Дом забытых кошмаров

Глава 2 Дом, с которым…

Утро выдалось ясное. От реки веяло прохладой. Смиля потянулась, вспоминая стремительно ускользающий сон. Там было что-то про Ворона, про печальное привидение и про непонятную девочку, столько времени проторчавшую под окнами Дома. Смиле снилось, что она кружит по разбитым комнатам Дома почему-то одна. Наверное, остальные поблизости, потому что без них она бы и шагу по Дому не сделала. Но она идет и идет, заглядывает в комнату, перевешивается через перила, вслушивается в умирающие звуки. Никого. Она бежит по коридору, замирает перед поворотом, понимая, что ее сейчас там встретит нечто страшное. Навалится, не даст дышать, подавит, и Смиля уже никогда не выберется из своего сна.

Мысль о том, что это сон, на мгновение выдернула ее из кошмара – колотится сердце, сбивается дыхание, подушка влажная, одеяло жаркое и тяжелое. Она понимала, что вот-вот проснется, но сон захватил ее снова, опустив на новый уровень, где почти невозможно ходить, где призрак неминуемо настигал ее, хватал липкими руками.

Смиля задохнулась… и открыла глаза. Солнце, лето. Она откинулась на подушку. Всего лишь сон.

Какое неприятное пробуждении… как бьется сердце. Волнение вместе с непонятным сном уплывало из ее памяти, просачиваясь сквозь наволочку и подушку, застревало холодным сквозняком в волосах. Что ее так напугало? Что произошло? Что заставило сердце стучать?

Забылось. Значит, не так все это и важно!

Солнце выгнало холод из рук и груди, и уже хотелось улыбаться, а не вспоминать виденное, гадая о тайных знаках и приметах.

Дурацкий Дом, месяц не отпускавший ее от себя, снова манил. Улица Гоголя, почти центр, район богатых особняков, и вдруг – развалины, которые не спешат обзаводиться хозяевами. Где такое еще увидишь? Почему этот Дом никто не покупает, не строит на этом месте крутой особняк, какие возвышаются справа и слева? Почему никто не берется ремонтировать старые стены, вставлять в оконные проемы стекла, не штукатурит фасад? Не чистит прудик? Не подстригает кусты? Не обрезает ветки на деревьях?

То-то и оно! Без скелета в шкафу не обошлось. Видать, плюнула пролетающая мимо ведьма и заколдовала. Бродят туда-сюда легенды, шепчут в уши напуганных людей разное. А улица-то тихая, машина лишний раз не проедет. А все почему? Боятся… Знать – не знают, но стараются обходить стороной.

Слухи, сплетни, а то и легенды роятся над линялыми крышами старых домов. Был и военный оркестр с выбросившимся из окна горнистом, и полковник, покончивший с собой, и тридцатилетнее запустение. Вот и деревья ухитрились вырасти так, что Дом год от года становится все незаметней. И ладно бы в этом Доме жило какое-нибудь зло, как любят показывать во всех этих глупых фильмах. Нет ничего. Были они там и днем, и ночью. Ни проклятий, ни тайного убийства. А секреты – так они в каждом старом доме хранятся. Кёнигсберг местные жители оставляли в двадцать четыре часа. По контрибуции земли Восточной Пруссии отходили победившему во Второй мировой войне Советскому Союзу, всех немцев и зажиточных пруссаков отсюда выгнали за сутки. А потом долго гоняли по подвалам потерявшихся мальчишек, отлавливали, вышвыривали из страны. Все, что не успели взять с собой, закопали. Может, напоследок кто из местных, в спешке увязывая тюки, и проклял завоевателей. Сами виноваты, нечего было в войну вступать, фашистов поддерживать. Так что все их проклятия пустые. Живут люди в домах, ничего не происходит. Ну да, бродят где-то призраки оставленных духов, бормочут недовольно, скрипят старыми ступенями. Но что могут призраки? Ничего.

Смиля вздохнула, выбираясь из одеяла. Перевернула подушку. Пускай все кошмары остаются здесь. Посидят в одиночестве, посидят, заскучают и уйдут. А Смиле в следующий раз приснится что-нибудь радостное. Например, как Янус признается ей в любви. Ну, или хотя бы Скелет. На Скелета она тоже согласна. А на Ворона? Нет, Ворон может спать спокойно. Не нужен он никому.

