3. Рыцарь в клетке

Он выступил против тех, кто стоит неизмеримо выше, но смог выжить, сумев отстоять то, что считал своим. Огнем, мечом и страхом вырезал себе нишу в новой стране, где совсем не жалуют чужеземцев, - когда-то обещанную, но чуть было не отобранную другими. Теперь есть дом, положение, друзья, даже невеста... жизнь удалась? Скоро свадьба?

Очнитесь, дорогой сэр Алистер Эмберхарт! Мир не крутится вокруг вас. Да, он стабилен так, как вы и мечтать не могли в той, первой своей жизни. Технологии пара и эфира, всеобщая индустриализация, чудеса науки и техники появляющиеся даже несмотря на отсутствие столь полезных для прогресса войн... Вся эта стабильность может исчезнуть в один день, превратившись в хаос, разруху и раздор.

Какой титан, чудовище или катаклизм способен на это, спросите вы, дорогой сэр?

О нет, вовсе не столь масштабные события.

Нужна всего лишь капелька... волшебства.

Пролог

18 мая 3284 года от смерти Шебадда Меритта, Узурпатора Эфира

Каждый житель хабитатов на территории Японии с детства знает одну прописную истину — хочешь пригубить чарку сакэ, так дождись Бури! И сиди день, вечер или ночь вместе с соседями и добрыми друзьями, веселись и пей, пока за границей покрытого зеленью поселения бушует эфир, уносящий души людей. Традиция хорошая и правильная, помогает не забывать о ужасах, творящихся за пределами зеленых благодатных хабитатов, а также позволяющая быстро вычислить пьяниц. Последним доверия нет и не будет, да и не было его никогда у японских земледельцев. Где сакэ без умеренности хлещут, там и до воровства недалеко, а если уж такое начнется — нагрянет хозяин с проверками. Последнее — точно никому не нужно!

Сегодня жители большого и славного хабитата Сугова гуляли с душой. Бури то не было больше двух месяцев, истосковались по хорошему застолью! Сейчас они сидели за накрытыми столами, собравшись по несколько соседских семей, традиционно поддерживающих хорошие отношения. Опрокинуты были первые чашки с алкоголем, произнесены первые шутки, а мозолистые трудовые руки застучали палочками по плошкам с угощением.

Но не только взрослые праздновали сегодня. Буря также была прекрасным временем для молодежи хабитатов. Подростки, оставленные на попечение самих себя, тоже отдыхали и веселились, разве что без доступа к алкоголю. Что насчет опасности, подстерегающей молодых людей там, где они предоставлены сами себе, то с этим в хабитатах боролись давно и успешно. После того, как молодая незамужняя японка рожала, у нее и у ребенка брали в местной больнице по капле крови, через которую с помощью медицинского гемоскопа легко определялся уклоняющийся от ответственности папаша. Дальше наступала очередь настоятеля из местного храма, быстро повязывающая совсем не радостных молодых узами брака, и выселение новой семейной ячейки в дом поближе к железнодорожным путям. После молодым часто приходилось крутиться дальше одним, что было далеко не легко под осуждающими взглядами знакомых. Но… либо так, либо высшая мера наказания в хабитате — изгнание.

За подрастающее поколение жители зеленых поселений всегда были спокойны. Мало кто из юных японок мечтал оказаться на краю селения навсегда связанной с человеком, который за девять месяцев не нашел в себе мужества прийти к ее родителям с повинной. Впрочем, и те, кто приходил, тоже особой симпатии не вызывали. Хабитаты, при всей своей сытной и здоровой жизни, отличались наличием жестких и соблюдаемых всеми без исключения правил.

Но вот дети… дети во время Бурь были свободны, как никогда.

Когда-то.

Нишикияма Аой вовсю торопилась, шлепая босыми пятками по неглубоким лужам. Девочка, забывшая дома старенький зонтик, уже была мокрой как мышь, но не обращала на свое состояние ни малейшего внимания. Она опаздывала! Жутко опаздывала! Уже на полчаса, не меньше! Какой темный ками дернул маму приказать Аой лезть в погреб за водорослями нури для гостей! Торопясь по своим делам, девочка опрокинула две кадушки с овощами, которые сама же накануне принесла от бабушки Шотори, после чего была вынуждена долго их собирать, впотьмах нащупывая каждый из сбежавших плодов по всему подземелью!

Опааааздываю!

Торопящаяся под дождем девочка внезапно остановилась у пышного куста с крупными желтоватыми цветами, повертела головой, шлепая сама себя тяжелой намокшей копной волос по лицу, и, убедившись, что никого рядом нет (как будто могло быть иначе в это время!), резко нырнула в куст. Там, за сплошной ароматной зеленью, начиналась узкая глинистая тропка, не только ведущая десятилетнюю опозданку к цели, но еще и заставившая ее несколько раз с громким ойканьем удариться о грязь попой.

Но цель была слишком близко, чтобы в голове у маленькой торопыги появились мысли о том, что с ней сделают мама и старшие сестры за испорченную одежду, когда та вернется домой. Может быть, попа пострадает еще раз, но сегодня ей вообще нельзя было опаздывать! Сегодня же был тот самый день!

День, когда Ивадзикудзи-сан привозит новую мангу!

Самое желанное, самое драгоценное, самое интересное, что только может себе представить Нишикияма!

Ивадзикудзи-сан появился в хабитате Сугова около пяти лет назад, сразу же начав бесплатно раздавать детям далеко не дешевые книжки с картинками. Взрослые сначала насторожились, но довольно быстро успокоились, узнав, что приезжий требует от детей бережного отношения к выданным материалам, а также обязательного возврата манги назад. Единогласно решив, что одинокий холостяк немного болен на голову, но безвреден, хабитатцы оставили чудака в покое. Вскоре они даже начали привечать Ивадзикудзи Огуро, здороваться и зазывать в гости — влияние мецената сказывалось весьма положительно на росте ответственности у ребятни.

Потрепанные временем и предыдущими пользователи журнальчики нужно было аккуратно хранить и вовремя передавать следующему в очереди. За утерю или повреждение всего одной книжечки строгий Огуро вполне мог в следующий раз приехать лишь для того, чтобы просто забрать выданную литературу, не оставив ничего нового! За такой ужас провинившегося ждали семь адских кругов от ребятни и молодежи всего хабитата!

Аой змейкой проползла между сломанных досок забора, в процессе отважно для себя решив, что тихий треск порвавшейся одежки ей просто послышался. До вожделенной цели оставалось всего лишь несколько метров по мокрому школьному газону, а потом подняться по скрипучей лестницы старого, но еще крепкого корпуса, предназначенного для школьных кружков, а затем только открыть двери класса, за которыми её ждет тепло, свет, друзья и… манга!

Так оно и случилось. Глазам запыхавшейся девчонки предстал залитый светом филеновых ламп класс, где за старыми партами по два-три-четыре человека сидели дети, упоенно читающие свежие комиксы. Те из них, кому места не хватило за партами, устроились на стареньких футонах на полу, тесно прижавшись друг к другу. У окна покоилась толстенная стопка уже перевязанных бечевкой старых журналов. Всё было именно так, как и предполагала стремящаяся сюда всем своим сердцем девочка.

Кроме одного. Места для себя Аой не видела совершенно! Сегодня пришли Ио, Камимори, Рикуто, даже Изанори, которые были наказаны Ивадзикудзи-саном за пролитый на 3-ий номер «Волшебных учеников старого Киото» чай! В классе и шагу ступить нельзя было!

Девочка шлепнулась на мокрый от натекшего с нее пол, начав самозабвенно рыдать. Впереди был ужасный ужас — сейчас ей предстояло вернуться домой ни с чем, чтобы потом бегать по соседям после учебы и домашних дел, узнавая, у кого первого освободится взятый на дом журнал. А потом еще и очень быстро его читать, потому что очередность обмена будут определять те, кто сейчас знакомится с новинками в классе!

Подумать о том, что она вполне могла бы к кому-нибудь притиснуться, Аой не пожелала. Ведь в таком случае ей бы пришлось читать не с начала!!

На плачущую навзрыд Нишикияму тут же недовольно зашикали оторванные от интересного чтива друзья, что произвело совершенно обратное действие — Аой зарыдала еще громче, жалуясь миру на жизнь, маму, погреб, рассыпанные овощи и чересчур упорных Изанори, которых в классе было девять человек. Вот зачем они приперлись?! Могли бы как и раньше — ждать своей очереди, а потом читать доставшиеся им книжки всей семьей дома!

— Что тут у вас началось? — раздался недовольный знакомый голос, заставив Аой испуганно икнуть и замолчать. Жилистый сутулый японец лет сорока встал за ее спиной, потирая лысину и недовольно разглядывая девочку. Совсем не обрадовавшись увиденному, он ворчливо спросил, ни к кому конкретно не обращаясь, — Что у вас тут творится?

Дети тут же разразились жалобами на громкую Аой, которая ворвалась в класс, тут же начав всем мешать. Девочка, которая до этого крепилась как могла, не выдержала подобного давления общества, вновь залившись слезами в самой настоящей истерике. Еще бы! На нее жаловались даже Мичиру и Кори, её собственные друзья, сидящие сейчас чуть ли не в обнимку с противными Изанори! А как только до бедной Нишикиямы дошло, что за ее спиной стоит сам Ивадзикудзи-сан, который может её… может её…

Девочка набрала полную грудь воздуха и выдала такой рёв, что подошедший к ней опрометчиво близко Огуро отскочил как ошпаренный, плюхаясь на задницу, а все дети в классе всполошились. Более того, из соседних классов, где сидели другие возрастные группы, потянулись дети, встревоженно переговаривающиеся между собой.

— Всё! Хватит!! Успокойся! — заорал немного испуганный мужчина, а затем повернулся к подошедшим девушкам, которым было лет по четырнадцать, — Вы! Помогите её утихомирить!

Совместными усилиями Аой была успокоена, протерта ветхими чистыми полотенцами, даже отпоена чаем и согрета. А потом местный повелитель детских грёз и желаний проводил её в свой кабинет, дав целую гору рисовых печений и совершенно новый журнал никогда ранее не виданной девочкой манги! Блестящий, красивый, безумно интересный!

Потом, ближе к утру, Ивадзикудзи-сан сказал, что раз детей стало так много, то он откроет еще один класс, куда будут попадать только выбранные им лично дети, без оглядки на возраст. Самые прилежные, самые спокойные и молчаливые. Нишикияма, с идущей кругом головой от такой богатой на впечатления ночи, сгоряча пообещала себе, что обязательно попадет в класс с печеньем и новыми журналами.

Так и случилось.

«Закрытый класс», где можно было под очень большим секретом почитать особую мангу, быстро начал пользоваться славой привилегированного. У Аой получилось туда попасть, и даже больше — получилось задержаться, так как очень многие дети не выдерживали, начиная обсуждать между собой прочитанные в классе журналы, а владелец манги каким-то образом узнавал о том, что они не удержали язык за зубами, и отлучал их от прекрасного. Девочка же упорно молчала, даже разругавшись со своими друзьями. Теми самыми, между прочим, кто жаловался на её плач Ивадзикудзи-сану!

Постепенно такая участь постигла всех детей, удержавшихся в «Закрытом классе». Знание, что они там иногда читают нечто, никогда не попадающее в «простые» классы, стало пропастью, разъединившей небольшую группку «выскочек» с остальными. Зато, с другой стороны, они «надежные и неболтливые», смогли подружиться друг с другом, невзирая на разный возраст! Они общались, обсуждали прочитанное только между собой, разыгрывали сценки с участием различных героев манги, да и вообще ладили между собой куда лучше, чем остальные!

Через два года, Аой вновь опаздывала на очередное собрание, но уже не бежала, шла уверенно, цепко сжимая в руках недавно подаренный отцом зонтик. Она и в мыслях не особо торопилась, будучи уверенной, что для нее обязательно найдется местечко, как и лишний новый журнал с куда более сложной и интересной историей, чем читают другие. Легко взбежав по скрипучим ступенькам на второй этаж, Аой бодро постучалась в комнату, весело приплясывая на месте и напевая простенькую песенку. Дверь ей отворил сам добродушно улыбающийся Ивадзикудзи-сан, ставший за прошедшее время близким другом каждому из «закрытого класса».

— Я пришла! — воскликнула Аой, бодро задрав руки кверху. Её встречали добрыми, полными приязни улыбками и взмахами рук.

Ивадзикудзи-сан потрепал девочку по голове. Его рука и глаза коротко полыхнули золотистым сиянием, снимая с разума девочки пелену. Безобидное чудо, призванное помочь ребенку контролировать себя и хранить секреты.

Аой замерла на несколько секунд, по-новому, но привычно знакомясь с внезапно проснувшейся в ней памятью.

Улыбнулась.

Прошла на своё место, села за парту. Сделала пальцами левой руки сложный волнообразный жест, произнеся несколько коротких слов…

…и погрузилась в чтение нового журнала с картинками, где были нарисованы люди, принимающие различные позы, составляющие сложные жесты, произносящие странные слова — действия, позволяющие этим книжным героям творить удивительные вещи и совершать подвиги.

Многое она уже умела сама. Уже сейчас вокруг головы простой крестьянской девочки летал крошечный голубой кит, оставляющий после себя длинный светящийся шлейф.

Кому теперь нужны эти лампы?

Глава 1


24 мая 3296 года от смерти Шебадда Меритта, Узурпатора Эфира

Я вздохнул и закатил очи горе, перекатывая во рту фильтр сигареты. Разочарование стремительно вымывало из меня хорошее настроение выспавшегося человека. Но, планы были совершенно не той субстанцией, которую я был согласен менять в этой жизни сугубо из-за перемены настроения. План — это святое. Вынув «эксельсиор» изо рта и кашлянув, я громко и зло рявкнул:

— Пли!

Вместе с командой раздался громкий и злой звук удара мощной колотушкой об импровизированный гонг.

Бэнг!

Раздались несколько револьверных выстрелов вразнобой, аккомпанементом которым служило испуганное девичье ойканье. Результатом стрельбы были жестоко продырявленные пустые пространства около стоящих на смешном расстоянии от стрелков мишеней. Настроение спрыгнуло на пару ступенек ниже, и я решил его немного поправить, снова гаркнув:

— Мао!! Патроны!

С предобморочным писком стоявшая возле столика с боеприпасами девушка повернулась, задела ажурную конструкцию крутым бедром и… снесла напрочь, заставляя выложенные боеприпасы рассыпаться по всему помещению. Издав еще один тонкий предсмертный звук, девушка задёргалась на месте, полностью потерявшись. Посмотрев на меня, она закатила глаза и навострилась в обморок, чего я ей сделать не позволил, подскочив вплотную и схватив за тонкую талию.

В лицо пахнуло запахом крупной кошки, идущим от пушистых серых волос и крупных звериных ушей. Мао икнула и в ужасе уставилась на меня, расплывшегося в кровожадной улыбке.

— Мистер Уокер, еще одну рюмочку, будьте добры!

Мой дворецкий, совершенно не изменившись в лице, тут же отложил удерживаемый им гонг для того, чтобы организовать удерживаемой мной кошкодевушке рюмку сорокаградусной водки, настоянной на корне валерианы. Поднеся к нам упомянутый сосуд на подносе, Чарльз Уокер застыл, устремив взгляд в неведомые дали. Убедившись, что горничная более-менее держится на ногах, я ее отпустил, многозначительно кивая на рюмку. Девушка сглотнула, нервно провела ладонями по оборкам своей формы, а затем умоляюще на меня посмотрела. Я был непреклонен.

Тяжело сглотнув, девушка употребила рюмку, выпучив глаза и занюхав… собственным хвостом. Не выпуская последний из объятий, метнулась собирать патроны, продолжая опасливо на меня коситься. Я курил и ухмылялся. Четвертая рюмка за утро. Пятьдесят грамм за каждую допущенную ошибку — отличная терапия для психически пострадавшей от меня девушки, скоро вообще бояться перестанет. Только бы не сделать из нее алкоголичку. Или берсерка.

— Ариста, ты — садист! — обвинение прозвучало возмущенно, звонко и откуда-то снизу. Взглянув туда, я обнаружил возмущенно-веселые серые глазищи Иеками Рейко, нянчащей свои покрасневшие пальчики, изнуренные тугим спусковым крючком новой модели револьвера. Коротышка пихнула меня в бедро, качнула грудью, и закончила обвинение вопросом, — Ты вот вообще зачем над нами так сегодня издеваешься?

— Этому есть две причины, моя уважаемая невеста, — протянул я, с наслаждением используя новый титул девушки, за что и получая новый, немного смущенный тычок в бедро, — Первая и основная заключается в том, что тебе уже пора учиться стрелять из любого положения и в любой момент. Не только стрелять, но и еще, к тому же — попадать! Вторая же причина в том, что предстоящие нам выходные будут более чем насыщенны, так что других совместных занятий по стрельбе не будет.

— Представитель твоего хабитата приезжает? — вспомнила девушка, поднесшая палец ко рту и дующая на него.

— Не только, — качнул головой я, — Через три часа в порт Йокогамы приходит межконтинентальник «Граф Домин». Мне нужно будет проконтролировать разгрузку и доставку моего имущества.

— Я с тобой?

Раздавшийся (и перебивший новый вопрос Рейко) обморочный шепот исходил из бледных губ девочки, выглядевшей так, как будто она позавчера умерла от истощения. Гэндзи Момо, одетая в едва затянутый домашний халат, стояла возле нас, держа меня за рукав рубашки. Большие глаза с шикарными тенями под ними буквально умоляли меня признаться, что я обязательно оставлю страдалицу в особняке на уютном диване, а не потащу туда, где ей придётся самой стоять и даже ходить.

Совсем она разбаловалась с тех пор, как начала служить мне и только мне…

— Все пойдем, — с радостью сообщил я печальную новость своей вечно сонной телохранительнице, — Мне каждая пара глаз будет важна.

Солидно уже припоздавший «Граф Домин» вез сюда не только массу нужной мне всячины, начиная от запаса сигарет с кофе и заканчивая очень даже нужными запасными частями под моего охранного автоматона, но также на нем сюда прибывали оба «Паладина». Полученные Японией в дар от Англии, эти современные СЭД-ы (силовые эфирные доспехи) являлись на данный момент апогеем технического прогресса в мире. Один из них предназначался для пилотирования мне, но никаких надежд «забрать» стратегическое оружие домой я не питал. Получу свое, покручусь на глазах у принимающей стороны, демонстрируя свой верноподданический интерес — и хорош.

Прошедшие полтора месяца выдались настоящим островком покоя в моей новой жизни в Японии. Большая часть угроз отступила во тьму, сверкнув окровавленными по причине выбитых им зубов пастями, Его Императорское Величество Таканобу Кейджи не только принял мою присягу, но и озадачил свои службы обелить мое подпорченное последними событиями имя, с чем те частично справились. Получив гражданство и статус, мы с Рейко наконец-то смогли организовать помолвку и теперь считались полноценной будущей парой, готовой в ближайшее время сыграть свадьбу.

Мои недоброжелатели, в лице графа Эмберхарта, герцога Мур и, скорее всего, короля Англии Генриха Двенадцатого, отступили, и, по уверениям моего нового сюзерена — надолго, если не навсегда. Этим словам хотелось верить всеми жабрами души, что я время от времени и проделывал.

Единственной относительно печальной новостью было то, что обучение в Якудзёсейшин-академии я буду вынужден продолжить на общих основаниях и без всяких поблажек. Император желал, чтобы его будущий пилот «Паладина» постоянно крутился на глазах у молодежи, напоминая буйным студентам Обители Яркого Света о том, что человек не просто смертен, а смертен порой внезапно. Пришлось подчиниться, хотя я и так видел пути как извлечь из процесса обучения дополнительную пользу в виде знакомств и репутации.

В стране же дела шли ни шатко, ни валко — империя боролась с забившимися в темные щели культистами, чьи промытые мозги искали любой доступный им способ навредить инфраструктуре страны. Фанатики действовали независимо и хаотично, не гнушаясь ничем. Поджоги, убийства, вредительство и саботаж дошли до таких пределов, что на всем имперском архипелаге уже не было ни единого населенного пункта, в котором к страннику и незнакомцу отнеслись бы доброжелательно. Доверие местных жителей вызывали лишь крупные военные отряды, устраивающие облавы на вредителей.

При этом, что было особо удивительно, было совершенно непонятно, чего именно пытаются добиться эти культисты, и против чего выступают. «Общество Терниев» не делало никаких публичных или частных заявлений, от чего создавалось впечатление, что все его члены просто питают к своей родной стране ни с чем не сравнимую ненависть. Подобных случаев в истории этого мира еще не было. Разговорить фанатиков не удавалось даже с помощью пыток, заставляя специалистов допросного цеха предполагать, что «тернии» сами себе не отдают отчет в собственных поступках.

Будь моя воля — уплыл бы из местного бардака куда глаза глядят, если бы не переданная мне воля Древних Родов. Как только я сделаю шаг за границу страны, то меня сразу же убьют способом, который мне не потрудились озвучить.

Клетка… хоть и большая.

— Так! На сегодня достаточно! — хлопнул я в ладоши, обращаясь ко всем, а потом повернулся к продолжающей собирать патроны Мао, — Ты сегодня молодец! Мистер Уокер, еще рюмочку!

Жалостливый стон пьяненькой девушки ни на кого из присутствующих не произвел впечатления. А я ее еще сейчас в город потащу, пусть крепится.

Не успел я закрыть дверь в свой кабинет, как за мной просочился улыбающийся как голодная гиена Накаяма Минору, недавно нанятый мной поверенный, которому было доверено вести все мои финансовые дела. Невзрачный японский юноша с прилизанными и редкими волосами обладал одним большим секретом, делающим его идеальной кандидатурой для этой в высшей степени ответственной должности. Сейчас он вовсю пылал рабочим энтузиазмом, размахивая тощей стопкой прихотливо украшенных вензелями бумаг.

— Эмберхарт-сама! — заполошно застонал он, суетясь сильнее, чем Мао, которая на днях перепутала ванные комнаты, из-за чего была увидена мной в не совсем одетом состоянии, — Эмберхарт-самаааа! Тут такие перспективы! Мы можем перекупить право аренды у нескольких рисовых полей на севере префектуры Нагано, там только что закончили строительство нового хабитата, плодородные земли обесцени…

— Стоп! — показал я Накаяме пустую ладонь, — Мы тут вдвоем. Перестань быть слизняком и объясни в двух словах, в какую авантюру ты хочешь нас втравить.

— Опять ты не даешь мне повеселиться, — скорчил хмурую физиономию японец, тут сбрасывая «маску». Сев на стул для посетителей, он забросил ногу на ногу, откинулся и выразительно помахал в воздухе удерживаемыми листами, — Есть идея сделать из Рейко землевладелицу. Поля подсушены уже, а после небольшой обработки станут вполне пригодны к выращиванию некоторых европейских злаков. Если растить пшеницу, то устроить небольшую сеть магазинов с выпечкой будет раз плюнуть.

— И какой с них доход? — досадливо скривился я. Идея звучала отлично, требовала, судя по бумагам, совсем несерьезных начальных инвестиций, но и обещала… мало.

— Имидж, Эмберхарт… имидж! — патетично вскричал мой поверенный, который по совместительству еще и являлся на редкость противным в общении демоном, отзывающимся на имя «Дарион Вайз», — Тебе срочно нужно хоть как-то пролезть в местный бизнес! Заявить о себе на местных скудных нивах! Но не особо громко — пекарни будут идеальным вариантом.

— Ты же только что сказал, что делать землевладельца надо из Рейко?

— Да, тебе же лично землю не продадут, а ей — легко! Поэтому я и говорю «пролезть»!

Дарион… в смысле Накаяма Минору, был прав на все сто. Мне действительно пора было врастать в местную экономику, обзаводиться лицом и связями. Конечно, я по причине подросткового гормонального шторма хотел изначально не врастать, а прямо-таки ворваться на местные пастбища, покрыв их своим эксклюзивом, но подобное было невозможно по многим причинам. Одной из главных я считал (постоянно забывая из-за того же возраста), наиболее прозаичную — дадут по рогам, чтобы не врывался и не шумел. Здесь и так иностранцев не привечают.

Тихо, постепенно, по зернышку. Вот дали мне хабитатик, нужно будет узнать, чем тот живёт. Еще прикупим сейчас полей, засадим той же пшеницей, раз Дар… Минору говорит, что та даст урожай, поставим мельницу, хранилище, открою пекарню. Мелочь, а приятно. Нужен пассивный доход, причем достаточный, чтобы начать нанимать собственный небольшой отряд. Нужны телохранители, охранники и конвоиры, благо место для них уже есть. На первых шагах, по совету моего поверенного, прикроемся широкой и могучей грудью моей невесты, а потом и сам полезу на свет, пустив вперед себя слухи.

Хрипло каркнувший с подоконника ворон оторвал меня от радужных мыслей. Дав добро поверенному на закупку прав аренды, я принялся готовиться к отбытию в порт. «Граф Домин» привёз кое-что весьма важное для сэра Алистера Эмберхарта…

Интерлюдия

Если бы профессора Кембриджского университета задумали бы переписать одну из энциклопедий синонимов, то к слову «упорство» они могли бы смело прикрепить фотокарточку сэра Уильяма Феррерса, сквайра, джентльмена и доброго сына земли английской. Совсем молодым юношей он, вместе с двумя сотнями других мальчиков, получил призрачный шанс возвыситься, но оказался единственным, кто смог его реализовать. Бульдожья хватка, маниакальная въедливость и упорство, могущее посрамить любого мула, стали тем коктейлем, что вознес потомка небогатой, но старой семьи Феррерсов до невиданных в её истории высот. Сэр Уильям с блеском закончил обучение и прошёл все необходимые тесты, чтобы стать гордым членом Королевской Механической Гвардии.

Его ждали слава, богатство и невероятный престиж пилота «Паладина»! Любимейших воинов короля Генриха! Он единственный из двух сотен претендентов, многие из которых были куда знатнее и образованнее его, смог добиться этой невероятной чести. Целых три месяца длился праздник триумфа, в течение которых они ездили всей семьей по приемам, куда ранее никто бы не пригласил «каких-то Феррерсов», знакомились с чрезвычайно важными господами, чувствовали себя людьми. Сам же Уильям, общающийся и улыбающийся восхищенно рассматривающим его незнакомцам, время от времени ловил себя на мысли, что если посмотреть на всех этих знатных лордов с высоты «Паладина», то они явно будут гораздо ниже его, Феррерса! Деньги, власть, связи… что они по сравнению с голой мощью технологии, которую ему удалось обуздать!

А потом мир рухнул в одночасье. Уильям как в кошмарном сне слышал слова про «приказ короля», «Японию» и «срочное отбытие». Оглушенный, он наблюдал, как гостеприимно распахнутые двери закрываются перед его семьей, юные леди присылают вестовых с «убедительными» просьбами их больше не беспокоить, а родные из безмерно полюбивших его людей вновь становятся холодными и отстраненными.

Даже Эмилия Уотсон, с которой они были помолвлены еще до того, как у Уильяма появились шансы стать пилотом «Паладина», даже она разорвала помолвку! Он, ослепленный радужными перспективами, не успел это сделать первым, тем самым дав девушке вбить остатки его мечтаний и самооценки в мелкую придорожную пыль!

Разочарование. Именно это было написано на лице доброго сквайра всю его долгую дорогу на межконтинентальном корабле до берегов далекой Японии. Сероглазый блондин с по-английски невыразительными чертами лица всю дорогу провел, рассматривая волны и оплакивая собственную судьбу, швырнувшую его в дикарский мир на другой конец света. Причем, судя по всему, навсегда.

Конечно же, хлопавший его по плечу перед отъездом лорд Найтингейл уверял, что рано или поздно его сменит другой пилот, да и плата пилоту превосходила самые крупные заработки отца, деда и прадеда Феррерсов, но три месяца, проведенные в раю, громко твердили сэру Уильяму, что его счастье пролетело мимо, лишь презрительно нагадив тому на голову.

Молодой человек повесил нос, обреченно рассматривая приближающий порт страны, чей язык ему придется учить несколько следующих лет. Чужая страна, чужая культура, данное родителям обещание отправлять им не менее двух третей полученных от японского императора денег… всё это не вызывало ни малейшего энтузиазма. Впрочем, Уильям Феррерс стоически держался, в чем ему помогало раздражение на собственного переводчика, некоего Тэтсуо Ямагути, да ненависть к человеку, повинному в этом совершенно нежеланном переезде молодого и очень перспективного англичанина.

Алистеру Эмберхарту.

Почти пустой порт был оцеплен тройной шеренгой коренастых узкоглазых солдат, сдерживающих любопытствующую толпу на почтительном расстоянии. Внутри получившегося квадрата возле пирса, к которому сейчас причаливал «Граф Домин», стояла лишь пара сверхбольших тягачей в сопровождении нескольких машин поменьше, предназначенных для перевоза стандартных грузовых контейнеров. Возле транспортников расположилась почти сотня военных, охраняющих небольшую группку важно выглядящих японцев, явно прибывших сюда для встречи «Паладинов» и Феррерса.

