Достойный наследник

Эпилог РЕКВИЕМ

Ясный, холодный голос Эллегона разнесся над Бимстреном:

«Явстретил их на границе. Мы возвращаемся. Вести печальны».

Все вышли навстречу: ждали не в тронном зале, а во дворе, под окнами кабинета Карла.

Они собрались: правители – Андреа Куллинан, Листар, барон Тирнаэль и Томен, барон Фурнаэль; воины – Гаравар, Гартэ, Пироджиль, Дарайн и Кетхол, а с ними – и все гвардейцы Дворцовой Стражи; инженер-мастер Ранэлла с подмастерьями Аравамом и Бибузом и дюжиной учеников; толстуха У’Лен – главный дворцовый повар с помощницами Джимат и Козат; горничные и писцы, кузнецы, медники, конюхи – собрались все. Ждали.

В небе, медленно вырастая, кружила темная точка; вот она превратилась в дракона – он опускался, кожистые крылья яростно взбивали воздух.

«Мы здесь».

Взвихрилась пыль; дракон сел.

Ко времени, когда она рассеялась, Брен Адахан уже расстегнул ремни, спрыгнул и протянул руки, помогая спуститься Эйе, Тэннети, Джейсону и, наконец, Дории.

– Дория! – Глаза Андреа Куллинан округлились. – Это и вправду ты?

Светловолосая девушка кивнула; Джейсон и Эйя бросились к Андреа.

Спокойный взгляд Томена Фурнаэля обратился к Брену; лицо судьи было сурово.

Брен покачал головой.

– Он погиб, – сказала Андреа Куллинан, привлекая к себе сына и приемную дочь и с надеждой всматриваясь в их лица.

Я не могу дать тебе надежду, в которой ты нуждаешься, Государыня, подумал Брен; лицо его осталось бесстрастно.

По дороге он думал, будто начинает привыкать к мысли, что Карл Куллинан погиб. Но оказалось – нет. Он понял это теперь, когда должен был сообщить Андреа, что она – вдова.

На миг все замерли; никто не мог облечь в слова то, что уже все во дворе знали.

Но миг миновал. Медленно, точно это стоило ему огромных усилий, Джейсон склонил голову.

– Да.

– Он погиб, Андреа, – произнесла Тэннети.

И все же это казалось невозможным. В детстве Брен слушал легенды о благородном разбойнике Карле Куллинане; когда он впервые встретился с великаном, Брену было немногим меньше, чем сейчас Джейсону. Всю жизнь Карл Куллинан был для Брена путеводным маяком.

«Ты уверена». – Мысленный голос Эллегона был медлителен, ровен. Он не спрашивал – утверждал.

Андреа кивнула – не торопясь; в лице ее не было ни следа боли, на нем не отражалось вообще ничего.

Разве ей все равно?

«Она не покажет своей скорби тебе, человек. – Дракон возвышался над ним, глаза величиной с блюдо смотрели в упор. – Как не покажу и я. Это семейное дело».

Джейсон высвободился из рук матери. Глаза – ясны и сухи.

Он стоял свободно, сунув руки за пояс.

– Есть кое-что, что надо прояснить. Немедля. – Он повернулся к Томену. – Я, может, и наследник своего отца, но править Холтунбимом я не стану. Не сейчас. Возможно – и никогда. Корона остается, где она есть. Вы будете продолжать помогать править моей матери.

– Джейсон! – Андреа отшатнулась. – Ты просто…

– Я престо вернулся домой, матушка, но есть вещи, с которыми нужно разбираться сразу. – Юноша выпрямился во весь рост. На лице – ни гнева, ни сострадания. – Брен тоже поможет тебе править. Он один из твоих…

– Будь ты проклят! – Брен Адахан тряхнул головой. – Будь ты проклят, Джейсон Куллинан.

Юноша вздрогнул, как от пощечины.

– Что?!

Тэннети окостенела, глаза сузились… и лишь когда Эйя тихонько коснулась ее руки – взгляд воительницы смягчился. Но ненамного.

