— Ого! — изумленно присвистнул Сид Джейкс — Высоко летаете, коллеги! Ладно, потом расскажете, а мне пора закругляться. До связи!
Экран с его ухмыляющейся физиономией погас, но этого уже никто не заметил: все взоры были прикованы к дверям гостиной.
Первыми появились два очень внушительно выглядевших телохранителя, вооруженных ручным оружием неизвестной системы. Они встали по обе стороны от дверей и неподвижно замерли, глядя прямо перед собой. Как повелось от веку, лица охранников не выражали ни единой мысли, а сами они превратились в застывших каменных истуканов.
Следующим вошел и встал между ними обладатель зычного голоса. Был он в штатском, но по выправке чувствовалось, что форма для него куда привычней. Окинув взглядом помещение и собравшихся в нем людей, он отступил назад, четко развернулся на каблуках и повернулся к входу с таким видом, будто ожидал явления некоего божества.
Дверь открылась, пропуская еще двоих фьорентийцев, один из которых был хорошо знаком собравшимся. Роберто Верона заметно проигрывал своему спутнику, несомненно стоящему выше майора и по рангу, и по положению. Роскошный мундир незнакомца украшали многочисленные ордена и медали.
— Чем реже генералы воюют, тем чаще их награждают, — ехидно шепнула на ухо Джерри первой опомнившаяся от неожиданности Элен. Она уже успела сунуть коммуникатор в кукольные ручки Гертруды.
Представительный мужчина, вошедший в салон вслед за двумя офицерами, был, очевидно, не кто иной, как сам Первый Синьор. Он быстрыми шагами прошел в гостиную и остановился в центре комнаты, непринужденно разглядывая обстановку.
— Мои извинения, синьоры, — небрежно бросил он и повернулся к Вероне: — Вы ведь уже знакомы с нашими гостями, maggiore? Представьте нас, пожалуйста.
Первый Синьор выглядел сравнительно молодо, лет тридцати пяти, но держался так властно и уверенно, словно научился командовать еще в колыбели. Лицо его, как и любого другого высокопоставленного политического деятеля, могло выражать самые разнообразные оттенки: искренность и дружелюбие, честность, открытость, неподкупность и расположение к ближнему.
— Ох, не нравится мне его рожа! — заметила сквозь зубы Элен.
— Тс-с-с! — сердито прошипел Хорстен.
Майор Верона, искусно изображая всем своим видом благоговейный восторг от присутствия столь высокого руководства, отвесил почтительный поклон и приступил к церемонии.
— Позвольте представить вашему высокопревосходительству знаменитого ученого Дорна Хорстена и его очаровательную дочь синьорину Элен.
— Это большая честь для меня, ваше высокопревосходительство, — с достоинством поклонился доктор.
Элен широко распахнула ресницы, сунула в рот большой палец, тут же спохватилась, вынула его и спрятала руки за спину, сконфуженно ковыряя пол носком туфельки, но не переставая таращить глаза на Первого Синьора.
— Счастлив приветствовать вас на Фьоренце, синьор Хорстен, — учтиво склонил голову глава государства. — Искренне рад знакомству с человеком, чьи труды на научном поприще пользуются заслуженной известностью едва ли не во всех мирах Содружества. — Он снисходительно улыбнулся Элен. — Какая у вас прелестная кукла, синьорина!
— Его превосходительство Джералд Родс, предприниматель с планеты Каталина, — продолжал представлять гостей планеты Верона.
— Мое почтение, ваше высокопревосходительство, — без всякого почтения буркнул Джерри, чья скучающая физиономия наглядно демонстрировала, что ему не привыкать встречаться с высокопоставленными персонами.
Первый Синьор с любопытством окинул взглядом молодого человека.
— Мое почтение, синьор Родс, — сказал он, не утруждая себя поклоном. — Мне уже сообщили о цели вашего визита на Фьоренцу. Смею вас заверить, что мы всегда рады приветствовать любые начинания такого рода.
— Его превосходительство Зорро Хуарес с планеты Вакамундо, — с кислым видом произнес майор, даже не стараясь скрыть свое неприязненное отношение к этому человеку.
— Наслышан о ваших подвигах, синьор, — усмехнулся его высокопревосходительство. — Надеюсь, вы больше не станете вступать в конфликт с нашими законами, быть может излишне суровыми, но крайне необходимыми, учитывая постоянно растущую активность подрывных элементов.
— Да я всего лишь хотел что-нибудь узнать об энгелистах, — смущенно пробормотал Хуарес— Все вокруг только о них и говорят…
— Да-да, разумеется. К несчастью, вы пошли неверным путем, за что и поплатились. Хорошо еще один из членов моего кабинета вовремя узнал о случившемся и принял меры. Я с удовольствием лично отвечу на все интересующие вас вопросы, синьор Хуарес, если выдастся свободная минутка.
Первый Синьор еще раз окинул всех четверых благосклонным взглядом и направился к бару, бросив через плечо:
— Объясните нашим друзьям ситуацию, maggiore.
Верона, единственный из свиты правителя, допущенный в гостиную — остальные, включая охрану, были изгнаны в прихожую, — не испытывал, похоже, особой радости от этого поручения.
— Доктор Хорстен, синьоры, — заговорил он, виновато пряча глаза, — я вынужден сообщить вам, что планы его высокопревосходительства несколько изменились и он все же решил принять личное участие в предвыборной кампании.
Элен скосила один глаз на Джерри и ехидно прошептала:
— Ну и где теперь твое хваленое везение? Сейчас ведь на улицу будут выкидывать, если ты еще не понял!
— Разумеется, — поспешил добавить майор, — его высокопревосходительство лично настоял, чтобы для каждого из вас подыскали взамен подходящее помещение.
Первый Синьор вряд ли смог оценить подхалимаж подчиненного, потому что был занят совсем другим делом. Держа в левой руке крошечную ликерную рюмочку, он разглядывал на свет ту самую бутылку, к содержимому которой успели изрядно приложиться сначала Элен, а затем и Зорро. На лице его попеременно отразились удивление, шок и неподдельный ужас.
— Мой бетельгейзианский шартрез! — горестно простонал он.
Пока Хорстен и Зорро, смирившись с неизбежным, обсуждали с советником варианты переселения в другой номер, Джерри Родс, будучи человеком практичным и без предрассудков, как бы невзначай приблизился к бару, рассеянно подбрасывая на ладони свой древний бронзовый франк.
— Ваше высокопревосходительство? — осторожно кашлянул он.
— Слушаю вас, синьор.
— Тут такое дело… Вы знаете, что в этих апартаментах семь спальных комнат?
— Да? — нахмурил лоб Первый Синьор. — Ни разу не считал. Как-то руки не доходили. Семь, вы говорите?
— Семь, — уверенно подтвердил Родс, высоко подбросил монетку прямо перед носом собеседника, ловко поймал ее и зажал в руке. — Не сочтите за лесть, синьор, но, глядя на вас, я сразу подумал, что вы, должно быть, человек рисковый.
— Рисковый? — снова нахмурился правитель.
— В том смысле, что вы не прочь рискнуть в игре, — пояснил Джерри.
Чело его высокопревосходительства прояснилось.
— Да, игра — это моя слабость, синьор, вы угадали. Но мне, признаться, все еще не до конца ясен ход ваших мыслей…
Родс опять подбросил монету:
— Ставлю сто тысяч кредитов против разрешения остаться в моей комнате, что угадаю, какой стороной выпадет эта монета.
— Сто… тысяч… межпланетных… кредитов! — повторил сразу севшим голосом Первый Синьор.
Джерри подкинул монетку и поймал, подкинул и снова поймал… Его высокопревосходительство откашлялся, прочищая пересохшее горло:
— Согласен! Но с условием: я бросаю, вы угадываете.
— Годится! — весело воскликнул Родс, отдавая монету.
Его соперник внимательно осмотрел ее с обеих сторон.
— Так, это орел, — пробормотал он, — а это, насколько я понимаю, решка. Готовы?
Джерри кивнул. Первый Синьор подбросил монетку, поймал ее на ладонь левой руки и мгновенно накрыл правой.
— Орел, — назвал Родс.
Правитель разнял руки, взглянул на монету, поморщился и сокрушенно покачал головой:
— Вам повезло!
— Сыграем еще? — предложил Джерри. — Та же ставка, те же условия. Если я выиграю, доктор Хорстен с дочерью сохраняют за собой свои комнаты.
— А вы азартны, молодой человек, — с уважением посмотрел на него Первый Синьор. — Сто тысяч кредитов! Принимается!
Он опять подкинул монету, поймал, накрыл ладонью и выжидающе поднял глаза.
— На этот раз решка, — спокойно произнес партнер.
Лицо правителя заметно помрачнело.
— Вы снова выиграли!
— А теперь, если не возражаете… — начал Родс.
— Ваше высокопревосходительство! — предостерегающе повысил голос Верона.
— В чем дело, maggiore?
— Прошу прощения, но оставшихся комнат едва хватит для размещения сопровождающих ваше высокопревосходительство лиц. — Он повернулся к Зорро: — А для вас, синьор Хуарес, администрация отеля освободила помещение в цокольном этаже. Комнатка небольшая, но очень уютная. Бывшая дворницкая, если не ошибаюсь.
— О нет! Только не это! — запротестовал тот, но протест его так и остался гласом вопиющего в пустыне.
Глава Кабинета с видимой неохотой вернул монетку владельцу, с сожалением вздохнул и сказал:
— Надеюсь, мы еще с вами сыграем, синьор Родс. Буду рад, если найдется часок-другой, научить вас моей любимой игре — покеру.
Двое телохранителей во главе с усыпанным медалями офицером вышли из прихожей, неторопливо продефилировали по гостиной и углубились в коридор, ведущий в спальные комнаты. Очевидно, регулярный обход охраняемой территории был обязателен для обеспечения безопасности.
Его высокопревосходительство вернулся к бару и своей бутылке, из которой бережно, по капельке, нацедил половину рюмки ликера. Но пить сразу не стал, а поставил ее рядом с собой. Затем тщательно закупорил бутылку притертой хрустальной пробкой, открыл небольшую дверцу в нижней части бара, убрал туда бутылку и запер дверцу маленьким золотым ключиком, который спрятал в жилетный карман. После чего взял рюмку и, что-то неразборчиво бормоча себе под нос, направился к самому большому и мягкому креслу, которое чуть раньше облюбовала для себя Элен.
Справа от него синьор Верона со страдальческим видом пытался успокоить возмущенного до глубины души Зорро. За спиной слышались тяжелые шаги охранников, продолжающих обход спален в поисках гипотетических террористов. Слева стоял, близоруко щурясь на мир сквозь стекла пенсне своими круглыми, совиными глазами, доктор Хорстен, являя окружающим классический облик флегматичного, чуточку рассеянного кабинетного ученого. Уже обеспечивший себе крышу над головой Джерри Родс, которого, похоже, больше ничего не волновало, нахально развалился на диване.
Его высокопревосходительство, блаженно жмурясь в предвкушении заслуженного отдыха от трудов праведных, уже подался корпусом чуть вперед и согнул колени, готовясь опуститься в уютное кресло.
— Ой! — испуганно пискнула Элен.
Первый Синьор замер в неудобной позе, затем, не меняя ее, осторожно повернул голову и узрел там, куда он собирался сесть, приблизительно тридцать пять фунтов хрупкой детской плоти. Пытаясь избежать катастрофы, он резко дернулся, потерял равновесие и в результате выплеснул на пол большую часть драгоценного содержимого своей рюмки.
Когда он снова выпрямился, лицо его было чернее ночи.
Майор Верона, ставший невольным свидетелем инцидента, застыл на месте и испуганно втянул голову в плечи в ожидании грозы, шторма и других стихийных бедствий.
Но буря так и не разразилась. Его высокопревосходительство постепенно овладел собой, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, лицо его немного прояснилось и даже озарилось слабой, вымученной улыбкой. Старательно делая вид, что ему все равно, он присел на краешек дивана, уже оккупированного Джерри Родсом, и поднес рюмку к губам.
Элен непринужденно скрестила ноги, поерзала, устраиваясь поудобнее, в отвоеванном кресле, изучающе посмотрела на сидящего напротив Первого Синьора и с любопытством спросила:
— Тебя как звать?
Его высокопревосходительство изумленно моргнул и опустил нетронутую рюмку.
— Прошу прощения, маленькая principessa?
— Я хочу знать, как тебя звать по-настоящему? — повторила вопрос «девчонка».
Глава исполнительной власти Фьоренцы затравленно огляделся по сторонам, но все были заняты своими делами и не обращали на него внимания. Синьор Верона по-прежнему горячо убеждал в чем-то насупленного Зорро, а Дорн Хорстен и Джерри на другой стороне длинного, как взлетная полоса, дивана вполголоса обсуждали, в какие комнаты им лучше перенести веши, чтобы как можно меньше путаться под ногами у Первого Синьора и его приближенных.
— Ты, наверное, хочешь спросить, деточка, — снисходительно улыбнулся он ей, — как меня называет моя мамочка, да?
Элен с досадой поморщилась, как поступают дети, которым кажется, что их не понимают взрослые, и отрицательно затрясла головой:
— Твоя мамочка меня не колышет. Пускай как хочет, так и называет. Ты скажи, как тебя звать?!
— Элен! — послышался сердитый окрик доктора, который, очевидно, был не настолько поглощен разговором, чтобы совсем уж выпустить из-под контроля своевольное чадо.
— А что я такого сказала? — удивилась она, невинно хлопая глазами. — Я только спросила, как его звать! Раз мы теперь будем жить все вместе, не могу же я все время звать его дяденька ваше всякопроходительство! — Ни с того ни с сего она начала вдруг шмыгать носом и кривить губы. — Зачем он хочет отобрать у меня мою большую комнату-у-у? — заныла Элен, размазывая кулачками по лицу вдруг брызнувшие слезы.
— Прекрати сейчас же! — суровым тоном приказал ученый, склоняясь над креслом.
— Да-а! А если мне нравится моя комната? И Гертруде тоже! — продолжала канючить Элен, жалостливо всхлипывая.
— Кто такая Гертруда? — растерянно спросил, обращаясь в пустоту, Первый Синьор, но так и не дождался ответа — впервые, быть может, за всю свою карьеру.
Апартаменты между тем постепенно стали напоминать подвергшийся нашествию город. Через гостиную то и дело сновали какие-то безликие типы в форме и без, таская чемоданы, коробки, офисное оборудование и многое другое. Иногда среди них мелькали крупные чины, вероятно из ближнего окружения его высокопревосходительства. Эти не таскали ничего, кроме портфелей и папок с документами, но у каждого был на лице отпечаток уверенности и собственной значимости, присущий обычно тем, кто непосредственно выполняет распоряжения высшей власти. Двое охранников, пыхтя, вынесли из комнаты багаж Зорро Хуареса. Изгнанный в подвал ковбой, уныло повесив голову, поплелся за ними.
Освободившийся майор ринулся на подмогу начальству.
— Синьор Хорстен! — с упреком обратился он к доктору. — Его высокопревосходительство и так уже соблаговолил…
Когда рядом горько плачет от обиды маленькая девочка, может дрогнуть даже каменное сердце. Встречаются, конечно, люди совсем бессердечные — политики, например, но и среди них бывают исключения. Вот и его высокопревосходительство отчего-то вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. Поставив рюмку с драгоценным ликером на коктейльный столик, он решительно поднялся с дивана.
— Одну минуту, maggiore, — поднял руку Первый Синьор. — Маленькая principessa — наша дорогая гостья. Ее уважаемый отец великодушно позволил ей расположиться в самой большой спальне. Полагаю, мы тоже можем себе позволить проявить великодушие. Пусть остается. Я займу другую. Кстати, кто такая Гертруда? Няня?