Сам пилот прибыл тоже далеко не один. Бесценные СЭД-ы сопровождали две технические роты английских войск, а также несколько высококлассных специалистов по обслуживанию «Паладинов». Сейчас все сопровождение выстраивалось на верхней палубе межконтинентальника, готовясь к смотру и приемке на новое место базирования. Деловито суетящиеся солдаты были удостоены еще одного неприязненного взгляда от Уильяма — тот знал, что ровно через два года все они поплывут домой. Везучие простолюдины.

Швартовка такого чудовища как межконтинентальный грузовой корабль дело откровенно небыстрое, посему стоявший уже с чемоданами возле ног англичанин достал бинокль, планируя убить время разглядыванием представителей другой страны. Суетливого и нервного переводчика пилот отослал в тень еще несколько часов назад, где пожилой японец и пребывал, бросая на Феррерса жалобные и осуждающие взгляды. В пути юноше было не до изучения иностранного языка, из-за чего Ямагути Тэтсуо активно предвидел неприятности лично для себя.

Внезапно сутулое тело несчастливого иммигранта напряглось, окуляры бинокля вжались в глазницы, а худая грудь исторгла странный, но несомненно зловещий хрип.

Уильям внезапно заметил совсем небольшую группку людей, на которых ранее почему-то не обратил внимания. В нескольких шага от японских вельмож стояла весьма одиозное собрание личностей, внешний вид предводителя которой и исторг из груди Уильяма тот самый неприличный звук.

Вызывающий ярко-красный плащ и такого же цвета широкополая шляпа трепетали на ветру открытого пирса, бросая вызов всем нормам и приличиям внешнего вида. Пилот чуть не поперхнулся повторно, увидев выглянувшие из-под неспокойно ведущего себя плаща две наплечные кобуры, под которыми была хорошо заметна золотая цепочка, свисающая с темно-красного жилета. Узкие черные брюки и тяжелые ботинки ничем не выделялись на фоне уже увиденного «великолепия», но того, кто нашел бы в себе отвагу поднять взор до лица кричаще одетого человека, ждал очередной, уже добивающий сюрприз. На смуглом остроносом лице фигляра красовались кровавые круглые стекла очков без оправы.

Безумно одетый человек стоял с дымящейся во рту сигаретой, и, чертя на кирпичах дымящимся кончиком трости, что-то объяснял короткостриженому карлику, одетому в женское японское кимоно. Рядом с этими выходцами из адского цирка стояла очень красивая но покачивающаяся японка в одежде горничной, зачем-то нацепившая себе на голову шапку в виде двух огромных кошачьих ушей.

За спинами безумного трио стояли еще две девушки, одетые в классическую форму французских горничных. Неописуемо прекрасные блондинки-близняшки заставили парня сначала сглотнуть в попытке увлажнить внезапно пересохшую глотку, а потом разразиться внутренним штормом черной зависти по отношению к хозяину таких красивых служанок. Взгляд молодого англичанина еле оторвался от точеных фигурок, мимоходом соскользнув с высокого пожилого джентльмена во фраке, но тут же к нему вернулся. Вид самого обычного дворецкого в столь пестрой компании остро резанул уже изрядно потоптанные чувства Феррерса.

«Почему этот цирк за ограждением из солдат и как его терпят эти чиновники?» — задался юный пилот вопросом, на который вскоре получил ответ.

Раскланявшись с продолжившими ожидание японцами, одетый в красное фигляр с самым независимым видом ступил на только что выпущенные сходни «Графа Домина», направившись во главе своей цирковой труппы на борт межконтинентальника. Уильям повторно сглотнул и… судорожно закашлялся, разглядев на левой щеке кричаще одетого долговязого типа большой крестообразный шрам. «Рваный поперечный и тонкий горизонтальный… это Эмберхарт! Это — Эмберхарт?!» — просквозила почти нецензурная мысль в голове пилота.

А потом опустевшую голову наполнила злость. Поднимающийся с надменным видом ублюдок, похожий на облитого кровью зловещего клоуна, именно он был виноват, что Феррерса сослали на край света, буквально отдав в рабство! Он, Алистер, должен был быть пилотом «Паладина» в Японии, в то время как Уильям должен был улыбаться фрейлинам Букингемского дворца!

Он во всем виноват!

Нервы юноши не выдержали, и, сорвавшись на нескладный и нелепый бег, он поспешил преградить виновнику своих бед дорогу, ломким криком призвав себе в поддержку знакомого сержанта с его десятком. Солдаты, встревоженные неадекватным видом невозмутимо курящего «гостя» и взбудораженного Уильяма, обступили всех, взяв автоматы наизготовку.

— Потрудитесь объяснить мне своё присутствие здесь, Эмберхарт! — попытался гневно и праведно взреветь Уильям, дав в середине фразы знатного петуха.

— В этом есть необходимость, сэр невежа? — от ленивого тона человека, оказавшегося еще совсем подростком рядом с двадцатилетним пилотом, последнего аж пробила гневная дрожь. Алистер Эмберхарт стоял, нависая над Уильямом и разглядывал его с снисходительным любопытством. Высунувшийся из-за края трепещущего на ветру красного плаща карлик, оказавшийся коротко стриженной большеглазой карлицей с удивительно большим бюстом, с любопытством осмотрел англичанина, а затем с немым вопросом уставился на Эмберхарта. Верзила лишь пожал плечами на незаданный вопрос девушки, тут же сделавшей большие глаза.

— Вы находитесь в зоне моей ответственности, сэр! — выплюнул пилот «Паладина», все же соизволивший представиться, — Присутствие изгнанника и предателя страны рядом с объектами государственной важности я нахожу недопустимым!

Вокруг раздались щелчки взводимого оружия. Английские солдаты чрезвычайно серьезно отнеслись к словам слегка сутулого юноши с красными от переизбытка эмоций ушами.

— Я, вообще-то, будущий пилот «Паладина» и ваш ученик, сэр, — ехидно ухмыльнулся смуглый верзила, демонстрируя идеально белые зубы, в которых был зажат сигаретный фильтр, — Сомневаюсь, что вы этого не знаете. Ваши слова насчет «предателя» … несколько поспешны. Извольте взять их назад.

— Возьму, если вы предоставите мне уважительный повод вашего нахождения здесь, сэр! — попробовал выкрутиться из положения, куда сам себя загнал, Феррерс.

— Ваши слова лишены логики, но я буду снисходителен к уставшему после путешествия соотечественнику, — вальяжно кивнул продолжающий нависать над Уильямом тип, — мне нужно кое-что забрать вон оттуда. Кое-что моё.

Эмберхарт использовал кончик трости как указатель, ткнув им в сторону запечатанного хранилища, в котором перевозились «Паладины».

…и Феррерс тут же заорал, требуя взять негодяя под прицел!

На его глазах только что была произведена попытка вскрыть запломбированный еще в Лондоне отсек с бесценными СЭД-ами! Эмберхарт хочет украсть «Паладин»!

Солдаты оттеснили группу пришельцев к поручням борта «Графа Домина», что им удалось с великой легкостью, вызвавшей у добрых англичан определенное смущение. Обвиняемый во всех смертных грехах сутулым блондином смуглый долговязый юноша с изуродованным лицом мирно выслушивал поток бессвязных обвинений, не делая никаких попыток сопротивляться или возражать. Служивые были изрядно смущены — слова о том, что это второй пилот, услышаны были всеми.

Разошедшийся Феррерс, грубо отмахнулся от попытки старика, одетого как дворецкий, продемонстрировать ему какие-то бумаги. Явно поддельные! Попытку подойти к подозрительной группе капитана бдительный англичанин также пресек с самым суровым видом, спасая глупого моряка от участи быть взятым в заложники. На этом моменте попытки сопротивления напору Уильяма прекратились, воцарилось ожидание.

«Да что они там стоят-то? Чего ждут?» — немного успокоившийся Уильям с недоумением посмотрел на японцев, продолжающих стоять возле наземных транспортников. На пирсе ничего не поменялось, солдаты по-прежнему преграждали путь зевакам. Никаких процессий к «Графу Домину» не наблюдалось. «Я не рассчитывал на парад с салютом, но где хоть какая-то встреча?!» — возмутился про себя юноша, понятия не имеющий, что теперь делать.

— Сэр Феррерс, могу ли я спросить? — за спиной пилота внезапно раздался ехидный голос Эмберхарта, — Ваше вопиющее невежество и грубость распространяются на другие добрые английские традиции… или же то, что мы наблюдали, случай всё-таки единичный?

— Вы, сударь, изменник и вор, — процедил Уильям, не считая нужным хоть как-то сдерживаться перед тем, кто одним своим действием искалечил ему всю жизнь, — Этой нелепой попыткой украсть «Паладин» вы поставили крест на мельчайшем шансе моего к вам доброго отношения! Прошу вас молча ожидать прибытия сил правопорядка!

— Ваши ожидания будут превзойдены, сэр невежа, — сухо засмеялся ненавистный тип, не потерявший ни грана лоска и апломба под стволами десятка автоматов, как и его невозмутимая свита, — Сюда направляется генерал Японской Армии Итагаки Цуцуми. Наш с вами будущий начальник, если вы этого не знали. Мне будет очень любопытно услышать, какие именно объяснения происходящего для него вы придумаете.

— Объяснения чему? — все-таки решил полюбопытствовать англичанин. Красная пелена перед его глазами нехотя рассеивалась, а в голове мелькали мысли о том, что он здорово перегнул со своими выдуманными полномочиями.

— А вот и он, — трость в рукав долговязого вновь выполнила указующую роль, но на этот раз ткнув… куда-то в небо. Схвативший бинокль Феррерс уставился в нужном направлении, опознав в приближающемся воздушном судне дирижабль знаменитой на весь мир серии «Клаузер». Парящий гигант медленно спускался к своему мореходному собрату, затмевая своим телом солнце для всех зрителей на палубе.

— Видите ли, — снова взял слово изгой, — Я не зря вас спрашивал о знании английских традиций. Меня возвел в рыцарское достоинство сам Генрих Двенадцатый. Вы знали об этом, сэр?

— Да, знал, — нехотя произнес Уильям. Недоуменно переглядывающиеся солдаты все ниже и ниже опускали стволы своих автоматов.

— Так вот, сэр… — задумчиво протянул Эмберхарт, рассматривая, как брюхо «Клаузера» раскрывается, выпуская из своих недр широкую грузовую платформу на стальных тросах, — Традиция диктует посвящающему в рыцарское звание обязательно снабдить посвящаемого двумя обязательными атрибутами. Рыцарь получает из рук владыки доспех и… коня.

— И что вы этим хотите сказать, сэр? — неохотно выдавил из себя Феррерс, начиная ощущать, что его выводы были несколько… поспешными.

— Я хочу сказать, сэр, — от ленивой издёвки в голосе Эмберхарта чуть не треснула палуба межконтинентальника, — что мои конь и доспех блокируют возможность разгрузки «Паладинов». Итагаки Цуцуми-доно очень пунктуальный человек, поэтому специально прибыл позже, великодушно дав мне время изъять мою собственность из опломбированного хранилища. Все необходимые для процедуры извлечения бумаги вы… великодушно отвергли, как и воспрепятствовали инициативе ознакомиться с ними у достопочтенного капитана…

С опустившейся платформы сошёл атлетичный японец с суровыми чертами широкого лица, в окружении четырех деловитых молодых людей в военной форме, с папками подмышками.

Увидел стоящую в окружении английских солдат группу.

Нахмурился.

И впился взглядом в Феррерса, заиграв желваками.

Уильям в очередной раз попробовал сглотнуть тяжелый ком в горле.

Ой.

Глава 2


— Так и хочется тебе врезать чем посерьезнее, — поделились со мной своими чаяниями неравнодушные люди.

— За что? — вяло полюбопытствовал я, щелчком пальцев разрушая очередную атаку оппонента.

— Рожа у тебя, Эмберхарт-кун, слишком довольная…

— У меня белая полоса в жизни.

— Смотри не ослепни от её блеска.

Услышать от Икари Кёйке дельный совет было совсем уж неожиданным событием, приблизительно такого же уровня, как получить от одной из бегающих по территории академии кицуне бесплатный массаж. Сообщив об этом своему соседу по комнате, я поймал от него лицом метко и быстро брошенную подушку. Кара была признана заслуженной, но затаить — я затаил. В шутку. Редкие дружеские отношения с однокурсниками приходилось ценить.

А вот кицуне… их присутствие изменило саму атмосферу в Якусейсшо. Проворные и вежливые лисолюди были, казалось, везде, куда падал взгляд. Подметали, носили, мыли… в общем, мирно суетились поблизости от студентов, кардинально отличаясь своим легким и веселым нравом от угрюмых, подозрительных и прямолинейных комаину. Более того, они были эффективнее даже как стражи порядка, смело влезая между конфликтующими студентами, весьма любящими выяснять, у кого энергетическая мышца объёмнее и череда ручных печатей длиннее. Кицуне гасили ссоры, снабжали желающих всякой мелочовкой за деньги, сплетничали и шутили.

Но…

Подобная эффективность достигалась проворными Иными за счет непревзойденного умения подкрадываться, шпионить и подслушивать. Юркие девушки и юноши, весело размахивая своими объемными рыжими хвостами, совали свой нос буквально в каждую щель. Говорить о чем-либо серьезном на территории академии стало делом весьма рискованным — поросшие рыжей шерстью уши фигурально росли у чего угодно, включая стены, потолки и унитазы.

— Пойдем уже, наверное? — выдал предложение огненноволосый ревнивец, легко соскакивая с кровати, на которой до этого предавался ленивой тренировке техник. Кёйке критично себя оглядел, удовлетворенно кивнув увиденному, — Не хочу стоять в очереди.

— Куда пойдем? — вяло удивился я. Совместная тренировка, которая нам обоим шла на пользу, выдавала стабильные результаты, из-за чего мои навыки по разрушению некоторых чужих техник стали рефлекторными. Пока Икари кидался в меня различной гадостью, я умудрился забыться в мечтах, как буду использовать то, что привёз мне большой добрый корабль с красивым именем «Граф Домин».

Перед внутренним взором вновь мелькнуло дёрганное лицо Феррерса, задирая настроение от проделанной над ним пакости еще выше. Как я и предполагал, второй пилот решил назначить меня ответственным за свою ссылку в Японию, но вот то, что он окажется низеньким чахлым блондином… было неожиданно. А уж эти его мешки под глазами! Может, он контрабанду в них провез? Во всяком случае, такой малопрезентабельный шибздик будет еще одним поводом для императора Таканобу смотреть на дальнего английского собрата с подозрением. А что, собственно, ожидалось? Король Генрих очень любит свою Механическую Гвардию, поэтому рассчитывать, что он отдаст бравого профессионала в войска другой страны, было бы весьма опрометчиво. Но не такую же молодую и нервную крысу…

— На медосмотр, Эмберхарт! — гневно возопил мой сосед по комнате, отправляя в меня комок огня размером со спичечный коробок. Разбить структуру техники у меня получилось лишь с третьей судорожной попытки, уже перед самым своим лицом. Довольный очередной гадостью парень с веселым удивлением спросил, — Ты что, вообще сегодня ничего не слышал?

Пришлось признаваться, что нет. Порядком подобревший после моей официальной помолвки с Рейко, ревнивый одноклассник тут же рассказал об обязательном медицинском осмотре, который мы сейчас будем проходить. Сама Якудзёсейшин попала под внеплановый осмотр до кучи, заодно со студентами Куросёбанаэн и Ясукарантей… которые готовились присоединиться к нашему замечательному образовательному учреждению. Под постройку новых корпусов была выделена большая площадь вокруг Якусейсшо, а пока… нам придётся потесниться в учебных классах.

Очистка территорий двух других академий от последствий взрыва миазменных бомб займет несколько лет.

В кабинете мне вежливо улыбнулась… кицуне, одетая в белый халат, сквозь специальную дырку в котором торчали аж два её пушистых хвоста. Да уж, хорошо, что в этом мире аллергиков куда меньше, чем в моем прежнем. Девушка, как и подавляющее большинство Иных, выглядела просто великолепно, не более чем на восемнадцать лет в переводе на человеческий возраст. Впрочем, я уже получил определенный иммунитет к стандартам красоты в Японии — одинаковое совершенство форм и лиц вместо эстетического удовольствия начинало просто замыливать глаз. Тех же кицуне становилось почти невозможно отличить одну от другой.

— Эмберхарт-сан? — прочирикала лисичка, явно годящаяся мне по возрасту в бабки-прабабки, — Раздевайтесь.

— До какой степени? — деловито поинтересовался я, снимая пиджак.

— Полностью!

И отвернулась, преувеличенно внимательно рассматривая нечто, весьма похожее на мою медицинскую карту.

Хех, если она рассчитывает меня смутить…

— Готово, — меланхолично объявил я, стоя в костюме Адама.

Кицуне обернулась и… застыла, подвыпучив очень привлекательные зеленые глазки. Я тем временем наслаждался свободой, получая эстетическое удовольствие от вида стоящей напротив меня женщины. Если верить слухам о кицуне, то они должны были куда серьезнее отнестись к демонстрации своей сексуальности, но на территории академии ничего подобного и близко не было. Рыжеволосая хвостатая особа напротив меня носила вполне достаточно одежды под длинным белым халатом, который хоть и был распахнут, но демонстрировал максимум гладкие девичьи коленки…

Пауза затягивалась.

— Эмбер… харт… сан, — выдавила наконец девушка из себя, — Ты что, на войне был?

А… вот что её заставило выпасть в осадок. Да уж, я красавец. Препараты, которыми нужно обрабатывать раны так, чтобы они зарастали без шрамов, далеко не всегда были под рукой, кроме того, мне пришлось несколько раз в жизни использовать один очень действенный зеленый порошок, после которого отметины остаются обязательно и на всю жизнь. Плюс, еще такая штука, как обычное мужское пренебрежение. Итогом было моё тело, носящее на себе следы нескольких пулевых ранений, укусов, порезов и следов удара клинком. Лицо, левое плечо и правая нога в этом плане выделялись сильнее всего.

Кицуне шагнула, становясь ко мне вплотную, её лицо в один миг покрылось короткой рыжей шерстью, кончик носа почернел, а глаза блеснули желто-зеленым. Резко отступив на шаг, я наклонил голову, готовясь… да к чему угодно, чем только повеселил двухвостую.

— Не любите Иных, Эмберхарт-сан? — насмешливо спросила она, складывая покрытые рыжей шерстью руки на груди.

— Не доверяю, — коротко отрезал я, — Как и незнакомцам.

— Меня зовут Татагава Сиори, — закатила глаза девушка-лиса, дергая своими хвостами, — Я один из врачей Якусейсшо. А теперь, после того как мы друг друга узнали, не мешай мне тебя обнюхать. Это поможет мне узнать о твоем состоянии здоровья. У кицуне очень острый нюх, если ты не знал.

Чуть расслабившись, я позволил рыжей Иной провести желаемый ей органолептический анализ. Та, с самым сосредоточенным выражением морды-лица провела необходимую процедуру, едва не тыкаясь в меня носом, схватила свой планшет с несколькими листками, на которых значилось мое имя, и начала заполнять. Вернувшаяся в человеческий облик кицуне быстро чиркала карандашом по бумаге, бурча нечто про молодежь, которая вечно куда-то спешит. Она смогла учуять удивительно многое, в том числе и остатки от принимавшихся мной за последний год препаратов, многие из которых были довольно сильными.

— Порох, сталь, железо, химия, кофе… и табак, — наконец оторвалась она от записей, сердито взглянув на меня, — Впору записать тебе суицидальное поведение.

Я на это лишь равнодушно пожал плечами. Не рассказывать же совершенно посторонней кицуне о моей жизни?

— Дай догадаюсь, — устало вздохнула она, во что я, как первый посетитель этого кабинета, ни грамма не поверил, — Если Ирукаи-сама запретит тебе курить на территории Якусейсшо, ты подашь документы на отчисление?

— И сделаю это с большим удовольствием.

Сказал совершенно искренне. Образование в Японской империи оставляло желать лучшего. Это «лучшее» можно было бы найти где угодно, за исключением Африки и Австралии. Мне, как и всем остальным приезжим, приходилось доучиваться в домашних условиях. После получения (или не получения) документов о местном высшем образовании, мы, ученики Якусейсшо из других стран, уже договорились вызвать приемное жюри из Гейдельбергского университета ради получения настоящего диплома. За свои деньги. Местные власти об этом знали, но хранили угрюмое уязвленное молчание.

Не хотят выкидывать гигантский объём чересчур подробной истории своего архипелага? Пусть нанимают специалистов в Европе за совершенно неприличные деньги.

А тем временем меня цепко схватили за самое сокровенное теплой девичьей ладошкой, начав вполне профессионально мять. Я прищурился, с подозрением посматривая на кицуне, которая была ниже меня на полторы головы. Веселые глазки существа, родившегося во времена моей пра-пра-бабки, не отрывались от моих.

— Эмберхарт-сан, а вы половой жизнью живете? — у Татагавы Сиори получилось совместить в тоне голоса нотки профессионального интереса с чистой похабщиной.

— Еще нет, — чистосердечно ответил я, подавляя сильное желание захрюкать от получаемых ощущений как свинья под дубом. Внутренний самоконтроль орал во всю глотку о том, что ксенофилия и геронтофилия совершенно не мой профиль. Тело с трудом верило… но верило.

— Зря, — разочарованно вынесла вердикт лиса, отпуская мои причиндалы и направляясь к рукомойнику.

Что ответить я не нашелся.

— Так, теперь давайте осмотрим ваш тыл, Эмберхарт-сан, и можете быть свободны, — с этими словами кицуне зашла с нужного ракурса… и надолго замолчала, ничего не делая.

Что это с ней? Ах, да…

— Это то, что я думаю? — раздался сдавленный голос докторши.

— Понятия не имею, о чем вы думаете, глядя на мою спину, — вздохнул я, — Но буду признателен, если вы продолжите заниматься своим делом.

Мое пожелание было напрочь проигнорировано. Вместо этого ладони кицуне легли мне на спину, а спустя какую-то секунду туда же ткнулся мокрый и холодный нос вновь преобразившейся женщины. Всё это богатство начало путешествовать по моей спине, причем девушка вовсе не постеснялась прижаться ко мне вплотную, чтобы обнюхать и ощупать верх этой самой спины.

— Это же печать Райдзина… — выдохнула она, — Настоящая! Не татуировка!

Я скривился. Настроение покатилось вниз. Почему у меня даже обычный медицинский осмотр, пусть и проводимый человеколисом, обязательно превращается в нечто, выходящее за рамки обычной жизни?

Моя с Рейко встреча с бывшим китайским демоном грома и молний, исполняющим сейчас обязанности бога той же самой фигни, но уже в Японии, окончилась не совсем так, как я этого ожидал. В моей просьбе, которую донесли до этого краснокожего верзилы, значилось лишь одно — помочь нам с Рейко воспитать нормальных детей, а не сварливых, драчливых и задиристых Иеками, толку от которых всем, включая и их самих, было как от козла молока. Мы рассчитывали на совет, на методику воспитания, в самом худшем случае — на редкие визиты самого Райдзина. Вместо этого, по велению этого… детинушки, с неба на нас рухнули две толстенные молнии, прибив обоих к вершине горы Хикарияма. Эти молнии превратили наши с Рейко спины в настоящее произведение искусства из сотен переплетающихся ожогов в форме молний, образующих в центре символ самого Райдзина.

Его метку, благодаря которой наши дети будут вести себя куда послушнее. С нами двумя, разумеется, но это позволит их вырастить достойными членами общества без использования традиционной для Иеками Клетки.

Обратная сторона же… ну, мне-то ни холодно и ни горячо, а вот как ругалась Рейко на «изуродованную спину»… Сквозь слёзы счастья, но от всей своей горластой души.

— Доктор-сан, я прошу вас вернуться к исполнению ваших обязанностей, — резко и холодно прервал я поток почти бессвязных вопросов, вырывающихся из кицуне, у которой взбесились оба хвоста, — Метка на моей спине является внутренним делом рода Иеками!

Неудовлетворенное женское любопытство. Всегда любил это выражение лиц у представительниц прекрасного пола — жалобное, гневное, отчетливо жаждущее и нетерпеливое. Просить о том, чтобы лиса-оборотень молчала, я не собирался. Бесполезно, да и будет куда как эффективнее, если о наличии наших с Рейко меток будут знать как можно большее число людей. Это должно похоронить последние надежды у тех, кто хотел бы занять мое будущее место в роду Иеками.

Кицуне в отместку выпихнула меня из кабинета, даже не дав привести одежду в порядок, чем и пришлось заниматься в коридоре. Завистливо оглядевший меня студент, стоявший за мной в очереди, все не так понял. Ну, как минимум, его тоже схватят за то самое. Интересно, сильно потом разочаруется?

Неспешно хромающая по коридору мимо меня фигура внезапно остановилась, чем отвлекла мое внимание от разглядывания складок на пиджаке.

Цурума Шино.

Моя бывшая телохранительница, атаковавшая моих слуг и близких по приказу младшего брата императора. Оказавшая помощь похитителям Рейко. Предавшая доверие. Выжившая лишь благодаря просьбе моей другой телохранительницы, Гэндзи Момо. До сих пор хромающая потому, что я, во имя исполнения просьбы теперь уже моего личного Паршивого Котенка, перерезал ей сухожилия на руках и ногах.

Пурпурноволосая девушка с изумительной фигурой стояла и молча смотрела на меня нечитаемым взглядом. Я уже развернулся, чтобы уйти, как в спину донеслось:

— Я бы очень хотела, чтобы все сложилось иначе, Эмберхарт-кун.

— Мнение вещи не интересует никого. Даже их хозяев.

Слова сами сорвались с губ. Грубые, злые, жестокие и… заслуженные. Самой Цурумой, традициями и обычаями её страны. Моим незавидным положением человека, который даже отомстить по-человечески за гибель Азата ибн Масаваля Исхака Аль-Батруджи сейчас не мог. Кому мстить? Семье того, кому недавно поклялся в верности? Гражданство чьей страны принял?

Впрочем, зря рефлексирую, так как сказанное есть истина. За закушенной от обиды губой, за бледным лицом той, кого я считал боевым товарищем и принимал в собственном доме, кроется лишь послушная вещь императорской семьи, считающая, что величайшим достоинством её рода будет исполнение приказов повелителей. Цурума, получив указания, могла предупредить. Могла выйти из особняка, объявив Уокеру, что становится врагом. Но разве хороший инструмент может сам, своими собственными руками и ногами понизить свою эффективность? Нет.

А значит, с ним и общаться не нужно. Её хозяин — мой сюзерен, но между двумя этими понятиями лежит колоссальная пропасть. Хотя… я внезапно вспомнил бедолагу Феррерса. Грустное лицо с намечающейся английской лошадиностью, мешки под глазами, дерганные движения. Конечно, этот Уильям мог бы отказаться от перспективы переезда в далекую страну и службы незнакомому монарху, но тогда бы у Англии точно бы появился первый в мире пилот «Паладина», подрабатывающий ассенизатором или чистильщиком зачумленных хабитатов.

Всё, забыть и выкинуть из головы. Не существует аристократического рода Цурума. Есть лишь личные вещи императорской семьи с таким именем.

Дверь соседнего кабинета отворилась, выпуская до крайности смущенного Евгения Распутина, у которого чуть ли пар из ушей не валил, и белую как простыня однохвостую кицуне с остановившимся бессмысленным взглядом. Рус присоединился ко мне, а лисичка подалась в другую сторону, неловко двигая ногами и аккуратно придерживаясь за стенку.

— Интересно, что же увидела бедная лиса? — с сарказмом спросил я и чуть было не улетел вбок от слабого тычка в плечо. Двухметровый рус не всегда контролировал свою силищу, особенно когда смущался так сильно.

— А потрогала? Хотя… почему она так странно… идёт? — вопрос был слегка самоубийственный, но не задать я его не имел морального права. Зато был готов к побегу! Седьмой сын русского князя взревел медведем и кинулся меня карать.

Дурной привычкой подкалывать обидчивого и легко смущающегося руса меня заразил Жерар Сент-Амор, чем и пришлось вовсю пользоваться, дабы вернуть в глазах Евгения веру в подлых и мелочных наглов. Последнее он постоянно терял, общаясь со мной — я ни с кем не разговаривал свысока, если не хотел человека сознательно унизить, не был замешан в мутных схемах и за год с лишним еще не подставил ни одного человека. Более того, когда возникла необходимость, вытребовал у княжича только его дирижабль несмотря на то, что тот был готов отправиться со мной рисковать собственной жизнью. Столь высокие котировки в глазах гиганта следовало постоянно опускать, дабы сохранить его и так не очень-то пока еще трезвый взгляд на жизнь.

