Утреннее солнце слепило глаза, за много дней привыкшие к тусклой полутьме подземелья, освещаемого лишь тюремным фонарем. Утро обещало быть ласковым, но только не для осужденных узников, которые вслепую брели к поджидающему их эшафоту, крепко закрывая глаза от режущего дневного света. К тому времени, как они пересекли тюремный двор, зрение понемногу восстановилось и их взорам открылись свисающие петли виселиц и огромная толпа народа.
Конан краем глаза посмотрел на эшафот. На фоне слепящего солнца отчетливо выделялась черная линия поперечного бруса, с которой подобно черной паутине, свешивались семь веревочных петель. В ноздри ударил острый сладковатый запах мертвечины. Он исходил от разлагающихся трупов семи преступников, повешенных на прошлой неделе, чьи тела были оставлены висеть на эшафоте вплоть до приведения в исполнение следующего приговора. К этому запаху примешивалось зловоние толпы, собравшейся поглазеть на интересное зрелище.
Конец алебарды ткнулся Конану в спину.
- Шагай, висельник - прикрикнул на него охранник.
Конан грязно выругался и двинулся вперед. Грязный, небритый, закованный в тяжелые цепи, охватывающие его лодыжки и запястья, киммериец тем не менее двигался легко и свободно. Благодаря его дикой жизненной силе, его раны зажили за тот месяц, что он вынужден был провести в тюрьме Кордавы. Та же жизненная сила помогла пройти ему через все муки заточения с несломленным духом и с несклоненной головой.
Подобно дикому зверю, попавшему в клетку, Конан зализывал свои раны, выжидая любой возможности вырваться на волю. Стараясь, чтобы его не услышали стражники, Конан целыми ночами тер звенья цепей друг о друга, бил их о камни, пытаясь освободиться от кандалов, в которые он был закован. Конечно, помимо цепей существовали еще решетки на окнах и стражники за дверью, но это был уже следующий этап. Конан искал малейшей возможности для побега, самого крохотного шанса, одного из тысячи, но он так и не появился. И теперь, когда вместе с другими осужденными его вели к эшафоту, Конан продолжал внимательно осматривать площадь, заполненную народом, а его мозг отчаянно пытался найти способ обмануть палачей.
Тюремная площадь, или, как ее здесь называли, Танцевальный Помост, была заполнена до отказа. Сегодня был базарный день. Каждую неделю жители близлежащих городков и деревень съезжались в столицу Зингары, где на бурлящей и гомонящей рыночной площади можно было приобрести глиняную посуду, разнообразные продукты, ремесленные изделия, а также рыбу и экзотические товары, завозимые сюда с побережья Западного океана. А что еще может украсить лучше праздничный день, чем бесплатный спектакль казнь на Танцевальном Помосте?
Неспокойное море тел. Любопытствующие взоры устремленные на семь жертв, с трудом пробирающихся к помосту. Семь человек, ничем, по существу, не отличающихся от сотен своих собратьев, собравшихся здесь, чтобы насладиться зрелищем их предсмертных мук. Семь человек будут сегодня танцевать для них. Толпа не была настроена враждебно, но и не проявляла симпатий к осужденным. Она была охвачена одним-единственным чувством ожиданием увлекательнейшего зрелища. Нет, это тысячеголовое чудовище не подымет свои многочисленные руки, чтобы вырвать осужденных из цепких объятий палачей, но зато завопит в тысячу глоток, если его лишат ожидаемого удовольствия.
То там, то здесь в толпе мелькали лоточники, наперебой расхваливая свой товар, шныряли, подобно шакалам, менее заметные воры-карманники и мошенники всех мастей. На решетках переносных жаровен шипели и дымились аппетитные куски мяса, рыбы, овощей. Этот запах напомнил Конану, что он не ел со вчерашнего дня.
- Можно и голодным повисеть, чего даром пищу переводить, - заявил утром надзиратель.
