Дорога к себе. Начало пути

Пролог

В сумерках наступающей ночи лужи, в которые превратился талый снег, отражали все еще тусклый свет луны и крыши потемневших домов, по большей части угрюмых, пустых, немного зловещих. В неподвижной застоявшейся воде лишь на миг показался облик человека, а затем от встречи с подошвой сапога ее поверхность возмущенно всколыхнулась, искажая отражения и превращая их в настоящих монстров с меняющими форму телами.

Продолжая свой бег, девушка хлюпнула и по следующей луже, не обращая внимания ни на мокрую обувь, ни на зимнюю прохладу. Ее беспокоило только одно: поскорее добраться к дому неподалеку, который от ее собственного отделяла черная широкая дорога и пологий холм. Поднимая руками подол длинного сарафана, она резво прыгнула на покосившийся порог, скрипнувший под каблуками, и стала громко стучать в дверь, чувствуя скачками нарастающий страх.

Ничуть не удивившись поздним гостям (такое иногда случалось), хозяйка этого скромного жилища быстро открыла. Перестав размахивать кулаками, девушка испуганно подняла взгляд на лицо Архе́лии, посмотрела в ее темные и лишающие воли глаза и сразу потупила взор, не выдержав зрительного контакта с той, к которой так стремилась.

– Что тебе нужно, соседское дитя? ― Голос женщины обладал не меньшей силой, а размеренный, спокойный тон лишь придавал ему власти.

– Ба… бабушка… ей плохо… Помогите. Вы ведь можете?!.. ― то ли от страха, то ли от холода или же бега девушка вконец сорвалась на шепот.

Архе́лия не спешила отвечать. Она пристально осмотрела гостью, внучку одной из немногих, кто еще остался в этой деревне и доживал здесь свои последние годы: совсем ребенок по ее меркам, в одном платье и сапогах, а ведь на улице январь, так мчалась сюда, что даже не оделась.

– С чего ты взяла, что я могу помочь? ― В вопросе женщины звучала насмешка, хотя она, конечно, и так знала ответ. ― Впрочем, неважно. Сейчас.

Оставив девушку мерзнуть на улице, Архе́лия скрылась в доме, быстро нашла то, что необходимо, и, накинув на плечи пуховой платок, вышла к гостье. Не говоря и слова, та бросилась обратно к своему дому, все так же топая по лужам и вырывая комья грязи каблуками. Первой открыв дверь, забежала внутрь. Архелия широкими шагами последовала за ней, благодаря высокому росту, поспевая, не срываясь на бег.

Как и прочие угрюмые дома в деревне, этот не отличался своим внешним видом, но в его недрах хотя бы горел свет, и было тепло. Не снимая обуви, званая гостья зашла в жилище и проследовала за девушкой к той, которой требовалась ее помощь: старуха лежала на кровати, отвернувшись к стене, и не шевелилась.

– Она… она… ― Девушка закрыла ладонями губы и со слезами на глазах посмотрела на Архелию, ожидая услышать от нее самое худшее.

– Она жива, ― быстро пресекла ее истерику та, подходя к кровати.

В подтверждение ее слов, старуха вдруг хрипло закашляла, затем, пытаясь отдышаться, шумно втянула воздух сквозь едва ли разжатые зубы и повернулась на спину. Только тогда заметила свою внучку и Архелию.

– Ты-ы… ― затянула она свою обычную «песню», почти что шипя от набирающей обороты злости. Даже недуг не смог ее утихомирить. ― Это все ты, ведьма, и твой проклятый замок!.. Он ожил после твоего появления в деревне… Убирайся из моего дома!.. Убирайся из нашей!..

Старуха снова сорвалась на кашель и с трудом легла на другой бок, давая Архелии увидеть темную кожу у нее на шее: когда-то это пятно было намного ниже, теперь – разрослось и душило хозяйку, выпивая из нее все соки, которых, благодаря возрасту и жизни здесь, и так оставалось немного.

– Ты б замолчала, а то издохнешь раньше, чем я тебе помогу.

