Другая проекция

7

Мы поднимались все выше и выше, и я наконец смогла оторвать взгляд от удручающей картины себя-мертвой. Тем более, что мы вошли в слой туч. Зрелище, надо сказать, было более, чем впечатляющее. Молнии шарахали совсем рядом, а от грома, бабахавшего прямо над ухом, можно было запросто оглохнуть. Все вокруг кипело, бурлило и стрелялось практически в густой темноте. Но нас надежно защищал энергетический пузырь, созданный нашими друзьями. Похоже, мы оказались в самом центре бури, когда я снова услышала Малыша:

— А теперь, люди, приготовьтесь! Мы находимся в наиболее благоприятном с энергетической точки зрения месте, поскольку нас окружают максимально сильные поля. Они помогут получить первоначальное ускорение. Возможно, вы испытаете некоторые непривычные и не совсем приятные ощущения, связанные с особенностями перехода через различные временные потоки. Будьте готовы! Постарайтесь не отключать свое сознание. И еще одно важное замечание. Во время перемещения нам потребуется координировать усилия с помощью мысленного взаимодействия. В этом случае мы не сможем ограничить наш информационный обмен таким образом, чтобы не задевать ваше мышление. Однажды вмешательство информационного обмена многих особей чуть на привело к фатальным последствиям для человека Елены. Постарайтесь быть готовы к обилию незнакомых образов и понятий в вашем сознании.

Я внутренне поежилась, вспомнив то ощущения дурдома под черепушкой. Что ж, назвался груздем — полезай в кузов.

— Я готов, — ответил Сережа.

— И я тоже, — отозвалась я.

И вмиг куда-то пропала бешено бушевавшая гроза. Ко мне вернулось ощущение огромности и бесконечности Вселенной, испытанное тогда, во время начала моего первого злополучного путешествия. Только сейчас все происходило иначе. Во-первых, моя структура была не разбросанной, а пребывала в достаточно компактном виде, хотя и стала совсем прозрачной. Так в мультиках привидения рисуют. Сережа выглядел точно так же. А жаль, малиновые усы ему очень к лицу.

Во-вторых, при мне оставались зрение и слух, что тоже делало восприятие несколько иным. Оказывается, временные потоки различной направленности имели свой цвет. Те, что шли в будущее, были голубоватыми, а те, которые направлялись в прошлое, имели красноватый оттенок. Энергетическое восприятие накладывалось на зрительное, создавая изумительную картину.

— Алена, я что-то ощущаю, но не могу до конца понять, что это такое… Как будто вижу распространение энергии и чувствую, как бежит время! — услышала я ошеломленного Сережу.

— Так и есть. Мы находимся в многомерной Вселенной, и поэтому твоя структура научилась ощущать основные ее параметры — энергию и время. Учись анализировать свои ощущения. И только, ради всего святого, не думай ни о чем — здесь это чревато неприятностями. Помнишь, я тебе рассказывала.

— Да и думать ни о чем не хочется. Столько всего странного и интересного.

Мы двигались как бы по инерции, выброшенные мощной энергией грозы, и приближались к одному из временных потоков, судя по цвету, направленного в прошлое. Подлетев поближе, мы просто плюхнулись в него, словно в речку с берега.

И тут начались те самые странные и непривычные ощущения, о которых предупреждал Малыш. Я вдруг почувствовала, что катастрофически молодею. Может быть, будь мне лет пятьдесят, я бы с ума сошла от радости, но в мои 22 это было не так актуально. Совсем даже наоборот. Потому что школа с ее многочисленными «Нельзя!» вызывала не ностальгию, а содрогание.

И в то же время, попав в этот поток, мы смогли увидеть достаточно привычную картину звездного неба. Даже знакомые созвездия были расположены почти так, как на Земле, только светились различными оттенками голубого, вплоть до темно-синего. Очень редко проскакивали привычные желтовато-белые звездочки. Наверное, это связано с самими свойствами времени, которые изменили скорость света, а, следовательно, и спектр излучения.

— Смотри, Алена, похоже на эффект Допплера наоборот, — пришел к тем же выводам Сережа.

— Мне тоже так кажется, обернулась я к нему.

Мама дорогая! Рядом со мной был призрак подростка из его семейного альбома! Похоже, и я выгляжу таким же образом.

Это же совсем плохо! Дело в том, что лет в 13-14 я была олицетворением понятия «гадкий утенок» — толстая, маленького роста, зато с огромными ступнями, которые до нынешних размеров выросли гораздо раньше меня самой. Совсем уж прекрасным лебедем я, конечно, не стала, но все же со временем значительно улучшила свои внешние данные. И надо же, чтобы такое чмо увидел перед собой Сережа!

Но, по счастью, он был слишком занят созерцанием звездного неба.

Вдруг появилось какое-то неприятное ощущение. Что-то со временем. Ага, вот. Мы приближались к одному из этих ужасных вихрей, в который меня когда-то затянуло. Чем дальше, тем нестабильнее было время. Да еще вдобавок наш эскорт начал обмен мнениями, и крыша прилично закачалась.

На мгновение я ощутила жуткое энергетическое давление, нас будто что-то пыталось размазать по стене, волокло с огромной скоростью. Ничего не было видно кроме нависающей, давящей черноты. И в следующее мгновение все это исчезло.

Пространство снова выглядело непривычно. Именно выглядело, то есть его видели глаза. Теперь звезды уже светились тускловато-красным. Время стабилизировалось, а далеко сзади крутился и буйствовал энергетический вихрь, в котором столкнулись два временных потока. Ага, кажется, мы проскочили его по касательной и теперь находились в потоке, направленном в будущее.

Новый фокус. Я, мало того, что очень быстро повзрослела, вдруг также быстро начала стареть. Пожалуй, еще немного, и превращусь в призрак бабы яги, которым можно будет пугать детей. Прямо на глазах скрючивались и высыхали руки. С Сережей происходило то же самое. Ладно, не так страшно, пусть заранее привыкает, как я буду выглядеть к моменту золотой свадьбы.

И снова нестабильность, снова приближаемся к вихрю. Вдавливает еще сильнее, чем прежде, и еще с большей скоростью выбрасывает в другой поток.

Просто поражаюсь мастерству наших провожатых! Как они ухитряются проскочить по самому краю, не свалившись внутрь, как когда-то успешно проделала это я, да еще и набрать при этом скорость! И при этом тащить груз в виде двух призраков. Не даром у них есть термин «специалист по пространственным перемещениям». Да уж, действительно, специалисты.

Странно даже, мне почему-то уже совсем не мешают их переговоры. Привыкла, наверное. И чего я тогда так бурно отреагировала, что чуть ласты не склеила? Теперь даже и сама не пойму. Вдруг я услышала далекий, слабый-слабый голос:

— Алена, да отзовись же ты наконец!

— А?

— Уже неизвестно сколько докричаться до тебя не могу! Почему не отвечаешь? — волновался Сережа.

— Так я… Это… Как бы и не слышала тебя вовсе!

— Как это?

— Наверное, чтобы не мешали разговоры ребят, я как-то постаралась отключиться, и сама не заметила, как заблокировалась. Даже удивляюсь. Как у меня это получилось! Так что ты хотел сказать?

— Так, ничего особенно важного, просто… Ой!

Он так и не договорил, потому что мы влетели в очередную воронку и тут же вылетели в следующий канал. Чем дальше, тем скорость была выше. Каналы и вихри менялись в каком-то бешеном калейдоскопе. Наши друзья мыслили и действовали как единый организм. Слаженно, четко, профессионально. И как только они не запутаются в этих бесконечных потоках? Только думали слишком уж громко, так что я, быстренько поинтересовавшись у Сережи во время некоторого затишья, все ли в порядке, почти все время держала блокаду. Похоже, что он тоже быстро научился этому нехитрому трюку.

Так и скакали мы в полном молчании, становясь то детишками, то дряхлыми стариками. У меня уже все так перепуталось, что, спроси кто-нибудь, сколько мне лет, вряд ли смогла бы ответить.

И вот, наконец, после очередного вихря нас выбросило не в другой поток, а снова в бесконечную многоразмерную Вселенную.

— Мы практически прибыли, люди! — сказал Малыш.

Прибыли? Ничего себе прибыли! На мой непрофессиональный взгляд мы оставались там же, откуда стартовали. Хотя нет. Действительно, распределение энергетических сгустков было несколько иным. Только я хотела спросить Малыша, как они снова заговорили все разом. Пока я еще не успела заблокироваться, до меня долетели какие-то мысли о посадке, о контроле со стороны других специалистов. И тут же мы оказались в середине белого пространства, мгновенно ослепнув. Щуря прозрачные веки и встряхивая головой, я пыталась что-то рассмотреть. Точно, это же хорошо известная мне стартовая площадка. А сколько народу вокруг! Так и сияют радугой! Надо же, действительно, прибыли. И обрели привычные для этого мира формы. С красным «ежиком» и малиновыми усами соответственно.

В этот раз пришлось обойтись без торжественной встречи. Большое число народа на месте нашего приземления было вызвано исключительно необходимостью технической поддержки нашего перелета. Сухо и деловито поприветствовал нас Лимончик, который руководил действиями технического персонала станции слежения. Все были заняты более важными и насущными проблемами, чем расшаркивание и реверансы перед предполагаемыми эмиссарами-спасателями.

Первое, в чем мы настоятельно нуждались, было приведение в порядок нашего зрения. Мы, а особенно я, уже привыкли принимать душ в зеленоватом обиталище Салатовенького, и когда Малыш повел нас в какое-то полупрозрачное и неказистое по сравнению с остальными здание поблизости от стартово-посадочной площадки, на душе стало совсем муторно. Несмотря на заботливость Малыша, который, надо сказать, давно уже не был малышом в привычном понимании этого слова — его размер был средним для их народа — очень не хватало моего самого близкого друга в этом мире.

