Дротнинг

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Бабий бунт

Не будет им спасения, безрадостно подумала Забава, глядя на помост.

И облегчение, нахлынувшее после слов Харальда о том, что он сдержит свое слово, отступило.

Даже если Гейрульф уцелеет, после Убби его снова могут вызвать на поединок. Жизни этим двум не дадут. Ведьму не жаль, а вот мужика…

Она глубоко вздохнула, потом прижалась щекой к плечу Болли. Пробормотал:

— Посади меня на лавку, Болли. А сам передохни.

— У меня в бою кольчуга, щит и шлем весят побольше тебя, — чуть назидательно сказал Болли. И добавил: — За меня не беспокойся, Сванхильд. О себе подумай.

Кейлев оглянулся, но сказать ничего не успел, потому что со стороны помоста, пробежав между лавками, появился какой-то мужик. Бросил торопливо, глянув сначала на Кейлева, а потом на Забаву:

— Конунг приказал отнести дротнинг в женский дом. Говорит насмотрелась, хватит. Это его воля, Кейлев.

— Нет, — выдохнула Забава едва ли не прежде, чем мужик замолчал.

И вскинула голову. Проговорила севшим голосом, в упор глядя на Кейлева:

— Не уйду, пока не узнаю, чем все закончится. Гейрульф когда-то меня спас. Стало быть, я ему задолжала…

— Конунг за тебя уже рассчитался, — негромко возразил старик. — А кто победит, мы и в женском доме узнаем. Приказ конунга нарушать нельзя, Сванхильд.

— Разок уже нарушила, — сипловато заявила Забава. — Там, во фьорде Халллставик…

Она осеклась, в уме тенью мелькнуло сожаление о том, что собиралась сказать. И все же Забава договорила:

— Я не колода, чтобы меня без спросу с места на место перетаскивали. А за неисполненный приказ я перед мужем отвечу сама. Гудню говорила — за все свои дела дротнинг держит ответ только перед конунгом!

Кейлев помолчал, и они пару мгновений мерились с ним взглядами. Потом старик вдруг приглушенно уронил:

— Как скажешь, дротнинг.

И взмахом руки отогнал мужика, принесшего весть от Харальда — тот по-прежнему торчал рядом. Пробормотал совсем тихо:

— Хорошо. Только голос в другой раз потверже.

Больше он ничего не сказал, и Забава посмотрела на него уже удивленно. А Болли, не сводя глаз с помоста, на котором застыли Харальд, Свальд и Асвейг, спокойно бросил:

— Жаль, отсюда мы ничего не увидим. Разве что крик какой услышим. Но Гейрульф не Убби, он орудовать левой не приучен. Я вот думаю — может, вызвать Убби на хольмганг, как только он с Гейрульфом закончит? Причина есть, да немалая.

Кейлев нахмурился, но промолчал. Зато спросила Забава:

— Какая причина?

А следом устыдилась дрожи в своем голосе. Ведь сказал же отец — тверже!

— Когда ты на стол волчицей запрыгнула, — пробормотал Болли, не отрывая взгляда от помоста, — Убби первым к столу подбежал. И нож над тобой занести успел. Еще немного, и ударил бы. Не останови его тогда конунг… ага, вроде начали.

С той стороны возвышения, на котором стоял Харальд, отстраненный и чужой, больше ни разу не обернувшийся к Забаве — долетел несвязный вопль.

Будет нелегко, подумал Гейрульф, спрыгнув с помоста.

Но мыслей о смерти он себе не позволил. Перед боем, да еще таким, думать об этом не следовало.

Затем Гейрульф спокойно расстегнул плащ. Скинул его на затоптанную траву, уложил поверх ножны с мечом. И спросил, взглянув на Убби:

— Рубахи снимать будем?

Хирдман, готовившийся к бою на другой стороне людского круга, в ответ посмотрел с ненавистью. Процедил сквозь зубы:

— Думаешь, твоя рубаха тебе еще пригодится?

Гейрульф промолчал. Чуть ослабил свой ремень, сгорбился-выпрямился. Потом качнул и крутнул головой, разминая хребет — и пошел к середине круга мягкими шагами, прокатывая всю стопу в мягком сапоге по земле.

Убби двинулся ему навстречу. В левой руке у хирдмана был зажат кожаный ремень, поданный кем-то из мужиков.

Они встретились посередине. Гейрульф, встав в шаге от Убби, вскинул правый кулак на уровень груди, повернув его тыльной стороной к противнику. Тот тоже поднял изуродованную кисть со скрюченными пальцами.

Запястья сошлись наперекрест.

В лицо Убби Гейрульф теперь не смотрел. Уставился на его широкие плечи, покрытые коричневой рубахой, по вороту обшитой полосой алого шелка. Глядел, подмечая каждое движение левой руки Убби. То, как он держит локти.

Крупные руки хирдмана двигались с небрежной точностью. И в уме у Гейрульфа промелькнуло — бить первым нельзя. Мужик ловок, несмотря на то, что выглядит кряжистым увальнем. Да еще леворукий. Надо ждать его удара. Ждать, когда тот откроется…

Хирдман накинул на скрещенные запястья петлю ремня.

Затем оба мужика, помогая друг другу, обернули концы кожаной ленты вокруг запястий. Застегнули — и взялись за ножи.

— По моему слову, — уронил Убби, глубоко и часто дыша.

Гейрульф кивнул, разворачиваясь вполоборота и выставляя правое плечо вперед. Следом вскинул нож перед собой — острием вниз, прикрывая горло.

Убби тоже поднял клинок, но занес его над правым локтем Гейрульфа.

Тускло блеснули два лезвия.

Над войском, стоявшим вокруг, прокатывались неясные шепотки — те, кто оказался поближе к кругу, рассказывали людям за спиной, что там творилось. Еще через пару мгновений Убби выдохнул:

— Давай!

И ударил первым, дернув вниз правый кулак Гейрульфа, примотанный к его искалеченной ладони. Ударил, целя в правое плечо противника.

Гейрульф, смотревший на плечи хирдмана, стремительно присел, выкинув левую руку. Принял удар чужого клинка на заднюю сторону лезвия. Звонко ударило железо об железо…

А Убби тут же поддался вперед. Нож его проехался по клинку Гейрульфа, скрежетнуло — и хирдман в коротком замахе, который и глаз-то не успел уловить, рассек тому плечо. Над ключицей, глубоко. Хлынула кровь.

Гейрульф качнулся назад, но запоздал.

Гейрульф качнулся назад, прогибаясь в поясе. Но запоздал. Успел только ткнуть Убби в ответ ножом. Метил тому в шею, однако хирдман уклонился и обухом ножа отбил чужой выпад. Быстро, стремительно.

Правда, лезвие все-таки чиркнуло по левой руке Убби, оставив на предплечье косую рану.

Жарко забубнила толпа. Серое небо вдруг показалось Гейрульфу слишком темным — а Убби снова ударил. Но на этот раз Гейрульф не успел поймать его нож своим клинком. Только присел в самый последний миг…

И вместо того, чтобы располосовать ему шею, Убби раскроил щеку. До зубов, над которыми в ране показалась скуловая кость. Гейрульф покачнулся.

Кто-то в толпе сразу проорал:

— Давай!

Вопль вышел не слишком разборчивым — или это боль уже туманила Гейрульфу разум, утопив мысли в тошнотворном дурмане? С кровью, ручьями текшей по нижней челюсти, шее, плечу, груди, уходила и сила.

Взамен ей, мгновенно, раскатистой волной, по коже и жилам холодом хлестнула слабость.

Да пошло оно все, вспышкой молнии пролетело вдруг у Гейрульфа. Подыхать, так…

Но и Убби не увидит смерти Асвейг! Не порадуется ее корчам в петле!

А следом Гейрульф рванул локоть правой руки в сторону — чтобы хирдмана повело вслед за сцепленными запястьями. Нож Убби тут же метнулся вперед. И Гейрульф, не пытаясь его отбить, уже видя, куда летит чужой клинок, качнулся к Убби всем телом. Вбил лезвие своего ножа ему в глазницу…

Тут же ощутил, как по шее холодом прошлась чужая сталь.

Хорошо хоть, на эйнвинги не положено бить ниже сцепленных рук, угрюмо подумал Харальд, глядя на все с высоты помоста. Стало быть, животы они друг другу не вспорют. И можно не опасаться того, что потянет принять жертву.

В висках постукивал пульс. Мир для него все больше серел, выцветая до мешанины серных, черных и белых тонов. Только на людях переливались кроваво-алые тени, особенно на этих двух — Гейрульфе и Убби. В уме текли мысли, которые Харальда не радовали. О том, что рабов в крепости полно, и есть кому вспороть брюхо…

А потом сквозь негромкий гул толпы он вдруг расслышал, как сзади скрипнула ступень. Одна из тех, что вели на возвышение. И скрипнула тяжело, под немалым весом. Дернулась над плечом змея, до этого прилежно смотревшая на двух мужиков, сошедшихся в эйнвинги.

В следующее мгновенье там, внизу, Гейрульф вонзил свой нож в глаз Убби. Хирдман раскроил ему шею, и оба повалились. Взревела толпа, пара человек бросилась к сражавшимся.

А Харальд рывком развернулся. Почти не удивился, увидев Болли, уже поднявшегося на вторую ступень. У него на руках, в нежных розовых тенях — Сванхильд…

Сбоку безмолвно, так ни разу и не крикнув, шевельнулась Асвейг. Сделала шаг вперед, к краю помоста, спросила глухо, ни к кому не обращаясь:

— Что с ним?

Но ей никто не ответил. Свальд, тоже успевший оглянуться на Болли, нахмурился, однако промолчал. Тут же встал у ведьмы за спиной, заслонив ее от Сванхильд — и от Ниды, замершей перед ступенями.

Харальд смотрел на жену. Вот только она на него не глядела. Девчонка, чье исхудавшее лицо, охваченное наголовным платком, казалось мелким, уставилась мимо Харальда. Туда, где над двумя окровавленными телами склонились мужики.

— Не успела, — скорбно сказала Сванхильд.

И только после этого глянула на него. Недобро глянула, яростно…

Сначала другую в жены взял, а теперь в этом отличился, с горькой злостью подумала Забава. Милость Гейрульфу даровал — но смолчал, когда того вызвали на бой.

Стало быть, не хотел Харальд, чтобы Гейрульф ведьму спас. Милостью его одарил, а потом любовался, как эту милость в ничто обращают. И Убби ему тут пригодился!

Но о том, что этот Убби чуть не прирезал его жену, Харальд словно позабыл. Будто и не было ничего. Даже Болли хотел вызвать Убби на бой…

А Харальд промолчал. С места не сдвинулся.

— Слышала я, что мужу положено защищать свою жену, — медленно сказала Забава по- нартвежски.

И напомнила себе — говори потверже!

Харальд, успевший разъяренно глянуть на Кейлева, стоявшего рядом с сыном, перевел взгляд на Забаву. Почему-то склонил голову, и сиянье голубовато-серебряных глаз пригасили сошедшиеся на переносице пегие брови. Змея над плечом мужа зашипела, обнажив ряд мелких зубов, похожих на человечьи. Дернулась вперед, повиснув перед грудью Харальда.

