Другая история

— Без проблем, — поднял я раскрытые ладони. — В любой день, когда скажешь. Я до конца недели человек вольный.

— А как же твоя невеста? — удивило Тима мнимое противоречие.

— Она в фитнес-туре на Бали. И формально она всё ещё не невеста.

— Ясно.

Бес любопытства подталкивал меня спросить о том, как у Тима дела с Ольгой, однако я не поддался соблазну. Мы и так знали друг о друге чересчур много личного.

С ответом Тим затянул аж до четверга.

— Скажи, ты не передумал по поводу «Маргариты»? — спросил он, когда мы оба выбрались на перекур.

Я наградил его говорящим взглядом.

— Понятно. В общем, я нашёл того, кто завтра сможет присмотреть за Белкой. Так нормально будет?

— Конечно, нормально. Как раз столик заранее закажу.

— Только есть один момент, — Тим замялся, и я попробовал угадать: — Раздельный счёт? Не вопрос — на всё, кроме «Маргариты».

Глюки глюками, паранойя паранойей, но мне нравилось, когда Тим вот так улыбался: глазами и самым краешком губ.

— Ты настоящий мастер компромиссов.

— Дипломатия — полезный навык для героя, — с умным видом подтвердил я. — Стараюсь развивать.

— У тебя отлично получается.

— Благодарю.

Это ощущение — что вот сейчас каждый из нас в точности на своём месте — было родом из майского сна. Однако я беспечно решил не портить нервы лишней рефлексией: надоело дёргаться по самому крошечному поводу. И вообще, имею я право хотя бы на один нескучный вечер за последние две недели?

Пиццерия оказалась забита под завязку.

— Что будешь себе заказывать? — спросил Тим, когда мы шумно плюхнулись за наш столик.

— «Маргариту». Вдруг проникнусь её лаконичностью?

— Осторожнее с экспериментами, — не без лукавства предупредил Тим, и не зря.

«Маргарита» была прекрасна. Тим беззвучно посмеивался над тем, с каким аппетитом я уплетаю кусок за куском, и добродушно предлагал поделиться своей. Я же, естественно, гордо заявлял, что герои товарищей не объедают, да и кухня может ещё приготовить. А если останется лишнее, то отнесём Белке гостинец — пусть приобщается к классике итальянской кухни. Кстати о птичках, с кем она сейчас?

— Через подъезд от моего живёт семья, которая занимается волонтёрством. У них всегда кто-то на передержке: кошки, собаки. Я подошёл, объяснил ситуацию, и они согласились взять Белку на несколько часов.

— Их твоя соседка сдала?

— Да, тёть-Шура. Я всю голову сломал, пока не догадался с ней посоветоваться.

Всё-таки странно говорить о человеке, которого в реальности ни разу не видел, как о хорошо знакомом. Я поторопился запить нервирующую мысль добрым глотком кьянти. Сегодня выходной и у моей рефлексии тоже.

Между тем, разговор тёк полноводной рекой. Я травил байки из жизни джиперов так вдохновенно, будто снова собирался звать Тима в штурманы, а он слушал с вниманием и подлинным интересом. Однако настал момент, когда мой фонтан красноречия пришлось временно заткнуть — благодарному слушателю потребовалось ненадолго отлучиться. Я воспользовался перерывом, чтобы заказать ещё одну «Маргариту», и впервые за вечер обратил внимание на играющую в зале музыку. Медленная мелодия была красивой, пели вроде бы по-русски, однако из-за шума голосов смысл разбирался с трудом. Кажется, что-то про любовь — впрочем, про неё поют в девяносто девяти процентах случаев. Тут вернулся Тим, и музыкальная пауза закончилась.

— По-моему, я сегодня слишком много болтаю, — я пригубил вино. — Что новенького на философском фронте?

— Да я сейчас больше старенькое перечитываю, — Тим взял свой нетронутый бокал, но так и не отпил из него. — Вот, допустим, про «путешествие героя». Рассказать?

— Рассказывай, — я расслабленно откинулся на спинку стула. Тема, конечно, была щекотливая, однако желание послушать рассказчика, щедро сдобренное кьянти, перевесило.

— Так вот, «путешествие» — сюжет глобальный. Он встречается в мифах и сказках практически всех народов, от севера до юга и от востока до запада, то есть вшит в коллективное бессознательное. Поэтому говорить о том, что в современном мире эти детские басенки давно неактуальны, как минимум глупо. На них перестали акцентировать внимание, только те же «Звёздные войны» — типичное «путешествие героя», — Тим вернул бокал на стол. — Что же до собственно героя, то он не просто тот, кто побеждает чудовище и освобождает принцессу. Если копнуть глубже, то это человек, способный выйти за рамки обыденности и, пройдя испытания, принести остальным что-то новое. Подтолкнуть их вперёд или спасти — впрочем, часто это одно и тоже. Герой перекраивает существующее, однако прежде перекраивается сам — в путешествии.

Тим говорил дальше: про зов, про стража порога, про помощников, испытания, встречу с богиней, апофеоз, возвращение, — и под каждый пункт я находил эпизод из приснившегося мне путешествия в лимб. Получается, Дрейк действительно был необычным человеком и, наверное, заслужил по-своему счастливый, пускай и нетрадиционный, финал. Я поймал себя на том, что совсем немного завидую ему, потому как сам вряд ли так смог. Хотя, если бы опасность грозила Анне…

— Вот и выходит, что из путешествия возвращается совсем другой человек, с другим, более глубоким, пониманием ценностей жизни. Иногда мифы трактуют перемены буквально, и Пенелопа, например, не узнаёт Одиссея. Помнишь этот эпизод?

— Кажется, припоминаю, — я покрутил бокал за ножку. — Знаешь, ты сейчас фактически приключение Дрейка в лимбе пересказал.

— «Сновидение — это персонифицированный миф, а миф — это деперсонифицированное сновидение», — явно процитировал Тим.

— Угу, и уши дедушек Юнга с Фрейдом торчат из всех щелей.

— Всё-таки не любишь отцов глубинной психологии?

— Всё-таки не люблю. Как начинаешь читать их теории, так сразу же чувствуешь себя поганым извращенцем.

— Но ведь, вообще говоря, по многим пунктам понятие нормы — штука весьма условная, — заметил Тим, отводя глаза в сторону. — Хотя я, конечно, понимаю, отчего за него так ожесточённо цепляются.

— Да? И отчего же?

— Это самая простая и доступная психологическая опора, — Тим почти неслышно вздохнул и снова посмотрел на меня: — Но я другое хотел сказать: задача психоанализа не в том, чтобы показать, насколько ты извращенец. Психоанализ призван познакомить и примирить тебя с тем, что живёт в подсознании абсолютно каждого человека, чтобы потом ты мог налегке двигаться дальше. Вот. А вообще, время моей свободы от обязанностей собаковладельца уже почти закончилось.

— Жаль, — я жестом попросил у пробегавшей мимо официантки счёт. — Ладно, сейчас вызову такси поприличнее.

Мы расплатились за вино и пиццу, и в ожидании машины вышли на крыльцо. А на улице, оказывается, всё это время шёл снег — первый и деликатный. Он легчайшим покрывалом ложился на газоны, деревья, дома, оставляя чернеть один лишь мокрый асфальт. Мы зачарованно смотрели из-под навеса на медленный вальс снежинок, и наконец Тим вполголоса сказал: — Спасибо. Мне на самом деле очень хотелось узнать, каково бы это было по-настоящему.

— Пожалуйста, — я бы хотел пообещать, что этот раз не последний, но послезавтра прилетала Анна, и жизнь моя снова возвращалась к обычному ритму. — Хороший получился вечер.

— Да.

Подъехало такси. В салоне, против обыкновения, не воняло ароматическими подвесками, и музыка играла на грани слышимости. Сначала мы отвезли Тима, а потом уже через весь город поехали в мои новостройки. Чтобы скрасить дорогу, я попросил водителя прибавить звук.

Тише, души на крыше медленно дышат перед прыжком.

Слышу все Твои мысли, то, что нам близко, всё кувырком.

Как проще сказать, не растерять, не разорвать?

Мы здесь на века, словно река, словно слова молитвы.

Надо же, та самая песня из пиццерии, да ещё и «Би-2». В первый раз у них такое слышу.

Всё, кроме любви, вся наша жизнь так далеко.

Я, я — не один, но без Тебя просто никто.

«— Бабочка-философ, скажи, что такое любовь?

— Бог».

Я закрыл глаза. Весь этот вечер, и снег, и песня — словно продолжение сна. Пожалуй, именно поэтому так светло и спокойно на душе, вот только что будет завтра? А, неважно. Важно то, что есть сейчас. Снег. Свет. Счастье.

***

Летняя послеобеденная сиеста, когда высокое июльское солнце заливает палящим светом сады и огороды, — дело святое. Белка, вывалив язык, осталась валяться в прозрачной тени яблонь, а мы с Тимом перебрались тюленить в прохладу дачного домика. Ширины полуторной, крепко сбитой из досок кровати как раз хватало, чтобы удобно разместиться вдвоём. Тим спал; его дыхание было глубоким и мерным, и я в чуткой полудрёме вслушивался в ритм вдохов и выдохов: здесь ли? не ушёл ли бродить по чужим полудённым грёзам? Загривок Тима пах мятой травой и пылью, и я воображал, будто точно так же пахнут солнечные зайчики, пробирающиеся в комнату через неплотно задёрнутые занавески. В ленивой, густо-медовой тишине вообще очень легко воображались всякие глупости. Например, как Тим зашевелится, просыпаясь, и повернётся в моих объятиях. Как дрогнут пушистые светлые ресницы, открывая миру неуловимую прозелень глаз, и какой сладкой будет сонная улыбка. Да, я по уши влюблённый романтичный придурок — на тридцать лохматом году жизни — ну и пусть. Не всё же быть прожжённым циником.

Тим счастливо вздохнул, разворачиваясь. Открыл глаза, улыбнулся — мои фантазии были лишь бледным отблеском лучистого сияния этой улыбки — и шёпотом спросил: — Что?

— Ты, — выдохнул я, накрывая его губы своими. Нектар и амброзия, как любят петь служители Эрато, не подозревая о том, что иногда их эпитеты прозаически правдивы.

Потом сладость сменилась солью — под моими губами бешено пульсировала голубоватая жилка на шее Тима. Чуть ниже и левее её было особенное место, которое обязательно следовало прикусить, чтобы Тим беззащитно всхлипнул «Ах!». Ещё одно такое место находилось у него на внутренней стороне правого бедра — я всё-таки составил подробную карту его тела и, по-моему, открыл тогда много нового для нас обоих. Сегодня мне тоже хотелось чего-то вдумчивого и неспешного, тягучего, как расплавленный уличный воздух.

— Не будем спешить?

— Если удержишься.

Я замер в нерешительности: правильно ли я понял?

— Предлагаешь повторить наш последний опыт?

— Почему нет?

Потому что это больно, хотел сказать я, но не сказал.

— Смазка…

— Всё в тумбочке.

Фантастически предусмотрительный человек.

Пускай этот раз был не первым, я всё равно волновался, как подросток, и поэтому медлил, сколько мог. Бережно растягивал Тима пальцами, не забывая при этом уделять внимание и его напряжённому члену. Иногда аккуратно касался внутри чувствительной выпуклости простаты, и тогда всё тело Тима пронизывала сильная дрожь. Однако наступил момент, когда я поймал короткое «Пора» в брошенном на меня через плечо полуночном взгляде, и медлить стало некуда.

Он был восхитительно, сладостно узким, и даже смазка здесь мало чем помогала. Забывая дышать, я вошёл в него на всю длину и остановился, пережидая острый предоргазменный спазм. Что за наваждение: я занимался анальным сексом с самыми разными партнёршами, но такого кайфа просто от того, что я внутри, не испытывал никогда.

А вот Тиму сейчас было не до удовольствия. Я чувствовал, как он старается расслабиться, привыкнуть ко мне, и помогал ему в этом, чем мог: прикосновениями, поцелуями, жарким шёпотом о том, какой он горячий и тесный внутри, как я люблю его и как благодарен за то, что он разрешает мне делать с собой такое. Наконец напряжение ослабило тиски, и Тим хрипло выдохнул «Продолжай». Тогда я собрал в кулак всю свою выдержку и начал двигаться. Нам обоим хватало лёгких покачиваний, однако даже так я продержался позорно мало.

— Сейчас, — пробормотал я Тиму. Он резко кивнул, и мои последние фрикции вышли чудесно размашистыми.

Молния невыносимого блаженства, от крестца до темени. Белая вспышка под крепко зажмуренными веками. Улыбка Бога, от которой я, поражённый, застыл на стыке сна и яви. Потом качнулся, теряя равновесие, в панике хватаясь за ткань сновидения, но она расползлась под моими пальцами, как гнилая ветошь. И я проснулся, ярко помня своё безумное желание остаться на той стороне навсегда.

***

Спать днём — дурное занятие. Мало того, что голову потом разламывает похлеще, чем с бодуна, так ещё и снится такое, что после хоть в петлю лезь. Я закрыл глаза и громко, внятно выматерился самым отборным матом, который только знал. А потом встал с дивана и пошёл устраивать себе ледяной душ, чтобы усмирить возбуждённую до предела плоть — грёбаная физиология срать хотела на естественное отвращение разума.

Почему я? Что со мной не так, отчего мне нельзя жить, как обычному человеку? И как быть теперь? Занести алкоголь и пиццу в список пищевых табу, сменить паспорт, место работы, профессию, город, страну? Или трусливо попросить Тима написать заявление? Хотя, если мы поделили этот сон на двоих, то и просить не придётся.

Окончательно закоченев, я вылез из душа. «Надо что-то делать», — билась птица-мысль в клетке черепной коробки. Не пить, потому что это хреново помогает. Не прыгать с крыши, не покупать билеты на ближайший рейс до Индии, чтобы найти в Варанаси старика-йогина и как следует набить ему морду. Я покружил по квартире и вдруг наткнулся взглядом на лежавший на тумбочке ключ зажигания. Скривил рот в злой усмешке — о да, кто же не любит быстрой езды в психованных чувствах! — и стал одеваться.

«Патриот» не гоночная машина, однако сто сорок я на нём сделал. На автобане, конечно, — мой инстинкт самосохранения ещё не настолько атрофировался, чтобы на таких скоростях летать по городу. Езда на пределе автомобиля требовала полной сосредоточенности, и самоедский внутренний голос временно заткнулся. На одной из развязок я ушёл с хайвея на обычную двухполоску, а потом и вовсе свернул на просёлки. Я хотел пустоты и пространства, и убранные поля были именно тем местом, где вдоволь хватало и того, и другого.