Это высказывание стоило одному из охранников сломанного зуба, когда Конана отковывали от стены. Только оглушив киммерийца алебардой, тюремщики смогли закончить свою работу.
- 3а это, - пообещал стражник, тыча окровавленным носком сапога в разбитое лицо Конана, - ты будешь повешен последним. У тебя будет возможность понаблюдать, как вздернут остальных крыс, а затем мы не спеша займемся тобой, и ты покажешь нам все па, на какие способен и каким обучился у своих приятелей-висельников.
Для киммерийца такой поворот событий был, в какой-то мере, на руку. У остальных заключенных оковы сняли, а руки стянули веревкой за спиной. Но опасаясь необузданной ярости молодого, сильного варвара, стражники не рискнули снять с него кандалы, и Конан отправился на виселицу в цепях.
Как истинный стоик Конан решил, что если ему будет суждено умереть, он умрет с достоинством. Он спокойно взойдет на эшафот, если, конечно, не возникнет возможности бежать. Единственное, что его мучило, это голодные спазмы в желудке. Конан мысленно приплюсовал это к остальным оскорблениям, которые ему пришлось пережить за последнее время, с тем чтобы впоследствии отомстить за все сразу. В ту минуту, когда большинство людей взывают к богам с просьбой о помиловании и милосердии, Конан испытывал только жгучую ненависть и жажду мщения.
Запах мертвечины усилился. Семь трупов, вынутых из петли и брошенных подле эшафота, молча лежали, уставясь в небо пустыми глазницами. Вороны уже успели попировать на их лицах, искалечив их черты до неузнаваемости. Они висели целую неделю, как наглядный пример преступникам, а теперь их тела валялись подле эшафота, как бы в последний раз прощаясь со всем живым. Служитель по очереди оттащил их трупы к наковальне, где с них сбили кандалы; ведь мертвецам не нужны оковы, есть много живых, которые ждут своей очереди.
В соответствии с королевским указом на площади началась оживленная распродажа различных частей тела повешенных, которые использовались как амулеты. Куча ребятишек с визгом толкалась у самого эшафота, стараясь занять наиболее выгодную позицию для обозрения.
- Прядь волос мертвеца - взывал торговец, потрясая над головой своим товаром. - Подходите, девушки. Стоит приколоть их возле самого сердца, и от парней отбою не будет!
С громким хохотом ребятишки разбежались и затеяли веселую игру в пятнашки между столбами виселиц.
- Кисть мертвеца! Есть желающие приобрести? - удар топора, и отрубленная кисть поднялась для всеобщего обозрения. Кисть повешенного! кричал торговец, потрясая ею в воздухе.
- Человеческий жир для факелов! Хотите отыскать клад? Вот амулет, который поможет вам. Кто заплатит серебро, чтобы найти золото?
- Семенные железы повешенного! - кричал другой, поднимая небольшую склянку. - Они принадлежали Вулозису, известному насильнику и убийце. Вся сила этого жеребца перейдет к вам. Дамы! Ваши мужья приобретут пыл молодого быка! Семенные железы повешенного! Кто желает?
Среди этого гама к эшафоту медленно двигалась вереница исполнителей главных ролей сегодняшнего спектакля. Толпа расступалась перед алебардами стражников, давая проход печальной процессии. Тысячи любопытных глаз жадно разглядывали семерых узников, одетых в лохмотья и закованных в железо.
Родители поднимали своих детей на плечи, чтобы те могли лучше видеть. Опоздавшие лихорадочно прокладывали себе дорогу, пуская в ход локти и колени. Многие зрители жевали хлеб или мясо, с опаской прижимая к себе кошельки и кошели со скудным содержимым: в толпе было полно воров. Когда осужденные добрались до эшафота, ребятишки радостно завопили и начали прыгать вокруг них. Торговцы временно прекратили торговлю и приготовились наблюдать спектакль, который, впрочем, видели уже не раз.
