Сегодня обед накрыли в столовой, по причине визита друга бабушки Хендрики. Детям предстояло участвовать в этом событии, чему Сьюзан была удивлена и из-за чего озадачена — подумав о Такере. Нужно будет надевать воскресные костюмы и помнить о манерах. Ясно, что бабушка намеревалась встретить гостя всей «семьёй», как будто они на самом деле Кайделлы. Всю вторую половину дня она внушала им это.
— Доктор Фергюсон — один из ведущих специалистов по истории нашего штата. Особенно его интересуют некоторые необычные материалы, на которые содержатся намёки в письмах Вурманов, попавших в университет только в прошлом году. Семья Вурманов прекратила своё существование, старый капитан Генри оказался последним её членом, но у него хватило здравого смысла передать семейный архив в университет. Сейчас люди ничем не интересуются, и бесценные материалы попадают в утиль, — при этих словах она покраснела. — Никогда не прощу Эстер то, что она сожгла письма Хендрика и дневник Кимбла! Нет, я неправа. Она ведь никогда не понимала ценности этого дневника. А после смерти её брата Джеймса, когда они были ещё детьми, у неё выработалось странное отвращение ко всему связанному с этим домом. Это была настоящая одержимость. Потом Гровер...
А кто такой Гровер? — вопрос задал Такер, хотя Сьюзан показалось, что бабушка Хендрика разговаривает не с ними, а скорее просто думает вслух, называя имена.
— Гровер был сыном Эстер. Он жил здесь в 19... в 1932году, — бабушка Хендрика нахмурилась. — Он сильно простудился, и миссис Элси Кайделл пригласила его пожить здесь. А Эстер с мужем должна была уехать в Техас. Время было трудное, денег не хватало, Генри Кимбл потерял работу, а в Техасе ему предложили новую. Он получил эту работу. И они туда переехали. Но Гровер оказался не так здоров, как считали врачи. Он снова простудился и умер здесь... — закончила она неожидан¬но. — После этого Эстер окончательно возненавидела дом, и когда мы его вместе унаследовали, она даже взглянуть на него не захотела. Глупые суеверия — конечно! А теперь, — голос её стал резок, — готовьтесь к обеду.
Советую вам внимательно слушать. Мы будем обсуждать интересные вопросы относительно местных дел. Доктор Фергюсон согласился взять на себя подготовку к памятной службе по поводу двухсотой годовщины нападения.
Обедаем в шесть... И она совершила один из своих стремительных уходов в новое крыло дома. Майк только пожал плечами.
Но Сьюзан лишь отчасти думала о том, что услышала. Джеймс, который умер здесь. Не Джеймс ли это — бумажная кукла? А Эстер — девочка в семье. И что случилось с Оррином? Сьюзан вздрогнула. Нет, этого она знать не хочет. Но ведь куклы с именем Гровер там не было. Она обрадовалась хоть этому.
Такер ушёл в свою комнату, но Майк остановил Сьюзан.
— Нашла даты?
— Несколько. Одна — дата рождения. Остальные — не знаю, есть ли в них смысл.
Майк кивком указал на комнату Такера.
— Приглядывай за Таком. Пойду посмотрю, что можно узнать.
И ушёл, прежде чем она смогла возразить. Девочка заглянула к Такеру и увидела, что он сидит на полу, скрестив ноги, а на лице его сосредоточенное выражение, словно он смотрит телевизор. Дом без телевизора поражал Такера. У Сьюзан появилась неожиданная мысль, что если бы в этом доме был телевизор, он показывал бы такое, на что ей смотреть не захочется. Как в той истории, которую ей рассказала Карин: о маленькой девочке, к которой с экрана сошли чудовища.
— Это рассказ... — слова Такера вывели сестру из задумчивости. Он водил пальцем по стене на уровне глаз.
Хоть бы не об индейцах, понадеялась Сьюзан. Она наклонилась посмотреть. Здесь картинки, должно быть, были заслонены от прямых лучей солнца, и наклеены они тщательно и ровно, в одну линию. Маленький мальчик в коротких брюках и свободной рубашке пытался справиться с воздушным змеем. На первой картинке он нёс его под мышкой (змей был такой большой, что хвост его волочился по земле) на холм. Вторая картинка показывала, как он бежит с холма с нитью в руке, а змей кружится в небе. На третьей змей застрял в ветвях дерева, а вокруг возбуждённо и испуганно летают птицы. На четвёртой мальчик лез на дерево, чтобы освободить змея. Кроме того появилась собака, которая тянула свисающую верёвку змея. На последней картинке мальчик шёл с опущенной головой, держа в руках порванного змея, а собака бежала зa ним, таща в зубах конец верёвки.