Когда солнце коснулось золотым краем огненного горизонта, я остановил машину на обрыве высокого холма. Вышел на свежий воздух — ух, морозно! — достал сигареты и жадно закурил. Первый ясный день за много недель — и так бездарно прожит. Я выпустил в закат густой клуб дыма. Забавно, я почти ненавижу себя, однако не могу плохо думать о Тиме. Причём не из-за каких-то моральных соображений, а просто потому, что у меня напрочь отключена эта опция. Зато опция «защищать» выкручена на максимум: я-то справлюсь с чем угодно, но вот Тима трогать не вздумайте. Ему и так досталось, хоть в снах, хоть в наяву.

Это ни в одном месте нельзя было считать нормальным.

Ну хорошо, выплюнул я в догорающий небесный костёр. Хорошо, я признаю. Я бы мог. В других — мы знаем каких — обстоятельствах, но, я настаиваю, только с этим конкретным человеком. Однако сейчас, в текущей реальности, мне этого не нужно. Совсем, ни при каких условиях.

Тогда почему я изо всех сил не хотел просыпаться? Только ли потому, что знал, каким геморроем обернётся для меня бодрствование?

Я скрипнул зубами, оставляя провокационный вопрос без ответа, однако рефлексию моё подчёркнутое молчание отнюдь не угомонило.

Хорошо, настойчиво продолжила она, а просто общаться я бы хотел? Если бы не было снов, хотел бы я таскать Тима по едальням или без приглашения заваливаться к нему в гости? Слушать его заумные рассказы и самому болтать обо всём, что в голову взбредёт? На выходных брать их с Белкой в охапку и выезжать на природу? Хотел бы я, чтобы мне всегда улыбалось моё личное, персональное солнце?

Кажется, кто-то совсем забыл об Анне. Да и об Ольге, раз уж на то пошло. Как вписать их в нарисованную идиллию из двух приятелей и собаки? И, самое главное, чего хотел бы сам Тим?

«Неодиночества».

Забытая сигарета погасла у меня в пальцах. Я аккуратно спрятал её в пачку и запрокинул лицо к густо-синему небу, на котором уже загорались искорки звёзд. Такое чувство, словно я пытаюсь объединить два параллельных мира, не желая терять ни один из них. Но согласно теориям, части мультиверсума обречены существовать порознь, так что мне придётся выбирать. Или нам, если Тим тоже задремал сегодня днём. Я вынул из кармана смартфон, нерешительно покачал в ладони. Ладно, не сделаешь — не узнаешь.

— Привет, не занят?

— Привет, — голос Тима звучал спокойно и естественно, — нет, не занят.

— Тогда скажи, — я опять посмотрел в небо, где звёзд заметно прибавилось, — что ты думаешь о теории мультиверсума?

Пожалуй, Тим был единственным на всём свете человеком, который мог ни капли не удивиться тому, что поздним вечером субботы ему звонит совершенно трезвый коллега и задаёт настолько странные вопросы.

— Ну, математическим аппаратом я не владею, так что говорить о её строгой обоснованности не буду. Она просто кажется мне верной. Мироздание как совокупность всего, что только может быть, квантовая частица, пребывающая во всех состояниях сразу, но с разной вероятностью — по-моему, захватывающе красиво.

— Единство бесконечно большого и бесконечно малого, — я бездумно следил глазами за светлячком-спутником, ползущим по тёмному небосклону. — Да, тебе должно нравиться.

— И хотя моё тело может находиться только в текущей, наиболее вероятной реальности, дух пронизывает их все, объединяя всех моих двойников, — тихо добавил Тим. — Это… поддерживает.

— Знать, что у какой-то из версий тебя жизнь складывается лучше?

— Да, причём, возможно, и не одной. А раз душа наша едина, то я тоже получаюсь причастным.

— Тим, ты философ-романтик.

— Наверное. Однако, боюсь, это неисправимо.

— Это и не нужно исправлять, — Мой вздох материализовался лёгким облачком пара. — Скажи, ты когда-нибудь выбирался поздней осенью в поля, чтобы посмотреть на звёзды?

— Осенью нет, а летом, на даче, частенько.

— Хочешь сравнить впечатления? Я могу подъехать минут через сорок, и махнём за город.

В динамике наступила тишина.

— Давай.

И никаких условий.

— У тебя есть термос? А то я за своим не успею домой заскочить, — Впрочем, мы можем разогреть воду в котелке на газовой горелке: набор выживальщика лежит у меня в машине всегда.

— Найду. Чёрный чай?

— Ага, можно даже без сахара.

— И ещё у меня есть печенье, — тут Тим чуточку замялся. — Правда, самодельное, но вполне съедобное. Я проверял.

— Ты умеешь печь печенье? — А в глюке об этом ни полслова не было!

— Только самое простое и когда совсем припрёт. Так как, брать?

— Конечно! Это ж такой эксклюзив.

— Договорились, — Тим явно был польщён. — Сорок минут?

— Или быстрее, — я отлепился от капота. — Я наберу, когда тебе выходить.

— Ясно, жду, — и он повесил трубку.

Плохо гнущимися от холода пальцами я запихал смартфон в нагрудный карман куртки и забрался в напрочь остывший салон. Ничего, сейчас печку накрутим и по трассе притопим. Эх, забыл Тима предупредить, чтобы одевался потеплее, ну да ладно. Буду перезванивать — скажу.

Я никогда не считал, будто с возрастом становлюсь мудрее, однако кое-что за три с гаком десятка лет всё-таки для себя вынес. Например, что проблему двоих надо решать вдвоём, иначе можно таких дел наворотить — не расхлебаешь. Конечно, я отдавал себе отчёт: мой поздний звонок был очередным выбором на перепутье. И больше всего хотел бы знать, куда именно я теперь иду.

*В программировании выделяют знаковые и беззнаковые целочисленные типы данных. Как видно из названия, знаковые предназначены для хранения как положительных, так и отрицательных значений, а беззнаковые — чисел, не меньше нуля.

Беззнаковые типы данных, в отличие от соответствующих знаковых, имеют в два раза больший диапазон из-за того, что в знаковых типах первый бит указывает на знак числа: 1 — отрицательное, 0 — положительное.

========== IV (пломбир в вафельном стаканчике) ==========

— Слушай, если честно, ты сильно удивился моему звонку?

Будь благословен полумрак автомобильного салона, и будь прокляты дневные сны. Так неловко я, пожалуй, ещё ни разу в жизни себя не чувствовал.

— Хороший вопрос. Тому, что тебя заинтересовал мультиверсум, — да, удивился. А вот тому, что позвонил… Наверное, нет.

Если Тим и замечал моё состояние, то деликатно не акцентировал на нём внимание.

— Почему? Тебе по выходным часто звонят коллеги?

Всё, пора брать язык под контроль. Каким боком меня касается, кто и когда ему звонит?

— Ну, с недавних пор мне если и звонят, то спамеры из банка, — сознался Тим. — Так что думаю, это от того сна осталось, на уровне подсознания.

Мы как раз выруливали по развязке на автобан, поэтому моё невыразительное «Ясно» должно было звучать естественно.

— Вообще, идея правдоподобная, — после короткой паузы снова заговорил Тим. — Мне, допустим, только сейчас пришло в голову, что тебе неоткуда было узнать, в какой квартире я живу.

— Ну, я мог по соседям пробежаться, поспрашивать. Хотя, меня ведь тоже не удивило, что ты знаешь, сколько сахара класть в мой кофе. Подлая это всё-таки штука — сны.

Последняя моя фраза прозвучала чересчур зло для, в общем-то, вполне невинного обсуждения, и Тим оставил размышления вслух. Больше в дороге мы не разговаривали.

Я привёз нас ровно на то место, с которого провожал закатное солнце. Запорошенное звёздной пылью небо не имело дна, отчего при взгляде на него чуточку перехватывало горло. Как в детстве, когда выводишь в «полусолнце» скрипучие качели. На гулкой от мороза земле лежала тончайшая изморозь, и тепло дыхания застывало в стеклянном воздухе облачками новых галактик.

Очарованные, мы с Тимом долго стояли у обрыва, а затем я вернулся к машине готовить чай. Было лень доставать из багажника походный столик, так что я организовал чаепитие прямо на капоте «Патриота». Хотел уже звать Тима, однако он и сам почувствовал, что пора возвращаться на землю из звёздных далей. Подошёл к машине, с благодарным «Спасибо» взял у меня из рук кружку и сказал так, как делятся самым сокровенным: — Знаешь, быть живым — это просто невозможное счастье.

Весь разговор, над которым я заставлял себя думать, пока занимался готовкой, потерял свою важность.

— Ты до сих пор так ярко помнишь?

— Помню не совсем верное слово. Это больше похоже на выжженное в памяти клеймо.

Или на бабочку-шрам на не моём запястье.

— Но ты бы хотел забыть?

— Нет, — без раздумий ответил Тим. — Мало что заставляет настолько ценить жизнь, как память о смерти. И потом, рука об руку с теми воспоминаниями идёт моя благодарность тебе, а её я забывать не хочу ни при каких условиях.

Да нет, не мне, с горечью подумал я. Это Дрейк был героем; у меня же — одни глюки, психи и бесполезная рефлексия.

— Ты ведь хотел о чём-то поговорить? — Тим грел ладони о кружку, не глядя в мою сторону. Он ждал плохого, но всё-таки первым начал этот разговор.

— Хотел, — я поднял глаза к небу, словно на нём могли быть написаны правильные слова. — О снах. Скажи, тебе больше ничего не снилось? Ну, из той части мультиверсума?

— А, так вот откуда он взялся. Нет, больше ничего. А тебе, выходит, снилось?

— Угу, блин. Слушай, ты, случаем, не думал, что будешь делать, если вдруг приснится? — я запнулся, подбирая эвфемизм. — Что-нибудь, м-м, чересчур откровенное?

— Чересчур? А. Понял. Н-ну, если только мне, то пускай снится.

— Тебе что, серьёзно по фигу?.. — я проглотил окончание «…с кем?». Вот чёрт, неужели эта часть глюка — правда?

— Понимаешь, — сгорбившийся над кружкой Тим говорил очень тихо, — я никогда не придавал значения телесному. Мой практический опыт чрезвычайно скуден, но и каких-то строгих табу у меня тоже нет. Если всё добровольно — а я уверен, что в той части мультиверсума это именно так, — то откровенность снов вряд ли меня заденет.

— И ты уверен, что после сможешь нормально со мной общаться?

— Почему нет? Сны — химеры, пока их видит только один из нас.

Я бросил на него угрюмый взгляд. Вот именно, что пока. Как нам быть, если следующий сон мы разделим на двоих? Существует ли возможность избежать предсказанного? Существуют ли какие-нибудь превентивные меры?

— Я честно не знаю, как мне не сниться тебе, — грустно сказал Тим. Словно мысли подслушал.

— Я знаю, что ты не знаешь, — вздохнул я. Глупо было надеяться на чудо. — Тебе горячего из термоса добавить?

Тим поспешно отхлебнул чая, проверяя температуру.

— Да, можно.

Я разлил нам добавку и наконец-то попробовал печенье: — Хм, а очень даже годно получилось.

— Да ну, — усомнился Тим. — У тётушки оно намного вкуснее выходило.

— Как говорит Вася Щёлок, не пробовал, поэтому сравнивать не возьмусь. Мне и твоё нравится.

— Я рад, — И это была не пустая вежливость, его действительно порадовал мой простецкий комплимент.

Какое-то время мы пили чай с печеньем в тишине, а потом Тим сказал: — Всё, что я могу придумать, это уговор: если нам снится общий сон, то на утро я исчезаю из города.

— Куда? — скептически покосился я в сторону его тёмного силуэта. — В Ришикеш или Варанаси?

— Какая разница? Главное, мы больше никогда не увидимся.

Я издал коронное Щёлоковское фырканье.

— «Песню о вещем Олеге» читал?

— Читал, — совсем поник Тим. — Но убегать — одна из немногих вещей, которые я умею делать хорошо, и альтернатив у меня нет.

— Зато у меня есть, — я залпом допил чай и веско поставил кружку на капот. Кажется, сейчас я истинно геройским жестом сожгу себе все мосты к отступлению. — Что бы там кому не приснилось, бегать от этого мы не будем.

— А что тогда будем?

— Ну, например, разговаривать. Под чай и твоё печенье. Согласен?

— Согласен, — Кружка Тима заняла место рядом с моей. — Спасибо.

— За то, что тебе не придётся держать под кроватью тревожный чемодан?

— За то, что не идёшь по лёгкому пути.

— Ну так, — я картинно приосанился. — Герой я, или где?

В темноте было толком не разобрать, однако Тим наверняка улыбнулся.

— Возвращаемся? — спросил он.

— Да, время уже, наверное, за полночь.

Мой внутренний хронометр не подвёл: когда «Патриот» съехал с холма на просёлочную дорогу, радио пиликнуло час ночи воскресенья.

Вроде бы ни до чего конкретного не договорились, а с души всё равно отлегло. Даже сон вспоминался более-менее спокойно, будто краем глаза увиденная порнушка. К тому же я напомнил себе, что сегодня прилетает Анна — моё универсальное лекарство от любых вымороченных глюков. Нет причин оставаться в мрачном настроении дальше.

Мы выбрались на ярко освещённый автобан, и я прибавил газу.

— Кстати, Тим, что там у вас с Ольгой?

— Клуб любителей эзотерического чтения.

— Это-то понятно. Кроме клуба что?

— Ничего.

Я задумчиво пожевал губу: лезть, не лезть?

— Помощь эксперта не нужна?

— Боюсь, мне помогать бесполезно, — после паузы ответил Тим. — Я ужасно играю в социальные игры.

— Да не надо ни во что играть. Просто предложи сделать выездное заседание вашего клуба в каком-нибудь тихом кафе. Подари ей розочку… а, чёрт, она же не любит срезанные цветы. Хм.

— Алоэ в горшке? — Тим внёс альтернативное предложение без намёка на улыбку.

— С ним таскаться потом неудобно, и выглядит как-то странно, — тут я понял, что это, вообще-то, была шутка. — Я, между прочим, серьёзно советую.

— А я серьёзно повторяю: бесполезно. Только испорчу то, что есть.

— Ну, как знаешь, — немного обиделся я. — Хотя, погоди. У тебя же теперь имеется универсальный ключ к женскому сердцу — Белка. Достаточно просто познакомить с ней Ольгу, и тебе простятся любые косяки.