Свальд, загораживавший ведьму, оглянулся. Посмотрел, недовольно скривившись. И Забаве от этого стало еще горше.

Второй женой не попрекнешь, мелькнуло у нее. Смысла нет. Один позор с этого будет. Конунг имеет право брать столько жен, сколько пожелает. Ему никто не указ…

Разговоры и выкрики, взлетавшие над войском, стремительно смолкали. Люди смотрели на помост. Даже мужики, склонившиеся над телами Убби и Гейрульфа, обернулись.

— Честный воин не даст спуску тому, кто поднял руку на его жену, — бросила Забава, уже задыхаясь от вновь плеснувшей ярости. — Но ты Убби отпустил. И смотрел, как он другого убивает!

Харальд ответил шипяще, да только не ей:

— Почему она не в женском доме?

Следом муж пригвоздил Кейлева злым взглядом.

Верно я про колоду-то заговорила, ошеломленно подумала Забава.

Как с колодой он с ней обходится. Или как с рабыней? Притащи-утащи. А сам…

Ярость ее закипела внутри еще сильнее. И она вдруг произнесла, проговаривая каждое слово громко, чисто:

— Спасибо тебе за заботу, Харальд Ёрмунгардсон. Только мне она больше ни к чему. Я от тебя ухожу. Позволишь взять тот драккар, что ты грозился мне подарить? Или твои дары всегда должны оставаться при тебе? Как вышло с милостью, обещанной Гейрульфу?

Войско к тому времени успело затихнуть, и слова ее разнеслись далеко. А те, кто не расслышал, спрашивали у мужиков, стоявших впереди.

Харальд от изумления оскалился. Змеиная голова, повисшая перед грудью, развернулась. Змей заглянул ему в лицо, словно спрашивая — что с ней творится-то?

И Харальд в сердцах хлестнул по змеиной морде открытой ладонью. Да так, что тварь отбросило за спину. Сказал тихо, приспустив веки, чтобы Сванхильд было не так больно смотреть ему в лицо:

— Ты не в себе, жена. К тому же изранена. Пусть тебя отнесут в женский дом. Отдохнешь, и я скоро тебя проведаю…

— Я ухожу, — с угрозой ответила Сванхильд. — Так ты дашь драккар или нет?

В голосе ее хрипотцой перекатывалась ненависть. И синие глаза глядели все с той же ненавистью. Еще никогда она с ним так не разговаривала. А Харальд вдруг сообразил, что он теперь тоже бог — раз уж получил божью печать…

А стало быть, его же щенок пробудится в ее животе, если матери будет что-то угрожать. Если с ней что-то сделают по приказу или по воле бога!

Хель это подери, ошарашено подумал Харальд. И ведь силу нерожденное дитя может зачерпнуть у него самого. Возможно, он все-таки сумеет совладать с Рагнареком. Но чем это обернется для Сванхильд? Ей надо оправиться от ран…

Выходит, она теперь почти вровень с ним? И Хелева божья сила сделала его слабым перед Рагнареком, его же собственным щенком?

А следом Харальду вдруг вспомнились, стремительно и быстро, слова Ёрмунгарда, которые тот сказал при последней встрече — почему люди говорят, что заводить сыновей дело хорошее? И Харальд уже в который раз пожалел, что не придушил всех ведьм в сараях. И Убби вместе с ними.

— Значит, ты собралась уплыть на моем подарке, Сванхильд? — уронил наконец Харальд.

Голос его был снисходительным и насмешливым.

— Что ж, в гавани Упсалы драккаров полно. Выбирай любой. Вот только для драккара нужна команда. Или ты собралась грести сама? Может, и парус поставишь?

Жена, глядя ему в лицо, судорожно вздохнула. Сзади, за спиной Харальда, в толпе, кто- то хохотнул.

Но смех резко перешел в надсадный кашель, точно чья-то рука врезала весельчаку под ребра. И опять стало тихо. Люди молчали, глядя в сторону помоста с угрюмым, чуть насмешливым любопытством.

Пусть осознает, какую глупость ляпнула, быстро подумал Харальд. Глядишь, и одумается. Нельзя позволять ей бунтовать. Один раз почует свою силу, сообразит, что к чему — и будет у него вторая хозяйка. Конечно, Сванхильд далеко не Труди, в теле которой сидела богиня. Но жена поступает разумно через раз, а то и через два. Поэтому волю ей давать нельзя…

Да еще при всех!

На посмешище меня выставил, как-то отстраненно подумала Забава. Конечно, она сама сплоховала — прилюдно с ним заговорила. Но до чего же в груди ноет…

И за себя щемит, и за Гейрульфа этого, на все ради девки пошедшего. Жаль мужика. Жаль, что не смогла, не успела — а Харальд стоял да смотрел, как его убивают!

А вдруг Гейрульф еще жив, внезапно мелькнуло у Забавы. И она, уцепившись за эту мысль, тут же глянула мимо Харальда. Спросила, возвысив голос так, что живот закололо болью:

— Что с Гейрульфом?

В ответ ожидала услышать что угодно — и смешки, и тишину. Но один из мужиков, стоявших рядом с окровавленными телами, откликнулся с готовностью:

— Дышит, дротнинг! Видать, Убби бил уже с ножом в глазу… и рука ослабла! Только вспорол Гейрульфу кровяную жилу, ту, что сбоку!

Может, выживет, с надеждой подумала Забава. Следом уронила, взглянув на Кейлева:

— Отец, помоги ему. Мне больше некого…

— Перевяжите его! — неожиданно рявкнул Харальд, перебив Забаву.

И, развернувшись к воротам, крикнул:

— Ларс, найди мужика с искусными руками, пусть зашьет Гейрульфу раны! Да побыстрей! И распорядись, чтобы Гейрульфа после этого отнесли в женский дом, в одну из опочивален. Приставь к нему кого-нибудь. Но пусть запомнят все — Гейрульф свой эйнвинги выиграл честно! Норны признали его правоту, присудив ему удачу и сохранив жизнь! Всякий, кто в этом усомнится, враг мне!

Затем Харальд развернулся. Сказал уже обычным тоном:

— Вернись в женский дом, дротнинг.

Он не приказал, не попросил — а равнодушно бросил, словно говорил о чем-то неважном. Но уже не отвернулся. Стоял к ней лицом, с секирой в одной руке, прищурив голубовато-серебряные глаза.

Хитер, рассержено решила Забава. О Гейрульфе позаботился, чтобы ее подкупить? Да еще велел отнести мужика в женский дом, куда и ее отсылает. Ох, хитер!

А сам, наверно, в этом женском доме не раз и не два эту Труди на ложе возводил. Целовал-ласкал…

Одежда досталась мне от нее, и ложе ждет, ей согретое, мелькнула у Забавы мысль, горькая до рези в горле. Она сглотнула, подумала — и ведь не в первый раз такую обиду сглатываю. Было у Харальда с Красавой, было и с Труди… а может, еще с кем, только ей про это неведомо. А ведь даже года вместе не прожили!

И, снова утонув в ярости, Забава резко бросила:

— Хоть на этот раз сдержи свое слово, конунг Харальд! Пригляди за тем, чтобы Гейрульфа не бросили помирать во дворе!

По тому, как ощерился Свальд, она тут же осознала, что ударила больно. Но не огорчилась — наоборот, ощутила легкую тень облегчения. Не одной же ей боль терпеть? Пусть-ка и Харальд хлебнет горького…

Однако муж в лице почти не изменился. Только глаза прижмурил так, что те спрятались под короткими щеточками пегих ресниц.

— А за драккар тебе спасибо, Харальд Ёрмунгардсон, — проговорила Забава, уже следя за своим голосом. — И за меня ты не беспокойся. Хирд для своего драккара я найду.

Потом она мимолетно обрадовалась тому, что смогла произнести все так, как хотела. Ровно, бестрепетно, без бабьего писка. Следом перевела взгляд на Болли. Попросила — и вот тут уже голос дрогнул:

— Отнеси меня к Гейрульфу. Посмотрю, как его зашивают. А потом мне надо будет добраться до фьорда… найдешь какую-нибудь подводу? И может, проводишь меня до берега?

И об одежде придется попросить, сообразила вдруг Забава с легким страхом. А еще о еде. Не сидеть же на драккаре одной, без припасов? Хоть и лечит ее дитя, но всякому живому еда нужна!

Болли покосился на отца. Старик, раздосадовано вздохнув, все же кивнул. Только после этого брат развернулся, бросив быстрый извиняющийся взгляд на конунга.

Неждана, стоявшая перед ступенями, обронила, когда Болли ступил на землю:

— Я тоже пойду с тобой, дротнинг.

Свальду это не понравится, мелькнуло у Забавы. Но она безмолвно склонила голову, соглашаясь. Потом устало прижалась щекой к плечу Болли. Подумала с вымученной насмешкой — похоже, весь ее хирд из Нежданы и будет состоять…

Брат зашагал вокруг помоста. Люди давали ему дорогу, толкались, освобождая проход. Смотрели на дротнинг хоть и с насмешкой, но беззлобно. Пару раз Забава даже поймала взгляды, в которых было что-то похожее на уважение.

Мы еще поговорим, дротнинг, разъяренно подумал Харальд, разворачиваясь и следя за тем, как Болли несет разобиженную Сванхильд к Гейрульфу.

Какой бы драккар девчонка не выбрала, без хирда он не уплывет

Пока Харальд разглядывал жену, сквозь толпу к Гейрульфу протолкался немолодой мужик, посланный Ларсом. Кто-то передал ему флягу с крепким элем, чтобы обмыть раны. А одного из молодых парней тут же послали за нитками, иглой и чистым тряпьем.

Сванхильд, которую Болли наконец донес до Гейрульфа, в сторону помоста ни разу не оглянулась. Харальду сверху был виден лишь ее затылок, укрытый синим платком — да перевязанная рука, заброшенная на плечи Болли.

Над толпой тем временем нарастал гул разговоров. И многие начали поглядывать в сторону конунга выжидающе.

Пора заканчивать, мелькнуло у Харальда. Плохо, что Сванхильд здесь… знать бы еще, когда она появилась возле помоста? Успела жена увидеть смерть Труди и Брегги — или Болли принес ее сюда перед тем, как настал черед Асвейг?

В любом случае, ведьм следовало побыстрей казнить. Вот только Сванхильд…

Ее сюда никто не звал, холодно подумал вдруг Харальд. Явилась сама. И она всегда вольна уйти.

Но если останется, он посмотрит, поумнела ли Сванхильд. Научилась или нет видеть во враге, как положено, врага — не хныча о жалости и не распуская соплей. Стала ли она наконец той, кем должна была стать. Дротнинг конунга Харальда…

С этими мыслями он оглянулся. Бросил:

— Свальд!

Брат, уставившийся на Ниду, которая вслед за Сванхильд затесалась в толпу, перевел взгляд на Харальда. Губы у Свальда были сжаты так, что рот казался тонкой прорезью.

— Пусть приведут Исгерд. И уберут отсюда эту ведьму. — Харальд кивком указал на Асвейг, замершую у края настила.

