Драконы Севера

Глава 1

Сью спала, положив голову мне на колени. Сытый младенец тоже уснул. Его завернули в мой камзол.

Луна ушла, и здесь в колыбели драконов медленно погасло свечение горного хрусталя за моей спиной. Сумрак надвинулся со всех сторон. Но я ничего не боялся… Моя любимая была рядом…

Я прикрыл мою семью краем плаща от сквозняков.

Теперь все изменится. Кто рискнет пойти против нас?

Откинувшись на глыбу кварца, я медленно погружался в сон…..

Проспал я должно быть долго. Меня разбудил плач младенца.

Кристаллы кварца ослепительно сияли. Ведь уже взошло солнце. Сью рядом не было.

Наш младенец не унимался… Я поднялся на ноги, после сна сидя, ломило в спине.

— Сью! Где ты? — я крикнул, но только эхо мне ответило.

Я взял кроху на руки. Раскрывая беззубый рот, он покрикивал с закрытыми глазами — должно быть, проголодался. Крохотные пальчики на ручках шевелились…

Как же женщины обращаются с ними? Я покачал его тихонечко.

— Шу–шу–шу… Не кричи… скоро мама придет, молока принесет… — я нес какую‑то чушь…

Малыш перестал кричать и приоткрыл глазки. Золотисто-янтарные глазки внимательно глянули мне в лицо. Я задохнулся от неведомого мне ранее чувства… На меня смотрел мой сын, мой дракон, мой наследник.

Обмирая от нежности, я бродил по залу, покачивая кроху, и бормотал ему всякую чепуху. Он меня разглядывал, и очень серьезно… Хорошо, что не плакал.

Где же ты, Сью? При ярком свете дня, проникающем в пещеру, теперь стало возможным разглядеть новые подробности. Налево от бассейна с парящей водой уходил темный коридор. Направо на скале неведомым образом была отшлифована до блеска гранитная плита, и по ней вязью бежали буквы драконьего языка.

«Во вторую луну года Багровой осы увидел свет Крайхэрд, сын Эберхарди.

В десятую луну года Черной черепахи увидел свет Герхэрд, сын Крохэрди….

И так длинный список драконьих имен… Плита исписана на две трети.

В самом низу я, вздрогнув, прочитал:

«В четвертую луну года Красного волка увидел свет Кранхэрд, сын Сьюхэрди»

Вчера была четвертая луна, и год Красного волка начался два месяца назад.

Кто сделал эту надпись? Ну что ж — Кранхэрд — имя как имя!

Не слыша моего голоса, кроха опять взялся пищать.

Я наклонился к нему.

— Привет, Кранхэрд!

Он замолчал, внимательно на меня посмотрел и улыбнулся! Клянусь, я видел улыбку на его крохотных губах!

Покачивая младенца и бормоча ему разные разности, я обошел вокруг груды горного хрусталя и приблизился к темному коридору. Оттуда явственно сочился запах желтых слив. Похоже, там лежало золото!

Младенцу Кранхэрду надоели слова, он требовал молока и начал вопить не переставая.

— Крепкая глотка у тебя, мой милый!

Я кругами ходил вокруг центра зала и тихонько зверел… Куда же исчезла Сью?

Вот так всегда! Она исчезает, поставив меня перед фактом своего поступка! А я жду и нервничаю, черт меня побери!

Мое раздражение передалось крохе, и он завопил еще пуще…

— Кранхэрд, не вопи ты так, ну где я тебе возьму молока?!

Порыв ветра едва не сбил меня с ног. Знакомая уже вспышка света.

— Где вы, мои дорогие? — разнеслось по залу.

С облегчением я обернулся.

Румяная, резвая как птичка, Сью спешила к нам с протянутыми руками.

Она одновременно поцеловала меня и забрала кроху из моих рук. Я облегченно перевел дух…

Сью присела на свернутый плащ, быстро освободила грудь и кроха успокоился. Ему было чем питаться.

— Хочешь, я дам тебе вторую грудь? — прищурилась Сью, уловив мой завистливый взгляд.

— Благодарю, я пока еще не так голоден…. Где ты была, милая?

— Я летала, Грегори! Это чудесно! Это так необычайно здорово! Это почти как восторг любовный в твоих объятиях…

— Я нашел надпись на стене…

— Это о нем, о нашем малыше.

— Кто дал ему имя, и кто сделал надпись?

— Грегори! Это магия! Имя новорожденному дает это место, и сама пещера записывает это на стене… Уж не думаешь ли ты, что ночью я овладела ремеслом каменотеса?

— Здесь очень необычное место и оттуда — из коридора, пахнет сливами…

— Нет, я запах не ощутила, но ты теперь можешь находить золото по запаху — посмотри что там…

— Но там темно, Сью и факела здесь нет. Огниво и трут я оставил в хижине.

— Хорошо, пойдем вместе. Вот только он закончит.

Малыш заканчивать не торопился. Сью хихикнула.

— Он так сильно тянет сосок — проголодался, крохотулька моя!

Сью шла впереди, освещая путь шариком белого пламени на раскрытой ладони. Светло было от него шагов на десять… Коридор был очень высок и широк — как раз для дракона — если бы ему вздумалось прогуляться.

Я шел следом и нес спящего малыша. Начался легкий подъем, коридор заворачивался плавно вправо. По шершавому полу было легко идти — ноги не скользили.

Запах сливы становился все сильнее и приторнее. Неужели мы нашли сокровищницу дракона? Может быть, нашего отца?

Внезапно вы вышли в зал. Света с ладони Сью было недостаточно, чтобы осветить его весь. Столько золота я никогда не видел в жизни! Сугробы, курганы грязно–желтого металла в разных видах: монеты, слитки, посуда, статуэтки, рукояти мечей. Поблескивали драгоценные камни.

Ради этой свалки тусклого металла герцог Бронкасл убил нашего отца и готов был убить нас.

Здесь уже давно никто не бывал. Толстый слой пыли покрывал все эти сокровища.

— Грегори, теперь ты настоящий король! С этим золотом ты можешь купить все и всех!

— А все будут готовы убить меня и тебя ради этого металла! Об этом месте никто не должен знать!

— Не проболтайся своему пажу, Грегори!

Сью нагнулась и извлекла из кучи сокровищ статуэтку — обнаженная девушка, стыдливым жестом закрывающая грудь и низ живота…

— Она похожа на тебя, Сью — такая же аппетитная попка и тонкая талия…

Сью засмеялась.

— Вернемся назад… Я прихвачу ее с собой.

Мы вернулись в зал с горным хрусталем.

— Что‑то надо поесть, и все же следует как‑то выбраться отсюда…

— Бедненький, ты тоже проголодался…

Сью поцеловала меня в губы.

— Сью, волкалак уже, наверное, залечил свои раны и будет нас ждать. Ты справишься с ним?

— Его уже нет, любимый, я порвала его на части как кухарка старую тряпку! Ты же не думаешь, что я улетела только чтобы размять крылышки? За тебя и за нашего малыша я порву на клочки всю королевскую армию!

Через расщелину Сью перенесла меня и малыша просто — в пасти. Я очень неуютно ощущал себя в этой влажной горячей пещере. Драконий язык упирался мне в спину, младенец пищал в руках.

Когда она взлетела — мое сердце упало до самой задницы — страх был просто животным….

Хорошо, полет был не долог.

У хижины Марты Сью выпустила нас на снег. Мои ноги подгибались… Порыв ветра бросил меня на колени. Вспышка света… Кружилась голова, меня мутило…

— Вставай, неженка! — Сью забрала малыша из моих рук.

— Подожди — я сейчас приду в себя…

Зачерпнул снег, вытер им лицо — стало легче.

— Нет, милая, я больше так не полечу… Да и вдруг ты задумаешь чихнуть?

Сью захихикала. Ей явно нравилась ее новая сущность.

Тело Марты она перенесла в когтях — мы решили похоронить старую женщину — положить в хижине и сделать из ее домика погребальный костер.

К нашему удивлению и радости в хижине мы нашли Сандерса. Он был плох. Волкалак порвал ему левую руку и перекусил левую же ногу. Как он дополз до хижины — не понятно?

Я залечил его раны, но с похоронами Марты пришлось подождать… Ее тело мы закопали в снег рядом.

Я прошел по окрестностям, нашел тела трех солдат… Нашлись и наспинные мешки с продуктами…

Тела я закопал в снег.

Три дня мы жили в хижине. Еды хватало. Сью слетала в лес и принесла несколько сухих деревьев. В хижине было жарко. Правда, малыш требовал пеленок и быстро их пачкал. Вскоре от длинной тонкой рубашки Сью остались одни кружева… Я отдал Сью свои нижние брюки и рубашку с камзолом, иначе она осталась бы совершенно голой…

Сандерс умолял нас оставить его здесь — он понял, что мы терпим эти лишения только из‑за него. Сью предложила ему заткнуться и быстрее набирать сил…

Я посоветовал ей взять кроху и лететь к замку, оставив меня и Сандерса, но она предложила заткнуться и мне…

На четвертый день из долины потянуло теплым ветром… Весна пришла.

— Надо уходить, милорд, снег станет сырым и просядет. Мы будем проваливаться на каждом шагу. За неделю не дойдем!

— Черта с два я пойду пешком! — заявила Сью — Надевайте по два плаща и полетели!

— Полетели?! — Сандерс был сбит с толка.

Я застонал.

— Только не лететь…

Но лететь пришлось… Какой мужчина может переспорить женщину? Верно! Никакой!

Я перетянул талию потуже и сунул туго спеленатого малыша за пазуху. Ему это чертовски не понравилось и он взялся вопить не переставая… Мы с ловчим, завернулись каждый в два плаща.

— Не оборачиваться! — приказала Сью.

Ветер ударил в спину, раздувая плащи. Вспышка света озарила мельчайшие неровности на скалах. Горячий ветер, треск пламени… Огромная когтистая лапа осторожно обхватила меня за бока, и земля ушла из-под ног.

Перепуганный Сандерс завопил совсем рядом. Я открыл зажмуренные глаза и подмигнул ему. Он поперхнулся криком… Бедняга, неверное, замочил штаны…

Скалы, пылающая хижина и лес пронеслись под нами с бешеной скоростью. Сердце замерло, дух захватило…

Путь, который занял двое суток, Сью одолела шутя за несколько минут.

Каменная река, гора, спуск к озеру, озеро…

Здесь на берегу дракониха, я все не мог привыкнуть к тому, что это моя милая Сью, аккуратно высадила нас в сугроб.

Я провалился по пояс в снег и пару минут не шевелился, блаженно ощущал, что я на земле…

— Вылезайте, лентяи! Слабая женщина носит их на руках, а они разлеглись как на перине! Где слова благодарности? Грегори, неси ко мне скорее кроху!

Придерживая вопящего младенца, я, барахтаясь в снегу, несколько минут выбирался на дорогу…

Сью, подбоченившись, стояла на дороге и хохотала. Я обернулся. Сандерс засел в сугробе и не желал, а может, не мог оттуда выбраться.

Я отдал малыша Сью, причем он сразу же замолк, и поспешил на помощь ловчему.

— Милорд, оставьте меня…

— Я помогу тебе!

— У меня кажется ноги отнялись…

— Чепуха!

Я извлек его из сугроба, как пробку из бутылки и почти волоком протянул к дороге.

— Вставай, дружище, мы же дома!

Со страхом Сандерс смотрел на Сью.

— Ты никогда не видел дракона, Сандерс?

— Нет, миледи, видел, но никогда не летал в его когтях….

Из деревни уже спешили наши люди. Впереди бежала матушка Дрю.

У нее в доме мы и дожидались людей из замка, позавтракав ее знаменитыми пирожками. Адель прискакала и привела в поводу двух лошадей. Она с радостным визгом повисла у меня на шее. Усмехаясь, Сью смотрела на нас.

— Ад… Алан, приветствуй же миледи и нашего сына…

— Нашего сына — Карла! — подсказала Сью. Все верно, люди не должны знать имя дракона…

— Миледи, я счастлив снова вас видеть! Примите мои самые искренние и радостные поздравления!

Адель и Сью расцеловались в щеки.

— Ой, какой лапулечка! — тут же засюсюкала Адель над нашим крохой.

— В замке все хорошо? Как Нелл себя чувствует?

Лицо Адель вытянулось. Она виновато посмотрела мне в глаза, о чудо! Эти глаза никогда не выглядели виноватыми!

— Милорд, миледи… Нелл умерла в родах… позавчера ночью….

Глава 2

Прошел месяц, очень печальный месяц.

Мы похоронили Нелл…

Кончилась зима, таял снег. С юга прилетал теплый ветер и обдувал стены замка.

— Ты похудел и ничего не ешь, ты весь зарос щетиной, ты уже вторую неделю не купаешься… — Сью ходила за мной как за маленьким.

Чувство вины терзало меня… Я не сумел спасти мою женщину… Но если бы я остался в замке — погибла бы Сью… Я не хотел такого выбора, но я его сделал…

Адель боялась ко мне подходить после того, как я наорал на нее и едва не ударил. Чем она меня разозлила, я не помню. Этот месяц я прожил как в тумане…..

Приезжали отец Нелл и ее братья, но я не вышел к ним… С ними говорила Сью.

Сегодня был обычный тоскливый вечер. Полдня я просидел в библиотеке. Но книга была открыта на одной и той же странице. В душе моей было пусто и тоскливо… А есть ли душа у дракона?

В дверь постучали.

Я не отозвался.

Дверь открылась.

— Наш папочка занят, он совсем не хочет видеть малышей? Ну, ничего, вредный папочка скоро исправится… — Сюсюканье Сью меня раздражало. Я встал, чтобы приветствовать ее и выпроводить из библиотеки — если удастся.

Сью принесла двух младенцев. Своего и Нелл… Оба глазели ей через плечи, а она придерживала их на груди.

— Грегори, ты мне поможешь?

Я взял первого попавшегося у нее из рук. Это оказался сын Нелл — Грант. Он был крупнее, чем Карл, и мы так его и назвали. Он посасывал свой кулачок и таращил карие глаза.

— Грант такой прожорливый — высасывает грудь досуха! — пожаловалась Сью…

— Сью, твои груди на месте и по-прежнему пышные — не мог он это сделать досуха — возразил я.

— Грегори, ты обратил внимание на мою грудь!?

Я смутился… И попытался отдать младенца сестре, но она увильнула.

— Ты поросенок, Грегори, а не дракон! Подержи свое сокровище еще хоть несколько минут, не все мне их носить на руках!

Она, конечно, преувеличивала. На руках мальчишек носили няньки, а Сью много времени проводила за фехтованием с Адель, хозяйничая по дому и штудируя вечерами книги из башни магистра Брокена…

— Как ты принесла их по холодному двору?

— Мне помог Гвен, и мы прикрыли колыбельку плащом.

Гвен и его десять горцев — моя прошлогодняя охрана — вот уже неделю жили в замке и стремились предугадать любое желание Сью. О — она не давала им сидеть на месте.

Сью уселась в мое кресло, положив голову Карла на сгиб локтя.

— Милорд я требую, чтобы вы пошли, вымылись, переоделись и явились к ужину! Иначе…

— Что иначе?

— Иначе мы с Адель и детьми уедем в Корнхолл до следующей зимы — поскучай без нас…

Она может, подумал я, может уехать и оставить меня в замке, что за зиму мне надоел смертельно. Представив свое одиночество на долгие месяцы, я содрогнулся.

— А что на ужин?

— Узнаешь — когда придешь! — отрезала сестра.

Я посмотрел на сына, что держал в руках. Он родился человеком, драконом ему не стать и хорошо… Я сделаю все, чтобы он прожил счастливую и долгую жизнь…

К ужину я привел себя в порядок и спустился в зал нарочито пружинистой походкой.

Макгайл и Адель приветствовали меня стоя.

Я сел на свое место во главе стола. Три пары глаз внимательно смотрели на мое лицо.

— Так что же на ужин? Главное блюдо — это я?

Адель хихикнула. Но тут же зажала рот и округлила глаза… Сью сделала знак слугам, и начали приносить блюда.

Я почувствовал что проголодался…

Я лежал в постели, укрывшись по пояс перинкой, и наблюдал за Сью. Она бродила по комнате, раздеваясь и развешивая на мебели детали одежды, и негромко говорила. Колыбель с младенцами стояла здесь же в спальне, подальше от камина и от окна. Сью покормила малышей, и они спали рядом в просторной колыбельке на двоих. К моему удивлению, Сью нравилось кормить малышей своей грудью, и мое предложение привести кормилицу или даже двух было отвергнуто весьма категорично. Она также настояла на том, что колыбель должна стоять здесь — в нашей спальне.

— Здесь, в горах, конечно, отличный воздух, но так скучно летом! Твоя идея построить дом в Корнхолле — неплоха, но город — это скопище грязных и нездоровых мастеровых, не то место, где будут летом расти наши дети. Лучше, если построить большой укрепленный дом с садом и парком где‑то в предгорьях, в нескольких часах езды от города. Как ты полагаешь? Именно дом, а не мрачную крепость…

Она назвала наш замок мрачной крепостью! Но я не хотел с ней спорить. Она сбросила нижнюю рубашку и, нарочно покачивая бедрами и изгибая стан, приближалась ко мне.

После родов ее тело изменилось, но изменилось к лучшему. Оно утратило хрупкость и угловатость. Бедра округлились, но совсем немного, из‑за этого ее талия казалось очень тонкой. Груди, ранее слегка приплюснутые, приобрели пышность и аппетитную тяжеловесность.

Сью опустила правое колено на край постели. Завела руки за голову, выпятила грудь.

В угасающем красноватом свете камина ее белоснежная кожа приобрела медный оттенок.

— Я хороша? Быстро скажи это, Грег!

— Ты безумно хороша! Ты прекраснее всех женщин мира вместе взятых!

Тихонько зарычав, она упала ко мне на грудь. О, у меня не было женщины более двух месяцев! Я вспыхнул от ее поцелуя, как хворост на костре жарким летом….

Наши восторженные крики пробудили одного из малышей. Он закряхтел и захныкал.

— О, боги! Мы разбудили Карла! — Сью вырвалась из моих рук и босиком пробежала к колыбельке.

Как она отличает их по голосу? На мой слух, все младенцы плачут, одинаково… Наклонившись над малышами, Сью тихонько покачала колыбельку и запела в полголоса:

Я любовался стройным желанным телом моей милой и удивлялся тому, какой прекрасной матерью она стала. Потихоньку я встал с постели и приблизился к Сью. Обхватил обеими руками за талию.

— Они спят — шепнула она, отвела руку назад — Ого, мой дракон все еще голоден?

— Безумно голоден….

Я подхватил ее на руки и отнес на теплую мягкую постель, чтобы любить до самого утра. Ведь жизнь продолжалась, и нужно было жить и любить…

Кошка Полли развалившись, дремала в корзинке. Подросшие котята лазали вокруг, задрав остренькие хвосты кверху. Адель, предусмотрительно надев толстую перчатку, дразнила котенка, а он набрасывался на ее руку, кусал за пальцы и драл задними ногами. Адель повизгивала от удовольствия, особенно когда удавалось поймать котенка за шкирку и избежать его растопыренных лап с когтями на изготовку. Похоже, кошке и котятам Адель отдавала львиную долю своего свободного времени.

— Смотрите, Грегори! Какая прелесть — он просто дикий зверь!

Отложив книгу, я засмотрелся на девушку. За зиму она поправилась и уже не выглядела худенькой и заморенной пигалицей. Скоро ей трудно будет скрывать под камзолом холмики грудей. Бардовые штаны с разрезами прятали от посторонних глаз ее пополневшие ляжки.

Разрумянившись от возни с кошками, Адель звонко смеялась, приоткрыв пухленькие губы. Отросшие волосы лежали на плечах. Наклоняя голову, она потряхивала ими, и в лучах солнца, бьющего через оконное стекло, вспыхивали золотистые волоски. Сью как-то призналась мне, что завидует длиннющим ресницам Адель. Действительно, они роскошно закруглялись кверху, чуть ли ни к самым бровям!

По горским традициям ей уже давно пора было выйти замуж и родить минимум троих детей. А она как девчонка играет с котятами, и дети ей не нужны. Я все забываю, что она монахиня, и пока она не «расстрижена» — кажется, так это называется — замужество и дети ей не светят.

Я вернулся к книге. Эти древние хроники пришли мне на ум, когда я пытался сообразить, как мне организовать горцев в бою.

В хрониках пешие воины со щитами и длинными копьями строились квадратами и прямоугольниками — через этого ежа противнику не прорваться. Как выстроить моих горцев таким же строем. Допустим, щитов не надо, их можно заменить на латные полудоспехи для первого ряда, задним рядам хватит и шлемов с нагрудниками.

Но если противник атакует с фланга? Значит, внешний ряд квадрата надлежит одеть в полудоспех!

Копья латной дворянской конницы делаются из липы, вяза, сосны, осины, ясеня и длина у них 10–12 футов. Значит, чтобы остановить эту конницу, надо иметь пики не меньшей длинны. Не помешают и семифутовые алебарды, чтобы нанести удар с расстояния по остановленному всаднику.

Первый ряд с копьями, второй с алебардами, а остальные что ж будут зрителями? Вооружить их луками и арбалетами? Из‑за спин товарищей в первых рядах много не выцелишь….

Два первых ряда с копьями, а остальные с алебардами. Если квадрат по пятьдесят рядов в каждом по пятьдесят воинов?

Я увлекся. Взял лист бумаги начал чертить и считать….

— Что это, лорд Грегори?

Адель заглядывала мне через плечо.

— Так…- я помахал кистью в воздухе — есть идеи…

— Вы хотите воссоздать древние построения воинов?

Ишь, какая сообразительная!

Я захлопнул книгу.

— С нашими горцами? Не смешите, Адель…

Она вздохнула и быстро наклонившись, потерлась щекой о мою щеку, как кошка.

— Когда вы без бороды — вы моложе и красивее…

Пряный запах ее кожи был мне приятен…

— Пойдем, разомнемся до обеда в оружейной?

— На палках?

— На палках!

— Я вас побью, Грегори, и вам будет опять очень обидно.

— Теперь я тебя побью, мой растолстевший паж! — Я сделал вид, что пытаюсь ущипнуть ее повыше колена.

Адель, пискнув, отскочила подальше и рассмеялась.

— И вовсе я не растолстела!

— Пора нам вместе сходить в мыльную… И посмотреть…

— Вот уж нет, ходите туда один! И смотрите на себя!

— Тебе не нравится купание?

— Грегори, это так непривычно — купаться каждую неделю… Я сейчас, конечно, привыкла, но сначала было неуютно… И еще… В замке нет крыс и блох… Это магия?

— Они не любят запах дракона — пошутил я. А и в самом деле — крысы и блохи никогда не попадались на моем пути. Даже в Корнхолле…

— Адель, ты будешь удивлена — меня никогда не кусали блохи, и я никогда не видел живую крысу.

— О–о–о! А на каком расстоянии от вас действует эта благодать?

— Померяй, если интересно…

— В замке отца были ужасно кусачие блохи…

— Я провел там ночь и никаких неудобств — я пожал плечами.

Адель была восхищена. Новая грань драконьей магии ей явно понравилась.

Глава 3

Я проснулся ночью, словно от толчка — открыл глаза будто и не спал. Свет полной луны через окно вливался в спальню голубоватым таинственным потоком.

Сью стояла у окна совершенно голая и, задрав подбородок, смотрела в небо, не отрываясь и не моргая.

— Сью…

Она даже не повернула головы.

Я подошел к ней, обнял за плечи. Она вся заледенела. Я испугался и, подхватив ее на руки, отнес на постель.

Я поспешил положить ладони ей на грудь… Закололо кончики пальцев…

Сью перевела дыхание, моргнула…

Я поцеловал ее в холодные губы…

— Она зовет меня… — тихо и равнодушно сказала Сью.

— Кто зовет тебя?

— Луна зовет меня. Мне надо лететь… Вторую ночь я не могу уснуть… Просыпаюсь, когда она восходит, и не могу уснуть…

Я лег рядом, обхватив ее руками и ногами, пытаясь согреть, целовал ее губы, шею, плечи. Сью, вялая и холодная, лежала в моих объятиях, и только легкое дыхание говорило о том, что она живая женщина…

Перевернув ее на живот, я начал растирать ладонями ее кожу, сначала на шее, на плечах, по всей спине, спустился ниже. Я растирал ее прелестные нежные ягодицы. Потом бедра, голени. Добрался до узких ступней. Мои ладони горели, но и ее кожа стала разогреваться. Она уже нормально дышала.

На спину Сью уже перевернулась сама.

Растирая плечи, я спустился к ее грудям и плавными круговыми вращениями растирал их. На кончиках сосков появились капли молока. Струйка побежала вниз к подмышке, и я ее слизнул. Сью вздрогнула.

— Щекотно…

Я растирал живот вокруг пупка, там, где появился после родов нежный валик жирка…

Потом мы целовались, неторопливо и нежно, едва касаясь губ губами. Теперь кожа Сью была горячей.

— Ты спас меня сегодня, Грег, спас от самой себя… и от луны…

— Почему луна так действует на тебя?

— Женщина всегда связана с луной, и обратиться в дракона я могу только во время полнолуния…

— Ты об этом ничего мне ранее не сказала. А когда смогу я, и что для этого нужно?

— Есть форма заклинания из четырнадцати слов — последнее слово — назвать свое имя… Поэтому наш Карл сможет обратиться только когда узнает эту форму…

— Мне тоже нужна луна?

— Нет, о мужчинах- полудраконах ничего в «Книге Дракона» не сказано — что дает толчок для превращения из человека в дракона и обратно. Следует попробовать — но я не уверена в успехе… Ты можешь оборотиться, но при каких дополнительных воздействия — я не знаю…

— А наш Карл?

— Он полный дракон, и ему не нужны никакие дополнительные воздействия — нужно только произнести заклинание в определенной последовательности и все….

— Когда ты обращалась в дракона, что ты ощущала?

— В начале кажется, что я и не хозяйка этому телу, оно самостоятельно живет и порой ведет себя по-животному… Когда Карл в образе маленького дракона вышел из меня — не было боли и страха, только удовлетворение… А потом она, вернее я… сожрала послед… — Сью поморщилась. — Я этого не хотела, но я это сделала, как кошка… При новом обращении стало легче, и драконье тело слушалось меня, но не как слушается сейчас моя рука — она протянула руку и погладила меня по шее — приходилось прилагать мысленное усилие….Но с каждым разом мне становилось легче и привычнее. Так привыкаешь к платью или к куртке. Сначала — непривычно, неудобно, скованно, а потом все сидит, как влитое… Наш отец был природным драконом, и ему вряд ли пришлось приноравливаться к обличию и телу дракона.

— Об этом нам уже не узнать. Интересно — был ли отец хранителем того золота в пещере под Драконьим Зубом?

— Он был скорее хранителем «Колыбели драконов», а не сокровищницы… К золоту он всегда был равнодушен…

— Сью, нам нужно ехать в Корнхолл и собирать армию. В покое нас королевство не оставит… Герцог Бронкасл один из вельмож королевства, таких же жадных и спесивых тварей там на юге много…

Здесь, на северном берегу Клайва, имеется всего один — граф лорд Харпер — он так и не принес мне вассальной клятвы. Заперся в своем замке и выжидает — чего он ждет?

На перевале необходима крепость и гарнизон из горцев нашей долины — им я больше верю. Южные кланы разобщены и враждебны всему, в том числе и друг другу. Один Бойд Макинтайр чего стоит.

И я рассказал Сью про поединок под стенами замка Гринвуда.

— Я пока не поеду с тобой, как это и не больно. — Сью положила голову мне на плечо. — Я должна быть рядом с малышами и здесь — в замке — самое безопасное для них место.

— Оставить здесь Адель?

— Лучше будет, если эта кошка будет от тебя подальше… Здесь я присмотрю за нею…

Узнав о том, что она остается в замке, Адель пришла в бешенство.

— Лорд Грегори, я ваш вассал и поклялась вас защищать! А вы оставляете меня здесь!

— Ты вассал, а я сеньор и я говорю, а ты повинуешься.

— Это нечестно! Неправильно! — слезы закипали на ее глазах. Она бросилась в кресло и, отвернувшись, спрятала лицо в ладонях.

— Адель, через месяц я вернусь и заберу тебя с собой. Весной и летом в горах прекрасно. Вот увидишь.

— Я устала от ваших ледяных гор! Они наводят тоску! А вы, правда, вернетесь через месяц?

Я погладил ее по волосам.

— Я не могу не вернуться…

Она прерывисто вздохнула.

— Милорд, неужели я вам безразлична?

— Вовсе нет! Я тебя уважаю и ценю.

— Но не любите…

Последнюю ночь перед отъездом я почти не спал. Глухими тяжелыми шторами я отгородил комнату от света луны. Я любил и был любим. Без крыльев я взмывал в небо на волнах страсти. Со мной Сью забыла о зовущей луне. Мы забылись коротким сном только под утро… Мои малыши крепко спали в эту ночь.

Глава 4

В Корнхолл я въехал ранним утром, в самый неприятный час.

Горожане имели милую привычку с утра пораньше вытряхивать содержимое своих ночных горшков в окна. Нечистоты текли по краю мостовой в глубоких канавках, распространяя ужасающий запах.

Впереди нашего отряда бежал специальный человек из городской стражи и орал:

— Горшки прочь! Дорогу лорду Холлилоха!

Любопытные лица появлялись в окнах и дверях. Некоторые махали мне руками. Я улыбался и кивал им…

Со мной было тридцать конных горцев — десяток Гвена Макнила и еще два десятка его приятелей, что он набрал в отряд по моему поручению. Арбалетчиков с лейтенантом Макгайлом я оставил в замке в распоряжении Сью.

В долину весна только пришла, а здесь за перевалом на берегах Клайва она уже давно правила бал.

Вдоль подсохших дорог пробивалась зеленая трава.

На центральной площади торговцы только начали расставлять свои лотки. Бургомистр Тудор и Крейг Макконохи встретили меня у дверей дома.

Я сердечно их приветствовал.

— Милорд, вы не предупредили заранее о своем приезде и застали нас врасплох!

— Без церемоний, уважаемые сьеры! Главное — чтобы накрыли завтрак мне и моим парням!

— Милорд, вы остановитесь у меня?

— Сегодня да, а завтра — посмотрим.

— Ваши комнаты всегда вас ждут… Прошу в дом, милорд!

В качестве слуги я прихватил из замка брата Саймона, нашего конюха — шестнадцатилетнего блондина Майка. Он неуклюже суетился по комнате с моими вещами. Я снисходительно относился к пареньку — научится! Хотя мне и не хватало Сэмми — он был хваткий и услужливый.

На завтрак за столом собралась не малая компания.

Меня встретили поклонами.

Кроме Элара Тудора были: Крейг с женой Корнелией, новый глава цеха оружейников — брат Тудора — Гарольд, вновь избранный городской судья — Джон Патрик.

К моей радости и облегчению за столом был приехавший накануне Бертольд Тудор и смугловатый незнакомец с густыми черными вьющимися волосами и серьгами в ушах.

Бертольд представил его мне

— Милорд, честь имею представить Мессира Джулиано Маздини, искуснейшего из инженеров запроливья.

Мессир Мадзини раскланялся с величайшей почтительностью.

— Мессир владеет нашим языком?

— Я счастлив, что могу выразить свое почтение милорду именно на его родном языке!

Говорил он хорошо с едва уловимым певучим акцентом.

— Я рад приветствовать мессира Мадзини в нашем северном крае и прошу его после завтрака посетить меня для определения сторон его возможной деятельности.

Тудор пригласил нас всех к столу. Я занял место во главе стола.

Всеобщее внимание присутствующих притянул мессир Мадзини.

Он весьма быстро болтал, рассыпая лесть и похвалы всем присутствовавшим. Его темно–карие глаза сверкали, он непривычно бурно жестикулировал и громко смеялся своим же шуткам.

— Мадзини — его имя что‑то говорит вам, сьер Тудор? — вполголоса спросил я хозяина дома.

— Милорд Грегори, мой сын все подробно вам сообщит, но в двух словах — Мадзини в запроливье достаточно громко известен, причем не только как инженер, но и как живописец.

— О–о! Это интересно!

Мысль заказать Мадзини портрет Сью и детей сразу же пришла мне в голову. С трудом я дождался окончания завтрака и вместе с Бертольдом и Мадзини поднялся в свои комнаты.

Я пригласил их сесть и распорядился принести вина.

— Говорят, что мессир искусный живописец?

— Сделайте заказ, милорд, и вы увидите сами! Хвалить себя не люблю, но вот для короля Филиппа я исполнил два портрета одной особы. На одном она в пышном наряде, на другом в сиянии нагой красоты… — Мадзини понизил голос — король, говорят, спрятал их в личных покоях и никому не показывает!

Мадзини шлепнул себя по ляжке и залился смехом.

— Ваш портрет я могу начать сегодня же!

— Надеюсь, не в сиянии нагой красоты? — засмеялся я.

Мадзини странным взглядом посмотрел на меня.

— У вас хорошо развитая фигура, милорд, и в образе бога войны вполне могли бы позировать.

— О моем портрете поговорим позднее. Вы знакомы с инженерным делом? А именно с постройкой осадных машин?

— О, милорд! Осадные машины устарели! В прошлом году при осаде Пьермонта герцог Шамбуаз применил бомбарды!

— Что такое бомбарды?

Мадзини потребовал перо и чернила и на листе бумаги быстрыми четкими штрихами нарисовал длинный толстый цилиндр с многочисленными обручами, прикрепленный к деревянной колоде. Ниже изобразил это сооружение как бы распиленное надвое. Рука его была точна и быстра. Рисовать он явно умел.

— Здесь, милорд в задней части помещается вещество сыпучее — порох, потом забивается прокладка из шерсти или тряпок, потом круглое каменное ядро. В задней части сверху просверлен канал, который также заполнен сыпучим порохом.

Затем через это канал производится воспламенение основного заряда. Мощная вспышка выталкивает ядро прямо с гигантской силой! На расстояния в 2000 футов ядро пробивает насквозь стену из камня толщиной в 2 фута или разносит в щепки ворота!

— А каковы размеры этого орудия?

Мадзини быстренько изобразил фигуру человека — бомбарда была высотой ему до пояса.

— Из какого материала сделан этот цилиндр? И сколько выстрелов может сделать?

— Бронза, милорд, самое лучшее для этого орудия! А число выстрелов зависит от частоты использования бомбарды. Она нагревается, и если ее периодически остужать — прослужит очень долго.

— Вы сможете изготовить такое для меня, и за какое время? И что нужно для изготовления пороха?

— Главное не время, а деньги, милорд.

— Какое жалование вы хотите, мессир Мадзини?

— О! Не хотел бы быть очень жадным, но здесь такие высокие цены на фрукты и южное вино! Думаю, десять дублонов в месяц будет достаточно?

— Отдельный дом, слуги, верховые кони за мой счет и пять дублонов в месяц.

— Семь?!

— Хорошо! — я засмеялся — Торговаться я не люблю — С сегодняшнего дня вы мой инженер, мессир Мадзини.

Мы выпили вина, и мессир раскланялся.

— Бертольд, он действительно такой замечательный инженер, живописец?

— Милорд не пожалеет о потраченных дублонах! Мадзини не только отменный живописец, инженер, но он большой знаток анатомии, горного дела, алхимии! Он также большой любитель мастерить из металлов и дерева различные механизмы.

— Если он такой талант — то как ты его заманил к нам?

— Его преследует в Конфландии церковный суд за содомию… Ему грозит подземная церковная тюрьма. Я вытащил его из этой неприятности.

— Содомия? Он что — любитель мужчин?!

— Мальчиков, милорд! Женщины его совершенно не волнуют, но мальчики — его страсть.

Паж герцога Шамбуаза стал его любовником и не он один — скандал изрядный! Мадзини спасал свой зад, и на его счастье я оказался рядом. Церковные ищейки шли за ним по пятам. Последний месяц Мадзини прятался в портовых трущобах Галле. Он уже был на грани ареста.

— Вот, черт! — Я поежился, вспомнив оценивающий взгляд мессира. Нет — позировать для него в образе нагого бога войны рискованно!

— Зато теперь он весь ваш, с потрохами, милорд!

— Отлично, Бертольд, посмотрим каков он в деле, а не с мальчиками в будуаре!

— Здесь мой отчет о расходах, милорд

— Оставь — я просмотрю позднее.

Я прошелся по комнате.

— Бертольд, я хочу предложить тебе пост моего финансиста — мне нужен знающий и верный человек. Пять дублонов в месяц?

— Это большая честь для меня, милорд. Я согласен. Но в чем моя работа будет состоять?

— Тратить мое золото и собирать счета!

На военный совет я созвал всех своих офицеров в замок.

В доме бургомистра было слишком много случайных людей — прислуга, подмастерья и мастера из цехов разного рода просители.

Когда я вышел, чтобы сесть на коня, улыбающийся Гвен подвел ко мне крестьянина в домотканой одежде и с курчавой бородой. Рядом жалась его женщина в длинном до земли темном платье, непонятного цвета. Оба были в деревянных башмаках, что носят самые бедняки…

— В чем дело, Гвен?

— Милорд, так это же Говард! Ваш слуга!

Я с трудом узнал его. Изможденное лицо, ввалившиеся глаза. Он упал на колени прямо, на мостовую.

— Милорд, я не смог сразу же вернуться к вам, накажите меня…

— Вставай, дружище! Где ты пропадал столько времени? Неужели в той деревеньке? Ты здоров? Мамаша Дрю вся извелась по тебе!

— Милорд Грегори, надеюсь, матушка здорова…

Гвену пришлось помочь ему встать.

— Ты голоден?

Он облизнул губы.

— Признаться, два дня у нас с Мари не было ни крошки хлеба…

— Мари — твоя жена?

— Я прошу вашего согласия, милорд, на мою женитьбу.