Хотя бы шутками.

Добежав до парка с гневно пыхтящим Распутиным на хвосте, я предпринял очередной подлый маневр — рывком оторвался от него на десяток метров через кусты, а потом спрятался за деревом, пользуясь своей худобой. Богатырь, который, как и многие люди, воспринимал мир через призму собственных ощущений могучего тела, пронесся мимо в дивную неизвестность, свято веря, что нормальный человек за таким деревцем не спрячется.

Вот и хорошо, вот и ладушки. А я пойду в другую сторону, поброжу по травке, покурю и подумаю. Майский теплый вечер и природа куда предпочтительнее комнаты, где живут два молодых человека. Но в планы вмешался случай. Одна из дальних полянок, куда я предусмотрительно отошел, была занята. Происходящее на ней оказалось настолько интригующим, что я встал как вкопанный, зачарованно рассматривая происходящее.

В зеленый дерн полянки был воткнут почти десяток мечей самой странной конструкции. Формы лезвия, толщина, изгибы рукоятки — всё это было причудливым, изогнутым и снабженным какими-то непонятными взгляду и логике механизмами. Каждый из безжалостно воткнутых в сырую землю образцов был совершенно не похож на своих собратьев. Кроме этих продуктов чьего-то больного разума, на полянке присутствовали еще и двое людей, одетых в форму академии Якусейсшо с нарукавными значками третьекурсников.

Оба студента демонстрировали миру и случайно проходившему мимо мне кислые выражения лиц. Один из них, невысокий и щуплый, сидел на траве, обложившись кучей бумаги, с карандашом в пальцах. Время от времени он выдавал вслух нечто среднее между приказом и слезливой просьбой. Второй, стоящий с одним из мечей в руках, с самым брезгливым выражением лица пытался выполнять определенные приемы фехтования, а потом изрекал мученическим тоном всё, что он думает о очередном оружии. Первый, смутно знакомый мне товарищ, тут же принимался лихорадочно чиркать записи, а второй стоял, в ожидании новых указаний, упражняясь в создании образа великомученика.

Будучи пользователем самого обычного длинного меча, я очень хорошо понимал страдания практика. Парень явно был не новичком в фехтовании, поэтому отчетливо страдал, используя непривычное и несбалансированное оружие. Более того, каждый меч был оснащен теми или иными механизмами, ставящими крест на малейшей попытке использовать гибриды как привычное оружие. Когда на моих глазах один из новых образцов выстрелил клинком, оставив в руках у практика лишь рукоять, то парень не сдержал гневно-негодующий вопль, шарахнув этой рукоятью о траву.

А потом он меня увидел… и тут же покраснел, как девица! Отвернувшись и пробурчав нечто невнятное и злое, он привлек к моей курящей персоне и внимание сидящего на траве «командира». Тот, вскочив, ринулся ко мне с растерянным видом, но на полпути сбавил ход, прищуриваясь и хмурясь. А затем стукнул себя кулаком по ладони, просияв улыбкой, вид которой мне совершенно не понравился.

Но зато я его вспомнил. Это был тот самый паренек-изобретатель, на которого я наткнулся год назад в поисках клуба для себя. В те времена он мне продемонстрировал свой продукт, представляющий из себя револьвер, совмещенный с длинным однолезвийным клинком. То оружие, по словам пышущего энтузиазмом творца, предполагалось использовать против разных сущностей во время Бури, поэтому… опять же, по его словам, такие «мелочи» как баланс, удобство использования и практическая ценность могли бы быть принесены в жертву «крутому виду». Что ж тут сказать. За год парень определенно принес в жертву тому самому крутому виду гораздо большее, включая и часть собственного рассудка.

— Эмберхарт-кун! Мои молитвы были услышаны!

Подскочив вплотную, паренек вцепился в мою руку обеими своими клешнями и тут же усердно потащил с своему хмурому коллеге, стоящему посреди кандидатов в металлический лом.

Вот так, неосторожно поддавшись собственному любопытству, я оказался чрезмерно вовлечен в тестирование новых экземпляров оружия человеком, которому я год назад помог назвать один из его проектов.

Глава 3


Глотнув чуть подсоленной воды с соком лимона и вытерев пот со лба, я прикрикнул на откровенно отлынивающую Рейко, еле плетущуюся за обогнавшей ее уже на четыре круга Анжеликой. Кудрявая шатенка всегда упражнялась старательно, с полной самоотдачей, а вот моя невеста упражнения не любила. Хотя можно было сказать точнее — не понимала.

— Рейко, бодрее! Ты сейчас похожа на Момо! — выдвинул я гнусную инсинуацию, но потом, скосив глаза на мирно дремлющую на садовой скамейке девушку, поправился, — Нет, она сейчас поживее тебя будет!

— Ариста, отстааань… — прохныкала остановившаяся возле меня коротышка, продолжая перебирать ногами на месте, — Ну сколько можно? Я сильная и выносливая без этого всего!

— Мои исследования показали, что ты ни грамма не выносливая, — назидательно парировал я, — Твои врожденные таланты — это кратковременный взрыв силы и скорости… «естественный спурт», по словам мистера Уокера, а также очень быстрое восстановление после него. Но вот в промежутке ты уязвимее обычного человека. Ты вот сколько спишь за ночь? Часа три?

— Дважды по два, — недовольно пробурчала оживающая на глазах девушка, — Иногда просто два. А остальное время занимаюсь!

— Учишься. Читаешь книги, — покачал я пальцем, — И это хорошо. Но тебе нужно тренировать тело, Рейко… и есть больше овощей.

— Как скажешь, — наигранно печально повесила нос коротышка, чтобы тут же расцвести пакостной улыбкой, — А еще нам с тобой, Ариста, нужен дом!

— И давно ты об этом думаешь? — недовольно спросил я.

— С момента, как был куплен этот!

Что же, не в бровь, а в глаз. Бывшая мастерская Граевского была замечательным комплексом зданий — крепким, просторным, со столь большим задним двором, что мы по нему могли свободно бегать, наматывая круги, но… на постоянную резиденцию не тянуло никак. Тем более — уважаемого рода. Нужен нормальный дом с обслугой.

— Значит, ты, уважаемая глава рода-сама, поиском дома и займешься. А заодно и прислуги, — припечатал я, но девушка лишь расцвела от этих слов, бросаясь мне на шею. Тело закономерно слетело с лавки, шарахнувшись об асфальт, а миниатюрный летающий громовержец издал победный вопль прямо мне в ухо. Рядом взволнованно засуетилась Легран.

Обычная жизнь. Как мне ее не хватало.

Прошло полтора месяца с тех пор, как я стал гражданином этой страны, а заодно и был помолвлен с Иеками Рейко. Мои недоброжелатели резко поубавились в числе после этих событий, явно прислушавшись к мнению Его Императорского Величества Кейджи Таканобу, что позволило мне постепенно менять осадно-боевой распорядок дня и учебы, на нечто, куда более полагающееся молодому растущему аристократу.

Тренировки стали регулярными. Шестнадцатилетнее тело исправно набирало вес, постепенно обозначался мускульный рельеф, бессердечно съедаемый ростом. За год я вытянулся неимоверно, почти под два метра, поэтому в зеркале видел обычного худого как палка и жилистого парня лет двадцати. Шрамы и угрожающее выражение лица солидно так добавляли возраста. На мышцы я особо не налегал, основное внимание уделяя оттачиванию рефлексов и своих немногочисленных боевых приемов. Для благородного иметь выдающуюся мускулатуру допустимо если лишь он «балуется» каким-нибудь боевым искусством.

Лично я собирался «баловаться» лишь успешным применением чего-нибудь крупнокалиберного.

В остальном жизнь наконец-то начала течь так, как положено!

Неважно, дома или в академии, мы начинали день с пробежки и разминки. После завтрака шли на занятия, хотя, вскоре уже и Рейко начала именовать так только те, что проходили у нас дома. Девушка быстро стала моей верной сторонницей в борьбе за нормальное образование, но — тайной. Публично демонстрировать возмущение ей было невыгодно — критиковать текущую политику будучи будущей главой рода совсем уж неразумно. После уроков наступало клубное время, либо стрельбы в домашнем тире. Небольшой перерыв, домашние дела, тренировка, снова учеба.

Причем, что характерно, Рейко училась куда больше и упорнее меня! Девушка чрезвычайно ответственно подходила к своей будущей роли главы рода. Мы неоднократно с ней обсуждали совместное будущее, придя к выводу, что как бы это странно не звучало, но «лицом» Иеками лучше работать мне. Несолидный рост сероглазой и сероволосой малышки, её детский внешний вид и огромная энергетическая мощь были не тем коктейлем, который было бы согласно употребить высшее общество. Нормы японского этикета позволяли и не такие сочетания, но вот избавиться от дурной славы своих предков для Рейко было вопросом не одного года. Как следует всё обсудив, мы решили оставить её разум, рассудительность и умение включать «серьезный» режим тайным оружием нашей будущей семьи.

Зарычав на попытавшуюся удрать коротышку, я заставил её бежать еще десять кругов, к чему она и приступила, громко жалуясь судьбе на диктатора. Преследующая её Анжелика из-за этих воплей постоянно порывалась засмеяться, чем вовсю ломала себе темп.

— Милорд. Свежая пресса у вас на столе.

— Благодарю вас, мистер Уокер. Еще что-нибудь?

— Да, сэр. Я хотел поинтересоваться, что надлежит сделать с… теми вещами, которыми вас одарил Его Величество Генрих Двенадцатый.

— Коню следует выделить огороженное место в конюшне, мистер Уокер. Проследите, чтобы Гримм выдавал ему раз в день минимум 10 килограммов мяса, желательно птичьего. Чистая вода должна быть всегда. Если я в течение месяца им ни разу не воспользуюсь, пожалуйста, напомните мне осуществить подзарядку животного.

— В конюшне отсутствуют необходимые разъёмы питания, милорд.

— Значит озадачьте вопросом их появления мастеров, которые к нам придут устанавливать турели, мистер Уокер.

— Очень хорошо, сэр. А…

— А вот доспех пусть стоит за «Григорием». Мне необходимо узнать мнение императора по поводу его использования.

Конь был просто хорош. Обычная ездовая химера для среднего и высшего офицерского состава английских войск. Неприхотлив, чудовищно вынослив, совершенно безынициативен. Как говорится — сел и поехал, знай только корми его мясом, пои водой и подзаряжай встроенные в туловище эфирные накопители. Над мозгом когда-то вполне себе обычной копытной животины провели операцию, кое-что добавили, кое-что изъяли, а после того, как увидели, что оно заработало — добавили и остальное. Теперь я был владельцем своего собственного средства передвижения, быстрого и неутомимого. Правда, цвет несколько подкачал, я бы предпочел ездить на лошадиной химере черного цвета, а эта страдала просто какой-то неестественной белизной шкуры, под которой легко можно было разглядеть многочисленные черные прожилки вен. Вид у зверюги был отталкивающий, но смотреть ей в зубы я не собирался. С личным транспортом в Японии была большая беда.

С доспехом… была иная история. Я уже всю голову себе сломал, пытаясь понять, как у моего бывшего короля вообще рука поднялась это… да что там отдать! Хотя бы сотворить подобное! …но терялся. Часами сидел, строил предположения, обжигал пальцы о незаметно прогоревшие сигареты, одних чашек с остывшим кофе недовольно поджавший губы Уокер вынес с полдюжины! А я даже не помнил, чтобы варил его себе!

Кроме пачки газет на столе в кабинете присутствовала солидная стопка приглашений. Мне, Рейко, мне и Рейко… в самых разных комбинациях. На прием, на ужин, на прогулку, даже на горячие источники. Я, как и всегда, тщательно переписал имена и фамилии приглашающих родов, а потом вызвал Накаяму. Ворвавшийся, аки цунами в женское общежитие, поверенный схватил толстую пачку приглашений, начав листать ее с дикой скоростью. Зрачки того, кого каждый первый в империи принял бы за обычного японского клерка, бегали, уделяя долю секунды каждой бумажке.

— Вот это рекомендую принять и посетить, — протянул мне Минору довольно нехарактерно выглядящий для приглашения листок.

— Это же… — я покрутил листок грубой бумаги синего цвета в руках, — …это же даже не приглашение?

— Уведомление о проведении сбора всего преподавательского состава Гаккошимы, — уточнил поверенный, проведя руками по своим прилизанным волосам, — Президенты клубов допускаются к участию, при условии, что у них есть важные вопросы, требующие внимания руководителей академий, а не студенческого совета. У тебя как раз такой вопрос на руках есть.

— Имеешь в виду бумаги, по которым я готовился дать интервью? — хмыкнул я, — …действительно.

У меня был собран и готов к использованию внушительный пакет материалов, наглядно доказывающих недостатки системы высшего образования в Японии по сравнению с Европой. Изначально я его готовил, чтобы защищать самого себя на устроенных некоей Эми Арай «дебатах», затем планировал вызвать журналиста из немецкого или французского издания, чтобы устроить разгромное интервью на весь мир. Последнее мне было нужно, чтобы выразить всю глубину своего негодования бездействием людей императора, из-за чего у меня постоянно были крупные неприятности. Теперь же, когда выяснилось, кто был автором как бездействия, так и неприятностей, материалы легли мертвым грузом.

— Спасибо за идею, Дарион… — поблагодарил я существо, отлично притворяющееся простым японцем.

— Сколько раз я буду вынужден тебе повторить, Эмберхарт! — закатил глаза тот, кого знали под именем Накаяма Минору, — Дарион Вайз! Не смей сокращать моё имя!

У всех свои предпочтения. Демоны очень чувствительны к своим именам, малейшее искажение звучания их раздражает посильнее, чем пытающийся удрать от них грешник. Тем более что, несмотря на многосоставность, ничего наподобие фамилии или отчества у них не бывает. Дарион Вайз — это одно имя.

Слушая отчет деловито бормочущего одержимого, я делал засечки в памяти. Поверенный утверждал, что на данный момент финансовые дела мои достигли определенной стабильности. Часть акций отложена, часть он поменял на аналогичные бумаги местных предприятий, от части избавился, продав. Ожидался небольшой, но приятный пассивный доход, «размазанный» по множеству источников. Все могло быть куда интереснее, носи я уже фамилию Иеками, но клеймо чужака было помехой серьезным движениям в бизнесе. Курочка пока клевала по зернышку…

Одним из таких зернышек вполне может стать реформа образования. «Маленький шажок для Алистера Эмберхарта в получении положительной репутации — большой бардак в культурных ценностях и системе преемственности поколений чужой страны». А почему бы и нет? Я и так настолько далек от образа положительного героя, насколько это вообще возможно. Брак по расчету, кооперация с потусторонними силами, убийства из выгоды, шантаж и вымогательство, если уж вспомнить, каким образом я выбил себе из Распутина алый дирижаблик. Ах да, Гэндзи Момо и Гримм… вполне могу считать себя еще и рабовладельцем.

Обычный англичанин.

— И еще, Эмберхарт, — Накаяма замер в шаге от двери, оборачиваясь, — Советую тебе туда идти как представителю Иеками и с её благословения.

— С какого перепуга? — нахмурился я, а затем испытал просветление, случающееся, когда мысль догоняет слово, — Это гениально!

Поверенный ухмыльнулся, как поймавший на необитаемом острове русалку моряк, и ушел в свой кабинет. Посмотрев на дату оповещения, я ругнулся. Сегодня. Наверняка преподавателям отправляли за пару недель! Но так даже лучше, все равно день свободен. До момента, когда начнутся тренировки с «Паладином», я должен успеть максимум.

Получить официальное дозволение будущей главы рода выступить от её имени было делом элементарным… в отличие от задачи укротить пугающий энтузиазм прыгающей вокруг меня Рейко, воспылавшей непременным желанием принять участие в действе. Отговорив непоседу с помощью логики, авторитета и подкупа хлебобулочными изделиями, я собрал все заготовленные материалы и убыл на Гаккошиму в одно лицо.

Закурив в карете, я отрешился от внешних дел, чтобы обратиться к внутренним.

— «Эйлакс. Ты узнал что-нибудь новое?»

Мой внутренний демон не замедлил с ответом:

— «Только суммировал плоды наших с тобой общих опытов и экспериментов, сведя их к нескольким знаменателям. Озвучить?»

— «Если у тебя есть свободное время».

Эту шутку запертое внутри меня существо переваривало несколько секунд, после чего выдало нечто, напоминающее смешок. Сам Эйлакс отличался редкостной адекватностью, совершенно не тяготясь своим положением. По каким-то причинам, благополучно им от меня скрываемым, демон не торопился домой, будучи совсем не против идеи поспать лет восемьдесят или сто. Единственное, что заставляло его время от времени просыпаться, было опасением, что я из-за своей беспокойной жизни перенервничаю и дестабилизирую нашу с ним связь, что грозило неслабым катаклизмом Японии и фатальными последствиями для нас обоих.

— «Слушай тогда, шутник-самоучка. Хотя… если уж прямо, то слушать особо нечего. То, что ты извергаешь по желанию, окрещенное нами „Тишиной“, имеет совершенно неясную природу. Это может быть энергия, нематериальная субстанция, даже пространство с иными законами физики. Может быть и все вместе взятое. По природе явления могу сказать лишь то, что оно встречается/существует там, где ты куковал бездну времени, пока тебя не подобрал какой-то пустотный мусорщик»

— «То есть, мы знаем не более, чем поняли в первый раз, что ли?», — справедливо обиделся я на невкусную прозу жизни, — «Я даю дорогу чему-то странному, что плохо действует на людей, но укрепляет реальность? Так себе прогресс»

— «Увы, но да», — согласился со мной собеседник, — «Ты, знаешь ли, далеко не лаборатория с измерительными приборами, да и опыты нам ставить не на ком. Но я вижу сходный эффект между твоей „Тишиной“ и эффектом эфирной Бури. Оба этих явления обладают воздействием на души»

— «Что?» — неприятно поразился я.

— «Элементарная логика», — тут же отрезал Эйлакс самым самодовольным тоном, — «Вспомни полицейский участок. Простолюдины в форме и задержанные кровоточили и задыхались, так? Теперь вспомни, что произошло при твоей инициации этой самой Тишиной. Она происходила в компании твоих знакомых, которые являются дворянами, а значит — обладателями развитой энергетики. Пусть воздействие и было кратковременным, но его негативные явления ощутили только слуги, испытав недомогание»

— «По-моему, если и есть нечто, противоположное Буре, так это Тишина», — поделился я своим предположением, которое отдавало достаточно высоким уровнем абсурда.

— «Склонен с тобой согласиться, мой невольный друг», — хмыкнул демон, — «Предполагаю, что это явления разного порядка. Если Буря отрывает слабую душу от тела, то Тишина эту же душу просто заставляет чувствовать себя не на месте. Даже не так, Тишина… приглушает связь между телом и душой, из-за чего Искру начинает тянуть назад, в Великую Реку, а тело, чувствуя слабеющие связи, начинает добросовестно, хоть и не быстро, умирать».

— «То есть, я обладаю способностью массово и медленно убивать простолюдинов?», — кисло подумал я, представляя себе пустое место там, где у меня раньше цвели мечты и перспективы.

— «С тем же успехом, ты бы мог сказать, что револьвер — это чесалка для спины», — хмыкнул Эйлакс, — «Мы просто слишком мало знаем».

Чудесно. Я просто-напросто Франкенштейн какой-то. Самый настоящий попаданец, только выдранный из места, где он жил долго и счастливо. Крутейших благородных кровей, голубее некуда, но изгнанный. С самым настоящим могучим демоном внутри, но категорически не желающим тратить хотя бы кроху своих сил. Со способностью, буквально выдавливающей душу из других людей, но действующей совершенно бесконтрольно, а самое главное — на мещан! Зачем мне может понадобиться в жизни травить вокруг себя простолюдинов? Зачем?!

Мой крик души был услышан лишь заржавшим как конь Эйлаксом. А ведь когда-то считал одержимость полезной! Эх, придется и дальше надеяться лишь на револьвер.

…ну и Дариона Вайза. Вредный демон, испортивший мне в юности немало нервных клеток, с каждым днем всё больше и больше доказывал свою незаменимость в своей роли поверенного, работая за десятерых. Я понимал, что он и свои дела проворачивает, но и мысли не допускал интересоваться их природой. От добра — добра не ищут.

Как я и предполагал, в местном Доме Отдыха Учителя студентов не ждали от слова «совсем». Пропустили меня, хоть и с боем, только из-за благоразумно надетой мной формы академии, большого и важного дипломата с материалами, а также давления, которое я оказал на бдительного вахтера. Появись я здесь в своем новом красном наряде, то, скорее всего, со мной бы обошлись на порядок вежливее, но дали бы от ворот поворот. А как студента — со скрипом, но пустили.

Сопротивление мой приход вызвал вовсе не потому, что появление студента на этих вечеринках было чем-то запретным, просто подобное было не принято. Если у кого-то были идеи, предложения, критика… даже просто пожелания, то тот человек шел прямиком в студенческий совет Якусейсшо, излагая свои чаяния специально выбранному студенту, называемому президентом студсовета. Этот несчастный, добровольно взваливший на себя очень почетную, но все-таки ношу, и работал промежуточным звеном между преподавательской братией и студенческим обществом. Проявлять инициативу вне этой устоявшейся цепочки было моветоном.

Чхать я на это хотел! Просто потому, что система была ущербной и тормознутой. Президент студсовета был некоей компромиссной фигурой, прекрасно осведомленной о пожеланиях и политике руководства академии. Он или она могли совершенно безбоязненно завернуть любое начинание, если оно было хоть сколько-то неудобным.

А моё было как ёж с распахнутым зонтом в заднице.

И сейчас я планировал как следует обустроить ловушку, чтобы зафиксировать достаточное количество людей в одном помещении перед тем, как запускать (или впускать?) ежа с зонтом.

Сделать это оказалось довольно просто, благо, что приехал я заранее. Войдя внутрь презентабельного и вполне современного здания, напоминающего помесь библиотеки и клуба, я тут же поймал местного, который оказался подрабатывающим студентом-второкурсником из Куросёбанаэн. Парень продемонстрировал идеально подходящий для моих целей кабинет и поделился ключом, радостно скрывшись потом с глаз, унося купюру в десять тысяч йен. Да, не все аристо могут похвастать достатком…

Развесив графики и разложив материалы, я дождался начала собрания, закрыл класс и… вышел на охоту.

Само действо было чем-то вроде близкого массового знакомства. Учителя, физкультурники, библиотекари и прочие медсестры с трудовиками обнюхивались, искали общий язык и натужно улыбались, зная, что высший преподавательский совет сейчас занят тем же самым, но и еще заодно решает, кому из них, маленьких людей, предстоит довольно долгий отпуск в год, а то и не в один. Атмосфера по этому поводу в главном приемном зале стояла довольно нервная.

Первым мне нужен был сам старый лис, Ирукаи Сай, который вовсю крутил хвостом рядом с роскошно одетой японкой, которой можно было дать как тридцать, так и шестьдесят лет. Пока они общались, я, стоя с независимым видом неподалеку, уловил аж трех напряженно наблюдающих за Саем молодых парней-кицуне, каждый из которых что-то держал — поднос с вином, полотенце или закуски. Хвосты у бедолаг стояли дыбом.

Дождавшись, когда старик раскланяется с женщиной и пустится в неспешную прогулку по залу, я неторопливо прошёл мимо него, почтительно кивнув старому хитрецу. Этого хватило для того, чтобы возжечь любопытство в Ином.

— Эмберхарт-кун? Какая приятная встреча! — тут же подкатил ко мне старичок, изображая на лице лукавую, но непосредственную радость, веры в которую у меня не было ни на грош.

— Ирукаи-доно! Взаимно! Не смел вас отвлекать, хотя сильно нуждаюсь в вашем мнении! — растекся медом уже я, улыбаясь ему так, как будто он упомянул меня в собственном завещании. В первой строчке.

Наш краткий и быстрый дальнейший диалог, если пропустить его через фильтры здравого смысла и конкретики, сократив до голого смысла, дальше выглядел таким боком:

— Че приперся?

— Сказать что-то важное хочу?

— А не оборзел?

— Так послушайте и решите!

Кицуне хитры, ловки и внимательны… но остаются лисами со всеми их недостатками. Гипертрофированная любознательность в них сочетается с постоянным желанием риска или проказы. Когда старый хрен услышал словосочетание «официальная позиция наследницы рода Иеками по отношению к образовательной системе Японии», у него случилась метафизическая эрекция. Узнав о том, что я уже подготовил все необходимое для презентации, сверхъестественный пенсионер развил столь бурную деятельность по агитации значимых персон в зале, что мои потенциальные потуги в этом направлении выглядели бы более чем жалко. На доносящиеся ему вдогонку мои фразы о том, что я один из главных участников прошедших недавно дебатов, лис забил большой и толстый… хвост. Он уже загорелся.

Стоя, я ловил ушами звучащие отовсюду шепотки. Местное общество сдержанно бурлило любопытством самых разных оттенков, что я понимал более, чем кто-либо иной. «Иеками», «официальная позиция», «система образования» — все это для японцев в одном предложении просто не могло существовать.

Класс оказался битком набит сидящими и стоящими учителями, чьи сдержанные веселящиеся возгласы понемногу угасали, явно впечатленные объёмом развешанных по доске и стенам бумаг, а также стопками документов на каждой парте. Вставший позади задних парт Наото Йошинари, наш преподаватель по боевой подготовке, лишь скорбно качал своей лысой головой, разглядывая как меня, так и аудиторию, становящуюся с каждым прошедшим мигом всё серьезнее.

Я хитро ему подмигнул, а потом уважительно поклонился залу, приступая к докладу.

Следующие два часа должны были быть довольно насыщенными.

Глава 4


Задвигались стулья, люди с шумом и гримасами вставали из-за парт. Те же, кто провёл последние три с половиной часа в стоячем положении, с кривыми усмешками разминали ноги. Часть преподавателей кряхтели и пыхтели, совершенно не стесняясь окружающих. Последнее было более чем оправданно, целый час до этого момента прошел в оживленной дискуссии, где социальные границы были не раз и не два пройдены, а все пограничные столбы нагло обоссаны.

Меня это, впрочем, совершенно не волновало. Можно даже сказать больше — я, как личность, в данный момент и не существовал. Между двух сведенных в яростном пароксизме ушей, связанных, казалось, проволокой под напряжением, бушевало лишь одно желание.

КУРИТЬ!

Не выдержав, я отошел к окну, распахнул его, тут же вцепившись в сигарету, как в последнюю надежду человечества. Последовавшие за этим событием секунды стали самым счастливым моим воспоминанием в этой жизни. Потрудиться пришлось на славу…

Из народа, собравшегося в аудитории, никто изначально не планировал всерьез вслушиваться в мои слова. Преподавателей, дикторов, профессоров — всех этих людей интриговало лишь словосочетание «мнение Иеками», которое почиталось явлением куда более небывалым, чем поющий унитаз или золотой осел. С предубеждением пришлось бороться мне, с чем немало помог наставник Йошинари. В самый пиковый момент, когда насмешки достигли апогея, а некоторые наиболее серьезные дяди и вовсе намылились уйти, лысый японец взял слово, крепко проехавшись по безалаберности присутствующих и лестно отозвавшись обо мне.

Следующим этапом стало пробивание корки предубеждения насчет системы образования в стране. Тут передо мной встала практически неразрешимая задача, справиться с которой помогло… открыто высказанное пренебрежение по отношению к многим аспектам экономики и индустрии страны. Империя, чьим наиболее существенным ресурсом был человеческий, совершенно не могла его реализовать на уровне, которого требовал современный технологический прогресс. Требовалось лишь привести ряд наглядных примеров, сравнивая местные и западные годовые показатели в самых разных областях.

Тут я их задел за живое достаточно, чтобы противостоять мне взялись те, кто эту самую экономику преподавал. Дело оставалось за малым — закидать их сухими фактами и аналитикой, пересланной мне из европейских университетов. Набранная мной литература лежала в архивах любой развитой западной страны в открытом доступе, штампы на выданных достойному собранию папках свидетельствовали, что подмена исключена. Единственное, чего не хватало для завершенности процесса — это обобщить данные, а потом сверить их с текущим состоянием дел в Японии до того момента, как начались проблемы с культистами.

И лед тронулся…

Десять лет — много это или мало? Откровенно мало, когда речь идёт о стране, открывшей свои границы после перерыва почти в сотню лет. Да и как открывшей? Какое может быть взаимопроникновение культур через половину земного шара? Не стоит забывать и о неявном, но устойчивом нежелании местной знати еще сильнее терять актуальность личного могущества. Одни не знают, что спрашивать, другие не заинтересованы отвечать, не видя выгоды. Постепенно всё шло к тому, что империя Восходящего Солнца все сильнее отставала от остального мира.