Свальд, опять скользнув взглядом по Ниде, заорал:

— Сигурд! Тащи сюда Исгерд! А эту девку отведи к стражникам… да рот ей заткни!

Следом брат зачем-то объявил:

— И пусть все знают, что вдова Гунира примет смерть за то, что послала дочек Гунира околдовать дротнинг!

Неужто ради Сванхильд старается, хмуро подумал Харальд. Чтобы та знала, почему умрет старая ведьма — и не вмешивалась, дав людям еще один повод позубоскалить…

Или Свальду не по себе от того, что Нида сейчас увидит, как он душит бабу?

Возле Гейрульфа Забава пробыла до тех пор, пока ему не зашили раны — и не унесли.

К тому времени на помосте успели задушить еще двух баб, Исгерд и Свалу.

Болли, стоявший спиной к помосту, время от времени крутил головой, украдкой поглядывая на казнь. А Забава смотрела лишь на лицо Гейрульфа, до самого лба заляпанное кровью и распоротое от глаза до нижней челюсти. Смотрела так же, как когда-то на тетку Насту — равнодушно, отсутствующе. Не щурясь, не позволяя дрожать губам. Потому что вокруг были люди, глядевшие не только на помост, но и на нее…

Она могла попросить Болли развернуться, чтобы не ловить на себе чужие взгляды. Могла, но не хотела. Так было легче. И Забава ощущала постыдное облегчение, поскольку у нее сейчас была малодушная отговорка — мол, не до казни, надо присмотреть, как Гейрульфу раны зашивают. Не истечет ли он кровью прежде, чем наложат последний стежок?

Но когда придушили ведьму по имени Свала, и люди в толпе заговорили в полный голос, обсуждая все увиденное и услышанное, у Забавы вдруг мелькнуло — а если Харальд теперь к ней подойдет? Она сразу же напряглась, под плащом накрыв здоровой рукой живот. Нахмурилась невольно…

Только он не подошел.

В следующий раз на помост Забава посмотрела, когда Болли уже шагал в сторону скотного двора, за подводой. Однако на возвышении никого не оказалось. Даже трупы ведьм с него успели убрать.

И все-таки Харальд напомнил ей о себе. Стоило Болли выбраться из поредевшей толпы, как их обступили мужики. Человек двадцать, не меньше, в полной воинской справе, при кольчугах и щитах. Самый старший, с рыжевато-русой окладистой бородой, громко объявил:

— Конунг приказал проводить дротнинг до драккара, который она себе выберет!

Видать, не нужна я ему больше, мелькнула у Забавы яростная думка. И она, вскинув голову, одарила бородатого мужика равнодушным взглядом. Потом застыла, глядя только перед собой. Так и сидела на руках у Болли, не шевелясь — до тех до тех пор, пока до скотного двора не осталось всего ничего, каких-нибудь тридцать шагов. Здесь Неждана, шагавшая сзади, вдруг бросила:

— Я схожу за твоей одеждой, дротнинг.

И ящеркой ускользнула в просвет между двумя рабскими домами, стоявшими по правую руку. А встрепенувшаяся Забава даже не успела ей сказать, что своей одежды у нее здесь нет. Все чужое, доставшееся от ведьм, которых убил Харальд!

Однако стыд, проснувшийся внутри от этой мысли, оказался каким-то измученным. Не жег так сильно, как прежде, когда Харальд предлагал ей наряды с чужого плеча.

В другое время не взяла бы, зло решила Забава. Но теперь надо было заботиться не только о себе. Пришла пора вспомнить о сыне, который все никак не пробуждался, не шевелился в животе…

Драккар для Забавы выбрал сам Кейлев. Небольшой, но ладный. Воины, всю дорогу до фьорда прикрывавшие подводу с Забавой щитами, выбрали причальные концы и подтянули драккар поближе к мосткам. Затем постояли у шатких сходен, пока Болли переносил Забаву на борт. А следом расселись по краю настила мостков, свесив ноги вниз, издалека походя на диковинных птиц в железной чешуе…

Болли, пристроив Забаву на носу, меж сходившихся бортов, убежал проверять днище. Кейлев тем временем вместе с Нежданой перетаскал на драккар узлы с припасами и тряпьем. Потом подошел к Забаве. Сказал тихо, сев на палубу рядом с ней:

— Пора поговорить, дочь.

Забава, опиравшаяся спиной на один из бортов, устало кивнула, соглашаясь. Подумала — и впрямь, пора.

— Нам надо решить, что делать дальше, — помолчав, уронил Кейлев. — По правде говоря, сначала я хотел тебя отругать. Глупей глупого — уходить от такого мужа, да еще на сносях. Но поразмыслив, я решил, что ты права. Если не хочешь, чтобы конунг снова завел себе вторую жену, то так и надо поступать. То, что в этот раз случилось из-за колдовства, в другой раз случится из-за баловства…

Кейлев смолк, пошевелил губами, точно подбирая слова. А Забава, глядя ему в лицо, заметила красноту, залившую белки выцветших голубых глаз. И то, что морщины у старика стали резче. Все из-за бессонной ночи? Или из-за того, что сделала приемная дочь?

— И все же самого главного пока не случилось, — негромко сказал Кейлев. — Чтобы уйти от мужа по-настоящему, ты должна три раза пройтись от ложа конунга до двери. Сама, на своих ногах, при свидетелях. А сейчас ты даже стоять не можешь, не то что идти. И ложе твоего мужа не здесь. Стало быть, ты по-прежнему его жена. Кстати, стражники, которых конунг послал присматривать за тобой, остались на причале. Я уверен, что они будут сторожить твой драккар до ночи, а потом сюда придет конунг. Придет за тобой, Сванхильд.

Забава стиснула зубы. Наваждением перед глазами встало — Харальд, целующий Труди…

И ее теми же губами целовать будет? Не сразу, так потом полезет?

— С этим ничего не поделаешь, — с расстановкой проговорил Кейлев, словно отвечая на ее мысли. — Конунг придет за своим. За женой, отданной ему при всем войске. Если мы поднимем парус и отойдем от берега, стражники возьмут лодки и погребут следом. Ветер слабенький, так что не отстанут. И конунг все равно нас отловит. Будь на драккаре хотя бы два десятка мужиков, мы ушли бы от стражников на веслах и на парусе. Но и тогда нам далеко не уплыть. За устьем фьорда Меларен начинается море, где хозяйничает Ёрмунгард. И вот что… прошлым вечером тут вовсю ходили волны, а теперь на фьорде лишь мелкая рябь. Думаю, Мировой Змей уже знает, что его сын освободился от ведьминых чар, оттого и успокоился. Но при нужде он пригонит наш драккар туда, куда захочет конунг Харальд. Тебе от него не уйти, Сванхильд. Даже если мы с Болли возьмемся за мечи, задержим его ненадолго.

Кейлев опять смолк, словно давая время все осознать.

— Драться ни к чему, — выдохнула Забава. — Придет так придет. Сегодня я с Харальдом уже встречалась, если что, повидаюсь снова. Но по своей воле с драккара я не уйду. Разве что Харальд силой потащит…

Кейлев вздохнул. А следом вытащил из-за ворота рубахи кожаный шнурок, на котором висел тряпичный узелок. Развязал и разложил то, что скрывалось внутри, по растопыренной ладони. Затем протянул Забаве. Сказал вполголоса:

— Вот. В свое время конунг велел мне припрятать эту штуку для тебя, Сванхильд. Тогда я не смог… а этой ночью Нида нашла ее под тряпьем, когда рылась в сундуках Труди Гунирсдоттир. Лежала на самом дне сундука. Узнать бы еще, как она туда попала!

На костистой ладони Кейлева поблескивала цепь из золотых колец. Больших, широких, гладких, точно отлитых по одной мерке. На концах цепи, свесившихся с ладони, болтались завязки из кожи, похожей на змеиную.

— Я собирался отдать ее конунгу, когда мы окажемся наедине, — уронил Кейлев. — Но не вышло. Конунг Харальд ночью был занят на допросе, а я сидел в опочивальне. И цепь осталась при мне. Мы можем спрятать тебя под палубой, на донном настиле. Набросаем там тряпья, чтобы ты не замерзла. И даже если конунг вывернет все половицы, чтобы заглянуть под палубу, он тебя не найдет.

Сам не найдет, у вас спросит, мелькнуло у Забавы. Как ни ври, но Харальд вытянет правду. А если шибко озлится…

Она помолчала пару мгновений, глядя на цепь. И, облизав губы, которые опять пересохли, уронила:

— Выходит, этот драккар теперь как ловушка. Уплыть на нем я не могу. А если попробую набрать себе хирд из рабов и рабынь, что есть в Упсале, стражники их не пропустят.

— Какие рабы? — буркнул Кейлев, мгновенно помрачнев. — Хочешь, чтобы тебе горло ночью перерезали? Это только для наших ты дротнинг Сванхильд Тихое Слово!

Уже не Тихое, пролетело в уме у Забавы. После того, что было утром…

— Все помнят, при виде кого конунг Харальд приходит в себя, — хмуро продолжал Кейлев. — Конечно, на твой драккар никто из наших не придет. В поход с тобой не сходишь, богатую добычу не возьмешь. Но наши мужики всегда отнесутся к тебе с почтением. А вот для рабьего мяса ты будешь одной из нас, из хозяев!

Да я не хозяйка даже своей жизни, безрадостно подумала Забава.

И вдруг разозлилась на себя. На то, что сидит здесь безвольной дурой. Не зря приемный отец напрямик сказал, что о ней думает. Что она покапризничает проучит Харальда, чтобы тот о второй жене больше не помышлял — а потом вернется к мужу.

Поэтому Кейлев и обсказал все подробно, пролетело в уме у Забавы. Все расписал, что будет, если она поступит так иль этак! Чтобы поняла — куда ни кинь, всюду клин. Выхода нет…

И даже цепь лишь оттянет неизбежное.

Забава выпростала из-под полы плаща здоровую руку. Сгребла золотую цепь с ладони Кейлева. Решила молча — сначала надо встать на ноги. Дождаться, когда дитя залечит рану. Если припомнить то, что с ней случалось прежде, на это уйдет дня три. Может, четыре. Если Харальд придет на драккар этой ночью, придется соврать, что хочет несколько дней подумать. Пересидеть эти дни на драккаре, а затем…

А потом сбежать. Отправить в крепость Кейлева, Болли и Неждану, чтобы не подводить их под беду. Прогнать с воплями, чтобы стражники слышали. И после этого уйти, надев цепь. Леса вокруг Упсалы густые, она там уже была. Уже бегала!

В ручьях есть рыба, с голоду не умру, торопливо подумала Забава, сжимая цепь. Ощутила вдруг, как сладко холодит левую щеку ветер с фьорда. Как остро пахнет здесь солью, водорослями, жгучим дегтем и рыбьей чешуей. Следом в памяти проснулись шорохи, пение птиц и травяной ковер, стелившийся меж деревьев. Стволы, обросшие мхом у корней, с бусинками смолы на морщинистой коре…

И тут до ее ушей долетело чье-то негромкое хмыканье. Звук пришел откуда-то из-под палубы, словно кто-то сидел под половицами рядом с ней. Или под ней?