Тим с шутливым осуждением покачал головой: — Чертовски коварно.

— Чертовски действенно, ты хотел сказать? — Мы въехали в город. — Я, конечно, ни на чём не настаиваю, но ты подумай как следует, ладно?

Ответом мне стала та разновидность тишины, которая появлялась всегда, когда Тим не хотел ни соглашаться со мной, ни спорить дальше. Упрямец.

***

Вечером я благополучно встретил Анну в аэропорту. Самолёт прилетел минута в минуту, багаж — чемодан размером со свою хозяйку — появился на ленте одним из первых, однако мы всё равно задержались в зале ожидания: девочкам надо было попрощаться.

— Ну, что тут новенького? — первым делом спросила Анна, наконец-то выбравшись из объятий не желавших с нею расставаться участниц тура.

— Всё по-старому, — я галантно предложил даме руку, и она не стала отказываться. — Погода дрянь — единственный солнечный день вчера был, на дорогах мудаки, светает поздно, темнеет рано. Лучше расскажи, как у тебя всё прошло?

— Просто прекрасно! — в голосе Анны прозвучало неподдельное воодушевление. — Сил и нервов, конечно, потребовалось немало, но когда ты видишь, как от твоих усилий люди на глазах становятся счастливее, — это так здорово! Поэтому знаешь, что я решила, пока летела обратно?

— Что?

— Весной непременно организую ещё один тур. Куда-нибудь поближе: в Дахаб или Каппадокию, но организую.

— Ну, я рад, что тебе это дело оказалось настолько по душе, — я вспомнил Тимовы рассуждения о предназначении. Может, Анна, сама того не зная, нашла смысл своей жизни? Делать других счастливее, устраивая для них фитнес-туры. Намного привлекательнее, чем вечно искать приключения на свою вторую голову.

На крыльце аэропорта Анна спросила: — А ты не хочешь составить мне компанию в следующий раз?

— В качестве грубой мужской силы? — я скатил по пандусу её монструозный чемодан.

— В качестве стимула для моих девочек. Знаешь, сколько они о тебе расспрашивали?

— И что, ты ни чуточки не будешь ревновать? — испытывающе прищурился я.

— Ревность — удел слабых и неуверенных, — не без высокомерия ответила Анна.

— Ну-ну, — с крайним скептицизмом пробормотал я себе под нос. Когда-то на другой стороне мультиверсума Дрейк тоже так думал.

Машин на дорогах было не протолкнуться.

— И куда им всем приспичило вечером воскресенья? — ворчал я, плетясь с черепашьей скоростью в плотном потоке.

— Представь, что ты в Индии, — предложила Анна. Она расслабленно полулежала в пассажирском кресле и, кажется, вполне наслаждалась поездкой.

— Нет уж, в Индии хуже, — не согласился я. — Там каждый ещё и сигналит.

На радиостанции поставили рекламный блок, и я переключил магнитолу на другую волну.

День в солнечном огне, в суете,

Погас, сделав нецветным кино,

Ты прошептала мне в темноте,

И я почти поверил, но…

— О, песенка Одиссея, — вспомнил я свою старую ассоциацию.

— Почему Одиссея? — удивилась Анна. — По-моему, обычного курортника, у которого вместе с отпуском подошёл к концу пляжный роман.

— Тоже похоже, — не захотел спорить я. — Пусть это будет песня, с которой Одиссей покидает Огигию после семи лет шикарного курорта.

Анна фыркнула: — Скорее уж после семи лет нытья о жене и доме. И за что только Калипсо его терпела столько времени?

— За героический профиль? — предположил я.

— Или за хороший секс, который не зависит от степени тоски по родине, — Анна прикрыла зевок ладошкой. — Всё, глаза уже слипаются.

— Не спала в самолёте?

— Дремала чуть-чуть. Ты же знаешь, там не особенно поспишь.

— Потерпи, — «Патриот» наконец-то вырвался из пробки, — десять минут, и ты дома.

— Отлично, — устало улыбнулась мне любимая. — Как же я рада, что у тебя получилось меня встретить.

Я тоже был рад, однако ещё сильнее радовался бы, везя её сейчас к себе домой. Две недели целибата — это достаточно долго.

В тот вечер я ограничился нежным поцелуем на прощание, рассчитывая через сутки сполна возместить вынужденное воздержание. Увы и ах, стоило Анне вернуться, как её буквально завалило разнообразными предложениями по фотомодельной работе. Так что и понедельник, и вторник мы общались исключительно по телефону. Я уже начал тихо звереть, однако вечером среды любимая наконец позвала меня в гости. До этого всегда она ночевала у меня, не наоборот, и приглашение, пожалуй, стоило рассматривать, как очередное упрочнение наших отношений. Однако, каюсь, я больше воодушевился самим фактом скорой встречи, чем её возможными значениями.

Я принёс Анне букетище её любимых лилий, смирившись с их жуткой вонючестью. Анна, в свою очередь, приготовила говяжьи стейки, хотя считала красное мясо слишком тяжёлой пищей для ужина. Вышло у неё, как всегда, великолепно, но поскольку мой голод был иного свойства, я наслаждался не столько вкусом еды, сколько упражнением фантазии по раздеванию взглядом очаровательной сотрапезницы. Не удивительно, что до десерта мы так и не добрались.

Секс был отличный. Высший балл, без натяжек. Во время передышки, оглаживая роскошные формы Анны, я промурлыкал ей на ушко: — Красавица моя, как же я скучал.

— О да, — отозвалась она, — я тоже. Почему, ты думаешь, я зову тебя в следующий тур?

— Определяйся с датами — попробую уговорить шефа на внеочередной отпуск, — Сейчас мне Ахерон был по щиколотку.

— Я знала, что ты согласишься, — торжествующая Анна толкнула меня на спину и уселась верхом. — Обещаю, ты не пожалеешь.

— Мы сейчас говорим только о весне? — с очевидным подтекстом уточнил я. В ответ Анна улыбнулась с лукавством нимфы Калипсо: — Не только.

И, чёрт побери, я действительно не пожалел.

Много позже мы, обнявшись, лежали в уютном коконе из одеял, и любимая уже видела десятый сон, а я всё не мог договориться с Морфеем. По подоконнику монотонно тарабанил дождь, но какая-то мелочь никак не отпускала моё сознание в сонное забытьё. Какая-то тонкая, почти неуловимая мелочь, очень похожая на — я догадался принюхаться — нежный запах цветущего шиповника. Наверное, от кондиционера для белья или чего-то подобного. Благоуханный аромат, призванный наполнять сны теплом лета и простором лугов, где над цветами кружат ярко-жёлтые бабочки. Я зарылся носом в густые волосы Анны, прячась от памяти неслучавшегося. Анна, моя Анна, умница, красавица, надёжный партнёр и потрясающая любовница. Чего ещё мне не хватает? Чистоты и свежести самой первой в жизни любви? Улыбки Бога? Однако Тим прав, сны — это химеры, глупо верить им во всём. Хотя, конечно, жаль, что он не девушка.

И о чём я только думаю, обнимая свою реальную возлюбленную, которой всего месяц назад почти что сделал предложение руки и сердца? Я с тихим вздохом выпустил Анну из объятий и осторожно, чтобы не потревожить её сон, поднялся с кровати. Раз Морфей отказывается сотрудничать, то поеду домой, где уж точно не будет никаких провокационных запахов.

На улице шёл дождь со снегом — не иначе как в честь скорой встречи осени с зимой. Я торопился вновь очутиться в постели под тёплым одеялом, поэтому ехал быстрее, чем следовало бы в такую погоду. Впрочем, полночь давно миновала, и на дорогах было пустынно. Магнитолу я из суеверия включать не стал — стоило мне сесть за руль, как в голове рефреном закрутилась песенка «В жарких странах». Которая, конечно, была не об Одиссее или каком другом курортнике, а о единственной ночи Дрейка и Анны. Я бы надавил на педаль газа ещё сильнее — чтобы поменьше думать, — но тут из дождливой мглы прямо на меня выскочила древняя «ауди» с выключенными фарами. Я инстинктивно выкрутил руль вправо и успел уйти от столкновения, однако на мокром асфальте «Патриот» потерял управление ровно на те доли секунды, за которые должен был вернуться обратно на дорогу. Мне запомнились бетонный столб чуть правее, визг тормозов и жуткий удар. Потом осталась одна темнота.

***

Дуракам везёт, а герой, в определённом смысле, подвид дурака. Мне расквасило, но не сломало нос подушкой безопасности, и остались целы все рёбра. Ну, может быть, в каком-то появилась трещина, однако из покорёженного «Патриота» я выбрался сам, харкая кровью и жутко матерясь. Попадись мне сейчас ёбаный мудак из корыта-«ауди» — я бы без раздумий свернул ему шею.

А вот моему верному танку, въехавшему пассажирской стороной в столб, пришлось намного хуже, чем его горе-водителю. Я представил, сколько денег и времени потребует восстановление машины, и едва не завыл на невидимую за сыплющими снегом тучами луну. Что за дерьмовая полоса в жизни: то гопота, то сны, то авария?

Тем не менее от одного сотрясения эфира проклятиями ситуация не изменится. Я вытащил из кармана куртки смартфон — ого, живой! — и собрался искать номера круглосуточных эвакуаторов, однако упавшая на экран тёмная капля крови отговорила меня от этой затеи. Прежде всего, надо добраться домой и разобраться с травмами, а уже завтра звонить Даниле-мастеру и отгонять «Патриота» сразу в автосервис. На работу я, ясен пень, забиваю минимум на полдня, что, вообще-то, тоже хреново: дедлайн дышит в затылок. Ладно, начнём с малого — с такси. Я стёр со смартфона кровь, полез в телефонную книгу и умудрился набрать совершенно не тот номер, который собирался. Причём понял это только тогда, когда сонный голос Тима спросил: «Да?».

— Э-э, привет, — прогнусавил я. — Извини, что разбудил, нечаянно номером ошибся. Пока, — но дать отбой не успел.

— Что случилось? — Я бы в жизни не подумал, что у Тима может быть такой жёсткий властный тон.

— Небольшая авария, не пострадал никто, кроме фонарного столба, — я не решился врать совсем уж напропалую.

— Где ты? — судя по шумам в динамике Тим стремительно одевался. Пытаться его остановить было примерно, как пытаться остановить цунами, и я смиренно назвал примерный адрес.

— Понял, через десять минут буду. «Скорая» нужна?

— Да ну, зачем? Я же говорю, небольшая авария.

— Угу, — В трубке хлопнула дверь, и голос Тима зазвучал с подъездным эхом. — Без подвигов, жди меня, если что — сразу набирай 112.

— Хорошо, Бабочка, — от стресса я начал заговариваться. — Жду.

Тим сбросил вызов. Я снова кое-как залез в «Патриот», вынул ключи из замка зажигания и достал из покорёженного бардачка документы на машину. Под руку удачно попалась полторашка с водой, и я, как мог, умылся. Правда, вряд ли это сильно помогло, и оставалось лишь надеяться, что в таксисты идут люди с крепкими нервами. Я достал из валяющегося в багажнике «набора выживальщика» мелкий походный котелок, соорудил из него холодный компресс на переносицу и устроился на задних сидениях ждать подмогу.

Из дурного полузабытья меня выдернул звук подъехавшей машины. Крепко сжимая зубы, чтобы не стонать, я выбрался из разбитого «Патриота».

— Привет.

Такого собранного и готового действовать Тима я не помнил ни по снам, ни по яви.

— Привет, — Я невольно выпрямился. Уверен, если бы его сейчас хоть в малости не устроил мой внешний вид, то он бы без разговоров взял меня за шкирку и повёз в «травму», и я бы ничегошеньки не смог с этим поделать. Однако на моё счастье, заключение быстрого осмотра оказалось положительным.

— Из машины надо что-то забирать? — спросил Тим.

— Вроде бы нет. Сейчас только замки закрою, — Мера по большей части символическая, но оставить автомобиль открытым я органически не мог.

Таксист попробовал поскандалить насчёт испачканных чехлов, однако Тим оборвал его излияния тысячной купюрой.

— На химчистку.

Водитель заткнулся и недовольно буркнул: — Куда ехать?

— Обратно, — Тим назвал свой адрес, а я не успел вовремя вклиниться в разговор. Ладно, понадобится — ещё одно такси вызову, какие проблемы.

На четвёртый этаж Тим практически взволок меня на себе. Белка встретила нас сторожевым тявканьем, однако после резкого хозяйского «Место!» сникла и, поджав хвост, вернулась на свою подстилку.

— Сурово ты с ней, — пожалел я щенка.

— Переживёт, — бессердечно отмахнулся Тим. Более яркий, чем уличное освещение, свет лампочки в прихожей явно заставил его раскаяться в выборе между домом и травмпунктом. — Сам раздеться-разуться сможешь?

Я ответил самоуверенно-высокомерным «Пф-ф-ф!», которому даже сам не поверил. Тем не менее Тим настаивать не стал и ушёл в глубину квартиры, предоставив мне все возможности для очередного подвига.

Ну, куртку я с грехом пополам снял. Но когда попробовал наклониться, чтобы расшнуровать ботинки, от боли буквально потемнело в глазах.

— Тихо, тихо, сейчас помогу.

Я был совсем не уверен, что заслужил столько тревоги и заботы в голосе Тима. И потом, это неправильно, когда взрослому мужчине помогают разуваться, будто он не умеющий развязывать шнурки трёхлетка.

— Если будешь и дальше нести подобную чепуху, то я решу, что у тебя нешуточное сотрясение, и вызову «скорую», — пригрозил Тим, вставая с колен.

— Отыгрываешься за своё ОРЗ? — слабо пошутил я.

— По мере сил. Умываться пойдёшь?

— Пойду. И умываться, и синяки пересчитывать.

Тим кивнул: — Аптечка уже в ванной. А я пока поищу, из чего тебе компресс сделать.

— Думаешь, ещё не поздно?

— Думаю, нет. Иди, не трать время.

Из зеркала ванной на меня глянула такая рожа, что посреди ночи приснится — до утра не заснёшь. Как от меня только Тим не шарахается, загадка. Синяки же, точнее один огромный синяк от ремня безопасности, был просто шикарным. Я, шипя сквозь зубы что-то нецензурное, прощупал рёбра — да нет, не должно быть серьёзных трещин. А несерьёзные сами зарастут, главное, поберечься в ближайшие два-три месяца. Я хорошенько умылся, намазал гематомы найденным в аптечке «Бутадионом» и вышел из ванной.

