От звенящих весенних венчальных молитв
Ладан пахнет. грозой и слезой.
Отчего так? Не знаю. Душа мне болит.
Глядя в эти глаза, ощущаю — болит…
И давлюсь этих глаз бирюзой.
За стеной — отголоски житья и бытья.
Чьи-то… где-то. Не наши с тобой.
Не увидишь ты слез, не услышишь нытья
Ай, чужая невеста… «могла быть твоя!»
Бирюзовые тучи гурьбой…
У высоких небес не спрошу о судьбе.
Сам решил и — по углям. Босой.
Капля крови в прокушенной молча губе
Как рубин засверкает, под солнцем — тебе.
Захлебнулся твоей бирюзой…
Ирина посмотрела на Андрея, тот ободряюще кивнул ей, снимая пистолет с предохранителя, и девушка нажала на звонок.
Юля посмотрела в глазок, раздались щелчки открывающегося замка, и дверь бесшумно распахнулась.
— Руки подняла, быстро! — Андрей направил пистолет ей в лицо. — Пикнешь — пристрелю!
Он стремительно сделал шаг вперед, вталкивая Юлю в квартиру и перехватывая ее, зажимая рот и утыкая дуло пистолета в висок.
— Вздумаешь позвать навита — тоже пристрелю!
Остальные тоже ворвались в квартиру и закрыли за собой дверь.
Андрей медленно отпустил Юлю, готовый в любой момент или убить или оглушить её.
— Здравствуй. Узнала меня? — глядя Юле в глаза, спросила Марина.
Колдунья вздрогнула, но быстро взяла себя в руки и ответила спокойным голосом:
— Еще бы… — она встретилась взглядом с Анатолием и усмехнулась Ирине. — Надо же, приветила на свою голову…
Пока все молчали, ожидая слов Марины, Юля добавила:
— Конечно, я тебя узнала, и почему-то я не удивлена, знала, что ты рано или поздно, придешь.
— Зачем тебе мой сын?
— А он твой? — насмешливо спросила Юля.
— Мой!
— Чем докажешь? Тест ДНК я делать не дам, я его официально усыновила, после того как его подкинули в роддом. А твой ребенок родился мертвым. Это вся бригада может подтвердить, если вспомнят тебя, — с насмешкой сказала Юля.
— Ты особо не хорохорься, — предупредил Андрей. — Появится лишняя дырка в голове, и никто твоего согласия на тест ДНК не спросит…
— Андрей, не надо злиться, — попросила Марина и ответила Юле. — Я точно знаю, что он мой сын, ДНК для меня формальность.
— Твой? — со злостью спросила. — А ты вставала к нему ночами? Носила сутками на руках, когда он болел?
— Ты ставишь мне в вину, то, что не я его вырастила, после того, как ты его украла? — холодно спросила Марина. — И почему он ни на что не реагирует? Что ты с ним сделала?
Юля изменилась в лице:
— У Димы аутизм, — севшим голосом ответила она. — До трех лет он был обычным ребенком, любопытным непоседой, — с грустью начала рассказ, — я его отдала в садик, Дима любил детей, тянулся к ним. Ходил в сад с радостью, болел, как и все малыши. Как-то сильно простыл, пошло осложнение на уши, потом осложнение на осложнение. Он стал уходить в себя, вначале это были редкие случаи. А потом все чаще и дольше… — из глаз Юли капнули слезы. — Что я только не делала, к кому не водила. Вначале обещали вылечить, вернуть его к нормальной жизни. Но все было напрасно… А потом я решила попытаться вылечить его иначе.
— Темными обрядами, — ответила за неё Марина.
— Да. После них Дима снова становился самим собой, но я старела, правда… нашла как этого избежать.
— Ты забирала жизненную силу у других? — уточнил Анатолий.
— Забирала, — с вызовом ответила Юля. — Дима, это единственное, что у меня осталось от Артема. Артем не к тебе должен был прийти в ту ночь, а ко мне, — с болью и ненавистью крикнула Юля Марине. — Я его вызвала, отдала столько крови, что полгода потом восстанавливалась! Но он пошел к тебе, а меня изнасиловал Навий, приняв его облик.
Вокруг повисло молчанье, которое никто не решался нарушить.
— Я понесла от него, а после того, как чудом выжила при рождении монстра, я не могу иметь детей, — из глаз Юли снова покатились слезы. — Единственное, что я хотела, это ребенка от любимого человека. Это Дима, мой сын, сын Артема… Он все для меня!
— Все?! Ты хотела отдать его навиту! — со злостью перебила её Марина.
— Я не отдавала, — тихо сказала Юля и посмотрела на Анатолия. — Мне пообещали, что его вылечат. Сделают нормальным…
— Что кажешь? — Марина посмотрела на Андрея. — Ты видел обряд? Это было жертвоприношение или просто какое-то мощное колдовство? Она врет?