Забава, напрягшись так, что в ране на животе проснулась боль, окинула взглядом драккар.

Болли уже возился в закутке на корме, выставляя наружу добро, что там хранилось. Перед закутком сейчас стояли ведра, котел, валялась кипа кож и две связки факелов. Неждана стояла там же. Видно, не хотела мешать разговору Кейлева с дочерью.

Сам Кейлев смотрел только на Забаву. Глядел хмуро, но так, словно ничего не слышал. И она, неловко ткнув перевязанной рукой в половицу рядом с собой, попросила:

— Откинь ее, отец.

— Зачем? — удивленно спросил старик.

Но в следующий миг половица отлетела сама. С громким хлопком коснулась палубы…

Снизу, из-под палубы, на Забаву смотрел незнакомый мужик, сидевший на придонном настиле. Черноволосый, с длинным острым подбородком, в яркой зеленой рубахе. Смотрел, насмешливо улыбаясь.

Кейлев тут же перекатился на одно колено и навис над дырой, торопливо выдирая из ножен меч. Незнакомец, по-прежнему улыбаясь, бросил вполголоса:

— Тихо, старик. Неужто не признал родича? Я дед Харальда.

— Локи Лаувейсон… — благоговейно выдохнул Кейлев.

Однако меч в ножны не вложил.

— И твой сват, — негромко ответил черноволосый мужик. — Успокой сына, пусть побудет на корме. Нам надо поговорить.

Забава искоса глянула в сторону Болли. Тот, заслышав стук половицы, выскочил из закутка — и теперь тревожно глядел на Кейлева. Незнакомца, сидевшего под палубой, Болли видеть не мог, но обнаженный меч в руке отца заметил. Неждана, до этого смотревшая на причал, уже шагнула по направлению к носу…

Но остановилась, когда Кейлев вскинул руку.

— Не тревожьте нас с дротнинг, — громко велел старик. — Мы тут пока поговорим, а вы готовьте место, чтобы дротнинг могла прилечь.

Следом Кейлев быстро приложил два пальца к губам. И тут же коротко взмахнул ладонью, словно отгонял мух. Болли, хоть и нахмурился, но вернулся в закуток. Неждана тоже попятилась назад.

— Вот и хорошо, — пробормотал Локи, глядя на Кейлева из дыры в палубе. — Для начала скажи, старик, зачем ты отдал Сванхильд эту цепь? Все остальное было сделано и сказано хорошо. Но это…

Кейлев помедлил, прежде чем ответить. Потом заявил чуть ворчливо:

— Какой отец не захочет помочь своей дочери, великий Локи? К тому же конунг Харальд когда-то сам велел передать эту цепь Сванхильд.

Черноволосый в ответ заметил до странности весело:

— Глупо лгать тому, кого называют отцом лжи. Ты хотел, чтобы дочери пришлось за тебя заступаться, когда сюда явится Харальд. Верно? Мой внук, придя на драккар и не найдя своей жены, первым делом начал бы допрашивать ее родичей. Прямо тут, на палубе, под которой она спрячется. Однако все знают, какой у дротнинг нрав. Она крикнет, взмолится, Харальд окажет ей милость… вот и помирятся!

Кейлев, опять помолчав, сухо бросил:

— В этом дурного нет. Моя дочь в тягости. А лучшего мужа ей все равно не найти.

Локи усмехнулся и перевел взгляд на окаменевшую Забаву. Сказал тихо:

— Ты сделала много добра для моего рода, дротнинг Сванхильд. Да еще и сама вошла в него. Как родич родичу… вижу, тебе нужна помощь. Я тот, кто ходит по разным местам, не касаясь троп и дорог. Хочешь уйти из Упсалы в иные края? Для этого тебе не понадобится драккар с хирдом. Просто возьмешь меня за руку — и окажешься там, где захочешь.

Это прозвучало так неожиданно, что Забава судорожно вздохнула, не отводя глаз от Локи. И сразу же вспомнила Ладогу. Ивы над берегом, стены городища над склоном холма, у подножия поросшего ежевикой и малиной…

Значит, можно туда вернуться? Увидеть родину, снова услышать слова знакомые? Вот так просто. Подать руку и уйти?

Но следом у Забавы мелькнуло — вернуться, может, и просто, да только дед у Харальда не прост. И в своих задумках этот родич Харальда будет похитрей Кейлева раз в десять. Если не в сто.

— За доброту твою спасибо, Локи Лаувейсон, — уронила наконец Забава, пригнув голову. — Одного не пойму — тебе-то какой с этого прок? К чему тебе идти против Харальда, помогая мне?

Локи чуть прищурил глаза, словно потешался тайком. Но ответил спокойно, медленно:

— Сигюн, моя жена, попросила, чтобы я тебе помог. Это она сделала так, чтобы тебя украли, потом привезли Харальду… и сейчас Сигюн считает, что мы тебе задолжали. К тому же ты оскорбила Харальд глупыми словами. И от твоего непокорства он может вконец озвереть, а тогда все кончится плохо. Или ты хочешь увидеть, как мой внук умеет расправляться с бабами?

— Это прошло, — выдохнула Забава. — Харальд сам сказал…

Она осеклась, а Локи вскинул черные соболиные брови. Заметил:

— Да, это прошло. И я бы не хотел, чтобы это вернулось. Впрочем, если хочешь остаться — оставайся. В конце концов, теперь любая сможет родить моему внуку сыну. Не ты, так другая девка.

Он смолк, улыбнувшись по-доброму. Кейлев, переведя взгляд на Забаву, быстро объявил:

— Даже если ты с ним уйдешь, Сванхильд, конунг Харальд этого так не оставит. Он будет тебя искать. И найдет, рано или поздно. Не делай глупостей. Здесь ты дротнинг. А кем будешь в том краю, куда уйдешь?

— Свободной, — тихо проговорила Забава.

И стиснула цепь так, что золотые кольца впились в ладонь. Бросила, внезапно охрипнув:

— Тебя я с собой не зову, отец.

— Бросаешь на растерзание Харальду? — ворчливо спросил Кейлев. Но тут же пожал плечами, сказал степенно: — Хотя я пожил достаточно. Об одном прошу — возьми с собой Болли. Он и присмотрит за тобой, и сам выживет.

Неужто Харальд их убьет, с сомнением подумала Забава. Не простит ее родичам, что они видели, как она уходит — да не остановили? Харальд жесток, однако справедлив…

Во всяком случае, прежде был таким.

Сидевший под палубой Локи вдруг улыбнулся, но промолчал. А Забава, глянув на него, решила — лучше забрать родичей с собой. И страшно за них не будет, и никто Харальду не расскажет, что тут случилось. Вот только Неждана…

Может, она захочет остаться тут?

Надо бы ее спросить, подумала Забава.

И не только ее, вдруг мелькнуло у Забавы. А следом она припомнила уроки Гудню — и то, что говорил Харальд в иные мгновенья. Даже то, как он при этом держался, вспомнила.

— Благодарю за вергельд, что ты мне предложил, Локи Лаувейсон, — обронила Забава, стараясь произносить слова поровней, несмотря на пересохшее горло. — Но всех моих бед бегство не искупит. Добавь сюда еще одну свою милость, и мы будем в расчете. И потом я всякому скажу — нет честней человека…

Локи блеснул зубами в усмешке, Забава сбилась. Но тут же упрямо поправилась:

— Скажу всякому, что на всем Севере нет честнее йотуна, чем великий Локи Лаувейсон!

Локи хмыкнул. Заявил негромко:

— Говорить тебя все-таки научили. Учтивые речи, отвага… а если я откажу тебе в этой милости?

— Тогда я никуда с тобой не пойду, — бросила Забава, ощутив, как сильно забилось вдруг сердце. — За немалые беды и вергельд положен немалым. А половинная расплата никому не сделает чести… ни тебе, ни мне.

Несколько мгновений стояла тишина. Локи смотрел на Забаву. Тонкие, ярко-алые губы великого турса змеисто изгибались в усмешке. Забава глядела на Локи, часто дыша…

— Что милость ты хочешь получить от меня? — спросил наконец Локи.

Поспешай не спеша, быстро и жарко подумала Забава, почти задохнувшись от волнения. И ответила нарочито медленно:

— Я хочу поговорить с одним человеком. Но тайно… так, чтобы об этом не узнал Харальд. Вот и все, великий Локи.

— И все, — пробормотал Локи. Поинтересовался бесстрастно: — А потом ты все-таки уйдешь?

— Да, — выдохнула она.

Локи помолчал. Затем уронил:

— Имя.

— Асвейг, — ровно ответила Забава.

Кейлев, замерший рядом, тут же недовольно возразил:

— Она ведьма. Тебе нельзя даже подходить к ней. Вдруг эта девка снова наведет на тебя колдовство? Хочешь опять обернуться волчицей?

— Не наведет, — почти спокойно заявила Забава.

Но тут же подумала с ужасом — а вдруг? А если? И торопливо добавила, следя за тем, чтобы голос не дрогнул:

— Сама я к ней не подойду. Болли придется опять взять меня на руки… вот он и присмотрит за тем, чтобы по нему крысы не бегали.

Локи тихо засмеялся. Отсмеявшись, велел:

— Зови сюда своего Болли. Тебе повезло, дротнинг — Харальд запер ведьму в сарае, поставив стражу снаружи, чтобы она не дотянулась своими чарами до мужиков…

— Сперва мне надо поговорить с Нидой, — сбивчиво проговорила Забава.

И попить чего-нибудь, мелькнуло у нее. А то рот пересох так, что язык стал шершавым.

Локи кивнул. Бросил:

— Что ж, поговори. А я пока отойду. Вернусь чуть погодя.

Что-то скрипнуло, и Локи разом исчез — только темной дымкой едва заметно стрельнуло поверх придонного настила, на котором он сидел. Словно тень над досками мелькнула.

— Это неразумно, — проворчал Кейлев. — Хотя… ты ведь хочешь спросить эту ведьму о чарах? А если она подтвердит, что конунг был зачарован, ты останешься в Упсале?

Забава глубоко вздохнула. Сказала, на этот раз уже с явной дрожью в голосе:

— Позови Ниду, отец. И пусть она принесет мне что-нибудь попить. Пожалуйста.

Кейлев хмуро кивнул. Затем поднялся на ноги, вкладывая меч в ножны.

Стоя возле закутка, Неждана украдкой посматривала на нос драккара. Дротнинг и Кейлев, сидевшие там, беседовали — однако не друг с другом, а с дырой в палубе. До Нежданы долетали неясные обрывки фраз, и часть из них произносил незнакомый мужской голос.

Значит, там под палубой кто-то есть, думала Неждана, тревожно косясь на Забаву Твердятишну. Хотя Болли уже слазил вниз и вроде бы никого не видел…

Но сейчас там точно кто-то был. От этой мысли Неждана тонула в пугливой тревоге, перед которой отступали даже думки о Свальде.

А потом Кейлев встал. Сделал пару шагов по направлению к корме, крикнул:

— Дротнинг хочет пить, Нида!