Я присмотрелся. Молодая женщина была беременна.

— Но и без моего согласия ты времени не терял! Гвен, насыпь ему серебра!

Я еду в замок, а ты поешь, купи себе одежду и обувь и приходи после обеда. Твое место уже занято, но должность я тебе найду.

Похлопав его по плечу, я поднялся в седло и пришпорил коня.

Распугивая прохожих, мы пронеслись по грязным улочкам Корнхолла шумной громыхающей толпой.

На третьем этаже замкового дома в бывшем большом зале, там, где я зарубил волкалака, собрались мои офицеры. Вдоль длинного стола сидели командиры рот, Крейг Макконохи и Бертольд Тудор.

Двери снаружи охранял Гвен и его люди.

— Я собрал вас, уважаемые сьеры, для совета.

Тех сил, что мы имеем здесь и сейчас — пять рот алебардистов и четыре роты конных арбалетчиков — достаточно для обороны города с учетом, конечно, городских ополчений, но не достаточно для ведения войны. Дороги подсыхают, травка растет, не пора ли двинуться на юг по-настоящему?

Офицеры одобрительно загудели.

— Две тысячи горцев из Холлилох подойдут в течение недели. Я направил людей к южным горцам. Они тоже дадут людей. Завтра я направлю письма ко всем дворянам северного берега Клайва и призову их младших сыновей под свои знамена.

Мне нужны опытные пехотные офицеры из горцев, я собираюсь создать отряды нового строя, вооруженные пиками и алебардами. Кто из вас может найти опытных людей — прошу приводить ко мне.

Каждый из вас получит чин капитана, и утроение жалования — вы немедля займетесь наймом и обучением еще по две роты каждый. Капитан Макконохи возглавит горскую пехоту, и ему я присваиваю чин полковника.

Два герцога Бронкасл мертвы, но война не кончена. Я стану королем Севера, а вы моими графами, и пусть боги проявят милость к южанам — от меня они ее не дождутся!

Офицеры подскочили с мест, они ревели и потрясали кулаками. Моя речь произвела впечатление. Глаза сверкали — боги победы уже кружили над их головами…

В дверь осторожно заглянул Гвен — крики его обеспокоили…

Я поднял руку, добился тишины и добавил

— Все бывшие поместья герцогов Бронкасл на северном берегу Клайва я передаю вам сегодня же! Мои будущие графы не будут бедными людьми!

Последнюю мысль мне подсказал Бертольд и, черт возьми, она оказалось просто оглушающей.

Глава 5

Чтобы стать королем мне не хватало малости — своего епископа и командующего армией.

У меня имелись кандидаты, но они были далеко — в Гартунге.

Видимо путешествия мне не избежать….

Пообедал вместе с офицерами, а потом вернулся в свои покои.

В дверь постучал Гвен.

— Милорд, у ворот замка собралось множество людей, с просьбами, жалобами и прочими вопросами. Их гнать или вы их примете?

— И как много?

— Да десятка три наберется, милорд.

— Говард пришел?

— Вместе со своей бабой, милорд.

— Приведи их ко мне.

Они робко вошли. Женщина сразу же опустилась на колени, наклонила голову. Под белым чепцом ее глаз не было видно.

Они приоделись и выглядели, как горожане средней руки… Говард сбрил бороду.

— Твоя женщина обучена ремеслу?

— Она крестьянка, милорд, и на все руки мастерица…

— Я оставлю ее здесь в замке горничной, пусть подождет за дверью…

Женщина вышла.

— Благодарю вас, милорд! Мари вас помнит, в ту ночь, что вы провели в деревне, ее к вам приводил солдат, но вы ее не коснулись,…Она выходила меня, я был очень плох….

— Говард, я тебя не узнаю! — я подошел и обнял его за плечи — Это же я — Грегори! Ты же столько лет меня знаешь! Мы вместе лазали за зелеными яблоками в сад ловчего! Мы, помнишь, подглядывали за купающимися девчонками! Посмотри на меня, я — все тот же Грегори!

— Нет, милорд, я не могу быть с вами ровней… Вы — сеньор, а я простолюдин… В детстве на это не обращали внимания, но теперь все изменилось…

— Что ж, будь по-твоему. Но я не забыл наши шалости и твое товарищество. Ты же обучен читать и писать, и мне нужен рядом верный человек. За воротами толпа желающих попасть ко мне со всякими проблемами — видимо, я теперь могу все! Так вот — с сегодняшнего дня ты мой секретарь. На первом этаже тебе отведут комнаты — одну для проживания — другую для приема посетителей. Я сам не могу принять каждого, но я должен как-то реагировать на просьбы людей — я же не король, которому наплевать с высокой башни на то, как внизу живут поданные! Здесь, на этих землях, я пока захватчик и узурпатор власти! Да–да! Я лорд в долине Холлилох, но здесь я пока никто! Днем ты принимаешь людей, если что‑то важное — докладываешь мне, в остальных случаях направляй их к бургомистру или к Крейгу от моего имени. Составляешь письмо — я подписываю. Вечером, перед ужином все мне докладываешь.

— Милорд, а кто такой Крейг?

— Это же наш старик Шварц, оказалось, что он Крейг Макконохи — последний из клана! Я назначил его командиром пехоты и полковником, но он по–прежнему комендант города Корнхолл. Думаю — ты справишься!

Через месяц я поеду в Холлилох — ты сможешь меня сопровождать. Твоя мать очень по тебе скучает.

Я вызвал Гвена и распорядился разместить Говарда.

Не успел я дойти до стола как в дверь опять постучали.

На пороге появился неожиданный посетитель.

— Сэмми?!

— Приветствую вашу милость, милорд Грегори, я явился за вашими распоряжениями!

Он низко поклонился.

— Ты хочешь вернуться к обязанностям слуги? Увы, место занято!

— У меня имеется для милорда нечто, что его заинтересует, а что делать со мной милорд и сам решит.

— Нечто?

Сэмми вынул из кожаной сумки на боку пачку бумаг и с поклоном протянул мне.

— Наверху список всего имущества главных людей Корнхолла.

Затем копии с двух писем, отправленных зимой бургомистром Тудором в Гвинденхолл. Далее перечень лиц, пользующихся услугами ростовщика Грега Баксли.

Сравнительная таблица стоимости оружия в Гвинденхолле и в Корнхолле.

— Где ты это раздобыл?

— Мои люди собирали эти сведения всю зиму, милорд, но это только часть того, что мною собрано. Я бегло просмотрел бумаги.

Элар Тудор на паях владел с судьей Патриком всеми притонами в городе, где шлюхи торговали собой. В письмах к неизвестному другу Тудор настоятельно просил замолвить за него словечко перед королем и епископом и обещал не поскупиться…

В клиентах ростовщика Грега Баксли ходила вся верхушка города и многие окрестные аристократы… Даже лорд Харпер… Оружие мне поставляли по тройной цене….Эти бумаги казалось сочились грязью… У окружающих людей было второе дно… Все люди носят маски по жизни — кто смирения, кто лести, кто верности, кто любви… Но истинное лицо увидеть удается не всем… Мне это напомнили еще раз. Предупрежден — значит вооружен — говорили древние.

А Сэмми-то совсем не прост! Если я хочу стать королем — я должен знать истинные лица людей, что меня окружают… Сэмми мне нужен, даже необходим.

— Сэмми, как твое полное имя?

— Сэмюель Фостер, милорд…

— Сэмюель, как же назвать твою должность?

— А если — «инспектор»?

— Я принимаю тебя, сьер Фостер, на должность моего личного инспектора с жалованием — скажем…5 дублонов в месяц.

— Благодарю, милорд Грегори, но вот информация стоит денег. Если я свое жалование отдам за информацию, что будет оставаться мне?

— Хитрец! Тогда десять дублонов!

— Отлично, милорд, я рад, что снова у вас на службе!

— Ты можешь приходить ко мне с докладом в любое время.

В дверь заглянул Гвен.

— Милорд, к вам Бертольд и Гарольд Тудор?

— Проси!

Вошли Тудоры, увидев Сэмми, замялись.

— Проходите, уважаемые сьеры! Сэмюэль Фостер — с этого дня мой личный и инспектор!

— Милорд Грегори, причина потревожить вас весьма срочная… Цех оружейников испытывает нехватку железа. Уже две недели с плавилен Хаббарда не поступает железо… Как оружейники смогут выполнить ваш заказ на оружие и броню? Прикажете закупать железо на юге?

— Три дня назад тысячу фунтов железа в слитках выгрузили в вашем дворе с повозок торговца Гулда, сьерр Гарольд! Про это вы забыли? — влез в разговор Сэмми.

Гарольд поперхнулся и побагровел.

— Это ложь! Милорд, он нагло лжет — хоть сейчас поедем ко мне, железа у меня нет!

— Конечно нет — подтвердил Сэмми — оно в подвалах бургомистра со вчерашнего дня!

Сэмми нахально ухмылялся. Тудоры побагровели уже оба… они прожигали хитреца взглядами.

Придется Сэмми предоставить охрану…

— Сьер Гарольд, вот и железо найдено! — весело заключил я.

— Кто хозяин плавилен Хаббарда?

— Граф лорд Харпер, милорд. — Сэмми был в ударе.

Харпер начинал меня раздражать. Не пора бы его навестить?

— Я займусь этой проблемой, сьерры! Вы свободны!

Когда за ними закрылась дверь, я подошел к Сэмми.

— Занятная сцена, дружище, и в чем тут секрет. — В том чтобы повысить цены на оружие, которое я покупаю?

— Оружейники, суконщики и портные, впрочем, весь город в восторге от вас, милорд, вы платите не торгуясь!

— Хорошо же, теперь Бертольд будет торговаться, а ты его контролировать.

— Чтобы торговался лучше?

— Вот именно… Не уходи до вечера из замка — у меня есть небольшой план. Сопроводишь меня с визитом.

В отличном расположении духа я отправился вниз, поплавал в бассейне. Кто сторожит сторожей?

Так пусть сторожат друг друга!

Сэмми следит за Тудорами, а они, клянусь честью, не будут спускать глаз с него. А если они сговорятся — я найду третьего, который будет без огласки наблюдать за теми и другими... Ишь — платит не торгуясь!

Так никаких сокровищ не хватит…

В сумерках люди Гвена, переодетые горожанами, по указке Сэмми оцепили дом ростовщика Грега Баксли. Потом я постучал в дверь. Дюжий охранник открыл дверь и, получив в лоб дубинкой, был связан.

В кабинет хозяина дома я вошел без стука. Грег Баксли — худощавый мужчина, начинающий лысеть, в пестром халате поверх ночной рубашки, сидел за столом, погруженный в бумаги. Подсвечник с тремя свечами стоял на краю стола.

— Кто вы, какого дьявола!?

У него был неприятный скрипучий голос.

— Как видите, милейший, я — не толстушка Джул, что вы ждали!

Я присел в кресло напротив. Ростовщик откинулся на спинку.

— Лорд Холлилоха?!

— Да, это я, но что тут странного? Мне нужны деньги — вы их любезно одалживаете всем — мне, я думаю, вы не откажите? Каков процент на год, сьер Баксли?

Через полчаса я покинул этот дом. Хозяина увезли в мешке, связанного и с кляпом во рту.

Мы также прихватили все бумаги из стола и тайников в стене, а также звонкую монету в золоте и серебре фунтов на сорок.

Глава 6

Не в пример зимней дороге — до Харперхолла я мои люди добрались за полдня. Меня сопровождали две роты арбалетчиков. Причем каждый подсадил к себе в седло по горцу.

Итого со мной явилось четыре сотни воинов. Вьючные лошади везли палатки, еду и питье. Харперхолл еще в первый раз поразил меня отсутствием стены, либо какой-то ограды. Впрочем, этот городок возник вокруг замка лорда, и на безопасность горожан лорду Харперу было наплевать.

У предгорий встречаются скальные выступы, крутые и неприступные. На таком выступе и располагался замок лорда Харпера. Дорога к его воротам шла по спирали вокруг скалистого холма, что конечно могло здорово затруднить осаду. Поднимающийся по дороге отряд находился бы под постоянным обстрелом со стен замка. Сам замок был не велик — от подножия было видно две квадратные башни и стены с зубцами не меньшей высоты.

Я написал письмо и отправил в замок Гвена Макнилла. К письму я приложил небольшой листок бумаги. Мои люди рассредоточились вокруг домов, прилегающих к дороге. Ждать не пришлось долго. Гвен вернулся в сопровождении бледного юноши в полудоспехе.

— Милорд, я сын лорда Харпера — Дениель. Я останусь здесь в качестве заложника — отец ждет вас…

Он был совершенно спокоен, как будто оставаться заложником — это его каждодневное занятие.

Я взял с собой в замок только Гвена.

Я ехал по спиральной дороге и вспоминал о том, что Сэмми рассказал мне про лорда Харпера.

«Около пятидесяти лет. Нелюдимый, редко куда‑либо выезжает. Охотой не занят. Женат вторым браком на аристократке с юга. От первой жены есть сын, от второй нет еще. Владеет лесами, копями в предгорьях у притоков, текущих к Клайву. Владелец плавилен Хаббарда. Основной доход получает от торговли лесом, железом и медью. За второй женой получил приданое — три поместья на юге. Подозревается церковью в алхимических запрещенных опытах. Молодая жена лорда ветреная особа и большая мотовка.»

Не лорд, а прямо таки отшельник! Я еще ни разу с ним не встречался.

Ворота замка мне не открыли, а только калитку в них. Я спешился и в одиночку прошел под каменные, стылые даже в весенний день своды.

— Милорд, прошу следовать за мной! — меня встретил рослый офицер в полудоспехе с шлемом–саладом под мышкой.

Двор замка был совсем небольшим, и тень от башен и стен накрывала его целиком.

Меня сопроводили к основному двухэтажному зданию со стрельчатыми высокими окнами. В окнах мелькали любопытствующие лица. В обширной зале, со стенами, завешенными оружием просто в ужасающем количестве, лорд Харпер ждал меня. Он сидел у камина, обложенный подушками, с ногами, погруженными в медный таз. Слуга суетился рядом с полотенцем и кувшином.

— Лорд Харпер, я приветствую вас!

— Дорогой друг, я из‑за болезни не могу вас приветствовать должным образом! Ужасная подагра! Прошу меня извинить и располагаться совершенно свободно! — он жестом указал на кресло с высокой спинкой напротив.

Мы сидели напротив друг друга и мерились взглядами.

Лысеющий блондин, с голубыми глазами, седой щетиной на щеках — на первый взгляд он не вызвал неприязни. Но выражение лица говорило о том, что он большой хитрец и себе на уме. С ним будет не легко договориться. «Первый взгляд самый важный! — говорил отец — Первое мнение, как правило, оказывается самым правильным!»

— То, что вы приложили к письму, меня изрядно удивило, лорд Грегори! Где вы ее раздобыли?

Он потряс листком бумаги. Это была расписка его жены Доротеи ростовщику Грегу Баксли на 20000 талеров.

— У меня таких много, Харпер. Есть исполненные вашей рукой.

— Вы взяли их с собой?

— Конечно, но, к сожалению, они остались там внизу в сумке, притороченной к седлу…

Он подался вперед.

— Я распоряжусь чтобы их принесли?

— Вы не дослушали, Харпер, внизу — под горой — у моих людей. Однако у вас нравы — рыться в чужих сумках!

— Что вам угодно, ближе к делу! — желваки заходили под кожей на его щеках.

— Мне угодно купить ваши плавильни в Хаббарде.

Харпер захохотал…

Я вежливо ждал пока он закончит.

— Почему плавильни? Почему не этот замок? Почему, черт возьми, не мою жену? Вы редкий шутник, юноша! Или большой наглец?

— Потому что замок у меня имеется, а ваша жена слишком дорогая штучка…

— Что за намеки? Объяснитесь!

— За два последних года ваша супруга оставила ростовщику расписок на 100000 талеров. Правда, большую часть денег увез ее брат барон Джаред — ему они нужнее, я полагаю. Проценты набежали еще на 30000 талеров. Ваши доходы от плавилен могут быстро покрыть этот долг?

Лорд Харпер побледнел как полотно …

— Проклятая сучка… — прохрипел он,,повернулся к слуге. — Остолоп, подай воды! Нет, вина! И пусть позовут мою жену — эту овцу Доротею! Быстро!

Он быстро извлек одну ногу из тазика и успел дать слуге крепкого пинка. Тот убежал со всех ног.

Харпер прожигал меня взглядом выпуклых глаз.

— Увольте меня от ваших семейных сцен и ссор. Я возвращу вам расписки вашей жены и также ваши, на сумму 30000 талеров, итого 160000 талеров, в обмен на плавильни Хаббарда.

— Этого мало!

— Пять фунтов золота придачу?

Он задумался, зыркнул исподлобья, унизанные перстнями пальцы нервно теребили подлокотники кресла.

— Я болен, вот когда я приведу в порядок здоровье… я приеду в Корнхолл, и там с юристом мы составим купчую….

— Купчая составлена — вам осталось ее подписать.

Я извлек бумагу, закатанную в трубочку, из кошелька на поясе и передал Харперу.

Он пробежал купчую бегло, потом подробно, хмыкнул.

— Вы, я вижу, очень шустрый молодой человек? Когда я получу золото?

— Ваш сын вернется в ваши объятия с этим золотом. Клянусь честью!

Дверь отворилась, и вошла, шурша юбкой, графиня Доротея, совсем молоденькая, лет семнадцати. С большими голубыми глазами, маленьким носиком и обиженно поджатыми губами. Румянец на щеках. Ее руки нервно теребили кружевной платок. Волосы под чепцом, расшитом жемчугом. Закрытое платье скрывало всю ее фигуру. Я встал и приветствовал ее. Она протянула руку, я поцеловал ее, заметив обгрызенные ногти… Красавица нервничает?

— Доротея, это лорд Холлилоха, Грегори! Он привез мне просто потрясающие новости!

Харпер протянул расписку жене.

— Прочти!

Графиня взяла расписку, посмотрела и, ахнув, пошатнулась.

— Не вздумай падать в обморок! Тупая, наглая овца! — заорал Харпер, вставая в тазике и выпрямляясь во весь рост. — Иначе я возьму палку и буду колотить по твоей худосочной заднице, пока мясо не отстанет от кости!

— Харпер, прекратите орать! Воспитанием жены занимайтесь без меня!

Харпер вытаращил на меня глаза и смолк, словно поперхнулся. Видимо, не привык к возражениям?

— Идите к дьяволу! Молокосос! — он быстро опомнился, но не успокоился.

— Подпишите купчую, и я вас покину!

— Вот ваша купчая! — Харпер с удовольствием разодрал бумагу пополам, потом сложил и еще раз, и еще. Мелкие клочки посыпались под ноги и в тазик.

Я засмеялся и сел обратно в кресло. Я смеялся, а Харперы смотрели на меня — граф с удивлением, а графиня с ужасом. Сэмми оказался прав. Я достал из кошелька еще один свиток.

— Я прихватил еще один, на всякий случай…

— Предусмотрительный… — процедил сквозь зубы Харпер.

Он сел в кресло, потребовал перо и чернила. Графиня мгновенно все принесла со стола у окна, и он подписал купчую.

— Расписки?

— Вот они! — я выхватил купчую из пальцев графа и похлопал по кошельку.

— Вы меня обманули!

— Вовсе нет. Читайте!

Я высыпал листки расписок, свернутые в трубочки, ему на колени.

Харпер внимательно читал каждую, разворачивая по одной. Графиня робко протянула руку и получила хлесткий удар по запястью. Она вздрогнула, но молча снесла это. Во влажных глазах ее я прочитал ненависть и обещание мести.

— Поздравляю с удачной покупкой, лорд Грегори! — в голосе графа звучала явная насмешка.

Я поспешил откланяться.

Даниель невозмутимо дремал на солнце, привалившись спиной к стене дома .

Сняв с седла тяжелый холщовый мешок, я положил ему на колени.

— Ого! — он ощутил тяжесть золота. Щурясь от солнца, он смотрел на меня с уважением. — Вы договорились с батюшкой?

— Я думаю, тебе стоит поспешить в замок, Даниель! Батюшка намеревался вздуть твою матушку — как он выразился «палкой по худосочной заднице»!

Сонное, дремотное состояние молодого графа исчезло в мгновение ока. Он был на ногах, глаза сверкали, рука на рукояти меча.

— Полегче, малыш! — рука Гвена легла поверх руки Даниеля и задвинула меч обратно в ножны.

Не прощаясь, Даниель вскочил в седло и, пришпорив коня, помчался наверх, к замку. Спасать от расправы «матушку»?

Глава 7

Хаббард — мелководный, но стремительный приток Клайва, на всем протяжении ущелья был перегорожен плотинами.

Но мельничные колеса вертелись без нагрузки, явно впустую.

Никого не встретив, мы переехали Хаббард через брод.

Плавильные печи не дымились. Рабочих не было видно. Я во главе отряда ехал по поселку, если это сборище хибар можно назвать поселком. Чавкала жирная глина под копытами. Куда же все пропали?

Первого человека мы увидели у стойла быков.

Стражник сидел на деревянной колоде и изучал свою босую пятку. Шлем лежал рядом. Алебарда прислонена к ограде стойла. Невозмутимые серые быки жевали сено и пучили свои круглые глаза из‑под жердей изгороди.

Стражник поднял голову на шум и, разинув рот, застыл на месте.

— Ты — бездельник! Где все люди? — рявкнул Гвен.

Стражник подскочил на месте и угодил босой ногой в глиняную жижу..Горцы захохотали.

— Ваша милость, все у входа в штольни — там за холмом. Капитан Смолл пытается выкурить бунтовщиков.

— А ну-ка веди нас!

Грязная, разбитая, вся в колеях дорога уходила за скалистый холм влево. Дорогу, похоже, посыпали камнем или отходами, но все тонуло в глине.

Склоны скалистых холмов пестрели отверстиями ходов или штолен, через которые рудокопы из недр вывозили руду.

Цепочка стражников оттесняла гомонящую толпу, в основном состоящую из женщин и подростков. Десяток стражников занимался подтаскиванием вязанок хвороста к входу одной из штолен. Крик, рев, плач — ничего не разобрать.

— Гвен, найди мне этого капитана Смолла!

Нас увидели, и гомон стал стихать. Я оказался под присмотром сотен глаз. Местный народец, похоже, не мылся с самого рождения. Лица, руки, ноги, одежда в пыли и копоти.

Брезгливо раздвигая толпу, ко мне приблизился худощавый стражник в запыленном берете и в панцире. Его мятая одежда также была основательно пропылена. Руку он держал на рукояти меча–бастарда.

— Что угодно вашей милости?

— Вы — капитан Смолл?

— Да, я капитан Смолл, а ваша милость?

— Я лорд Холлилоха и с сегодняшнего дня хозяин плавилен Хаббарда!

Мои слова услышали все — я говорил громко и не только для капитана.

— Мой хозяин — лорд Харпер, и плавильни принадлежат ему.

— Вы сомневаетесь в словах лорда?

Гвен ухватил капитана за плечо.

— Прочтите! — я протянул капитану купчую.

Он читал ее очень долго. Потом ухмыльнулся, обвел взглядом мой отряд.

— Поздравляю лорда с покупкой! — он поклонился, обернулся к стражникам.

— Мы уходим! Лорд Харпер продал плавильни!

Местный народ ожил и загудел. На лицах появилась робкая надежда или радость.

— Теперь разбираться с этой сволочью придется вашей милости!

— Минутку, сьер! А кто здесь менеджер?

— Менеджера Джойса вы найдете в его доме, милорд, — он пьет бренди всю неделю! — капитан указал на маленький аккуратный домик у подножия скал.

— Почему плавильни не работают, капитан?

— Местный сброд взбунтовался и засел в главной штольне — нет руды — нет металла! Попробуйте, милорд, заставить их работать, а я уже сыт по горло!

Я послал Гвена за менеджером, а сам, раздвигая конем толпу, двинулся к штольне. Площадка перед штольнями вся засыпана мелким камнем. Грязи нет — зато много пыли.

Здесь пришлось спешиться. Горцы разбросали вязанки хвороста, открыв высокий завал из камней на входе, почти до верхнего свода.

— Эгей! Кто ваш предводитель? Я хочу с ним говорить!

— Кого черт принес? — глухо раздалось из штольни.

— Я лорд Холлилоха, и я купил у лорда Харпера плавильни. Капитан Смолл и его люди уходят. Теперь охрану будут нести мои люди. У вас нет вопросов ко мне — у меня нет вопросов к вам. Выходите — вас никто не тронет.

Загремели камни. Высунулась взлохмаченная и перепачканная физиономия.

— Ого! И вправду — горский лорд!

— Я представился — теперь ваша очередь, милейший!

Человек на животе переполз через завал и через несколько мгновений уже стоял напротив.

Лицо, волосы, одежда все в горной пыли. Прищурившись после мрака штольни, он смотрел на меня весело и совсем без страха.

— Милорд, разрешите представиться — бакалавр рудного дела Вилларского университета Джон Пирс, а ныне шихтовый рабочий!

Он изящно поклонился. Толпа за моей спиной одобрительно загудела, послышались смешки.

— Бакалавр может рассказать мне о плавильнях поподробнее?

— С величайшим удовольствием, милорд! Вы и вправду новый хозяин?

Я протянул ему купчую. Он прочитал.

— Так это же совсем другое дело, милорд! Это вас зовут лордом–драконом?

— Цвет моих глаз не убеждает в этом?

Пирс вгляделся и охнул.

— Я много слышал о вас, милорд!

— Поговорим лучше о плавильнях!

— Минуту, милорд! — Пирс подбежал к завалу и крикнул — Ребята, выходите, Смолл уходит, и здесь новый хозяин — сам лорд–дракон!

Над завалом появились новые грязномордые физиономии.

Пирс знал горное дело. Он бурно жестикулировал и трещал без умолка. С ним мы прошли до Хаббарда, до плавилен. Когда Пирс рассказывал о плавке железа, его язык превратился в почти книжный.

— На каждом железоделательном заводе устраивается не менее 10 конфланских горнов. Здесь же, как видите, милорд, всего пять. Они расположены вдоль одной общей стены, которая построена со стороны реки, где устроены водоналивные колеса, приводящие в действие дутьевые мехи. Эта стена называлась «заводской». К ней примыкают «фурменная» и «противофурменная» стены. В фурменной стене под углом около 40 к уровню земли установлена коническая, слегка сплюснутая фурма из красной меди длиной около 20 и диаметром 2 3 дюйма.

Противофурменная стена, как видите, со значительным наклоном наружу с изогнутым сводом. В лицевой стене два отверстия для ломов и выпуска шлака, а также специальное устройство для установки «шесточной» железной доски, которая меняет угол наклона для регулирования загрузки в горн шихты.

Дно горна выполняли из цельного огнеупорного камня — здесь гранит. Камни служат не более полугода. Под камнем на старом мельничном жернове устроена «постель» из дробленого шлака и глины. Трубы над горном как видите, милорд, нет.

Перед началом процесса горн тщательно чистят от остатков предыдущей плавки, затем засыпают древесный уголь до уровня фурмы и уплотняют его. На плотную «постель» древесного угля насыпают кусковую руду, располагая ее по противофурменной стене. Дополнительные порции древесного угля размещаем около фурменной стены.

В ходе плавки, по мере выгорания угля и плавления руды, в горн вводим их новые порции, причем можно использовать руду из мелких частиц. Из рудной пыли делают смоченные водой комки, которые и загружают в горн. В основном этим заняты дети… Временами из горна выпускают шлак, пробивая специально предусмотренные для этого отверстия. Соприкасание крицы с железистым шлаком приносит огромную пользу, поскольку позволяет перевести в шлак большую часть фосфора, присутствие которого в готовом металле существенно ухудшает его качества!

Пирс внимательно посмотрел на меня. Я кивнул — продолжай.

— Самым сложным являлась момент «опускания руды в горн», для этого между противофурменной стеной и рудой вставляют лом и, действуя им как рычагом, подвигают нижние слои руды к фурме. Сигналом к окончанию процесса служит белый цвет пламени. Обычная длительность плавки достигает 5- 6 часов. А за сутки успеваем произвести 3- 4 крицы массой 250–300 фунтов каждая!

— Сколько угля уходит на производство железа?

— Древесного угля уходит обычно 8 фунтов на 2 фунта крицы.

— Сколько людей в обслуживании каждого горна?

— Восемь человек, милорд. Это мастер, его помощник, он следит за работой воздуходувной машины, два плавильщика, они заняты процессом производства крицы, молотовой мастер с помощником, шихтовый рабочий, и весовщик.

— Так по твоему мнению, Пирс, здесь можно разместить больше горнов?

— В ущелье, по руслу Хаббарда- около пятидесяти, милорд! Но потребуется очень много угля — А здесь на холмах весь лес уже вырублен. Придется возить издалека. Лес вы не купили, милорд?

— Пирс, как ты попал в рабочие — ты отлично разбираешься в производстве железа!?

— Однажды после попойки в Хагерти, я очнулся на повозке, прикованный за ногу. Оказалось, во хмелю я подписался на три года работы на плавильнях. Полгода меня держали на цепи. Две недели назад я освободился от цепи. Местные ребята избрали меня своим вожаком, когда началась заварушка.

— Заварушка?

— Стражники Смолла совсем озврели — забили насмерть паренька у горна — все и поднялись! Накипело! Убить мы никого не убили, но бока им намяли. Но оружия нет — нас оттеснили к штольням, и мы завалили вход. Они не могут войти, мы не можем выйти. Плавка остановилась.

Сегодня они нас собрались выкурить дымом — идиоты! Из штольни много выходов для воздуха, мы ушли бы подальше вглубь.

— Без воды и еды?

— Вода там сочится по стенам, а без еды пришлось плоховато! Ребята начали уже ловить крыс на жаркое.

— И каковы дальнейшие планы у бакалавра рудного дела?

— Милорд, мои планы — вернуться в «Альма Матер» и получить степень магистра..А вы что собираетесь с нами сделать?

— Вы бунтовали против людей лорда Харпера, а не против меня, так что я просто сделаю вид, что ничего не было. Скажи мне, Джон, здесь много женщин и детей, они тоже работают в штольнях и возле горнов?

— Конечно, милорд, эти люди в отличие от вашего покорного слуги попали сюда добровольно.

— Но я вижу, жизнь здесь не сладкая? Платят им гроши?

— Что вы, милорд, они работают за еду и за крышу над головой!

— Так что ж их держит здесь? Они не рабы — цепей и ошейников я не увидел на них.

— Милорд, у вас на Севере этого не знают, а на юге вокруг столицы и дальше до пролива, бароны согнали крестьян с земли и разводят овец из‑за высоких цен на шерсть. Крестьяне превратились в бродяг, а констебли короля ловят их и вешают целыми семьями за бродяжничество… А здесь этим беднягам веревка не страшна — здесь рабочие руки в цене.

— Бродяги–мастера?

— Ничего удивительного, милорд, в нашей стране если мастер не нужен — его легко превратить в бродягу, а потом повесить за кражу булки для голодного ребенка… В Конфландии мастера–плавильщики — важные птицы и пользуются большим уважением, а здесь все не так. В последние годы железные копи на юге истощились, и лорд Джаспер закрыл свои плавильни, а людей выгнал взашей. Королевство сейчас покупает железо в Конфландии.

«Черт возьми! Там на юге полно бродяг, а мне нужны рабочие руки! »

— Джон, я предлагаю тебе должность менеджера здесь на плавильнях Хаббарда и 500 талеров в месяц жалования.

Пирс остановился, я был вынужден тоже остановиться.

— Да или нет?

— А какие у меня будут права?

— Полная власть на плавильнях и в руднике! Охрана будет подчиняться также тебе. Ты расширишь производство железа — его мне нужно много. Железо принадлежит мне — не вздумай продавать его на сторону — я все равно узнаю и накажу тебя. Ты наймешь с юга еще рабочих. Но ты будешь платить им жалование и поможешь построить нормальные дома. Мне кажется, поселок нужно расположить не в этой грязи, а на правом берегу Хаббарда, здесь у воды и колодцы не потребуется рыть глубокие…

_Милорд, разрешите спросит?

— Да?

— Что вам до этих людей? Нужны ли им дома — они привыкли жить в хибарах.

— В деревне у нашего замка люди живут несколько столетий, и они служат нашей семье, а мы заботимся о них. Дома, в которых они живут — такие могут позволить себе в Корнхолле только зажиточные горожане. Если эти люди — здесь на плавильнях служат мне — я должен заботиться о них. Как хороший хозяин заботится о своем скоте! Мой конь сыт и вычищен, так и все эти люди должны быть сытыми и довольными.

— Вы предлагаете мне должность «пастуха» — следить за вашим «скотом»?

— Я назвал вещи своими именами. Ты прав. Они — скот, а ты пастух.

— А вы кто, милорд?

— А я, мой дерзкий бакалавр, — господин гор. И для тебя и для них. Ты принимаешь мое предложение?

— Да, милорд…

Мы вернулись к штольням. Грязные, худющие мужчины выбрались из штольни. Женщины обнимали мужчин, дети всех возрастов носились между ними. Шум, гам… Мои люди стояли в стороне от этих грязных оборванцев, презрительно наблюдая за сутолокой.

Я поднялся в седло и сделал знак трубачу. Серебристый звук разнесся далеко, отразился от скал и вернулся эхом. Наступила тишина.

— Люди Хаббарда! Я лорд Холлилоха — новый хозяин плавилен, рудника и долины Хаббарда предлагаю всем остаться здесь и работать на меня. Новым менеджером я назначил Джона Пирса. Он здесь главный. Мои люди будут охранять плавильни и рудник. Я буду платить вам жалование с этого дня. Три талера в месяц мужчине и полтора женщине и ребенку. Вы вольны уйти, но если вы останетесь — я беру вас всех под свою защиту. На правом берегу Хаббарда будет построен для вас поселок — вы не будете жить в этой грязи. Решайте, люди Хаббарда!

В начале бедняги просто опешили, но потом началось… Кто упал на колени, кто кинулся целовать мои перепачканные в глине сапоги… Женщины плакали…

Прекрасно, кажется железо теперь пойдет в Корнхолл очень дешево для меня — думал я, благосклонно взирая на чумазых простолюдинов мусолящих мои сапоги и стремена…

Глава 8

Переночевав в Харперхолле, на постоялом дворе, к вечеру я вернулся в Корнхолл.

Я собирался вызвать Бертольда Тудора и распорядиться о закупках всего древесного угля на контролируемых землях. Но все текущие дела пришлось отложить. В городе меня ждал посланник короны. Я принял его в большом зале замка на третьем этаже.

Посланник, граф лорд Джаспер, вошел, с трудом переводя дух и вытирая пот со лба платочком. Лет шестидесяти, почти полностью облысевший, с бледным лицом и неожиданно яркими голубыми глазами.

Я встретил его стоя, чтобы не вставать для приветствия…

— Дорогой граф, ваш визит для меня полная неожиданность?!

Я предложил ему кресло. Граф с облегчением уселся. Двое сопровождавших его дворян остались у двери, рядом с горцами Гвена. Я сел напротив через стол.

— Я привез вам послание от нового регента королевства — его преосвященства — архиепископа Михаила.

Граф передал мне пергамент, свернутый в трубку и перевязанный алой лентой. Не разворачивая пергамент, я передал его через плечо в руки Говарда.

— Вы не прочтете послание? — удивился граф.

— Там просто вежливые обороты и льстивые слова, главное вам поручили передать устно…

— Вы не по возрасту проницательны, лорд Грегори!

— Может быть, кубок вина?

— Благодарю, но здоровье не позволяет… Увы…

Я молчал, и он был вынужден говорить.

— Его преосвященство — архиепископ Михаил после загадочного исчезновения герцога Бронкасл, был вынужден возложить на себя нелегкую ношу регента королевства…

Я слушал и вежливо кивал в нужных местах.

После смерти короля Иоанна трон Гвинденхолла должен был унаследовать единственный сын покойного монарха — принц Руперт. Но он был слабоумным от рождения, и королева–вдова Анна была вынуждена уступить высшей знати — этой постоянно грызущейся стае волков. Регентом до выздоровления принца Руперта был назначен Королевским советом герцог Бронкасл. Теперь же лорды–волки выдвинули на опустевшее место архиепископа. Выздоровление принца никто уже и не ждал…

Джаспер приехал на разведку. Он не привез никаких важных предложений и не попросил каких‑либо уступок с моей стороны. Они — там — на юге — боятся нас. Меня и Сью. Они боятся дракона. Слава богам, они еще не знают, что дракон спит в колыбельке и писает в пеленки… Хитрый лис приехал прощупать ситуацию… Тем не менее, я ошибся — уступок от меня попросили. Архиепископ просил меня проявить снисхождение и милосердие и даровать свободу настоятелю монастыря Святой Варвары и двум сестрам–монахиням. Честно говоря, я о них совсем забыл… Но отдавать церкви этих заговорщиков за просто так я не собирался.

— Я готов проявить милосердие и снисхождение, но почему для меня нет ни милосердия, ни снисхождения?

Герцог Бронкасл увез из нашего замка тела моих родителей. Где они? Я рассчитываю вернуть их и похоронить достойным образом!

— Об этом его преосвященство совершенно ничего не знает! Клянусь честью, лорд Грегори! Теперь, когда герцог исчез, а его сын — Генрих пал от вашей руки — не пора ли вложить меч в ножны? Земли короны заняты вами совершенно безосновательно. Его величество король Руперт не имел совершенно никакого касательства к событиям, вас опечалившим…

Я встал. Злоба кипела в душе.

— Пока я не получу тела родителей, меч в ножны не вернется! И прошу учесть — я еще ничего не начинал! Все еще впереди…

На этом переговоры закончились. Граф Джаспер отправился ночевать в город. Бургомистр предоставил ему часть своего дома для этих целей.