Неприятное впечатление от сна улетучилось, Смиля побежала умываться, одеваться и ставить чайник. Обо всем этом надо было срочно рассказать Вере. И бежать к ней стоило прямо сейчас, пока она куда-нибудь не учесала. Говорить по телефону – всего и не расскажешь. К тому же Вера последнее время старательно забывала мобилу в разных неподходящих местах: в кармане куртки, а потом вешала эту куртку в шкаф, так что звонка слышно не было; под подушкой и еще закидывала эту подушку одеялом и покрывалами; в микроволновке. Это была отдельная история. С микроволновкой.

Для очищения совести Смиля все же позвонила, послушала веселенький рингтон, немного потанцевала, решила, что на этот раз несчастный Верин сотовый нашел приют на дне посудомоечной машины, и дала отбой. Придется искать страдальца по свежим следам.

Утро было чудесным, Смиля не заметила, как добежала до подруги. Подъездный домофон, как всегда, сломан.

Вперед и вверх!

Звонок.

Вера открыла, не спрашивая. Распахнула дверь и отступила назад. Ждала кого-то? Или заранее знала, что придет Смиля. Кто ее разгадает? Она последнее время какая-то странная. Хотя последнее время все вокруг странные. Явные признаки глобального потепления.

– Где он? – ворвалась в Верину квартиру Смиля. – Где этот монстр?

У Веры небесно-голубые глаза с длинными ресницами. Пшеничные волосы падают на плечи (до лопаток), челка прикрывает высокий лоб. Все, больше смотреть не на что. Достаточно глаз и длинной челки. Синеглазка. Этим все сказано.

– Пока монстр здесь только один.

Из голубых глаз льется настороженность.

– Куда ты дела этого несчастного?

Смиля покопалась в разворошенной Вериной постели, заглянула под коврик на полу, сунула нос на книжные полки и прямым ходом, как гончая, взявшая след зайца, направилась на кухню. В чем-то она, конечно, шла на запах. Обворожительные ароматы плыли по коридору, заставляя желудок нервно сжиматься. Завтрак! Тебя сегодня не было.

На сковородке что-то жарилось.

– Что это? – приподняла Смиля крышку. Было похоже на сырники, но в Верином исполнении это могло быть и бланманже с киселем. Звучит красиво, неизвестно, как может выглядеть.

– Ты это искала? – холодно осведомилась Вера.

– Сотовый искала. Но готова и позавтракать.

Рядом знакомо пискнуло – Верин мобильный сообщал о пропущенном звонке.

Направление – цветы на подоконнике. А вернее, кактус. Он победно распушился, растопырил иголки, напыжился, издавая не свойственные ему звуки.

Пиииик.

– Я тебе звонила! – Смиля выудила находку из-за колючек.

– Мне много кто звонил.

Вера возилась около столика, расставляла чашки, колдовала с заваркой. Сейчас она в чайничек добавит душицу, мяту, чабрец, три раза плюнет, произнесет волшебное слово, и чай получится просто загляденье. Это была хорошая идея, завалиться на чаек к Вере.

– И кто же тебе звонит?

Смиля заерзала на табуретке, роняя сидушку и теряя тапочку.

Вера наградила ее осколками неба. Презрительного, холодного неба. Январского. В январе бывают такие прозрачные солнечные дни.

– Вот именно! – торжественно произнесла Смиля. – Никто тебе давно не звонит, а ты все прячешься.

Вера смотрела на нее в упор, и под этим взглядом захотелось куда-нибудь деться, скрыться, забиться под половичок, а лучше свернуться калачиком под крышкой в сковородке и сидеть тихо-тихо, неслышно поедая вкусняшки.

– Чего, правда звонят? – перестала ерничать Смиля.

– А ты все таскаешься с этими ненормальными на улицу Гоголя? – парировала Вера.

– И никакие они не ненормальные, – изобразила обиду Смиля. – Сама была в Янчика влюблена.

– А ты в кого сейчас влюблена? В Матвейку?

– С чего вдруг? – заторопилась Смиля, хоть сердце ее и заколошматилось, в голове поднялось гулкое эхо, собственных мыслей не слышно.

А Вера все била и била, найдя невероятно болезненное место.

– Иначе зачем?

Ответа на вопрос «зачем?» не существовало в принципе. Смиля и родителям сколько раз пыталась объяснить, что не обязательно иметь цель, чтобы куда-то ходить. Что иногда тебе куда-то просто хочется прийти. Словно какое сверхсущество зовет, приказывает быть именно там, с этими людьми. Смилю тянуло в загадочный Дом на улице Гоголя. С Верой этого уже не было. Ей хотелось сидеть на своей кухне и вздрагивать от звонка мобильного.

– Зачем туда ходить? – Задавая подобные вопросы, Вера начинала бледнеть. – Большое удовольствие сидеть на грязных подоконниках и слушать страшные сказки на ночь?