Оказалось, Тим ждал меня у самой двери.

— Вот, — он протянул мне нечто, похожее на консервную банку, завёрнутую в новое вафельное полотенце. — Дольше двадцати минут не держи, делай перерывы.

— Ага, я в курсе, спасибо, — я приложил компресс к переносице. Кайф.

— Как синяки?

— Роскошнее тех, которые были у тебя, так что можешь начинать завидовать, — легкомысленно ответил я, не до конца понимая, что снова путаю сны и явь. Взгляд у Тима стал тревожнее, однако он только сдержанно заметил: — Не уверен, что есть чему, — и перевёл разговор: — Я там чайник поставил, но, может, ты лучше спать ляжешь?

— Может, и лучше, — я прикинул время. — Тебе, кстати, тоже рекомендую.

— А, у меня ещё три часа до будильника, — собственный сон интересовал Тима в последнюю очередь. — Кровать в комнате родителей я расстелил, отдыхай. Тебе завтра отгул оформлять, или на больничный уйдёшь?

— Брось, какой больничный? Отгул, конечно. На полдня.

Тим посуровел.

— На день, — непреклонно сказал он.

— Ладно, на день, — Я знал, что даже будь я здоров и полон сил, у меня бы не вышло его переубедить. — Спокойной ночи?

— Спокойной ночи.

В отведённой мне на ночлег комнате было прохладно и пахло дождевой свежестью. Свежестью пахла и расстеленная постель, на которую я почти упал в попытке избежать неприятный сидячий переход.

Вытянулся с блаженством зверски уставшего человека: ох, и приключеньице мне свалилось, повезёт, если до конца зимы его последствия разгребу. Впрочем, по-хорошему тут грех жаловаться, всё могло получиться намного печальнее. Так что оставим пессимистичные думы и наполеоновские планы до утра, а пока — спать.

***

Я проснулся в солнечной тишине позднего утра с ощущением, что жизнь совершенно прекрасна. Не открывая глаз и довольно улыбаясь, потянулся, и боль тут же вернула меня в реальный мир с кучей реальных проблем. Которые, вообще-то, требовалось решать, и чем быстрее, тем лучше. Поэтому вместо того, чтобы ещё понежиться в постели, я со скрипом и мысленной руганью встал и побрёл в ванную.

По сравнению со вчерашним, отражение в зеркале можно было считать приемлемым, хотя показываться в таком виде Анне мне по-прежнему не хотелось. Огромный синячара на груди по-прежнему внушал уважение своей палитрой, и именно из-за него водные процедуры заняли у меня какое-то неадекватное количество времени. Наконец-то закончив с ними, я вышел из ванной и едва не споткнулся о дежурившую возле двери Белку. Она приветственно замахала хвостиком и потрусила на кухню, верно сообразив, что сейчас я буду завтракать, а значит, у неё есть все шансы поживиться чем-нибудь вкусненьким. Я же, в свою очередь, не стал разочаровывать щенка и пошёл следом.

На кухонном столе меня ждали вазочка с печеньем, банка молотого кофе, турка, чашка и сложенный вдвое тетрадный листок. Я развернул записку.

«Доброе утро. Завтрак в духовке, если захочешь, можешь подогреть. Вообще, бери всё, что найдёшь, не стесняйся. Только не корми Белку со стола — я её отучаю попрошайничать.

На всякий случай: запасные ключи на тумбочке под вешалкой».

В духовом шкафу меня ждал целый противень заплавленных сыром бутербродов с колбасой и помидорами. Отличная штука, и греть я их, пожалуй, не буду, только кофе сварю. Белка тоже сунула в духовку любопытный нос.

— Э, нет, — я закрыл дверцу. — Тебя этим кормить не велено.

Щенок состроил сиротскую мордочку, однако мне сейчас было не до спектаклей. Я вернулся в спальню, где оставил смартфон, и набрал номер Тима.

— Да?

— Привет.

— Привет. Позавтракал?

— Нет, пока только записку прочитал, — А теперь то, ради чего я, собственно, позвонил: — Спасибо. За завтрак, и вообще, — тут я почему-то стушевался и замолчал.

— На здоровье, — тепло ответил Тим. — Как оно, кстати?

— Отлично, — я на самом деле забыл и о разбитом носе, и о сине-фиолетовых синечарах, из-за которых было чертовски неприятно наклоняться. — Что на работе?

— Работа, — Тим наверняка повёл плечами, не зная, что ещё к этому можно добавить.

— Шеф не бухтит?

— Шефа нет: какие-то срочные дела.

— Ну и прекрасно, — хотя бы на одну неприятность меньше. — Ладно, не буду отвлекать. Привет нашим, пусть не скучают.

— А тебе удачи, — от души пожелал Тим.

— Спасибо. Чувствую, она мне сегодня понадобится.

Не знаю, сработало ли Тимово пожелание, или богиня Тихе изо всех сил старалась загладить оплошность с ДТП, но дальше день пошёл как по маслу. После завтрака я прибрал за собой и сел за телефон. Набрал Данилу-мастера — тот, выслушав мою беду, лаконично сказал «Привози» и дал номер знакомого эвакуаторщика. Там на мой звонок ответили почти сразу — мужик, похоже, пинал балду и до такой степени обрадовался заказу, что предложил через десять минут подхватить меня у «Плазы». Я со всей возможной скоростью собрался — шнуровка ботинок по-прежнему была микрорепетицией адских мучений, — наказал Белке охранять дом и помчался на остановку. Успел как раз вовремя: ждать не пришлось ни мне, ни эвакуаторщику.

Хотя на дворе стояли отнюдь не приснопамятные девяностые, за сохранность разбитого внедорожника я переживал. Однако «Патриот» встретил меня в том же состоянии, в каком остался ночью, даже бензин никакая сволочь не слила. Воодушевлённый, я начал робко надеяться на менее суровый приговор автосервиса, но чудес всё-таки не бывает. Хмурый Даня минут десять изучал покалеченный автомобиль и в итоге назвал такие сумму и срок, что стало ясно как день: любые внеплановые отпуска накрылись тазиком. Да и плановый, строго говоря, под очень большим вопросом.

— Согласен, — обречённо махнул я рукой. — Сколько задатка оставлять?

— Пока нисколько, я сначала по разборкам поезжу: может, найду двигло подешевле, — Даня тяжело вздохнул. — Сам-то как?

— Нормально. Так мне ждать звонка?

— Угу, где-то к субботе.

Мы скрепили уговор рукопожатием, и все мои важные сегодняшние планы оказались выполнены. По правильному, ещё следовало бы съездить на рентген, но вместо этого я сначала пообедал в первом попавшемся кафе, а потом вызвал такси до дома. Отдых сейчас — лучшее из лекарств.

Вопреки недавно приобретённой фобии дневных снов, я проспал, как сурок, до самой темноты и проснулся жутко голодным. Однако принимать вертикальное положение мне было не менее жутко лень, так что я решил поваляться и посмотреть, какая из жутей пересилит. Голод уже начал побеждать, когда позвонила Анна.

— Привет. Как день прошёл?

— Привет. В пределах естественного безобразия. А у тебя?

— Где-то также. Съёмки, съёмки, времени даже на обед не хватает. Поэтому предлагаю сегодня сходить поесть твоих любимых стейков.

Я представил, как сейчас буду вставать, собираться, трястись в такси, а потом ещё играть роль светского джентльмена.

— Прости, красавица, но я временно переквалифицировался в домоседы. Тем более, машина не на ходу.

— Что у тебя случилось? Ты не на работе? — всерьёз обеспокоилась Анна.

— Я дома, а случилась, — я не нашёл лучшего определения, чем то, которое дал Тиму, — небольшая авария. Жертв и разрушений нет, ну, кроме капота «Патриота».

— Мне приехать?

Тут я обязан был согласиться. Заказали бы какого-нибудь фастфуда типа китайской лапши и провалялись бы весь вечер в обнимку под кинцо и винцо.

— Не стоит, солнышко. У тебя и так день сложный был, лучше отдохни. Я в порядке, подумаешь, нос разбит да пара синяков. Ерунда.

— Ты уверен? — с сомнением уточнила Анна, давая мне шанс прислушаться к голосу разума.

— Целиком и полностью.

— Ну, хорошо. Тогда я тоже домой, позже созвонимся, да?

— Да. Люблю тебя.

— И я тебя.

Почему я отказался? Не хотел, чтобы любимая видела меня в не лучшей форме? Так в Индии всё было намного грустнее, и ничего, никто ни в ком не разочаровался. Или это просто был стыд за то, что в наших отношениях мне вдруг стало чего-то не хватать? Сраная рефлексия, только аппетит ею портить. Я сознательно переключился на решение более важного с точки зрения пирамиды Маслоу вопроса и набрал номер доставки проверенного итальянского кафе.

***

К кому-то во сне приходит теория относительности, к кому-то — «Yesterday», а мне, блин, снятся вероятные вселенные.

Надеть костюм меня попросила Ольга. Ей хотелось хотя бы в такой день лицезреть мой торжественно-официальный вид, и, конечно, я не мог отказать невесте лучшего друга. Однако Ольга тактически просчиталась, не обговорив заодно и галстук, поэтому я принципиально не стал повязывать шёлковую удавку себе на шею. Из похожего принципа «Патриот», начищенный, как бляха у армейского «деда», обошёлся всего двумя серебристо-серыми ленточками на зеркалах. Молодожёнов ему не катать, а Тиму, насколько я знаю, внешний вид транспорта глубоко безразличен, даже если этот транспорт везёт его в ЗАГС.

Регистрация была назначена на девять утра, так что в восемь ноль ноль я уже заходил в открытую дверь Тимовой квартиры.

— Привет, жених! Как настроение?

— Отвратительное, — честно сказал вышедший в прихожую Тим. Он до сих пор был без пиджака, а на шее у него болтался не завязанный галстук. — Пытаюсь смириться с предстоящим позором, когда уроню обручальное кольцо перед кафедрой регистрации.

— Брось, ничего ты не уронишь, и колечко окажется точно на Ольгином пальчике. С галстуком помочь?

— Да, — с интонациями ослика Иа согласился Тим.

Мне пришлось напрячь мозги о зеркальной последовательности завязывания узла, но «Виндзор» в итоге вышел, как из Букингемского дворца.

— Мне казалось, ты ненавидишь галстуки, — заметил Тим, с любопытством разглядывая результат в зеркале.

— Ненавижу, — подтвердил я. — Но иногда умение их завязывать оказывается чертовски полезным.

Тим улыбнулся своей неуловимой улыбкой и надел светло-серый пиджак в тончайшую полоску. Одёрнул лацканы: — Ну как?

— Красавец, — похвалил я, не кривя душой. Потом подошёл к Тиму и не без торжественности положил руки ему на плечи. — Не волнуйся, сегодня всё пройдёт на пять с плюсом. У меня на такие вещи нюх.

В сером взгляде Тима были дружеское тепло и мудрая грустинка. Словно он мог видеть далеко за сегодняшний день.

— Лет через сорок, когда наши с Ольгой дети вырастут и у них уже будут свои взрослые дети, — начал он, — в один из чудесных майских — как этот — дней, я вдруг ясно, до донышка души, пойму, что прожил свою жизнь совсем не так, как должен был.

— Почему? — удивился я.

— Потому что однажды предпочёл лёгкий путь правильному.

— Почему? — я тряхнул головой. — В смысле, если ты знаешь, какой из путей какой, и знаешь, что будешь раскаиваться по поводу выбора, то зачем?..

— Потому что в моей жизни есть всего две бесценные вещи: любовь Ольги и твоя дружба. И я слишком трус, чтобы потерять хотя бы одну из них.

Бесценные. А я всегда думал об этом, как о должном. Вот же дурак.

— И что изменится через сорок лет?

— Я стану намного ближе к смерти, что, как говорят, коренным образом меняет приоритеты, — Тим сделал шаг назад, и мне пришлось убрать руки. — Нам не пора?

— Пора? Да, конечно, — я чувствовал, что должен сказать ему что-то не менее искреннее и важное, что вот-вот найду нужные слова, однако так ничего и не сказал.

— Тогда поехали.

Я эхом повторил «Поехали» и вышел на лестничную клетку, а заодно и из сна.

Что ж, это было уже получше. По крайней мере, и я, и Тим были полностью нормальными, хотя фразу про неправильно прожитую жизнь можно толковать очень по-разному. Ещё немного, и я бы опять увяз в болоте самокопания, но меня спас зачирикавший побудку будильник. Вновь позабыв про аварию, я сел на постели и был приятно удивлён тем, что это простое действие обошлось мне всего в одну короткую гримасу. Потому как вчера утром мне сиделось откровенно фигово — я даже завтракал стоя. А теперь появились все основания рассчитывать, что предстоящие почти восемь часов в офисном кресле не покажутся мне совсем уж адским адом.

Судя по тому, что Вася и Ольга только покосились на мою покоцанную физиономию, про аварию им Тим рассказал. И хотя в целом пятница прошла по-пятничному расслабленно, радоваться скорым выходным у меня выходило плохо. Мешало то, что будущее наших с Анной отношений так и не вернуло себе прежнюю ясность, и когда любимая позвонила мне в конце дня, я неоправданно затянул со снятием трубки. Напрасно: мы мило поболтали о том о сём, правда, так и не заговорив про совместный ужин. Пряча смартфон, я горячо пообещал совести непременно позвонить Анне завтра и пригласить её в какой-нибудь неприлично дорогой ресторан. Совесть недоверчиво хмыкнула, однако клыки спрятала.

Когда я утром ехал на работу, мне попался таксист, у которого на зеркале заднего вида болталась планка с надписью «Schumacher». Стиль вождения этого, к-хм, индивидуума полностью соответствовал написанному, поэтому добираться домой я твёрдо решил на троллейбусе. Пускай придётся дополнительно пройтись от офисного центра до автовокзала и потом ещё от остановки через пустырь к дому, однако это разумная плата за здоровье нервной системы.

Я всегда считал порочной идею проводить мониторинги после четырёх вечера, особенно по пятницам. Во многом из-за шкурного интереса — шеф любил если не приглашать меня с собой в качестве группы поддержки, то вызывать в комнату совещаний за десять минут до заветных «18:00». Сегодня ему снова потребовалась консультация рабочей лошадки, но, на моё счастье, в этот раз задержка вышла скорее символической. Отболтавшись, я торопливо вернулся в наш кабинет — уже опустевший, — натянул куртку и поспешил к лифтам, пока шефу не приспичило уточнять ещё какую-нибудь неважную мелочь.

