И содрогнется Явь возмущенная,
Ибо Правь Чернобогом попрана.
И воспротивится люд неразумный
Сеять хлеб да землю возделывать.
И пойдет войной брат на брата,
Кровь родную мечом проливая.
И заплачет луна, Леля-младшая,
Морем слез своих Явь умывая.
И падут в битве славные воины,
Рядом с темными слягут и светлые.
И не будет меж ними различия,
Ибо все они – дети Сварожичьи,
Все равны пред ним, любы-дороги.
Перуном будут изгнаны демоны,
Возвратятся в Навь нечестивые.
И на пепле взрастет семя новое,
Вновь внимая слову Сварожьему.
Много раз будет истина попрана,
Правду ложью сокроют намеренно.
Так всегда было, есть и так сбудется,
Ибо в Яви Навь зарождается.
Снова наступила зима, заботливо укутав землю своим пушистым снежным покрывалом. Суровые морозы сковали могучими льдами берега Полуночного моря, напрочь отсекая Асгард от материка. Единственный сухопутный путь к Асгарду пролегал через Рипейские горы. В такие морозы горными перевалами не пройти ни одному смертному.
Стоян решил стать на зимовку и, не мудрствуя лукаво, избрал для этого столицу полян. Одержав желанную победу над Сварожьей Дружиной, он не боялся осады. Ни один умный воитель не решится осаждать город в такие морозы.
Ранее веселая столица полян распахнула перед ним свои скрипучие врата, встречая захватчиков опустевшими домами. Пережившие черный мор поляне покинули свои жилища, отправляясь куда подальше в поисках спасения. Целую седмицу воины Стояна телегами вывозили из города тела умерших от мора жителей. Дни и ночи напролет пылали огромные погребальные костры, сжигая колдовскую мерзость, насланную на город Уморой. Воины испуганно поглядывали на пекельное пламя, от которого по окрестностям разносился невыносимый запах паленой плоти.
– Уж лучше так, чем стервятников кормить, – прошептал Ярослав, вспоминая поле битвы, усеянное телами воинов.
Стоян лишь кивнул в ответ, с любопытством оглядывая пустынные улицы града.
– Беспута, где княжий дом, говоришь?
Молодая рыжая колдунья, стегнув жеребца, быстро подъехала к нему. Заискивающе улыбнувшись ведьмаку, она взмахнула рукой.
– Вон он, за капищем Велеса виднеется. Его дом большой, ни с каким другим не спутаешь. Там, что ль, остановимся, Стоянушка?
Ведьмак недовольно поморщился, вновь уловив в ее словах глупую надежду. С тех пор как похитили Ледею, Беспута не отставала от него ни на шаг, пытаясь добиться расположения.
– Там мы с Вандалом поселимся.
Вандал криво усмехнулся, задумчиво поглядывая на капище, на заборе которого белели черепа животных. У каждого народа свои обереги от злых духов.
– Прости, брат, иной дом я себе присмотрел, – пробормотал молодой ведьмак. В словах его промелькнула надежда осуществить свои тайные замыслы. – В капище Велеса поселюсь.
Стоян неодобрительно покачал головой, смерив брата осуждающим взглядом.
– Как знаешь, брат. Сам ведь говорил, на грудь он тебе своей верой давит.
Вандал хищно оскалился.
– Не верой, силой он давит. Обряды проведу да нашим богам славу вознесу. Может, на свой бок ту силу и склонить сумею.
Стоян молчаливо покачал головой. Все молодые ведьмаки желают обладать безграничной силой. Глупая затея. Все в этом мире сбалансировано, божьими весами отмерено. Если где-то убыло – значит, где-то прибыло. Сила дает колдуну немалые возможности, но забирает взамен что-то важное. Стоян вздохнул, зная, как много он утратил в обмен на собственное могущество.
– Ну, брат, как знаешь. Не дразнил бы ты Велеса – осерчает.
Вандал гордо вздернул подбородок, не желая прислушиваться к словам старшего брата. Битва со Сварожьей Дружиной так и не принесла ему расположения Чернобога. Отец общался лишь со Стояном, словно не замечая остальных ведьмаков. Вандал был еще молод и не понимал, что такое уважение. Десятки войн разжег Стоян в Яви, сотни тысяч человеческих жизней возложил на алтарь во славу Чернобога. Лишь тогда в глазах Отца он стал достойным сыном.
– Так возьмешь меня с собой в княжий дом, Стоян? – Не удержалась Беспута, прерывая их разговор.
Ведьмак усмехнулся, вспоминая ее послание, переданное через Всеведу.
– А ты, Беспута, в доме воеводы обоснуйся. Ты вроде замуж за него собиралась? Вот и наследуй от мужа усопшего.