Взобраться на эшафот в ножных кандалах да еще со связанными руками задача непростая, поэтому стражники приготовили алебарды, чтобы "помочь" узникам. Человек, идущий впереди Конана, оступился и упал. Острием алебарды стражник начал поднимать упавшего. Конан, у которого руки были закованы спереди, протянул их, насколько позволяла цепь, и поднял упавшего на ноги. Не обращая внимания на ругательства стражника, они заняли свои места в шеренге под виселицами.
- Благодарю, - сказал сосед. Он был примерно одного с Конаном возраста: стройный юноша с аристократической внешностью и лихорадочным блеском в глазах.
- Не стоит благодарности.
- Умирать нужно достойно, - произнес юноша, как бы угадав мысли Конана. Он с отвращением кивнул головой в сторону первых в шеренге, один из которых от страха лишился сознания, и несколько стражников приводили его в чувство, другой же со слезами молил о пощаде гогочущую толпу.
- Пусть те, кто продолжит нашу борьбу, видят, что мы с радостью умираем за общее дело, - добавил он. Конан не понял, к кому были обращены эти слова, и слегка поразмыслив, решил, что юноша разговаривает сам с собой.
Теперь, когда они стояли на длинном помосте, лица толпы плескались у самых их ног. Конан смог поближе разглядеть сам эшафот. Массивные опоры поддерживали поперечный брус, достаточно толстый, чтобы легко выдержать всех семерых. На помосте не было никаких возвышений. Петли поднимались и опускались с помощью вращающегося барабана, на который наматывалась веревка. Благодаря этому тело осужденного поднималось медленно и плавно, веревка затягивалась на его шее постепенно, а не рывком, в результате чего он умирал не мгновенно от перелома шейных позвонков, а напротив, его агония была долгой и мучительной, позволяя зрителям насладиться его предсмертным танцем в полном объеме. Отсюда и брал свое название Танцевальный Помост.
Один из стражников поочередно подходил к каждому из осужденных и вешал ему на грудь табличку с надписью. Когда очередь дошла до Конана, стражник постарался расположиться так, чтобы быть подальше от закованных рук варвара.
Конан посмотрел на табличку, лежавшую на его широкой груди. Он попытался прочесть перевернутые буквы, но его знание зингаранского языка оказалось для этого недостаточным.
- Что там написано? - спросил он соседа.
Тот бросил на табличку иронический взгляд.
- Там написано: "Конан-мятежник". Поздравляю.
- А что написано у тебя?
- Моя гласит: "Сантиддио-бунтарь", что же касается наших спутников, то это преимущественно воры, убийцы и один книгопечатник.
- Книгопечатник?
- Да. Вон тот парень, в конце ряда, имел несчастье опубликовать мой небольшой политический памфлет, который так разгневал нашего обожаемого короля Риманендо.
- А... чтобы ваш уважаемый король поймал сифилис от своих родственников, - выругался Конан. - Королевский офицер вызвал меня на поединок, и я убил его в честном бою, а законы королевства объявляют это мятежом и убийством!
- О! - В лихорадочном блеске глаз Сантиддио читалось нескрываемое уважение. - Так значит, это ты тот самый варвар, который убил капитана Риннову, главного убийцу из лагеря Корста? Если б не веревки, я пожал бы тебе руку. Сегодня народ будет оплакивать смерть двух своих героев.
- Заткнитесь, вы, двое! - прикрикнул на них стражник, накидывая им на шею петли. - Поберегите свое дыхание!
По мнению Конана толпа отнюдь не выглядела печальной. Он медленно окинул взглядом море тел, раскинувшееся перед ним. Ругань и оскорбления сыпались со всех сторон - это опоздавшие протискивались поближе к эшафоту. Глядя на их зловещие лица и грязную одежду, Конан подумал, что многие из них могли бы запросто очутиться сейчас на его месте.
