Глава 2

Он яркой бронзою горит,

Глаза, как изумруды, ясны.

На мир он радостно глядит,

Дракона в мире нет прекрасней.


— Проснись, засоня! — прикрикнула Сие, склонившись над Кинданом.

Тот в ответ лишь плотнее завернулся в одеяла. Неожиданно кто-то выдернул у него из-под головы подушку. Киндан громко застонал, ошеломленный внезапным нападением.

— Ты что, не слышал: Сие велела вставать! — сказал Кайлек, грубо вытаскивая своего младшего брата из кровати.

— Я встаю! Встаю! — пробормотал Киндан. Жаль, что ему не дали еще немного времени — совсем немного, только чтобы вспомнить сон. Он был уверен, что видел во сне маму.

Киндан никогда никому не рассказывал о своих снах, в которых видел мать, — после первого раза. Он знал, что его мать умерла, когда рожала его; он не мог этого не знать, потому что братья и сестры, что уж скрывать, частенько вслух обвиняли его в этом. Но Сие — и не только она, но и отец, который вообще говорил редко, — они оба сказали, что он не виноват. Сие рассказала Киндану, как радостно заулыбалась его мать, когда ей дали в руки новорожденного. «Он красивый!» — сказала мать отцу. А потом она умерла.

— Твоя мать хотела, чтобы ты был, — сказал ему однажды Данил после того, как Киндан пришел домой весь в слезах: старшие братья сказали ему, что никто не хотел его появления на свет. — Она знала, что это может быть опасно для нее, но она сказала, что ты стоишь риска.

— Мама сказала, что за тобой придется много приглядывать, — это говорила ему Сие, в другой раз, — но ты стоишь этого.

Сегодня утром Киндану казалось, что он не стоит вообще ничего. Пошатываясь со сна, он натянул на себя одежду, вымыл лицо холодной водой из большой бадьи и заторопился на кухню, где был накрыт завтрак.

— Вылей воду и вычисти бадью! — рявкнул Джакрис, больно схватив его за ухо, и толкнул обратно в комнату. — Ты мылся последним.

— Я потом сделаю! — взвизгнул Киндан. Джакрис повернулся и преградил младшему брату дорогу.

— Делай сейчас. Потом ты ничего не сделаешь, и Сие придется выносить воду за тебя.

Киндан нахмурился и побрел за ведром. Повернувшись спиной к Джакрису, он высунул язык. Если бы старший брат увидел это, Киндану досталась бы хорошая взбучка.

Из-за возни с бадьей Киндан попал к завтраку последним. Осмотрев стол в поисках, чего бы поесть, он обнаружил совсем остывший кла. Осталось немного овсянки, но молоко выпили всё до капельки. Братья поспешно вскочили из-за стола, но Сие вернула всех — или сердитым окриком, или хмурым взглядом, так что никому не удалось удрать, бросив свою посуду на Киндана.

— Ничего, Киндан, сегодня вечером ты сможешь поесть как следует, — сказала ему Сие, когда он с мрачным видом доедал невкусный завтрак. Ее глаза сверкали сегодня особенно ярко.

Киндан на мгновение растерялся, но тут же вспомнил: ах да, сегодня вечером свадьба, свадьба Сие.

— А теперь проваливай отсюда. У тебя полно всяких дел, — сказала она и, нежно взяв за плечи, ласково вытолкнула из кухни.

Выйдя за дверь, Киндан сразу же остановился. Сие не дала ему поручения, как она обычно делала. Он повернулся, но сестра уже вышла следом за ним.

— Иди спроси Дженеллу, — ворчливо сказала Сие, прежде чем Киндан успел открыть рот.

Дженелла была женой Наталона. Поскольку она тяжело переносила беременность, Сие помогала ей с тех самых пор, когда семьи горняков шесть месяцев тому назад съехались в кемп.

Киндан знал, что человека с характером хуже, чем у его родной сестры, просто на свете быть не может, а потому немедленно удрал. Он настолько сосредоточился на том, как бы не попасть под неожиданную вспышку ее гнева, что ноги успели донести его до входа в шахту, прежде чем он понял, где находится. Но вместо того, чтобы сразу же повернуть обратно, Киндан остановился и глубокомысленно уставился на вход.

Обычно одним из первых дел, которые поручали мальчикам кемпа, была замена светильников в шахтах. Сегодня шахты из-за свадьбы были закрыты — там находились лишь те неудачники, которым выпало дежурить при насосах, — и потому Киндан застыл, пытаясь сообразить, отменили сегодня обычную задачу или же нет. И решил: несмотря на то, что сегодня днем и ночью никто не полезет добывать уголь, светильники всё же следует сменить, чтобы горнякам завтра не пришлось спускаться в забои в полной темноте.

Но тут Киндан услышал, что из шахты доносятся голоса. Он не мог разобрать слов, но ясно слышал, что один голос — пониже — принадлежал мужчине, а второй, пожалуй, девочке. Причем оба голоса были ему незнакомы.

— Эй! — негромко крикнул он, решив, что, возможно, кто-то из караванщиков решил осмотреть шахту.

Голоса смолкли. Киндан приложил к уху ладонь и прислушался, чтобы не пропустить ни звука. Поздно вечером, когда дрова в очагах кемпа прогорали, оставив после себя россыпь тлеющих угольков, а по площади с ревом разгуливали холодные ветры с гор, старшие мальчики рассказывали множество страшных историй о призраках, которые водятся в шахтах. Киндан был уверен, что разговаривали не призраки, но всё равно, теперь ему совершенно не хотелось в одиночку заходить в темную пещеру.

— Эй? — повторил он.

На сей раз его голос прозвучал нерешительно. Нет, конечно, он нисколько не хотел привлечь к себе внимание призраков.

Ответа не последовало. Зато Киндан услышал приближающееся шлепанье пары ног по сырому земляному полу пещеры и отступил от входа. В зеве пещеры показалась темная тень, вскоре превратившаяся в человеческую фигуру.

Из шахты вышел старый седой мужчина, которого Киндан никогда прежде не видел. Незнакомец казался изможденным, а глаза у него были такими суровыми, как будто жизнь давным-давно выщелочила из них весь смех, а затем и сама вытекла. Киндан отступил еще на шаг и приготовился бежать. Ребенок в шахте — тот, который говорил девчачьим голосом… Неужели этот призрак его съел?

— Эй, ты! — повелительно крикнул незнакомец. При первых же звуках глубокого раскатистого голоса Киндан понял, что старик вовсе не призрак. Он говорил с отчетливым акцентом Форт-холда, а некоторые особенности произношения позволяли узнать обитателя Дома арфистов.

— Да, мастер? — отозвался Киндан.

Он не знал, какое звание носит незнакомец, и решил, что, если он назовет его наивысшим титулом, ничего страшного наверняка не произойдет. А что, если это главный арфист Крома прибыл проверить, как работает подмастерье Джофри? Или же этот арфист путешествовал с торговцами?

— Что ты здесь делаешь? — требовательно спросил старик.

— Нужно проверить светильники, — сказал Киндан.

Старик нахмурился, сдвинув брови. Он дернул было головой, собираясь взглянуть через плечо, но тут же оборвал движение.

— Мне сообщили, — сказал он, — что сегодня здесь никого не должно быть.

— Да, сегодня свадьба, — согласился Киндан. — Но я подумал: а что, если Наталон захочет и сегодня сменить светильники?

— Ну, конечно, может быть и так, — кивнул старик. Донесшийся у него из-за спины шорох камешков заставил его всё-таки оглянуться. — Хотя это может быть опасно. Но я думаю… минуточкуминуточку! Ведь ты Киндан?