Выругавшись, Беспута развернула коня, уносясь прочь. Щеки ее пылали от негодования и унижения. Он вновь пренебрег любовью, оскорбив ее чувства на людях. Старый бездушный демон!
Стоян громко расхохотался, насмешливо глядя ей вслед. В следующий миг улыбка сошла с его лица, и ведьмак грустно прошептал:
– Дуреха. Все в любовь не наиграется...
Перед глазами промелькнуло прекрасное лицо Ледеи. Каждую ночь он пытался отыскать ее, вопрошая Навь о ее судьбе. Каждую ночь его буйный дух бился о гранит горы Меру, пытаясь разорвать сеть ворожбы Уров. Она была там. Он чувствовал ее присутствие. Он слышал биение ее сердца. Он слышал биение сердца их ребенка, получившего жизнь под сердцем матери. Ведьмак горько вздохнул, возвращаясь мыслями к мрачной действительности. Он остался один. И лишь падение Асгарда может вновь сделать его счастливым, возвращая любимую и сына. Сына, которого он ждал всю свою жизнь.
Мертвый город ожил, приняв в свои стены тридцать тысяч новых жильцов. Разорив хозяйские погреба, захватчики радостно набрасывались на припасы, не задумываясь о завтрашнем дне. Медовуха полилась рекой, выгоняя захмелевших воинов на улицы в поисках веселья.
Ярослав, чей долг воеводы обязывал блюсти порядок, недовольно хмурился, наблюдая за начавшимися беспорядками. К вечеру, собрав на совет тысяцких и сотников, он вынес решение:
– Освободить несколько домов под хранилище для припасов. С утра отправить по домам сотню воинов с телегами. В каждом доме вычистить погреба. У хранилищ выставить стражу.
Тысяцкие зароптали, понимая, что, отбирая припасы у воинов, им не избежать ненужных стычек и резни. Ярослав сердито ударил кулаком по столу, прерывая их болтовню.
– Впереди лютая зима, что жрать будете?!
Тысяцкие угрюмо склонили головы, соглашаясь с его решением. Грустные мысли о завтрашнем дне заставили их затянуть пояса. Поутру отряд воинов принялся исполнять приказание воеводы.
Несколько сотен воинов были отправлены Стояном по деревням в поисках скота и припасов. Безжалостно разграбляя дома, они обрекали жителей деревень на голодную смерть. Стоян спасал собственное войско от бунта и вымирания. Пресекая возможное дезертирство, у городских ворот поставили усиленный гарнизон. Теперь покинуть город можно было, лишь отправившись в мир иной. Воинство Чернобога залегло в глубокую спячку, словно медведь в берлоге.
Минуло два месяца...
За окном завывала вьюга, яростно задувая в дверные щели свое ледяное дыхание. Студеные ветры, словно изголодавшиеся волки, без устали рыскали по дворам в поисках жертвы. Двери домов тоскливо стонали, сдерживая их напористость и оберегая в тепле хозяев.
Стоян сидел в доме полянского князя, греясь у теплой печи и задумчиво прислушиваясь к треску пылающих дров. Минуло более полугода, с тех пор как он начал беспощадную войну против Дарийской империи. Утомительные переходы, кровавые сражения, разоренные города. И сейчас ведьмак радовался приходу зимы, дарующей долгожданную передышку.
На дворе раздавались чьи-то шаги. Настороженно прислушавшись, Стоян потянулся за мечом, стоящим у стены. От незваных гостей за версту разило колдовством. Вдруг распознав знакомую хромую поступь, ведьмак улыбнулся, оставив меч в покое.
Дверь распахнулась, дохнув холодом и снегом метели. Лиходей с Безобразом радостно ввалились в дом и бросились к Стояну с раскрытыми объятиями.
– Здрав будь, брат! С праздником тебя! Думали, не поспеем.
Стоян крепко обнял ведьмаков, зарываясь лицом в холодные воротники их оледенелых тулупов. Целых два месяца он не видел братьев. С того самого дня, как отправил их на битву с харийцами. В последнее время его даже стали одолевать дурные мысли: живы ли его братья? Не полегли ли в битве с харийским воинством?
– Как же я рад вас видеть! – Он долго не разжимал объятий, словно не веря их возвращению. – Я уж и дозорных навстречу высылал, а вы словно под землю провалились. Где же вас черти носили?!
Захлопнув дверь, Безобраз по-медвежьи неуклюже стянул с себя тулуп, сбрасывая его на пол.
– Как по мне, так будто один день прошел. – Устало опустившись на лавку, он улыбнулся и оглушительно свистнул. На втором этаже княжьего дома радостно вскрикнул сокол. Через мгновение, раскинув крылья, хищная птица влетела в комнату и села хозяину на плечо. – Жив, стервятник?! Ну, спасибо, брат, уважил – не загубил моего птаха.
