Игорь Васильевич Павлов Древесный маг Орловского княжества

Глава 1 Знакомьтесь, Мир, Дарьюшка и люди добрые

— Вам помочь? — Раздаётся заботливый женский голос.

— Благодарю, я справлюсь, — отвечаю, но так ненавижу это делать.

— Не холодно в одном свитере? — Пристаёт и дальше. — Вы сидите здесь уже третий час. И дрожите.

Это не от холода. От страха.

— Всё хорошо, за мной скоро придут, — говорю отстранённо.

Дамочка, наконец, уходит. И теперь под вечер у озера не остаётся ни одного человека. Ни одного, кто бы вызвал помощь или полез спасать меня сам в этот холодный первый день весны.

Выкатываюсь в инвалидной коляске на лёд. Разгоняюсь и примерно с середины ухожу под воду. Сердце ухает, и так вдруг хочется жить. Но я уже проходил это, и не раз. Когда инстинкт овладевает телом и даже сознанием. Сейчас не тот случай, потому что я устал. Беспокойство в сплетении с ужасом сменяется безмятежностью. Морозная толща окутывает беспомощное тело, идущее ко дну.

Я был двукратным олимпийским чемпионом.

И вот я иду ко дну жалким инвалидом.

Всегда был жизнерадостным, никогда не унывал, но даже бойцы порой ломаются.

Тьма надвигается, и хочется поскорее уже… Вода быстро теплеет, она становится горячей! Осознаю вдруг, что кто — то душит меня! Не пытается спасти, просто душит.

Да что происходит⁈

Отрывая цепкую руку от горла с трудом, отталкиваюсь от песчаного дна. Достаточно выпрямить спину, принимая сидячее положение, чтобы вынырнуть из воды. В уши врывается птичья трель и прочие звуки живой природы, каких на озере сейчас уж точно быть не может!

Сижу в какой — то голубой луже по грудь. Вокруг совершенно незнакомый зелёный лес, и явно не начало весны. А разгар лета!

Отскочившая девица, которая меня и душила, полулежит в нескольких метрах на траве и смотрит на меня ошалело.

Глазища неестественно крупные изумрудами горят, губа верхняя приподнята, как у малолетки, края ровных белых передних зубов видно, носик аккуратный остренький, на щеках здоровый румянец, медные косы из — под серой шляпки до земли тянутся. Довольно симпатичная, на вид лет двадцать. Одета по средневековому. Рубашка серая, жилетка тёмно — зелёная, светлые штанишки, поясок с чехлами, где рукояти ножей торчат.

Рука назад оттянута, будто камень бросить хочет. Только вместо камня над ладонью завис клубок самого настоящего зелёного огня!

— Сплю? — Спрашиваю, а голос — то не мой! Подростковый совсем!

— Зрачки нормальные, — шепчет девушка и дальше с удивлением: — говорит.

— Говорю, — соглашаюсь. — Зачем топила?

— Споры по — другому не вывести, но я думала, что поздно. Думала, что олешился ты.

— Чего? Олешился?

— Стал древесным зомби, — поясняет.

— Что за бред, — усмехнулся.

— Бред — это то, что ты в Заговорённый лес пошёл, — заявила девушка, нахмурив бровки, убирала свой огонёк и поднялась. — Так и будешь прохлаждаться в луже? Или снова за цветком полезешь?

О, у неё ещё и лук самопальный за спиной, да котомочка раритетная. Вот же сознание шалит. Ущипнул себя, нет, не сплю. Косплейщица? Толкиенистка? Глюк?

Хороший такой глюк, девушка стройная, всё при ней.

— За каким цветком? — Недоумеваю. И впервые обращаю внимание на свои руки. Они хилые, загорелые. И уж точно не мои! А чувствую всё, как наяву.

— За Лазурной розой, — отвечает девушка. — Для Марьяны своей ненаглядной, которая уже не знает, как от тебя избавиться. Управы на неё нету. Бессердечная злюка.