Она тут же отыскала среди припасов баклажку с молодым легким элем и заспешила на нос. Поднесла питье Забаве, поглядывая в дыру на месте откинутой половицы. Там, внизу, вроде никого не было…

— Поговорить с тобой хочу, — на родном наречии проговорила Забава, отпив из баклажки.

И Неждана, разом позабыв про дыру, посмотрела ей в лицо. Бледное, в синеватых тенях, с прилипшими ко лбу золотистыми прядками.

— Я уйду отсюда, — тихо и просто сказала дротнинг. — Не могу простить… и забыть сил нету. Однако ты — другое дело. Твой Свальд не женился на другой бабе. Не целовал ее прилюдно…

Только чуть не выпорол меня по наущению Брегги, которая тогда звалась Хельгой, подумала Неждана.

Да и свадьбу уже сыграли бы, захоти этого сама Брегга. То ли девка не спешила, то ли Свальд ей уже наскучил…

Но много ли времени понадобится красивому ярлу, чтобы найти следующую девку? Следующую Бреггу?

— Если хочешь, можешь пойти со мной, — уронила Забава Твердятишна. — Только там, куда мы уйдем, житье будет нелегкое. А здесь ты жена ярла Свальда. Хозяйничать станешь в своем дому. Думаю, Свальд тебе сегодняшнее простит. И еще порадуется тому, что ты с ним осталась. Так что решай. Если захочешь остаться, я прямо сейчас прогоню тебя отсюда с криками. Чтобы Харальд ничем не смог тебя попрекнуть. Только об одном попрошу — не рассказывай никому о том, что слышала от меня сейчас.

Дротнинг смолкла, и Неждана тоже помолчала. Снова покосилась в дыру, подумала мельком — там точно кто-то был. Не зря Забава Твердятишна так уверенно говорит, что уйдет. Знать бы еще, кто сюда наведался. Кто-то из здешних чудищ, навроде тех бергризеров?

— Ну что? — спросила вдруг Забава.

Голос ее подрагивал, переливаясь хрипотцой. И Неждана кивнула. Сказала быстро:

— Я с тобой, Забава Твердятишна.

— Бабы, — внезапно буркнул стоявший рядом Кейлев, глядя на причал.

Неждана от неожиданности выпрямилась и тоже посмотрела на мостки. Но там, кроме стражников, никого не оказалось. Неждана тут же укоризненно глянула на Кейлева — а Забава, слабо улыбнувшись, пробормотала по-нартвегрски:

— Догадался? Или знаешь пару слов… отец, поговори с Болли. Спроси, хочет ли он уйти. Если нет, то я прогоню его с драккара прямо сейчас. Да так, чтобы стражники услышали. Только поторопись, потому что тот, кто ушел, вот-вот вернется.

Кейлев с непроницаемым лицом кивнул. Следом развернулся и зашагал к закутку, возле которого стоял Болли.

У крайних деревьев священной рощи понемногу разгорался громадный костер.

Харальд, отступив на несколько шагов, смотрел, как ползет огонь по только что срубленным стволам — и по одежде ведьм. Как играют языки пламени прозрачно-синими и алыми бликами, добравшись до шелка. А тот, обуглившись, открывает тело…

Харальд смотрел, и над плечом у него поддергивалась змея. Мелко, жадно.

Поодаль кучками стояли люди, захотевшие поглядеть, как конунг будет сжигать мертвых ведьм. Ближе всех замерли воины, притащившие сюда трупы. Свальд, объявив, что хочет проветрить голову, ушел и вернулся, волоча по траве пару молодых осинок, срубленных на краю рощи. Швырнул их поверх горевших тел, затем шагнул к Харальду. Спросил с деланным равнодушием:

— Когда за своей дротнинг пойдешь? Это, конечно, не мое дело… но не будь здесь замешана Сванхильд, я бы уже приволок Ниду обратно в крепость. Чтобы не шастала при муже по чужим драккарам.

— Охолонь, Свальд, — бесстрастно отозвался Харальд. — Бабы сидят не на чужом драккаре, а на моем. И за ними приглядывают мои люди. К вечеру на фьорде похолодает, тогда и пойду за женой. Если хочешь, можешь прогуляться к драккару вместе со мной.

— Вечером так вечером, — буркнул Свальд. А потом зевнул. Тут же потряс головой, отгоняя дрему, заявил: — Тяжелая нынче выдалась ночь. Хорошо хоть утром обошлось без колдовства и прочих бед. Если не считать того, что наши бабы вдруг запрыгали козами перед всем войском…

— Хватит, — угрюмо бросил Харальд.

И брат, нахмурившись, замолчал. А у Харальда неожиданно мелькнуло — как бы Свальд не наломал дров, добравшись до своей Ниды. Понятно, что его жена, его и забота, но Сванхильд огорчится, узнав об этом. Потом обвинит во всем себя, что в общем-то будет правильно. Ведь это она потащила Ниду за собой…

Змея над плечом перестала поддергиваться. Харальд помедлил еще пару мгновений, глядя в огонь. Потом неспешно проговорил, не глядя на брата:

— Это как с гнойной раной, Свальд. Чтобы она зажила, гной должен вытечь. Умный человек не станет прижигать такую рану каленым железом. Наоборот, еще и сам сверху резанет. А Сванхильд с Нидой нужно выпустить злость, чтобы она не затаилась внутри гноем. Помни об этом, когда пойдешь за женой. Дай ей вычистить рану.

— Было бы на что злиться, — хмуро сказал Свальд. — Это мне зубами надо скрипеть… поимели, как бабу, не по моей воле! До сих пор корежит, как вспомню, что со мной сделала Брегга. Кстати, сегодня, пока сюда шли, я у городских дворов заметил рабыню. Статная, еще не старая. А у меня все думки были об одном — уж не ведьма ли?

Вот и с этим надо что-то делать, мимоходом отметил про себя Харальд. Люди встревожены, а где-то в горах сидят воргамор. Пусть их всего одиннадцать десятков, как сказали убитые бабы — но это волчьи ведьмы, и они опасны.

Свальд тем временем зло добавил:

— По своей воле я от Брегги разок уже отказался. Спроси она, отказался бы и второй…

— Скажи это Ниде, — отрезал Харальд.

Свальд фыркнул. Заявил вдруг насмешливо:

— Она все равно найдет, что ответить. Язык у нее острей моего меча!

Харальд снова помедлил. Затем уронил:

— Ярый шторм стихает быстрее среднего, Свальд. Главное, не становись бортом к волне. Если начерпаешь воды, утонете оба. И хватит болтать о бабах.

Еще бы самому удержаться носом к волне, подумал он следом. Сдержаться, когда настанет черед Сванхильд ему отвечать. Но сначала слишком многое придется ей объяснять…

Мужики, сторожившие ночью углы в опочивальне, сказали ясно — дротнинг, очнувшись, уже знала, что муж взял себе другую бабу. Знала Сванхильд и то, что явилась в волчьей шкуре прямиком на его свадьбу. Хотя он не раз обещал, что вторую жену не возьмет.

К вечеру девчонка немного успокоится, решил Харальд, глядя в огонь.

Однако внутри что-то недобро екнуло. И змей над плечом опять жадно дернулся.

Я дышу, пока он дышит, думала Асвейг.

Если Гейрульф умрет, то ведьму, из-за которой все случилось, сразу прикончат. Это она понимала. Но никто не приходил ее убивать…

Значит, Гейрульф был еще жив. Только эта мысль и согревала Асвейг.

Она стояла в клетке, в темноте, со связанными руками и тряпкой во рту. С ошейником на шее. Конец цепи, отходившей от ошейника, Харальд прикрепил к мечам на потолке клетки. Натянул цепь так, что Асвейг могла лишь переминаться с ноги на ногу — и дрожать от холода. В сарае, куда затащили клетку, было холодно, как в погребе. Шелковое платье выхолаживало тело, а плащ сдернули с ее плеч еще на пиру, когда связывали.

Но сейчас Асвейг сожалела не столько о плаще — его все равно отобрали бы — сколько о том, что не могла отправить мышь в женский дом. И хоть мышиными глазами, но взглянуть на Гейрульфа. Вот только с ошейником под подбородком тело не оставишь. Обмякнет, и, чего доброго, задохнется.

Так что Асвейг продолжала думать о Гейрульфе, переступая с ноги на ногу. А потом услышала дыхание людей — появившихся в сарае неожиданно, словно возникших из ниоткуда. С изумлением потянулась к ним чутьем воргамор, тут же узнала…

Рядом с клеткой, держа на руках Сванхильд, стоял сын Кейлева. В следующий миг один из мечей в стенке клетки тускло блеснул — и рассеял тьму слабым сероватым сиянием, высветив лица этих двоих.

А волчья ведьма сразу припомнила камень, освещавший пещеру, в которой она очутилась после Йорингарда. Вспомнила и того, кто туда приходил. Он появился в пещере так же внезапно, как эти двое. Правда, при его появлении свет погас, а не загорелся…

Чей-то нож неожиданно резанул по веревке, затянутой поверх тряпки, что затолкали ей в рот. Лезвие прошлось сзади, плашмя скользнув по волосам. Асвейг выплюнула мокрый лоскут, подумала — похоже, старый знакомец тоже тут.

Не зря она даже не почуяла того, кто разрезал веревку!

Значит, это был не Один?

Забава помолчала, глядя на Асвейг. Локи, невидимый в темноте, освободил ведьме рот — и Забава тихо проговорила:

— Расскажи мне все, Асвейг Гунирсдоттир. Зачем вы с сестрой обернули меня волчицей, кто утащил вас под землю… и про чары не забудь. Про те, о которых ты кричала с помоста. Только говори потише, чтобы стражники нас не услышали. Иначе Харальд узнает об этом разговоре, и неизвестно, что решит. Может, заподозрит тебя в новом колдовстве? А потом позовет Гейрульфа на новый поединок, чтобы с полным правом тебя убить. Но ты ведь не захочешь этого?

Асвейг криво усмехнулась. Сипло пробормотала:

— Считай, я оценила твою хитрость, дротнинг Сванхильд. Тот, кто пришел сюда вместе с вами, третьим — кто он?

Она умная, с горечью осознала Забава. Такая, какой ей самой никогда не стать. Уж сколько она эти слова в уме готовила, чтобы хоть как-то, да припугнуть ведьму — а та ее сразу раскусила. Но…

Уж какая есть, до странности спокойно вдруг подумала Забава. И, придавив ладонью живот, сказала, не заботясь больше о том, как прозвучит ее голос, твердо ли, тихо ли:

— Я пришла, чтобы спросить, а не ответить. Будешь запираться, я сама закричу. А потом исчезну так же, как появилась. Не знаю, что подумает Харальд, когда ему об этом доложат.

И наверно, уже никогда не узнаю. Зато ты и узнаешь, и увидишь.

— Тише, — торопливо прошептала Асвейг.