Когда глаза более-менее пришли в порядок, я сразу же принялась за расспросы:

— Послушай, ты не обидишься, если я по-прежнему буду звать тебя Малышом?

— Совсем нет. Это имя напоминает мне счастливую и беззаботную пору, когда я еще был в возрасте ученика, и поэтому вызывает очень приятные ассоциации.

— Кстати говоря, почему это вдруг ты так быстро вырос? Ведь прошло меньше полугода, как мы с тобой виделись. Сколько времени мы здесь сможем пробыть? И почему мы летели таким хитрым способом, через столько временных потоков, вместо того, чтобы соорудить туннель? — я, как всегда, валила все в кучу и требовала немедленного ответа.

— Ты задал много вопросов, человек Елена. Но есть ряд фактов, которые я готов тебе сообщить и которые прояснят для тебя ситуацию.

Во-первых, для нас с момента последней встречи прошло не полгода, а около десяти лет по вашему измерению времени. Естественно, я за это время вырос и стал специалистом. Сферой своей профессиональной деятельности я выбрал пространственные перемещения. Моим учителем был индивид, которого ты называешь аналогом одного из съедобных плодов вашего мира. Я испытывал радость и гордость, когда именно на меня пал выбор при организации беспримерного доселе пространственно-временного перелета.

Во-вторых, необходимость такого перемещения была вызвана тем фактом, что уже в следующий период высокой электрической активности в месте твоего нахождения ты станешь недоступной для контакта на целых двенадцать лет. Также, как и человек Сергей. Об этом вам сообщал наш Координатор Действий, которого ты именуешь шарообразным объектом с электромагнитным излучением длинноволновой части видимого спектра. (А, это он о Пурпурном, то-то мне показалось, что он у них что-то вроде большой шишки, сообразила я.) Поскольку будущее носит вероятностный и очень разнообразный характер, мы не могли с большой точностью определить именно ту зону вероятности, где человек Елена во-первых, имеет союзником человека Сергея, а во-вторых, где произошла случайная авария с электричеством, которая привела к появлению туннеля и контакту с человеком Еленой. Ждать два года развития событий для осуществления контакта обычным образом мы не могли себе позволить, потому что велика вероятность полной гибели нашего мира за это время. Вот почему мы предприняли рискованную попытку пространственно-временного перелета для контакта с вами. Надо сказать, что для разработки теории такого перемещения неоценимо важными оказались те сведения о природе времени, которые сообщил человек Елена.

И в-третьих, поскольку туннеля не существует, ничто не мешает довольно длительному пребыванию людей в нашем мире. Я ответил на твои вопросы, человек?

— Да, спасибо!

— Какой у вас теперь план действий? — спросил Сережа.

— У нас нет никакого плана действий, — смутился Малыш и пошел темными пятнами. — Мы только рассчитывали, что вы, люди, сможете что-нибудь придумать, чтобы остановить агрессию.

— Какое у вас есть оружие для того, чтобы сражаться с захватчиками? Какова его мощность, средства доставки, базирование? — продолжал Сережа. Как-никак военную кафедру закончил, лейтенант запаса!

— Мне незнакомо понятие «оружие». Что это такое? — недоумевал Малыш.

— Ну… Оружие — это различные средства уничтожения врага.

— Но у нас никогда раньше не было врагов! — словно оправдывался Малыш.

— Послушай, Сережа! Какое может быть оружие в мире полной гармонии и общего симбиоза? — вмешалась я в разговор. — У них не то что вражды, у них, по-видимому, даже не было борьбы за существование. А понятие «конфликт» для них до сего момента было таким же умозрительным, как для нас «телепатия» или «совместное мышление».

— Да уж! — только и сказал Сережа.

Тоже мне, вояки-спасатели! Отправились на войну между двумя мирами и даже паршивого ножичка не прихватили. Эх, русский человек всегда задним умом крепок. Надо было свиснуть из части Сережиного папы парочку ракет СС-20 с ядерными боеголовками, то-то мы бы сейчас здесь шухер устроили!

Хотя впрочем неизвестно, какая метаморфоза произошла бы с ними при таком перемещении. Я бы нисколько не удивилась, если бы ракеты класса «земля-земля» вдруг превратились в развесистые кусты местных растений. Или набор ночных горшков из высокопрочного титанового сплава. Действительно, ведь никакие неодушевленные объекты, включая нашу собственную одежду, через такие перемещения не проходят.

— Придется рассчитывать на собственные силы. То есть на силу наших эмоций, обусловленных патологическим индивидуализмом человека, — пожала я плечами. — Только не уверена, что из этого что-нибудь путное получится.

— Или получится, или нет. То есть или победим, или погибнем, — резюмировал Сережа. — Выбор небогатый, но попробовать стоит. Послушай, Малыш, как бы это нам отправиться на передовую?

— Что такое «передовая»? — не понимал Малыш. Патологический пацифист, как и весь сверкающий народец.

— Это та условная линия, которая разделяет месторасположения сторон, находящихся в конфликте, — терпеливо объяснял Сережа, избегая слишком милитаристских терминов.

Похоже, у него есть шанс сделать самую стремительную военную карьеру в истории человечества — из лейтенанта сразу превратиться в главнокомандующего армией целого мира. Куда там до него какому-то Наполеону Бонапарту!

— Это не представляет сложности. Если вы готовы, мы можем отправиться туда немедленно.

— Погодите, ребята! А может быть можно сначала навестить Салатовенького в больнице? — попросила я.

— Разумеется, это возможно, к тому же не займет слишком много времени, — согласился Малыш.

И мы отправились в уже известный нам Сапфировый дворец.

Салатовенький лежал в прозрачном пузыре релаксационного анализатора под энергоносящими струями. Странно было видеть огненно-сверкающее существо, погруженное в воду. Огонь и вода… В моем восприятии они всегда были противоположностями, но здесь ведь все наоборот.

Выглядел он совсем плохо. Сверкал тускло, еле-еле, весь был покрыт темными пятнами. Даже шарообразную форму потерял и напоминал сейчас сплющенную зеленоватую булочку.

— С ним можно общаться? — спросила я кого-то из обслуживающего персонала, шарик средних размеров фиолетового цвета. Похоже, он здесь кто-то вроде врача.

— К сожалению, он потерял слишком много энергии, и сейчас все силы его индивидуального организма уходят лишь на поддержание относительной стабильности оболочки. Мысленные импульсы он не воспринимает. Мы пытаемся поддерживать его энергоносящей жидкостью так, как делаем это обычно с только что сформировавшимися существами. Но это дает очень небольшой эффект — его состояние лишь не ухудшается. Но и не улучшается. У нас ведь даже нет специалистов по регулировке энергетики взрослых существ, потому что никогда ничего подобного не случалось. Мы всегда уходили из индивидуального существования только добровольно.

— А другие жертвы есть?

— К сожалению, да, — ответил Доктор. В соседних помещениях находятся еще 14 пострадавших в таком же или худшем состоянии. Мы даже не можем воспроизводить новых существ, потому что их некуда поместить. И еще 18 индивидуумов были принудительно деструктурированы.

— Также значительно пострадали три хранителя жизни, и сейчас в любой момент может сложиться ситуация беспрецедентного и безвозвратного разрушения энергетического баланса нашего мира, — печально добавил Малыш.

Я подошла поближе к боксу и оперлась на него ладонью, стараясь получше рассмотреть своего друга. Эх, Салатовенький! Ну что же ты так, право слово! Такой добрый, мудрый и терпеливый, такой заботливый и тактичный, он совершенно не был готов к чужой агрессии. Как и все сверкающие, совершенно не умел защищаться. Но каким же выродком надо быть, чтобы губить существа, по самой своей природе настроенные на добро и взаимодействие! Ведь это то же самое, что убивать детишек или маленьких беззащитных животных!

Помимо воли сжимались кулаки и стискивались зубы. Салатовенький, мы отомстим за тебя! Обязательно!

Я очень слабо ориентируюсь в сторонах света в желтой и розовой стране. Точнее сказать, никак не ориентируюсь. Поэтому представить, в какую именно сторону от города мы направились, я была просто не в состоянии. В общем, куда-то летели. Я, Сережа, Малыш и еще несколько сопровождающих шариков. Охрана для военспецов, каковыми мы являлись.

Вдруг прямо по курсу я заметила что-то совсем не то. Даже еще не до конца уяснив, что же именно не соответствовало привычному пейзажу, я уловила призыв Малыша:

— Сейчас нам необходимо снизить высоту полета, поскольку мы приближаемся к зоне вторжения.

Мы перешли на бреющий полет, и тут наконец до меня дошло. Небо. Везде оно было ровного серебристого цвета. Разумеется, кроме тех мест, где его заслоняли розовые кроны хранителей жизни. А впереди, прямо по курсу, среди серебра проглядывала ужасающая черная дырка. Видны были созвездия, даже что-то похожее на ковшик Большой медведицы. И такая несусветная жуть брала от этого в общем-то привычного зрелища, что я ощутила что-то вроде озноба. Эти проглядывающие ночные звезды были настолько чуждыми всему пейзажу, как только может быть чужда раковая опухоль молодому и полному сил организму.

А мы у нас, на Земле, из-за озоновой дыры переживаем, а тут такое творится! Хотя и наша дырка — тоже не подарок. Только что не видна простым невооруженным глазом, а точно так же пропускает вредное излучение. Просто здесь все видно в ужасающей наглядности.

Мы подлетели поближе и приземлились, чтобы не привлекать внимания пришельцев. Нас достаточно неплохо маскировали песчаные холмы, и между ними мы стали пробираться к «передовой».

