Дракот для Снежной королевы

Глава 3

Помню, я тогда подумала — покажу Каю, как здесь интересно, и вдруг он захочет остаться. Мне ужасно захотелось, чтобы у меня был такой друг.

Я весь день водила его по дворцу и делилась чудесами.

Наш дворец был выстроен в форме снежинки с шестью лучами. Каждый луч посередине выпускал еще два боковых коридора. На конце каждого луча — высоченная круглая башня, в одной из которых была моя комната. В центре лучи сходились к тронному залу… и ледяному озеру, которое было сердцем дворца. Иной раз я могла целый день бродить по этим лабиринтам, и ни разу не встретиться с собственной мамой — но у меня были элементали и Христиан, и если вдруг мне случалось заблудиться, я знала, что они обязательно укажут мне путь.

Разумеется, когда я выросла, могла уже сама ориентироваться во дворце с завязанными глазами.

Кая дворец не очень впечатлил. Он пробовал ковырять стены, затянутые ветвистыми узорами инея, но они были слишком прочны, и малейший скол тут же зарастал обратно. Пытался открывать высокие стрельчатые окна, затянутые голубым и лиловым витражным льдом — но это было невозможно. Как и разбить.

Сильней всего его рассердила новость о том, что во дворце нет ни единой двери наружу. Только внутренние. Сказал, что это настоящая тюрьма, и он не понимает, как я здесь живу. А я не понимала, как можно жить по-другому.

— Может, как-то расплавить всё это… — задумчиво говорил он, глядя на толстые ледяные стены, через которые матово просвечивались последние лучи полярного солнца. Оно как раз показалось краешком, чтобы через час опять передумать просыпаться.

Но посмотрев на меня, Кай рассмеялся и потрепал меня по волосам.

— Да не бойся ты, трусиха! Не стану я ломать твой дом. Я пошутил. И тут всё равно огня наверняка нету. Я прав? — он посмотрел внимательно.

Я задумалась, нервно теребя кончик косы.

— Только магический, от элементалей. Но он ничего не может сжечь. Лишь освещает. Ты не думай, я не глупая! Я знаю, что такое настоящий огонь. Я читала.

— Ты умеешь читать? — удивился Кай.

— Да! — просияла я. — Пойдём, я тебе покажу.

…Вот теперь я смогла его удивить.

Гигантская библиотека, под которую была отдана вся Северная башня. Наша главная сокровищница. Бесконечная винтовая лестница, уходившая в небеса — и все, все, все стены уставлены рядами книг. И пусть и башня, и лестницы были изо льда — книги-то оставались настоящими.

— Если бы у меня было столько книг, я бы, наверное, жил прямо в этой башне и никогда не выходил… — зачарованно проговорил Кай, с благоговением касаясь корешков.

— Ты тоже умеешь читать? Точно, ты же взрослый. Наверное, ходишь в эту, как её… школу? — неуверенно спросила я. Как раз недавно читала про такое место, в сказке о мальчике с деревянным носом.

Кай смутился.

— У нас нету денег на школу. Бабушка учит меня сама.

Бабушка.

Это мама мамы. Я ни разу не видела Снежную королеву, правившую поколение назад. Она умерла ещё до моего рождения. Королевы живут долго, но не бесконечно. Просто люди не умеют нас различать. Вот им и кажется всем, что мы на одно лицо. Так объяснила мне мама.

Я, правда, спросила тогда — а что, неужели бывает, что люди встречаются со Снежными королевами лицом к лицу? Она улыбнулась и ответила, что я всё узнаю, когда подрасту. А пока мне рано понимать такие сложные вещи.

Но вот теперь я выросла, а её нет рядом, чтобы эти «сложные вещи» мне объяснить…

Помню, при воспоминании о бабушке лицо Кая стало очень грустным.

Чтобы развеселить его, я предложила пойти в мою комнату и показать ему игрушки. Он скривился и сказал, что уже не маленький, чтоб играть. Но всё равно пошёл за мной.