На моей стороне сыграло то, что присутствующие здесь люди были преподавателями академий Гаккошимы, места своеобразного и не особо престижного. Но их голос значил на порядки больше, чем слова приезжего второкурсника, а подобранные мной материалы, папочка с которыми досталась каждому из присутствующих, позволяли им сделать собственные выводы в дома, в спокойной обстановке, имея перед глазами все графики и таблицы.

— Не на это я рассчитывал, — покачал головой подошедший ко мне Ирукаи, — но не могу сказать, что разочарован. Ты нас тут порядком удивил и даже испугал, Эмберхарт-кун.

В руках старый кицуне крепко сжимал папку.

— Я дал клятву служения императору, — пожал я плечами, — поэтому, как благородный человек, обязан был воспользоваться имеющимися у меня документами во благо страны.

— Благо страны, юноша, вопрос весьма непростой, — на лице Ирукаи Сая промелькнула хитрая усмешка, — Но мне интересно, почему у вас вообще появилось желание рассматривать эту тему. Не просветите старика, м?

— Причины, по которым я собирал эти выкладки, уже в про…

Фраза застряла у меня в глотке, а сама беседа тут же была выпнута из головы. На краю чувствительности я ощутил нечто. Странное, не похожее ни на что, тревожащее.

Оно приближалось.

Рядом стоящий старик также что-то почувствовал, моментально посерьезнев. Он резко крикнул нечто на незнакомом мне диалекте, дверь в кабинет распахнулась, демонстрируя две серьезные физиономии парней-кицуне. Пара отрывистых приказов, головы исчезают, а Ирукаи Сай, растеряв свой обычный легкомысленный вид, поворачивается к недоуменно вертящим головами профессорам.

— Вполне возможно, господа, что на нас напали, — говорит лис… и выбегает из класса как молодой!

На грани моей аурной чувствительности творилось невесть что, как будто ко мне приближался живой ковер плоти, над которым реяло целое облако тьмы. Ощущения были премерзкие. Оставаться в закрытом помещении не хотелось совершенно, но я, выхватив оба «раганта», замешкался на несколько секунд, запутавшись в приоритетах. Опыт и рефлексы требовали немедленно покинуть опасное место, логика же твердила, что стоящие тут люди с папками представляют для меня определенную ценность и их потеря нежелательна.

— Эмберхарт-кун!

Просящий взгляд безоружного Йошинари молотом ударил по моей чувствительной душе. Черт, ну как можно ходить безоружным? Мне кто-нибудь объяснит? Ну ладно эти, которые могут струю огня выдать на полтора десятка метров, но даже Рейко и староста, несмотря на все свои силы, теперь без ствола и в туалет не пойдут! А это инструктор! Человек, обязанный нас учить револьверному бою!

С кровью я оторвал от сердца один из «рагантов» и, под начинающийся шум все сильнее тревожащихся профессоров, сунул его в руки лысому учителю, вместе с пригоршней патронов. Йошинари уставился на меня еще интенсивнее, хотя его руки сноровисто работали, распихивая патроны по карманам. Пришлось выхватить из рукава любимый нож-бабочку, временно жертвуя его на нужды самозащиты… инструктора по самозащите.

Трость и три жалких револьвера против неведомой дряни, которой все больше и больше на грани чувствительности. А еще и Ирукаи смылся, и я буду не я, если сейчас кицуне не озабочен спасением собственных сородичей.

Я и беда добрались до главного зала одновременно. Только я успел окинуть взглядом мирно общающихся японцев и сосредоточенно шныряющих между ними кицуне, как двери основного входа в зал разлетелись мелкой щепой, вызывая заполошные крики удивления и шока, вскоре сменившиеся болезненными возгласами.

Она встала в дверном проеме. Невысокая, черноволосая, в немного потрепанном кимоно синего цвета, рукава которого прятали сложенные на животе кисти рук.

Некрасивая.

Самая обычная японская мещанка… держащаяся с достоинством королевы.

Я мотнул головой, наводя на девушку револьвер. Та дрянь, что клубилась за её спиной, по-прежнему ощущалась омерзительно, но мне почему-то показалось важным прочувствовать её потенциал как практика.

— «Она не практик», — прервал мои бесплодные попытки Эйлакс, — «А еще…»

Что он хотел сказать, осталось загадкой. Японка подняла обе руки, уподобившись проклинающему всех зомби, и звонко закричала на весь зал:

— Терновник растёт везде!

…а затем из-за её спины в зал, полный безоружных людей, хлынул самый настоящий серый поток живой плоти. Крысы! Я открыл огонь по тварям раньше, чем понял всё до конца, а когда понял, так сразу захотел оказаться как можно дальше от этого места! Миазменные крысы!

Когти и зубы тварей, каждая из которых была размером с крупную таксу, быстро нашли свои цели. Плотные и очень тяжелые тушки погребли под собой несколько неудачников, стоящих к двери чересчур близко. Писк, крики ужаса и агонии быстро создали атмосферу хаоса. Люди бегали, меж их ног сновали звери, выбирающие момент для прыжка или просто вцепляющиеся в ноги всем подряд. Я отскочил назад, через дверь, возле которой стоял, избегая участи быть снесенным выбегающими из зала преподавателями. Трех измененных животных, каким-то образом за считанные секунды пробежавших весь приемный покой, я благополучно пристрелил в спины.

Еще один быстрый взгляд на обстановку. Надежда поймать в прицел ту самую девушку-культистку была утеряна, её нигде не было видно.

Бить? Бежать?

Бить.

«Рагант» уходит в кобуру, его место занимает взятый в левую руку «пугер», короткий и с более мощными патронами. В правой я сжимаю трость, её наконечник начинает нагреваться, повинуясь мысленной команде. Несколько глубоких энергичных вздохов, и я врываюсь в зал.

Секрет смелости и отваги сэра Алистера Эмберхарта?

Рефлекторная ненависть англичанина к миазменным крысам, желание выгодно себя продемонстрировать, защита только что вложенных инвестиций и много-много «ирландской паутинки» в одежде.

Двумя быстрыми тычками трости дырявлю насквозь наскакивающую на пожилого пузатого японца зверюгу. Почтенный преподаватель визжит, машет перед собой руками, в глазах — слепая паника. Быстро встаю на одно колено, опуская руку с «пугером» параллельно полу, произвожу выстрел, сбивающий еще одну тварь с груди лежащей женщины. Крысу разрывает на две брызжущие кровью части, но женщине это уже не поможет — перегрызли горло. Встаю, ищу новую цель.

Цель находит меня. Вою от боли, челюсти крупной скотины яростно жуют икру моей левой ноги. Сначала дергаю этой самой ногой как дурак, а потом как он же стреляю в вцепившуюся в меня мерзость. Та добросовестно принимает в себя тяжелую пулю, повторяя судьбу предыдущей товарки, но челюсти не расцепляет, приходится тратить еще несколько драгоценных секунд, прожигая кончиком трости череп животного аж в трех местах. Подбрасываю трость, ловя ее за тонкую нижнюю часть, и бью клювом набалдашника, сшибая с себя остатки монстра.

— Спасайтесь! — ору во всю глотку, видя, как некоторые из присутствующих пытаются противостоять крысам. Слышны выстрелы, у некоторых был с собой огнестрел, но на общий хаос это не оказывает ни малейшего влияния. Наоборот — толпящиеся в зале люди лишь мешают друг другу. Юркие грызуны мечутся между паникующими, выискивая наиболее удобный момент для атаки.

Убиваю тычками еще двух мутировавших тварей. Хотя, какие они, нафиг, мутировавшие? Просто крысы на стероидах, ставшие из незаметных грызунов городскими альфа-хищниками. Больше мышц, выше агрессия, куда крепче шкура — и всё это компенсировано воистину жутким аппетитом, а также полным неприятием каких-либо авторитетов. Стреляю, сбивая еще одну здоровую и хвостатую дрянь в прыжке. Остается два патрона до перезарядки и один полный «пугер» — разум это отмечает автоматически.

На следующую атаку отреагировать не успеваю, да и идёт она не со стороны животных. Пожилой седобородый пузан, которой я спас ранее, хватает меня за пиджак бульдожьей хваткой, начиная трясти и требовать, чтобы я его срочно отсюда вывел. Вырываюсь, резко бью мужчину по лицу несколько раз, тыкаю пальцами в глаза. Не сильно, но достаточно, чтобы он разжал руки, хватаясь за лицо. Теперь можно посерьезнее. Затылок вороньей головы на трости соприкасается с затылком орущего деда. Пузан падает как подкошенный, а я принимаю на согнутый локоть тварюгу, целящую в прыжке вцепиться мне в пах. Вновь боль, паника, четвертый выстрел из «пугера», разжимание челюстей дохлого зверя.

Ядовито-фиолетовая вспышка, и я лечу в стену, впечатываясь в неё как муха об лобовое стекло едущего автомобиля. Отваливаюсь, пытаясь сообразить, на каком я сейчас свете, машу неумной головой. Не помогает. Зато помогает ощущение лютого холода, вцепившегося в тело на зависть всем присутствующим крысам.

Подскакиваю как здоровый и тут же совершаю совершенно дикий прыжок в сторону, вдоль стены. Падаю, грохая уже не совсем работающим плечом об пол, подхватываюсь, повторяю трюк.

Вовремя. Еще бы секунда-другая и меня бы этот уже замерший на месте сугроб проморозил бы до костей, как тех четырех неудачников, которых видно с моей позиции. Понимание, что мне совершенно не стоило лезть в полный паникующих практиков зал, приходит слишком поздно. Пора делать ноги, раз недобитые японцы вспомнили о своих навыках. Вряд ли они сейчас готовы вспомнить о том, что удары по площади могут задеть их сограждан.

— «Пригнись!»

Падаю на пол, пропуская над собой фиолетовую вспышку, приложившую меня о стену ранее. Кувырок, «пугер» ходит в руке, пытаюсь определить агрессора. Нахожу — та самая культистка в синем кимоно стоит у стены, бормочет, поводя перед собой руками, а над её головой набирают силу и яркость аж три сгустка фиолетового света. Её глаза не отрываются от меня.

Стреляю почти навскидку, с левой руки, через полтора десятка метров, да еще и из «пугера», совсем не предназначенного для таких фокусов. Попал!

…ноль эффекта. Японка лишь морщится от напряжения, кусочек горячего свинца висит напротив её живота. Она поднимает руки, явно собираясь запустить в меня аж три техники сразу, и я понимаю — накроет. Лежачему увернуться не судьба.

Копье вонзается женщине в бок, пробивая тонкую фигурку с воздетыми руками насквозь. Та охает от неожиданности, её руки опускаются, а ноги подкашиваются, позволяя телу осесть на пол. Культистка хватается обеими руками за пронзившее её копье, начиная его трясти с неверящим выражением лица.

Вскакиваю. В руке уже второй «пугер», из которого я почти не глядя отправляю в сторону упавшей женщины пули. Весь барабан, сразу.

Ни одна не долетает, застывая в паре десятков сантиметров от цели.

Что за?

— Волшебство!!

Кричит Ирукаи Сай. Старец стоит, держа в левой руке окровавленную длинную катану, его уши и хвост ходят ходуном, рот оскален. Именно он метнул копье… копье? Нет, это блин бильярдный кий!

Между живых и мертвых людей появляются фигурки кицуне. Молодые Иные ловко и безжалостно протыкают, разрубают и режут крыс с помощью мечей и нагинат. Культистка продолжает дергать и раскачивать копье. Она как ребенок, обидевшийся на вещь.

Волшебство!! — вновь кричит новый директор нашей академии, указывая своим перстом на умирающую культистку, — Она использовала магию!!

Супер. Именно то, что надо знать людям, находящимся в смертельной опасности.

Ковыляю к проткнутой кием женщине, опираясь на трость. Последнюю я собираюсь использовать против той, кто умеет останавливать пули. Больше некому — ни сам Сай, ни его подчиненные вовсе не собираются приближаться к женщине. Не успеваю среагировать на кинувшуюся на меня крысу, но тут слышится выстрел из знакомого оружия. Серая тварь, получившая в бок из «раганта», бешено пища, улетает прочь. Подхожу к культистке, вновь сжимая трость за тонкий конец.

Та поднимает на меня глаза. Действительно, похожа на обиженного ребенка. Даже губы мелко трясутся, как от будто готова заплакать.

Голова ворона устремляется в полет клювом вперед.

Интерлюдия

Чарльз Уокер аккуратно выстрелил идущему мимо человеку в ухо, почти сразу после этого переведя свой осуждающий взгляд на полицейского. Последний, невысокий и коренастый японец, с полными бессмысленного изумления жизнью глазами взирал на дворецкого, почему-то нервно облизываясь. Уокер вздохнул, пряча пистолет в наплечную кобуру, а затем критично осмотрел свои белые перчатки. Подавать руку измазанному грязью правоохранителю, до этого момента безобразно оравшему и отползавшему от преследовавшего его якудза, он не хотел. На штанах городового расплылось большое мокрое пятно.

Англичанин вновь без всякого удовольствия признал, что чем дольше живет в этой стране, тем больше перенимает позицию мастера Алистера. Несмотря на то, что молодому человеку на момент их знакомства не было и пятнадцати лет, тот сразу выбрал наилучший способ разрешения сложных ситуаций.

Сначала стрелять, а потом задавать вопросы. Убитый якудза, которому пуля из крупнокалиберного пистолета Уокера оторвало противоположное входу пули ухо, был этому живым подтверждением. То есть мертвым.

Вокруг переулка, где приходил в себя обмочившийся полицейский, кипела торговая жизнь. Представители различных хабитатов, стоя у своих прилавков, вовсю продавали фрукты, овощи и травы, но дела у них шли не шибко. Токийцы, весьма встревоженные событиями в стране, предпочитали закупать рис и другие крупы, благоразумно делая запасы на черный день, который, по их мнению, уже наступил. Цены на долгохранящееся пищевое довольство давно уже взлетели до небес, но Чарльз тут был как раз в поисках свежей и знакомой ему зелени. Присматривающегося к овощам дворецкого, размышляющего, сколько тонн продуктов влезет в холодильные камеры особняка, отвлекли злобные крики, раздающиеся из подворотни.

Вопли отвлекли нужную Чарльзу продавщицу, поэтому тот раздраженно последовал за ней, оценил ситуацию, в которой полуголый мужик в татуировках с мясницким ножом в руках идет на отползающего от него по грязи полицейского. Убив психа, Уокер подождал, пока торговка и полицейский придут в себя, а затем вернулся к покупкам.

Скидку ему, несмотря на активную гражданскую позицию, никто не дал.

Бывшему военному не нравилась эта страна. Чарльз находил её двуличной и лицемерной, с чересчур запутанными культурными обычаями, с чересчур запуганными непонятно чем людьми. Окружающие дворецкого мещане изо всех сил делали вид, что в империи нет никаких культистов, не звучат взрывы, не совершаются диверсии в хабитатах и городах. Что всё идёт своим чередом, следует лишь перетерпеть невзгоды, во всем полагаясь… на кого? На таких же мещан, как этот обмочившийся полицейский, удравший куда подальше, придерживая руками потяжелевшие штаны?

Вместо патрулей с усиленным вооружением, японцы просто форсировали выпуск новобранцев. Вместо ввода войск на территорию всех крупных городов, император разместил части в непосредственной близости от метрополий, но какой в этом смысл? Волнений, бунтов, демонстраций… ничего этого нет.

Чарльз закурил сигарету и медленным шагом пошёл вдоль торговых рядов, лелея слабую надежду увидеть знакомый бочок белокочанной капусты, сельдерей или красные шарики редиса. Увы, ничем подобным не мог похвастать даже крупнейший продуктовый рынок Токио. Удача определенно шла сегодня иной дорогой, чем достойный английский джентльмен, окруженный десятками тысяч торгующих мещан.

Работать на Алистера Эмберхарта Уокеру… нравилось, хотя точных причин он назвать не мог. Если бы бывший солдат дал бы себе труд оформить общее впечатление в точные термины, то он с уверенностью сказал бы, что его наниматель совершенно не похож на господина, кем-либо повелевающего. Скорее на старшего офицера небольшого военного подразделения, который сам ставит задачи каждому из подчиненных, ожидая не более, чем их точного исполнения. Уокер видел, что юноша сам ежедневно упорно работал, преследуя лишь одну, более чем достойную для молодого человека цель — оправдать свой статус благородного человека.

Пренебрежительно покосившись на арбузный развал, дворецкий обогнул его, уклонившись от пробегающей мимо стайки перемазанной грязью детворы, с хохотом бегающей друг за другом. Он нахмурился, пытаясь вспомнить, был ли хоть раз эпизод, когда сам Алистер развлекался тем или иным образом, но потерпел неудачу. От большинства известных Уокеру сэров его господин отличался повышенной эмоциональностью, с удовольствием подшучивая над своей невестой или телохранительницей, но представить его валяющимся на диване или болеющим на матче гритбола Чарльз не мог. Худой смуглый юноша всегда был чем-то занят. Нельзя же назвать отдыхом чтение газет за чашкой кофе? У многих лордов это самая напряженная часть трудового дня!

И это Уокеру бесспорно нравилось… особенно как отцу, которому пришлось наблюдать, как его собственные дети праздно проводят массу времени в играх, праздности и флирте. К сожалению, подростку-гимназисту не вобьешь ум на будущее.

Пройдя до конца рыночных рядов и не обретя желаемого, Чарльз решил, что вполне может позволить себе выпить чашку чая, дав своим ногам немного отдыха. Конечно, он бы предпочел насладиться напитком в куда менее шумном и оживленном месте, чем перекресток, ведущий к рынку, но, насколько знал сам англичанин, это открытое кафе было единственным заведением подобного рода поблизости. Дворецкий расположился за столиком под зонтом на свежем воздухе, сделал заказ миловидной японке, вооруженной блокнотиком и карандашом, и позволил себе немного расслабить тело.

Но не разум. Поход в поисках пристойных для жителей особняка продуктов был лишь отговоркой. Чарльз нуждался в уединении для необходимой сейчас ясности мыслей — он пытался решить сложную дилемму. Как наемному работнику, получающему выплаты не только от Алистера, но и от Роберта Эмберхарта, ему хотелось отработать на юношу весь положенный срок. Более чем щедрая оплата и редко встречающееся от английских лордов отношение вкупе с обещанным Чарльзу бонусом чрезвычайно способствовали этому пожеланию. С другой стороны… долг дворецкого, взятая на себя ответственность за Анжелику Легран и неприятие местных соблазняли бывшего вояку попросить у молодого господина отставку. Чарльзу и Анжелике было совершенно нечего делать в этой стране, более того — принеся присягу местному императору, Алистер перешел рубикон. Самым полезным для юноши было бы начать вживаться в местные обычаи, а себя и горничную Уокер полагал совершенно лишними в этом процессе. Помехой для юного лорда.

Решиться на что-либо было чрезвычайно непросто. В начавшей рано седеть голове пьющего чай джентльмена клубились мысли. Стоит? Не стоит? Просто сообщить сэру Алистеру о своих догадках? Как отреагирует граф, если Чарльз нарушит их соглашение? Что будет дальше с этой страной, где боязливо улыбающиеся торговцы делают вид, что не слышали выстрела из подворотни и не видели убегающего полисмена?

Уокер разрывался между двумя ипостасями достойного поведения. Ни одна чаша в его мятущейся душе не могла перевесить, а отвратительный прозрачный чай лишь утяжелял лежащую на плечах ношу.

Неожиданно раздавшийся шум и крики отвлекли достойного человека от его нелегких мыслей. Чарльз поднял голову.

От базарных рядов, вовсю работая босыми ногами, неслась та самая торговка, у которой он не смог получить скидку. Широкое и непривлекательное лицо японки было белым как мел, рот наполовину распахнут, а глаза грозились выпасть из глазниц. Женщина работала ногами с такой скоростью, что Чарльз изумленно вскинул брови — даже сам Алистер, с его ростом под два метра, не выдавал такой прыти на домашних забегах на скорость!

За ставящей рекорды бегуньей следовали остальные посетители базара и торговцы — плотной и изрыгающей вопли смертельного ужаса толпой. Люди бежали и орали во всю глотку, периодически падая на залитую жидкой грязью и навозом брусчатку. Вскочивший с места Чарльз успел отпрыгнуть от ограждения кафе перед тем, как обезумевшие люди его снесли, практически не заметив. Нырнув внутрь здания общепита, дворецкий благоразумно уберег себя от травм — спасающиеся от чего-то люди вовсе не собирались задерживаться. Выглянув, он убедился за бегущими шли, ковыляли, хромали и ползли те, кого толпа снесла или не до конца затоптала на своем пути.

Потом Уокер увидел преследователя, не спеша идущего по следам беглецов. Это был полуголый и измазанный грязью крепкий парень, нацепивший на чресла какую-то потерявшую цвет рвань. Он не спеша шагал, довольно улыбаясь и широко разведя руки. Его кожа на торсе и конечностях была испещрена татуировками, правда, сильно отличающимися от принятых на архипелаге меток якудзы — это были какие-то письмена. Дворецкий успел подметить лишь то, что татуировки полуголого парня не содержат в себе местных иероглифов, но потом его внимание переключилось.

За странным грязнулей бежали миазменные крысы. Они были мельче матёрых лондонских, но их было много. Очень много. Они целеустремленно ползли по грязи ровным серым ковром, не оставляя постороннему наблюдателю, которым счел себя Уокер, ни малейшего сомнения — звери следовали за человеком.

И не только они. Среди крыс ковыляли, едва переставляя ноги, люди… как сначала показалось английскому джентльмену, но опытный глаз быстро выхватил неполное количество конечностей, язвы, зеленоватую кожу, бельма глаз и грязные волосы. Самый хорошо выглядящий из свиты светящегося парня мог похвастать здоровым видом буквально везде, кроме головы. Та, свесившаяся набок, демонстрировала Уокеру кровавую дыру в правом ухе. Дворецкий сглотнул — час назад он сотворил эту дыру собственным пистолетом.

— Терновник растёт везде! — торжествующе заорал грязный светящийся японец, указывая пальцем на дворецкого и тем самым направляя в его сторону как ковыляющие трупы, так и ручеек крыс.

«Кажется, мои затруднения можно отложить», — подумалось бывшему солдату.

Чарльз Уокер достал пистолет из кобуры и приготовился действовать.

Глава 5


Эти выходные стали началом новой эры для всей Японии. Они появлялись везде — на торговых рядах, около школ, в веселых районах и прочих оживленных местах. Молодые японцы, одетые в какие-то лохмотья, с кожей, испещренной светящимися знаками чужого языка, гордо шли по улицам городов страны, ведя за собой огромных крыс и живых мертвецов. Кто-то из них не шел, а парил над дорожной грязью, кто-то направлял сгустки энергии, выбивая двери в дома почтенных горожан, чтобы запустить туда свою свиту, а некоторые и вовсе стреляли пылающими шарами искрящей энергии по окнам, поджигая дома один за другим.

И всюду летел один и тот же клич:

— Терновник растет везде!

Поначалу их убивали. Полиция, быстро достав из арсеналов плохое, но все-таки автоматическое оружие, поливала свинцовым дождем шатающихся по улицам безумцев. Их щиты не выдерживали больше десятка попаданий — татуированные тела летели наземь, крысы разбегались, а ковыляющие мертвецы лишались поднявшей их силы. Так продолжалось недолго, ровно до момента, пока до простых людей не дошло, что эти таинственные бродяги вовсе не сошедшие с ума аристократы…

…а волшебники.

Магия оставила на теле и в памяти мира множество ран. Рассвет Некромантов, Век Тьмы, Власть Народа, три Войны Магов — все эти события планетарного масштаба тянули на статус апокалипсиса. Чрезмерная власть в руках индивидуумов рождала их страстное желание остаться одним единственным, достичь высот Шебадда Меритта — покорить мир. Эфир, послушный заклинаниям и ритуалам, принимал чудовищные формы, раз за разом уничтожая цивилизации. В этом мире даже самый юный гражданин самой отсталой страны знал, что существует лишь одно безусловное зло, которое необходимо уничтожать и преследовать, не щадя собственной жизни — волшебство.

Блуждающие по токийским улицам культисты-волшебники вовсе не стремились поджечь и разрушить все на своем пути. Ведомые ими крысы и зомби убили ничтожное количество человек. За Бурю на всем архипелаге умирает лишь втрое меньшее количество, чем было жертв за прошедшие вечер и ночь. Но это им и не требовалось.

Из окна моего кабинета было плоховато видно, что творится на улицах, зато отменно слышны крики, ругань солдат и плач детей. Токио охватила истерия, с которой мало кто понимал, что можно сделать. Родовитые японцы вывели на улицы свои дружины и отряды, военные патрули начали обходить улицы уже с утра, но основной функцией всех этих вооруженных людей было лишь не давать никому возможности к бегству за пределы города. У столицы страны случился самый массовый домашний арест за всю историю.

Я выдохнул дым и потер слезящиеся глаза. Выспаться не получилось — демонтаж Малого Зала Владык своими руками занял всю ночь, чему очень мешали полученные ушибы. Поздно вечером вернулся слегка хромающий и сильно покусанный Уокер, со сдержанным достоинством доложивший о ликвидации одного из встреченных им магов. А вот Дарион Вайз, наоборот, исчез в неведомом направлении, что меня слегка тревожило.

Хотя, если уж быть сейчас честным самим с собой, меня тревожило вообще всё. Опыт жителя другого мира, знакомого с таким отвратительным понятием как «контроль толпы», просто рукоплескал невидимому дирижеру, проворачивающему глобальное событие в целой империи так, что все наблюдатели просто терялись в догадках о его целях. Один волшебник — это уже чрезвычайное событие на всю страну, а уж несколько десятков… А уж несколько десятков волшебников-культистов, не боящихся смерти! А уж несколько десятков одновременно выступивших волшебников-культистов, демонстративно вышедших на неминуемую смерть! Представляю, как сейчас дерут себе волосы во дворце…

Что сейчас творится во всем цивилизованном мире — я мог только смутно подозревать. Не того полета птицей я был, чтобы получать в такое время звонки из канцелярии и двора от людей, жаждущих ввести меня в курс творящейся в стране фигни. Мне позвонили лишь дважды — генерал Ятагами Цуцуми, отвечающий за «Паладинов», лишь кратко осведомился, жив ли я, приказал не выходить из дому и перейти на осадное положение. Вторым позвонил Йоганн Брехт, практически за тем же самым, но поинтересовавшийся, не хочу ли я принять на постой пару десятков благородных. Сообразив, что он мне собирается по-соседски скинуть то, что мешает ему самому в Мезальянс-холле, я вежливо отказался, объяснив тем, что Иеками гостей в такое время не ожидает.

Раздался стук в дверь. Открыв её, я запустил в кабинет Рейко. После утраты зеркала я сделал вход в святая святых дома условно свободным.

— За нами выслан дирижабль, — отрывисто сказала девушка, с любопытством вертя головой, — За тобой и за мной. Собирайся, времени мало.

— А подробнее? — полюбопытствовал я, не испытывая ни малейшего желания покидать личную крепость.

— Генерал Итагаки, — сумрачно буркнула моя невеста, — Ты летишь учиться управлять этим вашим «Паладином», а я за компанию. Ради безопасности, как он сказал.

— Попробуй узнать побольше о происходящем, пока я буду занят, — попросил я невесту, вынимая из бюро сумку-почтальонку с экспресс-набором всякой всячины.

— Не хочу! — тут же встала в позу Рейко, — Я лучше побуду возле тебя. Ко мне будут цепляться все, кому не лень!

— Не побудешь ты возле меня. «Паладин» — это не маленькие грустные немецкие танки на нашем заднем дворе. Его ЭДАС куда мощнее.

Подобная перспектива Иеками не пришлась по вкусу, но скорее всего, сейчас не пришлось бы вообще ничего. Новости о волшебниках были совсем не тем, что мир готов был услышать. Хотел бы услышать. Даже мне было не по себе, несмотря на очень легкомысленное отношение к магии. Для меня, когда-то прочитавшего сотни, если не тысячи фэнтезийных книжек, магия прочно закрепилась в подсознании как некое чудо и благо. Для жителей этого мира она изначально была смертельно опасной радиацией, разлагающей души и тела.

Ладно бы магия это творила только со своими адептами. Я вспомнил, как Ирукаи Сай уговаривал меня остаться в Якусейсшо для охраны отконвоированных туда преподавателей, и передернулся. Старый лис паниковал куда сильнее, чем остальные профессора и учителя, до многих из которых еще не дошел весь ужас происходящего, я его вполне понимал — на плечах у пожилого кицуне была не мелочевка вроде нескольких десятков людей, а ответственность за всех своих Иных, многим из которых он приходился родственником… в общем, чуть не дошло до драки. Припомню при случае старому козлу, что для меня фраза «Иеками сама справится» не тот аргумент, чтобы рисковать жизнью ради подозрительных Иных, которым я ничего не должен…

— Стой, Ариста!