Я мерил комнату шагами. Меня не принимают пока всерьез! Пора показать зубы этим южанам! Мне позарез нужны отец Симон и лейтенант Жасс! Мне нужен янтарь Гартунга. Сью была права.

Майк стелил мне постель, когда появился мой инспектор Фостер. Знаком я отпустил Майка.

— Милорд, вместе с графом, в его свите приехал барон Джаред. Он очень хотел бы встретиться с вами без огласки, тайно. У меня в городе есть тайное место — если вы согласны, назовите время для встречи, и я проведу барона.

— Тот самый барон Джаред — шурин лорда Харпера?

— Тот самый, милорд.

— Тогда сегодня, через час.

Неприметный домик у самой городской стены, куда привел меня Сэмми, был темен.

Тишина вокруг стояла просто оглушающая.

На условный стук дверь открыла пожилая горожанка. Она с поклоном пропустила меня внутрь.

Барон Джаред ждал меня у почти затухшего камина.

— Лорд Грегори?!

— Барон Джаред?

Он был не похож на сестру — графиню Доротею, смугловатый невысокий и худощавый брюнет с большим носом и карими глазами.

Я сел напротив барона.

— Лорд Грегори, я здесь по поручению королевы–матери. Ее величество включила меня в свиту лорда Джаспера ради того, чтобы я передал вам ее послание.

Я взял письмо и бегло пробежал при багровом затухающем свете углей в камине.

— Вы знакомы с содержанием письма, барон?

— Безусловно, лорд Грегори, королева-мать полностью мне доверяет!

Ее величество просит вас не как королева, а как несчастная мать — вылечить короля Руперта! Королевские и приглашенные маги за все эти два десятилетия не смогли излечить его величество. Вы последняя надежда королевства!

— Мятежник — последняя надежда королевства?

— Вы не мятежник, поскольку вы не были вассалом короны! Спасите Руперта и нашу страну, лорд Грегори!

Итак, слухи о моем таланте целителя дошли до Гвинденхолла! Вылечить короля — а будет ли он мне благодарен? Благодарный король — странное словосочетание! В хрониках я такого не встречал. Может ли быть в природе благодарный правитель? Может ли быть в природе волк, кушающий травку? Слабый король — слабая власть! Нужен ли мне сильный король? Черта с два!

— Как ее величество все это представляет? Я сяду в седло, прискачу в Гвинденхолл и раз–раз — излечу короля Руперта?

— Ее величество обеспечит вам гарантию неприкосновенности! Вы можете взять с собой свиту любой численности.

— Привезите мне письменные гарантии от королевы–матери и от регента — тогда наш разговор будет иметь продолжение.

На этом я раскланялся, пожав на прощание твердую руку барона.

Вернувшись в замок, я вызвал капитана Макнилла.

— Настоятель монастыря и две монахини с прошлой осени находятся здесь в подвале замка. Они еще живы?

— Что им сделается, милорд? По вашему приказу их снабдили теплыми тюфяками, одеялами и кормят с замковой кухни — что нам, то и им подают. По–моему они даже поправились!

— Мне кажется, ты путаешь что‑то, мой друг! Они не пережили зиму и умерли от простуды, и похоронили их где‑то на опушке леса?

— Милорду лучше знать — меланхолично сказал капитан и хитро прищурился. — Прикажете похоронить сегодня ночью? Рядом с ростовщиком?

— Лучше перед рассветом.

Недобитый враг другом не станет — говорил отец. Я больше не буду оставлять за спиной недобитых врагов.

Лорд Джаспер уехал на следующий день, увозя мои письма регенту и королеве–матери с изысканными выражениями уважения, восхищения и готовности исполнить их любые просьбы и повеления.

Глава 9

На следующий день с тремя ротами арбалетчиков и четырьмя ротами пехоты, посаженной на повозки, я выехал в Гартунг. Перед отъездом я отправил с письмом к Сью отряд конных горцев. В письме я подробно написал о всех событиях за последние дни и приложил письма регента и королевы–матери.

Теперь мой отряд направлялся к реке Шелл по короткой дороге.

Весной путешествовать гораздо приятнее — травка зеленеет, солнце светит, птички поют.

На повозках везли изрядный запас еды, холщовые палатки — мне самую большую.

В поход я взял с собой Говарда, хотя он еще не совсем пришел в норму. Но теперь у него была собственная повозка и слуга, так что мой секретарь большую часть пути спал как медведь в берлоге, зарывшись в сено и укрывшись меховым плащом.

Дорога была оживленной — торговые обозы встречались нам по десять раз на дню. Дороги высохли, и торговцы устремились за барышом.

Ночевал я в палатке. Грязные постоялые дворы меня не привлекали. Еду готовили горцы на кострах, и я питался рядом с ними. Правда, они больше нажимали на бобы, а я выбирал жареное и запеченное мясо. Пустоши с каменистой землей тянулись вдоль дороги. Унылая местность — ни деревень, ни городов!

На четвертый день встречные обозы торговцев пропали как по мановению руки.

Я послал разведку до самой реки Шелл.

К вечеру разведчики вернулись. Паромная переправа через Шелл разрушена, канат обрезан. Короткий путь до Гартунга перекрыт. Я не удержал за собой Шеллсбери, и в этом большая ошибка. Кто же занял Шеллсберри?

Я повернул отряд, и мы двинулись вдоль берега вверх по течению.

Конные дозоры были в постоянном поиске.

На следующий день мы вышли к поселку углежогов. Никого там, конечно же, не было — местные заприметили моих людей и успели удрать в лес. Мои офицеры предложили подпалить хибары, но я запретил. Тяжелый душный дым от тлеющих куч угля забивал дыхание, и мы поспешили прочь.

Наше движение замедлилось — дорог здесь практически не было. Пришлось двигаться по самому речному берегу по низким луговым землям. Разведчики ушли вперед. Они периодически поверяли глубину реки — искали брод.

Через день мы вышли к болоту. Без проводников наш путь наобум грозил затянуться на долгие недели.

Здесь на берегу Шелл вы встали на ночевку, примерно в миле от края болот. Я решил утром направить разъезд в обход болота. На сколько миль оно тянется — стоило узнать.

Когда совсем стемнело, я спустился к воде.

В траве, молодой и сочной стрекотала какая‑то живность. Мерцали звезды. От дальних костров бледные сполохи тянулись по воде.

Присев на корточки, я опустил ладони в холодную воду. Мысленно произнес слова приветствия и вызов…

Время тянулось — никакого ответа.

Я повторил приветствие и вызов…

В десяти футах от меня без плеска из воды поднялся бугорок — выше–выше.

Мокрые волосы облепляли голову бледной до синевы девушки. Она всплыла из воды по самые груди. В сумраке я видел только контур фигуры и не различал черт ее лица.

«Я звал дважды». — произнес я мысленно.

«Кто ты, незнакомец? Зачем зовешь духа реки?» — прозвучал тихий шелестящий голос в моей голове.

Я прикрыл глаза и увидел зеленоватую ауру магического существа.

«Ты не дух реки, милая….»

«Кто ты?»

Я сжал кулаки и вбросил силу в ледяные струи. Оранжевые сполохи волной окатили нежить.

«Ох!»

Я открыл глаза. На воде никого не было. Паршивка испугалась….

Я повторил вызов, и она всплыла у самых моих рук.

Она была красива — эта водяная нежить. Я знал, что ее облик обманчив, но невольно залюбовался правильными чертами лица, длиннющими ресницами, тугой юной грудью.

Ее холодные губы коснулись моего запястья.

«Простите, повелитель неба, вод и земли — я никогда не видела дракона — я слишком молода… Что я могу сделать для повелителя?»

«Я звал духа реки»

«Батюшка еще не проснулся — вода еще холодна… Но я сделаю для повелителя все, что смогу…»

«Мне нужен брод — перевести своих людей на тот берег»

«Брод выше по течению в трех днях пути, повелитель»

«Мне нужен брод здесь»

«Брод будет за час до рассвета, повелитель, но с первыми лучами солнца он растает…»

«Хорошо, благодарю тебя, речная дева»

«Счастлива помочь повелителю»

Она исчезла так же беззвучно, как и появилась.

Отец научил меня вызывать духов воды. Сью могла вызвать духа земли.

Раньше я часто говорил с духом озера Холли, но впервые я использовал свой дар за пределами родной долины…

Когда первые лучи рассвета пробежали по верхушкам деревьев, мой отряд в полном составе уже перебрался через Шелл. Солдаты и горцы с изумлением увидели, как каменистая отмель брода растаяла в прозрачных быстрых водах…

Заночевали мы возле маленького городка у подножия круглых голых холмов. У городка не было стен, даже частокола. Большая часть строений лежала в руинах, и только в центре, вокруг церкви еще теплилась жизнь. Похоже, он знавал лучшие времена. Мне привели местного бургомистра.

От него я узнал, что городок зовется Дунканшир. Он расположен на дороге, ведущей к побережью, к руинам Лайонбурга. В те времена, когда Лайонбург процветал и был столицей северного королевства, Дунканшир, лежащий от него ровно в одном дневном переходе, был местом, где короли и аристократы, купцы и путешественники останавливались на ночлег. У королей Лайонбурга здесь был укрепленный замок. Множество постоялых дворов и таверн, лавки купцов и ремесленников, кузни все было к услугам путешествующих. После гибели Лайонбурга пришел конец Дунканширу — городу на дороге, ведущей в никуда… Замок развалился… Городок вымирал… Леса вокруг давно вывели. Местные жители жили за счет огородов.

Один дневной переход до Лайонбурга — вернее, теперь до руин. Это место влекло меня с тех пор, как в замке Корнхолла я нашел регалии королей Севера.

Я объявил привал, назначил старшим капитана Макнилла и, взяв с собой горцев Гвена, поскакал к побережью… Местами нам попадались отрезки мощеной камнем дороги.

На закате мы достигли берега моря.

Был самый пик отлива. Море ушло далеко за отмели, открыв затянутые песком руины.

Закатные лучи солнца окрасили развалины красноватыми красками. Легкий ветер теребил мой плащ.

Руины тянулись на мили окрест. Трудно поверить, что здесь был процветающий город

Горцы нашли родник в седловине между песчаных холмов. Море туда не доходило, там мы, и разместились на ночевку.

Шелест волн прилива и завывание ветра в руинах не помешали мне выспаться.

Пасмурное утро. Небо в низких тучах. Море тоже стало серым… Горцы разводили костры для готовки завтрака, а я вышел на берег до самой кромки прибоя.

Невысокие волны с шелестом наползали на берег и словно исчезали в мелком желтом песке. На плотном песке почти не оставалось за мной следов.

Море — непредсказуемый зверь — вылизывало берег тысячью языков без устали и остановки.

Я думал о Сью, о моих малышах, об отце, и ноги, словно сами, несли меня.

Меня отвлекло только начавшееся пощипывание в кончиках пальцев. Я оглянулся. Незаметно я забрел в глубь руин. Развалины окружали меня со всех сторон. Выветренные камни, груды обломков.

Здесь в один миг прервались тысячи жизней. Их агония напитала землю огромной энергией, которая не смогла истаять за полтора столетия.

Я прикрыл глаза, очистил сознание. Нити всех цветов радуги тянулись из земли, причудливо извиваясь. Я мысленно протянул к ним руки. Я собирал пучки силы и вязал узлами. Узлы начинали светить пульсирующим белым светом. Все действия я совершал, совершенно не задумываясь — словно моими руками и моим сознанием управлял кто‑то другой.

Пульсирующий белый свет залил все пространство — исчез верх, низ, земля, небо и вдруг посредине этого буйства света отворился прямоугольник, словно приоткрылась дверь, и я шагнул в нее, не задумываясь…

Это была комната нашего замка — кабинет отца, сгоревший в ту злосчастную ночь.

Отец стоял у стола и улыбался мне.

— Отец?

— Ты смог открыть дверь, мой мальчик, я горжусь тобой!

Он крепко обнял меня, прижав к груди. Я ощущал его объятия и не верил своим чувствам.

— Ты жив, отец?

— Драконы не умирают полностью и до конца, мой мальчик.

Золотые глаза были рядом. Знакомая улыбка на красивых губах.

— Моя кровь в твоих жилах и я живу в тебе, Грегори. Как ты будешь жить в своих детях.

— Но я ощущаю тебя!

Я взял его руку в свои.

— Твоя рука реальна, она горячая!

— Присядь, Грегори!

Мы сели рядом на знакомый диван. Я знал, что все это сгорело, но я ощущал предметы, я видел их!

— Все вокруг иллюзия, Грегори. Но я — реален. Мое тело погибло — но моя душа живет в тебе, в твоем сознании. Если тебе будет нужен мой совет — открой дверь в потоке силы, и ты встретишь меня…

Меня трясли за плечи, холодная вода текла по лицу. С усилием я приоткрыл глаза.

Встревоженные лица горцев вокруг. Гвен облегченно перевел дух… Фляга в его руке дрожала…

— Милорд, вы нас испугали! Лежали как мертвый, почти без дыхания!

Я улыбнулся — протянул руки. Мне помогли встать.

Тучи на небе поредели, робко выглянул краешек солнца.

К Гартунгу мой отряд вышел в самом начале отлива. Пришлось подождать, пока морские воды освободят нам дорогу. Нас заметили со стен. Я приказал знаменосцу расчехлить мой стяг. Золотой дракон взмыл над головами.

Лейтенант Жасс ждал меня в открытых воротах. Горцы облепили стены и восторженно вопили. Гвена и его людей встретили просто дикими воплями! Землякам были рады.

Я спешился и обнял Сэмюеля.

— Мы рады приветствовать вас!

— В этих воплях неподдельная радость! — я захохотал. — Ты поправился, зимуя в этой скучной и мокрой дыре!

— Скучно было просто смертельно! Если бы ни отец Симон — я бы наложил на себя руки!

Мы стояли сбоку от ворот. Мой отряд входил в город, рота за ротой.

— Миледи оставила свои шахматы, и в зимние вечера отец Симон составил мне компанию.

— Надеюсь, ты побеждал?

— Не всегда… — Жасс улыбнулся. — Миледи тоже следует с вами?

— К сожалению, она не может путешествовать — моя жена умерла в родах и оставила мне двух мальчишек. Сестра взяла над ними опеку. Я ей очень благодарен за поддержку.

— Примите мои соболезнования, Грегори, и поздравления — у вас теперь есть сразу два наследника!?

— Спасибо, Сэмюель.

— Вы обещали мне, что мое «заточение» в Гартунге продлится только до весны, милорд?

— Весна пришла, и ты свободен!

Лицо Жасса омрачилось.

— Ты не доволен этим?

— Две недели назад мне пришло письмо — привез гонец из Гвинденхолла — меня вызывают как свидетеля в церковный суд…

— Я принял твою вассальную клятву, Сэмюель, и на моих землях нет церковного суда. В Гвинденхолл ты поедешь, если сам пожелаешь.

— Такого желания у меня нет и ,честно говоря, Грегори после этого письма мне захотелось быть подальше отсюда и поближе к вашим горам!

— Это твое желание, мой друг, исполнимо!

— Могу я узнать ваши планы, Грегори?

— Завтра мы отправимся обратно в Корнхолл. Я приехал за тобой и за отцом Симоном.

В глазах Жасса мелькнуло недоверие.

Горожане встретили меня на площади приветственными криками. Похоже, здесь на площади перед церковью собрались все жители. Отец Симон был в первом ряду.

Я спешился и, подойдя, поцеловал его руку, а он меня благословил. Это вызвало новые крики восторга горожан.

— Отец Симон, мне нужно срочно с вами поговорить.

— Мои слова не пропали даром?

— Вы правы.

Разместился я в той же гостинице, в бывших комнатах Сью на втором этаже.

Мы с отцом Симоном сели по разные стороны стола. Нас оставили одних.

— Отец Симон, вам не надоел этот маленький городок?

— Ближе к делу, сын мой!

— Сэмюель Жасс получил письмо с вызовом в качестве свидетеля в церковный суд.

— Он мне показал письмо, и я понимаю его опасения. В церковном суде свидетеля дозволено подвергнуть пытке, чтобы проверить искренность показаний. Свидетель легко может стать обвиняемым.

— Я буду говорить откровенно — я хочу объявить себя королем Севера, и мне нужен епископ готовый помазать мой лоб миром.

— Зачем вам миро, сын мой, вы же не крещены?

— Вы крестите меня, отец Симон и вы станете епископом Севера — мне нужна поддержка приверженцев церкви Единого бога. Я хочу быть королем всех жителей Севера, а не только язычников–горцев.

Отец Симон внимательно смотрел в мои глаза из-под насупленных седых бровей.

— Вы не шутите, лорд Грегори? Иначе шутка ваша груба и жестока?!

— Ваши слова здесь, осенью я хорошо запомнил! Вы, именно вы, реорганизуете церковь на землях Севера и вернете ей первоначальную чистоту и искренность!

— Вы знаете, лорд Грегори, что я против стяжательства церковного — вера и нажива — понятия несовместимые!

— Я знаю и поддерживаю.

— Для того, чтобы я был рукоположен в епископы, нужны два епископа. У вас имеется два сговорчивых иерарха?

— Главное — ваше согласие, а согласие двух епископов я добуду!

— Я должен помолиться и подумать. Господь внушит мне правильное решение!

Отец Симон встал и, хитро сощурившись, добавил

— В купели крестильной вы уже бывали, осталось только завершить обряд.

Я пригласил к себе Жасса.

Мы вместе пообедали. Заканчивая обед красным вином, я спросил:

— Семюэль, хотел бы ты стать королевским маршалом?

— Король Руперт, конечно слаб на голову, но такого безумства он не совершит! — Жасс засмеялся.

— Другой король, Семюэль, может это сделать!

— Но здесь на острове нет другого короля!

— Я намерен провозгласить себя королем Севера, и мне нужен маршал — главнокомандующий для армии — ты для этой должности очень подойдешь.

Жасс опешил.

— Я формирую армию нового типа и мне нужен командир с головой. Голова у тебя есть.

— Это не шутка, Грегори?!

— Шутки кончились, Сэмюэль!

Глава 10

Обратный путь занял две недели.

Реку Шелл мой отряд перешел по обычному броду в верховьях. Я решил не злоупотреблять даром и не вызывать деву реки, тем более в присутствии священника. Священники единого бога и духи рек и лесов — суть противоположности.

Повозки, груженные янтарем, а также бережно упакованная коллекция отца Симона не позволяли развить хорошую скорость.

В Гартунге остались четыре роты пехоты. Горцев, перезимовавших в городе, я взял с собой.

За две недели не было ни одного дождя, и наша экспедиция походила на прогулку. Ехать не торопясь, беседовать с приятными собеседниками о том, что в голову взбредет. Вечера у костров на сочной душистой траве. Апетитный запах жареного на костре мяса с вкусным ароматом дыма.

При свете костра отец Симон и Жасс погружались в шахматные партии и переставали существовать для окружающего мира.

Но этот длительный поход тяготил меня. Я скучал по сестре и даже по колкостям моего пажа. Воздержание не прибавило мне смирения и терпения. Я дал себе слово не отправляться в такие долгие поездки без Сью.

Будь здесь со мной Адель — она смогла бы добиться меня легко и просто.

Ночами мне снились обнаженные женские тела и разнузданные сумбурные оргии.

К счастью, все имеет конец — как хорошее, так и плохое.

К вечеру четырнадцатого дня мы выехали с лесной дороги и через вспаханные поля двинулись к замку Корнхолла.

Отца Симона и Сэмюеля Жасса я приказал разместить в лучших гостевых комнатах. В своей комнате я первым делом сбросил пропотевшую грязную одежду, пропахшую конским потом и дымом костров, и в одной рубашке спустился вниз — к бассейну. Розовый цвет мрамора умиротворяще действовал на меня. Журчание воды успокаивало и расслабляло. Майк намылил мою голову и размял затекшие мышцы шеи и плеч.

Потом я отправил его за холодным элем наверх и, оставшись один, задремал, сидя по грудь в теплой воде…

— Милорд, проснитесь! Милорд!

Я приподнял тяжелые веки, повернул голову.

Говард и Майк стояли рядом. Их испуганные лица мне не понравились.

— В чем дело?

— Прискакал ваш паж Алан. Он едва не загнал коня. У него срочные новости из долины. Но подробностей нам он не сказал.

— Где он?

— В ваших покоях, лорд Грегори.

— Простыню!

Завернувшись в простыню, я побежал наверх.

Адель сидела в кресли, широко расставив ноги и откинувшись на спинку. Довольно вызывающая поза.

При виде меня она поднялась навстречу. Она морщилась, видимо скрывая боль. Я жестом отпустил Говарда и Майка.

— Приветствую! Что случилось в замке?

— Лорд Грегори, пропала миледи!

— Как то есть пропала? — запахнувшись в простыню, я сел на постель.

— Она исчезла ночью — никто не видел, как она выходила из комнат или из замка! Мы искали ее весь день, а потом лейтенант Макгайл послал меня к вам!

— Полнолуние началось?

— Да, уже три ночи полная луна, а что, ее исчезновение связано с луной?

Луна поманила Сью, и она улетела. Где же мне искать тебя, любимая? Может, у Драконьего Зуба?

— Ты голодна?

— Со вчерашнего дня ни крошки хлеба, и я стерла задницу седлом до кости!

Морщась, Адель осторожно присела рядом.

— Снимай штаны и ложись на живот!

— Нет! — возмущенные зеленые глаза были совсем рядом.

— Тогда я уеду без тебя!

— Может быть, через одежду вы излечите меня? — жалобно протянул мой паж.

— Я должен видеть то, что лечу!

Она густо покраснела.

— Отвернитесь!

Я послушно отвернулся. Зашуршала одежда. Тяжелый вздох.

— Лечите уж быстрее!

Тут я впервые увидел попку моего пажа с симпатичными ямочками на пояснице. Адель лежала, отвернув лицо в другую сторону от меня.

Округлые нежные ягодицы в нижней части жестоко пострадали. Широкие багровые ссадины блестели от сукровицы. Она очень терпелива — если скакала в седле с такими потертостями!

Я положил ладони прямо на ссадины. Адель заскрипела зубами, и больше ни звука.

Легкое покалывание в пальцах, холодок по ладоням. Я убрал руки с таких зовущих и манящих мест. Ссадины исчезли.

Адель мгновенно натянула штаны и повернулась ко мне. Щеки ее пылали.

— Благодарю вас, Грегори, все прошло…

— Спустись на кухню и поешь, а я оденусь, и тогда поедем.

Она дошла до двери, потупив взор, но у порога не сдержалась, бросила взгляд искоса

— Вам понравилось то, что вы увидели?

— Ты безупречна, малышка! Ступай же!

Когда дверь закрылась, я приподнял простыню и печально посмотрел на своего восставшего дракона.

— Нет, дружок, сегодня ты ничего не получишь…

Со мной отправился Гвен и еще пять горцев. Каждому по заводной лошади. Я приказал надеть кольчуги.

Для Адель привели свежего коня. Правда, кольчуги ей по размеру не нашлось.

С зажженными факелами мы проскакали через весь город.

На воротах стояли мои люди. Копыта наших коней звенели по камню моста. Северное предмостное укрепление ярко освещено факелами и фонарями на цепях. Здесь по моему приказу постоянно дежурили горцы из Холлилоха.

Нас выпустили в ночь. Слева в поле светились дежурные костры в учебном лагере горской пехоты. Как там дела у Крейга? Я так и не узнал…

Где же мне искать Сью? В душе я надеялся, что когда прискачу в замок — она вернется.

Полная луна плыла по небу, и дорогу было отлично видно. Я пришпорил коня и вырвался вперед. К рассвету мы должны достичь Харперхолла. Свежий ночной ветер бил в лицо. После смрадных улиц города он был сладок и душист.

Мы не доехали до Харперхолла несколько миль. В предрассветной мгле мой конь споткнулся, и я полетел в придорожный кювет. Удар о землю вышиб из меня дух. Оглушенный, я корчился на земле, пытяясь вздохнуть всей грудью… Несколько рук схватили меня за одежду и поволокли прочь. Мои руки стянули назад, за спину, и связали в локтях. Саднило ушибленное плечо. Но кости все целы… Я медленно приходил в себя.

Чей‑то грязный сапог уперся мне в подбородок, запрокинул голову.

— Наглый юнец поломал себе крылышки? — ехидный голос мне был знаком.

Надо мной склонился лорд Харпер. Он был в полудоспехе и в шлеме без забрала.

— Я рад, что ваша… подагра излечена…

— Поднимите его! У меня спина болит — кланяться ему!

Крепкие руки подхватили меня с двух сторон и поставили на ноги. Меня поташнивало, хотелось пить.

— Напрасно вы это сделали, граф.

— Молчи, щенок! Жаль, я не могу с тобой поквитаться за мои плавильни!

Харпер стоял подбоченясь. Ему все происходящее явно очень нравилось.

Десяток дворян за спиной Харпера мне не был знаком.

— Милорд, мы поймали пажа!

— Давайте сюда!

К ногам Харпера бросили Адель. Волосы растрепаны. Из ссадины на лбу течет кровь, заливая бровь и щеку.

Ей скрутили руки назад, как и мне.

Она поднялась на ноги сама — упорная девчонка!

Харпер схватил ее за подбородок рукой в грубой кожаной перчатке. Приблизился.

— Клянусь честью! Это же девка!

Граф рванул ворот ее камзола. Адель пыталась вырваться, но ее схватили за плечи. Разорванные камзол и рубашку сорвали с плеч вниз, обнажив небольшие крепкие груди.

Адель молча брыкалась, но что она могла сделать с дюжими воинами?

Харпер захохотал.

— Отлично, будет чем позабавиться, господа!

— Отпустите ее, граф, она дочь барона Соммерсби.

— А мне плевать — чья она дочь! — заорал Харпер, брызгая слюной прямо в мое лицо. — Тебя мы отдадим герцогине Бронкасл, а девку пустим по кругу, а потом вспорем брюхо!

— Отпусти нас, и я расплачусь сокровищами драконов.

— Мне не нужно поганое, колдовское золото! Теперь когда твои щенки у меня в руках — герцогиня да и еписком не пожалеют золота! Одним махом мы покончим с вашей драконьей семейкой! За детками явится мамаша, и тут ей и конец придет!

— О чем вы говорите?

— Ты все понял, ублюдок дракона?! Твоя сестра–шлюха исчезла, и мои люди выкрали ваших ублюдков из замка! Они в моих руках! Тебя я сразу же отдам герцогине, а за деток поторгуюсь!

— Ты врешь, мерзавец!

— Вру я или нет, для тебя нет разницы! Сегодня ночью герцогиня Бронкасл захватила Корнхолл! Дениель, тащи драконьего лорда и привяжи к седлу! Да и кто там есть — снимите веревку с дороги!

Джойс, оттащи девку вон туда на травку, и приготовить как надо, раздень и руки, ноги к колышкам привяжи! Мне некогда с нею бороться! Вставлю ей разок, а потом она ваша!

Сердце замерло. Воздух стал тугим и тягучим, он не желал проходить в горло… Злоба стучала в голову молотом… Дрожь охватила меня… Харпер захватил моих малышей… Меня он отдаст герцогине…

Меня волокли к лошадям, а я задыхался… Глаза закатились сами по себе под лоб, я почти ничего не видел…

— Эгей, граф, его бьет падучая!

«Четырнадцать слов — произнес голос Сью — а потом твое драконье имя. Запомни их…»

Сквозь стиснутые зубы я прорычал четырнадцать слов и напоследок имя — Грехард…

— Чего? — наклонился ко мне, чей- то силуэт.

Во вспышке белого света я перестал существовать….

Глава 11

Боль в коленях. Мои глаза закрыты? Почему? С усилием я поднял веки.

Я стоял на коленях на булыжниках мостовой. С болезненным усилием удалось поднять голову. Шею ломило.

Двор замка. Рассветное солнце окрасило крыши и башни золотистыми цветами. Знакомое место.

Меня замутило. Раздирая гортань и рот, кислая масса рванулась вон. Вытерев слезы с глаз, я увидел лужу блевотины с кусками окровавленного мяса…

С трудом, подавив новый позыв, я поднялся на ноги. Что со мной?

Это же замок лорда Харпера!

Но последнее, что я помню — меня тащили к лошади, чтобы увезти. Куда?

Как я попал в замок?

Меч–бастард, лежащий на мостовой, привлек меня. Я поднял его. Неважная балансировка — но это лучше чем ничего! Потом я заметил оторванную по плечо человеческую руку.

И тут накатило…

Я вспомнил. Засада на дороге. Торжествующий лорд Харпер. Голые груди Адель, бьющейся в руках воинов.

Харпер похитил моих сыновей!

Я их найду! И я решительно направился в замковый дом. Двери распахнуты. Никого. Ни одной живой души!

Я прошел помещения первого этажа и не нашел людей.

На втором этаже я закрыл глаза и попытался найти ауру хоть одного человека. Где‑то далеко за несколькими стенами слабо светилось одинокое пятнышко. Я прошел по коридору до двери, за которой мерцала аура бледно–желтого цвета. Человек был явно нездоров!

За дверью оказался кабинет — инкрустированный стол, высокое мягкое кресло, шкафы с книгами. Шторы на окне раздвинуты и никого! Я сделал несколько шагов.

Судорожный всхлип. Резко обернувшись на звук, за камином в углу увидел сжавшееся человеческое тело. Обхватив колени руками, спрятав лицо, черноволосая с распущенными волосами женщина дрожала мелко, мелко…

— Эгей.

Женщина подняла голову. Графиня Доротея?!

Увидев меня, она замерла, огромные глаза еще больше расширились. Она перестала дрожать и даже дышать. Рот перекосился в гримасе ужаса.

Я подошел и, намотав длинные шелковистые волосы на левый кулак, рванул к себе. Она стояла передо мной, опустив руки вдоль тела и даже не пытаясь сопротивляться. На Доротее была только просторная ночная сорочка с кружевами. Глаза ее начали закатываться и, отбросив меч на пол, я влепил ей хлесткую пощечину.

— Где мои дети? Куда лорд Харпер спрятал моих сыновей?

Она молчала. В глазах плескался ужас, губы кривились.

Еще пощечина. Мотнулась голова. Багровый отпечаток моей ладони вспыхнул на щеке.

— Где в замке находятся мои дети?

Она молчала, и я сжал ее горло обеими руками.

— Где мои дети?

С наслаждением я тряс ее, ухватив за шею, я желал услышать хруст ее позвонков. Руки графини вцепились в мои, она тщетно пыталась бороться со мной, она задыхалась. Лицо побагровело.

«Я вставлю ей разок!» — крикнул лорд Харпер там у дороги. И мои действия получили другое направление.

Я опрокинул графиню на инкрустированный стол. Упав на спину, она схватилась за свое горло. Огромные голубые глаза с ужасом смотрели мне в лицо. Злоба распалила мою похоть. Огромное возбуждение, вожделение поднялось волной и жаром ударило в голову.

Я положил ладони на живот ее, выше лобка и сосредоточился. Покалывание в кончиках пальцев ушло вниз в ладони и полыхнуло жаром.

Доротея жалобно вскрикнула…

Опомнившись, я отпустил ее ноги и, шагнув в сторону, быстро привел в порядок свою одежду.

Оглянувшись, я обнаружил Доротею на коленях рядом со столом..

Она протянула ко мне руки.

— Не убивайте меня, лорд Грегори… Молю вас всеми святыми… Делайте со мной что хотите, но только оставьте жизнь! Я видела ваших малюток вчера. Они были здесь в замке, но утром рано трое наемников увезли их, положив в плетеную корзину. С ними была женщина–кормилица… Мне не сказали, куда… Муж хвастался, что получит много золота и благосклонность церкви и короны… Я больше ничего не знаю… Не убивайте меня!

Слезы текли по ее щекам.

Я приблизился и опустился на колени рядом.

Доротея схватила мою руку и покрыла ее быстрыми поцелуями.

— Молю вас… Не убивайте…

Багровые синяки на шее от моих рук, синяк на щеке. О, боги, я едва не убил эту прелестную девочку, но в чем она виновата? Зверь, совсем недавно метавшийся в моей груди и жаждавший смерти и насилия, исчез. Я устыдился.

Кончиками пальцев я коснулся ее шеи. Доротея застыла. Покалывание в кончиках пальцев, легкий холодок. Синяки, бледнея, стаяли с нежной кожи. Я коснулся ее щеки, и этот синяк исчез.

— Я не убиваю женщин. Но я клянусь — в ближайшие дни вы станете вдовой.

На конюшне я оседлал первого попавшегося коня и покинул замок Харпера. Ворота были выломаны вместе с петлями и валялись дальше по склону. Мне не встретился никто до самого Харперхолла. Я не гнал коня и ехал шагом. Мне надо было разобраться в себе, вспомнить о том, что случилось до моего появления в замке и решить — куда мне ехать. Сью пропала, исчезли дети…

— Уважаемый сьерр…

Я поднял голову. Приоткрыв ставень, из окна второго этажа на меня смотрел пожилой мужчина.

Я остановил коня.

— Уважаемый сьерр, дракон улетел?

— Какой дракон?

— Так вы его не видели?

— Нет.

— Хвала господу! Дракон улетел, Марта! — крикнул мужчина в глубь дома.

— А какого цвета он был? Золотой?

— Нет, уважаемый сьерр, дракон был изумрудным!

— Не лги чужому человеку, Дункан! — в окне появилась пожилая женщина в чепце. — Дракон был черным как ночь, и он летел к замку лорда Харпера!

— Я только что оттуда — там нет дракона!

Я пришпорил коня. Значит, это была не Сью. Кто же тогда? Мороз пробежал по спине… А может быть, это был я? Я успел произнести заклинание, но что было потом не помню…

Я мчался по дороге на юг, туда, где лорд Харпер устроил мне засаду. Я должен посмотреть на это место!

Я быстро добрался до этой лощины справа от дороги.

Конь подо мною захрапел, он не стоял на месте и прядал ушами.

Я отъехал чуть дальше, спешился, привязал коня.

В лощине стоял тяжкий дух крови и свежего мяса, дерьма и тяжкий дух человеческих потрохов….

Куски человеческих тел разбросаны повсюду. Гнутые доспехи, клочья кольчуг, покореженное оружие.

От лорда Харпера уцелела только верхняя часть туловища, выше талии. Так — огрызок, как от мышки, недожеванной кошкой…

На мертвом лице застыл дикий ужас. Доротея стала вдовой, как я и пообещал.

Я бродил среди кусков мертвой плоти и искал тело Адель. Кровавая грязь чавкала под ногами. Жужжали мухи.

Смешанные чувства владели мной — гордость и страх.

Я смог обратиться в дракона и порвал своих врагов на куски, но я ничего не помнил! Я не контролировал своего дракона! Что я сделал в замке Харпера до своего пробуждения? Сожрал всех обитателей?

Адель я не нашел, и это было замечательно, если конечно я не сожрал ее полностью! Мой гнев, моя злоба породили дракона…

Тут я вспомнил о своей охране.

Тела горцев были свалены по другую сторону дороги под кусты терновника.

Они были мертвы. Одежда Гвена вся пропиталась кровью. Страшная рубящая рана рассекала плечо наискосок к груди, в ране торчали перерубленные кости. Но он еще дышал. Кровавая пена пузырилась в ране.

Мои ладони легли на рану. Липкая кровь как будто притянула их к телу.

Солнце грело мою голову, но я трясся от ледяного озноба. Руки онемели до плеч. В груди замирало сердце.

Я жаждал спасти моего горца, и я не отступил.

Рана затянулась, а я упал на спину рядом с Гвеном. Мне было холодно, очень холодно…

Постепенно я пришел в норму.

Гвен лежал без сознания, но он дышал.

Черт побери! Мне нужен талисман, накапливающий энергию магии — иначе после очередного лечения мне легко перережет горло любой сопляк, а я не смогу и пальцем шевельнуть.

Обоз с грузом железа, следующий из плавилен Хаббарда в сопровождении горского конвоя, подобрал нас с Гвеном. Я оставил горца на попечение возниц, а сам сел в седло и поскакал обратно в Корнхолл.

Глава 12

У предмостного укрепления на северном берегу Клайва я нашел Крейга. Он вместе с лейтенантами Макнилом и Макгилланом пытался навести порядок в толпе горцев. Крики, рев возбужденных воинов.

Из‑за стен Корнхолла стелился дым — что то горело.

— Лорд Грегори, вы вернулись вовремя.

При виде меня офицеры ободрились, а горцы притихли.

— Постройте людей! Что в городе?

— Ночью через ворота дракона ворвались отряды противника — они с гербами герцога Бронкасл. Пленник сказал, что их возглавляет герцогиня Маргарита. Я смог пробиться к северным воротам. В городе резня — солдаты герцога режут горожан и жгут дома.

— Замок?

— Замок, судя по развевающемуся штандарту, в наших руках и северные ворота тоже, но выйти через них в город — самоубийство — В домах и переулках засели арбалетчики. Их там как блох на собаке! И болтов у них много!

— Наши силы здесь на севере?

— Три тысячи пеших горцев и две роты конных арбалетчиков. Еще пять сотен необученных недавно нанятых солдат.

— Бургомистр остался в городе?

— Оттуда никто из горожан не выбрался…

Лицо Крейга омрачилось — в городе осталась его жена.

— Крейг, срочно добудь пять повозок с высокими бортами. Их нужно набить соломой или сеном и полить смолой.

Пехота была построена тремя квадратами по тысяче человек. Я проехал вдоль строя.

— Ребята — сейчас мы войдем в город и порежем всех герцогских ублюдков как кур! Я пойду впереди вместе с вами! Мы вырежем им печенку! К вечеру отпразднуем победу — каждому после боя по десять талеров и по бесплатной девке!

Горцы заревели в ответ. Бесплатные девки — это заманчиво!

Первой тысяче я приказал оставить пики в лагере, а вооружиться секирами, кистенями и фальчионами.