— Люди! К сожалению, свечение наших организмов в электромагнитной области настолько интенсивное, что пришельцы нас обнаружат еще до того, как мы сможем что-либо рассмотреть и тем более предпринять, — словно извиняясь, говорил Малыш. — Они тут же предпримут ответные меры, и, боюсь, мы пополним список жертв…

— Не извиняйся, парень! Мы с Аленой не такие яркие и нарядные, так что нас они вряд ли заметят так быстро, — ответил ему Сережа.

— Да, мы проведем что-то вроде разведки, а вы обождите нас здесь, — добавила я.

И мы поползли вверх по песчаному холму.

С его вершины нам открылось удручающее зрелище. Прямо на гребне песок резко менял свой цвет: из желтовато-охристого он становился грязно-серым, безжизненным. Повсюду, словно разбитые разноцветные бутылки, валялись осколки местных причудливых растений. Но самым жутким был остов хранителя жизни.

Его огромная розовая крона разрушилась и куда-то пропала, и вверх торчал только могучий ствол, словно засохшее дерево. Сходство еще более усиливал его цвет: из розового он стал бледно-коричневым, словно подгнившее яблоко. Разумеется, никакого водного потока не было и в помине. Бедный, как же ему досталось!

Где-то вдалеке маячили черноватые фигурки, которые с трудом удавалось разглядеть. Они суетились вокруг чего-то большого и черного, то прибегая, то удаляясь. Очевидно, это и были агрессивные пришельцы. Хотелось рассмотреть их поближе.

— Сережа! Давай доберемся до хранителя жизни, спрячемся за ним и понаблюдаем за тем, что там делается.

— Да, хорошая мысль.

Мы практически одновременно оказались в зоне серого песка и так же одновременно чуть было не вскочили. Песок был обжигающе холодным! Словно вдруг вернулась зима, и приходится ползти по снегу. Причем забыв дома не только шубу, но даже нижнее белье. Всю жизнь мечтала прокатиться голой задницей по сугробам! Тем не менее, мы, быстренько скатившись с гребня, поползли к пострадавшему хранителю. Вот тут-то я и порадовалась своей полупрозрачной сущности, которая была практически незаметна издали.

Мы преодолели расстояние до хранителя с результатом, не уступающим мировому рекорду в ползании по-пластунски на средние дистанции. Если бы не опасность обнаружения, мы мгновенно взвились бы с этой леденящей поверхности, а так только могли ползти бегом. Как какие-нибудь паучки-переростки, к тому же еще и инвалиды — конечностей маловато.

Наконец-то мы добрались до хранителя жизни, ухитрившись при этом не быть обнаруженными.

— Ну и арктический пляжик устроили здесь эти пришельцы, — возмущался Сережа. — Кстати, ты где предпочитаешь проводить отпуск — на северном или на южном побережье?

— Разумеется, на южном!

— Ну ладно, как хочешь. Поедем тогда на южное побережье Белого моря. Хотя я, честно признаться, предпочитаю северное побережье Черного, — таким образом Сережа острит.

— Да ну тебя вместе с побережьями, тоже мне, Паганель-географ выискался. Давай лучше посмотрим, что там делается!

И мы аккуратненько выглянули из-за хранителя.

То, что издали казалось черными точками, на самом деле было какими-то странными и нелепыми существами.

Действительно, они были целиком черного цвета. Похоже, ростом они уступали нам, землянам, хотя с такого расстояния определить точно их параметры было довольно сложно. Практически целиком они состояли из округлого туловища, которое книзу разветвлялось на три подпорки. Ногами их можно было именовать лишь условно, поскольку какой-то определенной формы они не имели. Увенчивала туловище плоская голова без шеи, сплющенная с одной, похоже, лицевой, стороны наподобие квадратного клюва. Если у них и были над этим клювом глаза, то такие же черные, как и весь организм, без малейшего отблеска, и рассмотреть их с этого расстояния было невозможно. В середине от туловища отходили два плоских отростка, больше всего напоминавшие обрубленные ласты. Причем когда существо что-то делало, между этими ластами то и дело проскакивали голубоватые искры. Это единственное, что оживляло их траурный наряд. Еще одна забавная деталь: похоже, что существа в некоторой степени были очень пластичны, потому что я сначала никак не могла уследить, как они так быстро поворачиваются, а потом пришла к выводу, что просто их верхние, нижние конечности и голова действуют совершенно независимо друг от друга: «ласты» могут сгруппироваться на одном участке тела, тогда как нижние подпорки остаются неподвижны, и при этом лицо и затылок меняются местами самым произвольным образом.

Да уж, к таким не подкрадешься незаметно!

— Тебе не кажется, Алена, что они напоминают пингвинов? — обратился ко мне Сережа.

— И вовсе не напоминают. Пингвины такие добрые и симпатичные, а это — какие-то страхолюдины аморфные. Если уж кого-то они и напоминают, то торжественный слет гробовщиков. Только цилиндров не хватает. Прямо взгляд ищет выставку надгробных памятников по сниженным ценам.

— Интересно, чем они там так сильно заняты? — пропустил мимо ушей мое замечание Сережа.

И действительно. Они неутомимо сновали взад-вперед возле огромного черного объекта. Что это было? Шар? Огромная круглая дыра? Непонятно. Никаких отблесков, которые помогли бы определить форму, это не отбрасывало. Абсолютно черное тело.

«Гробовщики» усиленно суетились, мелко суча своими тремя подпорками, старательно искрили ластами. И вот становился виден результат их усилий: они держали что-то вроде паутины, сотканной из электрических разрядов. Построившись в какой-то замысловатый порядок, старательно удерживая только что изготовленную «паутину», вся похоронная команда проследовала мимо нас к участку еще желтого песка. Приблизившись к границе, они замерли ненадолго, а потом, резко отдергивая свои подпорки от поверхности, которая судя по всему была для них неприемлемо горячей, двинулись вперед. Когда самые последние подошли к границе живого и мертвого песка, все остановились и сбросили «паутину» прямо под ноги. И тут же желтый песочек стал сереть. Сначала прямо под паутиной, а затем по всему охваченному ей пространству. Между «паутиной» и черным объектом проскочила мощная искра, и тут же «паутина» исчезла. До нас донесся небольшой раскат грома. Похоже, они прихватили еще кусок территории и, довольные, потопали обратно.

Так вот, значит, как они все это проделывают! Интересно, что же за метаморфозу производит с песком эта их «паутина»?

— Сережа, ты что-то понимаешь, что здесь происходит?

— Наверное, они каким-то образом поглощают энергию из этого мира с помощью своей сетки.

— Когда мы сюда добирались, ты, по-моему, научился определять энергетику окружающих объектов. Давай вместе глянем, что они собой представляют и каким образом действуют.

И мы дружно перешли на энергетическое восприятие. И тут же пришли в ужас. Потому что этот странный черный объект совершенно не испускал никакой энергии. Наоборот, все поглощал, стягивая к себе, словно пытался всосать весь этот мир. Вот тебе на! Черная дыра в миниатюре. Под стать ему были и «гробовщики» — тоже старались тянуть одеяло на себя, правда, с меньшей мощностью и сноровкой.

Недоуменно переглянувшись, мы попытались подключиться к их обмену информацией. Тут наше удивление достигло своего предела. У них не было ни мыслей, ни образов, ни эмоций, даже самых примитивных. Только пищало что-то вроде морзянки. И под этот писк они и двигались, словно неутомимые роботы. Похоже, «черная дыра» давала им какие-то команды в двоичном коде, которые они тупо и старательно выполняли. Ни один из них не имел своей индивидуальности! Просто рабочие придатки зловещего черного монстра.

Мы дружно переключились на зондирование «черной дыры». Я внутренне съежилась, ожидая почувствовать все что угодно — жажду убийства, агрессию, ненависть, извращенный разум. Но ничего этого не было! Абсолютно никаких эмоций! Одна-единственная мысль по кругу: «Энергия. Энергия. Энергия». Просто точнейшее и планомернейшее отслеживание распределения энергии вокруг и тончайший расчет, как эту энергию забрать, и при этом свести к минимуму собственные затраты. А выводы как раз и формулировались в виде четких и однозначных команд для исполнителей-«гробовщиков».

— И что мы теперь будем со всем этим делать? — безнадежно спросила я.

— Подумать надо, — ответило мое Солнышко, глубокомысленно почесывая затылок. — Похоже, на первый раз мы собрали достаточно информации, надо возвращаться.

Я еще раз посмотрела на могучий остов разрушенного хранителя. Даже пострадавший, мертвый, он давал нам свою защиту! Я погладила рукой по его бугристой поверхности. Она не была теплой и упругой, как раньше, а стала какой-то холодной, осклизлой, неприятной. Такой могучий исполин, высосали из тебя всю энергию эти подлые захватчики. И теперь ты не только не можешь хранить другую жизнь в своем мире, ты даже собственную не сберег! Я жалела его и гладила по холодной коре. Может быть, это был один из тех хранителей, с которыми я сталкивалась во время своих предыдущих странствий. Может быть, это именно он поил меня такой вкусной и замечательной водой, давал отдых, наполнял новыми силами. А если и не он, то какая разница?

И вдруг под своей рукой я заметила какое-то изменение. Сквозь гнилостно-коричневый цвет пробивались яркие розовые пятнышки!

— Сережа! Смотри скорей! Он не совсем умер, его можно оживить! Видишь, что происходит!

— Да, хорошо, — ответил он как-то слишком безразлично. — Я еще кое-что другое вижу. Боюсь, что нас заметили. В нашу сторону направляется целая похоронная команда! Бежим!

Мы припустили, что было сил. Теперь уже не надо было прятаться, нас и так заметили, а жгуче-холодный песок только придавал нам скорость. Но, как это не странно, «гробовщики» на своих неуклюжих с виду подпорках передвигались значительно быстрее.

— Сережа, взлетаем! — крикнула я, и ничего не произошло.

