Дракон Фануил

14

К ТОМУ МОМЕНТУ, когда Лайам вышел из тюрьмы, едва моросящий дождь сменялся более сильным. Но все-таки Лайам успел добраться до своего жилья прежде, чем буря разбушевалась вовсю. Когда Лайам снял плащ, раз дался первый раскат грома, в стук дождевых капель по крыше перерос в непрерывную дробь, словно по небу несся табун лошадей. Лайам выругался в адрес Неквера, выбравшего для свидания такой паршивенький вечерок.

В мансарде было тепло. Лайам посмотрел на постель, прикидывая, сколько же времени он спал прошлой ночью. Немного. Отставив на время размышления о причинах, породивших его недосып, Лайам решил исправить это упущение и малость вздремнуть. Он аккуратно развесил свой плащ — сохнуть — и сложил прочую одежду на стул. К счастью, она была почти сухой, новый плащ действительно неплохо удерживал влагу. Когда Лайам задул свечу, комнату озарила вспышка молнии, и Лайам, уже собиравшийся лечь застыл на мгновение. Дождь пошел с такой силой, что уже не воспринимался как ливень.

За окном стояла сплошная водяная стена, она чуть качалась. Да, буря наконец-таки разгулялась.

Несмотря на грохот дождя — а может, и благодаря ему, равно как и благодаря недосыпу, — Лайам уснул, едва успев нырнуть под одеяло. Последнее, что он успел сделать, — это повернуться на спину, чтобы пощадить Многострадальные грудь и живот.

Лайам проснулся оттого, что стук дождя ослабел. Основной натиск бури миновал. Смыть Саузварк с лица земли ей не удалось, буря впустую растратила свои силы на дождь, который сейчас казался совсем слабым по сравнению с недавним буйством стихии. Эта перемена разбудила Лайама. Усевшись в темноте на постели, Лайам даже подумал, что погода совсем наладилась.

После сна в голове у него окончательно прояснилось, но тело от пояса до шеи превратилось в сплошной сгусток боли. Лайам поначалу решил одеваться, не зажигая света, чтобы не видеть, во что его превратил меченый со своими Дружками. Но потом он подумал, что возня с одеждой в темноте неминуемо приведет к новым ушибам. Нет, хватит с него синяков. Кривясь при каждом движении, Лайам принялся шарить вокруг в поисках свечи. Когда свеча нашлась и загорелась, он наконец получил возможность взглянуть на себя.

Грудь и живот были сплошь покрыты огромными гематомами. В трепещущем свете свечи темно-фиолетовые пятна выглядели одновременно отталкивающе и живописно. Со стороны все это напоминало, скорее всего, боевую татуировку дикаря-каннибала. То и дело вздрагивая и стараясь действовать как можно осторожнее, Лайам натянул сухую одежду.

Боулт еще не появился. Исходя из этого, Лайам предположил, что восьми еще нет. Впрочем, Лайам был доволен, что проснулся сам, а не был разбужен угрюмым стражником Кессиаса. Интересно, сколько же сейчас времени? Вместо ответа раздался стук в дверь. Ага, а вот и Боулт. Значит, пора собираться. Лайам двинулся к двери.

Обнаружив на пороге Рору, Лайам на мгновение впал в ступор. Воспользовавшись этим, девушка проскользнула в комнату. За ее плащом тянулся мокрый след, а на густых золотистых волосах блестели капли дождя.

— Мастер! — беззвучно выдохнула Рора, прильнув к груди Лайама.

Лишившийся дара речи Лайам попятился, придерживая девушку за плечи, чтобы удержать ее на расстоянии.

— Простите меня, я не могла дольше ждать! — взмолилась Рора, не обращая внимания на потерянный вид Лайама. — Вы поговорили с эдилом?

Что она здесь делает? Лайам с трудом шевельнул онемевшей челюстью и произнес:

— Нет еще… то есть я с ним говорил, но…

— Вы не говорили!

Ярость, прозвучавшая в голосе Роры, напугала Лайама.

— Нет-нет, я говорил, но не так, — поспешил он утихомирить незваную гостью. — Я же не могу просто велеть эдилу не брать Лонса под стражу. Эдил — человек недоверчивый, он может меня заподозрить в сговоре с вашим братом. Мне нужно выяснить, кто настоящий убийца. Или по крайней мере добыть доказательства, которые подтверждали бы, что чародея убил не Лонс, а кто-то другой.

Лайаму захотелось прикрикнуть на эту непроходимую идиотку, грубо толкнуть ее, выгнать за дверь, но гневное пламя в глазах девушки остановило его. А еще капризно-горделивый изгиб ее губ. А еще узкий вырез ее платья. Перед мысленным взором Лайама опять встало воспоминание: темнота, тело Роры, ее учащенное дыхание… Который сейчас час? Когда же придет Боулт?

— А вдруг вы не сумеете отыскать убийцу? Что же тогда?