— Да, сэр, — ответил Киндан, не на шутку удивившись, откуда старик мог узнать его имя. А не мог ли он знать и о… Прежде чем старик заговорил снова, Киндан успел пролистать обширный список своих возможных преступлений.

— Тебе следует явиться в Дом арфиста минут этак через пятнадцать, молодой человек, — сказал старик. И добавил, когда Киндан повернулся, намереваясь опрометью устремиться к дому Джофри: — Быть готовым петь и не сбить дыхание!

— Я приду! — эти слова Киндан бросил уже через плечо, удирая со всей скоростью, с какой могли нести ноги.

Как только Киндан удалился за пределы слышимости, старик повернулся к зеву входа в шахту.

— Теперь можно, он ушел.

Послышался приближающийся звук легких шагов, но смолк раньше, чем идущий появился на виду.

— Если хотите, я могу показать вам короткий путь.

— Через гору? — спросил старик.

— Конечно. — И девочка, видимо ощутив сомнение старика, добавила после короткой паузы: — Я уже много раз ходила здесь. Так что могу провести и вас.

Старик улыбнулся и решительно шагнул в пещеру.

— Ладно, под твоим руководством я с удовольствием пройду этим путем, — сказал он, коротко поклонившись трудно различимой в темноте фигуре. — Думаю, не ошибусь, предположив, что мы окажемся на месте раньше этого парня.

В ответ девочка лишь захихикала — не без ехидства.

…Киндан, совершенно запыхавшись, подбежал к Дому арфиста. Там его уже ждал Зенор.

— Киндан, ты как раз вовремя, — сказал Зенор. — А если бы опоздал еще на несколько минут… — Он не договорил и лишь взглядом выразил владевшее им темное предчувствие.

— А в чем дело?

— Мастер хочет послушать, как мы поем, — сообщил Зенор. — Он уже сказал Кайлеку, что тот не будет петь на свадьбе.

Киндан прямо-таки расцвел, представив, как должен был воспринять отказ Кайлек. Впрочем, его это нисколько не удивило. Когда Кайлек пытался петь, его голос скрипел, словно гравий под ногами, и к тому же он совершенно не умел следовать мелодии. Когда друзья начинали посмеиваться над его певческой бездарностью, Кайлек принимался уверять, что не любит петь и его прямо-таки замучили, пока у него не сломался голос — потому что тогда он пел просто замечательно. Но Киндан знал из рассказов других братьев и Сие, что всё это враки. Кайлек обожал петь, но не имел ни капли музыкальных способностей.

Силстра намеревалась заставить всех своих братьев активно участвовать в свадебных торжествах, но ее выбор Кайлека в качестве певца явился, по-видимому, следствием сочетания излишней нервозности и недостатка фантазии.

Зенор ткнул Киндана локтем в бок.

— Ты что, еще не понял? Если Кайлеку не разрешили петь, то кто же будет исполнять все его песни на свадьбе? — Глаза и рот Киндана широко раскрылись от осознания страшного будущего.

И как раз в этот момент дверь отворилась.

— Входите, входите, я не могу тратить время впустую, — донесся изнутри сердитый голос.

Он не принадлежал подмастерью Джофри. Это был голос того самого старика, которого Киндан встретил у входа в шахту.

Киндан, охваченный внезапным порывом гнева, ворвался в дом.

— Что вы тут делаете? Сначала без разрешения горняка Наталона забрались в шахту, а теперь еще распоряжаетесь в Доме арфиста… — Киндан заставил себя замолчать и вскинул вверх испуганный взгляд. Он почувствовал, что лицо у него запылало.

«О нет! — сказал себе Киндан, ощущая нарастающую тяжесть под ложечкой. — Неужели он новый арфист! Наш новый арфист!»

Старик не собирался прощать вспышку Киндана.

— А как ты назовешь то, что делаешь ты? — его голос заполнил комнату благодаря не только силе, но и какой-то особой звучности.

— Извините, — пробормотал Киндан, тщетно пытаясь носком ноги выкопать в половицах яму, куда можно было бы провалиться, чтобы спрятаться и от своего стыда, и от гнева арфиста. — Я не знал, что вы наш новый арфист.

— Ты хочешь сказать, не подумал об этом! — раздраженно рявкнул в ответ старик.

Киндан повесил голову.

— Да, сэр. — Уж что Киндан умел в совершенстве, так это корчить сокрушенную мину после того, как на него накричат, — очень уж большая была практика.

— Ты, похоже, мастер насчет извинений, — язвительно заметил арфист.

— Да, сэр, — согласился Киндан; он уткнул подбородок в грудь и пристально рассматривал половицу под ногами.

А новый арфист так же пристально рассматривал его самого.

— Ты не родственник тому чурбану, которого я выгнал отсюда этим утром?

Киндан вскинул на него яростный взгляд и стиснул кулаки. Хватит уже и того, что этот незнакомец дважды наорал на него самого. Никто, кроме членов его семьи, не имеет права называть Кайлека чурбаном!

— Г-м-м-м, — протянул старик. — Ты ничего не говоришь, но твоя поза ясно показывает, что ты готов броситься на защиту всех своих родственников.

Он сделал широкий шаг вперед, взял Киндана за подбородок и вздернул его голову так, чтобы смотреть прямо в глаза мальчику. Киндан не сумел согнать с лица гневное выражение, да и извиняться больше не собирался. Так они и стояли, старый и малый, глядя в глаза друг другу.

В конце концов арфист отступил.

— Упрямый. Но я обламывал и похуже.

Ноздри Киндана раздулись. Арфист проигнорировал очередное проявление недовольства и перевел пристальный взгляд на Зенора.

— Ну входи, парень, я не укушу тебя!

Зенор смотрел на него с таким видом, будто его раздирали противоречия между очевидно ложным утверждением арфиста и невероятностью допущения о том, что арфист может солгать. Он бросил вопросительный взгляд на Киндана и, не получив никакого намека от друга, застыл на месте, словно насекомое, над которым навис клюв цеппи. Так он и стоял, пока арфист не поторопил его, предостерегающе кашлянув пару раз. Зенор вскочил в комнату, как будто его кто-то ужалил.

— Арфист Джофри сказал мне, что вы хорошо поете, — произнес арфист, переводя цепкий взгляд с одного мальчика на другого. — Но арфист Джофри пока что лишь подмастерье, да и специализируется на исполнении баллад и игре на барабанах. Я же, — и тут арфист снова изменил звучание и мощь своего голоса, и слова гулким эхом заметались по комнате, — мастер и специализируюсь в пении. И потому, естественно, меня попросили проследить за вокальной частью сегодняшнего празднества.

Киндан, пораженный, снова вскинул голову. Арфист Джофри часто говорил мальчикам и девочкам из Наталон-кемпа, что, если они не будут вести себя хорошо, он найдет на них управу, припомнив, как его самого обламывал мастер голоса Дома арфистов. «Ведите себя хорошо, а не то мне придется обращаться с вами так, как мастер Зист обращался со мной», — частенько говаривал Джофри.

И сейчас перед ними стоял наяву этот самый ужасный мастер Зист.

У Зенора отвисла челюсть. Краем глаза Киндан видел, что Зенор пытается что-то сказать, но было очевидно, что весь воздух, имевшийся в нем, почему-то перетек в глаза — они выглядели так, будто вот-вот выскочат из орбит.

— Вы… — Киндан понял, что тоже способен поддаваться страху. — Вы мастер Зист?

Стоявший рядом Зенор наконец-то сумел закрыть рот.