— И вовсе даже не няня! — шумно запротестовала Элен; добившись своего, она тут же перестала плакать и пришла в отличное расположение духа. — Гертруда — это мальчик. И еще энгелист.
— Энгелист? — в недоумении повторил его высокопревосходительство. По его растерянной физиономии было видно, что он не только ошарашен происходящим, но и с каждой минутой все сильнее запутывается в этой анекдотической ситуации.
— Гертруда — это ее кукла, — поспешно подсказал Верона. — Вероятно, девочка несколько раз слышала от взрослых, что так называют себя подрывные элементы, вот и напридумывала всякую ерунду. Она… она не понимает, что говорит.
— Ха! — недовольно буркнула Элен.
Двое адъютантов с двух сторон приблизились к Первому Синьору с какими-то срочными донесениями.
Наконец-то рядом с ним появился кто-то, на кого
можно было безнаказанно рявкнуть и даже наорать.
Что правитель и сделал: сначала рявкнул. Потом начал орать. Адъютантов как ветром сдуло.
Отведя душу, он немного повеселел и сразу вспомнил о своем любимом зеленоватом шартрезе. Взял рюмку со столика и плавным движением понес к губам. Да так и не донес, ошеломленно уставившись на нее— она была пуста. По выражению лица Первого Синьора нетрудно было догадаться, что он не помнит, выпил ли ликер или не делал этого. Взгляд его на миг задержался на Элен, находившейся ближе всех к коктейльному столику, но мелькнувшее в голове подозрение показалось столь невероятным и кощунственным, что он его сразу отбросил.
Еще раз недоверчиво заглянув в таинственным образом опустевшую рюмку, его высокопревосходительство вновь подошел к бару. Он не сразу вспомнил, что спрятал заветную бутылку, а вспомнив, долго шарил по карманам, отыскивая ключ. Достав бутылку, он уже приготовился наполнить рюмку, но почему-то вдруг передумал, отставил ее в сторону и потянулся за другой, более пригодной для водки.
Роберто Верона с изумлением наблюдал за странным поведением Первого Синьора. Никогда прежде ему не случалось видеть его в таком состоянии. Но у начальства свои причуды, и майор, недоуменно покачав головой, счел за благо вернуться к исполнению своих непосредственных обязанностей.
Суматоха, вызванная вселением в гостиницу почетного гостя, понемногу улеглась. Расторопные холуи закончили обустройство его предвыборного штаба и больше не докучали своей беготней. Джерри Родс все это время так и просидел на диване, развалившись в свободной позе и лениво наблюдая за происходящим.
— А что это за штука такая — псевдовыборы? — неожиданно спросил он, повернув голову в сторону его высокопревосходительства.
Первый Синьор успел к этому моменту частично восстановить пошатнувшееся душевное равновесие. Заняв прежнее место на другом конце дивана и крепко зажав в кулаке новый сосуд с бесценным ликером, он вдруг заметил мыкающихся на заднем плане майора Верону и еще нескольких военных высокого ранга.
— Убирайтесь! — рявкнул его высокопревосходительство, частично оправдав ожидания господ офицеров. — Все, все убирайтесь! Я ужасно устал и не хочу больше никого видеть.
— Несомненно, это переезд сюда так утомил ваше… — льстиво начал Верона.
— Несомненно, — буркнул правитель. — А теперь оставьте меня. Я хочу… хочу немного расслабиться в беседе с нашими… нашими друзьями с других миров. Все что угодно, лишь бы не… — Он оборвал фразу на середине и гневно зарычал: — Все вон, я сказал!
Господа офицеры стремительно ретировались.
Глава государства устало откинулся на спинку дивана и смежил веки.
— Старею я, что ли? — пробормотал он сквозь зубы, но достаточно громко, чтобы быть услышанным.
Что-то скрипнуло. Первый Синьор очнулся, открыл глаза, выпрямил спину и ожил.
— Кто-то, кажется, задал мне вопрос? — произнес он, выжидательно глядя на Джерри.
— Как тебя звать по-настоящему? — моментально отреагировала Элен.
Всем на мгновение почудилось, что его превосходительство сейчас опять закроет глаза и впадет в летаргический сон. Но тот мужественно справился с искушением и даже попытался изобразить на лице восхищение столь непоколебимой настойчивостью восьмилетнего ребенка. Получилось не совсем удачно, но тут уж ничего не поделаешь.
— Меня зовут Антонио Чезаре Бартоломео д'Арреццо, маленькая principessa.
— Слишком длинно, — объявила Элен после короткого раздумья.
Антонио Чезаре Бартоломео д'Арреццо заставил себя еще раз улыбнуться девочке доброй, снисходительной улыбкой и без промедления повернулся к Джерри:
— Вы, помнится, интересовались псевдовыборами, синьор Родс?
Дорн Хорстен добродушно прогудел из своего кресла:
— Я тоже с удовольствием послушаю, если вы не против. Вообще-то политические страсти не моя, как говорится, сфера, но термин меня заинтриговал.
— Вы хотите сказать, что система псевдовыборов еще не получила широкого распространения на других планетах Содружества? — удивился Первый Синьор.
— М-да, приблизительно это я и имел в виду, — дипломатично уклонился от прямого ответа ученый.
Родс между тем встал и направился к бару. Взял бокал и…
Первый Синьор с величайшим трудом усидел на месте. Глаза его неотрывно следили за каждым движением молодого человека, но мелькнувший в них проблеск надежды очень скоро сменился беспросветной горечью невосполнимой утраты. Среди десятков бутылок разнообразных форм и расцветок рука Джерри безошибочно выбрала ту единственную, которую он сам так неосмотрительно забыл убрать и запереть в нижнее отделение. Да еще и бокал этот невежа выбрал, как назло, самый большой — коктейльный!
Родс, даже не подозревая, какую бурю эмоций вызвал его невинный поступок, вернулся на место, с удовольствием сделал глоток из более чем наполовину заполненного бокала и приготовился слушать. Правитель изобразил на потускневшей физиономии жалкое подобие улыбки и заговорил:
— Признаться, меня удивляет ваша неосведомленность, синьоры, поскольку псевдовыборы в основе своей восходят едва ли не к античным временам.
После такого вступления уши навострили все. Даже Элен.
А господин д'Арреццо, оседлав, видимо, любимого конька, с каждой минутой становился все более экспансивным и красноречивым:
— Первые достоверные сведения о псевдовыборах относятся к двадцатому столетию. Случались, конечно, прецеденты и в предыдущие эпохи, но история Третьего рейха — наиболее наглядный, с моей точки зрения, пример. Если кто подзабыл школьный курс, напомню, что Адольф не сумел набрать на выборах решающего числа голосов — к вящему удивлению тайно поддерживавших его монополистов вроде Круппа и Тиссена. В результате президенту Гинденбургу, формально представлявшему оппозицию, пришлось назначить Гитлера канцлером. Придя к власти, фюрер разогнал все прочие политические партии и в дальнейшем набирал на выборах порядка девяноста пяти процентов голосов избирателей. Но еще более наглядное представление о псевдовыборах дает избирательная система в Советской России.
— Вы имеете в виду Союз Советских Социалистических Республик? — уточнил доктор.
— Совершенно верно, синьор Хорстен, — поощрительно улыбнулся его высокопревосходительство. — Замечательное название, вы не находите? У того, кто его придумал, наверняка было богатое воображение. Тамошние лидеры провозгласили в своем государстве диктатуру пролетариата. Кому собирался диктовать пролетариат — не совсем ясно, поскольку все прочие классы успешно ликвидировали вместе с монархией. Не мудрствуя лукаво, так называемые «пролетарские» вожди решили, что избирателям за глаза достаточно одной партии. Очень разумное решение, начисто исключающее разброд, шатания и сомнения среди электората. В последующие годы правящая партия неизменно получала на выборах практически стопроцентный результат.
— Так вы что же, проводите у себя выборы по нацистским и коммунистическим методам? — недоверчиво спросил Джерри.
— Что вы, что вы, синьор Родс! — возразил д'Арреццо; он поднес рюмку ко рту, но ораторский пыл взял верх, и он поставил ее обратно на коктейльный столик, так и не пригубив. — В основу избирательных законов Фьоренцы легли традиции таких великих демократических государств, как Великобритания и Соединенные Штаты. Приблизительно того же, кстати, исторического периода. Население этих стран обладало всеми мыслимыми и немыслимыми демократическими свободами, что отнюдь не мешало правящим партиям набирать порядка девяноста семи процентов голосов на каждых выборах.
Такого поворота никто не ожидал. Как самый старший и дипломатично настроенный, высказать вслух сомнения взялся доктор Хорстен:
— Прошу прощения, ваше высокопревосходительство, но я смутно припоминаю, что в упомянутых вами странах вроде бы существовало более одной политической партии.
— Это иллюзия, синьор, — усмехнулся д'Арреццо. — Иллюзия, мираж, оптический обман, ловкость рук, втирание очков — да вы и сами легко сможете подобрать подходящее определение. В Великобритании второй половины двадцатого века правила консервативная лейбористская партия, а в Соединенных Штатах — республиканско-демократическая, хотя в обоих случаях сохранялась иллюзия разделения на две партии. В реальности и та и другая выступали за одни и те же идеалы, проповедовали одни и те же принципы и преследовали одни и те же цели. Что касается электората, то ему позволяли э-э… немного развлечься, периодически заменяя представителей одного крыла во властных структурах на представителей другого. Разумеется, общая картина от этого не менялась. Только не поймите меня превратно, синьоры. Время от времени в выборах принимали участие так называемые «независимые» кандидаты. Иногда они их даже выигрывали. Но в целом избирательные законы надежно перекрывали доступ к власти мелким партиям — почти так же надежно, как штурмовые отряды во времена Третьего рейха. Существовала, правда, еще одна лазейка. Избиратель имел право вписать в бюллетень своего кандидата, если его не устраивали официально выдвинутые. Как правило, такие бюллетени при подсчете голосов не учитывались, а если и учитывались, то составляли очень небольшой процент. История сохранила два наиболее часто повторяющихся имени: Пого и Дональд Дак. К сожалению, мы почти ничего не знаем об этих политических фигурах. Несколько реже вписанными кандидатами оказывались Твигти и Бэтмен [2], хотя об их политической платформе также ничего не известно. Но Пого и Дональд Дак принимали участие во многих выборах, из чего можно сделать вывод, что оба занимались политической деятельностью вплоть до преклонных лет. Аналогичный случай мы имеем в лице перешагнувшего столетний рубеж Нормана Томаса, которого я до сих пор подозреваю в стремлении прибавить к названию «республиканско-демократическое» словечко «социалистическая». Не случайно же он открыто жаловался, что Рузвельт якобы передрал у него всю свою предвыборную программу.
— Боюсь, мои познания в политической истории не так обширны, — признался Хорстен. — Но вашей эрудиции можно только позавидовать. Откуда такая осведомленность, если не секрет?
Явно польщенный, Первый Синьор скромно пожал плечами:
— Родовые традиции, знаете ли. Мы все — я имею в виду представителей семейств, давно занимающихся политической деятельностью, — очень рано начинаем свою профессиональную подготовку.
Он взял со столика рюмку. Удивленно досмотрел на нее. Нахмурил лоб. Задумался. Прищурился и еще раз посмотрел, фиксируя уровень жидкости. Обреченно махнул рукой и сделал маленький глоток. Поставил рюмку обратно, но уже значительно ближе к себе.
— Вы так и не закончили рассказывать нам о псевдовыборах, ваше высокопревосходительство, — вежливо напомнил доктор.
— Надеюсь, я убедил вас, что на Фьоренце они проводятся в лучших демократических традициях?
— Но это ведь не настоящие выборы, не так ли? — спросил Джерри.
— Самые что ни на есть настоящие, уверяю вас, синьор Родс. Мы проводим их каждые пять лет. Это национальный праздник. Очень популярный в народе, кстати. Все граждане, имеющие право голоса, обязаны по закону принять в них участие. За уклонение от голосования предусмотрена уголовная ответственность. Но все обставлено на должном уровне: кабинки, тайные бюллетени и все такое. Разумеется, мы делаем вид, что не знаем, кто именно вписывает в них Пого и…
— Пого?! — вырвалось у Элен.
Первый Синьор бросил на девочку удивленный взгляд, но от комментариев воздержался и продолжил свой рассказ.
— Вот именно. Как ни странно, это имя дошло до нас из глубины веков, превратившись, я полагаю, в некий абстрактный символ протеста. Как я уже упоминал, граждане Фьоренцы обязаны голосовать. Вот некоторые из них и выражают таким способом свое отрицательное отношение к партийному кандидату.
— Партийному кандидату? — повторил Хорстен. — Выходит, кандидат все-таки один?
— Безусловно! В прошлом на Фьоренце существовало целых четыре политические партии, у каждой из которых имелась собственная политическая платформа, существенно отличающаяся от других. Такое положение создавало определенные неудобства в сфере управления и не совсем отвечало принципам нашего общественно-экономического строя. Произошло слияние, и из четырех партий образовалось две: либеральные консерваторы и радикалы Святого Храма.
— Они и сейчас существуют? — полюбопытствовал Джерри.
— Сейчас уже нет. Перед лицом энгелистской угрозы все патриотические силы в государстве вынуждены были тесно сплотить ряды и выступить единым фронтом. Обе партии объединились и образовали единую макиавеллистскую партию.
— Макиавеллистскую партию?! — сорвалось с языка у Элен, прежде чем она вспомнила о своем статусе.
— Да, маленькая principessa, — лучезарно улыбнулся ей Первый Синьор. — Она названа так в честь одного политического деятеля античных времен, сведений о жизни и деятельности которого почти не сохранилось. Мы знаем лишь, что он был одним из правителей древней Фьоренцы, или Флоренции, как ее было принято называть на англо-американском языке, а позднее — на всеобщем стандартном.
Элен принялась нашептывать что-то на ухо Гертруде, а Джерри, чтобы отвлечь от нее внимание, задал вопрос:
— Могу я узнать, какой процент голосов получают на выборах энгелисты?
Его высокопревосходительство изменился в лице, как будто услышал непристойную шутку:
— Мы еще Не сошли с ума, синьор Родс, чтобы включать подрывные элементы в списки для голосования!
— Да-да, конечно, я просто неудачно выразился, — спохватился Джерри. — Вот теперь мне все стало ясно. Всеобщие псевдовыборы. Все кандидаты от одной макиавеллистской партии. Тайное голосование. Если кто-то в знак протеста вписывает кандидатуру Пого или любимой тещи, вы делаете вид, что это нигде не регистрируется.
— Совершенно верно, — подтвердил д'Арреццо, очень довольный, что его наконец-то правильно поняли. — Как заметил однажды Седьмой Синьор, возглавляющий фьорентийское Бюро расследований, каждый, кто голосует за Пого сегодня, может пополнить ряды диссидентов завтра.
Дорн Хорстен решил, что наступил подходящий момент, чтобы выяснить кое-какие подробности:
— Прошу прощения вашего высокопревосходительства за наше невежество, но а Содружестве Соединенных Планет столько различных общественно-экономических систем, такое разнообразие политических форм, что за всем просто невозможно уследить. Если я правильно понял, исполнительную власть на Фьоренце осуществляет Первый Синьор, стоящий во главе кабинета из девяти министров?