Рора произнесла эти слова с заметным усилием. Лайам не понял, что мешает ей говорить — гнев или страх перед возможностью подобной развязки.

— Тогда я заставлю Кессиаса оставить Лонса в покое, — солгал Лайам. Он просто не мог сей час ответить иначе. — Но лишь после того, как я пойму, что все мои усилия тщетны.

— А где вы собираетесь искать истинного злодея?

И сам вопрос, и напряжение, с кот он прозвучал, опять испугали Лайама.

— Н-не знаю, — запинаясь, пробормотал он. — У меня есть одна идея, но мне нужно время, чтобы проверить ее.

Лайам снова солгал, никакой идеи у него не было — одни лишь зацепки, не ведущие ни к чему. Что скажет Боулт, обнаружив здесь Рору? Расскажет ли стражник об этом Кесснасу?

К его несказанному облегчению, девушка успокоилась.

— Я знаю, мне не следовало сюда приходить, — печально произнесла она, потом с отчаянной надеждой взглянула на Лайама. — Но вы ведь поможете мне, правда?

— Конечно, помогу, — заверил ее Лайам и начал потихоньку подталкивать незваную гостью к двери. — А теперь вам нужно уйти. Я жду одного человека, и вам не следует попадаться ему на глаза.

— Да-да, я уйду. Мне все равно пора в театр. Внезапно Рора кинулась на шею Лайаму, пылко расцеловала его, потом неохотно разомкнула объятия.

— Будьте благословенны, мастер! — произнесла девушка и выскользнула за дверь. Но перед тем, как исчезнуть окончательно, Рора обернулась и бросила на Лайама исполненный обещания взгляд.

Лайам, пошатываясь, добрел до стула и сел, стараясь не прикасаться к спинке. Пока Рора была здесь, он как-то крепился, к тому же его силы поддерживали периодически возникающие спазмы желания, с которыми он, несмотря на идиотскую ситуацию, не мог совладать. Теперь же грудную клетку Лайама сжимали пыточные тиски — эхо прощального объятия Роры. Лечь грудью на стол Лайам не мог — для этого пришлось бы напрячь мышцы. Потому он просто сидел, выпрямившись как истукан. Чтобы унять боль, Лайам несколько раз глубоко вздохнул.

«О боги, какой же я дурень! — подумал Лайам. — Правда, везучий дурень, но тем не менее дурень». Он пылко возблагодарил неведомо кого за то, что Боулт не объявился прямо во время визита нежданной гостьи. Лайам теперь просто представить не мог, что он ей скажет, когда выяснится, что виновен все-таки Лонс. Оставалось лишь надеяться, что это не произойдет или произойдет очень не скоро.

Чтобы не думать о неприятностях отдаленных, Лайам заставил себя поразмыслить о том, что его ждет в ближайшее время. Если ему удастся установить личность любовницы Неквера, это может послужить отправной точкой для дальнейшего поиска. Правда, Лайам в этом сомневался, но старался не позволять этим сомнениям взять над ним верх.

Таинственная особа была беременна. Теперь, скорее всего, — от Неквера. Она сообщила Виеску, что пойдет к Тарквину, и пошла, и говорила с ним обольстительным тоном. Предположительно, она сделала магу какой-то заказ. Предположительно, ей хотелось, чтобы он сделал что-то незримым. Что? Предположим — Клыки.

Как-то все это не очень-то вяжется, оцепенело подумал Лайам. Хотел того Лонс или нет, но заказанное им исчезновение Клыков спасло жизнь Некверу Если таинственная особа желала Некверу смерти, почему она не уговорила Тарквина попросту отменить действие первого заклинания? Зачем пускать в ход другое заклинание? Чтобы создать впечатление, что первое заклинание еще работает? Ну, допустим. Но откуда взять для второго заклинания кровь девственницы? Беременной женщине ее явно неоткуда взять Лайам представил, как эта барышня, уже находясь на сносях, вручает Тарквину графинчик и преспокойненько сообщает, что вот вам, мол, кровь девственницы, я только что откачала ее у себя.

Лайам расхохотался, невзирая на боль, и с испугом понял, что в его смехе проскальзывают истеричные нотки.

Тяжелый стук в дверь заставил его успокоиться. Лайам вздохнул поглубже и крикнул:

«Войдите!»

Вошел Боулт — в плотном дорожном плаще, в высоких сапогах, все с тем же выражением сдержанного неудовольствия на лице.

— На улице по-прежнему льет как из ведра, а сточные канавы стали смахивать на реки во время половодья. Вы уверены, что имеет смысл соваться в Муравейник в такую ночь, квестор Ренфорд?

— Квестор?

Лайам уже привык, что саузваркцы на редкость небрежно обращаются с титулами, но так его еще никогда не величали. Квесторами в Торкнее когда-то называли королевских агентов для особых поручений. Это звание вышло из обихода много десятилетий назад. Примерно тогда же, когда и титул эдила.