Взлететь мы не смогли. Какое-то поле неизвестной природы словно прижимало нас к поверхности. А в мозгу словно молотом стучало: «Энергия. Энергия. Источник энергии чрезвычайной мощности!» И дальше морзянкой, которую каким-то образом мы тоже стали понимать: «Поглотить двойной источник энергии!» Что старательно и выполняли послушные «могильщики».

Взбираясь по склону, мы то и дело падали, зарываясь носом в ледяной песок. А эти паразиты скользили с такой же легкостью, как паук-водомер по поверхности воды! Расстояние сокращалось катастрофически, они уже ближе, чем заветная верхушка холма с желтым песочком.

— Алена, беги, я задержу их!

— Не вздумай, я с тобой!

— Кому сказал, вперед! — крикнул Сережа, сильной рукой выбросив меня практически на самый гребень.

По инерции я пролетела еще какое-то расстояние, вдоволь накувыркавшись в песке, тут же вскочила на ноги и бросилась обратно. Я не допущу, чтобы какие-то уроды отняли у меня Сережу!

А он стоял, гордо выпрямившись и скрестив на груди руки. И такая ненависть к этим недоделкам и их хозяину-варвару бушевала в его эмоциях, что, казалось, не устоять им, лопнут они и взорвутся…

А вот и нет. Не то что не лопнули, просто повизгивали от счастья, окружив Сережу и лихорадочно плетя свою паутину. А черный монстр просто исходил восторгом: «Источник энергии неограниченных возможностей! Поглощение энергии всеми каналами! Начать поглощение до локализации источника! Энергия! Поглощение!..» Казалось, эта черная утроба просто с ума сходит от счастья.

Электрическая паутина уже обвивала Сережу со всех сторон. Он пытался бороться, разрывая ее руками, расшвыривая черных уродцев, но бесполезно. Целая туча плюгавых тупиц, едва доходящих ему до пояса, все быстрее опутывала его со всех сторон, преграждая путь с спасительному желтому песку. Самостоятельно ему не выбраться, это точно!

Значит, так тому и быть. Значит, действительно у нас был билет в один конец. «One way ticket», как пели «Ирапшн». А жаль. Все могло получиться так здорово. Особенно обидно, что мы не смогли оправдать надежд наших сверкающих друзей. Думаю, они меня простят. Ну что же делать, не оставлю же я Сережу одного на растерзание черным недоумкам!

Я спустилась на несколько шагов вниз, не ощущая жгучего холода серого песка. Я ни на что уже не надеялась, но складывать лапки без боя было не в моих привычках. Тем более, что спеленатый со всех сторон обжигающей электрической паутиной Сережа дрался, как лев. Пробиться к нему, подать руку, вытащить из этого искрящегося плена! Я наподдала ногой одного из «гробовщиков», мгновенно ощутив жуткий, высасывающий холод. Он отлетел, но тут же вернулся обратно вместе с другими. Не оставляя в покое Сережу, они принялись и за меня, тут же опутав паутиной. Я пыталась порвать ее, но тщетно! Даже дотронуться до нее было невозможно, так она обжигала, оставляя темные следы на полупрозрачной оболочке, мгновенно высасывая огромное количество энергии. Единственное, что оставалось — это раздавать пинки направо и налево, но этих паразитов было такое количество, что мои действия могли принести лишь слабую моральную компенсацию. Силы таяли, руки-ноги уже шевелились с трудом. Взглянув искоса на Сережу, я увидела, что и он уже едва держится на ногах. Да уж, вместо того, чтобы выручить его, я влипла сама. Что ж, я сделала все, что было в моих силах!

«Гробовщики», опутав нас со всех сторон, стали накручивать что-то вроде искрящегося кокона уже вокруг обоих. И тут же «паутина» между нами растворилась.

— Зачем ты, Алена! Ведь я же хотел…

— Знаешь, милый, по-моему когда я давала согласие стать твоей женой, подразумевалось то, что обычно перед алтарем говорят. В смысле «в болезни и в здравии, в горе и радости» и все такое, до самой смерти. Так что я тебя не оставлю.

Он обнял меня за плечи своими сильными руками и посмотрел прямо в глаза. Прямо в душу. И такая любовь и благодарность была в этом взгляде, такая сила и забота, что я, словно загипнотизированная, так и смотрела в его глаза. Такие же, как дома, на земле. Ярко-голубые с золотистыми звездочками возле зрачков.

— Только ты, любимая, — тихонько произнес он.

— Только ты… — эхом отозвалась я.

И вдруг что-то словно глухо лопнуло. С трудом оторвавшись друг от друга, мы с удивлением уставились на окружающую действительность. На несколько десятков метров вокруг нас расстилался привычный и теплый желтенький песочек, причем его граница продолжала расширяться, скатываясь вниз по склону холма. Догоняя ее, изо всех сил удирали «гробовщики», неуклюже подпрыгивая на своих нелепых подпорках по горячему песку. И, затихая, слышался голос черной утробы: «Источник… Слишком… Огромная мощность… Другая векторная направленность… Невозможно…»

Что это было?

За холмом нас ожидали наши спутники, удивленные и напуганные не менее нашего. Я оглянулась на отвоеванное пространство и подмигнула Сереже. Пока счет ничейный — 1:1.

Мы снова сидели в просторном холле Сапфирового дворца. Собралось достаточно много народу: и Малыш, и Пурпурный, и еще куча незнакомых мне шаров. Как представил их Малыш, «эксперты и аналитики в области контактов и энергообмена». Зная, что у «военспецов» головка бо-бо от большого количества умных мыслей сразу, все проявляли просто потрясающую деликатность при обсуждении.

Естественно, мы начали с того, что рассказали всем о своих наблюдениях и впечатлениях. Наша «группа подстраховки» мало что смогла добавить.

— Похоже, что опасность представляет именно это огромное абсолютно черное существо, — заканчивала я свой рассказ. — Потому что эти мелкие уродцы — абсолютно безмозглы, ни мыслей, ни чувств, ни эмоций, ни даже намека на какую-нибудь индивидуальность. Что-то вроде органов, которые имеют некую относительную свободу. Как если бы у нас, людей, руки отделились от организма и начали сами по себе бегать и искать пропитание. Следовательно, опасности они не представляют. Достаточно справиться с Черной Утробой, и с ними будет покончено тоже. Только вот как это сделать?

— Вы пробовали на них силу своих эмоций? — спросил Пурпурный.

— Еще как пробовали! Мне казалось, что я одним только взглядом должен был превратить их в пепел, — ответил Сережа. — Да только все без толку. Слопали мою ненависть и не подавились. Похоже, они питаются любой энергетикой.

— Да нет, не любой! Вспомни, что вопила Черная Утроба, когда лопнула «паутина» вокруг нас с тобой? — спросила я.

— Постой, постой! Действительно, что-то такое про другую векторную направленность! Но я не придал этому значения. Ведь энергия не является векторной величиной.

Мы с Сережей и сами не заметили, как стали разговаривать исключительно вдвоем, позабыв обо всякой вежливости и правилах хорошего тона. Правда, такие мелочи не смущали наших друзей, и они лишь внимательно прислушивались к нашему диалогу, стараясь не мешать. Похоже, они действительно зашли в полный тупик с этим вторжением и боялись пропустить любую мыслишку, которая могла бы хоть как-то объяснить им происходящее.

— Да, энергия величина скалярная, но она всегда имеет знак. Похоже, чудище именно это и подразумевало, когда говорило о другой векторной направленности.

— Интересно, а как ты собираешься определять знаки у энергии слов, чувств, эмоций?

Тут в разговор вмешался Пурпурный:

— Человек Елена абсолютно прав. Различные мысли, чувства и сопровождающие их эмоции не только имеют свою энергию, порой значительную, но и различаются по направленности, по тому, с каким полюсом сил бесконечной Вселенной они вступают во взаимодействие. Человек Сергей, ты действительно можешь не знать этого, но человек Елена прошел через ячеистый анализатор памяти и поэтому может определить знак испытываемых эмоций.

— Помнишь, я рассказывала тебе о «сырном тумане»? — быстренько шепнула я Сереже.

— Похоже, действительно в этой идее что-то есть, — задумчиво произнес Сережа. — Никак вспомнить не могу… Что-то связанное с хранителем жизни. Ты еще что-то говорила перед тем, как на нас напали.

— Умница! Ты абсолютно прав! А говорила я, что хранитель не совсем умер, что его, возможно, удастся оживить.

— Какими фактами были вызваны столь приятные для нас новости? — вмешался в разговор какой-то незнакомый лиловый шар.

И я рассказала о том, как гладила бедного мертвого хранителя по осклизлой и холодной коричневой поверхности, о том, как под моей рукой стали проступать теплые розовые пятна. Какое острое чувство жалости, смешанной с любовью и благодарностью, я испытывала в тот момент. Любовь?! А мы с Сережей… Когда стояли обнявшись в этом жутком электрическом коконе, словно мухи в паутине? Неужели… О, Боже! Неужели верна банальная до безобразия фраза, что любовь может спасти мир?! Мысли скакали, как бешеные. Боюсь, в погоне за ними моим собеседникам пришлось несладко. Но Сережа и так понимал меня с полуслова.

— Похоже, что ты и на этот раз права. Надо же, эта Утроба трескает все подряд, а вот нашей любовью подавилась… Только вот знать бы наверняка!

— У меня есть идея! Салатовенький! Он так плох, что хуже ему уже не может быть. Если мы не ошибаемся, то наше воздействие должно принести ему пользу, нейтрализовать энергопотерю, — предложила я.

Мысль понравилась всем, и Малыш тут же прилетел ко мне, а остальные загудели, как потревоженный улей, вызывая ощущение сквозняка в мозгах. Еле заметно я поморщилась, и тут же Пурпурный призвал к порядку в мыслях и обмене информацией. Спасибо за заботу, товарищ начальник!