Ни снежные зайцы со стеклянными глазами, ни прозрачные снеговики, которые никогда не падали, а всегда поднимались, если их качнуть, ни юла, что сыпала настоящим снегом, стоило её завести, не впечатлили Кая. Тогда я решила поделиться своим самым главным сокровищем.

— Ты умеешь хранить секреты?

— Ещё бы! — азартно заявил мальчишка, и зачем-то протянул мне мизинец.

— Это зачем? — удивилась я.

— Ай, темнота! — отмахнулся Кай. — Давай сюда руку.

Он показал мне, как нужно держаться мизинцами и объяснил — это значит, «я обещаю хранить твой секрет, как свой, и скорее у меня язык отмёрзнет и отвалится, чем выдам его кому-нибудь!»

— Хорошо, пойдем! Только смотри, не выдавай. Если моя мама узнает — поймёт, что я ходила туда, куда нельзя было.

Я толкнула дверь в маленькую полутёмную кладовку.

Это на всякий случай. Я боялась, что если мама придёт ко мне в комнату и заметит их, будет ругаться.

— Что там? — насторожился Кай.

Из опрокинутой коробки в дальнем углу нерешительно показался острый нос, потянул воздух. Юркнул обратно.

— Они тебя боятся. Ты чужой, и наверное странно пахнешь.

— Я его заметил! Вон, вон, кончик хвоста мелькнул! — с восторгом прошептал Кай.

А я смотрела только на него. У него была такая красивая улыбка.

— Сейчас. У меня есть печенье, я выманю, — сказал Кай, достал что-то из кармана и присел на корточки.

Это был кусочек теста в форме сердца, искрошившийся по краю. Оно выглядело так мило, и пахло так здорово, что мне самой захотелось попробовать. Так что я прекрасно понимала Снежка, Позёмку и Метелицу, когда они, сначала несмело, забавно приникая к полу и поводя большущими ушами, а потом всё уверенней стали приближаться к заветной добыче.

Не прошло и пяти минут, как лисята облепили Кая всего. Серебристо-белый воротник из лисьего хвоста оказался у него на шее, ещё один лис прыгал вокруг, а Метелица уверенно вскарабкалась ему на голову. Кай заразительно хохотал. А я стояла, смущаясь, в сторонке, и смотрела на них.

Это было так странно.

Неужели так может быть? Чтобы рядом был кто-то живой и тёплый. Умный и весёлый.

Наверное, теперь мои дни не будут похожи один на другой, как снежинки в метели. Каждый раз чуть-чуть разные… но всё равно одно и то же. Их так много, и они сливаются в бесконечный поток. Иногда мне кажется, что он меня куда-то несёт. И я теряю опору под ногами. Это очень страшно, чувствовать себя такой беспомощной.

Кай не такой. Он прочно стоит на земле, я это вижу. И он ничего не боится. С ним я бы ничего не боялась тоже.

— Всё, печенье закончилось, больше ничего нету, — смеясь, заявляет Кай и делает вид, что пытается поймать Снежка. Серебристый лис фыркает чёрным носом и, взмахнув хвостом, юрко уходит из-под самой руки.

И в это время у Кая оглушительно бурчит в животе. Он смущается и делает вид, что ничего не было.

— Ты, наверное, голодный! — спохватываюсь я.

Хлопаю в ладоши.

В воздухе перед нами загорается два синих огонька. Элементали явились служить своей маленькой хозяйке.

— Нам чего-нибудь поесть! — прошу я. Потом, скосившись на Кая, который изо всех сил принял незаинтересованный вид, добавляю: — И побольше.

Огоньки вспыхивают чуть ярче.

Прямо на пол рядом с нами начинают приземляться блюда с едой. Синие шарики мороженого в вазочках из прозрачного льда, белоснежный виноград, в котором просвечивают льдинки косточек, воздушный пудинг и моё любимое — корзиночки с пушистыми сладкими облаками, после которых на языке долго пощипывает.

Кай пытается делать невозмутимое лицо, но я вижу, как у него загораются глаза.