— Абсолютно точно. Второй Синьор возглавляет Министерство государственной безопасности; Третий — антиподрывной деятельности; Четвертый — контрразведки; Пятый Синьор руководит АРАД — Агентством по расследованию антиправительственной деятельности; Шестой контролирует Центральное управление разведки; Седьмой — директор Фьорентийского Бюро расследований; Восьмой — комиссар Национальной полиции; Девятый Синьор управляет Военным департаментом и, наконец, Десятый имеет полномочия министра иностранных дел, юстиции, финансов, сельского хозяйства, торговли, здравоохранения и образования.
Воспользовавшись возникшей паузой, пока остальные переваривали полученную информацию, правитель потянулся за рюмкой.
— Тони! — громко позвала Элен, капризно выпятив розовые губки.
— Что?! — чуть не поперхнулся его высокопревосходительство, явно не привыкший к столь фамильярному обращению.
— Почему у тебя такое длинное имя?
— Скажите, этот ваш Десятый Синьор, — поспешно вмешался Джерри, — он в кабинете, получается, вроде как мальчик на побегушках, нет?
Д'Арреццо энергично кивнул в знак того, что понял вопрос:
— В какой-то степени, возможно, вы правы, синьор Родс, но Микеле, поверьте, столь же необходим для нормального функционирования правительственного аппарата, как и любой из его старших по положению коллег. Пользуясь случаем, хочу также заверить вас, что на Фьоренце все спокойно, и вашим инвестициям, а также инвестициям других каталинских предпринимателей решительно ничего не угрожает. Кстати говоря, могу я узнать, в какой форме вы держите те излишки свободного капитала, которые планируете вложить в наиболее перспективные отрасли нашей экономики?
Задав свой вопрос, Первый Синьор встал, прошелся по комнате, как бы случайно остановился у бара и запер на ключ свою драгоценную бутылку.
— В какой форме? — повторил застигнутый врасплох Джерри. — В самой ликвидной, разумеется.
Ответ, очевидно, пришелся не совсем по вкусу его высокопревосходительству. Он вопросительно посмотрел на Родса.
— Вообще-то этим больше занималась моя матушка, — вывернулся тот. — Она всегда мне говорила, что капитал нужно держать под рукой — на тот случай, если вдруг подвернется благоприятная возможность.
— О, на Фьоренце для ваших денег масса самых благоприятных возможностей, уверяю вас. И все-таки, в какой форме вы их держите? Ясно, конечно, что не во фьорентийских лирах, — усмехнулся д'Арреццо, — хотя это единственная валюта, имеющая хождение на нашей планете.
Джерри давно исчерпал скудный запас своих познаний в финансовой области. Пауза затягивалась, но на помощь ему, как всегда, пришло знаменитое «везение Родса». Дверь в гостиную неожиданно распахнулась, и на пороге появился, бряцая медалями, начальник охраны его высокопревосходительства. За его спиной толпилось еще несколько человек, чем-то чрезвычайно возбужденных.
— Что это значит? — грозно спросил правитель, направляясь к дверям. — Я же приказал, чтобы меня не беспокоили!
Элен, облегченно вздохнув, моментально завладела оставленной на столике рюмкой и незаметно отпила глоток бесценного напитка. Не обращая внимания на неодобрительный взгляд Хорстена, она поставила рюмку на место и с презрением посмотрела на Джерри.
— Женева, придурок! — прошептала она. — Скажешь ему, что деньги в женевских банках, понял?
Заполнившие прихожую телохранители вытолкнули вперед какого-то человека. Их шеф поклонился и извиняющимся тоном сказал:
— Прошу прощения за беспокойство, ваше высокопревосходительство, но мы только что задержали этого синьора при попытке проникнуть в ваши апартаменты. Учитывая его личность…
— Ха! Да это же Великий Маркони приперся! — воскликнула Элен.
Маэстро передернуло, но он все же приветствовал девочку изящным поклоном, предварительно отшвырнув в стороны держащих его за руки двух дюжих охранников.
— Он самый, синьорина, — произнес Маркони, проходя вперед.
Пронзительный взгляд его горящих глаз скользнул по присутствующим и скрестился со взором Первого Синьора, на физиономии которого почему-то не отразилось никакой радости по этому поводу. Незаметно усмехнувшись, гость церемонно поклонился:
— Ах, мой дорогой кузен Антонио! Надеюсь, ты не обидишься, если я воздержусь от родственных объятий? В последнем поединке пропустил укол, так что рука до сих пор не сгибается.
— Располагайся, Чезаре, раз уж пришел, — хмуро кивнул д'Арреццо и махнул рукой телохранителям. — Оставьте нас!
Начальник охраны на секунду задержался в дверях, хотел что-то сказать, но поймал яростный взгляд Первого Синьора, испуганно пробормотал: «Слушаюсь!» — и пулей выскочил в прихожую.
Его высокопревосходительство вопросительно посмотрел на Маркони. Тот ухмыльнулся:
— Прости, Антонио, но никто не застрахован от случайных встреч, пусть даже мы с тобой находимся — временно, надеюсь, — на разных ступенях социальной лестницы. Тем более ты сам виноват, что решился променять свежий воздух родового поместья на грязную столичную атмосферу.
— При чем тут случайные встречи? — возмутился высокопоставленный кузен. — Ты же дал клятву, что не станешь докучать мне своим присутствием, пока я исполняю обязанности главы государства! А сам… Зачем ты сюда явился?
— Поверь, Антонио, я искал вовсе не тебя и даже понятия не имел о том, что ты здесь. Еще сегодня утром я слышал по радио и три-ди-видению, что ты якобы решил вести предвыборную кампанию только в эфире, укрывшись за крепкими стенами замка д'Арреццо.
— Укрывшись за стенами? — побагровел Первый Синьор. — Ты сомневаешься в моей храбрости, Чезаре?! Да я… — Он умолк на полуслове и озабоченно нахмурился: — Постой, ты сказал, что искал не меня…
— Ты слишком тщеславен, — усмехнулся Великий Маркони. — А у меня, помимо родственников, есть и другие знакомые. — Он повернулся к Джерри, завороженно наблюдающему за пикировкой братьев, и приветливо кивнул. — Какая жалость, синьор… э-э… Великий Родс, что мы с вами так скоропалительно расстались в том кафе!
Джерри недоверчиво фыркнул.
— Но я, как видите, — продолжал ничуть не обескураженный фьорентиец, — явился сам, дабы закончить дискуссию, к теме которой вы проявили столь повышенный интерес.
— Ой! — пискнула Элен, бросив опасливый взгляд на его высокопревосходительство.
— Кха-гм… — промычал доктор Хорстен, делая шаг вперед.
Но Первый Синьор пренебрежительно махнул рукой и насмешливо произнес:
— Ничуть не сомневаюсь, что мой дорогой кузен Чезаре представился вам энгелистом, не так ли, синьор Родс? Уверяю вас, он столько же смыслит в энгелизме, сколько я — в археологии планет системы Денеба!
Маркони, направляясь в сторону бара, повернул голову и бросил через плечо:
— Знаешь, Антонио, не будь у тебя иммунитета, гарантированного высоким постом, я бы тебя обязательно вызвал и хорошенько проучил.
Не дожидаясь ответа, он бесцеремонно повернулся к кузену спиной, остановился перед стойкой и окинул критическим взором коллекцию напитков.
— В любое время… — начал Первый Синьор, раздуваясь от ярости и ущемленного самолюбия.
Чезаре резко обернулся. Шутовская маска безобидного фигляра мигом слетела с его лица.
— Вы собирались что-то сказать, дорогой кузен? — вкрадчиво осведомился он.
Его высокопревосходительство побледнел и сразу сбавил тон:
— Я всего лишь хотел добавить, что ты изображаешь из себя энгелиста с единственной целью: досадить мне. На самом же деле ты ничего не знаешь о подрывных элементах и их организации и никак с ними не связан. И только поэтому, кстати, мы так терпеливо сносим твои дурацкие выходки, наносящие ущерб не только твоей репутации, но и престижу всего нашего семейства!
Но Маркони его уже не слушал. Он вернулся к бару и снова принялся разглядывать бутылки, не стесняясь в комментариях:
— Где же шартрез? — разочарованно пробормотал он. — Ты опять его спрятал под замок, Антонио? Как был ты в детстве скупердяем, так им и остался! Даже открытый цивильный лист тебя не изменил. Что такое виски, кто знает? — спросил он, прочитав надпись на одной из этикеток.
— Крепкий напиток земного происхождения, — ответил Хорстен. — Производится путем перегонки зерновых культур. Не содержит других депрессантов, кроме алкоголя.
— Ладно, попробуем, — кивнул Чезаре, наливая половину рюмки.
— Виски обычно пьют слегка разбавленным, — предупредил ученый.
— Но тогда и букет теряется, — возразил фьорентиец.
— Верно. И все-таки…
Не слушая доброго совета, Маркони отхлебнул глоток, поморщился, но ударить в грязь лицом перед чужаками не пожелал и пристроился в ближайшем кресле, прихватив виски с собой.
— Ты намеренно вводишь в заблуждение наших гостей, Антонио, — начал он, обращаясь к Первому Синьору. — Я прекрасно разбираюсь не только в энгелизме, но и осведомлен также об источниках его происхождения, причинах возникновения и конечных целях. Но сам я принадлежу к крайне малочисленной фракции, отколовшейся, можно сказать, от основного движения. Повсюду трубят, что энгелисты стремятся свергнуть существующий общественно-экономический строй насильственным способом. Моя фракция решительно отвергает подобные методы и рассчитывает изменить режим цивилизованным путем — добившись победы на выборах. Что вполне законно и нисколько не противоречит Конституции Свободно-Демократического Сообщества Фьоренцы.
— Тебе отлично известно, что действие Конституции временно приостановлено! — вскричал, кипя от негодования, его высокопревосходительство. — До тех пор, пока все подрывные элементы не будут взяты под должный контроль, мы вынуждены скрепя сердце жертвовать некоторыми гражданскими правами и политическими свободами. — Он повернулся к доктору: — Не слушайте его, синьор Хорстен. Мой кузен несет полную чушь. Его так называемая фракция, собирающаяся победить на выборах, нигде не зарегистрирована и не внесена в избирательные списки!
— Не по моей вине, заметьте, синьор, — лениво добавил Маркони, отпив виски. — Проклятье! Эта штука будет, пожалуй, покрепче траппы! — скривился он и укоризненно посмотрел на кузена: — Но ты напрасно думаешь, Антонио, что твоя однопартийная система будет существовать вечно. И махинации с выборами тоже до добра не доведут. Как нельзя изменить погоду, манипулируя термометром, так нельзя предотвратить революцию, игнорируя мнение большинства населения.
— Энгелисты, по-твоему, большинство? — рассмеялся Первый Синьор.
— Пока нет, пока нет, но обязательно будут!
Неизвестно откуда послышалось негромкое жужжание. Д'Арреццо вскинул голову и сердито буркнул в пространство:
— В чем дело?
Дверь в прихожую отворилась, пропустив одного из охранников.
— Начинается заседание кабинета, ваше высокопревосходительство, — почтительно напомнил он.
— Да-да, конечно, иду, — заторопился правитель. Он задержался на мгновение, нерешительно переводя взгляд с кузена на остальных присутствующих, затем, приняв, очевидно, решение, обратился к доктору Хор-стену: — Не стоит принимать Чезаре всерьез, синьор. В нашей семье у него с детства репутация… шутника. Имейте это в виду. — Он круто повернулся и, не прощаясь, поспешил к выходу.
— Тони говорит, что ты врун и балаболка, мистер Великий Маркони, — по-своему интерпретировала последние слова д'Арреццо Элен.
— Я давно уже отвечаю ему полной взаимностью, синьорина, — засмеялся, ничуть не обидевшись, фьорентиец. Легко поднявшись с кресла, он прошел к бару и присел на корточки. — Точно запер, жадина! — проворчал он, подергав нижнюю дверцу.
Хорстен подошел к Элен и с подозрением принюхался.
— Тебе плохо не будет? — озабоченно прошептал он.
— С этой сладенькой водички? Не пори ерунду! — фыркнула она.
Через оставленную открытой Первым Синьором дверь в гостиную вошли двое. Первым — Зорро Хуарес в крайне расстроенных чувствах, за ним по пятам — майор Верона. Последний, заметив Чезаре, остановился как вкопанный.
Маркони оглянулся.
— Проваливай отсюда, Роберто, — посоветовал он дружеским тоном. — Я как раз собираюсь совершить небольшую кражу со взломом личной собственности моего скаредного кузена, и твое присутствие действует мне на нервы.
Майор дрогнул, но не отступил.
— Не уберешься по-хорошему, — пригрозил Маркони, — попрошу свою мамочку, чтобы она поведала твоей мамочке, что ты якшаешься с энгелистами. Чуешь, чем это пахнет для твоей карьеры, Роберто?
— С какими энгелистами? — растерялся Верона. — Кроме того, я не верю, чтобы кто-нибудь из семейства Маркони, даже ты, опустился до откровенной лжи!
— Никакой лжи нет! — отрезал Чезаре. — А я, по-твоему, кто? Ты же не сможешь отрицать, что разговаривал со мной — признанным и всем известным энгелистом!
Майор возмущенно надулся, но явно заколебался.
— Хочешь, я постою на стреме, дяденька Великий Маркони? — предложила Элен, глядя на него влюбленными глазами. — Мы с Гертрудой не позволим этому противному майору тебя обижать!
Верона принял единственно возможное решение. Он поклонился, пробормотал: «Синьоры, синьорина!» — и торопливо ретировался. Чезаре посмотрел ему вслед и презрительно ухмыльнулся.
— Как устроился в бывшей дворницкой? — с невинным видом спросил у Зорро Джерри.
— Заткнулся бы лучше! — обозлился Хуарес— Тебе-то повезло, ты здесь остался. А я в подвале должен торчать!
— А мне всегда везет, — безмятежно отозвался Родс — А скоро, я чувствую, повезет еще больше. У меня такое ощущение, что Первый Синьор собирается попытаться впарить мне местный эквивалент Бруклинского моста.
Заметив, что фьорентиец прислушивается к диалогу, Хорстен поспешно подошел к бару, загородив своей массивной фигурой неосторожных коллег.
— Прошу прощения, синьор… э-э… Маркони, но нас не успели представить…
Джерри услышал и счел своим долгом исправить упущение:
— Это тот самый синьор, о котором я вам рассказывал. Мы повстречались с ним в кафе «Флорида».
— Благодарю, я уже догадался, — кивнул ученый. — Меня зовут Дорн Хорстен, а это гражданин Зорро Хуарес. Могу я спросить, почему майор Верона не вызвал вас на поединок? Насколько я могу судить, на вашей планете для дуэли достаточно малейшего повода.
— Попробовал бы он! — усмехнулся Маркони. — Роберто — ушлый малый, и ему совсем не улыбается прикончить на дуэли близкого родственника Первого Синьора. — Он со вздохом прекратил безуспешные попытки проникнуть в запертое отделение и вернулся в кресло допивать виски.
— По правде говоря, — продолжал Хорстен, — я был несколько удивлен тем, что сам правитель тоже не рискнул бросить вам вызов.
— Видите ли, доктор Хорстен… Между прочим, я видел вас по три-ди-визору. Сегодня днем транслировалась ваша встреча с академиком Удине в университете. Но я отвлекся. Помните, как исторические три-ди-фильмы о Диком Западе почти всегда заканчиваются финалом, в котором два самых крутых стрелка выясняют отношения на улице перед салуном? Так вот, в реальной жизни такого никогда не происходило. Почитайте при случае воспоминания очевидцев и убедитесь сами. Весьма поучительно. Дело в том, что все эти прославленные герои, вроде Билли Кида или Уайета Эрпа, на самом деле очень дорожили своей профессиональной репутацией и потому старались изо всех сил не наступать на мозоли друг другу. Куда проще перестрелять полдюжины безоружных мексиканцев в каком-нибудь коррале и объявить их бандитами и угонщиками скота. Тем более если ты шериф. Никто и не усомнится в твоих словах. Или вообще стреляй из засады да делай себе зарубки на стволе — как некоторые из наших фьорентийских малолеток развлекаются.
