Догоняя рассвет

Глава 4 Первый дозор

Не сказать, что Рю озадачило или как-то смутило появление на пороге незваной гостьи. Мысли охотника занимали куда более животрепещущие вещи — возрастающий ажиотаж вокруг ночных убийств.

Возвращение Лироя домой.

Рю не питал к младшему брату приязни: не признавал Лироя врагом, но и почвы для дружбы с ним не имел, — разница в их взглядах на жизнь была существенна. Сложно уже вспомнить, когда именно между братьями проползло что-то скользкое и неуловимое, закрепив взаимное отчуждение друг к другу, но вероятнее всего, холод поселился еще с тех пор, как Рю пришлось заменить братьям отца.

Тогда, будучи ранимым юношей, Лирой не стерпел перемен и подался в бега. А вернулся спустя восемь лет мужчиной в белой маске. Надо ли говорить, как сильно эта встреча потрясла Рю. В тот момент ему всерьез показалось, что он испытывал к Лирою сочувствие и даже какое-то сожаление о годах неведения судьбы младшего брата.

Но эти призрачные переживания поселились в душе ровно до первого разлада.

Избрав себе призвание бездельника и авантюриста, Лирой не изменял привычке сбегать из дома, и каждое его появление в стенах дворца Мореттов воспринималось Рю как нечто угнетающее.

Рю бранил Лироя за тягу к преступным делам. И бранил себя за то, что позволил брату клеймить семью позором и бесчестием.

Вот о чем думал Рю, тяжело вздыхая над плошкой мясной похлебки. Присутствие за обеденным столом Амари — девушки, очевидно, неробкого характера не разбавляло гнетущего молчания: все сидели, будто в воду опущенные под давлением затаенных мыслей. Рю исподлобья взглянул на Клайда, пытаясь прочесть по его виду отношение к подруге Лироя. Клайд, заметив в лице Рю какой-то невысказанный интерес, непонимающе вскинул брови.

Заслышав звук приближающихся шагов, Рю тотчас оживился и устремил глаза ко входу в зал, где появилась сначала длинная тень, а затем и хорошенькая девушка, облаченная в одежду, подражающую мужской.

Изабель Виардо приходилась внучкой Джосет, и потому выбрала остаться жить вблизи единственной кровной родственницы. Рано потеряв мать, Изабель воспитывалась в одном доме с Мореттами и общее взросление связало ее с мальчишками узами крепкой дружбы. Уже тогда можно было предвидеть, что, выйдя из детства, Изабель сформируется как девушка с милым лицом и непростым нравом. Возможно, поэтому она смогла увлечь пылкое юношеское сердце Лироя, когда тот был моложе.

И не минуть сердца Рю Моретта.

Рю являлся свидетелем расцвета ее красоты и согревался любовью, которую питал к этой прелестной девушке, однако, ни разу за годы светлых упований не счел нужным объясниться, ибо не всем людям нутро велит обнажить свои чувства и уж тем более всецело ввериться им.

Рю молча хранил в себе трепетное желание однажды сблизиться с Изабель.

В самом деле, она была девушкой достойной любви. Изабель обладала нежными тонкими чертами лица и проникновенными янтарными глазами, в которых блуждало столько мыслей, что даже любопытно, как они не мешали ее спокойному сну. Бронзовый загар кожи обворожительно сочетался с короткими каштановыми локонами, отливающими золотым сиянием, — внешность Изабель вызывала приятное ощущение тепла, доставляемое пламенем камина в морозную зимнюю ночь.

Но куда больше красоты поражал ее ум, — Изабель умела писать и писала очень хорошо. Столь удачно ей давалась проза, сколь и стихи. Она не только умела бережно обходиться со словом, она слышала слова подобно музыке, отчего ее тексты мелодично струились, словно куплеты длинной волшебной песни.

Рю робко отвел от Изабель глаза, ничем не выдавая участившегося сердцебиения, в то время как она, заметив за столом новое лицо, внезапно остановилась и пристально вгляделась в Амари.