Радостные крики толпы прервали нить его размышлений. На эшафот поднялся королевский палач в черной маске и поклонился толпе, благодаря ее за столь теплый прием. С видом режиссера, проверяющего готовность сцены и актеров перед поднятием занавеса, он прошелся взад-вперед по эшафоту, одаривая всех скучной профессиональной улыбкой. Подобную улыбку Конан видел на лице другого палача, колесовавшего человека. Видно все служители закона одинаковы, решил он.
Резкий звук крутящегося барабана заставил юношу встрепенуться. Веревочная петля, наброшенная на шею, впилась в тело. По приказу палача его помощники делали последние приготовления: повернули семь барабанов, так что петли на шеях приговоренных натянулись и они были вынуждены стоять на носках.
Неожиданно Конан осознал, что надежды на спасение больше нет. До этого момента его разум отказывался верить в реальность его катастрофического положения. До последней секунды он верил, что удастся бежать или суд изменит свое решение. 3а свою недолгую жизнь Конану не раз доводилось смотреть смерти в глаза, но до сих пор он ускользал от нее. Он привык считать смерть своим противником, с которым можно бороться. Но когда петля захлестнула его шею, он почувствовал приступ отчаяния. Однако, внешне варвар никак не проявил своих чувств. Киммерийские воины привыкли умирать молча, без единого стона, даже под самыми жестокими пытками.
- Именем Его Королевского Величества Риманендо, - провозгласил глашатай, стараясь перекрыть шум толпы, - приказываю привести приговор королевского суда в исполнение.
Внезапно площадь затихла. Все: и толпа и осужденные затаили дыхание. В сгустившейся тишине послышался скрип барабанных шестеренок. Это палач повернул первый барабан. Медленно он протягивал веревку через горизонтальный брус. Совершенно без усилий, словно по волшебству, тело первого осужденного отделилось от помоста и повисло в воздухе. Шея несчастного невероятно вытянулась, голова завалилась набок, глаза вылезли из орбит. Он пытался ворочать вспухшим языком, все его тело извивалось под веселый перезвон кандалов: первый танец начался.
Послышался приглушенный шепот, который все нарастал и нарастал, как будто морские волны прокатились с шелестом по песку и с грохотом разбились о скалы. Это был единодушный вздох толпы, который сразу же превратился в восторженные крики.
Второй в шеренге попытался упасть на колени, взывая к милосердию, но шум толпы заглушил его всхлипывания, и под скрип барабана он также вознесся к небесам, которые так и не вняли его мольбам.
Отвернувшись от ужасного зрелища, напоминающего театр марионеток, Конан посмотрел на толпу. 3а его спиной двигался палач, похожий на огромного черного паука - он двигался между отдельными частями своего зловещего механизма: закрепив один барабан удерживающий тело в воздухе, он направлялся к следующему. Опять послышался скрежет шестеренок, и третий танцор задергался в воздухе.
Уже третий. И...
Но дьявол не ждал. Дьявол пришел на Танцевальный Помост.
По всей площади раздались вопли ужаса и боли, визгливо ржали напуганные лошади. Из нескольких узких улочек, выходивших на площадь, вырвались вихри пламени и ринулись в кричащую толпу.
Погруженный в мрачные мысли о неотвратимом приближении палача, ум Конана не сразу осознал, что происходит на площади. Два пылающих воза сена, влекомые обезумевшими лошадьми, вылетели из соседних улиц и врезались в ряды зрителей. От возов валил густой черный дым, и Конан механически отметил про себя, что прежде чем поджечь сено, его вероятно полили маслом. Телеги с пылающим сеном неслись по площади, как кометы возмездия.
Взгляд Конана зафиксировал огненный хаос на площади, но ум не мог понять причин его вызвавших. А пока обезумевшие люди метались, стараясь укрыться от огненного вихря, у самого эшафота завязалась жестокая схватка.
