Древоходец. Книга вторая. Вместе с дублем

Предисловие автора.

В предисловии к книге «Деревенский колдун», с которой начинался цикл Древоходец, я указал, что действие книги происходит в параллельной реальности.

Многие из моих читателей, ожидали в продолжении узнать о дальнейшей судьбе персонажей «Деревенского колдуна», раскрытие всех загадок, связанных с главным героем: как появились его способности, подробности жизни на Земле до описываемых событий.

Поначалу, я так и собирался сделать, но для объяснения сверхспособностей колдуна, по первоначальному замыслу, требовалось отправить в похожий, но иной мир, где он пройдёт обучение навыкам целителя, и где сформируется его мировоззрение.

Мир, куда он попадёт, в своём развитии близок к европейской Эпохе Просвещения: там ещё существует произвол дворянства, а промышленная революция только-только показывает свои стальные зубы.

«Деревенский колдун», я закончил в январе 2022 года.

Приступая к книге «Приблудный ученик», на описание обучения главного героя в другом мире, рассчитывал выделить пару глав и вернуться снова на Землю, но мне настолько не захотелось возвращаться на Землю, даже на Землю в параллельной реальности, что я намертво «застрял» за компанию с героем в другом мире.

Не смог я оттуда полностью выбраться и в этой части, которую назвал: «Вместе с дублем».

Понимая, что, наверное, не удастся сбежать и в очередной книге (если она будет), принял решение расставить части цикла в хронологической последовательности, начиная с детства героя.

Таким образом: «Приблудный ученик» станет первой книгой цикла «Древоходец»; второй будет книга под названием: «Вместе с дублем», а «Деревенский колдун», пока просто войдёт в цикл на правах «импровизации на тему».

Глава 1.

Костя, приехал в Каменку на проводы в армию Генки, того самого Генки Штопанного, который когда-то оставил его в лесу, во время знаменитого похода местных пацанов «за скелетами».

Бабушка Кости – Евгения Петровна, с утра ушла помогать своей сестре Любочке – матери Генки, готовить застолье.

В доме бабушки он увидел приколотую к двери записку, где его просили явиться на проводы к пяти часам, когда, как считала бабушка, всё будет готово.

И вот, к указанному времени, Костя направился к дому Штокманов.

Мать Генки – Любочка, младшая сестра бабушки Кости, была русской, а отец Генки – дядя Павел, из поволжским немцев, отсюда и фамилия – Штокман.

В эти последние дни мая, почти над каждым забором, под лёгким ветерком, раскачивались ветки цветущей сирени. У кого-то обычная, а у кого и «махровая», зачастую полученная от бабушки Кости, большой любительницы подобных насаждений.

Палисадник Штокманов также встретил цветущей «персидской» сиренью.

Проводы проходили достаточно спокойно, что в те времена являлось весьма нетипичным для Каменки. Не было деревенского пьяного карнавала, где, за неимением других костюмов, размалёванная и обязательно с огромными «дойками» тётка, с треском напяливала на себя, чью-то дембельскую форму, обтягивая свои «пышности» по не хочу.

Опять же, понятно, не было и другого постоянного участника подобного действа: мужика в белом халате врача, часто спотыкающегося, и не только, что пьян, а ещё из-за напяленных на нос очков на плюс шесть, для придания интеллигентности спитой роже. К ним, в обязательном порядке, прилагался гармонист с красными прожилками на щеках и белками глаз цвета яичного желтка, по причине в конец изношенной печени.

Не было этих Коломбин, Арлекин и Пьеро советской деревни, не было матерных выкриков под гармошку, именуемые частушками – ничего, столь дорогого и приятного деревенскому обывателю, не было.

Хотя гармониста на проводы не пригласили, зато на лавочке перед терраской расположился крепкий в возрасте мужчина с аккордеоном и наигрывал «Амурские волны». Как Костя потом узнал, – родственник дяди Павла и тоже из поволжских немцев,

Толстые пальцы в рыжих волосках быстро бегали по клавишам. Сам аккордеонист также был огненно-рыжий, коротко стриженный, с толстыми складками кожи на красной шее.

Играя вальс, он прочувственно закрывал глаза, вкладывая душу в мелодию, но всё же, сразу появлялось впечатление, что такому типажу больше подходило исполнять Хорст Вессель, или Эрика, но, словно отгоняя навеянные своим видом мысли, следующим произведением в его исполнении прозвучало патриотическое «Прощание славянки».

Около аккордеониста собралась небольшая толпа слушателей. Костя присоединился к ним, встав немного сбоку, и тут же почувствовал очень болезненней щипок. Даже не оборачиваясь, он мог точно сказать, кто это сделал: только Лариска, сестра Генки, с детства щипала его именно так, – очень больно, с вывертом, после чего надолго оставались синяки.

Костя повернулся, изображая улыбку от встречи с родственницей. Лариска же в ответ улыбнулась вполне искренне, показав крепкие белые зубы. Он давно с Лариской не встречался, и сейчас перед собой увидел вполне взрослую девицу, с некоторой склонностью к полноте, с высокой грудью и сильно подведёнными глазами.

Она училась в каком-то медицинском вузе на стоматолога, а сейчас всё же нашла возможность приехать, проводить братика.

В дальнейшем ей удастся успешно закончить институт и устроиться работать в стоматологическую поликлинику города Калуги, но даже и оттуда, в Каменку будут доходить слухи, о жалобах пациентов на Лариску. Постоянное желание причинить кому-то физическую боль, видимо было у Лариски на внутреннем, психологическом уровне.

Организация стоматологического помощи простому населению в Советском Союзе и, конкретно, лечение зубов, было совершенно садистским по своим методам. На этой стезе Лариска в полной мере могла реализовывать свои наклонности совершенно безнаказанно.

У Кости позже был знакомый КМС по боксу: они оба тогда учувствовали в чемпионате центральной зоны России и жили в одной комнате. Тот выступал от Калуги и поделился рассказом, как однажды удалял зубной нерв в стоматологической клинике.

– Я за всю свою жизнь ни разу не был в нокауте – башка у меня крепкая. А там, какая-то белобрысая жирная крыса, за два касания меня вырубила. Пришёл в себя – нашатырь под нос суёт, а потом ещё наорала: «Молодой здоровый мужик, как не стыдно в обморок падать!». Я выходил на ринг против чемпиона Европы – не мандражировал, – продолжил он, – А при повторном приёме, сел к ней кресло, – она только зыркнула своими крысиными глазками, а у меня с сердцем плохо.

– Врача-то не Ларисой звали? – поинтересовался тогда Костя.

– Да не помню я как её звали, а если бы и помнил, постарался бы скорее забыть.

Дети Лариски, уедут в Германию, а она откажется. Оно и понятно – кому там нужна со своими особыми навыками: гестапо давно нет, специалисты типа доктора Менгеля тоже не востребованы.

Брат Генка переберётся в Германию, вместе со своими детьми, а Лариска так и останется в России и даже ещё в семьдесят лет, будет продолжать лечить зубы.

Прерывая игру аккордеона, прозвучало приглашение к столу, и все, обходя дом, потянулись в сад, где и были накрыты столы.

Народу было не слишком много: среди них человек пять из одноклассников Генки по школе и по техникуму, некоторые с подружками; соседи, живущие рядом за забором; родственники со стороны отца. Со стороны матери Генки родня была представлены только Костей и его бабушкой – Евгенией Петровной.

Во главе стола сидел Генка. Он, по-видимому, уже выпил и был немного истерично весел. Костю усадили рядом с Лариской, и она потребовала, чтобы он за ней ухаживал: подкладывал на тарелку и подливал вина.

Прозвучало несколько тостов, за удачное прохождение службы. Себе Костя наливал сухое красное вино, достаточно противное, под названием «Каберне».

Под строгим взглядом сидевшего через стол напротив, дяди Павла – отца Лариски, та тоже пила «Каберне», почему-то запивая чистой водой из гранёного стакана. Воду, по её просьбе, наливал Костя из стоящего рядом кувшина.

Генка к своим девятнадцати годам набрал вес, заматерел и из глистастого подростка превратился в высокого, пропорционально сложенного юношу. Сейчас он раскраснелся и, размахивая руками, начал объяснять своим друзьям, что мамка, работающая фельдшером при шахте, якобы легко могла через знакомых докторов отмазать его от армии, но он ей сказал, что не надо: «Потому, как любой нормальный парень, обязан отслужить в армии».

Костя, услышав всё это, про себя хмыкнул: Любочка – мать Генки, приходила к ним занять денег на взятку докторам. Или нужной суммы не набрали, или нужного человека не нашли, но сделать освобождение от армии не удалось, чем Генка был невероятно расстроен.

Дядя Павел, хоть и был глуховат, после многолетней работы кузнецом, но слова сына про возможность отмазки от армии услышал и решил прервать излияния Генки – поднялся и стал произносить тост.

Как все, плохо слышащие люди, говорил очень громко, раскатистым с хрипотцой басом.

Когда он закончил, на весьма патриотической ноте про служение Родине, все выпили и стали закусывать.

Костя решил закусить котлетой, предварительно густо обмазав её горчицей. Ему в детстве часто приходилось обедать в доме Штокманов, и знал, что горчицу они делают сами, по семейному немецкому рецепту дяди Павла. Это не тот горлодёр, продающийся в магазинах, это практически мягкий горчичный соус и его можно густым слоем намазывать на хлеб и спокойно есть.

Как потом выяснилось, горчицу для застолья Любочка попросила у соседки – своя закончилась. Соседи тоже горчицу делали самостоятельно, но у них имелись в этом плане другие предпочтения, главным из которых была «ядрёность».

Костя отправил в рот кусок котлеты с горчицей, в пропорции примерно пятьдесят на пятьдесят, после чего вытаращил глаза, просипел: «Ух!». Появилось ощущение, что в рот попала горящая термитная шашка.

Костя вскочил со стула: в кувшине вода закончилась, и он протянул руку к стоящему в центре стола стеклянному графину с желтоватой жидкостью, где, как думал, налит самодельный лимонад – такой часто делали в семье Штокманов, смешивая воду с лимонным порошком. Неожиданно его руку у графина перехватил дядя Павел, и, считая, что говорит шёпотом, а на самом деле это прозвучало громко, гулко и как-то угрожающе, словно громовые раскаты: «Костька не трожь – самогонка!».

Костя повернулся в одну, в другую сторону, ища, чем запить, и здесь его взгляд упал на гранёный стакан с водой около Лариски. Выпив сухое вино, она затем медленно тянула воду из этого стакана, будто плоская рот после мерзкого для её изощрённого вкуса вина «Каберне».

Сейчас, наполненный под ободок, как считал Костя чистой водой, стакан стоял рядом с тарелкой Лариски.

Костя схватил его и в два глотка осушил.

Оказывается, под внимательным взглядом отца, Лариска заставляла Костю наливать ей воду, а затем, подгадав момент, просила, сидящего с другой стороны одноклассника Генки, заменить её стакан с водой на стакан с водкой.

Выглушив, как оказалось, полный стакан водки, Костя так и застыл, пытаясь продохнуть.

– Что, что с тобой случилось? – заволновалась бабушка Кости.

– Он, думал – на столе наша горчица, и хорошо так намазал себе на котлету, а это мать у соседей взяла «вырви глаз», вот он и остолбенел, – мило улыбаясь, пояснила Лариска, и, повернувшись к Косте, тихим злым шёпотом добавила: «Только скажи кому, что в стакане водка – убью!».

Предупреждение было явно излишним: Костя не только сказать, он и вдохнуть-то толком не мог.

Вид Костика, как сом на берегу, время от времени разевающего рот, ни у кого сочувствия не вызывал, а только хохот.

Костя бегом бросился на выход. Из-за ручьём льющихся слёз, он плохо видел, но всё же смог обогнуть дом, и выскочить на улицу.

Вышедшая за ним бабушка, только и успела крикнуть ему в спину: «Ты куда?», – Костя в ответ только махнул рукой.

– Как малый рванул, – сказал кто-то из оставшихся за столом гостей, – будто горчицей под хвостом намазали! – закончил он, под общий хохот.

Отбежав подальше, Костя остановился и наконец-то позволил себе вырваться. Освободив желудок, дошёл до колонки и умылся. На проводы Генки он решил не возвращаться и медленно пошёл к дому.

Вдоль дороги над заборами от лёгкого ветерка по-прежнему качались ветки сирени, но из-за обожжённой водкой и горчицей слизистой, Костя совсем не слышал их аромат.

Добравшись до дома бабушки, постелил себе на диване, разделся, включил телевизор, но стоило только прилечь, как его «накрыло».

Мощно, буквально разбивая, разнося ему сознание, в мозг сразу пошёл огромный поток информации: вот он впервые появляется на «Волшебной поляне» планеты Эре; охранник Боруш бьёт его дубинкой по голове; он лежит привязанный цепью к кровати; работает на огороде школы; пытается совершить побег….

Поначалу мозг ещё кое-как справляется с информацией, но поток всё увеличивается и увеличивается. Картинки становятся отрывистыми и мало связанными: он смотрит ночью из окна таверны на горящие во дворе факелы и слышит громкий топот танцующих на нижнем этаже; лежит в траве, воя от боли, с арбалетным болтом в спине; ученик мастера Мелиуса по картинкам обучает его языку княжества Либоргского. Поток всё нарастает: Либоргский язык, имперский язык, староимперский язык. Мозг не способный освоить такой объём и отключает некоторые свои функции.

Костя дышит, сердце и другие органы работают, но он уже ничего не воспринимает: ни звуков, ни света, ни прикосновений – он полностью отгорожен от мира, «заперт» в себе.

На проводах в армию, одноклассник Генки, всё же кому-то проболтался, что незаметно менял Лариске стакан воды на стакан с водкой. Слух быстро дошёл до матери Генки, а уже от неё и бабушка Кости узнала, что её внучок по ошибке выпил почти полный стакан водки.