— Эдил Кессиас велел мне называть вас так, чтобы подчеркнуть, что вы — его офицер и что вы имеете право приказывать мне.

Похоже, Боулту все это было до фонаря, и Лайам обнаружил, что начинает симпатизировать стражнику. Тот был типичным саузваркцем, темные волосы ни короткие, ни длинные, спускающиеся чуть ниже ушей, ни низкорослый, ни высокий, ни тощий, ни толстый, с невозмутимым лицом, темными глазами и тяжелыми веками. Он терпеливо взирал на Лайама, всем своим видом давая понять, что ему могли бы найти и лучшее применение.

— Увы, Боулт, боюсь, с этим ничего не поделаешь. Мне нужно посмотреть кое на что в Муравейнике, а почтеннейший эдил считает, что мне не следует идти туда без сопровождения.

Боулт пожал плечами. По его виду можно было предположить, что он, в общем-то, согласен с соображениями эдила.

— Я ценю ваше доверие, Боулт, — саркастически произнес Лайам. — Ступайте за мной.

Втайне Лайам радовался, что в спутники ему достался именно этот неразговорчивый непрошибаемый стражник. Такой не станет болтать о том, что увидит.

Говоря о погоде, Боулт малость преувеличил, сточные канавы были по-прежнему полны, но на реки в половодье уже не походили, а ливень сменился размеренным ледяным дождем. Стук дождя по крышам и мостовым создавал ритмическую подкладку для мелодии журчащей в канавах воды. Но Лайам был уютно завернут в свой теплый плащ, а рядом с ним шагал стражник, несший фонарь с колпаком, — и Лайам пребывал в отличном расположении духа. Возможность выяснить наконец, что же за таинственная особа водила его столько времени за нос, наполняла все существо Лайама особенным возбуждением. Он вдруг исполнился уверенности, что вот-вот разгадает загадку и выполнит свои обязательства перед Кессиасом, Ророй и Фануилом. Лайаму даже представилось, как он принимает поздравления от каждого из заинтересованных лиц — отстраненно и со слегка скучающим видом. Лайам улыбнулся и глубже упрятал голову в капюшон.

Дождь все еще оставался довольно сильным, но фонарного пламени не заливал. Кроме того, время от времени улицы освещал свет, падающий из окон. Кварталы города были пустынны, а клокотание воды заглушало все прочие звуки, но Лайам дважды споткнулся и между его лопатками неприятно свербило. Случись это в походе, Лайам решил бы, что за ним наблюдают, но сейчас он списал свои опасения на дождь и темноту. И погрузился в размышления о предстоящей охоте.

Как только они добрались до Муравейника, Боулт передал Лайаму фонарь и пропустил его вперед. Они принялись петлять по улицам, ведущим к заветному дворику. На этот раз дорога показалась Лайаму более долгой, и он уже стал бояться, что заблудился. Но тут мечущийся свет фонаря внезапно выхватил из темноты вход в переулок, запомнившийся ему по дневному визиту. Лайам облегченно перевел дыхание и свернул в переулок. Боулт последовал за ним.

В окошках верхних этажей зданий, обступающих дворик, все еще горел свет, но все окна, расположенные пониже, были темны. Дворик был погружен в темноту, что как нельзя больше устраивало Лайама. До сих пор Лайам не особо задумывался о том, каким образом он организует засаду, и потому пришлось соображать на ходу.

Кивком велев Боулту следовать за ним, Лайам принялся протискиваться мимо груды мусора и обломков, цепляясь за что-то плащом и чувствительно ударяясь о что-то, в конце концов торчащая клепка какой-то бочки ткнула его прямо в грудь. На миг Лайам даже остановился, и из глаз у него невольно потекли слезы. Да, пробираться здесь при дневном свете и посуху было бы куда легче, да и от фонаря особой помощи не было, — он освещал лишь небольшую часть баррикады. Но как бы там ни было, в конце концов Лайам обогнул преграду и остановился перед обвисшей на кожаных петлях дверью многоквартирного дома. Лайам передал фонарь Боулту и толкнул дверь. Та подалась на несколько дюймов, затем, заскрежетав, остановилась. Лайам просунул руку в образовавшуюся щель и понял, что дверь не закрыта на крючок или засов, а потому он стал дергать ее взад-вперед. Дверь перевалила через какое-то невидимое препятствие и уже легко отворилась. Взору незваных гостей предстало подобие вестибюля, едва освещенного единственной свечой: Свеча была закреплена высоко на стене, и в отблесках неверного света видна была лестница без перил и под ней — груды вся кого хлама. Они громоздились и под стенами, подобно осыпям у подножий утесов.