— А-а, — не без удовольствия бросил мастер Зист, — вы слышали обо мне! Приятно узнать, что арфист Джофри не забыл мои уроки. Еще неизвестно, чему он сумел вас научить, — продолжал он, предостерегающе воздев палец. — Я не позволю испортить мой первый день здесь — и первую свадьбу в этом кемпе — голосами, которые не будут звучать как следует.

Мастер Зист разжал кулак и поманил мальчиков поближе к себе.

— Когда вы будете готовы, я хотел бы услышать гармоническую гамму от до средней октавы.

Киндан и Зенор переглянулись. Арфист Джофри учил их петь гармонические гаммы с тех самых пор, как они овладели умением твердо ходить. Их глаза загорелись, они посмотрели на мастера, открыли рты и…

— Нет, нет, нет! — взревел мастер Зист. Мальчики, успевшие набрать воздух, поспешно выдохнули и в испуге отшатнулись.

— Встаньте прямо. Плечи назад. Глубоко вдохните и…

Мальчики выполнили его распоряжения и начали гамму.

— Кто вам разрешил петь? — рявкнул мастер Зист.

Они в ужасе захлопнули рты.

— Я что-то не припоминаю, чтобы просил вас запеть. — Он тяжело вздохнул. — Несомненно, вас обоих нужно сначала научить дышать.

Зенор и Киндан снова переглянулись. Неужели они не знают, как дышать?

Ко времени ленча Киндан совершенно вымотался. Он и не представлял себе, какой тяжелой работой может быть простое пение. Но вместо того чтобы отпустить их поесть, мастер Зист отправил Зенора принести еду в Дом арфиста и сказать Дженелле, что они с Кинданом будут петь на свадьбе. После слов мастера Зиста глаза Зенора снова загорелись, но Киндан слишком устал и слишком боялся нового арфиста, чтобы радоваться.

— Ты, — веско произнес мастер Зист после того, как Зенор ушел, — разучишь свадебный хорал, который арфист Джофри выбрал для твоего брата.

Киндан сглотнул комок, подступивший к горлу. Кайлек наверняка убьет его, когда узнает. Да и песня очень даже непростая. Ее так запросто не выучишь.

Когда Зенор возвратился с едой — он ходил, казалось, целую вечность, — Киндан взмок от усилий, а мастера Зиста едва не трясло от гнева.

— Поставь сюда, — приказал Зенору мастер Зист, — и проваливай.

Вместо того чтобы сделать перерыв на ленч, мастер Зист потребовал, чтобы Киндан продолжил петь. Но, как Киндан ни старался, ему не удавалось справиться с песней.

Лицо мастера Зиста постепенно наливалось кровью, он уже не говорил, а яростно ревел и, в конце концов, воздел руки над головой.

— Ты совершенно не слушаешь меня! Не обращаешь ни малейшего внимания. Ты можешь справиться с этой песней, просто ты решил этого не делать. О, ты просто ничтожество! И, подумать только, твоя мать умерла, дав тебе жизнь! Ты не стоишь такой жертвы.

Киндан до боли стиснул кулаки, его глаза полыхнули гневом. Он развернулся на месте и кинулся вон из дома. Но успел сделать лишь несколько шагов по улице и столкнулся со своей сестрой.

— Киндан, как дела? — спросила она, слишком возбужденная, чтобы оценить выражение его лица. — Ну разве не прекрасно, что к нам приехал мастер Зист? Ты знаешь, мама рассказывала, что именно он научил ее нашей любимой песне?

Киндан бросил лишь один взгляд на ее счастливое лицо. В следующий миг до него дошел смысл сказанных сестрой слов. Он почувствовал прилив вдохновения.

— Извини меня, Сие, мне нужно вернуться на занятия, — сказал он и вновь устремился к двери, из которой только что вылетел. На бегу он добавил через плечо: — Всё в порядочке.

Он без стука вошел в комнату, где мастер Зист в прежней позе сидел на стуле, несомненно уверенный в том, что строптивый ученик вернется. Киндан принял необходимую позу, набрал в грудь воздуху и запел:

Лишь только утро настает,

Дракон стремит ко мне полет.

Он яркой бронзою горит,

Глаза, как изумруды, ясны.

На мир он радостно глядит,

Дракона в мире нет прекрасней.

Ободренный молчанием арфиста, Киндан спел всю песню до конца. Закончив, смело взглянул на мастера голоса и сказал:

— Я могу петь. Моя сестра говорит, что я могу петь, как моя мать. Моя сестра говорит, что я стою этого. И мой отец говорит то же самое. А они должны знать — они были при моем рождении. — По его лицу покатились слезы, но он не обратил на них внимания. — Моя сестра сказала, что последние слова матери были о том, что мне понадобится много заботы, но я буду стоить этого.

Мастер Зист был потрясен.

— Этот голос, — пробормотал он себе под нос. — У тебя же ее голос. — Он встал, сделал два шага к Киндану и остановился. В его глазах тоже блестели слезы. — Парень, прости меня. Я не должен был так говорить… У меня не было никакого права… Не мог бы ты спеть это еще раз? Прошу тебя. Я слышу у тебя ту же лирическую проникновенность, какая была и у нее.

Киндан вытер слезы, несколько раз вдохнул и выдохнул. В горле всё еще стоял ком печали и гнева. Мастер Зист, подняв руку, остановив его, вышел из комнаты и, судя по звуку удаляющихся шагов, направился на кухню. Он вернулся с чашкой теплого травяного настоя.

— Выпей, это поможет твоему горлу, — сказал арфист приглушенным и куда более доброжелательным голосом.

Пока Киндан пил, мастер Зист неожиданно сказал:

— Я слишком уж сильно насел на тебя, парень. Вообще-то я никогда не мучаю своих учеников. И с тобой так тоже не следовало поступать. Просто я хочу, чтобы этот день был лучшим в жизни для твоей сестры и твоего отца. Я хочу, чтобы у них был настоящий праздник.

— Я тоже хочу, — ответил Киндан.

Мастер Зист слегка подался вперед и кивнул.

— Я вижу, что ты хочешь, парень. Вижу. — Он протянул мальчику руку. — Так, давай начнем сначала и вместе постараемся сделать всё, что в наших силах, хорошо?

Киндан поставил чашку на пол и застенчиво вложил ладонь в большую руку мастера цеха арфистов.

— Я постараюсь, — сказал он.

— Больше мне от тебя ничего и не нужно, — разоткровенничался мастер Зист. — А уж с твоим голосом, я думаю, у нас будут все основания гордиться результатом. — Он подошел к окну и выглянул наружу. — Однако у нас не так уж много времени, и поэтому лучше будет сосредоточиться на том, что тебе хорошо знакомо, правда?

Киндан кивнул, соглашаясь, но на его лице появилось смущение. Мастер Зист, конечно же, заметил это и усмехнулся.

— Почему бы нам не подготовить к церемонии вместо этого соло «Песню об утреннем драконе»?

Глаза Киндана широко раскрылись.

— А можно ее спеть как раз перед полетом Даска? — спросил он с энтузиазмом. — Это было бы здорово!

— Страж порога умеет летать? — Зист даже не скрывал своего удивления.

Киндан кивнул.

— Все стражи порога могут летать?

— Я не знаю, — честно ответил Киндан. — Но разве их сделали не из огненных ящериц, как и драконов?

— О стражах порога мало что известно, — сказал мастер Зист. — Например, мы знаем, что они не любят света. Но одни считают, что виной тому их огромные глаза, а другие утверждают, что стражи — ночные животные. А крылья кажутся слишком маленькими для того, чтобы поднять такое тяжелое тело в воздух.