Старуха, может, и хотела ответить ей не менее «дружелюбно», но лишь засипела, закатила глаза и, дыша короткими рваными вдохами, замерла.

– Вы ведь поможете, да? ― с надеждой прошептала внучка, тщетно вытирая бегущие по щекам слезы. ― Сотворите колдовство, вылечите… Или вам нужно что-нибудь?.. Только скажите!

– Что, к примеру? ― глядя на старуху, поинтересовалась Архелия, думая о том, что в последнее время зараженных становится все больше.

А ведь она предупреждала, просила всех бросить деревню. Кто-то действительно уехал, кто-то уже покинул этот мир, а были и те, что решились остаться, навлекая на себя беды.

– Я… я не знаю… Сердце?.. Кровь?.. ― девушка резко смолкла, встретившись с Архелией взглядом.

– Падки же вы на выдумки. ― Женщина даже улыбнулась этому факту, заодно вспоминая все те слухи, что бродили о ней и здесь, и за пределами деревни. ― Чтобы ты знала, я и половины не могу из того, что говорят люди.

Но проигнорировать проблему Архелия все же не могла. Плавно опустив руку к подолу своего как всегда темного платья: траур по второму мужу она обещала держать до самой своей смерти, – женщина вытащила из пришитого на юбке кармана маленький пузырек и осторожно его откупорила, отчего по комнате сразу же разлился приторный запах вареных трав.

– Это поможет, ― с такими словами она вплотную приблизилась к старухе и самостоятельно раскрыла ей рот: у той все равно не хватило сил сопротивляться.

Тягучую зеленую жидкость, заполнившую сразу всю полость, тут же заволокло мутной оболочкой, соединяющей губы между собой и не дающей старухе выплюнуть зелье. От этого становилось страшно не только зараженной, но и ее внучке: обе с широко раскрытыми глазами смотрели на Архелию, вернувшую пузырек в карман. После чего женщина снова наклонилась над старухой и торопливо зашептала:

– Заклинаю тебя силой «Ловца времени», пусть часы твои продолжат неспешный бег, а тело не станет этому противиться. Даю тебе еще столько, сколько хватит твоему духу энергии держаться за то хорошее, что есть в твоей судьбе. Большее не в моей власти. Да пребудет с тобой время, ― Архелия начертала надо лбом старухи символ, похожий на рыболовный крючок. ― Сила, ― женщина проделала то же самое над ее грудью. ― И равновесие, ― еще один знак она нарисовала над животом. ― Живи. ― Резко выпрямилась и сделала два шага назад.

На мгновение позже старуха изогнулась, забила руками по кровати и, свесившись к полу, выплюнула теперь уже черное зелье, большой кляксой растекшееся на крашеных половицах. Тогда же исчезло и пятно у нее на шее, впитавшись в тягучую жидкость, сейчас оказавшуюся на полу.

– Приберись тут и не прикасайся к этому руками, ― дала Архелия наставление девушке, а затем спешно покинула дом, не дожидаясь, когда ее поблагодарят или же прогонят.

Это был не первый человек с такими симптомами. В последнее время Архелия только так и занималась магией, не тратя сил на себя, а помогая жителям, пораженным чужой энергией.

Выйдя на улицу, женщина невольно вздрогнула от подхватившего платок и волосы холодного ветра и, отворачиваясь от его назойливых порывов, взглянула на темный большой дом на холме, возвышающийся над остальными постройками в Бала́шках.

Местные совсем не в шутку называли его замком, запрещали своим детям приближаться даже к невысокой, покореженной временем ограде, такой же мрачной и темной, как сам этот дом, двери в который невозможно было открыть. Он стоял на выжженном и приподнятом участке земли. Неподвижный, тихий, тревожный, неведомым образом вызывающий страстное желание убраться отсюда подальше.

Аномальные перемены погоды, пропажа людей или странные болезни, поражающие их, помехи связи… Жители считали, что причиной этому являлась не только Бала́шенская ведьма, но и сам таинственный замок на холме, многие века простоявший на этом месте, но оживший только пару десятков лет назад, с приходом самой Архелии. Это был дом, о котором никто и никому не мог поведать: словно по чьей-то злой прихоти, люди забывали о нем, как только покидали деревню. К тому же будущего у Балашек все равно не было: такой же древний, могучий и темный, как этот замок, лес, медленно подступал к деревне, окружая ее со всех сторон. Неудивительно, что здесь остались совсем немногие.