Стоян усмехнулся, доставая из-под стола крынку с медовухой и быстро разливая ее по чаркам.
– На потом оставил. Как припасы закончатся, похлебку из твоего сокола сварим. – Ведьмак расхохотался, глядя на обиженное лицо Безобраза. – Ну, сказывайте, как харийцев разбили?
Безобраз гордо выпятил грудь, потрясая над головой огромным кулаком.
– Вот этой рукой воеводе харийскому голову с плеч снес! Лиходей не даст соврать. – Словно спохватившись, Безобраз откашлялся и добавил: – Да он и сам-то потрудился на славу в той битве. Кабы не его Лихо Одноглазое – порубили б нас на куски у горы Ара.
Хромой ведьмак откинул с лица прядь волос, окинув Безобраза осуждающим взглядом.
– Ладно тебе выхваляться. Победу одержали, и будет. Не в том суть, главные битвы еще предстоят. Мы, Стоян, месяц по торговым трактам рыскали, воинов добирая. Много волков потеряли в битве с харийцами. Надо было ряды их восполнить, потому и задержались. – Он усмехнулся, вспоминая события минувших дней. – Купчину поймали и давай его обоз вперед себя на тракт пускать. Охраны-то никакой – бери за так купцовское хозяйство! Так на живца все разбойные племена полян и переловили. В большинстве своем голодранцы, но с мечом управляются справно. А главное: жрать хотят – одичали они за эту зиму. Да и волки устали, накормить бы их с дороги.
Стоян нахмурился, прикидывая в уме, хватит ли городских припасов до весны. Да что там до весны, покуда еще первый урожай у селян поспеет. Одной охотой такое войско не прокормить.
– За то, что воинство сохранили и приумножили, особое вам спасибо, братья. В нашей рати уже более тридцати тысяч клинков. Ох, не по зубам Правителю будет такой орешек! А вот с кормежкой дело плохо. По всем княжествам разослал послов – не желают соседи харчами делиться. И добыча полянская богатая, да только припасов за то золото сейчас не купить. Одни лишь рассены откликнулись, но и те втридорога решили содрать с нас.
Лиходей грустно вздохнул, понимая, сколь серьезно их положение. Голодный воин никогда не одолеет сытого противника. Без припасов им не взять Асгард.
– Отогреюсь, сам к рассенам наведаюсь. – Лиходей вновь откинул с лица непослушную прядь волос, сверкнув на Стояна взглядом. – Ты мой тяжелый глаз знаешь: не захочет князь в цене поступиться, может ненароком и оступиться. А с новым князем и сторговаться будет проще. Вот только праздники отгуляем...
Стоян спохватился, понимая, что потерял счет дням, отсиживаясь в этой берлоге.
– Какие праздники, брат?
Ведьмаки, сотни лет прожившие в волчьих племенах, удивленно переглянулись:
– Волчьи святки, брат! Тебя что тут, совсем в сугроб закопало?! Наливай медовуху!!!
...Малые Велесовы дни собрали у капища огромную толпу. Любят люди народные гулянья, дарующие хмельной задор и радость веселья. Святорусы всегда чтили природу-матушку. Не забывали они праздновать и звериные свадьбы, пробуждая племенных духов тех лесных обитателей, коим поклонялся каждый из родов.
Весело балагуря промеж собой, воины разбились по племенам, приготовившись к празднованию. Каждому не терпелось показать на людях собственную силу и сноровку. Люди во многом подобны дикому зверю. Землю свою стерегут от язычников, из других народов прибывших, дом свой, словно нору, в чистоте содержат. И подругу жизни себе выбирают не просто так. Каждый хочет в невесты красавицу заполучить, да еще чтоб и хозяйством справно ведала. А коли на одну остромордую волчицу много претендентов отыскалось, значит, быть хорошей драке. На таких праздниках и показывали женихи силу да удаль свою молодецкую. Зачастую это не было настоящим обрядом сватовства – так, веселые игрища, разгоняющие кровь и напоминающие мужам о воинских навыках.
Костры у капища Велеса разложили кругом, чтобы и люд грелся, и действо всем видно было. Среди тысяч гомонящих воинов сновали сотни девиц, нарядившихся в яркие одеяния.
Безобраз вызвался за старшего, горделиво выступив вперед и призывно поднимая руку:
– Гей! Вои славные, молодые да удалые! Да восславим Велеса Первозданного, блага люду дарующего!
– Слава Велесу! – тысячи голосов слились в едином крике, оглушая силой своего призыва. – Слава! Слава! Слава!
Безобраз вскинул руки к ночному небу, словно могучий атлант, поддерживающий небесный свод.
– В день звериной свадьбы славим Велеса-Медведя! Славься, владыка лесов, добычу охотнику дарующий!