– Ты, твой отец, эта высокомерная скотина Уолтер Словотский – вы все одинаковы. – Брена понесло. Давно сдерживаемая ярость вырвалась наконец на волю. – Вы считаете, что только лишь вы всё знаете и всё понимаете. Что только вам, людям с Той Стороны… – он не мог найти слов и в отчаянии махнул рукой, -… что только вам есть до всего дело. Что только вы одни в ответе за все. Что это все… не все равно только вам. Так вот, лучше тебе понять меня, Джейсон Куллинан: это не только ваше дело. Есть и другие. Думаешь, Эйе все равно? Думаешь, все это ее не касается?

Эйя, склонив голову к плечу, улыбнулась ему – и Брен Адахан в тысячный раз подумал, что нет в мире ничего, чего бы он не отдал за эту улыбку.

– Или Гаравара?

Старый генерал хмуро кивнул, чуть сжав сильной ладонью плечо Джейсона.

– Или остальных солдат? Разве все это не их дело?

Каблук ударился о каблук, хмурые лица остались спокойны.

Стоя бок о бок, Пироджиль, Дарайн и Кетол отдали Джейсону салют, а великан Дарайн добавил еще и ободряющую улыбку.

– Или Ранэлла?

Инженер-мастер подняла испачканные чернилами пальцы в быстром приветствии и вернулась к собственным думам; губы ее чуть шевелились. Я построю твою железную дорогу, Карл. Клянусь.

– Или Томен?

Томен, барон Фурнаэль, человек, отец которого велел убить отца Брена, правнук того, кто похитил и изнасиловал Бренову прабабку, протянул Брену руку. Они обменялись крепким пожатием.

– Или даже эта твоя сумасшедшая одноглазая боевая кошка?

Тэннети лишь усмехнулась.

– Если ты думаешь; что революция, затеянная твоим отцом, – дело лишь вашей Куллинановой семейки, – продолжал Брен, – так ты ошибаешься. Она – наше дело. Общее. В этом мы все заодно; каждый из нас играет свою роль. Ладно: Томен поможет твоей матери править Холтунбимом; в этом он силен. Согласен: помогу и я. Сделаю все, что смогу. Разумеется, Гаравар будет командовать войском, Пироджиль и Дарайн – драться. Ранэлла и Лу Рикетти займутся строительством, а У’Лен – кухней. Эллегон, Эйя, Дория – каждый займется своим делом. Но займешься им и ты, Джейсон Куллинан. На твою долю выпадает два дела – и ты сделаешь их для того, что мы делаем все.

– И эти дела?…

Брену хотелось сказать: «Вели своей сестре выйти за меня». Но он не сказал. Отчасти – из гордости. Кроме того, это ничего бы не изменило. Упрямство было фамильной чертой Куллинанов.

– Первое: ты будешь учиться как проклятый, чтобы исполнить назначенную тебе роль, какой бы она ни была. Не думаю, что ты знаешь, что это за роль; мне-то это наверняка неизвестно.

– Согласен, – сказал Джейсон Куллинан. Голос его, хоть и негромкий, обрел глубину и властность. – А второе?

– Второе: ты признаешь, что мы – тоже участники этой революции. – Брен Адахан говорил спокойно, слова каплями падали в тишину. – Каждый – по-своему, но все и каждый.

Во взгляде Джейсона было что-то от его отца, когда юноша медленно кивнул и обвел глазами собравшихся.

И куда больше отцовского было в его голосе, когда он, скрестив руки на груди, заявил:

– Твои условия приняты, Брен Адахан.

Мать взяла Джейсона за руку.

– Тогда ступай отдохни. Завтра надо будет многое сделать.

– Нет. – Он мягко отстранился. – Многое надо сделать сегодня. Сегодня. – Лицо его было бесстрастно, но глаза повлажнели. – Тэннети!

– Я здесь.

– Я слаб в мечевом бою. Потренируемся. Пока светло. – Слезы катились по строгому, неподвижному лицу. – Сегодня надо многое сделать, и день не кончен. Начнем.

– Хорошо. – Тэннети повела плечами и чуть усмехнулась. Иди сюда. – Она отошла шагов на двадцать и обнажила меч, копируя Джейсона.

Сталь ударялась о сталь и, казалось, в воздухе звенели слова:

«Сегодня надо многое сделать, и день не кончен».

Толпа редела – и скоро подле дракона остались лишь Брен Адахан, Томен Фурнаэль, Дория Перлштейн и две женщины семьи Куллинанов.

«Неужто это не могло подождать? – Эллегон опустил взгляд на Брена. – Ты не оставил ему времени на скорбь».