– Мне нравится! – Смиля смотрела в пол. Носки вчерашние, забыла достать новые, а эти уже запылились. В Доме запылились.

– Все ты врешь! Ничего тебе там не нравится. Кроме разве что Эрика. Больше и нравиться никто не может.

– Я не виновата, что ты испугалась! – закричала Смиля. – Никто больше этого не увидел.

И замолчала, с тревогой глядя на подругу. Могла и не стараться. Вера изучала картинку за окном, нежно поглаживая кактус. На полном серьезе – проводила пальцами по колючкам. Хоть бы что! Хоть бы руку отдергивала. Нет, так и чесала, с нажимом на желтые иголочки. Смотреть на это было невыносимо.

– Ничего, скоро с Домом будет покончено! – специально грубо произнесла Смиля.

– Его наконец-то снесут? – буркнула Вера, оставляя кактус в покое.

– Хуже! – демонически произнесла она – так, по крайней мере, Смиле показалось.

Вера на эти слова не обернулась, продолжая демонстрировать спину. Спина у нее была надменная, ничего не желающая знать. Кудрявый затылок. Впрочем, затылок не был столь категоричен. Но все равно Смиле пришлось заговорить первой:

– У Дома появилась хозяйка.

– Ты, что ли?

Смиля чуть не навернулась с табуретки от хохота. Опасно накренившись, она подхватила сидушку и сунула себе под попу.

– Хуже!

Вера выгрузила на тарелку нечто со сковородки и пододвинула Смиле. В глазах по тонне презрения.

– Пойдем вместе, увидишь, – расставляла силки и капканы Смиля.

Вера молчала. Помешивала ложечкой в чашке. Янтарный цвет чая заранее настраивал на вкусное времяпрепровождение. Смиля не выдержала. Сделала большой глоток и затараторила:

– Представляешь, заявилась такая наглая, белобрысая, с дурацкой высветленной челкой, говорит, Дом принадлежит ей.

– Эрик ее решил напугать, а она ни в какую, – закончила за подругу Вера, не отрывая глаз от дрожащей поверхности чая в своей чашке. Но при этом еле заметно поморщилась.

– Синеглазка! Ну чего ты? – заволновалась Смиля.

– Я с тобой никуда не пойду! – отрезала Вера, выходя из-за стола. – Хватит, находилась!

– Нет, ну, правда!

– Кривда! Эрик может сколько угодно строить из себя повелителя джунглей! Я никуда не пойду! Развлекайтесь своими привидениями без меня. Если вы считаете, что я все выдумала, – в путь! Я останусь со своими фантазиями, а вы со своими.

Голубое небо заволокло тучами. На землю обрушился настоящий водопад. Потоки слез затопили платье, стол, залили дрожащие руки. Спасайся, кто может, стройте плоты, тащите из речки Му-Му, рубите причалы для Мазая с зайцами, конец света близок.

Вера внимательно посмотрела на свою чашку. Курился белесый парок. Разговор был окончен.

Смиля сунула в карманы два куска пирога, с третьим куском в руке выскочила в коридор и уже оттуда заканючила, пытаясь для приличия утешить подругу:

– Все еще может измениться.

Не помогло.

– Хочешь, я к тебе Януса пришлю?

Ноль эмоции, тонна презрения.

– А хочешь, Скелет придет, сыграет тебе что-нибудь?

Плечо подозрительно дернулось.

– Синеглазка!

Это была ошибка. Вера метнула в ее сторону голубые стрелы. Выстрел был не хуже робин-гудовского, не просто в яблочко, но еще и предыдущую стрелу пополам вдоль древка разрубило.

– Я тебе не собака, чтобы меня по кличке звать! – вспылила Вера.

Приличия были соблюдены, подруга безутешно рыдала, и пока в нее не полетели более тяжелые предметы, чем слова, Чудовище решила ретироваться. Из вредности Смиля выложила обнаруженный в кактусе сотовый на подзеркальник в прихожей и выскользнула за дверь. Пускай Янус звонит и наводит порядок. У него это хорошо получается.

Выйдя на берег Преголя, Чудовище набрала Ворона. После трех сигналов Генрих сбросил звонок. Скелет поступил так же. Янусу можно было и не звонить. Если Ворон мчится к Дому, то вожак давно там. А если вожак там, то армия умирает, но не сдается. Они придумают, как выкурить этих внезапно свалившихся хозяев из Дома. Не в первый раз!

