Добрый 2

Глава 22

То, что я поспешил покинуть этого клерка из небесной канцелярии, я понял, ещё не доходя до месторасположения гургутских и варских войск. Слишком много оказалось незаданных вопросов. И ещё больше недополученных ответов. Ну, например, а каким боком во всей это истории две королевы? Не являются ли они одной из сторон спора? Конечно, напрямую мне бы не ответили. Но можно же было вымутить ответы всякими обходными путями. Не та это оказалось птица, чтобы её не развести на ответы. А ведь я его первоначально чуть не в боги записал. И вот, нате вам, кушайте, как говорится, не обляпайтесь. Простой мелкий чинуша, пусть и из необычного департамента.

Да, Сергей Анатольевич, и на старуху бывает проруха. И вообще, не об этом сейчас думать надо. А быстренько прикинуть варианты с королевами. Первый — если они участники спора. Второй — если не участники.

Хотя какие нахрен варианты? Что это даст, когда вообще ничего непонятно? И если раньше было просто ничего непонятно, но к этому «непонятно» как-то можно было подступиться. То теперь «непонятно» — без намёков на подступы.

— Не спеши.

Голос, остановивший меня, я сейчас менее всего ожидал услышать. Да что там менее. Вообще не ожидал.

— Болотная? А почему здесь и …

— Трезвая, — перебила меня Болотная-младшая. — А ты думал, что я ещё и окончательно безмозглая?

— Нет, ну что ты, — начал оправдываться я.

— Да ладно, — остановила меня ведьма. — Ты уже придумал, как будешь выручать Великого?

— Нет, — честно признался я. — Я даже ещё не понял, почему его в плен взяли. Две королевы мне обещали, что они отстанут от гургутов, если те отбросят идиотские бредни по поводу войны. И вождь, вроде как, согласился. И тут на тебе.

— Королевы коварны.

— Ну, не без этого, — согласился я. — Но ещё они и расчётливы, как, впрочем, и все в вашем мире, а тут расчёта в пленении Великого никакого. Наоборот, сложить два и два и понять, что гургуты ринутся отбивать своего вождя, мог бы даже ребёнок. А тут королевы — тётки, не страдающие младенческой наивностью.

— И весь этот гургутский сброд мгновенно гибнет, разбиваясь о стройные ряды гелских и варских воинов, как морская пена о каменный утёс.

— Поэтично, — оценил я. — Стишки писать не пробовала?

Ведьма неопределённо хмыкнула. Типа вот ещё. И тем самым убедила меня, что точно пишет.

— А с чего ты взяла, что непременно гибнет? И откуда такая уверенность, что сами гелы и вары не понесут огромные потери? Гургуты, пусть даже и необученные, это не ясельная группа в песочнице. Сила тоже имеет значение.

— А с того, что к этой силе нужно правильное приложение. И единственный шанс у гургутов без великих воинов — это в руководстве Великого вождя. А он в плену.

— Ты и про великих воинов знаешь?

— А по-твоему, я только и делала, что гургутское вино, как это у вас говорят, бухала? Да ты за кого меня держишь?

Если бы меня спросили, чем этот мир удивил меня больше всего, то я бы ответил, что это Болотная-младшая. Вот буквально минутный диалог — и передо мной совсем другая женщина. Она иначе говорила, рассуждала, делала выводы, даже в плену гургутского вина она смогла держать на контроле поселение гургутов.

— Можешь не отвечать, — разрешила Болотная, по-своему расценив затянувшуюся паузу. — Только подумай над тем, что со стороны получается, будто именно ты сдал Великого врагам. И можешь долго рассказывать, что тобой воспользовались Лоя и Зара. Но для всех именно ты пришёл в деревню и убедил вождя отправиться к королевам. И то, что толпа гургутов ещё до этого не додумалась, можешь считать своим огромным везением. Иначе бы тебя порвали ещё там, в деревне.

— Но ты же так не считаешь? — спросил я поникшим голосом.

И ему было отчего поникнуть. С этой стороны всё происходящее я не рассматривал. Да мне и в голову это не могло прийти.

— Ну, почему же не считаю? Кто тебя знает, о чём ты мог договориться с Лоей и Зарой в обмен на жизнь каких-то гургутов.

— Да ты! — От нахлынувшего на меня чувства несправедливости я замахнулся на ведьму.