Палач, занятый четвертой жертвой, выпрямился, чтобы посмотреть, чем вызван шум на площади. Краем глаза Конан успел заметить, как один из зрителей, пробившихся к самому эшафоту, взмахнул рукой, в которой было зажато что-то блестящее. Тяжелый метательный нож угодил прямо в грудь палача, и на его черном одеянии расцвел ярко-красный цветок.
Отброшенный назад силой удара, палач, падая, схватился за веревку барабана и всем телом повис на ней. Барабан начал медленно поворачиваться, и еще один осужденный задергался над помостом. Даже мертвый, палач продолжал выполнять приказ своего короля Риманендо.
Сосед Конана первым оправился от изумления.
- Мордерми! Мордерми, чертов сын! - кричал он в восторге. - Я люблю тебя!
- Что происходит, Сантиддио?
- Это Мордерми! Это люди Мордерми! - вопил Сантиддио, стараясь освободиться от петли. - Его послала Сандокадзи.
Конан знал, что Мордерми являлся чем-то вроде короля преступного мира Кордавы и славился своей дерзостью и бесстрашием. Второе имя, которое выкликнул Сантиддио, он слышал впервые. Но главное, что он понял, что кто-то предпринял попытку освободить приговоренных к казни, а причины его в этот момент не интересовали.
Петля давила горло. Веревка была натянута так туго, что для того чтобы дышать, Конану приходилось вставать на кончики пальцев. Подобная предосторожность лишила возможности какого-нибудь отчаянного узника сбросить с шеи веревку и прыгнуть в толпу. Конан понял, что пока кто-нибудь не освободит его от петли, он будет вынужден беспомощно торчать под виселицей, когда вокруг кипит бой.
Руки Конана были закованы спереди, но длина цепи, которой были скреплены ручные и ножные кандалы, позволяла поднимать их только до пояса. Конан в отчаянии напряг свои мощные мышцы, силясь разорвать цепь, но при этом петля так впилась ему в горло, что он едва не потерял сознание.
Молодой варвар, судорожно сделал вдох, расслабил мышцы и посмотрел на борьбу, которая кипела на тюремной площади. Некоторое время он ничего не видел из-за сильного головокружения, затем его взор постепенно прояснился. Рядом с ним завывал и танцевал на цыпочках Сантиддио. Сейчас он походил на умалишенного. Той стойкости, с которой этот аристократический юнец готовился принять смерть, очевидно, не хватило, когда речь зашла об избавлении...
На площади перепуганная толпа металась в разные стороны, стараясь не попасть под колеса бешеной упряжки, сметающей на своем пути все живое. Боль и страх гнали лошадей только вперед, и они неслись не разбирая дороги, сквозь кричащую людскую массу. Толпы обезумевших от страха людей запрудили соседние улицы, полностью блокировав пути воинским подразделениям, пытавшимся пробиться к помосту на помощь тюремной страже.
Возле самого эшафота бандиты Мордерми с переменным успехом вели борьбу с остатками королевской стражи, стоявшей в оцеплении вблизи Танцевального Помоста. Поначалу удача была на стороне нападающих, и Конан уже было решил, что победа останется за ними. Мысль о том, что кто-то может решиться на такое безрассудство, казалась настолько маловероятной и абсурдной, что охрана назначалась весьма малочисленная, да и та была настроена весьма беспечно. И теперь, когда осажденные стражники оборонялись от внезапного нападения, дополнительные силы, спешившие к ним на подмогу, никак не могли пробиться сквозь безумную толпу.
У эшафота уцелевшие стражники пытались с помощью своих длинных алебард удержать на расстоянии бандитов, вооруженных только ножами и ручными мечами. Над их головами ветер лениво раскачивал три трупа, а четвертый все еле корчился в судорогах в дюйме над помостом. Палач с ножом, всаженным ему в грудь почти по рукоятку, невидящим взором продолжал рассматривать троих оставшихся в живых узников, которые с петлями на шее ждали решения своей судьбы. В результате первой атаки на эшафоте не осталось больше ни души.