В холле первого этажа мне попался где-то замешкавшийся Тим.

— На автобус? — спросил я.

— Ну да. А ты?

— Я до автовокзала пешком, а оттуда на тролле. Не возражаешь против компании до остановки?

— Нисколько.

За надёжными стенами бизнес-центра нас ждал тёмный холодный вечер первого дня зимы.

— Сложно без машины? — Тим помнил про мою нелюбовь к таксёрам.

— Неприятно. Зато, может, гулять буду больше — как завещала Всемирная организация здравоохранения.

— Получится на ход вернуть?

— Да, где-то к февралю-марту.

Тим с сочувствием покачал головой.

— А у меня завтра Белку забирают, — поделился он.

— То есть как? Прежние хозяева, что ли, нашлись?

— Правильнее сказать, я их нашёл. Вчера заметил объявление на столбе: пропал щенок, приметы такие-то, номер телефона такой-то. Я позвонил, отправил фото Белки — оказалось, ищут и вправду её. В общем, завтра утром за ней придут.

И закончится его неодиночество.

— Скучать будешь? — задал я не самый умный вопрос.

— Конечно. Хотя для Белки так будет намного лучше.

— Думаешь? — Моё мнение о Тиме-собаководе полностью совпадало с мнением Дрейка.

— Уверен. Её настоящая хозяйка — девчонка-третьеклассница, то есть почти человеческая ровесница. Согласись, более весёлый вариант, чем зануда-взрослый, который, к тому же, целыми днями пропадает неизвестно где.

Я бы мог поспорить про «веселье не равно польза», однако не стал. Тем более, мы уже подошли к автобусной остановке, и дальше мне предстояло тащиться одному.

— Слушай, а не хочешь ещё прогуляться? — я понимал, что веду себя как махровый эгоист, но разве Тим не мог отказаться?

— До вокзала? Пойдём.

И кого я обманывал? Конечно же, он не мог.

Даже если моя виноватость была целиком и полностью плодом воображения, мне хотелось как-то её искупить.

— По мороженке?

— Давай, — легко согласился Тим и добавил: — Отметим начало зимы.

Грызть замёрзший пломбир, когда тебя то и дело продувают порывы северного ветра, — удовольствие для редких ценителей.

— Кстати, почему ты сегодня не провожаешь Ольгу? — невинно поинтересовался я и едва не поморщился оттого, как ненатурально это прозвучало. Нет, сводни из меня точно не выйдет.

— Потому что я, в принципе, никогда её не провожаю.

— Разве? Я же как-то видел вас вместе.

— Тогда просто совпало, что ей понадобилось в центр. А так она с другой остановки уезжает.

— Понятно, — Мне казалось, что надо как-то объяснить своё нескромное любопытство, и поэтому я продолжил: — Просто мне сегодня сон про вашу с Ольгой свадьбу приснился, вот думаю — не вещий ли?

— Не вещий.

— Уверен?

— Абсолютно.

Когда ответы Тима становились такими отрывисто-лаконичными, разговор было лучше не продолжать. Так что я заткнулся.

Мы вошли в маленький парк за автовокзалом. Забавное совпадение с эпизодом из майского глюка: парк, мороженое, снега вот только нет.

— Ты под ноги смотри, ладно?

— Ладно, — Тим тоже отлично всё помнил. — Дежавю, да?

— Да, похоже.

Я приготовился к наплыву неприятных эмоций — такой триггер, в конце концов! — но его так и не случилось. Мне просто было приятно идти прогулочным шагом в компании Тима и мороженого. По сути, что-то похожее и я представлял, когда безуспешно пытался сшить ткань двух параллельных миров Тима и Анны. Как обычно, слишком всё усложнив.

— Тим, у меня к тебе предложение, от которого нельзя отказываться. Будешь моим трофи-штурманом?

Тим замедлил шаги.

— У тебя внедорожник в ремонте.

— К весеннему сезону он будет как с конвейера, гарантирую. Так что?

Тим мог бы спросить: а если опять сны? — и я не нашёл бы сильных контраргументов. Однако вместо этого он сказал: — Ну, если тебя не пугает штурман-неудачник с врождённым топографическим кретинизмом, то я согласен.

— Не пугает, — Мой рот так и норовил расплыться в довольной лыбе стащившего кило сосисок кота. Плевать я хотел и на топографический кретинизм, и на сны, и на опасливый внутренний голос. Я хочу прожить свою жизнь так, чтобы не огрести в её конце озарение о впустую истраченных годах.

На другом конце города, в баре без вывески человек, который никогда не ошибается, поднял рюмку с искристой амброзией в молчаливом салюте.

========== V (минералка и яблочный сок) ==========

О самом себе Тим Сорокин был мнения невысокого. Подумаешь, белобрысый растяпа, программистишка средней руки с кучей асоциальных тараканов — кругом таких пруд пруди. Но вот какое достоинство он за собой признавал и, пожалуй, даже чуточку им гордился, так это склонность к наблюдению и анализу. Однако ещё Тим прекрасно знал, что бывают моменты, в которые мудрее не наблюдать и анализировать, а жить. Например, когда в первый день зимы ты идёшь в компании Дрейка по парку за автовокзалом и ешь мороженое. Вот почему он практически без возражений согласился на место штурмана — в ту минуту разумная самокритичность у него была благополучно отключена. А поскольку слово не воробей, то оставалось лишь утешиться рассуждениями о том, что Дрейк ясно понимал, кого именно зовёт в экипаж. И вообще, до весны их странная дружба почти наверняка закончится — как бы события последних недель не пытались убедить его в обратном, в чудеса Тим не верил с шести лет.

— Слушай, я без претензии, просто интересно. Ты почему тогда таксисту свой адрес сказал?

— От стресса рефлекс из сна выскочил, — не стал юлить Тим. — Ну и потом, где ты живёшь, я не знаю, а заранее спросить не сообразил.

Дрейк немного помолчал и назвал адрес.

— На всякий случай.

Тим кивнул с серьёзным видом, хотя был уверен, что на слух не запомнит. От знака доверия стало тепло, как от глотка крепкого чая из термоса, и даже ветер перестал казался таким уж пронизывающим.

Но закончилось мороженое, и закончился парк — как всё хорошее в этой жизни.

— Ты на остановку?

Тим отрицательно качнул головой: — Нет, погуляю.

— Далековато.

— Это если по проспекту. А я короткой дорогой пойду.

— Короткой дорогой? Кто там про топографический кретинизм рассказывал, не напомнишь?

По губам Тима скользнула невольная улыбка: — Я слишком часто здесь плутал, чтобы плохо помнить местность.

— Ну, смотри, — Дрейк протянул руку, прощаясь: — Хороших выходных.

— И тебе.

Книги научили Тима, что нет худшего обмана, чем самообман, а надежда — жестокое чувство. Поэтому с самого дня собеседования он запретил себе надеяться и перетолковывать события так, как хотелось бы сердцу. В этой части мультиверсума никто не платил одиночеством за переправу через черту. Тим глубже засунул руки в карманы куртки. Ах, если бы только майский сон не поселил в его душе тягу к теплу другой души! Прав был классик: иногда самое большое счастье заключено в неведении.

В левом кармане, посреди машинально перебираемого бумажного сора, пальцы Тима наткнулись на что-то цилиндрическое. Недоумевая, он вытащил штуковину на свет редких фонарей — перцовый баллончик из тётушкиной сумки. Тим нашёл его ещё в начале недели, когда наконец собрался с душевными силами для разбора вещей ушедшей. Тогда он подивился нестареющей боевитости тётушки и забрал перцовку с собой, подумав: вдруг во время поздней прогулки придётся отбивать Белку от каких-нибудь злобных четвероногих? Ну что ж, теперь надо узнать, как эти штуки правильно утилизируют. Тим спрятал баллончик обратно и дёрнулся от неожиданности, услышав за спиной громкое: — Эй, мужик! Сигаретки не найдётся?

***

Я сдержал данное совести обещание и пригласил Анну на ужин в «Траттории». Этот ресторан средиземноморской кухни открылся совсем недавно, так что лично я там ещё не бывал. Однако почитав хвалебные отзывы из серии «всё как на побережье Тирренского моря», рискнул репутацией знатока едален и в результате не прогадал. Блюда были язык проглотить, атмосфера — в меру домашняя, официанты — шустрые и профессионально приветливые. Субботний вечер тёк также плавно, как вплетённая в звуки моря мелодия, что играла фоном, божественно прекрасная Анна блистала остроумием и непринуждённостью разговора, и я тоже старался не отставать, хотя с каждой проведённой вместе минутой паниковал всё сильнее. Моя любовь — глубокая, страстная, вечная, чёрт бы побрал банальности, — вдруг исчезла. Я хорошо помнил, что должен испытывать в тот или иной момент, но по факту не испытывал. Нет, я по-прежнему был не против провести вместе горячий уикенд или просто потрепаться под вкусную еду и вино, однако стань сегодняшняя встреча последней — вряд ли бы долго терзался. Именно так завершались все мои прежние романы: я терял интерес и уходил в свободное плавание. Но сейчас-то речь шла об Анне, моей идеальной женщине! Лучше которой, я точно знал, не найду нигде и никогда. Нельзя было просто так взять и разлюбить её. И всё же я разлюбил.

— Знаешь, Андрей, с тобой сегодня определённо что-то не так.

Анна проницательно смотрела на меня поверх бокала шардоне. Пришлось срочно вспоминать лихую молодость и игру в покер.

— Да? И что именно?

— Ты чересчур обаятелен. Будто пытаешься меня очаровать во второй раз.

— Звучит, м-м, слегка параноидально, не находишь?

— Не нахожу, — Анна поставила бокал. — И ты до сих пор ни словом не обмолвился об аварии.

Я пожал плечами: — Самое крупное её последствие — это то, что мне придётся до конца зимы страдать без машины. А больше и говорить не о чем.

— И всё же мне очень интересно послушать подробности, — с обманчивой мягкостью сказала Анна.

Наверное, три дня назад я бы ей рассказал. Наверное, сейчас тоже следовало так поступить.

— Поверь, там действительно не о чем рассказывать, — не менее мягко ответил я. — Лучше скажи, как тебе маникотти*? Может, я зря на них не польстился?

Анна неохотно переключилась на тему еды, потом мы заговорили о чём-то ещё, и видимость приятного времяпрепровождения была восстановлена. Но когда пришло время вызывать такси, я так и не предложил поехать ко мне. А когда «шашечки» привезли нас к дому Анны, она так и не предложила подняться к ней. Выглядевшие такими стабильными отношения рушились с лёгкостью карточного домика, однако тем вечером ни один из нас даже не попытался их спасти.

За выходные мы больше не созванивались, нарушив традицию, возникшую едва ли не с первой встречи. К несчастью, сильнее всего меня расстраивало то, что я почти не расстраивался по этому поводу. Спустив воскресенье откровенно псу под хвост, на работу я вышел отнюдь не в светлом расположении духа.

Видимо, у шефа выходные тоже не сложились. Оперативку он вёл сухим и официальным тоном, а в конце подробно и показательно разобрал последний Ольгин отчёт на предмет разнообразных косяков. Насколько бы плохо я не разбирался в бумажкопроизводстве, жёсткое резюме «В следующий раз такой документ я приму только вместе с заявлением» показалось мне совершенно неоправданным. Из-за дурного настроения шеф устроил бурю в стакане воды, однако, mea culpa**, ровно по той же причине я передал Ольге его претензии с аналогичными интонациями и выражениями. Естественно, аналитик возмутилась: до сих пор её отчёты всех устраивали, — но я оборвал её резким «Лучше займись исправлениями» и уселся за компьютер.

— А вот это, Андрюша, уже непрофессионально, — От взгляда и голоса Васи Щёлока повеяло полярной ночью.

— Если считаешь меня непрофессионалом, то завтра можешь сам идти на оперативку, — ощерился я. — Пускай тебя шеф прилюдно тычет носом в косяки подчинённых.

— Я подумаю над твоим предложением, — льдисто проронил Вася. Ну вот, его я тоже зацепил — на этот раз «подчинёнными». У нас в команде звание тимлида*** считалось скорее формальностью, обязывающей присутствовать на всяких скучных мероприятиях, и с моей стороны было некомильфотно упоминать о нём всуе. А поскольку я прекрасно понимал, что неправ, то психовал ещё больше. Наиболее разумным в этой ситуации было нацепить наушники и уйти в код, как я и поступил.

Через два часа я стал подозревать о каком-то мировом заговоре в отношении моей скромной персоны. Код не писался категорически — на элементарные вещи уходило столько времени, что дедлайн уже можно было считать заваленным. Я с неприкрытой ненавистью посмотрел на вымученные строчки и одним движением мышки откатил все сегодняшние изменения. Надо покурить, попить кофе и с холодной головой начать заново.

В курилке можно было хоть топор вешать, хоть вешаться самому. Я включил вытяжку на максимум и вытащил из кармана подозрительно лёгкую пачку. Откинул крышку — упс, последняя сигарета — и вспомнил, что собирался перед работой зайти в круглосуточный.

— Дерьмо, — закурив, внятно сообщил я пространству. Вот чёрт, это ведь до самого перерыва ждать, а если шефу приспичит позвать меня на очередное совещание… — Дерьмо дерьмовейшее.

— Ты о чём? Не помешаю?

Тим будто из воздуха материализовался.

— Не помешаешь, — я затянулся и нехотя объяснил: — Курево закончилось.

Если посмотреть со стороны, глупая причина, чтобы материться.

— Держи, — Тим достал сигарету и протянул мне свой L&M.

— А ты?

— А мне пора урезать норму.

Я взял пачку — почти полная.

— Я в обед куплю и верну, хорошо?

— Как хочешь, мне они правда без особой надобности.

Я ждал вопросов — Тим вряд ли просто так решил выбраться на обкурку сразу после меня, — однако дымили мы в тишине. Постепенно никотин пригладил мои взъерошенные нервы, и я решил, что, в принципе, готов нормально общаться.

— Спрашивай.

Тим бросил на меня косой взгляд: — Вряд ли меня это касается. Но если ты захочешь поделиться, я выслушаю и постараюсь помочь.

Я затянулся в последний раз и потушил окурок. С чего бы начать? «Моя жизнь катится в тартарары»? Да ну. Когда жизнь реально туда катится, тихо уходят за черту, а не срываются на коллегах.

— На выходных я обидел, — я задумался, как мне теперь называть Анну, — свою девушку. Фактически на пустом месте.

