Драконья справедливость

20

Прижавшись спиной к холодной стене и приняв боевую стойку, Лайам ждал, когда откроется дверь. Он не думал, что сумеет выстоять против Веспасиана. Герцог крупнее, сильнее, при нем меч и кираса, но шанс продержаться какое-то время у Лайама все-таки был. Участь Аспатрии или Райса мало его привлекала.

«Он не может не знать, что мне все известно. Он видел Фануила. Он знает».

Вопрос был в том, что он решит. Человек, хладнокровно перерезавший глотки спящей женщине и своему кузену, вряд ли остановится перед тем, чтобы уничтожить единственного свидетеля его злодеяния, который к тому же не сват ему и не брат.

Герцог глянул на Лайама и брезгливо скривился, брови его сошлись к переносице.

— Полноте, господин Ренфорд, я ничего вам плохого не сделаю, — он говорил и держался, как отец-командир, вдруг обнаруживший, что один из его бойцов трусоват.

— У меня есть причина для опасений, милорд, — спокойно ответил Лайам, не меняя позиции. Покровительственного отношения к себе он не терпел. И не очень-то верил в благожелательность отцов-командиров.

Раздраженно хмыкнув, Веспасиан бросил меч на пол.

— Возьмите, — приказал он. — Я не собираюсь вас убивать. Я пришел с предложениями.

Лайам подцепил меч ногой и подтащил к себе. Поднял. И тут же почувствовал себя гораздо увереннее.

— С предложениями, милорд?

— Мой кузен пал жертвой обмана, — сказал герцог, — как и квестор Проун. Ведьма Аспатрия околдовала обоих. Вы лично сразили тварь, которую она вызвала, в честном и славном бою.

— Я демона не убивал, — медленно проговорил Лайам. — Граф Райс убил несчастных детишек. Проун убил Акрасия Саффиана. Оба, будучи в здравом уме и твердой памяти, вступили в преступный сговор с колдуньей.

Да, как это ни прискорбно, в отношении герцога он не ошибся. Тот, греша против истины, намеревался представить всю историю в свете, выгодном для дома Веспасианов, для чего с помощью Лайама собирался обелить имя им же зарезанного графа-детоубийцы и объявить попутно невинной жертвой продажного квестора, чтобы не уронить репутации герцогского выездного суда. Ну, а раз уж никак невозможно при этом выгородить и ведьму Аспатрию, тоже, кстати состоявшую на герцогской службе, то всех собак повесить придется именно на нее. Тем более что возражений от нее ожидать не приходится, ибо она тоже убита, причем человеком, ни в коей мере не подлежащим герцогскому суду.

В зеленых глазах властителя Южного Тира сверкнула молния.

— Тьме служила одна лишь ведьма. Гальба и квестор — жертвы ее колдовства. Смерть Акрасия Саффиана — случайна.

Лайам почувствовал, что надо идти на уступки. В конце концов, характер он показал, а на дверь этой темницы ему пока что приходится посматривать изнутри.

— Граф был околдован, милорд, — кивнул он согласно. Будет имя Райса опозорено или нет, не так уж и важно. Убитых детишек к жизни уже не вернешь. — Он попал под власть ведьмы, когда был болен. У него не было сил сопротивляться ее чарам. Однако Проун пошел на все по своей воле. И убил Саффиана.

Он понимал, что играет с огнем, но ему очень уж захотелось воздать толстому квестору по заслугам. Квестор — мелочь. На репутации Южного Тира не отразится — чист он или нет.

Герцог стиснул кулаки и втянул воздух сквозь зубы. Видно было, как тяжело ему удерживать нарастающий гнев.

— Проун пошел на сговор по собственной воле, но Саффиан оступился сам. Это мы сделаем ради Милии. Ей надо помочь.

Лайам не сразу вспомнил, что Милия — имя госпожи Саффиан. А вспомнив, никак не мог взять в толк, каким образом сокрытие истинных обстоятельств смерти ученого способно помочь вдове. Но одного взгляда на суровое лицо герцога ему хватило, чтобы понять — предел той правды, которую узнику дозволят публично отстаивать, проходит именно здесь.