Повозки прибыли. Я приказал отпрячь лошадей. Вместо них за оглобли взялись горцы — по десятку к каждой повозке. Задом наперед их вкатили на мост.

Я шел рядом с первой повозкой. Чужой шлем–салад наползал мне на глаза.

Оглянулся. За повозками следовала первая тысяча горцев. Сверкала холодная сталь… Часть горцев была в полудоспехах — эти пойдут первыми.

На воротах раздавались щелчки — наши арбалетчики вели перестрелку с верхушки башни.

— Парни — обратился я к горцам, толкавшим повозку — Проталкиваем повозку через ворота, зажигаем солому и разгоняем как можно сильнее, чтобы доехала до ближайших домов, и сразу назад и в стороны — пойдет следующая! Все поняли?

Они закивали. Горящий факел был в моей руке. Громыхая по камням мостовой, повозка прокатилась под сводами ворот. Я сунул факел через борт — солома занялась — белый густой дым потянуло вверх.

— Давайте! Сильнее!

Они побежали, разгоняя повозку. Черные росчерки арбалетных болтов ударились о камни. Но я уже отвернулся — подъезжала вторая повозка. Я посторонился, повторил инструкции горцам и поджег солому.

— Правее!

Третья повозка.

— Левее!

Четвертая повозка.

— Правее!

Пятая повозка, я поджег ее и устремился вперед вместе с горцами.

Густой белый дым от горящих повозок затянул все пространство от ворот до домов.

Первая тысяча горцев с ревом вырвалась из ворот и захлестнула ближайшие дома и улочки. Падали подстреленные, поймавшие грудью арбалетный болт. Но их товарищи рвались вперед.

За горцами бежали спешенные арбалетчики. Я приказал им забираться на крыши домов и идти по ним к центру города.

Мне подвели коня. Умное животное осторожно переступало через тела сраженных людей.

Вторую тысячу горцев к воротам дракона повел Крейг, третью тысячу повел я в центр города. Горцы бежали толпой с алебардами, поднятыми кверху. Они сметали все на своем пути. Я верхом в сопровождении десятка арбалетчиков следовал за ними.

Наша внезапная атака застала людей герцогини врасплох. Осмелевшие горожане, увидев горцев, высыпали на улицы, вооружившись чем попадя. До самых сумерек врагов выискивали по всему городу. Я приказал брать их в плен, но горожане, рассвирепев, никому не давали пощады.

Ворота из города были в наших руках, и выхода для людей герцогини не было.

Бургомистр Тудор весь день продержался в квартале оружейников за баррикадами. Теперь он вернулся в свой дом на центральной площади, возглавил поиски уцелевших врагов. Как вскоре стало известно, ворота дракона нападавшим ночью открыли монахини монастыря Святой Варвары, угостив караул вечером вином с маковым отваром.

Горожане устроили охоту на монахов, подожженный монастырь горел всю ночь. Патрули горцев прочесывали улицы, отряды стояли у всех ворот и на площади.

Я смотрел на бурлящий город, на этот пожар с башни замка. Рядом стоял Жасс. Отец Симон рвался в город, но я не пустил его — еще перепутают с монахом и прирежут!

Старик обиделся и ушел, по его словам, молиться.

— Пламя в ночи — это зрелище завораживает.

— Нет, лорд Грегори, это страшно.

Мне было страшно за Сью и за малышей. Меня успокаивало лишь то, что лорд Харпер мертв, и его люди будут ждать инструкций. Наемники любят деньги — когда они узнают о том, что их наниматель мертв — они придут ко мне за выкупом.

С севера на юг путь один — через Корнхолл. Они не смогут меня обойти.

— Страшно, когда ничего не знаешь о своих близких, Сэмюэль!

Герцогиня Маргарита и ее младший сын были в моих руках. Крейг перехватил их у самых ворот, перебив охрану и свиту. Что мне с ними делать? Сейчас их поместили в подвал замка в одну из камер.

— Идите спать, Сэмюэль, день был тяжелым.

— Покойной ночи, лорд Грегори.

— Покойной ночи.

Присутствие многочисленной стражи на стенах не успокаивало. Я спустился вниз во двор, а потом поднялся в свою комнату. Майк дремал в кресле. Постель была подготовлена.

Нервное напряжение этого дня наконец сказалось. Стянув сапоги, я лег и сразу же провалился в сон.

Я проснулся ночью. Свеча на камине почти догорела.

Противно болела голова, просто пульсировала боль в затылке. Я приложил пальцы к вискам. Ничего не выходило — я не мог лечить свою боль. Я сел на постели, от усилия боль стала сильнее.

На столе у двери стоял кувшин с водой. Я добрался до него и жадно выпил два бокала.

Разбудив Майка, я отправил его за вином.

Я лежал на постели, на спине, и единственным моим чувством было отвращение к жизни. Зачем мы живем? Для мучений и страданий. Что нас ждет? Только смерть. Гнусная перспектива!

Выпив два кубка красного вина, я наконец забылся сном.

Утром мое дурное настроение не улучшилось.

Наскоро позавтракав омлетом с зеленью, я, взяв с собой Говарда, отправился в подвал.

Пленники встретили меня стоя. Два тюфяка и ведро для нечистот — вот и вся мебель, что окружала герцогиню и ее отпрыска. Окна в камере не было. При свете факела я разглядывал мать и сына — последних членов семьи герцога Бронкасл.

— Я лорд Грегори…

— Захватчик и убийца! — прошипела герцогиня. Ей было около сорока лет. В молодости она, видимо, была яркой и интересной, но годы стерли красоту с лица, утяжелили фигуру. Мешки под глазами и глубокие носогубные морщины еще более старили ее расплывшееся лицо. Волосы под чепцом. Черное глухое платье. Герцогиня Маргарита приходилась племянницей архиепископу Михаилу и полагала, видимо, что это обстоятельство сделает меня смирным и покладистым.

Мальчик лет десяти стоял рядом с матерью, светловолосый как его брат Генрих. В голубых глазах его стыла ненависть. Волчонок. Он вырастет и станет волком и придет за моей жизнью или за жизнями моих детей. «Не надо давать им шанс» — сказала однажды Сью.

— Как зовут вашего сына, леди?

— Меня зовут Карл, и я убью вас! — мальчуган был скор на язык.

Испуганным жестом герцогиня обняла сына за плечо.

— Леди, как вы думаете? Что сдерживает меня от того, чтобы позвать моих людей и приказать зарезать вас обоих как баранов?

Герцогиня охнула.

— Не смей пугать маму! Убийца! — мальчуган накинулся на меня с кулаками.

Я отшвырнул его на тюфяк как собачонку. Герцогиня бросилась к сыну, обхватила обеими руками. Высокомерие сменилось отчаянием.

— Смелый, но глупый малыш! Не испытывай мое терпение!

— Вы не посмеете нас тронуть! Король и церковь обрушат свой гнев на вас!

— Король безумен, а церковь продажна, леди! Вы в моих руках, и сколько вам осталось жить — решаю я! Вы приказали похитить моих детей?

— Да — это приказала сделать я, и им не жить, если хоть волос упадет с наших голов!

— Если через неделю мои дети не вернутся ко мне — вам обоим отрубят головы — на площади Корнхолла. Я думаю, горожане будут в восторге. До встречи через неделю!

Я вышел, и стражник задвинул с лязгом засов.

Ко мне явились с докладами Сэмми и Бертольд Тудор и Крейг. Они заходили по одному в мою комнату. Я их выслушивал, но почти не слышал.

Где же ты, Сью?

Мне плохо без тебя! Мне очень плохо!

Глава 13

Третий день горцы пьянствовали по всем корчмам и кабакам Корнхолла, прожигая мою премию. Девками их обеспечил бургомистр, стоило только намекнуть ему о том, что знаю про его долю в этих «лавках чести». Там торговали женской честью, в этих «лавках», и довольно успешно.

На улицах пьяных горцы ревели свою любимую песню — песню Сью:

Я послал гонцов в Холлилох к лейтенанту Макгайлу с приказом привести роту в Корнхолл.

Лейтенант Макнилла был послан взять под контроль замок лорда Харпера и обыскать окрестности в поисках подозрительных людей. Устный приказ Макниллу — доставить сюда графиню Доротею для допроса.

Не мог же я сказать старому вояке правду — что голый, бритый лобок графини не выходит из моей головы!

Пленных солдат герцогини по моему приказу заковали в кандалы и отправили в штольни Хаббарда — от мертвых мало толку, а живые пусть потрудятся для меня.

Я запретил вешать бродяг в городе и на северных землях, а приказал отправлять их в рудники Хаббарда. Там отчаянно не хватало рабочих рук.

Я представил отца Симона бургомистру Тудору, два лиса нашли общий язык.

Жасс сел расписывать план военной компании.

Бертольду Тудору я дал задание организовать контору по выдаче займов под проценты. Если люди так любят влезать в долги — этим надо пользоваться. Сэмми я поручил следить за Тудором и этой конторой.

Из книжной лавки мне принесли новинки. В том числе роскошную книгу кавалера де Грие «О правилах и особенностях охоты». Пролистав, ее я с удивлением понял, что охота на диких зверей меня больше не влечет. Охота на двуногих зверей интереснее!

Ко мне явился мессир Мадзини с сообщением о том, что восковая модель бомбарды готова, и ему нужны медь, олово и плавильня для дальнейших этапов. Бертольду Тудору я приказал обеспечить металлы и повозки для доставки модели и прочего инвентаря в плавильни Хаббарда.

— Мессир Мадзини, взгляните сюда!

Я подвел инженера к столу с расстеленной картой–планом Корнхолла и окрестностей.

— На северном берегу я хотел бы заложить новый город — с прямыми широкими улицами, подземным сливом нечистот, с новыми домами из камня, а главное — там, на холме я хочу построить замок — поместье для себя и своей семьи.

Мадзини загорелся расчертить план нового города.

— Вы будете его главным архитектором, и жалование ваше я утрою.

Рассыпаясь в благодарностях, льстивый мессир вышел от меня с картой–планом. Он пообещал представить свой проект в течение недели.

Вечером я спустился вниз в розовый зал и провел в воде пару часов. Вода расслабляла и успокаивала. После купания я заснул сном младенца.

Утром, когда Майк принес мой завтрак — омлет, жареные колбаски, белый хлеб и смородиновый отвар, постучался в дверь Говард.

— Лорд Грегори, графиня Харпер доставлена в замок. Прикажите ее поместить в камеру в подвале?

— Вовсе нет! Пусть ее приведут сюда. Майк, подай второй прибор и еще омлета для нашей гостьи.

Доротею ввели два горца. Я отпустил охрану. Графиня была в черном платье, в белом чепце, закрывшем большую часть головы и все волосы. Она стояла, потупившись, сложив руки на животе.

Я приблизился и, взяв ее безвольную руку, поцеловал пальчики — ногти уже были в порядке, а не изгрызены как при нашей первой встрече.

— Леди, я счастлив, приветствовать вас в Корнхолле! Прошу позавтракать со мною!

— Доброго утра, лорд Грегори.

Держа ее руку в своей, я подвел графиню к столу, отодвинул и придвинул стул. Сел напротив. В голубых глазах Доротеи сквозили удивление и любопытство.

Я налил ей в бокал красного вина. Майк принес омлет и прибор — нож и двузубую вилку. Графиня крепко сжала нож и вилку в руках, словно желая их пустить в ход. Но явно не против омлета!

— Отменный омлет, надо сказать! Прошу вас!

Она была голодна, но ела медленно и аккуратно. Отпила вина. Ее взгляд встретился с моим.

— Зачем я нужна вам, лорд Грегори?

«Мне понравились ваши нижние голенькие губы» — вертелся ответ на языке.

— Я хотел бы защитить вас в это опасное время, графиня.

— Я не нуждаюсь в защите, я написала письмо брату. Он должен приехать и помочь мне в управлении поместьем и замком…

— Барон Джаред далеко, а я рядом, и может так случиться, что дела короны не позволят ему быстро приехать.

— Я похоронила мужа, и в тот же день приехали ваши люди. Ваш лейтенант сказал, что меня должны допросить. Но я все сказала вам… тогда… когда…

Графиня покраснела и опустила взор вниз, на тарелку.

Завтрак мы доели в молчании.

— Вы бывали в этом замке раньше?

— Нет, я приезжала только в город.

Я подал графине руку.

— Здесь есть чудесное место, которое вы просто обязаны посмотреть!

Ее глаза блеснули.

Мы спустились по лестнице вниз в мой любимый зал с бассейном. Я прошел вдоль стен, зажигая от свечи масляные светильники. Графиня охнула.

Розовые стены мягко мерцали, плескалась и парила вода.

— Это — чудо!

С восторгом Доротея рассматривала зал. Я обнял ее за талию.

Она задрожала. Она ростом ниже меня, и мне пришлось наклониться, чтобы прошептать в розовое ушко.

— Раздевайтесь, вы должны искупаться здесь — это полный восторг…

— Я… Я не могу… шнуровка на спине…

— Я помогу.

Я развязал шнуровку платья на спине, помог высвободить руки из рукавов. Чепец она сняла сама. Я стянул платье к низу, и она вышла из него в длинной рубашке и нижней юбке.

Я подвел графиню к теплой мраморной скамье у стены. Она села и позволила снять с ее узких маленьких ступней черные туфли. Возбуждение охватило меня. Я хотел эту женщину, я предвкушал наслаждение ее телом…

Я поднял глаза. Она смотрела на меня прямо и открыто, губы приоткрылись. Она тоже была возбуждена?!

Она приподняла подол нижней юбки, и я развязал подвязки над ее узкими продолговатыми коленями и стянул чулки.

Она развязала и опустила вниз нижнюю юбку и аккуратно через голову сняла последнее — длинную тонкую сорочку.

Одной рукой она быстро закрыла соски грудей и ладошкой другой прикрыла лобок. Ее черные волосы на голове, завитые в две косы, были причудливо уложены в завитки чуть выше ушей. Чуть угловатые девичьи плечи, тонкая талия, узкие бедра, длинные изящные лодыжки. Под моим взглядом она покраснела до ушей.

— Прошу, леди!

Гордо задрав подбородок, она прошла мимо меня. Ее нежные ягодицы вызвали в моей голове образ сочного розового абрикоса.

Отставив в сторону руки, она медленно заходила в воду, приостанавливаясь и замирая.

Не отрывая взгляда от этого юного тела, я быстро раздевался.

Когда же Доротея погрузилась в воду по шею и повернулась ко мне, я уже стоял голым как Адам до грехопадения.

Я вошел в воду и приблизился к своей гостье.

Она смотрела мне в глаза.

— У вас красивое тело, лорд Грегори…

— Просто зови меня по имени.

— Хорошо, Грегори…

Шторы на окне задернуты моей стыдливой гостьей. В полумраке белеет ее бедро. Узкая ладонь скользит по моей груди.

— На юге Конфландии, там, откуда родом моя мать, все женщины бреют волосы на теле… Там жарко… Летом купаются в теплом море… Мать с восторгом вспоминала море. Там оно тихое, теплое и голубое, а не такое как у нас — холодное и зеленое…

Голова Доротеи лежала на моем плече. Ее шепот убаюкивал. После бурных объятий и восторгов тянуло в сон.

— Ты маг — Грегори… Твое волшебство все изменило. Мое тело совсем другое… Я не знала, что возможно такое наслаждение в объятиях мужчины…

Я улыбнулся. Графиня после пяти восторженных наслаждений стала откровенной и подрастеряла свою стыдливость. Ее чуть картавый южный выговор казался мне очаровательным.

— Я люблю тебя, Грегори…

Она приподнялась, и ее припухшие губы нашли мои. Я обнимал ее гибкую спину, ладони опустились ниже, обхватили ягодицы. Она жадно и благодарно целовала меня.

Стук в дверь был внезапен. Как удар молнии.

Доротея вскрикнула и, соскользнув с меня, мгновенно натянула перинку до самых ушей.

— Войдите! — крикнул я, закрыв низ тела.

В дверь боком просунулся Майк.

— Извините, лорд Грегори…

Чья-то рука дернула Майка за ухо и он, ойкнув, исчез.

Дверь распахнулась во всю ширину.

На пороге стояла Адель, улыбающаяся и торжествующая. Но улыбка померкла, когда она увидела, что в постели я не одинок.

— Лорд Грегори! Вы не больны?

Каблуки застучали по паркетинам. Адель устремилась к постели и, вцепившись в перинку, потянула на себя.

Перинка полетела на пол, Доротея, пискнув, бросилась в мои объятия, спрятав лицо за моей шевелюрой.

— Поздравляю, Грегори, задница у нее превосходная! — яд капал из каждого слова моего пажа.

— Извинись и подай перинку!

— Черта с два! — возмущенная Адель выскочила за дверь, стуча каблуками.

— Тысяча извинений, Дороти! Срочные дела!

Я надел рубаху, штаны и, сунув ноги в шлепанцы, последовал за Аделью.

Ухмыляющиеся горцы в карауле у двери. Растерянный Майки Говард с плетеной корзиной в руках.

Рыдающая у окна Адель.

Корзина?!

Я осторожно взял ее из рук секретаря.

Закутанные в пеленки и одеяльца малыши крепко спали. Слава богам, мои мальчишки вернулись ко мне в целости и сохранности!

— Говард, срочно найди кормилицу, и пусть твоя жена позаботится о них. Приставь охрану.

Я приблизился к Адель. Плечи тряслись, руки комкали тяжелую штору.

Я взял ее за плечи и повернул к себе. Адель не глядела на меня. Крупные слезы стекали потекам.

— Малыш, ты сделала то, что я никогда не забуду! Проси чего хочешь — я все сделаю!

— Неблагодарный… я скакала… я резала глотки… я привезла малышей… А ты… ты…

Я привлек ее к своей груди, и она разревелась уже погромче. Рубашка на моей груди промокла, прежде чем она начала успокаиваться.

Я гладил ее по спине, бормотал в ухо ласковые слова. Она вцепилась в меня обеими руками и мотала головой, не желая слушать.

— Пойдем, ты помоешься с дороги и расскажешь обо всем, я прикажу подать обед.

— Нет! Я не пойду туда пока чернявая шлюха лежит в вашей постели!

— Она не шлюха, она вдова лорда Харпера…

— Ты спишь с его вдовой?! — возмущенный блеск зеленых глаз.

— Убей врага и переспи с его женщиной — вот путь воина! — я криво усмехнулся. — Не гневи дракона, малыш, иначе он сожрет всех!

Страх мелькнул в зареванных глазах моего пажа.

— Я приду только когда она уйдет — ее голос был тверд.

Адель высвободилась из мои рук и, задрав подбородок, отравилась вниз по лестнице.

Я вернулся в комнату.

Доротея сидела на постели уже в длинной сорочке.

— Странный паж у тебя служит, Грегори!

— Ее зовут Адель, она дочь барона Соммерсби.

— Ты спишь с нею?

— Нет.

— Ты отказал ей в том, чем одарил меня? Почему, Грегори?

«Почему? Это долгий рассказ и не для твоих ушек…»

— Она привезла моих детей, похищенных наемниками графа Харпера.

— А их мать? Где она?

— Она умерла в родах.

— Ты вдовец и я вдова, Грегори… — горько усмехнулась Доротея. — Что будет со мной?

— Я хочу, чтобы ты жила здесь, в замке.

— Твоей наложницей и заложницей?

— Ты видела дракона?

Доротея стремительно побледнела, ее руки поднялись к горлу.

— Дракону не нужна заложница — он найдет тебя в любом месте…

Вечером за ужином Адель рассказала мне, как она вышла на след наемников, настигла их на дальней мельнице и прикончила. Она была на удивление немногословна.

Я имел глупость поведать ей о том, что ничего не помню с момента превращения, и она наотрез отказалась рассказать мне о том, что видела — о драконе, которым я был.

— Адель, пора заканчивать этот маскарад. Сними мужское платье и ходи в женском.

— Ты желаешь посадить меня взаперти в замке? В этом или в Холлилох? Я мешаю тебе?

Я поднял руки ладонями вперед.

— Остановись, малышка! Ничего такого я не сказал! И даже не подумал!

— А как мне подумать?! Стоило исчезнуть миледи, и я нашла в твоей постели чернявую худышку!

— Ты сказала, что задница у нее превосходная.

— Я солгала!

Адель возбужденно прохаживалась туда–сюда передо мной. Ее мельтешение начинало раздражать.

— Чего ты хочешь сама?

— Я хочу быть рядом с тобой!

— Ты и так рядом со мной.

— Не увиливай, Грегори!

Я встал из кресла.

— Выходи за меня замуж, Адель!

Она споткнулась и остановилась.

— Что ты сказал?

Я опустился на колено.

— Я прошу твоей руки и сердца!

— И в чем здесь подвох?

— Я буду королем Севера, и мне нужна королева. Я не могу жениться на Сью — она моя сестра.

— О, Грегори! — Адель опустилась передо мной на колени — Но я же все еще монахиня!

— Архиепископ пришлет индульгенцию и свое благословение. У меня есть способ его убедить.

— Он коронует тебя?!

— Для этого у меня будет свой епископ. Ты согласна?

— Нет! — выпалила Адель и окаменела.

— Хорошо, я попрошу руку и сердце у другой — хотя бы у Доротеи Харпер. Она теперь свободна, и задница у нее превосходная!

— О боги! Что я сказала?! — простонала Адель.

— Ты мне отказала, малышка! — Я поднялся во весь рост. Приблизился и приподнял подбородок моего пажа кончиками пальцев. — Но я собираюсь спросить еще раз. Да или нет?!

Зеленые сияющие глаза сказали мне «ДА!»

Меня крестили в соборе Корнхолла, моим крестным отцом стал Элар Тудор, а крестной матерью Корнелия Макконохи. Горделивая, сияющая Адель в изумрудном платье стояла совсем рядом.

В обмен на свободу герцогини Бронкасл я получил от архиепископа Михаила индульгенцию для бывшей монахини Аделаиды Соммерсби и благословение на ее брак со мной. Волчонок остался в Корнхолле под опекой Крейга Макконохи.

Свадьба была назначена сразу после праздника.

Я отправил Говарда с письмом к барону Соммерсби с приглашением и формальной просьбой руки и сердца его дочери. Говард выехал с ротой арбалетчиков и с приказом привезти барона и его младшую дочь в Корнхоллский замок.

Несмотря на сопротивление Адель, я переселил ее в дом Тудора, на попечение Корнелии. Невеста не должна жить до свадьбы под одной крышей с женихом!

Мои ночи принадлежали Доротее. Она была печальна.

Мы бурно наслаждались друг другом, но потом я часто видел слезы на ее глазах.

Жасс с осуждением смотрел на меня, когда мы вместе завтракали или обедали.

Наконец он не выдержал.

— Грегори, зачем вы мучите обеих? Они же знают друг о друге.

Я мучил себя, а не только двух девушек. Я ничего не знал о Сью. Она так и не вернулась в Холлилох.

Рота Макгайла вернулась в город. Сам Макгайл мне ничего не смог рассказать про Сью. Она исчезла ночью. А на следующую ночь были украдены малыши.

— Кто‑то из слуг помог похитителям. Но кто? Охрана была на постах, но ничего не заметила. Никто не был убит или ранен. Это магия, милорд!

Бертольд Тудор явился с докладом о том, что деньги иссякли. Надо было или вводить налоги и пошлины, либо залезать в долги. Налоги и пошлины мало ввести — их еще надо собрать, а людей для этого у меня не было. Железо с плавилен Хаббарда шло потоком. Часть его продавалась в городе, но это были крохи.

Меня ждал Драконий зуб с сокровищницей драконов.

Перед отъездом я заехал к Тудорам, попрощаться с Адель.

— Ты избегаешь меня, Грегори!

— Вовсе нет!

— Я уже начинаю жалеть о своем согласии выйти за тебя!

— Я вернусь через неделю, не скучай.

— Нелл говорила мне, что твое сердце из кремня — А я не верила! За что ты меня мучаешь!? Я знаю, ты спишь с этой худосочной вдовушкой! Об этом говорит весь город! Надо мной смеются горожанки!

Я обнял ее и поцеловал в шею.

Адель затихла.

— Поцелуй меня, Грегори, как тогда, зимой, в повозке… Прошу…

Я исполнил ее просьбу со всем старанием. Больше упреков я не услышал.

Графиня Доротея уехала вместе со мной. Ей нашли смирную лошадку, и она гордо выехала через северные ворота, сидя боком в дамском седле.

Говарда и две роты конных арбалетчиков сопровождали нас.

В Харперхолле мы расстались. Я проводил графиню до замка. Там хозяйничал лейтенант Макнилл. Ворота были на месте. Солдаты охраняли стены. Слуги выбежали во двор. Они были рады возвращению хозяйки.

Мы провели бурную ночь без сна на парадной кровати графов Харперов. Наутро Доротея дала волю слезам. Мне нечем было ее утешить кроме обещания вернуться…

Она проводила меня до ворот, держась за стремя.

Вечером следующего дня я уже въезжал в замок Холлилох.

Глава 14

Наш замок перестал для меня быть привлекательным местом. Здесь не было Сью. Но мне на каждом шагу попадались ее вещи, книги, которые она читала, постель пахла ее кожей.

Ночь я провел почти без сна в кресле в библиотеке. За каждым скрипом и шорохом мне слышались шаги сестры, шорох ее юбки.

Это было невыносимо!

Слуги были готовы исполнить мой любой каприз и любую прихоть. Но я ничего не хотел, я ненавидел своих слуг! Они были здесь, но не было здесь моей любимой!

Рано утром я оседлал коня и отправился в долину в клан Макнилл.

Горцы клана жили в трех деревнях. Я приехал в ту, где жили отец и братья Нелл. Со мной был только лейтенант Макгиллан.

Каменные дома располагались по краю холма, врезаясь в холм тыльной частью. Там в глубине у горцев обычно находились кладовые.

В это время дня в деревне находились все жители, кроме овечьих пастухов.

Мне показали дом отца Нелл, и я направился к нему. Любопытные и бесстрашные дети бежали рядом с моим конем. Хозяйки выходили из дверей и кланялись мне.

Меня встретил у дома брат Нелл Гайл и взял коня за повод. Я приветствовал его.

Отец Нелл, крепкий старик шестидесяти лет, встретил меня на пороге. Его молоденькая беременная жена хлопотала вокруг стола, выставляя нехитрый завтрак.

— Милорд, прошу оказать нам честь и разломить с нами хлеб.

Я принял приглашение. Ячменные лепешки, брынза, домашняя колбаса с чесноком да отвар из трав — вот и весь завтрак.

Мы со стариком завтракали вдвоем.

Он осведомился о моем здоровье, о здоровье внука.

Я ответил, что все хорошо.

Покончив с едой, мы вышли и сели на дерновую скамейку сбоку от двери.

— Карсон, мне нужны десять крепких и не болтливых ребят. Твои сыновья показали себя отлично. Могу ли я взять их с собой на неделю?

— Милорд Грегори, наша семья всегда готова вам услужить. Когда нужны мои парни?

— Завтра утром, и пусть прихватят два десятка пони покрепче, веревки и топоры.

— Будет исполнено.

Мы еще посидели, любуясь видом на долину. Невежливо сразу же уходить.

Снизу от реки поднимались женщины с кувшинами, полными воды.

Одна из них, стройная, гибкая повернула к дому Карсона

Она подходила все ближе и ближе. Мое дыхание замерло. Это была Нелл! Милое курносое лицо и густые брови, почти сросшиеся над переносицей. Она опустила кувшин на землю и подняла взгляд.

— Ох! — Девушка смущенно зарделась и поклонилась.

— Моя дочь Финелла.

Теперь я увидел различия. Сестра Нелл оказалась голубоглазой, с родинкой на щеке. Ее скулы были чуть шире, чем у Нелл. Но в остальном — почти полная копия!

— Я счастлив познакомиться с тобой, Финелла. У вас красивые дочери, уважаемый Карсон!

Я ехал назад в замок. Лошадь шла шагом, но я не торопил ее. Я думал о Нелл и о нашем не сложившемся счастье…

На развилке дорог у подножия замка мне встретился Говард, он ехал верхом от матери и вез в корзине пирожки.

К моему удивлению, мой секретарь был озабочен чем-то, и радости от встречи с матерью не было видно на его лице.

— Матушка Дрю не рада твоей женитьбе?

— Наоборот, лорд Грегори, она очень рада и мечтает увидеть внуков! Но она очень переживает из‑за исчезновения отца Бенедикта, что проживал в ее доме.

— Священник исчез? Когда?

— В ночь, когда были похищены ваши сыновья, милорд.

Я передумал возвращаться в замок. Слишком много совпадений и исчезновений.

Матушка Дрю ничего не смогла мне пояснить. Вечером священник поужинал, поднялся в себе в комнату, но утром его там не оказалось. Никто из жителей деревни не видел его.

Я осмотрел фундамент церкви, что заложил отец Бенедикт. После его исчезновения работы здесь прекратились.

— Кто выполнял здесь работы?

— Отец Бенедикт нанял трех мастеров–каменщика и двух плотников, да и мы все помогали. Подвозили камень и известь, милорд.

— Где мастера?

— Они также исчезли в ту ночь, милорд.

Я подъехал к берегу озера, спешился.

У деревянного причала покачивалась на легкой волне двухместная лодка. Я перебрался в нее. Сел на скамью и опустил руки по запястья в холодную воду.

Дух озера мгновенно отозвался на мой зов и мое приветствие.

«Ты видел мою сестру?»

«В третью ночь полной луны три недели назад она улетела на север»

«Улетела?»

«Да, хозяин, улетела в облике золотого дракона. Она была безумно прекрасна!»

«Видел ли ты священника?»

«Этот чужой жрец вот уже три недели лежит на дне моего озера. Я не могу его вытолкнуть — на шее у него привязан камень.»

«Он сам утопился?»

«Ему помогли, хозяин, два чужих человека сбросили его с этой лодки в омут под медвежьей скалой»

Горбатая скала на противоположном берегу озера похожа на медведя, пришедшего на водопой и прильнувшего к воде — выставив зад кверху. На спор два года назад Сью прыгнула с нее в озеро вниз головой и достала со дна горсть песка. Теперь там, на дне лежал утопленник.

Я послал туда десяток арбалетчиков с баграми на длинных шестах. Через час они зацепили и подняли наверх раздувшееся белое тело отца Бенедикта. Я распорядился похоронить его за скалой на пригорке.

Видимо он знал что‑то опасное, если с ним так разделались. Кто это сделал? Может быть, три мастера, исчезнувших в ту же ночь, и есть три наемника, которых видела Доротея Харпер с моими малышами?

Пусть этим займется Сэмми. Я тут же вечером отправил ему письмо в Корнхолл.

Утром явились восемь сыновей Карсона и два его племянника. Они привели крепких пони. На них я приказал нагрузить запас еды, фляги с водой и кипу крепких холщевых мешков.

Кроме горцев к Драконьему зубу со мной отправились Говард и Сандерс.

Дорогу до скалистой долины мы одолели за день. Пони легко прошли по валунам каменной речки.

Не доходя сотню шагов до пепелища на месте хижины Марты, я приказал разбить лагерь на ночь.

Ночью в палатку ко мне пришла Марта.

Она села в ногах и улыбнулась. По лицу старухи пробежала сетка морщин.

«Ты пришла за мной?»

«Нет, мой мальчик, ты еще на заре жизни — впереди у тебя много долгих лет.»

«Что ты хочешь?»

«Не ищи Сьюхэрди, ее нет на острове — она далеко отсюда, за студеным морем. Она жива. Она вернется. Жди.»

Я проснулся с тяжело бьющимся сердцем. Конечно, никого в палатке не было. Мертвые говорят с нами только во снах.

Позавтракав сухарями и брынзой, мы направились к расщелине.

Я стоял на краю провала. До карниза скалы сто футов, не меньше. Дна не видно. Оно теряется в сумраке, где то очень глубоко. На противоположной стороне, под скалой по–прежнему висели санки Мьюри, от дождей и влаги почерневшие.

Горцы стояли рядом и почесывали затылки.

Как перебраться на карниз? Стофутовое дерево в лесу не найти. А если бы и найти, то не перекинуть через этот провал. Это выше человеческих сил.

— Я попробую! — племянник Карсона — Блэйр был ниже среднего роста, но жилистый и крепкий.

— Как?

— Заброшу «кошку» с веревкой на те санки, а потом с них заброшу кошку наверх, и я на карнизе!

«Кошка» зацепилась за санки с первого раза. Мы обвязали Блейра за пояс веревкой, и он, ловко перебирая руками, спиной вниз, по натянутой веревке добрался до противоположного склона. Зацепив вторую кошку за скалистый выступ, он быстро взобрался на карниз. Мы приветствовали его одобрительными криками.

По туго натянутой веревке первым отправился на карниз я.

Пояс мне обвязали дополнительной веревкой.

Я, скрестив ноги поверх веревки, на руках перебрался до карниза. Блэйр помог мне на него взобраться. Все произошло достаточно быстро. О пропасти внизу я не думал. Мне «помогала» белая обезьяна.

Следующим перебрался Говард. Только его я решил допустить к тайне «Колыбели драконов».

По карнизу мы с ним прошли влево по изгибу скалы. Справа вниз уходил почти отвесный каменный склон, и от открывшейся панорамы захватывало дух! Далеко на север на десятки миль тянулись скалистые горы. Обветренные кручи с шапками снегов, казалось, уходили за горизонт. Языки ледников между ними под солнцем сверкали голубыми отсветами. Дикая страна, в которой никто никогда не жил.

Край пещеры встретил нас прохладой. Ее зев был теперь свободен от инея и снега. Здесь за скальный выступ, похожий на клык, мы закрепили конец веревки. Я отправил Говарда за мешками, а сам вошел в пещеру. Мерцанье кристаллов кварца просто ослепляло.

Все здесь осталось после нас как было. Бассейн в скале, парящий водой. Надписи на стене.

У меня был кусочек надежды найти здесь Сью. Но увы! Надежда испарилась.

Говард был ошеломлен и потрясен. Величие и таинственная красота «Колыбели драконов» лишила его речи на некоторое время.

Мы зажгли принесенные факелы и углубились в тоннель.

При виде сокровищ мой секретарь просто остолбенел. Широко раскрытые глаза, приоткрытый рот. Он выглядел чрезвычайно глупо и забавно. Я взял из его безвольной руки факел и залепил пощечину. Это подействовало.

Закрепив факелы в трещинах стены, мы набивали мешки золотом. Говард с трудом приходил в себя. Сначала он держал мешки, а я черпал монеты, слитки, все, что попадалось под руку, и ссыпал через горловину мешка. От непривычной работы я вспотел, и от тяжести заломило спину. Говард молча таращился на груды сокровищ. Похоже, у парня окончательно отнялся язык.

Меня же почти тошнило от навязчивого запаха спелых слив.

Я влепил ему затрещину и поменялся с ним местами. Я держал горловину мешка, а он насыпал. Это оказалось неверным решением. Говард брал золото в руки и разглядывал, прежде чем бережно опустить в мешок.

— Ты, верно, желаешь остаться здесь до конца своих дней? Мне подгонять тебя пинками?

Но мой язвительный тон и угрозы не возымели результата. Пришлось снова мне заняться погрузкой золота.

Надо бы взять следующий раз с собой лопату для чистки снега, — подумал я и ужаснулся перспективе каждый год являться сюда с мешками и грузить руками золото.

Мы с Говардом отнесли по десять мешков, каждый фунтов по пятьдесят на карниз и сделали перерыв на обед. Нам переправили сухари, поджаренный бекон и жареную курицу. Пили мы только воду.

Говарда наконец отпустило, и он задал мучивший его вопрос

— Лорд Грегори, вы меня убьете?

Я засмеялся.

— Я верю тебе, Говард и поэтому взял сюда. Я убью тебя, если ты откроешь рот и расскажешь о сокровищнице хоть одной живой душе! Но пока твой рот на замке — ты в безопасности.

— А горцы, милорд, они не дураки и все поймут?

— Я возьму с них клятву.

К вечеру мешки были заполнены и переправлены через расшелину. Следом перебрались мы с Говардом.

Пятьдесят мешков, примерно по 50 фунтов каждый, нагружены на два десятка пони. Горцы не задавали вопросов, но они понимали, что в мешках не камни и не глина. Я взял из сокровищницы едва ли сотую часть содержимого.

Обратный путь занял два дня. На ночь все мешки я приказал сложить в одну кучу.

Вечером второго дня я вернулся домой. Один мешок с золотыми монетами я отдал горцам. Они поклялись мне Эггой хранить молчание обо всем. Надеюсь, страх перед драконом и наши родственные отношения будут держать их рты на замке еще надежнее.

Почти две с половиной тысячи фунтов золота я приказал погрузить на пять повозок с высокими бортами, и на следующий день мы выехали в Корнхолл.

На перевале уже шли работы — был заложен фундамент бастиона со сквозными воротами. Он перекроет проход в долину Холлилоха. Под присмотром роты алебардистов здесь работали пять сотен наемных рабочих из Корнхолла и окрестностей. В месяц им платили по четыре серебряных талера. Проект бастиона составил мессир Мадзини. Работы контролировали пять мастеров из гильдии каменщиков.

Я прошелся по стройке в сопровождении мастеров и лейтенанта Шайра. Работа кипела. К осени бастион должен быть закончен.

К вечеру я прибыл в Харперхолл. Повозки с золотом закатили в замок.

Доротея встретила меня в воротах. Радостная улыбка не сходила с ее лица.

Мы ужинали с нею вдвоем. Она выгнала слуг, и все подавала мне своими руками.

Неловко разломала курицу, перепачкав руки и рукава в жире. Потом, наливая вино в кубок, перелила, и на скатерти образовалось большое красное пятно. Она то краснела, то бледнела.

Мысленно я посмеивался над нею, но внешне и не повел бровью.

