Доктор Джонс против Третьего рейха

1. ЗАПОЗДАЛОЕ СВИДАНИЕ

Непал похож на…

Вспомните большой книжный шкаф. Внизу роскошные издания, глянцевые обложки, золотые тиснения, кисточки закладок. На средних полках приличные книги в кожаных переплетах. Ну, а наверху всякая пыльная позабытая-позаброшенная дребедень. Так и Непал. Начинается он с тропиков, многоцветья, пестроты индуистских храмов, хохолков и криков попугаев, задниц и визгов обезьянок, слонов и бананов. Дальше в гору кедр и дуб, овес, свиньи и овцы, буддистские ступы. А в конце — скалы, хилые цветочки, плоские крыши, залепленные ячьим навозом, жалкие козы, редкие пагоды. Все это переходит в лед и наконец в близкое-близкое небо, с которого смотрит вселенская душа.

Лилиан Кэмден забралась по гималайскому склону аж в Кхорлак, где даже летом густой туман становится промозглой водянистой взвесью, а то и изморозью. Тем не менее там росли березки, что было весьма трогательно. Может, они и привлекли Лилиан в это странное, попросту чудовищное место. Впрочем, по мнению доктора Джонса, она могла выкинуть и что-нибудь более экстравагантное, например, поселиться в дупле дерева или в гнезде грифа.

Прежде чем осторожно встать на пороге того сооружения, которое Лилиан именовала «Двором Рамзеса II», Индиане пришлось преодолеть немалую дистанцию.

Все, как обещал мистер Питерс.

От Чикаго поперек Америки до Сан-Франциско — на поезде, от Фриско до Гонолулу — на «дугласе», от Гонолулу до Манилы — на гидросамолете. А потом осточертевший Тихий океан все-таки оборвался, но впереди были еще Сайгон, Бангкок и Катманду. Там Индиане окончательно стало ясно, чем закончился роман Лилиан с британским офицером. Гималайской глухоманью. Единственное, что утешало — сам офицер Его Величества, завзятый картежник и пьяница, тоже оказался не на курорте (если сплетни майора Питерса насчет назначения Фергюссона в Родезию были верны).

От Катманду до Кхорлака — на грузовике, далее от так называемой гостиницы до «Двора Рамзеса» — на мохнатой лошадке. Этому животному не только не угрожало попасть на картину или в бронзу конного памятника, даже скакать на нем можно было лишь в клоунских целях. В лучшем случае его мучили блохи, в худшем — чесотка. Но оно терпеливо сносило ледяную крупу, срывающуюся с горных высот.

«Двор Рамзеса» снаружи представлял собой сарай. Индиана оставил шелудивую лошаденку породы пони и проводника из племени бхотия на внутреннем дворе среди таких же псевдоконей и таких же бхотия. Проводник мгновенно стал неразличим в обществе одинаковых тарелкообразных физиономий.

Внутри «Двор Рамзеса» был не лучше. От сарая его отличала только заметно оживленная публика, стойка с бутылками, кривоногие столы и большой очаг. Публика была чем-то занята, на археолога внимания не обратила, тем более, что к людям европейского вида в этих краях уже привыкли. Доктор Джонс уселся в дальнем углу и не отказался от традиционных местных угощений — лепешек, вымазанных салом, и чая с жиром. От него стало не по себе, но дело спасла ячменная водка и порция козлятины. Индиана принялся усердно бороться с недожаренным козлом — который, намотав изрядное число миль на крутых горных склонах, оказался весьма жилист, — и заодно пытался уяснить причину оживления в зале.

У стойки что-то происходило. Увы, не слишком чистые халаты публики преграждали путь любопытствующим взглядам доктора Джонса. Местный язык не был ему знаком, однако интонации давали понять, что возгласы носят характер подбадриваний, вполне уместных на каких-нибудь соревнованиях. Какое спортивное мероприятие может проводится у стойки? Причем, не только спортивное мероприятие, но и тотализатор. Господа в засаленных халатах делали свои ставки, мятые купюры лихо перекочевывали из одних немытых рук в другие.

Подкрепившись, археолог направился к задним рядам зрителей, ожидая увидеть потягушки вроде арм-реслинга. И увидел — все-таки американец повыше был, чем худосочные бхотия. Вначале кряжистого узкоглазого мужичка, похоже, из племени шерпов, тех самых, что привыкли таскать на себе в гору стофунтовые вьюки. Мужчина пил. Ряд перевернутых пустых рюмок гордо выстроился перед ним. Сейчас он заглотил очередную стопку ячменной водки, на мгновение глаза его сбежались в кучку, но вот он икнул, встрепенулся и снова был в форме.

Напротив него во главе своего ряда перевернутых стопок находилась… Лилиан Кэмден. Остались далеко позади город Чикаго и штат Иллинойс, родители-профессора, католическая частная школа, исторический факультет Чикагского университета. Там она была на хорошем счету. Да, Лилиан нравилась преподавателям, особенно пожилым, потому что всегда казалась чистенькой и благовоспитанной девочкой, впрочем, и в способностях ей никто не отказывал.

А сейчас, в этом вот вертепе, она берет четырнадцатую… нет пятнадцатую рюмку и вливает себе в рот. Э, многовато будет. Щека ее никнет, глаза прикрываются тяжелыми веками, чьи-то ставки биты, мелкие купюры переходят в более удачливые руки.

Эх вы, неудачники, нашли на кого ставить! На чикагскую барышню, которая до двадцати одного года поддавала лишь тайком, запершись со старшим приятелем, то есть с Индианой, в ванной комнате. А здесь народ грубый и простой, если не считать буддийских монахов и индуистских брахманов, которые, собственно, уже никакой не народ.

Но нет, Лилиан рано списывать со счетов. Она резко выдыхает, поднатуживается, открывает мутные глаза и победно хлопает перевернутой рюмкой о стол. Следующий ход за толстомясым шерпом. Или, может, он не шерп? Шерпы такими здоровенными не бывают. Скорее он похож на помесь русского и монгола. Ну, просто с карикатуры из европейской газеты про «угрозу с Востока».

Помесь со спокойной ухмылочкой — мол, не сомневайтесь в моих грубых силах, — подносит рюмку к толстым губам. Русомонгол засасывает жидкость, произносит непонятное слово «бля» и вдруг валится, как мешок, набок. Полный нокаут, вернее, абсолютный покой. И никаких попыток вернуться в реальность. В нирване хорошо. Похоже, упавшему обеспечен долгий полет по алкогольным небесам.

Лилиан встает, лишь слегка пошатываясь, в руки ее опускается законный выигрыш — комок, скатанный из грязных купюр, — и она резким голосом, почти клекотом, гонит публику вон:

— Пшли отсюда! Отвеселились на сегодня.

Значит, вот здесь Лилиан и является хозяйкой? Да, мистер Питерс, ваши благостные сведения о «европейском ресторане» не слишком точны. Это заведение так же похоже на ресторан, как лошадь Пржевальского на арабского скакуна.

Шерпы, бхотия и прочие представители горных полудиких племен стали послушно выметаться, вынося с собой павшего в алкогольном поединке русомонгола.

Индиана за это время закончил свой поединок с холодным трупом козла и наконец вплотную подошел к мисс Кэмден, возящейся у стойки. Очень сейчас хотелось, чтобы на месте Лилиан находилась какая-нибудь другая, совсем незнакомая женщина, но судьба, видно, решила пошутить за их счет.

— Здравствуй, Лилиан, — произнес доктор Джонс в ее спину.

Она моментально, не оборачиваясь, откликнулась своим нынешним голосом, резким и каркающим.

— Я знала, что ты однажды войдешь в эту дверь и усядешься на один из этих раздолбанных стульев. А потом подвалишь ко мне сзади, и я сперва увижу твою тень. Никогда не сомневалась, что так все и произойдет… Ну, и что же ты поделываешь в Непале, Индиана?

— Я приехал сюда, чтобы поговорить с тобой.

Она обернулась. Для того, чтобы врезать гостю в челюсть. Как можно было предполагать, удар у нее оказался крепким. Куда крепче, чем тот, которым она угостила доктора Джонса десять лет назад в Чикаго.

— По-моему, и десять лет назад я тебя не слишком обидел, — произнес мужчина в фетровой шляпе, разминая ушибленную часть лица.

— Я была ребенком, я была влюблена, — тоном закостеневшей обиды произнесла женщина в грубой одежде, смахивающей на гимнастерку.

«Она была влюблена, я тоже был влюблен, разве что не всегда в нее, — подумалось Джонсу. — Эгоизм у нее, действительно, младенческий».

— Надеюсь, Лилиан, ты уже не ребенок. А значит, должна понимать, что поводов для обиды не слишком много…

— Не много?! Да ты наплевал на мои чувства.

У археолога уголок рта пополз вверх, выражая пренебрежение к словам женщины.

— Ты испытывала глубокие чувства ко всем профессорам исторического факультета. Как я мог догадаться, что по отношению ко мне они самые настоящие?.. Давай-ка глубоко вздохнем, расслабимся и переключимся на деловой разговор.

— У меня не может быть общих дел с сомнительными личностями, — отшила хозяйка корчмы.

— Мистер Орлофф — исключение из строгих правил?

Лилиан чуть-чуть помедлила; видно было, что она напряглась.

— Значит, Орлофф тебя волнует…

После этой относительно спокойной реплики женщина взорвалась:

— Хватит ковыряться в моей жизни грязными пальцами!

Индиана даже отпрыгнул. Видимо, он запамятовал, какие резкие эмоции способен пробуждать у своей бывшей подружки. При встрече с бешеным слоном, пожалуй, пришлось бы меньше нервничать.

— Спокойно, не нужна мне твоя чистая жизнь. Меня интересует Орлофф. Что это за тип? Перекупщик какой-нибудь?

— Нет его тут. Возможно, его нет нигде. Для тебя, по крайней мере.

— Ну ладно, поартачься еще немного, девушка. Только учти, он кое в чем подозревается компетентными органами. Впрочем, лично меня волнует не столько он, сколько его «кулон».

Хозяйка нервно вскинулась, но доктор Джонс решил опередить ее.

— Смени пластинку. Ты знаешь, о чем я говорю. Я знаю, что ты знаешь. Одному парню из нашего посольства ты уже сболтнула про эту штуку, поделись теперь и со мной, все-таки старый друг имеет хоть на что-нибудь право.

— Джонс, не надо вытирать ноги о мои взаимоотношения с Мак-Грэгором! — Женщина неожиданно стала отстаивать свой «посольский роман».

— Благодаря тонким взаимоотношениям с офицером Его Величества вот куда ты залетела, на самую кручу.

Лилиан чуть помедлила, уткнув взгляд в красивую бутылку из синего стекла.

— Ну, дерьмо… — выдохнула она. — Тебе вообще понятно, что ты сделал со мной, с моей жизнью? — фразы вновь стали клекочущими выкриками хищной птицы.

— Я готов извиняться, но только один раз.

— Пока не слышала ни разу.

— Извини, Лилиан. — Индиана приблизил к носу одну из опустевших стопок и брезгливо втянул сомнительный аромат. — Надеюсь, что извинился и Фергюссон, который зазвал тебя в солнечный Непал и научил хлебать ячменный самогон, как будто это настоящее виски… Ну, так покажешь мне вещь, оставленную тебе мистером Орлоффом?

— Едва ли. Вылетело из головы, куда она могла задеваться.

— Лили, постарайся вспомнить. Три тысячи долларов освежат твою память?

Женщина заинтересованно обернулась:

— Три?!

Гость уверенно развил тему.

— Купишь на них рыбки с фосфором, это поможет тебе избавится от амнезии. Кроме того, три тысячи долларов — куда больше, чем те фунты стерлингов, что завещал британец. Его наследства тебе хватило лишь на то, чтобы превратиться в нетрезвого гималайского демона.

Индиана поймал ее руку и вложил в мозолистую ладошку пачку денег. Женщина как бы засопротивлялась, но взяла. Потом сказала с максимальной горечью:

— И ты думаешь, на эту подачку можно вернуться в Штаты и начать новую жизнь, достойную той Лилиан Кэмден, какую помнят в Чикаго?

— Это больше, чем доход американского профессора за год… — Он даже обиделся. — И вообще, ты сейчас не блещешь умом, дорогая, как и прежде. Не только я в курсе, кто хранит столь занятную вещицу. Многие серьезные дяди интересуются ей, они не станут цацкаться с тобой и заботиться о твоей израненной душе. Я тебя умасливаю, а они просто возьмут то, что им требуется.

— Не разговаривай со мной, как с девочкой, которую могут отшлепать! — с пьяным вызовом сказала женщина.

— Если я правильно тебя понял, ты все-таки повзрослела. Поэтому должна догадываться, что прячешь у себя — под подолом, наверное, — далеко не безобидную вещь. Не исключено, что именно из-за нее запропастился куда-то Орлофф. И я не уверен, что американская разведка дождется от него ответа или привета.

Напор Лилиан вдруг исчез, появилась складка меж бровей, свидетельствующая о работе мысли.

— Вот какой ты теперь археолог — под юбками копаешь, — произнесла женщина с неуклюжим кокетством. Потом, глядя в сторону, спросила как бы невзначай: — Он что, в самом деле из-за этого пропал?

— Дай мне сначала разобраться с тем, что есть «это», и что за зверь такой Александер Орлофф.

Индиана дотронулся холодным пальцем до возбужденной жилки на шее женщины. Она отшатнулась не сразу.

— Что ему известно обо мне, Лили? Что ты ему про меня наплела?

— Ничего. А ну, втяни ручонки, не то ударю.

— Ударишь, ударишь… Не может же он быть кузеном моей мамочки, который мастерил всякую дрянь и переселился в лучший мир задолго до того, как я стал бойскаутом? Где же ты подцепила «профессора» Орлоффа?

Лилиан снова напряглась. Пожалуй, Индиане не стоило такого говорить.

— Он большой ученый, в отличие от тебя, мистер Джонс. И этим все сказано.

— Ладно, вернемся к «кулону». Когда я смогу совершить акт купли-продажи?

— По крайней мере, не сегодня.

— Это почему, Лили?

— Тебя можно потреблять только в малых дозах. На сегодня хватит. И так уже мутит.

Мисс Кэмден всегда отличалась упорством, вспомнил доктор Джонс, и в условиях высокогорья это могло перейти в параноидальное упрямство.

— От этого тебя не мутит? — Мановением пальца он обозначил ряд пустых стопок. — Ладно, хватит дурить. Каждый миг на счету.

— Джонс, у меня времени навалом.

— Я же объяснял! — разъярился гость. — Будь уверена, есть еще желающие посетить твою мерзкую харчевню. Я не хотел тебя пугать больше, чем надо, но в Чикаго мной интересовались некие весьма темные личности.

— Ты, что ли, светлая личность? И не надо врать, будто случайно здесь оказался, что просто проезжал мимо! Кто тебя послал, а?

Все они, католички, такие. Ну, через одну. Католички-истерички. Конечно, не стоило их жечь на кострах, как это делала инквизиция, но в какой-то мере инквизиторов понять можно… Подобные мысли мелькали в голове Индианы Джонса, когда он покидал «Двор Рамзеса» через дверь, чтобы вскочить в седло своего пони и потрусить в отель с гордым именем «Эксельсиор».

2. РАЗВЕДЧИК — ЛУЧШИЙ ДРУГ ЧЕЛОВЕКА

А туда вскоре должен был явиться скромный коммерсант с невыразительным именем Билл Питерс, торгующий кальсонами и резиновыми сапогами.

Маленький тощенький Билл Питерс поистине был человеком интернациональной наружности. Сейчас он оказался не лысоватым блондинчиком, а усатым смуглым брюнетом, и, наверное, уже не Биллом Питерсом, тем более не майором Питерсом, а какимнибудь Нарасингхой или Махмудом. Да, такой везде сойдет за своего — и в Индии, и в Турции, и в Мексике. «Помнит ли этот юркий человечек, каким именем нарекли его папа с мамой?» — неожиданно подумалось Индиане.

Встреча состоялась в гостиничном номере офицера разведки. Номер этот не мог вызвать никаких подозрений. Кроме подозрений в том, что коммерсант Питерс давно разорился. Или в том, что у правительства США нет денег на содержание своих агентов. В самом деле, мы ж не британцы какие-нибудь. Номер был конурой с оконцем у потолка, причем, ее вертикальный размер превышал горизонтальный. Не всякая собака стала бы жить в подобном помещении.

— «Кулон» у вас, доктор Джонс? — начал Питерс напористо и требовательно, как и полагается представителю специальных служб. Приветственные же слова типа «здравствуйте», по обыкновению, были опущены за ненадобностью.

— Увы…

— Почему «увы»? Ведь мисс Кэмден — это ваша… так сказать.

— Вот именно, «так сказать». Если бы вдруг явилась ваша «бывшая», с которой вы некогда расстались с криком и мордобоем, и попросила бы уступить по цене металлолома новенький «форд» — вы бы как, поторопились? Будь у меня побольше информации, я, возможно, как-нибудь и надавил бы на эту балбеску…

— Что будете пить? — спросил Питерс и, не собираясь выслушивать ответ, потянулся к кувшину с ячменной водкой.

— Только не это. Мне не нужно так маскироваться, как вам. Я бы принял виски или джина.

Питерс безоговорочно выудил из занюханного шкафчика «Бифитер», который странно выглядел на фоне окружающего гималайского убожества.

— Кстати, доктор Джонс, насчет «побольше информации». Я только-только из Стамбула, привез вам кое-что. Если не забыли, некто Орлофф засветился там обращением в наше посольство. Так вот, пожилой господин под таким именем действительно останавливался в отеле средней руки «Энвер-паша». Этот тип выходил из номера два или три раза. Однажды вернулся с товаром в виде альпенштока. А значит…

— Собирался в горный район, — проявил детективные способности Индиана. — Что уже любопытно, потому как мы именно в горном районе и находимся.

— Потом в его номере появлялась стройная дама в шляпе с вуалью. А чуть позже — мужчина европейского вида, говоривший и по-французски, и по-английски с непонятным акцентом. Орлофф ушел вместе с ними из отеля, оставив все свои вещи, и не вернулся.

— Вы, мистер Питерс, конечно же, как следует порылись в его вещах, — снова догадался археолог.

— Вещи полностью испарились из кладовой отеля, куда их снесла прислуга. Но человек редко исчезает бесследно, это не туман поутру. Горничная показала мне место, куда она выбрасывала бумаги с целого этажа. В Стамбуле плохо обстоит дело с вывозом мусора. Даже через пять дней удалось найти то, что имеет явное отношение к Орлоффу. Хоть я и потратил на малосимпатичную работу почти полдня.

И герой помоек Билл Питерс с сознанием выполненного долга протянул Индиане какую-то мятую бумажку. Вернее, разлинованную кальку, что выяснилось при ее разглаживании. Был скопирован какой-то текст на латыни явно средневековой манеры написания. Всего несколько фраз, да и те с лакунами, которые владелец кальки, кажется, не смог заполнить.

— Доктор Джонс, вы, надо полагать, хорошо знакомы с латынью? — полувопросительно-полуутвердительно произнес Питерс.

— По счастью, мое знакомство с этим языком не ограничилось университетскими студиями, где мы спрягали глаголы и зубрили крылатые изречения античных деятелей, — небрежно согласился доктор Джонс. В самом деле, скитаясь по руинам и развалинам он предпочитал общаться с обитателями Прошлого на их родном наречии. — Но вынужден несколько охладить ваш пыл. Мертвые языки, мистер Питерс, коварная штука. Замкнутые социальные и религиозные группы часто превращали их в набор словесных формул, понятных только им.

— Ну-ну, не ломайтесь, док…

— Тут сбоку на полях чиркнуто на вполне современном английском, — пригляделся археолог. — «Не Сирия, а Непал». Опять Непал.

— Надпись принадлежит скорее всего Орлоффу. Еще один признак того, что он посматривал в сторону Гималаев, — подытожил Питерс.

— Это и мне понятно. Хотя, известный мне Орлофф скорее бы использовал кириллицу… Ладно, я попробую прочитать текст. Дайте чернила и бумагу, чтобы не пришлось записывать перевод у вас на манжетах.

Десять напряженных минут — и рука вывела следующее:

— Конец оборван, — определил Индиана. — Наверное, там самое интересное осталось.

— Ну, как вам такой документ? — напористо спросил Питерс, как будто речь шла о перехваченной шифровке противника. Он крутил обе бумажки, разглядывая их сбоку и на просвет.

— Вы уверены, майор, что это не немецкая шифровка, стилизованная под старину?

— До сих пор немцы предпочитали цифровые системы кодирования. Хотя, не исключен вариант, что этот текст — условный сигнал.

— Или, может, заурядная подделка? — предположил Джонс, почесывая шляпу. — Нынешние немецкие умельцы, кстати, сочинили чуть ли не половину так называемых стихов Нострадамуса. Кроме того, я в основном имел дело с бесписьменными цивилизациями Месоамерики, поэтому мои комментарии будут далеко не полными. Но если принимать все это всерьез, то «апокриф Питерса» — можно, я так буду называть ваш документ? — пожалуй, создан в Европе тринадцатого или четырнадцатого века, во Франции или Италии. Причем христианами, имеющими отношение к альбигойской ереси или даже к ордену тамплиеров.

Питерс, мучительно морща лоб в поисках знакомых ассоциаций, наконец нашел что сказать.

— Альбигойская ересь?

— Об этом свидетельствует весьма заметное дуалистическое, я бы даже сказал, манихейское начало. А также упоминание о светлом воине-монахе. Письменных источников такого рода мы имеем немного, поэтому я не буду настаивать на своем мнении. Но, в общем-то, содержание этого фрагмента соответствует настроениям определенных сект того времени.

Офицер разведки запротестовал:

— Послушайте, мистер Джонс, вы можете выражаться не на этом птичьем языке! Пусть там и сказано что-то о женщине-птице. Объясните по-человечески, что здесь написано? Или вы специально темните?

Несколько мгновений Индиана не понимал причин недовольства. Затем стал оправдываться.

— Извините, майор. Это все из-за латыни, она переключает мозги не в тот режим… В чем сложности?