Кивнув, он повернул меч рукоятью вперед и протянул его герцогу.

— Все так и было, милорд. Только демона я все же не трогал. Пойдут пересуды. Откуда у заключенного взялся меч, как он сумел выйти из камеры? Тварь уничтожили вы.

Их глаза встретились, и понимания во взгляде Веспасиана Лайам не обнаружил. Впрочем, и неприязни в нем он тоже, к своему облегчению, не нашел.

— Эту ночь вы проведете здесь, а утром предстанете перед ареопагом, — сказал герцог бесстрастно.

Тут Лайаму пришла в голову внезапная мысль:

— Милорд, если иерарх Котенар завтра тоже предстанет перед судом, надо, чтобы кто-то поговорил и с ним.

Мгновение Веспасиан обдумывал сказанное, затем еле заметно кивнул.

— С ним поговорят. — Он помолчал, потом добавил: — Не сомневаюсь, что вы оба будете признаны невиновными.

В словах его не было ни малейшего намека на иронию, но по спине Лайама проскользнул холодок. Он низко поклонился. Дверь за Веспасианом закрылась.

Из водостока высунулась треугольная мордочка. Дракончик пытался вылезти, помогая себе коготками.

«Слыхал?» — спросил Лайам.

«Да. Он хочет выгородить себя».

Вздохнув, Лайам вытащил малыша из дыры и сел на койку.

«Не думаю, что он заботится лишь о себе. Времена сейчас неспокойные. Король — уже не король, его подданные дерутся друг с другом. Если Веспасиан полагает, что политика недомолвок и подтасовок поможет ему сохранить в своем герцогстве покой и порядок, кто станет его в том упрекать? Кроме того, надолго застрять в этой камере я не хочу».

Они улеглись вместе. Фануил свернулся под боком хозяина теплым клубком, его мерное сопение стало потихоньку убаюкивать Лайама. Он начал дремать.

«Мастер? — вдруг встрепенулся дракончик. — Извини меня за ошибку. Я должен был догадаться, что эти люди настроились на серьезный обряд».

«Кто мог предвидеть, что Проуна сделают жертвой? Забудь. Ты у меня просто герой. Я даже подумываю просить его высочество наделить тебя правом охоты в своих лесах».

Просить ничего он, конечно, не станет, хотя дракончик заслуживает и большего. Неизвестно, как бы еще все повернулось, если бы не этот малыш. Свою же долю в победе над злом Лайам считал исчезающе малой. Он вдруг подумал, что в какой-то степени и сам является частью этого зла. Он прослужил в ареопаге только неделю, а его уже успели купить. Завтра он будет лгать в обмен на свободу. Чем же, в таком случае, он лучше толстого квестора? Выходит — ничем. И даже, может быть, хуже. Проун, по крайней мере, прежде чем оступиться, добрый десяток лет прикладывал все усилия, чтобы жители Южного Тира чтили закон. Пусть даже этот закон и довольно запутан.

Лайам вздохнул и задумался, как повел бы себя на его месте отец. Того ничто не заставило бы солгать. Отниэль Ренфорд сам себе был и судом, и законом. Он сам объезжал свои земли и вершил суд, где придется. В полях, в амбарах, на ярмарках, на перекрестках дорог. Церемоний было куда меньше, зато здравого смысла — больше. Гораздо больше, чем в том, что творится сейчас.

«Ты просто тоскуешь по былым временам, — сказал он себе. — Герцог по-своему прав». Мудрый правитель просто обязан сводить к минимуму скандалы подобного рода, чтобы они не подрывали доверие к власти. Веспасиан — мудрый правитель. Он поступает верно, хотя и не лучшим образом.

С этой мыслью Лайам уснул и спал крепко, без сновидений.

Утром разбудившие его стражники вели себя тише воды, ниже травы. Один принес завтрак — горячую кашу, сок, свежий хлеб, он терпеливо ждал, когда койка освободится и можно будет поставить поднос. Второй втащил в камеру умывальник — с мылом, полотенцем, бритвой и тазиком горячей воды.

Не нужно ли господину чего-то еще? Лайам расхохотался.