— У нас гости?

— Зверушка Лироя, — отозвался Клайд.

— Вы возмутительно грубы для своего статуса, господин пастор, — лицо Амари осветилось улыбкой, предвещавшей ласку, за которой последует страшная смерть.

— Я не представил тебе Изабель, — спохватился Лирой. — Должен признать, старая ведьма произвела весьма недурное потомство.

Набрав полную грудь воздуха, Рю заметно напрягся: младший брат, как всегда, проявлял себя излишне болтливым.

— Однажды я придушу тебя во сне, Лирой, — с внешним безразличием произнесла Изабель, хотя Рю готов был держать пари, что она не проглотила оскорбления, прозвучавшего в адрес бабушки.

— Если сможешь подкрасться ко мне во сне, почту за честь быть придушенным таким мастером.

— О, ты будешь в восторге.

— Люблю пожестче, — ответил Изабель Лирой какой-то дьявольской улыбкой.

— Поговорим о насущном, — прервала их Амари, вызвав в Рю искреннее чувство признательности. — Мне не терпится поймать настоящего вампира.

— Своевременное молчание — признак ума, — Клайд в свою очередь не оценил бесцеремонного вмешательства и поднял на Амари глаза, сверкавшие недобрым блеском.

— Вот и покажи себя с хорошей стороны, святоша.

Рю быстро устал от поднявшихся в зале разговоров, да еще каких — напитанных ядом и враждебностью. До сей поры их было так мало, ведь в этом доме давно не звучал гул оживленных голосов.

— Что привело тебя в Иристэд, Амари? — повышенный тон Рю заставил всех разом замолчать.

— Она нарушила границу, — отреагировал Лирой, как будто был человеком, знавшим Амари лучше, чем она сама.

— Я отбилась от труппы акробатического театра и случайно забрела не туда.

— И чем ты занималась в театре? — недоверчиво приподнял бровь Рю.

— Давала представления, само собой. Я неплохо двигаюсь на сцене. А еще эффектно метаю кинжалы…

— Метко?

— Ни одного промаха.

— Может, от тебя и будет толк, — угрюмо проворчал Рю, нехотя мирясь с желанием Амари выйти в дозор.

— Исключено, — возразил Клайд.

— Уверен, на моем месте она справится лучше, я вам, увы, не помощник…

— Лирой, — грозно осадил его Рю. Вопиющее неуважение брата ко всему, что возводили их предки, претило до тошноты. Будучи Мореттом по крови, Лирой не стыдился пренебрегать наследием и честью «Алой стали», что уж говорить о подвигах и жертвах во имя защиты города, очевидно, делавшихся невозможными.

Наступила тишина, прерываемая треском камина. Лицо Клайда переменилось в видимом беспокойстве.

— Давайте не сейчас, — негромко промолвил он, точно опасаясь освободить ревущий огонь гнева, наполняющий сердца братьев.

Лирой, не выдержав высокого накала обстановки, с досадой ударил кулаком по столу. Вскочив, как обожженный, он вихрем вылетел из зала, побудив Рю лишь обреченно схватиться за голову в незнании того, кто из них заслуживал большего порицания: младший брат или он сам.

Рю сделал все, что мог, и не было его греха в том, что с учетом горьких обстоятельств Лирой вырос подлецом, не оправдавшим чаянья семьи. Сочтя довод в свою защиту недостаточно убедительным, чтобы тотчас прекратить терзаться виной, Рю запустил пальцы в короткие волосы и издал бессильный вздох.

— Что я пропустил? Кто обидел моего мальчика? — раздался вдруг голос со стороны входа.

Там, привалившись плечом к дверному проему, стоял дядя Рэндалл со скрещенными на груди руками и зорко оглядывал присутствующих.

Но никто ему не ответил.

— Снова ты, Рю? — усмехнулся Рэн, вызвав у племянника раздраженный рык.

