Драконий бог Нары

Глава 7: Мстительный дракон

Девушку поглотила ночь, но даже в беспросветной тьме она точно знала, где находится: под ногами — знакомые ступени храмовой дорожки у подножия горы Сиги. Обветшалые красные арки все появлялись перед ней из мрака. Она шла и шла, но никак не могла добраться до цели. Усталые ноги тяжелели, а бесчисленные арки ждали, когда же она пройдет под ними.

— Мы еще не пришли? Далеко еще? — она помнила, как шагала той же дорогой и расспрашивала кого-то снова и снова.

— Почти все. Мы почти пришли, — уговаривал голос. — Давай. Ты можешь. Еще чуть-чуть.

Голос любимой мамы подбадривал ее и утешал на крутой нескончаемой дороге к Кюхачи-сан, а она хныкала:

— Хочу домой! Пошли домой!

— Вон там живет Драконий бог, — рассказывала мама, ведя ее за руку. — Мы вместе загадаем желание. Пожелаем, чтобы Наги выросла большой, чтобы ей было хорошо, даже если она останется совсем одна. Помолимся Драконьему богу, чтоб он защитил тебя, ладно?

Мамин голос растаял вдали, и Наги обнаружила, что в одиночестве стоит перед храмом Драконьего бога.

— С тобой ведь все будет хорошо, даже если останешься одна, правда?

Последние слова матери все еще звучали в ее памяти — слова, которые мама сказала как-то утром, провожая дочку в школу. Когда же Наги вернулась, мама уже перестала дышать. Она навалилась на журнальный столик, а вокруг валялись белые таблетки и пустая бутылочка. Неподвижное тело, еще чуть теплое. Во время очередного припадка мать Наги совершила самоубийство, и никто и слезинки не пролил на ее похоронах. Родственники стояли с невыразительными застывшими лицами, как всегда; отчим проявил к горькому событию еще меньше интереса, чем к своим офисным бумагам — он просто избавился от тяжкой обузы. Теперь компания в его руках — разве что-то иное имеет значение? Напротив, смерть жены стала ему облегчением. Это он довел мать Наги, сделав ее лишь ступенькой собственной карьерной лестницы.

Семья видела в тайном браке матери Наги предательство и позор на семью Сиохара и относилась к ней презрительно. Им оставалось только беспомощно трепыхаться, когда чужак, словно ураган, вырвал компанию из их хватки. И тогда все неисполнившиеся желания и ожидания семья свалила на несчастную женщину. Под тяжестью придирок и вины мать Наги соскользнула в депрессию и помутнение рассудка. Она не выходила из больниц, но даже под конец ей оставалось лишь безнадежно оплакивать прошлое.

— Хочу вернуться. Хочу вернуть время, когда нас было трое — он, ты и я, — повторяла она, глядя в запредельную даль.

Душа ее и сердце уходили дорогой памяти в далекие-далекие дни, которым не суждено было вернуться, туда, где лежало единственное место, в котором она могла обрести покой.

— В дом, откуда я видела океан…

На похоронах Наги тоже не плакала, но внутри кипела ярость. Она ненавидела людей, которые затравили мать. Ненавидела расчетливые лица и скользкие улыбки. Они убили маму! Убили маму!

Катились бы они все в ад!

Тогда же она услышала низкий голос, грохочущий в темноте:

— Пожелала бы ты отослать их в преисподнюю?

Наги вздрогнула и присмотрелась. В темноте что-то сверкнуло, и будто золотая пыль высыпалась из чернильной ночи. Пыль все прибывала, пока не собралась в драгоценную волну, бегущую навстречу.

— Ты ведь ненавидишь?..

Проникновенный мужской голос. Перед глазами вздымалась и опадала золотая пыль.

— Неужто ты не желаешь убить?

Наги в ужасе отпрянула: пыль начала меняться, и миг спустя в воздухе парил огромный золотой дракон.

— Ненависть твоя пробудила меня, призвала сюда.

Наги и слова вымолвить не могла. Она хотела бежать, но не слушались ноги. Гигантское тело дракона извивалось, жесткий взгляд не отрывался от ее лица.