— Что, ветер переменился, а? — Увидев, как испуганно съежились недавние грубияны, он смилостивился. — Ну, будет-будет. Мне нужно во что-то переодеться — и все.

Стражи, толкаясь, выскочили за дверь.

— Похоже, нас все-таки оправдают, — сказал Лайам Фануилу, уныло взирающему на кашу и хлеб.

Они сели завтракать, и, когда с едой было покончено, Лайам решил, что пришло время заняться собой. Подсудимый обязан смотреться опрятно, чтобы не подрывать репутации герцогского суда. Он побрился, затем взялся за Фануила. Выкупать дурня не удалось, но мокрая тряпка прошлась по нему основательно. Тут появились стражники с сумками. Лайам небрежным жестом их отпустил. Он умылся, оделся, затем покопался в своих вещах. Все было на месте — кроме «Демонологии» и мечей. Мечи хотелось бы получить, а книгу пусть жгут себе на здоровье.

«И ведь сожгут», — осознал он вдруг. А это чревато. Ему удалось столковаться с герцогом в главном, но не в мелочах. Обвинения в хранении запрещенной книги с него никто не снимал.

— А что, если им вздумается меня высечь?

Лайам помотал головой и усмехнулся.

«Скажи спасибо, что герцог вчера притомился. Он ведь мог и не посчитать, что третий труп в один вечер — это уже перебор».

Заседание суда проходило в главном зале дипенмурского замка — высоком, гулком, увешанном поблекшими от времени знаменами и штандартами. Возглавлял разбирательство сам герцог, рядом с ним, безвольно бросив руки на стол, сидела госпожа Саффиан. Председательница ареопага выглядела совершенно измученной, глаза ее были полуприкрыты. Иоврам и клерки помещались за отдельным столом, к ним притулился Тассо. Для квесторов стола не поставили.

«Нет теперь у них никаких квесторов, — мрачно подумал Лайам. — И эдила нет. И искательницы теней».

Публика, пришедшая почтить своим вниманием заседание, наполовину состояла из солдат и прислуги. Когда в зал ввели Лайама, по рядам побежал шепоток, но герцог, постучав по столу, заставил всех угомониться. Стражники поставили обвиняемого перед судейским столом и на несколько шагов отступили.

— Последним на сегодняшнем заседании слушается дело Лайама Ренфорда из Саузварка, — привычно заголосил Иоврам. — Он обвиняется в двух преступлениях — в хранении запрещенной книги по черной магии и использовании оной книги против эдила Грациана с целью его убийства. Лайам Ренфорд, вам надлежит ответить на вопросы суда!

Заговорил герцог.

— Господин Ренфорд, ясны ли вам обвинения?

— Да, милорд.

— Справедливы ли они?

— Отчасти, милорд. Книга у меня действительно была, но я не использовал ее для убийства и к смерти эдила Грациана никакого отношения не имею.

— Суд соглашается. — Веспасиан говорил словно бы и негромко, но голос его звучал на весь зал. — Однако запрещенная книга все же хранилась у вас. Можете ли вы сказать что-либо в свое оправдание?

«Он все-таки собирается меня высечь», — подумал Лайам.

— Я унаследовал ее от чародея, члена гильдии магов, и не знал, что она является запрещенной. Более того, эта книга оказалась весьма полезной при раскрытии тяжкого преступления, по которому я вел следствие, находясь в должности квестора настоящего ареопага. Смею даже утверждать, что без нее это преступление не было бы раскрыто.

«Что, съели?»

Герцог невозмутимо продолжил:

— Суд повелевает уничтожить упомянутую книгу, и она должна быть немедленно сожжена. Незнание закона не является оправданием. Тем не менее, учитывая ваши заслуги, суд прощает вам этот проступок.

Лайам почувствовал облегчение, но виду не подал.

— Благодарю вас, милорд, — холодно произнес он.

Веспасиан встал, и, хотя смотрел он только на Лайама, слова его были обращены ко всему залу.

— Да будет всем ведомо, что, расследуя, при каких обстоятельствах погиб эдил Грациан, суд обнаружил улики, указывающие на виновность ведьмы Аспатрии, состоявшей на герцогской службе и являвшейся дипенмурской искательницей теней. Суд также выявил, что помогал ей в том квестор Проун из Саузварка с момента его прибытия в Дипенмур. Вышепоименованные квестор и ведьма этой ночью погибли при попытке вызвать демона с целями, суду не известными.