— Послушайте, — прервал его Зорро, нетерпеливо постукивая транкой по раскрытой ладони, — это правда, что вы энгелист? В этом свихнувшемся мире только о них и слышишь со всех сторон, но увидеть хотя бы одного живьем никак не получается.
— Перед вами исключение, подтверждающее правило, — улыбнулся Маркони. — В моем лице вы имеете дело с самым настоящим энгелистом, синьор Хуарес.
— Неужели вы всерьез рассчитываете свергнуть правящий режим, при котором половина населения занимается вынюхиванием подрывных элементов, а восемь из девяти министров в кабинете вашего кузена возглавляют чисто силовые ведомства? — с горечью спросил Джерри. — Какие у вас шансы, если за попытку взять в библиотеке книгу об энгелизме сажают в тюрьму, а вместо ответа на вопрос, что это такое, сразу зовут полицию?
Слова Джерри, видимо, задели Великого Маркони за живое. Физиономия его помрачнела и утратила обычную живость.
— Советую вам, синьор Родс, — вновь заговорил он после паузы, — не придавать слишком большого значения естественному стремлению правящей клики сохранить свое господствующее положение. Это все до поры. Любая социальная революция вызывает основательное изменение условий, которое я сравнил бы с появлением цыпленка из яйца. Предположим, существуют некие элементы, которым выгодно, чтобы яйцо оставалось яйцом. Они могут разрисовать скорлупу крестами, ангелами и херувимами. Либо раскрасить ее в красно-сине-белые и всякие прочие патриотические цвета. Или расписать речами и лозунгами, придуманными лучшими спичрайтерами и рекламщиками. Но рано или поздно цыпленок все равно вылупится.
— Лихо, — одобрила Элен.
Маркони внимательно посмотрел на девочку, прежде чем продолжить свою речь:
— То же самое можно сказать о социальных переменах в обществе. Я не говорю о вульгарных военных путчах или дворцовых переворотах, предпринимаемых одной группой оппортунистов с целью оттеснить от кормушки другую, при сохранении базисных институтов власти. Но если перемены действительно назрели, сопротивляться им бесполезно. Можно вкладывать огромные суммы в систему образования, чтобы все, от учительницы начальных классов до профессора, внушали юному поколению, что бунтовать нельзя. Можно покупать проповедников, чтобы те предавали вольнодумцев анафеме в своих церквах, синагогах, мечетях или языческих храмах. Лучшие умы планеты могут сколько угодно доказывать в своих трудах неоспоримые преимущества существующего строя. Но когда камень покатится с горы, лучше не стоять на его пути.
— А что тогда будет, мистер Великий Мартини? — звонко прозвучал в тишине голосок Элен.
— Маркони!
— Что будет, если маленький цыпленок не сможет разбить скорлупу, мистер Великий Маркони? — настаивала Элен.
— Если цыпленок не сможет разбить скорлупу, когда придет срок, он умрет, синьорина.
— А как эта аналогия вписывается в вашу теорию? — полюбопытствовал Джерри.
— Очень просто. Если революция должна произойти, но не происходит, неизбежно наступает реакция— как правило, кровавая, синьор Родс.
Чезаре подчеркнуто медленно встал, окинул взглядом собравшихся и сказал:
— Прошу прощения, синьоры, но мы уже, по-моему, достаточно поговорили.
В руке у него внезапно появился маленький черный бластер. Поводя из стороны в сторону дулом излучателя, фьорентиец вполне профессионально держал под прицелом всех четверых.
— А теперь, синьоры, я намерен самым тщательным образом обследовать ваш багаж, — злорадно ухмыляясь, сообщил Маркони. — С вашего позволения, разумеется.
— Нет, Зорро! — крикнул доктор Хорстен, но было уже поздно.
Из транки вылетел длинный, узкий язык гибкого, сверхпрочного пластика. Кончик хлыста с кажущейся медлительностью скользнул к оружию и обвился вокруг ствола. Короткий рывок — и бластер перекочевал в руку Хуареса. Весь процесс занял долю секунды и отнял не больше времени, чем понадобилось Маркони, чтобы извлечь свою опасную игрушку. Зорро подкинул бластер на ладони и торжествующе посмотрел на обезоруженного противника.
Но тот отреагировал довольно странно. Он снисходительно улыбнулся, демонстративно засунул руки в карманы и удовлетворенно кивнул.
— Примерно этого я и ожидал, синьоры, — сказал Чезаре, переводя взгляд с Зорро сначала на Хорстена, потом на Джерри. — Я не знал, правда, кто конкретно из вас не устоит перед моим маленьким трюком, но это уже не имеет значения. Я предполагал, что вы далеко не так просты, как кажется с первого взгляда, и ваша нестандартная реакция на угрозу это полностью подтвердила. — Он задумчиво посмотрел на Элен: — Вот только никак не пойму, при чем здесь маленькая синьорина?
Элен высунула язык и скорчила рожу.
Маркони развернулся и направился к двери.
— Стой! — рявкнул Зорро, вскидывая бластер.
— Зачем? — удивленно спросил фьорентиец, оглянувшись через плечо. — Я выяснил все, что хотел, а теперь собираюсь хорошенько поразмыслить на досуге. — Он с презрением покосился на бластер. — Уберите. Вы же все равно не рискнете здесь стрелять!
— Вы не задержитесь на минутку, синьор? — обратился к Чезаре Хорстен, смерив уничтожающим взглядом сконфуженного Хуареса. — Я бы хотел задать вам еще парочку вопросов. Кстати, откуда у вас оружие?
— Удивляетесь, как я сумел пронести его мимо охраны? — усмехнулся Маркони. — Не бойтесь, я ни с кем не в сговоре и ничего с собой не брал. А эту штучку достал из тайника в баре. Мой кузен до смерти боится наемных убийц, поэтому у него во всех углах такие захоронки. Впрочем, я его за это не осуждаю.
— Вы действительно энгелист?
По лицу Чезаре скользнула невеселая усмешка.
— Да, — сказал он после продолжительной паузы.
— А почему вы не сразу ответили?
Еще одна кривая ухмылка.
— Быть может, придет день, когда я вам расскажу, — туманно пообещал он.
— Скоп? — вопросительно взглянул на ученого Зорро.
— Тише!
Но фьорентиец все равно услыхал.
— Так вы и впрямь не те, за кого себя выдаете! — констатировал Чезаре с издевкой. — А у вас, синьор, — он повернулся к Зорро, — кроме хлыстика с секретом, еще и «сыворотка правды» в запасе имеется? Очень, очень неосмотрительно!
— Последний вопрос, синьор Маркони, — насупился Хуарес— Что вам известно о Рассветных мирах?
На лице Хорстена застыло неодобрение. Джерри Родс широко раскрыл глаза. Но и Великого Маркони слова Зорро, похоже, удивили не меньше.
— Рассветные миры? Впервые слышу о них, синьор.
— Всего лишь группа недавно колонизированных планет, еще не вошедших в Содружество, — быстро сориентировался доктор.
Фьорентиец с недоумением взглянул на Хуареса, пожал плечами и направился к выходу. Никто больше не стал его останавливать.
Не успела дверь за ним закрыться, как Хорстен в гневе обрушился на Зорро:
— По-моему, вы окончательно рехнулись, коллега! Что за нелепые выходки? Почему вы не дали ему до конца разыграть партию? Зачем было торопиться? В конце концов, обезоружить его мог каждый из нас в любой момент!
— При удачном раскладе, — уточнил Джерри.
— Виноват, коллеги, — покаянно потупился Хуарес. — Просто я всегда нервничаю, когда на меня наставляют ствол, вот и сорвался не подумав.
— Из человека с плохими нервами никогда не выйдет хорошего оперативника, — ехидно заметила Элен. — А теперь отвечай, дурья башка, какого хрена ты высунулся с идиотским вопросом о Рассветных мирах?!
— Неужели, черт побери, — вспыхнул Зорро, — ни один из вас в упор не видит, как вокруг Рассветных миров затевается что-то очень подозрительное? Знаете, о чем спрашивал один из тех накачанных парней, что сопровождали меня с вещичками в мою новую конуру размером два на четыре?
Агенты уставились на него.
— Этот охранник знал, что я с другой планеты, — продолжал Хуарес, — и спросил — просто так, из чистого любопытства, — что слышно в Содружестве о Рассветных мирах? Я ему ничего конкретного, естественно, не сказал, зато кое-что из него вытянул. Ходит слух, что некая группировка готовит команду для рейда на Рассветные миры. Но самое интересное то, что эта группировка никак не связана с официальными властями. Иначе говоря, просто шайка разбойников и пиратов!
— Что?! — побледнел Дорн Хорстен. — Не может быть!
— За что купил, за то и продаю, — огрызнулся Зорро. — Разве ж я не понимаю, чем это грозит? Потому и спросил вашего Маркони. А чего стесняться? Нас он все равно раскусил, а так могли бы узнать что-нибудь полезное.
— Логично, — нехотя признала Элен. — Что касается Маркони, то я не верю, что он провокатор. Конечно, если я ошибаюсь, мы по уши в дерьме, но не думаю, что он работает на полицию.
— А я не думаю, что он энгелист, — добавил Джерри.
— Это еще почему? — прищурилась Элен.
— Не могу толком объяснить. Какой-то свой интерес у него есть, конечно, но какой именно, ума не приложу. Судя по тому, что мы здесь видели и слышали, все энгелисты малость чокнутые. А синьор Великий Маркони отнюдь не производит впечатления чокнутого.
— Знаю я, какой у него интерес, — усмехнулся Хор-стен. — Он корчит из себя энгелиста, чтобы использовать подпольное движение в своих целях. Не забывайте, коллеги, что Чезаре принадлежит по происхождению к правящей элите Фьоренцы. Раньше его за какие-то прегрешения изгнали из привилегированного общества, а теперь он стремится в него вернуться.
— Не удивлюсь, если у него получится, — заметил Родс — По сравнению с Первым Синьором наш друг Маркони прямо-таки интеллектуальный гигант.
— Зато о тебе этого не скажешь, бестолочь! — накинулась на него Элен. — Для чего, ты думаешь, Дорн свой хронометр демонстрировал? Или ты не слышал, как я тебе шептала: «Женева! Женева!»?
Джерри непонимающе уставился на нее.
— Ну и дырявая же у тебя башка! — Она с отвращением сморщила нос— Забыл, как д'Арреццо тебя пытал насчет денег, которые ты якобы собрался вкладывать в местную индустрию? Что, вспомнил? А теперь я хочу, чтобы ты раз и навсегда усвоил, что такое Женева. Женева — это такая планета, на которой процветают всего две отрасли: межпланетное банковское дело и производство высокоточных наручных хронометров. И если у кого-то вдруг заводится свободный капитал в крупных размерах, держать его удобнее всего именно в женевских банках.
— Понятно, — смиренно кивнул Родс — Я уже усвоил. Между прочим, коллеги, — внезапно оживился он, — разве это не доказывает, что мое прикрытие сработало? Первый Синьор не стал бы заводить со мной разговор о деньгах, не будь он уверен, что я упакован выше крыши.
— Когда прикрытием занимается Ирен Казански, — нравоучительно заметил доктор, — оно всегда срабатывает. Она наверняка скормила в компьютерную сеть достаточно информации, чтобы представить ваше гипотетическое семейство одним из богатейших в Содружестве.
Джерри азартно потер руки.
— Вот здорово! Теперь бы еще придумать способ, как истратить хотя бы часть! Для поддержания имиджа, разумеется, — поспешно добавил он.
— Как насчет того, чтобы купить этот чертов отель и надстроить в нем еще один этаж? Я бы тогда хоть выспался в нормальной обстановке! — проворчал Зорро и обратился к Хорстену: — Как считаете, доктор, не следует ли нам связаться с Сидом Джейксом?
Элен изящно соскользнула с кресла на пол:
— Дай тебе волю, ты бы каждый час на связь выходил! А мы и так уже достаточно засветились.
— Но он обязательно должен узнать о новом повороте событий, связанных с Рассветными мирами, — возразил Хуарес— Возможно, у него тоже появились свежие данные, которые могут нам пригодиться.
— Наше задание ограничивается Фьоренцей, — напомнил Хорстен. — А обо всем прочем, включая Рассветные миры, пускай болит голова у Метаксы с Джейксом.
Элен присела на корточки подле бара и осмотрела замочную скважину в дверце нижнего отделения. Затем, довольно кивнув, вытянула из своей прически металлическую шпильку.
— Эй, ты что делаешь?! — возмутился ученый. Но она, не обращая на него внимания, уже успела
открыть замок. Дверца распахнулась.
— Целых три непочатых бутылки, как я и думала, — сообщила агент, заглянув внутрь. — Вот крохобор! — Элен сунула руку в шкафчик и вытащила запечатанную бутылку с любимым напитком Первого Синьора. — «Золотой шартрез», изготовлено на Бетельгейзе-3, — прочитала она вслух надпись на этикетке. — И чего он так над ним трясется? Неужели не может купить еще, имея в своем распоряжении казначейство целой планеты?
— Поставь-ка ликер лучше на место, — посоветовал доктор. — Между прочим, ты угадала: он действительно не может купить еще. Потому что негде взять. Я слышал эту историю. Когда была открыта Бетельгейзе-3, планету вначале сочли непригодной для колонизации. Но потом за нее взялись инженеры-терраформисты и ликвидировали все неблагоприятные факторы, однако естественный экологический баланс при этом нарушился. Первые колонисты обнаружили на планете ягоду, удивительно схожую с земной разновидностью рода Vaccinium, и стали делать из нее ликер. Так продолжалось около полувека, и за этот период напиток приобрел огромную популярность. Считается, что ему нет равных по изысканности букета и тонкости аромата. Но спустя пятьдесят лет природа отомстила за издевательство, и ягодные кустарники перестали плодоносить.
Элен недрогнувшей рукой свернула хрустальную пробку.
— Негде взять, говоришь? — задумчиво повторила она. — А что делать, если я к нему уже привыкла?
— Поставь на место, маленькая пьянчужка! — рассердился Хорстен. — И нечего привыкать, раз его больше не производят!
Призыв его пропал втуне. Элен поставила добычу на ковер, захлопнула дверцу и опять принялась ковырять шпилькой в замочной скважине, пока замок не защелкнулся. Потом поднялась с корточек, вытащила из бара самый большой фужер, налила себе солидную порцию шартреза и вернулась с ним в свое любимое кресло, оставив краденую бутылку на коктейльном столике.
— Ну что ж, коллеги, заседание продолжается, — весело объявила она, удобно устроившись на необъятном кресле. — Не стану напоминать, что до сего момента все мы вели себя как последние клоуны, скажу только, что пора наконец разработать план действий. — Элен подняла фужер и принюхалась: — Слушай, Дорн, а насчет аромата ты прав — воняет исключительно!
