Дороги и сны

Глава 5

– Шеллар, только что, за те пять минут, что я шел от парадного входа до кабинета, мне пожаловались на тебя шестеро разных людей по никак не связанным между собой причинам.

Советник не шевельнулся. Безмолвно возвышаясь посреди кабинета, он терпеливо ждал продолжения. Точнее, чего-нибудь конкретного, на что можно будет дать столь же конкретный ответ.

– Чего молчишь?

– Я весь внимание, господин наместник.

Пожалуй, не будь бедный демон так вымотан двухдневным путешествием в самое сердце Белой Пустыни, где, по непроверенным данным, находился один из необходимых Повелителю артефактов, разговор пошел бы совсем в другом тоне. Но сейчас у шефа не было сил орать, чем наглый подчиненный бессовестно воспользовался.

– А сам ты, значит, не догадываешься, где кому насолил, и не хочешь мне ничего объяснить?

– Как вам будет угодно. С чего прикажете начать?

– Например, брат Хольс категорически потребовал оградить его ведомство от твоего грубого вмешательства в текущие дела, иначе он не ручается за результаты. Кроме того, он высказал сомнения в твоей преданности ордену и вслух заподозрил тебя в сочувствии бунтовщикам.

– Клевета, – не мигнув глазом возразил Шеллар. – Как верный слуга ордена, я абсолютно беспощаден к его врагам. Но, прошу заметить, к настоящим врагам, в отличие от некоторых господ, коим в принципе безразлично, к кому проявлять упомянутую беспощадность.

– Ты хочешь сказать, что департамент Чистоты Веры плохо выполняет свою работу?

– Отвратительно, господин наместник.

– Значит, они врагов ордена ловят, ты их моим именем отпускаешь, а потом говоришь, что они плохо работают, а ты, получается, хорошо?

– Именно так, господин наместник. Вы сами-то в курсе, как наши доблестные борцы за чистоту веры свою, с позволения сказать, «борьбу» осуществляют? Вместо того чтобы старыми проверенными методами выявлять вражеских шпионов и пресекать их подрывную деятельность, они решили упростить себе работу. По инициативе того же брата Хольса департамент объявил долгом каждого горожанина доносить о распространителях ереси и прочих неблагонадежных гражданах и посулил за это вознаграждение в размере трети имущества выявленного врага ордена. Что является в корне порочной концепцией и приведет в результате не к искоренению ереси, а к обогащению некоторого количества мерзавцев, не стыдящихся оклеветать соседа ради вознаграждения.

– И ты вот так с уверенностью можешь заявить, что ни одного истинного врага среди них нет, сплошь жертвы клеветы?

– А вы полагаете, сотрудники департамента эти доносы проверяют?

– Конечно, по каждому делу проводится дознание!

– Такое «дознание» любой дурак может провести. Хотите, я в вашем присутствии лично проверю таким же методом самих «дознавателей» и наглядно вам докажу, что около восьмидесяти процентов борцов с ересью являются скрытыми врагами ордена, в чем они сами сознаются и раскаются?

– Ты что, пока меня не было, тихонько умом двинулся от избытка власти? По-твоему, братья должны всех подозреваемых уговаривать и верить им на слово? Согласно которому они все невинны как новорожденные?

– Нет, конечно. Силовыми методами я и сам никогда не пренебрегал. Но они эффективны только в комбинации с другими, и в первую очередь следует руководствоваться здравым смыслом. А не желанием поскорее отрапортовать вам, сколько врагов было выявлено и как беззаветно трудится департамент. Вы видели их последний… простите, предпоследний рапорт? Помните приведенные цифры? И как полагаете, насколько они реальны? Вы можете не соглашаться со мной в некоторых глобальных вопросах, но вы не можете отрицать, что эти цифры фактически являются приписками и фальсификацией отчетности. И будут таковыми являться и впредь. А вражеские шпионы будут безнаказанно разгуливать по улицам и смущать народ, если у них не окажется во владении имущества, тридцать процентов которого смогут соблазнить потенциального доносителя.

– А ты что бы сделал на их месте?