Публика ахнула, но суровый взгляд герцога заставил всех замолчать. Вдова Саффиан, сидевшая доселе недвижно, опустила голову и закрыла лицо руками.

— Да будет также всем ведомо, что суд вполне удостоверился в их вине. Далее, — продолжал после короткого молчания герцог, — узнайте, что сосед и вассал наш граф Райс, урожденный Гальба, подпал под влияние преступницы-ведьмы и последние несколько месяцев был ей полностью подчинен. Мы обнаружили, что вышеупомянутая Аспатрия воспользовалась черной магией, чтобы околдовать графа, и он погиб безвременной смертью. Тело Гальбы будет возвращено его дому. Тела же ведьмы Аспатрии и квестора Проуна будут подвергнуты соответствующим экзекуциям и сожжены, после чего их пепел развеют по ветру. Объявляю заседание ареопага закрытым. — Веспасиан кивнул, потом повернулся и в тишине, нарушаемой лишь его размеренной поступью, удалился из зала.

«Ну вот и все», — подумал Лайам, вслушиваясь в нарастающий гомон толпы.

Вечером в том же зале были накрыты столы. Праздничный ужин, которым поначалу планировалось отметить удачное завершение работы ареопага, протекал вяло, поскольку праздновать было, собственно, нечего.

За удаленным от герцогского столом сидели Иоврам и клерки ареопага вперемешку с чиновниками, постоянно проживавшими в Дипенмуре, — писцами, сборщиками налогов, землемерами, агентами и егерями. Ситуация не позволяла им особенно веселиться, но они выжимали из нее все, что могли, налегая на еду и напитки. Там шли негромкие разговоры, там порой вспыхивал сдержанный смех. Лайам завидовал беззаботности этих людей, ему очень хотелось примкнуть к ним.

За главным столом царило молчание. Герцог не глядя отправлял пищу в рот, его глаза, устремленные вдаль, если что-то и видели, то ничем этого не выдавали. Руки сидевшей справа от него госпожи Саффиан были вообще брошены на колени. Она тупо смотрела в свою тарелку, двигая изредка челюстями, но ни к ножу, ни к вилке не прикасалась. Казалось, эта сильная женщина постарела в одну ночь лет на десять. Вокруг рта и носа ее залегли глубокие складки, под глазами появились мешки. Рядом с ней равнодушно ковырялся в своей тарелке Тассо.

В этом царстве уныния выглядела совершенно спокойной только маленькая леди Ласель. Двенадцатилетняя девочка выказывала куда больше самообладания, чем ее взрослые сотрапезники. Она ела с большим изяществом, отделяя от кости маленькие кусочки мяса, и с выражением некоего превосходства посматривала по сторонам.

Перемен блюд не предполагалось, так что даже беготня слуг не нарушала томительного молчания. Лайам не был голоден — обрадованный Торквато после окончания судебного заседания не преминул как следует накормить злополучного квестора, отощавшего на тюремных харчах. Однако не станешь есть — примешься пить, и Лайам прилежно ел. Он и так много чаще, чем окружающие, подзывал к себе мальчишку с кувшином.

Прошел час. Вдова Саффиан, которая так и не притронулась ни к чему, что-то прошептала герцогу и, когда тот согласно кивнул, удалилась. Леди Ласель, воспользовавшись тем, что за столом все так или иначе задвигались, повернулась к Лайаму и спросила:

— А где ваш дракон, квестор Ренфорд? Наверное, он занят сейчас тем, что поедает каких-нибудь зазевавшихся тварей?

— О да, миледи, за стол его брать нельзя. У него очень дурные манеры.

Дракончик уснул рядом с блюдом сырой баранины в тех самых покоях, какие Торквато отвел им еще в день приезда. Он продолжал спать, когда Лайам уходил на банкет.

Она улыбнулась ему, словно опытная светская львица.

— Правда? А мне так хотелось с ним пообщаться!