Доктор Дорн Хорстен шествовал по тротуару с величавым достоинством императорского пингвина. За указательный палец его правой руки, толщиной и размерами напоминающий средней величины колбасу салями, держалась маленькая девочка в прелестном голубом платьице. Ученый никуда не торопился, но ширина его шага была столь велика, что его миниатюрная спутница то и дело отставала. Чтобы приспособиться, она то начинала быстро-быстро семенить своими коротенькими ножками, то пускалась вприпрыжку. Свободной рукой малышка крепко прижимала к себе большую куклу, чьи растрепанные волосы и замызганное одеяние служили печальным напоминанием о том, что раньше Гертруде случалось знавать лучшие дни. По отмеченному печатью мудрости высокому челу доктора нетрудно было догадаться, что ум его, свободный от мирской суеты, занят сокровенными помыслами о тайнах мироздания. Впрочем, это обстоятельство ничуть не мешало ему терпеливо и обстоятельно отвечать на многочисленные вопросы девочки и рассказывать ей о различных достопримечательностях, встречающихся по ходу их совместной прогулки по улицам столицы Свободно-Демократического Сообщества Фьоренцы. Вдвоем они представляли собой умилительное зрелище, радующее взор и согревающее души встречных прохожих, лишенных возможности услышать их подлинный диалог.
— А вон там, на углу, еще один топтун толстозадый торчит, — приглушенным голосом сообщила Элен, восторженно улыбаясь.
— Тише ты, дура чертова! И за языком следи: не ровен час, еще услышит кто-нибудь! — прошипел Дорн, улыбаясь в ответ.
— Сам фильтруй базар, дубина стоеросовая! — огрызнулась его спутница, стрельнув глазками по сторонам. — Я вообще не пойму, за каким дьяволом мы поперлись на прогулку, если нас пасут столько легавых? По одному как минимум от каждой из силовых контор да плюс еще, наверное, кто-нибудь от энгелистов в придачу!
— Мы должны научиться свободно ориентироваться в городе. А что филеров полно, это понятно. Мы уже порядком засветились, а если ты и дальше так себя будешь вести, ведьма проклятая, — еще сильнее засветимся!
— Заткни пасть, бегемот! Надрала б я тебе задницу, да руки марать неохота! Если хочешь знать, я уже давно сориентировалась — и в этом кретинском городе, и во всем этом дурацком мире! Здесь же кругом сплошные психи. Половина населения носит форму, а другая половина выглядит так, словно их с колыбели ни разу досыта не накормили.
Хорстен одобрительно хмыкнул, как будто услышал что-то остроумное из детских уст.
— Смотри-ка, парк, — остановился он перед распахнутыми воротами. — Может, посидим на лавочке и дадим возможность нашим «хвостам» передохнуть чуток?
Они без труда нашли свободную скамейку. Доктор осторожно опустился на хрупкую с виду деревянную конструкцию. Девочка чинно уселась рядышком, аккуратно одернула и расправила свое платьице, потом положила рядом куклу и привела в порядок ее платье.
— Гертруда до сих пор не подает сигнала, — прошептала Элен, не разжимая губ. — Похоже, у них тут проблемы со снабжением параболически направленными микрофонами или, по крайней мере, их мобильными вариантами.
— Меня это, признаться, удивляет. С другой стороны, в этом мире поражает столь многое, что пора бы уже, наверное, перестать удивляться. Честно говоря, со слов Метаксы я Фьоренцу представлял совсем другой.
— А может, хватит врать себе и другим? Здесь же типичный тоталитарно-полицейский режим!
— Ты не совсем права, Элен, — попытался возразить Хорстен, испытывая в то же время очевидную неловкость, сознавая правдивость ее заявления. — Не забывай об одной весьма существенной детали: фьорентийцы — свободолюбивый народ, они готовы сражаться, чтобы сохранить свою свободу.
— Сохранить? Да они давно ее потеряли! Она растоптана солдатскими сапогами и полицейскими ботинками. Впрочем, со свободой и прочими «неотъемлемыми» правами такое случается часто. Единственное, что у них осталось, — это свобода выживать. Как говорится, каждый сам за себя, и пусть неудачник плачет.
— Так нас сюда и послали помочь этим несчастным, — настаивал на своем ученый. — Мы должны защитить хотя бы остатки демократических институтов Фьоренцы от подпольного движения — одного из самых опасных и неразборчивых в средствах за всю историю Объединенных Планет.
Но в Элен словно вселился дух противоречия.
— Свобода — понятие растяжимое, — парировала она. — Подожди минутку, сейчас вспомню один пример из школьного курса. Я его в свое время выучила наизусть. Это просто конфетка, честное слово! — Она сосредоточилась, наморщив лоб и высунув розовый кончик язычка: — Ага! Есть! Дело было во времена покорения Мексики испанскими конкистадорами. Один из соратников Кортеса, некий Франсиско д'Агилар писал в своих мемуарах: «Иногда наш предводитель обращался к нам с доброй речью, обещая, что каждый из нас сможет в будущем сделаться герцогом, графом или получить дворянство. Его слова так вдохновляли нас, что на поле битвы мы превращались в львов и тигров и без страха и сомнения бросались в бой против целой армии… У нас был отважный предводитель и верные солдаты, готовые умереть ради свободы».
Хорстен не выдержал и расхохотался.
— У меня есть пример получше, — прогудел он, когда приступ смеха прошел. — Из истории штата Техас, откуда родом мои предки.
— Техас? Это ведь где-то на Земле, да? А я думала, ты с планеты с полуторной силой тяжести. Черт, ничего о нем не знаю, помню только древнюю поговорку: «Хвастлив, как техасец».
Доктор поморщился:
— Твое счастье, что от моих предков, коренных техасцев, меня отделяют несколько поколений! Ладно, слушай дальше. Изначально территория Техаса принадлежала Мексике. Мексиканские власти долгое время поощряли переселенцев из южных штатов Америки, но спустя пару десятилетий те взбунтовались, требуя независимости.
— Независимости?
— Ну да. Под тем предлогом, что правительство в Мехико ограничивает их свободу, требуя уплаты налогов, как со всех остальных мексиканцев. Но истинная причина заключалась совсем в другом. Рабство в Мексике было законодательно запрещено, в результате чего прибывающие в Техас иммигранты потеряли право держать рабов. Восставшим пришли на помощь отряды американских волонтеров во главе с небезызвестными Дэви Крокеттом и Джимом Боуи. Они сбросили «мексиканское иго» и образовали самостоятельное государство, в котором рабство было официально узаконено. Затем техасцы обратились с просьбой о вхождении в состав Соединенных Штатов. Просьбу удовлетворили, и техасцы начали безропотно платить властям в Вашингтоне те самые налоги, которые они отказывались платить властям в Мехико. Иначе говоря, из всех свобод самой привлекательной для них оказалась свобода иметь рабов!
— Хватит болтать! — неожиданно разозлилась Элен. — Вернемся лучше к фьорентийцам и их попранным свободам. Нам необходимо что-то срочно предпринять, иначе бедная Ли Чжанчжу окажется по нашей вине в очень неприятном положении. А у нас по-прежнему практически ничего нет по энгелистам, кроме скудных и противоречивых сведений из непроверенных источников!
— Надеюсь, Зорро и Джерри сумеют нащупать нужные нам контакты. А вот мне с коллегами-учеными не повезло. Возможно, я ошибаюсь, но у меня сложилось впечатление, что ни один из них не принимает участия в подпольном движении. Более того, никто из них не проявил ни малейшего интереса, хотя я несколько раз прозрачно намекал, что не прочь побольше узнать об энгелизме.
— Хуарес сегодня встречается с какими-то аграриями, — сказала Элен. — Кто знает, вдруг они окажутся более политизированными типами, чем твои яйцеголовые?
— Искренне желаю, чтобы у него получилось. Лишь бы он по привычке не начал вместо энгелизма толковать с ними о Рассветных мирах! Кстати, давно хотел спросить, что ты думаешь о Родсе?
— Джерри? Да тут и думать нечего! Ли Чжанчжу совершила большую ошибку, пригласив его в группу особых талантов.
— Ну, я бы не спешил с выводами. А чем ты объяснишь его феноменальное везение?
— На мой взгляд, весь его феномен состоит в том, что у него на десять процентов везения приходится девяносто процентов самоуверенности. Ты посмотри, как он держится. У него и мысли нет, что удача может однажды ему изменить. А это очень мощный психологический фактор. Предположим, ты играешь с ним в покер. На кону куча денег, и к тебе приходят четыре дамы. Он набавляет. Ты смотришь на его самодовольную рожу, вспоминаешь о его репутации и остаешься в полной уверенности, что у него на руках как минимум, четыре короля, а то и «флеш-рояль». Все, ты морально раздавлен и бросаешь карты, а он со смехом демонстрирует пару вшивых шестерок.
— А если я, допустим, все-таки решусь вскрыть карты, а не бросить?
— Ничего не выйдет! Ты же морально сломлен, забыл? И от этого потом обидно вдвойне. Ты с ним в покер ни разу не играл?
Хорстен содрогнулся:
— Я не стал бы держать с ним пари во вторник на то, что сегодня вторник! Как ученый-материалист, я отрицаю возможность перемещения во времени и очень не хотел бы убедиться в обратном на собственном опыте!
Элен захихикала:
— Молодец, Дорн, старая перечница! Я и не знала, что ты можешь так образно…
— Покер!! — внезапно воскликнул ученый.
— Ты что, взбесился?
— Где сейчас Джерри?
— Он собирался дождаться в номере возвращения Первого Синьора и обсудить с ним кое-какие инвестиционные проекты. Кому-то из энгелистов почти наверняка удалось проникнуть в высшие сферы. Быть может, они есть и среди финансовых советников д'Арреццо, кто знает? В конце концов, в истории полно примеров, когда революционные преобразования проводились сверху, а не снизу. Взять того же Гитлера или Франко…
— Точно, покер! — вскричал доктор, срываясь с места.
— Да что… — начала Элен, но коллега уже схватил ее за руку и потащил за собой. Чтобы поспеть за ним, ей пришлось прикусить язык и очень быстро перебирать ножками.
— Как ты думаешь, почему твой приятель Тони д'Арреццо так легко позволил Джерри и нам остаться в своем персональном номере? — резко спросил на ходу Хорстен.
— Он же при нас сыграл с ним в орлянку и проиграл, — задыхаясь, с трудом ответила «дочка». — Да не беги ты так, верблюд ненормальный! Люди же смотрят!
Прохожие останавливались, провожая взглядами странную парочку. Волосы Элен растрепались, Гертруду она волочила за ногу по тротуару, но Дорн упрямо не снижал темпа, лишь изредка поглядывая на проносящиеся мимо машины.
— Ни одного такси в этом дурацком городе! — пожаловался он сквозь зубы. — А с чего ты взяла, что он проиграл?
Элен растерянно заморгала.
— Джерри не видел, как упала монета. Он никогда не смотрит: заранее уверен, что выиграет. И я не видел. И ты. Никто не видел, кроме самого д'Арреццо. Откуда мы знаем, что он проиграл?
— Ты куда клонишь? Берегись! — закричала его спутница.
Доктор, торопясь поскорее добраться до гостиницы, не заметил, что начал переходить улицу в неположенном месте. Двухместный спортивный аэрокар на воздушной подушке несся прямо на него, пронзительно сигналя клаксоном.
Не замедляя шага, Хорстен выбросил вбок левую руку с раскрытой ладонью. Кузов машины, оглашая окрестности визгом и скрежетом металла, на глазах сложился в гармошку. Даже не оглянувшись, ученый дошел до тротуара и зашагал дальше, по-прежнему таща за руку Элен и разговаривая с ней на ходу:
— А все эти вопросы, которые он задавал Джерри насчет того, в какой форме он хранит капиталы! И мы, идиоты, сами же научили его, что отвечать!
— Ты о чем вообще толкуешь? — взмолилась она наконец, окончательно выбившись из сил; лишь спортивная подготовка и быстрая реакция спасали агента до сих пор от печальной участи Гертруды.
— Об очень крупных суммах наличности. Казначейство Фьоренцы определенно испытывает недостаток в конвертируемой валюте, в то время как у нашего Джерри имеются колоссальные активы в женевских банках, славящихся своей конфиденциальностью и номерными счетами. А пользуются этими счетами главным образом бывшие крупные политики и финансисты, благополучно покинувшие с наворованными капиталами те планеты, где они прежде занимали высокие посты.
— Ой-ой-ой! — закручинилась Элен. — Теперь понятно, почему он обещал Джерри научить его играть в покер! — Она ухватилась за широкий пояс спутника, взлетела ввысь в грациозном прыжке и уселась на широченное плечо Дорна: — Но, лошадка! Аллюр три креста!
Такси поймать так и не удалось, и весь обратный путь до «Альберто Палаццо» доктор с Элен на плечах проделал пешком. Поднимаясь по широким ступеням парадного входа, он вдруг застыл как вкопанный. Навстречу им спускался Чезаре Маркони.
— Ах, какая встреча, синьор Хорстен! — обрадованно воскликнул фьорентиец, дружески улыбаясь. — А меня только что не пустили в ваш номер. Вот, иду домой несолоно хлебавши.
— Зачем вы снова явились?
Маркони стрельнул глазами по сторонам, незаметно оглянулся и только после этого доверительно прошептал:
— По здравом размышлении, синьор, я пришел к выводу, что вы и ваши друзья заслуживаете дальнейшего обмена информацией.
Дорн заколебался.
— Пойдемте с нами, — сказал он наконец. — Лишний свидетель, тем более фьорентиец, думаю, не помешает.
Великий Маркони озадаченно приподнял бровь, но приглашение принял.
— Только из меня плохой свидетель, синьор, — предупредил он, шагая рядом с ученым. — Увы, но в этом городе любые мои клятвенные заверения в чем бы то ни было имеют не больше веса, чем мыльный пузырь.
Только в экспресс-лифте, возносящем пассажиров сразу на последний этаж, фьорентиец позволил себе осторожно поинтересоваться, отчего такая спешка? Элен, все еще восседающая на плече доктора, доверчиво поглядела на него сверху своими голубыми глазенками и сказала:
— Папуля боится, что Тони хочет обдурить дядю Джерри в какой-то шпокер. — Немного подумала и добавила: — Он дурак! И он еще не знает дядю Джерри!
Маркони внимательно посмотрел на девочку и скептически усмехнулся:
— Боюсь, синьорина, это ваш дядя Джерри еще не знает моего кузена Антонио. Трудно войти во власть, не обладая совершенно определенными качествами, но стать, не имея их, Первым Синьором попросту невозможно.
— Зато дяде Джерри всегда везет! — победно провозгласила Элен.
— Антонио тоже везет. И больше всего в том, что его до сих пор не пристрелили!
Они вышли из лифта и оказались перед дверью в апартаменты, заблокированной многочисленной охраной. Увидев Маркони, караульный офицер нахмурился:
— Я уже, кажется, имел честь сообщить синьору, что его высокопревосходительство…
— Гражданин Маркони мой гость, а не его высокопревосходительства, — перебил дежурного доктор Хорстен.
— Но Первый Синьор приказал, чтобы его не беспокоили!
— Не валяйте дурака, уважаемый, — спокойно произнес ученый, легко, как пушинку, отстраняя охранника. — Я здесь живу, к вашему сведению!
Элен, проплывая над головой опешившего офицера, скорчила ему гримасу.
Войдя в гостиную, они замерли на пороге. Не совсем понятно, что именно ожидал увидеть доктор, ясно лишь, что совсем не то, чего ожидал.
В освобожденном от мебели центре салона был установлен большой, длинный стол, вокруг которого возились двое или трое безликих младших адъютантов из свиты Первого Синьора. Слева, у бара, мирно беседовали с бокалами в руках сам д'Арреццо и Джерри Родс. Рядом с ними топтался, явно нервничая, незнакомый маленький человечек с озабоченной физиономией и испуганным взглядом.
