Доля сияния

***

Ныло недолеченное плечо – как всегда перед дождём. Каждый взмах меча давался с усилием, точно вместо воздуха Йосселя окружала вязкая жижа.

Двигаться, уворачиваться, танцевать, уводя зелёную мразь в сторону, угадывать движения, не глядя ей в глаза, чтобы, уловив единственный миг, ударить.

Сбоку раздался короткий всхлип, и Йосселя кольнуло в сердце: ещё один не успел. Удастся ли отходить? Лекари всё чаще разводят руками.

И полыхало зелёным у стен башни; там, где одна за другой лезли из небылья вырлы.

Йоссель хорошо помнил ледяной ужас, что накатил на него в первом настоящем бою. Страшные сказки врали: не было у вырл ни загнутых когтей, ни острых клыков, ни звериных морд. Студенистые чудовища, возникающие из неясных теней и прямо на глазах наливающиеся силой, они были слишком похожи на людей – узкоплечих, с зеленоватой кожей и тоскливыми глазами.

Безмолвных. С изящными длиннопалыми руками, несущими смерть.

Вырле стоило лишь дотянуться, дотронуться – и словно вся ненависть мира обрушивалась на жертву, сковывая волю, останавливая сердце. Люди седели на глазах и в несколько дней сгорали, неподвижные, напряжённые, с невидящими глазами. Кто знает, что за страшные видения проносились в эти часы перед их внутренним взором.

Кого-то – редко – удавалось выходить. Лекари отводили глаза, бормотали о точках прикосновения и жизненной силе, но ясно было: просто повезло.

Вот и ему в своё время – повезло.

Он не помнил, что чудилось ему в часы горячки. Только плечо теперь ноет перед дождём, и кожа на нём остаётся бледной до зеленоватости. Вырлин знак.

Да ещё волосы теперь белы, как у старика.

Железо легко разрубало зелёные тела, но вырлы не умирали, а лишь уходили в небыльё, растворялись в лёгкую дымку, исчезали из вида, чтобы позже вернуться вновь. Будто чья-то злая воля, некогда сотворившая чудовищ, снова и снова гнала их на приступ.

Десять лет назад никто и подумать не мог, что вырлы дойдут до самой цитадели магов.

Йоссель описал клинком стремительную дугу, и вырла без звука растворилась в воздухе. У подножия стен чудовищ почти не осталось, но Йоссель уловил зеленоватый отблеск в одном из верхних окон.

Узкая лестница – а когда-то казалась такой широкой. Тусклое небо за окнами, густые тени в углах площадок. Распахнуты тяжёлые двери в залу, а за ними сутулый маг тяжело опирается на стол, словно обезножевший.

Сразу три вырлы лезут сквозь щели, прямо на глазах наливаясь мясом; невидимый кокон еще держит их, но еще чуть – и промнется, потухнет.

Маг не заметил воевника, а тот застыл в дверях, словно пригвождённый к месту узнаванием.

Перед ним был мастер Аргелак. Воплощение йосселевой обиды.

И так легко было – просто не успеть.

Это ведь даже не месть – всего лишь медлительность. Усталость. Он ведь так устал. Просто секундное замешательство…

Радужная поверхность кокона притягивала взгляд.

От напряжения у мага судорогой свело пальцы, брызнули из-под ногтей тёмные капли. Йоссель был слишком далеко, но ему показалось, что кипящие брызги окропили ему щёку.

И словно вновь глянули на него прозрачные глаза – двумя осколками неба.

– Этого ты хотел?

Где ты, добрый гонец, уверявший, что справедливостей – много? Йоссель так и не спросил твоего имени.

Он бросился вперёд в тот самый миг, когда рухнула колдовская преграда, удерживающая чудовищ. Клинок пустился в свой молчаливый танец с тремя вырлами разом, а за спиной у Йосселя старый маг без сил распластался на столе.

Последнее существо растворилось в серой дымке, одним ударом разваленное от плеча до поясницы, когда срывающимся голосом Аргелак позвал его:

– Йоссель?

Он обернулся. Сейчас бы презрительную усмешку, снисходительную гримасу… но лицо болезненно кривилось от воспоминаний.

– Йоссель… столько лет.

– Десять, – выдохнул он.

– Десять… Ты был очень способным… учеником. Мы… я… так надеялся на тебя.

Кровь бросилась Йосселю в лицо. Надеялся ты, значит? Способным считал?

– Всё становится только хуже, – словно в бреду бормотал старик. – Столько лет… Казалось, мы вот-вот придумаем… мы сметём их одним усилием, а они уже здесь… и уходят такие сильные маги… лучшие. Вот и ты не выдержал…

Ах, значит, это он не выдержал?

– Всё одни и те же формулы… боятся пробовать. Ленятся… слишком многие, – и совсем немощно, по-стариковски мастер закончил, – Вернулся бы ты…

Йоссель услышал, как губы сами произносят:

– Теперь, значит, и я понадобился?