Прибежав домой, нашла Костю перед включённым телевизором, как она посчитала, спящим. Накрыла одеялом, выключила телевизор, и больше не беспокоила, чуть ли не до середины следующего дня.

И только, ближе к полудню, после неоднократных попыток разбудить, вызвали «скорую».

Костю поначалу отвезли в больницу Каменска, а через сутки переправили по месту проживания – в больницу города Георгиевска.

Врачи выдали заключение, что впал в кому по причине сильной интоксикацией алкоголем.

После неутешительных прогнозов врачей, мать и бабушка Кости прибывали в отчаянье, но всё же, провалявшись овощем больше недели, Костя неожиданно пришёл в себя.

Ну как пришёл в себя: поначалу зрачки стали реагировать на свет, затем появились попытки сесть на кровати, начал самостоятельно есть, только при этом говорил что-то нечленораздельное и постоянно замирал, уставившись в одну точку.

Уже было решили: мозг серьёзно повреждён, однако улучшения прогрессировали: стал узнавать родных, начал временами говорить понятно и по делу, правда, при этом сильно пшекал, как поляк, всё же понять его уже было можно.

Однажды, прогуливаясь с матерью вокруг больницы, заявил, что надоело здесь торчать и пора отвести его домой – там он быстрее придёт в себя.

Возвращать его на квартиру в Георгиевск, родные побоялись: там Ксения – его малолетняя сестра, а Костя хотя и тихий, всё же ещё не совсем нормальный – часто начинает говорить на непонятном языке, иногда без видимой причины, размахивает руками будто фехтует, поэтому, посоветовавшись с врачами, отвезли в Каменку в дом бабушки – Евгении Петровне.

Первые дни в деревне прошли достаточно спокойно: Костя много ел и спал. Выходил в сад и даже взялся помогать Евгении Петровне с поливом грядок.

У школьников начались летние каникулы, только у Евгении Петровны, как директора школы, в июне забот было много: экзамены, выпускной, ремонт классных комнат.

На четвёртый день, после приезда внука, она отправилась на работу, поручив соседу Григоричу, приглядывать за Костей.

В прошлом году у Григорича умерла его жена – Клавдия. Горевал сильно, но справился – не стал топить горе в алкоголе.

Теперь одну половину бывшего дома кулака Сечкина занимала только Евгения Петровна, потерявшая мужа несколько лет назад, а другую Григорич – тоже теперь одинокий, что давало деревенским кумушкам повод для намёков и пересудов. Но сплетни были только сплетнями – отношения между ними были хотя и хорошие – помогали, друг другу, как могли, но оставались просто дружескими.

После ухода Евгении Петровны, Григорич зашёл к Косте и предложил посидеть в саду на лавочке. Кто-то из местных дал Григоричу заказ на изготовление ворот и калитки. Материал подвезли, и сейчас он задумал сварить калитку и раму для ворот, при этом хотел, чтобы Костя, за которым ему было поручено присматривать, находился рядом.

Костя послушно прошёл в сад. Григорич усадил его так, чтобы тот не нахватался зайчиков от сварки и приступил к работе. Время от времени он посматривал на Костю, – тот сидел спокойно, упёршись взглядом в ствол растущей рядом яблони.

Сварив очередной шов, Григорич поднял маску сварщика, посмотрел на скамейку – она была пуста. Отбросив держак, вскочил на ноги и, пока ещё спокойно, прошёлся по саду громко зовя Костю.

Дальше Григорич осмотрел дом, сараи, баню. Пробежался по одной и по другой улице деревни. Раненая на фронте нога от быстрой ходьбы разболелась, почти совсем перестала гнуться, и тогда он сдался – послал соседского мальчонку в школу, сообщить Евгении Петровне о пропаже Кости.

Григорич сначала всё рассказал Евгении Петровне: «Не видел минут пять, поднял маску, а он уже исчез». Затем милиции, затем приехавшей матери Кости. Ей позвонили в надежде, что Костя уехал к ней в Григорьевск.

Обычно неторопливая милиция Каменска, но в этот раз подстёгнутая мощным натиском Евгении Петровны, обладающей в городе определённым авторитетом, выделила целую бригаду на опрос жителей деревни.

Никто в этот день Костю не видел, но зато, как не скрывала это его родня, выяснилось: оказывается почти все в деревне знали, что в беспамятстве он пролежал в больнице больше двух недель, да и сейчас сильно «не в себе», поэтому, при опросе, все проявляли живейший интерес, стараясь узнать от милиционеров, как можно больше о случившемся.

Когда Костя сидел на лавочке в саду, посаженный туда Григоричем, через сумятицу мыслей и образов, в его сознание стала пробиваться идея, что необходимо срочно сделать переход со своей волшебной поляны на какую-либо другую.

Память Костуша подсказывала: таких мест на Земле ещё шесть, и удобнее всего прыгнуть на точку, расположенную где-то в Европе –при всех обстоятельствах, там он меньше всего будет выделяться среди местных жителей.

Желание выполнить это прямо сейчас, усиливалось с каждой минутой, точно кем-то с силой проталкиваемое через хаос, царящий в его голове. Подчиняясь принесённому будто извне напору, Костя встал, оглянулся на Григорича, занятого работой, и через мгновение уже стоял перед деревом на своей поляне.

Подошёл, обнял ствол главного дерева, толкнув туда немного силы и перед внутренним взором выстроились в ряд планеты, где в центре находилась узнаваемая по очертаниям своих континентов Земля, с отмеченным звёздочкой местом, где он сейчас находиться.

Костя переместил взгляд немного влево, выбрав точку перехода в центре Европы и на ней сосредоточился. Точка, сначала замигала зелёным, затем перед глазами появилась надпись, видимо запрос, на который мысленно ответил согласием, затем несколько мгновений темноты с потерей ощущения своего тела, и вот Костя стоит опять же перед дубом, но уже в совершенно незнакомом лесу.

Да, впрочем, стоит не просто прежний Костя, а некий гибрид с памятью Кости с Земли, и Костуша с планеты Эре.

Он немного отошёл от дерева и присел на траву – сознание наконец-то стало чётким и ясным.

Первым делом проверил запас дара. После перехода резерв обычно пустеет, но сейчас он был полон. Такое случается, если Древоходец попал в «завис», – нашлась подсказка из опыта Костуша. «Завис» это когда Древоходец, по разным причинам, появляется на месте перехода с опозданием в несколько суток, причём, сам он о задержке и не подозревает.

Вот так, однажды угодив в «завис», Костуш пропал на три дня, а после выхода, чудесным образом, стал в совершенстве знать имперский и староимперский языки.

Похоже, чтобы привести мозг в норму, распутать мешанину, возникшую после слияния сознаний, пришлось некоторое время подержать Костю в «зависе».

Теперь, вернув способность адекватно мыслить, Костя понял, что вырвал его из состояния сомнамбулы Костуш. Когда из больницы его перевезли в деревню, Костуш смог дотянуться до его расстроенного разума и вбить идею, о необходимости совершить переход.

Костя отдавал себе отчёт, что задерживаться сейчас здесь не стоит: неизвестно сколько отсутствовал, а похоже, – долго и значит родственники сходят с ума, тем более исчез мальчик с «поехавшей крышей».

Всё же не стал сразу прыгать обратно, а решил провести небольшую разведку и узнать, куда его занесло.

Прежде чем покинуть поляну, внимательно себя осмотрел. Майка, штаны – всё хорошо, но вот обувь…, ладно нет носков, но находясь в сумеречном сознании, он, выходя из дома в сад, одну ногу всунул в свой старый ботинок, другую же в бабушкину, также старую туфлю, предназначенную для работы на участке.

Григорич, провожая его к скамейке, как оказалось, это увидел, но замечание делать не стал.

Отличительной особенностью его старого ботинка был зелёный цвет, который тот приобрёл, когда Костя помогал бабушке с ремонтом кухни. Этот цвет, Костя называл спортзальным: именно зелёной краской, при ремонте школы были покрашены стены спортзала.

Несколько банок такой же краска появилось и у них. Достаточно прозрачные намёки Кости на спортзальное происхождение краски, бабушка игнорировала, исходя из чисто педагогических соображений.

Краска долго стояла в кладовке, а затем бабушка надумала её использовать при ремонте кухни. Вот тогда Костя и заляпал один ботинок, а не сумев оттереть, просто для симметрии, оба полностью покрасил в этот зелёный цвет, тем более, в них он ходил только по участку при доме.

Бабушкины же туфли, когда-то красные, имели большую бронзовую пряжку спереди.

Сейчас же, Костя с изумлением обнаружил на ногах гибрид: ядовито – зелёные ботинки, с пряжками. Размером и видом пряжки походили на медали ВДНХ, для элитных быков-производителей и богато сверкали золотом. Но, посчитав всё это как бы недостаточно экстравагантным, подошвы и довольно высокие каблуки, получили уже красный цвет бабушкиных туфель.

Вывернув набок ступню, он озадаченно рассматривал фееричную помесь у себя на ногах, пытаясь догадаться, что же послужило прототипом для этого, на его, неискушённый в высокой моде взгляд, полного уродища.

Конечно, появиться в своей деревне в таких ботинках, он бы не рискнул. Даже если до жителей не дошли слухи о его сумасшествии, то увидев в этой обувке, вопрос о его нормальности сразу бы сняли и перешли к обсуждению степени и глубины.

При всём своём своеобразии обувь оказалась удобной.

Костя предполагал, что сейчас находится где-то в Европе, правда мог оказаться и на крайнем западе Союза – точно он не знал.

– Если попал в капиталистическую страну, то у них хиппи и не такое носят, – успокоил себя Костя и, повернувшись спиной к пробивающемуся через ветки солнцу, зашагал, пуская впереди весёлые «зайчики» от золотых пряжек.

Скоро вышел на лесную тропинку. Подумав, двинулся по ней направо и через несколько минут дошёл до её конца. Тропинка заканчивалась перед каким-то небольшим сооружением из лакированных дощечек, собранных в виде шалаша с округлой крышей. Ствол большого дерева являлся задней стенкой этого шалашика. Внутри на подставке из мрамора стояла также мраморная фигурка Девы Марии, рядом лежали искусственные и свежие цветы.

– Цветы совсем свежие, значит и до жилья недалеко, – предположил Костя.

Немного постоял, любуясь статуэткой, отходил, сначала медленно пятясь задом, продолжая разглядывать всю композицию, затем развернулся и пошёл в противоположную сторону от статуи Девы Марии и тропинка достаточно быстро вывела на открытое место.

Прикрыв глаза рукой от солнца, огляделся: справа и сзади возвышались небольшие горы. Лес, на краю которого он сейчас стоял, поднимался вверх к самым вершинам гор. Внизу, примерно в километре, располагался комплекс недостроенных зданий. Судя по разбросанной строительной техники – работы велись, но в настоящее время там царила тишина.

– Выходной, наверное, или обед, – подумал Костя.

Спустившись ниже, разглядел группу строителей, выходивших из деревяной времянки и направляющихся по рабочим местам.

–Точно обед, из столовой выходят, – утвердился в своих предположениях Костя.

Через некоторое время стройка ожила: загудели какие-то механизмы, появились рабочие толкающие перед собой тачки.

Заметив тачки, Костя решил, что всё же это заграница: по неизвестным ему причинам, в Советском Союзе вместо тачек использовались только носилки.

За территорией стройки виднелись коттеджи, каждый из которых имел небольшой садовый участок, а дальше за ними возвышались уже многоэтажки центра города.

Внизу, огибая стройку, проходило автомобильное шоссе, ведущее к городу. Его тропинка спускалась к этому шоссе, и Костя, сбежав по ней до дороги, дальше, стараясь держаться обочины, направился в сторону домов.

Хотя качество асфальтного покрытия и говорило о том, что он всё же за границей Родины, но выкатившейся с территории стройки, чхающий выхлопом трактор «Беларусь», отправил его опять в Советский Союз.

Добавили Советского Союза и проехавшие два «Жигуля», правда с непонятными номерами. Грузовик «Татра» оставил его равнодушным: подобные самосвалы работали на угольном разрезе недалеко от Каменска, но вот легковушка с названием «Шкода», выполненными латинскими буквами, опять выбросила его из Советского Союза.

Прошёл табличку, видимо с названием города. Написано было также латинскими буквами, единственно, смущали две точки над буквой Z, а так читалось как – Зилино.

Шоссе, по которому он шёл, повернуло огибая город, а Костя двинулся напрямую, по неширокой улочке, между коттеджей.

Сомнения, что находится ещё в Советском Союзе – испарились. Дома стояли все оштукатуренные, участки огорожены заборами из кованных решёток. Многие заборы увиты растениями с цветами, похожими на небольшие розы. Меж кованных прутьев виднелись лужайки – никаких грядок с луком и капустой, только кусты с цветами, или декоративные деревья. К каждому дому примыкал гараж с воротами из полированного дерева.

При всё внешней буржуазной ухоженности улочек, встречные прохожие вели себя не очень культурно: беззастенчиво пялились на его ботинки, изредка поднимая головы заглянуть ему в лицо, а пропустив, останавливались и продолжая смотреть Косте в спину.

Его дефиле закончилось около небольшого двухэтажного здания, похоже, что почты, где наконец-то смог прочитать на вывеске над дверью: Чехословацкая республика. Город же, как он позже выяснил, носил название – Жилина.

Разобравшись, в какой стране оказался, Костя бегом бросился обратно к волшебной поляне.

Ему ещё много раз придётся бывать в этом городке и каждый раз мучаться вопросом: «Почему так?».

Обыкновенный заштатный городишко, сравнимый по численности жителей с его Георгиевском: где-то около семидесяти тысяч, только вот подобные добротные частные дома в Георгиевске появятся только лет через тридцать, да и то, зачастую, будут соседствовать с деревянными развалюхами.

Те же славяне, тот же социализм. Вечерами на улицах много пьяных и не раз приходилось наблюдать бессмысленные пьяные драки около пивных. Дважды местная Жилинская шпана пыталась его ограбить– всё похоже, но в то же время богатый выбор продуктов и одежды в магазинах, прекрасные ухоженные дома, высокие, относительно Союза, зарплаты.