— Я видел, как Даск летает, только поздно вечером, — сказал Киндан. — Мой отец что-то говорил о том, что ночью атмосфера уплотняется и воздух становится гуще. — Мастер Зист кивнул.

— Это так. Я слышал, как всадники говорили, что, дескать, по ночам опасно лететь слишком высоко — воздух на высоте делается очень разреженным. Возможно, стражи порога приспособлены к полетам по ночам, а крылья у них меньше, чем у драконов, потому что воздух в это время суток более плотный.

Киндан пожал плечами. Арфист отметил в памяти, что надо бы обсудить этот вопрос в Доме арфистов.

— Что ж, — продолжал арфист, — я думаю, будет действительно замечательно, если ты во время полета Даска споешь «Песню об утреннем драконе». Ты готов начать?

— Я готов, мастер Зист.

По истечении двух часов спина Киндана сделалась мокрой от пота. Мастер Зист держался теперь намного сердечнее, чем поначалу, а Киндан выполнял его указания с гораздо большей готовностью, но всё равно разучивание песни было тяжким трудом для них обоих, Киндан понял это, когда заметил, как мастер Зист вытирает пот со лба.

Их занятия были прерваны громким стуком в дверь.

— Открой дверь, парень, — доброжелательным тоном сказал мастер Зист. — А я пока приготовлю чай. Если я что-то понимаю, это должен быть твой отец, который пришел убедиться, что ты всё еще жив, а в качестве предлога принес твою парадную одежду.

Мастер Зист оказался прав.

— Я принес тебе одежду, — сказал Данил. Его лицо расплылось в широкой улыбке. — Ну, парень! Это будет великий день, правда?

Для его отца эта фраза равнялась полноценной торжественной речи.

— Мастер Зист пошел приготовить чай, — сообщил Киндан. — Он говорит, что это хорошо для горла.

Он не стал добавлять, что мастер Зист считал чай полезным также и для нервов.

— А я весь день провел с Джофри, — сказал Данил сыну. — Мы собрали венчальную платформу, подняли ее, как полагается, и подготовили всю площадь для праздника.

— А где невеста и жених проведут ночь? — спросил мастер Зист, входя в комнату с подносом. На подносе стояли не только три чашки чаю, но и блюдечко с изящными печеньями.

Данил покраснел.

— О, у торговцев есть традиция, согласно которой невеста и жених должны провести брачную ночь в караване. Очевидно, мастер-торговец Крома велел подмастерью, ведущему этот караван, позаботиться о том, чтобы Террегар и Силстра следовали их традициям.

— Конечно, — добавил Зист и, искоса поглядев на горняка, кивнул, — любой, кто женится и переезжает в другой холд, рассчитывает, что торговцы доставят его до места. Никому и в голову не придет ссориться с ними по этому поводу.

Данил взял с подноса одно печенье и откусил небольшой кусочек.

— Очень вкусно! И даже еще теплое! Это Дженелла прислала?

Мастер Зист кивнул.

— Да, их только что принесли.

Киндан вспомнил, что слышал звук открывающейся двери вскоре после того, как отец вошел через парадное крыльцо.

Данил кивнул. Его лицо вдруг сделалось серьезным.

— Киндан, выйди-ка отсюда на минуточку, — сказал он.

— Возьми с собой чай и печенье, — добавил Зист.

Киндан выбрал из горки печений пару коржиков своей любимой формы, взял чашку и вышел на улицу.

Милла, которая готовила еду и пекла хлеб в Наталон-кемпе, очень любила печь всякие небольшие изделия и всегда называла их коржиками. Причем коржики Миллы всегда были разными: порой это были сладкие печенья, порой она лепила крошечные пирожки с мясной начинкой, а иногда делала восхитительную начинку из пряных овощей. Теплый хрустящий коржик, доставшийся Киндану, имел начинку из пряного мяса.

На небе не было ни облачка. Солнце уже миновало зенит, но его лучи не могли побороть холодный воздух, стекавший в долину с гор. Киндан вздрогнул. Вечер будет холодным, и, чтобы не замерзнуть, потребуется горячий кла и подогретое вино с пряностями. Он засунул в рот сразу половину пирожка и обхватил обеими ладонями теплую чашку.

Он слышал доносившиеся из дома голоса, звучавшие то громче, то тише, но не мог разобрать ни слова. Вконец заскучав, он вышел в обнесенный стеной садик, отделявший Дом арфиста от Наталон-кемпа. Жилище Наталона было слишком велико для того, чтобы его называли просто домом. Кроме того, его должным образом выстроили из камня. Когда подойдет время Падения Нитей, отсюда проведут вход в настоящий холд, выбитый в сплошной скале; возможно, когда-нибудь он сравняется по величине с Кром-холдом.

Киндан и другие мальчики провели в Кром-холде большую часть жизни, а тем временем Наталон, Данил и другие первые горняки вели поиски, закладывали новую шахту и начали работы в ней. Кром-холд являл собой обширный лабиринт из туннелей и комнат, уходивший в глубь высокого, величественного утеса. Киндан провел немало времени, бегая по пустым помещениям или же занимаясь их уборкой. Эти необитаемые комнаты должны были в будущем снова стать домом для тех, кто обратится за защитой к лорду-холдеру Крома, когда с неба начнут падать Нити.

От этой мысли Киндан содрогнулся. Нити. Мерцающие, длинные, тонкие, серебристые полоски, которые начинали падать с неба всякий раз, когда Алая Звезда подходила близко к Перну. Сжигающие, сжирающие, уничтожающие всё, к чему прикасались, — хоть дощатый сарай, хоть человеческое тело. Когда вернутся Нити, не сможет расти никакая зелень. Нити, не имеющие даже самомалейшего подобия разума, могут расти невероятно быстро, — по крайней мере, так говорили Киндану в школе, — и способны за считаные часы опустошить целые долины.

Киндан зажмурился, пытаясь представить Наталон-холд в виде настоящего большого холда, вырубленного в склоне утеса. Из него, конечно, будет открываться хороший вид на лежащее внизу озеро. Но Киндан не был уверен, что ему захочется просидеть здесь взаперти на протяжении следующих пятидесяти Оборотов.

В глубине души Киндан не был уверен даже в том, что хочет стать горняком. Впрочем, он решительно отверг эту мысль. Его отец был горняком и воспитателем стража. Киндан должен надеяться, что ему повезет, и он тоже станет и тем, и другим.

Горняки и их работа имели жизненно важное значение для всего Перна. Без огненного камня, который добывали в других шахтах, драконы не могли выдыхать огонь; без огня драконы не могли уничтожать Нити, падавшие с неба. Уголь, который добывали в Наталон-кемпе, давал самый сильный жар, благодаря ему можно было делать наилучшую сталь. Ну а другие шахты добывали железную руду, из которой делали сталь, а из нее ковали лемеха для плугов, лопаты, вилы, гвозди, винты, застежки и бесчисленное количество других вещей, без которых жить на Перне было бы просто невозможно. Горняки также добывали медь, никель и олово; эти металлы сплавляли и делали предметы украшения и столовые приборы. Горняки из больших соляных копей Южного Болла и Айгена снабжали весь Перн солью.

Стражей порога в шахты стали брать сравнительно недавно, и Киндан знал, что ни у кого нет такого опыта работы со стражем в шахте, как у его отца. Даск, страж порога, связанный с его отцом, не только умел предупреждать горняков о появлении ядовитого воздуха, но также умел хорошо копать и перевозить руду. По подслушанным обрывкам бесед между отцом и старшими братьями Киндан подозревал, что у Данила имеются серьезные планы на будущее, в которых большое место отведено использованию стражей порога в шахтах.