— Не знаю никакую Марьяну.

— Ярослав, хватит придуриваться, а ну вставай, — подошла, ухватила за руку и потянула грубо.

Поднялся, по привычке ноги сгруппировав, чтоб не надломились. А она меня на бережок потащила. Так и шагнул, хотя должен был завалиться.

Сердце задолбило бешено. Сила в ногах появилась!

Отдёрнул назойливую руку. Под ноги глядя, второй ногой в луже шагнул. И вышло!

— Что? — Насторожилась девушка.

Рассмеялся, не сумев сдержаться. Хожу! Могу ходить!!

— Дурачиться вздумал? А ну вылезай из лужи, — ворчит незнакомка с руками на боках.

Водная гладь чуть упокоилась, сфокусировался на своём отражении. А там и не я вовсе. Пацан растрёпанный белобрысый на меня смотрит крупными глазами удивлёнными. И цвет их такой необычный: бирюзовый с каёмкой синей. Ого!

За лицо взялся, потёр щёки. Всё ж чувствую, как наяву.

Осматривать себя начал, худое тело, одежда деревенская.

— Ярослав, ну что с тобой? — Взвыла девушка.

Смотрю на неё встревоженно. Это ж она меня таким именем назвала. А вдруг я в мир другой переместился? Нет, ну серьёзно.

Из лужи полез, да с непривычки споткнулся. Выполз, встал, затаив дыхание.

Примерно на полголовы я выше девушки. Ну хоть не ребёнок, уже неплохо.

— А парень, получается, умер? — Шепчу себе под нос. — Я там умер, он здесь. Вот и…

— Чего бормочешь? — Хмурится незнакомка и хватает за плечо грубо. — А ну пошли. Бабка твоя мне все мозги склевала. В руки передам, потом уже беги куда хочешь. У меня до вечера ещё дел невпроворот.

Киваю, убирая её руку. И девушка теряет ко мне интерес.

— А где мы? — Спрашиваю, за ней подаваясь на тропку в сторону пригорка. Неуклюжие, неуверенные шаги быстро сменяются нормальными.

— В смысле? На опушке Заговорённого леса, — отвечает, не оборачиваясь.

Оглядываюсь. Действительно, лес какой — то жутковатый за спиной, цветы излишне красочные, что на ветках, что на кустах, меж деревьев дымка непроглядная, блестит всюду золотом, будто пыльцу растревожили, чернота гуляет в глубине какими — то кляксами марева.

— Понял, это хреновый лес. А страна какая? Мир как называется? — Интересуюсь.

Встала, как вкопанная, посмотрела на меня снизу — вверх хмуро.

— Ща как дам! — Замахнулась ладошкой.

Такая забавная. Улыбка на губах моих так и тянется.

— Девушка, я честно, ничего не помню. Головой, наверное, ударился, — оправдываюсь.

— Девушка? Какая я тебе девушка? Бездарь. Я сама Дарья Василискина! Лучшая сыщица на деревне. Подожди? Как не помнишь? Совсем ничего?

Киваю. Вздыхает тяжело.

— Да ты вообще помереть был должен. А точнее обратиться в древесного да зарыться до ночи. Тебя спорами так нашпиговало, я уж и не надеялась на чудо. Вода — это ж последнее средство. Дай посмотрю.

Рубаху мне задрала бесцеремонно.

— Вылезли голубчики, — прокомментировала, осматривая красные точки. — Ох, Ярослав, это, скажу я тебе, чудо на всё Орловское княжество. Самый бесполезный деревенский охламон после спор выжил.

— Орловское княжество?

— Оно самое, — отмахивается и вперёд идёт. — Не отставай.

— А страна? Русь?

Я в прошлое попал⁇

— Ты что, сдурел? — Усмехнулась Дарья. — Российской империи мы подданные. Если такие вопросы в деревне будешь задавать, тебя в яму посадят до прихода академического патруля. Давай — ка лучше проспись в избе, похлёбки поешь бабкиной, да вспомни всё помаленьку.