— Ту, которой собирался делать предложение?

— Да.

— Так почему не миришься?

— Потому что, честно говоря, не хочу. Хотя должен.

— Хотеть?

— Угу.

Тим погасил сигарету и спрятал руки за спину.

— Знаешь, чувства вообще такая штука — неуправляемая. Можно стать тем, над кем у них нет власти, но вот заставить себя чувствовать то и не чувствовать это, по-моему, невозможно.

— Ладно, и как мне быть?

— Найти причины, принять их и решить, стоят ли они ваших отношений.

— Психолог, — усмехнулся я. — Признайся, подрабатываешь на полставки?

— Нет. Это из личного опыта.

— И что, помогало? — У меня не получилось спрятать сомнение до конца.

— Когда как. Но, по крайней мере, так ты управляешь ситуацией, а не она тобой.

Разговор прервало тихое треньканье, и Тим полез за смартфоном.

— Опять проклятый спам, — прокомментировал он пришедшее сообщение. — Никакие фильтры его не берут.

— Да, есть у него такая особенность, — Гаджет у Тима в руках чем-то зацепил моё внимание: — Слушай, у тебя, случаем, не новый смарт?

— Новый, — Тим поспешно убрал предмет обсуждения с глаз долой.

Так-так-так.

— А со старым что?

— Уронил неудачно.

— Тимыч, — проникновенно сказал я. — По-моему, ты темнишь.

Это «Тимыч» вырвалось так естественно, что я сам не сразу понял, как именно его назвал.

— Нет, правда уронил, — Тим посмотрел на меня чуточку виновато. — Ты же знаешь про мою координацию.

— Знаю, — Как и о том, что проблемы с ней начинаются, только когда Тим выбит из колеи. Я смерил его внимательным взглядом — нет, копать дальше не стоит. — Ну что, заполируем кофеем?

— Заполируем, — кивнул Тим. — Время как раз подходящее.

Для меня было тайной за семью печатями, как у Тима получалось настолько быстро и незаметно вытащить моё настроение из самой глубокой ямы. Однако против фактов не попрёшь: десять минут разговора в курилке вернули мне бодрость духа и примирили с неумением влюбляться дольше, чем на восемь месяцев. Даже в идеальнейшую из женщин.

— Что там с Белкой? — спросил я, пока Тим сочинял себе латте. — Забрали её в субботу?

— Да, — Микроволновка зажужжала, подогревая молоко. — Столько радости было — словами не передать.

— У девчонки-хозяйки?

— И у Белки тоже.

— Предательница, — осудил я.

— Вовсе нет, — Тим поставил кружку под сопла кофемашины и нажал «Старт». — Вполне естественное поведение для щенка.

— Ничего, она ещё заскучает.

— Может быть, но мне бы этого не хотелось. Пусть у них всё будет хорошо. Автомат свободен.

— Ага, спасибо.

Было немного обидно за Тима и его привычку вечно отодвигать себя на второй план, но не читать же ему на этот счёт лекцию? Поэтому я просто занялся кофе.

В обед на меня не свалилось никаких совещаний, и я успел переделать кучу дел. Во-первых, смотался в минимаркет неподалёку от бизнес-центра, где купил сигарет для себя и большое красивое яблоко для Ольги. Во-вторых, я презентовал ей это яблоко в качестве извинения за утреннюю вспышку. Ольга сначала растерялась, потом обрадовалась, потом постаралась вернуть на лицо обычное деловое выражение и, наконец, с достоинством поблагодарила за подарок. Наблюдавший сценку Вася Щёлок незаметно показал мне большой палец, и мир в нашей маленькой компании был полностью восстановлен. Однако мои подвиги на этом не закончились: я вернул Тиму L&M, пообедал и, набравшись духу, позвонил Анне.

— Привет.

— Привет.

Вряд ли мне померещились прохладные интонации.

— Говорить можешь?

— В принципе, могу.

Значит, я всё же от чего-то её отвлекаю.

— У меня, собственно, всего один вопрос: поужинаем сегодня? Время и место — на твой выбор.

— Семь тридцать, «Хинди-руси», — после короткого раздумья ответила Анна. В отличие от многих девушек, у неё не было дурацкой привычки ломаться, даже когда она очень сердилась.

— Договорились, я закажу столик, — Я чуть не добавил «Где тебя подобрать?», однако вовремя вспомнил о своей пешеходности. — До вечера.

— До вечера.

И никаких «люблю». Закончились.

В «Хинди-руси» мне повезло забронировать отдельный кабинет — комнатушку без окон, по восточной традиции завешанную коврами. Настенные светильники были стилизованы под масляные лампы, вместо стульев гостям предлагалось восседать на щедро разбросанных вокруг низкого столика подушках. Сплошная экзотика.

— Тхали****, — коротко сказала Анна официанту в белоснежной чалме.

— То же самое, — мне было лень тратить время на перебор меню. — И имбирный чай в конце.

— С бурфи, — добавила Анна, которая, вообще-то, сладкое не ела, однако делала исключение для этой индийской помадки.

За едой мы разговаривали только на общие темы. Но после того, как нам принесли поднос, на котором пузатый глиняный чайник важно приглядывал за чашками-пиалами, Анна предложила: — Спорим, я с первого раза угадаю, зачем ты меня пригласил?

— Угадывай, — легко согласился я.

— Ты понял, что больше меня не любишь, и хочешь разбежаться.

— Верно наполовину. Разбегаться необязательно, достаточно будет просто не считать нас парой.

— Неужели ты скатишься до пошлости «давай останемся друзьями»? — Анна брезгливо сморщила нос. — Фу.

— Нет, если хочешь, можем и разойтись. Хотя мне по-прежнему нравится с тобой общаться.

— В том числе, в постели, — цинично развернула эвфемизм Анна.

— В том числе, — не стал отпираться я.

Анна усмехнулась: — Знаешь, это просто за гранью моего понимания.

— Что именно?

— То, насколько спокойно ты заканчиваешь наши отношения. Причём абсолютно на ровном месте.

— Прости.

Анна неопределённо повела рукой. То ли принимая извинения, то ли удивляясь, как у меня хватает наглости ждать прощения.

— Давай начистоту. Ты встретил другую женщину?

— Нет. Я, — Чёрт, как же фальшиво звучит, — просто разлюбил. Хотя даю слово: так, как тебя, я не любил никого.

— О, я верю, — Анна, не глядя, вытащила из сумочки пару банкнот и положила их на столик. — Иначе я бы первой закончила наши отношения.

— Почему?

— Терпеть не могу лжецов, — Она со стремительной грацией поднялась на ноги. — Андрей, я буду крайне признательна, если эта наша встреча станет последней. Пришли мне мои вещи курьером.

— Хорошо, — Я поспешно вскочил следом, но ответ достался уже закрывающейся двери.

Тогда я опустился обратно на подушки и налил себе чая. Раньше — особенно, после разговора о браке — мне казалось, что чувства Анны в большей степени идут от разума. Ну, там, красавчик, не дурак, классный любовник и, самое главное, не выносит мозги по поводу и без. Глупо не отвечать такому взаимностью. Я покачал чашку, ловя отражения светильников. Похоже, за восемь месяцев я ни хрена не разобрался в характере женщины, которую хотел назвать своей женой. Эксперт хренов.

Вернувшись домой, я собрал пакет с немногими оставленными у меня Анной вещами, вызвал круглосуточную службу доставки и договорился, что завтра адресат вместе с посылкой получит букет белых лилий. Пускай цветы даже частично не искупали мой поступок — спать я ложился в чуть меньшем моральном раздрае.

Мне приснился цветущий сад: акварельный свет, нежные ароматы, деловитое гудение пчёл. Тёплый ветерок игриво срывал бело-розовые лепестки и всё норовил перевернуть очередной лист толстенной книженции, которую читал сидевший под раскидистой яблоней Бабочка. Мир желтоватых страниц затянул его так глубоко, что я смог подойти, не привлекая к себе внимания. Мне было интересно рассмотреть его своими глазами, а не через призму зрения Дрейка, однако какой-то принципиальной разницы во внешности я не высмотрел. Как и Тим, Бабочка был точно таким же, как в майском глюке. Может, только волосы отросли — одну особенно настырную прядку он то и дело сдувал со лба. Наконец, уморившись от бесплодных попыток, Бабочка попробовал заправить прядь за ухо и неожиданно для себя заметил, что не один. Поспешно вскинул на меня дымчато-зелёный взгляд и засиял радостью долгожданной встречи.

— Привет! Здорово, что ты пришёл!

— Привет, — Не в силах устоять перед его широкой улыбкой, я тоже разулыбался до ушей. — И я рад, что добрался сюда. Чем развлекаешься?

— Читаю вот, — Бабочка показал книжку, однако разобрать надпись на обложке я не сумел. — Да ты садись, — он гостеприимно подвинулся. — Воды принести? Или мороженого — я на всякий случай для тебя оставил.

— Спасибо, — от всего сердца поблагодарил я, — но давай чуть попозже, ладно?

— Не вопрос. Сильно устал?

— Ты знаешь, порядочно, — я присел на траву и с удовольствием прислонился спиной к бугристому яблоневому стволу. Ноги гудели так, словно прошагали не один десяток километров, только дорогу сюда я почему-то совсем не помнил.

— Так отдыхай, — мягко сказал Бабочка. — Это лучшее место для отдыха, можешь мне поверить.

— Верю, — я сомкнул налившиеся свинцом веки. — Если начну храпеть — толкни.

— Ты не храпишь.

В голосе Бабочки прозвучала неприкрытая нежность, слышать которую было до мурашек приятно. А потом на меня навалилось плотное одеяло сна, и когда я проснулся, то обнаружил себя уже в родной спальне, где будильник на все лады распевал побудку. Бабочка не преувеличил: отдохнул я отменно, и хотя мы с Тимом наверняка разделили сновидение пополам, оно не оставило тревожного послевкусия. Приятное разнообразие, не говоря уж об обещанной сном тихой гавани. Надеюсь, это не самообман, а действительно предсказание скорого конца задолбавшей меня дерьмовой полосы жизни.

Видимо, после всех пертурбаций я нучился толковать сны похлеще библейского пророка. Стоило мне прийти на работу, как одна за другой посыпались хорошие новости. Сначала с какой-то из разборок позвонил Даня и радостно сообщил, что нашёл битый «Патриот» с идеально целыми внутренностями. Через пару часов машина окажется у него в автосервисе, и мой танк наконец-то начнут восстанавливать из руин. Не успел я порадоваться, как получил от службы доставки сообщение, что Анна получила посылку. Знаю, это было несправедливое чувство, но у меня Олимп с плеч свалился. Я официально получил назад свою драгоценную свободу авантюриста и раздолбая, и, в принципе, вечерком по данному поводу можно было где-нибудь посидеть.

— Тим, ты после работы занят?

Мирно распивающий послеобеденный кофе Тим отставил кружку.

— Вообще-то, да. Меня попросили помочь шкаф собрать. А что ты хотел?

— Забей, не важно, — я по-глупому расстроился, и Тим, понятное дело, это заметил.

— Но завтра я совершенно свободен, — быстро прибавил он.

— И не против пропустить по рюмочке чего-нибудь десятилетней выдержки?

— Не против, если тебя не смущает середина рабочей недели.

— Мы символически, — отмазался я банальностью, однако Тим не стал придираться.

— А какой повод, кстати? — он снова взял свою чашку.

— Возвращение меня в стройные ряды холостяков.

Я постарался сказать это максимально легкомысленно, однако всё равно получил внимательный и серьёзный взгляд.

— Ты уверен, что решил правильно?

— Да, — Сам не знаю, насколько я сфальшивил, а Тим если и разобрал, то расспрашивать дальше не захотел. Любопытно, кому там он собирает шкаф? Соседке? Спрошу как-нибудь при случае.

Спрашивать мне не пришлось, потому что вечером всё открылось само. Я как раз успел поужинать, когда зазвонил смартфон.

— Привет, говорить можешь? — прежде всего уточнил Тим.

— Могу, — Я запихнул в посудомойку последнюю тарелку и запустил машинку.

— Скажи, у тебя шуроповёрт или электроотвёртка есть?

Я задумался: — Шуроповёрт вроде был. А что?

— Принесёшь завтра на работу?

— Принесу. Всё так сложно со шкафом?

— Ну, не просто.

— То есть завтрашние посиделки откладываются?

— Да, прости, — Тим явно огорчался перемене планов. Мне тоже было очень обидно: откуда он только взялся, этот сраный шкаф?

— Слушай, я тут всё равно фигнёй страдаю. Может, привезти тебе шуроповёрт сейчас?

После наполненной невнятным бормотанием паузы Тим сказал: — Если тебе не трудно, — и назвал незнакомый адрес. Так-с, значит, это не соседка. Всё интереснее и интереснее.

— Через двадцать минут подъеду, — не задумываясь пообещал я и только потом сообразил, что автовладелец из меня по-прежнему формальный. Ну, может, белая полоса ещё не закончилась, и мне повезёт с такси.

Конечно, я предполагал, чей адрес назвал Тим, однако когда дверь и вправду открыла смущённая Ольга, мысленно присвистнул. Уж не оказал ли я приятелю медвежью услугу, напросившись приехать? Впрочем, вид прихожей и частично зала, заставленных деталями шкафа, меня быстро переубедил. В одиночку — или даже с Ольгой на подхвате — эту радость аккурат до второго пришествия собирать.

— В общем, насколько я понял инструкцию, — вышедший в прихожую Тим взмахнул подшивкой листов А4, — ничего сложного тут нет. Просто громоздкое всё.

— Угу, — Я вручил Ольге чемоданчик с инструментом и не спросившись стал снимать куртку. — Вдвоём как раз до полуночи управимся.

— Слишком пессимистично, — не согласился Тим, а Ольга в голос с ним возмутилась: — Почему это вдвоём?

— Потому что по Трудовому кодексу женщинам поднимать тяжести не положено, — Я повесил куртку на вешалку и засучил рукава. — Ладно, с чего там предлагают начинать?

Из нас троих самым продвинутым в сборке мебели оказался Тим.

— Дядюшка любил постолярничать на досуге, — пояснил он в ответ на наше с Ольгой немое недоумение. — Ну, и меня приобщал.

— Полезное хобби, — заметил я, снимая защитную упаковку с раздвижной двери, украшенной аппликацией Фудзи. — Кстати, Оль, а почему ты вместе с доставкой сборку не заказала?