— Чезаре? — удивился Первый Синьор и нахмурил брови. — Я полагал, что…
Маркони поклонился:
— Синьор Хорстен был так любезен, что пригласил меня сопровождать его в номер.
Доктор осторожно опустил Элен на пол и огляделся:
— Что здесь происходит?
— Его высокопревосходительство пожелал приобщить меня к одной из его любимых игр, — ответил Джерри.
— Покер? — вырвалось у Элен, но никто, к счастью, не обратил на нее внимания.
В этот момент четверо дюжих телохранителей втащили в комнату массивный дискообразный предмет, напоминающий колесо телеги. Они приблизились к столу и, поднатужившись, водрузили его на ближний край.
— Рулетка! — изумленно воскликнул ученый.
— О, я вижу, вам знакомо это замечательное устройство, доктор, — повернулся к нему д'Арреццо, временно игнорируя присутствие своего изгоя кузена. — Грешен, обожаю рулетку! Я пригласил бы и вас принять участие, синьор Хорстен, да только сомневаюсь, что это будет по карману даже такому известному ученому, как вы. К тому же сегодня у нас, хе-хе, в некотором роде дуэль между мною и синьором Родсом. Мы с ним, если можно так выразиться, обменялись картелями и условились сражаться, хе-хе, по наивысшим ставкам.
— Хе-хе, это уж точно! — мрачно пробормотала себе под нос Элен, незаметно перемещаясь с Гертрудой под мышкой в направлении бара.
Джерри отхлебнул глоток из своего бокала. Когда он заговорил, язык его заметно заплетался.
— Я тут поведал Антонио, — начал он, не замечая страдальческой гримасы, перекосившей лицо маленького человечка, — что мои денежки лежат в женевских банках, а он сказал, что у него здесь масса подходящих возможностей, как раз таких, куда моя мамочка хотела вин… тин… свинтистировать наши капиталы. Урановые рудники и все такое прочее… Потом вот этот Десятый Синьор нарисовался и обещал, что все в два счета оформит. Ну, мы и порешили с Тони… — Десятый Синьор в ужасе зажмурился, — разыграть это дело, как подобает настоящим мужчинам. Либо он запустит лапу в мои женевские активы, либо я заполучу его предприятия.
— Джерри, друг мой, вы уверены, что все хорошенько взвесили? — озабоченно спросил Хорстен. — Ваша матушка может и не одобрить подобную самодеятельность. Кроме того, этично ли с вашей стороны…
Родс беспечно отмахнулся, но не свободной рукой, а почему-то той, в которой держал бокал, выплеснув при этом часть содержимого на ковер:
— О, я их предупреждал, не волнуйтесь, док! Скажи, Тони, говорил я тебе, что я везунчик?
Правитель на миг оторвался от наблюдения за монтажом рулетки и снисходительно улыбнулся ученому:
— Чужое везение меня не пугает, синьор Хорстен, потому что я и сам необыкновенно удачлив!
Взгляд доктора задержался на непрестанно нервничающем спутнике д'Арреццо.
— Если не ошибаюсь, синьор, — вежливо обратился он к коротышке, — вы занимаете, помимо прочего, пост министра финансов в кабинете его высокопревосходительства?
— Вы совершенно правы.
— Если я правильно понял, — продолжал ученый, — вы собираетесь перевести выигрыш Первого Синьора, в случае его удачи, на номерной счет в одном из банков Женевы?
— Фи, Антонио! И тебе не стыдно? — с насмешкой спросил Великий Маркони.
Д'Арреццо в гневе набросился на кузена:
— Какого черта ты вообще здесь делаешь, Чезаре?! Предупреждаю тебя…
Дорн поспешил встать на его защиту, пытаясь одновременно предупредить Родса о своем намерении использовать Маркони в качестве свидетеля:
— Прошу прощения, но это я привел его сюда, ваше высокопревосходительство. Не считая вас и нескольких ваших сотрудников, гражданин Маркони — единственный фьорентиец, с которым нам удалось сравнительно близко пообщаться за все время нашего пребывания на Фьоренце. Я пригласил его в надежде побольше узнать из первых, так сказать, уст о вашем поистине уникальном мире.
— Боюсь, что безответственная болтовня моего родственника едва ли оправдает ваши надежды, доктор, — ледяным тоном заметил Первый Синьор и бесцеремонно отвернулся.
Установка рулетки благополучно завершилась. Стол ожидал азартных игроков. Д'Арреццо нетерпеливо щелкнул пальцами, и с полдюжины адъютантов и телохранителей, занимавшихся подготовкой, мгновенно испарились.
— Ну что ж, приступим, — предложил, потирая руки, Первый Синьор. — Кто из нас будет держать банк?
Родс допил свой бокал и озадаченно взглянул на соперника:
— Откуда мне знать, если я ни разу не играл в рулетку?
— У банка процент выигрыша выше, Джерри, — подсказал Хорстен, но совет его остался невостребованным.
Д'Арреццо заботливо взял у Родса опустевший бокал и направился к бару за новой порцией. Взгляд его случайно упал на бутылку «Золотого шартреза», из которой он уже наливал себе до этого. Внезапно он нахмурился, поставил бокал, поднял бутылку, проверил уровень, изумленно моргнул и ожесточенно потряс головой, должно быть отгоняя закравшуюся в голову совершенно невероятную мысль. Затем вернулся к прерванному занятию и наполнил бокал гостя — из другой, естественно, емкости.
— Не желаете освежиться, доктор? — обернулся к ученому Первый Синьор и ворчливо добавил: — Могу и тебе заодно налить, Чезаре, раз уж ты все равно здесь, хоть и против моей воли.
— Не стоит утруждаться, кузен, я сам о себе позабочусь, — откликнулся Маркони, не преминув заодно сыпануть горсть соли на кровоточащую рану родича. — Плесну себе, пожалуй, твоей бетельгейзианской выпивки и смешаю пополам с карамельным пивом, чтоб не так сладко было.
Д'Арреццо, едва сдержав готовый сорваться возглас протеста против такого кощунства, отошел от бара и протянул Родсу полный бокал. Встав на место крупье в торце стола, он начал объяснять правила игры:
— Видите это колесо и маленький шарик у меня в руке? Раскручиваем колесо и бросаем в него шарик. Когда колесо останавливается, шарик попадает в одно из тридцати восьми углублений, расположенных по окружности внутреннего обода. Они имеют номера от единицы до тридцати шести, а также ноль и двойной ноль. Каждому номеру соответствует пронумерованный квадрат стола. Если вы поставили, допустим, на номер восемнадцать и шарик остановился тоже на восемнадцатом номере, ваш выигрыш равняется вашей ставке, увеличенной в тридцать шесть раз.
— Bay! — издал восторженный клич Джерри. — Вот это по мне. Никаких тебе фифти-фифти, а сразу бац— и в тридцать шесть раз! Тут и захочешь — не проиграешь. Потрясающе!
Первый Синьор вежливо кашлянул и продолжил объяснение.
— Но вы можете и проиграть, если выбранный вами номер не совпадет с тем, на который выпал шарик, — предупредил он. — Однако существуют и другие варианты выигрыша. Вы, наверное, уже обратили внимание, что половина номеров красного цвета, а другая— черного…
Маркони и Дорн Хорстен дружно вздохнули — каждый о своем — и устремились к бару. Фьорентиец добровольно принял на себя обязанности бармена и щедрой рукой разлил по фужерам бесценный шартрез. Вокруг сразу распространился изумительный аромат.
— Вы и впрямь собираетесь смешать этот ликер с карамельным пивом? — полюбопытствовал доктор.
— Что вы, я же не варвар! Это я сказал, чтобы Антонио позлить. Между прочим, ваш приятель не разорится в случае проигрыша?
— Даже если он выпишет вексель в миллиард межпланетных кредитов на любой из своих женевских банков, это едва ли заметно отразится на его состоянии.
— Вот это да! — присвистнул Маркони. — Жаль, я не встретился с ним раньше!
— Только я не думаю, что Джерри проиграет, — заметил Хорстен. — А ваш кузен может себе позволить понести крупные финансовые потери?
— Теоретически как Первый Синьор он обладает полномочиями самостоятельно распоряжаться всеми национализированными предприятиями Фьоренцы. Опять же теоретически он имеет право на передачу их в собственность другому лицу. —
— Что означает ваша оговорка «теоретически»?
— По законам Содружества Объединенных Планет передаточный документ на право владения за его подписью безусловно будет признан юридически законным в Министерстве межпланетной торговли на Земле, но…
— Но… — нетерпеливо повторил доктор.
— Разве это не очевидно? — в упор посмотрел на него Маркони. — Подписав такой документ в качестве главы государства, мой кузен сам наденет себе петлю на шею. Не пройдет и суток, как его обвинят в присвоении общественной собственности.
— Почему же тогда он так рискует?
— Потому что не собирается проигрывать, — хмуро проворчал Чезаре.
Держа в руках фужеры, они вернулись к столу. Первый Синьор уже закончил свой рассказ о правилах этой древней и вечно юной игры. Джерри стоял сбоку от стола. Перед ним высилась стопка фишек. Очевидно, соперники, при посредничестве Десятого Синьора, заранее договорились о цене каждой и уладили прочие финансовые вопросы.
Родс отхлебнул из своего бокала, поставил его рядом и снял верхнюю фишку.
— Начнем помаленьку, — сказал он, опираясь на стол, чтобы не качаться. — Ставлю сто тысяч межпланетных кредитов на… Какой вы там называли номер? Восемнадцатый? Ставлю на восемнадцатый!
— Сто… тысяч… межпланетных… кредитов! — потрясенно выдохнул Чезаре Маркони.
Дорн Хорстен тяжело вздохнул.
Антонио д'Арреццо раскрутил колесо рулетки, выждал мгновение и запустил шарик, вбросив его против направления вращения. Вначале он описывал сложную траекторию по краю внутренней поверхности чаши рулетки, но постепенно стал опускаться ниже, пока не коснулся одного из пронумерованных углублений. Отскочил от него, коснулся другого, снова отскочил и задержался на номере тридцать. Но в последний момент все же выкатился оттуда, чуть помедлил и нырнул в соседнее гнездышко.
— Восемнадцать! — радостно закричал Джерри. Первый Синьор, не веря своим глазам, тупо уставился на шарик.
— Тридцать шесть к одному! Класс! — Родс обвел присутствующих победным взглядом, счастливо ухмыльнулся и нетерпеливо прикрикнул на партнера, исполняющего обязанности крупье: — Крути дальше, Тони!
— Как «крути дальше»? — упавшим голосом произнес Десятый Синьор.
Джерри возмущенно посмотрел на д'Арреццо:
— В чем дело, Тони? Мы же договорились, что играем без лимита!
Его высокопревосходительство с трудом оторвался от созерцания замершего на восемнадцатом номере шарика и вернулся к реальности:
— Что? Лимит? Ах да, разумеется, никакого лимита!
Он сложил фишки в две стопки по восемнадцать в каждой и специальной лопаточкой подвинул их к сопернику, который незамедлительно поставил обе стопки на тот же номер на игровом поле.
Чезаре Маркони с изумлением посмотрел на стоящего рядом с ним ученого:
— Он действительно собирается поставить на один номер больше трех с половиной миллионов кредитов? Это же полное безумие! Всего один шанс против тридцати восьми!
— Я же говорил вам, что Джерри удивительно везет, — усмехнулся Хорстен.
— Так сильно никому не может везти, — убежденно возразил Маркони.
Первый Синьор тем временем вынул шарик из гнезда, повертел перед глазами и даже зачем-то подбросил на ладони. Не обнаружив, очевидно, никаких скрытых изъянов, он едва заметно пожал плечами, снова раскрутил колесо рулетки и тем же способом, как и в первый раз, вбросил шарик.
— Раз я ставлю три миллиона семьсот тысяч из расчета тридцать шесть к одному, то сколько же это получится, если я выиграю? — принялся вслух подсчитывать будущие прибыли Джерри. — Черт, никак не соображу! Но много. Мамочка будет довольна. Хватит, пожалуй, на солидную долю акций ваших урановых копей. А потом займемся транспортом. — Он покосился на заламывающего руки Десятого Синьора: — Вы упоминали, кажется, что транспорт на Фьоренце тоже национализирован?
— Да, синьор, — чуть слышно прошептал несчастный министр.
Великий Маркони косо взглянул на молодого Родса и направился к бару за новой порцией спиртного. Впрочем, он успел вернуться к столу к тому моменту, когда пляшущий шарик совершал последний выбор.
— Восемнадцать! — возликовал Джерри и бросил взгляд на Хорстена, словно ища его одобрения. — Вот уж везет так везет! — Он обратил свою сияющую физиономию к удрученному министру финансов Фьорентийского Сообщества: — Сколько там мне теперь причитается из ваших урановых рудников?
— Они все ваши, синьор, — простонал финансист.
— Послушайте, друг мой… — начал доктор Хорстен, но никто на него даже не взглянул.
— Крути дальше, Тони! — воскликнул везунчик в порыве энтузиазма.
Первый Синьор покачал головой.
— У меня… у меня не хватит фишек расплатиться, если вы и на этот раз выиграете, синьор Родс, — признался он.
— А-а, фишки-шишки! — отмахнулся Джерри и залпом осушил свой бокал. — Играть — так играть! Всё или ничего. Крутим в последний раз. Если выпадет восемнадцать, вы проиграли. Всё. И тогда я становлюсь единоличным владельцем всех национализированных предприятий Фьоренцы. По рукам?
В комнате воцарилось гробовое молчание. Слышно было лишь тяжелое дыхание Первого Синьора, такое тяжелое и частое, будто он только что покорил одну из высочайших горных вершин.
— Ваше высокопревосходительство! — жалобно взмолился министр финансов.
— Молчать! — рявкнул д'Арреццо и повернулся к сопернику, нервно облизывая пересохшие губы. — По рукам! — прозвучал в гостиной его хриплый шепот.
Он достал шарик, пристально поглядел на него, взвесил на ладони, пожал плечами и запустил колесо. Все затаили дыхание.
Из прихожей послышалась какая-то возня. Дверь без стука распахнулась. Первый Синьор в ярости обернулся.
В салон ввалился Зорро Хуарес, отчаянно извиваясь в руках двух гориллоподобных охранников. Следом за ними появился подтянутый офицер в роскошной форме советника Министерства антиподрывной деятельности, с триумфальным видом держа в правой руке какой-то предмет.
— Что все это значит?! — выпучил глаза д'Арреццо. — Как вы посмели…
Ничуть не обескураженный офицер вытянулся в струнку и козырнул.
— Ваше высокопревосходительство, мы только что задержали инопланетного шпиона. Взяли его в подвале отеля во время сеанса связи с Землей. Большую часть переговоров нам удалось записать. Связь осуществлялась с помощью вот этого устройства.
Он высоко поднял руку, демонстрируя небольшой черный кубик.
— Эй! — возмущенно пискнула Элен из угла комнаты, где она расположилась на ковре вместе с куклой. — Это же Гертрудин кукольный три-ди-визор. Отдай сейчас же!
Попытка была смелой и благородной, но, увы, заранее обреченной на неудачу.
— Докладывайте! — сухо приказал Первый Синьор.
— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! Речь шла о каких-то Рассветных мирах. Мы не во всем пока разобрались, но поняли достаточно, чтобы предъявить обвинение в шпионаже и подрывной деятельности этим людям. — Офицер драматическим жестом указал на пьяно хлопающего глазами Джерри Родса, застывшего как изваяние Дорна Хорстена и обреченно обмякшего в объятиях охранников Зорро Хуареса: — Все они являются оперативниками «секции джи» — по всей видимости, некоего шпионского агентства при Октагоне.