Шепот ее вышел каким-то дробным. Забава вдруг сообразила, что ведьма, стоявшая в клетке в одном шелковом платье, трясется от холода — и ощутила жалость. Хотя перед этим разговором обещала себе, что не будет жалеть…

— Ни к чему меня пугать, — по-прежнему шепотом выдохнула Асвейг. — Я и так все рассказала бы. Я задолжала тебе, дротнинг Сванхильд. Во-первых, за то, что Харальд не стал сам драться с Гейрульфом. Не захотел из-за тебя… а тот хирдман — это все-таки не Ёрмунгардсон. Гейрульф мог его победить, и победил! Во-вторых, ради тебя Харальд позаботился о Гейрульфе после боя. Как видишь, мой долг велик. А ты, выходит, решила уйти от конунга? Твоя затея с драккаром с самого начала была неразумной… что, удерешь от него так же, как пришла сюда? Выходит, третьим с вами пришел…

Асвейг резко смолкла. Подумала с изумлением — так это Локи? Великий туре Локи? Только он способен гулять, где захочет!

— Я уже сказала, что пришла не отвечать, — вполголоса уронила Забава.

И Асвейг не смогла подавить кашляющий смешок. Затем прошептала:

— Да, верно. Тогда слушай… мы, воргамор, или волчьи ведьмы, всегда жили с оглядкой. Потому что люди опасаются колдовства — и понятно, почему. Но в начале прошлой зимы, перед йолем, одной из нас приснился вещий сон. Зовут ее Хальберра, у нас она считается провидицей. Так вот, она предсказала…

Асвейг сбилась. Перевела взгляд на сосредоточенно-хмурое лицо Болли, подумала — при нем нерожденного сына Харальда называть Рагнареком нельзя, для простых людей это имя звучит слишком страшно. А если до Харальда все-таки дойдут ее слова, он и впрямь может позвать Гейрульфа на новый поединок.

— Хальберра предсказала, что все воргамор умрут страшной смертью, когда у Харальда Ёрмунгардсона народится сын, — быстро прошептала Асвейг.

— И взовьются костры, и взойдут на них все воргамор… таким было предсказание Хальберры. Поэтому нас с Бреггой послали в Йорингард, чтобы обернуть тебя волчицей. И если повезет, подарить конунгу Харальду новую жену — из наших, из ведьм. Мы рожаем лишь дочерей, поэтому Ёрмунгардсон никогда не дождался бы сыновей. К тому же некоторые из ведьм вообще не могут родить. У Исгерд, к примеру, это не вышло.

— А новой женой Харальда должна была стать ты? — тихо спросила Забава.

— Отец на это надеялся, — негромко ответила Асвейг. — Я считала, что это было бы достойное замужество. К тому же от этого зависела жизнь всех будущих дочерей воргамор.

И моих тоже… если они у меня народятся. Поэтому, когда мы приплыли в Йорингард, я смотрела на Харальда так, как ему нравилось. Так, как смотрела на него ты — кротко и застенчиво. Но потом все пошло наперекосяк. Свальд уже не хотел Бреггу, она приревновала его к наложнице и выдала себя. Показала Свальду, что умеет управлять крысами. После этого нам пришлось поторопиться. Мы той же ночью отправили крысу, чтобы влить тебе в жилы волчье колдовство…

— Как вы это делаете? — перебила ведьму Забава.

— Основа колдовства — кровь того, кто уже обернулся, — пробормотала Асвейг. — Воргамор пьет ее, и в ней самой распускается волчья сила. Бродит в теле воргамор, как закваска в эле. Потом надо нанести на клыки какой-нибудь крысы кровь этой ведьмы. Для этого мы вдоволь поим тварь ведьминой кровью. И тот, кого эта крыса укусит, в следующее полнолуние обернется волком. Конечно, вместо крысы можно взять мышь. Но мыши пугливы, кусают неглубоко…

— А откуда взялась самая первая кровь? — вдруг спросила Забава. — Для самого первого оборота? Ведь с чего-то же все начиналось?

Асвейг облизала губы. Уронила тихо:

— Говорят, отцом первой воргамор был один из турсов, великих йотунов. Это он принес своей дочери, рожденной от простой женщины, кровь для оборота. Не знаю, у кого ее нацедил наш великий предок… но многие из воргамор верят в то, что это была кровь самого Фенрира, сына Локи. А еще наш предок научил первую из ведьм колдовству — не только волчьему, но и умению управлять мелким зверьем, входя в их разум. Мы происходим от великих йотунов, дротнинг. Как и твой муж. Поэтому в нас волчья сила бродит недолго, а затем угасает, не изменив наших тел. Правда, угасает с болью, но мы пьем зелье, чтобы ее смягчить.

Асвейг запнулась, ощутив, как губы скривились в едва заметной усмешке. Подумала — а прежде я всерьез считала ту боль невыносимой…

— После того, что случилось между Свальдом и Бреггой, — продолжила Асвейг, — мы отправили к тебе крысу, напоенную кровью Брегги. И для отвода глаз натравили на других баб обычных крыс. Себе наставили крысиных укусов. А потом к нам ворвался конунг Харальд. Я пыталась его остановить… мы не умеем управлять людьми, как мышами, но можем зачерпнуть похоть из мелкого зверья и дать ее ощутить мужику. Однако конунг, вместо того, чтобы пожелать меня, разъярился.

Асвейг все говорила и говорила — о цвергах, которых Брегга почуяла в Йорингарде, о незнакомце, приходившем в пещеру. Умолчала она лишь о том, что этим незнакомцем мог быть Локи. Зато рассказала, как вместе с Бреггой выпустила Забаву из клетки. Как вернулась с сестрой в Упсалу, и там узнала, что случилось с Харальдом.

Выходит, были чары-то, пролетело в уме у Забавы, когда Асвейг наконец замолчала. Боги все собрали воедино — и колдовство воргамор, и божью силу Фрейи. А для верности еще связали Харальда даром берсерка. Так и одолели…

Но дар этот берсерочий у него и прежде был, отстраненно подумала вдруг Забава.

Что же получается? Уж такие сильномогучие вышли у богов чары — да только разом спали, стоило Харальду взглянуть на нее? И увидеть, как ярлы жену ножами полосуют? Одних взглядов ему хватило, чтобы те чары снять?

Я-то и заколдованная его побежала искать, уже горестно решила Забава.

А Харальд про жену вспомнил лишь тогда, когда ее резать начали — и она опять в бабу превратилась. Неглубока же оказалась Харальдова память о ней…

Но вслед за этими думками в уме у Забавы мелькнуло лихорадочно — а может, Харальд потому и очнулся, что увидел ее раненой? По слухам, прежде он всегда приходил в себя, порвав какую-нибудь бабу. Замучив ее до смерти. Может, Харальд и сейчас посмотрел на бабьи раны, да пришел в себя? Но тогда неважно, кого он увидел. Важно то, что тело у бабы было вспорото лезвием!

От этой догадки Забава окаменела. Тут же на память пришли слова Локи — хочешь увидеть, как мой внук умеет расправляться с бабами…

Не зря, выходит, сказал?

И в этот миг, безрадостный и горький, под ладонью Забавы вдруг шевельнулось дитя. Дало о себе знать слабым, едва заметным тычком. Она судорожно вздохнула, разрываясь между радостью и горем. Подумала торопливо — хватит горькими думками маяться. Пора что-то решать. Вдруг Харальд прямо сейчас явится во фьорд да взойдет на драккар? А там Кейлев с Нежданой…

— Если хочешь, я оставлю тебе свой плащ, — выдохнула Забава, глядя на Асвейг. — Иначе замерзнешь.

— Нет, — почти испуганно отозвалась ведьма. — Не губи меня своей жалостью, дротнинг. Конунг Харальд, как только увидит этот плащ, сразу все поймет. А от меня теперь зависят две жизни, моя и Гейрульфа. Лучше попроси того, кто с тобой пришел, вернуть на место кляп и веревку. Он сможет, я знаю. Прощай и…

Асвейг одно мгновенье колебалась. Потом, решившись, все же прошептала:

— И знай — бегство не всегда означает спасение. Нас с Бреггой тоже унесли из Йорингарда по неведомым тропам. Но дальше помоста, на котором Харальд убил моих сестер, мы не убежали.

Предупреждает о чем-то, безрадостно осознала Забава. То ли намекает на то, каким путем Локи привел их с Болли сюда, то ли хочет сказать, что от Харальда ей все равно не уйти?

Блеклый свет на лезвии меча тем временем моргнул и погас. Следом в клетке что-то зашуршало и зашелестело. А потом голос Локи произнес совсем рядом:

— Уходим. Болли, дай мне руку…

— Стой, — резко уронила Забава, заподозрив вдруг недоброе. — Сначала дай мне посмотреть на Асвейг.

Локи издал сдавленный смешок — но ничего не сказал. А по мечу в стенке клетки опять побежали тусклые серые блики.

Асвейг по-прежнему стояла в клетке навытяжку. Рот ее снова закрывал тряпичный кляп поверх которого была затянута веревка. Поймав взгляд Забавы, ведьма приподняла брови. И медленно моргнула.

Прощается, решила Забава. Потом, сама не зная почему, вдруг бросила:

— Ради Гейрульфа, который меня спас когда-то… если Харальд вдруг придет к тебе, пообещай ему, что и сама уедешь в дальние края, и остальных ведьм за собой позовешь. Самой крепкой клятвой конунгу в том поклянись. Такой, какую никогда не нарушишь. Да скажи ему, что проще дать воргамор надежду на спасение, чем ловить их поодиночке, каждый день опасаясь удара исподтишка. Вот теперь прощай, Асвейг Гунирсдоттир. Надеюсь, больше мы не свидимся.

Ведьма опять моргнула, теперь уже быстро, соглашаясь. Затем тусклое свеченье на клинке погасло. А Болли, чуть прогнувшись, завалил Забаву к себе на плечо. Тут же выставил перед собой ладонь с растопыренными пальцами, придерживая спину сестры локтем.

Локи, невидимый в темноте, схватил его за руку. Потянул за собой — и Болли осторожно шагнул следом, уходя влево. В следующий миг Забава ощутила просоленный запах моря. Услышала плеск волн, сразу зажмурилась от дневного света. После темени-то сарайной…

Они очутились на драккаре. Замерли в дыре на месте снятых половиц, между двумя толстыми брусьями, на которых эти половицы прежде лежали.

Встрепенулся сидевший поодаль у борта Кейлев. Приподнялся на одно колено, глядя на Локи и Болли, стоявших сейчас на придонном настиле. Из дыры торчали только их головы и плечи, у дротнинг виднелись лоб да глаза…

— Ну что? — с надеждой спросил Кейлев, уставившись на дочь. — Остаемся?

Забава качнула головой. Уронила:

— Нет.

И Кейлев, недовольно выдохнув, нахмурился. Но спросил спокойно:

— Куда уйдем?

Локи, успевший развернуться, глянул на Забаву и усмехнулся. А у нее перед глазами снова встали призрачным виденьем берега ладожские. Зеленые склоны холма, над ними бревенчатые крепостные стены…

Нет, подумала Забава устало и горестно. Кейлев прав, Харальд может прийти в ее края чтобы отыскать там беглую жену. И с дедом своим Харальд может договориться — да вызнать, куда тот ее увел. А если она спрячется в лесах, что лежат на восток от Ладоги, Харальд, не найдя ее, в отместку может разорить всю округу.