— Я видел только начало, и не похоже, что вылечить хотели, скорее принести в жертву… Да и сомневаюсь, что темной магией можно добиться того, о чем она говорит.
— Значит, он снова обманул меня, он обещал вылечить сына! — снова разрыдалась Юля. — Я так устала, все время одна. Я так хотела, чтобы Дима выздоровел…
— Что ты ему пообещала за лечение? — резко перебила её Марина.
— По договору — только Живую кровь…
— Этого мало, чью жизнь ты ему хотела отдать?
— Ничью, правда, я никого не убивала, я уже говорила.
Четверо гостей переглянулись между собой, Анатолий посмотрел на Марину, и она отрицательно покачала головой. Андрей схватил колдунью плотнее. Они не обговаривали, что делать, если договориться не получится, и воин понимал, что именно он будет принимать решение. Там, при обсуждении, он был готов убить Юлю не моргнув глазом. Она была безликим врагом, колдуньей, она покушалась на его убийство и на жизнь невинного ребенка. Сейчас же он держал в руках живую женщину, пусть злую, но несчастную. Решимости у него поубавилось.
— А я ей верю, — несмотря на взгляд Марины, произнес отец Анатолий. — Утопающий и за соломинку хватается. Я видел, как она привезла ребенка в храм, поклониться иконе… Ты бы решилась обратиться к тьме, чтобы спасти сына, охотница?
Марина сжала губы, как бы отказываясь отвечать, и продолжала буравить взглядом Юлю, замершую в руках Андрея. Для пленницы с пистолетом у виска она вела себя очень достойно. Они не вытянули из нее ни слова раскаяния в своих поступках. На ее руках смерть Артема и похищение ребенка, а в итоге она еще и самая несчастная в этой комнате!
— Я могу тебе помочь. Хочешь, своего ребенка родить? — обратился священник к Юле.
Она перестала всхлипывать и подняла глаза на священника, на мгновенье ему показалось, будто в глубине глаз женщины мелькнула насмешка, она опустила ресницы и с болью в голосе сказала:
— Когда я забеременела от навита, его выродок разворотил мне всю матку! У меня не может быть своих детей… Я лечилась у лучших докторов, тут без шансов.
— Я могу… — начал было Анатолий, но Марина недовольно поморщилась, чувствуя, как в душе закипает незнакомое чувство, и резко прервала его:
— Нет! Головой думать нужно было, когда с навитами связывалась, когда из-за тебя погиб Артём, когда я потеряла его ребенка… — голос Марины зазвенел и прервался на полуслове.
Отец Анатолий сделал шаг к ней, но она сумела справиться с чувствами, и жестом руки остановила священника, тот нахмурился, но снова не стал перечить.
— Это был твой выбор, и это твоя плата за него, — закончила Марина.
— Я уже стократно за него расплатилась, — вскинулась Юля. — Ты не знаешь всего, что было со мной, и что я пережила!
— И знать не хочу!
— Так, Андрей, Ира, забирайте Марину и погуляйте на улице, остыньте, — прервал начинающуюся ссору отец Анатолий, — а мы спокойно побеседуем, — он перевел взгляд на притихшую колдунью.
Андрей нахмурился:
— Шутишь? После того, как я тут пистолетом размахивал, уйти?
— Да. Так мы не договоримся, у вас между собой слишком много обид. Мы не продвигаемся к цели. Ни мы, ни она ничего не получим от ссоры, кроме несчастного ребенка.
Воин нехотя отпустил Юлю, предупредив:
— Не дергайся, отпускаю, — он глянул коридор и прошелся по квартире, проверяя на явные ловушки. Конечно, беглый осмотр не давал полной картины, было несколько фонящих мест, но ничего критичного. — Вроде чисто.
— Я тоже ничего не чувствую, — кивнул Анатолий.
Марина молча вышла из квартиры, утянув за собой Ирину.
Закрыв дверь, Анатолий повернулся к Юле и произнес:
— Мы одни, — после чего вытащил нательный крест и осенил себя и женщину крестным знамением. — Поговорим?
Колдунья, дрогнувшая в момент, когда ее перекрестили, кивнула:
— Да. Чаю?
— Конечно, — священник прошел на кухню.
Юля быстро выставила чашки, плеснула воды и заварки. Анатолий насыпал сахар.
— Исповедуете, отче? — вдруг резко спросила колдунья. Даже голос у нее изменился.
— Ты крещеная? — изумился Анатолий.
— Да. И уже в сознательном возрасте. Я надеялась, это сможет защитить меня от навитов.
— Таинство исповеди требует истинного раскаяния, — немного помолчав, Анатолий постарался поймать взгляд Юли. — Я могу выслушать тебя, но… исповедь — это не только перечисление грехов, но и их осознание.
Юля твердо встретила взгляд священника:
— Выслушайте меня, отче. А дальше решите, осознала ли я их и достойна ли прощения.