Да, не самое замечательное местечко для романтических встреч. Зато расположено удобно, неподалеку от склада Неквера и далеко от богатых кварталов. Лайам сделал несколько шагов в глубь вестибюля, чтобы взглянуть вверх, в лестничный колодец. Лестница маршами уходила во тьму — к самому верхнему этажу здания, по край ней мере так показалось Лайаму. Другого выхода из вестибюля, похоже, не имелось. Боулт ковырнул что-то носком сапога и с отвращением пробормотал.

— Муравейник!

— Значит, так, — негромко произнес Лайам. — План действий следующий. Мы ждем во дворе. Когда нужные нам особы появятся, ты на безопасном расстоянии следуешь за ними и поднимаешься по лестнице. Смотришь, в какую квартиру они входят, и поднимаешься дальше. Когда они войдут к себе и закроют дверь, ты вернешься и сообщишь обо всем мне. Ясно?

— Яснее ясного, квестор, — отозвался стражник, позволив себе лишь легчайший намек на иронию. — Все, кроме одной мелочи, как я узнаю, кого мы высматриваем?

Лайам усмехнулся и получил в ответ едва заметную улыбку.

— Я дам вам знать, когда они появятся. А пока пошли.

Боулт пожал плечами и двинулся следом за Лайамом, обратно во двор. Они вновь кое-как обошли баррикаду, но уже справа, и устроились между ней и стеной дома. Отсюда виден был вход в дом, и Лайам надеялся, что груда обломков и дождь помогут им самим остаться незамеченными. Ради пущей предосторожности Лайам переставил фонарь назад и полностью приспустил колпак, они остались в темноте.

Сколько времени они провели в ожидании — Лайам не знал. Боулт помалкивал, а сам Лайам пытался вернуть себе хорошее настроение. Это оказалось нелегкой задачей, поскольку плащ его постепенно промокал, все ушибы от промозглой сырости разболелись еще сильнее, и он снова начал ощущать всей кожей спины чье-то пристальное внимание. Лайам задумался над зацепкой, которую он вот-вот мог бы получить, и это помогло ему отстраниться по крайней мере от последнего ощущения. Да и правда, следить за ними было некому и незачем. Никто не мог знать, что Лайам вплотную подошел к разгадке убийства старого мага, ибо и сам Лайам не был в этом уверен. Лайам, впрочем, подумал, что слежку за ним мог организовать Марциус, но тут же от казался от этой мысли. Сделав строптивому книгочею внушение, заносчивый торговец должен выждать хотя бы денек, чтобы посмотреть, подействовало ли оно на упрямца.

Поэтому Лайам решил, что странное ощущение порождено его расшалившимся воображением, и снова принялся размышлять.

Какую роль могло играть заклинание номер два? Если бы Тарквин сотворил его, оно привело бы к гибели Неквера. Ясное дело, любовница удачливого торговца вряд ли бы стала желать своему благодетелю смерти. А если бы все-таки стала? Отбросив пока вопрос о мотивах — их он надеялся уяснить, установив личность загадочной дамы, — Лайам сосредоточился на новом повороте проблемы. Женщина пришла к Тарквину с определенным заказом, но чародей по каким-то причинам не выполнил этот заказ, и Неквер вернулся домой целым и невредимым. Достаточно ли тут оснований, чтобы убить старика? Пожалуй, это он тоже сможет понять только выяснив, кто эта особа.

Ожидание затянулось. Несколько раз Лайаму казалось, будто он слышит звон колоколов, отбивающих восемь часов, хотя он и знал, что это невозможно — в глубь этого дворика колокольный звон пробиться не мог. И Лайам, и Боулт несколько раз пересаживались, пытаясь поудобнее устроиться на жестких обломках, но нужного эффекта не добивались. Лайам привстал, чтобы пересесть в очередной раз, и тут стражник тронул его за руку. Лайам застыл с поднятой ногой, чтобы не производить шума. Боулт молча его поддержал.

Из переулка выскользнула фигура, укутанная в просторный плащ с капюшоном. Лайам мгновенно понял, что это женщина. Он принялся сверлить взглядом пелену темноты. О небо, пусть этот капюшон упадет! Капюшон, конечно же, не упал, и женщина, обогнув груду обломков, проплыла, словно призрак, в нескольких метрах от наблюдателей и скрылась в доме. Она оказалась меньше ростом, чем представлял Лайам, но плащ был столь широк, что с легкостью мог скрывать огромный живот, которым он мысленно наделял незнакомку. Лишь после того, как женщина исчезла за дверью, Лайам сообразил, что у нее не было при себе фонаря, но тем не менее передвигалась она с легкостью кошки. Это его чем-то обеспокоило.

Стоявший позади Боулт перевел дыхание. Лайам последовал его примеру и наконец-то нашел для ноги опору.

— Это — наш человек? — шепотом поинтересовался стражник, снова тронув Лайама за руку, чтобы привлечь его внимание.

— Нет. Ждите.