Такую беду я в родные края не принесу, молча решила Забава. К тому же Асвейг все сказала верно — не всякое бегство спасение. И не ждет ее никто на родине, и Кейлеву с Болли не место на чужбине. Неждана тоже может затосковать по ярлу Свальду…

— Мы уйдем в Йорингард, — негромко объявила Забава.

А следом поймала довольный взгляд Кейлева. Отвернулась от отца, попросила Локи:

— Сможешь вслед за нами привести в Йорингард одного пса, великий Локи? Когда меня уносили из опочивальни, моего Крысеныша оттуда выпустили. И он куда-то убежал. Носится сейчас, наверно, по крепости. Может, у кухни крутиться…

— Будет тебе пес, — коротко ответил Локи. Потом так же коротко спросил: — Уходим?

Кейлев, низко пригибаясь, уже дошагал до дыры и присел на корточках у самого ее края. Неждана, до этого неподвижно сидевшая у другого борта драккара, тоже подобралась поближе — шустро, вприсядку, забавно переваливаясь с боку на бок и деловито волоча по палубе гроздь из тюков с припасами и одеждой.

— Уходим, — ощутив вдруг страх, бросила Забава.

И Болли снова прогнулся в поясе. Выставил растопыренную пятерню…

В Йорингарде было на удивление тихо. Безлюдно.

Болли вслед за Локи ступил на берег у самого конца крепостной стены, что выходила к фьорду. И шагнул на этот раз заметно уверенней. Локи, не оборачиваясь, бросил:

— Ждите.

А потом исчез. Через пару мгновений великий йотун снова возник на полоске берега, шагах в пяти от Болли. Вместе с ним появился Кейлев, державший на плече связку из двух тюков.

Следом Локи опять растворился в воздухе — и вернулся, держа за руку Неждану, обвешанную узлами. Тут же исчез, не проронив ни слова.

Наверно, боится, как бы еще о чем не попросили, подумала Забава, глядя туда, где только что стоял дед Харальда.

— Ты все правильно решила, дочь, — объявил тем временем Кейлев, сбрасывая тюки с плеча на каменистый берег. — Твое место в крепости конунга. Здесь твой дом. Рабы, наверно, разбежались… или их увели. Да и Хель с ними! Только надо послать весточку в соседние селенья. Пусть по округе пройдет слух о том, что дротнинг Ёрмунгардсона вернулась в Йорингард. После этого сюда никто не сунется. Да и коз надо прикупить.

Скотины в крепости не осталось. У меня есть браслет…

— Мы ничего не будем покупать, — чуть сбивчиво сказала Забава.

И подавила вздох. Жалко было разочаровывать Кейлева, который слишком явно надеялся на то, что дротнинг с конунгом помирятся.

Но договорила она уже ровно, бестрепетно:

— Я поживу здесь, пока не встану на ноги. Думаю, через два-три дня поднимусь. А потом я уйду в свой дом. В Хааленсваге.

Над ухом у Забавы недовольно хмыкнул Болли. Кейлев чуть резко спросил:

— Что ж мы сразу туда не отправились? Ты изранена, в тягости — а до Хааленсваге почти два дня пути по морю. Надеешься сбить конунга со следа? Он все равно узнает, где ты!

— Не надеюсь, — устало ответила Забава. — Просто здесь стоит ложе конунга. Утварь в Хааленсваге принадлежит мне, не ему… и все ложа там мои. Ты сам сказал, отец — я перестану быть женой конунга, если при свидетелях трижды пройдусь от мужнего ложа до порога. Это надо сделать здесь. И при свидетелях. Вы это увидите, а потом я уйду из Йорингарда. Но уйду уже свободной женщиной.

Кейлев глянул ошарашено, Неждана, внимательно смотревшая на Забаву, чуть приподняла брови, однако промолчала. Зато Кейлев заявил:

— Это не остановит конунга, когда он придет за тобой в Хааленсваге…

— Пусть сначала придет, — перебила его Забава. — Вдруг по дороге ему опять встретиться какая-нибудь Труди? Но если уж Ёрмунгардсон сумеет добраться до Хааленсваге, то я приму его достойно. Как положено принимать такого доблестного конунга!

— Ты что-то задумала, — проворчал Кейлев, глядя на нее. — Что?

Забава внезапно улыбнулась, блеснув зубами. И сама подивилась тому, насколько широкой — да недоброй — вышла эта улыбка. Словно дверка какая-то приоткрылась внутри, и ее снова омыло злостью, поутихшей после того, как дитя в животе шевельнулось.

Будь что будет, яро подумала Забава, глядя Кейлеву в лицо. От Харальда все равно не сбежать, но и прощать то, что было, нет сил.

А следом она объявила, произнося слова подчеркнуто спокойно:

— Все будет, как положено, отец. Вот увидишь.

— А мастер Йорген в Хааленсваге, наверно, уже достроил драккар, — неожиданно бухнул Болли, молчавший до сих пор. — Помнишь, отец, корабль, который конунг Харальд заказал Йоргену еще осенью? Киль из цельной сосны, шпангоуты из дуба. Раз Сванхильд все равно был обещан драккар, а тот мы оставили в Упсале…

В стороне, чуть выше по пологому берегу, прямо из воздуха вдруг выпрыгнул черный пес. Залаял радостно и побежал к ним.

Кейлев шевельнул бровями, глядя на то, как Крысеныш прыгает вокруг Болли — а дочь, тут же перестав нехорошо улыбаться, протягивает псу руку, выпростав ее из-под плаща. И смотрит на пса взглядом прежней Сванхильд. Точно дитенок, получивший в подарок ленточку.

Вот и ладно, мелькнуло у старика. Пусть пройдет время. Сванхильд успокоится, а потом придет конунг Харальд. А уж он ему подсобит…

— Пусть будет по-твоему, дочь, — громко сказал Кейлев. — Постойте пока тут. Я пройдусь по крепости, гляну, остались ли рабы. Затем вернусь за вами.

Он развернулся и зашагал вверх по пологому склону, торопясь к домам Йорингарда.

Уйдя от догоравшего кострища, Харальд сначала переговорил с хирдманами. Расспросил их о войске, о драккарах, велел разослать дозоры по округе. А следом пошел к тележному сараю, где сидела Асвейг.

Стражники, охранявшие ведьму, стояли в десятке шагов от запертых дверей сарая — как им было велено. Одного из парней Харальд тут же отправил за едой и питьем, второго послал за тряпьем из воинских сундуков, что остались в мужских домах. Еще паре стражников приказал принести чурбаки поровней. И постоял у сарая, дожидаясь их возвращения.

А затем, уже отпирая замок на дверях, Харальд угрюмо подумал — если бы не Сванхильд, не стал бы нянчиться с этой тварью. Но девчонка, высказав все, что у нее на уме, обязательно спросит, как там Асвейг. Чтобы она, да о таком нужном деле позабыла…

Широкие двери тележного сарая скрипнули, распахиваясь. Стражники быстро закатили в дверной проем тяжелые чурбаки, бросили рядом охапку одежды и еду. Тут же поспешно отступили назад. А Харальд, подхватив один из чурбаков, начал по очереди подсовывать обрубки стволов под углы клетки.

Пол из стальных клинков, пока он занимался этим, перекашивался то в одну, то в другую сторону. Асвейг судорожно переступала с ноги на ногу, пытаясь устоять. Но ступни в сапогах из тонкой кожи скользили по железным полосам, и Асвейг время от времени повисала на обруче ошейника, задыхаясь и дергаясь в нем, как в петле.

Харальд на ведьму не смотрел. Приподняв клетку над земляным полом, он отпер дверцу — и швырнул внутрь принесенную одежду. Потом вошел, бросил поверх тряпья ковригу хлеба и заткнутую баклагу с элем. Тут же полоснул ножом по веревке, освобождая Асвейг рот. И взялся за скобу, скреплявшую дужки ошейника.

— Спасибо, — сипло выдохнула ведьма.

Харальд в ответ промолчал, разгибая на совесть скрученные концы скобы из железного прута.

— Я знаю, что ты со мной сделаешь, конунг Харальд, — просипела Асвейг. — Просто так не отпустишь, верно? Я не видела ту повариху, которой ты посмотрел в глаза. Исгерд со Свалой убили ее прежде, чем я пришла в крепость. Но они рассказали мне о ней. Она уже не была человеком…

— Ты тоже не человек, — равнодушно уронил Харальд.

И разомкнул ошейник. Асвейг быстро повернулась к нему. Сказала, косясь в сторону, чтобы не встретиться с ним взглядом:

— Это верно, я воргамор. Но в здешних горах есть и другие волчьи ведьмы. Превратив меня в тварь со змеиными глазами, ты избавишься только от одной. А если отпустишь меня такой, как сейчас, я исчезну в далеких краях и переманю к себе всех воргамор… пошлю им весточку и призову к себе, пообещав жизнь и спасение! Все равно на Севере волчьих ведьм теперь ждет смерть. Люди уже знают, кто мы, что мы делаем. И нас поубивают одну за другой, не твои воины, так другие… когда слухи разойдутся, после каждого пропавшего люди будут присматриваться к бабам в округе. Но в новых краях мы заживем спокойно, среди тех, кто о нас ничего не знает. Я единственная, чьи родичи погибли по твоей воле. Последняя из трех сестер, падчерица и наследница Исгерд. У Свалы мать уже умерла, детей у нее не было… стало быть, только у меня есть право мстить. И я клянусь тебе, что никогда не принесу беду в твой дом, никогда не вспомню о мести. Клянусь тебе жизнью моих нерожденных дочерей… и жизнью Гейрульфа!

— Он мертв, — бесстрастно бросил Харальд.

Потом помолчал, глядя на ведьму. Добавил холодно:

— Гейрульф умер как раз перед тем, как я пришел сюда. Так что твоя жизнь опять принадлежит мне. И я хочу посмотреть, что мой взгляд может сделать с одной из воргамор. Вдруг мне пригодится ведьма-прислужница?

Лицо Асвейг, окаменевшее при первых словах Харальда, исказилось. Некрасиво растянулся рот, напряглись жилы на шее — словно ведьма рыдала, не издавая ни звука, не проливая слез. Потом Асвейг, хрипло вздохнув, закрыла глаза. Снова открыла, сказала осипшим голосом:

— Ты воин, конунг Харальд. Мой отец тоже был воином. Как дочь воина и конунга, молю тебя… окажи мне великую милость, подари смерть! Прямо сейчас, пока Гейрульф еще не остыл. Даже если меня не положат в одну могилу с ним, я все равно буду искать его на дорогах, по которым люди уходят в чертоги богов. И может, найду!

Она договорила, опять хрипло вздохнула. Ладони, стянутые веревкой у запястий и сцепленные перед пышной грудью, подрагивали.

Харальд вскинул брови. Подумал с неудовольствием — еще одна конунгова дочка наслушалась скальдов. Треплется, как девица из саг. Но…

Но Сванхильд это понравится, вдруг мелькнуло у Харальда. Как только девчонка выпустит первый гнев и спросит про Асвейг, можно будет ей об этом рассказать. Глядишь, помягчеет. После того, как Сванхильд начала понимать нартвежскую речь, она на пирах прислушивалась с любопытством и к сагам, и к висам…

— А чем простой воин сумел завлечь дочь конунга? — все так же холодно спросил Харальд. И пообещал: — Если расскажешь так, что я поверю, придушу прямо сейчас.