— А что за академический патруль?

— Адепты Академии в наряды ходят, за округой следят, нечисть гоняют. Хотя и к ним претензий много.

И всё это она мне вполне серьёзно втирает.

Но вскоре надоело, видимо, потому что поспешила по тропе от леса. Пара неуклюжих шагов, приводящих в неописуемый восторг уже повторно, и я устремляюсь за ней, быстро вспоминая, как вообще ходить.

Поднялись на пригорок. Откуда вид раскинулся сказочный. Луга зелёные впереди сменяются полями пшеничными, где колоски, что море волнами от ветра ходят. Дальше речка извилистая поперёк идёт, по оба берега деревья с густыми кронами растут. Два мостика вижу, пруд. За речкой рощицы, огороды, домики деревенские. Мельница! А вдалеке по левое плечо на горе целый замок обосновался!! А по правое — дворец белокаменный с красными и синими крышами на башнях, как небоскрёб целый на фоне округи.

Дарья посмотрела, видимо, на моё удивлённое лицо. И на замок указала:

— Там князь наш живёт, — произнесла с явной иронией, затем на дворец тыкнула. — А там Орловская Академия магии. А между ними деревня Малорыжково, куда мы, собственно, и направляемся, чтоб бабка тебе по шее надавала.

— А город есть?

— До Сосково двадцать пять километров, до Орла все девяносто. Всё, урок географии окончен. Топай.

Подтолкнула грубо.

Под горку пошли, с тропки на дорогу просёлочную выходя. Тут и указатель деревянный сколочен, где стрелочка на Малорыжково, в другую — на Сосково. И с выжженной черепушкой указатель в «Заговорённый лес».

— Вспомнил? — Спрашивает Дарья вымученно и шурует по дороге, пыль немного поднимая.

— Неа. И всё — таки не понимаю, зачем ты меня утопить хотела, — интересуюсь, догоняя девушку.

И мне чертовски нравится бегать!

— Спорам мёртвое тело негодное, — отвечает деловито. — На этот раз они испугались раньше, чем ты испустил дух. Обычно это крайняя и даже отчаянная мера. Споры просто покидают труп. Так что тебе очень повезло, дураку.

К сожалению для Ярослава это не совсем так, судя по всему.

Шагаем по дороге, от мошек и шмелей отмахиваюсь. До чего ж красочная поляна по обеим сторонам. Всё в цветах. Васильки, ромашки. Точно в сказку попал. А что если в рай?

Солнце палит, жарко с непривычки. Зато быстро высохла на мне серая крестьянская одёжа.

— Слушай, Дарья, а как ты огонёк зелёный сделала? Что за эффекты? — Пытаю барышню.

— Боевая магия изумруда, я адепт третьего ранга, если что, — отвечает важновато. — Благодаря изумрудному щиту шестого уровня могу в Заговорённый лес на целых три минуты заходить. Так тебя и вытащила, дурака.

Мдя, похоже, парня здесь совсем не уважают. И действительно.

Телега навстречу. Лошадка дряхлая тянет, мужичок седой в льняной рубахе с поводьями сидит, да девочка лет десяти на тюках. Оба на меня уставились. Я на них.

— Дарья, голубушка, — снимает шляпку мужчина, мимо проезжая. — Спасла — таки идиота.

— Спасла, дядь Мить, — посмеивается Дарья, на меня поглядывая с иронией, а затем спохватывается и в след уже: — дядь Мить?

— Ау? — Оборачивается.

— Ты мне бечёвки с Сосково привези той самой, два матка заберу.

— Обязательно Дарьюшка.

— Бе — бе — бе, — дразнится девочка, глядя чётко на меня. — Ярик — козий шарик, на глазу фонарик. Пошёл Ярик за цветком, обернулся зомбаком. Бе — бе — бе.