Смиля заторопилась. Бежала, не глядя на свинцовую воду Преголя, проскочила по двум гулким мостам, пересекла центральную площадь и помчалась по тенистой стороне улицы Фрунзе. Все дальше и дальше, через круговую Тельмана к Гоголя.

Около Дома стояло несколько машин – все больше крутые иномарки, особенно выделялся белоснежный «Нисан», и один экскаватор веселенькой желтенькой расцветки. Он был совершенно новый, только что из магазина, даже колеса особенно не испачкались. За веревочку его держал карапуз в тугих вельветовых шортах.

Видения настолько ошарашили, что Чудовище чуть надкусанный пирог не уронила.

Незнакомые люди бродили по заросшему травой палисаднику, тыкали палкой в прудик, обламывали ветки разросшихся кустов, рыли под левой лестницей. Судя по вялой траве рядом со свежевыкопанной землей, ковырялись пришельцы здесь давно.

Белобрысая сидела на ступеньках, возвышаясь над работающими. Впередсмотрящие на кораблях себя, наверное, так же вели – внизу все бегают, суетятся, паруса натягивают, тросы крепят, а эти стоят, семечки грызут, шелуху на головы собратьев бросают.

Девчонка ничего, конечно, не грызла, но если бы подвернулась косточка-другая, непременно метнула, например, в Чудовище. Взгляд, которым она наградила ее, был тяжелее сообщения о городовой контрольной по геометрии.

Чудовище с трудом прожевала последний кусок пирога и стала отступать к ближайшим кустам акации. Чуть не затоптала отвлекшегося Скелета. Скелет зашипел, изобразив из себя Змея Горыныча у реки Смородины под Калиновым мостом.

– Давно они здесь? – Чудовище сунулась в карманы за гостинцами, только сейчас заметив, что пироги оставили жирные следы на сарафане.

– Час возятся.

Скелет заглотил свой кусок в один прием и кровожадно посмотрел на оставшийся. Янус с сомнением изучал угощение.

– Это от Синеглазки, – покачала ладонью с пирогом Чудовище.

Они кинулись к пирогу одновременно, но Янус успел не только выпечку подхватить, но и по рукам Скелету дать. Скелет заскулил, отворачиваясь.

– Я, между прочим, первым их здесь засек и к Янусу побежал, – неприятным голосом выводил он. – Вы бы сюда только к вечеру пришли, а вместо Дома пустырь. Вон как они здесь все перекопали.

– Чего делим? – Ворон приближался вальяжной походкой очень довольного жизнью человека. Эдакий колобок после обморожения.

– Уже ничего, – облизал испачканные пальцы Янус. – Какие новости?

– Зовут их Томиловы, – с ходу стал докладывать Ворон. – Бабка носила фамилию Майер. И ей действительно принадлежал этот дом на улице Эрнст-Вихерт-штрассе. Из Пруссии они уехали в Германию, потом в Польшу. Ее сын женился на эстонке, и жену потянуло на историческую родину. Внук, вот этот самый Томилов, уже сносно говорил на русском и учился в Москве. Жена его бросила и с дочкой уехала куда-то. Потом неожиданно вернула девочку, а сама скрылась. Умирая, бабка сказала, что в ее родовом имении закопано несметное сокровище, под вторым львом слева. Вот они и примчались.

– Это сколько лет бабке? – быстро подсчитал Скелет. – Сто, что ли?

– Чего там в Германии не жить-то? Живи – не хочу! – философски изрек Ворон, который дальше Светлогорска никуда не выбирался.

Все с бо́льшим интересом посмотрели на копателей.

– Ее зовут Снежана, – докладывал последнюю информацию Ворон. – Отца Милослав. А младшего Никодим.

– Как? – прыснула Чудовище.

– Ка́ком! – Ворон обиделся, что его никто не спешит носить на руках за добытую информацию. – Русское народное имя, между прочим.

– Ага, особенно Снежана, – не унималась Чудовище. Белобрысая ей не нравилась все больше и больше.

– Снежана имя славянское, – проявил осведомленность Ворон. – Так же как и твое. Ну, скажем, западнославянское. А я, кстати, типичный ариец. – И грудь выпятил.

– Может, они все выкопают и уедут? – предположил Скелет, прерывая бестолковый спор. В кулаке он сжимал губную гармошку. Налицо явные признаки сильного волнения. Сейчас играть начнет.

– Не может, – мрачно покачал головой Янус.

– Эх, я как чувствовал! – раздосадовано стукнул кулаком по ладони Ворон. – Надо было сюда с металлоискателем приходить. Чего мы целый месяц ерундой занимались?