Если люди, как правило, бодрствовали днем и спали ночью, стражи порога вели прямо противоположный образ жизни и были деятельны по ночам, а днем отсыпались. Именно поэтому их использовали для ночной охраны в больших холдах (благодаря чему они и получили свое название). При разработке новых шахт благодаря помощи Стражей порога ночные смены добивались гораздо большей выработки, чем любая из дневных смен.

Но о стражах порога на самом деле было мало что известно. Даже знания его родного отца практически ограничивались тем опытом, который он получил, общаясь с Даском.

Киндан знал, что сначала в Наталон-кемпе было еще два стража порога. Один погиб, а второй покинул кемп вместе со своим воспитателем. Киндан слышал, как его братья сетовали по этому поводу и возмущались неприязнью, которую Тарик испытывал к стражам порога, не считая даже нужным хоть чуточку скрывать ее.

Киндан знал, что обязан считать наивысшим счастьем, если его когда-нибудь сочтут достойным получить яйцо стража порога.

К тому же он по-настоящему любил петь.

Киндан отвернулся от Наталон-кемпа и окинул взором раскинувшиеся внизу озеро и дома.

Цоколи домов, до уровня окон, были сложены из грубо обтесанных каменных блоков, а верхняя часть каждого строения была деревянной. Островерхие крыши далеко выступали за стены зданий. Ко времени Падения крыши надо будет переделать и покрыть сланцем, которому не страшны Нити, но большинство народу могло чувствовать себя в безопасности лишь в холде, укрытом глубоко под землей.

— Киндан!

Голос Данила вернул мальчика к действительности. Он повернулся и, повинуясь кивку отца, направился обратно к Дому арфиста.

— Увидимся на церемонии, — сказал Данил. А потом, к удивлению Киндана, отец наклонился и крепко обнял его. — Я люблю тебя, сынок.

Киндан попытался сдержаться, но слезы всё же навернулись ему на глаза.

— Я тоже люблю тебя, папа.

Данил легонько махнул сыну рукой и твердой походкой зашагал прочь. Киндан направился к двери дома; его грудь распирали какие-то странные чувства.

В доме мастер Зист окинул Киндана долгим проникновенным взглядом.

— Твой отец — настоящий человек, парень, — сказал он, выдержав долгую паузу. — Настоящий человек.

Киндан кивнул.

— Еще раз повторим «Песню об утреннем драконе», а потом пройдем всю программу, — сказал ему Зист.

Он воздел указующую длань, а мальчик раскрыл рот и набрал полные легкие воздуху.

— Нет! Парень, совсем не так. Вспомни, что я тебе показывал. — Зист положил руки себе на бока и легонько сдвинул их в направлении диафрагмы. — Отсюда. Дыши вверх и вниз, а не в себя и наружу.

Мастер Зист в сопровождении Киндана подошел к свадебному помосту. По центральной площади кемпа гулял ветер. И старик и мальчик нарядились в свои лучшие одежды. У мастера Зиста в синем одеянии — синий был отличительным цветом цеха арфистов — был поистине царственный вид. О своем наряде Киндан старался не думать, опасаясь ревности прочих детей кемпа, — в недалеком будущем она могла привести ко множеству столкновений, что невыгодно сказалось бы на его внешности.

Мастер Зист, вероятно, почувствовал настроение Киндана, поскольку именно в этот момент произнес:

— Парень, ты выглядишь великолепно.

По традиции церемония брака должна была совершаться рано утром с таким расчетом, чтобы к тому времени, когда новобрачные закончат приносить клятвы, солнце уже поднялось, символизируя своим появлением тепло возникших отношений и как бы освящая светом не только невесту и жениха, но также и всех их родных и близких.

Однако при таком порядке церемонии Даск, естественно, не мог бы принять в ней никакого участия. Поэтому Джофри придумал нечто новое: начать церемонию с заходом солнца и по завершении приношения клятв зажечь костры. Мастер Зист не видел никаких оснований отменять этот план.

На площади уже собрались все обитатели и гости кемпа. Пиршественные столы отодвинули в стороны, а скамьи рядами расставили на освободившемся месте перед свадебным помостом, где после завершения церемонии должны были разместиться музыканты.

Киндан почуял запах свежих сосновых дров, сложенных в костер. Их оставалось только поджечь. Ветер стих, солнце продолжало свой нисходящий путь по небосклону.

Время пришло. Мастер Зист, держа Киндана за плечо, провел мальчика на его место на возвышении. Киндан лишь успел ободряюще улыбнуться Зенору, который был одет почти так же, как он сам, но стоял на противоположном конце помоста. Рядом с Зенором расположился подмастерье Джофри; перед ним стояли барабаны, а рядом, на расстоянии вытянутой руки, лежала гитара. Мастер Зист отошел на несколько шагов, к тому месту, где лежали его флейта и гитара; Киндан решил, что инструменты мастера наверняка принес Джофри.

Зист кивнул, и Джофри начал выбивать дробь на барабанах. Звук, поначалу негромкий, постепенно нарастал. Рассевшиеся на скамьях люди смолкли. Краем глаза Киндан видел позади всех, за последним рядом скамеек, своего отца и рядом с ним прямо-таки светящуюся девушку, одетую в прекрасное платье. До него не сразу дошло — а когда дошло, он был поражен! — что эта красавица не кто иная, как Силстра!

Ритм барабанной дроби изменился; к барабану присоединилась флейта мастера Зиста. Все встали, и Данил повел Силстру к алтарю. Одновременно кто-то зажег длинный ряд факелов, размещенных по торцам скамей.

В небе над головой Силстры вспыхнул луч света, который остановился над ней и так сопровождал девушку на всем пути до возвышения.

— Киндан, что это такое? — прошептал Зист, не забывая извлекать из флейты затейливые фиоритуры.

— Это Даск, — гордо объяснил Киндан. — Это он летит с огнем в когтях.

— Вижу своими глазами, слышу своими ушами и всё равно не могу поверить, — не стараясь скрыть восхищения, прошептал Зист. — Это просто изумительно.

Действительно, сквозь звуки флейты Киндан отчетливо слышал щебечущий голос стража порога, звучавший почти точно контрапунктом с инструментом Зиста.

Как только Силстра взошла на помост и повернулась лицом к зрителям, флейта смолкла.

Джофри сменил ритм на другой, более воинственный, и в путь по проходу отправился Террегар, в великолепных одеждах цветов цеха кузнецов. Его сопровождал подмастерье Веран, торговец, возглавлявший караван.

И снова над ними летел Даск, освещая жениха, как перед этим невесту.

Террегар занял свое место на помосте рядом с Силстрой, а это, должно быть, служило для Киндана и Зенора сигналом, что пора начинать их дуэт. Джофри сыграл вступление, и Киндан запел, но сразу же понял, что Зенор не поддерживает его.

Киндан бросил на друга отчаянный взгляд, но увидел, что глаза Зенора устремлены ввысь и неотрывно следят за Даском, парящим над свадебным помостом.

Киндан запел громче, чтобы скрыть промах Зенора, но тут Джофри толкнул раззяву в плечо. Бросив на Силстру и Террегара испуганный извиняющийся взгляд, Зенор поспешно присоединился к Киндану. В толпе зрителей захихикали.