Все размышления, на тему: «Во имя чего нас так в России гнобят?» – останутся на потом, а в тот конкретный день по пути обратно к поляне, Костю волновали совсем другие мысли: крайне досадно было осознавать, что резерв после «зависа» сейчас полный, но у Костуша, видимо благодаря раскачке, резерв больше, чуть ли не в два раза.

Благополучно добравшись до места силы, не мешкая переместился на свою родную полянку под деревней Каменкой.

По уже усвоенному от Костуша правилу обязательному для Древоходцев, сделал несколько шагов от точки появления и сразу ощутил какой-то дискомфорт. Костя посмотрел на свою обувь: аляписто-китчевый вид, полученный ботинками недалеко от границ с распущенным Западом, был неприемлем для исконно русской земли. Родина аккуратно вернула ему то, в чём он уходил: на правой ноге был надет его ботинок, вымазанный зелёной и уже порядком облупившейся краской, а на левой появилась когда-то красная бабушкина туфля, украшенная цельной бронзовой пряжкой.

Волшебная поляна просто честно сохранила его обувь и выдала обратно. Неудобства же при ходьбе возникли от замятого задника на бабушкиной туфле. Костя значительно превосходил бабушку размером ноги и полностью в туфлю стопа не помещалась.

–Оказывается, вот из чего там уродилась эта жуткая помесь, – рассмотрев обувку, выдал заключение Костя, и заковылял в сторону деревни.

По дороге обдумывал, что сказать родным. Конечно, была железная отговорка: «Ничего не помню!», но изображать сейчас полного дебила ему не хотелось, да и не стоило, а поэтому необходимо было придумать историю, где и когда пришёл в себя и каким образом добрался до деревни.

Решил выдать версию: осознал себя на Курском вокзале в Москве, электричкой доехал до Тулы.

Там уговорил водителя рейсового автобуса на Бореевск взять его до Каменки. Автобусный маршрут: Тула – Бореевск, проходил мимо Каменки, при этом в Георгиевск не заезжали, чем можно было объяснить появление Кости в Каменке, а не на квартире матери в Георгиевске.

Теперь главной задачей было незамеченным пробраться к дому бабушки.

Сложилось всё удачно – никого не встретил, единственное живое существо, попавшиеся ему на пути, был молодой бычок, пасшейся на привези недалеко от старой плотины.

Увидев человека, бычок с мычанием, мотая головой с уже достаточно сформировавшимися рогами, бросился к Косте.

Не став экспериментировать – хватит ли длинны цепи бычку добраться до него, Костя проверил уровень резерва и, выбрав остатки силы, вдарил животине по ногам. В случае неудачи был готов отбежать, но у бычка тут же подкосились передние ноги, и он упал, пропахав мордой траву. Костя передёрнул плечами от удовольствия: «Могём!».

Бычок ещё обиженно мычал, раз за разом заваливаясь, при попытках встать, а Костя, напевая: «Тореадор смелее в бой», уже перебегал шоссе.

Резким махом ноги, отправил в полёт по направлению к помойке сначала бабушкину туфлю, затем уже рукой свою и босиком направился к дому.

Общая дверь с улицы была открыта, не заперта дверь и в половину бабушки. Сразу заходить в комнату не стал, боясь испугать неожиданным появлением, поэтому остановился в проёме и негромко крикнул: «Бабуль, бабуль, я вернулся!».

Дальше были и объятия, и рыдания, и звонок матери Кости. Во время телефонного разговора бабушка так громко кричала в телефон: «Вернулся, вернулся!», что, наверное, её можно было услышать на обоих концах деревни.

На крик прибежал сосед – Григорич и опять пришлось повторять «пургу» про Курский вокзал в Москве, а дальше на всё отвечать: «Не знаю, не помню». А, как оказалось, не помнил Костя последние четверо суток – столько он провёл в «зависе».

Мать и бабушка друг-другу шёпотом высказывали свои наблюдения: мальчик четыре дня болтался неизвестно где, но чист опрятен, в стиранной одежде, единственное – босой.

На вопросы: Кто за тобой ухаживал?», – отвечать Косте было легко и приятно: «Не помню!», и при этом виновато улыбался.

Через несколько дней всё успокоилось, и, убедившись в его адекватности, разрешили одному выходить на улицу.

Поначалу сильно досаждали жители деревни с вопросом: «Где он был?», на что Костя коротко и с вызовом отвечал: «Гулял!».

Выбрав время, попробовал связаться с Костушем. Делал это с опаской, боясь опять уйти «в разнос». Первая же попытка оказалась удачной, без всяких последствий для рассудка, только несколько минут оцепенения, правда, затем он ещё пару часов лежал на диване, просматривая и осмысливая последние события произошедшие с Костушем.

Это только при начальном слиянии, в сознание Кости хлынуло слишком много информации, с которой мозг не смог справиться, сейчас обошлось без проблем.

В дальнейшем и оцепенение при контакте будет занимать намного меньше времени, доходя до пяти, или десяти секунд, в зависимости от объёма воспоминаний.

Даже такое короткое оцепенение, могло доставить много неприятностей, но Костуш быстро научился, в случае необходимости, как бы «не поднимать трубку», отказывая в приёме, понятно, это сразу перенял и Костя.

После нескольких контактов выработали алгоритм общения. При слиянии сознаний поступали все воспоминания о последних событиях, и вычленить из всего нагромождения мыслей и образов что-то конкретное, было сложно.

Придумали так: если требовалось задать конкретный вопрос, или дать ответ, – брали лист бумаги, писали на нём текст и держа в руке перед глазами читали. Получатель, выискивал в воспоминаниях момент с листком в руке и принимал прямое послание.

Сложностей было много: невозможно провести слияние, если находишься далеко, больше шести километров от места силы; невозможно провести слияние подряд, одно за одним – требовался перерыв от двух, до трёх суток; невозможно провести слияние, если место силы в красной, или оранжевой зоне.

В идеальном случае, отправив вопрос, ответ можно было получить только через пять суток, но при этом они оба должны были находиться неподалёку от мест силы.

Назначить же контрольное время связи, оказалось для них непосильной задачей: все попытки синхронизировать время – провалились.

Эксперимент проводили, когда Костя, жил в деревне. Каждые сорок восемь часов он пытался выйти на контакт и так более десяти раз. Костуш почти всегда был на приёме: вокруг Либорга много мест силы, и он редко оказывался вне зоны связи.

Результаты эксперимента были удручающие: как можно синхронизировать время, если сообщения, отправляемые Костей каждые сорок восемь часов, Костуш получал с интервалами иногда в три, иногда в четыре, а то и в пять дней?

Выработали правило, в первую очередь для Кости – именно он зачастую оказывался вне зоны охвата. Поэтому правилу, оказавшись в месте действия связи, тот должен был постоянно пытаться установить контакт. Дара на это тратилось немного, тем более Косте необходимо было увеличивать резерв, а для этого требовалось как можно чаще пользоваться силой.

Полученное от Костуша «наследство» в виде знаний и умений, Костя взялся рьяно осваивать. Сразу стал совершенствовать умение воздействовать на мышцы людей и животных. Первый опыт с бычком на привязи, прошёл удачно, а следующим подопытным оказался его давний обидчик – Федька Облом, личность неприятная во всех отношениях.

Был он старше Кости года на четыре, а в силу возраста и веса намного сильней. При общении с начальством изображал из себя послушного, но туповатого парня. С более крепкими, или «авторитетными» пацанами, был улыбчив, опять же «косил» под простачка, но, если чувствовал безнаказанность, мог по-хамски дать пинка проходящему «салаге», или сбить плечом с ног, стараясь отправив в лужу.

Естественно, когда у него были подозрения, что за этого конкретного подростка может прилететь ответка, он его не трогал. Костю же считал «мутным», особо не задевал, но всё же однажды походя наградил пинком. Или настроение было хорошее, или, наоборот, плохое, или прорвалось давно сдерживаемое желание – как бы то ни было, но он это сделал.

Костя, развернувшись бросился в безнадёжную атаку, Федька Облом легко швырнул его на землю и спокойно прошествовал дальше. Возможно, после этой попытки, он бы и продолжил третировать Костю, но его забрали в армию. Вернулся быстро: где-то подцепил желтуху и был комиссован.

В день, когда Костя вышел на охоту, в надежде получить так необходимый ему материал для опытов над людьми, встреча с Федькой Обломом, была, достаточно неожиданной. После того, памятного для Кости пинка, они больше не виделись, но неожиданность встречи не сделала её для Кости менее желанной.

Видимо не зря Федька Облом раньше особо не цеплялся к Косте, считая его «мутным»: была, была у него первобытная «чуйка» подсказывающая – не связывайся, но тогда, один раз, не послушал чуйку, отвесил пинка и вот результат: матушка «карма» вывела его на улицу деревни точнехонько в тот момент, когда озабоченный Костя бродил в поисках жертвы для своих экспериментов.

Вот они и встретились вновь, правда, не на узкой дорожке, а на достаточно широкой и пыльной деревенской улице, с разбросанными свежими коровьими лепёшками.

Федька Облом открыл рот в щербатой улыбке: чему радовался, чего хорошего для себя ждал от этой встречи – трудно сказать. Костя тоже улыбнулся в ответ, но здесь-то всё было понятно: потренироваться, заодно старый должок закрыть.

От Костуша он знал, что не стоит в простого человека без амулета посылать удар большой силы.

Лучше два подряд лёгких ниже пояса: один на расслабление мышц, в том числе расслабляется и сфинктер – человек сломлен и физически, и морально. Затем следующий также лёгкий на сокращение – и травм сильных не нанесёшь, и с полной гарантией надолго из строя выведешь.

Костя так и поступил. После первого воздействия Федька Облом просто сел в пыль на колени и как-то заскулил.

– Видимо слабенько получилось, – подумал Костя, и в следующее воздействие на сокращение мышц, вложил побольше дара.

Тональность криков подопытного перешла с высоких октав на низкие, но громкость звуков кратно возросла, и с колен он завалился на бок, свернувшись в позу эмбриона.

Костя подошёл к нему и участливо спросил: «Что с тобой?». Спрашивать пришлось несколько раз, пока Федька, наконец -то, сопровождая каждое слово матом смог, сообщить, что болят все мышцы, не может шевелить ногами, и он обосрался.

Подошли две женщины из прохожих, затем на крики подтянулись ещё любопытные из соседних домов.

Услышав в пересказе Кости симптомы «страдальца», одна «знающая» уверенно заявила, что тоже самое было с её тестем: тоже обосрался и не мог встать – оказалось инсульт. В общем, срочно надо вызывать скорую помощь, а так как она жила рядом и в доме был телефон, то сама и побежала звонить в больницу.

Костя медиков ждать не стал – отправился домой, гордо расправив плечи и чувствуя себя теперь крутым, «первым парнем на деревне».

Скорая помощь появилась «не скоро», и к её прибытию Федька Облом пришёл в норму и трусливо сбежал.

У инициаторши вызова состоялся неприятный разговор с приехавшим фельдшером. Тот кричал:

– Что, каждому деревенскому дураку, спьяну нагадившему в штаны, теперь скорую, вызывать будем?! Мы должны лететь с сиреной – алкашу задницу подмыть?!

Женщина, оправдываясь, снова пыталась рассказать, как тесть обкакался при инсульте, из этого она и сделала своё медицинское заключение по Федьке Облому. От криков фельдшера она заробела и теперь старалась говорить культурней, вставив вежливое: обкакался.

Тот не стал с дилетанткой обсуждать постановку медицинского диагноза, по одному, пусть и запоминающемуся симптому, а просто заявил, что сейчас «обкакалась» она сама, так как ложный вызов пришёл с её телефона и будет обязана заплатить штраф.

Опять подтвердились вечные истины: «Инициатива наказуема», и «Добрые дела не должны оставаться безнаказанными».

Женщина отошла с фельдшером в сторонку, о чём-то пошепталась, а затем сбегала домой и передала ему в руки два завёрнутых в газету пакета: из одного торчали перья лука и ещё угадывались куриные яйца, из другого виднелась бутылка, заткнутая пробкой.

– После смены посидим, – сказал фельдшер водителю, запихивая пакеты за сиденье.

Машина развернулась и уехала.

– Тьфу! – сплюнула женщина, но не вслед машине, а на место, где до этого корчился от боли Федька Облом.

Костя решил попрактиковаться ещё и в городе Каменске. Он специально субботним вечером прогуливался в одиночестве недалеко от танцплощадки и своим видом «маменькиного сыночка» в белой рубашечке и клетчатом светлом пиджачке, из кармана которого торчал краешек платочка, склонял нормальных пацанов к противоправным действиям.

Костя, вжав голову в плечи, и опасливо кося взглядом, проходил мимо компаний, которая, отойдя в сторонку от танцплощадки, мирно распивали портвейн, пуская бутылку по кругу.

И вот ты стоишь, никому не мешаешь, пьёшь портвейн, а мимо пытается прокрасться такое недоразумение. А с тобой ещё Надька не пошла танцевать, или того хуже – танцевала с Петькой, а он здоровый и за ним команда крепкая, а здесь этот цуцик так нагло на глаза лезет.

Ты ему кричишь: «Стоять урод!», – он сначала замирает на месте, а потом срывается и пытается убежать. Под хохот ребят, бросаешься догонять этого чмошника. Нет, ничего серьёзного: так пару пинков отвесить, настроение поднять, душу порадовать. И когда цель уже совсем близко, и уже примериваешься его задницу в наглаженных брючках сходу подцепить ногой, вдруг мышцы сводит судорога, – ты летишь, скобля мордой асфальт.

Устроив несколько раз в Каменске, ловлю «на живца», Костя вскоре прекратил подобные акты издевательства над «нормальными пацанами».

Во-первых, могли пойти слухи; во-вторых, оказалось – не очень-то и быстро он бегает, а может это было и, во-первых.