– Их можно прогнать, – негромко произнес Скелет, между словами негромко поигрывая на губной гармошке. Получался задумчивый, еле слышный звук. – Они не знают, что это за Дом. Если им рассказать, они сами уберутся. Причем очень быстро.

Около Дома загалдели, сухие шваркающие звуки лопаты о землю прервались, послышался звонкий звук, как будто железо встретилось с чем-то металлическим.

– А еще там может быть бомба, – все так же спокойно изрек Скелет. – Следы войны. Рванет так, что никакого Дома не останется.

Крики копателей стали подозрительно громкими. Ворон коротко взвизгнул и скрылся в кустах.

– Вы можете отсюда уходить!

Голос, казалось, раздался оттуда же, куда умчался Ворон.

– Ничего, мы останемся и посмотрим, как вы будете драпать, – с презрением, сквозь губу процедил Скелет.

Снежана выступила из-за акации. На ней был длинный белый, расшитый белыми же нитками сарафан с завязками на шее. Волосы собраны в высокий хвост, подхваченный широкой шелковой белой лентой. Косая белая челка прикрывала лоб и глаза.

– С чего это мы отсюда уйдем? – с торжеством спросила она.

– Не вы первые, не вы последние, – равнодушно пожал плечами Скелет.

– Снежана, – весомо добавила Чудовище.

– И кто же был до нас?

Скелет бросил короткий взгляд на стоящего в стороне Януса.

– Достаточно! – заторопилась Чудовище, которой самой хотелось осадить эту гордячку, наконец-то увидеть в ее глазах испуг. – Отсюда кто только не сбегал!

– Ну, кто, кто? – начала заводиться Белобрысая.

Чудовище набрала в грудь побольше воздуха. Она уже не первый раз рассказывала эту историю, но всегда до того входила в роль, что у нее начинала кружиться голова.

– После войны сюда поселили военный оркестр, но они очень быстро съехали, потому что по ночам кто-то постоянно трогал их инструменты, перекладывал их с места на место, прятал. По утрам им приходилось инструменты все время искать.

– Чушь!

– А еще они по ночам слышали музыку: на их инструментах кто-то играл. Соседям шум мешал спать по ночам.

– Этого не может быть, это выдумки!

– И вот однажды музыканты проснулись от грохота. До утра они боялись выйти из своих спален. Как только взошло солнце, они выбрались в коридор и увидели, что все барабаны пробиты, у скрипок и альтов порваны струны. А один трубач не выдержал и среди ночи выбросился из окна. Можешь посмотреть, в парке еще виден холм его могилы. Музыканты ушли и больше в Дом не возвращались.

– Сказки! – В глазах Белобрысой сидело презрение. Как вчера. Неужели его невозможно превратить в испуг?

– А потом в Доме поселили генерала, – голосом злой вещуньи продолжила Чудовище. – Он не прожил и месяц, повесился. Говорят, ему являлись все убитые им солдаты. И с тех пор кто ни переходил порог дома, в панике бежал прочь. Прямо как ты вчера.

Белобрысая поджала губы. Она не верила. Она и не собиралась слушать этих ненормальных. Ей только хотелось посмотреть на их растерянные лица, на проигравших соперников.

Через кусты акации с треском проломился Ворон.

– Фигня там какая-то, – заторопился он с докладом. – Черепки. Говорят, сервиз был закопан. Но он раскололся еще в земле, от времени.

Белобрысая попятилась. Взгляд Януса стал насмешливым.

– Не советую приходить сюда в сумерках! – крикнул он. – Сумерки – время лжи. Дом вам припомнит эти черепки! Дракон, охраняющий клад, вселяется в того, кто клад потревожит. Считайте, что он среди вас.

Из подъездной аллеи вырулил Никодим со своим невероятно-желтым экскаватором. Он насуплено посмотрел на спрятавшихся в кустах взрослых и уплыл обратно к Дому. Оттуда слышался смех и легкий перезвон.

Белобрысая обиженно дула губы. Вроде бы пора уходить, но как сделать это с достоинством, чтобы уход не воспринимался как бегство?

– И еще! – Скелет сделал два быстрых шага к Снежане. Она вздрогнула и явно сдержалась, чтобы не отпрыгнуть в сторону. – Не забывайте кормить нашего домового. – Он сунул Белобрысой в онемевшую руку пакет с сушками. – Утром, днем и вечером. Оставляйте по кусочку около каждой двери. Он, когда голоден, сам не свой. Может начать буянить.