Когда Рэндалл вернулся в Иристэд из долгого странствия, Рю сперва отнесся скептически к существованию дяди, ведь отец за всю жизнь ни разу не обмолвился о брате. Однако не Рю ставить под сомнение то, что отношения между кровными родственниками не всегда прочны, и оттого могут быть недостойны упоминания. Исключительно внешнее сходство Рэндалла и Лироя, — а это было именно то сходство, которое с первого взгляда дает знать о наличии родства, — позволило поверить в тесную связь. Уж Рю имел право судить об этом, будучи одним из немногих, кто видел Лироя чистым от белил.

Рэндалл казался немногим старше Рю, что было даже как-то странно, и по виду напоминал бывалого арестанта: голова коротка обрита, темная косматая борода прятала подбородок и оттеняла бледную кожу; шрам, пересекающий бровь, невольно отождествлялся с причастностью к бандитскому прошлому. Глаза голубые точь-в-точь как у Лироя, но принадлежали человеку, повидавшему куда больше невзгод.

Впрочем, похожесть не заканчивалась на внешних данных. Рэн и Лирой моментально нашли общий язык в силу совпадения мыслей и характеров, что необъяснимым образом подбешивало Рю.

— Рэндалл, — хмуро одернул дядюшку Клайд.

— Молчу, — вскинул ладони Рэн, сдаваясь.

Он собирался было развернуться, чтобы уйти, но взглядом ухватился за Амари и замер с тенью задумчивости в лице, будто припоминал какое-то давнее знакомство.

— Рэн, — окликнул его Рю, пока тот не успел отправиться за Лироем. — Ты на него плохо влияешь.

— Получше некоторых, — спокойно парировал Рэндалл.

— Что думаешь о последних событиях?

— Думаю, что поддержу Лироя.

— В такие-то времена? — окончательно взъярился Рю. — Нам не хватает людей!

— Тебе всего-то не хватает людей, Рю? — с иронией приподнял брови Рэндалл, отчего морщины на его лбу углубились.

Рю не откликнулся на колкое замечание, он был взбешен тем, какими одинаковыми в своей сущности являлись Рэн и Лирой. Не чтившими жертвы, на которых поднимался их дом.

Когда-то во дворце Мореттов стояли очереди добровольцев, готовых к зачислению в «Алую сталь», но эти времена давно закончились. Настали времена, когда даже династия основателей находила причины отречься от клана.

Это тревожило и угнетало Рю.

Не дожидаясь его ответа, Рэн вышел в сумрак коридора.

— Хочешь веселья? — внезапно обратился Рю к Амари. — Отправляйся с Клайдом.

— Но… — запротестовал Клайд.

— Одной ей в городе вынюхивать нечего, а я не в настроении опекать, — Рю желал скорее выбраться на улицу, чтобы хорошенько проветрить голову.

Они вышли из дома, когда на темно-синем небе зажглись первые звезды, а в воздухе, среди невозмутимой тишины, разливалась ласковая прохлада, пахнувшая береговой зеленью у реки. Амари была вся преисполнена какой-то детской гордости, неся на поясе кинжал, который пастор Моретт не слишком учтиво предложил освятить, прежде чем выступить на вампиров. Амари долго не могла отвести глаз от сверкавшего лезвия, словно его окропили не святой водой, а слезами сказочного единорога, и хоть обряд не привел к видимым изменениям клинка, никто не заставил бы Амари усомниться в том, что он стал особенным. Почти волшебным артефактом.

Рю ждал возле въездных ворот, одетый в черный охотничий камзол. Задумчиво опущенной головой он выдавал, как сильно был ранен поведением Лироя. Только глупый и слепой мог не видеть между ними вражду, уходившую корнями глубоко в прошлое. Вернее сказать, в детство — период, когда в еще чистое сердце легко заронить зерно обид.

Из мрака, сгустившегося под навесом крыльца, выскочила Изабель и помчалась вперед Амари с дневником наготове. Появление девушки выдернуло Рю из хмурых мыслей, он тут же выпрямился, подав грудь вперед.

— Ты остаешься.