От одного такого, не в меру шустрого, ему хорошо прилетело. Костя оказался лежащим ничком на земле в кустах жёлтой акации (он всегда её почему-то не любил), с ощущением, что ему сломали копчик.

«Шустрый» за ним в кусты сначала не полез, а затем было поздно – Костя запустил рекомендованную, как золотой стандарт, двухэтапную программу: расслабляющее воздействие, затем сокращение мышц, где также сокращается мочевой пузырь, и вот обидчик, уже скрючившись, лежит на земле и воет.

В тот раз Костя на этом не остановился. Выполз из кустов, огляделся и приступил к следующему эксперименту. Дотронувшись до воющей головы, отправил подопытного в бессознательное состояние.

Затем решил притаиться и понаблюдать сколь долго «отключка» продлится.

Прежде чем отойти, сначала хотел было «идентично» ударить носком ботинка по копчику подопытного, но решил – не стоит, сам же спровоцировал.

Пока сделал несколько шагов, отходя от бессознательного тела – передумал, потому что в голове возникли мысли типа: «Короткая юбка на девушке, не является оправданием изнасилования – преступник должен быть наказан!», в его соображениях, правда, это звучало по-другому: «Светлый пиджак в крупную клетку и рубашка, застёгнутая на последнею, верхнюю пуговицу – не является оправданием для получения пинка по копчику – преступник должен быть наказан!».

Костя развернулся, решительно, хотя и прихрамывая, пошёл обратно, чтобы осуществить акт возмездия «по делам вашим», но вдали углядел троицу парней, неспешно направляющихся в его сторону, видимо, дружков «шустрого».

Пришлось быстро забраться в кусты ненавистной жёлтой акации и уже оттуда наблюдал за происходящим.

– Колян, Колян! Ты чего!?, – всполошились дружки, заметив неподвижно лежащее тело товарища.

Они похлестали его по щекам, подёргали за руки, пытаясь привести в чувство – всё бесполезно.

– Может он мёртв? – предположил один из них.

– Ага, умер и давно умер. Уже пованивать начал, – с гыгыканьем прокомментировал другой.

– Чего ржёшь, дебил? Может реально откинулся? – возмутился третий.

– Да ладно вам дуру плести! Жив он, дышит. – после этих слов, прижал ладонь к шее лежащего без сознания товарища.

– Всё нормально! Жив, жилка бьётся, – доложил он и продолжил: «Неужели эта сявка в пиджаке Коляна вырубила?».

–Чтобы этот опарыш его уделал? Да ладно стебаться! Видно, Колян споткнулся – всё же датый был, челюстью об асфальт… и нырнул в отключку, – возразили ему.

– Если бы споткнулся и потух, так бы мордой вниз и лежал. А здесь скрюченный и на боку – будто сначала по яйцам получил, а затем по голове.

Несколько минут постояли, выкурили по папироске, в надежде что их друг очнётся, недожавшись, и, подхватили тело под руки, куда-то поволокли.

Костя выбрался из кустов, скинув пиджак, повесил на руку – пиджак ему нравился, но появляться теперь в нём в Каменске было опасно.

Посмотрел вслед удалившейся компании, развернулся в противоположную сторону, и, почёсывая пострадавший копчик, направился к бабушкиному дому.

Первое время, у Кости было не так много «слияний сознаний», и чувствовал он себя не Костей-Костушем, а поначалу всё же полностью Костей. Чтобы извлечь какие-то знания ему приходилось копаться в воспоминаниях дубля, как в библиотеке – делая запрос, но, правда, знания и навыки Костуша зачастую всплывали сами при необходимости.

Например, после ушиба копчика, к нему сразу пришли сведения из памяти Костуша, что у жителей планеты Эре – нет копчика, нет аппендикса, нет зубов мудрости, да и, вообще, много отличий не только чисто анатомических, а существует большая разница в протекании биохимических процессов в организме и его клетках.

Когда первая эйфория от полученных возможностей прошла, то Костя понял, что не всё так радужно. В сухом остатке у него осталось следующее: он мог на расстоянии командовать расслаблением и сокращением мышц человека, или животных; проводить местное обезболивание себе, а другим людям ещё и общее, погружая в бессознательное состояние; видел локализацию воспалительных процессов внутри организма, видел новообразования и состояние различных частей скелета; мог останавливать кровотечения наружное и внутренние.

Остальные способности были ограничены: переместится с ребёнком к другому месту силы не мог, по причине малого резерва – получалось только с кошкой, да и то небольшой.

Микровиденьем обладал и сейчас, но оно было ущербным, нечётким. Дело в том, что у Костуша на Эре, для получения контрастного восприятие, перед процедурой, в ближайшие кровеносные сосуды, вводили препараты, изготовленные из растений, прорастающих рядом с волшебными полянами, понятно у Кости таких препаратов не было.

Почти аналогично было с лечением переломов и восстановлением хрящевой ткани – он получил способность влиять на скорость сращивания костей, мог восстанавливать хрящевую ткань, но, опять же, без специальных, применяемых на Эре средств, все происходило гораздо медленней, а для него ещё и с большими затратами дара.

Лечение же воспалений, вызванных микроорганизмами, и на самой Эре было не на высоте.

Там умели справляться с помощь лекарств с некоторыми инфекционными болезнями, но не со всеми. Целитель способен на некоторое время направить усилия организма на борьбу с опасной инфекцией, только вот, если быстро победить болезнь не удавалось, – наступал откат, и целителю приходилось оставлять больного на «волю богов».

Не получилось у Кости и выращивать зубы: или у людей Земли участки, отвечающие за возникновение зубных зародышей, находятся в другом месте, или ущербное микровидение, без усиления препаратами для контрастности, не позволило ему их обнаружить.

Самое малое разочарование: умение Костуша фехтовать – передалось только частично. Костя научился принимать необходимые стойки, повторял приёмы защиты и нападения, но мышечная память от Костуша не пришла, ловкость и гибкость – тоже, а поэтому все эти упражнения выполнял достаточно медленно и неловко.

Успокаивала мысль, что и сам Костуш не бог весть какой мастер клинка, да и востребованность данного умения на Земле сейчас весьма сомнительна.

Совместно с Костушем, они разработали план дальнейшего развития Кости.

Главная задача – увеличение резерва, а значит требуется постоянное проживание в доме бабушки – только там, поблизости от волшебной поляны, можно поднять резерв.

Дальше требуется учить языки: словацкий и английский, потому как наиболее перспективные для перемещения на Земле точки для Кости были Чехословакия и Австралия.

Посещение мест силы в Индокитае, Африке и Бразилии – вызывали опасения: сейчас соваться туда явно не стоит, возможно, позже, когда «заматереет» – увеличит объём дара, или разживётся амулетами-накопителями.

Во время сеансов связи они постоянно обсуждали, и в конце концов определились с направлением дальнейшего развития каждого из них: Костуш, продолжит осваивать медицину, а Костя пойдёт в «технари», а в итоге, как они надеялись, оба будут разбираться и в медицине, и в технике.

Было ещё серьёзное требование к Косте – заняться тренировками, заняться развитием своего тела, и тогда, возможно, в сознании Костуша, он не будет ассоциироваться с нелетающей птицей по имени пингвин.

Убедившись в адекватности Кости, бабушка на неделю отправила его в водный поход по реке.

Каждый год на летних каникулах для учеников старших классов школы, директором которой являлась Евгения Петровна, организовывали спуск на байдарках по Оке. Чтобы принять в нём участие, школьники должны были показать хорошие результаты не только по физкультуре, но и по всем остальным дисциплинам.

Пользуясь своим служебным положением, Евгения Петровна одно место зарезервировала за внучком, строго наказав преподавателям физкультуры вплотную присматривать за ним.

Во время похода и сам Костя заметил, как сильно изменился после слияния с дублем: стал более выдержанным, упорным. Видимо, события и приключения, свалившиеся на Костуша, заставили внутренне повзрослеть, сделав более мужественным и более уверенным в себе, а теперь всё это стало вносить изменения и в характер Кости, и влиять на его поступки.

Вернувшись из похода по Оке, Костя сразу, в разговорах с матерью и бабушкой, начал «прощупывать почву» для переезда к бабушке.

Неожиданно получилось всё легко. Год назад у Кости появилась сводная сестра – Ксения. Его матери, в момент рождения девочки, было уже под сорок, а Костиному отчиму – Вячеславу, точно за сорокет.

Ксения являлась классическим «поздним ребёнком», в которой родители «души не чаяли». Удивительным образом она захватила, ладно всё внимание матери, но почти и всю площадь квартиры.

Предложение Кости перебраться жить в Каменку и перевестись в «бабушкину» школу, с радостью было принято, понятно, отчимом, но и мать легко согласилась на его переезд.

Единственно, из-за каких-то бюрократических проволочек, связанных с тем, что по болезни он не закончил учебный год и не сдавал экзамены за восьмой класс, его смогли перевести в Каменскую школу не с первого сентября, а только после первой четверти, а до этого Костя продолжал жить вместе с матерью и учиться в школе города Георгиевска.

Там в Георгиевске, записался в секцию бокса. Он понимал: после переезда к бабушке, ему на занятия боксом придётся добираться в Георгиевск на автобусе, но в Каменске никаких спортивных секций не существовало. В Георгиевске же их было несколько, в том числе по различным видам лёгкой атлетики и борьбы, а в бокс записался по настоянию своего дубля-Костуша.

Остаток лета, Костя провёл, занимаясь развитием гибкости тела, благодаря навыкам самостоятельно снимать боль и лечить микроповреждения в мышцах, он достаточно быстро, уже к началу занятий в школе, мог свободно садиться на шпагат.

Конечно, ему очень хотелось «прыгнуть» в Чехословакию, или в Австралию, но пока ещё небольшой резерв почти обнулялся при перемещении, а затем, целые сутки до наполнения, пришлось бы прятаться в лесу, или где-то ещё. Поэтому, каждый день он начинал с прыжка от дома бабушки к Волшебной поляне и обратно, для «раскачки» резерва и это стало давать свои плоды – объём дара начал расти.

Постепенно осваивал Костя и возможности «видения» организма человека. Всё же некоторые различия между людьми на Земле и жителями планеты Эре существовали, и Косте пришлось штудировать все книги по медицине, которые нашёл у бабушки.

Основными объектами, для тренировок «видения», являлись, конечно, члены его семьи и сосед-Григорич. Именно Григоричу, да ещё бабушке, он поставил самое большое количество диагнозов.

Правда, ничего несовместимого с жизнью у них не обнаружил, но из того, что нашёл, некоторые вылечить просто не мог, а где мог помочь: гастрит, артроз тазобедренных суставов у бабушки, гайморит у Григорича – предлагать свои услуги пока опасался.

Бабушка ещё не совсем отошла от его временного помешательства, поэтому рассказ об открывшихся способностях целителя, могли воспринять неправильно, посчитав за рецидив, и на лечение, на принудительное, отправить самого целителя.

Костуш также предложил затаиться на некоторое время – дать всем успокоится, и в срочном порядке освоить быструю остановку кровотечения от пореза, с последующим опять же быстрым заживлением ранки. Демонстрация таких способностей убедит любого, а у Кости с заживлением обстоит не очень хорошо – недостаточно быстро. Но и тренироваться надо с осторожностью: а то если «застукают», когда ножом полосует себе руки – «дурка» обеспечена.

Глава 2.

Получив в Новогоднюю ночь от волшебной поляны ошеломительные по перспективам подарки: возможность перемещаться между мирами и связываться со своим дублем на Земле, Костуш решил сразу испытать новые способности и отправиться в путешествие.

Надолго покидать планету Эре он пока не собирался, а только хотел посетить хотя бы ещё один мир, узнать что-то интересное, может быть, найти новое место для жизни. Вдруг существует идеальный мир?

Зимние каникулы в княжестве Либоргском длятся больше десяти дней, и Костуш занялся подготовкой к путешествию, надеясь произвести разведку другого мира, при этом успеть вернуться к началу занятий.

Запланировал сначала прыжок на планету с недостаточно продвинутой технологией, где его способности управлять даром дают, как он считал, наибольшие преимущества.

Посещая Волшебные поляны, он вызвал изображения планет с их описанием и долго изучал.

Выбрал под номером звучащим примерно как: ЮСК275478, и по параметрам развития общества и по другим квалификациям близкая к планете Эре. Сама же Эре, проходила под похожим номером: ЮСК375422.

С планетой определился, но прыгнуть туда почему-то не решался: на Костуша иногда накатывала пришедшая, как ему казалось, откуда-то извне, рассудочность.

Он считал, что это, возможно, одна из особенностей дара Древоходца – некая видовая мудрость, возникающая в ответственные моменты. Сильная тревога, появлялась, стоило ему подумать о путешествии в другой мир, и Костуш воспринял это как сигнал от подсознания Древоходца.

Он пытался разобраться, чем вызвано его беспокойство, и ответ пришёл во сне: после слияния сознаний в Новогоднюю ночь, сам Костуш очнулся на той точке волшебной поляны, где обязан находиться Древоходц, чтобы совершить перемещение, там же, в этой точке, они появляются и после прыжка.

Это место Древоходцы ощущают интуитивно, – оно обычно находится на расстоянии в пять-шесть метров от главного дерева.

До слияния, Костуш стоял, обхватив дерево, а когда очнулся утром, оказался лежащим именно в этом месте. Подобное произошло с ним ещё в детстве, после попадания молнии – тогда Волшебная поляна убрала все полученные повреждения.

В Новогоднюю ночь случилось нечто похожее: мозг Костуша, после слияния с земным Костей, оказался перегружён информацией, и поляна помогла привести мысли в порядок.

Но не так уж много получил Костуш новых впечатлений, в отличие от земного дубля, а вот тому пришлось гораздо тяжелее: на него свалился просто огромный объём знаний, а Волшебная поляна находилась далеко и помочь не могла. У Костуша появилась абсолютная уверенность: мозг дубля не выдержал, и сейчас земной Костя стоит на грани полного сумасшествия.