— Я! — перехватила мою руку Болотная и за неё же притянула к себе. — Почему я должна тебе верить? — обожгла она меня своим дыханием, когда моё лицо оказалось нос к носу с её. — Где гарантии, что ты не идёшь к королевам за наградой за свою выполненную мерзкую работу?

— Ты же это не серьёзно? — попытался вырваться я из ведьминых рук, но сильно пожалел об этом. Захват стал ещё жёстче. И я услышал хруст своих костей. — Да ты сдурела?! Нахрена мне было тогда ломать эту комедию в деревне? Ушёл бы по-тихому.

— А если бы увидели твой уход «по-тихому»? Тут бы даже самый последний идиот догадался о твоём предательстве. А так, вроде как, и сами послали.

Крыть было не чем. Доводы Болотной ведьмы были весомыми. Аргументы железными. И самое главное, что бы я ни говорил, она мне не верила.

— И что ты будешь делать?

— Не знаю, — призналась она и оттолкнула меня в сторону. — Обменять тебя на вождя не получится. Королевы тебя просто использовали, дальше ты им не нужен. Убить тебя? — продолжила Болотная после долгой паузы. — А кому от этого станет легче?

— Послушай, я понимаю, конечно, что ты мне не веришь. Да я и сам бы не поверил себе после того, как ты мне всё по полочкам разложила, но я не предавал Великого. Я допускаю, что королевы меня просто использовали в своей игре…

— Да успокойся ты, — остановила меня ведьма. — Верю я тебе, верю.

— А тогда зачем нужно было вот это шоу?! — возмутился я.

— Чтобы поверить, — спокойно ответила Болотная.

— Ну знаешь!

Уровень моего возмущения дошёл до той точки, когда слова не успевают за чувствами.

Болотная буквально вцепилась в меня долгим, острым взглядом и вдруг резко схватила за голову и запечатала готовое вновь сорваться возмущение своими устами.

Прошла минута.

Мой мозг перестал производить проклятия и потупился в какой-то эйфории.

Две.

Во мне зародилось и начало крепнуть желание. Я ответил на поцелуй.

Три.

Всё. Я утратил контроль над собой. А ведьма меня не остановила.

Четыре.

А ведь она этого хотела с самого начала. Это было моей последней, осознанной мыслью.

***

«Что это было?»

Вот именно эта мысль засела в моей голове, после того… короче, после того.

Нет, теперь мне память не подтёрли. И поэтому, по факту, у меня это было первый раз. Хотя и второй, но первый. Ведь первый, который первый, а не первый, который второй, но по факту именно второй, но не первый…

Что это было?

Понять, когда из этого всего исчезла Болотная, я был не в силах.

Вот, казалось, только что она была в моих объятиях, и вот я уже один. А на губах всё ещё её вкус. А в руках всё ещё она. А в ушах всё ещё её голос, нет, не голос, рык, стон… хотя это тоже голос.

Что это было?

— Не замёрз?

— Нет, — машинально ответил я, ещё не вернувшись окончательно в реальность.

— Ну, тогда хоть постыдился бы, — посоветовал всё тот же голос.

— Приличному человеку стыдиться неч…

Не договорив буквально трёх букв, я понял, что валяюсь на травке в чём мать родила. А вы помните, что рожала она меня не в рубашке и даже не в пинетках. Это всё на меня потом жизнь напялила.

— И кто стыдиться должен? — Реальность вернулась вместе с наглостью. — А, бабуля? Не стыдно за голыми мужиками подглядывать?

— Пооборвать бы этим мужикам всё стыдное, — проворчала Болотная-старшая.

— Со скуки помрёте. Впрочем, — сделал многозначительную паузу я, — вам это не грозит.

— Ты хамство своё попридержи, — посоветовала Болотная-старшая. — Если ты с моей внучкой, то это ещё не значит…

— Это значит, что у кого-то длинный нос, — перебил я ведьму. — А вас, бабонька, не учили на старости лет, что некрасиво подглядывать за тем, чем взрослые дядя с тётей занимаются? Для этого специальные сайты есть.

— Ты кого тётей назвал?! — начала закипать ведьма. — Ты мою внучку…

— Тем более, — констатировал я. — Внучка! Как ты ей в глаза теперь смотреть будешь?

— Да надень ты штаны! — не выдержала Болотная-старшая.

— Вот. Мы подошли к моменту, кому здесь должно быть стыдно. И что-то внутри меня подсказывает, что это не я.

— Она не узнает, — с вызовом произнесла ведьма.