— Он очень скучен. И ничего не умеет. Даже не говорит, — улыбнулся Лайам в ответ, очарованный манерами юной особы и благодарный ей за развлечение.

— Но мне все равно кажется, что его можно к чему-нибудь приспособить. К примеру, зажигать свечи. Он ведь выдыхает пламя, да?

— Ласель! — сказал герцог, по-прежнему глядя вдаль. — Прекрати болтать. Не приставай к квестору Ренфорду.

Лайам решил, что девочку одернули для порядка, и с шутливым сожалением покачал головой.

— Боюсь, нет, миледи. Это ведь не дракон, а дракончик.

— Но все равно — он такой страшный, — девочка округлила глаза. — Наши служанки очень боятся, что он будет кусать их за уши на лету.

— Ласель! — прикрикнул герцог.

Больше она ничего не сказала, с царственным безразличием покорившись диктату.

Подавив вздох, Лайам поманил мальчишку с кувшином. После того как вино было выпито, он совсем скис и сидел, как в воду опущенный, косясь на соседний стол. Выручил все тот же мальчишка, уже по собственной инициативе наполнивший бокал приунывшего господина. Лайам воспрянул духом, и тут герцог окликнул его.

— Квестор Ренфорд, завтра утром ареопаг покидает Дипенмур. Вы едете с ним?

— Нет, милорд. Я тоже утром уеду, но я хочу вернуться в Саузварк через Кроссрод-Фэ. — Это, конечно, крюк, но путешествие с ареопагом представлялось ему невозможным. Он не знал, как держаться с госпожой Саффиан. А потом, даже если их отношения как-то наладятся, существовала опасность проговориться.

— Если дела вас не очень торопят, задержитесь у нас еще на денек. Я хотел бы с вами кое-что обсудить.

То, как герцог это сказал, выбора не оставляло. Лайам склонил голову.

— Я буду счастлив быть вам полезным, милорд.

Веспасиан бесстрастно кивнул и махнул слугам, давая понять, что он покончил с едой. Те тут же принялись убирать со стола. Герцог встал, и все в зале заторопились, поднимаясь с насиженных мест.

— Сидите-сидите, — сказал Веспасиан скорее приказным, чем успокоительным тоном. — Вина еще вдоволь. — Он удалился вместе с леди Ласель, через мгновение за ними последовал и Тассо. Клерки и чиновники за дальним столом какое-то время молчали, затем пирушка возобновилась. Над головами взлетело не меньше дюжины кубков, и Лайам решил туда не ходить. Зачем своим обществом портить кому-то вечер? Да, эти люди тепло принимали его, но — до ареста.

«Оставлю-ка я их в покое. О чем нам сейчас говорить? Квестор Ренфорд, ну как вам тюрьма? Мы очень рады, что вы не убийца!»

Он допил вино и ушел.

Под дверью его дожидалась служанка вдовы. Она учтиво присела и спросила, не может ли господин квестор заглянуть на минутку к ее госпоже. Пожав плечами, Лайам кивнул. Они шли теми же коридорами, по которым он бежал на вой твари, растерзавшей эдила.

«Это было всего две ночи назад».

Председательница сидела у очага, окруженная сундуками, сумками и ворохами одежды. Когда Лайам вошел, женщина встала.

— О, мастер Ренфорд, — сказала она, стиснув руки. — Спасибо, что пришли меня навестить. Я узнала, вы остаетесь у герцога?

— Всего на день, сударыня. Потом я хочу заглянуть на ярмарку в Кроссрод-Фэ.

Она рассеянно кивнула, толкнув ногой груду одежды. Лайам узнал один костюм, затем другой — оба с разрезами. Вдова разбирает вещи погибшего квестора! Зачем это ей?

— Госпожа председательница?

Она резко вскинула голову.

— А?

— Не думаю, что вы что-нибудь обнаружите.

Взгляд женщины стал осмысленным, и Лайам с облегчением понял, что она приходит в себя.

— Да, я понимаю. Тот, кто всю жизнь собирал улики, вряд ли станет их оставлять. И все же… — Вдова выпрямилась и посмотрела ему в глаза. — Квестор Ренфорд, я была к вам несправедлива. Вы оправданы, но я хочу, чтобы вы знали — я сознаю свою вину перед вами.