Рейко стояла у моего стола, протянув руку и указывая на черную ахейскую свечу, мирно горящую на своей подставке.

— Это та же свеча, что я видел неделю назад? — спросила она.

Я неохотно кивнул, чувствуя, как под ногами коротышки чуть-чуть хрустнул метафорический лед.

— У тебя есть вечная свеча… — начала загибать пальцы сероглазая малышка, смотря на меня самым серьезным из всех своих взглядов, — …есть Камилла и Эдна. Они странные. Я видела, как работают твои лекарства, которым ты поил Уокер-сана. Тебе подчиняется ворон. Ты смог вызвать Райдзина и получить от него благословение. Кто ты, Ариста?

— Я знал, что этот момент настанет…

Говорить будущей жене, что я никакой не маг и не волшебник, а всего лишь аристократ из старого рода, якшающийся с демонами, алчущими человеческих душ, убийца, грабитель, лжец и будущий палач, было бы… немного чрезмерно. Она бы, конечно, перестала бы тревожиться, но лишь потому, что нас бы упокоили обоих. Каждое слово нужно было выверять предельно тщательно.

— Такая свеча есть у императора, — повторил я жест Рейко, — а еще где-то у пяти-шести глав родов в вашей стране. Можешь спросить у Его Величества, насколько странными ему кажутся мои возможности и окружение, он тебе ответит, что волноваться незачем. Но не более. Это не мои тайны, Рейко — за их распространение убьют меня, тебя… императора. Любого.

Пару минут мы играли в гляделки. Из приоткрытого окна уже слышалась перебранка Легран с прилетевшими на обещанном дирижабле солдатами.

— Я хочу знать, что ты не волшебник и не телокрад, — наконец произнесла Иеками, тут же потребовав, — Поклянись Райдзином!

— Клянусь именем Райдзина, что ничего не знаю о магии и волшебстве, а также в том, что никогда не захватывал чужое тело! — прочеканил я громко и сердито. Подростковый эгоизм требовал обидеться на такое недоверие, но взрослый разум понимал тревогу девушки, чья страна сейчас с размаху въехала в огромный кризис. Хаос раздувал паранойю.

Рейко сдулась как шарик, смешно выпуская воздух, а потом прыгнула мне на шею. Не долетела, мелко пискнула, когда я её подхватил подмышки, а затем, зацепившись за плечи, всё-таки взобралась на нужную ей высоту и… полезла целоваться.

Это было неожиданно.

Целовались мы долго, со всей страстью подростков, давших себе немного воли. Миниатюрная громогласная японка уже давно была для меня близким человеком, но, несмотря на всю свою симпатию, я, сжатый со всех сторон необходимостью постоянно что-то делать или на что-то реагировать, не уделял внимания собственным эмоциям. Я относился к Рейко как к союзнику и другу, с которым придётся вступить в брак и наделать детей, но теперь приоритеты выставлялись в ином, правильном порядке.

Прижав к себе нервное и горячее тело, я сунул нос в макушку Рейко, вдохнув её запах. Как долго я был один? Не могу вспомнить обратного. Видимо, придётся учиться с нуля, как и полагается шестнадцатилетнему подростку. Рейко завозилась в моих объятиях, а потом несильно пнула коленом, намекая, что нам пора. И то правда.

…хорошо, что с первого этажа уже орали благим японским матом, а то мы могли бы зайти куда дальше поцелуя.

База гвардейцев в двух шагах от императорского дворца, обширной территорией похвастать не могла. Четыре здания капитальных трехэтажных казарм, в каждой из которых первый этаж отводился под механодоспехи, небольшой стадион, столовая, гараж на несколько машин, причальная мачта с двумя средними дирижаблями — вот и всё, чем был богат оплот последней защиты дворца. Громыхающие туда-сюда бойцы в своих объёмных доспехах усиливали общее впечатление скученности.

Я и Рейко в этом царстве военизированных механизмов, пота, тревоги и тестостерона выглядели как хмурый клоун с дочкой, перепутавшие военчасть с цирком.

Генерал Итагаки Цуцуми, мой непосредственный начальник, обнаружился возле одной из торцевых стен казарм, смотрящих на стадион. Был он человеком высоким и мускулистым, преисполненным всяческих достоинств и с неплохой родословной, но образ орла изрядно портили две вещи — его широкое лицо с упрямо поджатыми губами и тонюсенькими щелками глаз, а также гипертрофированная педантичность, которую он всю службу всеми силами распространял на окружающих. Особенно подчиненных.

Заложив руки за спину, генерал стоял перед раскрытыми ангарами «Паладинов». В двух шагах от него на ящиках сидел с несчастным видом никто иной как Уильям Феррерс, тут же одаривший меня неприязненным взглядом. Рядом с британским пилотом переминался с ноги на ногу его переводчик.

— Вы опоздали, Эмберхарт-сан! — тут же предъявил мне претензию генерал.

— Добрый день, Итагаки-доно, — приветственно поклонился я, не обращая внимания на тон военного. Генерал был одним из наиболее ярких защитников технического прогресса, не был замечен в интригах аристократов и пользовался большим доверием императора. Но давать вояке безнаказанно наезжать на себя я не мог, — Опоздание подразумевает договоренность о встрече заранее, чего не произошло. Досадное недоразумение. Надеюсь, что больше подобного не повторится.

— Я рассчитывал услышать другое. Например извинения, — попытка нависнуть надо мной у генерала провалилась, но его это ни грамма не смутило. Тонкие щелки глаз пристально буравили мои красные окулусы. Похоже, мой яркий внешний вид военного неслабо раздражал. Не дождавшись от меня ответа, мужчина язвительно осведомился, — Вы вообще в курсе, как функционирует армия, Эмберхарт-сан?

— Имею общее представление, но не помню, чтобы записывался в состав непобедимой армии Его Величества, — покладисто кивнул я, заставляя генерала хмуриться. Пришлось прояснить свою позицию, пока разговор не перерос в конфликт, — Господин генерал, я понимаю, что такое дисциплина и обязательность, но предпочитаю для начала обсудить и утвердить границы нашего сотрудничества. Если мы договоримся, то, в пределах этих самых рамок, я гарантирую вам свое подчинение.

— А если нет? — широкое лицо Цуцуми даже не дрогнуло.

— Я богатый человек, — пожатие плечами получилось само собой, — мне эта работа не особо нужна. Найдете другого.

Рейко переводила взгляд с меня на генерала и обратно. В её глазах отчетливо плескался ужас, возможно даже не наигранный. Потом придётся ей объяснить, что всё это значит. Я не мог отказаться от работы, но мог исполнять её совершенно по-разному. Генерал был моим начальником, но если мы не поладим, то спрос будет с него. Естественно, что он попытался меня прогнуть под свои хотелки, с чем не преуспел, но я со своей стороны продемонстрировал готовность работать на взаимовыгодных (адекватных) условиях. Цуцуми это понял, но понятия не имеет, что для меня значат эти самые «адекватные» условия. Возможно, я захочу гарем и ванну с шампанским перед каждым выходом.

— Уважаемый Итагаки-доно, — вновь обратился я к мрачному военному, — Хочу кое-что добавить. Вы, скорее всего, не в курсе, что ранее я готовился стать пилотом «Паладина» на службе Его Величества Генриха Двенадцатого. Я не планирую пользоваться здесь своим уникальным положением, выбивая себе какие-либо дополнительные привилегии, но и не допущу диктата над своей волей. Кроме службы у меня есть еще долг перед моим будущим родом.

Цуцуми помолчал, пожевал губами, а потом неожиданно кивнул, его лицо ощутимо расслабилось. До меня доходили истории, что он уже три раза летал в Англию, причем каждый раз он возвращался с большой неохотой, осаждая трон просьбами о выделении средств, людей и специалистов на планомерное изучений новых технологий и найм персонала.

— До меня доходили слухи о вашей славе, Эмберхарт-сан, — вполоборота сказал он, — Вы известны, как человек, чтящий договоренности. Думаю, мы найдем общий язык. Для начала, не будете ли вы так любезны поделиться со мной своими знаниями насчет «Паладинов»? Я как-то больше времени уделял современным СЭД-ам и их вооружению, а ваш коллега начинает сыпать техническими терминами, которые ни о чем мне не говорят. На данный момент я вижу перед собой два странных механизма, о которых известно лишь то, что они легендарны, непревзойденны и непобедимы. Я желаю знать реальное положение вещей.

— Реальное ничем не отличается от слухов, — вздохнул я, начиная лекцию, — Силовой эфирный доспех «Паладин». Номера, присущего большинству моделей, не существует благодаря уникальности конструкции, улучшить первый прототип так и не удалось. Рост — пять метров тридцать два сантиметра, вес — четыре с половиной тонны…

— Ничтожный вес для СЭД-а, — скривился Цуцуми, — Наши «Ямиину», переделанные из пражских «Кава», и то весят более пяти тонн, а они относятся к классу легких СЭД-ов. Непобедимый кузнечик?

— Прекрасно сказано, Ятагами-доно! — восхитился я, прикуривая и наблюдая, как оглядывающуюся Рейко утаскивают две незаметно подкравшиеся служанки в форменном кимоно дворцовых служителей, — Именно так и есть, непобедимый кузнечик. Как вы можете видеть сами, «Паладин» очень похож на закрытый латный доспех. Такую броню применяли во времена Рассвета Некромантов, стараясь сделать герметичной. Мертвые воины, бронированные подобным образом, были на редкость сложным противником…

Мой рассказ ушел чуть в сторону, описывая внешний вид ревентантов прошлого и их боевых возможностей. Это, кстати, того стоило — гады были настолько неубиваемы, что противник старался их утопить в болоте, завалить камнями или засыпать землей. Из-за успешности подобной тактики даже спустя три тысячелетия кто-нибудь нет-нет да откапывал немертвого воина, тут же возвращающегося к исполнению поставленной задачи. Кстати, именно из амальгамы, покрывавшей доспехи этих приспешников великих некромантов, и был в конечном итоге получен первый образец гладия, самого крепкого металлического сплава в мире.

Действительно, знаменитый на весь мир СЭД был совершенно непонятен приверженцу классики. Внешне «Паладин» выглядел как стройный и довольно длинноногий доспех, с непропорционально маленькой головой и руками до колен. На этом его описание можно было просто сворачивать, так как глаз ни за что не цеплялся. Не было характерных для СЭД-ов встроенных орудий, не было трубок теплоотвода, не были заметны сопла ускорителей. Про антенны связи, сенсорные «блинчики», нашлепки микрофонов для снятия звука со внешней среды тоже можно было молчать, только гладкие изгибы стальных форм, да непонятные утолщения на верхе торса — спереди и сзади. Короба ЭДАС-а тоже не было видно, что явно напрягало генерала, начавшего ходить вокруг одного из «Паладинов».

Я его более чем понимал. По сравнению с русским тяжелым «Шатуном» — сорокатонной махиной, несущей на себе с десяток единиц встроенного оружия, включая спаренную артиллерийскую установку, огнемет и два пушки калибра 130 мм, «Паладин» не просто не смотрелся.

Он казался насмешкой.

Четыре с половиной тонны!

— «Паладин» может бежать с максимальной скоростью в 84 километра в час, и прыгать на два-три десятка метров даже без применения ускорителей, — начал я с ухмылкой объяснять секрет непобедимости доспеха, — Его основное оружие, вы, Ятагами-доно, можете наблюдать стоящим прямо за самим корпусом — это аналог полуторного обоюдоострого меча под размеры СЭД-а. Попасть в набравшего скорость и маневрирующего «Паладина» из тяжелого вооружения, могущего пробить его броню, невозможно, — требуется попадание прямой наводкой из главного калибра линейного корабля тяжелого класса.

— Вы описали бронированного разведчика, которому зачем-то дали большой нож! — недовольно отрезал Цуцуми, — Я же вас просил описать, что есть ваш знаменитый английский «Паладин»!

— Это пятитонный неуязвимый кузнечик с мечом, выполненным из гладия! — злобно отрезал я, мусоля в губах сигарету и сверля взглядом вредного генерала, — Это даже не СЭД, это увеличенный железнодорожный доспех, с скелетной структурой, выполненной из чистого гладия, на которую навесили искусственную мышечную ткань на основе того же гладия, снабженную двенадцатью разнесенными по корпусу ЭДАС-ами высокой мощности! Затем всё это богатство закрыли серенитово-гладийной броней, получая в итоге «кузнечика», способного победить в одиночной схватке три любые другие модели СЭД-ов, а также почти любую миазменную тварь, включая уровень опасности «пожирателя городов»! Если «Паладина» будет использовать ветеран Механического Полка Его Величества Генриха Двенадцатого, то приведенные мной цифры можете спокойно умножать на четыре! А еще этот доспех не ломается, его механизмам нужен профилактический осмотр разве что раз в год!

— Как это — не ломается? — широкое плоское лицо Ятагаки изобразило неземной уровень изумления.

— Гладий и серенит, господин генерал, — устало выдохнул я, прикуривая еще одну сигарету, — Эти СЭД-ы чудовищно дороги, но практически вечны, если по ним не стрелять из больших пушек. Конструкция под броней состоит из металлизированных псевдомышц, которые, при эфирном насыщении, работают почти без эффекта трения.

— …на четыре… — бормотал генерал, рассматривая «Паладины» с совершенно другим выражением лица.

Сам знаменитый доспех во многом напоминал строение человеческого тела. Мышцы, связки, энерговоды — весь несущий каркас хомо сапиенса. В центре торса у «Паладина» располагалась дополнительно бронированная камера с пилотом, в которую был встроен единственный сложный элемент конструкции — сканер и модулятор аурных сигналов. Просто, невероятно мощно, великолепное кпд, но за неприлично огромные деньги и с высочайшими требованиями к пилоту.

— Вы меня убедили, Эмберхарт-сан, — Итагаки предпринял еще одну попытку авторитетно нависнуть, провалился, но его это не смутило. Он задрал подбородок, жевнул губами еще раз и наконец, нехотя сказал, — Однако, у нас есть одна очень неприятная проблема. Феррерс-сан отказывается исполнять свой долг как пилота, так и наставника, вместо этого требуя немедленно отправить его назад в Англию, где он планирует предстать перед трибуналом за неисполнение приказа. По его словам, это в десятки раз лучше, чем жить и служить в… «стране, зараженной магией».

Я оцепенел от подобного выверта судьбы, уставившись на начальство с немым удивлением. Даже мимику проконтролировать не получилось, нижняя челюсть проиграла схватку с гравитацией.

— Вы сегодня были вызваны сюда по одной причине, — хмыкнул Цуцуми, — Во дворце было высказано предположение, что пара патрулирующих улицы «Паладинов» окажет благотворное влияние на мораль граждан. Я с этим согласен. Вы, как земляк этого… человека, можете предпринять что-либо, могущее унять его трусость?

— У меня есть одна идея, Итагаки-доно.

Фереррс при моем приближении лишь презрительно усмехнулся и отвернулся. Сутулый блондинчик сидел на ящике, упираясь в него ладонями и задом, его ноги покачивались в десятке сантиметров над землей. Вокруг ящика уже валялось несколько смятых окурков — Уильям определенно «загорал» тут несколько часов.

— Эмберхарт, подите прочь! — процедил он, — У меня для вас ничего нет!

— О, это не страшно! — бодро заявил я, втыкая ему в бедро извлеченный из рукава нож так, чтобы надежно пришпилить англичанина к дереву ящика. Дождавшись, пока Уильям посмотрит в шоке на меня, я зарядил ему две тяжелые пощечины так, что голова придурка едва не оторвалась от тела. Пока парень ошеломленно тряс головой, я зашел к нему сзади, схватил за волосы, фиксируя на одном месте, и с удовольствием дал ему в ухо, чье участие в будущей беседе посчитал лишним.

— А теперь… — процедил я, дождавшись, пока полные слез, ужаса и боли голубоватые глазки вновь уставятся на меня, — …я проведу с вами, сэр Феррерс, урок истории. Он называется «Что такое Конкордат Заавеля»…

Глава 6


Левой. Правой. Левой… правой. Сено-солома. Сосредоточиться. Еще. Еще сильнее. Держать себя на пределе концентрации.

Левой. Правой.

Шагать. Так просто и так невыносимо сложно. Шагать разумом. Переставлять ноги аурой.

Вперед и только вперед. Я должен шагать, не затрачивая ни малейших усилий, автоматически точно так же, как делаю это своими собственными ногами.

Я — не хороший человек, с какой точки зрения не посмотри. Если взять нормы того, старого мира, 2020-го года той Земли, оставшейся в глубине эонов, то меня можно окрестить массой нелестных терминов. Злодей, демонолог, убийца, вор, рабовладелец и помещик, полностью плюнувший на идеалы равенства и братства, что есть единственный путь развития для разумной цивилизации. По убеждению некоторого количества людей. Хапуга, моральный урод, зарвавшийся сопляк, дорвавшееся до власти ничтожество. По убеждению всех остальных.

Нормы этого мира отнеслись бы ко мне чуть мягче. Подходящими эпитетами были бы «выскочка», «убийца», «хитрый и наглый отморозок».

Последнее я бы принял за комплимент.

Левой. Правой. Повторить. Еще и еще. Пусть идут часы, пусть резервуар с водой почти пуст, пусть я пропотел как последний грузчик, но надо идти.

Тем, из прежней жизни, рафинированным, «цивилизованным», потрясающим смартфонами и приучающим себя к мысли, что мир без выдающихся личностей — это норма, я бы послал ко всем чертям, благо дорогу знаю наизусть. Быть тем, кем являются они — чрезвычайно просто. Живи тихо, плати налоги, не нарушай закон, засунь свое мнение поглубже, подчиняйся всему, что назовут демократией. Умри без проблем, породив следующее поколение налогоплательщиков.

Широкая ниша. В неё входят все, от бомжа до видного предпринимателя, могущего позволить себе с пяток машин и отдых два раза в год на премиум-курорте. Падение, взлет, равномерный полёт — всё допускается, потому что все эти люди безлики. Один пропадет, на его место встанет другой. Требования к ним минимальны, жизни их мимолетны, имена их… не важны никому. Простая жизнь простых людей.

Дорвавшись до власти, такие люди первым делом задаются вопросом, как снять с себя ответственность за злоупотребление ей. Как не смешно это звучит, но им нечего терять кроме своей жизни, богатства и семьи. Что в итоге? Система, призванная регулировать всё с помощью капитала и закона, была настолько «мутной водичкой», что с нее кормились все и вся, от инспектора дорожной полиции до министров. Эксплуатация системы в своих интересах стало… достоинством.

Разумеется, люди не особо меняются от мира к миру, здесь происходит то же самое. Но гораздо реже, потому что многие из власть предержащих должны следить за чистотой своего имени, не допуская даже подозрений на свой счет. Сословное разделение — меч обоюдоострый, потерять можешь куда больше, чем какую-то жизнь.

Распаленный мыслями, я шагаю, еле успевая шептать «левая-правая». В глотке пересохло как в пустыне, но тело и разум наконец-то вошли в ритм.

Сложно быть хорошим человеком, особенно после того, как тебя предала страна и твоя собственная семья. Знать, что растили на убой, готовя тебе участь в разы более худшую чем смерть. Понимать, что ты сидишь в клетке, размером с целую страну, с запущенными в нее бешеными крысами, сходящими с ума от одного только слова «волшебство». Добросердечие, чувство справедливости, желание напричинять блага окружающим и цивилизации в целом — недостижимая роскошь. Или глупость.

Я отдавал себе отчет в том, что среди всех людей, погибших от моей руки или по моей же вине, виновным можно было бы считать лишь одного главаря якудзы, да и то потому, что тот обнаглел сверх всякой меры. Все остальные — бандиты, гвардейцы, убийцы, охранники сестры… все они против меня лично ничего не имели. Большинство из них просто исполняло свой долг, да и то, по отношению к совершенно другим людям.

Вина? Нет, не чувствую. Если у кого-то со мной проблемы, попробуйте меня пристрелить.

Люди — мастера лицемерия и самооправдания, способные на невероятные достижения во имя желания обелить себя. Это не удивительно, учитывая, что не только своя шкура ближе к телу, но также и то, что в этой самой шкуре никого кроме нас нет. Обычно. Эмберхартов не касается, но я сейчас думаю обо всех скопом. Проделав что-либо сомнительное, хомо сапиенс начинает искать себе оправдание, если у него есть совесть. Если же последнего в организме мало, то он просто плюёт на последствия и чужое мнение. Большинство известных мне моралистов ни разу в жизни не стояли ни перед сложным выбором, ни перед возможностью откусить жизненных благ, пожертвовав своими убеждениями. Именно убеждениями, потому как воспитать полноценные принципы жизнь им просто не дала.

Я не хороший человек. Я — Алистер Эмберхарт, чья сила, воля, воспитание и происхождение с легкостью сожрали, переварили и впитали то аморфное, но богатое знаниями создание, чье имя и фамилию я не собираюсь вспоминать. Именно потомок английского лорда нажимает на спусковой крючок, рискует жизнью ради чести, смотрит в глаза демоническим созданиям, пытает сестер и бывших телохранительниц.

…а еще урабатывается едва ли не насмерть, пытаясь научиться с первого раза управлять доспехом.

На последнем издыхании я доковылял до места отдыха, встав на нем определенным образом. Зажужжала лебедка, щелкнули захваты, короб ЭДАС-а с вкусным чавканьем отсоединился, позволяя мне распахнуть доспех и выползти наружу. Осуществив давно желаемое, я уперся рукой в стену, жадно глотая свежий воздух.

— Воды, милорд?

Желание причислить дворецкого к лику святых было тут же смыто сухим тоном человека, которого я здесь увидеть не ожидал никак.

— Что же, Эмберхарт-сан, я рад видеть, что времени вы не теряете.

— Итагаки-доно, добро пожаловать ко мне домой.

Поклон получился отвратительным, но генерала это не смутило, как и запах, исходящий из нутра раскрытого доспеха. Цуцуми подошел вплотную к стоящему на стенде СЭД-у, принявшись пристально разглядывать внутренности «Свашбаклера».

— Вы уверены в том, что оттачиваемые на нем навыки подойдут для работы с «Паладином»? — наконец спросил он.

Я, закончив пить и обливаться остатками воды, принял у Уокера сигарету, закурил от зажжённой им же зажигалки и смачно затянулся.

— Безусловно, Итагаки-доно. Этот провалившийся прототип использовался как тренировочный доспех для обоих сыновей Его Величества Генриха Двенадцатого. Питаю подозрение, что столь шикарным подарком лично мне король попытался компенсировать низкое качество присланного пилота. Либо… наоборот.

«Свашбаклер» был самым что ни на есть прозаичным железнодорожным доспехом. Только выполненным по технологии «Паладинов», из-за чего мог нести на себе полноценный ЭДАС. Правда, всего один, но прелести моего «рыцарского» доспеха это отнюдь не убавляло. Конечно, эта железяка еле могла потянуть по боевым качествам на одну десятую «Паладина», а также под нее не было разработано никакого вооружения, но все демоны ада и Дарион Вайз на подтанцовке! Это был мой личный СЭД!

Хотя толку от него пока не было никакого, кроме как возможности учиться водить его и «Паладина» в домашних условиях. Принципы управления были почти идентичны.

— Благодаря вам «качество» Феррерс-сана пострадало куда сильнее, чем хотел бы император, — желчно заявил генерал, скрещивая руки за спиной.

— Кто ж знал, что он окажется гемофобом, — пожал я плечами, затягиваясь, — Но… не благодарите.

— Не буду, — отрезал Цуцуми, отворачиваясь. Тем не менее, я услышал тихое, — …хотя хочу.

Феррерса мне пришлось залатать «порошком Авиценны», но этот гад, придя в себя, устроил истерику, что его вид с срезанными штанами совершенно неподобающ на глазах у откровенно ржущих японцев. Пришлось снова бить, на этот раз он увернулся, я попал ему по носу, брызнуло куда больше крови, и англичанин вновь ушел в неадекват. Со злости засыпав ему в сломанный нос порошка, я навсегда утвердил кривизну этого органа обоняния, а потом просто тряс субтильное мямлящее создание, пока оно не стало готово к вдумчивому общению. Бил я его с этого момента только поддых.

Впрочем, если у этого потомка какой-то незначительной семьи есть хотя бы грамм соображения, то мне его вскоре нужно будет ждать с очень большими извинениями. Долг Уильяма по отношению ко мне и Итагаки был буквально равен его никчемной гемофобной жизни. Пилот «Паладина», боящийся крови… почему мне слышится эхо королевского смеха в сопровождении хохота куриц Туманного Альбиона?

«Конкордат Заавеля».

Несмотря на полную несостоятельность монотеистических религий абсолютного толка, вроде христианства или ислама, Ватикан в этом мире существовал, являясь чрезвычайно важным элементом цивилизации. Крохотная и совершенно закрытая страна была территорией, на которой утверждались законы мира, эдакой ООН по чрезвычайным ситуациям, выйти из которой ни одной стране мира было невозможно. Именно в Ватикане готовили охотников на ведьм и инквизиторов, именно там проходили сертификацию и профильное клеймение химерологи и алхимики. Именно оттуда к нам, скорее всего, уже неслись несколько сверхскоростных черно-белых дирижаблей, несущих в своих каютах небольшое высокопрофессиональное войско искоренителей.

Условия «Конкордата Заавеля» были общеизвестны, накрепко вбиваясь в вихрастые головы учеников начальных классов, но я был совершенно не удивлен, что наш с Цуцуми общий сутулый друг позабыл одно из главных положений, касающихся служилого дворянства. Бедолага Феррерс скорее всего учился последние годы как проклятый, даже не удивлюсь, если медитировал вместо сна. Параграф 4.3.9 гласил, что каждый аристократ на военной службе в случае угрозы магического характера должен поступить в распоряжение руководства страны, на территории которой находится. Причем, это неукоснительное правило соблюдалось, даже если этот самый военнообязанный в данный момент находился в армии вторжения, воюя с этой самой страной. Отказ — смертная казнь.

История сохранила эпизоды 600-летней давности, когда наступающая армия голландцев вышла из окопов, а защищавшиеся на последнем издыхании шведы возглавили наступление на шатер брата собственного монарха, решившего переломить ход сражения с помощью магии. Разумеется, были десятки куда менее неприглядных эпизодов, где воюющие стороны пытались воспользоваться фальсифицированной тревогой для получения преимущества в бою, но после прилета ватиканских кораблей всё вставало на свои места… с потрясающей эффективностью, достигаемой с помощью не менее выдающейся жестокости.

Феррерс был обязан нам жизнью.

Сунув руку в проветрившиеся потроха «Свашбаклера», я с усилием провернул едва виднеющийся среди пучков искусственных мышц переключатель. Доспех недовольно захрюкал и зарычал, защелкиваясь и пыхтя паром во все стороны — он закрывался, стравливая излишки эфира из накопителей. Я улыбнулся и помахал рукой Рейко, хмуро рассматривающей меня из окна своей комнаты, в ответ коротышка воинственно погрозила мне кулачком… подпрыгивая, чтобы я смог его разглядеть. Она явно не была в восторге от сидения в своей комнате, которую мы наспех обшили сеткой из серенита.

— Завтра вы патрулируете в «Паладине» районы Эбису, Сибуя и Хироо, Эмберхарт-сан, — проинформировал меня генерал, вручая пачку документов, — Здесь подтверждение за моей подписью о том, что вы можете использовать этот… механо-доспех на территории Японии, а также свидетельство, что он является вашей собственностью. Жду вас завтра на базе, не позже восьми часов утра.

— Подождите, Итагаки-доно… — сказал я ему в спину, получая в ответ недовольный взгляд сильно не выспавшегося и встревоженного человека, — …у меня к вам есть еще один вопрос.

Через двадцать минут мы с генералом уже летели над Токио. ЭДАС военного дирижабля размеренно и недовольно ухал, освобождая окружающее нас пространство от разреженного в воздухе эфира, но свято место пусто было совсем недолго — Итагаки генерировал внушительные объемы нервозности, подозрительности и недовольства. Но рассказывать — рассказывал.

Марш колдунов, крыс и ходячих мертвецов был нейтрализован настолько оперативно, насколько это было вообще возможно, но проблемы были доставлены в полном объеме. Горожане паниковали, приезжие пытались покинуть страну, знать закрывала свои кварталы, выводя на улицы рядовых бойцов, хабитаты закрывали въезд всем и вся. В воздухе не было ни одного дирижабля, по любой машине, не несущей на себе цвета японской армии, открывался огонь.