— Решила, что сама справлюсь, — сухо ответила Ольга. Я даже обалдел слегка: огромный шкаф на всю стену, с кучей отделений — и сама? Откуда это помутнение разума? Тут я поймал предупреждающий взгляд Тима и понял, что тему лучше не развивать. Ладно, выспрошу потом у него, раз он так очевидно в курсе.

После того, как мы дружными усилиями собрали большую часть шкафа, я объявил перерыв. Ольга ушла на кухню готовить чай — или даже чайную церемонию, судя по её любви ко всему японскому, — а мы с Тимом, испросив разрешения, выбрались покурить на широкую лоджию.

— Так что тут со сборкой «под ключ» случилось? — полюбопытствовал я после первой затяжки.

— Конфликт у Ольги случился, — Тим покатал в пальцах нераскуренную сигарету. — С конторой, которая ей делала этот шкаф. Сначала ребята раз за разом переносили срок приёмки, потом, несмотря на обещанную бесплатную доставку, захотели денег за каждый этаж. Потом выяснилось, что сборка тоже платная, и у Ольги не выдержали нервы.

— И давно она в таком бедламе живёт?

— С воскресенья.

— А почему в итоге им занимаешься ты, а не кто-то из друзей-родственников? Или там специально нанятых товарищей?

— Потому что она спросила моего совета, и я вызвался помочь, не уточнив масштабы работ.

— Узнаю брата Тимыча, — хмыкнул я. Тим смущённо развёл руками: куда деваться, такой вот.

В лоджию заглянула Ольга с объявлением, что стол накрыт, и мы отправились подкреплять силы перед финальным рывком. Угощали нас зелёным чаем, сложносочинённое название которого я не запомнил, и морковным пирогом. К последнему я отнёсся настороженно, однако распробовав присоединил голос к славословиям в адрес хозяйки. Ольга мило розовела и отнекивалась — в домашней обстановке она была полной противоположностью своей офисной ипостаси. Но ни намёка на нежные чувства, пусть даже зарождающиеся, между нею и Тимом я так и не уловил. Двое моих коллег, похоже, взялись опровергнуть распространённое мнение о невозможности платонической дружбы между мужчиной и женщиной, а заодно посрамить предсказания всех снов вместе взятых. И что-то мне подсказывало, что инициатива в данном начинании целиком и полностью принадлежала Тиму.

В начале двенадцатого мы поставили на место последнюю полку и дружно утёрли трудовой пот.

— Ну, хозяйка, принимай работу! — торжественно провозгласил я.

— Хотя намусорили мы, конечно, знатно, — добавил Тим.

— Мусор — это ерунда, — Ольга протянула мне одну руку, Тиму — другую и с чувством сказала: — Спасибо вам обоим огромнейшее. С меня… что?

— Ничего, — сказал Тим.

— Ничего, — подтвердил я. — Давай мы соберём упаковку, чтобы сразу выкинуть, а ты пока вызовешь нам такси.

Ольга свела брови на наше «ничего», однако, безошибочно найдя смартфон под неопрятной кучей строительной плёнки на журнальном столике, деловито уточнила: — До куда заказывать?

Тим вопросительно посмотрел на меня и ответил: — До «Плазы», а дальше сами разберёмся.

Распрощавшись с Ольгой и вновь уверив её, что хорошим людям помогаем за просто так, мы с Тимом подхватили инструменты и упаковочный хлам и пошли ждать такси на улице.

— Ну что, теперь завтрашний уговор в силе? — спросил я, скидывая мусор в стоявший у подъезда контейнер.

— В силе, — кивнул Тим. — Ты поэтому решил приехать?

— Поэтому и потому, что мне реально было нечем заняться.

— Не жалеешь?

Это он об Анне, понял я.

— Скорее нет, чем да. А ты? Не жалеешь?

— О Белке? Тоже скорее нет, чем да. Мне, кстати, сегодня предложили взять другого щенка на передержку.

— Кто? Те товарищи, которых ты как-то просил присмотреть за Белкой?

— Да.

— И ты согласился?

— Попросил время на раздумье.

— И?

— Скорее всего, соглашусь. Всё-таки это не так ответственно, как постоянно держать собаку.

И не так одиноко, как жить совсем без собаки.

— Тимыч, — для пущей весомости я положил ладонь ему на плечо. — Вот даже не сомневайся, бери этого щенка. Только книжки повыше подними.

— Книжки я ещё после Белки не спустил, — Тим поднял глаза к выглянувшей из-за облаков бледной луне. — Спасибо, Дрейк.

— Да ладно, было б за что, — Я очень постарался снять руку без обидной торопливости. Кажется, теперь мы оба начали путать сны и реальность, и это были фиговые новости. К счастью, во двор наконец-то въехало такси, естественным образом закруглив разговор.

Следующим утром Ольга принесла на работу большой контейнер шоколадно-орехового печенья, по виду неказистого, но ароматного до голодных спазмов в желудке.

— Оль-ля! Ты что, ночью совсем не спала? — Сказать по правде, я был тронут.

Ольга чуть-чуть зарделась: — Оно быстро печётся, я перед работой успела.

— Героично, — без иронии сказал Вася. — Только, может быть, вы и мне откроете повод?

— Вчера мы с Андреем помогли Ольге собрать шкаф, — объяснил Тим. — Собственно, всё.

— Боюсь представить, какой там был за шкаф, раз его оценили в такую гору печенья, — хмыкнул Щёлок. — Сахарный диабет не отхватите?

— Обычный был шкаф, — сильнее заалела Ольга. — А печенье — для всех.

— Поэтому портить поджелудочную ты тоже будешь, но, — я поднял указательный палец, — только после оперативки.

— Советую прежде шефа угостить, — заметил Вася. — Он сегодня не в духе.

— Ну, к нам у него, вроде бы, претензий быть не должно, — Я бросил взгляд на настенные часы. — Всё, я скоро.

На оперативке нашу группу действительно не тронули, хотя шеф был хмур, как человек с сильной зубной болью. День вообще прошёл на редкость тихо, а потому плодотворно: мы с Васей закончили свою часть по доработке системы и передали бразды правления Ольге. Словом, поводов посидеть вечерком за бокалом чего-нибудь расслабляющего прибавилось.

— «Реми Мартан»? — уточнил я у Тима, когда мы спустились в блюзовый полумрак крохотного бара без вывески. Сам я о нём узнал от Димона, а уж где добыл информацию этот образцовый семьянин — тайна великая есть.

— Символически, — напомнил Тим.

— Само собой, про уговор я помню, — я прикусил язык. Чёрт, опять. Уговор о том, что Бабочке пить со мной вовсе не обязательно, был в майском сне, не в реальности. Хотя, Тим, похоже, отнёс фразу к нашему обсуждению посиделок посреди рабочей недели. Ну и замечательно.

Сумрачный бармен по-аптечному чётко разлил коньяк в два «тюльпана», к которым по собственной инициативе присовокупил блюдце с полупрозрачными ломтиками сыра. Мы забрали заказ и расположились за дальним от входа столиком. В тишине продегустировали алкоголь: Тим — на запах, я — на запах и вкус.

— Годно, — вынес я вердикт. — Нормальное место.

— Согласен, — Однако пригубливать «Реми Мартан» Тим всё равно не стал.

Мы вновь замолчали, и мне было хорошо в этом молчании. Я вспомнил повод, по которому сейчас пил, и Анну — со светлой грустью, как вспоминают счастливые сны или хорошее, оставшееся далеко в прошлом. И по-моему, это было неправильно. Как и то, о чём я собирался спросить.

— Тим, если я совсем обнаглел, ты так и скажи, я не обижусь. Мне показалось, или ты специально не идёшь дальше дружбы с Ольгой?

— Тебе не показалось, — На свою беду, Тим патологически не умел посылать лесом лезущего не в своё дело меня.

— Почему?

— Не хочу сделать её несчастной.

Я заменил возглас «Да почему сразу несчастной?!» сдержанным: — Не понимаю.

— Я, конечно, здесь теоретик, — Тим не сводил глаз с крепко сжимающих бокал ладоней, — но когда в паре один любит, а другой — вроде бы любит, то счастья такие отношения не приносят.

— «Вроде бы любит» — это ты? — тихо спросил я. Тим кивнул.

— Просто с недавних пор, — он очень аккуратно поставил «тюльпан» на стол и посмотрел мне в лицо, — я точно знаю, что такое любовь. И не хочу никому врать об этом.

Я почувствовал себя конкретно не в своей тарелке и героически слинял в кусты: — Что-то я разговор завёл, не подходящий к месту. Давай лучше про что-нибудь другое?

— Давай, — без сожаления согласился Тим. — Про что?

— Про что-нибудь глобально-философское, о чём ты сейчас читаешь.

— Если я скажу, что перечитываю Крапивина, то сильно упаду в твоих глазах?

— Вообще не упадёшь, — заверил я. — А с чего это ты взялся вспоминать книжное детство?

—Да я не взялся на самом деле. Про Крапивина так, к слову пришлось: недавно наткнулся на рецензию, где его книги назвали гимном некроромантизму, и подумал, что неплохо бы их перечитать с такой точки зрения. Но пока я читаю про жизнь и смерть с позиции тибетского буддизма.

— Смотрю, ты прям всерьёз темой смерти занялся!

— Пробую подвести теоретическую базу под память о практическом опыте.

— Ясненько, — я поудобнее устроился на стуле. — И много уже накопал?

— Ну, я только начал. Вот, например, в Тибете считают, что сама по себе смерть не хороша и не плоха, она естественна для человеческого существа, как сон или дыхание. На Западе же люди стараются спрятаться от неизбежного за тысячей рутинных дел и мыслей, за созданием иллюзии стабильности жизни — и когда подходят к черте, то внезапно понимают, что из-за этого страха жили впустую.

— А более верный подход?

— Не прятать голову в песок, разумеется. Научиться спокойно смотреть смерти в лицо — и увидеть, что же за ней скрывается.

— Бог, — уверенно сказал я.

— Буддисты называют это «природой Будды», однако суть та же, — Тим покрутил бокал за ножку. Поднёс к носу, вдыхая коньячный аромат. — Для подготовленного человека смерть — кульминация жизни и возможность выйти за границы круга перерождений.

— Но прежде надо уйти отшельником в Гималаи.

— Вроде бы это необязательно, однако до практических рекомендаций я пока не дочитал.

— Когда дочитаешь, не забудь рассказать. Вдруг там действительно что-то полезное?

— Хорошо, расскажу, — пообещал Тим. — А у тебя есть новости про ремонт машины?

Разговор перешёл к будничным делам, и начатый за упокой вечер закончился вполне себе за здравие.

— Пройдёмся немного? — предложил я, когда мы вышли из бара. Было пасмурно, но безветренно, и хотя асфальт влажно блестел в жёлтом свете уличных фонарей, с неба ничего не сыпалось.

— Давай, — Тим потянул носом воздух, пробуя его, как пробовал на запах «Реми Мартан». — Совсем зима о нас забыла.

— И отлично, — я подумал и не стал поднимать воротник куртки. — Пока я пешеход, я обеими руками за глобальное потепление.

— Да, мне морозы тоже не сильно по вкусу. Только на Новый год всё-таки хочется снега.

— До него ещё три недели. Глядишь, и выпадет что-нибудь.

Так, бок о бок и изредка перебрасываясь фразами, мы неспешно шагали в сторону проспекта, откуда Тиму до дома было рукой подать, а мне до моих элитных ебеней сорок минут трястись в троллейбусе. Или — хрен редьки не слаще — полчаса в маршрутке.

— Мужики, закурить будет?

Коньяк и прогулка расслабили меня настолько, что я проворонил звоночек от шестого чувства. Впрочем, ребята могли спрашивать искренне — они же не совсем слабоумные, чтобы всего вчетвером залупаться на двух взрослых мужчин.

— Будет, — очень спокойно ответил Тим и достал из кармана пачку. — Держи.

Переговорщик вынужденно подошёл к нам — гоп-компания определённо не имела дурных намерений, — присмотрелся к Тиму, ко мне и вместо того, чтобы взять сигареты, попятился назад.

— Извините, — забормотал он. — Мне не нужно, извините.

Мы с Тимом изумлённо наблюдали, как гопник ретировался к своим, что-то им сказал, и все четверо шустро скрылись в ближайшем проулке.

— По-моему, я эти рожи уже видел, — протянул я. — Двоих точно.

— А я, кажется, только того, который за сигаретами подходил, — Тим убрал пачку обратно.

— Погоди, на выходных? — озарило меня. — Так вот что с твоим старым телефоном случилось!

— Да нет, я его вправду уронил и разбил экран. У меня тогда целый вечер всё из рук валилось — не каждый день приходится людям перцовкой в лицо брызгать.

Я представил, как себя должен был чувствовать гопник, встретив сразу двух своих неудавшихся жертв, и рассмеялся. Тим поддержал моё нервно-адреналиновое веселье коротким смешком: — Если у него в голове не одни опилки, то он правильно истолкует знаки мироздания.

— С трудом верится, — успокаиваясь, фыркнул я. — Эти ребята в голову преимущественно едят и шапку на ней носят. Но ты крутой товарищ, оказывается!

— Обычное везение и эффект неожиданности, — запротестовал Тим.

— Ещё скажи, что тебя совесть мучила за применение химоружия, — пошутил я и, судя по тому как Тим спрятал глаза, неожиданно попал в десятку.

— Ну, немного.

Да уж. Уникальная личность.

До остановки на проспекте мы добрались без эксцессов. Я посмотрел на часы и загрустил: начало одиннадцатого, троллейбусы уже не ходят, маршрутки — раз в полчаса по обещанию. Надо вызывать такси, но как же они мне выбесили за прошедшую неделю! Ещё ведь и цену заломят непомерную.

— Скажи, я тебя сильно стесню, если попрошусь на дверном коврике переночевать? — брякнул я, не успев подумать.

— Ты меня не стеснишь, даже если попросишься ночевать на кровати.

Тим обрадовался сказанной мною глупости — непосредственно, по-Бабочкиному — и по-Бабочкиному же стушевался, когда понял, что я это заметил.

— Неужели и завтраком покормишь?

А мне, чёрт побери, была приятна его радость.

— Покормлю. Омлет с колбасой и сыром подойдёт?

— По эксклюзивному тётушкиному рецепту? Спрашиваешь!

Только вдруг мне этой ночью приснится… что-нибудь? Или нам двоим приснится — какой после этого завтрак, после этого смотреть друг на друга тошно будет! Последние соображения отразились на моём лице настолько явно, что слепому не составило бы труда их прочесть. И радость Тима потухла — как свеча под порывом зимнего ветра.