— Да, да, да, — покивал я. Пришлось даже сесть для этого.

— Да нет.

— Да.

— Нет.

— Да.

— Да ну, ты не расскажешь.

— Ага, ага. Ни словечка не пропущу.

— Ты понимаешь, что жить тебе осталось…

— Две вечности, — спокойно перебил я. — Одну мне подарила Хлоя. А вторую клерк из комитета по распределению душ. Как зовут, не знаю. Он не представился. И даже если кто-нибудь из них соврал… Нет, плохое слово. Скажем мягче — обманул. То мне и одной вечной жизни хватит. И ещё, — перебил я начавшую было говорить Болотную-старшую, — мне подарили неуязвимость. Поэтому, если соберёшься меня на самом деле убивать, смотри аккуратнее, можно самой об меня убиться. И если это произойдёт, то в отличие от тебя, мне будет стыдно смотреть в глаза твоей внучке.

— Закончил? — За время моего монолога Болотная-старшая пришла в себя, и голос её теперь звучал ровно.

— Да, — кивнул я головой.

— Штаны надень.

— Хорошо, только ты отвернись.

Болотная-старшая даже взмахнула руками-крыльями, развела их в стороны и потеряла дар речи на пару минут.

— А до этого тебя ничто не смущало? — Наконец к ней вернулась способность говорить, и ведьма показала на меня рукой сверху вниз, а потом снизу вверх.

— Неважно, — ровным голосом ответил я. — Одеваться — это интимное.

— Пф-ф-ф, — то ли фыркнула, то ли хохотнула ведьма и демонстративно отвернулась.

— И не подглядывай.

— Больно надо, — сказала ведьма. — Всё, что нужно, я уже увидела, — прошептала она.

Интересно, а чего это две болотные ходят парой? Что-то явно не похоже на то, что бабуля блюдёт целомудрие своей обожаемой внученьки. Во-первых, поздно, и она об этом знает. Во-вторых, старшая явно не запыхавшаяся прибежала или прилетела. На опоздавшую она совершенно не похожа.

Да. В последнее время у меня калейдоскоп вопросов и непонятностей. И как ни крути, а ответы не складываются. Даже хотя бы один ответ. Такой маленький. Я уж не претендую на Шекспировское… быть или не быть… чай не Гамлет. Можно мне просто ответ на единственный вопрос: какого хрена здесь происходит? Почему все сходят с ума с завидным постоянством? И есть ли предел этому процессу?

— Три маленьких, — медленно произнесла Болотная-старшая.

— Что три? — не понял я.

— Это будет три маленьких ответа, — так же медленно продолжила ведьма.

— Опять в мозгах моих роемся?! — возмутился я.

— А не думай так громко.

— Поворачивайся, — разрешил я. — И в процессе начинай уже отвечать на все те вопросы, которые ты прочитала в моей голове.

— И не подумаю, — сделала удивлённое лицо ведьма. — С какой это стати?

— В смысле? — не понял я.

— Во всех. С какого перепугу ты решил, что я тебе буду отвечать?

— А тогда чего припёрлась?

— Или ты засунешь своё хамство себе… или две вечных жизни тебе не помогут, — предупредила Болотная-старшая.

А ведь я действительно начал перегибать палку. Пора немного тормознуться на поворотах.

— Ну, я пойду? — миролюбиво поинтересовался я.

— К королевам не ходи, — кратко наставила меня ведьма.

— Почему? — продолжал я игру в миролюбие.

— Это часть плана.

— Чьего?

— Их.

— О чём план?

— О тебе.

— А причём тут вождь?

— Он в деле.

— Да твою же мать! — Миролюбие закончилось вместе с терпением. — Можно изъясняться развёрнутыми предложениями? Или мы будем по слову цедить до еврейской пасхи.

— До когда? — не поняла ведьма.

— До никогда, — пояснил я. — Нет никакой еврейской пасхи, как и окончания нашего диалога. Давай быстро: что за план? Почему я? Причём тут Великий? И это только для начала.

— Шёл бы ты… к королевам, — вздохнула Болотная. — Шума от тебя слишком много.

— Да и пойду, — внезапно обиделся я.

И действительно, я забрал остатки своей одежды и, развернувшись и ни слова не говоря, отправился к королевам. Даже какой-то мотивчик насвистывать начал.