— И этот перевод, и ваши комментарии — вроде нормальные фразы, но смысл ускользает. Как мыло в воде…

Майор жаловался, а Индиана наливал себе «Бифитер». На два пальца заполнил стакан и принял внутрь, не разбавляя — по-славянски.

— Одни и те же слова, мистер Питерс, имеют разный смысл в разные времена. Самые простые — «вода», «хлеб» — и то весьма изменчивы. Возьмем, к примеру, наше пророчество. Даже в случае подлинности документа, оно представляет для вас весьма малый интерес. По большому счету, для разведки все это — полный ноль. По-моему, такой вывод мог сделать любой эксперт, например, ваш эрудированный сержант.

— Много знает, да мало понимает, — пренебрежительно отозвался разведчик о своем сыне и с прискорбием уткнул взгляд обратно в листок. — «Нарушится равновесие между Божественным и Дьявольским». Чушь какая. Неужели все-таки немецкая шифровка?

— Скорее всего дуалистические представления, — перебил его Джонс. — Согласно им, все вокруг нас является полем битвы между Божественным и Дьявольским. Ангелы во плоти по одну сторону фронта, и бесы в телесной оболочке — по другую. Причем бесы ведут себя более нахраписто, поэтому то и дело хотят ухватить в свой оборот всю территорию земного шара, а также гидросферу, атмосферу и недра… Надеюсь, теперь я выражаюсь достаточно просто, Билл?

— А этот самый… который Посланец?

— Посланец Антихриста из страны гуннов, то есть Самый Вредный, хочет уничтожить силу Божьих Заповедей, тогда как положительный персонаж, светлый воин-монах из страны у больших озер, старается сделать злодею подножку. Ну, и какое это имеет отношение к нашему, точнее, к вашему делу, мистер Питерс?

Тот покивал:

— Очевидно, никакого. Но ведь это все, что осталась нам от Орлоффа…

Майор отдал бумажки «эксперту» и зашелестел тапочками вдоль и поперек конуры (габариты разведчика вполне соответствовали ее размерам). Лишь спустя минуту он смог внятно сформулировать вопрос.

— К какому времени относится само пророчество? Не к нашему ли?

— Не хочется отказывать вам в проницательности, но вряд ли к нашему. Перенос в будущее или прошлое — всего лишь прием иносказания. Гонимым и уничтожаемым альбигойцам тринадцатого века, естественно, хотелось скорого вмешательства сверхъестественных сил и покарания мучителей. Вообще, большинство апокалиптических пророчеств относится к тому времени, в котором проживают их авторы. Уже потом, когда прорицание не сбывается, его начинают подгонять совсем к другим периодам истории.

— Понятно… А предположим, этот апокриф лежит на столе какого-нибудь нацистского бонзы, и он, вслед за своими учеными, относится к нему на полном серьезе. Не связана ли в таком случае археологическая активность нацистов в Сирии, Египте, Тибете, Индии с этой бумажкой? А намечавшаяся поездка Орлоффа в Непал?

— Немцы всегда были романтиками, что не мешало им потреблять кровяную колбасу и пиво в неумеренных количествах, — лениво возразил доктор Джонс, снова потянувшись к «Бифитеру». — Впрочем, и в пиве есть своя музыка, особенно после третьей кружки. Нацисты, судя по всему, самые романтичные из немцев, поэтому я, как трезвый и скучный тип, не перевариваю ни их романтику, ни их колбасу.

— А «кулон»? — почти заорал Питерс. — «Кулон»-то на что им сдался?

— Я не знаю, какое место занимает этот предмет в умозаключениях, вернее умопомрачениях немецких вождей. И тем не менее. Нам с вами денег на билеты еле хватает, а они роются своими пятаками во всех центрах древних цивилизаций. Методом «случайного тыка» они вполне могут наткнуться на чтонибудь стоящее, например, на «кулон», который, возможно, что-то из себя представляет… Билл, с вашего позволения я бутылку с собой заберу. Все равно благородного напитка там осталось чисто символическое количество.

— Вы куда? — встрепенулся майор.

— Туда, — Индиана неопределенно махнул рукой, однако объяснился, заметив взгляд типа «буравчик» со стороны майора. — Хочу снова пообщаться с мисс Кэмден. — Гость встал и решительно поскреб свою щетину. — Грелку ей поставлю, чтобы она поскорее оттаяла…

3. ЖУТКИЕ ГОСТИ

Лилиан отдохнула часок после алкогольного марафона и, присмотрев за слугой, кое-как наводящем порядок в харчевне, вынула нечто из маленького ящичка, прячущегося за пузатыми бутылками. Две полукруглые пластинки из серебра с добавлением золота. Меж ними кварцевый кристалл, радужно сияющий по краям даже от света керосиновых ламп. Посмотрела Лилиан и положила обратно, думая о том, что завтра этой красивой вещи у нее не станет. Три тысячи долларов Индианы Джонса, предоставленные ей на обустройство новой жизни, она спрятала в более надежное место, которое, конечно же, располагалось где-то на ее теле.

Женщина знала, что случится завтра. Но она не имела никакого понятия, что произойдет через полчаса. Когда дверь харчевни открылась, на пороге появилось сразу пятеро: двое европейцев в одинаковых плащах и шляпах плюс трое азиатов, о которых сказать было нечего — обычные наемные головорезы. Один из европейцев поблескивал стеклышками очков и улыбался сладко-сладко.

— Добрый вечер, фройляйн, — елейно произнес нежданный гость, и стало ясно, что этот человек — немец.

— Я сомневаюсь, что он будет для вас таким уж добрым. Закрыто, — грубо отозвалась Лилиан и подошла к гостям, не скрывая желания немедленно выпроводить их вон.

— Мы не хотим пить или есть, — сказал очкарик.

— А чего же вам тогда требуется? — опешила хозяйка харчевни.

— Что и вашему другу, доктору Джонсу. Надеюсь, вы не успели загнать ему одну занятную вещицу?

— А вы, надо полагать, дадите куда больше? — спросила Лилиан с вызовом, которого немец не заметил.

— Ну, разумеется, — почти пропел он, а женщина выпустила дым от сигареты ему прямо в лицо, вызвав приступ кашля. Откашлявшись, очкарик уточнил: — Значит, эта вещь все еще в вашем распоряжении?

— Нет. Впрочем… Скажем так: вам не стоит о ней беспокоиться.

Лилиан отошла подальше от малоприятного человека и встала за стойку. Трое из нежданных гостей, как привязанные, двинулись вслед за ней, двое остались на месте.

— Выпить не хотите? — предложила она, чувствуя неладное.

— У вас гаснет огонь, — произнес очкарик тоном человека, не употребляющего спиртное и мясное, и твердо продолжил по существу. — Где реликвия? Отвечать немедленно.

— Я не знаю, что вы за фрукты и с какого дерева свалились, только в моем заведении никто не указывает мне, что делать и что не делать.

— Фройляйн, редкий человек отказывается сказать мне всю правду, — похвастал гость и вынул из очага раскаленную кочергу. Кочерга была нетяжелой, но сочетание щуплого, интеллигентного на вид мужчины и явного орудия пытки так изумило Лилиан, что она не заметила, как в тыл забрался один из азиатов, который мигом вывернул ей руки назад.

— Отвали, — рявкнула женщина, да только напрасно: очкарик уже приближался с раскаленной кочергой в руке и сладкой улыбкой на физиономии. Поэтому она резко сменила тактику, залепетав:

— Полный порядок, партайгеноссе. Я буду благоразумна, вам понравится.

— Это время прошло, — со скорбью в голосе заявил немец.

— Я точно все расскажу и покажу.

— Я знаю, что вы покажете, — не стал отрицать немец, медленно приближая покрасневший чугун к лицу женщины.

И в тот момент, когда сердце Лилиан подпрыгивало, казалось, до самых зубов, в глазах потемнело, а душа уже смотрела на происходящее со стороны, щелкнул кнут — и раскаленная железяка вылетела из рук мучителя. Прямо на штору, которая сразу занялась огнем.

Перед отвратительными гостями стоял Индиана Джонс с укороченным «М-1917» в руке.

— Я хорошо владею этой штуковиной с семнадцати лет, — спокойно предупредил он, и дуло его револьвера пристально посмотрело в живот очкарика. — Господа, стыдно, отпустите даму.

Очередь разорвала воздух над задницей археолога в то мгновение, когда он прыгал через стойку. Доктор Джонс обладал отменной реакцией и успел заметить пистолет-пулемет, возникший из плаща второго немца.

Посетители ресторана разом кинулись на пол, принялись расползаться кто-куда под стульями и столами.

Следующая очередь перекрошила все стеклянное, что на стойке имелось. Улучив момент, Индиана привстал из-за деревянного укрытия и метким выстрелом срезал немца. Но тут же угодил под обстрел другого боевика. Пули прошивали стойку, как картонный коробок. Профессор кувыркнулся, чтобы укрыться за столбом, придерживающим потолок.

Теперь очереди безуспешно лущили толстый брус. Впрочем, археолог открылся азиату с винтовкой, который уже с первого выстрела чуть не продырявил профессора. «М-1917» ударил пулей по карнизу, горящая штора упала и накрыла противника, который, осознав собственные проблемы, стал с воем носиться по залу. Не давая передышки, на Индиану сбоку бросился другой азиат, однако Лилиан, проползавшая мимо с горящей головешкой, привстала и огрела его по голове. После этой маленькой победы, случилась большая неприятность. Полки с бутылками, а также с загадочным ларцом, рухнули, изгрызенные огнем и пулями.

Пока Лилиан переживала потерю, третий из наймитов-азиатов, обогнув харчевню по периметру, ворвался сзади. Он схватил профессора за шиворот, протащил чуть вперед, шмякнул его головой о стойку, а потом стал душить. Лилиан, копошащаяся с другой стороны стойки в обломках своего богатства, встретилась взглядом с Индианой. Глаза бывшего друга набрякли, горло было сдавлено крепкими руками.

— Виски, — натужно прохрипел он.

— Сейчас-то зачем?

— Бутылку…

Наконец до Лилиан дошло, она протянула отличного «Джонни Уокера», и в последнем усилии удушаемый приложился бутылкой ко лбу душителя. Тот опрокинулся назад и больше не вредил.

Неожиданно из дыма вынырнул еще один гость с револьвером в руках — погонщик, судя по одежде; Индиана едва успел нырнуть под ствол и перехватить вражескую руку. Погонщик силился подвести оружие к виску доктора Джонса, вдобавок со стороны спины приближался ковыляющей походкой немец, который, как оказалось, не был сражен наповал, а лишь слегка ранен в предплечье. Что мешало ему прицелиться из пистолета-пулемета. Археолог пытался уворачиваться, делая танцевальные движения вместе с первым противником.

По ходу танго археолог ухитрился положить свой палец на спусковой крючок чужого револьвера и изогнуться назад. Дуло направилось точно в сторону немца, и в этот момент спусковой крючок был дожат.

Используя свое падение назад, доктор Джонс оторвал короткие ноги погонщика от пола и в развороте швырнул соперника. Прием мог называться «броском на стулья». Далее — легкий излом вражеского запястья, и револьвер оказался в полной собственности археолога. Вновь пригодились уроки казацкой борьбы, взятые у одного есаула в конце восемнадцатого года.

Пока шли разборки с настырным погонщиком, немец-очкарик заметил поблескивание среди угольков, оставшихся от бутылочных полок. Составной диск из желтоватого сплава с насечкой и крупным кристаллом кварца посередке. Рука стремительно направилась к желанному предмету, достигла цели — и воздух был потрясен ревом, не слишком соответствующим тщедушному телу. Металл, раскаленный пожаром, прожег немцу ладонь. Напоминая подбитый самолет, он вылетел из харчевни на улицу, где спикировал в первую попавшуюся лужу.

Лилиан, тоже заметившая реликвию, учла чужие ошибки. Ценная вещь была аккуратно изъята из раскаленного пепелища с помощью палки и тряпки. Едва женщина вернула свое имущество, как перекрытия сарая утратили остатки крепости и стали валиться вниз.

Профессор действовал оперативно. Галантно помог женщине со скоростью спортивного ядра вылететь на улицу, и направил собственное тело следом. Обреченная на смерть харчевня трещала в огненных конвульсиях.

— Ну что, Джонс, по крайней мере ты не забыл, как развлекать даму! — закричала Лилиан, от возбуждения не чувствуя порывов студеного гималайского ветра. — Однако учти, если даже я получу пять тысяч долларов, этого будет мало! Я жадная и хочу быть твоей компаньонкой!

— Как это пять? — переспросил Джонс, увлекая женщину прочь от летящих искр и головешек. — Почему не три?

— Потому, потому…

Голос женщины сливался со звериным воем ветра, срывающегося с гор.

4. БЕГ РАДИ ЖИЗНИ

Шелудивая лошадка, очевидно, сбежала в горы. Если бы не выпавшая из окна штора, Лилиан бы не удалось добраться до гостиницы без пневмонии. Когда беглецы попали в номер, она чувствовала себя неплохо — в отличие от Индианы, который не только вымерз, как ранний фрукт в саду, но вдобавок страдал из-за ушибленного лба и передавленного горла. Да еще эти дополнительные две тысячи долларов, которые потребовались жадной стерве сверх оговоренной суммы, — они всерьез вышибали командировку из сметы.

Его гостиничный номер, в отличие от той конуры, которую снимал Питерс, по местным меркам мог показаться шикарным. Окно, естественно, с видом на горы. И клопы довольно скромно ведут себя. В подобные номера Индиана водил девушек, когда получал увольнительную еще во время службы в морской пехоте.

— Сколько дней как из Стамбула, Лилиан? — внезапно спросил он, в то время как женщина спешно разогревала себя с помощью графина, полного ячменной водки. К всеобщему сожалению, бутылка «Бифитера», захваченная у разведчика, пала смертью храбрых во время боя в таверне.

— Инди, у тебя мозгов хватает только на археологию, — нагрубила в ответ женщина. — Разве у меня найдется лишняя сотня долларов, чтоб скатать в Турцию? Мне Непала хватает за глаза и за уши.

— А кто же тогда навещал Орлоффа в стамбульском отеле «Энвер-паша»? Ты ведь известная любительница кавалеров второй свежести.

И тут доктор Джонс понял, что самое время взять другую ноту. Мисс Кэмден ясно давала понять своим видом, что еще одно слово, и она приложит графин к чьей-нибудь черепной коробке. Кто его знает, какой из двух предметов окажется крепче.

— Лили, почему все-таки Орлофф собирался навестить тебя в Непале? На это можно ответить без воплей?

— Наверное, чтобы забрать свой «кулон». По крайней мере, я так поняла его первое письмо месячной давности. Спустя пару недель, правда, он направил новую бумагу, в которой отложил визит на неопределенный срок. А пять дней назад телеграмма, теперь из Стамбула, — что спешно выезжает сюда…

Джонс сел, закинув ноги на стол, и покивал в такт своим мыслям:

— Одновременно он заявляется в консульство, собираясь что-то переслать в Штаты, причем на мой адрес. После чего пропадает с концами… Он вообще кто, американец?

— Нет, британский джентльмен, не чета тебе, жлобу.

— Так что ты все-таки напела ему про меня, Лили? Признавайся. Не у тебя ли он выведал мой адрес?

Реакция женщины опять была крайне нервозной, графин из толстого стекла опасно задергался в ее ладони. Профессор вынужден был переключиться на другое.

— Ладно, показывай «кулон». Думаешь, я не заметил, как ты что-то выскребла из костра?

Лилиан, не капризничая, протянула ему вещицу, выудив ее из весьма интимного места. Выпавшие при этом деньги она суетливыми движениями заправила обратно.

Разговор был прерван томительной паузой.

В самом деле, древнеегипетская, думал доктор Джонс, прощупывая мыслью изделие неведомых мастеров. Пожалуй, на все семь тысяч тянет, но это главная тайна. Что-то похожее я видел в одной книжке. Ага, проклевывается… Головной убор бога Ра. Наверняка из раскопок в Пер-Рамзесе или Танисе (что одно и то же) — городе, основанном по велению Рамзеса Великого. Сдается мне, в честь этого головореза было названо и заведение Лилиан, ныне упокоившееся в руинах, — также, как и сам Танис. Забавное совпадение… Зачем мог понадобится так называемый кулон нацистам? Следуя логике, он им ни к чему. Хотя, в голове у них каша вместо логики… Если апокриф Питерса известен этим группен- и труппенфюрерам, то…

— Слушай, Лили, дорогая, — спросил Джонс, — а твой Орлофф не нацист случаем? Он как здоровался, «хэлло» или «хайль»?

— Ну, ты чудак! — хохотнула в ответ женщина, этим и ограничилась. Наверное потому, что снова хлебнула из графина с ячменной водкой.

— А не говорил ли твой закадычный дружок слова «ковчег», «скрижали Завета»?

— Ты о чем, Инди?

— О Ковчеге со Скрижалями Завета, который был похищен солдатами Шешонка I из Иерусалимского храма в 929 году, разумеется, до Рождества Христова. Сам фараон был правителем ниже среднего уровня, хотя явно желал примазаться к славе Рамзеса Великого. Оттого резиденцию себе устроил в Пер-Рамзесе. Сразу протягивается ниточка к «кулону», снятому с головы Ра именно в этом городе.

— Надоели мне твои фантазии, — недовольно произнесла женщина. — Знаю лишь то, что его в наших крайях интересовал какой-то камушек.

— Камень с Божественным Светом, — мигом включился доктор Джонс. — Опять веяние апокрифа… Кстати, где письма и телеграмма этого типа?

— Сам ты «тип», — беспечно отозвалась мисс Кэмден.

Индиана разозлился. Невнятица давно бы прояснилась, веди себя Лилиан поразумнее.

— Придуриваешься? Да у тебя с этим самым «профессором» статеечка на пару состряпана! По египтологии, между прочим, о взаимоотношениях фараонов ливийской династии с храмом Амона.

— Я давно не занимаюсь взаимоотношениями с храмом Амона, — солидно произнесла женщина, а потом честно призналась: — Здесь, знаешь, не до египтян, и так в мозгах сплошной туман… Послания Орлоффа, между прочим, сгорели.

Тут раздался стук в дверь. Довольно вкрадчивый, но все равно мисс Кэмден вздрогнула.

— Не надо так дергаться, дорогая. Я полагаю, это мой друг Питерс.

Или нет. Майор должен был стучать иначе: два подряд и еще один чуть погодя.

— Лилиан, сместись в сторону от дверного проема, не повредит.

Она испуганно, однако послушно примостилась слева от косяка.

— Эй, кто там?

— Служащий гостиницы. Я принес вам посылку, — ответил удрученный голос на плохом английском.

— Оставьте ее внизу, у администратора.

Те, кто хоронились за дверью, не унимались. Вмешался другой голос, говоривший по-английски столь же отвратительно, только резкий и властный.

— Откройте, это полиция. Мы должны осмотреть номер.

— Сомневаюсь, что у вас имеется ордер на обыск.

Индиана рванулся к серванту и придвинул его к двери. Слишком легкий! Надо бы еще диванчик притиснуть. И тут назойливые люди принялись стрелять в дверь, затем крушить дерево чем-то железным, похоже, топорами и ледорубами. У Индианы даже зачесалась голова от близкого соседства со столь неделикатными инструментами. Несколько секунд — и те, кто ломятся, окажутся внутри, со всеми вытекающими последствиями!

Доктор Джонс, как всегда, действовал, не сомневаясь. Он распахнул окно, на мгновение перегнулся через подоконник, чтобы разведать обстановку внизу. Колючий ветер, явившийся с гор, закружил по комнате.

— Лилиан, нам придется выйти здесь, — сообщил он неприятную новость.

— Я не умею прыгать из окна.

— Я тебя научу.

Чтобы легче было принимать решения, Индиана подхватил даму под локти и, хотя она кричала: «Я вполне молода, ой, как не хочется умирать!» — выбросился с ней из комнаты.

Где нет тонкого расчета, там не будет и везения. Два тела пролетели от третьего до первого этажа свободно, то есть с ускорением свободного падения, затем воткнулись в крышу глинобитной пристройки и пробили ее, как сухое печенье. Были сотрясение и пыль, из-за которых на какое-то время наступило затмение. Когда наступило прояснение, и глинобитная пристройка, ставшая развалинами, уже не мешала смотреть на улицу, Индиана увидел мальчишку-возницу. Тот восседал на козлах небольшого тарантаса, запряженного двумя мохнатыми конягами, и был юным гималайским азиатом, каких множество снует повсюду в этих краях.

Мальчишка, в свою очередь, хоть и с удивлением, но без особого испуга пялился какое-то время на археолога, потом вдруг заорал:

— С приземлением, мистер. Такси, мистер. Дать вам щетку, чтоб почиститься? — Пацан вполне сносно изъяснялся на английском.

Индиана закинул все еще пораженную событиями Лилиан в тарантас и прыгнул следом.

«Этот пацан — все, что осталось нам для спасения», — мелькнуло в голове Индианы. А где же разведчик Билл? В Дамаске, в чалме и туфлях без задников? Или, может, в Москве и в валенках?

— Гони, малыш, гони. Если это слово в данном случае уместно.

— Хорошо, мистер, вы не пожалеете, мистер.

И коляска довольно стремительно понеслась по узким улицам Кхорлака, что-то сметая на своем пути. Едва она тронулась с места, как из окон гостиницы выскочили несколько человек и открыли пальбу по улепетывающим мишеням. Потом в погоню увязалась группа всадников, но скакать на коротконогих лошадках им пришлось недолго: коляска опрокинула торговые палатки с тряпьем и прочей ерундой, и лошадки застряли. Однако, на одной из улиц пошире, словно бы из стены какого-то дома выкатился автомобиль и припустил за тарантасом, стремительно сокращая расстояние. Сидящий рядом с водителем человек выстрелил, и пуля свистнула над головами, вжавшимися в плечи. Это уже была серьезная заявка на убийство.

Несмотря на то, что повозку страшно бросало, Индиана попробовал взять на мушку водителя. Вначале ничего не получалось. Но профессор вспомнил первую заповедь лучших стрелков древности — таких как Арджуна. Надо видеть одну лишь цель, больше ничего. Когда все, кроме переносицы преследователя, покрылось туманом, когда она соединилась светящейся ниточкой со стволом «де люкс» калибра 0,45, тогда археолог дожал спусковой крючок. Возможно, за секунду до того, как сам заработал бы пулю.