Одной из таковых жителей как раз и была Архе́лия, красивая женщина, несмотря на преклонный возраст, все еще выглядящая гораздо моложе своих лет, разве что с рождения серебряные нити на черных волосах могли показаться не ведающим поседевшими прядями. Ее не раз видели у ограды замка что-то нашептывающей, в такт словам плавно размахивающей руками, за это и прозвали ведьмой. Вдобавок ко всему ей удавалось излечивать зараженных людей, на которых медицина махнула рукой. Так что тех, кто распускал слухи просто из зависти, неприязни или от страха, нельзя было назвать лжецами. Она действительно являлась необычным человеком, не скрывала этого и гордилась своими способностями, хоть силы использовала только в крайних случаях.

А жила Архелия в небольшом доме по другую сторону самого замка, совсем не страшась такого соседства. Как и у большинства оставшихся, когда-то шумное ее жилище теперь стало пустым и тихим: дети и внуки давно перебрались в город. Но Архе́лия переезжать отказалась – она знала, что ее присутствие в Балашках жизненно необходимо, прежде всего, ей самой. Да и не пугало ее одиночество, привлекала спокойная, мирная жизнь, еще в молодости с нее хватило приключений. Только, даже здесь, вдали от своего родного мира, ее не оставляло тревожное чувство: вскоре должно было случиться что-то важное и, возможно, пугающее…

Медленно приблизившись к уродливой ржавой ограде, прутья которой торчали из земли, словно кривые клыки, Архелия снова проверила охранные знаки и заклинания, поставленные ею тринадцать лет назад. С очевидной неприязнью из-за слишком болезненных воспоминаний, связанных с этим замком, женщина вгляделась в темные двери, сейчас похожие на огромную пасть, жаждущую проглотить чью-нибудь жизнь. В довершение образа два больших окна выше напоминали пустые глазницы, идеально подходящие этому монстру.

Когда-то давно этот замок построил человек, ведавший, что здесь находился разлом. Чтобы увеличить его силу, даже дома выстроили необычным образом. Если бы кто-то провел невидимые линии от вершины этого строения к трем крайним в низинах, удивился бы пугающему равенству отрезков и образовавшейся перед ним геометрической фигуре. Трехгранная пирамида, с четко очерченными жилищами сторонами…

Спустя многие сотни лет первый муж Архелии, ища спасение на границе миров, соединил с замком собственный дом в Гвадаа́ре. Только разрывы материи никогда не проходили без последствий: чужеродная энергия из рядом стоящего мира нередко врывалась сюда, и сдерживать ее приходилось именно Архелии, считающей себя обязанной сохранять равновесие. Правда, была еще одна причина, по которой она выполняла эту работу: в доме находился человек, способный на великие деяния – как злые, так и добрые. Его нельзя было уничтожать, иначе бы пострадали дорогие ей люди, но и выпускать – слишком опасно. Иногда этот человек все же выходил из своей комнаты, надрывал все блоки и заклинания, и тогда с той стороны случались извержения энергий. Архелии подобное не грозило болезнью, а вот обычным людям, живущим здесь, – да.

– Снова бушуешь? ― тихо обратилась она к тому, кто находился внутри, и нехотя перевела взгляд на кустистые черные тучи над крышей, стягивающиеся в сверкающую молниями воронку. ― Успокойся. Тебе не суждено стать полноценной. Я этого не допущу.

В который раз за эти многие долгие годы, проведенные в местных Балашках, Архелия возвела руки к небу и стала тихонько петь. Мелодия и слова больше походили на колыбельную, нежели на заклинание. А женщина, раскачиваясь в такт своей песне, с улыбкой и нежностью мысленно убаюкивала опасного жителя замка. Ее длинные волнистые волосы в ритм движениям развевались за спиной, и черные тучи, словно повинуясь их магии ветра, медленно расползались в стороны. Уже спустя минуту воронка стала почти незаметной, а Архелия устало вздохнула.