— Я исполню твое желание. Все, кого ты ненавидишь… я отправлю их в преисподнюю. А ты не страшись, никогда больше не бойся, ибо я охраню тебя. Ненависть твоя — мое могущество: она пробудила мою душу. Так давай же станем единым и отправимся вершить нашу месть. Падут все, кого ты ненавидишь, до последнего. Стань моей силой.

Дракон приблизился вплотную, и Наги накрыла голову руками. А зверь громоподобно проревел:

— Мы не поддадимся! Нобунага примет погибель свою!

Наги зажала уши. Что-то так навалилось на нее, что казалось, будто разорвется сердце. Девушка закричала, моля о помощи. Но кого? Ни отец, ни мать не могли больше помочь, а был ли еще хоть кто-то?!

— Спасите…

— Я охраню тебя.

— Поможешь мне?..

— Я убью. Каждого, кто заслужит твою неприязнь.

Наги пронзительно закричала. Она не хотела и дальше оставаться одна. Ей нужен был кто-то, чтобы находился рядом, чтобы заботился о ней.

— О, пожалуйста, спаси меня!

Около четырех утра Наоэ разбудил телефонный звонок. Только Чиаки мог звонить в столь ранний час, так что наверняка что-то случилось. Наоэ поднял трубку и напряженным голосом спросил:

— Алло?..

Звонок разбудил и Такаю. Сквозь пелену сна он слушал голос Наоэ, а потом рывком поднялся. Наоэ разговаривал по телефону. Такая бросил взгляд на часы — четыре пятнадцать. «Он-то что тут делает?» — озадачился Такая, рассеянно приглаживая волосы.

— Ясно. Выходим, — и Наоэ повесил трубку.

— Чиаки?

— Он самый. Вы не спали?

— Спал, меня телефон разбудил. А что не так с Чиаки?

Наоэ принялся поспешно собираться:

— Наги-сан пропала. Кажется, Хирагумо перехватил контроль над ней. По ее следам также идут оншо Оды… Во всяком случае, мы думаем, что тот, кто атаковал нас вчера, принадлежит клану Ода.

— Ода?.. Ранмару и компания?

— Нет, — сдавленным голосом отозвался Наоэ, сражаясь с рукавами рубашки. — На этот раз наш противник — генерал по имени Сасса Наримаса.

— Сасса… Наримаса?..

— Некогда военачальник Эттю, по слухам, один из преданнейших вассалов Нобунаги. Я впервые слышу, что он вступил в Ями Сэнгоку как командир Оды. Но так как он перерожденный, то упускать его из виду нельзя ни в коем случае. Мы отправляемся немедленно, Кагетора-сама, собирайтесь, пожалуйста. Полагаю, алкоголь уже выветрился?

— Собираться? Мы к Чиаки поедем?

— Да. Он сейчас на станции Ямато-Коизуми. Мы должны найти Наги, пока она не добралась до Мацунаги Хисахидэ, или пока Наримаса не добрался до нее, — Наоэ уже направился к двери с ключами от комнаты и автомобиля. — Прошу, ждите меня на выходе: я подгоню машину. И поспешите, пожалуйста.

— Понял, — Такая, окончательно проснувшись, засуетился.

Заря уже окрасила прочертившие небо облака в бледно-фиолетовый, когда они с Чиаки встретились перед железнодорожной станцией Ямато-Коизуми. Чиаки поднятой рукой поприветствовал выбравшихся из машины Наоэ и Такаю и с кислым лицом подошел поближе:

— Пардон, я ее упустил. По пятам бежал-бежал и вот…

— Говоришь, она летала?

Чиаки утвердительно кивнул:

— Это все Хирагумо. Он призывает огни хоихои и оттого становится сильнее. Этот монстр разбудил огненных духов горы Рюо, потому что пообедать просто-напросто захотел… Черт! — он ударил кулаком по ладони.

— А люди Оды? Они нашли Наги-сан?