Когда мальчики закончили песню, мастер Зист вышел на середину помоста и начал церемонию. Киндан за свою жизнь видел три другие свадьбы, но никогда еще не участвовал ни в одной. Он внимательно слушал слова мастера. Зист спросил Силстру, хочет ли она иметь Террегара своим мужем, потом задал Террегару вопрос, хочет ли он иметь своей женой Силстру. Затем мастер Зист произнес небольшую речь о тех переменах, которые внесет в их жизни это событие, о радости, которую их союз принес собравшимся здесь, и о своей надежде на то, что этот союз принесет радость всему Перну.

— Ибо эти двое отныне есть одно, а мы их родня и друзья! — возвысил голос мастер Зист. Он вложил руку Силстры в ладонь Террегара и легонько поцеловал каждого в щеку. — Желаем Террегару и Силстре…

Зрители снова встали и взревели нестройным хором:

— Террегару и Силстре!

— Долгой жизни и счастья… — напевно произнес мастер Зист.

— Долгой жизни и счастья! — повторила толпа. Мастер Зист отступил от молодоженов. Он выждал, когда утихнут крики, и кивнул Киндану.

Киндан начал свое сольное выступление:

Лишь только утро настает,

Дракон стремит ко мне полет.

Стоило ему запеть, как он услышал странное эхо. Он заставил себя не смотреть вокруг и полностью сосредоточиться на пении, но мастер Зист, конечно же, заметил его озадаченность. Арфист вскинул голову, указав мальчику взглядом вверх, — дуэтом с ним пел Даск! Киндан против воли улыбнулся и продолжил песню в контрапункте с Даском, который не только точно следовал ритму музыки, но даже соблюдал смысловые ударения, которые Киндан делал в словах.

Киндан закончил песню, повторив начальные строки:

Лишь только утро настает,

Дракон стремит ко мне полет.

Протяжно пропетые последние слова стихли вдали, а Даск прокомментировал окончание песни довольным щебетанием.

Огромная рука крепко взяла Киндана за плечо.

— Хорошо сделано, Киндан, — сказал мастер Зист. — Просто отлично.

А потом Силстра кинулась обнимать и целовать его, и слезы радости струились у нее из глаз.

— Спасибо, это было просто замечательно!

Террегар пожал его руку и похлопал по спине, а затем новобрачные спустились с помоста и неторопливо пошли по проходу. Веран вручил Террегару факел, и молодые торжественно зажгли свадебный костер, озарив лагерь угледобытчиков светом своего союза.

И после этого начался праздник. Мастер Зист и подмастерье Джофри заиграли плясовую. Киндан никогда прежде не слышал скрипку и нашел ее нежный звук очень приятным и живым.

Едва он успел спрыгнуть со свадебного помоста, как к нему подошел Кайлек.

— Па велел, чтобы ты сразу переоделся в обычную одежду.

Киндан послушно помчался домой и мигом переоделся. На обратном пути он вдруг увидел девочку примерно своих лет. Она стояла под деревом и слушала музыку. Киндан никогда не видел ее прежде и потому решил, что встретил дочь одного из торговцев.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, ощущая себя в гармонии со всем миром. — Сейчас с платформы всё уберут, и там будут танцы.

— Танцы? — повторила девочка. — Я не танцую.

— Торговец, который не танцует? — удивился Киндан. — Я могу представить себе дочь горняка, не умеющую танцевать, но уж никак не торговца. Или ты боишься танцевального помоста?

— Я никогда еще на нем не бывала, — созналась девочка.

— А я, между прочим, вроде бы должен его освобождать, — вспомнил Киндан и рванулся было с места, попрощавшись с незнакомой девочкой легким взмахом руки.

— Подожди! — окликнула его девочка. Киндан остановился.

— Ты не мог бы проводить меня туда, на праздник?

Киндан снова подошел к девочке и смерил ее взглядом.

— Я немножко стесняюсь, — поспешно объяснила она и протянула к нему руку. — Если бы ты взял меня за руку…

Киндан собрался было возмутиться, но девочка остановила его, вскинув ладонь.

— Только пока мы не доберемся туда, — сказала она. Потом она глубоко втянула носом воздух, и ее взгляд сделался откровенно голодным. — Еда так вкусно пахнет!

— Ну ладно, — решился Киндан. Он взял девочку за руку, и она оказалась совсем рядом с ним. — Кстати, меня зовут Киндан.

— Я зна… А я Нуэлла, — отозвалась она.

— Ты знаешь? — Киндана было не так-то легко сбить с толку. Когда они приблизились к освещенной факелами площади, он сумел получше рассмотреть девочку. — Да ведь я тебя уже видел! Ты была с арфистом в шахте! Тебе здорово повезло, что Наталон тебя не поймал, а то у тебя были бы большу-ущие неприятности.

Нуэлла кивнула и скорчила рожу.

— Я знаю, — сказала она. — И боюсь, что он мог прослышать об этом, — торопливо добавила она, — так что не мог бы ты сделать так, чтобы я с ним не встретилась? А то ведь я никогда его не видела. Знаешь, я была бы очень признательна.

Киндан задумался лишь на мгновение и сообразил, что и ему тоже лучше избегать встречи с горняком Наталоном, который славился умением находить для всех какую-нибудь работу. Если подумать, самым лучшим вариантом для него было бы убраться с глаз долой — подальше от всех, кто мог выдумать для него поручение.

— Ладно уж, — согласился он. — Когда получим угощение, то отправимся в одно тихое местечко, где нас никто не заметит.

Нуэлла хихикнула:

— Звучит заманчиво.

Хихиканье показалось Киндану странно знакомым.

Нуэлла неожиданно стала расспрашивать Киндана едва ли не обо всех блюдах, выставленных на буфетном столе.

— Ты что, никогда раньше не ела клубни? — спросил он. — Не может быть такого.

— О-о, — протянула Нуэлла. Ее ответ оказался удивительно многословным: — Ну да, я уже ела их, но, похоже, никогда не видела, чтобы их готовили таким образом.

— Ого, — буркнул Киндан, донельзя удивленный тем, что встретил человека, которому никогда не доводилось есть пюре из клубней.

Скорлупа и осколки! Не будь пюре соблазнительно горячим, он постарался бы найти что-нибудь повкуснее.

Они взяли тарелки, и Киндан повел девочку к его излюбленному укрытию. Но оказалось, что оно уже занято.

— Что вы здесь делаете? — вскинулся Зенор, увидев их.

— Прячемся, — ответил Киндан. — Точно так же, как и ты. — Он ткнул большим пальцем в сторону Нуэллы. — Зенор, это Нуэлла.

— Я знаю, — недовольно осклабился Зенор, отодвигаясь в сторону, чтобы освободить место для вновь пришедших.

— Мы уже знакомы, — объяснила Нуэлла. Она попыталась пристроить чашку на земле рядом с собой, но чашка упала. — Ой-ой-ой! Киндан, будь так добр, принеси мне другую чашку, ну, пожалуйста.

Киндану очень не хотелось уходить — его порция еще не успела остыть, — но голос Нуэллы звучал так умоляюще, что ему оставалось только пожать плечами и согласиться.

— Ладно, — сказал он и добавил, обращаясь к Зенору: — Сейчас вернусь.

Зенор выждал, пока Киндан не скроется из виду, и только после этого повернулся к Нуэлле.

— Ты что, с ума сошла?

Нуэлла вскинула на него быстрый взгляд.

— Он считает, что я приехала с торговцами.

— Я приходил туда, где мы договорились встретиться, но тебя там не было.

Нуэлла кивнула.

— Пока я тебя ждала, на меня наткнулся Киндан. И вообще, где ты был так долго?

Зенор пожал плечами.

— Пришлось помогать готовить помост для танцев.

— Киндан мне сказал, что потом будут танцы, — задумчиво протянула Нуэлла.