На этот раз долго ждать не пришлось. О приближении незнакомца возвестил свет его фонаря. Он появился из того же переулка, что и опередившая его дама, и двигался столь же быстро, как и она, но не столь же удачливо. Незнакомец споткнулся-таки обо что-то. Послышался треск ткани, затем раздалось ругательство в тишине оно прозвучало особенно громко. Лайам придержал Боулта за плечо, он ждал, когда мужчина откроет дверь. Тот сделал это и остановился в дверном проеме. Он скинул капюшон, расправил полу плаща, убедился, что там и впрямь образовалась прореха, встряхнул головой и сердито сплюнул. Лайам узнал его это был Неквер — и осторожно подтолкнул Боулта.

Неквер вошел в дом. Стражник исчез за грудой хлама, чтобы несколько секунд спустя появиться у дверного проема. Он застыл на мгновение, прислушался, затем вошел в дом. Лайам подождал, насколько хватило терпения, затем сам, крадучись, двинулся в обход баррикады. К тому времени, как ему удалось обогнуть злосчастную груду, Боулт вернулся. Он привалился к дверному косяку, скрестив руки на груди.

— Чердак, сказал стражник и указал большим пальцем наверх. Я чуть не вломился за ним туда, но вовремя остановился.

— Его там кто-нибудь встретил?

— Он постучал трижды, на особый лад. Отозвалась женщина, велела входить. Стенки там тоньше носового платка — все слышно.

— Тем лучше.

Увидеть женщину ему не удастся, но зато он как минимум услышит ее, а разговор любовников, возможно, что-нибудь приоткроет.

— Ну что ж, пошли?

И Лайам двинулся к лестнице. Боулт равнодушно пожал плечами — кажется, других способов выражения своего отношения к происходящему стражник просто не признавал — и послушно зашагал следом. По крайней мере, в доме хоть было сухо.

Лестница зловеще поскрипывала у них под ногами. Этот скрип заставлял Лайама страдальчески морщиться, даже когда они одолевали первый по счету марш. Они двигались медленно, тщательно выбирая, куда ставить ногу, но казалось, что это лишь сводит на нет все их попытки не очень шуметь. Лайам ни капли не сомневался, что стоны старых ступеней разносятся по всему зданию и уж конечно долетают до чердака. До него внезапно дошло, чем он сейчас занимается: он, как какой-нибудь извращенец, собирается заглянуть в замочную скважину чьей-то спальни, он намеревается вторгнуться в интимную жизнь посторонних людей. На ум ему невольно пришел Фануил, он столь же бесцеремонно вторгается в его мысли.

На площадке третьего этажа обнаружилась свеча; далее никакого источника света не наблюдалось. Из-под некоторых дверей выбивались полоски света, но они лишь усугубляли непроницаемый мрак лестничной клетки. Сердце Лайама забилось чаще, по телу пошла испарина. Из квартир, мимо которых они пробирались, доносились обрывки звуков, где-то укладывали ребенка, где-то ссорились, где-то пировали и пели. Лайам и Боулт продолжали крадучись пробираться на верх, я все эти звуки постепенно от них отстали. Когда они добрались до пятого этажа, их сопровождало лишь поскрипывание плохо уложенных в гнезда досок. А там, где должны были находиться ступени, ведушие к чердачной двери, зияла непроглядная темнота.

Боулт остановил Лайама и, наклонившись прошептал ему на ухо:

— Еще один марш. Ваши сапоги, квестор. Пол тут жутко скрипучий. Добыча сама здорово нашумела, пока поднялась.

Так, значит, стражник считает, что им нужен Неквер? Лайам не стал разуверять его. Но сам он идет по другому следу. Ему нужна женщина и только она. Ему нужно знать, что связывает ее с Тарквином.

Пока Лайам стягивал с себя сапоги, ему опять подумалось что женщина должно быть, все-таки пыталась повлиять на Таривина. Она таки хотела, чтобы он вернул на место Клыки, но только в незримом виде.

— Жди здесь, — шепнул он Боулту и подумал: интересно, пожал ли стражник плечами в ответ? В темноте ничего такого не было видно.

Замена одного заклинания на другое означала смерть Неквера. Почему же она желала ему смерти? И почему она убила Тарквина, когда тот не стал ничего менять?

Вокруг Лайама сомкнулась тьма такая непроглядная, что казалось будто ее можно трогать руками. Лайам поставил босую ногу на первую ступеньку и застыл в нерешительности. Сердце его лихорадочно колотилось, во рту пересохло. Да в чем, собственно, дело? Подумаешь, обычная разведка. Он уже проделывал это сотни раз. На войне. Только вот войны сейчас не наблюдалось. Просто какой-то торговец без шума и пыли изменял своей красотке-жене — что, собственно, было сугубо личным делом торговца.

Но почему Тарквин не привел в действие заклинание номер два? Раз уж у старика хватило глупости поверить, что Лонс с ним расплатится, он наверняка поверил бы и обольстительному голоску незнакомки.