— Без понятия. Этот придурочный Наримаса хочет замочить и Хирагумо, и Наги. Так сказать, и паразита, и его носителя. И если мы не расшевелимся…

— Плохо… — Наоэ потер подбородок.

Если б знать, куда отправилась Наги. После долгой, наполненной мучительными раздумьями паузы Такая решительно предложил:

— Дайте-ка я попробую.

Наоэ и Чиаки уставились на него:

— Попробуешь… что?

Такая нарочито потянулся, потом снова выпрямился:

— Поискать Хирагумо. Вы меня тут все грузите, что я вам и обуза, и ответственность на мне, так меня уже тошнит все это выслушивать. Не то что думаю, будто это сработает, но попробую отправить за ней Кен-но-Гохододзи[37].

— Гохододзи? — Наоэ изумленно уставился на Такаю. — Кагетора-сама, вы уже так много вспомнили?

— Вспомнил, когда мы говорили о Сиги. Ведь про это рассказывается в «Свитке исцеления верой эры Эндзи» из легенд иллюстрированного свитка Сигисан[38], так?

Чиаки странно посмотрел на него:

— А ты неплохо знаешь эти легенды, надо же. А почему это?

— Почему? — Такая придержал язык.

Все верно. Он помнил, что в школе на классической литературе изучали иллюстрированный свиток, но умение вызвать Кен-но-Гохододзи явно пришло к нему не из школьной программы. Подобные знания могли принадлежать только Кагеторе.

— …

Такая смотрелся ошарашенным. Без сомнения, он медленно, но верно воскрешал в памяти знания Кагеторы. Наоэ слегка нахмурился, глядя на него, но все-таки, отбросив личные эмоции, попросил:

— Попробуйте, пожалуйста, Кагетора-сама. Так будет быстрее всего.

Слова Наоэ привели Такаю в чувство. Он и Наоэ снова переглянулись и заставили себя вернуться к действительности.

— … ладно.

По легенде Кен-но-Гохододзи, слуга Бисямонтэна, появился на подушке императора Дайю в эру Хэйан в ответ на молитвы монаха горы Сиги Мёрэна о скорейшем выздоровлении правителя. Эта самая сцена изображалась в свитке, а теперь Такая хотел использовать Гохододзи в поисках Наги.

— Чиаки, ты же носишь с собой нож? Одолжи ненадолго.

— Этот? — Чиаки вытащил двадцатисантиметровый кинжал, который уже пришлось недавно доставать.

Оружие это — нож неизвестного мастера, по сути ритуальный меч, принадлежавший некогда какому-то маленькому храму — Чиаки держал при себе для самозащиты.

Наоэ подал Такае бумагу и ручку. Такая зажмурился и принялся, приговаривая мантру, уверенно писать ее на санскрите. Затем он обернул часть меча бумагой и осторожно поднял его обеими руками. Все еще начитывая мантру, Такая собрал силу и впал в транс.

— Он бэйсирамандая соака, он бэйсирамандая соака… — в воздухе над кинжалом он начертал исконный слог Бисямонтэна. — Он бэйсирамандая соака…

Коснувшись лба большим и средним пальцами, Такая попросил:

— Позволь дхарме меча открыть мне глаза.

Он поднес меч к пальцам, и испещренная санскритскими письменами бумага воспламенилась. В огне появилась фигура — златокожий мечник с тысячью клинками, Кен-но-Гохододзи. Гохододзи вызвал облако и в мгновение ока унесся на нем в небо. Проводив его взглядами, Наоэ и Чиаки хором выдохнули — как всегда при случайном проявлении способностей Кагеторы.

— О да, он точно не младенец тупоголовый…

— Кагетора-сама, Гохододзи направляется на юго-восток…

Такая, наконец, открыл глаза и посмотрел на нож: лезвие отражало то, что видел Гохододзи. В отражении бежали селения и рисовые поля с высоты птичьего полета.

— Юго-восток? Но там ничего… А?

Такая моргнул: Гохододзи снижался, и в отражении появилась… могила? Но чья? Уничтоженная чьей рукой?