«Возможно. – Брен тряхнул головой. – Но я не уверен, что у него есть время. Он – Карлов наследник».

«Как и все мы. Пламя с каждым годом горит все ярче – разве не так?»

«Не понимаю».

«Прекрасно понимаешь».

Плотно прижав к телу огромные крылья, склонив треугольную голову, дракон повернулся к Андреа.

«Мне… мне ужасно жаль, Андреа. Я тоже любил его».

Спрятав лицо – и слезы – в волосах дочери, она слепо похлопала плотную чешую.

«Он умер, Эллегон».

Дория неуверенно потянулась к ней – и Андреа заключила обманчиво-юную женщину в объятия.

Дракон взглянул туда, где сталь звенела о сталь и солнце взблескивало на клинках Джейсона и Тэннети. Джейсон парировал верхнюю атаку, остановил свой клинок в паре дюймов от груди Тэннети, отступил и, салютнув, снова принял боевую стойку.

Величественная голова неторопливо поворачивалась, озирая Томена Фурнаэля, Эйю Куллинан и, наконец, Брена Адахана.

Эллегон распрямил шею, повел головой, устремив на всех немигающий взгляд огромных, с тарелку, глаз.

«Андреа, пламя горит с каждым годом все ярче. Ты сказала – Карл умер?» – Эллегон распахнул крылья, прижался к гладким камням – и прянул ввысь. Пламя с ревом ввинтилось в прозрачную синеву небес.

«Милая, милая моя Андреа – это исключительно частное мнение».

Даже взгляд, что пронзает миры, могут застилать слезы. Артур Симпсон Дейтон сидел за письменным столом и рыдал, уронив голову на руки.

Откуда-то издали пришел шепот:

– Странно… Ты обращаешься с одними, как с пешками, а других любишь. Это восхитительно, и, хоть мне и привычен мир, где законы изменчивы и текучи, мне никогда не понять законов, по которым живешь ты, Арта Мирддин.

– Я позволил себе полюбить его, Титания… Полюбить их всех.

Мягчеешь ты, человече. Слабеешь. Твоя любовь – отстраненна, размыта. И восхищаться тут нечем.

– Когда-нибудь она перестанет быть размытой и отстраненной.

Пустые угрозы. Пустые обеты. Ты знаешь, что необходимо сделать, но все еще не сделал этого. Трус. Старый, безумный, никчемный трус. Но и это – только еще одно оправдание промедления.

Артур Симпсон Дейтон плакал, пока в его горящих глазах не осталось слез.

– Ко времени, когда мы прибыли, они были мертвы – все. Прежде чем уплыть, мы успели наловить мелских сучек; они ждут вас. Сами они ничего не видели, но рассказали: Куллинан с кучкой своих бойцов положили больше сотни наших – и победили.

– Все мертвы? Все?

– Все как один. Берег был устлан разлагающимися трупами. Кое-кто погиб в перестрелке, кое-кто – от каких-то взрывов. Но остальные… там были задушенные, заколотые мечом, зарубленные топором. Я старался разобраться в этом, но напали мелцы – и не просто так, а с ружьями.

– Отнятыми у отряда Армина?

– Не знаю, был ли то наш порох или Куллинанов.

– Погибли Армин, отряд добрых гильдейцев, сотня наемников, у мелцев есть ружья, а ты говоришь – это не самое страшное?

– Не самое. Я знаю – известий о том, что Карл Куллинан вернулся в Холтунбим, нет; там считают, что он погиб.

– Ты хочешь сказать – это не так?

– Я говорю: никто больше не видел вот этого. Это было процарапано ногтями на груди одного из наших; его повесили за пятку и зарезали, как козла. Все было подстроено так, чтобы мы нашли его: мелцы не нападали, пока мы его не обнаружили – и не осмотрели.

Изображения в самом низу, похоже, подписи. Их три. Три: топор, нож и меч. Думаю, верхняя надпись – на этом их треклятом аглицком, но надпись посередине, как видите, сделана на эрендра.

Говорящий подал собеседнику кусок выжженной солнцем кожи. На нем бурой – засохшей – кровью были выведены какие-то непонятные им английские буквы.

Но ниже, тоже кровью, четкие и внятные, поскольку написаны они были на эрендра, темнели два слова:

«Воин жив».