— Грегори, вы завтра уедете?

— Это зависит от тебя, малышка.

Она просияла так радостно, что у меня защемило сердце. Ту ли женщину я избрал в свои жены?

После ужина, без долгих разговоров я взял графиню на руки и отнес в ее спальню. Ее руки обнимали мою шею.

На этом платье шнуровка была на груди. Не тратя времени, я извлек кинжал из ножен на поясе и разрезал шнурки одним движением. Доротея ахнула.

Я высвободил ее груди и целовал соски пока они не затвердели. Ее руки блуждали по моей голове, и я был здорово взлохмачен. Краем глаза я видел запрокинутое на подушку лицо с закрытыми глазами, приоткрытый рот и поблескивающие влажные зубки в нем.

Я лег рядом и поцелуем закрыл эти губы. Медленный, тягучий поцелуй был сладок, как глоток прохладной воды в знойный полдень, как глоток воздуха уставшему пловцу, как ложка меда голодному…

Приподнимая юбку, моя рука устремилась от колена выше по шелку бедра, к влажному, горячему бутону ее «розы». Ее рука также настойчиво скользнула вниз, быстро расстегнула пуговицу штанов и добралась до моего голодного друга, который стойкостью и крепостью был сравним с турнирным копьем.

Копьем овладела опытная рука. Мы ласкали друг друга, но хотелось нам большего…

— Я хочу ощущать тебя всего, всей кожей, всем телом… — шептала графиня.

Путаясь в одежде и смеясь, мы помогали друг другу освободиться от нее.

И вот во всех своей прелестной наготе она лежала передо мною на шелковом покрывале. Наши объятия сплелись тесно, как ничто другое в этом мире. И мы ощутили друг друга всей кожей, всем телом…

Я прожил в замке Харперов пять дней. Первые два дня мы не вылезали из постели. Радостно порхая вокруг меня как весенняя птичка, Доротея, казалось, забыла обо всем.

В моих объятиях она стала бесстыдно–откровенной, и я преподал ей множество уроков из восточного трактата о любви. Эти дни мне потом вспоминались как будто пронизанные ярким золотистым светом после пасмурной непогоды.

На шестой день прибыл Сэмюель Фостер — Сэмми и разрушил наше уединение.

— Милорд, в Корнхолле волнения, подмастерья прекратили работу во всех цехах и вышли на улицы. Бургомистр требует от нас с Крейгом подавить волнения и перевешать зачинщиков. Часть зачинщиков нами схвачена, остальные спрятались в кварталах бедноты — послать солдат туда значит устроить бойню. Многие арбалетчики и алебардисты наняты в городе, и бить своих они не будут. Прикажете послать горцев?

— В чем причина волнений?

— В цехах много заказов, и мастера начали набирать много подмастерий. За последний год население Корнхолла выросло на треть за счет людей, пришедших с юга. У нас в городе есть работа, и вы, милорд, щедро за нее платите. Слухи об этом идут по всему королевству.

Цены на хлеб также выросли, но платят подмастерьям и помощникам по-прежнему — два медяка в день. Коврига хлеба в Корнхолле стоит уже три медяка. Цеховые мастера имеют большую прибыль, но они жадны, и простолюдины начали голодать.

— Значит, они бунтуют из‑за голода?

— Милорд, бунт надо подавить, но цехи должны платить за работу достаточно, чтобы люди не голодали.

— Ты, похоже, знаешь про голод не понаслышке, Сэмюэль?

— Я хлебнул его полной ложкой, милорд!

Сложив руки на груди, Доротея стояла рядом в черном платье вдовы и слушала нас.

— Графиня, я вынужден вас покинуть!

— Ты оставляешь меня ради простолюдинов?

— Нет, ради спокойствия на моих землях.

Она повернулась и вышла со слезами на глазах. Я уже садился в седло, когда она, не выдержав, выбежала во двор. Доротея протянула руки и повязала на моем предплечьи свой тонкий белый шарф.

— Пусть он напоминает обо мне…

Глава 15

Я остановился в лагере горской пехоты и не поехал дальше в город.

По моему приказу в большую палатку Крейга привели захваченных бунтовщиков.

Пять угрюмых парней со связанными за спиной руками на коленях стояли передо мной.

— Вы устроили бунт, и чего вы хотите?

— Милорд, за те гроши, что платят хозяева, нам не прокормить свои семьи! С рассвета до заката гнуть спину за медяк несправедливо! — заявил самый смелый курчавый, лет двадцати подмастерье.

— Как тебя зовут?

— Кайл, милорд…

— Кто твой мастер?

— Я уже пять лет работаю на Тудора, я плел ту кольчугу, что носит ваша милость!

— Отличная работа, Кайл! Ну а вы все — тоже оружейники?

— Шорник… портной… пекарь… — раздались голоса в ответ.

— Бургомистр требует вас повесить всех. Что скажете?

Они молчали.

— Я согласен с Кайлом — несправедливо получать за работу в день меньше, чем стоит коврига хлеба, и я заставлю ваших хозяев раскошелиться! А вас я отправлю до зимы в плавильни Хаббарда, с первым снегом вас освободят. Ваши семьи тоже отправятся в ущелье Хаббарда — это будет всем уроком.

— Нас не казнят, милорд?

— Нет, Кайл, твои руки еще мне пригодятся!

Бедняги сначала не поверили своим ушам, но принялись восхвалять мою доброту, и я жестом велел их выпроводить вон. Что горцы с удовольствием и сделали.

— Говард, пиши мое повеление, и пусть его прочтут во всех деревнях и во всех кварталах города:

«Я, лорд Грегори, владыка Севера, правитель долины Холлилох, защитник города Корнхолл, повелеваю всем, кто нанимает слуг, работников и работниц — платить им за работу в день не менее цены ковриги хлеба, ибо не справедливо перед лицом Господа нашего давать вознаграждение за труды, не способное прокормить человека.»

— Крейг, передай Элару Тудору, чтобы вечером в соборе были собраны все мастера и все главы цехов.

Они собрались, все эти хозяева города, люди, в чьих цехах, мастерских и лавках производилось и продавалось то, что создали другие люди с потными спинами и мозолистыми руками.

Отец Симон зачитал мое повеление.

Ропот раздался сразу же. Я посягнул на кошельки горожан. Кому такое по нраву?

Я поднялся из кресла и встал рядом со священником. Мой голос гулко прокатился под каменными сводами.

— Тот, кто не исполнит мою волю, пусть пеняет на себя! Молитесь, чтобы господь снял с ваших душ грех стяжательства!

Я вернулся в замок и долго плавал в бассейне. Есть ли края человеческой жадности? Почему люди не осознают бренность своего существования и честное имя легко меняют на звон денег?

Струи горячего водопада били прямо по моим плечам, снимая напряжение и усталость. Я чувствовал себя одиноким как никогда. Моя любимая исчезла. Женщина, которую я вожделел, осталась далеко. Что толку от власти, если ты несчастен и не можешь быть рядом с теми, кто тебе дорог?

Две голых руки обвили мой торс

Вздрогнув от неожиданности, расцепив эти руки, я обернулся.

Озорная улыбающаяся Адель, щурила глаза от водяных брызг. Она была совершенно голой, но вода была ей до подбородка, и белое тело плохо видно через рябую воду.

— Я пришла, Грегори!

— Здравствуй, мой паж!

— Ты рад?

— Очень!

Я обнял и тесно прижал ее к груди. Ее руки обняли мою шею.

— Не смотри на меня сейчас… Я стесняюсь… — прошептали ее губы. — Здесь слишком светло…

— Закрой глаза, и будет темно….

Я целовал ее в губы, но мысли мои были далеко. Сью и Доротея не стеснялись в этом бассейне. Они брали свое. Подхватив ноги Адель под коленями, я вошел в нее прямо в воде. Она тихо ахнула и прижалась ко мне животом, грудью. Она слабо двигалась и, как я и подозревал, оказалась неспособна испытать наслаждение. Но, тем не менее, я получил свое. Моя монахиня оказалась полным неучем в любовной игре. Зато поцелуи она обожала и через час мои губы распухли. Завернув Адель в простыню, я на руках вынес ее наверх в свою комнату и положил на постель. Кроме шлепанцев на ногах на мне ничего не было. Была ночь. Я погасил свечи, вернулся к постели и лег рядом с девушкой. Ее маленькие груди легко умещались каждая в моей ладони. Я целовал ее соски, плечи, гладил бедра. Ее рука нашла мое отвердевшее копье.

— Ты опять хочешь меня? — она была явно удивлена и польщена.

Я положил левую руку на ее бутон, при этом Адель напряглась и замерла, а правую руку на живот выше пушистого лобка. Я сосредоточился. Кончики пальцев закололо. Жар побежал по ладоням.

— Горячо…

Мои пальцы медленно ласкали лепестки ее бутона. Обильно выступившая влага и частое дыхание подтвердили, что лечение прошло успешно.

Я лег на спину, а Адель привлек к себе, и она оказалась сверху.

— А так можно? — удивилась моя невеста.

Я потянул ее бедра вниз и вошел в ее влажную и тугую пещерку. Адель застонала, ее ноги раздвинулись еще шире. Я заставил ее сесть на меня верхом. Наши пальцы сплелись в замок.

— Ты хотела оседлать дракона — так скачи теперь, мой паж!

Она оказалась хорошей ученицей, и скачка принесла ей приз. Сладостно мужчине слышать крик женщины на пике наслаждения, когда она, содрогаясь в судорогах, бьется и стонет так близко. Два тела становятся одним. И хочется длить и длить эти мгновения.

Адель рухнула на мою грудь. Ее сердце выбивало ритм галопа.

— Это похоже на безумие…

— Это любовь, малышка. Это теперь с тобой навсегда…

За три дня до свадьбы в Корнхолл приехал епископ из Хагерти — отец Иоанн, а на следующий день епископ Давингтона — отец Иаков. Их разместили в лучших домах. Друг о друге они сразу же узнали.

Я посетил вначале отца Иоанна, поцеловал его руку с многочисленными перстнями, получил благословение.

— Кто же будет проводить обряд венчания? Мне передали, что отец Иаков тоже здесь! — капризным тоном осведомился епископ.

Моложавый, упитанный, он выглядел моложе своих пятидесяти лет.

— Венчание — не самое главное дело, отец Иоанн. Откройте ларец — Прошу вас.

Деревянный ларец, что я принес, стоял на столе.

Он открыл крышку и, сопя, стал перебирать бумаги, что хранились в нем.

Я разглядывал, свои ногти и ждал. Я только что предъявил его святейшеству расписки, что оставил у покойного ростовщика Грега Баксли как он сам, так и его два шалопая племянника — ровным счетом на 50000 талеров.

— Для чего вы принесли эти бумаги, лорд Грегори?

— Я их отдаю вам, отец Иоанн, мне они достались случайно! Можете их спалить в камине!

— Что вам нужно в ответ на такую любезность?

— Я прошу вас рукоположить в епископы отца Симона, настоятеля храма из Гартунга.

— Но для этого обряда нужно два епископа. Ах да, отец Иаков тоже здесь.

— Да и отец Иаков дал уже свое согласие.

— Мне нужно подумать, сын мой! Поспешные действия пользы не принесут.

— Вот здесь — в этом мешочке — три фунта чистого золота — для размышлений самый нужный предмет!

Поставив горцев у дома, где разместился отец Иоанн,/чтобы с горяча, не сбежал/ я отправился на другую сторону центральной площади, к дому, в котором расположился епископ из Давингтона.

Этому святому отцу я оставил для размышлений десять фунтов золота и повторил просьбу об отце Симоне.

Отец Иаков был большой сибарит, любитель женщин и вина. Денег ему постоянно не хватало, по сведениям собранным Сэмми.

После вечери два епископа явились в собор и рукоположили отца Симона в епископы.

Я наблюдал за ритуалом и размышлял о том, сколько золота потребуется для того, чтобы продвинуть отца Симона на пост архиепископа.

Итак, дело сделано — у меня был своей епископ.

Пожалуй, наша свадьба была самым значительным событием в городе за последние пятьдесят лет.

Улицы были выметены и промыты потоками воды из бочек, что несколько дней возили из Клайва. Потоки нечистот и мусора слились обратно в Клайв уже самотеком.

На центральной площади все дома были увиты гирляндами цветов и тканями различных расцветок.

С раннего утра толпы зевак заполонили площадь перед собором. Тысяча горской пехоты была выставлена коридором от замка до собора. Горцы оцепили и центр площади. Все конные роты были направлены в дозор вокруг города, особенно в южном направлении.

Прибыли все аристократы с семьями, что имеют владения на северном берегу Клайва.

Вся верхушка города в праздничных нарядах заняла места на скамьях в соборе. Горожане и аристократы презрительно поглядывали друг на друга.

С юга приехал только барон Джаред, как представитель королевы–матери. Его сестры Доротеи не было, вдове в течение годового траура нельзя посещать праздники и увеселения. Я этому был рад. Зрелище моей свадьбы не доставило бы ей удовольствия. Кривая улыбка барона мне не правилась. Он явно что‑то знал такое, что мне радости не доставит! Но он привез от королевы-матери письмо, гарантирующее мою неприкосновенность при проезде в Гвинденхолл и обратно.

Первым к собору приехал я.

Впереди ехали трубачи, знаменосец с драконьим стягом. Потом шла пешая рота горцев в новеньких бархатных камзолах, с лихо заломленными на бок клетчатыми беретами. Сверкала сталь алебард и полудоспехов.

Потом уже следовал я на белом жеребце. Золотая цель давила на плечи.

Модный камзол из синего бархата резал подмышки, вортник тер шею, но я терпел. За мной ехали на конях мои офицеры во главе с Крейгом Макконохиии, Сэмюелем Жассом, сверкая латами.

День был солнечным. Город казался умытым и почти не пах.

Горожане приветствовали меня одобрительными криками. Но их лица сливались в сплошное пятно, огромную харю с разинутым ртом. Я улыбался им, но не видел никого отдельно.

Шесть пажей, выстроившись в два ряда, ждали меня у ступеней собора. Да, у меня теперь были настоящие пажи — мальчишки лет по пятнадцати из аристократических семейств севера. Я еще даже не запомнил их имена.

Спешившись, я поднялся по ступеням на паперть. Пажи следовали по бокам за мной. Я приветствовал стоящих здесь старейшин горских кланов Холлилоха. Как язычникам вход им в собор был запрещен.

Наконец появилась невеста. Адель ехала, сидя боком в седле, на белой кобыле. Четыре рослых горца с гербами Соммерсби, нашитыми на груди, на длинных шестах, перевитых лентами, несли над ее головой шелковый балдахин.

Адель была в алом платье с пышными рукавами, в разрезы их проглядывало белоснежное белье. С конической шапочки на голове на лицо ее спадала плотная белая вуаль. Дурная примета — если жених увидит лицо невесты до венчания.

У ступеней собора Адель ждал отец — барон Соммерсби, сестра Бернадетта в изумрудном платье, две маленькие девочки в белоснежных платьица\сущие ангелочки\, чтобы нести длинный шлейф невесты.

Не дожидаясь Адель, я вошел в собор и остановился только у алтаря. Гости приветствовали меня стоя, и я прошел через этот строй, через взгляды сотен глаз.

У алтаря меня ждал отец Симон, епископ Корнхоллский, в парадном облачении.

Я поцеловал его сухую белую руку и получил благословение. Оба епископа, Иоанн и Иаков, тоже присутствовали здесь, сидя на парадных местах, в высоченных тиарах с резными посохами в руках.

Барон Соммерсби вел дочь к алтарю медленно, неторопливо, явно наслаждаясь этой процедурой. Я смотрел на него и думал о том, что же мне сделать с этим старым негодяем. Сэмми представил мне целую кипу документов о моем тесте.

Барон был игрок и очень азартный. Он проиграл жену и дочерей, и не его вина, что младшую — Бернадетту я извлек прямо с отходившего корабля, а Адель не мучилась до сих пор в стенах монастыря. Он не мог проиграть свое поместье и земли вокруг, так как они принадлежали семейству его жены. Но все остальное он спускал в игорных домах Хагерти, долю в которых имел епископ Иоанн. Я уверен — отдай я своему тестю все сокровища Драконьего зуба — он и их бы проиграл быстро и легко.

Сэмми предлагал организовать барону несчастный случай на охоте, и я уже начинал мысленно обдумывать такой вариант.

Церемония венчания прошла быстро, но все эти ритуалы с чтением молитв здорово утомляли. Я смотрел на статую богоматери в алтаре и думал, почему я не ощущаю божественного присутствия, влияния, любого воздействия на мою жизнь.

Я мог говорить с духами вод. Они были реальны. Был ли реален Единый бог?

Наконец мы с Адель могли поменяться тремя кольцами. «Во имя Отца, Сына и Святого Духа!»

Моя вновь испеченная жена приподняла вуаль, и я поцеловал ее в губы. Зеленые распахнутые глаза сияли совсем близко. «Теперь ты мой и только мой» вот что я прочитал в них. Как же ты еще наивна, Адель!

«Я одолжу тебя на время» вспомнил я слова сестры «Все равно ты мой был и будешь!»

Я улыбался Адель, но сердце сжималось от тоски. Мне плохо без тебя, Сью!

Названивали колокола. Приветственные крики слились в какофонию.

Мы стояли рука об руку на виду у всего города. Но потом два рослых горца горстями начали бросать в толпу серебряные талеры, и тут уж про меня и Адель горожане забыли. Началась свалка за серебро. Пять тысяч талеров улетели в толпу.

Весь двор корнхоллского замка превратился в огромный пиршественный зал.

Над двором были протянуты полотнища разноцветного шелка, чтобы укрыть пирующих от солнечных лучей.

Столы были сервированы серебряной посудой. Городская верхушка, аристократы и вожди горских кланов жрали и пили буквально в три горла. Слуги сбивались с ног, разнося мясо, закуски и вино.

Мы с Адель сидели во главе стола. Мы только пригубили вина и почти ничего не ели. Мы терпели этот шум, вопли, поздравления и ждали вечера.

— Этот тесный костюм доведет меня до истерики — наклонившись к жене, пожаловался я.

— Тебя не затянули в корсет, в отличие от меня!

Я обнял ее за талию. Она была твердой как ствол дерева.

— Еще полчаса и идем переодеваться!

На городской площади были тоже устроены столы. Цеха хлебопеков и мясников выставили угощение за мой счет конечно. Бочки с элем и вином выкатывались без счета.

Корнхолл пьянствовал и обжирался.

Сопровождаемые игриво настроенными гостями, из тех, кто еще стоял на ногах, мы вышли из‑за стола и поднялись в нашу спальню. Здесь у двери стояли четыре горца с алебардами, и они пресекли попытки гостей войти в спальню и понаблюдать за брачной ночью. Была такая традиция на юге королевства.

Я помог Адель освободиться от тесного корсета и от платья. В одной длинной сорочке ниже колен она упала на постель и застонала.

— Я так устала, мой муж! Я не способна даже пошевелить мизинцем!

Она, конечно же, лгала. Когда, сняв всю одежду, я приблизился постели, она уже сбросила сорочку и ждала меня, укрывшись перинкой до подбородка.

О, она смогла шевелить не только мизинцем! Ее восторженные крики были, я думаю, хорошо слышны горцам за дверью.

Переодевшись в новую, но более свободную одежду, мы решили вернуться к гостям, но предварительно я, уколов палец кинжалом, уронил несколько капель крови на простыню.

— Не будем нарушать традиции, дорогая! Пусть увидят, что ты только что лишилась девственности.

Адель взяла мой пострадавший палец и засунула в свой рот. Ее нежный язычок шустро обработал рану.

— Видишь, уже нет крови!

Вечером в большом зале первого этажа начались танцы. Адель порхала как мотылек, меняя партнеров. Каждый кавалер считал своим долгом станцевать хоть один танец, но с моей молодой женой. Ее лицо светилось. Изумрудные глаза щурились, как у довольной кошки.

Молодые дамы выбирали меня, так что с Адель мне станцевать так и не пришлось.

Один из танцев моей партнершей оказалась сестра Адель, белокурая Бернадетта.

— Лорд Грегори, я теперь с вашего соизволения буду звать вас своим братом?

— Хорошо, сестра!

Мы весело кружились с нею в танце. Изумрудные серьги в ее ушах опять напомнили мне о Сью. Она была очень похожа на Адель, такие же зеленые глаза, почти такое же лицо, только нос чуть длиннее.

— Мой брат опечален? Почему?

— Жаль, что я не могу жениться на двух сестрах одновременно!

Она весело засмеялась, откинув голову. Под белой кожей на шее билась жилка.

Бернадетта в перерыве между танцами принесла лютню и запела. Молодые дворяне окружали ее полукольцом. Но она пела для меня и смотрела только на меня. У нее оказался приятный волнующий голос.

Буря восторга, аплодисменты. Девушки целовали Бернадетту в щеки, а юноши целовали ее руки. Но она улыбалась только мне.

— Я надеру ей уши — прошипела Адель. Она уже была рядом и взяла меня под руку.

Под сердитым взглядом сестры улыбка Бернадетты увяла.

Танцы завершились только далеко за полночь.

— Я не смогу дойти до постели… — жалобно ныла Адель, и я, подхватив ее на руки, под аплодисменты еще стоящих на ногах гостей понес наверх по лестнице.

Усмехаясь в усы, горцы отсалютовали нам алебардами.

Не раздеваясь, мы уснули в объятиях друг друга.

Мы завтракали за общим столом во дворе замка, когда за стенами затрубили трубы. Мающиеся с похмелья гости встрепенулись. От ворот прибежал лейтенант Макгайл со смешно встопорщившимися усами.

— Лорд Грегори, к вам пышный господин со свитой.

— Они вооружены?

— Нет, милорд, только этот господин держит в руке затупленный меч.

— Откройте ворота и впустите гостей!

Вошедший дворянин выступал весьма горделиво. Его длинный плащ был украшен гербами. В руках он нес затупленный меч.

— Гербовый король… — раздались голоса.

Опустившись передо мной на колено, господин протянул на вытянутых руках этот затупленный меч и громко произнес весьма цветастую речь.

— Высочайший и могущественнейший лорд! Высочайший и могущественнейший принц и прегрозный государь мой герцог Давингтонский, Ваш кузен, посылает меня к Вам ради Вашей величайшей учтивости и доблести рыцарской, каковые, как ведомо ему, Вашей преблагородной особе присущи; только из любви и благосклонности, безо всякого дурного умысла обращается он к вам и вызывает на турнир и ристание ратное в присутствии дам и девиц; для оного и в знак сего посылает он вам меч, для такового дела пригодный!

Я обвел глазами всех присутствующих. Насколько я помнил турнирные правила, мне надо было в знак согласия принять меч и разразиться цветастой ответной речью. Похоже, все присутствующие только этого и ждали. Вздохнув, я принял тупой турнирный меч и, поднявшись, произнес:

— Я принимаю этот вызов безо всякого дурного умысла, но ради удовольствия моего кузена и развлечения дам!

Дворянин мгновенно оказавшийся на ногах, изящно поклонился и представился.

— Гербовый король, барон Хамри! Соблаговолите, милорд, сделать выбор турнирных судей!

Шуршащий пергамен содержал список незнакомых мне имен. Адель заглянула мне через плечо и ахнула.

— Они все южане?!

Я выбрал первых двух в списке.

— Соблаговолите, милорд выдать мне два локтя бархата или атласа, чтобы я мог отбыть к судьям для вручения грамот и для того, чтобы они могли определить время и место турнира!

Я позвал Бертольда Тудора и распорядился выдать гербовому королю просимое. После чего указанный господин раскланялся и покинул замок через ворота. Адель захлопала в ладоши.

— Мы едем на турнир! Уважаемые сьерры! Наливайте кубки, мой муж, лорд Грегори принял вызов на турнир! Мы поедем и победим всех!

Восторженные крики в ответ. Я вернулся в свое кресло и криво улыбнулся. Знать бы, что из этого выйдет?!

А вышла из этого сплошная головная боль.

Судьи выбрали место — Гвинденхолл. Время — спустя три недели.

Как лорд я равен графу, а значит, мне нужно привести с собой на турнир не менее пяти рыцарей, каждого с оруженосцем. Кроме того, я должен оплатить судьям расходы, пополам с герцогом Давингтонским конечно.

На турнир я должен прибыть со своими людьми за четыре дня до начала. На всю подготовку осталась ровно неделя. И дорога займет примерно десять дней.

Рыцари среди моих вассалов, конечно же, нашлись.

Молодой барон Майлз Гринвуд был в их числе.

Я вооружил и одел во все новое за свой счет, как этих рыцарей, так и оруженосцев и их слуг.

Новый комплект доспехов для турнира мне изготовили в мастерской Тудоров.

Адель занималась экипировкой своей свиты, а она получалась не малая. За неделю я опустошил мешок с золотом и открыл другой. Все золото я велел сложить в подвале замка и дверь в комнату охранял караул из пяти горцев.

Неделя пролетела быстро.

Я дал последние инструкции Крейгу и Жассу. Сэмми я забирал с собой. Вызванный из Холлилох Серрей был мною назначен главным распорядителем, то есть старшим над всеми слугами и ответственным за стол, постель и питье. Бертольд Тудор остался в городе, но двое его писарей были приставлены в помощь Серрею.

Наш отряд составил триста человек, включая две роты горцев, конную и пешую.

Настал день отъезда. Я зашел перед дорогой в комнату, где спали мои сыновья. Няньки и кормилица склонились в поклоне. Я постоял над кроватками и тихо ушел.

Я ехал во главе колонны, рядом на серой кобыле моя жена. Наш обоз растянулся на полмили. Боевой коней для турнира вели в поводу.

Любопытные горожане облепили все городские стены. Епископ Симон благословлял нашу колонну с башни ворот.

Глава 16

Такого комфортного путешествия у меня никогда еще не было.

Вечером были слугами разбиты палатки. В самой большой расположились мы с Адель. Конечно, у нее была и своя палатка, но там поселились Бернадетта и камеристки моей супруги.

Специальный повар приготовил ужин, и нам его подали на серебре два пажа.

Адель доставляло удовольствие собственноручно разрезать мясо ножом и кормить меня со своей вилки.

— Почему ты принял вызов, Грегори?

— Никогда не был на турнире, да и путешествие с тобой для меня большое удовольствие…

— Ты не опасаешься ничего? Может быть, регент королевства что‑то затевает против нас?

— Мы приедем и увидим все сами, Адель…

Вошел паж, кажется, его звали Дуган, рыжеватый, прыщавый, но довольно рослый для своих лет.

— Милорд, миледи, к вам баронесса Соммерсби.

Бернадетта впорхнула в палатку, улыбающаяся, свеженькая, как будто не проделала весь день в седле. Я поднялся, поцеловал ей руку и предложил походное кресло у походного столика. Бернадетта принесла шахматную доску и коробочку с фигурами.

— Милорд брат составит со мной партию?

— Сестра, слишком поздно для игры, нужно отдохнуть! — Адель была резка.

— Ступай же в свою палатку и отдыхай!

— Вот уж нет, я сама знаю, что мне делать!

Адель прилегла на тюфяк, застеленный свежими простынями. Платье она уже сняла и поверх длинной сорочки на ней была только легкая накидка.

На опорных шестах висели фонари, так что в палатке было достаточно светло, чтобы увидеть, как просвечивается ее гибкое тело через тонкую ткань. Заметив мой взгляд, Адель потянулась как кошка. Ткань на груди натянулась, облегая соски.

Но Бернадетта время не теряла, освободив столик от подноса с едой, она уже быстро расставляла фигуры. Они искусно были вырезаны из янтаря и светились приятным теплым светом. Взяв в руку их, не хотелось больше выпускать.

— В этой игре я не силен, сестричка.

— Играем на поцелуй, выиграю — я вас целую, вы выиграете — вы целуете меня.

Адель возмущенно фыркнула.

Бернадетта быстро показала ей свой розовый язычок.

Она оказалась сильным игроком, я не успел сделать нескольких шагов, как лишился двух павлинов и мой левый фланг оказался в опасности. Тогда я пошел на хитрость.

— Есть одна история про игру в шахматы. Если дамы позволят, я ее расскажу.

— Не в ущерб игре! — заметила Бернадетта. Ее глаза сощурились, она почувствовала, что я пытаюсь схитрить.

— Чтобы проникнуть в замок адмирала Иварена, молодой рыцарь Йон переодевается в одежды слуги менестреля. Заметив красивого пажа в такой должности, адмирал подозревает что‑то неладное.

Э!.. — сказал он, рассматривая юношу. — Очень жаль, что ты служишь менестрелю; по–моему, тебе бы больше подошло охранять замок и носить меч. Нет ли у тебя какого‑нибудь тайного замысла? Откуда ты и что умеешь делать?

Государь, отвечал Йон, я знаю много ремесел и могу перечислить их, если вам угодно.

— Я готов тебя выслушать, — сказал адмирал, — но не вздумай хвалиться тем, чего не умеешь делать, ибо я устрою тебе проверку!

— Государь, я умею выхаживать ястребов; умею охотиться на оленя, вепря. Выследив, я умею выгнать зверя из его логова и пустить за ним собак. Я умею прислуживать за столом; умею так играть в шахматы, что возьму верх над кем угодно.

— Хорошо, — сказал адмирал, — на этом остановись: в шахматах я тебя и испытаю.

Позвольте мне закончить, государь, ведь вы меня сможете испытать в любой момент, когда вам заблагорассудится.

Продолжай же, ты хорошо говоришь.

— Государь, я еще могу надевать кольчугу, носить щит на шее и держать копье, править конем и победить любого в конной схватке, сражаясь на копьях. Я также умею входить в комнаты дам, и добиваться их любви…

Адмирал засмеялся и прервал Йона:

— Вот так ремесла! Но я остановлюсь на шахматах. У меня есть дочь, прекраснее которой невозможно представить, и которая превосходно играет в шахматы. Я еще не встречал рыцаря, который бы у нее выиграл. Тебе предстоит сыграть с ней; если ты проиграешь, тебе отрубят голову. Если ты поставишь ей мат, то я велю застелить постель в своих палатах, и ты сможешь развлекаться с моей дочерью и делать все, что захочешь, а утром получишь от меня еще и сто золотых дукатов!

— Пусть будет так, — отвечал Йон, — как вы хотите.

Адмирал пошел к дочери и рассказал ей о своих условиях, поставленных Йону. «Мой отец определенно сошел с ума, — рассудила про себя девушка. — Из уважения, которое я к нему питаю, я лучше позволю себя обыграть, чем увижу гибель столь прекрасного юноши».

— Вы хорошо меня поняли? Вам предстоит играть с этим слугой. Если вы выиграете, его немедленно лишат головы, если же вы проиграете, вы должны будете исполнить любое его желание.

— Если так угодно вам, отвечала девушка, я должна того же желать независимо от того, по душе мне это или нет.

Адмирал советует присутствующим здесь же баронам не произносить ни слова: «…Слишком велика ставка, пусть никто не вмешивается».

Велели принести шахматную доску, всю изукрашенную золотом и серебром, и фигуры — золотые в изумрудах.

— Госпожа, — говорит Йон, — какими вы желаете играть? Желаете вы играть белыми или черными?

— Пусть будут белые, — отвечает дама, не моргнув глазом.

Игра начинается, и Йон рискует проиграть, ибо чаще смотрит на девушку, чем на доску. И девушка это замечает.

Вассал, — говорит она, — о чем ты думаешь? Ты же вот–вот получишь мат. Тебя уже считай что обезглавили!

Подождите немного, — отвечает ей Йон, — игра еще не завершена, и не будет ли большего стыда и позора, когда ты попадешь в руки мне совсем голая. Мне, слуге бедного менестреля?

Бароны разражаются смехом, и уже девушка начинает смотреть на Йона и не обращать внимания на игру, так что в свою очередь оказывается на волосок от поражения.

— Теперь, — говорит Йон адмиралу, — вы видите, умею ли я играть. Еще немного, и ваша дочь непременно будет в проигрыше.

Будь, проклят тот час, когда я породил вас, дочь моя! — кричит отец. — Вы победили в этой игре столько знатных баронов, и вы позволяете обыграть себя этому мальчишке.

Успокойтесь, — вмешивается Йон, — все может остаться, как было, и ваша дочь вернется в свою комнату; я же буду служить моему менестрелю.

Если вы поступите так, я вам дам сто золотых дукатов.

Согласен! — отвечает Йон.

Девушка в досаде отворачивается от него и думает: «Знай я об этом заранее, я бы тебя обыграла…»

Бернадетта захохотала, откинув голову, так что я увидел ее розовое небо.

Адель похлопала в ладоши.

— Грегори, вы просто кладезь разных историй! А что еще вы нам расскажете про шахматы?

— Больше ничего, мат Бернадетте!

Но баронесса не потеряла хорошего настроения. Ее лицо приблизилось к моему, губы вытянулись в ожидании поцелуя.

— В щеку, мой муж! — подала голос ревнивая Адель.

Но я ослушался и поцеловал сочные губки своей «сестрички».

В отместку надувшаяся Адель отказала мне в любовных ласках, заявив, что она устала, у нее болит голова. Я предложил вылечить голову, но мое предложение осталось без ответа.

На следующее утро Адель сказалась больной и разместилась в повозке под пологом, чтобы защитить лицо от солнца. Бернадетта также перебралась к сестре, и весь день мне пришлось довольствоваться обществом Фостера.

На ночевку опять были поставлены палатки. Сестры ко мне не пришли и остались в своей. Компанию за ужином мне составил барон Гринвуд. Но его мысли были поглощены только будущим турниром.

И говорить он мог только о турнире и о преимуществах тисового копья перед ясеневым.

Проводив барона, я велел Майку стелить постель и вышел из палатки.

Наш лагерь отходил ко сну. Немногие еще оставались у костров. В траве стрекотали кузнечики. Воздух был прохладным и вкусным, пах дымком, жареным мясом и луговой свежестью.

Повозки были составлены кругом вокруг палаток. Часть моей свиты так и ночевала в повозках и под ними, прямо на лошадиных попонах. Соседняя палатка, где разместились Адель и Бернадетта, была темна, значит, уже уснули. Завтра будут дуться на меня за то, что не пожелал покойной ночи.

Я присел на траву у палатки и, подняв голову, нашел на безоблачном небе созвездие дракона. Звезды подмигивали мне.

Неожиданный шепот за спиной заставил вздрогнуть.

— Ты не боишься его? — Кажется, это была Бернадетта.

— Нет, я боюсь его сестру… — ответила Адель. Я навострил уши.

— Говорят она очень красива?

— У нее золотые волосы и золотые глаза, как у него…

Она может оборотиться драконом. Я видела зимой из замка. Золотой дракон с черными крыльями — это не передать словами. Она прекрасна и ужасна одновременно.

— Она обижала тебя?

— Что ты, она всегда была любезна и добра ко мне. Мы часто занимались с нею фехтованием…

— Замечательно… Она владеет оружием?

— Как самый опытный воин…

— Говорят, она исчезла среди ночи, прямо из замка?

— Да, она оборотилась драконом и улетела… Я каждый день жду, что она вернется и заберет его у меня…

— Но ты теперь жена.

— Для нее это не имеет значения… Они спали вместе, и один из сыновей ее.

— Он спал с сестрой?!

— Тише, глупышка… Они драконы, и наши традиции и законы для них, что прах под ногами…

— Бедная, моя… Жить и ждать каждый день, что придет женщина и заберет твоего мужчину! Я бы умерла!

— Будешь строить ему глазки — умрешь!

Послышалась возня и девичий писк.

О, боги, слушать девичью болтовню — выше моих сил. Я тихонько встал и отправился в палатку спать в одиночестве.

Я стал утром пораньше и на завтрак отправился к соседкам.

— Доброе утро, леди! Ваши сны были приятными?

Адель и Бернадетта встали и приветствовали меня, приседая и придерживая юбки. Две пары одинаковых зеленых глаз взяли меня под обстрел.

— Милорд муж хорошо отдохнул ночью?

— Без вас мои ночи, миледи, пусты, печальны и холодны!

Я поцеловал руку жены. Ее пальцы слегка сжали мои.

Бернадетта подала мне свою руку, высоко приподняв ее, почти к моим губам. Я поцеловал эту прохладную ручку и, не удержавшись, пожал пальчики. Брови сестрички приподнялись от неожиданности.

— Леди, к вечеру мы будем в замке вашего отца, и там вас ждет сюрприз!

Весь день сестры пытались выпытать у меня, — что за сюрприз? Но я был тверд. Сестры злились, а я забавлялся.

— Грегори, ты дразнишь нас и получаешь от этого удовольствие!

Адель была на взводе.

— Это маленькая месть миледи за одинокую вчерашнюю ночь…

— Это просто возмутительно! Быть таким злопамятливым!

Я засмеялся. Адель фыркнула и, стегнув кобылку, поскакала вперед.

Замок барона Соммерсби показался из‑за рощи, когда солнце уже зашло, и сумрак начал свой привычный бег с востока на запад.

Сестры, хлестнув лошадей, со смехом и визгом поскакали вперед. Со мной поравнялся барон Соммерсби.

— Лорд Грегори, дочери весь день пытались получить от меня ответ — какой сюрприз их ждет в замке. Но мне вы можете сказать хотя бы сейчас.

— Все увидите сами, дорогой тесть!

Джулиано Мадзини встретил нас перед въездом на подъемный мост.

Впрочем, вместо подъемного моста стоял деревянный, постоянный с перилами, светящимися свежим деревом.

_-Милорд Грегори, я жду вас весь день! Сьерр барон! Прошу вас оценить мои труды!

Труды впечатляли даже в наступивших сумерках. Замок обновился и посветлел. Новые окна светились кружочками огней, все же вымощенный двор сверкал гранитной брусчаткой. Чисто выбеленный свод ворот и новые ворота, окованные блестящим железом.

Новая черепица на основном здании двора лежала ровными аккуратными рядами.

