Вернувшись к огню, Рым увидел Тилу, девочку на пару зим младше него, засовывающую в огонь глиняную свистульку. Конечно же он не мог не заинтересоваться, ведь игрушка уже была обожжённой. Вот только спросить прямо у него почему-то не вышло. Вместо простого и понятного «зачем», он сказал:
— Крепче она все равно не станет.
— Я знаю, — дернула плечом девочка, попыталась удержать свистульку веточками, но те оказались слишком тонкими и уже горели. — Все из-за тебя, не отвлекал бы, я бы ее не уронила.
— Сама виновата, взяла бы палки потолще и все бы получилось, — возмутился несправедливым обвинением Рым.
— А то бы я не догадалась, — фыркнула Тила.
— Так чего не взяла? — резонно возразил он.
— Нет их тут, — ткнула она пальцем в сторону кучи запасённых дров.
Как не хотелось Рыму воскликнуть: «Да вот же они!» — но среди толстых веток, явно принесенных к костру от места строительства плотов, действительно не нашлось ничего подходящего.
— Сходила бы в лес, — буркнул Рым, не желая признавать поражения.
— Н-нет, — резко мотнула головой Тила, и сделала маленький шажок к костру.
— Тру… — начал Рым, но тут дрожащая девочка обхватила ладошками тоненькие плечики, и он прикусил язык.
Две белесые звезды шрамов, одна у локтя, вторая ближе к запястью, четко проступали на смуглой от загара кожи. Тила отвернулась от Рыма, прикусила губу и протянула ладошки к огню. «Какие у нее тоненькие пальцы», — удивился он, не зная, что делать. Словно специально налетевший порыв ветра заставил языки пламени взметнуться чуть выше, на старых, давно заживших буграх ран заплясали тени, разбудили почти истлевшие воспоминания прошлого.
Рым не помнил того, кто дежурил в ту ночь у костра. Он был еще слишком мал, пять или шесть зим. Гам принес в пещеру огромного барана, а может быть и целого быка. Он и пара его помощников сумели совершить настоящее чудо — дотащить добычу по огромным сугробам. Племя пировало. Рым не помнил детали. Единственное, что четко сохранила его память — запах жаренного мяса. Казалось, он был везде и им пропиталось все. Мальчик буквально плавал в нем день и ночь. Еды оказалось столько, что люди выбирали лучшие куски, привередливо отбрасывая непонравившееся, а потом… разомлевший от сытости и тепла страж огня уснул. Ночью, а может быть под утро, в пещеру ворвалась огромная кошка с торчащими из пасти клыками. Именно она оставили след на руке Тилы и оборвала жизнь еще четверых. Если бы не Гам, девочка могла стать пятой. С тех пор Тила боялась темноты и ближе всех ложилась к огню. Рым вдруг понял, что ни разу не видел, как и когда она засыпает.
— Зачем ты ее в огонь сунула? — спросил он, подходя ближе и вставая за спиной Тилы.
— Ее Ина испортила, — ответила девочка, поворачивая ладошки над огнем. — Засунула палку, — добавила она после паузы.
— Как испортила? Зачем?
Рым спрашивал, испытывая при этом странные, ранее незнакомые чувства. Почему-то ему вдруг захотелось пойти и побить вредную Ину, с которой раньше он предпочитал не связываться. Та хоть и была младше на целую зиму, но выделялась ростом и обладала широкой костью. А еще она умела до жути противно вопить. Ради того, чтобы она замолчала, взрослые были готовы пойти на многое. Например, дать хорошего подзатыльника ее обидчику.
— Палочку засунула. Завидно ей. Моя свистулька звонче, — ответила Тила, вновь обхватывая плечи руками.
— А… — начал Рым, но тут до него дошло, зачем она засунула игрушку в костер.
Замерев, он несколько секунд бездумно смотрел на лежащую на багровых углях свистульку, переживая момент озарения, а затем радость нового открытия прорвалась наружу.
— Ты самая умная девчонка на свете! — прокричал он шёпотом так, как наверно умеют кричать только выросшие в пещере дети, опасающиеся не столько обвалов, сколько гнева соплеменников.
От избытка чувств, не зная, как выразить благодарность и поделиться переполняющими эмоциями, Рым поддался порыву и просто шагнул вперед. Он обнял Тилу и потерся носом о ее затылок. Когда-то так делал Гам, обнимая его мать, вот Рым и повторил, бессознательно воспроизведя ранее виденное.
— Ты чего?! — более удивленно, чем испуганно, спросила вывернувшись из его рук Тила.
— Если сделать из веток и соломы каркас, то я смогу слепить Дрого. Он получится полым, нужно будет только отверстия для глаз и рта проделать, а потом, во время обжига, трава и ветки сгорят. Золу вытряхну и получится статуя. Ну в смысле идол. А, не важно. Так у меня получится полностью его сделать, а не только голову. Понимаешь?
— Д-да, — ответила Тила, с трудом разбирая выпаленное Рымом.
Мало того, что она еще не до конца справилась с удивлением, так в добавок ее напугало то, как он говорил о духе-покровителе.