Одному из атакующих удалось пробиться сквозь ряды защитников, и он устремился к беспомощным пленникам. Сантиддио восторженно завопил и тут же выругался: лезвие алебарды разрубило ногу смельчака, и искалеченный человек, дико вскрикнув, покатился по ступенькам эшафота в самую гущу схватки.
- Сантиддио! - крикнул Конан, приняв неожиданное решение. - Протяни ко мне руки.
Несмотря на владевшее им возбуждение, тот сразу разгадал замысел варвара. Повернувшись спиной к Конану, он протянул ему свои руки, стянутые веревкой. Превозмогая боль от впившейся в горло петли, киммериец с трудом сумел дотянуться до Сантиддио и начал распутывать крепко затянутые узлы.
Работа была нелегкой; туго натянутые веревки глубоко впились в тело, и в борьбе с ними Конан сразу же сломал несколько ногтей. Он задыхался, кровь неровными толчками пульсировала в висках.
Из этого, почти маниакального состояния его вывел громкий крик:
- Убейте узников! Убейте узников!
Приказ был рассчитан верно: с одной стороны, он исключал возможность побега осужденных, с другой, сводил на нет все усилия нападавших. Один из стражников, забрызганный с ног до головы кровью, выбрался из схватки и бросился исполнять приказание. Когда он был уже на краю Помоста, кто-то из нападавших схватил его за ногу и с ловкостью кошки вскарабкался на эшафот. Еще мгновение и они сцепились. Стражник от неожиданности выронил алебарду, и клубок человеческих тел покатился по неструганым доскам, терзая друг друга ножами.
Конан окровавленными пальцами продолжал распутывать тугие узлы и, наконец, ему удалось слегка ослабить веревки. С диким усилием он растянул главный узел и извлек его из живого мяса.
Сантиддио радостно завопил, потрясая над головою освободившимися руками. В следующий момент он уже боролся с петлей. Подтянувшись, он ослабил натяжение веревки и после непродолжительных усилий освободил голову и спрыгнул на Помост.
- Освободи меня! - крикнул ему Конан. В эту секунду боровшемуся на помосте охраннику удалось покончить со своим противником, и он, подобрав алебарду, двинулся в их сторону. Сантиддио легко мог спрыгнуть с эшафота и затеряться в толпе, Конан даже не стал бы его за это винить.
Но вместо этого юноша повернулся к Конану.
- Попробуй ослабить петлю! - крикнул он.
Конан приподнялся на носки сколько мог, а Сантиддио изо всех сил старался ослабить петлю с тем, чтобы она могла пройти под подбородком киммерийца.
Охранник прикончил третьего из оставшихся в живых приговоренных и повернулся к Сантиддио. Но в этот момент жертва из последних сил лягнула его ногой. Не ожидавший нападения охранник покачнулся и затем с ругательством вонзил острие алебарды в грудь беззащитного человека, прикончив его окончательно.
Все это длилось несколько мгновений, но их оказалось достаточно, чтобы Сантиддио сорвал петлю с шеи Конана, ободрав ему при этом лицо.
Затем он с яростным криком бросился на стражника, который тщетно пытался извлечь из груди осужденного смертоносное лезвие алебарды. Сантиддио в этот миг был похож на уличного кота, который бесстрашно кидается на огромного изнеженного домашнего пса. Стражник даже не стал вырывать алебарду из рук юноши. Он просто повалил его на землю и стал душить рукояткой своего оружия... Юноша отчаянно сопротивлялся, но силы были явно не равны.
Избавившись от петли, Конан тем не менее не мог считать себя свободным. Скованный по рукам и ногам, он не имел ни малейшего шанса пробиться через кольцо стражников. Когда Сантиддио упал, от толпы отделился еще один солдат и полез на Помост, чтобы помочь своему товарищу добить оставшихся узников.