Мы быстренько помчались в лазарет.

Салатовенький все так же беспомощно лежал, словно проколотый спущенный мячик.

Я не знала толком, что я должна делать. «Лечить» его своей энергией? Как? Размахивать руками, как Чумак по телевизору? Глупости все это. Просто я действительно очень люблю этого моего друга, наставника, опекуна.

Я стояла, положив руки на прозрачную поверхность реанимационной камеры, и вспоминала нашу с ним первую встречу, знакомство, его заботу обо мне, его забавную улыбку, когда он выстреливал вверх фонтанчики искр. Его терпеливые наставления и пояснения. Немножко старомодную манеру формулировать свои мысли. Доброту и тактичность.

Я уже не смотрела вниз, где сквозь прозрачную субстанцию была видна сморщенная и несчастная фигурка моего друга. Я видела перед собой Салатовенького живым и здоровым, полным сил и немного ироничным — таким, каким он был всегда.

Я так глубоко ушла в воспоминания, что очухалась от того, что все вокруг бегают, то есть летают, и суетятся. Что произошло?

Ничего особенного, кроме обыкновенного чуда. Под прозрачной поверхностью уже лежал не грязно-зеленый комочек, а сверкающий упругий шарик салатового цвета. Мой друг наяву стал таким, каким я видела его в мыслях!

— Спасибо тебе, человек Елена! — услышала я знакомый мягкий голос, как только открылась хрустальная крышка.

— Не за что, — улыбалась я. — Не все ж тебе меня выручать. Долг платежом красен.

— Красный долг?

— Не обращай внимания, это очередная языковая идиома. Я очень рада, что ты вернулся!

Салатовенький весело выпрыгнул из камеры, и только тут я заметила, что он стал значительно меньше в размерах, где-то величиной с Малыша.

— Похудел-то как, бедолага!

— Пусть этот факт тебя не расстраивает, человек Елена! А что размерчик подгулял, так это дело наживное, как у вас говорят. Восстановится с течением времени.

При этих его словах у нас с Сережкой в прямом смысле мову отняло. Ишь ты, научился! Если так дальше пойдет, то скоро он анекдоты начнет рассказывать!

И только сейчас до меня дошло, что у нас получилось!

Значит, мы на правильном пути. Нужно только подумать, как превратить наше открытие в план действий.

Я не успела додумать эту мысль до конца, как ко мне буквально бросился фиолетовый шарик — доктор:

— Люди! Может быть, вы сможете привести в состояние нормального энергетического баланса остальных индивидуумов?

А почему бы и нет? Обычно ответ на такой вопрос бывает следующий: «Ну, нет, так нет», но не в этом случае. Окрыленные успехом, мы подошли к следующей камере, где лежал небольшой оранжевый шарик, сейчас напоминавший раздавленный апельсин. Вот бедолага!

Я подошла поближе и положила ручонки на прозрачную поверхность. Тщательно сосредоточилась, всячески любя и жалея больного, думая о том, какой он хороший и славный парень.

Я тужилась и ни пыжилась, старалась изо всех сил. Сверкала глазами и делала сосредоточенное лицо. Чуть пополам не треснула от усилий. Но результат оставался нулевым. Да уж, Кашпировского из меня явно не получится! И что же теперь делать?

— Алена, давай вместе попробуем, — предложил Сережа.

Ну что ж, теперь мы тужились уже вдвоем, правда, с прежним результатом. Явно что-то не то.

Ну конечно! Салатовенького я ведь давным-давно знала, вот и вспоминала, каким он был до этого происшествия. Как он изъяснялся, двигался, что делал. То есть представляла, видела его живым, конкретным индивидуумом. А что касается хранителя жизни, то я может быть и не видела его раньше, то есть именно его конкретно, но у них нет такой индивидуальности, как у сверкающего народа, и поэтому оказалось достаточно просто по-доброму вспомнить, как живут и функционируют хранители вообще. А с бедным оранжевым шариком такого не получается. Потому что, несмотря на наличие у них коллективного сознания и очень высокой степени взаимодействия, они все-таки разные личности, индивидуальности. Я обернулась к приунывшим шарикам и спросила:

— Есть кто-нибудь, кто хорошо знал раньше этого больного?

— Мы все его знали достаточно хорошо, — недоуменно ответил мне Малыш.

А, ну да. Как же можно плохо знать кого-то, когда все время находишься в постоянном обмене мыслями со всеми! Тем лучше.

— Малыш! Помоги нам, пожалуйста! Дело в том, что мы его не знали раньше, как индивидуальность, и поэтому нам сложно настроиться на него. Нам сейчас надо постараться сложить наши эмоции и твою память, твое восприятие. Постарайся сейчас целенаправленно думать о нем, вспоминать все хорошее, а мы подключимся.

И тут же Малыш буквально засыпал нас веселыми и трогательными картинками из жизни этого апельсинового шарика, вспоминая и период ученичества, и его работу как специалиста по энергетическому взаимодействию. И таким милым и славным был его друг в этих воспоминаниях, что мы не могли не проникнуться к нему симпатией и дружелюбием. И тут же снова произошло чудо: буквально на глазах шарик стал раздуваться, приобретая привычную круглую форму, пропали темные пятна, и он засверкал драгоценным топазом.

Счастливый доктор бросился открывать крышку камеры, и наш новый друг сразу же выпорхнул из нее:

— Здравствуйте, люди! Спасибо вам большое! Я очень признателен за то, что вы смогли стабилизировать мой энергообмен и вернуть меня к полноценному существованию!

— Привет, Крестник! Больше не попадай в такие истории! — улыбнулся Сережа.

Это уже что-то новенькое. Обычно я давала прозвища обитателям желтой и розовой страны!

Фиолетовый доктор был просто в эйфории, носился взад-вперед и разбрасывал веселые искорки.

— Люди! А возможно ли осуществить регулировку энергетического баланса всех остальных пострадавших индивидуумов? — робко спросил он.

— Попробуем, — пожала я плечами. — Только для этого необходима ваша помощь.

Кроме Малыша и доктора, помогать нам вызвались еще два шарика: изумрудно-зеленый и серебристо-голубой. Порывались так же Салатовенький и Крестник, но были отстранены ввиду недостаточности собственных сил и слабости здоровья.

Вшестером дело пошло значительно быстрее. Один за другим сморщенные и сплющенные комочки превращались в прекрасные грациозные создания и выпархивали из камер. И это было так прекрасно, так чудесно, что хотелось петь или обнять весь мир. Наверное, такое же ощущение бывает, когда рождается ребенок.

Через некоторое время у меня уже форменным образом рябило в глазах от воспоминаний и впечатлений. Чисто умом я сознавала, что мы с Сережей оба с трудом держимся на ногах. Тоже, между прочим, встряску перенесли не абы какую. Но эмоциональный подъем был таким сильным, что усталости не чувствовалось.

Наконец, камеру покинул последний «пациент» — совсем маленький шарик, алый, как пионерский галстук. Ученик, который самовольно втихаря увязался за группой контакта и поймал на свою задницу кучу приключений. Хотя, впрочем, у них ведь этих частей тела-то и нету. Но приключения есть. И неприятности, как оказалось, тоже.

Я посмотрела на изможденное Сережкино лицо. Самое забавное, что в этом удивительном сверкающем мире он был моим единственным зеркалом. Похоже, что я сама выглядела аналогично. Нам срочно нужен был отдых.

— А можно нам немного водички попить? А еще лучше, выкупаться, а то мы что-то… — застенчиво промямлил Сережа.

Фиолетовый доктор, который сейчас был, наверное, самым счастливым существом в мире, тут же бросился нас провожать к водопаду, который был в соседнем помещении, на ходу приговаривая: «Конечно, разумеется!»

Ой, как хорошо! До чего же классно! Будто заново на свет родишься! Не вылезая из-под упругих животворных струй, я сказала:

— Сережа! А все-таки не напрасно мы с тобой сюда прибыли! Хоть какой-то толк есть!

— Толк-то есть, да только рано радоваться пока. Конечно, хорошо, что нам удалось им помочь, но опасность еще не ликвидирована. Пока не уничтожена основная причина, эта Черная Утроба, мы не можем успокаиваться.

Вот уж, скептик несчастный! Даже порадоваться толком не даст! Помолчав, он добавил:

— Интересно все-таки получается. Положительные эмоции, добрые чувства как бы нейтрализуют воздействие Черной Утробы, восстанавливают энергетический баланс.

— Ты знаешь, это похоже некоторым образом на реакцию нейтрализации в химии. Когда произошел ожог кислотой, не будешь же ты поливать обожженное место еще более сильной кислотой для того, чтобы ликвидировать последствия первого ожога. Ты же обработаешь пораженное место щелочью и тем самым нейтрализуешь действие кислоты.

— Ну да, ты же у нас большой специалист по кислотным ожогам в мирных целях, — пробурчал Сережка, вспоминая мои коричневые пальчики.

Освеженные и обновленные, мы вылезли из-под водопада, растирая последние капли воды и бултыхая при каждом шаге полными желудками.

Есть ли у Вас план, мистер Фикс? Есть ли у меня план? У меня есть план!

Если положительные эмоции нейтрализуют энергопотери отдельных существ, то, может быть, они могут нейтрализовать и общее воздействие Черной Утробы с ее холуями-недоумками на этот мир в целом, на всю желтую и розовую страну? Очень даже может быть. По крайней мере, попробовать стоит.

Эти соображения мы высказали на «военном совете», который проходил там же, в Сапфировом дворце в присутствии Пурпурного, Малыша, доктора, нескольких незнакомых шариков, наших спутников по разведке — «группы прикрытия» и бодрого, жизнерадостного Салатовенького. Он ни за что не хотел оставаться в сторонне, когда речь шла о том явлении, которое едва не сгубило его.