Лайам вынудил себя сдвинуться с места и одолел еще две ступеньки. Теперь у него над головой виднелась тонкая оранжевая полоска — щель под дверью, ведущей на чердак. Там — цель его устремлений. Лайам сделал еще два шага. Ступени скрипнули лишь однажды, да и то еле слышно. Внезапно Лайаму представилось, как чердачная дверь распахивается и Неквер с гневными воплями кидается на него.

Да я тут же обделаюсь! — подумал Лайам, и зажал рот рукой, чтобы заглушить смешок.

Дверь по-прежнему оставалась закрытой, и Лайам заставил себя сделать еще три шага. По лицу его каплями тек пот. Тут сверху раздался голос, и Лайам остановился, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.

Судя по тембру, голос принадлежал Некверу, но разобрать слова Лайам не мог.

Неужели эта женщина убила Тарквина только за то, что он не сотворил какого-то заклинания? Неужели этой причины оказалось довольно? Или, может, волшебник вычислил, что заставило женщину заказать подобное заклинание, и пригрозил ей разоблачением? Если бы Лайам знал, почему женщина желала Некверу смерти, он мог бы понять, что тут к чему.

Если она желала Некверу смерти. Если именно для этого ей потребовалось заклинание. Если…

Лайам мысленно обругал себя последними словами. Он никогда ничего не узнает, если так и будет торчать тут, словно вкопанный! Еще три шага. Наклонившись, Лайам ощупывал каждую ступеньку, прежде чем поставить на нее ногу. Доски были рассохшиеся и покоробившиеся. На них остались мокрые следы от сапог Неквера и обуви женщины.

Теперь Лайам слышал голос Неквера совершенно отчетливо, словно торговец стоял рядом с ним. Сердце Лайама пропустило удар, и он покачнулся. Полоска оранжевого света находилась сейчас на уровне его глаз. Стараясь двигаться как можно осторожнее, Лайам присел на корточки.

— В следующий раз покупай вино получше, — сказал Неквер. Похоже, он стоял прямо у двери. До Лайама донесся негромкий звон. Бокалы? Во рту у него пересохло. — У меня достаточно денег, чтобы я мог позволить себе приличное вино.

Должно быть, на эту реплику ответили, потому что торговец умолк, — но Лайам ничего не услышал.

— Для моей птички мне ничего не жаль! — рассмеялся торговец.

«Твоя птичка с радостью отправила бы тебя на морское дно», — подумал Лайам, стиснув зубы. Ему до крика хотелось услышать голос женщины. Та женщина, которую он себе представлял, имела зычный голос, подобный трубе, — с чердака он должен был разноситься на мили вокруг. Но она не сказала ни слова, когда всаживала кинжал в грудь старика. Интересно, почему он так в этом уверен?

— Слушай, не будем начинать все сначала! — раздраженно произнес Неквер. Я же тебе уже сказал, она — моя жена. И хватит об этом. Ты и раньше прекрасно все знала.

Женщина хочет, чтобы Неквер ради нее оставил жену? Она беременна, а он не желает уйти от Поппи.

— Вот и молодец, хорошая девочка, — успокаивающе и великодушно сказал Неквер после непродолжительной паузы. — Хватит ссориться. У меня и так после прошлой встречи цела лишь одна щека.

Торговец рассмеялся.

Цела лишь одна щека? Ну да, на другой — отменный синяк. Значит, это она ударила Неквера, а не какие-то вымышленные бандиты. Вернувшись из Вейринсфорда, Неквер первым делом отправился к ней, и лишь потом — к супруге, которая так его ожидала. И она ударила его! Ударила так сильно, что оставила памятную отметину.

— Ну, так ты от него избавишься? — На этот раз торговец говорил куда серьезнее. В голосе его звучало неприкрытое раздражение. Для этого есть специальные травы, я слышал. Сходи еще раз к Виеску, он поможет, если на него надавить. Срок ведь не такой большой, верно? По твоей фигуре ничего даже и не заметно.

Неквер требует избавиться от ребенка. Ну что ж, если мужчина довел женщину до интересного положения, а потом не желает на ней жениться и требует отделаться от ребенка, — возможно, это достаточный мотив для убийства. Но ведь она уже дважды ходила к Виеску. И во время второго визита, после смерти Тарквина, тот продал ей требуемое. Зачем же ей было пытаться убить Неквера, если она все равно готовится поступить так, как он ей велит?

Из-за двери до Лайама донесся шорох юбок. Женщина двигалась — судя по звуку, в сторону двери. На мгновение Лайама охватил страх, вот сейчас она распахнет дверь и увидит того, кто за ними шпионит! Но Лайам тут же взял себя в руки. Женщина подошла к Некверу, и Лайам вновь услышал тихий звук — шуршание, какое бывает при соприкосновении одежд. Она что, обнимает его? Потом послышался звук поцелуя. Да, обнимает. Прикусив до боли губу, Лайам страстно взмолился: «Пожалуйста, ну пожалуйста — скажи что-нибудь!»