Обмякшее тело водителя упало на руль, и автомобиль врезался в стену, примерно такую же, из которой появился.

— Тормози, мелкий. Нашим скакунам пора отдохнуть, — скомандовал Индиана и подбежал к автомобилю — для проведения диагностики.

Опавший под руль водитель надавил коленом на тормоз, а глинобитная стена смягчила удар. Все в порядке, можно ехать дальше. Индиана выбросил тело на мостовую, затем уселся на освободившееся место, переключил коробку передач на заднюю скорость и отъехал от стены. Вдруг стал мешать стрелок, который выглядел по меньшей мере мертвым. Он не только воскрес, но и рубанул Индиану ребром ладони по горлу — с полуоборота. Археолог успел сместиться, вернее, упасть на бок, потому что всегда ожидал какого-нибудь подвоха; он вообще привык не доверять так называемым бесчувственным телам, в том числе и трупам. И, воспользовавшись своим лежачим положением, выпихнул вредного пассажира из машины. Затем подкатил к тарантасу.

— Пересаживайтесь, пока из-за того угла не появился танк.

— Можно, я порулю? — неожиданно попросил мальчик. — Я умею, вам понравится. Кроме того, вы даже не знаете, куда мчаться.

— Действительно, — несколько растерялся человек в шляпе и обратился к женщине. — Где тут дорога на Катманду?

— Я же вас отвезу! Попадете куда надо, — вновь встрял активный ребенок.

— Это тебе не гужевой транспорт, возникают новые проблемы, малыш. Например, ноги до педалей не достанут, — выразил сомнение Индиана Джонс.

— Это предусмотрено. — Пацаненок показал большие деревяшки, приделанные к пяткам.

— Ну, тогда ты и впрямь сгодишься.

Новый водитель — довольный, нетерпеливо ерзающий, — уселся за руль под возмущенные вопли Лилиан:

— Но этот карлик не может управлять автомобилем!

— Малыш знает, о чем говорит. Мне так кажется, — утешил женщину доктор Джонс. — Он такой забавный, даже интересно, чем это закончится.

И автомобиль лихо рванул с места. Через двадцать минут беглецы очутились на небольшой взлетно-посадочной полосе, похожей на простую лужайку, где расположился двухмоторный самолет скромных размеров. Летательный аппарат прогревал двигатели.

Из ближайших кустов вылез Билл Питерс.

— Доктор Джонс, я ожидал неприятностей, поэтому отправился нанимать самолет, но не думал, что они начнутся так скоро.

— И вы называете это «неприятностями»? — ядовито осведомился Джонс.

Не обращая внимания на яд, разведчик буднично пояснил:

— За кем-то из нас ведется плотная слежка… Что, впрочем, теперь не столь уж важно. «Кулон» у вас? Я его изымаю.

— Это еще зачем? Я не привык так быстро делиться. Кроме того, я должен за него еще две тысячи долларов.

— Но мы же договаривались! — искренне возмутился майор.

— Только не с тем, с кем надо, — выступила вперед Лилиан. — Пять бананов, и ни монетой меньше.

— Ладно, ладно. Это мы потом обсудим, — торопливо сказал Билл Питерс и, замяв вопрос, переключился на более важные дела. — Слежка, скорее всего, ведется за вами, господа, я же, напротив, пока в тени. Из этого следует, что реликвия побудет у меня.

Заметив огонь протеста в глазах археолога, майор поставил точку:

— Три тысячи долларов, которые вы за него отдали, мистер Джонс, получены от правительства Соединенных Штатов. Приятного путешествия, леди и джентльмены.

Разочарование в связи с утратой реликвии было смыто волной удивления.

— Мы разве отправляемся не вместе? — спросил Индиана.

— Опять же по соображениям конспирации. Сейчас вы летите в Дели, там вас встретят. С вами отправится Клопик, он везде пригодится.

— Какой еще «клопик»?

Майор ответил дребезжащим смехом.

— Это главный номер нашей программы… Ага, вы так и не поняли, что мальчишка — тоже наш агент?

Агент скромно ковырял землю носком своего ботинка.

— Тогда не возражаю, — Индиана кивнул Лилиан, и она послушно рассталась с «кулоном». После встречи с нацистом-очкариком даже представители родной спецслужбы вызывали у нее оторопь. Затем Питерс обратился к мальчишке.

— Ты опознал кого-нибудь в гостинице?

— Да, сэр. Того типа в очках, которого вы называли Хорхером.

— РСХА не дремлет… Ну, вперед с ветерком, доктор Джонс. Не расстраивайтесь, вам предстоит еще повстречаться с «кулоном» в Стамбуле. Так же, как и со мной.

Это последнее, что услышал Индиана, прежде чем очутиться в салоне самолета вместе со своими попутчиками.

Там уже находились другие пассажиры, а именно — куры в клетках, для перевозки которых, собственно, и предназначался воздушный транспорт. Оказывается, в ипостаси бизнесмена Билл Питерс увлекался и этими полезными птичками.

Вскоре после взлета Индиану сморило, то же случилось с Лилиан и юным агентом Клопиком. Все они погрузились в сон под занудливое хоровое кудахтанье, которое способствовало расслаблению мозга.

Очнулись же пассажиры из-за сильной болтанки и, кроме того, из-за перьев, лезущих в лицо. Мисс Кэмден сразу рванулась в кабину, чтобы вздуть пилотов за беспечность и низкую квалификацию.

— В кабине никого нет! Пилоты удрали с этого дерьмолета!

Женский визг окончательно вырвал доктора Джонса из морфейных объятий.

Вот так номер! Он бросился вперед, упал в свободное кресло левого пилота и схватился за рулевую колонку. Крепко, как за бейсбольную биту.

Самое главное для начала — угомонить женщину, мечущуюся из носа в корму: мол, ничего страшного, Лили, просто полет временно осуществляется без участия пилотов.

Нелепые слова, как ни странно, усадили мисс Кэмден в кресло правого пилота.

Теперь надо удержать курс, указатели дифферента и горизонта. Эти сведения выползли из дальнего уголка памяти, похожей на огромную захламленную квартиру. Как раз приборные стрелки удачно попались на глаза.

— Инди, ты разве умеешь водить самолет? — спросила Лилиан, надеясь неизвестно на что.

— Нет. А ты?

Наверное, это не так уж и трудно. Вот альтиметр, вот указатель скорости. Ага, есть понимание! Высота и скорость очень быстро падают. Раз это ясно, уже неплохо. Киль и рули высоты нужно поставить так, чтобы сигнальные лампочки на верхней панели прекратили мигать. Они прекратили! Появился повод для оптимизма. Далее — индикатор горючего…

— Ну, дерьмо! — Мысли не удержались внутри и выскочили наружу в виде грубых слов.

Стрелка дрожала около нуля. Буквально на глазах винты пропеллеров стали задыхаться.

— Похоже, у нас большие проблемы, — пришлось признать археологу, что в его устах звучало почти синонимом смертного приговора.

— Парашютов нигде нет, — подскочил с очередной плохой новостью Клопик. — Наверное, пилоты взяли их с собой.

— Значит, из транспортного средства даже не выйти.

Превратить самолет в планер? Если бы кто-нибудь и умел это делать, то ничего бы не добился. Внизу только заснеженные склоны, нет ровной горизонтальной площадки размером даже в два на три ярда. А высота стремительно тает. Минуту назад самолет был на тысячу футов ближе к небу и дальше от земли. И скорость — сто тридцать узлов. Индиана с неудовлетворением вспомнил, что когда скорость падает ниже ста двадцати узлов, то самолет просто заваливается.

— Я нашел спасательный плот, — запищал Клопик, и в этот момент самолет со всеми пассажирами чуть не впилился в скалу, торчащую вверх наподобие шпиля.

— Какой спасательный плот? Здесь нет моря! — забилась в истерике Лилиан.

— Может, и пригодится, — осторожно произнес профессор, еще не понимая смысла своих слов.

Впрочем, его тут же осенило.

— Клопик, тащи наши вещи в плот! Только кур не надо.

— Мы же не тонем, — еще раз попробовала запротестовать Лилиан. Кажется, она решила, что мужчина с мальчиком на пару ополоумели.

Рулевая колонка дрожит в руках, поворот на пять градусов, крохотный самолетик в указателе горизонта клонится на левое крыло. Самолет снижается… или уже падает?.. Главное — не дать ему клюнуть носом и уйти в штопор, из которого возврата нет.

Вот там, милях в десяти впереди, — широкий снежный склон. Надо не упасть, а снизиться, то есть лететь на бреющем, впритык к поверхности, чтобы… выброситься на плоту.

Благодаря своей бредовости идея казалась достаточно привлекательной.

Скорость сто двадцать, сто десять… Выравниваем руль поворота, чуть поднимаем нос, устраняя дифферент рулем высоты. Получился почти горизонтальный полет, вернее полуполет-полупадение. Ну, пора…

Индиана Джонс рванулся из пилотского кресла, подхватывая по дороге очумевшую Лилиан, а Клопик уже был ко всему готов, вернее, наготове.

Горе-пассажиры прыгнули в развернутый, похожий на матрас плот. Индиана оттолкнулся сильно, как на соревнованиях по санному спорту, и одновременно дернул за тросик газового наполнителя.

Матрас выскользнул в распахнутый люк. Пути профессора с группой товарищей и гибнущего самолета с глубоко несчастными курами разошлись.

И вот уже начинающие планеристы оказались в состоянии свободного падения, в невесомости. Иначе говоря, перестали давить на подставку и натягивать подвес.

Продлись, продлись мгновенье. Или, наоборот, закончись, ибо с каждым мгновением скорость неотвратимей и страшней. Наконец — удар, кости стремятся к центру земли, а следом за ними и мясо. Но, кажется, упавшие с неба не превратились в пюре, кажется, живы. Только что это дает? Плот с угнетающим свистом мчится вниз по гималайскому ледяному склону — с ускорением, которое не снилось ни одному горнолыжнику.

Где-то вдалеке грохот. Наверное, воткнулся в гору самолет — его путь закончился. Неуправляемый плот съезжает по Непалу. Там и сям выпрыгивают из-под снега деревья. Они напоминают метеориты. Одно столкновение — и от ездоков останутся лишь половинки. Или четвертушки. Вот невольные саночники наехали на одно из них боком — резкий толчок, который, однако, никого не высадил, команда осталась в полном составе. Вот закончилась полоса снегов, дальше мох, снизу что-то дерет днище, достаточно двух-трех острых камушков, чтобы превратить шесть ягодиц в месиво.

А это еще что?

Наверное, конец земли, обрыв, пропасть. И нет никакой надежды, не в чем проявлять волю и мастерство. Преодолен край. Опять — свободное падение. Опять в падающих телах накапливается энергия, которая при первом удобном случае освободится и расплющит их.

Помолиться бы. Жаль, в голове все спуталось и скаталось: неоплаченные счета, письма кредиторам и меценатам, а также христианские, вишнуистские, шиваистские молитвы. Какую же предпочесть? Ох, как визжит Лилиан. И вдруг. Взрыв. Очень много света. Тот свет или этот?.. Этот! Не осталось никаких сомнений, потому что в лицо лупят струи ледяной воды, а внизу холодно и зыбко. Со всех сторон бесится пена. Пошел сплав по горной (других здесь нет) реке. Причем, без весел и руля.

— Я ненавижу воду! — кричит Лилиан, избавившись от ступора.

Такое купание ненавидит и профессор. Уже через пару минут они не просто вымокли, но пропитались холодными брызгами.

— Опять не везет… — сострадал сам себе упавший с неба: все вещи, с любовью собранные в дорогу и провезенные через половину земного шара, утрачены! Кроме кнута, револьвера и шляпы. — Вот непруха…

— Я ненавижу тебя, Джонс! — развивает тему Лилиан. — Я не люблю погибать по десять раз на дню!

— Можешь выйти и идти спокойно пешком!

Часа три спустя течение становится куда слабее, декорации из серебристых елок и сосен по берегам сменяются дубами и кленами, а потом начинают мелькать первые магнолии и фикусы. В реке уже плещутся и булькают рыбы. Голосят, создавая шумовой фон, дрозды, где-то маячит головенка фазана, махнула хвостом лиса, не ставшая еще горжеткой.

Несколько раз вдали показывались двуногие существа. Путешественники махали им, те удивлялись, но особого желания познакомиться не проявляли. Индиана понял, что спуск происходит по одному из многочисленных притоков Ганга, который по кратчайшей соединяет царство вечного холода и султанат вечной жары.

Течение сделалось совсем хиленьким. Берега принялись зарастать бананами и лианами, источать шакалий лай, испускать резкие противные крики. Затем появились и авторы криков — обезьянки, замелькали красные фонари их задниц. Над самой шляпой профессора пролетел зеленый попугай. Подгребая ладошками, можно причалить в тихой заводи…

5. ВСТРЕЧА С ТРУДЯЩИМИСЯ ВОСТОКА

На этот раз была организована встреча. Высокий по южным меркам старикашка в рваном дхоти, откровенно похожий на чучело, застыл у кромки воды безо всякой улыбки. Но Индиана Джонс сразу понял: застыл тот по его душу.

Предчувствия вскоре стали оправдываться. Старик, не говоря ни слова, махнул длинным пальцем в сторону зарослей. Означает ли это что-нибудь? Пристальный взгляд позволил рассмотреть в зарослях тропу, куда-то ведущую.

— Будем считать это приглашением на бал, — провозгласил Индиана, и вся группа путешественников двинулась в неизвестном направлении.

Когда они выбрались из прибрежных зарослей, перед глазами обозначилась местность, типичная для индийских тераев, где о джунглях напоминали только чахлые останки прежнего великолепия. Все было вспахано-перепахано тысячу лет назад, редкие деревья скудно оснащали пейзаж, пеньков оказалось больше, чем деревьев. Вялые буйволы со скучным видом отрабатывали свои трудодни, тощие коровы, окруженные аурой из мух, уныло лежали в грязи и о чем-то думали, наверное, о своей связи со сверхъестественными силами. Кое-где виднелись крестьяне, не слишком энергично двигающиеся или вовсе застывшие, словно бы от полного оскудения сил. Профессору было ясно, что сезон муссонных дождей кончается, впереди сухая зима, уже пожелтели фикусы, они же баньяны. Ясно, что живут здесь не буддисты, а индуисты, скорее всего шиваиты.

Среди соломы показалась деревня, ничем не отличающаяся от сотен других деревень, усеивающих плодородную полосу тераев. Глинобитные стены, вместо окон дырки, тростниковые крыши. Только круглые белые башенки на сваях — хранилища зерна — несколько живописали вид.

То ли оттого, что любого белого человека принимали здесь за начальство, то ли оттого, что селяне уже друг другу надоели, все местные жители, и стар, и млад, потянулись к вновь прибывшим. Обступили с разных сторон и стали жаловаться на жизнь, применяя один из диалектов бихари. Индиана, худо-бедно знавший санскрит, различал лишь отдельные слова. Было заметно, что причины для жалоб имеются, деревенские дела находилось явно не на подъеме. Лица больше походили на обернутые папиросной бумагой черепа. Ноги казались позаимствованными у голенастых птиц. В воздухе пахло бедой, потому что в нем почти не присутствовали запахи еды, отбросов, навоза.

Скоро внимание народа стало переходить все рамки приличия, а сами путешественники очутились на покрытой пылью площадке, где, как понимал профессор, умещается целиком поголовье деревни и работает сельский совет, прозываемый в этих краях панчаятом. Аборигены норовили потрогать гостей, причем, женщины щупали преимущественно доктора Джонса, маленькие же грязные мужчины активно гладили мисс Кэмден.

Наконец гостей усадили на драную подстилку под навес, стали угощать. Угощение состояло из нескольких разваренных зерен на больших листьях и чего-то похожего на саранчу, обжаренную в масле.

— Я это не буду, — зашептала Лилиан. Она повернулась к народу, который пристально наблюдал, выстроившись полукольцом. — Спасибо, я отказываюсь в вашу пользу.

— Это больше, чем они съедают за неделю, — пристыдил ее доктор Джонс. — Ты же видишь, они сплошь голодные. Но своим отказом ты оскорбляешь их и ставишь меня в неловкое положение.

Напрягшись, Лилиан сумела, почти не скривив физиономию, проглотить свое угощение под веселое жужжание мух. И окружающие радостно заулыбались. Однако проницательный Клопик процедил:

— Готовьтесь к плохим новостям.

Индиана и без того понимал, что надо действовать в темпе. Он обратился к ближайшему старичку, улыбающемуся и чистенькому, скорее всего, деревенскому старосте.

— Я — профессор, мне пора возвращаться в университет. Вы дадите мне проводника до ближайшего города?

— Санджи проводит вас до Билаури, — отозвался старичок на вполне приемлемом английском.

— Спасибо.

— По дороге в Билаури вы остановитесь в Дхангархи, — вклинился предыдущий старец.

— Дхангархи не совсем по дороге в Билаури, то есть совсем не по дороге, — Индиана вежливо попытался отклонить странное предложение мудреца. И сам удивился тому, что мысленно назвал этого человека «мудрецом». Он не верил во всякие там озарения, приходящие к безграмотным говночистам. Но этот человек явно не был безграмотным, хотя бы потому, что имел шнурок брахмана.

— Вам надо остановиться во дворце раджи, — уточнил брахман.

— Насколько мне известно, сейчас дворец пустует.

— Уже не пустует, — непреклонно произнес старый брахман. — Там поселился молодой раджа. — Взгляд его полетел куда-то вдаль. Помедитировав чуток, брахман добавил: — Дворец властвует над черными силами. Темнота изливается через дворец на мир, и мир-пракрити*[18] становится таким, каким его хочет видеть дворец. Похожим образом действуют те стеклянные глаза, что лежат у тебя в кармане. Тебе понятно?

— Ясно, что вам открыты тайны моих карманов. Лежат там очки, если уцелели, — Индиана поежился от прозорливости старца. Также как и от его параноидального упорства. — Вы всерьез, достопочтенный? Какие еще «черные силы»? Насколько мне известно, согласно вашей прекрасной вере, злом являются лишь оковы материального мира. Наш мир целиком — зло, поскольку мешает соединению личной души-атмана* со вселенской душой Шивы*, танцующего на вершине Кайласы*. И лишь отрешившись от мира, можно обрести добро.

— Дворец властвует над черными силами, — упорно долбил старец и тогда Индиана понял, что деревенскому брахману не до высот религиозной философии, народные массы требовали от него не пропаганды потустороннего образа жизни, а борьбы с неурожаем и голодом. Естественно, что малоприятный и просто вредный раджа тянет в глазах старичка-брахмана на роль черного демона-ракшаса*.

— Дворец собрался погубить мой народ. Ты пойдешь в Дхангархи. Иначе наступит тьма…

Старец провел ладонью по глазам для наглядности, и доктору Джонсу показалось вдруг, что от брахмана повеяло во все стороны мистическим дурманом.

— …иначе тьма охватит всю страну.

— Этот ваш дворец, значит, помощнее дальнобойной артиллерии, — сыронизировал Индиана, пытаясь стряхнуть чары.

— Я же говорил про плохие новости, — стал похваляться своей прозорливостью Клопик. — Эх, почему сразу не удрали?

— Они пришли из дворца и забрали Шива-лингу* нашей деревни, — развил тему старик.

— Что забрали? — вмешалась Лилиан.

— Учиться надо было, а не проводить время с теми, кто ставит оценки… — огрызнулся недовольный происходящими событиями Индиана, однако педагогическое начало возобладало в нем. — Это священный камень, который охраняет местность, потому что источает животворную энергию Шивы.

— Ага, ага, я в курсе. Фаллический культ? Вспомнила, камень изображает фаллос! — У женщины некстати прорезались вдруг знания. — Тот профессор, который толковал про него, показывал…

— Стоп, не сейчас, — вовремя нажал на тормоза профессор. — Потом расскажешь.

— Вас прислал Шива — спасти нас. — Старик засмеялся, довольный.

Индиана тревожно подумал, что если собравшаяся куча доходяг подчиняется брахману, то управиться с ней будет сложновато.

— Нас никто не присылал сюда, мы направлялись совсем в другую сторону, — гость постарался как можно убедительнее растолковать старцу ситуацию. — Наш самолет разбился.

Лилиан разжевала еще популярнее:

— Да, самолет разбился. Бам и бух. Это такая большая железная птица.

— Нет, нет, — со смехом возразил старец, как будто разговаривал с несмышленышами. — Мы молились Шиве, приносили ему фрукты и сладости, чтобы он помог вернуть камень. Шива смилостивился и заставил вас упасть в этот поток, бегущий с Крыши Мира, из его дома… Вы отправитесь во дворец Дхангархи, найдете Шива-лингу и вернете нам.

Старик махнул сучковатой рукой, словно приглашая на экскурсию. Индиана знал, куда поведет их брахман — к деревенскому святилищу, постройке из кирпича-сырца, или вообще к древнему дереву с большим дуплом, в котором раньше хранился Шива-линга.

— Доктор Джонс, что это за «черные силы» такие, что за «зло»? — поинтересовался по дороге Клопик, который сызмальства занимался бизнесом и агентурной работой, потому таких слов даже не слыхал.

— Да сказки это, не волнуйся, парень.

Брахман подвел Индиану к стене святилища, где действительно пустовала ниша.

— Плохие люди забрали камень вот отсюда.

— Он был гладкий, как галька, то есть такой, как будто его вынули из реки. Еще на нем были три полоски, — не смог не проявить эрудицию археолог Джонс.

Старец усиленно закивал.

— Но зачем люди раджи забрали его? Им не хватало чего-то для богослужения?

— Они велели, чтобы мы отныне поклонялись злой богине. Иначе нас уничтожат. Но мы сразу сказали «нет» и не стали делать дурного.

— А как они собирались уничтожить вашу деревню, почтенный? — полюбопытствовала Лилиан.

— Засохли посевы, обмелела река, передохла почти вся скотина. Однажды ночью в полях начался пожар. Мужчины отправились туда, в это время на деревню налетели люди раджи, связали и увели наших детей.

«Да, лучше бы он этого не говорил, — тоскливо подумалось Индиане. — Раньше я был уверен, что ни за что не ввяжусь в эту историю. А теперь?»