Воины дружно возносили славу Великому Богу, восседающему у врат Нави. Подняв головы к небесам, они проникновенно молились, памятуя о том, что когда-нибудь все они пройдут лунной дорогой. И предстанут пред очами Велеса, от коих не сокрыть дела ни праведные, ни грешные. И станет он судить, кому дозволено с достойными предками воссоединиться, а кому и Пекло – дом родной.
Дверь в капище отворилась, и на пороге показался Вандал, наряженный в медвежью шкуру. Зарычав, словно шатун, разбуженный в спячку, Вандал обвел всех присутствующих хмельным взглядом. Дурман наркотических трав, коими пользуются шаманы всех народов, блестел в его глазах. Стоян и Лиходей лишь многозначительно переглянулись, почуяв, как от молодого ведьмака полыхнуло мощью силы.
– Чего это с ним? – прошептал удивленный Лиходей. – Неужто к Велесу в гости собрался?
Стоян же лишь с сомнением покачал головой, зная, каким боком могут выйти дары богов:
– Не нравится мне это. Заемную силу сторицей отдавать придется. Ничего боги не дают бесплатно.
Вандал разглядывал собравшихся у капища мутным взором. Погрузившись в мир духов, он едва осознавал происходящее вокруг него. Два месяца он прожил в храме Велеса, готовясь к обряду прошения. Изо дня в день, поднося древнему богу дары, он шаг за шагом продвигался к его обители. Сегодня наступил день обряда, когда он объединит воедино мольбы тысяч людей и будет услышан Велесом. Пошатнувшись, словно во хмелю, Вандал произнес:
– Бог Велес ждет ваших даров. Пусть кровь и молоко наполнят жертвенник бога. Приведите овец!
Полянские воины, влившиеся в воинство Стояна, стали переглядываться промеж собой, перешептываясь:
– Негоже Велеса кровью поить. Наши жрецы молоко да мед со злаками подносили...
В центр круга волки притянули овец, приступив к жертвоприношению. Душераздирающее блеянье животных быстро оборвалось, и снег оросили алые брызги. Наблюдая, как по ведрам сливают парную кровь, Вандал прошелся вдоль капища, любовно касаясь вывешенных на стенах черепов. Так охотники благодарили хозяина леса, отгоняя черепами животных злых духов от святого капища. Вскоре принесли ведра с коровьим молоком и приготовились к возложению даров.
Вандал вошел в капище, прокричав всем собравшимся:
– Входите! Славьте и просите. И да примет Велес наши дары!
Четверо подручных бросились в капище, внося ведра с кровавым напитком. Осторожно ступая по расстеленным шкурам, воины приблизились к жертвеннику и принялись с двух сторон сливать в него кровь и молоко. Вандал не отрывал взгляда от завораживающих красно-белых ручьев, сплетающихся в причудливые узоры. Склонившись над жертвенником, ведьмак принялся нашептывать заклятья. Деревянный идол Велеса бесстрастно взирал на происходящее. Его суровые губы, казалось, сжались, осуждая заблудших внуков Даждьбога. Молодой ведьмак зашептал еще более страстно, призывая Великого Бога принять их подношения. Сняв с шеи медвежью лапу, из коей творили великой силы обереги, Вандал надел ее на руку. Сунув руку в жертвенник, он принялся перемешивать кровавый напиток, приговаривая:
«Славим тебя, Велес-Медведь, удачу дающий в охоте. Хранитель врат Нави, дарующий Смерть, дарующий блага Бог Скотий. Небесных коров переполнено вымя, прими же мое подношенье. Ведьмак Вандал, в миру мое имя, пред троном твоим на коленях. Кровь с молоком – напиток Богов, силы дарует в избытке. Прошу, дай мне силу против врагов. Замок. Навек и отныне».
В капище началась суета, один за другим люди возлагали к ногам идола подношения. Здесь были крынки с медом, молоко, орехи. Поляне приносили все то, что так любит обычный медведь. Ненадолго задерживаясь у лика божества, люди шептали заветные слова, моля о помощи. И удалялись из капища, освобождая место другим просителям.
Вандал без устали твердил заклинание, отрешившись от происходящего. Его одурманенный разум все глубже погружался в мир духов, начиная терять связь с реальностью. Исчезли звуки, свет факелов, освещающих капище, стал меркнуть, силуэты людей потеряли четкость.
И вот деревянный идол шевельнулся, меняясь в очертаниях. Огромный старец, чьим могучим плечам могли бы завидовать самые сильные богатыри мира, взглянул на него суровым взором.
– О чем просишь, сын Чернобога?