— Я скоро этим займусь, — сказала женщина. У Лайама упало сердце. — Скоро. А теперь пей вино и пошли в постель.

«О боги, что мне теперь делать?!»

— Прекрасная мысль, лапочка, — отозвался Неквер. Даже по голосу было слышно, что торговец самодовольно усмехается.

Лайам услышал слова Неквера, но смысл их до него не дошел.

Он знал этот голос! О небо, он его знал, но он не хотел его слышать! Лайам был совершенно раздавлен. У него вдруг затряслись руки. Так сильно, что он уже не мог на них опираться. Лайам склонился к ступеням и прижался лбом к влажному дереву.

Она хотела убить Неквера, чтобы отомстить ему за предательство, за то, что он отказался бросить жену, — она никому не спускала ни малейшей обиды. Теперь Лайам был твердо уверен, это она убила Тарквина.

— Допивай вино, — посмеиваясь произнесла женщина.

Тарквин понял что к чему, после того как обнаружил, что предложенная ему кровь девственницы такой важный и такой трудно добываемый компонент (возможно, что Доноэ, как ни старалась, не могла дать достаточно крови) не настоящая. Да и как ей быть настоящей, ведь эта особа уже не девственница! Значит, заклинание, способное делать вещи незримыми, не сработало из-за неподходящей крови. И чародей наложил на Клыки другое заклятие, с эффектом, которого требовал от него Лонс, а женщине вполне мог пригрозить, что разоблачит ее плутни. И она убила его, а потом оказалось, что зря! Что она сдалась и согласилась избавиться от ребенка, и смирилась с желаниями Неквера, и снова собирается лечь с ним в постель!

Лайам не мог даже пошелохнуться. Его терзали жесточайшие угрызения совести. Все, чего ему сейчас хотелось, — это чтобы темнота сомкнулась вокруг него еще туже и окончательно поглотила его.

«О боги, я напрочь запорол дело, которое вел!» Совершённых ошибок невозможно было исправить.

Он не сможет ничего рассказать — ни Кессиасу, ни кому-то еще. Просто не сможет, потому что тогда придется рассказать, что он натворил по своей слабости и непроходимой глупости.

— Мне обычно хочется пить не до, а после.

Неквер не сказал, после чего, но произнес это слово столь выразительно, что все и так было ясно. Послышался звук отдаляющихся шагов.

«После, — подумал совершенно раздавленный Лайам. — После того, как я сползу с этой лестницы и уеду как можно дальше от Саузварка».

— Осторожно, ты сейчас все разольешь, — со смехом произнес прекрасный, певучий голос. — Лучше выпей сейчас, а потом мы нальем еще.

Да что же ей так далось это вино? Лайам не хотел больше слышать ее голос. Он хотел забрать Даймонда из конюшни и ускакать на север, в Торквей, или, может, даже в Мидланд, или еще дальше.

— Да ты, никак, хочешь меня споить? — расхохотался Неквер.

«Споить, конечно, споить, — подумал Лайам и с горечью покачал головой. — Не удалось убить — так хотя бы споить. Споить…»

Он дернулся как от удара. Напоить вином?.. Но зачем?

Затем, что истолченный в порошок сантракт добавляют в вино или сидр, чтобы заглушить его горький привкус, и еще затем, что небольшое количество сантракта прерывает беременность, а чрезмерное — ведет к смерти.

Лайам вскочил и ринулся вперед. Он зацепился ногой за ступеньку, но все-таки не упал и всем телом ударил в дверь.

Дверь распахнулась, и Лайам, влетев в комнату, едва сумел устоять на ногах.

— Я прошу вас меня… — начал было он и умолк, потому что понятия не имел, что тут можно сказать.

Неквер и Рора стояли на дорогом пушистом ковре, прижавшись друг к другу, и изумленно глядели на Лайама. Одна рука торговца покоилась на груди актрисы, второй же он подносил к губам кубок с вином. За ними виднелось огромное ложе с белоснежными простынями, справа — широкое, чуть ли не во всю стену, окно.

— Это яд! — крикнул Лайам. — Сантракт!

Он устремил указующий перст на вино, и Неквер, все так же ошалело на него глядя, выронил кубок. Лицо Роры исказилось от гнева.

— Квестор! — донесся из-за спины возглас Боулта. Стражник почел за лучшее последовать за своим командиром.

Рора, оскалившись, кинулась на Лайама, из груди ее вырвалось яростное рычание. Но Неквер машинально поймал ее за руку и рванул обратно. От рывка Рору швырнуло к окну, но она развернулась с проворством кошки и снова бросилась на Лайама. За всем этим никто не расслышал, как что-то негромко стукнуло о крышу.