Возомнили тут о себе! Каждый суслик — агроном. Каждая ведьма — оракул. Особенно у этих болотных. Таинственность, загадочность — всё это возведено в степень безумного идиотизма и гипертрофированного пафоса. А копнёшь поглубже — и вот это вот всё превращается в одно большое ничто. Нет, не так. в одно большое НИЧТО!!! Вот так будет правильнее.

А всё-таки, что это было?

***

Примерно после часа моего внутреннего бурчания с неизменным продвижением вперёд, я понял, что иду не туда. Слова гургута «по прямой» и «близко» не соответствовали действительности ровно наполовину. Близко как-то не случилось. И не близко не случилось тоже. К королевам я не попал.

Я покрутил головой на триста шестьдесят градусов, и слово «попал» стало казаться мне единственным верным для характеристики моей ситуации.

Я заблудился.

После встречи с двумя ведьмами я просто тупо пошёл не туда. И на вопрос «куда?» ответа у меня не было. Шутка ли, часик отмахать бодреньким шагом по лесу. Да тут и пяти минут хватит, чтобы заблудиться.

Паника лёгким холодком прошуршала по моей спине. Организм тут же откликнулся приступом голода и жажды и готовностью умереть в страшных муках.

И вот почему, когда это нужно, ни одна особь местной разумной фауны не пристанет ко мне со своими надоедливостями?

Да я бы сейчас с радостью Болотную-старшую расцеловал бы, не говоря уже о младшей.

Да я бы сейчас этого клерка из духовской канцелярии возвёл бы в ранг друзей на веки вечные.

Зару и Лою назначил бы любимыми тёщами, даже не женясь на их дочерях.

Великому бы за хвост приволок его Ариэль, заставил бы пожениться и отправил бы навёрстывать упущенное за все столетия.

Ну, хоть кто-нибудь. Хоть какой-нибудь дролонг прошелестел бы крылышками.

Никого.

А вот теперь уже даже не паника. Тихий ужас захватил меня в свои липкие влажные объятия.

А самое главное, непонятно с чего. Ну, был я уже в одиночестве в этом мире. И было мне, как говорится, до состояния русичей супротив татаро-монгольской орды. Ну, это когда они про себя рассказывали, сколько их. И всё спокойненько, ни один волосок на попе не шелохнулся. А сейчас прямо вот ужас, ужас и паника, паника. И главное, умом понимаю, а сдерживаюсь из последних сил.

И самое противное — это непреодолимое желание забиться в какую-нибудь щель, закрыть голову, хотя бы даже и руками, и отделиться от этого мира хоть какой-то, но защитой.

Вот сейчас.

Вот за тем камушком.

Хоть на чуть-чуть.

Просто успокоиться.

Да-да, вот так хорошо.

И подремать.

Всего минуту.

Просто на минуту закрыть глаза.

Просто собраться с силами.

Тридцать секунд.

Ещё тридцать секунд.

— Всё, ты проиграл.

Приснившийся мне голос был абсолютно не знаком. А впрочем, меня это не волновало. Я наконец нашёл в этом мире точку, где я могу успокоиться и не бояться. Поэтому пошли все голоса к чёрту.

— Но ты играла нечестно.

— Да? И в чём моя нечестность?

— Ты специально направила его в другую сторону и заманила на сонную поляну.

— Это твои домыслы. Никто его в спину не толкал. Он сам пошёл в этом направлении.

— После встречи с двумя ведьмами?

— И что такого? Большой мальчик, мог бы запомнить направление. Или вам, мужикам, небольшая близость отбивает мозги?

— Но это нечестно. Это манипуляция.

— И что? Где в нашем уговоре запрет на манипуляции? Запрет на колдовство вижу, а вот на манипуляции что-то не проскальзывает. Может, процитируешь?

— В любом случае у меня ещё есть три дня.

— Три дня он будет спать. Признай, что ты проиграл.

— Три дня.

— Через три дня его уже никто не разбудит. Он просто умрёт во сне от голода и жажды. Тебе его совсем не жалко?

— Три дня.

— Упёртый вихр! Признай поражение, и мы его разбудим и отправим в свой мир. Можем даже память почистить.

— Что это сейчас было? В тебе проскользнула доброта?

— Не стоит ловить меня на профессиональной непригодности. Он не по нашему департаменту. Тут я могу проявлять любые эмоции.

— Но доброта… у тебя?

— А он мне симпатичен. За последнюю тысячу с небольшим лет это единственный участник наших споров, который мне симпатичен. Давай, признай поражение — спаси ему жизнь.