— Он понёс его домой чинить, — сказал Такер. — Папа ему поможет. Хорошо бы получить такой... — он ткнул пальцем в змея. — Почему у нас его нет?
— Не знаю, — ответила Сьюзан. Её внимание перешло от печальных приключений змея к другому ряду картинок повыше. На них разворачивалась другая история — девочка и мальчик в разноцветной одежде, держась за руки, шли по лесу. У девочки в другой руке корзина, а у мальчика — ветка с сорванными листьями. Дальше они шагали по тропе меж деревьев.
Что-то в этих деревьях показалось ей очень странным. Присмотревшись, Сьюзан разглядела в деревьях лица, и совсем не приятные. Она замигала, но лица становились всё яснее. На третьей картинке дети вышли на поляну в лесу, на ней стоял какой-то чудной маленький домик. Сьюзен ещё внимательней принялась разглядывать его. Пряничный домик?
Эти дети — Гензель и Гретель? Сьюзан вспомнила кукольное представление, которое показывали в школе три года назад. Может быть. Но что же это за лица в деревьях? Она снова посмотрела на их. Что-то в них промелькнуло знакомое. Вначале они кажутся совершенно похожими, даже если находятся в разных местах и сплетены из разных ветвей и листьев. Сьюзан решительно покачала головой. Нет. Это неправда! Тут не может быть лица, которое, как ей показалось, она видела накануне ночью в зеркале. Это лицо не может повторяться снова и снова! Она становится как Таки — видит то, чего здесь нет и быть не может.
Но всё же потом, надевая новое плиссированное платье и стараясь расчесать волосы, как это делает мама, Сьюзан была очень довольна, что сегодня электричество не пропадало. Снаружи темнело. Зеркало было такое же, как и утром, когда она его осматривала. Она побыстрее закончила и пошла к Такеру. Но там Майк уже энергично причёсывал брата.
— И не вздумай раскрыть рот... — говорил он.
— Тогда я не смогу есть, а я голоден, — Такер улыбнулся и скорчил гримасу. — Чтобы поесть, мне придётся открывать рот.
— Но не разговаривай. Помни: мы хотим, чтобы равновесие чашек сохранилось. Нарушишь равновесие, и никаких Флетчеров!
— Хорошо, — буркнул Такер, но потом состроил новую гримасу: посмотрел, скосив глаза, на собственный нос и сунул пальцы в углы рта, чтобы растянуть его пошире.
— Ааачочиии! — больше похоже на чихание, чем на слово, но внимание Сьюзан и Майка он привлёк.
— Что это значит? — спросил Майк.
— О, это та большая, которая танцует с двумя барабанами, — Такер явно нёс какую-то бессмыслицу. — Сначала девушка в вишнях, как в одежде, потом Ачочи. Но она, когда захочет, может быть злой, очень злой.
Сьюзан лихорадочно подавала знаки Майку. Никаких вопросов! Им не нужен новый полёт воображения Такера, особенно если они хотят произвести хорошее впечатление на важного профессора Фергюсона. Брат смотрел на Такера со странным выражением, как будто для него этот вздор имел какой-то смысл.
Она очень хотела остаться с Майком наедине. И не только для того, чтобы спросить о результатах посещения библиотеки, узнать, помогли ли её даты и нужно ли искать дальше; она почувствовала, что старший брат что-то понял в этих словах об Ачочи и девушке с вишнями. Слишком много загадок, и Сьюзан чувствовала, что запуталась в них, как в большой липкой отвратительной паутине.
Но сейчас не время спрашивать. Оба старших Вилана хорошо знали, что Такер с чисто вымытыми руками и лицом, оставленный хоть ненадолго один, моментально перестаёт быть таким чистым. Сьюзан решительно занялась Такером, пока Майк заканчивал готовиться к обеду.