— Разумеется, нам понадобится ваша помощь. Судя по тому, что при восстановлении энергетических функций ваших товарищей вшестером мы справлялись значительно легче, чем втроем, необходимо будет участие как можно большего количества ваших сограждан, — закончила я свое предложение.

— На счет участия — не вопрос, как скажешь, — ответил Салатовенький, снова заставив меня онеметь и отвесить челюсть от удивления его лексикой. — Но что мы должны при этом делать? Ведь мы не можем испытывать такие сильные эмоции, как вы!

— Скажите, а вы любите свой мир? Не такой, какой он сейчас, когда гибнут разумные существа и хранители жизни, когда разрушение энергетического баланса может привести к полной катастрофе. А тот, прекрасный, добрый, гармоничный мир, в котором вы жили все это время? — спросила я, обведя взглядом всех присутствующих.

Большинство глубоко задумалось, и только Пурпурный неуверенно промямлил:

— Наверное…

— Поймите меня правильно, — продолжала я. — Вы жили в прекраснейшем из миров, стабильном и спокойном, и не замечали, насколько он хорош и красив. И поэтому относились ко всему окружающему как к чему-то само собой разумеющемуся, что было и будет всегда. И теперь всему этому грозит гибель. Вдумайтесь в это! Ведь может случиться так, что ваш мир разрушится, а вы погибнете. И не будет ничего: ни серебристого неба, ни могучих хранителей жизни, ни вас самих. Посмотрите на разрушенные растения, которые валяются на сером песке, словно битое стекло. Неужели не сжимается душа от жалости? Малыш, доктор, вы же испытывали любовь и сочувствие к своим друзьям, когда вспоминали их здоровыми и полными сил! Так подумайте также обо всем своем мире! Поймите, любовь — это не просто сильная симпатия. Это еще и осознание хрупкости и уязвимости того, кого или что ты любишь, это постоянное опасение потерять и стремление защитить!

Боже мой, как же они засверкали! Бедные существа, они жили в таком благополучном мире, что просто не знали, что такое любовь к нему! И только сейчас это поняли. Я сама не верила, что мне удалось до них достучаться. Я взглянула на Сережу и тут же услышала:

— Ну, Алена, ты молодец! Посмотри на них, они просто светятся от обуревающих их чувств! Теперь нам никто не страшен, а Черной Утробе я просто не завидую.

И мы оба прекрасно знали, что в это же самое мгновенье такие же эмоции проснулись у всех остальных обитателей желтой и розовой страны, всколыхнув и перевернув их представления о привычном мире.

Кажется, войско готово к походу!

Я стояла недалеко от того места, где мы впервые столкнулись с черными пришельцами. Издалека даже виднелся остов погибшего хранителя. Рядом со мной сверкал Салатовенький, который несмотря на то, что только что оправился от энергопотери, все равно настоял на своем участии в военных действиях. А с другой стороны был Малыш, через несколько шаров за ним — Пурпурный. И длинный-длинный разноцветный круг сверкающих бойцов в несколько рядов. На другой стороне этого круга, охватившего всю зону агрессивного воздействия, находился Сережа. Ну прямо адмирал с контр-адмиралом!

Мальбрук в поход не долго собирался. После того, как сверкающий народец осознал и, главное, прочувствовал все произошедшее, собрать их особого труда не составило. Они подтягивались к зоне поражения из самых отдаленных уголков желтой и розовой страны, занимая позиции по периметру. Какое все-таки благо — такая безграничная коммуникация всего общества! Ими даже руководить не приходилось. Все «солдаты», как говорил Суворов, и так уже «знали свой маневр», как только мы разработали приблизительный план действий.

А план наш состоял вот в чем. Мы с Сережей, как существа более эмоциональные, должны будем задавать «основную частоту» — сосредоточиться на любви и восхищении миром удивительной красоты и гармони, стать чем-то вроде генератора. Все остальные должны выполнять функции многократного усилителя, четко реагируя на все наши эмоциональные оттенки. Дело в том, что мы не совсем были уверены, какие именно наши эмоции окажут на пришельцев максимальное воздействие, и поэтому планировали при необходимости их корректировать. В этом случае чрезвычайно важна полнейшая синхронность как самих эмоций, так и их малейших изменений. Мы с Сережей даже некоторое время потренировались, пропуская через свое восприятие целую гамму чувств, и добились неплохого взаимодействия. О шарах даже и говорить не приходится — такое взаимодействие просто свойственно их природе.

Единственное, что мы четко и досконально знали — это то, что малейший намек на ненависть, агрессию может не только свести на нет все наши усилия, но и запросто погубить всех. Риск, конечно, был зело преогромен, но выбора особого не было.

Также нельзя было забывать и о безопасности. То есть каждый «воин» должен был кроме всего прочего «держать фон» дружбы, симпатии к своим согражданам, чтобы не позволить «гробовщикам» захватить кого-нибудь.

Что нас откровенно порадовало, так это то, что недостатка в добровольцах не было. Практически все шары, за исключением тех, кто должен был поддерживать системы жизнеобеспечения и осуществлять технический контроль, отправились к мертвой зоне.

Мы напились водички, запасаясь энергией впрок, и, булькая животами, отправились на «поле брани», словно заклинание твердя себе что именно ее, брани, как и любых отрицательных эмоций, нужно избежать во что бы то ни стало.

Зона поражения представляла собой кривое неправильное пятно размером примерно 5 на 7 километров. Для того, чтобы усиление эмоционального поля было максимальным и равномерным, мы все разместились по окружности, охватывающей это пятно целиком. А в точках, самых близких к границе серого песка, как раз и находились мы с Сережей. Прямо друг напротив друга. Разъединенные расстоянием в 7 километров безжизненной пустыни. И в то же время связанные сверкающей цепью друзей и единомышленников.

Я стояла на холмике и смотрела вниз, на суету «гробовщиков», без устали обслуживающих Черную Утробу. Шары практически не обменивались информацией, кроме разве что «шепота», необходимого для построения правильного круга. Ни в коем случае нельзя было выдать себя раньше времени и дать возможность противнику расстроить наши замыслы!

Прав был поэт, когда говорил, что в бою самое тяжелое время — «час ожидания атаки». Но мандража не было. Только абсолютное, ледяное спокойствие и уверенность в том, что необходимо сделать. Я пошире расставила ноги, выпрямилась. Я была готова.

По цепочке, чтобы не привлечь внимания, мне передали, что все выстроились и приготовились. Пора!

Уже не таясь, я сильно окликнула Сережу.

— Готов! — ответил он.

Это и был сигнал начала действий.

Я вызвала образ прекрасной страны, тут же подхваченный Сережей. И в это же мгновение любовь к этой стране Красоты и Гармонии, восхищение и гордость ею хлынули стремительной и мощной волной, сметая на своем пути жалких «гробовщиков». Они неуклюже бежали на своих подпорках, подпрыгивая на желтеющем прямо под ними песке, трусливо удирали к своей покровительнице. Но восстановление энергетики почвы происходило слишком быстро для них, и все чаще эти отвратительные создания отставали от спасительной границы серого песка и беззвучно лопались каскадом синеватых искр.

— Вперед! — подал команду Сережа, и все сверкающее войско стало постепенно сужать кольцо, неумолимо приближаясь к Черной утробе.

По мере приближения интенсивность поля усиливалась, и гробовщикам приходилось бежать все быстрее и все чаще лопаться. А шарам постепенно перестраиваться в более плотное кольцо, насчитывавшее уже не один десяток рядов.

К прежним эмоциям помимо воли добавлялась радость и ликование.

Черная Утроба в ужасе вопила: «Невероятная энергия! Другая… Смертельно… Приближение порога стабильности…»

Мы подошли уже очень близко, и было видно, как наиболее прыткие и трусливые из «гробовщиков» уже подбегали к разверстому черному Нечто, скрываясь в нем и сливаясь с ним. И вот, наконец, не осталось ни одного из этих несуразных существ. И тут же Черная Утроба, выдохнув напоследок «Смертельная угроза… Максимум защиты…», перестала подавать какие-либо признаки жизни.

Мы подошли практически вплотную, до нее оставалось не более десятка метров, но даже сейчас было непонятно, что она собой представляет — огромный, диаметром несколько десятков метров шар или же гигантское отверстие «в никуда». Ее матовая чернота по-прежнему совершенно не отражала свет.

И на этом успех наших боевых действий закончился. Ибо Черная Утроба никак не реагировала на наше наступление и усиление эмоционального поля. Похоже, ушла в глухую защиту, которую мы не в состоянии были пробить. А подходить еще ближе было слишком рискованно.

Мы с Сережей, понимая друг друга до малейших нюансов, стали варьировать спектр эмоций.

Безграничная, всепоглощающая любовь к желтой и розовой стране. Восхищение красотой. Готовность защитить ее даже ценой жизни. Взаимное братство всех обитателей.

И никакого результата. Мы повторяли и варьировали снова и снова, стараясь найти то, что позволит раз и навсегда отделаться от этой напасти. От напряжения у меня уже начинала кружиться голова, подкашивались ноги. Мои товарищи тоже были на пределе, но наши усилия так и не увенчались успехом. Общее поле постепенно начинало слабеть, а Черная Утроба продолжала лежать прямо перед нами. Огромная, страшная даже в своей безжизненности. И неуязвимая.

Неужели все старания напрасны, неужели наши усилия пойдут прахом, и в этом удивительном мире воцарится это чудовище, такое отвратительное и чуждое!

Стоп! Чуждое!

Сережа с полумысли подхватил эту идею. Существо, абсолютно чуждое, никак не вписывающееся в стройную систему этого мира! Не подходящее, лишнее, ненужное!