Южная ночь быстро набрасывала свое покрывало. Лилиан улеглась в какой-то хижине, не желая зря терять время. Нет, скорее всего это был самый приличный дом в деревне, кирпичный и с дранкой на крыше вместо соломы. Клопик куда-то задевался, но Индиана, зная ушлого ребенка, пока не волновался — играет, наверное, с каким-нибудь слоном или питоном.

Археолог расположился неподалеку от костра, возле которого несколько зачуханных женщин пекли лепешки чуть ли не из паутины. От их противней ветер доносил весьма неприятные запахи.

Индиана считал себя загнанным в угол. Ни эти камни, ни эти дети никак не укладывались в схему его движения. Ему надо было в Дели, в Стамбул, где его ждал «кулон»… вернее то, что носил на себе каменный Ра из города Пер-Рамзес. Закружились в голове фразы из апокрифа Питерса и возникло острое желание немедленно приступить к раскопкам в Египте. Ведь если всё правда, если Ковчег будет изъят из подземной мглы, то свершится археологическое открытие тысячелетия… Немцы. Неприятное воспоминание пересушило глотку. Какой-то труппенфюрер собрался нагло перехватить «кулон» и уволочь в Берлин… Берлин, осененный паучьими знаменами, и Божьи Заповеди — совсем это не сочетается… Выкинуть бы эту деревню из подкорки и коры — вместе с приставучим мудрецом, который даже штаны не носит. Пусть с раджой разбирается британский вице-король, а если они дружки, пусть святотатца покарает сам Шива, не прибегая к помощи чикагского археолога…

Рядом с задумавшимся профессором что-то зашелестело. Он вскочил, потянул из кобуры кольт, будучи уверенным, что подбирается пантера или змея.

То был всего лишь изможденный чумазый мальчишка, валящийся от усталости. Археолог подхватил ребенка на руки. Слабо шевелящиеся губы выводили непонятные слова, но удалось разобрать лишь одно: «Шанкара, Шанкара»*.

Из хилого кулачка выпал какой-то комочек, прежде чем глаза ребенка закатились. Пока подбегали галдящие женщины, Индиана нашел пульс на детской ручонке. Тот прощупывался слабой, но непрерывной ниточкой. Однако вывести мальчонку из бесчувствия не удалось. Женщины с кудахтаньем выхватили и уволокли его.

Комочек, оброненный маленьким беглецом, оказался скатанной мокрой тряпицей. Когда археолог развернул ее, то первым делом опознал характерное изображение многорукого синешеего бога Шивы, непринужденно танцующего целую вечность, а рядом с ним гостя-человека. «Шанкара», — разобрал санскритские письмена Индиана. Шанкарой звали того, кто побывал на приеме у бога. И тут из кромешной тьмы появился Клопик.

— Подлинный разведчик шпионит всегда, даже в малолетнем возрасте, — похвалил археолог мальчика. — Как успехи, мой юный друг?

Взволнованный Клопик стал несвязно объяснять, что сидел по-вороньи на ветке высокого дерева и видел, как за дохленьким парнишкой гнались ражие мужики в красных тюрбанах, которые явились со стороны Дхангархи. Маленький беглец только тем и спасся, что свалился в речку — преследователи посчитали его утопшим. А он уцепился за плывущий ствол и в результате прибился к противоположному берегу.

— Благодарю за агентурные сведения, — доктор Джонс остановил оживленно жестикулирующего рассказчика. — Только давай так. Пока ты работаешь у меня, а не у мистера Питерса, то станешь заранее извещать, когда соберешься на ужин к какому-нибудь ночному зверю. Даешь честное скаутское?

— Ладно, в следующий раз оставлю записку, — пообещал мальчик, чтобы от него отвязались. — Лучше скажите, мистер Джонс, вы додумались до чего-нибудь?

На очень точный вопрос, сформулированный устами младенца, надо было отвечать.

— Тот, кто спер якобы магические камни, придавал им столь же большое значение, как и те люди, что их потеряли. Шанкара в представлении местных — это олицетворение богатства и славы, а камни — сгустки энергии Шакти.

— Что, взаправду будет много денег? — бесхитростно спросил мальчик.

— Для меня, конечно, подобные представления кажутся вздорными. Но вера других людей должна всегда приниматься в расчет…

Доктор Джонс подумал о том, что любые представления являются по большей части вздором, и все-таки они движут людьми — как в сторону хорошего, так и плохого. Однако добавить по существу было нечего.

Утром путешественники двинулись в путь. На слонах. Индиане уже приходилось управляться с этими животными, и он более-менее благополучно взобрался на спину живого транспортного средства.

Лилиан же прыгала на слона со всех сторон, и в итоге уселась на него головой к хвосту. Всем видом она показывала, что не расположена ехать в зловещий и таинственный Дхангархи. Но Индиана смирился с тем, что судьба его как-то связана с этим подозрительным местом.

Путь пролегал через самый что ни на есть настоящий тропический лес. Над головами довольно плотно реяли плотоядные и кровопийные летучие мыши. Их сопровождали эскадрильи комаров.

Лилиан не слишком правильно вела себя со слоном. То не нравился его запах, то манеры. Кончилось тем, что на водопое грубое животное смахнуло ее со своей спины фонтаном воды из хобота. Когда она свалилась в реку, мимо проплыл гавиал, безобидный такой остроносенький крокодильчик. Совершенно мимо, но Лилиан начала биться в истерике. Индиана для разрядки решил устроить привал и дал ей пожевать корень валерианы.

Мисс Кэмден успокоилась лишь внешне, она нервно выжимала шмотки, занавесив свои прелести тряпкой, и при этом крикливо вспоминала спокойное, размеренное кхорлацкое житье. Индиана же с Клопиком сели перекинуться в картишки, если точнее, в покер. Комплект игральных карт, как ни странно, нашелся в кармане у мальчика. «Это мне для пасьянсов. Или там для гаданий…» — непринужденно соврал малолетний игрок. Женщина активно мешала. Через пять минут, когда она развешивала исподнее на веревке, раздался ее первый вопль. Как она объяснила — на нее спикировала летучая мышь с кровососательными целями и клацнула зубами возле самой яремной вены. Еще через десять минут она повстречалась с какой-то змеей, большой, но вялой, как мокрое белье. Перед тем, как мисс Кэмден закричала во второй раз, Индиана стал выведывать у Клопика, где и как его нашел майор Питерс.

— Доступ к этим сведениям ограничен, — отозвался маленький разведчик, однако добавил. — По правде говоря, мы познакомились, когда я пытался выудить бумажник из его кармана. Первый раз в жизни осечка случилась.

— Надеюсь, Питерс занимался твоей переквалификацией. — Рука археолога машинально проверила содержимое внутреннего кармана.

Потом Лилиан кричала еще несколько раз. Когда наступила на лапку маленького шакала, который хотел с ней пообщаться, и когда ей на спину упала и безобидно побежала дальше ядовитая сколопендра.

— Почему здесь все ползает и движется? — возопила мисс Кэмден над самым ухом и окончательно сорвала игру картежникам.

Впрочем, Клопик изрядно жульничал; как заметил Индиана, даже спрятал карту в рукав. Однако и взрослый дядя от мальчика не отставал, полагая, что дети не должны учить взрослых жизни.

— Лилиан, таковы джунгли. Они любят людей выдержанных.

— Зачем ты нас тащишь в этот дворец? Богатства и славы захотел? Если ты к сорока годам не разжился собственными тремя тысячами долларов, тебе ничего не отломится у раджи.

Женщина прямо-таки рвалась в бой. Однако волны скандальности разбивались об Индиану, как об утес. Был чудесный вечер, и настроение было благостным.

К тому же хотелось получше разобраться с теми письменами на тряпочке, которая попала к нему от беглого пацана.

— Вот послушай, Лили. Тут написано, что один человек по имени Шанкара встретился с Шивой на горе Кайласа*, и тот подарил ему камни. Пять волшебных камушков, чтобы бить и побеждать злых демонов разных калибров: асуров, ракшасов и пишачей*… Шанкара, друзья мои, согласно историческим сведениям, — философ, для которого вообще не существовало ни демонов, ни людей, все это было какой-то рябью на поверхности божественного сознания. По его мнению, конечно. Но народ приспособил значительную личность под свои нужды.

— Волшебные камушки, — съехидничала женщина. — Мой дедуля, тоже профессор, всю жизнь собирал камушки, потом перешел на перышки, соринки и какашки. В итоге, его заперли в одну чикагскую психушку.

Индиана предложил без всяких задних мыслей:

— Ладно, пора вздремнуть. Лили, подкладывайся ко мне.

— Да я скорее улягусь поближе к ядовитой змее!

После такого высказывания к Лилиан быстро заскользил с ветки ленточный крайт. Однако разгоряченная женщина обращала внимание только на себя. Когда рептилия «понюхала» ее ухо багровым жалом, та, не глядя, с криком: «До чего мне надоел этот слон!», схватила любопытного аспида за горло и швырнула в сторону Индианы. Лишь отменная реакция позволила профессору всадить пулю в разъяренную змеюгу. От грохота выстрела джунгли еще с полчаса не могли прийти в себя и, естественно, не давали никому смотреть сны.

На следующий день к десяти часам путешественники увидели три холма. Вместе они образовывали рельеф местности, несколько смахивающий на огромную извивающуюся змею. Подчеркивая сходство, третий холм имел заметный издалека скальный выступ — получалось что-то вроде змеиной головы. На этом самом высоком холме стоял дворец, а если точнее, крепость в стиле раджпутских твердынь — ведь многие феодалы из Раджастхана перебрались под натиском мусульман поближе к горам. Все это автоматически всплыло на поверхность сознания у профессора археологии.

Вскоре после того, как показался дворец Дхангархи, «всплыло на поверхность» еще коечто, менее приятное. Под манговым деревом с крупными аппетитными плодами стояло каменное изваяние. Не просто изваяние, а жертвенник. И жертвы здесь приносили не те, что обычны для пуджи* — цветы, сладости и фрукты, — а кровавые. Судя по количеству запекшейся крови и крупным костям — не птичек и зверьков. Здесь убивали людей для удовлетворения божества. А изваяние принадлежало богине Кали*. На это указывало характерное ожерелье из черепов, вполне настоящих, и воротник из каменных змей.

Доктор Джонс продолжал мысленно прокручивать информацию. Кали, согласно индуистскому пантеону, — супруга бога Шивы, вернее, гневная ипостась супруги Шивы, дословно Черная, известная также под малоприятными именами Дурга-Недоступная, Чандики-Жестокая, Бхайрави-Страшная. Узок круг тех верующих, что поклоняются Кали, еще меньше тех, кто приносит ей человеческие жертвы…

Официально таких нет вообще.

Пока Индиана рассматривал заляпанное багровыми пятнами изваяние, раздались крики и другие немелодичные возгласы. После этого Клопик доложил, что проводники, едва завидев Кали, дружно сбежали вместе со слонами, несмотря на все попытки Лилиан силой слова задержать людей и животных.

— Ничего, они нам больше не понадобятся, — медленно произнес Индиана. — Надеюсь, я выразился не слишком страшно.

6. БАНКЕТ У РАДЖИ

Через полчаса путешественники прошествовали через раскрытые ворота мимо двух молчаливых стражников-гурков на территорию крепости. От ворот вдоль безглазых стен вела пустынная улица. Завершилась она площадью и красивым зданием, явно относящимся к дворцовому комплексу.

Причудливая колоннада, вся в резных фигурках. Сверху крытая галерея, еще выше — множество куполов-маковок, часть из которых представляли собой беседки, увитые цветами, — прихлебывай чай с ароматами да посматривай на горы. Из дверей, возле которых недвижно торчало двое часовых в белых тюрбанах, внезапно выскочил смуглый человек в европейском костюме.

— Вы, должно быть, заблудились, хотя я не знаю, как тут можно заблудиться, — начал он на безукоризненном английском.

— Мы пробираемся в Билаури. Я — профессор Джонс. Это — мисс Кэмден, а это — мистер Клопик.

— Мистер Клопик Лопсанг, — поправил ребенок.

— Доктор Джонс, археолог из Чикаго? — улыбнулся многознающий человек.

— В это трудно поверить, — кольнула Лилиан.

— Я кое-что слышал о вас, еще когда учился в Оксфорде. Я — Ананд Лау, управляющий делами у раджи Дхангархи… Прошу во дворец, господа.

Хотя место было достаточно экзотическим, ничто не намекало на таящееся зло.

Всем трем нежданным гостям отвели палаты каменные, где стены были задрапированы шикарными тканями, а мыться приходилось в мраморно-перламутровых ванных, где стояли бронзовые вазы с золотой и серебряной насечкой (само собой, набитые цветами); многочисленные столики, стулья, шкатулки из розового или красного дерева были инкрустированы слоновой костью и пластинками полудрагоценных камней.

— Ничего особенного, так живут обыкновенные раджи, — успокоил себя Индиана.

В его покоях неслышно возник слуга, похожий на заводную игрушку, расшаркался и попросил драгоценного гостя пройти в пиршественную залу. Незадолго перед этим появился другой слуга, доставивший безукоризненно выглаженный смокинг и накрахмаленную белую рубашку — подарки точно подходили по размеру.

Третий слуга провел Индиану на пир, где гостей, как видно, услаждали двадцать четыре часа в сутки. Столы и столики ломились от яств, половину которых даже искушенный доктор Джонс не мог назвать по имени. Скользила быстрая челядь с подносами, сновали мальчики с кувшинами, извивались и гнулись во все стороны танцовщицы. Сменяющие друг друга члены музыкальной команды услаждали слух и поднимали настроение битьем в бубен, щипанием цитары и дудением в разные трубы. Судя по несметности обслуживающего персонала и перенасыщенности интерьера украшениями, судя по многоярдовым коврам из цветов, труд здесь стоил дешево. Как и жизнь, наверное.

В числе гостей был капитан Блом-Барт из одиннадцатого королевского полка, а возможно из армейской разведки, который, надо полагать, проверял, не затевается ли в этом районе что-нибудь супротив Британской империи.

— Капитан надеялся обнаружить мощную крепостную артиллерию или базу по подготовке партизан, поэтому привез в своем багаже взвод солдат, — уязвил британца мистер Лау и заодно поддел Индиану. — Однако партизанский вид в наших краях имеет лишь доктор Джонс.

Внимание трех мужчин переключилось на появившуюся мисс Кэмден. Она сменила обычную свою гимнастерку на индийский наряд из шальваров и довольно смелой кофточки, обнажавшей пуп. Лилиан, видимо, считала, что голый живот украшает ее. И трое мужчин единогласно согласились с женщиной.

Мисс Кэмден, преодолев некоторую робость, стала уточнять: женат ли раджа, нравятся ему блондинки или, наоборот, брюнетки? Но все, к кому она обращалась, немедленно краснели и старались уйти — как от ответа, так и от самой Лилиан.

Ударили в большой бубен, и гости стали быстренько подгребать к главному столу. Некая разноцветная персона в перьях и жемчугах громогласно, торжественно провозгласила:

— Его божественное Величество, хранитель традиций Дхангархи, Зелим Сингх Рана!

Раздвинулись цветочные ковры на стене, и появился парнишка лет двенадцати, росточком еще меньше Клопика. Расфокусированный взгляд и блуждающая по лицу улыбка заметно отличали раджу от гималайского сироты. Лишь когда шкет, сверкающий драгоценными каменьями, важно прошествовал к столу и угнездился в куче подушек, все бросились занимать свои места — расшитые золотом бархатные пуфики.

Индиана уселся рядом с капитаном Блом-Бартом, а напротив них сотрапезничал управляющий Лау. Капитан заметил между прочим:

— Один из прежних раджей Дхангархи «отличился» во время событий 1857 года, усиленно помогая мятежникам бойцами и оружием, отчего Корона натравила на него правителя из соседнего княжества.

— Сейчас в Дхангархи у власти другой род, — возразил управляющий. — Да и в Индии никто не собирается восставать, раз во главе патриотов встал голый факир Ганди, который предлагает бороться против наших британских друзей методами. гражданского неповиновения.

— Но я слышал кое о чем, что происходило еще до индийского национального восстания, — вклинился Индиана Джонс, преследуя собственные цели. — На протяжении многих столетий Дхангархи был культовым центром Фаги, где собирались поклонники Кали и отправляли свои не самые цивилизованные ритуалы.

В этот момент внесли на подносе большую змею, разумеется, искусно приготовленную. Лилиан затрепетала: новое блюдо напомнило ей тех насекомых, которых недавно пришлось скушать, чтоб не обидеть голодающее население. Она хотела быть отважной, однако сидящая рядом персона в большой чалме и в больших усах радостно проурчала, что, мол, намечается сюрприз. Официант ловко надрезал большую змею и оказалось, что она нафарширована трехдюймовыми змейками. Начинка была живой, расползающейся (но, разумеется, безвредной) более того, нежной и вкусной, в чем можно было удостовериться, глядя на пирующих, которые уминали тварюшек, запихивая их в рот, будто макароны. Особенно отличался в застольных подвигах сосед Лилиан.

Процесс поглощения живой еды довел женщину до столбняка. Даже у бывалого Клопика выпала маслина изо рта. Хотя, доктор Джонс напомнил своим друзьям, что молодь браминского слепуна почитается деликатесом даже у самых избалованных людей в этих краях.

Пока Лилиан пыталась выстоять в борьбе со страшной гастрономией, управляющий Лау заявил с подчеркнутой обидой в голосе:

— Доктор Джонс, вы прекрасно знаете, что этот, с позволения сказать, «культ» полностью отринут нашими подданными. Ничего подобного в последние пятьдесят лет не происходило.

— Да, ритуалы были ужасны, и, более того, отвратительны, — подтвердил капитан Блом-Барт с британской невозмутимостью, как будто речь шла о плохой погоде. — Человеческие жертвоприношения в честь богини Кали есть не что иное, как квалифицированные убийства. Благодаря нам с этим делом было покончено, мы расправлялись с проявлениями такого злодейства по всему Индостану…

— Если бы вы так расправились с голодом и нищетой, которые благодаря вам расползлись по всему Индостану, — не слишком громко сказал управляющий Лау.

— И, кстати, доктор Джонс, все цивилизации, усердно практиковавшие человеческие жертвоприношения, в один прекрасный момент рушились, порой от малейшей угрозы. Словно бы накопившиеся грехи вдруг вызывали на них кару Господню. Ранние римляне раскурочили до последнего камушка великий Карфаген, кучка евреев времен Иисуса Навина без труда расправилась с царствами густонаселенного Ханаана, триста оборванцев Кортеса стерли с лица земли империю ацтеков, отряд Писарро ликвидировал могущественное государство инков.

Доктор Джонс, к своему сожалению, не мог полностью согласиться с офицером.

— Писарро действовал подло и принес в жертву своей жадности великую цивилизацию. Кроме того, кровавые культы, имеющие локальный характер и не претендующие на государственный ранг, довольно живучи. Они на протяжении тысяч лет прекрасно существуют не только у папуасов и негров Центральной Африки, но и в просвещенной Европе. Вы, наверное, слыхали о «черной мессе». Я уж не говорю о тех регионах, где наблюдается стойкая нехватка белков и где вынужденное людоедство тоже приобретает ритуальную окраску. Короче говоря, на Индостане о так называемом культе Фаги до сих пор ходят слухи.

— По-моему, вы нас перепутали с неграми и папуасами, — голос Лау стал лающим. — Между прочим, наши мудрецы заявили о пагубности насилия, о всеобъемлющей мировой душе, еще когда ваши предки незатейливо крошили друг другу черепа дубинами. Наши ремесленники, разоренные английскими мануфактурами, умирали миллионами от нехватки этих самых белков, но не преступили запрета на насилие. Вы забыли бенгальский голод, когда равнины некогда чудесной страны белели от костей?

— Британцы не отличаются хорошей памятью. Тем не менее, в одной деревне мне сказали, что в этом вот дворце пробудилось древнее зло, — меланхолически произнес Индиана.

— Крестьянам надо как-то себя развлекать, — с натугой улыбнулся управляющий. — Вы, доктор Джонс, начинаете беспокоить капитана. Я-то думал, что знаменитые ученые умеют отличать фольклор от жизненной правды.

— Нет-нет, я не обеспокоен, мистер Лау, — вяло прореагировал капитан. Он отпихнул от себя змейку, настойчиво пытающуюся познакомиться. — Неужели эта тварь хочет, чтобы я ее проглотил?

Прокатился радостный гул, когда гостей стали обносить жареными пауками.

— Вы такая несмелая за столом, мне жалко ваше истощающееся тело, — сосед по пиршеству галантно посочувствовал Лилиан и принялся смачно хрустеть членистоногими. Слегка удовлетворившись, он показал незаурядное знание философии: — Мы кушаем их, они кушают нас. Мир един. Ура.

— Эти зверьки смотрят на меня укоризненно, — отозвалась безрадостная мисс Кэмден и неожиданно попросила у Клопика кепку. Тот вовремя отдернул лучшую часть своей одежды, догадавшись, на что потянуло белую женщину.

Индиана не унимался, хотя рисковал показаться своим собеседникам назойливым:

— Я услышал в этой деревне, господа, будто люди из Дхангархи коечто отняли у них.

Лау, еще растягивая щеки в улыбке, сверлил взглядом на лице профессора дырки.

— Доктор Джонс, в нашей стране не приняты сомнительные шутки.

— Прошу прощения. Я-то думал, мы обсуждаем фольклор, коллективное бессознательное, так сказать.

— И что, как им кажется, у них отняли? — вежливо поинтересовался британский офицер.

— Священный камень.

— Вот видите, капитан, — сказал, размягчаясь, Лау, — всего лишь камушек. Может, у них вдобавок цветочек отняли? Или травинку?

Тем временем мисс Кэмден принесли настоятельно затребованный ею «простой супчик». Она, с упоением поводя носом, подняла крышку, жадно сунула ложку и тут же жалобно пискнула. Важную роль, как оказалось, в кушанье играли глаза — большие, карие, похожие на человечьи…

Между тем, не слишком приятный обмен мнениями — внешне спокойный, но внутри бурлящий — продолжался.