Ни о каких путешествиях не могло уже идти и речи: если он погибнет на другой планете, то с сумасшедшим дублем возродиться не сможет.

Во время зимних каникул, он постоянно пробовал связаться с Костей – ничего не получалось.

Несколько раз прыгал на поляну Гуса Одноглазого, где предпринимал попытку переместиться на Землю, и каждый раз получал уведомление, – запрос невыполним по причине присутствия там дубля.

И всё же однажды попытка связаться с Костей увенчалась успехом, – он смог пробиться к затуманенное сознанию дубля. Это случилось, когда Костю перевезли из больницы в дом бабушки, тогда-то Костуш и смог дотянуться до сознания дубля, и в полной мере оценил, какой хаос и сумбур творится в голове у Кости.

Костуш сформировал мысленный посыл для Кости, с требованием, или, точнее, с приказом, срочно совершить перемещение в точку, находящуюся где-то в Европе. Раз за разом делал попытки передать посыл, и в конце концов это удалось, – Костя подчинился внушению и дальше всё прошло успешно. Ко времени, когда Костя наконец-то пришёл в норму, Новогодние каникулы в княжестве Либоргском давно закончились, и Костуш закрутился в своей карусели: учёба в школе и в училище, перемещения с больными детишками, подработка в зубном кабинете мастера Бурша. Надежды и мечты о путешествиях по другим мирам пришлось отложить до летних каникул.

Несмотря на всю свою загруженность, Костуш нашёл себе ещё заботу: приобрёл и теперь обустраивал часть дома, недалеко от госпиталя.

Его соавтор по созданию здешней версии книги о Маугли – писатель Волит, раньше снимал небольшую часть дома на Парусной улице. В другой же, большей половине постройки, жил владелец дома с женой. Это были достаточно пожилые люди, и незадолго до Нового года жена владельца дома скончалась. На похороны приехал их сын и предложил отцу переехать к нему в какой-то город в империи, а дом срочно продать.

Цену обозначили не очень высокую и Волит загорелся желанием выкупить. Хотя за написанную вместе с Костушем книгу, он получил достаточно хорошее вознаграждение, денег на выкуп всего дома у Волита не хватало. Правда, была ещё надежда на гонорары за дополнительные тиражи: издатель заявлял, что дескать заказов на книгу много, но с покупкой надо было спешить.

Тогда он и обратился к Костушу с предложением выкупить дом на двоих: большая часть строения будет принадлежать Волиту, а меньшая, которую раньше снимал сам – станет собственностью Костуша.

Не сказать, чтобы идея Волита особо заинтересовала, но всё же Костуш, вместе со своим опекуном – мастером Яричем, нашли время осмотреть и оценить дом.

Мастер Ярич, поначалу также весьма скептически отреагировавший на предложение Волита, после осмотра дома неожиданно для Костуша заявил, – надо покупать.

Мотивировал низкой ценой, состоянием строения, расположением: посередине между школой мэтра Гарвила и госпиталем, где Костушу придётся работать, и, самое главное, – близостью колонки с водой, стоящей буквально в двадцати метрах. Самому мастеру Яричу, чтобы набрать воды, надо было от своего жилища идти достаточно далеко.

Костуш знал, – многие ученики школы мэтра Гарвила, после получения статуса целителя, арендуют комнаты в городе, где и ночуют. Пусть до получения звания целителя ему оставалось минимум ещё полгода, но с подачи мастера Ярича он согласился на покупку и, таким образом, стал обладателем примерно трети каменного дома в городе Либорге.

Калитка в заборе была общая, но вход с торца был отдельный. Жилище начиналось с небольшой прихожей, а дальше две комнаты и кухонька с печкой, на которой можно было приготовить еду, или же в холодное время прогреть комнаты.

Во дворе, под навесом стояла также летняя печь, ещё имелся сарайчик с подвалом, а за домом раскинули свои ветви несколько фруктовых деревьев, на вид очень старых. Часть же забора и оба крыльца были увиты виноградной лозой.

Дом продали вместе с мебелью, и Волит потребовал отдать ему кушетку и кресло, которые стояли в его бывших комнатах – якобы к ним привык, и они способствуют творческому вдохновению, взамен же предложил огромную кровать от старых хозяев и два стула.

Раньше Волит всегда утверждал, что для вдохновения ему в первую очередь требуется вино, но вдохновения художника вещь капризная и кушетку с креслом ему вернули.

Предложенные взамен стулья Костуш взял, но спать на кровати, в которой кто-то недавно умер, не захотел – пустил на дрова.

Полностью внести свою долю за доставшуюся ему часть дома, Волит сразу не смог – оказывается у него и на это денег не хватало, и Костушу пришлось ему одалживать под обещание вернуть с отчислений за книгу о Маугли.

Мастер Ярич к обещаниям Волита вернуть деньги, отнёсся с большим недоверие, и потребовал: все вместе сходили в контору издателя господина Касиля, где и подписать соглашение, по которому часть гонорара Волита будет сразу перечисляться Костушу, до полного погашения долга.

Деваться Волиту было некуда, и он согласился.

В конторе издательства они встретили и самого господина Касиля, проявившего неподдельную радость от встречи с Костушем.

Господин Касиль настоятельно просил Костуша, вместе с мастером Яричем, зайти в кабинет на чашку чая, при этом Волита, он как бы и не замечал, а тот, в свою очередь, стоял очень смущённый, опустив глаза.

Чашка чая, действительно оказалась одной чашкой, но только для Костуша – ему надо было ещё идти в госпиталь, а мастер Ярич с господином Касилем налили себе вина.

– Господин Касиль, чего Волит-то натворил? – сразу задал вопрос Костуш, вспомнив, как господин Касиль проигнорировал писателя.

– Наше местное дарование, в обход меня, решило заключить договор с другим издателем на написание продолжения книги о Маугли и даже, кажется, получил аванс. Он насчёт продолжения тебе не намекал?

– Нет, ничего такого.

– Значит решил «катануть» и тебя и меня, – сделал заключение господин Касиль. – Но только не учёл, что у тебя с ним договор о соавторстве не только на отдельную книгу, а и на саму идею. Он, без твоего согласия, не может использовать ни одного персонажа. Так что, если попробует тебя обойти, найми адвоката и тот его разденет до исподнего.

– И тогда дом целиком станет твоим, – внёс замечание мастер Ярич.

– Какой дом? – заинтересовался господин Касиль.

Когда ему обрисовали ситуацию с домом, Касиль пожал плечами и, отставив в сторону бокал с вином, сказал:

– Не самое лучшее время покупать дома в Либорге. Помнишь, Костуш, нашу первую беседу, когда ты спас дочку барона Вейского?

– Как же это забудешь!? Вы же тогда говорили, что года через два будет война, и против нас вместе выступят республиканцы и степняки.

– Да, именно так я и сказал. А сейчас ещё и уверен, что одновременно с республиканцами, на западные рубежи империи нападут островитяне со своими приспешниками.

Республиканцы сейчас снюхались с островитянами и это обязательно выльется в войну.

Быстрее всего, островитяне устроят отвлекающую войнушку с империей.

Республиканцы умеют хорошо всё просчитывать: империя скованная войнушкой не сможет направить на помощь княжествам достаточно войск, а против степняков с республиканцами нам не выстоять. Я убеждён: в результате Либорг будет захвачен.

Некоторое время Ярич с Костушем молчали, обдумывая слова господина Касиля.

Первым высказался мастер Ярич:

– Степнякам Либорг не нужен: пограбят и уйдут, как это уже было. А если здесь надолго осядут республиканцы, – нам-то с Костушем чего бояться? Мы с ним не благородные: усадеб с крепостными нет, простой народ не угнетали и домишко этот никто у Костуша не отберёт.

– Так-то оно так, но только смута и разорение, надолго, задержатся в Либорге. Имперцы с потерей не смирятся, – войска пришлют, только боюсь, народ княжеств встанет на сторону республиканцев: слишком наши благородные зарвались – простых и за людей не считают, а это значит война с имперцами будет кровавой, затяжной и с неизвестным результатом, – высказался свои предположения господин Касиль.

– Это правда! Чуть что – всё полыхнёт! – согласился мастер Ярич. – В империи хотя бы суды защищают простого человека, а здесь любая благородная мразь может безнаказанно выпороть, а то и убить.

– Вот и я к тому, – продолжил господин Касиль. – На смутные времена лучше деньги при себе держать. Конечно, не бог весть какие на дом ты и истратил, но всё же… Понимаю, в золоте тебе хранить нельзя – при переходах у Древоходца золото может пропасть. В ассигнациях тоже не стоит: с началом войны, убеждён, имперские банкноты сильно обесценятся, так что остаются тебе только камешки, – вот с ними и упрыгаешь без потерь. Только покупать надо заранее, потому как любому дураку ясно, если военные действия приблизятся, – добыча камней и у нас, и в княжестве Верхнерульском остановиться, а посему, стоит только намёку появиться на заварушку, камешки в полтора, а то и в два раза поднимутся.

– А сами как? – поинтересовался Костуш. – Типографию будете продавать?

– Да кому я здесь её продам! Может что вывести успею. Вот, надеюсь, на книжке твоей подзаработаю, да и в столицу империи подамся, в великий Аввакор!

– Прямо-таки в Аввакор, – с улыбкой переспросил Ярич.

Господин Касиль тоже улыбнулся:

– А чего мелочиться? Знаешь сколько из империи заказов получил на Маугли? Вот Костуш мне ещё одну сказочку расскажет – хватит и на Аввакор.

У тебя же есть интересные сказки в запасе? – при этих словах господин Касиль кинул острый, заинтересованный взгляд на Костуша.

Тот хотел было что-то ответить, но мастер Ярич предупреждающе сжал ему локоть, после чего Костуш запнувшись пробормотал, дескать, пороется в памяти, может и найдёт что-то подходящее.

Жест Ярича не остался незамеченным для господина Касиля, но заострять на этом сейчас внимание не стал, а перевёл разговор на другую тему:

– Моей доченьке скоро опять нужно обращаться к Древоходцу, – начал он, – Бубка боится, требует только Костуша, а мэтр Гарвил за тебя уже берёт на три золотых больше, чем за Бубка.

Костуш уже перемещался с дочерью господина Касиля: у неё имелись нарушения в работе лёгких и бронхов генетического характера. Имелся вполне реальный шанс победить болезнь, если с раннего детства, два раза в год девочку перемещать с Древоходцем, тогда, возможно, она может прожить нормальную по качеству и по срокам жизнь.

В школе мэтра Гарвила, где обучался Костуш, имелось четыре Древоходца, но только Костуш и ещё один, по имени Бубок, могли перемещаться с дочкой господина Касиля, остальным двоим прыжки с детьми такого веса были недоступны.

Но Бубок имел настолько дебильную рожу, что его боялись не только дети, но и взрослые, отсюда и цена на услуги Костуша, была выше, чем на Бубка.

На слова господина Касиля, о необходимости в скором времени прыгнуть с его дочерью, Костуш ответил:

– Я, господин Касиль, ничего не решаю.

– Ты, да, а вот мастер Ярич? Он же имеет право тебя задействовать?

Костуш с Яричем переглянулись. Между директором школы мэтром Гарвилом и мастером Яричем, действительно существовала договорённость, по которой, не чаще раза в два месяца, Ярич мог использовать способности Костуша.

– Откуда вы-то об этом знаете? – выразил удивление мастер Ярич.

– О! Я много чего знаю, а ещё больше замечаю и делаю правильные выводы.

Господин Касиль отставил бокал вина в сторону, откинувшись на спинку кресла продолжил:

– Я вот только что заметил, как вы, уважаемый мастер Ярич, на мой вопрос: «Не знает ли Костуш ещё другие сказки подобные Маугли?», – призвали его молчать. Боитесь внимания Ордена Смотрящих?

Мастер Ярич и Костуш в очередной раз переглянулись, только теперь на их лицах читалось не только изумление, но и настороженность.

– Ладно, ладно, это не мои измышления: не столь я проницательный, чтобы углядеть в Костуше иномирца, – подняв вверх в успокаивающем жете руки, с лёгкой улыбкой произнёс господин Касиль.

– А кто же такой излишне проницательный? – поинтересовался мастер Ярич.

– Наверное тот, кому и положено быть и подозрительным, и проницательным, а именно – служба безопасности княжества Либоргского, – эти слова господин Касиль произнёс уже без улыбки и дальше пояснил:

– Я получил указание, доставить его светлости князю Либоргскому десять книг с первого тиража Маугли. Понятно, взял с запасом, больше десяти, и поехал во дворец.

Когда доложился, абсолютно неожиданно меня захотел видеть сам князь и вот, почти без задержки, меня провели прямо в покои. Имел разговор с их сиятельством и услышал намёк… Нет, не намёк неправильно: почти впрямую князь сказал, что Костуш явно не наш, но сказочки у него хорошие и надо бы вытянуть из него историй побольше, только чтобы без республиканского яда.

После слов господина Касиля, в кабинете на некоторое время установилось молчание, которое прервал мастер Ярич:

– Князь знает, служба безопасности знает – это всё ничего, это не так страшно, – съязвил Ярич. – А я-то уж было подумал, что глашатай на городской площади объявил, – Костуш иномирец. – Теперь уже я полностью уверен, – если вторая сказка появится под его именем, то и до глашатая на площади недолго.

– Кто знает? Возможно большая известность послужит охранной грамотой, – заметил господин Касиль.

– Мне не нужна известность, – встрял Костуш.

– Можем легко прикрыть твоё участие, а все лавры и популярность достанутся этому оболтусу – Волиту, если, конечно, он поумнеет и приползёт ко мне на коленях просить прощения.

Костуш, я с тобой абсолютно честен, – продолжил господин Касиль, – насчёт твоего иномирства сказал не с целью шантажа, а только показать, что знаю, что уверен: у тебя в голове много подобных сказок. А шантаж… Какой шантаж, если князь в курсе, при этом, не знаю почему, только вот старый тигр – людоед почему-то к тебе хорошо относится.