Вандал встрепенулся, не веря своим глазам. Древний Бог восседал на троне, ослепляя его божественным сиянием. Длинная серебряная борода развевалась на ветру, голубые глаза пристально изучали ведьмака. Могучая рука, способная двигать миры, бережно сжимала Рог Изобилия, питающий все живое благодатью. Огромный медведь, лежащий у ног Велеса, сердито зарычал, недовольный медлительностью просящего.
– Силы прошу, Великий Велес, – прошептал Вандал, вновь преклоняя колени.
Бог насмешливо смерил его взглядом, почесал любимого медведя за ухом и произнес:
– Имеющий силы взойти ко мне просит о силе? Какой же ты силы просишь, дитя Мары?
Вандал с опаской поглядывал на медведя. Когда-то в дремучих древлянских лесах один из сородичей этого зверя сильно порвал его, оставив на груди отметины от своих когтей. От тех ран колдун, убить которого очень сложно, едва не лишился жизни. Жадно облизав губы, Вандал поднял руку, одетую в медвежью лапу.
– Силу прошу нечеловеческую. Самых сильных врагов сокрушающую!
Велес задумчиво разглядывал колдуна, недовольно хмуря чело. Этот проситель, в чьих жилах текла кровь Мораны, не нравился ему. Однако просящий исправно соблюдал правила обряда и имел должное почтение к высшим силам.
– Хорошо, сын Тьмы. Ты получишь то, о чем просишь. Отныне твоя рука будет разить подобно медвежьей лапе. – Велес усмехнулся, окуная пальцы в Рог, и брызнул сияющим дождем, окропляя лицо Вандала. – Да будет, как я сказал. Надеюсь, мой дар вразумит и обуздает тебя, колдун. Сила не бывает ни доброй, ни злой. Она безлика, и пользоваться ею нужно с умом. Но предупреждаю: если ты перевесишь одну из чаш мировых весов, я заберу у тебя свой дар сторицей. А теперь ступай, осквернитель храмов. Мне не в радость видеть тебя!
Тело Вандала словно окутала призрачная вуаль, и в один миг он исчез из капища. Лиходей испуганно попятился к выходу, прошептав Стояну:
– Чтоб ему пусто было! Таки отыскал медвежью тропу. Пойдем, брат, покуда это капище на головы нам не обвалилось.
Ведьмаки вышли на мороз, задумчиво переглянувшись. Грустно вздохнув, Стоян произнес:
– Власти он хочет, брат. Не о деле он печется, а о власти собственной. Боги карают за гордыню.
Стоян отмахнулся от грустных мыслей, быстро окинув взглядом народное гулянье. Выпотрошенных овец водрузили на вертелы над кострами, крынки с медовухой пошли по рукам, развязывая языки. Воины гомонили промеж собой, похваляясь силой да удалью. Весело щебетали девицы, шутливо отбиваясь от назойливых ухажеров.
Вдруг в центр круга вышел Безобраз, задорно обращаясь к окружающим:
– Эй, вои славные! А есть ли среди полян бычки крепкие, готовые бодаться за телиц грудастых?! Выходи в круг, удальцы!
Поляне, почитающие быка за предка, дружно загалдели, переглядываясь. Двое молодых воинов, широких в плечах, выбежали в центр круга, задиристо столкнувшись грудь на грудь. Безобраз расхохотался, подбадривая борцов:
– Эко они бодаться лезут, того и гляди рога пообломают. Неужто девку не поделили?
Люди стали выкрикивать наперебой:
– Точно не поделили! Пускай сила решит, с кем ей быть! Давайте, вои, покажите удаль молодецкую!
Парни сошлись в поединке, напирая друг на дружку и норовя повалить противника. Закружившись в борцовских ухватках, бойцы кряхтели и ругались, упираясь в снег ногами. Вдруг один из них исхитрился и схватил противника за пояс. Прогнувшись дугой, воин перебросил его через себя, гулко ударив о снег. Толпа радостно загомонила, приветствуя удачливого воина.
– Эко он его рогом в землю вогнал! – прокричал Безобраз, расхохотавшись. – Давай, парни, не робей!
Вскочив на ноги, неудачливый борец яростно бросился вперед, желая отомстить обидчику. Ловко извернувшись, тот подставил подножку, вновь роняя его в снег. Вокруг весело заулюлюкали, и Безобраз стал промеж борцов, разнимая их:
– Достаточно, вои. Оба молодцы, однако правда на стороне сильного. – Он назидательно похлопал проигравшего по плечу. – Слепая ярость не помощник в бою. Кто копытом землю роет, тот ее рогами вспашет.
Весело сбросив с себя тулуп, Безобраз повел широкими плечами, озираясь по сторонам:
– Эй, волки, молодые да матерые! Что попрятались, хвосты поджавши?! Неужто никто не желает с вожаком силой померяться? Выходи на кулачках!
