли о смысле жизни не покидали юного Поттера. Возможность пролить свет на этот вопрос представилась только в июле. В одно солнечное утро, забирая из прихожей почту для дяди, Гарри обнаружил очень странный конверт: письмо, адресованное лично ему - Гарри Поттеру, живущему по его адресу в ЧУЛАНЕ ПОД ЛЕСТНИЦЕЙ!

Послание ему тогда прочитать не дали. Вернон вырвал конверт прямо из рук племянника. А потом просто выгнал обоих детей из гостиной, задыхаясь от непонятных для Гарри чувств.

Запершись с Петуньей, Дурсль с минуту тряс злополучным письмом, не находя слов. Тётя первой обрела дар речи.

- Боже, Вернон, они следят за домом! Как мы объясним, что он в чулане живёт?! - миссис Дурсль была в ужасе, представив себе, что о ней могут подумать. Щёки её горели, и она держалась за них руками. - Какой позор!.. Надо им что-нибудь ответить…

- Ничего мы не будем отвечать! - Вернон был явно не в себе. - Гарри совершенно нормальный обыкновенный ребёнок! У них нет права его забрать! Нам и только нам решать, где ему учиться!

- Но…

- Если бы он был таким, как они - он бы не мыл тарелки руками!

- Сделать так, чтобы они сами собой мылись - такому учиться надо, - Петунья вздохнула, ей было жаль разочаровывать мужа.

- Тогда б уже все научились и вытворяли бы всякие глупости на каждом углу!

- Ага, - рассердилась Петунья, - тогда пойди и натрави питона на совет директоров этого твоего банка!

- Он останется здесь и пойдёт в «Камеронс»! И точка!! - казалось, что Дурсль сейчас лопнет от злости.

- Ну, всё, всё, хорошо, Вернон, успокойся. Сейчас я принесу тебе выпить… - Петунья поняла, что лучше не вмешиваться в великую борьбу между отважным Дурслем и Магией. Вряд ли можно было сомневаться в её исходе, всё же, хотелось бы поменьше пострадать… - Но уговаривать его вернуться обратно в детскую будешь ты!

И у семейства Дурслей началась маленькая война. Они пережили налёт сов, бомбардировку пергаментными письмами, баррикады и комендантский час. Закончилось всё массовым бегством: обалдевшего от невзгод Дадли, ничего не понимающего Поттера и притихшую Петунью Вернон затолкал в машину и увёз на дикое побережье, где он однажды по молодости отдыхал в скаутском лагере. Вражеские письмена настигли их и в маленькой рыбацкой деревушке. Тогда глава семейства пошёл на последний отчаянный шаг. Он купил полуразрушенный маяк на островке близ деревни и перевёз всех туда. Это случилось как раз накануне гарриного Дня рождения, о котором все просто забыли.

На этом островке и состоялась полная - правда, не сказать, что безоговорочная - капитуляция. Да, поговорить им тогда пришлось… Магия подослала к ним полу-великана Хагрида. Он появился на маяке в полночь - как раз в тот момент, когда Гарри вспомнил о своём «юбилее» - очень эффектно: под вой ветра и плеск дождя, в блеске молний (молнии, по мнению Поттера, придавали сцене особую мрачность). От Хагрида Гарри узнал все эти удивительные вещи о собственной магической природе и своих родителях-волшебниках, убитых самым большим злодеем современности по имени Волдеморт. И Поттер наконец прочитал то злополучное письмо - в нём сообщалось, что его ждёт учёба в Школе Магического Мастерства «Хогвартс».

Теперь хорошо об этом вспоминать, но тогда Гарри понадобились весь его здоровый оптимизм и вся врождённая уравновешенность. Увидев, что Дурсли не опровергают магическую версию его жизни (хотя внушительность Хагрида уже сама по себе свидетельствовала в её пользу), Гарри поначалу вспылил: обиделся, ведь Дурсли всё это время держали его в неведении! Но тётя так трогательно оправдывалась, рассказывала о своей сестре - маме Гарри… Особенно его умилил рассказ о лягушачьей икре в карманах Лили - вот это настоящее испытание для тётиного аккуратизма - Поттер еле сдержал улыбку. Он снова решил просто принять всё как есть.

Дядя Вернон, надо признать, сопротивлялся до последнего - Гарри даже почувствовал гордость за него. Исход сражения решил поросячий хвостик, выросший на попке Дадли по воле великана, задетого за живое дядиным отпором. Под впечатлением от этого события Дурсли ретировались в пристройку, оставив Гарри с Хагридом. Магия победила.

Наутро, так и не попрощавшись с Дурслями, Хагрид увёз Поттера в Лондон покупать волшебные принадлежности для школы. Не то чтобы Гарри был такой неблагодарной сволочью - но кто же отказывается от столь грандиозных приключений…

Fin