Но это все были мелкие проблемы. Через несколько часов по Токио пойдут трамваи с громкоговорителями, оповещающими жителей города о истреблении волшебников и отсутствии угрозы. Настоящая беда шла с другой стороны.

Хотя, вполне можно было сказать, что она собиралась вылететь, чтобы как следует клюнуть страну в самое мягкое и чувствительное место.

«Конкордат Заавеля» предписывал оказать пораженной волшебством стране максимально возможную поддержку под эгидой Ватикана. На данный момент Его Императорское Величество уже получил уведомление от двенадцати стран, готовящих экспедиционные отряды. Большие. Экспедиционные. Отряды.

Северная Америка и Индокитай были в числе первых.

Что тут говорить? Для японцев, с трудом переваривающих ничтожное число туристов на территории их благословенной Страны Восходящего Солнца, эти новости были просто ужасающими. Горестно вздохнувший Итагаки повертел головой, а потом признался, что двор последние двое суток ему напоминает принцессу клана, сидящую в горящей башне с уведомлением о будущем изнасиловании, полученным от местного главаря разбойников. Я прикусил себе губу до крови, чтобы не захохотать, а вот Эйласта ничего не сдерживало. Заливистое ржание демона внутри заглушило остальные слова генерала.

— Эмберхарт-сан, вы осознаете последствия вашего заявления? — посуровел генерал.

— Целиком и полностью, Итагаки-доно, — кивнул я, раскрывая портсигар, — Мне нужно увидеть пленных колдунов.

— Это наводит меня на крайне нехорошие мысли.

— Скорее всего, я после этого потребую немедленной аудиенции у императора, — кивнул я, заставляя вояку закаменеть чертами лица.

— На осознание совершенно не похоже, — наконец выдохнул Цуцуми, — Не могу себя избавить от мысли, что совершаю грандиозную ошибку… как и от искушения отдать приказ о вашем аресте. Мы имеем дело с магией, к императору обладают правом доступа люди, которых можно пересчитать по пальцам одной руки, а вы хотите, чтобы я, совершенно не владея ситуацией, пропустил к нему очень молодого человека, только что контактировавшего с магами.

— Мне нет никакой нужды «контактировать с магами», — скривился я, — Раненные, без сознания, со спины, с задницы, подвешенные на дыбе — плевать на их состояние, главное, чтобы они были живы. Расстояние и время тоже не критичны, покажите мне пару штук этих ублюдков метров за десять, этого вполне хватит. Насчет Его Величества всё еще проще, он согласится дать аудиенцию сам.

— У вас мания величия, — сердито выплюнул генерал, но я уловил в его голосе сомнение, — Если бы я изначально не имел особых инструкций…

— Отнюдь, — запротестовал я, — Сейчас мы с вами, уважаемый начальник, действуем исключительно в интересах страны, поэтому я и настаиваю на аудиенции. Когда мне нужно было в личных целях донести свое мнение до Его Величества, то действовать пришлось иначе.

— И как именно вы действовали?

— Планировал раскритиковать систему образования Японии. С оглаской на мировом уровне.

Генерал поперхнулся.

На тюрьму пришлось потратить два часа. Несмотря на то, что статус Итагаки был одним из наиболее близких к понятию «вездехода», моя юная, наглая, курящая и обряженная в красное персона вызывала у всех и каждого множество вопросов. Режим всеобщей тревожности и паранойи крайне плохо лег на педантичность и безынициативность японцев — в трех местах тюрьмы наш небольшой отряд из генерала, меня и нескольких порученцев-охранников чуть не угодил в перестрелку. Последний раз, кстати, по вине сдавших нервов Цуцуми.

Когда я, бросив лишь пару взглядов на сидящих по серенитовым камерам грязным фигурам с замотанными лицами и скованными конечностями, сказав, что «здесь всё, а теперь нам надо к императору», у генерала задергался не только глаз, но и пальцы на руках.

Это были лишь цветочки.

Я совершил большую ошибку, не продумав своих действий и их последствий. Сейчас, следуя в кильватере у пыхтящего злого генерала через весь дворец, я весь такой красивый в развевающемся красном плаще, ловил на себе взгляды каждого первого из встречных.

А их тут хватало. Дворец кишел охраной и кишел представителями родов и кланов. Прущий напролом Итагаки приманивал к себе взгляды и интерес лучше любой гейши из Йошивары.

Не так я хотел выйти в свет, ой не так…

В комнате ожидания было очень неуютно. Возможно, из-за наведенных на меня турелей, рассматривающих посетителя с потолка, хотя я в основном грешил на взявших нас на мушку автоматонов совершенно незнакомого мне вида. Кряжистые фигуры в причудливых доспехах из полированной бронзы, с головами, стилизованными под местных демонов, угрожающе обступили нас с генералом со всех сторон, почти прислонив строенные дула чудовищных дробовиков к нашим бокам. О такой мелочи, как двое комаину, рассматривающих меня с параноидальной ненавистью голодных цепных псов, я вообще не хотел бы заикаться. Разумные, в отличие от механических конструктов, ошибки совершали в разы реже.

Замерший как изваяние слуга у двери, ведущей в кабинет монарха, умудрялся выглядеть еще более свирепо, чем комаину. Его ненависть по отношению к нам, беспокоящим монарха в такое время, чувствовалась даже зябко передергивающему плечами генералу.

— Эмберхарт.

Мое имя в устах Кейджи Таканобу прозвучало как выдох. Взглянув на правителя, я испытал острое желание его пристрелить. Из жалости. Он выглядел хуже, чем измученная Цурума в свое время, и даже хуже Момо, которая возвела изнеможение в ранг искусства. Зрачки разного размера, испещренные красными прожилками белки глаз, темные провалы под ними. Человек осунулся и обессилел настолько, что мне было кристально ясно — без сильного наркотика он просто не сможет заснуть. Испытываемый императором стресс был неимоверен.

Вежливость? Почтение? Японские именные суффиксы? Нет времени.

— Каждый из волшебников телокрад. Давно угнездившийся. Странный, — сухо отчитался я и застыл в одной позе.

Император глубоко вздохнул, потёр ладонями лицо. Сначала слабо, а потом все сильнее и сильнее.

— Скольких ты проверил?

— Одна на Гаккошиме, четверо в тюрьме. Всех, кого я видел.

— Хорошо, — устало кивнул монарх, двигая по направлению ко мне бумажку, — Это номер телефонного аппарата моего посланника. Звони ему в таких случаях, он Посвященный. А еще…

Противный переливчатый визг наполнил помещение. Я чуть не подскочил, а император, быстро сунув руку в один из ящиков собственного стола, извлек из него ярко-желтую телефонную трубку. Выслушал. Вздохнул. Вернул все назад и посмотрел на меня.

— Следующая атака, Эмберхарт-кун. Восемь из двенадцати энергостанций Токио взорваны. Магией.

Домой я летел глубокой ночью, набитый мрачными предчувствиями как пиньята мелкими конфетами. Не ожидая никакой награды за предоставленную информацию, я, тем не менее, совсем не ожидал, что Кейджи Таканобу решит усложнить мне жизнь. Но император, возлюби его боги во все залысины, все-таки отыскал такой способ. Ранним утром моим гостеприимством и защитой собирался воспользоваться никто иной, как Таканаши Кей вместе со всем своим гаремом. Мысль о том, что мой дирижаблик получил полное право намалевать у него на пузе знак принадлежности к военным силам Японии, грела слабо.

Летать, ходить и ползать за пределы своей крепости у меня не было ни малейшего желания.

Дома, однако, тоже были сюрпризы в виде семьи из семи человек, просящихся под мою защиту. Семья Перссон прибыла в Японию на некоем хорошо известном мне судне, носящем имя «Граф Домин». Муж и жена неполных пятидесяти лет, два взрослых сына, две девушки-подростка с младенцем. Шведов выставили на порог в Мезальянс-холле, но снабдили моим адресом, как последней надеждой, чем они и воспользовались. Прогнать мещан в такое время у меня не поднялась рука, поэтому, махнув вышеупомянутой конечностью, я поручил их заботам Уокера и повалился спать.

Глава 7


Городская энергостанция — колоссальный сборщик эфира, питающий тысячи домов, обеспечивающий свет, водопровод и активность канализационных фильтров. Из-за специфики работы, каждая такая станция представляла из себя огромный многоэтажный «цветок» металла, вольготно разлегшийся на земле, соединенный с целой системой меньших «соцветий», расположенных в местах, удобных для сбора. Производство-мечта с точки зрения человека из моего бывшего мира — никаких движущихся частей, не требуется никакого обслуживания. Лишь один человек, сидящий в каморке над морем собранной гудящей энергии, который лениво следит за предохранителями, срабатывающими раз в десятилетие. Задачей человека является только дергать рубильник, понижающий сбор эфира во время Бурь.

Магия смогла превратить восемь из двенадцати смотрителей в шестьдесят-восемьдесят килограммов первоклассной взрывчатки. Восемь чудовищных взрывов и восемь лучей освобожденного эфира, устремившиеся в небо. Расплавившиеся сердцевины «цветков» и тьма, опустившаяся на город.

К такому жизнь японцев не готовила.

За прошедшую неделю мы около десятка раз отражали полноценные попытки штурма бывшей мастерской Граевского, чьи светящиеся окна в первую ночь привлекли слишком много ненужного внимания. То, что потом мы их занавесили плотными портьерами, помогло слабо, так как приходилось включать внешние прожекторы, чтобы видеть по кому стреляем. На свет шли новые — якудза и портовые банды, лелеющие надежду устроить из нашего с Рейко дома личную крепость.

С наступлением дня бандиты исчезали, зато появлялись мирные жители, привлекаемые трупами этих самых воров и бандитов. Выстрелы сменялись криками и мольбами о защите. Никто не чувствовал себя в безопасности, как бы не уверяли орущие громкоговорители. Мои прогулки на «Паладине» тоже не несли народу то воодушевление, которого все так ждали.

— Когда это кончится?!!

— Что делают власти?!

— Ты так просто так гуляешь тут?!!

— Дайте нам свет и воду!!

По бокам дороги, по которой я шел, стояли люди, рассматривающие марширующего «Паладина» без малейшей симпатии. Они ругались, выкрикивали просьбы, вопросы и проклятия.

— Внимание! — начал повторять я в присоединенный к СЭД-у мегафон текст на сегодня, — Жители района Эдогава! Сегодня, в четыре часа пополудни, в вашем районе будет энергия в течение двух часов! Внимание! Жители района Эдогава! Сегодня…

И так раз за разом. В первые дни, когда работу четырех энергостанций настроили на поочередное запитывание районов, мне в спину неслись крики благодарности и восславления императору. Сейчас уже до людей дошло, что наступившая беда быстро не уйдет.

Один плюс — «Паладин» я водил день ото дня лучше. Монотонные ежедневные движения позволяли прочувствовать многие тонкости управления этим чудом техники. Шаги становились ровнее, походка гибче, навык постепенно рос. Если в первые два дня каждый мой шаг выбивал щебенку из мостовых в переулках, то теперь СЭД почти ничем не отличался от идущего человека. Еще б в спаррингах поучаствовать, но увы, Феррерс сейчас в Киото. Там дела куда хуже.

Нужно отдать должное гражданам этой страны. На них обрушилось худшее зло, что было придумано человечеством, а при этом слышно лишь вялое недовольство. В Лондоне бы даже законопослушнейшие из граждан вышли бы на тропу мародерства, а что здесь? Лишь отребье шарится по домам. Более половины кланов якудза, представляющие из себя старые и уважаемые семьи, сейчас патрулируют улицы городов наравне с собранным народным ополчением, позволяя регулярным частям отвлечься на хабитаты.

Я ускорил шаг, проходя мимо развернутой полевой кухни, подключенной к переносному ЭДАС-у. Подпрыгивающие у котлов девочки, внезапно оставшиеся без эфира, возмущенно махали мне руками, а очередь людей с тарелками рассматривала лучший боевой СЭД мира как какашку, прилипшую к подошве сапога. Конечно, кто будет любить солдат, которые не побеждают врага, а просто ходят с умным видом по окрестностям?

Пора на базу. Проорав еще несколько раз о времени включения энергии, я повернул СЭД к трамвайным путям. Утвердив ступни «рыцаря» на рельсах, я скомандовал доспеху перейти в режим поездки. Задние части стопы чуть изменились, выпуская захваты и колеса, а потом я поехал, как какой-нибудь гуманоидный трамвай.

Все СЭД-ы легко разделить на три поколения — начальные машины, больше напоминающие шагающий трактор, топорщащийся стволами едва ли не во все стороны, их современная эволюция в нечто более человекоподобное, с развитыми манипуляторами, а значит и возможностью использовать широкий и нефиксированный арсенал вооружения, и, наконец, «Паладины» — самые человекоподобные, с совсем бедным арсеналом.

Основная разница была в методе управления грохочущей кучей брони, пушек и механизмов.

Первые СЭД-ы были скорее автоматонами с местом под пилота. Последний сидел, командуя техникой с помощью тычков сфокусированной аурой по кристаллу. В тех машинах человек был скорее погонщиком примитивного робота, назначая последнему ряд понимаемых им команд. Разумеется, ни о какой точности стрельбы в те времена речи идти не могло, поэтому древние СЭД-ы оснащались огромными осколочными пушками и бомбометами… либо отдельными местами для стрелков и наводчиков.

Управление современным доспехом было уже на качественно ином уровне. Пилоту, вместо тыкания собственной аурой, уже вручался куда более точный инструмент, в виде управляющего кристалла иного рода, на который той же аурой нужно было воздействовать непрерывно. Больше всего подобное вождение напоминало игру с приставкой перед телевизором, что на порядок превосходило обратную связь старых устройств. Пилоты со временем учились филигранно работать с «аурным джойстиком», что очень благоприятно сказывалось на управлении стальным монстром. Основным минусом подобного подхода было печальный факт — переучиться на другую модель пилоту было чрезвычайно сложно.

В «Паладине» или моем уникальном «Свашбаклере» пилот должен был растягивать собственную ауру на весь доспех. Фиксируя её в неестественном для собственного организма объёме, управляющий СЭД-ом человек получал возможность действовать доспехом как собственным телом. Это было неприятно, неудобно, непривычно… и в обычной ситуации требовало долгой практики, но «Свашбаклер» здесь выручал неимоверно — мне приходилось двигаться в механодоспехе ровно так же, как я хотел, чтобы двигался он. Навык рос как на дрожжах. Бронированное «яйцо» кабины «Паладина» таких преимуществ не предоставляло.

Дома… было неуютно, как и всю неделю до этого. Везде, где только можно висели сетки из серенита, позволяющие японцам чувствовать себя более-менее комфортно рядом с постоянно работающими ЭДАС-ами здания. Помимо этого металлического великолепия, присутствовало еще и энное количество народу за оградой, который был занят оттаскиванием трупов ночных налетчиков. В вспомогательных зданиях у нас обретался мой неприятного вида конь, семья Перссонов, с которой я так еще и не нашел времени пообщаться, и еще четыре гвардейца, выделенные Итагаки на охрану нас и гостей. Плюс Таканаши Кей и его семь девушек. Поневоле захочешь в дозор или на рыбалку.

Хорошо, когда дома много рук, способных держать оружие… но у меня-то они не способны!

Впрочем, всегда может быть хуже, что было мне продемонстрировано за ужином.

Вяло тыкающий палочками в тарелку Таканаши Кей зрелищем был уже почти привычным, как и его тихо шушукающийся гарем. Родовитые красавицы выглядели куда бодрее своего угрюмого «султана», да и всем остальным отличались в лучшую от него сторону. Далее мой взгляд уперся в Рейко, что вела себя крайне подозрительно — ерзала, дергалась, бегала глазами где угодно, но упорно избегая моего взгляда. Причина такого поведения сидела по правую руку от моей невесты, мило улыбаясь и приятно выглядя.

…в домашнем кимоно напротив меня сидела, мирно и изящно потребляя запеченую рыбу никто иная, как Омори Чика. Моя неудавшаяся невеста, студентка Якусейсшо пятого курса и одна из самых красивых и завидных невест Японии.

— Я нижайше прошу вашего дозволения использовать принадлежащий вам СЭД «Свасбакрер» для тренировок!

Распластавшаяся в позе «великой просьбы» на полу моего кабинета девушка была близка к тому, чтобы меня смутить. Я, как и многие другие европейцы, придавал поклонам кардинально другое значение, чем жители японской империи, поэтому вид коленопреклоненной девушки с вытянутыми вперед руками изрядно выбивал из колеи. Высокой и красивой девушки благородного происхождения, которая в свое время приняла мой категорический отказ взять её в жены, возглавив тем самым угасающий род Омори.

— Свашбаклер… — автоматически поправил её я, наблюдая за тем, как совершенно невозмутимый Уокер стоит рядом с сидящей на полу красавицей. В руках дворецкого был поднос с двумя чашками чая. Чика не разгибалась, Рейко пряталась за высокой спинкой стула для посетителей, а Чарльз стоял, получая какое-то свое особое удовольствие. Тяжело вздохнув, я произнес, — Омори-сан, встаньте пожалуйста. Я не вижу никаких причин, чтобы отказать вам в этой просьбе.

Отказывать я и не думал, более того, предполагал, что Омори рано или поздно появится возле механо-доспеха. Но не думал, что так рано… А девушка и не думала разгибаться.

— Нижайше прошу вашего позволения остаться у вас в гостях на время тренировки!

Вот же… она уже в домашнем, какого хр… Рейко выглянула из-за спинки стула, увидела мой взгляд и тут же спряталась назад.

— Если госпожа Иеками не имеет ничего против, то и я буду рад оказать вам гостеприимство, — прозвучало немного ядовито, но коленопреклоненная просьба «я у тебя поживу немного?» — это скорее какая-то извращенная насмешка.

Чика выпрямила руки, отрывая лоб от паркета, и демонстрируя мне декольте полураспахнутого кимоно, открывающее глубину аж до трусов… если бы они были. Я сглотнул тяжелый, твердый и горячий комок кофе, прилагая все возможные силы, чтобы удержать аристократическое выражение лица. Эйласт взвыл от хохота, что еще сильнее ударило по самооценке. Убедившись, что я все понял и увидел, долбанная Омори со всего размаху долбанулась лбом об пол и возопила:

— Нижайше прошу вас зачать со мной ребенка, Эмберхарт-сама!

Абсурдность ситуации медленно, но неукротимо вступала в мой разум. Мы посреди густонаселенного города империи, страдающей от организованной атаки неизвестного культа, подготовившего и оперирующего волшебниками. В осадном положении. Благодаря моей личной паранойе, удаче и подготовке, бывшая мастерская Граевского стала крепостью, чья территория почти примыкает к неблагополучному району доков, куда патрули военных ходят днем и минимум по десятку. Каждую ночь турели и стоящие на часах люди стреляют на поражение в бандитов, воров и прочий сброд. И тут ко мне в кабинет, в святая святых, вламывается девочка, требующая покататься, пожить и потрахаться. Перед прячущейся от меня за стулом будущей женой, которая по идее должна, наоборот, рвать, метать и оставлять подпалины на стенах.

А она прячется.

Это «жжж» … неспроста. Я чуть-чуть приоткрыл дверцы своей души, впуская тоненький ручеек Тишины в реальность. Ох уж этот молодой организм, вспыхивает от чего угодно.

— Омори-сан, Иеками-сан предлагаю нам всем здесь присутствующим сделать вид, что никто не слышал эту неуместную шутку, — вздохнул я, массируя себе виски, — но, также вынужден заметить, что крайне негативно отношусь к попыткам моей невесты решать, кто именно должен находиться в моей постели.

— Ариста… — высунулась из-за спинки Рейко. Вид она имела виноватый, но решительный, в то время как Чика позы не изменила. Сероглазая коротышка, покосившись на пятикурсницу, продолжила, — Омори-сан хочет ребенка. Способного. И мы…

— И вы допустили ошибку, если подумали, что у вас есть хоть малейший шанс меня убедить принять в этом участие, — я закурил, по чуть-чуть усиливая напор Тишины, вымывающей из меня злость и раздражение, — Мистер Уокер, будьте добры нас покинуть. Омори-сан, встаньте, в просьбе отказано.

Злился я не на саму Чику и не на пыхтящую сейчас Рейко. За всем этим делом торчали уши императора. Он, конечно, большой молодец, даже во время кризиса не забывает о том, чтобы тащить страну вперед. А как её тащить? Правильно, научно-технический прогресс и СЭД-ы. Только вот беда, пилотов у Японии нет и не будет. Приглашать чужих? Искать наемников? Империя не настолько богата. А тут практически идеальная комбинация — возрождающийся новый род и умерший старый, достаточно лишь перегнать ресурсы из одного в другой, уговорив поработать некоего Алистера племенным жеребцом. Я бы поаплодировал настолько простой и эффективной идее, если бы не два «но» — они впутали в это дело Рейко и решили, что раз я изгнан из Древнего Рода, то могу позволить себе торговать кровью направо и налево.

— …а ты думала, что к тебе пришла с горем подруга? — закончил я вопросом длинную нотацию, за время которой Омори так и не подняла головы.

— Ну если ты даже и прав, то что такого?! — уперла ручки в бока упорствующая Рейко, — Многие аристократы ходят налево! От этого появляются дети! Почему ты не хочешь помочь стране, если это тебе ничего не будет стоить?!

— А почему твои предки шесть сотен лет брали в жены мещанок, а не дочерей благородных родов? — парировал я.

— Это совсем другое!

Рейко определенно не желала уступать, что натолкнуло меня на нехорошие мысли. Раз она так ратует за этот адюльтер, значит вполне могла сгоряча что-то пообещать. Эти японцы и их мания селекционирования…

— Компромисс! — рыкнул я, указывая на стоящую на столе свечку, — Вот это зовётся «ахейской свечой». Она не сгорает, не портится, не тухнет. Она служит знаком статуса, знаком достоинства. Здесь она стоит по праву. Если Омори-сан сможет обрести себе такую свечу, то я удовлетворю её… прошение и ничего не потребую взамен. Даю слово!

— Ты принимаешь решение один?! — взвилась Рейко.

— Я принимаю решение за себя, — холодно отрезал я, — Точно также, как ты до этого выступала на стороне чужого человека перед своим будущим мужем.

— Насчет мужа мы теперь посмотрим! — Рейко быстрым шагом ломанулась к двери, распахнула её, рявкнула «Дурак!!» во всю глотку и ожесточенно шарахнула несчастной деревяшкой об косяк.

Омори вышла следом, бросив долгий и задумчивый взгляд на свечу.

Я откинулся на спинку стула и выдохнул. Что это было?

— «Твоя… невеста, возможно уже бывшая, отличается весьма прагматичным характером», — дипломатично прошептал Эйлакс, — «…но, как я понял, её будущий род лишен каких-либо активов, за исключением твоих. Вполне возможно, что ей очень много предложили за запрашиваемую услугу».

— «И она решила попробовать узнать, насколько распространяется её будущая власть как главы рода», — на меня навалилась меланхолия. Попытку прогиба я предполагал куда позже… да и не в таком щекотливом деле.

Чистка револьверов всегда действует успокаивающе. Поворошив ящики стола и пару тайников в кабинете, я извлек с десяток единиц огнестрельного оружия, уютно дополненных несколькими гранатами оборонительного и атакующего типа. Легран не оставляла своих милых привычек, от чего на сердце стало чуть теплее. Разложив все на толстой тряпице, я приступил к работе.

Сигарета, кофе, металлические щелчки, линза для вдумчивой оценки извлеченных патронов. Разобрать, протереть, смазать, удалить излишки масла, собрать, проверить. Щелк, щелк, клац, щелк. Медитативное занятие. Нужное занятие.

Картина мира дала трещину. Вчера только мы запоем целовались, спрятавшись от Анжелики за портьерой, а сегодня столкнулись рогами. Причем повод-то даже не ничтожный, повод сам по себе с отрицательной смысловой нагрузкой! Какая муха её укусила устраивать эту сцену прямо при дворецком? Какого дьявола Рейко вообще не подошла ко мне обсудить всю эту ересь, а сразу встала в позу, да еще и не на моей стороне?

Чувствовал я себя паршиво. Ситуация, с моей точки зрения, сама по себе не стоила и выеденного гроша. Но доверие к коротышке у меня серьезно подорвалось. Я сидел, бездумно гонял цилиндрики патронов по столу, и вместо того, чтобы анализировать каждый жест и слово промелькнувшие в прошедшей… перепалке, занимался тем, что пересматривал все поступки сероглазой Иеками с новой, совсем не радужной точки зрения.

Скрип петель вырвал меня из мыслей, заставив рефлекторно схватиться за первый попавшийся револьвер и направить его ствол на дверь.

— Ох, я не вовремя. Или вовремя? — осторожно предположил Накаяма Минору, а точнее Дарион Вайз в его обличии. Одержимый аккуратно выглядывал из-за косяка с вполне обоснованной опаской. Простых боеприпасов я в кабинете не держал.

— Заходи, — предложил я, кладя оружие на место, — И дверь закрой. Рассказывай, где пропадал.

Не знаю, мечтают ли демоны о приносимых им в жертву девственницах, но подхалтурить они были отнюдь не дураки. Дарион Вайз, узнавший о атаке Японии с помощью магии, тут же оформил себе отпуск, чтобы с великим энтузиазмом нырнуть… в канализацию. Демон совершенно справедливо предположил, что в начавшемся хаосе его роль поверенного будет мало востребована, а уж призвать его в случае чего я смогу — поэтому решил помочь своему собрату, который в этой самой канализации и сидел. Кагион Эззи, второй демон, вселенный мной в чужое тело, обретался под доками, занятый копанием в делах чересчур долго прожившего контрабандиста, занимавшегося продажей человеческих душ.

Вместе эти два порождения адских недр завершили работу, проанализировав большую часть документов контрабандиста, разгадали его шифры и обнесли все тайники. Теперь же мне хитрый демон предлагал сделку — солидное материальное вознаграждение в обмен на физическое устранение лиц, крутивших самые черные дела с этим самым контрабандистом.

— Вообще-то мне было обещано всё, что не заинтересует Кагиона, — хмыкнул я.

— Алмазы и деньги уже в Малом Зале… — отмахнулся Накаяма, жуликовато улыбаясь, — Я предлагаю тебе воспользоваться бумагами. Они, ну конечно же, целиком и полностью твои, уговор дело святое! Но я предлагаю кое-что получше — свою несравненную помощь в работе с ними!

— Так ты ж и так мой поверенный? — офигел я с такой простоты.

— Именно так и есть, — покивал довольный как слон демон, — А здесь работа для… гм… как бы назвать эту должность? Аналитик компромата? Ловкий парень? Нелегальный юрист? О! Последнее — просто прекрасно! У тебя всё равно не будет времени копаться с этими бумагами, Эмберхарт! А я прошу совершенно немногого, даже не работы! Ты слишком любишь нажимать на спусковой крючок! Это будет просто отдых! Ты сделаешь доброе дело человечеству, станешь богаче, наубиваешься людей! Что может быть лучше?

— Мне кажется, что ты меня пытаешься использовать нахаляву… — покачал я головой.

— Тебе только кажется! Ну же, Алистер! Их всего одиннадцать человек, из которых восемь в самом Токио!

Черт. Хитрый, скользкий, ехидный.

— Режим Посланника, Дарион Вайз, — категорично отрубил я, — Гарантируй его — и мы договорились. Я и так рискую без конца, чтобы еще дополнительно дергаться на ваших сафари.

Накаяма Минору улыбнулся куда шире, чем способен был бы человек. Его глаза на секунду стали угольно-черными шариками, а затем вернулись в норму.

— Договор, Эмберхарт. Только это твоё сафари. Я существо миролюбивое.

Я встал из-за стола, прошелся к неприметному вертикальному ящику, закрытому на ключ. Там висела одежда темных тонов, стоял на полке высокий цилиндр, рядом с ним лежала сплошная зеркальная маска. Трость, нож, четыре револьвера и плащ-накидка, скрывающая мою фигуру от посторонних взглядов. Приемлемо. Еще две гранаты на всякий случай. Нет, сегодня… сегодня можно и шесть. Отличная погода для всяких случаев. Отличное настроение.

— Покрась коня, демон.

— Что? — Накаяма комично расширил глаза на 150 процентов от возможностей среднего японца.

— Покрась мне коня. Пожалуйста, — повторил я, — Он очень приметный.

— Ты что, прямо сейчас начнешь?!

— Самое время, Дарион Вайз. Самое время.

Не удержался и заглянул на задний двор. Возле раскрытого «Свашбаклера» стояла мокрая как мышь Омори Чика, держась за стенку и бурно дыша. Ей определенно стоило сначала попросить у меня совета, как им управлять, а уж потом предлагать кувыркаться в постели…

Что же, как говорили великие древние люди, среди которых я когда-то жил — «фарш нельзя провернуть назад».

Пора прогуляться.