Когда они спускались, ей очень хотелось самой задать Такеру несколько вопросов, но она знала, как это опасно. И выбрала скучную для себя тему Флетчеров и их собаки; разговор мгновенно поглотил Такера, и Сьюзан терпеливо слушала, как он рассказывал, какая хорошая это собака, и что у него будет такая же — как только он покажет папе это собачье чудо и найдёт похожего щенка.
Дверь библиотеки была открыта. Сьюзан услышала голоса и, не раздумывая, втолкнула туда Такера.
Горели все лампы, а бабушка Хендрика в длинном платье, юбка которого едва не задевала пол, с волосами, закреплёнными большим широким гребнем с тёмно¬красными камнями, стояла возле той самой витрины с «поясами», где совсем недавно Майк читал свою лекцию. Крышка витрины была поднята, и мужчина проводил пальцами по экспонатам.
— ...несомненно, аутентичные, — говорила бабушка Хендрика.
— Конечно! Какое сокровище, мисс Кайделл! Подобного нет даже в Смитсоновском институте! И всё это часть истории вашей семьи. У вас есть записи, это замечательно. Трагедия в том, что часто бесценные вещи выбрасывают в мусор, когда умирают старые семьи. Я слышал о самом бессмысленном уничтожении, любой историк от этого начинает просто корчиться. Да и вы слышали, конечно.
Улыбка бабушки Хендрики исчезла. Она резко кивнула.
— Вы подумаете о том, чтобы включить ваш дом в маршрут? Осмотр дома здесь... — он поднял голову и осмотрел библиотеку. — Для многих в этом будет дополнительный интерес. На нашей стороне Харншоу — вы знаете его книгу о жизни Уолтера Батлера, и доктор Робертсон, который недавно прочёл лекцию о положении шести племён[1] во время революции. Сейчас, когда оживляется интерес к корням нации, аутентичный индейский материал особенно важен. Ведь и сами Кайдсллы несут часть индейской крови, верно?
— Предок из племени онейда по прямой линии, — без улыбки ответила бабушка Хендрика. Напротив, меж глазами её легла тень. Как будто он говорил о том, о чём она не хотела упоминать. Потом, решившись вывести всё наружу, она резко добавила: — Я думаю, вы должны также знать, что Кайделлов в этой долине долго считали ответственными за этот ужас. Относительно Хендрика это ошибка: он ни в чём не виновен. Но он сам и его потомки из-за этого случая сто лет не жили в доме.
— Но, моя дорогая мисс Кайделл, это же очень старая история. Никаких тори сейчас нет, а набеги на долину — лишь исторический вопрос. Современные беспристрастные историки и авторы биографий находят оправдания даже для так называемого дьявола, Уолтера Батлера. Ваша семья, разделившаяся во времена революции, ничем не отличается от множества других. Я могу привести вам целый список, даже не заглядывая в записи. К тому же разве это не правда, что сами Кайделлы пострадали от набега не меньше остальных жителей долины? Свидетель тому — памятник на кладбище. И во всяком случае с вашей ветвью семьи не связан никакой позор. Полковник Хендрик Кайделл не отвечает за дела своего брата, который, вне всякого сомнения, был безумен. Разве не пользовался полковник полным доверием Вашингтона, разве не предложен ему был пост в новом правительстве, когда генерал стал президентом?
— Есть кое-что ещё... — бабушка Хендрика отошла от витрины, опустив крышку и повернув маленький ключ в замке. — Я не поддерживаю суеверия, доктор, но с этим домом и с нашей семьёй связана неприятная история — после того набега. Вы, конечно, слышали о домах, населённых привидениями? Сейчас модно писать книги и пьесы с таким количеством ужасов, сколько может втиснуть в них автор. Наш дом с привидениями — я бы не хотела, чтобы об этом писали. Не хочу выглядывать в окно и видеть медленно проезжающие машины, пассажиры которых смотрят на окна нашего дома, надеясь увидеть какое-нибудь чудовищное лицо.
— Чудовищное лицо? — доктор Фергюсон вежливо удивился. — Но...
— Вы слышали о ложных лицах Длинного дома?
— Естественно. Тайное общество, которое к концу ирокезского периода выродилось, и только садисты использовали его для проведения кровавых церемоний. Хотя вначале оно было совершенно безвредно и связано, кажется, с обрядами плодородия и урожая. Избирали девушку — девушку-вишню, и она участвовала в обрядах. Но...