— Чуть не забыл, мистер Лау. Священный камень из деревни не просто Шива-линга, которому привыкли поклоняться крестьяне. Он имеет отношение к легенде о камнях Шанкары, то есть, согласно повериям, обеспечивает хорошую жизнь.

— Доктор Джонс, к вам удивительно прилипают всякие байки. Из какого клейкого материала вы сделаны? Кстати, про вас тоже говорят малоприятные слова. Например, что вы в Канджуре на самом деле не производили раскопки, а просто грабили могилы.

— Ну, знаете, газетчики любят подбавить красок для яркости, — вынужден был уйти в оборону Индиана. — Действительно, грань между ограблением и археологическими раскопками порой тонка. Все зависит от того, претендует ли кто-нибудь еще, кроме археологов, на имущество, которое пролежало тысячи лет в земле. Что касается соблюдения покоя мертвых, то все мы, без исключений, форменные некрофилы. Особо не задумываясь, мы существуем за счет останков некогда живших существ, из которых состоит верхний слой почвы, нефть и газ. Согласны?

— А султан Мадагаскара пообещал, что отрубит вам голову, едва вы попадете в его владения, — продолжал весьма информированный мажордом Лау.

— Отнюдь не голову, — отразил выпад Индиана.

— Тогда, значит, руки.

— Если бы руки… — профессор смущенно закашлялся, глядя куда-то вниз. — Ладно, это неважно. Мы с султаном не поделили вовсе не археологические ценности. Я его кое в чем опередил. Хотя, надо признаться, получилось недоразумение.

— Также как и сейчас, — закрыл вопрос Ананд Лау.

Разговор неожиданно возобновил молчавший до той поры малец раджа.

— Я тоже слышал о Фаги. И долгое время считал — это лишь сказки, которыми пугают детей, чтобы они не бегали далеко от дома. Но потом выяснил, что культ Фаги действительно существовал. Воистину отвратительный культ для всех, кто поклоняется и Шиве, и Вишну. Мне стыдно за то, что происходило здесь несколько столетий. И я уверяю вас — это никогда не повторится в моих владениях.

— Если я обидел вас, то прошу прощения, Ваше Величество, — торжественно объявил Индиана. Малыш Зелим показался ему совсем непохожим на тех, кто приложил руку к кровопусканию в окрестностях Дхангархи.

После того, как инцидент был исчерпан вмешательством правящей особы, наступило время десерта. Возбужденно хихикнул сосед Лилиан, гурман внушительных размеров. Измученная женщина встревожилась, морально готовясь к очередному удару по психике.

Подготовка не слишком помогла. На десерт вместо сливочного мороженного подали… похоже, это были охлажденные гениталии какого-то довольно крупного животного. Лилиан не выдержала и свалилась в обморок. Ее тут же унесли в покои, чтобы не портить картину пиршества.

После завершения праздничного обеда-ужина Индиана решил навестить сраженную гастрономическими ужасами компаньонку.

— Расскажете потом, как утешали даму, — напутствовал его бывалый Клопик.

Когда Индиана постучал в высокую дверь из красного дерева, «больная» почему-то открыла сразу, как будто дожидалась его на пороге.

— У меня есть кое-что для тебя, Лили.

— У тебя нет ничего такого, что могло бы меня заинтересовать, — надменно произнесла она.

— Напрасно ты так думаешь, — многозначительно возразил Индиана.

Он достал из-за спины тарелку с нормальными фруктами и хрупнул яблоком. Лилиан бросилась на сочную мякоть, как летучая мышь, чуть не отхватив Индиане палец.

— Пожалуй ты не такой уж и плохой человек. Если я выйду замуж за какого-нибудь раджу, ты можешь смело претендовать на пост главного придворного раба. Обещаю пороть тебя нечасто.

Лилиан смотрелась хорошо в индийском халате. Совсем не так, как в Кхорлаке. Голос ее стал почти мелодичным, волосы светлыми и мягкими, глаза прояснились и набрались яркой голубизны. Индиана отметил, что мисс Кэмден пробуждает в нем недвусмысленные чувства. Кроме того, на ее шее откуда-то появилось и поблескивало ожерелье из крупных изумрудов.

— Это тебе тот жирняга в чалме подарил?

— Жирный не жирный, а подарки даме он делает на свои доходы.

Оказалось, кое-какие вещи доктора Джонса все-таки задевали.

— Для феодала доход не проблема, милая, надо только лишний раз пройтись плеткой по худым задницам своих подданных, тем более, что в местных копях добываются эти самые изумруды. По большей части они реализуются на лондонских аукционах, но кое-что местные властители оставляют и себе. Как все южане, они любят блестящие побрякушки. Между прочим, мой дедуля в Гражданскую, во главе негров…

— Знаю, грабил плантаторов-южан, а на вырученные средства пил, не просыхая, «бербон» до конца своих дней, — в грубой форме перебила «милая». — А какой-нибудь твой дедуля по маминой линии со своей казачьей сотней чистил дворец бухарского эмира, тоже южанина и рабовладельца. Меня тот дядька в чалме, между прочим, в гарем приглашал. Обещал кормить птичьими языками и сдувать пылинки.

— Работа в гареме опасна. Соглашайся, если тебе оказали доверие, только не забудь застраховать свою голову. На случай отделения ее от тела… Ты спать, что ли, в этом ожерелье собираешься?

— В нем, и больше ни в чем. Это тебя шокирует, мистер Джонс?

— «Больше ни в чем». Жалко тебя, вдруг какая-нибудь многоножка по телу проползет. От нее след на всю жизнь, который даже после смерти останется… — Несмотря на страшные слова Индиана думал о другом, более приятном. — А вообще, меня ничто не может шокировать. Ведь я ученый. Озадачить — другое дело.

— Как ученый, ты получаешь знания из опыта?

— Всегда, Лили.

— И какой опыт ты хочешь поставить на мне сегодня, десять лет спустя после того, первого? — Женщина несколько подалась вперед бюстом.

— Среди прочего я исследую ночную жизнь животных, — скромно определился ученый.

— Иначе говоря, ты хочешь узнать, что я кладу на подушку, голову или ноги, на каком из боков сплю? — все таинственнее улыбаясь, промурлыкала Лилиан.

— Нет, я изучаю способы привлечения самок и самцов, брачные игры, виды оплодотворения…

— Уверена, что в собачьих свадьбах у тебя большой опыт, — неискренне осудила мисс Кэмден.

Они поцеловались впервые за десять лет. Это понравилось доктору Джонсу, который достаточно долго не участвовал в боях на сексуальном фронте. Не десять лет, конечно, и не со времен визита в султанат Мадагаскар, но все-таки… Похоже, и ей понравилось. Во всяком случае, она сказала:

— Извини, что я была неласкова, бранилась… Со мной, наверное, трудно.

— Ничего-ничего. У меня бывали эпизоды и похуже, — простодушно признался археолог. — Однажды в доме терпимости на Капокабана… ладно, об этом потом.

Женщина почти не обращала внимания на суть слов, она уже плыла в сладком тумане грез.

— Зато ты не знаешь, может ли быть лучше. И без меня это вряд ли станет тебе известно.

— Как ученый, я ничего не могу утверждать заранее, априори. Твое предположение, Лилиан, надо проверить эмпирическим путем. Пожалуй, к утру все станет ясно.

Индиана решительно закрыл за собой дверь номера, вернее, покоев. А Лилиан, напротив, тут же распахнула закрытые было створки.

— Ну ты, орангутанг! Я не так доступна, как тебе кажется.

— А я, получается, доступен? — доктор Джонс задался риторическим вопросом, после чего направился на выход, развивая тему. — Обычно я устраиваю конкурс среди претендующих на меня женщин, чтобы узнать, какая самая достойная. Между прочим, очень серьезный конкурс.

— Ты просто не хочешь признаться, что заплесневел, прожив без меня эти десять лет.

Индиана решил быть твердым, но в меру конечно.

— Если я очень понадоблюсь, тебе известно, куда бежать.

— Через пять минут ты будешь ломиться в мою дверь. Мы оба это знаем, — веско предупредила Лилиан.

— Через пять минут я буду сладко спать. Хр-р-р-р…

Индиана вернулся к себе. Даже переоделся, запихнув чужой смокинг под кровать. Но вместо того, чтоб отходить ко сну, принялся смотреть на часы. Если не пять минут, то сколько надо для приличия? Семь? Нет, это еще неприлично. Однако же — «придворный раб», чуть ли не евнух. И кто это говорит Индиане? Забулдыга мисс Кэмден, пьющая на спор с шерпами! Вполне вероятно, что она не знала меры и в половом вопросе. «Орангутанг»… Кстати, орангутанги — очень милые и скромные животные… Нужно проучить жадную распущенную бабенку. Напрячь волю и проучить. Йога должна в этом помочь: вначале глубокое расслабляющее дыхание, затем энергия направляется снизу вверх. Снизу вверх… Нет, совсем не то поступает в голову снизу. И в правое, и в левое полушарие, и в спинной мозг. Необходимо тщательнее контролировать ментальные образы.

Наконец, профессор понял, что йога бессильна, как туман, а мисс Кэмден, скорее всего, сейчас общается с бутылкой. Возбуждает это ее или, наоборот, успокаивает? Пока он тщательно взвешивал разные доводы, случилась неприятность.

На его горло легла удавка.

Фаги! Душители, которые душат не абстрактную свободу, а конкретное тело. Это их прием: накинуть на горло шелковый шнурок — и оп-ля. Гость раджи успел подумать об этом, потому что шея у него была крепкая. Он сумел протащить врага вперед, а потом, резко присев, бросил его приемом греко-римской борьбы набок. Увы, здоровяк-убийца не отпустил удавку — видимо, хорошо поднаторел в душительском мастерстве. Он даже смог подняться. Еще немного, и все… В бессмысленно мечущиеся руки археолога попался металлический кувшин стиля «бидри» с серебряными аппликациями, которым он и влепил душителю в лоб. Тот немного обалдел, тогда Индиана, приподняв его локти, попробовал швырнуть приемом джиуджитсу через себя. Но душегуб был цепким, как бульдог, и ловким, как пантера. У более худого борца подкосились ноги под массой бросаемого тела, и он упал на ковер. Подлый незнакомец вновь оказался за спиной у доктора Джонса.

Сквозь запертую дверь прорвались гневные слова Лилиан.

— Ну, мистер Джонс, эту ночь ты никогда не забудешь! Я просочилась у тебя между пальцев! Спи спокойно, надеюсь тебя не будут мучить кошмары! Я могла быть самым интересным твоим приключением!

Доктора Джонса кошмары не только мучили, но уже добивали, поэтому вместо слова «помоги» из его передавленного горла вылетело лишь слабое «и-и-и-и».

Палец, засунутый под шнурок, помогал все хуже и хуже. Голова наливалась тяжестью и пухла, в глазах темнело и темнело… Незадолго до наступления непроницаемой ночи, Индиана удачно двинул назад затылком и попал душителю в переносицу. Это называется у чикагских гангстеров «датским поцелуем». Удавка ослабла, тогда Индиана, чуть развернувшись, врезал душегубу локтем в солнечное сплетение и тылом кулака — по горлу.

Враг чуть-чуть раскис, не более того. Возможно, поединок продолжался бы долго и неизвестно чем закончился, если бы не прекрасная ваза. Это очередное произведение искусства было нахлобучено на голову неприятеля. Размеры обоих предметов прекрасно сочетались. Оставалось повернуть вазу вместе с головой налево, и еще налево — до хруста. Душитель пал.

Индиана поспешил в покои мисс Кэмден. Это было недалеко — напротив. Она подпрыгнула на постели и закудахтала с неприкрытой радостью:

— Наконецто! Будь нежен со мной, будь аккуратен, как с фарфоровой статуэткой…

Но сейчас совсем другая задача стояла перед долгожданным гостем. Новый душитель мог прятаться в этой комнате или же в любой момент пожаловать сюда через потайной ход. Однако мисс Кэмден явно не понимала сути метаний профессора по ее покоям. Возможно, она посчитала его слегка поддатым или обкурившимся опия.

— Да вот же я, Инди. Ку-ку!

— Здесь никого нет, — хрипло сказал доктор Джонс.

— Я здесь, — ласково возразила женщина.

И тут ему показалось, что мелкие цветы в приземистой вазе у изголовья кровати слегка колышутся, будто от сквозняка. Однако окно было плотно закрыто, чтобы комнату не навещали противные южные насекомые и зверюшки покрупнее, вдобавок оно находилось в стороне.

Тогда внимание переключилось на шикарную кровать. После тщательного осмотра профессор несколько раз прыгнул на нее, даже попробовал оторвать от пола.

— Инди, все в порядке, — забеспокоилась мисс Кэмден. — Крепкий станок. В крайнем случае, мы можем перебраться на ковер.

Настойчивый археолог опустился на колени, его взгляд остановился на ножках кровати. Они представляли собой голых бронзовых дамочек и тоже нуждались в проверке.

— Эй, отпусти их! Вот я, ну вот же я, — несколько раз напомнила удрученная женщина, сделанная из живой плоти, и поманила к себе рукой. Ей казалось, что дела доктора Джонса совсем плохи. Но стоило повернуть одну из бронзовых фигурок вокруг оси, как кровать вместе с частью пола вдруг двинулась вниз.

7. КОШМАР АТАКУЕТ

Спуск кровати в подполье оказался недолгим. Открылась шахта, футов на шесть в глубину, в которую стал глядеть Индиана.

— Чего менято не позвали? — звенящим от восхищения голосом упрекнул Клопик.

Оказалось, что он тоже присутствует в женских покоях! Наверное, потому что Индиана забыл от нетерпения запереть дверь за собой.

— Ну и чутье у этого парня! — тревожно оглянулся доктор Джонс. — Постучался хотя бы.

— Вы тоже не постучались, — уличил малыш. — Ввалились без спроса.

— Мне, наверное, можно.

Индиана осторожно глянул на притихшую Лилиан и понял, что она не возражает.

— Что вы такое нашли? — не унимался настырный мальчик.

— Ничего особенного. Обыкновенный потайной ход…

Археолог отправился вниз, и вскоре наверх пошли сообщения:

— Тут коридор какойто. Ого, надпись на санскрите! «Душу нельзя рассечь на куски оружием, сжечь огнем, смочить водой, иссушить ветром». Это вдохновляет.

Лилиан как всегда ничего не поняла:

— Помоему, бессмысленные слова.

— Они означают, Лили, что, пока мы не наложим в штаны со страху, все будет хорошо… Эй, Клопик, несика наши вещички сюда.

Решение созрело вмиг. Возможно, оно было ошибочным. Возможно, трагическим. Но доктор Джонс придерживался принципа: или думаешь, или действуешь. Покрайней мере, интуиция подсказывала ему, что обычные пути для него и его спутников уже отрезаны. Лау или ктото вроде него собрался покончить с непрошенными гостями, чтобы никто больше не портил аппетит в пиршественной зале.

— Лилиан, ты останешься наверху, — распорядился командир маленького отряда. — Пока тебя не позовут, не дергайся. А мы с мистером Лопсангом сходим на экскурсию по местным достопримечательностям… Клопик, двигайся за мной след в след.

Мальчик спрыгнул вниз и шел след в след, сколько мог. Но ярдов через тридцать он потрогал странный выступ в стене, отчего открылась ниша, из которой вылетело два мертвеца с длинными волосами.

— Я буду ступать туда же, куда и вы, доктор Джонс. Я ничего не буду трогать, честное слово, — пообещал изрядно струхнувший агент, еле ворочая заледеневшей челюстью.

Ярдов двадцать спустя стало совсем темно. Индиана пожалел о том, что своевременно не соорудил факел.

Чтото отчаянно хрустело под ногами. По мнению Клопика это было сухое печенье. Он погрузился в сладкие мысли о том, откуда здесь взялось печенье, да еще в таких количествах. А Индиана пытался откопать пару спичек, затерявшихся в бездонных карманах куртки. Наконец появилось слабое освещение.

Весь пол был густо залеплен насекомыми. Тысяченожки и сколопендры, тарантулы, муравьи, термиты, скорпионы и жуки. Некоторые из них уже резво взбирались по ботинкам путешественников и пытались внедриться под штанину, отчего ноги самопроизвольно заплясали «степ». Твари питались друг другом, о чем свидетельствовала шелуха из хитиновых покровов, густо усеивающая пол. Можно было предположить наличие подкормки, либо притягивающих запахов, либо влияние демонической силы. Последнее доктор Джонс оставил вне рамок серьезного рассмотрения, но решил все-таки учитывать.

— Это не печенье! — Клопик распрыгался, как чертик на пружинке.

— Давай-ка выбираться отсюда, покуда какой-нибудь местный житель не засадил нам ядовитый хобот, — предложил в ответ Индиана.

Путники заторопились вперед. Коридор несколько расширился, превратившись в сумрачную камеру с высоким потолком, входом сзади и выходом спереди. Когда мужчина и мальчик попали на ее середину, здоровенное колесо, выкатившись из какой-то щели, перекрыло вход, а следом и каменная плита, опустившись сверху, отсекла выход.

В помещении было много скелетов и более свежих мертвецов, оставшихся от прежних посещений. У одного в костяных пальцах даже имелась плошка с фитилем и остатками масла, которая стала источником слабого света для двух новых заключенных.

— Пожалуй, нам не стоило торопиться, — заметил мальчик.

— Клопик, застынь у стены и ничего не трогай, — предупредил искушенный доктор Джонс.

Мальчик послушно застыл. Более того, он прислонился к стене, нажав спиной на что-то. И подземелье откликнулось, дрогнуло. Какой-то огромный механизм заявил о себе неприятным скрежетом. Пол вдруг наклонился, а вдоль стены появилась щель, из которой потянуло неприятным холодком. Мистер Лопсанг с воплем отпрыгнул на середину камеры, но пол неумолимо продолжал вращательное движение, проворачиваясь вокруг некой оси. Как отдельные кости, так и целые мертвецы покатились и заскользили в разрастающуюся прореху у стены. По звуку было понятно, что падение их заканчивается далеко внизу.

— Вы же сами велели стоять у стены, значит, я не виноват! — заорал Клопик.

Однако старший товарищ не думал над вопросом «кто виноват?», гораздо больше его интересовало «что делать?».

Пленники уцепились за противоположный вздымающийся край пола, но было ясно, что это средство не спасет от падения в пропасть. Несмотря на нервную обстановку, Индиана попытался расслабиться и узнать у своей памяти, не запечатлела ли она чтонибудь интересное перед входом в камеру смерти. Нет, ничего. Вход не был оформлен — ни дверями, ни замком, ни косяком.

— Клопик, ты не углядел чтонибудь любопытное, когда мы сюда входили?

— Да я под ноги смотрел… Только какойто каменный цветочек на глаза попался, барельеф со множеством лепестков. На стене, справа от входа.

— Это же лотос, — мигом прикинул археолог, — символ Голоки Вриндаваны, источника творения. А вся наша камера изображает умирающую и воскресающую Вселенную.

Для общения с внешним миром оставалась лишь небольшая щель в задней стене, через которую доктор Джонс и затрубил громовым голосом. Громкому воплю он некогда учился у японских самураев и таежных охотников.

— Лилиан! Давай сюда, у нас неприятности! Светильник не забудь!

— Хорошо, что мы оставили ее в резерве, — отметил Клопик.

И мисс Кэмден услышала призыв тонким слухом женщины. Через минуту послышался ее ответный истошный визг.

— Ой, два мертвых человека! Ты почему не предупредил?

— Лилиан, если ты не поторопишься, здесь появится еще два мертвых человека!

— Как вы мне надоели!

Затем женщина вступила в мир насекомых, которые стали спешно с ней знакомиться.

— Лилиан, ну где ты?

— Пусти меня, Инди, они ползают по мне! Открой дверь! Дура я, нашла кому помогать…

— Справа от входа на стене каменный цветок, покрути его или надави как-нибудь.

Через несколько секунд Лилиан откликнулась.

— Я и покрутила, и надавила. Открой сам, Инди!

— А какогонибудь выступа или углубления у цветка нет? — почти безнадежным голосом уточнил доктор Джонс.

— Ну, есть. Только в этой нише какая-то гадость. Ползает, копошится.

Пока Лилиан бранила профессоров и насекомых, пол пришел уже в вертикальное положение, сделался пятой стеной. Джонс с Клопиком просто висели, уцепившись за ее верхний край.

Мальчик хныкал, мужчина из последних сил подыскивал психологически верные слова.

— Ты можешь, Лили. Это же элементарно. Представь себе, что там копошатся заводные цыплята и зайчики.

Внушение сработало, потому что женщина все-таки просунула руку и нажала на рычаг. После чего коварный пол стал возвращаться в более подходящее для него горизонтальное положение.

Вскоре через открывшийся вход вбежала Лилиан с ревом:

— Снимите с меня это! — подразумевая, конечно, насекомых, ползающих по ней с ознакомительными целями.

Однако прежде чем доктор Джонс подоспел к мисс Кэмден, она успела наклониться, чтобы стряхнуть с себя страшных и назойливых тварей. При этом надавила симпатичным — особенно в индийском одеянии — задним местом на стену и попала на тот самый рычаг, который уже был опробован Клопиком несколько жутких минут назад. Мальчонка вскинулся:

— Это все она! Она!

Но Индиане было не до оправданий, потому что колесо моментально перекрыло вход. Плита закрывала выход более плавно. Спастись мог лишь тот, кто не страдал сомнениями и всякими рефлексиями, поэтому археолог вытолкнул компаньонов в быстро сужающуюся щель, затем бросился туда же сам.

Назад дороги не было, оставался только путь вдаль. Коридор полого шел вниз, сужался и довольно скоро превратился в пещерный ход. Тоннель несколько раз становился лестницей. Высеченные из камня стены были украшены фресками, пестрящими сценами из индийского пандемониума.

Демоны-ракшасы, насылающие бурю, пожирающие плоть и пьющие кровь, рвущие на части различные живые существа, которым и удрать никак. У одного здоровяка демона было огромное разверстое в районе пупа брюхо, в которое он просто загребал животных, урожай и крестьян.

Демоны преты, дурманящие людей, посылающие пехоту и кавалерию на вечный бой, заставляющие толстяка жрать еще больше, ростовщика повышать ставку кредита, властолюбца резать и отравлять действительных и мнимых соперников, а сладострастника забирать к себе в гарем все, что движется.