— Цуцуи Дзюнкей… — пробормотал Такая. — Это могила Цуцуи Дзюнкея[39], разнесенная на куски… Где это?

Наоэ схватился за карту:

— Прямо на юг отсюда, около станции Хирахата. Наги-сан там?

— Нет, она… — начал было Такая, но голос его сорвался на вскрик: Наги стояла за могилой, а вокруг вились шаровые молнии.

«Наги!»

В картинке Наги развернулась к ним. В глазах ее промелькнул странный блеск: вне всякого сомнения… девушка заметила, что за ней следят.

Фуушшш!

Изо рта ее хлынуло золотое пламя, и ослепительно-яркий свет рванулся из меча. Такая вскрикнул и заслонил лицо.

— Кагетора-сама!

Наоэ и Чиаки поспешно загородили его. Такая — он отвернулся как раз вовремя, сумев уберечь глаза — поднял голову и скривил губы в опасной ухмылке:

— Ну Хирагумо, сволочь этакая, я тебя разгадал. Выместил все, что накипело, на могиле Цуцуи Дзюнкея… Подумать только, мстить чуваку, который давно ушел на небо.

— Кагетора-сама…

— Людей Оды рядом нет. Кажется, Хирагумо и от них оторвался. Надо ловить его сейчас. Пошли.

— Есть!

— Конечно-конечно, — согласился Чиаки, но, понизив голос, пробурчал: — Теперь-то ты впереди на белом коне. Хочешь вести — веди, да только вспоминай уже все поскорей, а то реально заноза в заднице еще та…

Такая, раздраженно поджав губы, остановился:

— Что? Проблемы?

— Никак нееет, — пропел Чиаки и забрался в автомобиль.

Такая уперся было, но по энергичному настоянию Наоэ занял пассажирское сидение.

— Что? Он съел всех нуэ?

Выслушав доклад, Наримасе оставалось лишь раздраженно прищелкнуть языком. Еще бы, все нуэ, отправленные вслед за Хирагумо, оказались выпиты досуха. Собирая информацию, Сасса Наримаса с частью войск Оды разбили лагерь около храма Хорю. Нуэ стояли на страже, но несколько из них, посланные за Хирагумо, стали его жертвой.

— Вот ведь чертово чудище… — ярость исказила неукротимое лицо Наримасы.

И тут позади раздался голос:

— Истина о тайном оружие Хисахидэ не в молве, его окружающей. Никак нельзя смотреть на это сквозь пальцы.

Из тени сосны выступил низенький седой старичок со сгорбленной спиной. Голосом его говорил подселенный дух. Наримаса немного расслабился.

— Акануэ, это ты?

— Сдается, Сасса-доно, настали и для тебя тяжкие времена.

— Это тебе Ранмару-доно наказал следить за мной?

— Что ты, Сасса-доно, — Акануэ, пробираясь по влажной траве, приблизился и встал рядом. — Я лишь услышал о неожиданном вмешательстве Перерожденных Уэсуги и явился помочь тебе.

— Мне твоя помощь ни к чему. Можешь возвращаться и сообщить так Мори-доно. Скажи ему, что за Хирагумо в ответе буду я сам и сам же обо всем здесь позабочусь.

— Не могу, — узкое морщинистое лицо Акануэ разрезала тонкая улыбка. — Ежели я вмешаюсь насчет Хирагумо Мацунаги Хисахидэ, то тебе никакой разницы с этого не будет. Столь опасное оружие мы должны сразить без промаха, Сасса-доно. Коли Хисахидэ вернет свою мощь, нам лучше не станет.

Потирая подбородок, Наримаса оглянулся на Акануэ:

— Не об Акети Мицухидэ ли ты?

Старик молча кивнул.

Вся живость исчезла с лица Наримасы, и из глубин души начала подниматься на поверхность давняя тупая ненависть.

— Об этом толковали, я слышал.