— И только лишь я? — Изабель, которая в глазах Амари была достаточно мудра, чтобы не поддаваться неуместному капризу, вдруг не сдержала ревности. — Амари ты не препятствуешь, неужели дело не ограничивается тем, что я беззащитна перед вампиром?

— Дело ограничивается тем, что мне плевать на Амари, я ее всего второй раз вижу, а тебя знаю всю жизнь.

Уверенный тон Рю не допускал возражений. Изабель занесла короткую запись в дневник и подчинилась приказу, не высказывая своего мнения. Рю долго провожал девушку взглядом, пока та не скрылась за дворцовой дверью.

— Что она пишет? — негромко полюбопытствовала Амари у Клайда.

— Вроде бы историю клана. И историю Рю.

— А про меня пару строк?

— Надеюсь, что нет.

Клайд ускорил шаг, обгоняя Амари. Неприязнь со стороны пастора не оскорбляла ее, скорее, напротив, Клайд забавлял своим неравнодушием. Для того, кто наверняка проповедовал любовь ко всему живому, он был ужасно нетерпим. Да и к тому же облачен не в сутану, а черную куртку, выделанную из кожи, и штаны, подпоясанные ремнем с торчавшим кинжалом.

В скором времени выяснилось, что для ведения дозора братья условно поделили город между собой: часть Иристэда, располагавшуюся юго-западнее площади, которую господин пастор обозначил как Асиде́нскую, патрулировал Рю; северо-восток находился под надзором Клайда, а теперь и его не слишком желанной спутницы — Амари. Пастор Моретт рассекал дремотный покой улиц с непоколебимостью, свойственной тому, кто имел назначенное место встречи. Однако суетливость его действий ясно давала знать, что Клайд и сам терялся в том, откуда ожидать нападения. Иристэд значительно уступал в величине многим городам империи, но обходя его дозором вдвоем, Клайд и Амари были ничем не значимее крошечных песчинок, и это обстоятельство не сулило удачной охоты.

Уже спустя полчаса Амари осточертело блуждать в молчании.

— Так что происходит между Рю и Лироем?

— Ты в доме первый день, с чего бы мне обсуждать это с тобой? — бросил через плечо Клайд, не сбавляя темпа.

— Ты видел когда-нибудь живого вампира?

— Да.

— Я не очень навязчива, господин пастор?

— Достаточно для того, чтобы спровоцировать меня на грех.

— Звучит заманчиво.

— Мне все равно, о чем ты подумала.

— О чем бы ни шла речь, ваша склонность к греху мне приятна.

Клайд раздраженно закачал головой.

— И что теперь? Предлагаешь молчать всю ночь? — бессильно всплеснула руками Амари. — Ты отдаешь отчет тому, что пока мы бродим здесь, в соседнем квартале уже, возможно, проливается чья-то кровь?..

— Именно поэтому я призываю тебя помолчать и быть настороже.

Откровенно говоря, Амари не рвалась на подвиги, не стремилась спасти Иристэд от демонов и уж тем более прослыть героем. Она много болтала, но болтала от скуки: хоть слава, хоть упоминание в рукописи Изабель — все ей было одинаково без надобности.

Ведь долг велел Амари держаться тени и умереть в безвестности.

Пройдя еще несколько шагов вперед, Клайд резко остановился и порывисто обернулся к Амари, будто ему в спину раздалось непростительное оскорбление.

— Хорошо, ты права, — твердо отчеканил он, не сводя с нее сосредоточенного взгляда, — нас мало, и все это выглядит смешно и безнадежно, но я предпочту находиться здесь и иметь минимальный шанс на успех, чем сидеть сложа руки и не иметь шансов вовсе.

— Рю разделяет твое мнение?

— Мы связаны долгом. Отец с детства учил, что никто, кроме нас, не спасет этот город, когда нагрянет беда.

— Лирой, по всей видимости, был посредственным учеником…

— У тебя есть семья, Амари? — вопрос прозвучал внезапно, как удар молнии.

— Конечно.

— Тогда тебе должно быть известно, что жизнь любой семьи сопряжена с трудностями. Давай откровенно, ты лишняя, обуза. Ты здесь, со мной, только из праздного любопытства.