— Понятно, — медленно кивнул д'Арреццо.
Элен, сунув куклу под мышку, с гордым видом встала рядом с великаном «отцом» и приготовилась к драке.
Внезапно откуда-то из головы Гертруды послышалось негромкое: бип-бип-бип.
Странные звуки привлекли всеобщее внимание, но только один из присутствующих сразу догадался, что они означают.
Доктор Хорстен среагировал мгновенно. Сделав шаг вперед, он ухватил обеими руками массивное колесо рулетки, потянул на себя и с хрустом вырвал из креплений. Прислонив его к ножке стола, он пальцами легко содрал металлическое покрытие нижней части механизма рулетки. Взорам ошеломленных присутствующих открылась паутина переплетенных проводов, идущих от миниатюрных батареек.
— Шулер! — презрительно бросил ученый.
— Ай да кузен Антонио! — в притворном восхищении воскликнул Маркони. — Рулетка-то, оказывается, заряженная! Теперь понятно, почему ты так удивлялся сейчас своим проигрышам и почему так часто выигрывал во время всяких мероприятий по сбору средств в предвыборный фонд!
Но Первый Синьор пришел в такую неописуемую ярость, что ничего уже не слышал и окончательно перестал себя контролировать. Брызгая слюной и потрясая кулаками, он обрушился на Джерри, успевшего порядком протрезветь за последние минуты.
— Агент «секции джи», значит? Слыхал я про эту контору и ее подрывные методы на планетах — полноправных членах Содружества! Но здесь ваши грязные штучки не пройдут! Устроили мне тут комедию, понимаешь! Нет у вас никаких денег на Женеве и никогда не было! Вы с самого начала собирались меня надуть!
— Ха! Уж кто бы говорил! — проворчала Элен.
В следующее мгновение Антонио д'Арреццо взмахнул рукой и отвесил Джерри Родсу сильнейшую оплеуху, едва не свалившую его с ног.
— Мы встретимся на поле чести! — прошипел Первый Синьор. — Выбор оружия за вами. — Он смерил уничтожающим взглядом сначала Хорстена, а потом Хуареса. — А когда я разделаюсь с этим юным лжемагнатом, настанет ваша очередь!
Остаток кипящей в душе злости его высокопревосходительство выплеснул на Чезаре Маркони:
— И я не исключаю, что ты, кузен, тоже окажешься следующим в моем списке! Мне не нравятся твои дружеские отношения с этими чужаками, и мне надоело, что ты выставляешь на посмешище всю нашу семью, прикидываясь энгелистом. — Он снова повернулся к Родсу: — Какое оружие вы выбираете, синьор? — Слово «синьор» в его устах прозвучало грязным ругательством.
Джерри растерянно заморгал. Он еще не успел толком разобраться в происходящем и потому не сразу сообразил, чего от него хотят.
— «Стен», — сказал он наконец. — Стреляемся на «стенах» с пяти шагов.
Д'Арреццо щелкнул пальцами, подзывая дежурного офицера:
— Вы слышали его выбор. Немедленно распорядитесь от моего имени.
Не проронив больше ни слова, он покинул гостиную в сопровождении покорно семенящего за ним по пятам Десятого Синьора.
В опустевшей гостиной остались четверо агентов «секции джи» и Чезаре Маркони. Фьорентиец подошел к бару и плеснул себе немного шартреза из быстро тающих запасов своего кузена.
— Что такое «стен»? — спросил он, с сочувствием поглядев на Джерри.
Тот рассеянно потер щеку, все еще горевшую от пощечины, явившийся поводом для будущего поединка, и неожиданно расхохотался.
— Вашему родственнику мой выбор вряд ли понравится, — с трудом произнес Родс, борясь с приступом веселья.
Хорстен, Зорро и Элен безмолвно уставились на него, ожидая объяснений.
— Я воспользовался вашим опытом, док, — начал Джерри. — Помните, как вы посадили в лужу того типа, который вызвал вас на дуэль? Вот и я тоже решил выбрать оружие, которого не существует в природе!
— Не существует в природе? — иронически поднял бровь Маркони.
— Ну да! — кивнул Родс — Я сам видел «стен» всего однажды — в каком-то историческом три-ди-фильме не то о Второй, не то о Третьей мировой войне на Земле. Их сбрасывали на парашютах партизанам за линией фронта. Судя по виду, это пистолет-пулемет крайне примитивной конструкции.
— Ясно, — задумчиво произнес Маркони. — Но с чего вы взяли, что оно не существует?
Джерри нахмурился:
— Да эта штука почти такая же древняя, как то македонское копье, которое выбрал док! Их уже тысячу лет не выпускают!
Фьорентиец с жалостью посмотрел на молодого человека:
— Не хотелось бы вас огорчать, синьор Родс, но у нас на Фьоренце в поединках чести как раз наибольшей популярностью пользуются именно древние, давно вышедшие из употребления виды оружия. В архивах Дуэльного колледжа хранится полное собрание книг и других материалов, целиком посвященное описанию оружия минувших эпох.
— Вы хотите сказать, — подал голос Зорро Хуарес впервые с того момента, как его столь бесцеремонно втолкнули в комнату, — что они могут изготовить парочку образцов специально для этого поединка?
— Вот именно. И очень быстро, уверяю вас.
Джерри поежился:
— А как же… я имею в виду боеприпасы и все такое?
— Всё сделают, не волнуйтесь. Чем, кстати, стреляет этот ваш «стен»?
— Точно не знаю. Пулями, кажется. Там еще такой рожок торчал, патронов на двадцать…
— О Святой Предел! Да в пяти шагах вы оба превратитесь в фарш! Хотя нет, вру. Только вы. Я не слишком уважаю моего высокопоставленного кузена, но реакция и рефлексы у него лучшие на всей планете. И Первым Синьором он сделался отнюдь не за красивые глазки!
— Эй! Раз уж вы все равно там сидите, налейте и мне пожалуйста, — попросила Элен. — Только сразу в фужер. Ненавижу рюмки!
Военный совет они решили провести за тем самым столом, который всего полчаса назад служил полем для рулетки. Изуродованное колесо, с корнем выдранное Хорстеном, так и осталось стоять на полу прислоненным к ножке стола. Туда же Зорро смахнул разбросанные пластиковые фишки и прочие атрибуты. Они расставили стулья и расселись вокруг — все, кроме Элен, отказавшейся покидать свое уютное гнездышко в огромном кресле Первого Синьора.
Как-то само собой получилось, что Чезаре Маркони отныне воспринимался всеми как пятый член группы, хотя полностью доверять ему было, пожалуй, рановато.
— Что такое «секция джи»? — обратился он к Хорстену. — Мой друг Бульшан накануне роковой для него дуэли — кстати говоря, он был спровоцирован самым подлым образом! — признался мне в принадлежности к этой организации. Еще он сказал, что в случае его гибели кого-то непременно пришлют на замену. Поэтому я и пошел на контакт с вами. Вначале я сомневался, но вы были единственными, кто прибыл на Фьоренцу с Земли после того, как его убили.
Доктор изучающе посмотрел на фьорентийца и дипломатично ответил:
— Что касается Фьоренцы, у нашей службы только одна задача: помочь ей вернуться на прогрессивный путь развития.
— Что ж, это меня устраивает.
— Мне кажется, я уже знаю ответ, — раздался из глубины кресла тоненький голосок Элен, — но вы все же удовлетворите мое детское любопытство, мистер Великий Маркони. Если вы такой уж поборник прогресса, что вы делаете в рядах энгелистов?
— Мне тоже кажется, что я уже знаю ответ, — с ухмылкой парировал Маркони, — но все же рассейте мои сомнения до конца, синьорина. Вы ведь не ребенок, а взрослая женщина, верно?
Элен одобрительно хмыкнула:
— Верно. Чего никак не скажешь о некоторых из моих коллег, — кивнула она на потупившихся под ее уничтожающим взглядом Джерри и Зорро. — Теперь ваша очередь. Что вы делаете в рядах энгелистов?
— А нет никаких рядов, — грустно усмехнулся фьорентиец. — Энгелисты — это я!
— Святой Предел! — нахмурился доктор Хорстен. — Что вы хотите этим сказать?
— Неужели до тебя еще не дошло? — разозлилась Элен. — Наш друг открытым текстом говорит, что на этой чокнутой планете нет никаких энгелистов! Нет и никогда не было! — Она, поразмыслив, умолкла, потом добавила: — Хотела сказать, что и не будет, но пока воздержусь.
— У меня уже голова кругом идет, — пожаловался Зорро. — Как это, нет энгелистов? Зачем же нас тогда посылали сюда, инструктировали…
— Захлопни варежку, любовничек, — посоветовала Элен, — и слушай сюда. Это фальшивка, понял? Те, кто стоит у власти в этом идиотском мире, устроили здесь типичное полицейское государство, умело закамуфлировав его под демократическое и отменив все гражданские права и свободы под предлогом борьбы с подрывными элементами. Которых, как оказалось, вовсе не существует. Нельзя сказать, что это первый случай охоты на ведьм в отсутствие таковых, но прецедентов подобного масштаба история еще не знала.
— Выходит, армия, полиция и секретные службы Фьоренцы в поте лица гоняются за призраками? — уточнил Джерри. — Откуда же тогда взялась прокламация, которую нам показывал майор Верона?
— Несомненно, ее напечатали сами секретные службы, — ответил доктор. — Я сразу почувствовал неладное, как только начал читать этот бред. Нет, коллеги, Элен права! Еще в Древнем Риме правители руководствовались принципом: хочешь избежать бунта дома — сделай так, чтобы взбунтовались соседи. А правители Фьоренцы, за неимением соседей, придумали энгелистов и призывают к сплочению всей нации в борьбе против них, хотя на деле все это затеяно лишь для того, чтобы самим удержаться у власти. В тайну посвящены, я думаю, всего несколько человек на самом верху. Все остальные искренне уверены в реальности угрозы со стороны подпольщиков — вспомните хотя бы того полковника из Министерства антиподрывной деятельности, которого мы с Элен допрашивали.
— Больше всего меня убивает, — проворчал Зорро, — что здешняя верхушка, кого ни возьми, от Первого Синьора до Десятого, — сплошь жулики и мошенники, к тому же не слишком искусные!
— Типичная ошибка среднего обывателя, — нравоучительно заметил ученый, — состоит в том, что он не в состоянии себе представить, насколько некомпетентными могут быть люди, находящиеся у власти. И тезис этот, уверяю вас, справедлив для любой исторической эпохи и общественно-экономической формации. Возьмем, к примеру, первых римских императоров, правивших после действительно великих Цезаря и Октавиана Августа. Тиберий и Калигула, Клавдий и Нерон… Сексуальные извращенцы, садисты, массовые убийцы, развратники, дегенераты… Калигула — тот вообще безумец! Нерон — последний из линии Юлиев — приказал сжечь Рим и наслаждался зрелищем пожара, слагая вирши, а когда толпа собралась его линчевать, покончил самоубийством. И это не единственный пример.
История пестрит ими. Но представьте себе простого римского центуриона, честно несущего службу где-нибудь на парфянской границе. Предположим, ему говорят, что его божественный император в Риме погряз в разврате, спит с собственной матерью, двух своих сестер отправил заниматься проституцией и заставил Сенат избрать консулом своего любимого коня. Поверит центурион, как вы думаете? Да ни за что и никогда! То же самое происходило и в позднейшие времена. Разве мог поверить добропорядочный британец начала девятнадцатого столетия в сумасшествие своего обожаемого монарха короля Георга? Или средний американец двадцатого — в хронический алкоголизм и нестандартные сексуальные наклонности некоторых из им же избранных президентов?
— Я понимаю, док, что некомпетентных властителей хватало во все времена, особенно если они получали свой пост по наследству, — сказал Джерри. — Да и при демократических выборах частенько бывает, что избиратели клюют на фотогеничную внешность, хорошо подвешенный язык и прочие трюки из арсенала политиков. Но то, что творится здесь — не только в правительстве, но и на всей планете, — иначе как фарсом и не назовешь!
— Если бы только здесь, — вздохнула Элен. — Ты вспомни, что творилось на Земле еще до выхода человечества в космос! Было такое суверенное государство Монако. Вся его территория составляла три сотни акров — примерно половину площади Центрального парка в Нью-Йорке того времени. Там были князь, княгиня, двор, титулованная знать и прочие феодальные атрибуты. Но и это еще не предел. Никогда не слышал о суверенном ордене мальтийских рыцарей? А ведь он существовал в одно время с Соединенными Штатами, Францией и другими странами. У этого «государства» имелись свои подданные, посольства, военно-воздушные силы, автомобильные номера и многое другое. А занимало оно всего-навсего второй этаж одного из римских дворцов! — Она снова вздохнула и переключилась на другую тему: — Что ж, подведем итог, коллеги. Всем ясно, надеюсь, что Росс Метакса и Октагон купились точно также, как и все остальные? Никаких подрывных элементов на Фьоренце нет, зато есть бессовестные правители, изображающие патриотов, самоотверженно противостоящих несуществующему подполью. А теперь перейдем к более насущным проблемам. — Элен с неприязнью покосилась на Зорро: — Как случилось, что тебя застукали эти болваны охранники?
— Сам не знаю, — уныло признался Хуарес— Мне и в голову не приходило, что в бывшей дворницкой могут оказаться «жучки». Когда мы расстались, я все же решил связаться с Сидом Джейксом и рассказать о новых фактах касательно Рассветных миров. Стащил у тебя из коробки замаскированный коммуникатор и… Остальное вы уже знаете.
— Что толку горевать над разлитым молоком, — глубокомысленно заметил Джерри.
— Я вот тебе устрою разлитое молоко! — фурией взвилась Элен. — Какого черта ты согласился играть в эту дурацкую рулетку с д'Арреццо, отлично зная, что на Женеве у тебя нет ни гроша?
— Да мне деваться было некуда, — начал оправдываться Родс. — Откажись я играть, он сразу бы заподозрил нас всех. Кроме того, он так жаждал заполучить на свой номерной счет кругленькую сумму в реальной валюте, что просто не принял бы моего отказа.
Элен покосилась на Чезаре Маркони. Тот с серьезным видом внимательно прислушивался к обмену мнениями, но сам рта не открывал.
— А вы что скажете по этому поводу? — спросила она.
— Полагаю, мой кузен решил, как говорится, «сделать ноги», пока цел. Скорее всего, он не захочет принимать участие даже в ближайших псевдовыборах.
— Почему? — удивился Зорро.
— Дело в том, что во время выборов Первый Синьор утрачивает свой иммунитет и может быть вызван любым желающим. Ну, не любым, конечно, — я имею в виду других потенциальных кандидатов на его пост в рядах макиавеллистской партии. Понимаете, с годами реакция теряется, а у Антонио это уже второй срок, и он совсем не уверен, что сумеет дожить до третьего. — Маркони поднял голову и с грустью посмотрел на собравшихся за столом: — Я знаю, друзья мои, как фантастически абсурдно выглядят в ваших глазах некоторые обычаи моей родной планеты, особенно те из них, которые регулируются Дуэльным кодексом. Могу сказать только, что сам этого стыжусь и был бы рад многое изменить.
— В то же время ситуация на Фьоренце не так уж уникальна, как может показаться, — заметил Хор-стен. — Возьмем, скажем, те же Соединенные Штаты. Вскоре после их образования произошла дуэль между двумя влиятельнейшими политическими фигурами того периода — Александром Гамильтоном и Аароном Барром. Оба реально претендовали на президентский пост. В результате один из них был убит, а политическая карьера второго оказалась навсегда загублена.