Глава 8


— Вот смотри, если мы на обухе сделаем такие вот зазубрины, под вот таким углом, то мечом можно будет пилить! Я рассчитал нагрузку на лезвие, если использовать европейский АЦ-2, ну тот, который с добавками вольфрама, то снижение прочности обуха несущественно отразится на крепости клинка! Зато какой эффект!

— То есть ты прошёл пешком восемь районов, добрался до границы с самой опасной частью города, приволок с собой рюкзак чертежей, и всё это без малейшей уверенности в том, что я тебя пущу…

— Не отвлекайся по пустякам, Эмберхарт-кун! Вот смотри, если низ обуха оставить без двух зазубрин, то сюда можно будет установить пружинный механизм, благодаря чему клинок будет… АЙ!!!

Подзатыльник был хорош. Я сам не ожидал, что способен выдать такой смачный, резкий и звонкий удар по пустой тыкве этого маньяка. Матсухида Хитоши ойкнул и схватился за пострадавшее место, обиженно на меня посмотрев.

— Ты как моя мать, — с обидой протянул он, — И отец… и брат. И сестра. И тетушка Акеми! Когда ты с ними познакомился?!!

— Сдается мне, что родители, дав тебе имя Хитоши, изрядно разочаровались со временем, — вздохнул я, понимая, что второго подзатыльника не отвешу — оппонент продемонстрировал потрясающие навыки уворота, — Ничем «уравновешенным» в тебе не пахнет, Хитоши-кун. В стране катастрофа, если ты не заметил. Мой дом на осадном положении. Видишь, труп уносят от ворот? А ты ведь его переступил, даже не заметив…

— Я с ума сходил дома! — протестующе заорал юный технический гений, чьей главной страстью в жизни было создание какого-либо оружия с абсурдным внешним видом, — Туда не ходи, сюда не ходи, патроны не трать, сиди тихо! Работать нельзя! В мастерскую нельзя! Инари-чан увезли за город, Кеничи вообще забрали в Хиросиму! Вот я и ушел!

На мой взгляд Хитоши остро нуждался в лечении у психиатров с помощью медикаментов, электрошока и ректальных зондов, с помощью которых лекарства и живительное электричество должно было попадать в его нестабильный организм, но деваться было некуда. Не успел я опомниться от такого гостя, как он уже захватил четверть казармы, сдвинул койки, и увешал стены плакатами с схематическими изображениями чего-то, что не должно было существовать в реальности. Никогда.

А теперь этот технофил абстрактной ориентации пытался втянуть меня в обсуждение самораскладывающего меча с зазубринами на обухе. Проделывал он это с такой самоотверженной горячностью, что я вместо того, чтобы послать стоящую рядом с нами круглоглазую Легран за хлороформом, повелся, по уши влипнув в разговор, все дальше отгоняемый от границ здравого смысла криками «не круто!», «не внушительно!», «ну как ты не понимаешь, в чем идея!»

С другой стороны, вид ошарашенной Анжелики питал мою надежду, что если она потеряет сознание, то я с полным правом сдам Матсухиду военным, как обладателя неясной и опасной способности. Нет, ну а что? Он же прямо на моих глазах пытается совместить клинковое оружие с цепной пилой и на полном серьезе размышляет о перспективах разработки ношения ЭДАС-а человеком! Самый малый сборщик весит 60 килограммов, алё!!!

Разумеется, я не просто беззаботно развлекался с безумным конструктором, а осуществлял самую настоящую и планомерную атаку на позиции Рейко. Шел третий день холодной войны, где обе стороны при каждом удобном случае демонстрировали друг другу арктический холод физиономий. Я не понимал, но был железобетонно уверен в том, что творится какая-то ересь — и мне за нее должны объяснения. Коротышка за всем своим легкомысленным поведением скрывала острый и практичный разум взрослого человека. Она не могла не знать, как я отреагирую на попытку подложить мне в постель постороннего. Но — объяснений не было. Вместо них мне всячески давали понять, что в моих с невестой отношениях температура упала едва ли не на абсолютный минимум.

Это… злило. Слишком много версий, слишком много подозрений и предположений забирались в мою голову каждый раз, когда я пытался понять происходящее. Суматошный Матсухида отлично помогал отвлечься, а заодно генерировал столько шума, что вполне складывалось впечатление, что я плюнул на произошедшую размолвку и живу дальше полноценной жизнью счастливого английского аристократа. Кроме этого, паренек замечательно отпугивал всех девушек из гостящего у меня гарема, которые что-то чересчур оживились, начав расползаться из своих гостевых комнат по всему дому.

Однако, хорошего понемножку. Спустя два часа, когда даже Эйлакс внутри меня взмолился заткнуть пышущего нездоровым энтузиазмом Хитоши, мне в голову пришла замечательная мысль.

— Хитоши-кун, помнишь тот меч-револьвер, что ты мне показывал?

— Да! Помню! Ты дал ему название! Я потом долго думал и выбирал между «риборубакен» и «джукен», но твоя идея лучше! Отличное название! Сам меч… скучный, совсем скучный, нет движущихся частей, нужны сплавы, слишком маленький калибр… не круто! Вот смотри сюда, если мы приделаем два круга циркулярных пил к древку этой нагинаты…

— Постой. Мне нужно, чтобы ты сделал мне «джукен». Даже два. Сплавы я дам, у меня даже есть немного гладия.

Паренек завис, бессмысленно хлопая ресницами. Потом немного отвис, явно уверившись, что ему не показалось.

— Ты правда хочешь, чтобы я сделал тебе их? — расцвел он, — Прямо по-настоящему?!

— Я даже буду ими пользоваться, — щедро пообещал я.

— Я очень-очень рад! — суматошно заорал Хитоши, задрав руки кверху и излучая восторг безумной улыбкой. Постояв так секунд пять, он уронил руки и совершенно мертвым тоном добавил, — Но не буду. «Джукен» в прошлом, Эмберхарт-кун. Он не интересный. Он не крутой.

Елки-моталки, боюсь этого парня. Если это не личинка безумного ученого, то я не я.

У семьи Матсухида было замечательное, хоть и не большое металлообрабатывающее производство, более того, они выпускали несколько линеек оружия, пользовавшихся довольно большой популярностью у местных. Хитоши между обсуждением продуктов его воспаленного мозга небрежно поведал мне своей личной мастерской, где он и творит шедевры каждый раз, когда измученная его присутствием семья швыряет в него деньгами, банально откупаясь от присутствия гения.

— Мне нужен крутой «джукен». Для механического доспеха, — радостно улыбнулся я, заставляя юного психа нервически оживиться.

При виде раскрытого «Свашбаклера» Хитоши продемонстрировал эрекцию, а я еле сдержался от испуганного вопля при виде этого. Через десять минут, под нескончаемые азартные вопли психопата, я нагрузил его двумя мешочками гранулированного гладия, амальгамированного специальной пленкой под расплав. Японец радостно ускакал вдаль, не обращая никакого внимания на обстановку в стране и провожающие его взгляды лиц бандитской национальности.

Я сложил руки на местный манер и пару раз хлопнул в ладоши, молясь за упокой Матсухиды.

На заднем дворе поместья стояли шум и гарем. Точнее можно было выразиться так — гарем, генерирующий шум. Семь девушек, одетых в свободные одинаковые униформы, состоящие из короткого кимоно и свободных штанов, сцепились в учебной схватке. Что произвело на меня особое впечатление — за широким поясом сзади у каждой красовался револьвер, который периодически выхватывался для того, чтобы послать самую настоящую пулю в случайную противницу. Выстрел производился внезапно, из любого положения, но с одинаковым эффектом — дырявилась только одежда. На моих глазах хрупкая розововолосая девчушка резко мотнула головой, получая выстрел прямо в левую щеку. Это ни на грамм не смутило красавицу, тут же атаковавшую размашистым ударом ноги соседку, отбивающуюся от совсем другой противницы.

Я лишь уважительно покачал головой. Совершенно иной уровень по сравнению с моими бывшими оппонентами. Защита, нападение, контроль обстановки — каждая из этих девушек была серьезным противником… в том случае, если мне придется воспользоваться простыми патронами. Без оружия я не имел ни малейших шансов против этих юных монстров, даже более того — видел намек на то, что могут взрослые бойцы самых могущественных родов империи. Мне явно нужны револьверы побольше… только вот как решить проблему с отдачей идей пока не было.

Худая и длинная как щепка девчонка, носящая на голове два длиннющих тонких хвостика голубых с прозеленью волос, ужом проскользнула между ногами статной красноволосой красавицы с прекрасно развитой грудью, тут же складывая перед собой какую-то технику. Спустя краткий миг из кучи девичьих тел полыхнул язык пламени, а вслед за ним раздался негодующий визг — прижимая обе ладошки к немного дымящейся, но абсолютно чистой от присутствия одежды попе, одна из девушек ломанулась к дому, громко ругаясь на хохочущих подруг, тут же прекративших спарринг.

Гарем заметил курящего меня, после чего хохот сменил тональность, став более издевательским, а у смеющихся девушек начали краснеть уши. Подпалить задницу подруги и смутиться, что это увидели другие. Склоняюсь к мысли, что понять японских женщин куда труднее, чем я думал ранее.

Махнув рукой на чужие заморочки, я завёл «Свашбаклера» в ангар, где и оставил миниатюрный СЭД в предстартовой готовности. Его кабина вовсю благоухала ароматами сильно и безуспешно старавшейся Омори Чики, что и навело меня на мысль как следует продезинфицировать внутренности моего доспеха. За японской знаменитостью явно раньше убирал обслуживающий персонал…

Для того, чтобы свободно пройти с шлангом внутрь ангара, мне потребовалось сначала выгнать из него «Григория». Хорошо послуживший мне автоматон был как следует залатан после моего рейда за Рейко, но не до конца. В процессе освобождения Рейко «Григория» уронили на бок, от чего деформировалось основание руки-крепежа одного из пулеметов. Хромающий богатырь утратил половину своей огневой мощи и теперь терпеливо ожидал пока я найду способ его починить.

Дав себе зарок в самом ближайшем времени озадачить Распутина заказом партии запчастей под своего замечательного автоматона (а заодно, чем грех не шутит, можно поинтересоваться и покупкой Грише брата-близнеца), я радостно окатил жидким и едким дезинфектантом внутренности «Свашбаклера», избавляя мой сверхдорогой доспех от запахов переутомившихся японок.

Чего я совершенно не ожидал в этот момент, так это мощного и дробного стука, настолько близкого и мощного, что в тон ему начали вибрировать внутренности.

«Григорий» по кому-то открыл огонь, а вслед за этим сразу же раздался мощный взрыв.

Интерлюдия

«Умирать не страшно».

Таковы были последние слова её матери, пронзенной насквозь четырьмя тяжелыми длинными саблями. Проговорив их, мама ей улыбнулась, пришпиленная к земле, но не потерявшая ни грана достоинства члена секты «Цветка тьмы». Жизнь оставила её спустя миг, но улыбка осталась навечно в памяти.

Не страшно. После смерти лучшее из нас отправляется дальше, оставив позади всю грязь, все долги и все страшные знания, которыми снабжает нас жизнь. Но той, кто забыл своё настоящее первое имя, умирать и воскресать пришлось не один раз. Впереди был последний шаг, после которого она сможет уйти за грань с чистой совестью, как и все её собратья.

Истощенная японка с грязными свалявшимися волосами притаилась в тени дома. Толстая дождевая труба позволяла ей быть незаметной почти с любого ракурса, а лохмотья, напитанные жирной грязью, вообще превращали девушку в странный нарост на стене, за который бы посторонний взгляд вообще бы не зацепился. Ей на свой внешний вид было глубоко плевать.

Не до того сейчас. Она готовилась, вспоминала… и набиралась решимости.

«Моя золотая принцесса» — так называла её мать. Ей легко верилось, сердце наполнялось гордостью. Они обе были некрасивы — короткие руки и ноги, широкие лица, расплюснутые носы… а чтобы увидеть цвет собственной радужки в зеркало, приходилось пальцами раскрывать свои глаза так, что становилось больно. Зато они были принцессами друг для друга все первые шесть лет жизни девочки, пока их не разъединил тот удар четырьмя саблями. А потом владелец этих самых сабель забрал девочку с собой.

Пытки, похожие на обучение. Учеба, напоминающая пытки. Её ломали, над ней издевались, из ребенка-сироты лепили нечто новое. Девушка была не одна, далеко не одна. Десятки, а может быть, и сотни детей вокруг. Маленьких людей, с погасшим взглядом, маленьких сердец, полных страха и боли. Глубокие подземные коридоры, в которых постоянно тянуло плесенью, сыростью и запахом грибов. Вскоре все ученики стали похожи на призраков — истощенных, мертвенно-спокойных, утративших надежду. Некоторые переставали есть, впадали в апатию, умирали от разрыва сердца. Она сама жила, гадая, когда же остановится её собственное.

Но потом их спасли.

Люди в красных нарядах заполонили подземелье. Они гневно кричали, рубя жестоких учителей широкими кривыми мечами. Всех и каждого. Она помнит, какая сутолока тогда стояла, как шумели люди в красном, как блестели их окровавленные мечи. Их освободили, увели, откормили и обогрели. Более того — им предложили будущее. Дети были счастливы. Она была счастлива.

Прошли годы. Спасители превращались в коллег, а затем и в слуг. Иногда даже в материал для изучения, если кто-то из них допускал непростительную ошибку. Она училась и учила, прививая ученикам как знания, так и любовь к стране, которой теперь служила. Шли годы.

Ветер, невесть как заблудившийся на этой улице, пролез сквозь прорехи лохмотьев, добравшись до её тела. Девушка содрогнулась, прижимая к себе влажные тряпки в попытке уберечься, пока порыв не иссякнет. Умирать не страшно, а вот жить в холоде…

Много-много лет в подземельях. Сырость, холод и сквозняки почти доконали её. Когда главный…

— Госпожа Нишикияма, мы готовы. Все ждут вашей команды, госпожа!

Оборванец, чьи глаза были полны страха, ненависти и боли, стоял около нее, нервно сжимая грязные кулаки. За пазухой у него торчали рукоятки двух пистолетов, а на плече виднелось кровавое пятнышко. Там оно было и у всех коллег этого ублюдка, у всех людей, кого она смогла собрать здесь. Игла, продетая сквозь кожу, да привычное заклинание, наложенное на её металл — простейший ритуал, чтобы заставить смертного подчиняться. Разумеется, такой финт далеко не всемогущ, поэтому игла, пропустившая через себя определенный объем боли, разрушится, но кто будет об этом рассказывать?

Сейчас ей нужны эти полторы сотни человек. Когда она отдаст приказ, они ринутся в атаку… но перед повелением она произнесет еще одно заклинание, после которого иглы станут источниками ярости и куража. Магия. Искусство, у которого множество ответов на любой вопрос.

— Госпожа Нишикияма…

— Ждите! — она отрезает холодно и жестко, — К вам идёт… подмога.

— Люди видят эту «подмогу», госпожа Нишикияма! Им страшно! Это волшба! — проныл главарь местной банды, которому она позволила выжить, чтобы было кому собирать людей. Именно он отправлял на штурм нужного здания по ночам тех, с кем не смог бы в будущем работать. Именно ему она обещала самый большой куш — свою помощь в завоевании полного контроля над доками. Ложь, конечно же, но не самой же сейчас бегать по переулкам, успокаивая трясущихся от страха бродяг?

— Заткнись. Не беспокойся о тварях. Готовь людей к штурму, — стегнула она отрывистыми приказами главаря банды, — И не зови меня больше «Нишикияма». Убью.

— Как к вам тогда обращаться, госпожа Н… — испуганно сжался человек, последние несколько часов буквально изводящий её этой «Нишикиямой».

— Когане-но-Химе.

Несколько раз кивнув, мужчина скрылся с её глаз, а она вновь сосредоточилась на управлении крысами, пробирающимися к ней по канализационным трубам. «Освежив» своим вниманием поводки, идущие от её разума к каждому зверю, девушка вновь предалась воспоминаниям.

Нишикиямой Аой звали величайший обман, на который она согласилась, пожертвовав своей жизнью. Ей обещали счастливое новое детство, но забыли упомянуть, что почти всё это время она будет спать. Забыли рассказать, как медленно и мучительно будет просыпаться её разум, которому постепенно будут скармливать «якоря» из знакомых ей жестов и символов. Не было никакого отдыха, не было новой жизни, не было радости и веселья. Просто в один совсем не прекрасный момент увлеченно читающая сборник мистических практик Нишикияма Аой внезапно поняла, что она совсем другой человек. Измученный, уставший, разочарованный… и обременённый долгом.

Обман был всегда и всюду. Мечи воинов в красном, опускавшиеся на тела детских палачей — били плашмя. Они были слишком малы, чтобы понять суть представления, но она запомнила.

Обман был и сейчас. Все они, перерожденные волшебники, пришедшие в город, были наречены спасителями. Низвергателями порочной расы, смешавшей свою кровь с другими существами, обманом получившие не полагающуюся им силу. Они следовали Великому Плану как достойнейшие из достойнейших! Ложь. От первого до последнего слова. Они были лишь взращенными куклами, лишь немногим выше тех простых кукол, лишенных дара магии. Их подсадили в тело этой страны, заражая её, как оса заражает своими личинками паука. Всё, что от них требовалось и ожидалось, весь смысл их жизни сводился лишь точному действию согласно Плану.

«Умирать не страшно»

Временами она гадала — а не могла бы даже её мать иметь непосредственное участие в этом во всем? Может быть, удар саблями лишь позволил маме покинуть ту смертную оболочку, дав возможность начать новую жизнь в новом месте?

Девушка скорчилась от приступа фантомной боли в животе. Крокодил шел медленно, без малейшего желания, постоянно пытаясь сбросить поводок её воли. У рептилии не было разума как такового, лишь могучие инстинкты, регламентирующие всю жизнь плотоядного чудовища. Эти самые инстинкты сейчас вовсю протестовали против совершенно нетипичного поведения, навязываемого хозяину тела. Когане-но-Химе скрипнула зубами, быстро делая несколько жестов и произнося короткую строфу заклятия. Почувствовав необыкновенный прилив сил, она коротким и резким волевым импульсом превратила мозг упрямой рептилии в аморфное вещество. Живым он ей все равно не нужен, а мертвым дойдет куда быстрее.

Ну а что после запретного ритуала восполнения сил она не протянет и месяца… плевать. Цель лежит прямо перед ней.

Следующий этап плана для всех, кто еще был жив, заключался в одном — ждать Бури. Основная работа была уже сделана, страна находилась на грани паники. Запуганные, уставшие, не понимающие происходящего люди, постоянно ожидающие нового удара судьбе. Сидящие в темноте. Деморализованные. Следующая Буря должна была породить рекордное количество телокрадов, у которых будет куда больше шансов на выживание. Странники пустоты, принесенные в этот мир на крыльях эфира, погрузят Японию в куда больший хаос, чем смогли бы волшебники.

Потом, когда это случится, Когане-но-Химе, как и все выжившие маги, должны будут умереть в попытках уничтожить остальные энергостанции архипелага. Другой цели у них нет и не будет, можно будет уйти с легкой душой. В этом их награда, смысл, цель и жизнь. Ради Плана они родились второй раз и спали годами, постепенно вытесняя хозяев тел, но оставляя за собой все их знания и привычки.

Она увидела возможность улучшить План, ускорить его, сделать эффективнее. Всего лишь ничтожное по своему масштабу усилие, простенькое жертвоприношение одного особенного мальчишки, принимающего участие в традиционной японской забаве. Для этого нужно было всего лишь взять штурмом странное серое здание почти кубической формы, в котором мальчишка засел со своими подружками. На защите не более десятка человек, всё уже проверено неоднократно, а отдача… отдача будет колоссальна! Энергия умирающего мальчишки напитает уже подготовленную ей печать, которая послужит якорем для грядущей Бури. Буйство эфира задержится на большее время, появится в разы больше телокрадов, удар по столице империи будет в разы сильнее!

Ей не просто отказали. Даже не выслушали. Даже когда она пошла на немыслимую дерзость и повысила голос, пытаясь убедить принимающего решения в своей правоте, он просто наложил на нее печать молчания, а потом велел слугам вышвырнуть за дверь. Судьба почти отработанного материала…

Но мечи… мечи в свое время падали плашмя. Когане-но-Химе этого не забыла. Наложенные на нее магические печати не позволяли предать. Никто из них ничего не мог сказать даже под самыми суровыми пытками. Волшебники и простые члены «культа» — все они были лишь инструментом, призванным сработать один раз, но без осечки. Однако… магия не мешала помогать.

Девушка хотела хоть так оставить след в истории. Знак, что она существовала.

Все уже собрались. Полторы сотни полуголых бандитов и воров, жадно обсуждающих между собой, какие запасы пищи хранятся в особняке, три сотни крупных миазменных крыс, готовых выполнить любой её приказ, и десяток докеров-телохранителей в механических доспехах. Крокодил уже стоял возле нее, извлеченный из люка этими самыми докерами. Зверюга очень кстати была одета в какую-то кожаную сбрую, к которой опасливо косящиеся на зубы монстра докеры сейчас крепили дополнительные ремни. Парень, после того как она его захватит, поедет на место ритуала с комфортом.

А остальные умрут.

— Все готово, госпожа!

За спиной главаря стояли два амбала, держащие ящик паршивой и слабой взрывчатки. Лучшее, что они смогли найти… зато много. Прямо как самих отбросов. Она улыбнулась про себя этой мысли.

— Хорошо! Приступаем! — скомандовала Когане-но-Химе, посылая людей подорвать ворота, ведущие к особняку, а сама сосредотачиваясь на заклинании, превращающем помеченных ей людей в отважных берсерков. Запрещающую печать, не позволяющую вредить нужной ей цели, девушка заранее поставила всем.

Когда несущие ящик амбалы стали разлетаться кровавыми комьями, пробитые насквозь крупнокалиберными пулями, девушка поняла, что все пошло не по плану. Следующая пуля угодила в упавший наземь ящик, тот ожидаемо рванул, снеся часть ворот. Оборванцы ринулись внутрь, завывая как бешеные, и не обращая никакого внимания на снующих под ногами крыс.

«Ну… почти по плану. Зато — по моему собственному, а не по Великому».

Эта мысль заставила её хихикнуть. Когане-но-Химе запахнула влажные лохмотья и прижала руки к груди, втискиваясь за водосточную трубу. Сама идти в атаку девушка не собиралась.

Глава 9


У истории с сослагательными наклонениями полный швах. Она их терпеть не может. Но… я старался долгие, очень долгие полторы секунды, беззвучно умоляя только что залитый в недра «Свашбаклера» едкий дезинфектант как-нибудь испариться. Куда-нибудь. Либо — внезапно вернуться домой Момо, которую отправили с письмами и списками покупок от всех семерых девушек Таканаши к их родственникам. Я даже ей дал слово, что не выйду сегодня за ограду…

Момо вернись вот прямо сейчас!!

Ну пожалуйста?!

Первый заскочивший в ангар бродяга получил пулю из «пугера» прямо в оскаленные зубы, что тут же превратило часть его головы в неаппетитное зрелище. Следующий, бежавший за ним с кривым ржавым тесаком, зацепился своим оружием за косяк, задержавшись на секунду. Этого хватило, чтобы влепить ему в корпус, отправляя на тот свет. Из раскрытых дверей ангара неслись вопли множества людей и очень знакомый мне мерзкий пронзительный писк.

Миазменные крысы.

От любви до ненависти — один шаг. Пристрелив еще одного заросшего и смердящего чем-то кислым доходягу, я метнулся к отброшенному мной шлангу, соединенному с почти полным баллоном дезинфектанта. Едкая дрянь, из-за которой я сейчас не мог спрятать свое любимое тело в недрах механического доспеха, великолепно подходила для полива крыс и людей в это время суток.

Чем я и занялся.

Схватив брандспойт в одну руку, а заново заряженный «пугер» во вторую, я подбежал к двери, выглядывая наружу. Верить своим глазам сразу расхотелось — посреди площади перед домом яблоку негде было упасть! Орущие и стреляющие люди, пищащие и кусающиеся крысы, топчущийся на одном месте «Григорий», огрызающийся короткими очередями — все это было занято друг другом, производя немыслимый уровень шума. Кратко оглядев творящийся вокруг бардак, я с размаху всадил бронзовый наконечник брандспойта в дверную ручку ангарной двери, а затем отворил её посильнее, нацеливая будущий источник едкого душа на скопище целей. Оставалось лишь нырнуть назад к баллону, освобождая вентиль на максимум. Шланг задергался и затрясся, раздалось шипение освобождающейся жидкости.

Отлично, теперь в до… в дом? Стоп! Нейтрализатор! Порошок-нейтрализатор, он же по своему действию похож на гидрокарбонат натрия, сиречь соду! Если я засыплю им потроха «Свашбаклера»… Где он?!!

Отвлечься на поиски порошка, понятия не имея, куда его складирует Уокер, было большой ошибкой. Возможно, она даже бы стала моей последней, если бы пробравшийся к ангару мужик не сунулся бы рожей в брызги едкой белой струи из брандспойта. Он встал в дверном проеме, вопя как потерпевший и размахивая заточкой, а второй рукой пытаясь оттереть глаза. Только невозбранно пристрелить я его не смог — из-за спины ослепшего идиота вывернулись две крупные крысы, тут же кинувшиеся на меня.

Стрелять с левой руки из «пугера» — испытывать удачу, но времени перебросить оружие в правую у меня не было совершенно. В результате я высадил весь барабан в двух крыс, едва избежав участи познакомить их зубы со своими лодыжками.

…а заодно намекнул ослепшему оборванцу из доков, что тот невероятно близок к смерти.

Плотное тело сбило меня с ног в одном рывке, роняя спиной на стоящие рядом со стойкой «Свашбаклера» ящики с инструментами. Воздух из легких выбило сначала при ударе об металл, а затем от свалившейся на голову дряни, больше всего напоминающей чайник из толстой потускневшей меди. Пока я собирал мысли в кучу, сидящий на мне мужик выл, вовсю размахивая своим ножом. Чайник весело зазвенел под лезвием, принимая большинство ударов, а я всё тянулся ко второму «пугеру», но пока лишь успел зацепиться за рукоять, оказавшуюся скользкой от дезинфектанта. Дернув плечом в попытке выдрать оружие, я сбил вбок отважно защищающий меня чайник.

Кара воспоследовала немедленно. Грудь вспорол косой удар. Один, два, три. Я бешено дернулся, вырывая револьвер из кобуры, а второй рукой прикрывая горло. Упер ствол прямо в брюшину орущего и размахивающего ножом человека и начал жать на спусковой крючок. Удар по руке, оставляющий глубокую поперечную рану, еще один удар, делающий ей близнеца чуть повыше… выстрел, еще выстрел. Следующий удар врага слабее, но идёт с подворотом, чуть ли не срезая кожу с половины моей груди. Вою и стреляю. Последний патрон догадываюсь пустить выше, попадая чрезвычайно удачно — под нижнюю челюсть, но труп с оторванной черепной коробкой успевает махнуть своим ножом последний раз, рассекая мне кожу на лбу.

От удара тупым лезвием по черепу я теряюсь в пространстве и времени… лишь на секунду, хотя должен был потерять сознание и надолго. Спонсор реанимационных процедур — некий демон Эйлакс, проделывающий со мной нечто похожее на купание всей нервной системы в кислоте. Захлебываюсь болью, разевая рот как вытащенная на берег рыба.

— «Не благодари», — еле разбираю голос внутри.

Да за такое убивают, а не благодарят. Хотя… я кровоточу. Этим срочно нужно прекратить заниматься. Где камзол? Ничего не вижу, глаза залиты текущей со лба кровью. Пытаюсь встать, гремя всем чем можно и нельзя. Сейчас меня может прибить даже ребенок. Ощутить вокруг что-нибудь с помощью ауры? Не в полумертвом состоянии.

С грехом пополам добираюсь до входа. Его немного видно из-за пробивающегося снаружи света. Камзол справа — нащупать внутренний карман, быстро выдавить толстую колбаску медицинской мази, втереть в лоб. При контакте с кожей и плотью мазь моментально густеет, закупоривая рану, но она сейчас нужна только и только для фиксации. Нащупанная тряпка, вся в машинной масле, используется мной для освобождения органов зрения. Теперь могу видеть. Переходим к главному.

Главное зовётся «порошком Авиценны». Другого выхода у меня сейчас нет. Кое-какой фиксаж разорванных и разрезанных тканей, поверху засыпать зеленый порошок, тут же начинающий шипеть и пениться. Ран так много, что мне приходится его экономить, чуть ли не втирая измазанными в масле и дезинфектанте руками прямо в кровоточащее тело. На один порез на груди не хватает, туда отправляются остатки медицинской мази. Бинтов я с собой не ношу, поэтому используется всё та же тряпка.