Конан решил бросить против железа всю свою огромную силу. Он расставил широко ноги и развел руки с тем, чтобы наибольшее усилие приходилось на цепь, оттягивающую кисти и лодыжки. Массивные бугры его мышц вздулись, железные кольца врезались в тело, придавив мясо к костям. Ярко-алая кровь сочилась из пор, тут же растворяясь в обильном потоке пота. Шаги приближающегося стражника тонули в гуле ударов бешено бьющегося сердца.
Мускулы и железо, что-то одно должно было не выдержать этого нечеловеческого напряжения. Железо оказалось слабее.
Звено цепи, разрушенное постоянным трением, неожиданно лопнуло. Стражник был уже близко. Конан отступил в сторону и резко раскрутил над головой конец цепи, как если бы это была праща. Цепь хлестнула удивленного стражника по лицу, сломав ему нос и выбив оба глаза. С пронзительным воплем воин рухнул на эшафот.
Огромным прыжком Конан покрыл расстояние, отделявшее его от второго стражника. Увлеченный борьбой с Сантиддио, тот не заметил приближающейся опасности. В одно мгновение Конан накинул конец цепи на толстую шею негодяя. Уперев колено ему в спину, киммериец резко дернул. Шейные позвонки хрустнули, и тело охранника мягко завалилось набок.
Задыхающийся Сантиддио с трудом выбрался из-под алебарды. Конан поставил его на ноги, дав отдышаться. Окинув взглядом площадь, молодой киммериец заметил, что она уже почти опустела. Сквозь поредевшую толпу к эшафоту спешил отряд стражников, брошенный на подмогу. Натиск нападающих ослабевал. Оставшиеся в живых стражники отчаянно боролись за свои жизни.
С другой стороны площади галопом неслась группа всадников, направляясь к эшафоту. С ними было несколько свободных лошадей. Грозный топот копыт заставлял шарахаться в сторону немногих оставшихся зевак.
- Это Мордерми! - прохрипел Сантиддио, массируя себе горло. - Митра! И Сандокадзи с ними. Они привели с собой лошадей! Мы спасены!
- Если они окажутся здесь раньше, чем подоспеет подмога, - уточнил Конан. Нагнувшись, он поднял брошенную стражником алебарду, поудобнее приладился и изо всех сил ударил по ножным кандалам. С лязгом лезвие отскочило от железа. Примерившись, Конан повторил удар. На этот раз цепи лопнули. Его ноги были свободны.
Конан удовлетворенно хмыкнул. Положив алебарду на землю, он зажал ручку между ног и просунул пику в ослабевшее звено ручных кандалов. Затем используя ее как рычаг, он с силой начал выламывать кольцо. Некоторое время казалось, что пика не выдержит и согнется, но послышался хруст и цепь порвалась.
С хриплым смехом Конан потряс над головой алебардой.
- Эй вы, шакалы! Тащите сюда нового палача. Я повешу его на собственных кишках.
Его слова не вызвали энтузиазма у оставшихся в живых стражниках.
- Сантиддио! - Конан с удивлением обернулся. Голос, без сомнения, принадлежал женщине. Она скакала во главе маленького отряда, и ее черные волосы развевались, как флаг.
- Сандокадзи! Это ты! - восторженно вскричал Сантиддио, когда всадники остановились у эшафота.
- Быстрее! Отряд солдат уже на подходе. Как только площадь очиститься от людей, они откроют стрельбу из луков.
Это был голос предводителя отряда. Конан узнал в нем Мордерми. Он точно соответствовал описанию, которое юноша слышал раньше.
- Давай, Конан! - подтолкнул его Сантиддио. - У нас есть свободная лошадь.
Отряд стражников был почти что рядом. Конан не заставил упрашивать себя дважды. Он вскочил в седло, и маленький отряд пересек площадь и скрылся в извилистых улочках города.