– Да, – по-стариковски поджал губы Ворон и так активно закивал, словно решил проверить шею на прочность. – Он такой… – Поискал слово. Глаза хитро блеснули. – Безобразник. Вы его не обижайте. По стенам постучит, в трубах повоет, камешки побросает. А еще любит кошек в пруду топить.

Кажется, Белобрысая очень любила кошек.

– Идиоты, – буркнула она, бросая пакет на землю. – Клиника! – Она помчалась прочь. Обернулась: – Вам всем лечиться надо!

Это был достойный уход. Янус довольно улыбнулся. А Ворон все продолжал мелко кивать. В лице масса невысказанного.

– Слушай, а ты чего про дракона загнул? – с волнением спросил он.

– К слову пришлось, – пожал плечами Янус. – Образ красивый. Наш Дом, а вокруг него обвился огромный дракон. И пламя из пасти.

– Они теперь отсюда никогда не уйдут, – расстроенно прошептала Чудовище.

– Нет, не уйдут, – качнул головой Скелет. В голосе ни грамма тоски-печали.

Янус понимающе посмотрел на него.

– Не уйдут, – согласился он.

Ворон открыл рот.

– Убегут, – завершил свою мысль Скелет. – Причем очень скоро.

– Правильно, – победно улыбнулся Янус, – всегда приятно, когда тебя понимают с полуслова. Пошли в библиотеку.

Подглядывающая за друзьями Белобрысая разочарованно засопела. Эта странная четверка уходила. Они что-то затеяли. И она не успела услышать – что. Пошли в какую-то библиотеку. Что за дикие люди? Кто в наше время таскается по пыльным складам книг? Кто в наше время вообще читает? Единственный, кто ей понравился, – черноволосый. Может, через него удастся что-нибудь узнать?

Библиотека имени Горького располагалась в старинном трехэтажном особняке на улице Лермонтова. Как многие дома в центре Калининграда, кирпич дома потемнел, а местами и выцвел. Вероятно, когда-то давно здесь, еще на улице Лёнсштрассе, жило очень много людей. Порой казалось, что внутри до сих пор витает эхо шагов бывших обитателей, и от этого библиотека выглядела слегка приосанившейся. Как будто наложили два времени, сейчас и тогда. Все эти тени, шорохи, неразличимые слова – оттуда, из того времени.

Безликий куб, пристроенный к библиотеке недавно, загораживал здание, заставляя забыть, что особняк собой представляет на самом деле. Не забывалось. Обитатели библиотеки с уважением относились к привидениям и отзвукам давно умерших шагов.

Даже говорливый Ворон перед входом замолк, а Чудовище сбавила шаг. Ей туда идти не хочется. Она отлично помнит свою предыдущую встречу – страх, одеревеневшие ноги, пыль, заменившую воздух.

Прихожая, холл, гардероб, стенды с информацией. Дверь в основное здание, убегающие направо-налево коридоры, лестница, карабкающаяся наверх.

– Издалека мне кричат: закрывайте двери, во́роги идут. А это всего лишь вы!

Елена Александровна недовольно глянула на Януса. Янус ответил ей одной из своих фирменных ухмылочек. Заведующая библиотеки не была строгой, но с Янусом пыталась держаться солидно. Когда успевала. Обычно ее хватало только на быстрое замечание, и она тут же скрывалась в своем царстве книг. Она всегда спешила. От книг, к книгам, от читателей к читателям. Готовила встречи, проводила встречи, ругалась после встречи. Невысокая, крепкая, с коротко стриженными светлыми волосами, светлыми лукавыми глазами. Ходила она быстро и, что самое удивительное, бесшумно – это у них, видимо, было семейное. Легко взрывалась неожиданно звонким смехом.

– Тетя Лен, а пустите нас в читальный зал.

Непривычно было слышать в голосе Януса просительные интонации. Он даже застыл в непривычной выжидательной позе.

– Эрик, опять?

Янус не отвел взгляда. Он просто ждал, когда ему разрешат. А в том, что разрешат, он не сомневался.

– Не забудьте поздороваться, – сдалась Елена Александровна. Чудовище только сейчас заметила, что к груди она прижимает две очень большие книги. Наверняка тяжеленные, но в руках заведующей они казались пушинками.

– Обязательно!

Янус первый бросился к лестнице. Своими длиннющими ногами он сразу перепрыгивал через три ступеньки, за ним несся вечно любопытный Ворон, чинно, но так же через три ступеньки вышагивал Скелет.

– Спасибо, – буркнула Чудовище, под внимательным взглядом Елены Александровны неизменно теряющаяся.

– И не засиживайтесь долго, – напомнила заведующая. – Мы работаем до шести.