Танцует на трупах черная богиня Кали, однако нет радости на ее лице, она питается энергией зла, но не в восторге от происходящего. Это еще не ее. Танец продолжается, гдето появляется маленький и невзрачный Шива, не вечный супруг, а подкаблучник. Танцуют все, действие идет от периферии к центру. Зарядившись энергией разрушения и распада, кружатся развоплощенные души, лишь изредка подкрепляясь свежей кровью. Наконец материальный мир стирается, отдав свою энергию черной богине, и начинается ее царство. Только ее…

Хоровод простых энергий, показанных одноцветными красками, а посредине одинокая Кали… Кали-юга* становится Кали-локой*…

Примерно через час блужданий по подземельям, которые были, собственно, выработанными изумрудными копями, Индиана Джонс и его спутники оказались на балконе пещерного храма.

Тот представлял собой гигантскую полость, ярко освещенную факелами. Свод поддерживали колонны из тесаного камня, имелась площадка для молящихся с одной стороны, и алтарь в виде внушительного изваяния Кали — с другой. Обе части храма разделялись ямой, в которой полыхал огонь. И еще на алтарной стене выделялся барельеф свастики, повернутой, как отметил Индиана, в ту же сторону, что и у нацистов.

Кали, как и положено, была украшена множеством человеческих черепов, словно генералиссимус орденами. У ее подножия стояла большая каменная голова, в глазницах и ноздрях которой мерцали огни, придавая ей весьма заинтересованный вид.

— Я ничего подобного в жизни не видела, — прошептала ошеломленная Лилиан.

Доктор Джонс еле скрывал восхищение.

— Никто этого не видел уже сто лет. Это культ Фаги.

Под барабанный бой творился ритуал. Какой именно — пока непонятно, но явно нехороший. Заправилой был жрец в рогатой тиаре, которую венчала сморщенная человеческая голова. Последняя принадлежала белому человеку, судя по расчесанным рыжим волосам. Еще одна голова висела у жреца на шее в виде медальона. Служителя культа, как можно было понять из возгласов и здравиц, звали Калидаса.

С другой стороны ямы находилось человек сто молящихся, которые то послушно простирались ниц, то энергично вскакивали.

Присутствовали и две совершенно неожиданные персоны. Вопервых, раджа Зелим Сингх Рана — хоть и малолетка, однако вполне сложившийся брехун. И…

Нацист Хорхер. Он вырядился в узкие штаны чуридар, потешно смотревшиеся на его тощих ножках, и брахманскую куртку со стоячим воротником. Впрочем, немецкого визитера легко можно было опознать по поблескивающим очкам. Только зачем ему понадобились белые перчатки? Может быть, для замены черной лайки, которую он привык натягивать во время работы у себя на родине?

Меж тем мероприятие текло своим чередом. Два ражих молодца со смоляными усами ввели человечка, украшенного цветочными гирляндами. В течение нескольких секунд тот был прикован за руки за ноги к вертикально стоящей раме, похожей на кровать. К нему, пританцовывая, подобрался рогатый жрец и довольно ласково погладил по щекам.

Калидаса обратился к Кали с молитвой на ломаном санскрите, пересыпанном выражениями на майтхили, так что Индиана смог разобрать лишь несколько слов. Богиню просили принять благодарственную жертву и исполнить свой танец, разрушающий оковы материального мира-пракрити, возвращающий души-атман к их источнику, детородному органу-йони* богини.

Затем человечек сыграл свою незавидную роль. Рука жреца легла на его грудную клетку. И вошла в нее, как в масло… Ошибки быть не могло, это видели не только накрученные ночным бдением молящиеся, не только Индиана, но и вполне трезвая Лилиан, взметнувшаяся от ужаса, и Клопик, который присвистнул от удивления: «Эх, и мне так надо было по карманам лазать». Филиппинские врачеватели умеют это делать, мелькнуло в голове Индианы, однако онито врачуют.

Рука жреца поработала в грудной клетке и выбралась оттуда с приобретением. Человеческое сердце, еще дрожащее, было сразу продемонстрировано публике. Вероятно, рогатым фокусником применялся незаурядный трюк. Во всяком случае, рана на груди у жертвы в глаза не бросалась, сам человечек пока был живехонек и отнюдь не находился в предсмертной агонии.

Тем временем рама, висевшая на железных цепях, была переведена из вертикального в горизонтальное положение. Затем поблизости открылся колодец; туда и стали опускать жертву с помощью ручной лебедки, состоящей из штанги и вертящегося барабана. Не простой был колодец, в нем булькал расплавленный металл, похожий на свинец. И с каждым поворотом барабана, стравливающего цепь, вырванное сердце дымилось все больше, оно уже горело, и копоть от него втягивалась прямо в нос каменной Кали. (Опять трюкачество? Или коллективный гипноз?)

Индиана Джонс был ученым, следовательно, не мог давать антинаучных объяснений, однако и не позволял себе игнорировать факты. Когда он говорил студентам, что не верит в колдовство, то немного лукавил. Действительно, он не верил, но знал, что некоторые вещи происходят по иным законам — законам резонанса и взаимодействия скрытых пока от науки сил.

Жертва вспыхнула от сильного жара, еще не достигнув поверхности жидкого металла, и в тот же момент языки пламени вырвались из сердца, лежащего в правой руке жреца Калидасы. Что было хорошо заметно с балкона. Молящиеся немедленно пали ниц и застыли. А когда раму подняли наверх, она была красна и пуста.

Помощники главжреца внесли три камня, которыми оснастили глазницы и нос каменной головы Кали — той, что лежала у ног изваяния. Камни вдруг засочились светом.

— Это то, что мы ищем, — Индиана подмигнул сотоварищам. — Камни Шанкары.

— В них лампочки, что ли, вставлены? — задал резонный вопрос Клопик.

— По преданию, когда камни Шанкары соединяются вместе, они начинают изливать Шакти — энергию Шивы. Потому-то их и сперли из окрестных деревень.

— Может, всетаки там брильянтики светятся? — помечтала Лилиан.

Тем временем поклонники Кали, получив необходимую дозу ритуала, а также заряд бодрости и хорошего настроения, стали поспешно расходиться.

— Сидите здесь, — распорядился доктор Джонс. — Причем, тихо. Клопик, приглядывай за Лилиан, она у нас баламутка.

— А вы куда? — всполошился мистер Лопсанг.

— Я — вниз. Я не уйду отсюда без камушков.

— Ах ты, засранец! — взвилась «баламутка» Лилиан. — Да эти фанаты мгновенно почуют тебя! Поймают, дадут по шее саблей, и башка укатится. Вот тебе будет и слава, и богатство.

— Я не привык уходить с пустыми руками, — Индиана поцеловал Лилиан, вспомнив, что иногда это помогает от страха.

Он пополз по балкону, который вскоре преобразовался в скальный выступ, по направлению к алтарю. Затем поработал «Пацифистом»: закинул конец кнутовища на какой-то каменный зуб, торчащий из стены, и, как на качелях, спустился вниз. К нижней голове Кали, той, что с камнями Шанкары. Голова вскоре осталась с носом, а камни перекочевали в сумку археолога. И ничего существенного, как отметил доктор Джонс, не произошло. Сверхъестественная сила не швырнула молнии из ноздрей, не испепелила огнем, брызнувшим из глаз. Теперь предстояло осмотреться и подумать о том, что собственно дальше. Здесь был еще один проход, не тот, через который удалились идолопоклонники. Даже не проход, а вентиляционный тоннель, который начинался во рту страшненького каменного ракшаса, подпирающего стену.

Тоннель, протыкающий скальную толщу, закончился в другой пещере, более объемной, чем первая. Голова Индианы показалась в отверстии, расположенном ближе к ее своду, чем к полу.

В этом подземелье явно находилось горнодобывающее производство. Правда, весьма примитивное. Да вот только работали здесь одни худосочные детишки. А здоровенные мужики «трудились» надсмотрщиками. Нечто схожее можно было увидеть в Англии времен промышленной революции. Точно под окошком, из которого выглядывал профессор, какойто паренек с тяжеленной корзиной на голове запнулся от изнеможения и рухнул, рассыпав щебенку. Тут же плеть надсмотрщика припечатала его. Казалось, она рассекла мальчонку пополам, тот даже и кричать не смог для облегчения. Но надзирателю показалось мало. И он снова стал заносить свой инструмент, столь непохожий на справедливый кнут Индианы.

Археолог, как ни крепился, все-таки сдержать себя не смог и удачно брошенным камнем угостил верзиле по темечку. Мальчик поднял глаза на неожиданного союзника, впрочем, и ушибленный надсмотрщик вперился взглядом в нежданного-негаданного врага. С надзирателем, увы, ничего особенного не случилось, просто усатый рот раскрылся и испустил вой, распространившийся по всему подземелью. Непрошенный гость спешно отступил, но что-то насторожило его в вентиляционном тоннеле. Что-то, похожее на порывистое дыхание и клацание невтянутых когтей.

Внушительный багаж знаний и скорость реакции нередко позволяли Индиане делать очень правильные выводы. Сейчас вывод был таков — путь отрезан, потому что в тоннеле какието твари. То ли шакалы, то ли собаки. Едва он заметил мерцание глаз, как окончательно все понял. Декханские псы. Наверное, полуприрученные, уважающие человечинку. Сейчас источником мясной пищи станет он сам.

Археолог, высунувшись из окошка, попытался нащупать носками хоть какуюнибудь щербинку в скальной стене. Может, и нашел бы. Но на уровне его лица возникли две морды, выдувающие слюну, и первым делом атаковали нос и пальцы. За миг до того как звериные клыки оторвали бы столь важные детали, Индиана упал вниз.

Он неоднократно падал в последнее время, поэтому пролететь пятнадцать футов не представляло особого труда. Тем более, он рухнул сразу на трех надсмотрщиков. Правда, остальные молодцы накинули на него сеть, и потащили как зверя. К тому же пара гурков, свирепо раздувающих усы, готовы были искрошить его вместе с сетью своими саблями. В результате археолог не столь брыкался, пока его несли куда-то, сколько разглядывал производственный процесс.

Из шахт по хилым лесенкам карабкались ребята с корзинами, наполненными кусками скальной породы. Малолетние трудяги махали кирками и в углах пещеры, еще более расширяя ее. Водяной поток, спешащий по лотку, вращал большое колесо, которое приводило в действие бегущую дорожку-транспортер и несколько дробильных катков. Под ними располагались трясущиеся сеточные фильтры и центрифуга. Пройдя через эти механизмы, порода становилась мелкой щебенкой, затем сбрасывалась в вагонетки. Доверху груженные составы под управлением кондуктора следовали куда-то за пределы пещеры…

Перетаскивание доктора Джонса закончилось тщательным обыском и сбрасыванием в колодец.

8. ЦАРСТВО ТОРЖЕСТВУЮЩЕЙ СМЕРТИ

Колодец, вернее трещина в скале, использовался на подземном заводе в качестве отстойника для вредных людей — пока решалось, что с ними делать дальше. Вездесущий Клопик, разумеется, был уже там и сделал вполне справедливое замечание:

— Вы так все устроили так, доктор Джонс, чтобы здесь оказаться.

И взрослый, умудренный жизнью человек не мог не согласиться с истиной, изрекаемой младенцем.

В сущности, все последнее время приходилось заниматься импровизацией на чужую тему. В его мозгах не осталось места для логики и заблаговременного обдумывания. Он был так заморочен затейником-брахманом из деревни, что запросто втравил женщину и ребенка в эту сомнительную историю.

Клопик рассказал огорченному профессору, чем кончилось сидение на балконе. Они с Лилиан тихо шушукались, никому не мешали, ничего не трогали. Вдруг из тоннеля возникли три головы в черных тюрбанах, весело скалящиеся и подмигивающие. Когда надо было закричать, крепкие пальцы схватили за руки, шею, рот, не дали даже пикнуть. Так что право голоса осталось лишь на бумаге.

— Слушайтесь меня, доктор Джонс, и жить вы станете много лучше, чем сейчас, — подытожил Клопик торопливый обмен печальными сведениями. — Майор Питерс вам же советовал никуда без меня не шляться.

Мальчик по-прежнему не унывал. Судя по всему, не существовало в этом мире вещи, способной опечалить гималайского сироту.

Куда отвели Лилиан, Клопик не знал, потому что на него сразу после задержания накинули мешок. Неизвестно было также, каким образом враги их обнаружили.

— Вот если бы нам сразу отрезали головы, тогда стоило бы расстраиваться, — тщетно утешал юный агент старшего товарища.

Доктору Джонсу было ясно, что случилось. Покои Лилиан во дворце посетил очередной душитель, и обнаружил, что она, как и другие непрошенные гости, отправилась в подземелье на поиски приключений. Поднялась тревога, и по следу беглецов двинулась стая преследователей.

Чтобы как-то унять волну переживаний, Индиана переключился на другую тему.

— Давно хотел тебя спросить, Клопик. Где твои родители? Ты, что, удрал из дому?

Мальчик охотно ознакомил доктора Джонса с началом своей биографии. Группка тибетских монахов-тантристов напала на дом его родителей, где занялась своими гнусными ритуалами. У этих людей были знаки свастики на халатах. Они вытянули всю жизненную силу из матери, после чего опустошенная женщина заползла в овин и там встретилась с Чистым Светом, то есть умерла. Отец Клопика, примчавшийся с пастбища, бился с монахом-предводителем на берегу горной реки. Оба они упали в поток. Через полчаса два тела вынесло к берегу. Только предводитель остался жив-здоров, а отец разбился о камни. Монахи съели его печень и не отпускали его сознание к милосердному Авалокитешваре. Они заставляли труп бродить по ночам еще целую неделю.

Содрогнулся даже такой испытанный слушатель, как Индиана.

— Прости, малыш, мне и в голову не приходило…

Впрочем, мальчик не выглядел грустным.

— Я все равно ничего такого не видел, мистер Джонс, сразу к соседке удрал. Потом ко мне дух отца приходил, рассказал, как было. Он меня попросил, чтобы я уронил на предводителя камень покрупнее. Я папину просьбу выполнил. Когда монахи шли по тропе, забрался повыше и устроил обвал… А в соседку потом злой демон вселился, она меня выгнала взашей. Пришлось заняться воровством. Это у меня в общем-то неплохо получалось…

В отстойник спихнули нового арестанта — подростка из местных. Лопотание дрожащего зверька трудно было разобрать. Выяснилось только, что паренек молил Шиву о смерти, но тот не взял его к себе. Теперь придется испить черную кровь Кали, и душа тогда достанется гневной богине. Жизнь станет кошмаром по имени Калимайя.

— Доктор Джонс, а что это за «черная кровь Кали»? — поинтересовался Клопик. — Может вино такое?

— Скорее наркотик. Впрочем, из соображений экономии им вряд ли угощают того, кого приносят в жертву. Будем надеяться, что месячный план по жертвоприношениям на этом заводе уже выполнен. — Профессор вдруг внушительно зевнул, все-таки наверху была ночь. — Теперь я хочу заснуть и увидеть не сон-кошмар «калимайя», а чтонибудь более веселое. И тебе желаю того же, пользуйся возможностью.

Пробуждение было резким — археологу накинули петлю на руки, выдернули из трещины и потащили куда-то так быстро, что несколько минут его башмаки только чертили две полосы на пыльном полу. Конечной точкой оказался пещерный храм, точнее, место возле алтаря. Присутствующая в подземелье публика томилась в нетерпении, ожидая большого праздника. Казалось, сама каменная Кали находится в зловеще-возбужденном состоянии, как следователь перед допросом.

— Тебя поймали, когда ты пытался украсть камни Шанкары.

Это произнес на вполне приличном английском, хотя и с акцентом, жрец Калидаса — тот самый, командовавший жертвоприношением и вырвавший у человечка отнюдь не лишнее сердце.

— Если быть точным, то поймали несколько позже, — вежливо отозвался Индиана Джонс. — И применять термин «украсть» к уже украденному, наверное, не очень правильно.

Здесь же находились юный подлец Зелим Сингх Рана с представителем далекой европейской страны Хорхером. Вся компания была в сборе, и Клопика не забыли привести.

— Здравствуйте, герр доктор, — Хорхер радостно поприветствовал профессора, даже помахал ручкой. — Должен заметить, что вы особенный человек по части везения. Однако же мы повстречались снова, там, где никто и ничто не помешает нам спокойно общаться. Куда вы спрятали «кулон»?

— Меня ведь обыскали, — подмигнул Джонс оппоненту. — Часы забрали, наверное и «кулон» тоже. Признайтесь, что вы сами его потеряли. Поищите у себя в чемоданах, что ли…

Хорхер в свою очередь совсем не огорчился.

— Приятно, что у вас хорошее настроение. Надеюсь, вы и нас порадуете, доктор Джонс.

— Не знаю, чем я смогу вас развеселить. Вряд ли беседой на тему сакральных предметов древних инков.

— И этим тоже. Нам еще предстоит насладиться вашими рассказами. Даже вашу подружку было приятно послушать. Как вы понимаете, она успела дать нам показания.

— Надеюсь, вы ее покормили, — вспомнил о бедной женщине Индиана.

— О ней можете не беспокоиться. Ей предстоит много интересного…

Слова немца встревожили Индиану, но он не имел права нервничать.

— Вы, надо полагать, здесь на стажировке, Хорхер.

— Вы знаете мое имя? — мигом встрепенулся очкарик. — Откуда?

— К сожалению, мне вообще приходится очень много знать… — Индиана уклонился от ответа, да и немец не стал настаивать, отложив на потом. — Итак, вы здесь перенимаете опыт?

— Арийская общность, доктор Джонс. Наши предки тоже пришли с этих гор. Мы поклонялись тем же богам, что и Калидаса, пока нас не испортили иудейские проповедники. Вы, доктор Джонс, надеюсь, ариец?

— Безусловно. Если не считать якутскую бабушку, на которой пришлось жениться моему русскому дедушке-казаку, но он, что говорится, сам того хотел. Вы уверены, что наши предки спустились с этих гор? Почему тогда я так не люблю гористые местности? — парировал Индиана.

— Вы все поймете, доктор Джонс, вы способный, — продолжал объяснять Хорхер, весело щурясь. — Мы находимся в центре сил, Скрытых Сил, подвластных мощному сознанию великих и пока неизвестных нам Сущностей. Эти Силы могут нас всех, имеющих здоровые арийские корни, сделать другими людьми — откровенно говоря, сверхлюдьми. Сейчас срабатывает шарнир времени и наступает новая эра. Чтобы войти в нее, надо отказаться от мелкого, суетного и незначительного… — Хорхер светло улыбнулся. — Я знаю, это трудно. И потому передаю вас в руки своего коллеги, благочестивого Калидасы. Уверен, мне предстоит занимательное зрелище.

— Вначале у нас имелись все пять камней Шанкары, — пророкотал «коллега». — Три из них похитили такие воры, как ты, доктор Джонс. Оставшиеся были утрачены в те времена, когда англичане завоевывали Индию. Сто лет назад наемники англичан взяли приступом эту крепость, и жрец кинул последние два камня в катакомбы.

Пленник не мог не высказать свое отвращение.

— Спасибо за «вора», мистер Калидаса. Любое слово из ваших уст звучит как комплимент. Теперь ясно, почему вам нужны рабы. Похищенные детишки из окрестных деревень ищут для вас камушки. Это удобно, им не нужно платить, толстомясые дяди выжимают из них последние силенки.

Обвинения в использовании труда несовершеннолетних нисколько не задели жреца.

— Дети скорее взрослых могут отыскать камни Шанкары, — бестрепетно объяснил он. — Их карма чище, не отягощена еще удовольствиями и страстями этой жизни. Кроме того, они добывают изумруды, которые с большой выгодой перепродаются британскими компаниями на европейском рынке. Поэтому за последние восемьдесят лет к нам не было никогда никаких вопросов со стороны англичан. Когда дети найдут недостающие камни, мы, слуги великой черной богини, сделаемся всемогущими.

Он пробубнил какую-то молитвенную формулу, взгляд его сделался светлым, как недавно у Хорхера.

«Натуральные фанаты, без каких-либо примесей разумности», — сплюнул профессор, вслух же издевательски похвалил:

— Люблю людей с богатым воображением. Мне всегда нравились раскованность и непринужденность тех, кто хочет покрутить земной шарик.

— Мне не верят? — оскорбился жрец. Он поскреб присутствующих шершавым взглядом, от которого даже «коллега» Хорхер поежился. — Наверное, наш ученый гость просто стесняется поверить. Или университетское образование мешает? Придется ему помочь.

Калидаса засмеялся густым театральным смехом. Индиана поддержал его, хотя понимал, что мяч перехватила команда врагов.

После сеанса общего смеха к археологу приблизился тот самый надсмотрщик с окрашенной бородой, который получил булыжником по темечку и остался невредим.

— Привет, — сказал Индиана. — Если вы на меня не сердитесь, тогда присоединяйтесь к нашей содержательной беседе.

Когда связаны руки, иной линии поведения, кроме максимально дружелюбной, не остается. Однако верзила не вступил в беседу, а сжал здоровенной пятерней лицо доктора Джонса, причем челюсти профессора от бокового сдавливания разжались. Едва рот раскрылся, в игру вступила засохшая скукоженная физиономия трупа, то есть попросту отрубленная голова. Ее поднес помощник жреца, собираясь по-своему порадовать археолога. Впрочем, мертвая голова вела себя несамостоятельно — использовалась в качестве сосуда. Из него полилась прямо в рот доктора Джонса тошнотворная, с какими-то сгустками жидкость, откровенно напоминающая рвоту.

— Немедленно выплюньте эту дрянь! — донесся предостерегающий вопль Клопика.

Доктор Джонс тоже знал, что надо выплюнуть, иначе его просто вырвет. И он вернул жидкость прямо на роскошную бороду надсмотрщика.

В дело вмешался малый, но вредный Зелим. Раджа подошел к столбу, где висел смокинг, в котором археолог присутствовал на банкете — доктор Джонс узнал свою парадно-выходную одежду по желтой гвоздике в петлице. После чего ребенок взял маленький молоточек и заколотил гвоздик в этот самый смокинг.