– Тигр- людоед – это вы о князе? – уточнил Костуш.

– По крайней мере, его сиятельство именно таким тигром-людоедом раньше и был, это теперь, под старость, помягче стал. Господин Касиль сделав глоток вина продолжил: – Ты ему чем-то понравился, или как-то заинтересовал. Только должен предупредить: на его расположение особо надеяться не стоит, – князь стар и болен, а ещё на подходе война.

Кстати, касаемо надвигающейся войны, – переключился на другую тему господин Касиль, – понимаю, на кусок хлебы ты себе всегда заработаешь, только в смутные времена, всегда лучше иметь запас средств, размещённых в разных местах, и поэтому предлагаю: приносишь мне несколько черновиков с сюжетами. За те, что выберу – сразу двести золотых, двести за каждый, а ещё отчисления с продаж, правда, отчисления только потом, как обустроюсь в Аввакоре.

– Будете заключать письменный договор? – поинтересовался мастер Ярич.

– Если хотите – пожалуйста, – ответил господин Касиль, – только вот договор, – лишний след, к Костушу. Попытаться же его обмануть…? Вы, мастер Ярич, кому-нибудь из близки разрешили бы обманывать человека, способного легко пробить гвардейский амулет?

– И это вам известно! – изобразил удивление Ярич, при этом про себя подумал: «Хотя бы, не знает, что Костуш может и княжеский пробить».

Мастер Ярич с Костушем поднялись, чтобы попрощаться, но хозяин их остановил:

– Куда, куда вы собрались? Мы ещё не договорились с мастером Яричем насчёт моей дочке, по перемещения её Костушем.

Гости опять сели и здесь начался ожесточённый торг. Костуш сидел молча, поворачивая голову то на одного, то на другого. Вмешался только один раз, с обидой заявив, что его цена уже опустилась ниже цены за дебила-Бубка, чем сразу воспользовался мастер Ярич.

В конце – концов Костушу всё это надоело и сказав, что подождёт мастера Ярича на улице, попрощавшись вышел.

Ярич появился не сразу, всё ещё разгорячённый спором.

– Представляешь, – продолжил мастер, – осушили две бутылки Оранжевого вина по три серебряка за штуку, а в конце уже торговались, кто в день переноса заплатит извозчику довести тебя до школы.

– Да я бы и сам оплатил – меньше серебрушки извозчик-то, – удивился Костуш.

– Ты ничего не понимаешь! Вино ещё в бутылке оставалось! – пояснил Ярич.

– Досуха торговался? Тогда понятно.

Они пошли в сторону старого дворца, где располагался госпиталь и училище целителей.

По дороге Костуш спросил у мастера Ярича, как тот считает: «Война будет?».

– Если господин Касиль сказал – будет, значит война будет, – ответил Ярич, – Человек он умный и знающий, только вот с камнями присоветовал неверно. Тебе не в камушки надо деньги вкладывать, а в хорошие амулеты-накопители: ты Древоходец. А его разговоры, что, если припечёт, ты в любой момент можешь «упрыгать» с камешками – глупость. Я-то воевал, я знаю: все ближайшие к боевым действиям места силы становятся стратегическим объектом, и никто тебя без особого разрешения к ним не подпустит.

Но даже не это главное, а главное: ты связан печатью подчинения с мэтром Гарвилом. Ученика такой мощи, Гарвил, при угрозе своей драгоценной жизни, держать будет только рядом, только при себе, до последнего…, до последнего дара в твоём амулете – так что «упрыгать» и не надейся.

Хотя документы на покупку дома в мэрии ещё не заверили, но Костуш приступил к обустройству своего нового жилища. Первым делом заменил замок, а дальше приобрёл большую деревянную кровать, перину, подушки с одеялом, два комплекта постельного белья.

Удивительно много денег пришлось потратить на разную мелочёвку: масляные светильники и свечи; сковородки; чугунки; вёдра; корыта; посуду. Ещё купил сундук, в который сложил запас продуктов «на перекус», если придётся заночевать.

Наконец, наступил день, когда вместе с Волитом и в сопровождении опекуна – мастера Ярича, Костуш явился в мэрию, где и получил документ на владении части дома по улице Парусной.

Ещё раньше, уступив настойчивым уговорам Волита, они договорились завершение сделки отметить. Поэтому, выйдя из мэрии, опять же по настоянию Волита, направились в заведение под названием – «Паштет».

По уровню это был уже не трактир, но ещё не ресторан: что-то среднее и по респектабельности, и по ценам. Плюсом этого «Паштета» являлись отдельные кабинки на втором этаже, где Костуш и Ярич могли избавиться от своих затемнённых очков целителей.

Все вместе, прошли через первый этаж, заставленный большими, рассчитанными, как минимум на восемь человек столами, и, хотя до вечера ещё оставалось немало времени, за многими столами уже сидели посетители.

Публика расположилась самая разная, но откровенно бедной одежды ни на ком не было.

Волит забежал вперёд, показывая дорогу, и, следуя за ним, они стали подниматься по широким ступенькам на второй этаж, где на входе в зал их сначала окинули взглядом два охранника, а дальше, подошедший быстрым шагом прислужник, сопроводил к отдельной кабинке.

Как Костуш узнал позже, сюда, на второй этаж, имелся и другой вход, по которому можно было, не проходя через зал первого этажа, подняться сразу с улицы, только для этого пришлось бы обходить здание.

Помимо нескольких отдельных кабинок, основная часть посетителей располагалась за небольшими столиками, расставленными вокруг небольшой сцены в центре зала.

За столиками уже сейчас находилось много особей обоего пола, которые пили чай со сладостями, или же изредка позволяли себе пригубить вино. Они иногда поднимались из-за стола и с бокалом в руке, дефилировали между столиками, походя обменивались репликами, а иногда присаживались и что-то обсуждали.

Некоторые из посетителей взмахом руки, или кивками приветствовали Волита.

Он тоже раскланивался и улыбался – сразу чувствовалось, что здесь его знают почти все.

Банкет являлся как-бы компенсацией мастеру Яричу за его хлопоты. Расходы, по договорённости, должны были делиться между Костушем и Волитом в равных долях, но Волит с простодушной улыбкой заявил, что свою часть внесёт позже.

Волит начал делать заказ, особо не заморачиваясь на экономии: долг ещё когда придётся возвращать, а жить, по его мнению, надо здесь и сейчас.

Среди обычных тарелок с закусками, выставили совсем крошечные, в которых, в соответствие с названием заведения «Паштет», подавали различные виды паштетов.

В центр стола сначала поставили несколько бутылок с вином, а затем водрузили квадратную, литра на два ёмкость, которая рядом с обычными бутылками, смотрелась как неоднократный второгодник на групповой фотографии за пятый класс.

В этой двухлитровой бутылке содержалось что-то типа бренди, или, точнее, продукт перегонки виноградного вина, настоянный на каких-то орехах.

В княжестве Либоргском традиционно употребляли вино, вино не только виноградное, ещё использовали самые разнообразные ягоды и фрукты. Да, остатки- выжимки зачастую подвергали перегонке, но сами продукты перегонки в княжестве употребляли мало, всё больше бочками отправляли в северные районы империи, где эти подобия чачи и граппы разливали под различными этикетками.

Заказанная же сейчас Волитом бутылка бренди, была изготовлена в республике Хабор, и среди продвинутой публики княжества Либоргского этот напиток быстро набирал популярность, несмотря на его относительно высокую цену.

Предваряя, начало трапезы, всем, в том числе и Костушу, плеснули в бокал немного бренди. Когда он выпил, Волит поинтересовался: «Ну как?».

Если учесть, что до этого из крепких напитков сам Костуш пил только самогон, да теперь ещё у него появились воспоминания дубля- Кости об употреблении водки, а в обоих случаях быстро следовала рвота, то сейчас этого не случилось, поэтому Костуш с чистой совестью ответил: «Замечательно! Лучшее из крепких напитков, что я когда-либо пил!».

Они дружно занялись закусками. Волит снова хотел налить ему бренди, но Костуш отказался, попросив лёгкого розового вина. В дальнейшем, Волит с Яричем раз за разом наливали себе бренди, а с предложением выпить, к Костушу, больше не приставали.

Волит раздвинул занавески в кабинке, чтобы видеть остальной зал и, вместе с мастером Яричем, занялись активным обсуждали сидящих там дам.

– А ничего, что разглядываем без очков? – поинтересовался Костуш.

– Формальности соблюдены: вы в отдельной кабинке, а остальное владельцев заведения не волнует. Что до публики – здесь все люди просвещённые, живущие в ногу со временем, и в сказки про защитные очки не верят, – ответил Волит.

Костуш, немного осоловев от еды и вина, поначалу тоже смотрел в зал, затем ему это надоело и он стал обдумывать предложение господина Касиля, по поводу написания новых книг.

Из сказок выбрал «Золотой Ключик» с Буратино – пересказ Алексея Толстого, а ещё Графа Монте-Кристо. При последнем контакте дубль-Костя предложил пьесы Шекспира: дескать подходят по эпохе, за что дубль заполучил наказ перечитать всего Шекспира.

Сейчас же, подглядывая за Волитом, успевшим уже испачкать в соусе воротник сорочки, Костуш думал: «Вот этого, постоянно пьяного мужика, я превращу в Шекспира и одновременно в Дюма?».

Тем временем на сцену вышли четверо танцоров: двое мужчин и две женщины.

На стульях, рядом со сценой, расположились музыканты и заиграли бодрую мелодию. Артисты стали живо отплясывать, сочетая танец с акробатическими трюками.

Одну из танцующих женщин Костуш узнал: она привлекалась при постановке сказки Маугли во дворце – изображала кобру, да и мужчины показались знакомыми: видимо тоже принимали участие в спектакле на подтанцовке.

Услышав музыку, снизу стали подниматься посетители, обедавшие на первом этаже. Охрана их не пускала, и они оставались стоять на лестницы, хлопками поддерживая танцующих.

Подъехавшая в экипажах «приличная» публика, поднималась по другой лестнице, прямо с улицы и вскоре почти все места в зале оказались заполнены.

Танцоры, закончив номер, уселись за отдельный столик в углу, а на сцену вышла женщина, уже в возрасте, и исполнила несколько песен в сопровождении аккомпанемента на скрипке.

Затем танцоры, под весёлую плясовую, стали вытаскивать гостей из-за столиков заставляя отплясывать вместе с ними.

Волит вышел из кабинки, вернулся достаточно быстро, ведя под руку миловидную женщину с бокалом вина в руке.

Он её представил как мадам Лорет, а затем заявил, что ей нужна консультация целителя и мастер Ярич обязательно должен помочь.

Ярич наградил его растерянно-гневным взглядом. Волит же, не обращая никакого внимания на реакцию Ярича, отобрал у дамы бокал, выплеснул содержимое в какую-то тарелку и налил в бокал бренди. Женщина, хохотнув, сделала несколько глотков. Увидев, как «пациентка» поглощает бренди, мастер Ярич рассудил, что, похоже, больших проблем со здоровьем у мадам Лорет нет и успокоился.

Дама, откидывая пряди волос со лба, стала показывать, в каких точках у неё часто болит голова, а мастер Ярич слушал внимательно, уже с «масляной» улыбкой.

На сцену поднялся молодой человек в длинном бардовом сюртуке и начал читать стихи. В зале никто особенно его не слушал, продолжая болтать и звенеть приборами, но, всё же, когда тот закончил декламацию, раздалось несколько поощрительных выкриков, в основном от женщин.

Опять зазвучала танцевальная музыка, и снова танцоры стали вытаскивать гостей в круг.

Неожиданно знакомая Костушу танцовщица, подошла к их кабинке и схватила его за руку.

Костуш запротестовал, ссылаясь на неумение танцевать, на что получил короткий ответ – научу. И действительно, через несколько минут, уже без подсказок, он уверенно отплясывал наравне со всеми.

Когда музыка умолкла, танцовщица утянула его за столик к своим коллегам-артистам.

Помимо танцоров-акробатов там сидела возрастная певичка, и скрипач.

Оказывается, артисты задумали в своём театре поставить спектакль по мотивам Маугли, и интересовались у Костуша: не было ли в его сказке ещё моментов, не вошедших в книгу, которые можно использовать для постановки танцев, или акробатических номеров.

Костуш обещал попытаться что-нибудь вспомнить.

Когда спросили почему его не было на премьере Маугли во дворце, коротко ответил: «Не пригласили», и сразу, чтобы увести разговор от неприятной для него темы, попросил рассказать, как всё прошло, как всё выглядело из-за кулис.

Сразу нашлось много смешных воспоминаний, которые он слушал с некоторым щемлением в груди.

Возвращаясь от артистов, упёрся в закрытые шторы на своей кабинке. Немного их раздвинув, в образовавшуюся щёль увидел, что мастер Ярич, видимо очень ответственно занялся сбором анамнеза заболевания у мадам Лорет, для чего, усадив пациентку на колени, рукой, понятно в целях диагностики, прощупывал ей грудь.

– Я сейчас расплачиваюсь и ухожу, – крикнул Костуш, сдвинув обратно занавески.

Он нашёл официанта, и, углядев за одним из столиков Волита, указал принести туда счёт.

Волит сидел вместе с давешним поэтом в бордовом сюртуке, обсуждая прозвучавшие со сцены стихи.

Повернувшись к усевшемуся рядом Костушу спросил: «Выгнали?».

Костуш в ответ неопределённо пожал плечами.

Волит кинул взгляд в сторону закрытой занавесками кабинки.

– Надо обязательно выбрать момент и изъять бутылку бренди, – озабоченно высказался он.

Дальше, отхлебнул из стоящего перед ним бокала, продолжил вещать молодому поэту и прервал свои назидания, только когда к столу со счётом в руках подошёл служащий заведения.

Костуш расплатился, добавив несколько серебрушек «на чай» и положил счёт перед Волитом, тот не глядя сунул его в карман.