— Она хочет убить вас! — крикнул Лайам торговцу. Он боялся, что Рора заговорит. Он боялся, что она обвинит его в измене данному слову, а еще в том, что он цинично ее использовал для достижения собственных целей. (Ему и в голову не приходило, что на деле все было наоборот.) И потому Лайам поспешно добавил: — У вас в кубке сантракт. Она убила Тарквина Танаквиля за то, что он не помог ей вас погубить, она…

Лайам от напряжения стал заикаться, но про должал что-то выкрикивать, бессвязно и неумолчно. Неквер тем временем пытался сдержать разъяренную танцовщицу. Торговец грубо схватил Рору за плечи, разворачивая к себе, та плюнула ему в лицо и попыталась впиться ногтями в глаза. Лайам и Боулт бросились к дерущейся паре.

В этот миг стекло окна разлетелось в мелкие брызги и сквозь ливень осколков к Роре метнулся сгусток ночной тьмы. Дракон упал ей на плечи — в чешуе его блестели капли воды — и одним ударом крыльев отшвырнул Неквера в сторону. Клиновидная пасть с силой впилась в шею Роры, из раны забила струя крови. Женщина закричала.

Фануил взмыл в воздух и стрелой пронесся вперед, потом развернулся и, словно маленький летучий таран, ударил ее в лицо. Рора бешено отбивалась, но дракончик метался вокруг нее, словно вихрь. Воцарившуюся в помещении тишину нарушал лишь свист рассекаемого крыльями воздуха. Дракончик атаковал снова и снова, вынуждая Рору пятиться к зияющему проему, ощерившемуся осколками стекла, торчащими из обломков рамы. Когда Роре стало некуда отступать, Фануил нанес последний удар.

Рора исчезла. Дракончик на миг завис в освобожденном проеме. Он обернулся и взглянул на Лайама.

«Дело сделано, мастер».

И дракончик нырнул в окно — следом за своей жертвой.

Несколько долгих мгновений трое мужчин стояли, не в силах шелохнуться. Порывы ветра задували в комнату струи дождя, и по ковру расползались мокрые пятна.

«О небо, как все это могло случиться?» — думал ошеломленный Лайам. Ведь Фануил был еще слаб, он только шел на поправку. Но тем не менее дракончик убил Рору.

«Заставил ее замолчать», — подумал Лайам и поспешно прогнал эту мысль.

В конце концов Боулт пошевелился и стряхнул с себя чары оцепенения.

— Квестор… — нерешительно произнес стражник. Голос его дрожал.

Лайам встряхнулся, словно пес, вышедший из воды, и посмотрел на Неквера. Торговец был бледен как мел, он закатил глаза и шевелил губами, не в силах произнести ни слова. Когда Неквер осел на пол и растянулся поверх осколков стекла, Лайам отнес его обморок к пережитому потрясению. И лишь после того, как торговец скорчился, держась за живот, Лайам сообразил, что происходит.

— Быстро бегите за Кессиасом! — крикнул он Боулту. — Ведите его сюда и пусть прихватит Виеску. Велите эдилу сказать аптекарю, что иерарху нужно противоядие от сантракта. Виеску поймет.

Лайам опустился на колени рядом с Неквером и обнаружил, что стражник все еще стоит рядом с ним.

— Скорее! — прикрикнул он. — Скажите ему про сантракт — он поймет! Бегом!

Помешкав еще мгновение, Боулт пожал плечами и скрылся за дверью.

Неквера лихорадило, кожа его сделалась гладкой и твердой и излучала жар. Торговец скорчился на полу, неестественно подвернув одну руку и прижимая другую к животу. Он судорожно хватал ртом воздух и издавал хриплые всхлипы, словно не мог вздохнуть. При этом торговец мотал головой, как перепуганная корова.

Осколки впивались в колени и босые ступни Лайама, и он видел, как по отброшенной руке Неквера текут струйки крови, смешанные со струйками дождевой воды. Кривясь, Лайам обхватил Неквера за пояс, а второй рукой взял его за подбородок и силой расцепил стиснутьте зубы.

— Хватит дергаться, — пробормотал Лайам, когда Неквер попытался снова замотать головой, и сунул палец ему в глотку. На миг Неквер сомкнул зубы, но тут же раскрыл рот, и его стошнило. Тепловатая густая рвотная масса хлынула на руку Лайама.

Поддерживая торговца и машинально понуждая его к новым приступам рвоты, Лайам с отсутствующим видом смотрел в окно.

Фануил убил ее. Теперь некому никого ни в чем обвинять. Не будет взаимных упреков, не будет официального следствия, не будет суда. Рора умолкла навеки.

Лайам никак не мог решить, какие же чувства надлежит испытывать человеку в такой ситуации, и в конце концов пришел к выводу, что самым уместным тут будет чувство вины.