Слухи о том, что Мацунага Хисахидэ планирует заключить союз с Акети Мицухидэ, который переродился в окрестностях древней столицы. Акети Мицухидэ… история знает его, как зачинщика событий в храме Хонно[40], в результате чего погиб Ода Нобунага. Акети Мицухидэ с боевым кличем «Наш враг — храм Хонно!» возглавил восстание и отнял жизнь господина Нобунаги, хотя объединение страны было не за горами. Сразу же после битвы при Ямазаки[41] его наголову разбил Хасиба Хидэеси (который позже стал Тоетоми Хидэеси), а в Огурусу[42], на обратном пути к цитадели в Сакомото[43], Мицухидэ был убит.

Смерть Нобунаги… Той ночью, потонувшей в горячке кошмаров, Наримаса находился в замке Уозу[44]. На следующий день в яростном наступлении он таки захватил замок, положив тем самым конец трехмесячной осаде оплота Уэсуги в Эттю. Но весть о смерти господина стала потрясением для всех — даже сейчас Наримаса помнил тогдашние изумление и злобу. Он отдал жизнь — рисковал самим существованием ради Нобунаги, своего единственного господина, и его мечты о стране, объединенной военной властью. Но Мицухидэ вместе с жизнью Оды украл и надежду Наримасы о пребывании с господином в этой стране свершившихся грез. А теперь он ведет онре из провинций в новую кампанию против Нобунаги… Уставив в пространство невидящий взгляд, Наримаса стиснул кулаки.

«К дьяволу тебя, Мицухидэ. Переродиться лишь для того, чтобы восстать против господина Нобунаги?!»

— Сасса-доно, коли Хирагумо попадет в руки Акети, то станет воистину серьезной угрозой. Даже сейчас преисполненные ненавистью к господину духи тайно собираются у древней столицы. Ежели силы горы Хиэй и Ига[45] объединятся с Мицухидэ, нам не поздоровится…

— Я все прекрасно понимаю, — резко перебил Наримаса. — Если нуэ не могут расправиться с тобой, проклятый Хирагумо, так я убью тебя собственными руками. И играть силами Перерожденного, заточенного в броню тела, ты не сможешь. А вас, чертовы Мацунага Хисахидэ и Акети Мицухидэ, перед пробуждением господина Нобунаги я сотру с лица земли!

Преследуя Наги, Наоэ вел автомобиль на юг. Чиаки, перегнувшись с задних сидений, спросил у Такаи:

— Ну что она?

— По-прежнему идет. Я отправил за ней Гохододзи.

— Наверное, направляется к Хисахидэ, — предположил Наоэ, уверенно держа руль.

Такая сосредоточился на лезвии кинжала, отражающем то, что видел Гохододзи, а Чиаки, открыв карту, добавил:

— По-моему, сознания этого чудовища и Хисахидэ как-то связаны.

— Что? — Такая поднял голову и взглянул на Чиаки через плечо: — В смысле?

— Когда в Наги вселились, она слышала голос Драконьего Бога. Он обещал, что защитит ее. По крайней мере, так она мне сказала. А еще Наги уверена, что я — его слуга.

— Драконий Бог? Это ведь не…

— Да. Возможно, Мацунага Хисахидэ. Ведь Наги молилась на горе Сиги — не знаю, о проклятии на отчима или еще о чем, но только я думаю, что ее ненависть и злоба Хисахидэ слились в одно.

— Значит, тот, кого она приняла за Драконьего Бога, на самом деле Мацунага Хисахидэ? — вмешался Наоэ. — Сильные эмоции пробудили его, и он вселил в Наги-сан Хирагумо, по сути часть себя… То есть, ее ненависть была настолько сильна, чтобы смешаться с чувствами Хисахидэ? Неужели она до того ненавидит отчима?

— Почему бы и нет… — Такая помрачнел: их с Наги детство и семейные обстоятельства оказались достаточно схожими, чтобы он понял ее чувства с пугающей ясностью. — Мать была ее единственным другом. Девочка хотела защитить ее больше всего в жизни. В смысле, даже ты… — это уже относилось к Наоэ, — предположим, у тебя был единственный любимый человек, и она совершила самоубийство. Разве ты не стал бы ненавидеть того, кто довел ее до этого? Ты бы наверняка затаил на него злобу, правильно я говорю?