Он развел руками, показывая, что все уже похоронено и забыто.

— Я сознаю свою вину, — повторила она, — и не имею права просить вас о том, о чем сейчас попрошу. И все же я сделаю это. Герцог сказал, что Проун не убивал моего мужа. Что он только хотел это сделать, но несчастный случай избавил его от хлопот. Мне выразили сочувствие и запретили вести дальнейшие поиски.

— Вряд ли они могут вам что-нибудь дать, — сказал Лайам и умолк, не зная, что говорить дальше. Герцог привык повелевать, и все же он мог бы сообразить, что в данном случае ему подчиняться не станут. Кто-кто, а госпожа Саффиан знает цену разъяснениям подобного рода. — В конце концов, так ли уж важно, что там произошло? Если убийца — Проун, то он уже мертв. Он так или иначе наказан.

Собственные слова показались ему ужасно неловкими, но вдова его поняла.

— Я не ищу скандала. Да, вы правы, Проун уже мертв. Он заплатил жизнью за свои злодеяния. Герцог опасается шума, и шума не будет. Но я хочу знать, как все было. Вы понимаете меня?

Он нерешительно кашлянул и шаркнул ногой.

— Мне тоже хотелось бы выяснить все до конца. Но, боюсь, это вряд ли возможно.

Перед его внутренним взором возникло лицо Проуна — на подбородке кровь, в глазах ужас и удивление. Наверное, точно таким же взглядом одарил своего убийцу и умирающий Саффиан. Боги, как все это нелепо! Он вдруг решился.

— Проун убил вашего мужа. У меня нет тому доказательств, но и сомнений в том нет никаких. Знайте еще, если вас это утешит, что предатель и сам погиб от руки человека, которому доверял.

В конце концов, шила в мешке не утаишь. И даже по высочайшему повелению. К выводу, что Саффиана убили, придет любой, у кого в голове не труха.

Вдова Саффиан кивнула, и лицо ее прояснилось.

— Жаль, что вы не знали Акрасия, квестор. Вы бы сошлись.

— Мне тоже жаль, госпожа председательница. Не сомневаюсь, ваш муж многому мог бы меня научить.

Они помолчали, затем вдова позвала служанку.

— Унеси это, — велела она, указывая на одежду и вещи. — Пусть Торквато раздаст все беднякам. — Служанка побежала за слугами, ибо нечего было и думать справиться в одиночку с такой горой барахла. Женщина протянула Лайаму руку. — Вы видите меня в великом смятении. Я все потеряла, квестор, — мужа, дело, друзей. В Саузварке никто меня не ожидает. Кроме, разве что, госпожи Присциан, но та постоянно погружена в финансовые расчеты. Может быть, по возвращении вы как-нибудь забежите ко мне на часок? Я пока не очень-то подготовлена к одиночеству. — Вдова неуверенно улыбнулась.

— Я непременно вас навещу, — пообещал Лайам.

Он встал очень рано, но все равно чуть было не опоздал. Вдова уже садилась в седло, караван ожидал ее знака.

— Доброго вам утра, квестор Ренфорд, — сказала женщина, приветливо улыбнувшись. Темные тени с ее лица еще не сошли, но морщины возле носа и рта утратили вчерашнюю резкость. — Вы помните о своем обещании меня навестить?

— Сударыня, я рад слышать, что вы подтверждаете свое приглашение. — Она оказалась сильнее, чем он думал, и ему действительно захотелось встретиться с ней в более располагающей к общению обстановке.

— Тогда до свидания. Доброго вам пути, и поклонитесь Тарпее, а также всем остальным. — Вдова повелительно вскинула руку. Лайаму было странно следить за отъездом процессии со стороны. Звон сбруи, поскрипывание седел, топот копыт — все это волновало и манило в дорогу. Клерки дружными рукоплесканиями приветствовали его, Иоврам, наклонившись, спросил, уж не амурные ли дела не позволили квестору разделить с ними застолье? Лайам расхохотался. Но события вчерашнего дня уже казались ему очень далекими. Он хорошо выспался, а главное, освободился от груза. Он был рад, что ареопаг уезжает, что его миссия наконец-то окончена и что ему, в общем-то, не в чем себя упрекнуть.