Раздвигая толпу, в круг вышел молодой крепкий волк.
– Эх, держись, Безобраз! Сейчас вожак клыков не досчитается!
Резво бросившись вперед, волк взмахнул кулаком, целя ведьмаку в ухо. Поднырнув под его руку, Безобраз ловко избежал удара и отвесил воину затрещину, от которой тот покатился кубарем, взбороздив носом снег. Ведьмак расхохотался:
– Да чего уж там по одному. По трое, по четверо выходите, вожак научит вас послушанию!
Четверо волков, протиснувшись в круг, без промедления бросились в бой. Пригнувшись от первого удара, Безобраз быстро поднял одного из них на спину, закружился с ним на месте и швырнул его в оставшихся нападающих. Все четверо рухнули в снег под веселое улюлюканье толпы. Вскочив на ноги, они вновь ринулись в бой, тут же попав под тяжелые кулаки вожака. Разбросав их одного за другим, словно щенят, Безобраз расхохотался и прокричал:
– Эх вы, молодняк. Матерых подавайте!
Дверь капища распахнулась, и на пороге по-явился Вандал. Стоян заинтересованно окинул его взглядом, задержавшись глазами на медвежьей лапе. Прикрывая глаза, он взглянул сквозь мир духов. Медвежья лапа, подаренная Велесом, навеки срослась с плотью молодого ведьмака. Исходящее от нее сияние слепило своей мощью.
– А наш малец-таки выторговал у Велеса подарочек, – прошептал Стоян Лиходею, также не сводящему взгляд с Вандала. – Ручонку ему на лапу поменяли. Не снять ему теперь этой медвежьей варежки.
Неторопливо спускаясь по ступеням, Вандал направился к Безобразу, недобро ухмыляясь:
– Матерых, говоришь, подавай? Силен ты, брат, молодняк в снег мордой тыкать. Молодец среди овец! Может, и со мной совладаешь?
Безобраз оскалился, поводя плечами, и двинулся навстречу Вандалу. Ранее он всегда и всех побивал в волчьем племени. Бывало, даже Вандала вместе с Лиходеем узлом завязывал.
– Эх, Вандал, вечно тебе неймется силами померяться. Готов?
Кивнув, Вандал изготовился к поединку, пряча за спину медвежью лапу. Безобраз, коротко размахнулся и врезал ему по уху. Пошатнувшись от удара, Вандал лишь потряс головой, все же устояв на ногах. Безобраз был безумно силен, подобным ударом он валил коня с ног. Оскалившись, Вандал прорычал:
– Ну, теперь мой черед бить. Выстоишь, брат?
Размахнувшись, он врезал Безобразу медвежьей лапой, опрокидывая могучего ведьмака наземь. Застонав, оглушенный Безобраз тщетно пытался подняться на ноги.
– Эко ты меня... Чем это ты, оглоблей?
Вандал радостно расхохотался, впервые одержав победу над могучим Безобразом. Глаза его сверкнули ликованием, и он тут же обернулся к Стояну.
– Эй, брат, выходи на кулачки?! На моей памяти ты никогда своей силой на людях не кичился. А может, старость тебя одолела?
Лиходей нахмурился, недовольно покачав головой. Зарвался Вандал, ой как зарвался! Не кончится подобное добром среди ведьмаков. Стоян же спокойно разглядывал молодого колдуна, словно раздумывая – сразу убить али погодить маленько? Усмехнувшись, он произнес:
– Больно ты норовист, брат. За что биться станем? Может, воинство мое возглавить желаешь? Али какую ведьму мою тебе захотелось да полцарства в придачу?
Из толпы вышла Беспута, бросив на Стояна вызывающий взгляд.
– За меня будете биться. – Она соблазнительно улыбнулась Вандалу. – Али не звериная свадьба сегодня? Ну что, Вандал, одолеешь Стояна – твоей буду.
Вандал удивленно моргнул и, поддавшись ее очарованию, расплылся в улыбке.
– Теперь уж точно не отступлюсь.
Стоян усмехнулся, поражаясь настойчивости девки. Может быть, если бы не встретил Чернаву, и была бы Беспута в его любимицах. Ох, и шельма! Ведьмак расхохотался, понимая, что колдунья не оставила ему выбора. Не посмеет он отказаться от боя, раз на кон одна из его ведьм выставлена. И отказаться от нее на людях не имеет права, коли победителем из битвы выйдет. Взялся за девку биться – веди в дом, не позорь ее на людях.
– Ну, хорошо. – Стоян вошел в круг, роняя с плеча соболиную шубу, ранее князю принадлежавшую. – Быть по-твоему, брат. Драться будем по-честному, без ворожбы.