– Во-первых, установил бы денежное вознаграждение как фиксированную сумму. Преданные верующие должны содействовать ордену бескорыстно, но поскольку их не так много… пусть пока будет. Во-вторых, обязал бы прилагать к доносу хоть какие-нибудь доказательства и учредил бы адекватное наказание за ложные сведения. И в-третьих, господин наместник, я бы работал. Не рапортовал об успехах, коих на самом деле не существует, а разбирался с каждым делом, вникал в детали, докапывался до истины. И взяток бы не брал.

– А что, берут?

– По непроверенным данным, были случаи. Но конкретных фактов у меня нет, так что утверждать не буду. Кто еще вам на меня жаловался? Брат Джареф, насколько я догадываюсь? Судя по всему, он ни словом не упомянул в своей жалобе, что пытался за вашей спиной договориться со мной касательно совместного влияния на вас ради получения дополнительных привилегий? А, напротив, наплел каких-нибудь не вполне правдоподобных гадостей, будучи обижен на мой грубый отказ?

– А ты предпочел бы влиять на меня единолично? – сердито встопорщил крылья наместник.

– Помилуйте, разве я когда-либо просил для себя каких-либо привилегий?

– Хорошо, а этого… как его… все время забываю… мистралийца этого пестрого… зачем публично оскорбил и унизил?

– Я совершенно справедливо указал ему на его недоработки, и, если он счел себя униженным и оскорбленным, – это его проблема. Ваша рука в Мистралии почти луну не может навести порядок даже в столице, не говоря уж о провинциях, где полный хаос и безвластие. Однако почему-то полагает, что его должны за это хвалить.

– Но не в таких же выражениях!

– Поскольку вы изволили поручить мне замещать вас, я пытался по мере сил соответствовать вашему стилю руководства.

– А что, я…

– Разве вы сами никогда не замечали? Более того, я убежден, что, если бы подобная критика исходила от вас лично, да Коста не посмел бы на нее обижаться, а тем паче жаловаться.

– Ну да, жаловаться-то некому… – фыркнул наместник, представив себе, как обиженный мистралиец жалуется на него Повелителю. – А по какому праву ты распорядился наказать солдат через голову командира? Да еще привлечь к этому делу посторонних?

– Во-первых, поскольку я замещал вас, право такое мне было делегировано. Во-вторых, у меня сложилось впечатление, что командир вовсе не намерен их наказывать. В-третьих, имели место некоторые языковые проблемы. Поэтому для исполнения экзекуции я пригласил штатных палачей департамента Порядка. Все было абсолютно законно и, на мой взгляд, еще чересчур гуманно.

– Чересчур гуманно? Публично запороть до полусмерти воинов Повелителя?

– Исключительно из уважения к их статусу. Разбойное нападение, грабеж и групповое изнасилование – простому гражданину за такое полагалась бы виселица. Командир Хашеп чем-то недоволен? Я не понял ни слова из того, что он пытался мне сказать, но, судя по тону и по тому, что он вам пожаловался…

– Он задал мне совершенно справедливый вопрос – за что мы воевали?

– Странно. Я полагал – за веру, за Повелителя, за грядущие свершения, а он считает – за право безнаказанно грабить и насиловать? И он не постыдился сказать это вслух, да еще вам, зная о вашей приверженности высоким идеалам бескорыстного служения?

Наместник озадаченно захлопнул пасть.

– Вы уж потрудитесь разъяснить командирам, – как ни в чем не бывало продолжал Шеллар, – что раз уж вы объявили их божьим воинством, они должны хоть немного соответствовать названию. Я понимаю, в соседнем мире проблемы с кадрами, чтобы собрать армию, Повелителю пришлось привлечь в свое войско всех боеспособных мужчин. В том числе всякую шваль, отбросы общества, подонков и уголовников. Но если мы хотим, чтобы их считали небесным воинством, чтобы хоть кто-то в это верил, нам следует приложить некоторые усилия. Если человек выглядит как сволочь, говорит как сволочь и ведет себя как последняя сволочь, никто не поверит в его божественность. И как бы ни старались братья в своих проповедях, истинной веры при таких обстоятельствах нет и не будет. Или надо менять концепцию, или…