Зенор удивленно выпучил на нее глаза.

— Что это ты затеяла? — спросил он.

— Ну да, я знаю, мне нельзя танцевать, — нехотя сказала Нуэлла. — Скажу, что я устала или что-то в этом роде.

— Конечно, если ты только попытаешься выйти на помост, кто-нибудь может увидеть тебя рядом с Далором и поймет, что вы близнецы, — подтвердил Зенор.

— А вот и не поймет, — возразила Нуэлла. — Мы с ним не двойняшки и нисколько не похожи.

— Очень даже похожи, — настаивал Зенор. — У вас обоих светлые волосы и голубые глаза. Да ты же так похожа на Далора, что можешь сойти за него, если переоденешься!

Лицо Нуэллы прояснилось.

— Ну вот, верно! Я могу переодеться и выдать себя за Далора!

— Не думаю, что Киндан захочет танцевать с Далором, — рассмеялся Зенор.

Оживленное выражение сошло с лица Нуэллы.

— О, — разочарованно произнесла она, — ты прав.

— Вообще-то, — сказала она после нескольких секунд раздумья, — он решил, что я из торговцев. Может быть…

Зенор заметно расстроился.

— Он мой друг. Я не хочу лгать ему, — сказал он с несчастным видом.

— А я вовсе не просила тебя лгать, — сказала Нуэлла. — Но он не знает…

— И ты не хочешь, чтобы кто-то знал, — закончил Зенор; ее мнение на этот счет ему пришлось слышать много раз. Нуэлла вспыхнула.

— Это не я, это отец. Он боится…

— Он не прав, и ты сама это знаешь! — горячо воскликнул Зенор. — И что хуже всего, ты не можешь всё время вот так прятаться.

— Пока что мне это прекрасно удавалось, — парировала Нуэлла.

— Но ведь я нашел тебя, не так ли? — возразил Зенор.

— Если по правде, — поправила она, — это я нашла тебя.

— Но ведь ты не пробыла здесь и шести месяцев…

— Как и мы все.

— …А я уже узнал, — закончил Зенор. — И много ли, по-твоему, пройдет времени, прежде чем тебя разгадает кто-то другой? Месяц? Семидневка?

Нуэлла нахмурилась.

— Это только до тех пор, пока отец не запустит шахту…

— Тс-с-с! Он возвращается, — предупредил Зенор.

Нуэлла всем телом повернулась к Зенору, схватила его за руку крепко, благодарно пожала.

— Знаешь, — вполголоса сказал он, — я мог бы научить тебя танцевать.

— Только не сегодня, — так же тихо ответила она. — Но мне бы этого хотелось, Зенор. — И добавила, чуть помолчав: — Ты мой лучший друг.

Зенор улыбнулся в темноте.

…Когда Киндан в четвертый раз отправился за угощением, еда уже почти кончилась. К тому времени он, наверно, изрядно устал, потому что не замечал Кайлека до последнего мгновения. Старший брат схватил его за плечо и больно стиснул.

— Что ты тут делаешь? — грозно спросил Кайлек. — Я вроде бы уже давно отправил тебя спать вместе с остальной мелюзгой.

— Я и шел спать, — соврал Киндан, выворачиваясь из-под руки брата.

Он чувствовал, что глаза Кайлека сверлят его спину, поэтому пришлось плестись по дорожке, которая вела от площади вверх по склону, к их дому.

Его ноги почему-то подгибались даже на этом, обычно незаметном, подъеме. Когда Киндан добрел до комнаты, то ему уже не хотелось ничего, только забраться в кровать. Он натянул на себя несколько одеял и уснул, не успев даже повернуться на бок.

Он проснулся рано утром, дрожа от холода, и быстро выяснил причину: рядом с ним улегся его брат Джакрис, который стянул все одеяла на себя. Киндан попытался вернуть себе хотя бы кусочек одеяла, но вдруг почувствовал какое-то смутное беспокойство, а потом у него в мозгу всплыло: сегодня утром Силстра уедет!

Он вылез из кровати, надел свою обычную одежду и вышел в кухню. Огонь не горел, в помещении было холодно. Силстра всегда по утрам вставала первая, разводила огонь, варила овсянку в горшке, а рядом кипел кла. Теперь это будет делать кто-то другой. Киндан потер лицо ладонями, чтобы разогнать сон и ощутить хоть какое-то тепло, и решил, что, по крайней мере сегодня, сестру заменит он. Он сунул в дрова растопку и развел огонь. Вскоре в кухне стало тепло, на огне варился завтрак, кухню заполнил запах кла.

— С добрым утром, — приветствовал Киндана Дакин, самый старший из братьев, входя в кухню. Он налил себя кружку кла. — Молодец, что встал пораньше.

Он присел, грея руки о чашку и смакуя аромат напитка.

— Сегодня в шахте наверняка будет тяжелый день, — продолжал он. — Уверен, что Наталон захочет нагнать день, потерянный из-за вчерашних развлечений.

— Я хотел попрощаться с Сие, — сказал Киндан. Дакин пожал плечами и взглянул в окно, прикидывая время.

— Что ж, тогда тебе стоит поспешить. Торговцы любят отправляться в путь рано утром.

Киндан бросился к двери, но Дакин окликнул его:

— Подожди, Киндан. Давай нальем кла в пару котелков с крышками и отнесем им. — Его глаза сверкнули. — Не исключено, что они могут сегодня утром заспаться подольше, — добавил он.

Киндан хотел по привычке бежать к каравану бегом, но Дакин заставил его идти чинным шагом.

— Если они ушли, Киндан, то, значит, ушли. Но если они еще здесь, а мы по пути разольем весь кла, вряд ли нам так уж обрадуются.

Когда Киндан и Дакин добрались до кемпа торговцев, в нем уже кипела жизнь. Торговцы крепили груз на своих повозках и запрягали тягловых животных. Киндан осмотрелся, пытаясь угадать, в каком фургоне может быть Нуэлла. А когда заметил, что в кемпе торговцев вовсе нет детей, на его губах заиграла довольная усмешка.

— Эй, смотри-ка сюда! — воскликнул Дакин, указывая на затейливо украшенный фургон, стоявший чуть поодаль от всех остальных.

Киндан плелся следом за Дакином; его пристальный взгляд обшаривал кемп, но никаких признаков присутствия в караване детей он так и не заметил.

— Эй, в фургоне! — крикнул Дакин, когда они приблизились к убежищу молодоженов. — Мы принесли вам горячий кла.

Дакин усмехнулся, услышав, что внутри зашевелились. Между занавесками просунулась голова Террегара.

— Горячий кла? — задумчиво повторил он.

— Ну, — бодро подтвердил Дакин, протягивая котелки, — возможно, он только теплый. От нашего до вашего дома не так уж близко.

Террегар с подозрением взглянул на небольшой котелок, закрытый крышкой, но тут у него из-за спины высунулась изящная рука и схватила сосуд прежде, чем кузнец успел что-то сказать.

— И тебя с добрым утром, сестра! — весело прогремел Дакин. Когда же он услышал в ответ невнятный стон Силстры, его улыбка сделалась еще шире.

Террегар смерил шурина негодующим взглядом и потер лоб ладонью.

— Полегче, полегче, Дакин. Вот женишься когда-нибудь и тогда поймешь, как хорошо, если наутро окружающие говорят тихо.

Дакин покачал головой, продолжая улыбаться.

— Вот когда это случится, тогда, может быть, и пойму. Ну, а пока что буду вести себя, как обычно.

Террегар с видом сожаления покачал головой, но ничего не сказал. Киндан дернул Дакина за рукав.