— Что с тобой? — удивился Рым напавшему вдруг на девочку заиканию. Впрочем, тут он наконец-то заметил сырые дорожки на ее щеках и окончательно растерялся. Вот только молчать в том взвинченном состоянии, в котором он находился — это было выше его сил. К тому же, он хотел немедленно разобраться. Решить проблему. Возможно, где-то на подсознательном уровне, он даже был обижен тем, что Тила омрачает ему радость открытия. Короче говоря, Рыма прорвало: — Почему ты плачешь? Хочешь я побью Ину или помогу тебе сделать самую звонкую свистульку. Это из-за темноты? Я не хотел тебя трусихой назвать? Оно само чуть не вырвалось. Извини меня. Я так не думаю. Ну просто…
Наверняка он бы продолжил забрасывать Тилу вопросами, оправданиями и предложениями, все же, на него изрядно влиял эмоциональный подъем от озарения, приправленный коктейлем из сумбурных чувств, вызванных спонтанным порывом и разговором в целом, но в дело вмешался Хыр.
— Время, — сказал он веско, опуская ладонь на плечо ученика. — Великий ждет нас.
— Конечно, учитель, — тут же забыл обо всем на свете Рым, в голове которого стало тесно от сонма вопросов, которые он сегодня собирался задать Дрого.
— Иди, я догоню, — кивнул на камень Хыр, чуть подталкивая ученика в нужном направлении.
— Ага, — ответил сорвавшийся на бег Рым, который прекрасно видел, что Дрого уже на месте.
— Великим шаманом будет, — вздохнул Хыр, смотря вслед мальчику. — Хоть местами и дурак дураком, — добавил он с теплотой в голосе. — Держи, — протянул он растерянной Тиле расходящуюся на концах ветку, служащую старшей женщине племени ухватом.
— С-спасибо, — ответила Тила, боязливо покосившись на Алу.
Той нынче никто не смел перечить, даже мужчины старались просить, а не требовать. Ведь она не только стала хранительницей огня племени, но и за фильтрацию воды отвечала, и приготовлением пищи заведовала. Только Хыр обращался с ней так же, как и с любой другой женщиной племени. «Ну может еще Рым ничего не заметил», — подумала Тила о вечно задумчивом мальчишке, который не боялся темноты, всегда спал ближе к выходу из пещеры, и смело говорил с духами.
— Вытащи свистульку, прогорела давно палочка, и спать ложись, поздно уже, — сказал Хыр, настраиваясь на разговор с Великим. Не мог он иначе духа-покровителя называть, даже про себя не получалось.
— Хорошо, — быстро кивнула Тила, ловко вытащила глиняную птичку ухватом и тут же поспешила вернуть его вождю.
Деревянная рогатка, обмазанная на конце спекшейся глиной, чуть ли не физически жгла ей руки. Тила кожей ощущала направленные на нее взгляды, но Хыр, мысли которого были далеки от малозначительного для него события, лишь отмахнулся и отправился за камень. Тиле показалось, что он буркнул: «Хранительнице отдай», но она не была в этом уверена, возможно, просто почудилось. В любом случае, мысль показалась здравой, и Тила поспешила ее реализовать.
— В-вот, — протянула она ухват, тушуясь под суровым взглядом Алы.
— Ловко свистульку достала, — сказала та, выдержав мучительную паузу, но не спеша распускать скрещенные под грудью руки.
— Я, я тренировалась, к-камешки поднимала, веточкой — призналась отчаянно трусящая Тила, изобразившая пальцами раздваивающуюся на манер ухвата палочку и окончательно сникнув прикусила язык, уставившись на землю под ногами.
— Завтра будешь мне помогать, — вынесла вердикт Ала, забирая наконец ухват из рук Тилы.
— А…
— Иди спать, — прервала Тилу хранительница очага. — Разбужу рано, — добавила она строго и одарила ее тяжелым взглядом.
Вот только мимолетная, едва заметная улыбка, на миг коснувшаяся краешков поджатых губ, словно сняли с плеч Тилы камень. Она вдруг поняла, что не зря размышляла о той работе, которую приходилось проделывать Але. Тила всерьез раздумывала над тем, сумела бы она справиться, доведись ей на месте хранительницы оказаться. По сути, ее тренировки были лишь пробой сил. Игрой в проверку собственных возможностей. Что ж, завтра ей предстояло узнать это на практике.
Заняв свое место возле костра, Тила принялась смотреть на огонь, привычно ожидая, когда силы иссякнут, и она наконец-то провалиться в темноту забытья. Обычно это случалось ближе к рассвету, но лучше добрать сна днем, или вовсе не выспаться, чем перебудить всех криком из-за кошмара, явившегося в образе клыкастой кошки.
Пламя танцевало на углях, но Тила видела отблески огня в глазах Рыма. Тепло костра внезапно обернулось жаром мимолетного объятья. Ей пришлось зажать ладошкой рот, чтобы не прыснуть смехом, когда вспомнилось о том, как Рым потерся носом о ее затылок. Шее стало щекотно, словно ее опять коснулись чужие, длинные и вечно растрепанные волосы. Мысли как-то сами собой побежали по кругу, глаза, огонь, объятья, щекотка, глаза, огонь… объятья…
Тила сама не заметила, как впервые уснула не последней. Наверно, это чувство ответственности перед ранним подъемом сморило ее и отогнало клыкастый кошмар, терзавший девочку многие годы.