Красивая девочка, а такая злая. Смотрю на неё пристально. А она уже отдаляясь, вдруг прекращает дразниться.

Строю ей рожу, высовывая язык.

Смотрит с недоумением.

— Пошли, — дёргает Дарья. — Всю деревню на уши подняла твоя бабка.

Метров через сто на дорогу с поляны три мужичка загорелых до черна и тётка матёрая вышли с косами на плечах, как раз нам наперерез и встали, чтоб встретить.

Все перездоровались с Дарьей. Ну и я доброго дня пожелал. Тётка на меня, как на дебила смотрит и выдаёт с руками толстыми на боках:

— Ярик, что ты за бездарь. Опять вчера бабка Нюра за тебя деревенских коров пасла. Не совестно? Тебе ж и косу доверить нельзя безрукому. Ооо, никакого толку.

— Он же баронский, — буркнул один из мужичков. — Кровь, ведь не пропьёшь. Белые ручонки.

— Да толку что с дурака, — усмехнулся второй. — Поместье брошено, заросло терновником.

— Нечисть всякая ютится там, по ночам беснуется, — ворчит женщина, прожигая меня взглядом. — Давно пора домище баронское сжечь.

— Идём, — прошептала Дарья участливо и ускорилась. Я аж побежал вперёд неё, слушать такое, что нюхать вонь из общественного туалета. Фу, что за люди.

А эти за нами.

— Займись делом, пацан! — Кричит вслед тётка. — Шастанье у дрянного леса к добру не приведёт. Нюру пожалей, ирод.

— Бабку пожалей, бездарь!

— Пропади уж насовсем…

Фух, оторвались. Через речку пошли по мосту деревянному, доски ходуном, глядишь провалимся.

— Что значит «баронский»? — Спрашиваю Дарью. — Я что, барон?

Вздыхает тяжело.

— Ну, прицепился. Да, барон. Но недоделанный.

— Это как?

— Обнищало твоё хозяйство. От барона лишь титул батьки.

— А родители?

— Так! Всё хуже, чем я думала, — снова Дарья встала в позу. — Не помнишь и этого?

Отрицательно мотаю головой.

— Что — то с тобой явно не так, — смотрит с подозрением.

Оторопел я что — то, хорошая деваха. В чемпионские годы, она уже была бы моя.

Пожимаю плечами.

— Померли они давно, — заявляет. — Нечисть напала прямо в поместье, всех погубив. Тебя ещё грудничком бабка Нюра успела вынести. Вот и вся твоя история.

— А что за нечисть? — Спрашиваю, впервые почуяв на сердце этот липкий страх.

— Одни говорят, что оборотни, другие, что упыри, третьи, что лешие. Но ходит один слушок, что тёмный маг всех перебил, а особняк проклял. Именно поэтому там призраки злые и живут.

— Не понял⁈

— Что непонятно? В поместье никто твоё не суётся, потому что призраки там живут.

— А я…?

— А ты с бабулей в избёнке живёшь, как весь нормальный люд! Ау, есть кто дома? — Потянулась стучать мне по голове костяшками.

Придержал, ухватив за запястье.

— Осмелел да? — Хмыкнула Дарья, легко вырвала руку и дальше пошла. — Не отставай, барон.

В деревню вошли и по центральной улице двинули. Домов сорок навскидку, как в целом селе. Детвора носится, женщины бранятся, деды на лавочках сидят, покуривая. Куры кудахчут, гуси гогочут, жизнь кипит. Мне почти под ноги таз с пенной водой через забор льётся.

— Ярик вернулся! — Кричит мелкота. — Дарьюшка спасла недоноска!!

Остаётся не принимать близко к сердцу. Похоже, юношу, в тело которого я вселился, здесь не жалуют.

— Избу хоть помнишь? — Шепчет Дарья, кажется, что даже немного ко мне прониклась.