Наоэ глянул на Такаю, но смолчал. На подобный вопрос из уст Такаи ему оставалось лишь промолчать… но да, теперь он действительно понял, даже очень хорошо.

— Но, прежде всего, я никогда не позволил бы этому человеку убить себя.

Чиаки глубоко вздохнул и хлопнул Наоэ по затылку:

— Дурак. Если бы, да кабы… Я-то тебя знаю: ты сразу б налетел со своим тебуку прежде, чем что-то подобное произошло, правда?

— А? Серьезно? — удивленно переспросил Такая. — Так ты правда из тех, кто с цепи срывается, а?

Наоэ снова промолчал, только на лице отражалась внутренняя борьба. Чиаки протяжно присвистнул, отвернулся и драматично прокомментировал:

— Что уж наверняка, так это то, что ради кое-кого у него башню снесло бы конкретно.

— ???

Наоэ в ужасе перебил:

— Не обращайте внимания, Кагетора-сама! Посмотрите лучше, как там Гохододзи. Пожалуйста, не спускайте глаз с Наги-сан.

— Чего? Ах да, — и Такая снова уставился в кинжал.

Чиаки отвлекся на вид из окна. Сельскую местность, сверкающую под солнцем, испещрили пруды с золотыми рыбками.

— Мм? — в глаза бросилось что-то странное, двигающееся рядом с машиной, и Чиаки, моргнув, прижался носом к стеклу. — Какого?!

На вскрик оглянулся Такая:

— Что еще… Ай!

Не отставая от автомобиля, рядом летел огненный шарик. Но тут же он раздвоился, потом их стало десять, а потом шаровые молнии в мгновение ока окутали машину сияющим туманом.

— Наоэ!

— Слушаюсь! — Наоэ прибавил ходу.

В попытке оторваться от преследователей Presia набрала скорость, но «молнии» не собирались упускать добычу.

— Это что, огни хоихои?!

— Наоэ! Мы в ловушке!

Наоэ судорожно выворачивал руль, принуждая огни петлять взад-вперед над дорогой, однако избавиться от них не получалось. Тогда Чиаки высунулся из окна и атаковал силой. Тщетно: разорванные на части, огни очень быстро восстановили прежний вид.

— Нагахидэ! Это онре в огне!

— Тогда изгоняем?!

Рой огней плотно окутал машину, совершенно закрыв обзор.

— Тормози, Наоэ! — завопил Такая. — Сейчас мы с ними разберемся!

Наоэ, в свою очередь, не слишком-то улыбалось объясняться с агентством проката по поводу обожженного автомобиля, и он ударил по тормозу. Они выкатились наружу, навстречу облаку огней, танцующих в воздухе.

— Хоихои Рюо? Но почему они нападают?

— Должно быть, Хисахидэ приказал. Кажется, он способен контролировать огни хоихои… И даже нуэ Тоити.

— В смысле, это чтоб мы не догнали Хирагумо? Вот жопа! — Такая вскинул глаза. — Хватит уже стоять, давайте уберем их.

Чиаки ухмыльнулся:

— Ооо, да. Это наше всё.

Огни хоихои, собравшиеся плотно, словно туман, явили пламенные кровожадные лица. Вокруг плясал и вихрился горячий ветер — и огни ринулись в атаку.

Такая, Наоэ и Чиаки сомкнули ладони в знаке Бисямонтэна:

— Бай!

Онре замерли на месте.

— Номакусаманда боданан баисирамандая соака! — прочитав мантру бога-хранителя, Такая повысил голос: — О великий Бисямонтэн! Даруй мне силу твою, дабы уничтожить этого демона!

В ладони перерожденных хлынула сила, и из тел вырвался серебристый свет. Онре отчаянно пытались освободиться и напасть, но парализующее заклинание держало их крепко. Воздух звенел от захлебывающихся воплей. А потом скопившаяся энергия взорвалась, заполонив собой все. Такая выкрикнул:

— Тебуку!