Вандал оскалился, злобно сверкнул глазами и, согнув ноги в коленях, пошел по кругу. Придерживая когтистую лапу у бедра, он нервно хохотнул, то и дело припадая к земле в обманных выпадах. Двигаясь по кругу, Вандал неторопливо сокращал дистанцию, словно медведь, подкрадывающийся к жертве. Стоян бесстрастно наблюдал за его движениями, мысленно принимая облик волка. Когда волки набрасываются на хозяина леса, они рвут ему ляжки, стремясь перекусить сухожилия. И тогда могучее животное может стать неподвижным калекой. В один миг разум покинул Стояна, уступая место звериным инстинктам. В один миг он ссутулился, будто вздыбив шерсть на загривке. Движения Вандала замедлились, время потекло неторопливой вязкой рекой. И вот Вандал сделал выпад, целя лапой в лицо ведьмаку. Удар Вандала не был игривым, его лапа взметнулась, чтобы убить. Уклонившись от смертоносных медвежьих когтей, Стоян ударил брата ногой в колено, с удовлетворением услышав, как хрустнула кость. Медленно, будто во сне, глаза Вандала округлились, и, заорав от боли, он рухнул наземь, хватаясь за сломанное колено. Вокруг раздались недовольные голоса тех, кто ожидал увидеть красочную битву. Многие желали увидеть поверженного вождя. Так всегда бывает, когда молодые, сильные воины рвутся к власти.
Лицо Стояна исказилось от ярости, и обернувшись к толпе, он громко прокричал:
– Чего заблеяли, овцы?! Не рады, что вожак верх одержал? – Пройдясь вдоль круга, ведьмак пристально вглядывался в глаза воинов, поспешно опускающих взгляды. – Может, еще кто желает власть мою оспорить? Выходите, вои храбрые! Железными зубами вожак вас рвать станет!!!
Толпа дрогнула, осторожно, по шагу сдавая назад под его давящим взглядом. Желающих померяться с ним силой не нашлось. Удовлетворенно кивнув, Стоян направился к стонущему в снегу Вандалу. Надменно нависая над поверженным противником, он усмехнулся:
– Что, брат, не помог тебе подарок Велеса? Силы медвежьей захотелось? На брата руку поднял?! Ну, так косолапость не даст тебе забыть об этом дне. Век будешь мою науку помнить! Если проживешь этот век...
Развернувшись, ведьмак направился прочь от капища, оставив Вандала наедине со своей болью и яростью. Презрительно покосившись на охромевшего Вандала, Беспута бросилась вслед за разгневанным Стояном. Сердце гулко билось в ее груди. Или сегодня, или никогда – другого шанса он ей не предоставит.
...Вернувшись в дом, Стоян сел у печи, прислонившись спиной к ее теплой глиняной стенке. Приложившись к крынке с медовухой, он жадно отпил треть сосуда и выругался:
– Поганец! Власти ему захотелось!
После похищения Ледеи Стоян стал злым и раздражительным. Сегодня в схватке с Вандалом он выплеснул свои эмоции, поедом съедавшие его изнутри. Ведьмак в сердцах стукнул кулаком по столу и вновь приложился к медовухе. Пьянящий напиток ударил в голову, наконец-то расслабляя его тело. Дверь распахнулась, и порог переступила Беспута, зябко ежась от мороза и притопывая ногами.
– Чего тебе?! – Прорычал Стоян, недовольно хмурясь. Отвернувшись от колдуньи, словно от надоедливой мухи, он вновь опрокинул крынку, топя свою злость во хмелю. Девушка усмехнулась, снимая с себя запорошенную снегом шубу. Оглядевшись по сторонам, она неторопливо прошлась по дому, вспоминая дни, когда нанялась к полянскому князю в услужение.
– Так ничего и не изменилось, – прошептала Беспута, ступая на скрипучие ступени, ведущие на второй этаж. Пытаясь развеять тоску ведьмака, она расхохоталась. – По этой лестнице Прошка кубарем катился. Ногу поломал. Не люблю, когда меня за дешевую девку принимают.
Девушка надменно улыбалась, несчастный случай с Прошкой развеселил ее. Поднявшись несколькими ступенями выше, она остановилась, оглянувшись на Стояна.
– Ты там спишь? В княжьей опочивальне?
– Нет, на печи бока грею. – Ведьмак недовольно нахмурился, окинув Беспуту своим захмелевшим взором. – Чего тебе надо, спрашиваю?
Колдунья вздохнула, присаживаясь на ступеньку, и принялась теребить рыжую косу. Десятки мыслей проносились в ее голове в поисках правильных слов. Бесполезно привораживать ведьмака, который сделал из тебя колдунью. Нет таких чар, чтобы голову ему вскружить, это сможет только любовь настоящая.
– Скажи, Стоянушка, ты по-прежнему любишь ее?
