Глава одиннадцатая

Дойл с Холодом выпытали у Усны прочие «не важные» новости, сообщенные его матерью. Их оказалось немало. Похоже, Таранис довольно давно действовал без смысла и без логики. Когда мы въезжали в ворота поместья Мэви Рид, Айслинг спросил:

— А зачем я вам понадобился? Таранис всем Благим со мной запретил разговаривать под страхом пытки, так что у меня никаких разведданных нет.

— Холм Благих признал в тебе короля, когда мы прибыли в Америку, — сказал Дойл. — За что тебя и отправили в ссылку.

— Я знаю, отчего потерял свое место при дворе.

— И потому принцесса готова предложить тебе занять трон, принадлежащий тебе по праву.

У Айслинга глаза полезли на лоб. Потрясение видно было даже сквозь вуаль. Он явно не сложил два и два, и предложение оглушило его своей неожиданностью.

Открылась дверца лимузина, ее придерживал Фред. Никто не двинулся с места, мы ждали, пока Айслинг переварит новость.

— Прикройте дверцу на минутку, Фред, — попросила я.

Дверь закрылась.

— Пусть ситхен и признал меня королем более двух веков назад, это не значит, что он сейчас меня предпочтет, — сказал Айслинг. — И предложение придворные сделали не мне.

— Я хотел, чтобы ты узнал первым, Айслинг, — сказал Дойл. — Не хочу, чтобы ты думал, будто мы забыли, кому когда-то такое предложение сделала сама страна.

Айслинг посмотрел на Дойла долгим взглядом:

— Ты поступил очень достойно, Дойл.

— Ты как будто удивился? — сказала я.

Он повернулся ко мне:

— Дойл очень долго был Королевским Мраком, принцесса. Только сейчас я начинаю понимать, что многие из самых тонких его чувств не могли проявиться на службе у королевы.

— Вежливей еще никто не говорил, что все тебя считали бессердечной скотиной, Дойл! — прыснул Эйб.

У Айслинга вокруг глаз возникли морщинки — он улыбнулся:

— Я бы на такую формулировку не отважился.

Дойл улыбнулся:

— Думаю, многие из нас увидят, что на службе у принцессы мы впервые за долгие века можем быть собой.

Все повернулись ко мне, и под весом их взглядов мне захотелось поежиться. Я поборола это желание и сидела прямо, стараясь оставаться именно той принцессой, какой они меня считали. Хотя иногда — вот как сейчас — мне казалось, что я попросту не сумею быть такой, как им надо. Никто не сможет отвечать стольким требованиям сразу.

Пахнуло свежим ветром и цветами. Голос, который не звучал, а скорее отдавался по телу, звенел у самой кожи, шепнул:

— Мы сумеем.

Я знаю старое присловье, что когда на твоей стороне Бог — или Богиня, — ты обречен на победу. Но порой мне казалось, что под победой мы с Богиней понимаем разные вещи.

Загрузка...