Новое необычное ощущение внезапно пронзило доктора Джонса. Будто бы клинок невесть откуда взялся и проколол его грудь. Дьяволенок в розовой чалме, мило улыбаясь, продолжал забивать в одежду гвоздики. Боль, соответственно, пропорола Индиану еще в нескольких местах, вызвав судорожные сокращения мышц.

Подлецу радже этого показалось мало, и он просто поджег ткань факелом. Отчего впечатления Индианы максимально обогатились. Не иначе как расплавленный металл влился в его кровеносные сосуды и, спалив их, распространился по всему телу, проник в каждую клеточку. В итоге археолог превратился во внутреннюю раскаленную поверхность шара, в центре которого полыхал огонь.

— Напрасно ты пытался отказаться! — назидательно заметил жрец.

Обессилевшего из-за магической атаки пленника стали незатейливо лупцевать плетью. Занимался этим, к своему удовольствию, уже знакомый надсмотрщик, которого Индиана так неосмотрительно обидел. Тем временем, перенимая эстафету у старшего товарища, феодал Зелим порол розгами агента Клопика. «Главное не напрягать тело, — своевременно вспомнил профессор слова нищего с Шанхайского базара, — иначе удар пойдет в нутро. А если расслабишься, тогда только шкура попортится, кровь будет выходить наружу и прочищать мясо». Хороший совет по борьбе с гематомами. Однако боль бороздила доктора Джонса во всех направлениях, отчего он на миг отключился. Тут и была влита ему в желудок противная жидкость. После чего пленник окоченел и потерял чувствительность, хотя продолжал видеть и слышать.

Жрец вещал.

— Никто и ничто не может осилить нашу богиню. Скоро бог иудеев падет и бог христиан будет низвергнут. Над миром воцарится Кали, она очистит мир от скверны, от чувств и привязанностей, от жалких потуг разума, от дешевых достижений ремесла. В мире восторжествует бесстрастная ясность, саттва воинов. Тех воинов, которые, даже убивая, не омрачают свою карму страстями. Им не понадобится дом, жена, коза на привязи, мастерская, лавочка, поле. Они сольются с Солнцем, с ветром, с волнами…

Хорхер смотрел на профессора исследовательским взглядом, как на препарируемую лягушку. Он по-своему поддержал «коллегу»:

— Семитский бог уже низвергнут в Германии. Скоро вся Евразия окажется под властью свастики. А там, Джонс-младший, настанет очередь твоей Америки. Миллионы простых американцев уже поддерживают нас — ведь почти у всех белых в твоей стране есть германские корни, наверное, поэтому они не смешались с низшими расами, индейцами и неграми. И ты тоже будешь с нами. Ты поможешь нам найти Скрижали Завета и уничтожить их силу. До встречи, герр Джонс…

Герр Джонс утратил слух, хотя продолжал видеть. Только видел он странным образом: взгляд его принялся воспарять. Пространство над головой будто разорвалось, открылось некое зарево, в которое стало втягивать сущность Индианы. Он казался самому себе похожим на быстрое мерцающее облачко. Со стороны изваяния Кали протянулся темный тоннель, похожий на хобот. И облачко-Индиану потащило во тьму, как он ни сопротивлялся. Он и в самом деле сопротивлялся, однако силы были неравны.

Наступила мгла, нечто без дна и верха, где не было ни левого, ни правого, ни приятного, ни неприятного, ни хорошего, ни плохого. Только падение под действием бездушных сил, — и тоска.

Потом снова забрезжило. Мир вернулся, по крайней мере, вырисовался подземный храм. И еще была полная ясность во всем.

Да, мир осквернен привязанностями, чувствами, стремлениями, жалостью, ревностью, завистью, тягой к разделению и расколу. Пора очистить его пламенем. Когда мир станет чистым, то сможет слиться с сознанием Кали и претвориться в Калимайя, схожую с прозрачной рекой и безоблачным небом.

Существо по имени Джонс должно сделать все необходимое для этого. Сначала — что-то не слишком важное, а потом очень большое, почти вселенское.

— Калимайя охраняет нас. Она близка. Мы ее порождения, — говорил бывший археолог присутствующим на обряде в храме. — Мы преданы только ей. Мы уничтожили ради нее наши привязанности и приносим ей жертвы, нам ничего не жалко.

Рядом стоял Хорхер. Он был свой, воин Кали. Чуть поодаль — другой воин Кали, управляющий Ананд Лау. Ввели Лилиан в цветочных гирляндах.

— Что вы делаете, идиоты? — кричала она. — У вас мозги-то есть?

Разумеется, ей не понять. Она будет жертвой и одновременно победительницей, потому что близится ее освобождение. Она вырвется из пут материального, и Кали возьмет ее душу себе, чтобы избавить от бесконечной череды перевоплощений.

— Я про вас англичанам такие гадости наговорю! — забавно грозит она. — По тебе, Калидаса, тюрьма плачет!

Жалкие угрозы. Какие англичане, когда рядом блаженство! Да и не узнает капитан Блом-Барт ничего. Англичане и раньше не особо старались выяснить, что происходит во владениях раджи, потому что имели хороший навар от перепродажи местных изумрудов. Утром капитану сказали, что доктор Джонс с дружками сбежали, по своему обыкновению прихватив с собой пару золотых украшений и выковыряв несколько крупных изумрудов из вазы.

— Твоя приятельница слишком много знает, — говорит мудрый Калидаса.

Он прав.

Но все же что-то мешает Индиане — воину Кали, — что-то екает и зудит в мозгу.

Женщину приковывают к раме…

А в этот момент недопоротый Клопик разбивал и плющил кайлом цепь, которой его приковали к рабочему месту. Он уже подпилил ее маленькой пилочкой, хранившейся до поры в башмаке. Вот хрупнуло звено, парнишка напрягся, натянул железную привязь… и, сорвавшись с места, припустил по одному из боковых коридоров…

Жрец рядом с Лилиан, ласково гладит ее по щеке. Нет у него ненависти, с удовлетворением отмечает новообращенный Индиана. Сейчас Калидаса вырвет сердце мисс Кэмден, и это будет правильно…

— Инди, проснись, — шепчет она. — Спаси нас. Зачем ты подражаешь им? Ты ведь не такой, ты профессор, а не дикарь. Индиана, вернись, не бросай нас…

Она подначивает воина — хочет растревожить его гордыню. Она специально хнычет и стонет — пытается пробудить жалость к себе. Специально вертит бюстом — чтобы взволновать похоть. Себялюбивыми словами она цепляется за эту жизнь. Если бы она знала, как все напрасно.

Индиана, воздав хвалу Святой Разрушительнице, приковал к раме свободную правую руку Лилиан. Женщина плюнула в его улыбающуюся физиономию. Что ему плевок, если он — воин Кали. Раб Той, что станет властительницей Вселенной.

Мальчик пробегает мимо малолетних каторжан. На их запыленных лицах ничего, кроме усталости. Вот он карабкается по лестнице, перебирая лапками. За ним лезет стражник с ножом в зубах. Добравшись до конца, юркий пацан оказывается на скальном выступе. Охранник уже почти настиг его. Тогда парнишка снова прыгает на лестницу, и вместе с ней выписывает дугу, оттолкнувшись от скалы.

За секунду до приземления он перемахивает на канат, который свисает со свода пещеры. Вопящий стражник валится вместе с лестницей, вопль завершается хрустом костей. Мальчик раскачивается на канате. Раз-два — и соскок прямо в вентиляционный тоннель.

Железная рама с Лилиан перевернута в горизонтальное положение. Женщина кричит, надрывая горло:

— Этого не может быть, это мне снится! Проснись, Лилиан!

Нет, засни, Лилиан. И тебя охватит сон Кали. Мы все, так или иначе, попадем в него.

Рама с жертвой повисает над колодцем. Тот открывается, и женщина теперь видит кипящую внизу энергию Кали. Чистую энергию, поглощающую без остатка бренное тело.

— Не бойся, тело исчезнет, а душа не пропадет, она уйдет к богине, — говорит Индиана женщине. Такие слова вроде бы должны ее успокоить, но она заходится криком. Зачем? Что это может изменить?

Под пение молящихся жертва медленно отправляется вниз, навстречу мукти-освобождению*. Вдруг перед Индианой появляется мальчонка, маленький шпион Клопик, приставленный к нему демоном по имени майор Питерс. Клопик — злой, как хорек. Он хватает факел и сперва отгоняет того, кто заведует лебедкой, прекращая тем сам спуск жертвы в кипящее свинцовое варево. Затем эта мелкая тварь с криком: «Вы мой лучший друг!» прижигает голый бок Индианы.

Ох, как больно. Индиане Джонсу больно, хоть он и раб Кали, находящийся под ее защитой. Что уж говорить о других, не поглощенных пока сознанием богини… И как больно должно быть человеку, которого опускают в расплавленный металл. Например, Лилиан. Оказывается, есть-таки одинаково плохое для всех и одинаково хорошее…

Кстати, почему грубая каменная баба Кали должна истребить тело Лилиан, ее мягкие волосы и ее нежную кожу? Ведь не Кали же вылепила такую сложную красивую конструкцию из кислорода, азота, углерода и прочих элементов! Значит, посягать на нее не имеет никакого права. А Клопик хоть шпион, но свой, и помощник из него отличный. Кали хочет заполучить неоскверненный мир, между тем полная чистота — это смерть…

Что-то включилось в мозгу Индианы Джонса. Словно прожектор, который выхватил участок сознания из мглы. Для начала надо… спасти Лилиан. Но стражник уже приставил широкий кривой кукри к горлу Клопика.

— Дай гаденыша мне, — гаркнул Индиана воину. — Я сам!

Не дожидаясь определенного ответа, он выхватил пацана из чужих рук.

Впрочем, Калидаса кивком бритой головы одобрил инициативу в таком вопросе, и стражник отдал добычу.

— Полный порядок, малыш, я очухался, — шепнул Индиана мистеру Лопсангу, подмигнув для ясности.

На самом деле до полного пробуждения было еще далеко. Работали только рефлексы, но какие рефлексы! Они заставляли доктора Джонса делать то, чем он занимался всю жизнь — бороться со злом.

— Ну, вы даете, док… — только и смог вымолвить Клопик.

Впрочем, лучше было молчать, потому что завязалась драка. Вернувшихся рефлексов оказалось вполне достаточно для обработки вражеских организмов. Бокс… Не рафинированный олимпийский вариант, а традиционный, применяемый матросами из Лондона и ковбоями из Канзаса.

Апперкот в челюсть, удар кулаком по затылку, головой в пах (от Клопика), и трое стражников выключилось из процесса.

Но остальные не мешкали. Помощник жреца с лицом, раскрашенным под череп, отжал рычаг стопора, и лебедка принялась отматывать трос, на котором была закреплена рама с жертвой. Индиана воспользовался его увлеченностью и свалил усердного кретина, коротко рубанув ладонью по загорелой шее.

Стопор встал на место, рама с недовольным лязгом закачалась над багровой трясиной.

Еще один тип в скелетном камуфляже хотел опробовать свой изогнутый меч на голове археолога, но тот перехватил поднятую на него руку чуть пониже локтя. Удар, пробивающий солнечное сплетение, был проведен одновременно с подножкой. Соперник рассыпался костями по полу.

Следом набежал новый «скелет» с копьем, и профессор любезно помог ему стать натуральным мертвецом — применил подкат, принятый в американском футболе. Человек, не игравший никогда в футбол, отправился в яму с жидким огнем, оставив копье на память. Доктор Джонс колоть людей не любил и того настырного человека, который собрался вновь отжать стопор лебедки, просто огрел древком поперек спины.

Одного взгляда на прихожан подземного храма было достаточно, чтобы понять — они вполне довольны заменой мрачного ритуала на веселую потасовку, и ведут себя соответственно. Словно на каком-нибудь чикагском шоу делают ставки, свистом и криками подбадривая непосредственных участников.

Далее профессору снова пришлось сменить вид борьбы. Теперь надо было проявить себя в сражении на шестах, а когда они обломались — и на палках. Помогли те два урока, которые ему преподал на бамбуковых мечах знаменитый сэнсэй Вырвихари из Иокогамы.

Управившись с последней парочкой стражников, профессор заметил Хорхера и швырнул в него только что отобранное копье. Много лет назад казачий есаул показывал юному Джонсу, как пользоваться метательным оружием. Очкарик, проявив завидную прыть, скрылся от греха подальше в щель, открывшуюся возле каменной ступни Кали. Главный жрец уже воспользовался этим выходом. Копье лишь кольнуло богиню в каменный палец. Обидно…

Теперь Лилиан. Индиана кинулся к лебедке.

Спасая ненаглядную (не видел десять лет, да еще десяток без нее бы прожил), он стал натужно вращать рукоятки барабана. Устройство не было приспособлено для подъема рамы вместе с непрожаренной жертвой. Чтобы спускать вниз, хватало силы тяжести, а наверх пришлось тянуть груз в двести фунтов как минимум.

И опять возникли дополнительные проблемы! Управляющий раджи, скандалист Ананд Лау, участвовавший в ритуале, кинулся к широкой спине профессора с твердым намерением воткнуть в нее кривой нож кукри. Индиана почувствовал недружественное приближение в самый последний момент, когда неожиданно сильно зачесалось под лопаткой.

Он успел в полуобороте перехватить давешнего оппонента за запястье, собираясь далее выкручивать конечность до выпадения ножа.

Однако рука, вспотевшая от жары и напряжения, не удержала верткого противника. Лау вывернулся и даже попытался пырнуть археолога. Отпрыгнув, тот спас себя, но упал, потеряв равновесие.

Поверженного сразу добей — таково основное правило теории конфликтов. Хорошо, что господин управляющий был выдрессирован на исполнение других правил. Прежде всего он с чиновничьей принципиальностью отжал стопор лебедки, а уж потом направился к археологу. Но опоздал. Профессор, поднимаясь, возвращал себе устойчивость. Новый удар ножом был блокирован, затем сам нападавший был взят «на корпус» — попросту говоря, его толкнули. Индиана тянул фунтов на двадцать больше, чем Лау. Чиновник опрокинулся на барабан, медленно опускавший Лилиан в жидкое пламя, проехал полкруга и застрял в огромном редукторе. Механизм, заклиненный человечьей тушкой, крякнул и прекратил работу.

— Паскуде — паскудная смерть, — подытожил Индиана, глядя на то, что торчало из редуктора.

Поклонники Кали, кажется, полностью перешли на сторону доктора Джонса, выражая шумное одобрение. Но ему было не до аплодисментов публики. Женщину пришлось вытягивать ценой запредельных усилий. Да, Калимайя чуть не унесла Индиану в свое мрачное зазеркалье, зато дала ему десять минут невероятного упорства. Впрочем, возникни сейчас хоть самый крошечный неприятель — и песенка профессора была бы спета.

Рама поднялась над уровнем пола, герой отвел ее в сторону от огненной глотки, повернул «лицом вверх». Клопик отжал стопор, чуть стравил трос, и рама с несостоявшейся жертвой звякнула о камень. Можно было раскрыть обжигающие стальные захваты и поставить на ноги пышущую жаром Лилиан.

Мисс Кэмден явно ничего не соображала. Но едва чтото забрезжило в ее сумеречном сознании, как она выписала профессору нокаутирующую пощечину — наверное, вспомнила скверную часть его поведения. Обидно, конечно, однако женщину следовало извинить. Десять минут назад он был еще тот фрукт.

— Я проснулся, точно проснулся, Лилиан! — зарычал Индиана, разминая пострадавшую щеку. — Особенно после такого шлепка. Можешь мне поверить, как собственной бабушке.

Тогда мисс Кэмден посмотрела более-менее осмысленно, и это пошло профессору на пользу. Женщина из последних (или первых) сил бросилась ему на шею и стала жарко (в прямом и переносном смысле) целовать. Он еле ее оторвал, хотя, в общемто, был не против.

— Клопик, ты в следующий раз бери все-таки факел поменьше, — оглядывая свой поджаренный бок, заметил Индиана.

— Хорошо, доктор Джонс, только вы в следующий раз поменьше пейте разных соков.

После чего камушкам Шанкары, всем трем, настала пора перекочевать в сумку археолога — он их вполне заслужил.

— Инди, пора сваливать отсюда, — предложила Лилиан.

Это было дельное предложение.

9. ПОДЗЕМНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Чтобы перебраться из пещерного храма в подземную каменоломню, беглецы в третий раз воспользовались вентиляционным туннелем. Времени было в обрез. Очевидно, сейчас гвардия раджи перекрывала все проходы из подземелья во дворец.

Первого надсмотрщика Индиана высмотрел со скального выступа. Тот столь увлеченно порол какого-то мальчишку, что позволил спрыгнуть себе прямо на холку. Башмаки профессора мгновенно сломали профессионального садиста, а его грязную душу втянула раскаленная глотка ада.

Индиана Джонс заполучил первый ключ от кандалов и тут же освободил десяток малолетних рабов. Впрочем, те не торопились к свободе, они были раздавлены каторгой: постоянная покорность отпечаталась в их мозгах.

Как «включить» детей, как стряхнуть с них вялость? Опять выручил Клопик, сновавший в толпе пацанов.

Из-за подземного угла вырулили три стражника и помчались на археолога, словно носороги с фитилем в заднице. Дети разлетались в разные стороны, как сухие листья на шквальном ветру. И тут Клопик, высунувшись из толпы, вмазал киркой по ногам одного из бегущих. Враг удачно (не для себя) упал — физиономией в бак для тряпок.

Размотав с тела кнут, профессор успокоил своим «Пацифистом» следующего. Однако третий боец потряс воздух угрожающим криком, от которого дети зажали уши. Серебристые молнии сабельных ударов рассекли полумрак, насыщенный масляным перегаром. Сначала стражника поразил Клопик — киркой сзади, по мягким тканям. Не смертельно, зато неожиданно, позорно и больно. Когда, человек, надувая ноздри, обернулся, чтобы разрубить помеху напополам, доктор Джонс регбистским приемом полетел ему в ноги и дернул за щиколотки.

Наглядное посрамление мучителей словно разбудило малолетних зэков. И понеслось! Все четыре ключа поскакали по рукам, врезаясь в кандальные замки, камни посыпались на головы новых стражников, вагонетки переворачивались, образуя баррикады. Визг и крик стоял страшный. Психологический прорыв был налицо — лагерь восстал. Толпа устремлялась на волю, сметая все на своем пути, — туда, где нет конвоя.

Но на личном пути Индианы оказался старый знакомец с крашенной бородой, которого археолог когда-то огрел булыжником, и который, в свою очередь, влил в профессорский рот черный яд Кали.

На сей раз враг получил кувалдой, однако отразил удар мясистым предплечьем и вырвал железяку резким крутящим движением. Вырвал и выбросил! Профессиональный палач хотел раздавить профессионального археолога голыми руками. Индиана Джонс в прыжке нанес пинок ногой, принятый в окинавской борьбе, но будто столкнулся со стеной. Потом стена упала на него — это могучий противник обрушил кулак на его несчастные ребра.

Затем оставалось только констатировать факты. Археолога, подняв за шкирку и за штаны, куда-то швырнули. Свет померк. Издалека доносились едва слышные голоса.

— …Лилиан, надо выручать доктора Джонса…

— …Сдается мне, ему уже ничем не поможешь…

Очухался профессор на дне вагонетки, и очень вовремя. Шкаф-надсмотрщик влезал следом, весьма удобно при этом подставившись. Враг получил каблуком в кадык, кулаком — в зубы, и шансы противоборствующих сторон выровнялись.

Но вдруг невыносимая боль пробила Индиану — сверху вниз, насквозь. Тут же отпустила.

Причина этому обнаружилась на каменном балконе возле главного двигателя каменоломни (подземные воды, прирученные древними мастерами, вращали большое деревянное колесо, соединенное с валопроводом). Итак, на возвышении, откуда просматривалось все поле боя, появился маленький негодяй Зелим Сингх. Раджа…

Раджа демонстративно вонзал что-то острое в большую фотокарточку. А на фото (сделанном, вероятно, во время банкета) красовался сам доктор Джонс, между прочим, в смокинге и с бабочкой. Гомеопатическая магия![19] Едва профессор это заметил и осмыслил, как вагонетка вывалила его вместе с надсмотрщиком на рольганговый транспортер камнедробилки. Дорожка ползла к здоровенному катку, который все измельчал, за исключением, наверное, самых твердых материалов. Внутри археолога, к сожалению, ничего особо твердого не имелось.

Между тем, отмычка к надзирателю нашлась. Подземный демон не владел техникой боя, его козырями были зверская сила, огромная масса и широкие кости. Короче, валить его надо было ударом в челюсть. И вот после одного внушающего оптимизм хука, Индиану снова пронзила острая боль — на этот раз в районе шеи. Должно быть, раджа попал в бабочку. Чем моментально воспользовался соперник, вломив ему в скулу широченным кулаком.

«Хоть бы кто-нибудь убрал гаденыша раджу!» — взмолился археолог. Он осел на дорожку, как тряпичная кукла. Голова и руки бессильно свесились вниз. Тут ему в распахнутые ладони вложили ломик:

— Попробуй этим, Инди.

Лилиан! Иногда всетаки от нее есть толк…

И доктор Джонс попробовал. Кажется неплохо получилось. Он оседлал посланного в нокдаун соперника, занося ломик для решающего удара.

И опять недрожащая детская рука воткнула острие в фотокарточку, очевидно, угодив изображению пониже талии. Индиана не хотел верить в колдовство, поэтому назвал происходящее приступом радикулита. От которого он упал. Противник, наоборот, поднялся и придавил сапогом поверженного. Археолог вывернулся, едва боль поутихла; однако она была рядом, караулила каждое движение, вдобавок сопящая глыба, пуская слюни от нетерпения, хотела увидеть цвет человеческих потрохов.

А каток уже рядом, гремит в пяти футах от головы Индианы. Успеет ли Клопик подняться на лопасти водяного колеса — туда, где стоял и вершил свое черное дело маленький колдун? Успел! Даже выбил фотокарточку из рук гаденыша. Да только и раджа успел распороть стилетом предательский кусок картона…

Волна боли была запредельной, миллионы иголок вонзились в миллионы клеток. Это спасло археолога, порог был превзойден и сознание заблокировало болевой центр.