— Как бы то ни было, — вздохнул фьорентиец, — ваше «разоблачение» здорово сыграло на руку моему кузену. Денег он не получил, зато приобрел другие козыри. Теперь по его приказу вокруг вашего «дела» раздуют необыкновенную шумиху. А тот факт, что вы прибыли с других планет, только подольет масла в огонь. Предстоящая дуэль вызовет всеобщий интерес, и когда Антонио, — он сочувственно взглянул на Джерри, — вас убьет, он тем самым фактически обеспечит себе избрание на третий срок. После поединка он станет настолько популярным, что никто из соперников просто не решится выступить против него открыто. — Маркони бросил короткий взгляд на Хор-стена и Хуареса: — А потом он расправится с вами, синьоры, после чего его акции вообще взлетят до небес. Джерри осторожно откашлялся:
— А если я его первым прикончу? Мне все-таки частенько везет…
Фьорентиец отрицательно покачал головой:
— Нет, на это рассчитывать не стоит. Даже если вдруг случится невероятное и вы выйдете победителем, толпа тут же растерзает вас как инопланетного шпиона и террориста, посмевшего убить их обожаемого Первого Синьора. И повезти вам может лишь в том, что смерть ваша от руки Антонио будет быстрой и легкой. Впрочем, можно не сомневаться, что так оно и произойдет. Как я уже говорил, такой быстрой реакции нет ни у кого на Фьоренце, за исключением вашего покорного слуги.
— Почему же тогда Первый Синьор он, а не вы? — недоверчиво буркнул Зорро.
— Не забывайте, что я считаю себя энгелистом — пусть и единственным на Фьоренце, — помедлив, начал Маркони. — Следовательно, выступаю против существующего государственного устройства, включая такие его элементы, как достижение власти путем убийства на дуэли политических соперников. — Он с горечью усмехнулся. — Несмотря на тот факт, что сам вынужден по воле обстоятельств зарабатывать на жизнь обучением других стрельбе и фехтованию.
Элен выбралась из своего кресла и направилась к бару, совсем не по-детски покачивая бедрами. Прихватила последнюю оставшуюся бутылку «Золотого шартреза», вернулась обратно и налила себе почти полный фужер.
— Божественный аромат! — выдохнула она, сделав глоток, после чего поставила фужер и обратилась к сидящим за столом: — Послушайте, коллеги, не пора ли нам перестать ходить вокруг да около, потому что толку от этого все равно никакого. Насколько я понимаю, мы все здесь под домашним арестом вплоть до того момента, когда Джерри отправят на смерть в этом вашем… как его?.. Parco Duello, кажется?
— Нет, событие слишком значительное, чтобы проводить поединок там, — покачал головой Маркони. — Дуэль состоится в центральной аудитории Дуэльного колледжа. Там идеальные условия для три-ди-трансляции.
— Вы хотите сказать, что нашу схватку будут транслировать на всю планету? — удивился Джерри.
— Как я уже упоминал, синьор Родс, для кузена Антонио ваша смерть означает третий срок на посту Первого Синьора. Будьте уверены, он постарается сделать все возможное, чтобы к началу поединка население Фьоренцы, включая маленьких детей, приклеилось к экранам.
Элен задумчиво хмыкнула.
Великий Маркони потянулся за бутылкой с шартрезом, но она успела схватить ее первой. Уровень содержимого в ней не превышал дюйма с четвертью. Фьорентиец озадаченно поднял бровь. Неимоверное количество спиртного, поглощенное этой дамой с момента ухода Первого Синьора, практически не отразилось ни на ее поведении, ни на реакции.
— Мы найдем этому лучшее применение, — туманно пояснила она.
— Ты уже всем трем бутылкам, которые спрятал д'Арреццо, нашла «лучшее применение», — сердито проворчал доктор Хорстен. — Никак не могу привыкнуть к тому, что ты хлещешь алкогольные напитки, как фруктовые соки!
— Придержи язык, увалень! — отмахнулась Элен. — Дай мне подумать.
Ученый скептически покачал головой, но спорить не стал.
— Вернемся к поединку между Джерри и вашим кузеном, синьор, — повернулся он к Маркони. — Какой у них регламент?
— Полагаю, вам и синьору Хуаресу достанется роль секундантов. Я тоже намерен присутствовать в качестве консультанта. Изготовление «стенов» вряд ли займет больше суток, так что завтра в это же время можно ожидать появления секундантов Антонио. С ними вы договоритесь об условиях и окончательной дате встречи, но не обольщайтесь: у вас осталось максимум два дня — дольше он тянуть не позволит.
— Увильнуть от дуэли точно не удастся? — спросила Элен. — Покинуть планету, например?
— О чем вы говорите, синьорина… простите, синьора? — горько усмехнулся фьорентиец. — На Фьоренце полдюжины секретных служб и всего один космопорт. Дипломатического убежища вам тоже не получить, потому что посольство ООП закрыто. И думать забудьте, мой вам совет!
Главная аудитория Дуэльного колледжа была оформлена в стиле давно минувшей эпохи. Продюсер исторических три-ди-фильмов без труда опознал бы в декорациях средневековую Флоренцию времен Медичи, хотя сомнительно, чтобы Микеланджело, Рафаэль, Леонардо, Донателло или сам Великий Герцог узнали свой родной город в этой пышной, но безвкусной подделке. Увы, слишком многое кануло в лету и покрылось мраком забвения за тысячелетие, разделяющее титанов золотого века Возрождения и дилетантов дизайнеров, нанятых макиавеллистской партией Фьоренцы.
Зрелище тем не менее впечатляло и должно было послужить отличным фоном для показательной собственноручной расправы Первого Синьора с одним из коварных инопланетников, явившихся на Фьоренцу с целью подрыва основ ее общественно-экономического строя. Так, во всяком случае, высказывались об одном из участников предстоящей дуэли и его спутниках местные средства массовой информации.
Подавляющее большинство зрителей явилось в парадной форме, и даже мундиры рядовых охранников переливались всеми цветами радуги. А от обилия блестящих наград и золотого шитья, украшающих высших офицеров из ближайшего окружения Первого Синьора и членов его кабинета, рябило в глазах и перехватывало дыхание.
Даже Чезаре Маркони ради такого случая сменил свой поношенный костюм на пышное облачение фьорентийца высшего ранга. Он стоял вместе с четверкой оперативников «секции джи» в дальнем углу аудитории, куда их провел офицер протокольной службы. Если не считать двух или трех операторов три-ди-видения, никому не было до них дела, так что они могли свободно общаться друг с другом.
— Кажется, я уже начинаю сомневаться, правильно ли поступил, — посетовал вслух Великий Маркони. — Пассивная оппозиция правительству кузена Антонио, которую все равно никто всерьез не воспринимал, это одно, а то, чем я занимаюсь сейчас, помогая вам, — совсем другое.
— Чего мы ждем-то? — недовольно буркнул Зорро.
— Появления Первого Синьора. Можно не сомневаться, что его имиджмейкеры все давно просчитали. Его выход на арену состоится именно в тот момент, когда напряжение достигнет высшей точки, и ни секундой позже, чтобы зрители, не приведи Дзен, не утомились раньше времени и не потеряли интереса к происходящему. В эти минуты только слепые не смотрят три-ди-визор, да и те наверняка слушают комментатора.
Элен, которой незачем больше было маскироваться под маленькую девочку, ухитрилась сконструировать из имеющегося в наличии гардероба вполне презентабельный взрослый наряд. Плюс немного косметики—и она превратилась в очаровательную молодую женщину, хотя, пожалуй, излишне миниатюрную по стандартам любой из Объединенных Планет, кроме ее собственной.
Джерри Родс, как ни странно, был настроен куда более оптимистично, чем этого можно было ожидать.
— Мне всю жизнь везло, друзья, повезет и сейчас, — произнес он уверенным тоном, но никто не воспринял это всерьез.
Дорн Хорстен поправил пенсне и сказал убежденно:
— Еще немного, и я, кажется, начну презирать вашего кузена, синьор Маркони!
— Не советую его недооценивать, доктор, — покачал головой фьорентиец. — Антонио — хитрый лис. Он всегда найдет предлог отказаться от македонских копий или другого оружия, использование которого даст вам преимущество благодаря вашей физической силе. А если и согласится, непременно придумает способ свести до минимума ваши шансы и максимально повысить свои.
— Вы имеете в виду, что он и здесь способен, так сказать, передернуть карты? — усомнился ученый. — Но сейчас вроде бы все чисто. Если не считать пресловутых рефлексов Первого Синьора, шансы выглядят равными.
— Вот именно, что выглядят, — мрачно процедил Чезаре. — Ох, не доверяю я кузену Антонио!
— Да вы же сами вместе с нами осматривали и проверяли вчера вечером оружие обоих соперников. А потом его в нашем присутствии заперли в футляр и запечатали! — Хорстен с сочувствием посмотрел на Родса: — И дернуло же вас выбрать самое смертоносное оружие ближнего боя за всю историю земных войн!
— Послушайте, Маркони, — бесцеремонно вмешался в диалог Зорро, — вы можете дать совет, как нам выбраться из этого дерьма? Джерри уже вряд ли что поможет, как это ни печально, но…
— Заткни пасть, любовничек! — прошипела Элен. Тот исподлобья сверкнул на нее глазами и упрямо продолжил:
— Нас сюда прислали дело делать, а не за посмертными наградами гоняться! Если у кого-то есть план, как помочь Родсу, я готов участвовать. Если же нет… Не забывайте, наш долг в том, чтобы выжить любой ценой и довести начатое до конца. Быть может, Маркони подыщет для нас какое-нибудь убежище?
— Даже не надейтесь, Хуарес, — решительно ответил фьорентиец. — Меня «пасут», как никого на Фьоренце. До недавнего времени меня не трогали — главным образом благодаря семейным связям, — но теперь мне придется туго. Как сказал Антонио на нашем последнем свидании, ему надоело закрывать глаза на мои энгелистские выкрутасы, порочащие доброе имя нашего семейства. Хотя он прекрасно знает, что никаких энгелистов не существует, он не простит мне того, что я тоже посвящен в эту тайну. Так что мне и вас укрыть негде, и самому не спрятаться.
— Должен же быть какой-то способ! — в отчаянии воскликнул Зорро.
В ответ раздались трубные звуки серебряных горнов, и в противоположном конце огромного зала началось какое-то движение. Публика на трибунах встала по стойке «смирно», приветствуя появление героя дня.
Косолапой походкой кавалериста, привыкшего к высоким сапогам для верховой езды, в аудиторию вошел Антонио Чезаре Бартоломео д'Арреццо, Первый Синьор Свободно-Демократического Сообщества Фьоренцы. Он прошествовал к центру арены, глядя прямо перед собой, не замечая безупречной выправки почетного караула, выстроенного по обе стороны его пути. В отличие от разряженных в пух и прах зрителей, он был одет просто и функционально: тело облегал черный дуэльный костюм с распахнутой у ворота рубахой, а на ногах были спортивные туфли на прорезиненной подошве.
Сразу за ним выступали секунданты: Альберто Скьяланга, Третий Синьор, и еще один высокопоставленный офицер из другого ведомства. Чезаре Маркони негромко откашлялся, как бы извиняясь, что уже настал час.
— Пора, — сказал он. — Идем все вместе, пока дистанция не сократится до пяти шагов. Джерри останавливается и ждет. Дорн и Зорро, вы проходите вперед и занимаетесь с секундантами Антонио последними приготовлениями. Затем забираете оружие Джерри и возвращаетесь. Я, как консультант, буду держаться у вас за спиной на тот случай, если возникнут вопросы.
— Я ваших правил не знаю, но тоже пойду, — предупредила Элен.
Маркони нахмурился, хотел что-то сказать, но вовремя одумался и закрыл рот. Навстречу Первому Синьору они отправились в полном составе.
Соперник Джерри Родса встал ровно в пяти шагах от него, слегка расставив ноги и заложив руки за спину. Секунданты обошли его справа и слева и встретились с Хорстеном и Хуаресом точно посередине разделяющей дуэлянтов дистанции. Маркони, как обещал, держался чуть сзади. Третий Синьор нес в руках изумительно отделанный плоский футляр, а его напарник — маленький золотой ключ, которым он и открыл футляр, как только представители обеих сторон обменялись необходимыми формальностями.
Внутри находились два новеньких пистолета-пулемета системы Стена. На рукояти одного из них золотом было выгравировано: «Сионьор Родс», на рукояти второго — «Синьор д'Арреццо». Скьяланга протянул открытый футляр Хорстену, тот взял предназначенный Джерри экземпляр и встал рядом с Зорро.
— Имеются ли у вас вопросы, синьоры? — учтиво осведомился Третий Синьор.
— Вопросов нет, — с неохотой ответил доктор. Секунданты Первого Синьора вернулись к своему подопечному и протянули футляр ему. Д'Арреццо принял оружие, взвесил его на ладони и привычным движением перехватил за рукоять — так, как будто всю жизнь только из него и стрелял. Затем вперед выступил исполняющий обязанности арбитра офицер в пышном, с многочисленными наградами мундире. Одновременно попятились назад, освобождая линию огня, официальные свидетели и солдаты почетного караула.
— Оба синьора ознакомлены с условиями поединка и согласны следовать установленной процедуре, — торжественно и громко, ни на миг не забывая о десятках наведенных на него три-ди-камер, заговорил арбитр. — Сейчас синьоры повернутся спинами друг к другу, а я начну отсчет. На счет «три» дуэлянты поворачиваются и открывают огонь. Вам понятны мои слова, синьоры?
— Да, — отчеканил д'Арреццо.
— Вроде бы, — неуверенно протянул Джерри, разглядывая свой «стен» с таким видом, словно впервые держит в руках огнестрельное оружие и плохо представляет, для чего оно предназначено.
Арену покинули все, за исключением двух соперников.
— Это убийство! — пробормотал Зорро.
— У нас еще будет шанс отомстить! — прорычал доктор Хорстен, кипя от бессильной ярости.
Арбитр начал отсчет:
— Один… Два…
Публика в аудитории затаила дыхание.
— Три!
Первый Синьор вихрем развернулся, успев еще в движении пригнуться и принять классическую позу для стрельбы с бедра. Палец его потянул за спусковой крючок в то самое мгновение, когда ствол «стена» оказался на одной линии с целью.
Странное выражение появилось на лице Антонио д'Арреццо. Он отвел взгляд от не успевшего еще завершить разворот соперника и недоверчиво уставился на собственное оружие. Его указательный палец снова напрягся, но выстрела опять не последовало.
Джерри, часто моргая, поднял свой «стен» на уровень груди и нажал на спусковой крючок.
Тугая струя, вылетевшая из ствола его маленького, но смертоносного оружия, ударила прямо в лицо Первому Синьору. Это была густая, клейкая жидкость зеленовато-лимонного цвета. Она медленно стекала по щекам и подбородку Антонио д'Арреццо, распространяя вокруг приятный, хотя и несколько специфический аромат.
Мужественный образ его высокопревосходительства в течение нескольких секунд рассыпался вдребезги. Он недоуменно потряс головой. Тупо посмотрел на оружие в своих руках. В широко раскрытых глазах мелькнуло изумление. Он непроизвольно высунул язык и облизал дрожащие губы. Вздрогнул всем телом. Поднял руку, коснулся двумя пальцами липкой жидкости на скуле, поднес их к глазам, понюхал, лизнул…
Сначала захихикал находившийся ближе всех арбитр.
Но Третий Синьор был первым, кто разразился громовым хохотом.