В хвосте колонны на низкорослом косматом пони ехал еще кое-кто, вертясь во все стороны и болтая ногами. Лайам перехватил мальчугана возле ворот и сунул ему кошелек с серебряной мелочью.

Мальчишка обернулся в седле и долго махал щедрому господину рукой.

Утро он провел у себя в комнате, томясь от бездействия. К полудню за ним явился Торквато. Кабинет герцога был обставлен довольно непритязательно. Лайам видывал и кабинеты получше. Два кресла, заваленный бумагами письменный стол, над ним гобелен, изображающий Дипенмур, освещенный солнцем и обрамленный горами. Главной достопримечательностью помещения являлся Веспасиан. Казалось, он заполняет собой весь объем кабинета. В длинном коричневом волочащемся по полу одеянии герцог выглядел весьма импозантно.

— Квестор Ренфорд, — объявил Торквато и удалился.

По знаку герцога Лайам сел, хотя сам Веспасиан остался стоять.

— У вас, кажется, есть какие-то дела в Кроссрод-Фэ?

— Да, милорд… небольшие.

— А в Саузварке?

— В Саузварке, милорд, я партнерствую в одном из торговых домов. — Лайам только успевал поворачиваться, ибо герцог принялся расхаживать по кабинету.

— Я хочу, чтобы вы оставили это, потому что намерен вам кое-что предложить. Место дипенмурского эдила вакантно. Почему бы вам его не занять? Вы сын лорда — что вам торговля? А со временем я верну вам дворянство. Не в моей, правда, власти вернуть вам титул и земли отца, однако достойное положение в обществе вы вновь займете. — Он остановился и сурово пошевелил бровями. — Ну, что скажете?

Лайам сидел, как громом пораженный.

— Милорд, вы очень добры, — заикаясь пробормотал он.

— Значит ли это, что вы принимаете мое предложение?

Лайам лихорадочно размышлял, что бы такое сказать.

— Это большая честь для меня, но разве у вас нет других кандидатов?

— Найдутся, — буркнул Веспасиан, — но мне нужны именно вы. Итак?

— Боюсь, мне придется отказаться, милорд, — выпалил Лайам, решив, что уклончивость тут не поможет. Нужен он герцогу или не нужен, но эта ноша не по нему. Кессиас вон от темна до темна носится по Саузварку как заведенный, разрываемый множеством мелких забот. А ведь там у него над душой никто не стоит. Он сам себе голова и хозяин. Быть наместником герцога в обособленной местности — это одно, но быть таковым при его высочестве — совершенно другое! Собственно говоря, именно это и пугало Лайама больше всего, а тяжелый взгляд герцога лишь усугубил его опасения.

— Да вы хоть имеете представление, что так себя не ведут?! — рявкнул Веспасиан. — Вам внушали когда-нибудь, что такое — повиновение? Я приказал вам сидеть в камере смирно — вы нарушили мой приказ. Я велел прекратить болтовню за столом — вы не утихли. Я предлагаю вам первую должность в герцогстве — вы, не моргнув глазом, отказываетесь от нее. Что с вами, квестор? А может быть, вы уже и не квестор? Может быть, вам и это звание не по нутру?

Лайам потупился, как мальчишка, получающий заслуженный нагоняй.

— Это звание меня вполне устраивает, милорд, — пробормотал он.

Веспасиан фыркнул.

— Я предлагаю вам больше.

— Я бесконечно вам благодарен, милорд, — его вдруг осенило. — Я никогда не осмелился бы пойти против вашей воли. Просто мне кажется, что коммерческая разведка, которой я занят в последнее время, весьма перспективна. И способна принести баснословные прибыли как дому, с которым я связан, так и вашей казне, если вы прикажете отрядить корабли по следам моих экспедиций. Согласитесь, милорд, должность эдила почетна, но нисколько не прибыльна для казны. На своем поприще я принесу вам больше.

— Вы возлагаете большие надежды на открытые вами пути?

— Да, милорд. И ваши эксперты смогут в самом скором времени убедиться, что они совсем не беспочвенны.