Мы с бароном спешились. Пажи и горцы охраны быстро наводнили весь двор. Слуги в одинаковых ливреях с гербами барона заводили лошадей на конюшню. Служанки несли в дом походные тюфяки. Факелы и фонари, во множестве расположившиеся по стенам, ярко освещали шумное многолюдье.

Внутри все изменилось. Стены в зале обшиты новенькими деревянными панелями. Своды потолка чисто выбелены. Люстры с множеством свечей озаряли обновившийся зал мерцающим желтым светом. Огромный камин, в котором пылали дрова, добавлял уют.

Растерянный барон бродил по залу, трогал панели рукой, задирал голову вверх. Мой тесть явно был потрясен чудесным превращением пыльного и обветшалого родового гнезда в образцовое поместье.

Мне это обошлось в двадцать фунтов золота. Две недели две сотни рабочих ремонтировали замок под присмотром мессира Мадзини.

По свежевыкрашенной лестнице с округлившимися глазами спускались Адель и Бернадетта.

С визгом и смехом они повисли на моей шее.

— Грегори, ты маг!

— Лорд Грегори — это чудо что вы сделали!

Ужин превратился в праздник. Мессир Мадзини светился как именинник. Похвалы и славословия лились на него водопадом. Различной провизией кладовые тоже были наполнены доверху, и теперь слуги быстро уставили длинный стол яствами на любой вкус.

Жареного кабана на огромном блюде внесли шестеро слуг.

Во дворе я приказал накрыть столы для нашей свиты.

Мессиру Мадзини принесли лютню, и он пел на своем языке песни своей далекой родины. Мелодичные и веселые, они звали танцевать, хотя ни слова мы не понимали.

Адель и Бернадетта, как единственные аристократки в этом зале, танцевали с моими рыцарями и лейтенантами. Раскрасневшиеся, с блестящими глазами они кружились по залу, грациозные и блистательные, как две бабочки утром на лугу под яркими лучами солнца.

Барон Соммерсби прослезился. Он взял меня под руку.

— Грегори, нет слов выразить мою признательность!

— Отец и сестра моей супруги должны жить богато и достойно! Кроме того — я понизил голос — я оплатил все ваши долги.

Барон побледнел.

— Я знаю, кому вы проиграли в кости и таблички вашу жену и ваших дочерей… Если с Бернадеттой повторится подобная история — я прикажу вырезать вам сердце. В Хагерти вам дорога закрыта навсегда — епископ Иоанн мне это пообещал. Я не буду читать вам нравоучений, дорогой тесть, но если вы еще раз возьмете в руки кости или таблички — вам не жить!

Глава 17

Адель я извлек из рук барона Гринвуда.

— Дорогая супруга, пора идти ко сну!

— Я еще не натанцевалась, Грегори! Ну, пожалуйста!

— Мне опять спать одному?

Адель сделала выбор в мою пользу, и мы поднялись по лестнице наверх.

— Здесь была моя комната, а следующая Бернадетт.

— А ваша старшая сестра?

— Комната Мари была в конце коридора.

Мы прошли до конца коридора. Из комнаты навстречу нам вышел Майк.

— Милорд, миледи, ваша постель готова!

— Ты знал, что я буду с тобой этой ночью? — Остановившись, Адель заглянула в мои глаза.

— Ты моя жен,а и твое место рядом со мной.

Я поцеловал ее в губы и привлек к себе, обняв за талию.

— За твой поцелуй я готова на все, — прошептала Адель.

Мы вошли в комнату, но здесь были две служанки моей супруги.

— Девушки помогут мне снять платье, Приходи, я буду ждать.

Я вышел в коридор, прошелся до лестницы. Посмотрел вниз в зал.

Бернадетта негромко играла на лютне. Рядом сидели барон Гринвуд и кавалер Граветт. Мадзини и прочих рыцарей и офицеров уже и не было. Наш уход дал сигнал всем остальным отправляться ко сну. Слуги убирали посуду и остатки еды со стола, при этом не стесняясь допивать вино из кубков. По традиции все, что оставалось на столе, доставалось слугам.

Барон Соммерсби сидел у камина. Его бледное неподвижное лицо без тени эмоций казалось маской. Подействуют ли мои слова? Я не был уверен в действенности слов.

Я прошел по коридору дальше. Здесь был полумрак, и на стенах свечи в подсвечниках были уже погашены.

Шум и вскрики доносились через приоткрытую дверь в конце коридора.

Я распахнул ее и вошел. При свете одинокой свечи я увидел двух человек возившихся на краю постели. Парочка уединилась, а я их готов вспугнуть. Я, было, сделал шаг назад, но тут люди повернулись лицами ко мне.

Мессир Мадзини со спущенными штанами находился сверху, а мой паж Дуган снизу.

Изрядно выпивший Мадзини пытался одновременно стянуть штаны с мальчишки и выкрутить ему руки. Пока это ему плохо удавалось.

Не помня себя от ярости, я подскочил к постели и отшвырнул Мадзини. Неловко взмахнув руками, он упал на пол. Ужом вывернувшийся паж оказался на ногах и шмыгнул за дверь.

Пытавшегося подняться мессира я с размаха ударил кулаком в челюсть. Он крякнул и мешком свалился обратно на пол.

Я сел на постель. Костяшки пальцев саднило. Злость медленно отхлынула.

Не убил ли я своего инженера?

Присев рядом, я убедился, что он без сознания.

Противоестественная тяга мужчины к мужчине всегда вызывала в моей душе чувство брезгливости, так, словно поднимаясь по лестнице, я коснулся перил, и мои руки вляпались в чей‑то плевок. Омерзительно до дрожи по спине…

Мадзини мне необходим. Его ум, талант, просто бесценны, но его тяга к мальчикам не приведет ни к чему хорошему. Я сам вынужден буду приказать его повесить, или его разорвут на части родители очередного его любовника. В чем причина этой противоестественной тяги — состояние ума или болезнь?

Если болезнь — я смогу ее излечить!

Склонившись над мессиром, я приложил ладони к его вискам. Сосредоточился. Покалывание в кончиках пальцев, и больше ничего…

Я подождал несколько мгновений. С лечением явно не заладилось.

Мадзини забормотал что‑то и, обдав меня волной перегара, повернулся на бок и засопел.

Я оставил его на полу и зашагал к своей комнате.

Дверь была слегка приоткрыта. Я слегка поскребся в нее.

— Грегори?!

Я вошел, меня здесь ждали.

Адель, укрывшись до подбородка перинкой, лежала на спине. Я знал уже, что если она так тщательно укрылась — значит, она совершенно обнажена.

— Грегори, невежливо заставлять даму так долго ждать!

Закрыв дверь на щеколду, я на ходу начал расстегивать камзол и рассказывать о том, что только что произошло в комнате Мадзини.

Адель, с распахнутыми глазами, села, придерживая на груди перинку.

— О, господи! Что ты с ними сделаешь?

— Ничего.

— Ничего?!

— Мальчишка не пострадал. Завтра мы уедем. Мадзини отправится обратно в Корнхолл.

Адель от возмущения потеряла на мгновение дар речи.

— Ты должен наказать этого грязного развратника! Немедленно!

— Он сейчас пьян и спит, а завтра я подумаю, как его наказать.

— Грегори, в Конфландии за содомию жгут на кострах!

— Мы не в Конфландии и потом, если завтра поджарить мессира, кто же закончит наш свадебный портрет?

Адель прикусила губу. Портрет она желала получить.

Нагнувшись, я поцеловал ее в губы. В спорах с Адель этот аргумент был самым неотразимым.

Я ласкал ее тело и думал, как можно мужчине заменить божественную сладость женского тела на грубое мужское?!

Поистине женщина — самое прекрасное творение богов! Нежная шелковистость кожи. Дурманящий сознание сладкий запах женского тела. Округлость грудей, что просто создана для мужских ладоней. Прелестная ямка пупка….И наконец тайна, спрятанная между атласных бедер, пусть известная тайна, но каждый раз открываемая заново!

На утро мы выехали дальше на юг. Бернадетта не пожелала остаться в замке отца.

К моему удивлению, Адель поддержала сестру и пожелала, чтобы она ехала на турнир вместе с нами. Мадзини, так и не показался из своей комнаты, сказавшись больным. С Дуганом я побеседовал и посоветовал держать язык за зубами, добавив к совету горсть серебра.

Хагерти мы объехали по другой дороге.

Палаточная жизнь начинала надоедать. Необустроенность дорог королевства была просто удручающей. Пыльные дороги, грязные постоялые дворы. Из‑за обоза наше путешествие удлинялось в два раза. Но без обоза мы были бы обречены ютиться в грязных коморках, именуемых апартаментами, и есть всякую тухлятину с риском для животов.

У неизвестной речушки, притока Шелл в лугах, мы остановились на ночлег.

Управитель местного барона явился тут же, возмущенный потравой покосов. Но, получив мешочек с серебром, рассыпаясь в изъявлениях благодарности, так же быстро уехал.

— Хочешь увидеть речную деву?

— О, боги, Грегори, у тебя в месте каждой ночевки есть знакомая дева?!

— Эта дева совсем другая… Так ты идешь со мною?

Конечно, она пошла, какая молодая жена согласится отпустить мужа одного в ночь для встречи с другой особой женского пола?

Мы спустились к реке там, где песчаный плес уходил чуть ли ни до середины речушки. Но всегда рядом с плесом таится омут. Придерживая Адель под руку, я спустился к самой воде. Ни ветерка. Гладь воды неподвижна и слегка светится как зеркало, отражая край еще восточного голубоватого небосклона.

Еще немного, и темень закроет все вокруг, и яркие звезды рассыплются по небу.

Опустив ладони в воду, я произнес мысленно приветствие и вызов.

Вода пахла травой и жирными лещами.

Голубоватая тень скользнула под поверхностью. Речная дева медленно поднялась из воды, обнажив тело только по грудь.

Бледное лицо, бело–голубые волосы, почти белые большие глаза.

Ахнув, Адель спряталась за моей спиной. Холодные губы коснулись моей руки.

«Приветствую повелителя земли, вод и неба,"

«Приветствую речную деву!»

«Что угодно повелителю?»

«Мне угодно сделать подарок» Из принесенной корзинки я вынул кусок ткани и, развернув его, извлек жемчужное ожерелье.

Удивление на лице речной нежити меня позабавило. Я опустил мерцающее ожерелье прямо на ее голову. Ожерелье упало на белые плечи и провисло к низу до самых тугих грудей.

«Повелитель выбрал меня?»

«Это маленькая благодарность за помощь.»

Речная дева улыбнулась и, зажав в горсть жемчужинки, ушла под воду.

«Я буду рядом, повелитель…»

Прижавшаяся ко мне Адель дрожала.

Я поцеловал ее в губы.

— Уйдем отсюда!

— Мой паж испугался речной девы?

— Я прошу тебя, Грегори, уйдем!

Я поднял корзинку — она стала тяжелой. Толстые жирные лещи сонно шевелили хвостами. Ответный подарок речной девы?

Мы вернулись в лагерь. Корзину с лещами я передал пажу — чтобы повар запек нам рыбу на углях к завтраку.

Адель пришлось отпаивать горячим отваром, только тогда она пришла в себя.

Впервые за много дней я увидел в ее глазах страх.

— Я не слышала ваш разговор…

— Для того, чтобы говорить с духами вод, мне не нужен язык.

— Ты подарил ей ожерелье. Почему?

— Она помогла мне весной, когда по дороге в Гартунг паромную переправу в Шеллсбери уничтожили люди герцогини Бронкасл.

— Ты не рассказывал мне об этом…

— Изволь.

Я рассказал ей о своем путешествии, о встрече с девой вод, о чудесном броде.

— Теперь я буду бояться подойти к реке!

— Не бойся, малышка, моя жена и мои люди под моей защитой, а дева вод мой друг.

Несмотря на все происшедшее, Адель быстро заснула в моих объятиях. Она обняла меня, и даже ее нога обвила мои ноги. Я слушал тихое дыхание жены, но заснуть не мог.

Легкие отсветы от дежурного костра пробегали по полотну палатки. Всхрапнула лошадь неподалеку. Тишина накатилась на лагерь.

Адель завозилась в моих руках.

Глаза открылись. Они были не зеленые, а светло–светло голубые. Через несколько мгновений в моих объятиях была уже не Адель, а дева реки. Ее руки обняли мои плечи.

— Повелитель выбрал меня, и я пришла…

Я впервые услышал ее голос. Нежный, журчащий, словно ручеек по камушкам….

Она не была холодной, и ее поцелуй обжег меня, как поцелуй обычной женщины из плоти и крови. Легенды пиктов вспомнились мне только сейчас. «Тот, чей подарок дева реки примет, станет ее мужем.»

Но отступать было поздно. Почему бы водяному дракону не взять в жены деву реки?!

Ночь пролетела стремительной птицей.

Ласки девы реки то обжигали, то охлаждали мое тело. Пыл мой был неистощим. Пять раз я торжествовал победу, и пять раз моя партнерша содрогалась в сладких судорогах вместе со мною. Такого наслаждения у меня никогда не было. Оно длилось и длилось… Кружилась голова, и меркло сознание.

При первых лучах солнца дева реки исчезла… В моих руках была снова Адель. Проснувшись, она сонно моргала… Ощутив мое тело в себе, она удивилась.

— О, Грегори! Ты мог хотя бы разбудить меня. Ненасытный мой!

Я поцеловал ее вялые сонные губы и лег рядом на спину. Привстав на локте, Адель изучала мое лицо с растущим изумлением. Я закрыл глаза. Врать ей я не хотел, а сказать правду не мог.

Запеченные лещи, что подали нам на завтрак, были изумительны!

Через три дня мы достигли Давингтона. Каждую ночь дева реки приходила ко мне и вселялась в тело Адель. Мои силы были на исходе. Я уже не ехал в седле, а дремал днем в повозке. Адель была встревожена моим сонным состоянием, пыталась потчевать меня разными настойками на травах. А я просто не высыпался!

Портовый город в устье реки Шелл, шумный, торговый, многолюдный и грязный меня совершенно не интересовал. Я послал в город во дворец герцога лейтенанта Макнилла.

Он вернулся с известием, что герцог еще вчера со всей свитой выехал в Гвинденхолл.

Столетний каменный мост рядом с Давингтоном пересекал Шелл. Массивные каменные опоры покоились на многочисленных островках.

Королевские приставы пропустили мой обоз без очереди. В бликах на воде мне чудилась озорная улыбка речной девы.

Поселения южнее Шелл были чаще и многолюднее. Поля кругом заросли травой и огорожены для пастьбы овец. Постоялые дворы забиты проезжими.

Ночевали мы на опушке леса, огородив лагерь повозками. Я лег на тюфяк в палатке и мгновенно уснул. Адель пыталась меня застормошить, но ей это было не по силам. В эту ночь мы были далеко от реки, и речная дева меня не посетила. Первый раз за четыре ночи я выспался и отдохнул.

Глава 18

Дорога, ведущая в Гвинденхолл, была просто переполнена. Торговые обозы, крестьянские повозки, рыцари и бароны в окружении воинов и слуг.

Почти все это многолюдное шествие направлялось в столицу королевства.

К средине дня мы достигли стен столицы.

Здесь нас встретил герольд и проводил до места, отведенного под лагерь.

— Милорд, завтра после утренней службы торжественный въезд в город. Для Вас и ваших рыцарей отведен постоялый двор «Королевская милость».

— Где располагается лагерь герцога Давингтонского?

— Герцог уже разместился в своем городском доме, милорд.

Обычная лагерная сутолока началась вокруг. Ставили палатки, зажигали костры. Слуги отправились в город за едой.

В сопровождении Говарда и лейтенанта Макнилла я подъехал к городской стене. Ров был заполнен на треть стоячей зеленой водой, но высокие стены из серых валунов были в полном порядке. Бойницы оснащены ставнями, а машикули в виде эркера украшали стены на всем протяжении.

На башнях по обеим сторонам ворот устроены постоянные каменные галереи для стрелков. Гвинденхолл за последние сто лет не испытывал трудностей осады, но видимо был готов к нападению и обороне.

Огромный подъемный мост мог быть поднят на двух цепях, и в глубине под сводом ворот виднелись зубья поднятой решетки.

Нападавшие должны были захлебнуться кровью в этом рву под этими серыми каменными стенами.

Проехав вдоль рва около мили, я увидел обширный луг, на котором заканчивались приготовления к турниру. Турнирное поле представляло собой огороженный прямоугольник, длина которого на четверть больше ширины, и который был окружен двойным барьером. Первый барьер отстоял от второго на четыре шага. Как и было предусмотрено турнирными правилами — внутренний барьер — это частая полутораметровая изгородь с горизонтальной перекладиной наверху, образующей перила; наружный барьер несколько выше и состоит из остроконечных столбиков, соединенных двойными перекладинами.

Между барьерами во время турнира находятся пешие слуги, в обязанность которых входит при необходимости помогать рыцарям, выбитым из седла; там же — воины, не пропускающие толпу на поле.

По правой стороне поля были в возведены три трибуны: в центре — для судей, по бокам — для знатных дам. Два входа предназначены для сеньора–зачинщика, сеньора–защитника и их партий.

Судя по площади ристалища, число участников обещало быть довольно большим.

Знакомый ранее с турнирными полями только по книгам, я с большим интересом рассматривал это поле. Множество рабочих суетилось вокруг трибун.

Алебардисты в двухцветных, сине–красных камзолах охраняли периметр турнирного поля и отгоняли любопытных. В этот жаркий полдень воины не надели доспехов.

Сегодня был, пожалуй, самый жаркий день за все десять дней нашего путешествия. Каково будет в доспехах под солнцем? И без доспехов я уже потел в обычной одежде.

Шагах в пятидесяти от нашего лагеря в низине бил мощный ключ, дававший начало полноводному ручью. Я, спешившись, напился воды и смочил лицо. Вкусная и холодная вода здорово освежала. По берегам его было полно сочной травы для лошадей. Дорога в Гвинденхолл проходила за березовой рощей.

Повозки нашего обоза были выставлены квадратом, а внутри разбиты семь палаток. Одна для меня, другая для Адель и пять для моих рыцарей. Рядом, за повозками, для лошадей был собран из жердей обширный загон. Шесть боевых коней содержались отдельно. Вернувшись в свой лагерь, я с облегчением вошел в свою палатку. Здесь была тень, но было и очень душно.

Я распорядился, чтобы полог палатки с противоположных концов приподняли — пусть нагретый воздух уходит на улицу. В палатку жены я попасть не смог.

Прямо на входе, между двух рослых горцев стояла камеристка Адель, невысокая, но очень подвижная особа — Джени.

— Миледи и леди баронесса освежаются и просят прощения вашей милости, что не могут принять! — быстро протараторила Джени, приветствуя меня приседанием.

Навострив уши, я услышал плеск воды и смешки сестер.

Отличная идея, мне тоже не помешает освежиться. Я потрепал Джени за розовую щечку и отправился к себе. Майк и пажи были отправлены на поиски подходящей емкости и ведер для воды.

Но не успел я расположиться в тени палатки на походном стульчике, как явился возмущенный Серрей.

— Лорд Грегори! В этом городе живут бессовестно жадные люди! Цены на мясо, зелень, хлеб и эль просто грабительские! Чтобы прокормить всю вашу свиту, потребуется не менее ста дукатов в день!

— Спокойно, Сэррей! На эту жертву я могу пойти… Турнир продлится всего неделю, и денег хватит.

Но кипящий Серрей не мог долго успокоиться, и отправленный к поварам узнать про обед, размахивая руками, все возмущался вслух жадностью горожан.

Я расстегнул камзол и бросил его на траву. В рубашке было легче переносить летнюю жару. С удовольствием я наблюдал за суетой в лагере. Люди двигались в разных направлениях, но никто не ленился, и все были заняты делом. У костров суетились повара, горцы вели коней на водопой. Оруженосцы чистили коней и снаряжение. Служанки выкладывали парадную одежду из сундуков и заносили в палатки. Слуги в моей палатке сервировали стол для обеда.

Насколько я помнил правила, завтра утром торжественный въезд в город, потом обедня в соборе, а затем вечер с танцами, вином и первым объявлением судей турнира.

Растерянный Майк явился с известием, что единственный деревянный чан в нашем обозе отнесен в палатку миледи, а в ведрах носят воду для приготовления обеда.

Опять я оказался у палатки Адель. Джени не дежурила у входа, и я решил зайти без предупреждения. Адель, совершенно обнаженная, расчесывала волосы, стоя ко мне спиной. За высокой ширмой раздавался плеск воды.

— Адель…

Она обернулась через плечо без тени смущения. Бернадетта?!

— Грегори, ты хочешь освежиться? Я уже заканчиваю… — раздался голос Адель из‑за ширмы.

Бернадетта улыбнулась. Ее фигура сзади была такой же, как у Адель. Даже две симпатичных ямки на пояснице точно там же и такие же.

Мы смотрели друг другу прямо в глаза. Стеснения и робости в ее глазах я не увидел. Бернадетта знала чего хотела. Смелый взгляд зеленых глаз пообещали мне все, что я пожелаю.

Я поклонился своей «сестричке» и первым отвел взгляд.

За ширмой Джени уже укутала Адель в простыню и помогала высушить волосы.

— В такой жаре я не смогу уснуть! — пожаловалась супруга.

— До ночи еще далеко, и жара после заката обязательно иссякнет. Обед будет готов через час, прошу леди в мою палатку.

— Как мне надоели физиономии наших рыцарей, Грегори! Я так жажду увидеть новые лица!

— С завтрашнего утра такая возможность у вас появится, моя дорогая.

Женщины вышли и я, сбросив одежду, погрузился в освободившийся чан. Воды было по грудь, и она не была холодной, но огромное удовольствие я все же получил.

После омовения появился аппетит, и я с удовольствием пообедал в компании Адель, Бернадетты и рыцарей. Тыквенный суп, жареная курица и бокал охлажденного вина порадовали мой желудок.

После обеда все отправились подремать в тени.

К неудовольствию моему и Адель нам помешали насладиться послеобеденным отдыхом. В наш лагерь приехал барон Джаред в сопровождении десятка вассалов.

Барон отказался от обеда и предложил мне беседу наедине.

Мне оседлали коня, и мы с бароном медленно, шагом, проехались до березовой рощи и вдоль нее до ручья.

Говорил в основном барон, а я слушал.

Завтра вечером король принимает у себя во дворце всех участников турнира, и поскольку архиепископ как церковный иерарх, не одобряющий такого мероприятия как турнир, будет отсутствовать, всем будет заправлять королева–мать. Она настаивает на встрече со мной и на моем лечебном воздействии на короля Руперта в этот же вечер. В противном случае, послезавтра, когда по турнирным правилам все участники турнира выставят свои шлемы в дворике монастыря Святой Екатерины, меня объявят рекомендованным, обвинив в несдержанных словах против дам и мезальянсе.

Из турнирных правил следовало следующее:

Судьи обычно размещают шлемы на ограде внутреннего дворика в определенном порядке, над каждым из шлемов — знамя рыцаря. Затем появляются дамы, девицы и все общество, собравшееся по случаю турнира. Судьи несколько раз проходят по галереям, и один из герольдов выкликает имена участников турнира, которым принадлежат выставленные шлемы. Если дама коснется гербовой фигуры, то рыцарь, которому принадлежит шлем, может быть объявлен рекомендованным, что дает право другим участникам турнира его безнаказанно избивать. Помимо приведенной неприятной рекомендации дам, было еще несколько случаев, считавшихся более тяжкими: не сдержанное слово, ростовщичество, мезальянс (неравный брак). Два первых — не простительны. Если участник турнира, обвиненный в них, все‑таки выходил на ристалище, его можно было бить до тех пор, пока шлем его не упадет на землю.

В первых, самых тяжких случаях (нарушение данного слова и ростовщичество) все рыцари и оруженосцы должны поносить рекомендованного, став к нему лицом, и бить его до тех пор, пока он не скажет, что согласен отдать свою лошадь, что равносильно признанию собственного поражения. Тогда участники приказывают слугам обрезать подпруги седла и посадить рекомендованного верхом на барьер; в таком положении, не слезая, он должен находиться до конца турнира. Лошадь же отдают трубачам и менестрелям.

Наказание дворян, замеченных в мезальянсе, менее жестоко. Их должны бить, пока они не согласятся отдать лошадь; но их оставляют на своих конях и отправляют в пространство между барьерами, где, отдав меч и булаву, они находятся под охраной герольда. Если наказанные дворяне попытаются вырваться на свободу, их усаживают на барьер.

Представив себя в полном доспехе, в синяках, сидящем на барьере весь жаркий день, всю неделю я расхохотался.

— Лорд Грегори, вам смешно?!

— Дорогой барон, я представил себя в этом дурацком положении, верхом на барьере и просто не смог сдержаться!

— Это вовсе не смешно!

— Вы вытащили меня на этот турнир для того, чтобы напугать и заставить излечить короля?

— Вас вызвал на турнир герцог Давингтонский!

— Который по странному совпадению является конюшим его величества и кузеном герцогини Бронкасл? Хорошо, вы рассказали про кнут, а где же морковка?

— Морковка?

— Да, что предлагает королева–мать в обмен на излечение короля?

— Земли севернее Клайва переходят вам вместе с городом Корнхолл и титулом графа Корнхоллского.

— То есть мне отдают, то, что я и так имею?

— Герцогиня Бронкасл умоляла ее величество взять вас под стражу как мятежника и держать в заточении до возврата ей сына и всех ее владений. Ее величество не пошла навстречу мольбам герцогини, но все может повернуться и по-другому.

— Добавьте к моим графским владениям еще город Гартунг, и закончим на этом.

— Мне передать ее величеству, что вы склонились к ее мольбам и завтра вечером исцелите короля?

— Я попробую его исцелить, ведь я не маг, я только сын дракона….

— Ваша скромность делает вам честь, лорд Грегори!

Проводив барона, я вернулся в лагерь.

Адель дремала на походной постели в моей палатке под занавесом из тонкой кисеи. Надоедливые мухи и комары ее там не беспокоили.

Сняв сапоги и камзол, я осторожно пробрался к супруге под этот полог и лег рядом.

— О–о–о, Грегори! Не обнимай меня, ты весь просто огненный, и я буду потеть…

Пришлось отодвинуться от нее подальше. А потом я уснул.

Глава 19

Въезд в город происходил торжественно и в определенном порядке: во главе кортежа — мой боевой конь Малыш с плюмажем на голове и бубенцами на шее, в попоне, на которой над каждой ногой нашит мой герб золотой дракон на голубом поле. Верхом сидел малолетний паж, самый младший из моих пажей двенадцатилетний Кайл Граветт — непосредственно на попоне.

Рядом, не менее богато украшенный, выступал конь герцога Давингтонского. Затем шествовали кони участников турнира, по два в ряд, в попонах, украшенных гербами. Далее — трубачи и герольды со своими помощниками; замыкали процессию участники турнира, каждый со своей свитой. Я ехал во главе своих пяти рыцарей.

Герцог Давингтонский во главе своей пятерки. Мы с ним раскланялись из седел, не подавая руки. На вид ему было около сорока, его грузность увеличивала его возраст. На самом деле герцогу было тридцать, но неумеренное пристрастие к элю и жареной кабанятине добавило ему лишнего веса. Под солнцем он обильно потел, беспрестанно промокая лоб огромным кружевным платком.

За нашими свитами следовало более двух сотен аристократов, явившихся для участия в турнире.

Казалось, весь город выбрался на улицы и в окна домов, чтобы полюбоваться на это красочное шествие. Развевались знамена, трубачи трубили, что есть мочи. В глазах рябило от разноцветных костюмов и пестрых гербов.

Войдя в город, каждый сеньор занял апартаменты, где поселяются также не менее пяти участников с его стороны. Постоялый двор «Королевская милость» — трехэтажное здание, в сотне шагов от центральной площади, было не новым сооружением, но в прекрасном состоянии, во всяком случае его фасад чисто выбелен, опорные балки прокрашены, а стекла окон сияли чистотой.

Предводители турнира обычно разворачивают в окне, выставляя на улицу, свои знамя и велят разместить внизу на специальном полотнище свой герб со шлемом. Другие участники также разворачивают свои знамена и помещают свои гербы под окнами. Так что и я велел «дать свой герб в окне».

Хозяин постоялого двора, лысеющий мэтр Окшотт, встретил нас очень подобострастно, прижимая руку к жирной груди и постоянно кланяясь.

Мои апартаменты и комнаты рыцарей располагались на втором этаже. На первом этаже разместились слуги. Пажи и оруженосцы отправились на третий этаж, в мансарду.

Сюда же, в этот постоялый двор, со своими служанками и камеристками явились чуть позднее Адель и Бернадетта, после обедни в соборе Гвинденхолла.

Закипела подготовка к вечернему приему у королевы–матери. Служанки сбились с ног. Леди нервничали, это был их первый прием в королевском дворце. Когда леди нервничают — мужчинам лучше быть подальше. Я спустился на первый этаж в большую комнату и потребовал самого лучшего вина.

Бутыль в плесени и паутине принес из подвалов сам хозяин.

— Мэтр Окшотт! Вы нашли эту бутылку на помойке?

— Это местная традиция, приносить грязную бутылку из подвала! — в двери стоял незнакомый мне дворянин примерно моих лет. Лицо чисто выбрито. Волосы его цвета воронового крыла были коротко подстрижены, на голове берет с пером, заколотый брошью с драгоценными камнями.

Зеленый камзол с красными полосами и такого же цвета короткие штаны, открывавшие его стройные ноги, обтянутые белоснежными чулками. В разрезах камзола виднелось белоснежное белье. На ногах короткие сапожки со шпорами. На широком поясе с золотыми медальончиками кинжал в серебряных ножнах и меч–бастард.

Я поднялся из‑за стола.

Дворянин, изящным жестом снял, берет и поклонился.

— Честь имею, барон Хэрри Эльсинер!

— Грегори, лорд Холлилоха.

Я предложил гостю кресло и сел напротив. Карие глаза выдавали уроженца юга.

— Прошу простить, Грегори, что я явился без приглашения, но я ваш сосед и признаться, любопытство было невыносимым! Весь город говорит только о вас!

— Хэрри, вы, входя, что-то сказали о местной традиции?

— Вот именно! Грязную и пыльную бутылку приносят из подвала, даже не стряхнув паутину, для того чтобы вы убедились в том, что она действительно содержит выдержанное вино! Бутылка — грязь, вино — рубин! — так говорят в наших краях.

Этой же бутылки не касались, по меньшей мере, лет двадцать — вино наш ровесник!

Вы колеблетесь?! Позвольте мне его откупорить?

— Прошу.

Барон ловко и быстро откупорил бутылку, понюхал пробку, закатив глаза вверх.

— Отменное! Из подвалов монастыря Святой Жильберты?

— Вы правы, сьер барон, — подал наконец голос мэтр Окшотт.

Барон разлил вино по прозрачным стеклянным бокалам, совсем понемногу. Сощурившись, он осмотрел вино на просвет, остался доволен его рубиновым цветом, потом отпил глоток и несколько мгновений гонял вино во рту. Было очень забавно наблюдать за этими манипуляциями.

Наконец вино проглочено. Приоткрыв рот, барон прислушался к своим ощущениям.

— Лучшего не найдете и в подвалах короля! Пробуйте, Грегори!

Я отпил глоток. Вино было не сладким, скорее пресноватым, с легкой кислинкой и неожиданным послевкусием орехового ядрышка.

— Оно отдает орехом? Я прав?

— Странный ореховый привкус!

— Только на виноградниках монастыря Святой Жильберты выращивают это виноград, и заметьте, Грегори, только на южных склонах!

Барон болтал без умолка, и вскоре я уже знал о нем массу всяких вещей.

Хэрри был средним сыном барон Эльсинер, и его отправили в Конфландию в Вилларский университет. По дворянским традициям старший сын наследует титул и имущество отца, средний получал образование или отправлялся в монастырь, а младший нанимался в услужение крупным землевладельцам — герцогам или князьям церкви. Старший брат Хэрри погиб на охоте, и отец спешно вернул сына из университета и теперь прилагал много усилий для того, чтобы воспитать своего преемника из этого шалопая. На турнир Хэрри явился во главе трех рыцарей, и ему был отведен под апартаменты соседний с постоялым двором дом.

В отличие от моих рыцарей Хэрри был поглощен флиртом с любой попавшейся на пути юбкой и дегустацией вин. Предстоящие на ристалище рыцарские сражения его совершенно не интересовали.

Под его болтовню мы допили бутылку и отправили мэтра Окшотта за второй.

Выпить вторую бутылку нам помешали леди.

Со второго этажа спустилась Адель под руку с Бернадеттой.

Глаза Хэрри заблистали, и он понесся мести пол перед дамами своим роскошным пером и целовать ручки. Я представил его, и меня отправили наверх, надевать парадную одежду.

Когда я спустился вниз, уже готовый к приему, мои леди с улыбкой до ушей таяли перед Хэрри, который осыпал их комплиментами и бисером лести.

— Грегори, представь себе, Хэрри советует ехать на прием не в седлах, а в его носилках!

— Носилки?

— Это сейчас здесь самый модный способ передвижения. Я заказал себе двухместные, и вчера мне их доставили. У меня имеется восемь крепких парней — вы доберетесь до дворца в комфорте, под крышей, укрытые от нескромных взглядов!

— Грегори!

— Пожалуйста, Грегори, позволь нам?!

Леди повисли у меня на руках, строили глазки и ворковали, как голубицы. Им до смерти хотелось проехаться в носилках.

— Барон, в ваших силах осчастливить леди.

— Через несколько минут носилки будут у ваших дверей!

Раскланявшись, Хэрри исчез за дверью.

— О, Грегори, закажи нам носилки!

— Может стоит сначала попробовать этот способ передвижения?

Но леди были твердо уверены, что носилки — это именно их способ передвижения.

В сопровождении рыцарей и оруженосцев мы вышли на улицу. Слуги с фонарями стояли вдоль мостовой. Уже стемнело. Кони мотали головами, и звенели удила.

Хэрри появился из арки ворот соседнего дома в сопровождении своих рыцарей и оруженосцев верхом. Восемь дюжих молодцов в ливреях с гербами рысью принесли носилки. Между двух длинных ручек располагалась кабинка с крышей и мягкими сиденьями на двоих. Покусывая губки, чтобы не пищать от восторга, мои леди разместились в глубине носилок. Слуги подняли носилки. Мы расселись в седла и поехали.

Королевский дворец Гвинденхолла — это, по сути, огромный замок, своим фасадом возвышавшийся в глубине королевской площади. Желтый свет горел во всех высоких окнах. По мощеной площади к подъемному мосту подъезжали приглашенные участники турнира и дамы. Хэрри оказался прав — дамы приезжали в носилках.

Факелы и фонари освещали пеструю толпу рыцарей, дам, оруженосцев, слуг в разноцветных ливреях, коней в попонах с пестрыми гербами.

Но сутолоки и толкотни не было. Помощники герольдов встречали каждого прибывшего гостя и проводили к мосту, где выстроился караул гвардейцев в сияющих стальных полу доспехах с алебардами. По всему мосту стояли солдаты с факелами в руках.

Адель взяла под руку меня. Бернадетта составила пару барону. Наши рыцари- оруженосцы следовали за нами. Слуги остались с лошадьми.

Жезлоносец в пышном, раззолоченном костюме стукнул торцом жезла о каменные плиты.

— Лорд и леди Холлилоха!

— Барон Хэрри Эльсинер и баронесса Соммерсби!

Мы вошли в огромный зал для приемов. Тысячи свечей освещали его.

Сотни придворных и приглашенных заполняли это помещение. Гул от сотен одновременно говорящих людей порой заглушал музыку.

В течение следующего часа Хэрри перезнакомил меня с массой рыцарей и дам. Дамы строили мне глазки и оценивающе разглядывали мою супругу, ее платье и драгоценности. Но Адель была невозмутима и высокомерна, задрав подбородок, она вышагивала рядом со мной без тени смущения или робости.

— Прекрасно держишься, малышка, — шепнул я ей на ухо.

Она улыбнулась чуть кривой улыбкой, и я понялЮ в каком нервном напряжении находится она.

Затрубили трубы.

В зал вошли четверо судей и гербовый король, предшествуемые трубачами и помощниками герольдов.

Потом жезлоносец объявил:

— Ее королевское величество королева–мать!

Гомон стих. По широкому проходу в сопровождении свиты двинулась старая королева. Мужчины склоняли голову, дамы приседали, потупив взор.

Я наконец‑то увидел королеву. Черное бархатное платье на ней было обшито множеством жемчужин. Кружевной воротник поднимался на шее почти до ее макушки. Волосы спрятаны под золотую сетку, расшитую жемчугом. Сухощавое лицо, тонкие губы, глубоко сидящие в глазницах голубые глаза. Казалось, королева истощена длительным постом или воздержанием от пищи.

Она задержала на мне свой взгляд и улыбнулась. Улыбка на ее лице видимо была редким гостем. Шепот удивления пробежал по близстоящим.

Королева прошла на помост и села в кресло под балдахином.

Только после этого начались танцы.

Музыканты заиграли с новой силой.

Я и Адель вслед за многими парами пустились по кругу.

— Королева не выглядит здоровой.

— Болезнь короля Руперта мучает ее много лет.

— Неужели нет средства? Ох, Грегори, я поняла! Ты будешь лечить короля!

— Тише, малышка. Я обещал королеве через барона Джареда, что попробую вылечить его.

— Королева будет ужасно благодарна!

— «Ужасная благодарность» — это звучит не очень привлекательно.

— Грегори, не придирайся к словам. Что тебе пообещали?

— Титул графа Корнхоллского и земли севернее Клайва.

— Они отдают то, что и так у тебя есть! Ты должен был потребовать с них что‑то посущественнее!

— Торговаться с королевой? Фи!