— Значит, симпатичен? Тогда я выиграю этот спор.

— Нет, не выиграешь. Как с Великим вождём не будет. Тогда я была ещё слишком молода. И история была уж очень пронзительная. А тут… он мне просто симпатичен.

— Три дня. И я признаю поражение.

— Думаешь, что я сдамся, видя, как он умирает на моих глазах?

— Давай подождём три дня.

— Чтобы ты не тешил себя иллюзиями, я подкину тебе ещё один денёчек. Пусть у тебя будет четыре дня. Я же всё равно выиграю этот спор.

— Три дня. Мне не нужны от тебя одолжения.

Неожиданно что-то больнючее прилетело мне в голову, выбивая из неё все звучавшие во сне голоса.

— Очнись, Серёжа!

Это противное требование наравне с болью снова сделало мою жизнь невыносимой. А я ведь только нашёл то уютное местечко, которое искал всю жизнь. И на тебе! Даже тут кем-то занято.

— Да очнись же ты! Кто же тебя затащил-то сюда? Это место специально ищи — не найдёшь.

Вот сейчас открою глаза, встану и поубиваю всех и каждого. Сейчас… минуточку… тридцать секунд… ну десять…

— Вставай!

Хлёсткие удары по моим щекам не давали возможности уединиться в своём мирке. В своём уютном, тихом, спокойном, желанном мирке.

— Только такой придурок, как ты, мог пройти пояс ужаса, чтобы уснуть на поляне забвения. Ведь специально же делали, но, видно, для тебя идиота простые чувства слишком просты. Вставай! Я сама тебя отсюда не вытащу.

— И вот это вот только что мне говорило про нечестную игру? И кто ты после этого?

— А колдовства здесь нет. А если я что-то нарушил, прошу мне это процитировать.

— Ты поганый воришка! Женским полом заведую я. Она не должна была тебе помогать.

— А не слишком ли вас много, этого женского пола? Принцессы, ведьмы, королевы — и всё это против одного вождя, пусть даже и Великого.

— Ты сам согласился играть по этим правилам.

— Не писаным правилам. И значит, я могу менять их в процессе игры. Или, может, процитируешь мне пункт, который это запрещает?

— Она его не выдернет. Силёнок маловато. А больше в этот круг никто не зайдёт. Ужас не пустит.

— Ну он же зашёл.

— Он не наш.

— И она зашла.

— Не смеши меня. Она дух. На неё эмоции этого круга не действуют. Вот только выдернуть она его не сможет. Сон его не пустит.

— Но он всё ещё не уснул до конца.

— Он не наш. Поэтому засыпает чуть дольше. А она всё равно его не выдернет. Не её стихия. Была бы вода…

— Последний раз предлагаю: признай, что ты проиграла, и мы всё это закончим.

— Вот это поворот! Я проиграла? Даже если предположить, что эта предательница женского рода и выдернет его отсюда, за три дня ничего не изменится. Он за всё это время ни смог справиться! А сейчас должно случиться чудо?

— Всё это время он шёл к чуду, а сейчас ему остался все лишь шажочек. Готов принять твоё поражение на щадящих для тебя условиях.

— А знаешь, я тебе даже подарю два дня. Пусть у тебя их будет пять. Потешь себя надеждой.

— Мне достаточно трёх.

— Помочь?

Новый голос возник в моём сне и совсем меня не обрадовал. Прямо не сон, а проходной двор, да ещё с физическими воздействиями. Когда же вы уже все сдохнете-то?

— Ит? Рада тебя видеть, но советом мне помогать не надо. Тут не советовать, тут тянуть нужно.

— Я могу. Я уже пробовал, когда он был под воздействием сока дорго. Хотел остановить. Правда, неловко получилось. Это об меня он сломал руки.

— Тогда тяни. Его нужно вытащить хотя бы из круга сна.

— Ты решил собрать всех духов?

— Эти справятся.

— Не поможет.

— Посмотрим.

— И тем приятнее будет моя победа.

— Я бы уже настраивался на горечь поражения.

— Три дня.

— Было же пять?

— А где ты видел женское постоянство? Может, процитируешь?

И вот опять липкий ужас приобнял меня как родного. А ведь всё было так хорошо. Ну, сейчас я устрою этим таскунам, на всю жизнь запомнят, как таскать меня из желанного сна. И даже десяти секунд ждать не буду.