Когда, попрощавшись, Костуш уходил от столика, до него донеслась фраза Волита:

– Друг мой, не бойся писать изыскано, не бойся писать загадочно и непонятно – оставь каждому возможность додумать и вложить глубокий смысл в твои сентенции.

– Ишь чему парня учит, а сам по-простому: детскую сказку у меня передрал без всяких изысков и сентенции и деньги дыбает, – подумал Костуш.

Он вернулся к их кабинке, по-прежнему закрытой шторами, и попросил мастера Ярича выдать плащ и шляпу.

Рука мастера Ярича протиснула меж шторок его одежду.

Костуш надел очки, шляпу и, перекинув плащ через руку, направился на выход.

Покидал заведение, как и заходили – через зал на первом этаже.

Сейчас там возникла какая-то суета: многие поднимались со своих мест и спешили на улицу, создав даже небольшой затор у двери.

Подождав, пока толпа рассосётся, Костя спокойно вышел и увидел причину оживления. Перед входом в заведение располагалась огороженная решётчатым забором утоптанная площадка. Сейчас, в её центре, спиной к нему, стоял высокий, крупный человек в кожаном доспехе. Он явно готовился к схватке: время от времени сжимал кисти рук и крутил головой, разминая шею.

Напротив него выстроились аж трое мужчин, похоже наёмников, также в кожаных доспехах.

Несмотря на троекратное преимущество, было заметно, что троица чувствует себя не очень уверенно.

Служка от заведения, обходил площадку по кругу, поджигая укреплённые на ограде факелы, тем самым создавая не только большие удобства для зрителей, но и определённый антураж

Какой-то человек, подошёл к приготовившимся к схватке бойцам и предложил всем снять доспехи.

Троица посовещавшись отказалась, после чего их противник только равнодушно пожал плечами. Так они и остались в доспехах, но ножны, как заметил Костуш, у всех были пустые: значит схватка без оружия.

Горящие факелы подсказали Костушу, что можно снять очки: в тёмное время суток, по улицам города целители имели право передвигаться без очков.

Накинув плащ, и сунув очки в карман, Костуш направился к проходу в ограде.

Безусловно, интересно посмотреть зрелище один против трёх, только вот бой задерживался, потому как подходили всё новые и новые зрители и делали ставки.

Костушу же натерпелось как можно быстрее оказаться в своём теперь уже и официально закреплённым за ним жилищем, провести впервые ночь на правах хозяина.

Ему было приятно и радостно осознавать, что в этом мире появилось место, которое он с полным основанием может называть своим домом.

Проходя мимо, Костуш машинально взглянул на лицо бойца, вышедшего сразу против троих.

Узнал сразу, да и как ему было не узнать лицо этого человека – охранника Тюрука. В добавок, он ещё хорошо помнил и лицо его хозяина – барона Береса.

Да и как Костуш мог их забыть: много раз в своих мечтах представлял эти лица искажёнными от боли, от боли, которую он им доставит.

Когда-то Костуш стоял на коленях перед этим Тюруком, пытаясь получить прощение за нечаянно брошенный взгляд без очков на дочь барона Береса – Лидосу.

Его тогда, можно сказать, пожалели – не убили, но Тюрук настолько жестоко его избил, что, если бы не способности Древоходца, то Костуш так и остался бы калекой на всю жизнь.

Сейчас, узнав Тюрука, он по инерции сделал ещё несколько шагов и остановился рядом с проходом в ограде. Теперь Костуш уже не спешил, ему хотелось посмотреть, каков его враг в деле.

Тюрук переминался с ноги на ногу, в ожидании начала боя, и вдруг его немного повело в сторону.

– Да он же пьян! – удивился Костуш. – Или изображает пьяного, – пришло следом подозрение.

Наконец, распорядитель, ранее предлагавший им драться без доспехов, крикнул: «Начали!».

Двое, из тройки соперников, разошлись по сторонам – слева и справа, оставив внешне самого крепкого в центре.

Тюрук прыгнул влево, не обращая внимания на наносимые удары, схватил крайнего противника, просунув сверху и снизу ладони ему под доспехи, легко оторвал от земли, и с огромной силой швырнул навстречу бойцу в центре, сбивая того с ног телом товарища. Сразу двое теперь уже валялись на земле, но третий, похоже полностью не осознав случившегося, храбро бросился в атаку.

Тюрук ударом руки легко снёс этого храбреца, а затем пробил ногой в голову сначала пытавшемуся подняться бойцу, а затем добавил и лежачему.

Пока добивал этих, третий всё же успел встать, но в этот раз, верно оценил диспозицию, принял мудрое решение сбежать и бросился в сторону прохода. Тюрук одним прыжком догнал, пнув ногой в спину. От пинка траектория движения у бежавшего изменилась, и вместо прохода, он врезался в решётку забора.

Неспешно подойдя к привалившимися к решётке, стонущему противнику, Тюрук сразу бить не стал, а с какой-то дикой ухмылкой повернул голову к застывшим в ожидании развязки зрителям, и здесь он встретился взглядом с Костушем.

– Ты, щенок?! – рявкнул он, и с разворота запустил, толстую как бревно руку, будто стараясь не ударить, а просто смахнуть голову Костуша с шеи.

Тот еле успел пригнуться, – покатилась сбитая шляпа, а вслед, не разгибаясь, будто стараясь её поймать, в проход за шляпой бросился удирать Костуш.

Тюрук попытался сделать подсечку и задел ногу Костуша, – того немного развернуло, но всё же устоять удалось, только дальше он побежал уже чуть прихрамывая.

Возможно, Тюрук не стал бы преследовать – ему надо было ещё закончить дела здесь, но вид хромающей жертвы распалил. Он сделал несколько огромных прыжков, в попытке догнать, и, неожиданно, словно запутавшись в собственных ногах, упал врезавшись плечом в землю, после чего его тело по инерции ещё несколько раз перевернулось.

Костуш, услышав звук падения и крики боли, остановился, неспеша, по большому радиусу, обошёл сидящего на земле, воющего Тюрука, и подобрал свою шляпу.

К этому времени поднялся прикорнувший у забора противник Тюрука.

Смахнув с лица кровь, он с интересом оглядел корчившегося от боли гиганта, но даже видя его в таком плачевном состоянии, всё же один подходить к нему не рискнул. Помог подняться товарищу и вдвоём, не торопясь, с оглядкой отправились добивать.

Некоторое время Костуш понаблюдал за концовкой.

Один зашёл спереди, второй сзади. Тюрук, яростно воя, крутился то в одну, то в другую сторону. Первый удар ногой по затылку он выдержал, но после следующего, опять же по голове, прозвучавшего как-то очень звонко, Тюрук замолчал и завалился на спину. Тут уже, один из добивавших, с хеканьем прыгнул ему на грудь. Дальше они стали обрабатывать ногами уже бесчувственное тело.

Когда подошедшие зрители начали останавливать разохотившихся бойцов, Костуш развернулся и отправился было искать извозчика довести до школы, и только затем вспомнил: он же сегодня ночует дома. У себя дома! А до дома идти-то всего ничего.

Первая ночь на новом месте прошла неспокойно.

Поначалу не мог заснуть – всё вспоминал схватку Тюрука, затем стал замерзать. Пришлось вставать, растапливать печку, благо дрова на кухне были: день назад протапливал печь, вот и остались.

Наконец согревшись, заснул, но достаточно скоро его разбудили странные звуки, источник которых находился явно где-то рядом за окном.

Накинув плащ, вышел на крыльцо и прислушался: появилась твёрдая уверенность что за домом кто-то ходит, причём, судя по громкости дыхания, это «кто-то» достаточно большое.

Костуш спустился с крыльца, заглянул за угол и при свети луны заметил силуэт крупного животного, типа собаки, которое, на своих четырёх лапах, медленно двигалось вдоль стены дома, иногда задевая туловищем плети винограда.

Дальше животное упёрлось в боковину террасы на половине Волита и начало медленно разворачиваться.

– Может какая-то больная собака? – подумал Костуш. – Может бешенная?

Всё же сразу лупить силой в больную собаку не стал, – зашёл в дом и вернулся уже с масляным фонарём. К этому времени непонятное животное завершило свой очередной цикл перемещений: упёрлось в стенку террасы уже Костуша, развернулось и направилось обратно.

Тогда-то Костуш и заметил, что на странном животном штаны, а подняв фонарь выше, рассмотрел кудрявую голову с блестящей в свете фонаря небольшой очень знакомой лысиной, лысиной своего соседа – писателя Волита.

– Да уж и надрался соседушка! А я Шекспира хотел из него делать! – с раздражением подумал Костуш.

– Шекспир, Шекспир! Ко мне! – скомандовал он Волиту.

Тот послушно повернулся и радостно, правда, по-прежнему на четырёх конечностях, побежал на свет.

Подойдя вплотную, задрал голову и начал что-то очень быстро, напористо и совершенно бессвязно говорить.

Костуш поначалу пытался вслушаться, но потом плюнул и за шиворот поволок Волита к его входу.

Они уже почти дошли, вдруг неожиданно писатель вырвался и бросился обратно.

– Стоять! Стоять! Плохая, плохая собачка! – прокричал ему вслед Костуш.

Волит действительно остановился и начал шарить руками по земле.

Оказывается, когда Костуш тащил его за шиворот, с Волита слетел ботинок, Удивительным образом это событие пробилось через пьяную хмарь, и Волит вернулся за ботинком, и мало того, быстро его нашёл.

Волит взял ботинок в руку и попытался подняться – ничего не получилось. Тогда просунул внутрь кисть и таким образом: с одним ботинком на руке, с другим на ноге, придерживаемый Костушем за шиворот проследовал до крыльца.

Отыскав у него в кармане ключ, Костуш открыл дверь в половину дома Волита, помог своему временно четвероногому другу преодолеть ступеньки и добраться до кушетки. Верхнюю часть туловища писателя, Костушу пристроил на кушетке, а нижнюю, даже не стал и пытаться.

Покидая «обитель поэта», Костуш оглянулся: Волит уже спал, стоя коленями на полу, грудь покоилась на кушетке, а под щёку он пристроил руку, обутую в ботинок.

– Нет, не быть тебе Дюма! И Шекспиром тоже: не быть, не быть! – вынес приговор Костуш. – Разве что сделаю папой Буратино. У него, правда, уже есть один – папа Карло, теперь появится ещё и местный папа – Волит.

Как позже выяснилось, мастер Ярич, своей новоявленной «пациентке» – мадам Лорет, предложил поехать к нему домой, дабы более полно изучить анамнез болезни.

Проходя вместе с «пациенткой» через зал к выходу, наткнулся на Волита.

Оценив «пограничное» состояние писателя, захватил с собой, пока тот ещё мог самостоятельно передвигаться и осмысленно говорить.

Мастер Ярич подвёз Волита на извозчике к их с Костушем дому на Парусной улице. Проследив, как писатель достаточно уверенно открыл калитку и зашёл внутрь дворика, Ярич со спокойной совестью уехал.

Каким-то образом, Волит обошёл дом и двинулся по его задней стенке, в поисках ступенек к своему жилищу.

В силу прихоти бывших владельцев оба крыльца дома были удлинённые, точнее сказать: к обоим торцам дома примыкали террасы, метра на три длиннее основного здания, тем самым строение представляло из себя букву «П» с укороченными ножками.

Волит двигался вдоль задней стены, надеясь найти ступеньки, но не осознавал, что оказался на тыльной стороне здания, во внутренней части буквы «П».

Там он и метался: упирался в одну ногу от буквы «П», разворачивался, затем в другую, опять разворачивался и так неоднократно. Похоже, свои поиски входа начал о двух ногах, но затем перешёл в более устойчивое положение.

Выпитое им в значительном количестве бренди, сильно сказалось на работе мозга, но предало бодрости и упорства.

Когда, разбуженный среди ночи, Костуш вывел его из этого «лабиринта», Волит уже утоптал за домом землю до каменной твёрдости.

Заночевав первый раз в собственном доме, в дальнейшем Костуш только иногда забегал туда днём, но за пятидневку остаться на ночь не случилось.

Следующий раз, заночевать в доме на Парусной, заставили обстоятельства.

Костуш сидел на лекции в училище целителей. Аудитории училища располагалась в дальнем крыле старого княжеского замка, в центральной же части донжона находился городской госпиталь.

В тот день, недалеко от Либорга, случился сильный пожар на барке, идущей вверх по реке из княжества Древленского в княжество Верхнерульское.

С этой барки в госпиталь поступило много пострадавших от огня пассажиров.

Город Либорг стоял на берегу реки Рул. Благодаря тёплому климату судоходство по ней было круглогодичным. В верховьях, зимой река ещё могла покрыться льдом, но в районе княжества Либоргского, только изредка ночью у берега появлялась тонкая ледяная плёнка.

Пожар случился на барке, перевозившей наёмных работников для рудников княжества Верхнерульского. Огонь вспыхнул в трюме, когда судно находилась на середине реки. Некоторые из пассажиров, заключившие длительный контракт, ехали целыми семьями, отчего среди пострадавших были не только мужчины, но ещё и женщины, и дети.

Прямо во время занятий, в аудиторию вошёл представитель госпиталя и попросил всех, кто умеет обезболивать, или ускорять регенерацию, пройти в госпиталь для оказания посильной помощи: персонал из-за наплыва травмированных не справлялся.

Часть учеников, среди них и Костуш, встали и отправились в госпиталь.

Всех привлечённых достаточно быстро отпустили: в основном начинающие целители могли делать только местное обезболивание – требующие значительных расходов силы, потому быстро сливали свой дар.

Костуш официально уже владел навыками погружения в длительное бессознательное состояние. В этом случае дар тратится только в первый момент, а в остальное время надо просто наблюдать за пациентом.

Пострадавших привезли очень много, и Костушу пришлось усыпить, а затем отслеживать состояние одновременно семи человек, мало того, его ещё просили усилить у некоторых регенерацию.