– Спасибо, – повторила Чудовище, оборачиваясь. Как раз вовремя, чтобы поймать очень странный взгляд. Елена Александровна смотрела так, как будто все знала заранее – зачем пришли, что ищут, куда понесут найденные сведения. Так и подмывало спросить: чем все кончится? И услышать в ответ: плохо все кончится, поэтому дышать вам лучше через раз, по улице ходить, оглядываясь.

– Иди, иди, – движением бровей подогнала ее заведующая. – Поздороваться не забудь.

– Спасибо. – Чудовище побежала наверх. Шагов уже слышно не было, значит, все зашли. И получается, что два пролета ей идти одной.

Это было неприятно, словно чудовищу не на один этаж предстояло подняться, а в одиночестве против дивизии врагов выступить.

Ступеньки были скрипучие, крутые и неудобные. Пролет, еще. Прежде чем взяться за ручку двери, за которой уже скрылись все, набрала в легкие побольше воздуха, про себя несколько раз пробормотала скороговоркой: «Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте!» и незаметно добавила: «Извините!»

Читальный зал большой, с высокими потолками. По центру стол с новинками, пара столов в стороне для жаждущих скоротать время в библиотеке, пустая конторка библиотекаря, а за ней полки, полки, полки.

Чудовищу показалось, что у нее над плечом вздохнули. Крутанулась. Дверь медленно закрывалась, выплевывая в зал остатки свежего воздуха с лестницы.

Скелет уже сидел на подоконнике, глядя на широкую улицу Лермонтова, гладил тонкими длинными пальцами свою губную гармошку. Высунув язык от старания, Ворон листал здоровенную книжку с цветными иллюстрациями – очередной рассказ про старый Кёнигсберг.

Чудовище встала поближе к Янусу. Пускай заметит, что она пришла и наконец скажет уже что-то ободряющее. А то она, как Синеглазка, перепугается, и окажется в их компании на одного человека меньше.

Находиться рядом с Янусом безопасно. Он здесь вроде как свой. Елена Александровна ему родная тетка. А значит, на Януса распространялась ее защита от всего нехорошего, что могло затесаться в эти края. А бродили здесь многие – альпы, вилктати, бородатые стражи жилищ, барздуки. После ухода из этих земель хозяев пруссов бесприютные духи расползлись кто куда, забились в норы, заполнили собой все щели.

Истории о живущем в библиотеке привидении манили и пугали одновременно. Елена Александровна сама рассказывала о вечерних шагах на третьем этаже, о говорливой лестнице, о тяжелых вздохах из темных углов, о пропадающих, а потом объявляющихся в неожиданных местах книгах. О том, как спотыкаются люди на ровном месте, как летят на пол тома. Как появляются закладки в старых, давно не читанных фолиантах.

Третий этаж – читальный зал, это здесь. Янус специально ходит в библиотеку, говорит, что спрашивает совета у духов. Хотя на самом деле просто листает книги.

Книг много, и если нет других посетителей, то можно громко переговариваться, показывать друг другу находки. Даже Ворон, после «Букваря» в первом классе никаких других книжек в руках не державший, здесь становится серьезней, ревностно выбирает себе что потолще и забивается в угол, чтобы без свидетелей смотреть картинки. Один Скелет хранит гордое равнодушие. Утверждает, что все нужные книги давно прочел.

Сейчас из его кулака раздается приглушенный стон губной гармошки. Закрыть глаза – так и видишь тощую сгорбленную фигуру какого-нибудь древнепрусского демона, готовую рассыпаться от собственной дряхлости.

– Что мы здесь ищем? – тихо спросил Скелет.

– Именно, что мы! – важно выпятил грудь Ворон, намекая на то, что Скелет под обобщающее местоимение не попадает.

Под пальцами Ворона мелькает журнал по авиаконструированию. И он вовремя эти самые пальцы убирает, потому что Янус бухает перед ним на стол убедительную стопку книг.

– Мы, – вожак особенно подчеркнул местоимение, – ищем какие-нибудь упоминания улицы Гоголя, она же Эрнст-Вихерт-штрассе, а еще о местных духах и привидениях. Смерти, убийства, необъяснимые явления. Падения метеоритов, явление инопланетян – все сгодится. До вечера есть время. Тогда мы вернемся в Дом и устроим новый спектакль. Думаю, у ее папочки нервы покрепче, надо придумать что-то более основательное.

– Чего тут искать? – Между фразами Скелет выдавал новый плачущий звук. – Выключи свет, хлопни погромче дверью, к тебе все сами придут и расскажут. Будешь ли ты этому рад?

Янус поморщился.