— Не мог бы ты сказать нашей сестре, что кое-кто из ее братьев — которые, как она хорошо знает, должны сегодня выйти на работу — прибыл, чтобы попрощаться с ней? — сказал Дакин Террегару.

Террегар кивнул и повернул голову, прислушиваясь к голосу Силстры, доносившемуся из глубины фургона. Выслушав, он кивнул и снова повернулся к Дакину.

— Она сейчас вылезет. Только сказала, что сначала должна допить кла.

— Я на нее не обижаюсь, — рассудительно ответил Дакин. Тут он заметил торговца Верана, приближавшегося к ним с кружками в обеих руках. — Если я правильно понимаю, ваши друзья-торговцы сегодня не слишком торопятся, — сказал он Террегару.

Веран услышал последние слова и утвердительно кивнул.

— Да, после такой ночи нам не слишком хочется спозаранку отправляться в путь. Я предполагаю, что и в шахтах у вас такое же настроение, а?

Дакин задумчиво поджал губы, немножко подумал и отрицательно покачал головой.

— Трудно сказать. У подмастерья Наталона имеются определенные и очень твердые представления о том, что такое хороший рабочий день. С другой стороны, мне кажется, что он имеет представление — причем из первых рук — о том, что на состоянии горняков минувшая ночь сказалась несколько сильнее, чем обычно, и будет опасаться всего, что может привести к несчастному случаю.

Веран понимающе кивнул.

— А с тяжелой головой как раз и недалеко до несчастного случая, — согласился он.

Киндан рискнул вмешаться в разговор взрослых:

— А все ваши дети еще спят, да? — Веран рассмеялся.

— Ну уж нет! Я думаю, что все они там, в Кромхолде, уже поднялись и занялись своими делами. — Он наклонился к Киндану и добавил с заговорщицким видом: — А вот после такого вечера, какой был у нас с вами вчера, они так развеселились бы, что родители ни за что не смогли бы уложить их спать, а потом долго обижались бы на них!

Дакин тоже засмеялся.

— Ну мы, конечно, не стали бы выгонять наших малышей, если бы можно было. — Киндан прожег старшего брата негодующим взглядом, но Дакин лишь взъерошил его волосы.

— А вообще-то кое-кому стоило разрешить остаться на вечеринке, — сказал он, снова вернув младшему брату хорошее расположение духа.

— А вот наконец-то и прекрасная чета, — объявил Веран, увидев появившихся из фургона Террегара и Силстру. — Как вам понравился вчерашний вечер? — осведомился он, возвысив голос до крика, и довольно хихикнул, заметив, что Террегар передернулся. — Маленько перестарались с винцом, да?

Террегар усмехнулся и, взяв Силстру за руку, направился к ожидавшим. Впрочем, Силстра вырвала руку, подбежала к братьям и обняла обоих.

— Старое уходит, уступая место новому, — послышался бодрый голос Джофри.

Обернувшись, Киндан увидел, что арфист тащит тюк со всем своим имуществом, за исключением гитары, которую нес на плече.

Дакин улыбнулся и похлопал Джофри по плечу.

— Мы будем скучать по тебе, арфист.

— Я оставляю вас в надежных руках мастера Зиста, — ответил Джофри. Он посмотрел на Киндана и добавил: — Кое-кто из вас может подтвердить мои слова.

Киндан твердо знал, что предпочитает непринужденную манеру, в которой вел занятия подмастерье Джофри, той дисциплине, которую мастер Зист будет требовать от учеников каждый день независимо от результатов. Лицо мальчика, должно быть, выдало его чувства, потому что Джофри рассмеялся:

— Не волнуйся, ты прекрасно поладишь с мастером Зистом. Он был моим учителем по вокалу, ты знаешь?

— Но ведь ты же никогда не поешь, — возразил Киндан.

Джофри снова весело рассмеялся.

— Именно поэтому и не пою. — Он несколько раз тряхнул головой; по-видимому, его очень развеселила реакция Киндана. — У меня же совершенно нет певческого голоса. Уж ты, с твоим-то слухом, должен был понять это даже в твоем возрасте. А мастер Зист помог мне во всём разобраться еще до того, как у меня сломался голос.

— У него есть особый дар: знать, каким у ребенка будет голос, когда он станет взрослеть, — продолжал арфист. — Я никогда не видел, чтобы он ошибся. Если он говорит: прекрасный тенор, значит, у тебя действительно будет прекрасный тенор. А если говорит: паршивый баритон… что ж, он поможет парню найти другой путь, скажем, играть на барабанах. — Он наклонился к Киндану: — Ему пришлось пережить тяжелые времена.

Киндан почувствовал, что Джофри доверяет ему тайну, и его глаза широко раскрылись.

— Но он один из лучших. Слушай его и учись, договорились? А если ты попробуешь выкидывать с ним те штуки, которые тебе сходили с рук со мной, — добавил Джофри, — то наживешь большие неприятности. — Он подмигнул. — Понял? — Киндан неуверенно кивнул. Джофри выпрямился, еще раз усмехнулся и взъерошил волосы Киндана. Киндан поневоле задумался: отчего это сегодня все ерошат ему волосы? Возможно, дело в том, что это один из тех редких дней, когда даже на глаз видно, что волосы у него чистые, и всем хотелось узнать, какие же они на ощупь?

— О, а вот и основная часть комитета по проводам, — сказал Джофри, увидев, что следом спускается небольшая толпа людей.

Он оказался прав. Увидев не только своего отца и шестерых братьев, но также и Наталона с женой, сыном Далором, дядей Тариком и племянником Кристовом, Киндан украдкой перебрался поближе к Сие.

Джакрис и Тофир все еще были очень сонными и откровенно зевали, зато Кайлек смерил Киндана хмурым взглядом.

— Мы прибыли, чтобы попрощаться, — сказал Данил, протягивая руку Террегару.

Террегар обхватил Силстру за талию и прижал к себе.

— Я буду хорошо заботиться о ней, сэр, — пообещал он.

— Не сомневаюсь в этом, — прочувственно ответил Данил. Он хотел было сказать что-то еще, но тут же закрыл рот и жестом приказал остальным членам семьи прощаться.

Затем настала очередь Наталона и его семейства. Силстра крепко обняла Дженеллу и пожелала ей всего самого лучшего. Наталон коротко обнял Силстру и пробормотал ей на ухо несколько слов, которых Киндан не расслышал. Затем подошли Тарик с сыном. Киндан нисколько не удивился тому, что прощание Силстры и Тарика не отличалось особой искренностью: Силстра всегда недолюбливала неприветливого горняка.

И наконец караванщики закончили сборы. Веран помахал рукой — это было одновременно и последнее «прости» горнякам, и сигнал трогаться с места торговцам — и караван медленно двинулся по дороге, описывавшей плавную дугу вниз по склону, вокруг озера, и дальше в Кром-холд.

Киндан провожал караван глазами, пока последняя повозка не скрылась за поворотом, лишь пыль осталась висеть в воздухе.

— Ну, — чуть слышно сказал Данил, — вот и всё.

Наталон хлопнул его по плечу.

— Именно.

Данил повернулся к нему и торжественно произнес:

— Горняк Наталон, я хочу выразить тебе мою глубокую благодарность за те великолепные торжества, которые ты устроил, чтобы отпраздновать свадьбу моей дочери.

Наталон кивнул; оказалось, что торжественность момента подействовала на него ничуть не меньше.

— Данил, это было удовольствием для меня. — Он сделал продолжительную паузу и добавил: — А теперь, пожалуй, пора идти в шахту ломать уголек.

Загрузка...