— Какое отношение имеют ложные лица к делам Кайделлов? — закончила за него вопрос бабушка Хендрика. — В старину вам сказали бы, что это тайное общество имеет к нам самое прямое отношение. Никто не знал его членов. Они всегда появлялись только в масках, за исключением девушки-вишни, которая даже не была членом общества. Их считали колдунами. Говорили, что после жертвоприношения, после того, как пролилась кровь, их барабанщики могут вызвать добро или зло. Как вы сами сказали, к концу периода это общество выродилось, стало преступным. И по семейной традиции, оно связано с состоянием Кайделлов. Но это другой вопрос, и я не хочу в него углубляться.
— Что же касается включения дома в туристский маршрут... — она помолчала. — Я должна прежде подумать...
— Даже если не согласитесь — а вы имеете на это полное право, мисс Кайделл, — я надеюсь, вы дадите разрешение нашему комитету навестить вас и провести исследование.
— Исследование? — теперь бабушка Хендрика удивилась. — Какое исследование?
Наступила очередь доктора Фергюсона поколебаться перед ответом. Он взъерошил на голове густую гриву седых волос, а потом почесал аккуратно подстриженную бороду.
— Этот дом уникален. Томпсон хотел бы изучить его архитектуру, если вы позволите. Его построили в дикой местности в те дни, когда обычным убежищем служили навесы и хижины. План дома ближе к европейскому, чем в городах и поместьях береговых колоний. Томпсон очень хотел бы получить ваше разрешение и написать на эту тему монографию. Возможно, вы также примете во внимание...
Сьюзан была слишком воспитана (или считала себя такой), чтобы привлечь внимание к себе или Такеру. Но тут в разговор между седым человеком, говорившим так быстро и возбуждённо, и бабушкой Хендрикой вмешался Такер. Сьюзан случайно выпустила его руку и прежде чем успела схватить снова, он направился к доктору Фергюсону, положил руку на стекло витрины с индейскими поясами и поднял голову.
— Это книги, — уверенно заявил он. — Майк говорит, что вот эта, — он указал пальцем, — означает, что они должны воевать. Но они выбрали не ту. И поэтому должны были уйти, когда всё кончилось. Но сюда они не приходили... — младший Вилан покачал головой. — Они сказали «нет», потому что люди здесь были их друзьями. Пришли другие... — он выглядел, как всегда, когда пытается убедить других в том, во что верит сам. — Голубоглазые... только на самом деле глаза у них не голубые... это только название, которое означает, что они плохие люди, одевшиеся как индейцы. И вот как раз они-то... — он смолк, переведя взгляд с удивлённого лица доктора Фергюсона на витрину, как будто искал, куда бы спрятаться.
— Пожалуйста... — Сьюзан вышла вперёд. — Он говорит о дневнике и изорванной книге. Майк рассказал ему о поясах, а у него иногда всё перемешивается. Но всё это описано в книге, в изорванной книге из коробки, о том, как Джекоб пришёл грабить собственный дом, и что индейцы не пошли с ним. Пришли другие, белые грабители, одетые как индейцы.
— Изорванная книга, коробка! — прервала бабушка Хендрика несвязное объяснение Сьюзан. — О чём ты говоришь, Сьюзан?
— О коробке, которую я купила на распродаже, с упаковочной бумагой... и... — она нерешительно добавила: — и с бумажными куклами. Вы помните, бабушка Хендрика. Кто-то изорвал старую книгу и засунул страницы в коробку, чтоб было плотнее упаковано. Майк разобрал страницы и нашёл историю набега...
— Мисс Кайделл! — голос доктора Фергюсона зазвучал теперь ещё громче и возбуждённей. — Неужели девочка говорит о книге Кимбла? Если так, то это бесценное открытие, бесценное...
— Они у Майка? — бабушка не ответила ему, она спрашивала Сьюзан.
— Да. Он сложил их вместе. Там было много страниц, от двух книг. Но он собрал только одну.
— Такер! — бабушка Хендрика повернулась к мальчику. — Попроси своего брата прийти и принести страницы книги.
— Книга Кимбла... даже если это только разорванные страницы... только бы всё... невероятно! Откуда они, молодая леди? Что это за коробка, о которой ты рассказала?
Прежде чем Сьюзан смогла ответить, это сделала за неё бабушка Хендрика.