— Или всё же поедешь домой? — ровно уточнил он.

— Не знаю; просто, — я напомнил себе, что это Тим, и с ним нужно говорить начистоту, — как поступим, если нам приснится, м-м, какое-нибудь непотребство?

Тим моментально заинтересовался жестяной табличкой с расписанием транспорта.

— Ну, ты ведь гость. Пойдёшь в ванную первым.

Представления не имею, что такого было в его нарочито рассудительном тоне, отчего мои опасения как Цербер языком слизнул.

— Нет уж, давай заранее по-честному монетку бросим, кому первым идти.

Позабыв про смущение, Тим удивлённо воззрился на меня: правда? ты передумал?

— Ладно, ладно, — Я сделал вид, будто истолковал взгляд в ключе моего полушутливого предложения. — Я гость, ты хозяин; как ты решил, так и будет. Идём?

Вот таким немудрёным способом я эгоистично добился, чего хотел — посреди декабрьской ночи персонально для меня засветило летнее солнышко.

— Конечно, идём.

***

Ничего крамольного той ночью мне не приснилось, да и в последующие раз или два, когда я психовал и напрашивался к Тиму ночевать, то спал без сновидений. Может быть, меня от них охранял новый обитатель Тимовой квартиры — белый кот Сём-Сёмыч. Тим получил его на передержку вместо обещанного щенка, которому в самый последний момент нашлись постоянные хозяева. Сём-Сёмыч был инвалидом: какие-то альтернативно одарённые ублюдки сбросили бедного зверя с пятого этажа, и он так жёстко поломался, что потребовались две операции и титановый шунт. С тех пор Сёма сидел по-балетному отставив в сторону негнущуюся заднюю лапу, однако веры в человечество не потерял. Думаю, он вообще считал, что именно кошки опекают непутёвых двуногих, а уж никак не наоборот. И когда рано просыпавшийся Тим начинал тихо возиться по дому, Сём-Сёмыч открывал дверь в мою комнату, запрыгивал на кровать и принимался меня будить. Активно прогонять зверя-инвалида было совестно, так что воленс-ноленс приходилось вставать.

— Вторая Белка, блин, — бурчал я за завтраком. — Одна масть, одни повадки. Не дам тебе колбасы после такого, понял? Даже не проси.

Сёма всё понимал, но не обижался. А может, он просто не любил колбасу.

Общественный транспорт был единственной ложкой дёгтя в моей нынешней жизни. На работе шеф совсем перестал дёргать меня на совещания, поэтому, в кои-то веки разделавшись с запланированными задачами намного раньше дедлайна, мы с Васей занялись концепцией новой разработки. Система — системой, однако пора двигаться дальше. Так что вечера я обычно проводил за ноутбуком, горя идеей как в старые добрые времена. Исключениями были пятницы, когда мы с Тимом встречали уикенд в баре без вывески, и выходные, когда я либо торчал в автосервисе у Данилы-мастера, помогая — или мешая — с восстановлением моего танка, либо брал подмышку ноут и нахально заваливался на весь день к Тиму. Думалось и работалось рядом с ним как нигде хорошо, а взамен я помогал с мелкими хозяйственными делами. Внутренний голос попробовал было пытать меня на тему «Зачем я это делаю?», однако исправно заткнулся после железного аргумента «Потому что хочу». Потому что декабрь, особенно бесснежный, — это тёмный, холодный месяц, в который трудно обходиться без солнечных тепла и света.

Порой я думал об Анне: как она, как её съёмки, не оставила ли она идею фитнес-туров? — но ни разу не искал в соцсетях информацию о ней. Хотя однажды мы едва не столкнулись на субботней вечеринке в «Хайяме», куда меня вытащил упорный Дима. Он искренне полагал, что после аварии я впал в некую разновидность депрессии, а следовательно, нуждаюсь в увеселениях и развлечениях. Выглядела Анна как всегда сногсшибательно, я недолго полюбовался её восточной красотой и убрался в другой зал. Да так незаметно, что увлёкшийся выступавшими на сцене девушками Димон чуть меня не потерял. Я же тем временем успел поучаствовать в беспроигрышной лотерее и с лёгкой руки выиграл приглашение в «Хайям» на встречу Нового года. Красивый жест Фортуны остался недооцененным — я равнодушно сунул ламинированную бумажку в карман пиджака и забыл о ней вплоть до корпоратива в последнюю пятницу декабря. Мероприятие, кстати, было организовано похуже, чем приглючилось мне под абсентом, однако требования к дресс-коду остались теми же. Распихивая мелочёвку по пиджачным карманам, я наткнулся на бумажный прямоугольник, прочитал текст и решил: почему бы и нет, раз из-за ремонта «Патриота» и разрыва с Анной все мои новогодние планы накрылись тазиком? Так что тридцать первого декабря в девять вечера я предъявил пропуск суровой охране и, как в арабский Джаннат*****, вошёл в богато украшенный холл «Хайяма».

Смешно, но меня хватило всего на полтора часа и два бокала игристого, после чего в моём левом виске проснулся человечек с дрелью. Я попробовал отделаться от него игнором — куда там! Эту падлу мои усилия только раззадорили, и вскоре стало очевидно: до полуночи я не дотяну. В отвратительном настроении, которое не улучшали переглядывания гардеробщика и охранников, я ушёл из клуба, и, конечно же, ровно через квартал мигрень отступила, оставив одну только злость на целый свет. С каким удовольствием я бы сейчас встретил давешнюю компашку гопников! Увы, они тоже где-то праздновали, как все нормальные, не страдающие необъяснимыми головными болями люди.

Ассоциативное противопоставление «нормальные-уникальные» навело меня на по-настоящему полезную мысль: я позвонил Тиму.

— С наступающим! — гаркнул я в ответ на заторможенное «Да?». — Ты что, спишь?

— Собираюсь, — Тим почти зевнул в трубку. — А ты отмечаешь?

— Можно и так сказать. Так ты вправду не будешь ждать полуночи?

— Нет, зачем?

— Ну, речь президента, куранты, всё такое. Желание загадать под бокал газировки.

— Газировки у меня нет, а без остального я уже много лет неплохо обхожусь.

— Нет, так нельзя, — заупрямился я. — Сколько сейчас времени?

— Без десяти одиннадцать.

— Отлично. Что у тебя есть, если не газировка?

— М-м. Яблочный сок.

— Прокатит. Наливай в бокал и ищи запись курантов. Встретим с тобой Новый год по соседнему часовому поясу, и спи со спокойной душой.

В трубке зашуршали: Тим принял мою игру.

— Чашка вместо бокала сгодится?

— Сгодится, — Вот только где бы мне взять стакан чего-нибудь? Я оглянулся и заметил на следующем доме зелёный крест круглосуточной аптеки. Отлично! — До связи через пять минут.

— До связи.

Тётенька-провизор наверняка удивилась странному человеку, покупающему бутылку «Ессентуков» перед Новым годом, а не на утро после. Впрочем, сейчас мне чьё угодно удивление было по барабану. Я вышел на крыльцо, залихватски свинтил пробку и набрал номер Тима.

— Готов? Что со временем?

— Готов, без трёх минут.

— Ладно, речь президента мы опустим. Сделаешь громкую связь?

— Ага, — голос Тима стал тише, к нему добавились посторонние шумы. — Заводить?

— Заводи. Только, Тимыч! — спохватился я. — Ты обязательно загадывай желание, хорошо? Настоящее желание, не фуфло какое-нибудь.

— Хорошо.

В динамике зазвучал перезвон кремлёвских курантов, потом раздалось торжественное «Бом-м-м! Бо-м-м! Бом-м-м!». Я поднял в салюте бутылку минералки и от всего сердца загадал: пускай в будущем году желание Тима исполнится самым наилучшим образом. И как по заказу, ровно с двенадцатым ударом во дворах неподалёку кто-то запустил репетицию праздничного фейерверка. Тогда я тоже включил громкую связь, чтобы Тим слышал баханье ракет.

— С Новым годом, Бабочка.

— С Новым годом, Дрейк.

* Маникотти (Manicotti) — длинные и широкие макароны-трубки, могут быть рифленые. Маникотти также называется само блюдо, когда используются именно эти макароны, как в случае с лазаньей. Подаются фаршированными мясными или сырными начинками.

**Mea culpa (лат.) — моя вина.

***Тимлид (с англ. team leader — капитан, руководитель команды) — лидер группы разработчиков программного обеспечения.

****Тхали — блюдо индийской и непальской кухни, сервируется на круглом подносе (слово тхали в переводе означает поднос), в центре которого находится рис, а по окружности расставлены металлические миски, содержащие дал, овощи, карри, различные мелкие гарниры и приправы.

*****Джа́ннат (араб. сады‎) — в исламской эсхатологии: райский сад, в котором после Судного дня будут вечно пребывать праведники.

========== (эпилог. Шиповник) ==========

Как и полгода назад, низкое серое небо осыпалось дождём на раскисшую землю. Но полгода назад кусты и деревья уныло чернели обнажёнными ветками, а сейчас мелкие капли стучали по упругой молодой листве. И ещё полгода назад у Тима не было зонта, а могильный холм не прятался под мраморным надгробием. Тётушка сочла бы памятник из полированного тёмного камня недопустимым расточительством, о чём не преминула бы высказать транжире-племяннику в самых нелестных выражениях. Тим улыбнулся про себя, вспомнив, как прятал от неё чеки из магазинов и счищал с покупок наклейки ценников. Для него стоимость вещей измерялась в их полезности и способности радовать людей, а не в дензнаках.

«Я скучаю, тётушка, — Тим поправил мокнущий на плитах букет привезённых с дачи разноцветных тюльпанов. — Глупо, конечно, не по-философски, но я скучаю».

Он ещё немного постоял у памятника, прощаясь с призраком, и вышел за символическую ограду могилы к ждавшему в стороне Дрейку. Кивнул в ответ на вопросительный синий взгляд: «Всё нормально», — и они неторопливо зашагали к выходу на автостоянку.

Порой Тиму становилось очень интересно, по каким параметрам подсознание выбирает из закромов памяти те или иные ассоциации. Например, почему сейчас ему на ум пришли не события реального ноября, а приснившееся почти год назад свидание в парке под дождём? Из-за сезона? Или оттого что вспоминать о ноябре до сих пор больно? Надо бы изучить этот вопрос, благо в интернете тема работы мозга нынче активно муссируется. Тим покосился на идущего рядом Дрейка: любопытно, а о чём думает он? С таким-то подчёркнуто непроницаемым видом.

— Хороший был день, да? — Тим виртуально стукнул себя по темечку — подцепил-таки привычку к экспериментам! — и, чтобы быть понятым правильно, уточнил: — Если не вдаваться в подробности.

Дрейк вздрогнул, как пойманный врасплох, и повернулся к нему. Нахмурился: — Опять эти твои, как их там, — он прищёлкнул пальцами, — сиддхи? Не только по снам гуляешь, но и наяву мысли стал читать?

— Просто удачная догадка, — примирительно возразил Тим, решив в очередной раз не напоминать, что он далеко не Бабочка. — Совпадение — я ведь тоже об этом думал.

— Совпадение, ну-ну, — недоверчиво буркнул Дрейк, отворачиваясь. Качнул куполом зонта, без нужды стряхивая с него воду. — Но раз уж ты спрашиваешь, то да. День был хороший.

Тим постарался не обращать внимания на приятное щекотное чувство в солнечном сплетении. Надо быть аккуратнее, строго сказал он себе. Лишний раз не испытывать чудо — то, что они до сих пор приятельствуют, — на прочность. И стоило ему так подумать, как Дрейк с едва слышимой запинкой спросил: — Слушай, тебя же Сёмыч извинит, если ты сегодня попозже домой придёшь?

— Ну, в квартиру точно пустит, иначе кто его ужином покормит?

— А вообще планы на остаток дня есть?

— Нету, — Перечитывание «Голубятни на жёлтой поляне» вряд ли можно было считать планом.

— Тогда, может, поедем ко мне? Заскочим на рынок к твоему проверенному фермеру, купим овощей и мяса, нажарим стейков? Раз погода на полноценный майский шашлычинг выбраться не даёт.

«Если это опять сон, то, пожалуйста, можно мне никогда не просыпаться?»

— Хорошо, поехали.

***

Не люблю подводить какие-то жизненные итоги — ни на день рождения, ни на Новый год, — но иногда на меня находит стих обернуться и в деталях рассмотреть сплетённый мойрами узор. Мог ли я двенадцать месяцев назад вообразить, какими переменами мне грозят несколько бокалов «зелёной феи»? А даже если бы мог — поверил бы, что после всех снов, аварии, расставания с Анной я снова буду доволен жизнью?

— Я на редкость везучий сукин сын, — сообщил я отреставрированному «Патриоту». Не удержавшись, ласково погладил блестящий капот и пружинисто зашагал к бизнес-центру. Был понедельник, а значит, у меня в запасе оставалось целых пять дней, чтобы уболтать Тима на шикарный план выходных.

С наступлением тепла почти каждое рабочее утро Тим начинал с никотиновой дозы в уличной курилке, и сегодняшний день исключением не стал.

— Привет, — Хорошо, что я решил пройтись до бокового входа. Можно не откладывать в долгий ящик разговор об уикенде.

— Привет, — Тим крепко пожал мне руку. — Рановато ты сегодня. Неспроста?

— Да нет, всего лишь флуктуация, как ты любишь говорить. Скажи, ты ещё не забыл, что обещал быть моим штурманом?

— Не забыл. А что, намечается трофи?

— Ага, через месяц. Как раз есть время сделать пробный выезд.

— Ясно, — Тим посерьёзнел, будто я звал его составить компанию как минимум в восхождении на Эверест. — Когда?

— Я думал на следующих выходных. У меня остались координаты точек с прошлого года — по сложности как раз то, что нужно. День покатаемся, переночуем на свежем воздухе и домой. Места там, кстати, офигенно красивые — тебе точно понравятся. Ну что, согласен на такой расклад?

— Согласен, только вот как с Сём-Сёмычем быть? — Тим потёр переносицу. — Он же не собака, чтобы его в походы таскать. Впрочем, ладно. До конца недели что-нибудь придумаю.

— Попроси соседку за ним присмотреть, — выдал я конструктивное предложение. — Сёма — зверь воспитанный, тебя не опозорит.

— Нормальный вариант, — принял идею Тим. — Вечером с ней поговорю. Что от меня будет нужно к выходным?