– Бережёшь обиду, – горько заметил Аргелак. – Сколько лет прошло, а всё бережёшь… да знаешь ли ты! – закричал он страшно и тонко, заставив Йосселя отшатнуться, – Знаешь, что такое вырлы? Знаешь, кто их сотворил? Знаешь? Помнишь Ханору-мастера? Мастер… – губы его скривились, как от боли. – Ханора – тоже всё торопился, всё сразу узнать хотел, всё попробовать – допробовался! Из северных болот к сиянью дотянулся – силён был маг, даром, что едва год проучился! И сам сгинул, и мы…

Мастер сухо, надсадно раскашлялся.

– И мы… и мы… – хрипел он, словно не осталось больше слов.

А Йоссель молчал. Всё оказалось так просто… и так страшно.

Просто когда-то маги струсили.

Легендарный Ханора-мастер, что ушёл в северные леса искать свой путь и сумел зачерпнуть сияния через многие вёрсты… вот он как зачерпнул, оказывается. Всем миром теперь не перечерпать.

И они спрятали сияние, укрыли его от жадных до знаний учеников, от старательных, но неумелых подмажонышей, лишь иногда, в виде особой милости допуская их к каменным ладоням с заключённой в них силой.

Доверяя лишь верным страху – неторопливым, осторожным. Тем, кто не станет придумывать нового.

Аргелак одышливо сипел. Глаза его ввалились, две скорбные складки опускались от худого носа, и тяжело ходил кадык на дряблой шее. Он же совсем старый, – внезапно понял Йоссель. – Сияние поддерживает силы, он, может быть, даже бессмертен, но изнутри он безнадёжно стар.

Просто дряхлый сторож, берегущий сокровище, которого боится сам.

И, словно лишь его недоставало для этой минуты, шагнул с лестницы… Лавен, раздавшийся в плечах; Лавен с клочкастой бородкой на бледном лице и выпирающим пузцом; Лавен, от которого теперь так и несло сиянием… с которым Йоссель так часто спорил в мыслях и так редко – наяву.

– Мастер… – и осёкся.

Йоссель на мгновение удивился, что не чувствует совсем ничего. Вся боль и ненависть, копившаяся столько лет и заставлявшая его доказывать собственную значимость, выгорела за эти минуты, оставив лишь странную прохладу под сердцем.

Стало легко и пусто.

Каменная саламандра всё так же выгибала зелёную спину; Йоссель провёл пальцами по блестящему хвосту, заглянул в незрячие глаза. Словно вновь отражался в них маленький подмажоныш Селька: наивный, радостный, обиженный на весь белый свет, надеящийся, ненавидящий…

И вот теперь – Йоссель-воин.

Как живой присел рядом сердитый Селька, глянул исподлобья.

– Что, брат, видишь, как оно… на самом деле.

– А я догадывался!

– Врёшь, брат. Ты просто обижался на весь белый свет. И очень хотел вернуться. А сейчас – ещё хочешь?

– Не знаю…

– Вот и я не знаю, – вздохнул взрослый Йоссель, отнимая ладонь от прохладного камня.

Он вернётся: к оплывающим свечам, к тонким штрихам сложных рун, к мучительному поиску правильной формулы, к радости узнавать.

Он станет магом. Может быть, даже мастером. Доверенным. Наверное, научится их страху – не тому, что в горячке боя бросает на подмогу изнемогающему товарищу. Страху, что кто-то сможет больше него.

И когда-нибудь скажет глупому подмажонышу: "Ты уже получил свою долю сияния"…

Потому что магов не должно быть слишком много.

Но если он так и не придумает главную формулу, так и просидит всю бесполезную жизнь в стылых башенных стенах, то стоит ли возвращаться? И ведь от воевников получена, пожалуй, большая доля сияния…

Нет! Он останется: с честным железом, с болью в натруженных мышцах, со звоном клинков и радостью победы. Он научится предугадывать, где пойдут в новое наступление вырлы, он станет лучшим из лучших, быть может, даже воеводой…

Но если он мог бы придумать средство избавиться от всех вырл разом, а вместо этого будет всю бестолковую жизнь загонять их в небыльё поодиночке, то, может быть, стоит вернуться. Если он способен всё изменить – сделать так, чтоб сиянье было для всех и вдоволь, то разве можно отказаться от попытки…

Десять лет назад Селька, наверное, разрывался бы от желания попробовать всё сразу. Сегодня Йоссель мучительно выбирал, где пользы от него окажется больше.

– Я не знаю… – повторил он.

Одинокий солнечный луч скользнул по саламандриной спине, перепрыгнул на клинок. Старый маг молча ждал ответа, а где-то далеко за окном звонкий рожок сообщал о маленькой победе в долгой войне.