Прошла какая-то доля мгновения, и наш сигнал был подхвачен выбивавшимися из сил шарами. И тут же произошло что-то совершенно удивительное: к нам присоединилось еще несколько полей, прекрасно синхронизированных с нашим, в несколько десятков раз усиливших наш сигнал. Настолько, что мне самой уже трудно было находиться под действием этого суммарного поля. Я поняла, что произошло. К нам подключились другие обитатели этого мира: хранители жизни, «полярные сияния», стеклянные шары. Откуда-то издалека поддавали голос кристаллические кусты. Казалось, даже песок кричит «Изыди, чужак! Мы любим свой мир, и тебе в нем не место!»

Волна все нарастала, и наконец не выдержала защита Утробы, и с отчаянным визгом «Опасный мир! Смертельный мир! Спасаться…», она взвилась с мгновенно пожелтевшего песка черным смерчем прямо к сверкавшим над ней звездам. На долю мгновения мне показалось, что в этом вихре мелькнули безжалостные желтые глаза и когтистые лапы монстров, гнавшиеся за мной по стеклянному гребню тогда, после роковой аварии…

Раздался долгий чмокающий, засасывающий звук, колебание прошло по всему пространству, словно небольшой толчок землетрясения, вздрогнула и закачалась картинка звездного неба, и через мгновенье встала на место.

Все. Закончилось. Боже, неужели мы победили?

Ноги подкосились, и я устало шлепнулась на песок, почти не способная воспринимать что-либо. И только спустя некоторое время мое внимание привлекло какое-то изменение, происходящее рядом.

Тот самый хранитель жизни, которого я тогда жалела, поглаживая по гнилостно-коричневой коре, снова стал ярко-розовым! С энергией всепобеждающей жизни, со стремительностью самого возрождения разрастался он вверх и вширь, заполняя собой полнеба! Так трава пробивается через асфальт, так весной распускаются листья на деревьях, за считанные дни накрывая леса зеленым покрывалом. Так Ее Величество Жизнь побеждает смерть!

Мои друзья, мои соратники по оружию точно так же, как и я, устали настолько, что были не в состоянии даже радоваться победе. Только обменялись слабыми импульсами взаимной благодарности. Потихоньку все стали разлетаться «по домам». Но мы с Сережей вымотались до такой степени, что лететь были не в состоянии, и поэтому побрели пешком. То ли из благодарности, то ли из уважения наши самые близкие друзья — Салатовенький и Малыш — не оставили нас одних и молча летели рядом с нашей черепашьей скоростью.

А небо быстро менялось. Очевидно, ожил не только этот хранитель, но и все остальные. Звездная дырка стремительно затягивалась, приобретая привычный серебристый цвет. А когда мы вплотную подошли к хранителю, нас ожидал еще один сюрприз: с его только что сформированной кроны уже низвергался хрустальный водопад. И тут же в моем сознании прозвучал странный, не на что не похожий протяжный голос:

— Ппо-ддо-йдди-тте, ллю-дди! Вво-ззьмми-тте э-нне-рргги-и-ю!

Батюшки, да с нами разговаривает сам Хранитель Жизни!

Разумеется, мы не раздумывая, юркнули под тугие струи. И снова будто заново на свет родились. Тело стало полным жизни, сил и энергии.

— Благодарю тебя, Хранитель, — произнес Сережа.

— Большое тебе спасибо, — добавила я, поглаживая его розовую кору, теплую и упругую.

И только сейчас до меня наконец дошло: мы победили! Мы помогли нашим друзьям, да еще и сами остались живы!

— Странное дело, Алена, — задумчиво произнес Сережа. — Мы ведь отправились на войну совершенно безоружными. И тем не менее одержали победу.

— Да уж, похоже, существуют вещи посильнее, чем пушки и танки, — добавила я.

Мы сидели в давно знакомом, почти родном помещении — изумрудно-зеленом зале в жилище Салатовенького. Давно не было так хорошо и покойно! Мало того, что мы справились с задачей более чем прилично и постоянно ощущали некоторый эмоциональный фон благодарности со стороны всех жителей желтой и розовой страны, нам еще не нужно было спешить с возвращением. Ведь на этот раз мы не были привязаны к конкретному туннелю, каждый из которых постоянно одержим дурацким желанием хлопнуться в самый неподходящий момент. Все равно предстоит долго и нудно пробираться через временные потоки для того, чтобы аккуратненько попасть в тот самый момент, когда мы стартовали.

Конечно, велик соблазн заглянуть в собственное будущее, да только во-первых, как его найдешь, оно ведь имеет вероятностный характер. А во-вторых, что мы будем там делать без наших белковых оболочек? Ведь за это время, через которое мы перескочили, они, бесхозные, уже давным-давно превратятся в удобрения. Так что придется переквалифицироваться в привидения, а это не очень интересно. Денег, конечно, можно много заработать, потому как шантаж и вымогательства в таком виде становятся делом простым и прибыльным. Да только на что их потратить? Нет уж, лучше домой, в свое привычное и уютное тельце.

Расслабленная и довольная, я сидела в изумрудной гостиной и думала обо всяких глупостях. Представляла и планировала, как мы сможем долго-долго путешествовать по всяким удивительным местам, как, наконец, получим ответы на многочисленные вопросы. Как, нагостившись вдоволь, отправимся обратно и окунемся в наш привычный мир. Только это будет совсем нескоро. А сейчас можно предаться блаженной лени.

Что меня больше всего поразило, так это полное отсутствие всяких торжественных церемоний по поводу блистательно одержанной виктории над неприятелем. Никаких тебе парадов, митингов, клятв в вечной благодарности и вручения орденов.

Насчет наград — мысль, конечно, интересная. Только хотела бы я знать, куда его, орден этот, в случае чего нужно было бы прикреплять при полном отсутствии одежды и даже нормального тела. На шею вешать что ли, как собачью медаль?

В общем, никакой помпезности. Сережку даже в маршалы не произвели. Так и пришлось ему остаться лейтенантом запаса. Сначала мне было как-то непонятно. Все-таки военспецы оказались на высоте и блестяще справились с ответственной задачей, возложенной на них. Разумеется, на бронзовые бюсты мы не претендовали, да и Родина далековато. Да и в таком виде, который мы имеем здесь, вряд ли они, бюсты, значительно украсят родной Минск. Но все-таки думалось, что устроят нам какую-нибудь торжественную встречу, прием, что-то еще в этом роде. А тут — и вовсе ничего. То есть как добрались до города, так и пошли ровненько в гости к Салатовенькому. Хотя при этом каждый встречный-поперечный шарик тут же обдавал нас искренней волной благодарности.

И только отдохнув от трудов праведных, напившись водички и выкупавшись, сидя в мягком стеклянном кресле в изумрудном зале дома у Салатовенького, я наконец сообразила, в чем дело.

Они же все, несмотря на индивидуальность каждого сверкающего существа, по сути своей — единый организм, имеющий общее сознание, коллективный разум. Если провести аналогию с человеческим организмом, то получается вот что. Допустим, человека собирается укусить ядовитая муха, змея или еще какая-нибудь зловредная пакость. Этот укус будет смертельным для всего организма. И рука, защищая его, прихлопывает эту муху. Ура, ура, великая победа! Все остальные органы жизнью обязаны храброй и мужественной руке. Но представить, что при этом ноги рассыпаются в благодарностях, мозг принимает ответственное решение вручить храброй руке орден, а желудок урчит от умиления и восхищения, не способно даже мое богатое воображение.

Так каким же образом сверкающие шары могут устраивать помпезные церемонии по случаю того, что их общий организм избавился от зловредной болячки? Им такое просто и в голову не может прийти! А мы? А что — мы! Мы для них — близкие друзья, почти ставшие частью этого организма и подпавшие под ту же юрисдикцию. А это и есть самая большая награда.

Сережка сидел напротив в таком же, как у меня, зеленом стеклянном кресле и с наслаждением потягивал водичку из высокого стакана удивительной красоты, который сотворил для него Салатовенький.

— Красота! Хорошо-то как! — лениво потянулся он.

— Чего ж не продолжаешь? — съехидничала я.

— В смысле?

— Эта фраза так говорится: «Хорошо-то как, Маня!» и ответ: «Я не Маня, но все равно хорошо!»

Салатовенький, выслушав эту тираду, выстрелил вверх фонтанчик искорок. Смеется. Надо же, как изменилось его восприятие!

— Ты права, Лена! Мое восприятие действительно сильно изменилось, — ответил на мои мысли Салатовенький, впервые назвав меня нормально, в женском роде. — После того, как вы с Сергеем помогли мне восстановить энергобаланс, в моей структуре осталось слишком много вашей информации, полученной вместе с вашей энергией. И теперь я могу думать, чувствовать почти как человек. Мне понятны ваши идиомы и даже такое странное для нас явление, как юмор. Спасибо вам! Я стал обладателем двойных способностей: теперь я воспринимаю мир не только как представитель своего народа, но и могу как бы посмотреть на себя со стороны.

Мы с Сережкой удивленно переглянулись и не нашли, что сказать. Даже как-то неловко было просто так сидеть и тупо молчать, как рыба об лед. И я, как всегда невпопад, ляпнула первое, что пришло в голову:

— А почему создается такое ощущение, что эти кресла — мягкие? По виду материал напоминает наше стекло. Из чего они сделаны?

— Они, как и все сооружения, являются модификациями наших растений и других живых организмов. Просто реагируя на твое психологическое состояние, они создают ощущение максимального комфорта для организма. И при этом…

Он не успел договорить, как активизировался коммуникационный канал, и встревоженный Лимончик возвестил нам новости:

— Люди! К сожалению, мы получили крайне неприятную информацию. То существо, которое нам удалось изгнать, во время своего бегства создало возмущения в пространственно-временной структуре бесконечной Вселенной. Это грозит резкими изменениями в направлениях хронопотоков в самом ближайшем будущем. А подобные изменения, в свою очередь, сильно затруднят нахождение траектории обратного перемещения в место и время вашей обычной жизни. Поэтому следует поспешить с отправкой.