Следующий танец Адель танцевала не со мной. Ее пригласил рослый, коротко стриженый рыцарь. Он представился, но его имя сразу же выветрилось из моей памяти.

Танец следовал за танцем. Я смотрел со стороны на это кружение пестрой человеческой карусели. Рядом со мной оказался барон Джаред.

— После объявления гербового короля я отведу вас в королевские покои. Вы готовы?

— Конечно…

Внезапно меня пригласила танцевать Бернадетта.

Разрумянившаяся, веселая, она так и ластилась ко мне, как кошечка.

— Дорогой братик, наконец-то я раздобыла вас для себя!

— Ничего сложного — я всегда рядом.

— Вовсе нет, Адель как цепной пес стережет вас, свое сокровище!

— Сокровищем меня еще не называли!

— Только я одна угадала вашу величайшую ценность, милорд! С самого первого взгляда! Вы раз–раз дали по морде этому жирдяю Мелиссио! А я увидела вас, моего спасителя, и мое сердце забилось как пойманная птичка! Потом вы уехали, и через год я узнаю, что муж моей сестры именно вы! Почему вы выбрали ее, а не меня?!

— Теперь я ваш брат, Бернадетта!

— Но вы же любили свою сестру, Грегори, и она дарила вам любовь. Теперь я — ваша сестра! Полюбите меня…

— Адель надерет вам уши, сестричка, если услышит такое!

— Я не боюсь ее! Страшнее всего ваше равнодушие, Грегори!

Разговор переходил за ту грань, за которую мне не хотелось переходить. Бернадетта имела нахальство сравнивать себя со Сью!

К счастью, танец закончился, и Бернадетту увел вовремя появившийся из толпы Хэрри.

Танцы прекратились после возгласа одного из спутников гербового короля, обладателя очень звонкого голоса. Судьи вместе с гербовым королем поднялись на помост, рядом с креслом королевы–матери.

Когда герольд трижды прокричал «Слушайте!», гербовый король объявил:

— Высочайшие и могучие принцы, герцоги, графы, бароны, рыцари и оруженосцы, что носят оружие, объявляю вам от имени сьеров моих судей: пусть каждый из вас завтра до полудня пришлет свой шлем с гербовой фигурой, в коем сражаться намерен, и знамена свои на двор сьеров моих судей, дабы, сказанные сьеры судьи в час пополудни могли начать их разбор; и после того разбора да явятся к ним дамы и выскажут свое усмотрение судьям. И не будет в завтрашний день более ничего, помимо танцев после ужина, равно как и сегодня!

Танцы возобновились, слуги королевы начали разносить на огромных серебряных подносах вино и пряности.

Следом за бароном Джаредом я покинул зал.

Глава 20

Но привели меня не к королю.

В комнате с занавешенными окнами и потемневшими гобеленами на стенах меня ждала королева–мать. Повинуясь ее жесту, барон Джаред вышел.

Я поклонился королеве и поцеловал ее руку.

— Вот вы какой, мятежный горец…

— Ваше величество ожидало увидеть что‑то другое?

— Вы моложе, чем я думала, Грегори.

— Это недостаток?

Королева опустилась в кресло с прямой спинкой и поморщилась.

— Не дерзите, юноша, я гожусь вам в матери.

— Я не смею дерзить вам, ваше величество! Я готов исполнить ваше любое пожелание!

— Прежде чем отвести вас к моему сыну я хочу проверить ваш дар на себе. Боли в спине мучают меня давно, но в последние годы они усилились. Вы можете мне помочь?

«Похоже я на полпути к превращению в лекаря всей королевской семьи.»

— Вашему величеству необходимо прилечь на живот, и я попробую облегчить ваше состояние.

— Прилечь здесь негде, я просто встану. Подайте руку!

Я помог ей подняться и повернул к себе спиной. Закрыв глаза, я сосредоточился. Бледно-желтая аура королевы в середине имела синеватый размытый овал. Не раскрывая глаз, я положил обе ладони на талию королевы. Она слабо охнула.

Мелкие иголочки закололи кончики пальцев. Пальцы медленно начали неметь и мерзнуть. Когда холод дошел до запястий все закончилось.

Улыбка королевы, когда она повернулась ко мне, была лучезарной. Румянец появился на щеках.

— Боли нет! Вы смогли!

Королева, быстро взяв мои руки в свои, поцеловала мои пальцы.

— Вы великий маг, Грегори!

Слезы стояли в ее глазах.

Король Руперт, пухленький, розовощекий брюнет, задумчиво ковырялся в собственном носу сидя на ковре. На его величестве была только длинная ночная рубашка, уляпанная на груди остатками ужина. На мое появление он никак не реагировал. Королевский взгляд был направлен в пространство на неведомый никому из окружающих предмет. Всклокоченная неухоженная борода лежала на груди.

Королева отослала слуг вон, и мы остались в спальне короля втроем. Вернее сказать вдвоем. Король Руперт скорее отсутствовал, чем присутствовал.

Довольно тихий сумасшедший. Впрочем, раньше в своей жизни никаких других умалишенных я и не встречал. Горцы в долине Холлилох родившихся нездоровым детей оставляли в горах на каменном алтаре Хамунда — господина горных дорог.

Жители деревни у озера Холли отличались завидным здоровьем.

Королева опустилась на колени рядом с сыном и белоснежным платком вытерла его сопливые пальцы. Ее умоляющий взгляд был красноречивее слов.

Пришлось приблизиться и положить ладони на макушку Руперта. Прикосновение к сальным, грязным волосам было неприятно, словно пытаться гладить бродячую запаршивевшую кошку. Я закрыл глаза и увидел ауру короля, тусклую, едва желтевшую, словно души и не было в этом теле.

Боль вцепилась в мои пальцы голодным хорьком (был в моем детстве такой печальный опыт), и я едва сдержался от крика. Стиснув зубы, я терпел. Боль притупилась ледяным холодом, наползавшим от пальцев к запястьям, потом к локтям и выше. Холод дошел до плеч. Озноб прокатился по спине. Совершенно помимо моей воли застучали челюсти друг об друга. Убрав руки с головы Руперта, я, шатаясь, сделал несколько шагов назад. Открыл глаза.

Видимо одним разом мне не вернуть разум королю.

Руперт с любопытством смотрел на меня. Наконец‑то я увидел хоть какую-то эмоцию на этом лице!

Король повернулся к матери и улыбнулся. Королева Анна прижала голову сына к груди и заплакала.

— Ваше величество, потребуется еще одно воздействие на короля… Недуг слишком глубоко укоренился в нем. Но сегодня я больше не смогу ничего сделать — силы мои иссякли.

— А завтра?

— Завтра я к услугам вашего величества!

Я помог королеве подняться с колен. Она вызвала слугу.

— Тристан, проводи лорда Грегори в зал приемов!

С приема мы вернулись в сопровождении слегка захмелевшего Хэрри к постоялому двору далеко за полночь. Адель и Бернадетта путешествовали в носилках и о чем- то всю дорогу шептались и хихикали.

Потрескивали факелы в руках слуг, подковы коней цокали по мостовой. Рыцари и оруженосцы за моей спиной сладко и громко зевали. Я просто и однозначно хотел спать, и болтовня Хэрри меня изрядно раздражала.

Хорошо, что ехать от Королевской площади нам немного. Близко к королю, но далеко от городских ворот! Не зря нас поселили здесь. Ох, не зря!

На следующий день собралась пышная процессия. В строгом порядке, согласно иерархии, в монастырь, где квартировались судьи турнира, привезли: знамена, мое и герцога Давингтонского — шамбелланы (Моим шамбелланом я сделал Майлза Гринвуда); пеннон (скаковое знамя) — вез Сэмюэль Фостер, произведенный ради такого случая в стольники, шлем с драконом на гребне — мой конюший Гвен Макнилл. Слава богам, мой горец выздоровел и догнал нас уже в Гвинденхолле.

Судьи разместили шлемы на ограде внутреннего дворика монастыря в определенном порядке, над каждым из шлемов — знамя.

Затем появились дамы, девицы и все общество, собравшееся по случаю турнира. Судьи несколько раз проходили по галереям, и один из герольдов выкликал имена участников турнира, которым принадлежат выставленные шлемы.

Дамы никого не объявили рекомендованным, и позорная участь сидеть на барьере в течение всего турнира меня благополучно миновала.

В числе прочих дам Адель и Бернадетта прогулялись вдоль внутренней ограды монастыря.

После церемонии знамена и шлем вернулись ко мне в «Королевскую милость», и мы опять начали готовиться к вечернему приему. Ведь дамы не могли появиться на втором приеме в тех же платьях, что были вчера! Вернее, готовились леди, а мы с Хэрри, сидя у окна моей комнаты, попивали винцо и болтали о том, о сем. Пустой послеобеденный треп захмелевших мужчин.

— Ее величество вам вчера очень любезно улыбнулась, Грегори! Это отличный знак!

Я скромно улыбнулся.

— Да–да! Мой друг, королева к вам благоволит! Найдите путь к сердцу регента, и у вас в жизни не будет больше проблем!

— С чего ты взял, Хэрри, что у меня есть проблемы?

Барон хитро прищурился.

— А ваша война против семейства Бронкасл? Или она закончена?

— Я не веду войну, Хэрри! Где моя армия, где конница и осадные машины?

— Вы хитрец, Грегори, но вам меня не обмануть!

Этот вечер был похож на вчерашний как две капли воды. За исключением того, что в носилках леди к королевскому замку отнесли уже мои горцы. Ах, да! Платья на дамах были совсем другие!

Королева–мать не появилась в зале приемов. Барон Джаред уже ждал меня, и не успел жезлоносец выкрикнуть наши имена, как он уже был рядом.

— Леди Аделаида, прошу простить, но я вынужден похитить вашего супруга сразу, еще до начала танцев!

Адель милостиво согласилась, но ее взгляд пообещал мне допрос с пристрастием.

Джаред провел меня в покои короля Руперта. Королева была здесь.

Изменения в облике Руперта были видны сразу же. Он был одет в богато вышитый камзол, бриджи с разрезами. Волосы его были вымыты и красиво уложены. Борода коротко подстрижена. Руперт с любопытством уставился на меня, но не произнес ни слова. В руках король крутил шахматные фигуры. На столе перед ним они выстроились в три шеренги, белые и черные вперемежку.

Я приветствовал поклоном королевскую семью.

Пальцы королевы, нервно сжатые в замок на груди.

— Есть ли изменения, ваше величество?

— О, Грегори, они огромные! Он позволил себя помыть и подстричь! Он всем интересуется и уже ничего не тянет в рот, как младенец! Увидев меня утром, он обрадовался и сказал " Мамочка!»

— Мамочка… — повторил король, ласково глядя на мать.

Королева прослезилась и быстро промокнула слезы платком.

— Я могу продолжать?

— О! Вы могли бы и не спрашивать, Грегори!

— О пожаловании мне титула графа и земель севернее Клайва я могу уже не спрашивать?

— Вот указ регента, подписанный также и мною!

Королевский указ был написан на пергаменте и скреплен большим оттиском королевской печати на длинном витом шнурке. Королева выполнила то, что обещала.

С сегодняшнего дня я был уже графом Корнхоллским. Адель понравится новый титул!

Я приблизился к королю и положил ладони на его виски. От Руперта и пахло сегодня чем‑то приятным, но совершенно не мужским — розовой водой, кажется.

Руперт поднял глаза на меня. Его пальцы робко коснулись моих запястий.

Улыбнувшись ему, я сказал:

— Ваше величество, я продолжу ваше лечение и надеюсь, что сегодня мы победим ваш недуг.

Я негромко и ласково говорил с безумцем, он успокоился и закрыл глаза. Я закрыл глаза тоже.

Аура короля изменилась. По желтому контуру струились слегка оранжевые сполохи.

Иголки медленно прошлись по кончикам пальцев, а потом холод и онемение пришли, словно я возложил руки не на живого человека, а на кусок льда в морозный декабрьский день.

Холод поднялся до локтей. Я ждал. Рук ниже локтя я не ощущал. Холод не уходил, но и не поднимался выше. Мгновения собирались в минуты, но ничего более не происходило. Холод исчез так внезапно, что я этому не сразу поверил. Мои запястья сжали твердые пальцы.

— Кто вы и по какому праву касаетесь короля?!

Открыв глаза, я увидел глаза Руперта. Удивление, возмущение горели в них.

— Ваше величество, я по просьбе ее величества королевы–матери проверял состояние ауры вашего величества.

Руки короля разжались, и я отступил на два шага, склонился в поклоне.

Королева–мать медленно приближалась к сыну, протянув руку, она не верила своим глазам. Разум вернулся к королю.

Но король смотрел только на меня.

— Как интересно? Но ауру нельзя увидеть!

— Я обладаю даром видеть ауру людей, ваше величество.

— Вы маг или лекарь? Почему у вас такой странный цвет глаз?

— В наших северных горах, ваше величество, рождаются люди с различным цветом глаз.

— Так вы горец?

— Вы правы, ваше величество — я — горец.

— Матушка, почему вы так странно смотрите на меня?

Наконец‑то король обратил внимание на мать. Королева опустилась на колени рядом с сыном и с восхищением смотрела на него снизу вверх.

— Позвольте быть свободным, ваше величество?

— Да–да, ступайте, горец! Но погодите! Что не так с моей аурой?

— Она в превосходном состоянии, ваше величество!

Король махнул рукой, и я поспешил уйти, прихватив указ на пергаменте. Вопрос — имеет ли теперь этот указ силу?

Я вернулся в большой зал, как раз чтобы услышать объявление гербового короля:

— Высокие и могущественные принцы, графы, бароны, рыцари и оруженосцы, которые сегодня отправили к сеньорам моим судьям и к дамам свои шлемы и знамена, каковые разделены как с одной стороны, так и с другой, на равные части под знамена и пенноны как высочайшего и могущественнейшего герцога Давингтонского, зачинщика, так и государя моего Лорда Холлилох, защитника. Сеньоры мои судьи объявляют: да явится завтра в час пополудни — только со своим пенноном — на поле сеньор–зачинщик, чтобы показать свои ряды, а с ним все прочие рыцари и оруженосцы, каковые на стороне его пребывают; быть им на конях своих, попонами с нашитыми гербами покрытых, самим же пребывать без лат, но в лучшие и красивейшие одежды облаченными, дабы пред указанными сеньорами судьями клятву принести, и после того, как сказанный сеньор–зачинщик явится со своими на поле и принесет клятву, каковая будет возглашена с помоста, в два часа пополудни да явится со своими сеньор–защитник для принесения клятвы, дабы не творили они помех друг другу!

Получалось, что турнир начнется с групповой стычки. Кого же судьи зачислили в мою команду?

Я с трудом нашел в толпе приглашенных барона Хэрри, Адель и Бернадетту.

— У меня важные новости, предлагаю вернуться на постоялый двор, и там я обо всем расскажу.

Дамы жаждали дальнейших танцев, но любопытство оказалось сильнее.

На втором этаже постоялого двора, когда мы остались вчетвером, я рассказал о лечении короля Руперта. Показал указ, подписанный регентом и королевой–матерью.

— Сегодня это тайна, а завтра станет новостью.

— О, боже, Адель, ты теперь — графиня Корнхоллская!

Бернадетта поцеловала сестру в щеку. Но Адель особой радости не выразила. Я не мог понять ее долгий взгляд. Явно общество Хэрри сейчас ее тяготило.

Хэрри поздравил нас с новым титулом. Он был озадачен и удивлен.

— Дорогой граф, я новым глазами вижу вас! Так вы настоящий маг, вернуть разум королю — это чудо!

Я велел подать вина, и мы подняли кубки за здоровье короля и нового графа и графиню.

Дамы отправились в свои комнаты. Выждав некоторое время, я отправился к Адель. В коридоре у моих дверей дремали два пажа. При моем появлении они очнулись и изобразили почтительное внимание. Я отправил их спать в свою комнату, на обычное место, на два тюфяка у двери.

У двери комнаты Адель стояла ее камеристка Джени.

Привычно потрепав ее за щечку, я вошел к супруге.

Адель в длинной ночной сорочке полулежала на высоких подушках. Волосы распущены и расчесаны.

— Грегори, я боюсь последствий и самых плохих!

— Последствий исцеления короля?

— Да, теперь король здоров, и он, конечно же, постарается лишить власти королевский совет и самого регента. Начнется междоусобица. Эти сьеры уселись на власть, как на свое кресло, и выздоровление короля для них очень неприятное событие.

— Пусть будет междоусобица и смута — про наш север они забудут.

— А когда вспомнят? Король не потерпит другого сильного владыку в своем королевстве, и наша жизнь будет в большой опасности!

— К тому времени я буду готов. Передышка нужна нам, чтобы укрепить власть на севере.

Оставшись в одной рубашке, я скользнул к Адель под одеяло. Поцелуем я закрыл ее рот. После этого о короле и политике мы больше не говорили.

На следующий день сначала одна партия участников турнира — те, что под флагом герцога, верхом, но без оружия — выехала на поле для ристалища после того, как герольды их пригласили, прокричав:

— К почестям, сеньоры рыцари и оруженосцы! К почестям!

При каждом участнике турнира был собственный знаменосец со скатанным знаменем. Развернут только пеннон вождя. В руке у каждого участника лишь жезл. Некоторое время они гарцевали на конях, потом гербовый король громко провозгласил с центральной трибуны:

— Высокие и могущественные принцы, сеньоры, бароны, рыцари и оруженосцы, да будет вам благоугодно, чтобы все вы и каждый из вас вознес десницу ко всем святым, и все вместе пообещайте, что никто из вас на турнире сам не станет умышленно колоть, а равно бить ниже пояса, также как и толкать и тянуть никого не будет, кроме того, кто рекомендован. Помимо сего, ежели у кого ненароком падет шлем с главы, да не коснется того никто, пока он шлем сызнова не наденет и не завяжет. Ежели же кто по умыслу сотворит иное, да покорится и лишится доспехов и коня, и объявят его изгнанным с турнира и другой раз не допустят. Да касается сие всех и каждого, и тот, кого сеньоры мои судьи нарушителем огласят, да не прекословит им; и в том клянетесь вы и даете присягу телом вашим и честью вашей!

На эти слова все присутствовавшие ответили возгласом одобрения:

— О–эй! О–эй!

После смотра и присяги рыцарей партии зачинщика герцога Давингтонского аналогичная церемония проводилась и среди рыцарей партии защитника — моей партии.

Партии наши набраны были по жребию, и на лицах многих членов своей партии я не увидел большой радости от перспективы сражаться под стягом с золотым драконом.

Дракон, по мнению приверженцев единого бога, символ язычества, невежества и дикой грубой силы, так мне объяснила Адель. Пусть язычества и грубой дикой силы! Но на счет невежества — я готов поспорить!

Вечером опять были танцы, но королевский замок гудел от новости, в которую верили и не верили. Король Руперт выздоровел!

Огромное количество господ пожелало теперь говорить со мной и узнать о том, правда ли, что именно я излечил короля?

Я отвечал уклончиво. Я говорил, что видел короля и что он в полном здравии. Но я не лекарь и не маг. Мне никто не верил до конца.

Завтрашний турнир как событие потерял свою ценность. В королевстве снова был король! Королева–мать так и не появилась в зале для приемов.

В разгар танцев, которыми завершался этот день, как и предыдущие дни, гербовый король с высоты помоста менестрелей произнес:

— Высокие и могущественные принцы… сеньоры, бароны, рыцари и оруженосцы, каковые прибыли на турнир, оповещаю вас от имени сеньоров моих судей: да явятся обе партии ваши завтра в полдень на ристалище, в строю и в латах и готовые к турниру, ибо в должный час судьи разрубят канаты, дабы начать турнир, за победу в коем знатные и богатые дары вручены будут дамами. Помимо сего, уведомляю вас: да не приведет никто из вас в строй для услужения себе слуг конных более указанного числа, а именно: четверо слуг для принца или герцога, трое — для графа, двое — для рыцаря и один слуга для оруженосца, пеших же слуг сколько угодно: ибо так повелели судьи!

После этого судьи, важно выступая в своих длинных до пола мантиях, приступили к выборам двух самых красивых и самых благородных дам.

Одной из них оказалась белокурая, статная герцогиня Лонгфордская, надменная красавица двадцати пяти лет.

Второй, к моему удивлению, выбрали Бернадетту, баронессу Соммерсби! Моя «сестрица» явно была на седьмом небе от удовольствия. Она то бледнела, то краснела, стреляла глазками в окружающих мужчин.

В сопровождении гербового короля с помощниками, а также слуг с факелами, дам провели, взяв под руку, вокруг зала. Один из помощников нес за судьями покрывало благорасположения или «милость дам». Этот убор представляет собой длинную белую вуаль с золотыми блестками. Обе дамы довольно долго выбирали рыцаря, который назначается «почетным рыцарем». Его функции заключаются в том, чтобы, сидя на коне, во время боя держать покрывало на конце копейного древка и по просьбе дам опускать его на шлем участника, после чего беднягу должны перестать бить.

Дамы все же сошлись во мнении, и почетным рыцарем под аплодисменты собравшихся выбрали моего нового знакомого — барона Хэрри Эльсинера.

Почетный рыцарь поцеловал в щеку обеих дам, поблагодарил их и до конца вечера остался рядом, а покрывало держали на копье позади него.

Наконец‑то церемонии закончились, и завтра турнир.

Опять я пришел вечером к супруге. После любовных восторгов, в минуты, когда сердца отдыхают и когда развязываются языки, Адель в сердцах сказала:

— Тяжело на душе, Грегори, зря мы приехали сюда!

— Ты так хотела сюда приехать, увидеть двор, турнир!?

— Если бы я могла, я бы села на коня и немедля уехала отсюда.

Я погладил ее голый животик.

— Уехала, и даже не одевшись, укрываясь одними волосами?

Она обняла меня и прижалась всем телом.

— Мне страшно, Грегори!

Глава 21

С самого утра церковные колокола оглашали воздух переливчивым звоном. Горожане и многие жители окрестных поселков в праздничных нарядах толпами валили по усыпанным цветами дорогам к ристалищу. Уже с рассвета тысячи зрителей взобрались на возвышенности, господствовавшие над местом турнира. Все прилегающие луга и холмы покрылись шатрами и палатками с развевающимися флюгерами, флагами и гирляндами роз. Все обширное пространство вокруг ристалища оказалось заставлено высокими скамьями, ложами из легких брусьев, перила которых украшены богатыми драпировками и гербами.

Почти над каждой ложей копья или изящные столбики поддерживают расшитое бахромой сукно различных расцветок. Для защиты белокожих дам и девиц установлены плетенные из зелени зонтики. Аристократы, не собирающиеся участвовать в турнире, являются верхом и в носилках, богато одетые, блистая драгоценностями, в сопровождении свиты.

За полчаса до объявленного времени открытия на трибунах собрались дамы, почетный же рыцарь, несущий покрывало — «милость дам», — сопровождает судей и гербового короля, едущих верхом позади трубачей. После того как они, оставаясь на конях, проверили, правильно ли натянуты канаты, на месте ли рубщики канатов и все ли в порядке в целом, почетный рыцарь между канатов въехал верхом на боевом коне и остановился. Затем судьи сняли с него шлем и передали гербовому королю, который отправился с ним к дамской трибуне и передал на хранение. Счастливец Хэрри — ему не придется потеть в подшлемнике и шлеме, его голову обдувает ветер!

С одиннадцати часов герольды и их помощники объехали гостиницы, где остановились рыцари, крича:

— Оставляйте шлемы, оставляйте шлемы, сеньоры рыцари и оруженосцы! Оставляйте шлемы, разворачивайте знамена и ступайте за знаменем вождя!

После этого каждый участник турнира медленно, в сопровождении своих людей выехал в направлении апартаментов своего сеньора–предводителя, а знамя его нес конный герольд. Каждый из этих знаменосцев был быть одет в кольчугу, наручи, перчатки, ножные латы, в облачение с гербом хозяина, салад или железную шляпу; они сидели на хороших и сильных, строго вышколенных лошадях, им придется всегда держаться в хвост коню хозяина и ни в коем случае не уронить знамя.

Таким образом, к ристалищу я явился во главе ста рыцарей, ста знаменосцев и огромной толпой их слуг.

Никогда я еще не возглавлял столь блестящее воинство!

Наверно, весь Гвинденхолл и окрестности обезлюдили в этот час — все население, от мала до велика, собралось вокруг ристалища. Экое раздолье для торговцев едой и напитками в разнос, а также для грабителей — коллекционеров чужих кошельков!

Шум и гомон стоял неимоверный. Даже в палатке участника турнира, отделенной от толпы изгородью и цепью королевской стражи, я вынужден повышать голос, чтобы меня услышали мои оруженосцы: Гвен и Томас. Парни трудились, снаряжая меня к бою.

Мою голову должен защищать стальной шлем–бацинет, смотровое отверстие забрала которого закрыто железной решеткой. Но время его еще не пришло. Шлем я надену уже в седле. Правда, стеганый подшлемник уже на моей голове, и я под ним начал обильно потеть. Паж Дуган наготове, с кувшином и платком. Влажным платком он периодически вытирает мое лицо — помогает, но ненадолго.

Доспех мой состоит из стальной бочкообразной кирасы, с многочисленными сквозными отверстиями для снижения веса. Сражаться на турнире можно было также одетыми в мягкий стеганый доспех, изнутри подбитый железными пластинами — бригандину. Но это снаряжение приличествует только рыцарям низкого ранга.

Под кирасу с набедренниками, заканчивающуюся кольчужной юбкой, на меня надели холщовый корсет с «толщинками», он также подбит на плечах и по рукавам до шеи (в местах, на которые приходятся удары меча и булавы) войлоком толщиной в три пальца.

Мои руки защищены верхними наручами, закрывающими их от плеча до локтя, нижними наручами и перчатками. Эти части доспеха из стали. Перчатки стальные лежат рядом со шлемом.

Защита ног состоит из обычных боевых поножей, с которых только сняты большие наколенные щитки–раковены, цепляющиеся за попону, и длинные шпоры, затруднявшие движение в толпе.

Наконец‑то через голову на меня надели налатник без сборок, чтобы лучше были видны герб; расширяющиеся книзу широкие рукава доходили лишь до локтя, чтобы не мешать движениям, а горловина налатника защемлена под подбородником и назатыльником. Юбка налатника спереди имеет вырез, закрывает бедра и будет спускаться на конскую попону.

Оружие турнирного бойца — меч и булава. Меч затуплен, т.е. не имеет ни острия, ни лезвия. Черт возьми, это и не меч, а так — просто плоский железный брус с долом, выдолбленным по оси клинка на треть его длины, и с ребром, идущим от дола. Концы перекрестья выгнуты к острию и усилены жесткой железной гардой в форме полуцилиндра. Длина клинка вместе с рукоятью равняется длине вытянутой руки. Клинок (чтобы не мог пройти в отверстие забрала) должен быть шириной в четыре пальца и толщиной — в палец; для уменьшения веса был сделан на нем дол. Граненая булава изготовлена не из стали, а из прочного дерева, в качестве гарды — небольшой железный щиток, рукоять и навершие рукояти для удобства обмотаны кожей. Судьи уже осмотрели мой меч и булаву и засвидетельствовали это штампом, удостоверяя, что ни меч, ни булава не имеют излишнего веса либо длины.

Пора выходить и забираться в высокое седло.

Мой боевой конь Малыш уже снаряжен и ждет меня. К передней луке седла прикреплен конский нагрудник — форбуг. Он прикрывает живот всадника, служил точкой опоры для левой руки, защищал бедра и колени, а также грудь лошади. Часть конского доспеха, защищающая круп, — обыкновенный кусок тонкой стеганой ткани, который закрывает коня от задней луки седла до хвоста и прикрывает круп от неожиданных ударов.

На голову коня надет железный налобник, украшенный вырезанной из вываренной кожи геральдической фигурой дракона. Затылок защищен узким сборным железным гребнем, доходящим только до уровня верхней части форбуга.

Собравшись в противоположных сторонах вокруг герцога и меня, участники турнира выстроились близ ристалища в определенном порядке — за трубачами. Впереди — пеннон сеньора–предводителя, далее — сам сеньор, потом его знаменосец; участники турнира попарно, за каждым — его знаменосец. Все остановились перед барьерами ристалища с обеих сторон.

Солнце сегодня не имеет преград — на небе ни единого облачка. Ослепляющие блики от полированных доспехов бьют по глазам.

Герольд герцога Давингтонского, обращаясь к судьям, просит открыть барьер. Гербовый король удовлетворяет просьбу.

Две колонны рыцарей въезжают на поле ристалища, внутрь ограды. Знаменосцы двоих предводителей располагаются возле входов.

Обе партии разделены расстоянием между канатами, где рядом с трибунами стоит почетный рыцарь Хэрри Эльсинер. Когда все выстроились, гербовый король зычным голосом возгласил: — Приготовьтесь рубить канаты!

Четыре человека, сидя верхом на перекладинах барьера, держат поднятые, готовые к удару топоры. Гербовый король продолжает:

— Слушайте! Слушайте! Слушайте! Сеньоры судьи мои просят и требуют от вас, сеньоры мои бойцы турнирные, чтобы никто никого не разил с размаху или со спины, равно как и ниже пояса, как вами обещано было, не толкал и не тащил. И ежели у кого ненароком падет шлем с головы, никто бы его не касался, пока тот его не наденет. Помимо сего, уведомляю вас: когда сыграют трубы отбой, и барьеры отворятся, не оставаться долее на ристалище и не брать никого в плен!

Звучат трубы, судьи командуют шеренгам обеих партий осадить назад; потом гербовый король трижды выкликает:

— Рубите канаты! Да свершится бой!

Канаты рухнули, и две массы блистающих всадников ринулись друг на друга. Знаменосцы и воины выкрикивают боевой клич хозяина, но их так много, что слышно только рев.

Краем глаза я заметил как трубачи, герольды и персеванты выходят из схватки, укрываясь за барьерами.

Левая моя рука судорожно вцепилась в скобу на передней луке седла. В правой занесен для удара турнирный меч. Я опрометчиво ворвался в строй герцогских людей. С обеих сторон на меня посыпались удары турнирных мечей и булав. На три удара я успевал ответить всего одним. Четверо рыцарей взялись за меня, как крестьянские молодцы за молотьбу хлебных снопов. Черт возьми, где же мои рыцари?! Видимо увязли в схватке. Грохот, звон металла, крики, я что‑то орал, но не слышал даже самого себя! Клубы мелкой желтой пыли поднимались снизу из- под копыт коней. Блеск стали… Удар, еще удар…

Я не успел порадоваться успешному удару по шлему рыцаря с головой красного коня на шлеме, как кто‑то ловкий и наглый рубанул меня по правому колену. От ослепительной, режущей боли я качнулся вперед — оглушающие удары по шлему, и я выпал из седла. Правда, мне кто‑то помог слева!

Я падал под ноги рыцарских коней и ничего не мог с этим сделать! Мир перевернулся. Удар о землю. Режущая боль в колене. Чудовищной силы удары по шлему и по плечу… Задыхаясь от боли, я улетел во тьму…

Я выплыл на свет. В голове все плыло. Рот пересох. Воды… Воды…

Я лежал в палатке, в той самой, где на меня надевали доспехи. Теперь их с меня сняли.

Пульсирующая боль в плече и режущая в колене вцепились в меня при первой попытке двинуться.

Я был зол. В первые же минуты боя в нарушение правил меня ударили по ноге и вытолкнули из седла?! На что смотрели судьи?!

— Гвен! Томас! Дуган! — мой голос охрип и дрожал.

Оруженосцы стоят рядом. Мальчишки виновато смотрели на меня. Глаза Гвена покраснели.

— Воды!

Они метнулись за водой.

Струйка холодной воды потекла в рот, а также заливая бороду и шею, вниз. Я пил и не мог напиться. Черта с два я когда еще выйду на турнир!

С болью что‑то надо делать.

Я начал с плеча. Левая ладонь зажала плечо. Боль стрельнула в голову огненным копьем. Я заскрежетал зубами.

— Милорд, не трогайте рану, повязку только что наложили!

Пальцы закололо. Я должен помочь сам себе! Я смогу!

Холод добежал до запястья, а потом вытек через пальцы вон. После боли ее отсутствие — настоящее блаженство!

— Помогите мне!

С помощью оруженосцев я сел на столе. Звон стали, ржанье коней, и крики глухо раздавались снаружи.

— Бой продолжается?

— Да, милорд….

— Кто побеждает?

Парни приуныли.

— Герцог побеждает, милорд…

Но меня теперь больше интересовало мое колено. Малейшее движение отдавалось в нем режущей болью.

Я содрал с него повязку и ужаснулся. Из рваной раны торчали обломки костей. Кровоточащее мясо… Я закрыл рану ладонями и закрыл глаза.

Закололо пальцы. Заледенели кисти… В душной жаркой палатке меня охватил озноб… Зубы застучали друг о друга. Я откинулся на стол.

— Прикройте меня, я замерзаю…

Гвен набросил на меня два плаща сразу. Томас выбежал вон. Послышались голоса.

В палатку вбежала Адель, а следом наш лекарь мэтр Фэргюсон.

— Он сказал, что замерзает!

— Плохой признак, миледи! Готовьтесь к худшему!

— Грегори!

Адель обняла меня, вглядываясь в мои глаза. Ее зеленые глаза быстро наполнялись слезами. Я обнял ее одной рукой.

— Все хорошо, дорогая… Мэтр Фергюсон, не трудитесь, все хорошо!

Но они все же добрались до моих ран.

— Как это понимать, Томас, Гвен? Ран нет?

— Они были, миледи!

— Грегори, ты вылечил себя сам?

— Если я смог вылечить короля, то уж для себя чуть-чуть магии должно было остаться?

Адель целовала мое лицо, в нос, в губы, в брови. Она прижималась ко мне грудью.

— Я так испугалась, Грегори… Я с ума сошла от страха…

Под ее руками оказались не залеченные ушибы. Я охнул.

— Тебе больно?!

— До ушибов руки не дошли — засмеялся я.

Когда я вышел из палатки, нарочно хромая и опираясь на оруженосцев, бои был закончен.

Трубы трубили отбой, барьеры открылись, и первыми выезжают, не дожидаясь своих хозяев, знаменосцы. Понемногу их нагоняют участники, и в правильном порядке, как и приехали, обе стороны покидают поле; трубы не должны смолкать, пока на поле оставался хоть один боец. Почетный рыцарь уехал во главе одной из групп, предшествуемый тем, кто держал его шлем на трибуне дам и продолжал нести на обломке копья.

Многочисленные слуги высыпали на ристалище, вынося сраженных рыцарей, ловя и выводя боевых коней с опустевшими седлами. На моем Малыше приехал Дуган. Его лицо сияло. Парень обожал лошадей, а проехаться на Малыше для него было наградой.

Трубы затихли, и судьи громко стали выкликать имена победителей. Моего имени там не было. Я был в числе проигравших.

Первым справиться о моем здоровье явился Хэрри.

— Дорогой граф, я рад, что все обошлось, и выходка вашего коня, сбросившего вас прямо под копыта, не обошлась вам слишком дорого!

— Выходка моего коня?!

— Именно к такому выводу пришли судьи! Кроме того, ведь никто не претендует на победу над вами!

Это было «замечательно». Меня изувечили, сбросили из седла под копыта — а виноват оказался мой Малыш! Но вслух я ничего не сказал.

— Грегори, вы сможете завтра принять участие в копейном бое?

— Безусловно! За ночь подлечу свои ушибы и завтра буду как новенький!

Хэрри раскланялся и уехал. Теперь у дам, как почетный рыцарь, он имел оглушительный успех и спешил этим воспользоваться.

На ночь мы не вернулись в город, а остались среди своих людей в лагере у ручья. Бернадетте это не понравилось, она надулась и рано ушла спать.

Мои рыцари легко отделались. Только ушибы. Никто не был выбит из седла или побежден. Я залечил обширный ушиб на плече Майлза Гринвуда.

— Я видел, как люди герцога вытолкнули вас из седла, милорд.

— Ты запомнил их гербы?

— Нет, милорд, только навершие шлема одного из них в виде красной конской головы. Нас оттеснили от вас сразу же. За их рыцарями, что атаковали нас, трудно было разглядеть подробности. Но вы не могли сами упасть, я уверен!

— Но судьи ничего не увидели, барон?

— Видит тот, кто хочет видеть, милорд…

В сумерках появился Сэмюэль Фостер.

— Плохие новости, милорд.

Глава 22

Назначенный на второй день турнира копейный поединок рыцарей — джауст должен был проходить по правилам Гештех. Для победы необходимо сбросить противника с коня ударом в щит или сломать собственное копье.

Я послал своего оруженосца Томаса коснуться жезлом щитов герцога Давингтонского и барона Рамсея в знак того, что я вызываю их на копейный поединок.

Доспех для этого поединка был совсем иным, нежели для групповой схватки.

Толстый закругленный панцирь с крюком для копья на правой стороне груди, массивный шлем «жабья голова», вся левая сторона туловища прикрывалась тарчем — вогнутым щитом, а вместо латной перчатки на левой руке неподвижная сплошная рукавица.

Копья для этого боя были полыми и из‑за этого легкими, но хрупкими.

Правила запрещали сбивать шлем с противника, если это случится, начислят штрафные очки.

Пока меня одевали в доспехи, Адель была рядом.

Ей очень не нравилось то, что я вызвал на поединок двух противников, но она молчала.

Нижние края палатки были приподняты, и свежий воздух мог заходить вовнутрь. Сегодня небо было покрыто облаками, солнце изредка лишь появлялось из‑за их белых курчавых громад.

Где‑то там, на трибуне, среди дам в роскошных платьях красовалась Бернадетта. За завтраком она сменила гнев на милость и пожелала мне победы в поединке.

Копейные поединки должны продлиться еще три дня. Пока меня на поединок никто не вызвал.

