Ощущение опосредованности исчезло. Его место заняло противоположное чувство — чувство, что всё происходящее вокруг имеет прямое отношение к нему самому.
Родерик не выпускает из рук принадлежащие Ясмин Лимбург вещи и документы. Разглядывая её фотографии, ощущает, как возвращаются воспоминания. Теперь он знает, кого ищет. Видимо, сама судьба так распорядилась.
— Ещё один, — недовольно заметил Давид.
Родерик поднял взгляд к дороге.
Их машина приближается к контрольному пункту, возле которого стоят полицейские и, вроде бы, суорийские военные.
Давид сбросил скорость.
— Если не прикажут, не останавливайся, — распорядился Родерик.
Они уже встречали представителей суорийских властей, и если в первые два или три раза сильно нервничали, то потом успокоились и старались особо не обращать внимания. Объявленное новым правителем Боккории перемирие до сих пор кажется зыбким и хрупким, поэтому ни одна из сторон на рожон не лезет, не провоцирует оппонента.
Вначале суорийцы спрашивали, с какой целью боккорийские офицеры заехали так глубоко в тыл, но вскоре перестали. Вместо этого напоминали, что боккорийцам осталось всего пять дней, после которых они потеряют право на свободное перемещение по суорийской территории — так указано в подписанном при перемирии циркуляре.
В свою очередь, спецназовцы обещали уложиться в срок и никоим образом не нарушать достигнутых договорённостей.
Полицейский приветливо махнул рукой, на что Родерик продемонстрировал открытые ладони. По замыслу жест символизирует добрые намерения. Суориец понял его и кивнул в ответ.
— Как мило, — хмыкнул Давид.
— И не говори, — согласился Родерик. — Как будто и не воевали вовсе. Надо полагать, такая картина близка твоему сердцу?
— Ещё бы! Тишь и благодать. А ты разве не рад?
— Да как тебе сказать… — Родерик задумался.
Всё это крайне нелепо. Вчерашние враги открыто улыбаются друг другу. Солдаты, которые несколько дней назад буквально вгрызались в землю зубами, не пуская врага на свою территорию, ныне открывают двери, да ещё и машут вслед ручкой.
— Видимо, ты был бы счастлив, если бы погиб и возвращался домой в титановом гробу? — зло съязвил Давид.
Родерик хотел сказать о долге перед родиной, об офицерской чести, но передумал — слишком часто в последние дни спорили. Устал от бесконечных идейных разногласий и с лёгким раздражением в голосе ответил:
— Да рад я, рад! Только успокойся и хватит уже об этом!
Давид победоносно на него посмотрел и самодовольно усмехнулся.
— Злая, старая, никчёмная железяка! — в шутку подразнил Родерик.
Давид нисколько не обиделся и продолжал улыбаться.
Путешествие подходило к концу, и это радовало обоих.
Близость Ясмин — такой родной и горячо любимой, потерянной и почти вновь обретённой, единственного человека, который связывает Родерика с прошлым, — возвращает в детство. Если сестра всё ещё там — а Родерик в это искренне верит — то через час или около того они наконец встретятся.
Нужно столько всего сказать, столько вспомнить! Ведь они не виделись двадцать лет — всю сознательную жизнь!
При этой мысли Родерика охватило ощущение, что ему снова семь лет — как в тот момент, когда они расстались. Захотелось по-детски показать Давиду язык, но сдержался — не стоит раньше времени выказывать чувства.
— И как мы должны себя вести, когда с ней встретимся? — вслух подумал Давид.
— Что-что? — Родерик вернулся к реальности.
— Я к тому, что она всё-таки принцесса. Правомерность свержения Лимбургов до сих пор вызывает споры. Более того — никто не лишал их власти каким-либо официальным документом. Формально, Её Высочество — всё ещё наследница престола. Насколько помню, по правилам придворного этикета, мы должны будем преклонить головы, а по военному уставу, принятому при Августе II, сложить оружие к её ногам. Представляешь?
— Да уж! — теперь усмехнулся Родерик. — Ну и дела!