Ведьмак нахмурился, отводя взгляд в сторону, и вновь приложился к крынке.
– Люблю, Беспута. Потому и злой стал, что ее рядом нет.
Девушка понимающе кивнула, неторопливо продвигаясь дальше, словно ступая по тонкому льду:
– Коли любишь ее, скажи – как мне-то быть? – Она тихо заплакала, прикрывая лицо ладонями. – Не могу я жить, когда ты с другой. Не могу видеть, как сохнешь по ней, как ты убиваешься. Люблю я тебя, Стоянушка, пуще жизни своей люблю! С того самого дня, как вошел ты в мой дом, колдунью в девчонке малой заприметив. Что же мне делать? Как мне жить с этим?!
Ведьмак молчал, не зная, что ей ответить. Весь его тысячелетний жизненный опыт был бессилен против этого вопроса. Любовь. Ревность. Страдания. Три стороны одного целого. Шмыгнув носом, Беспута прошептала:
– Стоян, а может, это судьба, что Ледею похитили? Может, не след ей с тобою быть? Ведь я рядом! Открыто для тебя мое сердце...
– Молчи!!! – Ведьмак поднялся на ноги, пьяно пошатываясь, и гневно стукнул кулаком по столу. – Не смей о ней говорить. Ты мизинца ее не стоишь!
Беспута вспыхнула от гнева, словно пересохшая лучина.
– Не стою?! Ради тебя с другими ложилась, воинство тебе собирая. В глаза тебе заглядывала, как собака верная. Молодость свою загубила, тебе на алтарь возложивши. Мизинца ее не стою? А что она ради тебя сделала?! – Беспута утерла рукавом сорочки слезы, выкрикнув: – Убью я твою Ледею. Найду и убью! Раз не люба я тебе, то и тебе любви не видать в этой жизни.
Грустно склонив голову, ведьмак направился вверх по лестнице. Вдруг остановившись, он произнес заплетающимся хмельным языком:
– Дуреха. Что докажешь кулаками, если сердце пораженье потерпело. Не судьба нам с тобой, Беспута. – Он кивнул в сторону лавки, продолжая подниматься в опочивальню. – Там спи. Шубу подстелешь...
Оставив ее наедине со своим горем, Стоян поднялся в опочивальню, рухнул на княжье ложе, вмиг засыпая. Через минуту до Беспуты донесся его пьяный храп. Утирая слезы с раскрасневшегося лица, девушка прошептала:
– Прав ты, Стоян, потерпело мое сердце пораженье. Убил ты в нем мою чистую любовь к тебе. Не могу я более терпеть такие страданья. Права была Верея, сто раз права. – Направившись к лестнице, Беспута стала осторожно подниматься по скрипучим ступеням, продолжая шептать: – Нет в тебе любви человеческой. Демон ты старый. Девок остригаешь, навеки себе подчиняя. – Колдунья вошла в опочивальню, испуганно покосившись на спящего ведьмака. – Только я не стану более терпеть. Грань меж любовью и ненавистью она незрима, Стоян.
Принявшись неторопливо осматривать разбросанную по полу одежду ведьмака, она испуганно замерла, нащупав у рубахи потайной карман. Дрожащими руками Беспута разорвала грубую холщовую ткань и охнула, разглядывая разноцветные локоны волос.
– Спасибо тебе, Верея, не обманула ты меня. Ты уж прости, что так вышло. Пусть это станет твоей местью ему за нашу поруганную любовь. – Схватив локоны, Беспута сунула их за пазуху, окинув ведьмака прощальным взглядом. – Прощай, Стоян. Нет более твоей власти надо мной.
Ведьмак спал непробудным хмельным сном, уставший от жизни, от войн, от всего на свете. Развернувшись, Беспута быстро пошла прочь, навсегда покидая того, кому долгие годы принадлежала душой и телом. Продрогшие стражники, стерегущие у двери покой вождя, окинули ее удивленным взглядом. Улыбнувшись через силу, Беспута прошептала, окатывая их волной очарования:
– Не беспокойте Стояна до утра. Устал вождь от утех и медовухи. Пусть выспится.
Направившись в конюшню, девушка чувствовала спиной их похотливые взгляды. Завидовали стражи-рысичи Стояну, в чьей власти была такая женщина. Прекрасная, способная свести с ума, готовая отдаться душой и телом.
Выбрав самого сильного жеребца, колдунья вывела его из стойла, неумело запрыгивая на коня со ступеней. Бросив прощальный взгляд на княжий дом, она прошептала:
– Не поминай лихом, Стоянушка. – Беспута дернула повод, направляя коня к городским воротам. – Быть теперь по-моему, коль уж сердце потерпело пораженье...
Колючий морозный ветер радостно взвыл, принявшись кусать ее нежные, мокрые от слез щеки.