– Поспи в этот раз подольше, ладно?.. ― прошептала она, с тоскою глядя на замок.

Обычно, то существо внутри проживало в спячке два или три месяца, затем, очнувшись, начинало искать то, что помогло бы ему стать цельным.

И все-таки женщина не осталась удовлетворенной своей работой: что-то было не так, слишком (слишком!) тревожно на душе.

Стараясь хоть немного успокоиться, Архелия с живостью устремилась к своему дому, на пороге обернулась к замку, проверяя, действительно ли все получилось, после чего наконец зашла внутрь. Раньше женщина любила тишину, теперь же она настораживала своей пустотой, а ее любимый маленький дом перестал быть уютным.

С тяжелым вздохом Архе́лия направилась в небольшой зал. Пытаясь нарушить устоявшийся звон тиши, включила свой старенький телевизор и, укутавшись в теплую шаль, заняла любимое потертое кресло. Так стало немного спокойнее, но всего лишь на несколько минут. Уже вскоре женщина уставилась куда-то сквозь экран, на котором мельтешили цветные картинки, размышляя о том, что творится вокруг, вспоминая свое прошлое, такое далекое, до краев наполненное и хорошим, и плохим. Она думала о своей жизни, на самом деле долгой и насыщенной; о детях, которые продолжали о ней заботиться; о внуках, особенно внучке Жене, которая каждые школьные каникулы приезжала навестить любимую бабушку; и о даре предвидения, коим давно уже не пользовалась, не желая попусту тратить свои силы.

Привычно доверяя интуиции, никогда ее прежде не подводившей, впервые за последние годы Архе́лия все-таки решилась заглянуть в далекое будущее. Ее снова интересовала судьба Жени, ведь в прошлый раз, когда она переносила свой разум на многие годы вперед, встретила препятствие – не смогла увидеть девочку взрослой. Подобное означало лишь одно – ребенок не дожил до этого времени. Много было принято мер, чтобы Женя прошла через тот переломный момент. Сейчас ей минуло шестнадцать, и все опасения остались позади. Но Архе́лию не покидало плохое предчувствие. Успокаивая саму себя, она и хотела снова узнать ее судьбу, взглянуть на нее взрослую, на ее мужа и детей.

Усевшись поудобнее, женщина плавно закрыла глаза, усмирила свое частое сердцебиение и замедлила дыхание, погружаясь все глубже на дно своего сознания, поглощенного непроницаемой тьмой. Поддаваясь шестому чувству, Архе́лия не стала выбирать конкретную дату или высказывать намерение увидеть Женю в роли матери или просто жены: высшие силы сами умели направлять именно туда, где произойдет что-то значительное.

Медленно, причиняя еле заметную боль голове, темный экран сознания начал светлеть, превращаясь в нечеткие картины будущего. А затем образы стали возникать один за другим, неожиданно и рвано, заставляя сердце снова стучать быстрее.

Десятки… нет, сотни или даже тысячи тел убитых жителей Гвадаара. Все они лежали на вздыбленной земле, смешанной с почерневшей кровью и останками погибших здесь существ. Раздавленные камнями, истыканные стрелами, разорванные враждебной магией… В этом видении не осталось ни одного живого создания…

Новое перемещение в пространстве и времени: оглушительные взрывы где-то вблизи на секунду вынудили провидицу остановиться, собрать помутневший образ в качественное изображение. Пусть сейчас все это и не было реальным для Архе́лии, оно все равно воздействовало не только на сознание, но и на все органы ее чувств.