— Это что, вы так каждый день едите? Я такого даже в витринах столицы не видал!

Мне странно представить жизнь, в которой дети ходят босиком и носят заплатки на штанах.

И ещё больше странно представить, что простая еда может вызывать столько удивления.

Мы с ним и правда из разных миров. Быть может, ему будет не так плохо в моём?

— Вот! Угощайся, — нерешительно пододвигаю вазочку с мороженым ближе к нему. Элементали не улетают, парят вокруг, им тоже интересно, понравится ли гостю угощение. Лисята дружно набрасываются на виноград.

Остаток дня пролетает незаметно. Я лежу на полу на животе, подперев ладонями голову, и слушаю рассказы Кая о том, как они с мальчишками пускают кораблики в ручьях по весне. Или катаются по площадям и проспектам, привязав свои санки тайком к настоящим, взрослым саням каких-нибудь важных шишек. Или о том, как они с бабушкой вырастили розы в своей маленькой каморке под самой крышей, и теперь у них даже зимой цветёт целый сад в горшках. Алые розы… я никогда не видела таких ярких цветов. Наверное, это красиво.

Наступает ночь, а мы всё ещё никак не можем наговориться. Когда Кай замолкает, я снова и снова спрашиваю его о чём-нибудь. Мне так нравится слушать звук его голоса. И он рассказывает такие интересные вещи… ни одна книга не сравнится. Книга не умеет так заразительно смеяться.

В конце концов, я начинаю клевать носом. Кай заставляет меня уйти спать, говорит, что сам ляжет с лисятами. Я отдаю ему своё одеяло, сотканное из пушистого нетающего снега.

Сама засыпаю абсолютно счастливая, накрывшись простынкой, в своей кровати — под медленно гаснущие сполохи северного сияния на потолке…

Чтоб посреди ночи проснуться от какого-то странного, гнетущего чувства.

Меня словно подбрасывает, и я сажусь. Сон слетает.

Я всегда чувствовала, когда кому-то плохо.

В моей комнате очень темно. Кай сидит на подоконнике, обняв колени. Его силуэт чётко очерчен на фоне окна, за которым светит равнодушная бледная луна.

Зеваю, и выползаю в пижаме из постели, тащусь к нему.

— Почему ты не спишь?

Он на меня не смотрит. Только вверх, на тёмное ночное небо.

— Посмотри, какие звёзды. Видишь вон ту, самую яркую? Это Полярная. У нас из окна её тоже видно.

И снова молчит. У меня сжимается сердце.

— Ты, наверное, скучаешь по своей маме? — спрашиваю тихо.

— У меня нет родителей, — отвечает Кай после долгой паузы. — Только бабушка. И Герда.

Это имя бьёт меня в самое сердце. Почему-то становится больно дышать.

— Герда? Кто это?..

Кай поднимает руку и трогает льдистое стекло. Под теплом его пальцев морозный узор тает, и остаётся круглый след.

— Моя подруга. Почти как сестра. Мы вместе с самого детства. Она тоже сирота, моя бабушка нашла её на улице и приютила. Герда сейчас наверняка не спит, волнуется. Она всегда так делает, если я заиграюсь на улице. Сидит у окна, и прикладывает к стеклу нагретую на печке монетку в пять пенсов. И тогда на морозных узорах появляется проталина. Вот такая. Она смотрит в неё. И ждёт. Глупая она, Герда. Что может случиться, когда просто пойдёшь на улицу поиграть, — он сжимает пальцы в кулак, и его голос осекается.

Что может случиться.

Например, Снежная королева заберёт тебя, и унесёт в свое зачарованное королевство. Чтобы ты больше никогда, никогда не увидел свой дом.

Просто потому, что ей захотелось подарить своей дочери на день рождения новую игрушку.

Твоя Герда наверняка сейчас не спит, как и ты. И смотрит в окно.

Она ждёт. И плачет, я знаю.

Потому что я тоже буду плакать по тебе.