— Ха! — воскликнул герцог и повернулся. В солнечных столбиках, исходящих от маленького окошка, заплясали взметнувшиеся пылинки. — Вы предлагаете мне пир через год, когда я хочу кусок хлеба прямо сейчас. — Он сел. — Но не буду вас принуждать. Вы человек свободный. Можете ехать, однако помните — место, от которого вы отказались, дважды не предлагают.

Лайам встал и поклонился.

— Нынче вы ужинаете со мной, — сердито сказал Веспасиан. — Мы поговорим о ваших делах и о тех выгодах, которые они сулят Южному Тиру.

Лайам откланялся, надеясь, что на этом все сложности кончатся, — так, в общем, и вышло. За ужином герцог говорил лишь о торговле и для благородного человека проявил к этому низменному занятию непомерно большой интерес. Веспасиана весьма увлекла перспектива путешествий через Колифф, однако Лайам все равно ощущал, что им недовольны. Трапеза затянулась до ночи, и, когда его отпустили, он полетел к своим комнатам, словно птичка, дверцу клетки которой забыли закрыть.

Вымотанный до предела, он рухнул в постель, нисколько не сомневаясь, что принятое решение является единственно верным. Да, безусловно, Южный Тир находится в крепких руках, но каждый раз, когда Лайам смотрел бы на эти руки, ему бы чудилось, что они сжимают кинжал, покрытый еще не запекшейся кровью.

Когда небо за Дипенмуром порозовело от первых лучей, Лайам остановил чалого. Он выехал затемно и уже с час находился в дороге, холодный утренний воздух окончательно согнал с него сон. Его радовало, что замок был уже далеко и что ничей осуждающий взгляд не мог помешать ему наслаждаться тишиной и рассветом. Даймонд стоял спокойно, но вьючная лошадка, вверенная заботам Лайама вездесущим Торквато, громко заржала, не желая, как видно, покидать родные места.

— Тихо, — цыкнул Лайам, и лошадка послушно умолкла, потянувшись к придорожной траве. Но безмолвие было уже нарушено, и к мерному хрумканью сентиментальной кобылки стали примешиваться голоса невидимых птиц. Когда солнечные лучи пронизали кроны деревьев, послышалась птичья трель, потом другая и третья — потом зазвенел весь лес.

Лайам наслаждался свободой, он выскользнул из ловушки, ранний отъезд его походил на побег. Как ни крути, а кончилось все в итоге неплохо. По крайней мере, ему не в чем себя упрекнуть. Правда, ареопаг возвращался домой без единого квестора, но все дела были разобраны и каждому преступнику было воздано по заслугам — в той степени, в какой это обусловливалось законами и политикой Южного Тира.

«В конце концов, чего же еще желать?»

Удовлетворенно кивнув, он пустил Даймонда легким шагом и даже начал что-то насвистывать. Потом ему в голову пришла одна мысль.

«Фануил!»

Дракончик, сидевший на холке Даймонда, медленно изогнул шею, чтобы взглянуть, кто там его зовет.

«Да, мастер?»

— В этих лесах полно герцогских зайцев. Раньше я тебе охотиться на них запрещал. А теперь разрешаю. Так что давай!

«Но они не твои».

Лайам расхохотался.

— Какая разница — мои, не мои? Главное, чтобы все было по справедливости! В той степени, в какой это касается нас. Он приосанился и произнес с насмешливой назидательностью: — Я только что отказался от самого высокого в Южном Тире поста. Кто упрекнет меня, если я позволю себе присвоить одного казенного зайца? Вперед, малыш, не раздумывай, я отвечаю за все! — Он спихнул дракончика с насиженного местечка и громким свистом и гиканьем погнал его в лес.

«И смотри, выбери самого жирного!»

«Да, мастер».

Оставшись в одиночестве, Лайам решил, что Даймонд идет слишком медленно, и перевел жеребца на рысь. Ему хотелось поскорее добраться до ярмарки. Там открывались возможности, которых нельзя было упускать, тем более в самом начале сезона. Кроме того, он, кажется, остался должен Казотте танец. А та ему — поцелуй!