— Разве это имеет значение? Я готова прийти на помощь в любой момент и не важно, почему окажусь рядом.

— Для меня важно. Мотивы многое говорят о человеке.

Ночь не предвещала удачного исхода.

Но Клайд не думал сдаваться. Вопреки внешней холодности, в сердце священника вовсю бушевал воинственный огонь. Овладевшую им решимость унимало лишь влияние Амари: она начинала жутко надоедать своим приставанием, сбивая и без того растерянного пастора с толку.

Неблагосклонность Клайда заключалась не только в том, что в его привычку давно вошло одиночество. Амари в целом не вызывала в нем симпатии. Таких девиц следовало держать от себя на более чем почтительном расстоянии — чрезмерно болтливых и наведывающихся в места, где подворачивались довольно сомнительные инициативы. Уж по поводу последнего сомневаться не приходилось, синяки на лице Амари были красноречивее всяких слов.

— Умоляю, давай передохнем, — почти плаксиво протянула Амари. — Сколько можно без отдыха бродить?

Клайд и сам не заметил, что пребывал в безостановочном движении уже несколько часов. Выносливость Амари определенно заслуживала похвалы, хотя бы самой скупой и сдержанной, но с губ пастора сорвался всего-навсего тяжелый вздох.

Асиденская площадь, в шаге от которой остановились Клайд и Амари, являлась сердцем Иристэда — здесь гремели праздничные гуляния, здесь же казнили приговоренных. Порой, одно другому не мешало. К счастью, эту ночь не настигли ни торжество радости, ни торжество правосудия. Один только фонтан проявлял признаки жизни на пустой площади, — тихо шуршащие струи воды вливались в широкий бассейн под грозным взглядом мраморного венценосного льва, подобного тому, что значился на гербе Аклэртона.

Амари села на каменный бортик, и Клайд нехотя присоединился.

Ночь выдалась спокойнее, чем он ожидал: до площади доносились лишь отдаленные крики из увеселительных заведений, не имевших ни малейшего оттенка ужаса или скорби — ничего, что вызвало бы подозрений. Оставалось тешить себя тем, что несмотря на безрезультатность дозора, Клайд поступал правильно, и ни единой проведенной минуты в ночном городе он не обменял бы на сон в теплой постели.

Клайд не сразу уловил, что Амари странно притихла, и поднял на девушку насупленный взгляд, как бы невзначай. Охваченная какими-то неспешно плывущими мыслями, Амари водила пальцами по воде, рисуя вымышленные фигуры на темно-синей глади. С выражением спокойной задумчивости девушка производила совсем иное впечатление, отчего Клайд невольно загляделся.

Если отбросить темные ссадины, не добавлявших лицу красоты, Амари должна была быть привлекательна мужчинам. Ясные голубые глаза блестели живой искрой, в некрупных мягких чертах заложено что-то детское и невинное, что дополняли небольшие пухлые губы, создающие неизъяснимое ощущение чистоты и добросердечности, когда не улыбались с желчью. Темно-русые волосы заплетены в две толстые косы, — выбившиеся у лба пряди колыхались по повелению свежего ветерка.

— Я солгала, — неожиданно сообщила Амари. — У меня нет семьи. Я жила в месте, где даже друзей заводить опасно, поэтому одиночество мне не чуждо.

Клайд вздрогнул: у них было больше общего, чем он мог себе представить. Какая-то застарелая боль зашевелилась в его душе, буквально застав врасплох, и проявленное доверие со стороны Амари подкупило священника поддержать ее в этом нелегком признании.

— Иногда мне кажется, что я тоже совсем один. Отец Рю и Лироя — Дайодор Моретт взял меня в семью, когда я был мальчишкой семи лет, настоящих родителей уже и не вспомню. Меня тепло приняли в доме, но я-то знал, что являюсь посторонним человеком. Это сложно преодолеть. В любом случае я благодарен Дайодору за то, что он для меня сделал, и хочу нести в массы его идеи о доблести и благочестии. Но, похоже, город еще к этому не готов…

Клайд было одернул себя за чрезмерную откровенность, но встретил глаза Амари, в которых роилось столько мыслей и чувств, сколько нельзя ожидать от целого зала прихожан под сводами храма, и подумал, что открыл сердце не зря.