Отрицательно мотаю головой.

— Дарьюшка, у меня коза снова сбежала! — Кричит бабка, выскакивая с крыльца дома, мимо которого идём.

— Поищу, баб Люб! — Отвечает Дарья бодренько.

— А у меня муж, — воет тётка с другой стороны.

— Найдём, тёть Клав, — и этой говорит.

— Эй, Ярик! — Слышу из окна подростковый, но грозный голос. — Ты помнишь, что мне должен?

— Помнит, помнит, — обозначился толстый русый парень лет семнадцати на вид с другой стороны улочки, куда я и посмотрел сдуру.

Руки свои крупные на забор облокотил, травинку в зубах держит и щурится. Ну и ряха. Даже здесь акселераты ходят. На парном молоке отъелся.

— Чего глазеешь, Ярик? — Скалится на меня толстяк. — Пока долг не отдашь, не вздумай помирать.

— Борь, заняться нечем? — Вмешалась Дарья, щурясь.

— Прости Василискина, сегодня он — твоя добыча, — поднял здоровяк лапы кверху, демонстративно сдаваясь, и рассмеялся.

— Вот на ком пахать надо, — хмыкнула себе под нос моя спасительница и ускорилась.

— Я на тебе скоро женюсь! — Крикнул ей в след толстяк и заржал дебильно.

— Мечтай, дубина, — усмехнулась Дарья и встала вдруг. — Иди, кайся, горе луковое.

Бабушка худощавая и крохотная на встречу бежит, чуть ли не запинается. Синеглазая, совсем дряхлая. Вроде как Нюра зовут. Прямо вцепляется в меня, целует в обе щеки и плачет.

А я не знаю, куда и деться. По сторонам из — за изгороди люди посмеиваются.

— Идём, ба, — тащу её сам подальше от злых глаз. Дарья уже ретировалась, я даже не понял куда. И не поблагодарил, что довела сюда.

Не я кашу заварил, не я отличился. А чувствую всё, будто наоборот.

Удивлённо старушка посматривает, когда под руку беру и веду по дорожке.

— Внучок, обещай, что больше не полезешь в этот проклятый лес. Забудь ты об этой дурочке уже. Она ж издевается над тобой, — причитает баба Нюра.

— Хорошо, — отвечаю односложно.

— Как сын умер, вся деревня распоясалась, — бубнит себе под нос.

— У меня с памятью проблемы. Где наш дом, подскажи, — растерялся я под взглядами соседей. Они, как специально, с обеих сторон за своими заборчиками стоят и смотрят, взглядами провожая.

Как будто все и ненавидят.

— Ох, беда, — комментирует бабуля и дальше ворчит. — Ну ничего, мы всё переживём. Всё наладится. Это они нам за барона покойного мстят. Управы на них больше нет.

На самой окраине оказалась наша изба. Самая захудалая и покосившаяся. Двор в разрухе, из живности пара полудохлых кур. Сарай на заднем дворе разваливающийся. Огородик крохотный. Зато корова своя есть, бабуля её Милавой с любовью называет, подавая мне молока прямо с порога.

Ем хлеб чёрствый, молоком запивая. Половицы поскрипывают, бабуля хлопочет. Легко на душе вдруг стало.

Ведь это шанс начать всё с чистого листа. Пусть и с такой репутацией мне достался парень. Но он же ещё молодой. Шестнадцать лет, вся жизнь впереди.

К закату бабуля печку растопила, чай сделала и яичницу, куда лука зелёного постругала со словами:

— Как ты любишь, Ярушка.

После ужина в комнатушку парня вошёл, где койка, стул, да тумба. Коморка за шторкой, которую и комнатой нельзя назвать.

Стал вещи парня изучать. Ведь теперь они мои. В верхнем ящике тумбы: резцы по дереву всех мастей, фигурки и заготовки. В среднем: кошель тряпичный, думал с монетами, а там пуговицы всякие. И зачем они ему? Там же связка поржавевших ключей. А в нижнем безделушки мелкие, две брошки металлические, пошарпанные и платок бледно — розовый с вышивкой незамысловатой.