Освободился Костуш, когда на улице уже стемнело. Он сначала долго стоял в душевой под струйкой чуть тёплой воды, и несколько раз намыливался антибактериальным мылом.

Его, как Древоходца, возможность подхватить какую-либо заразу не пугала, – просто этим вонючим мылом, он старался перебить запах горелой плоти, пропитавший, как ему казалось, и волосы, и всё тело.

Удивительно, но несмотря на то, что даже самые продвинутые государства планеты Эре, по уровню развития промышленности соответствовали примерно 19 веку на Земле, здесь уже давно имели чёткое представление о микробах и их роли, в возникновении различных болезней.

После помывки одевался медленно: образы людей с обожжёнными до черноты конечностями, крики и запахи, не отпускали его, погрузив в совершенно расстроенное и угнетённое состояние. Видимо поэтому, только порядком прошагав по улице раздетым и начав сильно мёрзнуть, вспомнил об оставленных в аудитории плаще и шляпе.

Возвращаться через помещения госпиталя не хотелось, и, стараясь из-за холода добраться поскорее, быстрым шагом, переходящим на бег, обогнул центральную часть старого дворца, направляясь к самому удалённому крылу, отведённому под учебные аудитории училища.

Сторож на входе разложил перед собой на столе немудрённую еду: хлеб, луковицу, сыр, рядом поставил кувшин вина. Провожать Костуша до аудитории отказался, сунул ему в руки фонарь, а сам остался сидеть на месте, потягивая вино.

Костуш открыл дверь, отделяющую тамбур, где сидел сторож от учебных помещений, сделал несколько шагов по коридору и вдруг увидел, как какая-то женщина, задув в руке свечу, быстро из коридора прошмыгнула в одну из классных комнат и тихо прикрыла за собой дверь.

В то время мэрия ввела запрет на обучение целителей в общеобразовательных школах вместе с простыми детьми, и по этой причине, несколько помещений в училище отвели под классы, в которых теперь преподавали обычные дисциплины. Именно в такой класс, где изучали обязательную школьную программу и забежала женщина.

Костуш нашёл плащ и шляпу, там же в аудитории оделся, а выйдя в коридор, ещё раз взглянул на дверь, за которой скрылась женщина. Постоял немного в раздумьях, и всё же решил посмотреть, кто в такое позднее время, в полной темноте находится в этом классе.

Войдя, и подняв над головой фонарь, сразу заметил фигуру за последней партой.

– Что вы здесь делаете? Может вам нужна помощь? – обратился он с вопросом, – в ответ не прозвучало ни слова.

Тогда, подойдя ближе, осветил лицо женщины и сразу её узнал.

– Мадемуазель Дюжана?! – удивлённо воскликнул он.

В недалёком прошлом, когда Костуш ещё посещал обычную городскую школу, мадемуазель Дюжана преподавала ему географию, и даже однажды сопроводила на экзекуцию розгами в каморку истопника.

В этом году географии у него не было, но Дюжану здесь, он несколько раз встречал: она преподавала при училище в общеобразовательных классах младшим ученикам географию, а старшеклассникам историю.

Видя испуг в глазах женщины, Костуш осветил себя, чтобы та смогла его рассмотреть.

– Ты, Костуш! – произнесла она, но и после узнавания страха в глазах не стало меньше.

Аккуратная и всегда замечательно выглядевшая мадемуазель Дюжана, сейчас смотрелась как-то помято. Расстеленное на скамье пальто, да ещё стоявшие на парте чашка с водой и миска с какими-то кусками засохшего хлеба, однозначно показывали, что женщина оказалась в очень сложном положении.

– Мадемуазель Дюжана, что случилось? – обратился он к ней.

–Ничего, просто я задержалась с проверкой работ учеников, а потом подумала, что уже поздно ехать домой и решила здесь заночевать. И, вообще, Костуш, это не твоё дело, – оставь меня в покое.

– Корочки хлеба, что в миске лежат, вы в партах нашли? – поинтересовался Костуш. – Наверное, все столы в училище проверили?

– Что ты такое выдумываешь? – возмутилась учительница.

– Да чего мне выдумывать, и так всё видно. Сколько дней уже здесь ночуете?

Мадемуазель Дюжана набрала воздух, собираясь резко ответить, но неожиданно «сдулась» и зарыдала.

Костуш стоял молча над плачущей женщиной, давая время успокоится. Когда рыдания начали стихать и Дюжана более-менее успокоившись, стала вытирать слёзы, явно несвежим в пятнах платком, он приступил к расспросам.

Она снимала жильё в двухэтажном доходном доме. Получив жалование, убрала его в сундучок в своей квартире, где держала все деньги и свои немудрённые, подаренные родителями украшения.

Восемь дней назад, вернувшись с работы, обнаружила сундук вскрытым, а все деньги и драгоценности исчезли. Обратилась к хозяину жилья, с просьбой об отсрочке оплаты – через три дня подходил платёж за квартиру, но тот заявил, что если вовремя не внесёт деньги, то её выгонят, а вещи заберут в залог, пока не расплатится.

Жалование в городской школе теперь получать не скоро, а за преподавание в училище, вообще платят раз в три месяца. Кое-что по мелочи смогла занять, но теперь даже и на еду денег нет.

Из квартиры её выселили и вот уже четвёртую ночь спит в классе. Некоторые свои вещи ей всё же удалось вынести, – хранит их сейчас в кабинете в городской школе и собирается часть из них продать.

– Извините, мадемуазель Дюжана, как-то всё это странно, – заметил Костуш. – У нас многие целители снимают жильё в городе, бывает не могут вовремя заплатить и никого не выгоняют. Если человек работает – понятно, он расплатится. Может от вас что-то хотели?

– В том и дело, что ну очень этой мрази хотелось! Думаю и кражу он устроил!

Если до этого Дюжана о своих несчастьях говорила тихо, то сейчас голос окреп и в нём зазвенела ненависть.

Ненависть придала ей силы, и она обратилась к Костушу с просьбой никому об этой встрече не говорить, а ещё помочь распродать ей некоторые свои вещи.

– Ты мне поможешь? – спросила она.

– Нет, – ответил он.

Дюжана, пожала плечами, а Костуш продолжил:

– Нет, женские вещи я продавать точно не буду, но с квартирой могу помочь прямо сейчас. Я недавно купил часть дома – могу вас туда отвести переночевать.

– Дюжана, немного подумала, а затем ответила:

– Извини, Костуш, но я с тобой сейчас никуда не пойду.

– Как скажете, – легко согласился Костуш, только в любом случае вам…

Что он собирался сделать «в любом случае», договорить Костуш не успел. За разговором они не расслышали шаги и появление в двери класса сторожа, для них явилось полной неожиданностью.

– Я-то думал, что он так долго за плащом ходит, а у него оказывается здесь баба припрятана! Да что же вы бесстыдницы так за целителями бегаете – с собой не можете совладать. А ну быстрово отсель! Я тута развратничать не позволю! – выливая эту тираду, сторож приближался, подняв фонарь.

– Быстро уходим, – скомандовала Дюжана, одной рукой прикрывая лицо шарфом, а другой хватая пальто с сумкой.

Костуш задержал сторожа, давая возможность женщине выскочить в коридор.

– Ты руки-то не распускай! Я тебя узнал, – всё руководству расскажу про твои дела, – возмутился отталкиваемый в сторону сторож.

Костуш достал из пояса две серебряные монетки и положил в руку мужчины.

Тот посветил на них фонарём, а затем предложил:

– А может и за вином сбегаешь? Ну этих баб! Здесь недалеко, в одном доме до ночи продают.

– Сам сбегаешь, – отмахнулся Костуш и отправился догонять Дюжану.

– Да и правда, что тебе за вином бегать – ты по другой части: вон за девкой-то враз как припустился! – услышал Костуш вдогонку.

Выскочив из здания, Дюжану сразу не увидел и поспешил к лестнице, идущей от старого дворца. Его волновало, что в такой холод если долго находиться на улице можно просто замёрзнуть. Женщина тоже это понимала и ждала Костуша внизу лестницы.

– Холодно, давайте быстрее! – подойдя сказал он, и Дюжана молча последовала за ним.

По дороге он ей рассказал о пожаре на барке. Кое-что она слышала, но все подробности ей поведал Костуш.

– Почему тебя использовали на обезболивании, а не как Древоходца, для спасения детей? – задала она вопрос.

Костуш объяснил, что князь прислал своих Древоходцев. С подходящими по весу для переноса детьми, они разобрались, а остальные пятеро ребят намного тяжелее и с ними ни он, ни княжеские переместится не смогут.

Дальше до самого дома говорил только Костуш, женщина молчала, но он чувствовал её дрожь, и даже явственно слышал, как постукивают у неё зубы.

– Она замёрзла, или же так меня боится, что аж трясёт? – раздумывал он.

Мысль, что мадемуазель Дюжана боится его до дрожи, была очень неприятна и дальше Костуш старался вести себя так, чтобы ни в коем случае не усилить её страхи.

В доме было холодно, и усадив женщину в кресло, зажёг все масляные лампы, а сам занялся печкой. Дров на кухне оказалось маловато, пришлось выходить во двор и забрать несколько поленьев из запасов соседа – Волита.

Натаскав за два приёма воду, наполнил чайник, ещё большую чугунную кастрюлю и всё поставил на печь.

В доме значительно потеплело, Дюжана размотала шарф, скинула пальто, оставшись в своём тёмно-синим платье с глухим воротом. Трясти её перестало, и Костуш подумал, что всё же не боялась, а просто замёрзла.

Он был не прав: Дюжана очень его боялась. Она знала: Древоходец способен с простым человеком сделать всё что угодно, а ещё предполагала, что в силу своих удивительных способностей, у Древоходцев существует комплекс избранности, превосходства над обычными людьми, поэтому он не будет считаться с чувствами простого человека, оказавшегося в полной его власти.

Помимо, как преподавателю, ей было хорошо известно – психика шестнадцатилетнего подростка весьма неустойчива.

Отогревшись, она постепенно стала отходить и от «трясучки», и от мрачных мыслей, а после фразы Костуша, что, когда ходил за водой, зашёл к соседу и договорился у него заночевать – Дюжана почти совсем успокоилась.

Они вместе поужинали вяленным мясом и козьим сыром из запасов Костуша. Нашли сухари и их размачивали в сладком чае.

Когда закончили с мясом и сыром, Костуш налил по новой чай в кружки и выставил банку варенья из ягод, похожих видом и вкусом на малину.

Черпая ложкой варенье и запивая чаем, Костуш предложил свой план помощи Дюжане.

Хотя следующий день приходился на конец пятидневки, а значит был выходным, банки всё же работали. Костуш сказал, что с утра заберёт из банка деньги и передаст необходимую сумму Дюжане чтобы рассчитаться по долгам за старую квартиру, и тогда она сможет забрать все свои остальные вещи.

Найдёт ей денег и на съём нового жилья, при этом с поиском квартиры может особо не спешить – некоторое время поживёт у него – всё равно Костуш здесь почти не ночует.

Он посоветовал ей одной за своими вещами к владельцу старой квартиры не ездить. У Костуша в полдень прыжок с ребёнком, а вот когда освободится вместе доедут на старую квартиру.

Поужинав, Костуш переставил кастрюлю с горячей водой в угол кухни. где за занавеской было что-то вроде прачечной и помывочной со сливом, заткнутым деревянной заглушкой.

Показав, где у него чистое постельное бельё и его новый, не разу ненадёванный халат, Костуш попросив закрыть за собой дверь на засов, пошёл ночевать к соседу-Волиту.

– Привёл бабу, а она тебя из собственного дома выгнала! – встретил его глумливой фразой, как обычно подвыпивший Волит.

Не обращая внимания на зубоскальство соседа, Костуш соорудил из кресла и стульев некое подобие кровати, завернулся в выданное ему одеяло и сразу уснул.

Проснувшись утром, побрызгал себе в лицо водой из рукомойника, и, стараясь не разбудить Волита: как все творческие натуры, тот засыпал поздно, вышел на улицу. Собрался было сразу идти в банк за деньгами, но наткнулся на тележку молочника. Попросил того подождать у калитки, а сам взбежал на крыльцо своей части дома и начал стучать.

Когда Дюжана открыла дверь, то при дневном свете стало заметно, как от свалившихся невзгод, осунулась её лицо, правда, увидев перед собой Костуша, женщина легко и мило улыбнулась.

– Не заходи пока, дай порядок наведу, – попросила мадемуазель Дюжана.

Вышла она в его халате, а взглянув ей за спину, Костуш понял, что «непорядком» Дюжана называет развешанную после стирки одежду.

– Я и не собирался заходить. Мне посуда нужна для молочника.

По его просьбе, Дюжана нашла ему кувшин с миской.

Накупив молока; сметаны; творога; сливочного масла; несколько яиц, всё это принёс домой.

Он сказал Дюжане, что сейчас бежит в банк, но прежде, чем уйти, стал объяснять, где у него хранится мука, сахар и сковородка, на которой можно пожарить блинчики. Намёк был очень толстый и Дюжане ничего не оставалось, как понять его правильно.

Подойдя к банку, Костушу пришлось немного подождать: оказалось в выходной банк открывался позже.

Проверив оставшуюся на счету наличность, вспомнил совет господина Касиля: покупать драгоценные камни, только вот после всех последних трат, для него такой совет стал чисто гипотетическим.

Правда, у него были припрятаны два из пяти «Братьев – бриллиантов», знаменитых на всю планету Эре, но продать их, по причине большой известности, весьма сложно, поэтому Костуш планировал при посещении другого мира, разменять камни на более мелкие и пригодные для амулетов-накопителей.

Получив деньги, посмотрел на башенные часы – время поесть блинчики у него ещё оставалось, и, полный радужных надежд, почти вприпрыжку побежал к своему дому.

Дверь в его жилище оказалась приоткрытой, что породило у Костуша дурные предчувствия, а войдя вовнутрь, понял, – тревожился не зря.