— Идём! — я хватаю его за руку и решительно стаскиваю с подоконника.

— Эй! Ты чего? — удивляется Кай. Чуть не падает, едва удерживает равновесие на ногах. Но потом смотрит в моё лицо… и крепко-крепко сжимает мои маленькие замёрзшие пальцы в своей ладони.

Мы идём очень долго, молча.

Путь длинный.

Хорошо, что у нас ещё половина ночи впереди. Никто не заметит. Даже Христиан спит сейчас где-то на спинке трона, нахохлившись и спрятав клюв под белое крыло.

В подвале башни толкаю крохотную неприметную дверь.

Тут уже совсем страшно — я редко сюда хожу ночью. Только призрачные огни спящих элементалей освещают низкие тёмные потолки. Но сегодня я не одна. И чувствую себя очень смелой.

Преодолев длинную вереницу коридоров — зеркальное отображение снежинки наверху — мы выходим в гигантский тёмный зал.

Прозрачные ветви ледяных дубов светятся изнутри, вспыхивают ярче при нашем появлении, но тьма по углам зала не отступает. Она никогда не пропадает здесь по-настоящему. Слишком близко к Вечности.

Кай запрокидывает голову и поражённо рассматривает потолок. Полупрозрачный лёд, из которого он сделан, тоже испускает слабое голубоватое сияние, и кажется, что лёд живой и текучий.

— Узнаешь? — спрашиваю я. — Это поверхность озера. Где были те буквы, которые ты не хотел собирать. Сейчас она над нашими головами.

— Так мы что же, под тронным залом? — удивляется Кай.

— Угу. Но ты не бойся, оттуда ничего не видно, я проверяла.

— А куда ведут эти двери? — с подозрительным прищуром Кай смотрит на гигантскую чёрную дверь. Там я была всего однажды. И это было очень, очень страшно. От металлической створки веет таким леденящим душу холодом, что даже ледяные дубы избегают расти рядом.

— Наружу, — вздрагиваю я.

— Ты сказала, из дворца нет дверей наружу, — настораживается Кай и бросает на меня острый взгляд.

— Я тебе не врала! — обижаюсь я. — То из дворца. А мы сейчас в подземельях. И если кто-нибудь узнает, что я ходила за дверь, мне влетит.

— Ясно. Буду молчать как рыба, — заверяет Кай. А сам незаметно начинает подкрадываться в ту сторону.

Ну дурак же, нет? Вечность от него даже косточек не оставит.

Подбегаю и тяну его за руку.

— Стой! Туда нельзя. Я тебя привела кое-что другое показать. Идём!

Мы долго бредём меж светящихся стволов. Они бросают голубые отсветы нам на лица. Из ветвей высовывается клюв снежного грифона, и птица недовольно вопит, что её разбудили.

— Это что ещё? — удивляется Кай.

— Тут живёт много кто, не обращай внимания. Грифоны, белые фениксы… они не сжигают, а замораживают все вокруг, когда приходит время снести яйцо, поэтому с ними надо осторожно… единорог даже есть, но он пугливый, убегает. Когда Вечность подбирается ещё ближе, и звери с птицами начинают бежать от неё кто куда, мы даём им приют здесь.

— Что такое Вечность? — удивляется мальчишка.

Я задумываюсь.

— Если честно, и сама не знаю. Можно спросить у моей мамы…

— Спасибо, не надо, — смеётся Кай. — Не обижайся, но мамаша у тебя… бр-р-р! Даже не представляю, как ты у неё получилась… такая.

— Какая? — я останавливаюсь и смотрю. На него. Чёрные глаза отвечают открытым и улыбающимся взглядом.

— Ну… хорошая. Добрая. И ужасная милашка.

Я краснею и отворачиваюсь. Дурак.

Больше за руку держать его не хочется, стесняюсь. Дальше идём рядом молча.

Кай вдруг спрашивает:

— Послушай… а если тут всякая вымершая живность водится, про которую у нас только в сказках рассказывают… может, у вас есть ещё и дракот?