— Моя двоюродная сестра Эстер Кайделл Кимбл умерла два месяца назад. Она жила в старом доме Коллинзов. Прямых наследников, кроме меня, у неё нет, а я, как ей было известно, хорошо обеспечена. И она завещала большую часть своего имущества церкви. Женщины разбирали чердак и складывали вещи оттуда в картонные коробки, чтобы продать потом — с неизвестным содержимым. Сьюзан купила одну...
— Бумаги... были ли у неё ещё бумаги?
У бабушки Хендрики вновь появилось командирское лицо.
— К сожалению, Эстер не считала ценным то, что относится к истории семьи. Она имела несчастье потерять здесь сына, когда он был ещё мальчиком и жил в этом доме. Под этой же самой крышей умер её старший брат, когда она была ещё девочкой. Она очень не любила этот дом, вообще всё, что имеет отношение к прошлому. Только в пожилом возрасте она вернулась в долину, но не любила, когда при ней говорили о прошлом.
Когда умерла моя тётка Элси Сейер Кайделл, Эстер отказалась вместе со мной унаследовать дом. Но некоторые вещи были отправлены к ней, потому что они особо упоминались в завещании. Я думаю, она просто засунула их на чердак. Если у неё и хранились какие-то семейные документы, она уничтожила их перед смертью. Я точно знаю, что с некоторыми бумагами она так поступила. После её смерти нашли лишь документы, связанные с её мужем и сыном...
— Но книга Кимбла... на чердаке...
— Мы ещё не знаем, она ли это, — предупредила бабушка Хендрика. — Но если так, я сильно удивлена, что Эстер сохранила это.
Сьюзан не была вполне уверена, но ей показалось, что при слове «это» голос бабушки Хендрики дрогнул. Но тут появился Майк с грудой пожелтевших страниц с измятыми или порванными краями.
— Сюда, сюда! — воскликнул доктор Фергюсон, как будто не видел Майка, а только то, что мальчик принёс. И уже протянул руку, чтобы выхватить листки. Потом чуть принуждённо рассмеялся.
— Мисс Кайделл, что вы обо мне подумаете? Боюсь, я слишком увлёкся. Я думаю, ты Майкл Вилан, тоже из семейства Кайделлов, но по боковой ветви. Если эти странички то самое, что я подозреваю, вы с сестрой сделали замечательное открытие, имеющее отношение ко всей проблеме. Мы слышали о книге Кимбла. Несколько лет назад в старом столе, перевезённом в Утику, нашли небольшую часть её. В очень плохом состоянии. Видите ли, по поводу публикации этой работы шёл настоящий юридический бой.
Каспер Кимбл, написавший эту книгу, очень не любил Кайделлов, хотя и был их отдалённым родственником. Он описал события более чем столетней давности. Но в некоторых семьях старая вражда умирает с трудом. Очевидно, по какой-то причине Каспер хотел, чтобы его родственники покорчились на огне общественного возмущения. И описал набег на долину в худшем возможном освещении, возродив старую ненависть и скандалы того времени.
Тадеус Кайделл скупил все доступные экземпляры книги и обратился в суд с жалобой на клевету. В суде он ничего не добился, но издатель был напуган и продал Тадеусу все приготовленные к продаже экземпляры. А планировалось продать их во время церемонии, связанной с сотой годовщиной происшествия. План Кимбла смутить Кайделлов потерпел неудачу, и постепенно об этом забыли. Но в старых дневниках и письмах встречаются намёки на то, что Кимбл сделал заявление, которое впоследствии сознательно замалчивалось семьёй и которое бросает на всю историю совершенно новый свет.
— А теперь... — гость снова протянул руку, собираясь взять страницы у Майка, потом покачал головой и посмотрел на бабушку Хендрику. — Окончательное решение за вами, мисс Кайделл. Ваш предок очень старался замять историю. Если здесь содержится полный текст книги Кимбла, его открыли ваши племянница и племянник. Так что сами Кайделлы должны решить, что делать с этой находкой, — но он так жадно смотрел на страницы в руках Майка, что Сьюзан почти ожидала какого-нибудь волшебного происшествия: ну, например, страницы вырвутся из рук Майка и полетят прямо к доктору Фергюсону.
Но вместо этого к листкам руку протянула бабушка Хемдрика, и Майк отдал страницы ей.
— И об этом я должна подумать, — медленно сказала она.