Бабуля с тазиком воды приковыляла.

— Ярушка, давай ноги помоем, — предлагает и сама корячится, чтоб мне лапти снять.

— Я сам, бабушка, — отвечаю ей.

Смотрит с ужасом в глазах.

— Да как же, ты ж наш барин, — недоумевает даже.

— Сам, сам, — отправляю её.

Мда, похоже, парень на бабке и отыгрывался. Только она его барином и считает. А вся деревня ржёт. Но нельзя же так.

Получается, не простой я человек здесь. Наряду с тем, что дураком считают, у меня баронский титул и поместье, где нам страшно жить из — за каких — то призраков. Иначе что мы тут с бабулей делаем в самой дрянной халупе?

— А далеко до поместья, ба? — Спросил, выходя на кухню, где бабушка над свечкой сидит, сгорбившись и вообще не двигаясь.

Со спины её вижу скрюченную. Десять секунд без всякой реакции, и у меня в груди похолодело, ибо в фильме ужасов себя ощутил. Но потом раздалось тихое:

— Недалеко, Ярушка. Но ты обещал мне, что никогда туда больше не пойдёшь.

— Хорошо, ба, — соврал ей.

Если я теперь здесь насовсем, с такой жизнью точно мириться не буду.

— В уборную сходи заранее, не забудь, — слышу от неё угрюмое. — И укладывайся, во двор ночью ни ногой, с нашей стороны нечисть всякая и повадилась бродить. Обереги поганцы все перетаскали, поздно увидела. Но один схоронила на запас, нас в избе сбережёт.

Вернулся к себе, так во двор и не наведавшись в уличный туалет.

Стал снимать штаны, а трусов никаких и нет. Оставил всё, как было. Так и прилёг на жёсткую койку в одежде, потому что противно было укрываться явно не свежим одеялом.

Темнеет, сверчки затрещали. Но сердце беспокойно, и оно не даёт уснуть. За стенами лают собаки, слышен шорох, изредка хлопают двери и скрипят калитки. Тело устало, но разум не хочет спать.

А что если я уже не проснусь? А что если всё это сон, и завтра я снова окажусь в жестокой реальности в своей инвалидной каталке.

Резкое кудахтанье кур вырывает из накатывающих грёз. На улице вроде спокойно, больше нет суеты. Но это не так!

Волосы на руке дыбом встают отчего — то. Некая волна аж накатывает, всколыхнув сам воздух. Собака гавкнула где — то неподалёку от дома и заскулила жалобно. Слышу топот копыт! И он стремительно приближается.

Нет! Не вздумай! — Раздаётся в мозгу писклявый голосок.

— Что за⁇ — Озираюсь по комнате. — Кто здесь?

Не здесь, а в тебе, я лесной дух, вы называете нас спорами.

— Не все вылезли что ли?

Я рискнул и выжил. Но случилось нечто вопреки законам Заговорённости. Я не овладел разумом, и остался заключён в твоём сердце. Теперь если умрёшь ты, умру и я. Поэтому не вздумай высовываться. Первый Вой «страха» должен был предостеречь тебя сильнее. Второй, очень близкий, заставит трепетать и сделает уязвимым. Чую в стае есть Старший, а он очень опасен. От его воя не устоять.

Протараторило так быстро, что едва разобрал слова.

— Какой Старший? Что ты несёшь? — Спрашиваю, болтая будто сам с собой.

Затаив дыхание, на ноги поднимаюсь. Ха! Стою, хожу. А значит и мир перевернуть сумею.

— Прорвёмся! — Добавляю радостно.

Лошадь на улице разжала отчаянно! Подскочил к окошку, вопреки писку лесного духа в башке, кото…

Загрузка...