Обычно на турнирах множество небогатых рыцарей, приехавших чтобы поправить свои финансовые дела. Ведь победитель получал коня и доспехи побежденного. Но на самом деле побежденный просто выплачивал победителю денежную компенсацию. Неплатежеспособным я не был, тогда почему нет вызовов? Похоже, догадки Фостера правдивы. Если корона собирается взять меня за жабры, то зачем рыцарям вступать в конкуренцию с королем по вопросу о компенсации за мою голову?

Переодетый горожанином Фостер эти дни провел в Гвинденхолле, общаясь со слугами и конюхами в различных кабаках. Что знает рыцарь — то знает и его слуга.

В кабаках бились об заклад — когда король прикажет схватить мятежного северного лорда — в последний день турнира или после церемонии вручения приза победителю.

Не зря мне не верилось в признательность короля. Еще Фостер отметил усиление караулов на стенах, и то, что казармы гвардии набиты под завязку вооруженной солдатней. Там готовились к чему‑то.

Поэтому на второй день турнира со мной отправились только мои рыцари, оруженосцы и пажи. Всем остальным приказано остаться в лагере и держать наготове арбалеты. Коней завели внутрь лагеря и разместили за повозками.

Адель последовала за мной, уговоры на нее не действовали. Угрожать своей жене я не мог, да и ее трудно испугать. Пусть попробует кто‑то другой!

Мой боевой конь Малыш был теперь также снаряжен по-другому. На голове глухой стальной налобник. Седло с высокими луками. Толстая кожаная попона подложена под раскрашенную накидку.

— Милорд, герольды объявили о том, что ваша схватка с герцогом первая сегодня!

— Хорошо, Томас, выходим!

Адель прижалась к моей груди. Большие зеленые глаза смотрели снизу вверх со страхом и надеждой.

— Я буду молиться за тебя, Грегори…

Герольды зычно повторяли предупреждение участникам о соблюдении правил копейного поединка.

Я уселся в седле, вернее встал в седле. При такой высокой посадке и низких стременах в седле уже не сидишь, а стоишь. Оруженосцы застегнули ремни на трехъярусной стальной юбке, что охватывала низ живота.

Я, с трудом повернув голову, улыбнулся Адель. Она стояла у палатки, такая тоненькая, беззащитная, словно всеми покинутая….

На ристалище гербовый король объявил мой бой. Томас надел на меня шлем и пристегнул его к панцирю.

Теперь я видел мир только через узкую щель и прямо перед собой. Конь двинулся, и я поехал навстречу своему противнику. Копье в руке. Я закрепил его на крюк, просунув под правую подмышку.

Наклонив корпус вперед, я наконец увидел своего противника, герцог в дальнем конце ристалища по левую сторону барьера укреплял копье на своем крюке. Завыли противно трубы.

Шпоры вонзились в бока коня. Малыш мчался, набирая скорость. Наклонив весь корпус вперед, я смотрел в щель на несущегося мне навстречу противника. Герцог в броне на боевом коне казался не рыцарем, а сказочным чудовищем, горным троллем, как минимум!

Дощатый барьер проносился совсем рядом. Противник приближался с каждым мгновением. Сегодня я был спокоен. Один на один с герцогом, и некому налететь сбоку и раздробить колено предательским ударом.

Чтобы смягчить последствия удара, за мгновение до столкновения следует откинуть корпус назад, но я наоборот наклонился вперед. Тупой наконечник моего копья был нацелен в тарч герцога. Мы встретились! Удар, словно я вломился в дощатый забор! Щепки от сломавшихся копий полетели веером! Но удара противника я не почувствовал! Он промахнулся?! Я отшвырнул обломок копья на ристалище.

Крики с трибун, женский визг…

Доскакав до конца барьера, я развернул Малыша назад и поехал шагом, наклонив вперед корпус, чтобы хоть что‑то увидеть в смотровую щель шлема. Конь герцога бежал вдоль барьера. Герцога в седле не было! Я победил!

Из турнирного шлема мало что можно увидеть, но к барьеру бежали люди в ливреях герцога — видимо помогать своему господину.

Я доехал до своей палатки. Томас и Гвен помогли мне спешиться, отстегнули шлем.

— Поздравляем вас, милорд, вы сбили герцога с коня!

Адель была рядом, обхватив мою стальную рукавицу обеими руками, она прижалась ко мне. Восторженно и радостно блестят зеленые глаза.

— Ты победил, Грегори! Я так рада!

Судьи объявили победителем поединка меня. Бедняга герцог сломал при падении спину и лежал в своем шатре недвижимым. Его вассалы были злы как черти, но я им не ровня, и вызвать меня на поединок они не вправе.

Мой поединок с бароном Рамсеем назначен на завтра, и сегодня я мог снимать нагревшиеся доспехи. Струйки пота уже бежали по моей бедной спине.

Сняв доспехи и умывшись, я поднялся на собственную трибуну вместе с Адель. Отсюда с высоты 7 футов ристалище хорошо видно. Под пологом из сукна была тень, ветерок обдувал очень приятно. До обеда мы наблюдали за поединками. Барон Гринвуд сломал четыре копья и стал победителем в своем поединке с бароном Дагланом из вассалов герцога Лонгфордского.

Обедать мы отправились в свой лагерь.

Сюда и приехал барон Рамсей с тремя тысячами дукатов — моим призом за победу.

Несмотря на жаркий день, на бароне была толстая накидка, отороченная мехом, и черный берет. Я пригласил его разделить нашу трапезу, но барон вежливо отклонил предложение и пожелал говорить со мной наедине.

Мы присели с ним на раскладных стульях под пологом, натянутым на копья, воткнутые в землю рядом с палаткой Адель.

Барон был старше меня, по меньшей мере, вдвое. Худощавое лицо с седеющей ровной бородкой, нос с горбинкой, голубые пристальные глаза.

— Я поздравляю вас с победой, лорд Грегори.

— Благодарю вас, барон, надеюсь завтра услышать то же самое после нашего поединка.

— Почему вы послали мне вызов?

— Потому что вы вчера были рядом, когда мне размозжили колено и вытолкнули из седла! Вашу накидку на шлеме с красным конем я запомнил, барон.

— Клянусь честью, лорд Грегори, мои руки не совершали такого!

— Я не обвиняю вас, барон, но вы были рядом и не помешали нарушению правил!

— С размозженным коленом вы очень хорошо сегодня передвигаетесь! — съязвил барон.

— Может быть, и с коня я сам упал?

Барон покраснел.

— Что вы хотите от меня? Чтобы я назвал имена рыцарей, поступивших с вами нечестно?!

— Их имена я узнаю и без вашей помощи!

Мы молча мерились взглядами.

— Это правда, что вы излечили короля Руперта?

— Да, это так.

— Я говорил с его величеством вчера. Он в полном здравии и ясном уме, это чудо или колдовство?!

— Барон, вы прервали мой обед ради того, чтобы задать вопросы, ответы на которые вы уже знаете?

— Мой господин, герцог Давингтонский, испытывает адские муки по вашей вине, милорд! Тело ниже пояса ему не подвластно. Он мочится, и испражняется под себя — страшная участь для молодого правителя и воина!

— Турнир — это не игра в прятки! Странно, что я вам это говорю?! Риск для воина есть всегда.

— Вы должны его излечить, лорд Грегори!

— Я не лекарь, дорогой барон!

— Мой господин готов отдать вам все за возвращение здоровья!

— Даже город Давингтон с замком?

— Это ваша цена, лорд Грегори?

— Это цена чуда, о котором вы просите.

— Я сообщу герцогу о вашем требовании и скоро возвращусь с ответом!

Все было сказано. Барон откланялся и уехал.

— Ты и его излечишь?

Адель была рядом, ее ручка пробралась в вырез моей рубашки.

— Если он готов передать мне город и замок, почему бы и нет, госпожа графиня? Я победитель и я диктую условия…

Я поцеловал Адель в сочные жаркие губы. Длинные ресницы опустились вниз. Поцелуй разбудил мое вожделение. Напряжение этих двух дней переплавилось в острое желание любви.

— Победителю полагается приз, о, прекрасная дама!

— Какой приз желает мой господин? — плутовка сощурилась лукаво.

Наклонившись, я прошептал несколько слов ей на ушко.

— О–о–о!

Глаза Адель округлились. На щеках полыхнул румянец.

Откинув полог, я пропустил мою супругу вовнутрь. Верх палатки был приподнят, и сегодня здесь было не жарко.

— Здесь так светло… мне очень неловко… — замялась Адель.

— Это легко исправить… Закрой глаза и повернись ко мне спиной…

— Зачем?

— Я твой муж, и ты должна мне повиноваться.

Адель послушно повернулась ко мне спиной. Шагнув в сторону, в открытом сундуке я нашел то, что нужно, длинную полоску темной ткани. Ею я завязал глаза Адель.

Она ахнула и подняла руки к лицу.

— Не снимай, милая…

Я целовал ее шею и одновременно развязал шнуровку платья на спине. Развязав завязки рубашки на ее шее, я медленно спустил ее вниз обеими руками. Теперь моим поцелуям открылась спина и плечи. Гибкая нежная спина Адель меня всегда восхищала. Платье и нижняя рубашка волнами спадали вниз. Мои руки легли на талию, потом скользнули по бедрам до колен и ниже до стройных сухих лодыжек.

Поцелуи мои спустились ниже, на нежные, белые округлости ягодиц.

Я стоял на коленях, обнимая восхитительное и желанное тело.

Адель, переступив через ворох одежды, шагнула вперед. Опустив руки вдоль тела, тесно сомкнув бедра, она стояла в одних чулках с подвязками передо мною.

— Мы будем молиться, мой повелитель?

— Мы будем молиться богу любви, милая…

Отдыхая, мы лежали плечо к плечу, отброшенные подушки валялись рядом на ковре. Я гладил чуть впалый живот моей дамы, порой спускаясь вниз к холму Венеры.

Хихикая от щекотки, Адель сняла с глаз повязку.

— О, боги, Грегори, ты завязал мне глаза моим чулком!

— Прошу простить меня, леди, эта достойная вещь первой попалась мне в руки….

— Ты великолепен, мой дракон! Ты сделал меня счастливой.

Я потянулся к ней для поцелуя.

Вежливое покашливание за пологом палатки прервало наши супружеские радости. Испуганно пискнув, Адель подскочила на постели и, подхватив свою одежду, скрылась за ширмой.

— Кто?

— Извините, милорд, это я — Томас! К вашей милости барон Рамсей!

— Отведи его в мою палатку и подай охлажденного вина, я скоро выйду!

— Слушаюсь, милорд!

Глава 23

Герцог принял мои условия, и спустя час в его палатке был подписан акт о передаче мне города Давингтон с портом и замком в полное пожизненное владение.

Лежа на животе, герцог слабой рукой подписал акт в присутствии представителя Гербовой палаты и двух рыцарей: Рамсея и Гринвуда.

Выглядел мой противник скверно. Лицо серое, в каплях пота. Его большое тело буквально растеклось на досках стола. Он тяжело дышал. Запах испражнений тяжелым и душным облаком окутал всю палатку. Мне стало его жаль.

— Приступайте, лорд Грегори! Молю вас всеми святыми! — прохрипел несчастный.

Я откинул покрывало с его спины. Под полотном, сложенным на спине, я увидел багрово — черные сгустки крови у хребта и белые кусочки костных обломков, торчащих из этой кошмарной массы. Я положил ладони прямо на это месиво. Закрыл глаза, сосредоточился.

Пальцы сразу же закололо иглами. Потом пришло ледяное онемение. Оно поднималось с каждым мигом все выше по рукам. Моя спина заледенела. Ледяная стужа глодала мой хребет. Я скрипел зубами, но держался. Откуда приходит этот холод, почему в такие моменты я дико мерзну?

Холод поднялся выше локтей и, задержавшись на несколько мгновений, растаял без следа.

Я, дрожа в ознобе, отошел от стола. Гринвуд набросил на плечи плащ и подал заранее согретое красное вино в кубке.

Благодарно кивнув, негнущимися пальцами я поднес кубок к губам. Пряный запах корицы и дурман вина ударили в ноздри. Я выпил кубок в четыре глотка, и мне стало лучше.

Барон Рамсей ощупывал спину герцога и крутил головой. Осторожно он стер кровавые пятна. Ужасная рана исчезла. Круглыми глазами герцог смотрел на меня, раскрыв рот.

— Боли нет?

— Нет…

— Пошевелите ногами!

Ноги шевелились.

— Это чудо! Грегори, вы совершили чудо!

— Полежите еще часок, и можно вставать! А я откланяюсь. Признаться, устал я сегодня!

Я похлопал герцога по плечу.

Его рука сжалась на моем запястье.

— Грегори, уезжайте сегодня же! Завтра будет поздно!

— Не говорите ничего, милорд!

— Молчи, Рамсей! Уезжайте, Грегори! Король не выпустит вас отсюда!

Я возвратился в свой лагерь уже в сумерках.

Вокруг ристалища горели факелы, и прохаживалась стража. Трибуны аристократов охраняли слуги с фонарями. Иначе местный народец живо приберет к рукам все то, что плохо лежит.

Мне дали совет уезжать. Но бежать с турнира под покровом ночи, как преступник?! Этот бесчестный поступок только опозорил бы меня. Честь дороже жизни! Упрямство взыграло во мне. Я уеду только после завершения турнира!

Совет был мне дан, но друг ли мне этот советчик? Нет!

Любопытная Адель ждала меня в моей палатке.

— Грегори, ты излечил герцога от его ужасной раны?

Я протянул жене акт, подписанный мной и герцогом.

— Герцог подарил мне город Давингтон с портом и замком. После турнира заедем осмотреть новое приобретение.

Но Адель не была настроена веселиться.

— А если нам не откроют ворота?

— Я их новый хозяин, и они не посмеют меня не пустить!

— Герцог может оспорить этот акт?

— Пусть попробует, тогда я вызову его на поединок. Герцог не похож на бесшабашного юнца…

В распахнутом проеме палатки появился мой паж Дуган.

— Милорд, к вам прибыл незнакомец и срочно желает с вами говорить.

— Таинственный незнакомец?

— Он закутан в плащ, с ним двое слуг без гербов.

— Хорошо, проводи его сюда!

Встревоженная Адель взяла меня под руку.

— Этот поздний визит мне не нравится, Грегори! Позови кого-то из рыцарей, я не хочу, чтобы ты встречался с незнакомцем наедине! А если он — убийца?

— Адель, не пугай сама себя, ступай в палатку и жди меня.

— Обещай быть осторожным!

— Обещаю!

Я нежно поцеловал ее в губы и, проводив до выхода, остался ждать своего таинственного гостя.

Мой лагерь уже отходил ко сну. Слуги и воины разбрелись по повозкам. Рыцари давно уже храпели в своих палатках. Караульные горцы укрылись в тени повозок.

Только в узком проходе открыто стояли воины с алебардами при факелах.

В сопровождении двух горцев закутанный в плащ человек подошел к моей палатке.

— Добрый вечер, сьер! Прошу войти в мое скромное походное жилище.

Элегантно поклонившись, гость прошел в палатку. Я вошел следом и задернул полог.

— Снимайте плащ, барон Джаред, я вас узнал!

Барон откинул капюшон на спину.

— У вас взволнованное лицо, барон! Присядем! Бокал вина?

— Лорд Грегори, на вино времени уже нет! Я еду в Харперхолл, к сестре, и вам советую оседлать коня и мчаться со мною вместе!

— Что за пожар, дорогой барон?

Смуглое лицо брата Доротеи исказилось в судорожной гримасе.

— Я не знаю, как вам удалось вернуть разум королю, но вы, видит бог, сделали это напрасно!

— Не вы ли сами, весной к Корнхолле, уговаривали меня сделать это, и как можно быстрее?

— Господь знает, кого лишать разума, а кого рассудка, Грегори. А вы вмешались в божье дело, и результат ужасен!

— Что случилось?

— Королева–мать исчезла два дня назад… Мало того, ее апартаменты оцеплены стражей, а слуги заперты в подвале. Сегодня днем по тайному ходу я прошел в спальню ее величества… Королева мертва! Ее тело покрыто ранами от кинжала. Этих ран не менее десятка! Она лежит вся в засохшей крови на своем ложе!

Король скрывает смерть матери и завтракает и обедает в присутствии двора с большим аппетитом! А сегодня вечером без объяснений и обвинений все приближенные королевы схвачены стражей и отправлены в тюремный замок. Я избежал этой участи — меня предупредили. Я вынужден бежать, дорогой Грегори! Смерь королевы Анны — дело рук Руперта, я уверен! Король собирает завтра Большой совет. Хорошего ждать не приходится! Что за чудовище вышло из-под ваших рук?

— Король Руперт — чудовище?

— Его глаза пусты и холодны, даже когда он смеется! Бегите, Грегори, утром будет поздно!

— Что ж, передайте наилучшие пожелания Доротее, ваша сестра прелестна, дорогой барон!

— Вы пожалеете, что не послушали меня!

— Ступайте, барон, мне пора отдыхать. Завтра поединок с бароном Рамсеем.

— Желаю вам дожить до этого поединка, Грегори!

Джаред раскланялся и, накинув капюшон, быстрым шагом вышел вон.

Мне дали два одинаковых совета в один вечер. Дракон бежит от короля — смешно!

Я не дам повода над собой смеяться.

Я позвал Дугана и, умывшись, отправился к Адель.

Бернадетта и Адель сидели в раскладных сиденьях и тихо беседовали. Жестяной фонарь со свечой внутри бросал на их лица желтоватые отсветы.

Дамы поднялись мне навстречу.

— Кто это был? Что он сказал?

— Один знакомый!

— Ты очень красноречив, Грегори!

— Барон Джаред, уезжая на север, заехал пожелать мне удачи в поединке.

— Для этого он укутался в плащ с головы до пят?

— У каждого свои причуды, миледи! — я пожал плечами.

Дамы были не удовлетворены моим рассказом, но я пожелал им спокойной ночи и отправился спать к себе в палатку.

А утром я увидел короля.

Король во главе придворной свиты выехал, чтобы посмотреть на турнирные поединки. Трубачи, знаменосцы, телохранители короля в полудоспехах и, наконец, его величество на белом жеребце в белом костюме, расшитом золотом. Даже сапожки короля были из белой кожи.

Король Руперт повернул коня, и вся свита последовала за ним мимо моего лагеря. Я был на коне, рыцари и оруженосцы рядом. Бернадетта и Адель собирались разместиться в носилках. Появление короля перед нами было внезапным событием.

Не покидая седел, я моя свита обнажили головы и приветствовали короля наклонив головы.

— Вы обманули меня, лорд Грегори!

Голос короля был веселым, тон шутливым, но глаза холодны.

— Я не мог обмануть ваше величество.

— Я принял вас за лекаря в день нашей первой встречи, а вы заявили, что вы горец!

— Я родился и вырос в горах, ваше величество, а значит, могу именоваться горцем.

— Но вы не сказали, что вы лорд и сын дракона!

— Ваше величество, хвастливость никогда не была моим пороком!

Король засмеялся.

— Присоединяйтесь ко мне и проводите до турнирного поля!

Мы ехали рядом, стремя в стремя.

— Ваши дамы не любят ездить в седле, мой горец?

— Они открыли здесь новый способ передвижения, ваше величество, в носилках им удобнее.

— Как вам понравился город, турнир?

— Я очарован, ваше величество, красотой города и мощью его укреплений!

— Укрепления вас особенно интересовали, мой горец?

— Нет, ваше величество, меня больше интересовал сам турнир, ведь я первый раз участвую в нем.

— Но уже довольно успешно! Я слышал, вы покалечили вчера герцога Давингтонского?

— Это преувеличение, ваше величество! Я выбил его из седла, а ушибы свои герцог воспринял как ужасные раны. Сегодня, я полагаю, он будет уже на ногах.

Король внимательно смотрел в мои глаза.

— Глаза такого цвета я никогда не встречал.

— Я унаследовал их от отца, ваше величество.

— Ваша сестра-близнец, что с нею? Ее никто не видел, и она не приехала с вами сюда, на турнир.

— Моя сестра больна, к сожаленью, ваше величество, и вынуждена остаться в нашем замке в горах.

— Вы так убедительно лжете, мой горец, что я готов поверить!

— Ваше величество, как и подобает великому государю, знает многое такое, что нам, его подданным, не может быть известно!

— У вас льстивый язык, мой горец! Но вам меня не обмануть! Если хотите быть моим другом — говорите со мной откровенно!

— Вы боитесь меня, Руперт?

Король изменился в лице. Глаза сузились, рот оскалился.

— Если не боитесь — напрасно! Когда я обернусь драконом — я растопчу и разорву вашу свиту за несколько мгновений! Вы меня утомили. Говорите, что вам надо, и я раскланяюсь. Мне пора готовиться к поединку с бароном Рамсеем.

— Вот вы как заговорили?!

— Вы требовали откровенности — извольте! Я вернул вам, убогомому умалишенному — разум. Вы — дело моих рук. Так же легко я смогу этот разум у вас забрать! Не забывайте об этом и держите ваши королевские руки подальше от меня…

Король опустил глаза. Его руки судорожно мяли золоченые поводья.

— Вам нечего сказать, ваше величество? Тогда скажу я. Верните тела моих родителей, и я закончу войну с герцогами Бронкасл и буду вашим смиренным подданным.

Пока я не похороню родителей — война с герцогами будет продолжена! Но при этом союзников герцогского семейства я щадить, не намерен!

— Их тела отправлены покойным герцогом в Конфландию к королю Филиппу. Попробуйте испугать его!

— Доказательства?

— Вы не верите королю?

— Не верю!

Похоже, Руперт был в бешенстве. Моя откровенность ему не понравилась. Все хотят откровенности — но никому она не нужна! Парадокс!?

— Я пришлю вам бумаги, подтверждающие мои слова! — процедил он сквозь зубы.

— Буду ждать, ваше величество!

Я поклонился королю и дал шпорами коню. Моя свита следовала за мной к нашим палаткам у края ристалища.

Но переломить копье с бароном Рамсеем мне не удалось. Барон не явился на ристалище. После троекратного вызова его герольдами победа была присуждена мне.

Напрасно я влез в турнирные доспехи! Бормоча проклятия, я потел в своем снаряжении пока оруженосцы снимали все железо с меня.

Однако Адель была довольна. Я победил — не рискуя ничем!

Король Руперт разместился на главной трибуне, потеснив судей. По бокам от короля восседали две дамы — герцогиня Лонгфордская и Бернадетта.

Со своей трибуны я видел, как они втроем смеялись и угощались вином и фруктами.

— Сестра рядом с королем и очень довольна!

— Полагаешь, королю она понравилась?

— Почему бы и нет, Грегори! Король не женат, а Бернадетта молода, хороша собой!

— Ты прекрасней, чем она, Адель! Она — еще не распустившийся бутон, а ты — как молодая роза на заре — капельки росы дрожат на твоих нежных лепестках….

— Благодарю, мой муж… Как поэтично! Какие лепестки вы имели в виду?

Мы, смеясь, поцеловались.

На ристалище тяжело скакали кони, трещали, ломаясь копья. Рыцари рвались к победе перед лицом короля.

Присутствие короля вызвало невиданный в ранние дни приток зевак. Поля вокруг ристалища забиты толпами народа.

— О чем говорил с тобой король, Грегори?

— Он был восхищен моей супругой!

— В твоих глазах я вижу неправду!

— Король желает иметь меня среди своих друзей.

— Что ты ответил ему?

— Он пожелал услышать откровенный ответ и получил его. Как видишь — король доволен!

— Я не довольна, Грегори! Ты не все мне говоришь!

— Когда ты злишься — ты становишься еще красивее!

— Так ты злишь меня нарочно?

Я засмеялся, и Адель ущипнула меня за руку.

После завершения копейных поединков к моей трибуне явился лейтенант королевской гвардии. Он представился как сьер Тайлор. От имени короля он передал приглашение на вечерний бал во дворце мне и моей супруге.

Адель умоляюще смотрела на меня.

— Сьер Тайлор, передайте его величеству, что мы с благодарностью принимаем приглашение!

Завтра последний день турнира и вручение приза победителю, которого изберут судьи и дамы. Послезавтра я покину гостеприимный Гвинденхолл и отправлюсь на север, домой. Скорей бы!

Мы опять вернулись на постоялый двор «Королевская милость». Теперь его название казалось мне очень даже пророческим.

Бернадетта и Адель готовились к балу. По своей уже сложившейся привычке я дегустировал вино на первом этаже в компании барона Хэрри Эльсинера.

Барон был мрачен. Насупившись, он цедил вино молча.

— Дорогой Хэрри, вы погружены в мрачные думы?

— Грегори, вы знаете, что по приказу его величества арестованы все приближенные королевы–матери?

— Король раскрыл заговор?

— Ходят разные слухи, но о заговоре ничего не известно. А что вам известно, Грегори?

— Последние дни я жил в лагере, и слухи до меня не доходили. Кроме того, у меня мало знакомых в городе и при дворе. Я полагал, что услышу новости от вас.

— Сейчас в королевском замке заседает большой совет. Что он решает?

— Заниматься гаданием — пустое дело, Хэрри! Едем на бал — там уж что‑то узнаем. Но все же я думаю, что время регента уходит!

Королевский замок был ярко освещен сегодня.

В большом зале для приемов придворные и аристократы, съехавшиеся на турнир, в лучших парадных одеждах, обсуждали последние новости. Ровный гул от голосов заглушал музыку. Ждали короля.

Я устал любезно улыбаться чужим и неинтересным мне людям, с такими же искусственными улыбками на губах. Адель шепталась с сестрой за моей спиной. Больше всего на свете я хотел бы сейчас перенестись в замковую библиотеку, в Холлилох, и просто читать новую книгу у горящего камина, слушая треск поленьев. Многолюдное это собрание меня раздражало. Быть придворным — не моя стихия.

Наконец‑то жезлоносец удар жезлом и объявил выход короля.

— Его величество, повелитель и хранитель Севера и Юга — король Руперт!

Король двинулся по широкому, проходу озирая согбенные спины и наклоненные головы. За ним шли два гвардейских офицера с короткими алебардами в руках. А за ними шли члены большого королевского совета, во главе с регентом–архиепископом Михаилом. Судя по вытянутым лицам этих господ, ничего радостного они от короля не услышали.

Я с любопытством рассматривал архиепископа. Осанистый мужчина, грузный, средних лет, в парадной сутане с длинным посохом епископа в руке. Орлиный крупный нос церковного иерарха был гордо приподнят, а губы поджаты. Он шел, не глядя на окружающих.

Король дошел до помоста и уселся в свое кресло под вышитым золотыми львами балдахином красного бархата. По бокам встали офицеры с алебардами.

Члены королевского совета встали рядом с помостом. В зале было тихо.

Архиепископ обернулся к королю и, увидев его одобряющий кивок, произнес густым басом:

— Большой королевский совет принял решение о прекращении полномочий регента и завершения регентства в связи с выздоровлением его величества. Да здравствует его величество король Руперт!

И все вокруг завопили:

— Да здравствует, король Руперт!

После этого объявления начались танцы.

Я двигался по кругу за другими парами, рука об руку с Адель, и порой ловил на себе взгляд короля.

Действительно ли королева–мать убита, и король, зная об этом, совершенно спокоен?!

Что произошло с нею? Две встречи с королевой–матерью не породили симпатию к ней, но, переводя ситуацию на себя, я не мог понять короля.

Второй танец я оказался в паре с герцогиней Лонгфордской.

— Я хотела бы познакомиться с вами поближе, дорогой граф. Вы такой таинственный и молчаливый — настоящая загадка!

— Увы, загадок нет! Я весь как на ладони перед вами, дорогая герцогиня!

— Можете называть меня по имени — Луиза, а я вас буду называть по имени.

— Как угодно, Луиза, я в вашем полном распоряжении!

— Не искушайте меня, Грегори, а вдруг мне захочется испробовать это полное распоряжение?

Карие глаза герцогини были совсем рядом под красивыми ровными дугами бровей. Яркие губы трогала улыбка. Герцогиня была чуть выше меня, и ее грудь, стиснутая корсетом, была так близко! Соблазнительные округлости холмиками выпирали из-под края корсета.

— Ваш муж не ревнив, Луиза?

Она рассмеялась.

— Конечно, ревнив, как все старые распутники, но ему 65 лет и благодаря подагре он не смог сегодня быть при дворе! Сегодняшний вечер я сама себе хозяйка! А ваша жена, Грегори! Она так и сверкает на меня своими кошачьими глазками! Она большая ревнивица, как я вижу!

— Мне не в чем упрекнуть мою жену, Луиза.

— Настоящий рыцарь говорит вашими устами! Раскройте мне вашу тайну, Грегори, почему король не сводит с вас своего взгляда?

— Он смотрит на вас, самую обворожительную даму этого вечера, а вовсе не на меня.

— Вы льстец! — Она игриво засмеялась.

Наклонившись к моему плечу, она быстро прошептала:

— Вы и вправду можете превратиться в дракона?

— В любой момент, Луиза! Хотите сейчас?

— О–о–о! Сейчас не стоит, Грегори! Но как-нибудь, наедине, где-то за стенами города… я могла бы увидеть вас в облике этого волшебного зверя?

— Вам стоит только пожелать, Луиза!

На третий танец меня подхватила Адель.

— О чем вы так мило ворковали с этой заносчивой дылдой?

— О тебе, моя радость!

Адель фыркнула.

— Позвольте не поверить! Она строила вам глазки!

— Ты ревнуешь меня?

— Я знаю, что высокие женщины не в твоем вкусе, Грегори. Никакой ревности!

— Я — счастливейший из мужей!

Глава 24

Весь следующий день я провел, наблюдая за поединками со своей трибуны. Мои рыцари на третий день также не принимали участия в поединках. Они размещались на моей трибуне и наслаждались зрелищем.

Блистали доспехи, пестрые гербы на флагах и попонах коней сливались в сумбурную мозаику. Копьев было сломано не мало.

В третий день блистал победами рыцарь с юга под именем Ланселота, он скрыл свое настоящее имя и сражался без герба.

Таинственность рыцаря только раззадорила пыл его противников.

Но Ланселот был непобедим. Он выиграл десять поединков, выбив противников из седел, и три поединка по очкам.

Дамы были очарованы таинственным рыцарем и его изящными манерами. Король Руперт не сводил с него глаз.

В четырнадцатом поединке Ланселоту пришлось туго. Один из вассалов герцога Лонгфордского едва не выбил его из седла.

Трижды они сходились и трижды ломали копья. Судьи назначили четвертый бой.

Приготовив копья, противники ждали сигнала. В блистающих доспехах Ланселот на сером коне и вассал герцога — рыцарь Кэмпбелл, в пестрой бригандине и головой волка на навершии шлема, на кауром жеребце. Шлем Ланселота украшала накладка в виде головы дракона.

— Ланселот будет признан победителем турнира!

— Не спеши, Адель, бой еще не окончен!

— Ох, скорее бы!

Звучит труба. Коней пришпорили. Противники несутся навстречу друг другу. Копья направлены.

Удар! Рыцарь Кэмпбелл покинул седло, и не по своей воле.

Крики восторга вокруг ристалища, свист, улюлюканье! Под пенье труб победитель делает круг почета. Он одолел всех противников сегодня!

— Грегори, он великолепен!

Адель не усидела на скамье и стояла, хлопая в ладоши.

На вечерню в собор Гвинденхолла явились все участники турнира. Рыцари, приняв ванну, завив волосы и надев парадные одежды, горделиво поглядывали по сторонам. Пока не начиналась служба, все пытались опознать среди этой пышной публики победителя дня — Ланселота.

Но на ристалище он был в шлеме. В соборе, в парадных блистательных одеждах, как его узнать? Ланселотом мог оказаться любой!

Архиепископ служил в храме сегодня самолично. Пять епископов и множество церковников ниже рангом помогали ему.

Коленопреклоненная Адель истово молилась, прикрыв глаза, по правую сторону от меня. Бернадетта, разместившаяся по левую сторону, искоса из под ресниц посматривала на нас. Видно было по легкой улыбке, что мысли у нее не столь благочестивые, как требовало место.

Я поднял голову и посмотрел вверх.

Собор Святого Марка казался созданием не человеческих рук, а произведением самого всевышнего! Мощные колонны возносили арки его сводов на высоту более 50 футов. В этом огромном пространстве мог бы легко пролететь и дракон, не задевая крыльями колонн.

Мощные звуки органа просто потрясали все существо. Казалось, вибрируют стены, вибрирует сердце в грудной клетке! Мороз по коже и бесконечный восторг вызывали эти звуки, не сравнимые ни с каким другим земным звуком!

Рыцари и дамы выходи из собора притихшие и погруженные в мысли.

Но впереди был королевский прием, где должны были судьи назвать имя победителя и вручить ему приз.

Сегодня танцы начались еще до появления короля.

Музыканты старались, как могли. Слуги разносили вино в серебряных кубках.

Блистательное общество веселилось от души.

Адель и Бернадетта закружились с пригласившими их кавалерами, и я остался в одиночестве. Но ненадолго.

Ко мне приблизился лейтенант Тайлор.

— Его величество приказал мне сопроводить вас, сьер граф, в его кабинет!

Я последовал за лейтенантом сначала по длинному коридору, увешанному портретами, потом по лестнице этажом выше, потом по коридору направо. У дверей кабинета стояли два гвардейца в полудоспехе. Два пажа глазели в окно на двор.

Но мое появление привлекло всеобщее внимание.

Лейтенант Тайлор постучал в дверь и распахнул ее передо мной.

— Ваше величество!

Я поклонился, но не слишком низко.

Большая комната была просто заставлена канделябрами с горящими свечами. Они стояли на столе, на камине, на полу. Пожалуй, этим вечером в этой комнате было более светло, чем днем! Кто‑то явно боялся темноты!

Король Руперт стоял у изящного инкрустированного стола, заваленного бумагами. Он пристально смотрел на меня и крутил в руке гусиное перо.

— Вы скучали на турнире, граф, я это заметил.

— Сегодня не было скучно. Таинственный рыцарь добавил перца в эту похлебку!

Король сморщился.

— В похлебку? А впрочем, вам виднее — вы с герцогом Давингтонским затеяли этот турнир — вам и расхлебывать!

— В чем причина недовольства вашего величества?

— Герцог уехал вчера вечером в Давингтон, сказавшись больным. Ланселот является победителем турнирам по очкам, но никто его не знает. Исчезает барон Джаред — доверенное лицо королевы, наконец!

— Но я-то здесь и к вашим услугам!

— Барон Джаред не сказал вам — куда он направился? Он же был у вас позавчера вечером?!

— Барон отправился по поручению вашего величества и более он мне ничего не сообщил.

— Я вам не верю, граф! Вот — возьмите — здесь переписка герцога Бронкасл с королем Конфландии Филиппом. Как я и обещал!

Сверток бумаг перекочевал со стола в мои руки.

— Благодарю вас, ваше величество!

— Но я пригласил вас не за этим, граф!

Король прошел до противоположной стены и приоткрыл дверь.

— Прошу вас, герцогиня!

Маргарита Бронкасл вошла и приветствовала нас приседанием.

В черном платье и черном чепце она напоминала вспушившуюся ворону. На черном фоне ее лицо было белым, словно обсыпанное мукой.

— Я хотел бы примирить вас! Ваши семьи понесли утраты — граф лишился отца, а герцогиня — мужа и сына. Этот раздор вреден для всех, особенно для мира в королевстве.

— Пусть горец вернет моего сына! — лицо герцогини исказила ненависть.

— Ваш сын в безопасности — пока вы сидите тихо, герцогиня!

— Тогда лучше охраняйте своих!

— Маргарита, умерьте ваш гнев! — король вмешался в нашу перепалку.

— Прочтите это! — герцогиня ткнула в мою сторону свернутый в трубочку лист бумаги.

— Что это?

— Это то, чего вы не ждали!

Я развернул листы и похолодел. Пальцы онемели.

Знакомый округлый почерк жены.

Адель писала подробно о замке Холлилох. Об численности слуг и охраны. О тайных ходах. О подслушанных разговорах. О Сью и ее драконьей сущности. Обо мне и моих разговорах с сестрой.

Моя жена шпионила за мной!? Судя по письму, оно было адресовано аббату Марку — личному секретарю архиепископа, и написано еще зимой до рождения сыновей.

Я прочитал письмо трижды. Мое лицо горело.

— Это — фальшивка! Моя жена не предавала меня!

— Письмо написано до того, как она стала вашей женой! Но вы зря полагаете, что это письмо — единственное! Спросите‑ка у своей бывшей монахини — кто вынес ваших малышей из замка! Кто помог моим людям их выкрасть!

Герцогиня торжествовала. Она наслаждалась зрелищем моего унижения.

— Верните моего мальчика, и я раздобуду вам все письма вашей женушки своему церковному начальству!

— Через неделю в Корнхолле я передам вам сына в обмен на письма.

Я говорил механически, почти не слыша самого себя.

Адель меня предала?!

Я вернулся в зал для приемов и выпил два кубка вина, чтобы заглушить свой гнев и притупить щемящее чувство отчаяния.

Меня предали!

Я стискивал зубы, но злоба росла и наполняла меня черной волной!

Я задыхался среди этих веселых танцующих господ! Рука тянулась к кинжалу на поясе. Выхватить сталь и убивать! Убивать! Я смотрел в пол, иначе, увидев Адель — я не смог бы сдержаться — и перерезал бы глотку этой лживой сучке!

Повернувшись на каблуках, я выбежал из зала во двор, потом по ступеням на стену. Вцепившись в каменный край зубца, я смотрел на город в огнях и ничего не видел. Прохладный ветер с севера овевал мой лоб, но не приносил облегчения.

«Четырнадцать слов… голос Сью был тих и печален… Четырнадцать слов, а потом твое имя…»

Я произнес эти слова и с облегчением исчез во вспышке света.