— Если честно, Лимбурги всегда вызывали во мне восхищение. Есть в них что-то непередаваемо отважное и вызывающее уважение. Несмотря на специфику школьной программы, по которой Лимбурги — сущие деспоты, преподаватель не смог отбить у меня этого ощущения. Шервуда я всегда считал родоначальником боккорийской нации, к коей причисляю и себя, что бы ты там ни говорил о моём происхождении. Скажу больше: встреча с Ясмин Лимбург будет для меня большой честью, так что с удовольствием склоню голову перед её светлым ликом.
Родерик не удержался и громко расхохотался в ответ.
— Что тут смешного? — удивился Давид.
— Ничего. Не отвлекайся, следи за дорогой. Кажется, здесь нужно повернуть.
Джип упёрся в берег реки, где дорога резко поворачивает влево и дальше следует вдоль берега. Давид повернул и набрал скорости.
— Осталось не больше двух километров, — сказал Родерик, глядя в навигатор.
Давид помолчал, а потом вдруг вдохновенно начал:
— Знаешь, я долго думал и решил… По возвращении на Эмилию, подам рапорт на увольнение.
— Вот те раз! С чего бы это?
— Что-то поменялось. Больше не испытываю потребности находиться в армии. На этот счёт у меня есть логичное объяснение: вероятно, новое руководство Боккории решило завязать с милитаризмом, не хотят дальше удерживать киборгов в армии. Вырубили программу, понимаешь?
— Да. Кажется, понимаю.
— А сам не хочу оставаться в рядах вооружённых сил. Не для меня это, не моё.
— И что же ты намерен делать?
— Пока не решил… — Давид задумался. — Может быть, вернусь в альма-матер и получу-таки музыкальное образование.
— Ты учился в консерватории?
— Не совсем. Хэтфилдовский институт искусств.
— Серьёзное заведение, — уважительно произнёс Родерик.
— Ну вот и приехали, — неожиданно закончил Давид и указал вперёд.
Небольшой, двухэтажный домик. Белый, с красной крышей. Примостился прямо на берегу широкой, полноводной и спокойной реки. Дом выглядит обжитым и ухоженным. За оградой — дорожка каменных плит, петляет среди невысоких, плодоносящих диковинными жёлтыми фруктами деревьев.
Вышли из машины, оглядели окрестности. Не заметив чего-либо подозрительного, прошли в приоткрытую калитку и проследовали к домику.
Сердце колотится в бешеном ритме. Ещё чуть-чуть — и он увидит Ясмин! От этой мысли идти по каменной дорожке невероятно приятно и легко, волнующее ощущение.
На стук в дверь никто не отозвался. Не в силах ждать, Родерик толкает дверь, та открывается.
— Есть кто-нибудь? — выкрикнул Давид, но ему не ответили.
Родерик сбегал на второй этаж, но там тоже никого.
— Как же так?! — в отчаянии воскликнул он.
Неужели опять опоздали? Ясмин уехала? Но куда? Где её теперь искать?
— Там кто-то идёт! — Давид указал в сторону реки.
С берега, по каменной дорожке, к дому идёт девушка. Ветер развевает белое платье и длинные светлые волосы.
Родерик кинулся на улицу. Заметив нежданных посетителей, девушка остановилась.
Родерик приблизился к ней и тоже замер.
Разглядывает её пристально, в упор. Хочется сделать ещё несколько шагов, но не может решиться.
Волнистые волосы. Яркие, невероятно зелёные глаза. И взгляд — ослепительный и чувственный…
— Ясмин!..
Её лицо побледнело, глаза расширились от удивления.
— Родерик?.. — прошептала она беззвучно, только губами.
— Сестрёнка, милая сестрёнка!
Родерик бросился к ней и заключил в крепкие объятия. Ясмин изо всех сил прижалась к брату.
— Я так тебя ждала! Я ждала тебя все эти годы! — сквозь рыдания говорила Ясмин. — Никогда не оставляй меня! Слышишь?! Никогда больше не оставляй меня!..
— Никогда больше! — пообещал Родерик. — Теперь я никогда не оставлю тебя, зеленоглазка!
Апрель — июль 2012