Асвейг на мгновенье зажмурилась. Просипела быстро:

— Смелостью без расчета. Доблестью без надежды на награду. Я много видела тех, кто был смел ради добычи, ради спасения или милости конунга… но Гейрульф защищал, не требуя платы. Он на пиру протянул Ниде нож на глазах у ярла Свальда… и хоть она его не приняла, но от боя с ярлом Гейрульф не отказался. Что в первый, что во второй раз. Хотя мог уладить дело миром. Не его ведь баба? И твою жену Гейрульф спас — а потом не пожелал стать хирдманом. Ради меня бился, хоть это было безнадежно…

Харальд ухмыльнулся. Сказал неторопливо, приопуская веки:

— Выходит, на все мое войско нашелся всего один смельчак, ни от кого не ждущий награды? Хель с тобой, Асвейг. Живи.

— Убей, — тоскливо и как-то скрипуче попросила ведьма.

Харальд, молча повозившись пару мгновений, отцепил от клинков в потолке клетки цепь. Проворчал, наматывая ее на ошейник:

— Гейрульф жив. Тряпье я тебе принес, ночью не замерзнешь. Но если затеешь что- нибудь недоброе, подошлешь к моим людям крыс или наведешь на них чары — тогда уж точно посмотрю тебе в глаза. И скажи мне вот что, Гунирсдоттир. Если я тебя отпущу, куда ты с Гейрульфом поплывешь?

Ведьма, смотревшая на него потрясенно и неверяще, снова зажмурилась. Ответила тихо, не открывая глаз:

— Если позволишь… то в родные края дротнинг Сванхильд. Раз там есть такие, как она, может, и мы заживем по-другому. К тому же там правит конунг Рюрик. Если Гейрульф захочет взяться за меч, ему будет к кому пойти. Благодарю тебя за весть о том, что он жив, конунг Харальд.

— Никаких чар, — буркнул Харальд.

И вышел из клетки. Запер дверцу из клинков, потом сарай. А потом зашагал туда, куда тоже следовало заглянуть…

Пока Харальд разговаривал с хирдманами, Свальд куда-то запропастился. Но подойдя к бане, Харальд вдруг столкнулся с ним нос к носу.

Ярл Огерсон сиял, словно только что отлитая гривна. Короткие волосы посветлели, как бывает после густого щелока. Подбородок и щеки, с которых безжалостно соскребли щетину, теперь ярко розовели. Под скулой и на подбородке краснела пара царапин, оставленных острым лезвием.

Только рубаха на Свальде была простая, из серой некрашеной шерсти.

— Вот теперь я вижу, что мы и впрямь родственники, — насмешливо бросил Харальд. — Об одном подумали. А почему рубаха не красная, Свальд? Мне казалось, у тебя других и нету.

— Ведьму напоминает, — проворчал брат.

И Харальд тут же вспомнил красное платье Брегги. А Свальд заявил почти так же насмешливо, как перед этим Харальд:

— Говорят, если волчица почует на волке запах чужой течки, она начинает рвать его клыками. Но тот лишь уворачивается. Или сразу убегает. Три себя посильней, брат!

Харальд в ответ глянул недобро. Змей, до этого тихо елозивший по плечу, зашипел, пришлось уколоть взглядом и его…

Свальд лишь ухмыльнулся, искоса посматривая на брата. Затем сказал уже серьезно:

— Скоро вечер, а до фьорда еще надо добраться. Долго будешь ополаскиваться?

— Торопишься? — буркнул Харальд. И попросил: — Прикажи кому-нибудь, чтобы принесли мне в предбанник еду. Помоюсь, перекушу и спустимся на лодке к фьорду.

Свальд, кивнув, отступил. Харальд, придерживая перекинутые через плечо чистую рубаху и штаны, поднырнул под низкую притолоку бани.

Мылся он основательно. Пригоршнями плескал на себя щелок, тер кожу снятой рубахой, следом обливался водой. И снова плескал, и снова тер…

Змей, разомлевший от банного жара, прилег ему на плечо. Но когда Харальд плеснул щелоком и на него, разъяренно зашипел. Гибкое туловище тут же задергалось под рукой. А у Харальда перед глазами внезапно мелькнуло видение из тех дней, когда он плавал в багровом тумане — как Труди Гунирсдоттир жадно накрывает губами змеиную морду…

Харальд скривился. Опять плеснул щелоком на морду змея, и начал тереть ее мокрой рубахой, придавив туловище у самой головы.

Когда он наконец вышел из парной, обсыхавшую кожу сразу стянуло. Харальд, не обращая на это внимания, надел чистую одежду. Потом похватал куски из блюда, которое появилось в предбаннике, пока он мылся. Запил все элем, подхватил секиру — и шагнул за порог.

Снаружи, за банной дверью, его поджидал Свальд.

Во фьорд Харальд со Свальдом добрались уже после заката. Оставили лодку перед рядом причалов, и зашагали туда, где над мостками, отражаясь в воде, полыхали факелы стражников.

На нужный причал Харальд ступил первым. И первым же подошел к воинам, что стерегли Сванхильд.

Выбранный ею драккар сонно покачивался на волнах. Факелы стражников высвечивали длинный борт, облизывая его смутными отблесками.

Но на палубе было темно и тихо. Сходни оказались убраны, причальные концы были вытравлены так, что провисли до самой воды. Драккар держался только на якорных канатах…

И змеиным укусом ожгло Харальда недоброе предчувствие.

— Они там? — быстро спросил он, глядя на драккар.

Старший из стражников, уже подошедший к конунгу, торопливо ответил:

— Все там. Я посадил двух парней на лодку, что стоит у причала напротив. Они присматривают за другим бортом. До сих пор не кричали, значит с той стороны никто не уплывал. А с этой никто не…

— Тащите багры, — оборвал его Харальд. — Живей!

По доскам настила тут же застучали шаги — кто-то из стражников кинулся выполнять приказ. А Харальд уронил:

— Давно ты их видел?

— В полдень над бортом мелькала голова Болли, — уже озабочено сказал старший из стражников. — И эту я видел, которая жена ярла Свальда. А потом — все. Отсыпаются, наверно. Ночь у всех выдалась бессонная. У дротнинг еще и рана…

Воин осекся, Харальд угрюмо подумал — верно, рана. Причем такая, с которой не уснешь. Хлестать эль, как делают мужики в таких случаях, Сванхильд не будет…

Он шагнул к самому краю помоста, резко приказал:

— Выбирайте концы!

Стражники взялись за веревки, драккар медленно двинулся к причалу. Вернулся парень с баграми. Взлетели и упали длинные древки, захрустело дерево под железными крючьями. Кто-то накинул на багры доску — и Харальд, взяв у одного из стражников факел, перебежал по ней на драккар.

Перед носом в палубе зияла дыра, откинутые половицы валялись рядом. На корме возле закутка громоздился всякий скарб. Тихо, невесомо покачивались кожаные занавеси закутка…

Он рванулся туда. В три прыжка добрался до кормы, даже не успев осознать, что начинает меняться. Распухла шея, с треском разорвав ворот рубахи, по лицу загуляли серые тени — и хищно изогнулся над плечом змей.

Кожаную занавеску Харальд отмахнул секирой. А потом застыл на месте, глядя внутрь.

Из закутка, из полумрака, который рассеивало только неровное пламя факела, на него смотрел Локи. Великий йотун сидел, вытянув длинные ноги и сложив руки на груди.

— Я принес тебе две вести, внук, — быстро объявил Локи. — Первая — о твоей жене. Она решила от тебя сбежать. Разобиделась на то, что ты без ее позволения пару раз помял ту девку, Труди. Сванхильд знает, что ты был под чарами, но ее это не смутило. Вторая весть… впрочем, сначала я хочу послушать, что ты скажешь в ответ на первую.

— Это ты помог ей сбежать? — негромко уронил Харальд.

У него над плечом тихо зашипел змей. Сзади грохотнули палубные половицы — подбежал Свальд. Яростно выдохнул, встав у Харальда за плечом, но промолчал. Похоже, сразу узнал Локи, которого видел один раз на озере Россватен…

Великий йотун вскинул брови.

— Ты только это хочешь узнать? Харальд, а не много ли ты позволяешь простой бабе? Вся ее сила — заемная, от сына. Как только он родится…

— Где она? — тише прежнего спросил Харальд.

Зато змей над его плечом зашипел еще громче.

Локи помолчал, глядя внуку в лицо. Потом тонкие красные губы йотуна изогнулись в усмешке.

— Ну, если ты не видишь в этом оскорбления, что ж. Слушай вторую весть — пришло время показать великим йотунам моего наследника. Пока меня держали прикованным, в Йотунхейме случилось много недоброго… но если я объявлю, что власть над Йотунхеймом после меня перейдет к тебе, в следующий раз великие йотуны будут сидеть тихо. Что бы со мной не случилось!

— Я не старший наследник в роду, — резко сказал Харальд. — У тебя есть Ёрмунгард и Фенрир. И сын от Сигюн. Где Сванхильд?

— Ёрмунгард не сможет покинуть Мидгард, — неторопливо ответил Локи. — Фенрир сбежал от богов, но не смог вернуться в свое тело. Над сыном от Сигюн йотуны лишь посмеются. В нем чересчур много человеческого, он слаб и подвластен чужому колдовству. Остаешься ты. Черный дракон, принявший божью печать и взлетевший — тебя будут бояться. Прогуляйся со мной в Йотунхейм, Харальд. Посмотри в лицо великим йотунам как мой наследник. А через пару дней, когда мне вернут сына от Сигюн, снимешь с него волчье колдовство. После этого я скажу, куда сбежала твоя жена.

Харальд помолчал. Затем бросил, глядя Локи в глаза:

— Свальд, я ненадолго отлучусь. Упсала на тебе. К ведьме никого не подпускай. Но если увидишь что-то, похожее на колдовство, допроси ее. Близко не подходи, грози смертью Гейрульфу. Он эту Асвейг крепко зацепил. Меняй стражу в храме Одина на рассвете и на закате…

— Нида ушла вместе со Сванхильд? — как-то скрипуче спросил вдруг Свальд.

Локи с улыбкой кивнул. Объявил:

— Она побежала за ней, задрав подол и позабыв о своем муже. Ни одна из дев йотунов, выйдя замуж, не повела бы себя так. Кстати, Харальд, девы йотунов прекрасней здешних женщин. Кое-кто из асов с радостью женился на них. Ангрбода, йотунша и хозяйка Железного Леса, родила мне трех великих детей. Черному дракону наши девы родят детей не хуже…

— Хватит, — почти шепотом сказал Харальд.

Это единственное слово отдалось под крышей закутка странным эхом. Змей, все еще шипевший над плечом, смолк резко, точно подавился.

Харальд повел в сторону рукой, в которой держал факел. Свальд тут же забрал из его ладони древко. А потом Харальд пригнулся и шагнул под крышу закутка.

К Локи, который уже протягивал ему руку.