Индиана сумел повернуть голову, увидеть рычаг рубильника на пульте управления транспортером и показать на него пальцем. В первую очередь его жест поняла Лилиан и дернула рукоятку. Инерционные силы свалили толстомясого садиста прямо под каток. Когда же доктор Джонс рванулся с транспортера и тяжело распростерся на полу, женщина снова дернула рубильник. После чего завизжала. Но ее тоненький визг был перекрыт ревом бородача, у которого двинувшийся каток захватил пояс.

Неизвестно, почему доктор Джонс пытался удержать своего врага. Может, потому, что поймал его взгляд, излучающий ужас перед непреодолимой силой, чуждой всему человеческому.

С потолка свисал блок, через который была перекинута веревка, — в один ее конец вцепился гибнущий надсмотрщик, на другом повис профессор. Однако каток тянул с такой мощью, что уже через несколько секунд огромного мужика уволокло, а доктор Джонс под хруст его костей взмыл на ту самую площадку, где издевался над ним мелкий, но вредный колдун Зелим. И где спасал его храбрый верный воин Клопик.

Индиана не успел приблизиться к своему маленькому другу, когда раджа, оскалив по звериному мелкие зубы, пошел в атаку, протыкая воздух стилетом.

— Эй, — Клопик растеряно пятился, — ты что, того?

Зелим Сингх Рана беспрестанно облизывался, будто готовился к еде. Взгляд его был неразумным и в то же время сосредоточенно-хищным. К счастью, секретного агента можно было удивить, но не запугать. Поскольку враг не воспринимал слова, оставалось одно — драться с применением любых подручных средств. И в раджу полетел масляный светильник. Мишень была поражена.

О, чудодейственный эффект прижигания и болевого воздействия! Зелим Сингх Рана застыл, уронив оружие и беззвучно разевая рот. По его рубахе расплывалось масляное пятно, под ключицей багровел след ожога. Он посмотрел несчастным взглядом и всхлипнул:

— Дурак, больно же.

Лечение огнем вырвало раджу из Калимайя, в которой он, конечно же, до сих пор пребывал. Черная богиня отпустила его душу…

— Клопик! — крикнул Индиана. Он отвлекся, чтобы уронить с балкона набегающего на него стражника (тот споткнулся о собственную пику). — Хватит возиться с этим мальчишкой! Мы давно злоупотребляем его гостеприимством…

10. АМЕРИКАНСКИЕ ГОРКИ

На первый взгляд поездка напоминала аттракцион. Был вагончик, который, возбужденно дергаясь, летел под уклон или же тратил накопленную энергию на подъем в гору. Были пассажиры — мужчина, женщина и ребенок. Они повизгивали, когда в животе образовывалась пустота, ухали, когда кости пытались отделиться от более легких элементов тела.

В нормальном аттракционе каждый, кто бросит монету в кассу, знает, где он в конце концов окажется. В нашем случае пассажиры, сэкономив свои центы, не имели понятия, чем кончится их развлечение.

— У тебя такой деловой вид, Джонс, будто ты знаешь, куда мы мчимся, — раскапризничалась женщина.

— По крайней мере, следующая остановка будет далеко от наших друзей в тюрбанах, — огрызнулся Индиана. — И это для меня главное.

— Подземка превратится в надземку, а мы окажется с наружной стороны холма, — высказался вечно бодрый Клопик. — Породу из каменоломни обязательно должны куда-то выбрасывать, верно, мистер Джонс?

— Может, ее скидывают в какуюнибудь пещеру, — проворчала Лилиан, неудовлетворенная объяснениями. — И вообще, надо было раджу с собой прихватить.

— Если он даже и является тут главным инженером, я все равно заложников не беру, — гордо возразил профессор.

— Ничего умного ты не сказал, Джонс. Зелим хотя бы знает, на какой свет мы торопимся.

Индиана отдавал все душевные силы трассе и поэтому не мог активно участвовать в перепалке. Ему надо было высматривать крутые повороты и вовремя притискивать к колесам тормозные колодки.

— Не понимаю, зачем мы решили прокатиться? — не унималась женщина. — Удрали бы за компанию с этими доходягами…

— От дуры и слышу, — не выдержал Джонс. — Ты же сама видела гурков! Целая свора из главного входа высыпала, пока я был занят с надсмотрщиком! У них, между прочим, не сабли, не плети и прочие финтифлюшки, но солидные английские карабины.

— Пореже бы дрался. Тогда бы успели смыться до появления твоих гурков.

Некоторое время был слышен лишь скрежет колес на поворотах; пассажиры старались удержать свои ребра, которые очень хотели вылезти наружу.

— Тормозить надо меньше, — вдруг высказал пожелание Клопик. — Вот они, прутся будто по прямой! — он потыкал пальчиком назад.

Да, свирепые усатые солдаты быстро нагоняли беглецов. Наверное, пилотировал их вагонетку настоящий профи. Если он и тормозил, то делал это совсем незаметно, не мешая скорости.

Вначале расстояние между охотниками и добычей преодолевали лишь малопонятные ругательства, затем их сменили грохочущие свинцовые плевки.

Пули свистели над головами, заставляя сжиматься все тело, от макушки до ануса. Они звякали о борта вагонетки и рикошетом отправлялись по тоннелю, помечая путь снопами искр.

Индиане удалось подсечь лопатой какой-то навес. Доски рухнули на вагонетку с преследователями, отвлекая их от стрельбы. Впрочем, доктор Джонс тоже изведал, что такое падающий груз, — едва не заработал черепно-мозговую травму. Все-таки перехватил бревно, которое тут же (с максимальной аккуратностью) опустил на рельсы. Вагонетка с вражескими солдатами, уткнувшись в неожиданное препятствие, красиво взбрыкнула и потеряла связь с опорой. Несколько секунд она летела в подземном пространстве, как космическое тело, разбрасывая в разные стороны пестрые фигурки. На стенах тоннеля появились большие кляксы — жаль, что этого не видел художникабстракционист…

— Минус один, — сказал Джонс, сбрасывая костяшку на бухгалтерских счетах. Мысленно, конечно.

На параллельной колее появилась еще одна команда врагов. Срезав угол, она помчалась рядом, на расстоянии не более ярда. Один из гурков уже наводил ружье, прищуривая глаз. Перегнувшись через борт, Индиана схватил за ствол и дернул в сторону. Неудачливый стрелок не ждал такого коварства и потерял равновесие. Он упал вниз, но оружие оставил в наследство. Доктор Джонс выключил прикладом еще одного солдата.

Пока он разбирался с этими двумя, третий гурк схватил Клопика, который, оказывается, тоже участвовал в бою — высовываясь из вагонетки, кидал камушки. Жизнь парнишки стала умещаться на крохотном отрезке пути — до ближайшего расхождения вагонеточных путей или же до первого столба.

Отключив рассудок, Индиана перемахнул в транспортное средство гурков. Попавшийся под руку тюрбан был воткнут прямо в борт — сверху вниз. В тюрбане находилась волосатая голова, что было кстати. После чего сильные добрые руки подхватили мальчишку и помогли перебраться в захваченную вагонетку.

— А как же я? — возмутилась Лилиан, оставшаяся в одиночестве.

Своевременное упоминание, учитывая, что она двигалась в тупик. Вернее, к глубокому обрыву. Оставалось десять секунд, не больше.

— Прыгай! — профессор раскрыл объятия, готовясь к приему тела.

— Боюсь!!! — завизжала, но прыгнула. Вовремя, потому что покинутая людьми вагонетка направилась в бездонную яму…

Пришло время тормозить — впереди обозначился запрещающий знак.

— Что за ерунда? — Индиана Джонс напрасно подергал рычаг. — Болтается, как сопля.

Он выглянул, пытаясь разглядеть тормозной механизм.

— Тросик оборван.

— Оборван? — ужаснулась Лилиан. — А как же они сами собирались тормозить?

— Я думаю, Калидаса смертников послал. Вряд ли он дорожит человеческим материалом.

— Каков будет наш ответ? — деловито уточнил Клопик.

— Ну-ка, поддержи, — передал ему Индиана драгоценную сумку с камушками Шанкары.

Он вылез со стороны переднего бортика и приложился башмаком к колесу. Подметки у него были крепкие, ковбойские, но уже через пять секунд в башмаке наступило лето — сто двадцать градусов по Фаренгейту. Впрочем, доктор Джонс держался и при ста шестидесяти, поэтому вагонетка стала замедлять ход. Она застыла в пяти дюймах от запрещающего знака. Теперь можно было забрать назад сумку с камнями.

— Водички бы сейчас не помешало, — сказал Индиана, прыгая на одной ноге. — Для охлаждения тормозного ботинка.

Далеко позади что-то грохнуло. Тоннель вдруг странно задрожал, наполнился легко узнаваемым шумом.

— Вода… — прошептал археолог.

Он мгновенно оценил ситуацию. Внутри холма протекала подземная река; ясно, что была она перекрыта шлюзами, а теперь стихию выпустили на свободу при помощи динамита. Жрец Калидаса, неистощимый на подлости, подготовил еще один сюрприз.

Доктор Джонс взорвался воплем:

— Вода!!! — и, схватив кого-то за шиворот, кого-то за шею, потащил вперед.

Ярдах в тридцати сияла дыра, в которой был солнечный день, пение птиц, ласковый ветерок. А сзади уже катила волна; обезумевшая, кипящая, она вырвалась из-за поворота, сметая все.

Никогда еще Индиана так не бегал, не говоря уж о Лилиан и Клопике. Они достигли финишной ленточки, на секунду-полторы опередив мокрую смерть. За ленточкой был узкий скальный карниз над пропастью. Мужчина оказался слева от дыры, справа примостились женщина с ребенком. А между — рванулась на волю вода, чтобы обрушиться вниз с высоты пятидесяти ярдов, вымывая из чрева скалы всю гадость.

Со стороны Лилиан и Клопика была видна гибкая лесенка, свитая из лиан. Если сделать десятка два приставных шагов, можно перебраться на нее. Она вела на вершину холма, а также вниз, к реке, причем не выделялась на фоне вьющейся растительности, которая озеленяла склон.

— Мистер Джонс, мы на лесенку! — крикнул Клопик и не услышал сам себя.

Поток взбесившейся воды размывал дыру, крушил скальную стену. Когда несколько многотонных глыб бросили свой многовековой пост и нырнули в реку, Индиана понял, что через секунду придет его черед. Выход был один — пробираться наверх альпинистским образом. Прижимаясь к вибрирующему камню, искать пальцами трещинки и скрестись ботинками, чтобы как-нибудь закрепиться. Доктору Джонсу уже приходилось заниматься альпинизмом, правда, при помощи крючьев, веревок и других полезных приспособлений. Сейчас же оставалось лишь молиться да надеяться на цепкость собственных конечностей.

Несколько раз камень под пальцами оказывался обычной грязью, тогда Индиана начинал соскальзывать вниз. С помощью бранных слов он вышибал из себя страх, сохраняя волю к победе. И победа пришла. Плетеная лесенка показалась ему идеалом надежности по сравнению с ровной поверхностью скалы.

К этому моменту друзья-товарищи уже скрылись из виду, добравшись до самого края обрыва.

— Встречайте дядю Джонса! — прокричал археолог, желая шуткой приблизить конец кошмара.

И вдруг оттуда вынырнуло несколько физиономий. «Дядю Джонса» встречал жрец Калидаса в сопровождении плечистых бойцов, хищно выдувающих воздух через ноздри, — еще немного, и дым пойдет.

— Здравствуй, профессор, как самочувствие, профессор? — заботливо осведомился враг. — Кстати, у твоих друзей хорошее самочувствие. Пока что.

Солдаты наклонили над обрывом Лилиан с Клопиком, которые, естественно, в такой ситуации не брыкались.

— Убедился, профессор?

— Калидаса, если ты не отпустишь моих людей, я швырну камни в реку, — крикнул вверх Индиана.

— Швыряй. Их найдут, а вот твоих людей нет.

Джонс попытался размышлять, хоть большая часть его мыслительных способностей осталась на скале.

— Ты бы меня давно свалил пулей, если бы понадеялся на подводные поиски, — нашел он неотразимый аргумент. И даже засмеялся от облегчения. — Внизу, к твоему сожалению, бурный поток. Вряд ли твои ребята любят купаться в такой воде. А чуть ниже по течению барахтаются крокодилы, они окажут достойный прием купальщикам.

Индиана еще раз заглянул вниз и обнаружил у подножия холма лодку. Ее нос торчал из прибрежного грота. Кто-то приберегал дополнительное транспортное средство на крайний случай, догадался археолог. Только кто и зачем?

— Джонс, у тебя нет другого выхода, — занервничал жрец. — Если ты сейчас поднимешься и отдашь камни, я же всех вас отпущу! Даже получишь в дорогу провизию и проводников. Даю честное слово брахмана.

— Спасибо, ты мне уже подарил смокинг, — откровенно не поверил собеседник. — Пожалуй, мы с тобой заключим другое соглашение, подходящее действительно честному брахману. Мои друзья сейчас спустятся вниз, к лодке. Потом на этой самой лесенке, столь похожей на нашу жизнь, ты получишь свои камни и засмеешься, довольный. По рукам, ваше преосвященство?

Препирательства продолжались бы долго, не завяжись наверху стрельба. Причины этого были совершенно непонятны, однако все люди, беседовавшие с Индианой или просто смотревшие на него, вдруг куда-то скрылись. Он забеспокоился: ну что еще там случилось?

— БломБарт!.. — зарычали наверху. — Получай, английская собака!..

Несколько воплей немного прояснили ситуацию. Неужели капитан пришел на выручку со взводом своих солдат? С чего это вдруг?

До хэппи-энда, увы, было еще далеко. Пара гурков во главе с Калидасой заторопились вниз по лесенке из лиан. Да, маленький отряд бесстыдно бежал с поля боя. Жрец так усердствовал, что наступил одному из своих подчиненных на руку — тот с отдавленными пальцами отправился навстречу реке, громко возмущаясь по пути. Второй примерился было срезать Индиану из ружья, но начальник шлепнул его по затылку, приказывая вступить в рукопашный поединок. Сумка, висевшая на плече археолога, по-прежнему возбуждала нездоровый интерес поклонников Кали. Солдат спустился пониже и попытался припечатать археолога прикладом. Скользящие удары были чрезвычайно болезненны, как ни уворачивайся. К тому же они приводили в ярость. Кончилось это тем, что доктор Джонс поймал приклад — в области спускового крючка. Солдат принял пулю бородой и больше не задирался.

Теперь встреча с невменяемым служителем отвратительного культа стала неизбежной. Для начала Калидаса, ухватившись одной рукой за сумку с камнями, принялся ее выдирать.

— Это все равно тебе не поможет, вместилище кала, — прошипел профессор, потерявший от злости человеческий облик. — Ты же предал Шиву! Ты изменил великому Шиве, который воплотил тебя в брахмана! Ты, неблагодарный, ненавидел его дхарму*, ты убивал живое, ты плодил невежество и ложь. Ты полыхал страстями, стремясь к власти над миром…

Доктор Джонс вбивал разящие слова в голову жреца. Однако даже тень раскаяния не касалась разума мерзавца, тот лишь тупо сопел, вырывая сумку.

Ткань трещала, но служитель Кали не мог добиться своего — противник держал добычу, как бульдог. Начался странный бокс: одна рука судорожно цепляется за перекладину, вторая машет. От удара никак не уклониться, остается только надеяться на крепость мозга. Рефери тоже отсутствует, и победа «по очкам» не предусмотрена правилами.

Жрец был жилистым мужчиной. И вдобавок колдуном. Поэтому, пропустив пару квалифицированных ударов в челюсть, он решил, по своему обыкновению, вырвать из жертвы сердце. Растопыренная рука потянулась к главному мотору Джонса, пальцы смяли рубашку вместе с грудной мышцой. Трепыхающийся профессор пытался удержать и отвести страшный хирургический инструмент. Однако статическая сила у жреца, как и у любого йога, была что надо. Индиана уже чувствовал — тонкие твердые нити проникают ему под ребра, пережимают сосуды и тянут трепетный комок плоти наружу. Заметалось ошалелое сердце, мозг заволокло тяжелой мутью. Палач радостно скалился, предвкушая отчленение от жертвы столь важного органа.

Но тут воля мощным потоком выплеснулась откуда-то из позвоночника, разорвав колдовские сети. Огненные ручьи влились в мускулы, и Индиана, застонав от ненависти, нанес удар первым, что попалось под руку. Это оказалась сумка с камнями. Бритая голова отозвалась глухим деревянным звуком. Жрец, утробно крякнув, ослабил хватку. Джонс, однако, не собирался проявлять жалость, тем более, сумка оказалась отличным оружием, не хуже кистеня. Второй удар, третий — голова врага покрылась ссадинами, нос хрустнул, пустив красную струйку. Из сумки же, прощально сверкнув на солнце, выскочил один из камней. От четвертого удара голова Калидасы покорно мотнулась, а взгляд потух. Служитель хищной богини, потеряв остатки воли и разума, перестал цепляться за жизнь и отправился в бездну.

Его душу всосал черный кошмар Кали, а тело сожрали крокодилы.

Доктор Джонс еще с минуту приводил в порядок свои сердечные ритмы с помощью дыхательной гимнастики йогов.

Вцепившись в лестницу, он думал, что если попробует сделать хоть одно движение, то обязательно сорвется вниз. Как ни странно, эта мысль не вызывала у него никакого протеста. Возможно, так и случилось бы, если бы солдаты Блом-Барта не втянули всю лестницу наверх…

Несколько глотков скотча вернули интерес к происходящему. Рядом была Лилиан, которая неумело массировала археологу виски. Клопик тоже суетился — щекотал перышком его ноздри и подбадривал рассказами про что-то подобное из собственной биографии.

Бой уже благополучно окончился: солдаты Блом-Барта сбивали в колонну оставшихся в живых бандитов, а те с готовностью тянули руки вверх.

Сам капитан стоял возле расслабившегося героя и что-то объяснял истерично смеющейся леди. Ситуация постепенно прояснилась.

Оказывается, бушующие толпы детей, прорвав всякие заслоны, выплеснулись прямо во дворец. А возглавлял бегство сам Зелим Сингх Рана — прозревший раджа, собственно, был единственным, кто знал дорогу к свободе. Капитан Блом-Барт, еще в сеточке на голове и ночном халате, вышел на шум. Несчастный раджа уткнулся головой в его живот и успел только прошептать, мол, доктор Джонс внизу, помогите ему, он хороший. После чего упал без чувств на руки перепуганных слуг.

Неторопливый британец на сей раз проявил должную сообразительность. Таинственное исчезновение американцев вчера вечером, маловразумительные объяснения этого факта со стороны управляющего Лау, застольные разговоры о культе Фаги родили в мозгу офицера естественное желание. Его долг — броситься на выручку белым людям, угодившим в руки дикарей. Он и раньше догадывался, что не все ладно с добычей изумрудов во владениях раджи, но чиновники из британской администрации в Дели не раз намекали: не стоит там особенно «копать», поскольку влиятельные люди вполне довольны ситуацией…

Поднятый в ружье взвод подавил огнем «спрингфилдов» очаги сопротивления, потом обнаружился и жрец Калидаса с пленниками…

Кошмар завершился на хорошей ноте.

––—–

Оставшийся камень Шанкары археолог отдал. Тому брахману из деревни, который подбил его на поход в Дхангархи. Хотя и понимал, что камень этот не так прост, как кажется на первый взгляд. Ведь не зря же рядом с ним вертелся и терся некий Хорхер. Нацист вовремя улизнул, оставив вопрос о причине своего пребывания во дворце раджи открытым. Если камень Шанкары интересует немцев, то наверняка пригодился бы в качестве экспоната Художественному институту города Чикаго. А может, расколупай его — и найдешь внутри алмаз? Однако присваивать чужое имущество было не в правилах археолога Джонса; другое дело, если бы у реликвии не было владельцев, а у владельцев — прямых наследников…

Короче, он остался без поживы. Это было не вполне ясно с точки зрения арифметики. Первый камень выпал из разодранной сумки во время боя на висячей лестнице, второй — торжественно вручен деревенскому начальству. Где третий?

Этот вопрос был не слишком мучителен. Третий камень, очевидно, также улетел в реку, чего Индиана просто не заметил, не до того было.

— Мы знали, что ты вернешься, и тогда вернется жизнь в нашу деревню, — сказал на прощание старый брахман. — Теперь ты видишь, что не случайно попал к нам.

— Да, я почувствовал силу, скрытую в Камне. Хотя… — Индиана обратился к Лилиан и капитану Блом-Барту. — Мистика, друзья мои, это дело не для дурных голов. Поэтому широкой публике я всегда буду твердить, что потусторонние силы никакого касательства к нам не имеют. Возьмем, к примеру, нацистов. Их действия, по-моему, вылезают за рамки логики и даже целесообразности, а все почему?

— Присутствие немца на человеческом жертвоприношении в подземном храме выглядит довольно странно, — признал капитан. — Однако эти немцы — такие чудаки. Они до сих пор считают, что здесь сплошные сокровища, которыми питается вся Британская империя.

— А разве не так? — заметил доктор Джонс. — Разве лорд Клайв не похитил казну бенгальского набоба, разве английские офицеры не растащили драгоценности Великих Моголов? Брук Адамс[20] полагает, что до трети английских капиталов времен промышленной революции выкачено из Индии.

— Все это в прошлом, господа, — с чисто английской убедительностью сказал капитан. — Сегодня Индостан убыточен для Короны. Посудите сами, нефть отсутствует, содержание войск становится все дороже, ну а рынки сбыта… много ли сбудешь тщедушным крестьянам?

— Если крестьян сотни миллионов, не так уж мало. Нацисты — не такие уж чудаки…

Спорить дальше не хотелось. По деревне разливалось умиротворение, от кумирни доносились славословия великому Шиве, ощутимый запах еды тянулся меж хижин (раджа прислал гуманитарную помощь оголодавшему народу), небо выглядело океаном покоя, а зло представлялось таким неустойчивым, таким мимолетным… Индиана Джонс не заставлял себя думать о плохом, нет. Он просто почувствовал, как мало погожих радостных часов окажется на том пути, который предопределен ему.