Ну, вот, так всегда! Только я размечталась, что можно будет наконец-то позадавать свои бесчисленные вопросы, только раскатала губу попутешествовать по этой удивительной стране и полюбоваться на ее диковинны, как снова нас обломали. И ведь теперь это — на целых двенадцать лет! Кстати, почему именно на двенадцать? Так и не спросила. И снова спешить, мчаться на старт впопыхах, так толком ничего не узнав и не рассмотрев!

— Сколько времени у нас еще есть на сборы? — спросил Сережа.

— Около двадцати минут в вашем земном эквиваленте. Не забудьте запастись максимальным количеством энергии. Извините, больше не могу уделять вам внимание, — ответил он и тут же отключился.

Я только собралась подумать о том, что Лимончик обошелся с нами довольно невежливо, как заговорил Салатовенький:

— Ребята, не обижайтесь на него. Просто у Лимончика, как вы его называете, нет ни секунды свободной. Он решил дать вам максимальный срок на сборы и теперь занят расчетом прохождения всей траектории по меняющимся хронопотокам. Не дай Бог ошибиться, тогда и вы, и группа сопровождения можете погибнуть, — он пошел темными полосками, что в нашей интерпретации можно было воспринимать как тяжкий вздох. — Ну, что ж, давайте собираться. По правде говоря, я очень надеялся, что вы сможете побыть в этот раз подольше. Жаль.

— Ну, что? Пошли снова в душик? — спросил Сережа.

Я только молча кивнула. Вот же ж невезуха!

Мы шли по улицам, здания которых более всего напоминали гигантские цветы из драгоценных камней. Шли и любовались. А на бесконечных переливающихся поверхностях солнечными зайчиками играли бесчисленные отражения огромного количества сверкающего народа. И нас буквально несла волна теплой признательности, бесконечной благодарности и… любви! Это же самая большая награда, самый грандиозный памятник, который только можно вообразить! А я, дура безмозглая, всякими глупостями голову себе забивала! А они вышли провожать нас всем городом, а может быть, даже из других мест для этого прибыли. Прозрачная стартовая площадка была окружена широким разноцветным кольцом, сверкающим, как огромный бриллиант. И такое сильное поле было у этого кольца, что я уже ни секунды не сомневалась, что обратно мы доберемся благополучно, несмотря на всякие выкрутасы временных потоков.

Мы с Сережей взялись за руки, а вокруг нас выстроилась группа сопровождения во главе с Малышом. Вот-вот Лимончик начнет отсчет. И тут к нам пробился Салатовенький:

— Лена, времени нет, быстро давай руку!

— Зачем? — спросила я, протягивая ладошку.

— Это мой тебе подарок к празднику начала совместной жизни, который у вас должен вскоре состояться, — сказал он, быстро сунув мне какой-то предмет.

— Внимание! — подал громовой голос Лимончик. — Начинаю отсчет, всем посторонним немедленно покинуть стартовую площадку!

— Прощайте, ребята! Теперь надолго. Хотя мне до возможной встречи пару лет осталось, а вам — двенадцать с лишним! — умчался Салатовенький, оставив после себя слабое светящееся колечко в воздухе. Воздушный поцелуй.

— Прощай, желтая и розовая страна! Прощай на долгие годы, — тихонько шептала я.

— Прощайте, друзья! — вторил мне рядышком Сережа, стараясь наглядеться напоследок.

И вот прозвучала команда «Старт!», мы взвились вверх, и снова начались бесконечные прыжки по хронопотокам. Мы периодически старели и молодели, расплющивались на виражах и любовались на незнакомые звезды. И только сейчас до меня дошло, что я опять забыла спросить, что они там твердят про двенадцать лет. Вот зараза! Сейчас уже не спросишь! Экипажу не до этого.

Я наконец решила посмотреть, что же я держу в зажатом кулачке с тех самых пор, как Салатовенький впопыхах сунул мне это в руку. На ладони лежало что-то непонятное, вроде густого комка зеленого света. Странный какой-то подарок. Ладно, поживем — увидим, философски пожала я плечами.

Однажды мне показалось, что я вижу огромную черную тень, которая собирает в себя весь свет окружающих звезд. Я даже вздрогнула. Но наши пилоты не обращали на нее никакого внимания, хотя, безусловно, тоже заметили, и я немного успокоилась.

Интересно, Черная Утроба является порождением той же проекции Вселенной, где находится Желтая и Розовая страна, или может путешествовать между проекциями? Последнее было бы крайне нежелательно. Потому что попади она в наш противоречивый мир, богатый как добром, так и ужасающей злобой, мало бы нам всем не показалось. Летели мы в этот момент довольно спокойно, так что я рискнула обратиться с этим вопросом к Малышу.

— Наши исследователи, к сожалению, не могут ответить на твой вопрос, человек Елена. Слишком мало данных удалось собрать во время ее поспешного бегства. А теперь извини, предстоит трудный участок пути.

И тут же он включился в общий процесс, и снова мы проскочили по касательной вихрь, снова менялись потоки и рисунок неба.

Но не даром говорят, что дорога домой всегда короче. Вроде бы не так давно стартовали, как уже нас выбросило прямо над атмосферой родной матушки-Земли.

— Хронопауза? — резко бросил Малыш.

— В данный момент три, в расчетное время прибытия — пять минут в местных интервалах времени, — ответил один из наших спутников.

— Физиология? — снова Малыш.

— В норме. Есть резерв около трех минут. Но необходима энергетическая подстраховка. Сильно снизилась температура белковых тел, — ответил другой.

Я толком не успела ничего сообразить, как мы уже спустились сквозь тучи. Продолжала буйствовать гроза. Прямо на мокрой земле под кустиком лежали наши бедные тела. Дождь хлестал по абсолютно безжизненным лицам, выбивая фонтанчики на закрытых глазах.

— Да уж, зрелище… — поежился Сережа.

— Внимание! Люди, сосредоточьтесь! Вам требуется слиться со своими белковыми оболочками, — напутствовал нас Малыш. — Крайне нежелательно терять контроль за мыслительными процессами, это может значительно затруднить восстановление функций организма. Вперед!

Тут же их силовой шар разомкнулся, и нам ничего другого не оставалось делать, как нырнуть в собственные тела. Я так и не выпустила из руки тот странный зеленый комочек света. Итак, здравствуй, родное тельце!

Как холодно! Как неимоверно холодно! И еще вода… Она льется, не переставая, затапливая все вокруг. Нельзя терять сознание… Но все кружится в каком-то холодном водовороте, и он засасывает меня куда-то внутрь… Не могу… Тяжело… Наверное, это уже все…

— Алена, борись! — слышу я какой-то далекий голос, — Ну же, милая, давай, ты же у меня умница!

Краешком уходящего сознания я чувствую, как кто-то начинает ритмично надавливать мне на грудь, заставляя работать сердце. И зовет. Все время зовет по имени. И только этот зов позволяет краешку сознания цепляться за действительность. Я — Алена… Я — могу? Да, я могу, холера ясная! И, делая над собой нечеловеческое усилие, я вырываюсь из затягивающего водоворота.

— Ну, слава Богу! Пришла в себя. Ты как?

— Ничего, средне между фигово и очень фигово. Спасибо тебе, Солнышко, ты меня вытащил, — отвечаю я, еле шевеля посиневшими губами.

Сережа тоже на красавчика не тянет — волосы мокрые, слипшиеся, сам — бледно-зеленый, весь дрожит. Но лучше его, дороже для меня нет никого на свете! Надо же, из клинической смерти меня вытащил!

— Люди! Ваши организмы необходимо подпитать энергией, иначе возникнут нарушения физиологии, — проговорил Малыш, сделавшийся в нашей, земной действительности не больше теннисного мячика.

Конечно же, он прав! При таком переохлаждении простуда, а то и воспаление легких неминуемо. Только интересно, как он собирается осуществить эту процедуру?

— Приготовьтесь к приему энергии!

Мы, дрожа, поднялись, с трудом разгибая застывшие мышцы. Готовы вроде! Шарики выстроились кружком вокруг нас, и вдруг прямо в центр этого кружка шарахнула огромная молния! Я уже совсем умирать приготовилась, но заряд будто растекся по невидимой полусфере, окружавшей нас. Повеяло каким-то странным теплом, и мы вмиг не только согрелись, но даже просохли, включая одежду. Длилось это долю секунды, но сразу после оздоровительной процедуры я почувствовала себя просто великолепно.

— Как ваше состояние? — заботливо поинтересовался спутник Малыша, «физиолог».

— Спасибо, прекрасно! — ответил Сережа.

— Люди! К сожалению, мы вынуждены срочно вас покинуть, потому что электрическая активность атмосферы постепенно уменьшается, — заговорил Малыш. — Спасибо вам за все! Прощайте!

Он поднялся вверх, а каждый член его команды подлетал к нам, обдавая нас волной признательности и благодарности, и тоже следовал за своим командиром. Наконец они построились в разноцветный кружок, маленькие и бесстрашные исследователи просторов Вселенной, и, дождавшись «попутной» молнии, с яркой вспышкой исчезли. А мы так и стояли, замерев.

Я наконец разжала руку. На ладони лежало удивительной красоты ожерелье из зеленоватых камней. Свадебный подарок Салатовенького.

— Похоже, дождь действительно заканчивается, — первым пришел в себя Сережа. — Ну, как? Я же тебе обещал сюрприз!

Я только хмыкнула, взглянув на него искоса. И не смогла оторвать взгляда. Первые лучи солнца, пробивающегося из-за туч, снова зажгли в его глазах золотистые солнышки. На голубом небе.

А впереди, словно последний привет из желтой и розовой страны, сияла разноцветная радуга.