Хотя бы ради этого взгляда.

— Как вернемся, напомни дать тебе лечащую мазь.

— Волшебную? — встрепенулась Амари.

— Нет, приготовленную на травах, — Клайд неловко встал на ноги, растеряв всю осанистость. — А теперь идем, до рассвета еще час.

Амари валилась с ног. Было наивно полагать, что источником усталости стал бодрый темп дозора, куда правильнее признать, что бессилие настигло ее из-за отсутствия здорового сна, возможности для которого не представилось еще с ночи прибытия в Иристэд.

Вернувшись домой с первыми лучами багровой зари, Амари застала в обеденном зале Лироя. Он сонно потягивался, не сменив мятой сорочки, но лицо уже успел скрыть за щедрым слоем белил. В сутках много минут, но существовала ли хотя бы одна, когда Лирой Моретт не оберегал свою личность столь ревностно?

— Как погуляли? — в приподнятом настроении он расположился за столом.

— Мне нужно в храм, — Клайд спешил облачиться в сутану. — Я должен быть готов к обедне.

— Даже не вздремнешь?

— У меня нет на это времени.

Клайд покинул зал, взойдя по лестнице, ведущей, судя по всему, к хозяйским спальням, — увлеченная догадками, Амари не заметила, как за спиной выросла фигура Рю.

— Обошлось без приключений? — не сводя с Лироя неподвижного взгляда, осведомился он у Амари.

— Скука смертная, — отозвалась она, ощущая смятение между враждебно настроенных братьев. — Меня, к счастью, храм не зовет, поэтому разрешите откланяться в постель.

Проскочив мимо Рю из зала, Амари завернула в коридор, но какая-то неведомая сила, — вероятнее всего, обыкновенное человеческое любопытство, — заставила ее остановиться и навострить слух.

— Что? — начал Лирой, посчитав, что остался с Рю наедине.

— Ты нужен сейчас Иристэду.

— Прости, что не хочу следовать воле отца, — тон Лироя звучал злой иронией.

— Ты ничему не следуешь! Считаешь, у тебя собственный путь? Не обманывайся, его нет.

— Я лучше останусь вором, чем продолжу его дело!

Воцарившееся молчание насторожило Амари. Подумав о риске попасться, она собралась отправиться по коридору дальше, но тут Рю вновь заговорил:

— Мне погано на тебя смотреть, — в свои слова он вложил столько ненависти и отвращения, что аж зашипел на Лироя змеем.

— А когда было иначе? — голос дрогнул под давлением чувства, распознававшегося Амари как глубокая внутренняя боль.

Удаляющийся в конец зала тяжелый шаг Рю обозначил конец разговора. Амари подалась вперед, стремясь избежать возможного разоблачения, но была остановлена прижатым к горлу кинжалом.

— В этот раз у меня получилось застать тебя врасплох, — шепот склонившегося над ухом Лироя обдал кожу горячей волной. Обездвиженная приставленным лезвием, Амари чувствовала, как приятель улыбался за ее спиной, будучи страшно довольным собой.

— Впечатляет.

— Спасибо, — поблагодарил он и одним ловким движением убрал клинок за пояс. — Я должен быть зол на тебя, за то, что ты подслушивала, но такие, как мы, не могут иначе, верно? А теперь отправляйся к себе.

Дважды повторять не пришлось. Не успев осмыслить, свидетельницей какого личного разговора она стала, Амари поторопилась убраться прочь под гнетом неизвестности того, сколько еще Лирой рассчитывал находиться в миролюбивом расположении духа.

— Амари, — она обернулась на его оклик. — Я рад, что мы повстречались.

Уголок ее губ дрогнул в легкой улыбке.