Еще один скачок куда-то дальше все по такой же пугающей местности: где-то за Поющим лесом, теперь превратившимся в гигантский факел, всё еще кто-то сражался. Огня было так много, что провидица могла почувствовать его рвение и страсть, с которыми он жадно пожирал деревья, вдохнуть полной грудью обжигающий легкие жар. Зловонный горький дым тяжелыми тучами возносился к почерневшему небу и, как по реке, расплывался во все стороны. Всё вокруг было поражено страшной войной, даже крепость вдалеке, многие годы простоявшая за Поющим лесом…

Немыслимо жутко становилось от этих картин. Архе́лии не дано было знать, когда это все произойдет, из-за чего или по чьей вине. Бесполезно спрашивать подобное у времени, оно не располагает всеми ответами. Да и сейчас ее силы не хватило бы на большее.

Двигаясь вперед, переходя из одного временного промежутка в другой, Архелия искала ту, из-за которой ей показали эти картины, искренне надеясь не увидеть ее среди погибших, но понимая, что такое вполне возможно.

Ямы и рытвины, кровь и останки, все ближе к полуразрушенной крепости, туда, куда влекло подсознание. И здесь, почти у самых ее стен, взгляд невольно наткнулся на тело юной девушки. Слишком молодой, слишком бледной, слишком неживой, но такой спокойной, будто она уснула с открытыми глазами, взирая на бескрайнее, теперь уже темное, пугающее небо. Запятнанная кровью одежда, израненное тело… Уснула и не проснулась, даже не почувствовав боли… Словно для нее просто остановилось время…

Архе́лия увидела достаточно. Связь с будущим немедленно разорвалась.

Значит, все усилия были тщетными: мирная смерть в детстве из прошлого видения превратилась в жуткую и кровавую теперь. Принятое в тот раз решение – оградить ребенка от Гвадаара – являлось все-таки неверным. Да, он говорил об этом, Архе́лия же просто не поверила, но Фе́но оказался прав, и сейчас был только один способ исправить свою ошибку.

Долгие несколько минут провидица смотрела остекленевшим взглядом перед собой, соглашаясь с тем, что когда-то ей поведал сбежавший последователь Гирио́на: Евгению не оставят в покое, не дадут жить нормальной жизнью, не позволят жить вообще.

– Тогда, – прошептала Архе́лия, зная, что Фе́но ее слышит: он всегда крутился где-то поблизости, – я сама спасу ее, приведу к самому началу и дам ей силу. Она исполнит мою последнюю волю и спасет не только Гвадаа́р, но и себя. Просто помоги мне! И всё получится. Обязательно…

«И начнется все уже скоро: как только та, что спит в недрах замка, наконец очнется».

Вновь закрытые глаза, чуть медленнее дыхание. Теперь у нее не было другого выбора, только так можно изменить будущее, а за свои ошибки необходимо платить. И платить равноценно: жизнь за жизнь, и никак иначе, закон равновесия не жалует нарушителей.

С пересохших, немного потрескавшихся губ слетел первый звук, едва слышный, неразборчивый. Вторя ему, замигала одноглазая люстра, заискрилась от напряжения. Телевизор, срываясь на помехи, отразил в своем ярком свете бледный силуэт за спиной провидицы. Дух, пришедший на ее зов, был терпелив, не настаивал, не торопил. Всему свое время.

Все реже помехи, уже просто белый шум, звучанием равнодушия окруживший всю комнату, лампочка стихла, вспыхнув и зазвенев стеклом. Силуэт дождался, безразлично положил на плечо женщины ладонь, помогая ей не исчезнуть. Ему неважны были ее чувства и даже ее жизнь. Он просто выполнял ее просьбу.

Еще одно долгое, до боли бесконечное мгновение, и губы провидицы тронула безмятежная улыбка. Теплые подрагивающие руки избавились от мешавшего напряжения и спокойно легли на колени, будто все наладилось и не было того жуткого видения. Потяжелевшая голова слегка качнулась вперед, опустилась на грудь, зашелестев потускневшими волосами по плечам. А сердце – громко, надрывно, словно умоляя ее передумать, ударило с силой еще один раз, но, поддаваясь решению Архе́лии, успокоилось, тихо и замедленно произвело еще один бесполезный стук и остановилось совсем.

В ярком свете монитора, серебряном и плотном, как стена, теперь отразились два бледных силуэта, жалкие остатки энергии в прошлом живых созданий, все еще способных на свершения…