– Я не верю в существование призраков и духов.

– А сам здороваешься, – обиженно заметила Чудовище.

Она не просто верила, она боялась. Вот сейчас резко повернется, а оно стоит, смотрит, дышит в затылок. И что делать? Кричать: «Караул!» и падать в обморок?

– От моих здоровканий только воздух сотрясается. Духи не появляются просто так. Им нужен повод. Даже если здесь кто-то есть, какое ему дело до посетителей? Будет он на них тратиться?

– Судя по всему, местным мы не очень-то нравимся, – пробормотал Ворон, снова уткнувшийся в свой журнал. – Может, они мизантропы и вообще не любят людей?

Чудовище молчала, но очень выразительно сопела. Когда они впервые пришли в Дом, там тоже не на кого было тратиться. И все же какой-то злобный альп или айтварас, а то, может, и бородатый барздук, сильно заинтересовался Синеглазкой. Они почти поднялись на третий этаж, когда Синеглазка закричала. Ее крик отражался от стен, заставлял спотыкаться на кривых ступеньках. Вверх-вниз. Они обследовали каждый кирпичик, заглянули в каждый угол, Янус вылезал через окно, чтобы убедиться, что никто, кроме него, этот трюк проделать не мог. Они даже сбегали к ней домой, но Синеглазка не возвращалась. Янус стучал по стенам Дома, обещая, что сломает его.

И вдруг она вернулась из небытия.

Все сидели на третьем этаже, смотрели в небо, Ворон рассуждал о том, что надо принести святую воду и побрызгать по углам.

Сначала раздались шаги. Кто-то спускался по ступенькам в подвал. Ворон кинулся к дверям, Янус высунулся в окно. Синеглазка появилась на левой лестнице, спокойно сошла на землю, сделала три шага до прудика. Кажется, у нее зазвонил сотовый. Когда они слетели вниз, никого не было. Только экран брошенного в траву телефона догорал умирающим светом.

Синеглазка нашлась дома, в одежде сидела в душе и отказывалась что-либо объяснять. На ее сотовый постоянно звонили, номер не определялся. Янус ответил. На том конце сопели, вздыхали и даже как будто негромко подвывали. И так раз за разом, словно телефон, с которого шел звонок, проглотил огромный зверь, и теперь маялся животом, кишками или чем там, нажимая на кнопки.

Больше Синеглазка никуда не ходила. И по мобильному не отвечала. Янус бродил мрачный. Несколько раз заглядывал к Вере в гости.

«Вера, Верочка, Верунчик, ну не расстраивайся, все прошло. Тебе показалось. Больше ничего тебя не испугает. Ну, не плачь, не надо… Верь, все пройдет».

Фи, какая пошлая игра слов!

И зачем-то опять: «Ну, Синеглазка!»

В ответ молчание или крики, чтобы ее не звали собачьей кличкой. А как без этого обходиться, если условия игры такие? Ворон придумал. Не звать никого по именам, только прозвища. Знание настоящих имен подчиняет человека демону, злым силам. А так – кличка, никакого подчинения. Они и думать друг про друга стали кличками, когда находились около Дома. Но как только возвращались в квартиры к родителям, становились сами собой. Или не становились?

Ох, необычно все это.

От Веры Эрик приходил мрачнее тучи. Ничего не рассказывал. Наверняка они были влюблены друг в друга. Кто ж их напрямую спрашивал об этом? Ворон мог, но не интересовался. Может, сам мечтал о взаимности? При такой конкуренции хитрому Эрику даже выгодно, что Вера сидит дома, пироги печет.

– Нам надо придумать, как из Дома выкурить пришельцев, – флегматично рассуждал Янус. – Все говорят, что там водится привидение. Знает улица, знает весь город. Но это Томиловых не остановило. Им либо плевать, либо они еще не владеют этой ценной информацией, не догадываются, насколько все это опасно. И в том и в другом случае их можно остановить.

– Если они уже оформили Дом на себя, что их может остановить? – спросила Чудовище. – Они приведут мастеров, и через месяц-другой Дом будет как новенький.

– Есть деньги на Дом, есть деньги и на ремонт, – зачем-то поддержал ее Скелет.

– Есть деньги на могильщиков и пышные похороны. – Янус довольно жмурился, представляя то, о чем говорил. – Повешенные были, выбросившиеся из окна. На очереди утопленники. Пора запасаться зонтиками и плавками.

– Пускай сами убедятся, что жить в этом месте нельзя, – заторопился сказать свое веское Ворон.

– Это надо делать вечером, – не согласился Скелет. – А до вечера они торчать не будут.