Пара таблеток боевых стимуляторов, вылущенных из тайника в рукаве, отправляется в рот. Надеваю камзол и перезаряжаю револьверы, горько жалея о хранящихся дома «рагантах». Кручу два диска с цифрами, набирая коды дистанционного отключения турелей и «Григория». Времени, по моим оценкам, прошло около двух минут, всё враждебное живое у входа уже должно быть уничтожено. Автоматика этого мира— обоюдоострый меч, запросто способный отработать и по своим. Теперь люди могут выходить.

Раунд два.

Передний двор бывшей мастерской Граевского был не так велик, как мне бы сейчас хотелось. На нем спокойно могли разъехаться, не зацепившись, несколько конок или пара больших эфирных перевозчиков, но все-таки от ворот до главного входа в здание было всего три десятка метров. Турели, «Григорий» и мой щелочной душ хорошо накрыли почти всю территорию, превратившуюся сейчас в лежбище трупов людей и крыс. Однако я прекрасно понимал, что тут далеко не все. Брошенный мельком взгляд цепляет выходящих из казарм гвардейцев в механической броне, стволы их пулеметов исходят дымом. За спинами бронированных фигур видны бледные лица моих «гостей» — кажется, Перрсоны не пострадали.

Мне нужно в дом. Там нормальное оружие, гранаты… люди. Волнения за «своих» у меня отсутствует, чистой воды эгоизм и зависть по отношению к тем, кто может запросто схватить в руки автомат и дробовик, устроив бандитам и животным огненный душ. А уж гарем Таканаши или Рейко…

Поразмыслив, машу гвардейцам, указывая на главный вход, а сам устремляюсь рысью к черному. Глаза слезятся от душераздирающей вони испаряющегося средства для чистки доспехов, на напичканных пулями трупах видны следы продолжающих расползаться ожогов, большинство крыс, что валяются на земле, отсвечивают розовой кожей — с них слезла шерсть. Представляю, что бы со мной было, залезь я в «Свашбаклер»… Сглатываю горчащий комок.

«Домашний» наряд — это не только прискорбно низкое количество единиц огнестрельного оружия, но и лучшие из имеющихся медикаменты. Стимуляторы лупят по мозгам, заставляя себя чувствовать почти нормальным и здоровым. Так, немного зудит лоб, немного печет в груди, а еще что-то чуть-чуть мешает ходить. Останавливаюсь, выдергиваю отвертку из левой ягодицы, досадливо морщусь. Сучка с гладиевым напылением пробила «ирландскую паутинку» на штанах.

Не страшно.

А вот в дом ходить — очень. Оттуда слышны не только выстрелы и вопли, но еще и взрывы. Шанс попасть под горячую руку японской школьницы высок как никогда. Хватаю металлический совок на длинной ручке и превращаю его в трубу с условно острым концом. Самое оно против крыс. Теперь можно врываться в родные пенаты для оценки ущерба.

Ущерба было много. Заглянув на кухню, я пристрелил двух бандитов, жрущих суп прямо из огромной кастрюли, от которой поднимался пар. Второй даже не успел среагировать на падающие в емкость с пищей мозги первого, как расстался со своими. Куда больше проблем доставили две необыкновенно крупные крысы, пребывающие в бешенстве. Обе твари, бывшие размерами с двухмесячного поросенка, кинулись ко мне, как будто я был виновником всех их жизненных неудач. С какой-то стороны это было верным выводом — спины неестественных животных пестрели здоровенными проплешинами химических ожогов.

Одна из крыс получила свою пулю, упав на бок и начав визжать, а вот вторая вцепилась в мое импровизированное копье. Металл бывшего совка заскрипел, раздираемый челюстями, способными перегрызть человеку кость ноги за секунды. Оставив животному так и не послужившее мне копье, я сделал несколько быстрых шагов назад. Крыса тут же последовала за мной, получив кастрюлю супа за предсказуемость. Тот был недостаточно горяч, чтобы ей навредить, но дезориентировал на славу — тупая тяжелая пуля «пугера» размозжила скользящей по жирному супу крысе череп.

— Хозяин…

Сдвоенный и немного неживой голос, раздавшийся из-за спины, прозвучал настолько неожиданно, что я сломал бы отвертку, торчи она там, где торчала до этого. Подавив в себе визг, вопль, мат, нервный тик и дрожь, я обернулся, чтобы увидеть Камиллу с Эдной. Обе девчонки были перемазаны кровью, вооружены ножами, безэмоциональны и невредимы. Их обычное состояние.

— Кто-нибудь из гостей, слуг или хозяев умер? — спросил я. Близняшки лишь помотали головой, продолжая на меня смотреть своими страшноватыми глазами. Мол, не видели.

— Отлично, тогда идемте чистить дом.

С вооруженными тяжелыми кинжалами близняшками дело пошло веселее на порядок. На первом этаже мы людей не нашли, а крыс блондинки резали моментально. У гвардейцев на главном входе дела шли чуть получше — когда мы добрались до них, вояки осторожно водили стволами поверх невысокой баррикады из человеческих тел. Вход в подземные коммуникации был заперт, причем Эдна подтвердила, что сделали это изнутри. С огромным трудом сконцентрировавшись на своей забитой химией чувствительности, я определил, что на подземном уровне есть семь источников активной энергетической ауры. Поспорил сам с собой, что это гарем Таканаши, ушедший купаться в бассейне после тренировки, выиграл и… потерял к девушкам интерес.

Живы — и ладно, я от них обязательств помогать мне с защитой дома не слышал. А что сами не стали рисковать жизнью в попытках добраться до своего Героя, так это ход вполне разумный. Ауры же Таканаши и Рейко обнаружились мной в разных концах третьего этажа. Они почему-то не двигались.

Что тут сказать? Живы — и ладно.

С Уокером и Легран мы встретились, начав подниматься по лестнице. В этот самый момент дворецкий и горничная были заняты тем, что помогали живым по лестнице спуститься. Отступающий десяток окровавленных японцев, огрызаясь вверх выстрелами из своего допотопного хлама, совсем не ожидал, что снизу кто-то есть. Уокер саданул из своей окопной метлы, превращая двоих бандитов в разорванные мешки с плотью, а затем уже я открыл огонь им в спины, справедливо полагая, что эти-то должны быть последними. Близняшки под огонь дробовика дворецкого и автомата горничной не сунулись, скромно встав за моей спиной.

— Сэр Эмберхарт, милорд, — прохладно заметил мой дворецкий, разглядывая нас сверху вниз, — Боюсь, у меня плохие новости.

— Насколько плохие, мистер Уокер? — осведомился я, стреляя в подозрительно дышащее тело. Потом уделил время осмотру внешнего вида дворецкого и горничной. Оба были по уши в пыли, на которой виднелись щедрые брызги подсыхающей крови, судя по всему, чужой. Также Чарльз и Анжелика щеголяли повязками, закрывающими нижнюю часть лица.

— Нам грозит внеплановая генеральная уборка, сэр. Боюсь, что придётся привлечь помощь со стороны.

— Да, — глубокомысленно покивал я, благодарный старику за попытку пошутить, — У нас перед домом… грязновато.

— Вы не видели второй этаж, сэр.

— Что ж, давайте посмотрим, — с этими словами, я сунул пустые «пугеры» в кобуры, на всякий случай вынув из рукава нож-бабочку, чтобы иметь хоть какое-то оружие.

Коридора на втором этаже не было в том виде, в каком я его запомнил. Осколки, обрывки, куски штукатурки, пыль, витающая в воздухе, кислый запах пороха и еще чего-то, наподобие взрывчатки. И трупы… из-под трупов не видно было пола. Изрешеченные пулями и осколками тела лежали вповалку. Некоторые из них стонали.

— Камилла, Эдна, добейте тут всех, — распорядился я, ища, куда поставить ногу. Задача была довольно сложной.

— Милорд, гранаты были единственным выходом, — повинилась бывшая наемница, тут же добавив, — Я была точно уверена, что на втором этаже из союзников только мистер Уокер! Я знала, где он находится!

— Никаких претензий, мисс Легран, — помахал рукой я, пытаясь понять, можно ли курить пропитанные дезинфектантом сигареты, — Насколько я знаю, живы все… кроме Гримма.

Француженка охнула, а я досадливо поморщился, кляня себя за неаккуратную речь. Пришлось признаваться, что я имел в виду, что не видел его трупа, а значит можно полагать, что он жив и здоров.

Дальше… случилось нечто, что можно назвать лишь печальным совпадением случайных событий. Легран и Уокер остались контролировать лестницу, я пошел вооружаться в кабинет, а близняшки ушли в другое крыло этажа, где кто-то подозрительно шуршал. Если бы я предположил, что они просто не успели тщательно проверить весь большой этаж, если бы близняшки не выбрали столь дальний маршрут, если бы Уокер пошел бы со мной… и если бы меня не потянул какой-то черт заглянуть за прикрытую дверь собственной спальни…

История и сослагательные наклонения, сэр Эмберхарт.

Дверь резко распахнулась, за лацкан камзола ухватила здоровая ручища, немедленно дернувшая меня внутрь собственной спальни. Наполовину летя, наполовину падая, я успел махнуть зажатым в руке ножом. Удачно — схвативший меня здоровенный японец с тупым удивлением застыл, разглядывая распоротый от края до края живот, чьи внутренности зажили собственной жизнью, стремясь наружу. Верзила тихо ойкнул и засучил руками, пытаясь что-то предпринять.

К сожалению, в комнате он был далеко не один. Я успел лишь крутнуться на спине в попытке встать, как был пнут босой ногой в висок, из-за чего вновь потерял равновесие, распластавшись на спине. Сразу же после этого на меня накинулись со всех сторон. Тощие и окровавленные люди, с ранами на теле и безумным выражением лица.

У них были ножи.

Я не мог адекватно ощущать, где я получаю рану, а где плохое и грязное лезвие рвет только ткань, упираясь после в «паутинку», но ситуация была настолько паршивой, что я потерял голову… и впал в неистовство. Мозгов хватило только дергать головой и зажимать свободной рукой свою самую уязвимую часть — шею, всё остальное я отдал на откуп руке с короткими гладиевым клинком. Вертелся, дергался, уворачивался, рычал и размахивал ножом. Раздающиеся вокруг вопли и стоны оценивал только с одной точки зрения — я жив и наношу урон.

Точка. Больше мыслей не было.

Настоящую точку поставил всего один выстрел из дробовика Уокера, моментально сменивший декор моей комнаты на прихожую преисподней. «Окопная метла» оправдала своё прозвище более чем на сто процентов. На лицо который раз за последние полчаса попала кровь… и не только она. Смрад вскрытых человеческих внутренностей оказался своеобразным переключателем, сигналом, что всё закончилось.

«Сэр, вы в порядке?» — донесся до меня голос Уокера. Похоже, он спрашивал это не в первый раз.

— Не знаю, мистер Уокер. Сейчас определимся, — прохрипел я.

С помощью дворецкого получилось даже встать. До кабинета и лежащих в нем медкомплектов было всего лишь несколько метров, которые Чарльз меня буквально пронес на себе. Свисая с его плеча, я иронично подумал, что англичан безусловно можно и нужно считать снобами, но нет ни одной другой нации, которая бы так разбиралась в дворецких! Не удивительно, что наши не идут на экспорт, самим мало.

Дела с моим организмом были лучше, чем могли бы быть, но куда хуже, чем я бы мог представить в кошмарах. Два проникающих ранения в кишечник, глубокая рана на левой лодыжке, неглубокая, но зацепившая кость рана в бедро, плюс вновь начавшая кровить рана на груди. Паршиво…

— Сэр, вы в очень плохом состоянии! — встревожился Уокер, глядя на сидящего с обнаженным торсом меня, — Срочно требуется врач! Или…

— Увы, мистер Уокер… Именно «или», — криво усмехнулся я ему, — Энергостанции не работают, страна в смятении, в больницах полно народа, а раны мне нанесли отнюдь не стерильными ножами. Боюсь, мне придётся пожертвовать остатками внешности.

— Да… сэр.

Вспомнилось дурацкое окончание одного анекдота, где один герой брал палицу и говорил: «А ну обсыпьте его мелом!». Мне пришлось обсыпать себя тоже. «Порошок Авиценны» исправно шипел, давал приятную на глаз пену, а заодно намертво фиксировал срастающиеся края ран в виде рубцов, которые не пропадут никогда. Параллельно я обтирался смоченной в спирте тряпкой, шипел, ругался и глотал один за другим пузырьки и таблетки. Ударная доза витаминов, мощнейшее укрепляющее, несколько ампул с перетертым в мельчайший порошок мелом и куриным яйцом. Две толстые колбаски очень тугого непрозрачного желе, которое пришлось глотать с огромной натугой — они будут перевариваться целую неделю, снабжая меня рядом необходимых веществ.

И под занавес — сильный регенерационный экстракт. Последний из тех, что был в наличии.

От такого комплекса был побочный бонус — несколько часов относительно нормального функционирования перед тем, как медикаменты соберутся в огромное мягкое копыто, которое пнет меня по мозгам так, что следующие несколько суток буду спать без задних ног. Полезно, хоть не буду разбираться с уборкой.

На третьем этаже не было никого, кроме спрятавшегося в своей комнате Таканаши. Парень сидел на своей кровати, сотрясаемый крупной дрожью. Его губы тряслись, а глаза бегали из стороны в сторону. Причины у такого поведения были — несколько бандитов, вооруженных ножами и дубинками, до него добрались, а наш юный Герой начал сопротивляться. Дал отпор, так сказать… со всей своей возросшей дури.

Я задумчиво хмыкнул, разглядывая… еще один филиал преисподней в своем доме. Стены в потрохах, глаз под кроватью, оторванная голова японца лежит у ноги Таканаши, изредка укоризненно на него поглядывая, потому что парень в шоке не ощущает, что голова движется из-за того, что он сам её толкает. Получилась забавная рекурсия — Таканаши неосознанно толкает голову бандита, а голова бандита неосознанно толкает Таканаши еще глубже в пучины ужаса. Я хмыкнул, пинком отправляя голову под кровать и разрывая этот порочный круг. Парень заорал от ужаса, а потом забился в угол кровати, начав безудержно рыдать. Или орать…

Выяснять не хотелось. Мне еще нужно было Рейко проверить, а заодно вспомнить, как употребленный мной комплекс самолечения мог наложиться на принятые ранее стимуляторы. А то что-то мне чересчур весело.

На пути в комнату Рейко на моем пути встали… Чарльз Уокер и Анжелика Легран. С твердыми ясными лицами людей, точно понимающих, что они делают.

— Мистер Уокер? — спросил я задумчиво, начиная вновь сомневаться в собственной адекватности.

— Сэр Эмберхарт, милорд… — дворецкий чуть замялся, но потом воспрянул духом, — Я могу вас уверить, что с мисс Иеками все в полном порядке. Ей не навредили. Но боюсь, она не в том положении, чтобы принимать посетителей.

Я стоял, покачиваясь и пытаясь… собрать раскатившиеся в голове шарики, ролики и прочую бижутерию. Пасьянс не складывался, у Эйлакса на руках были сплошные джокеры… а еще ферзь. Аж двадцать одна штука. Мне ничего не светило.

А, нет, вот он, свет догадки.

— Вы… мистер Уокер, хотите сказать, что госпожа Иеками и до начала штурма была «не в том положении»?

— Да, сэр. Всё именно так, сэр.

Следующая лампочка в моей голове.

— Она что… пьяна?

Дворецкий ничего не ответил, лишь чуть вздернул подбородок и дрогнул крыльями носа. Угадал. Ох уж это сослагательное наклонение. Ну, жива… и ладно.

— Я буду у себя в кабинете до… ну, вы меня поняли, мистер Уокер.

— Да, сэр. Положитесь на нас.

В кабинете было хорошо и тихо. Я смотрел в окно, куря одну сигарету за другой. Гримм выжил, более того — спас всю семью Перрсонов. Шведы вытащили во двор около трех десятков раздавленных тушек миазменных крыс, постоянно благодаря смущенного великана.

Еще во дворе был четырехметровый крокодил, который целеустремленно полз к главному входу. Я бы посчитал его галлюцинацией, если бы он не был одет в ту же кожаную сбрую, как и все остальные крокодилы, встреченные мной в Японии. Не то чтобы я вообще хотел их встречать… но вот уже второй раз. Причем он сам пришел в гости. Стоявшие сбоку ящера два гвардейца расстреливали его скупыми очередями из пулеметов, но крокодил не возражал. Он продолжал ползти, правда все медленнее и медленнее.

Я был с ним полностью солидарен.

— Эмберхарт.

— Дарион Вайз, — кивнул я своему отражению, не поворачиваясь. За спиной раздался невнятный шум и стук.

— Я не один, Эмберхарт. Требуется твоя помощь, — тон голоса глумливого демона был необычайно серьезен.

Пришлось поворачиваться, отвлекаясь от крокодила. Сам «Накаяма Минору» был слегка потерт и взъерошен, но при этом смертельно серьезен. Причина его неформатного выражения лица лежала передо мной на полу.

Японка. Молодая, худая, грязная, одетая в мокрые лохмотья, из-под которых выглядывает тело, давным-давно не видевшее душа и мочалки. На груди надрезы с застывшими на них каплями крови, они складываются в слова. Алфавит я знаю, явно работа стоящего передо мной демона. Взгляд у невольной гостьи… странный. Мировая усталость, обреченность, печаль. Ни капли боли, хотя на её коже сейчас десятки свежих ран.

— Это волшебница, что руководила нападением на твой особняк, Эмберхарт, — поставил меня в известность демон.

— Рад это слышать, но допросить её у нас не получится. Я имею в виду — сейчас, — вяло пожал я плечами, пояснив, — Минут через пять-десять меня вырубит на несколько суток.

— Не беда. Здесь она бы ничего не сказала, — хмыкнул Дарион Вайз, — Низвергни её.

Ох. Логично. Надо… что мне нужно? Шляпа? Маска? Трость?

— Эмберхарт, соберись! — рявкнул мой поверенный, возведя очи горе.

Крокодил мне все-таки ближе. Я шагнул вперед, нагибаясь над женщиной, хватая ее рукой за горло и поднимая вверх. Раз она виновница моих новых украшений…

— Я не боюсь смерти, мальчик. И видела слишком многое, чтобы ты меня мог напугать, — просипела девушка, глядя на меня с выражением старой мудрой бабушки, давно уставшей коптить небо.

— Мадам, — неизвестно с чего вырвалось у меня, — Вам предоставляется редкий случай увидеть куда больше! Добро пожаловать на «Эмберхарт-экспресс»! Следующая остановка… будет сюрпризом!

Глава 10


Посланник императора оказался человеком, весьма близким по типажу к простым японцам. Низкий, рано начавший лысеть, с лицом уставшего от всего на свете клерка, с блеклыми и невыразительными глазами. Заподозрить в этом человека правую руку правителя, допущенную к очень серьезным секретам и солидной толике власти, было невозможно. Сейчас — так вообще, потому как вышеупомянутый посланник, являясь до кучи весьма мощным практиком местных боевых искусств, фонил неслабым уровнем раздражения на всех воспринимаемых мной диапазонах. Причина у него была существенная.

Когда он появился тут впервые вчера вечером, я… отправил его за покупками.

Сегодня их доставили на нескольких грузовых повозках, но безымянный представитель императора вовсю демонстрировал, что он лично грузил каждый ящик и мешок. Набивал цену, естественно.

— Вы удовлетворены, Эмберхарт-сан? — брюзгливо вопросил мужчина, продолжая протирать свои крохотные очки. Диоптрий в них не было.

— Более чем… как к вам удобно обращаться?

— При дворе меня прозывают Ямимори.

— Благодарю вас, Ямимори-доно, — вежливо склонил я голову, изображая поклон, — Все доставлено по списку, что меня бесконечно радует.

— Ради интереса я просмотрю дневники своих предшественников, — хмыкнул «клерк», бросая на меня острый взгляд, — Кажется, я потратил за сегодня в «Пещере Дракона» больше, чем последние десять поколений посланников императоров. Вы возмутительно обеспеченный человек для вашего возраста и положения, Эмберхарт-сан. Я знаю множество семей, кто бы счел подобные объемы денежных средств в руках гайдзина… вызовом.

— Отнюдь, — качнул я головой, — Вчера вы ушли отсюда практически со всеми моими денежными активами.

— И тем не менее, — отрезал Ямимори, — Однако, вернемся к нашим делам. Его Величество недоволен и встревожен произошедшим здесь инцидентом. Как самой ситуацией в совокупности, так и частностями. Мне поручено задать множество неприятных вопросов гостям особняка Иеками, а также его хозяйке, но это будет профилактической поркой молодежи, не более. Главный вопрос мы адресуем вам, Эмберхарт-сан — какова ваша версия причины, по которой волшебник штурмовал этот дом?

— Версий не потребуется, точный ответ — маг хотел забрать Таканаши Кея, чтобы принести его в жертву. Задуманный волшебником ритуал должен был использовать исключительно высокую жизненную силу Героя для формирования объёмного энергетического якоря, способного заставить грядущую Бурю задержаться. Волшебники планируют бездействовать, пока Японию не поглотит рекордное количество телокрадов, а затем атакуют оставшиеся энергостанции.

С каждым произнесенным мной словом усталый клерк средних лет все быстрее сбрасывал маску замученного жизнью бюрократа, под которой оказалось лицо убийцы и воина, готового к бою.

Но — сильно офиг… удивленного.

Пришлось отвечать на град вопросов. Да, сведения точные. Да, добыты непосредственного из волшебника, точнее волшебницы. КАК? Ну… этим занимались компетентные товарищи оттуда (Ямимори морщится, понимая, кого я имею в виду). Почему я отдал демонам пленника? А потому, что они его нашли, обезвредили и изъяли собственноручно. Как проверить мои слова? Могу устроить встречу с непосредственными исполнителями. Почему так поздно? Сам узнал час назад.

— И что наша страна теперь должна за предоставленные сведения? — нехотя прозвучал вопрос.

— Ничего, — пожал плечами я, — Если не было предварительного договора, то требовать или брать оплату та сторона не будет.

— А вы сами?

— За передачу информации? — откровенно удивился я, — Ямимори-доно, у нас на руках зарождающийся мировой кризис. Я предпочитаю в таких случаях вносить свою лепту, обоснованную данной мне присягой, а не стяжать блага при каждом удобном случае. Это просто достойное поведение, понимаете?

Намек этот господин понял, несмотря на его тонкость.

— Всё не так просто, Эмберхарт-сан, — надев назад маску «клерка», посланник вновь принялся протирать очки, — Вопрос с Омори-сан был… не слишком удачной проверкой, но вот предпосылки серьезнее, чем кажутся на первый взгляд. Смотрите сами — в самом начале ваш союз с Иеками-сан был нежелателен, но приемлем. Сейчас, после того как вы неоднократно проявили себя, доказали, что можете управлять «Паладином», отметились при спасении педагогического состава Гаккошимы, даже более того — убедили этот самый состав в необходимости реформы учебной системы… В общем, Эмберхарт-сан, у Его Величества спросили — почему главой рода он признает обычную девушку, пусть хоть она и является прямой кровью возрождаемой семьи? Какой в этом смысл, если она все равно будет следующий десяток лет только рожать?

— И император переадресовал этот вопрос Иеками Рейко в удобной Его Величеству форме, — мрачно хмыкнул я, — Великолепно. Выгода извлекается буквально из любого варианта развития событий.

— Вы все прекрасно понимаете сами, Эмберхарт-сан, — кивнул мой собеседник.

— Я — да, а вот вы — нет, — возразил я, двигаясь на подушках, — За мной, несмотря на изгнание, стоит репутация семьи, тысячелетиями выполнявшей условия заключаемых договоров. Разумеется, что наш род постоянно старались обмануть, в свою очередь надеясь, что мы просто исполним свою часть сделки. Эмберхарты не прощали подобного. Ни разу. Вассальный договор тоже сделка, Ямимори-доно. Посеянный между мной и Иеками-сан конфликт нанес прямой урон моим интересам.

— Что вы этим хотите сказать? — посланник подобрался.

— То, что если наша помолвка в ее текущем виде будет расторгнута, то я буду считать себя свободным от всех обязательств! — отрезал я, — Это не угроза, а информирование о последствиях принятых решений!

— Это абсурдное преувеличение и оскорбление Его Величества, — проскрежетал мужчина, вновь показываясь из-под «маски», — Вы перешагнули черту, Эмберхарт-сан.

— Не считайте меня идиотом, Ямимори-доно, это не выгодно, — сухо засмеялся я, — Думаете, этот маскарад кого-нибудь обманет? Вы представитель правителя всего одной из стран, которые зовутся Японией. Уйти отсюда я могу, даже не вставая с постели. Тень, отражения, мир мертвых… Путей множество. Я прекрасно понимаю, зачем мне была подсунута Омори-сан. Толку от простого бастарда нет, это будет обычный человек, несущий на себе фамильные черты моего рода. Но если подсунуть юнцу прекрасную девушку… да еще если они будут вместе служить, да еще и почти равную ему по статусу, то кто знает — а вдруг он решит позаботиться об этом ребенке? Например, начав готовить этого ребенка к жизни по рецептам своего бывшего рода? В таком случае многое можно узнать, особенно если твоя страна славится невидимыми и неслышимыми шпионами…

— Еще одно немыслимое предположение! — каркнул Ямимори. Я ему активно не верил.

— Пока — да. Всего лишь немыслимое, наглое и абсурдное предположение, посланник-доно, — кивнул я, — Но когда и если я его произнесу среди Древних родов — то его хватит с лихвой.

— Это ультиматум?!

— Да, безусловно. Я предельно устал бороться за то, что давно и по праву принадлежит мне, Ямимори-доно. А еще — эта страна окончательно перестала быть местом для комфортной жизни. Если Иеками-сан разорвет помолвку, если еще хоть кто-нибудь посторонний вмешается в наши отношения, если еще хоть одна соломинка попытается упасть на уже несомую мной ношу — я уйду. Все понятно?

— Я передам ваши слова. Каждое из них, — с угрозой выплюнул после недолгого молчания и борьбы взглядами посланник, устремляясь к двери.

— Мои слуги проследят за тем, чтобы вы на пути отсюда не пересеклись с Иеками-сан. Решение будет зависеть только от нее. Как от будущей главы рода, — холодно отчеканил я ему в спину, окончательно закрепляя давно напрашивавшийся конфликт.

Устало выдохнув, я откинулся назад на подушки. Чтоб я еще раз, в какой-нибудь третьей или четвертой жизни пытался устроиться в чужой стране. Для Кейджи Таканобу я необходимый, но крайне неудобный вассал, совершенно не собирающийся перед ним склоняться в позу полного подчинения. Сам по себе значу мало, подумаешь — вожусь с местным Героем и управляю одним из «Паладинов», в масштабе страны это величина ничтожная, особенно со всеми этими проблемами. Однако — очень и очень заметная. Происходи это все на Западе, то никаких затруднений у меня с монархом бы не возникло, просто по причине взаимных договоренностей. Я делаю свою работу, сюзерен свою, оба отдаем свои долги. Мир, дружба, жвачка. Здесь же этого недостаточно просто в силу другого менталитета. Таканобу считает необходимым продемонстрировать свою власть, а я допускаю лишь незначительное, с его точки зрения, влияние. Строго в рамках договоров. Басня о лисе и винограде обретает новый смысл, когда у лисы есть огнемет, а у маленького винограда очень ядовитое послевкусие.

В задницу местные заморочки.

С натугой проглотив вязкое и отвратительное на вкус пойло, принесенное дворецким, я с наслаждением принялся наблюдать за Момо, которая умудрилась за неделю моего бессознательного состояния выспаться… и теперь не знала, что со своей жизнью делать. Было чрезвычайно забавно наблюдать, как она потерянно шарахается по спальне, тыкая пальцами в разные предметы, и временами предпринимая попытки дремать на подвернувшихся плоскостях. Попытки проваливались, глаза хрупкой девушки, крайне похожей на ребенка, широко и обиженно раскрывались, личико морщилось, а потом она вновь принималась бродить.

Счастье длилось не очень долго, так как наворачивающая круги Момо постепенно переместилась непосредственно на занимаемую мной кровать, начав при этом кидать на меня странные взгляды и постепенно сужая круги своих «прогулок». Я встревоженно завозился, понимая, что дело пахнет керосином, а организм в данный момент слаб как мышь. Большей его частью.

Зря. Встревоженная и шевелящаяся мишень для Паршивого Котенка сразу стала куда привлекательнее. А уж мои шрамы… вот кому было на них совершенно чхать, то как раз ей.

Он внезапного приобретения сексуального опыта меня спас телефонный аппарат, заоравший на весь особняк. Вся королевская конница и вся королевская рать срочно требовали «Паладину» явиться на главную причальную площадь Гаккошимы. Выслушав Уокера через дверь и сдержав выдох облегчения, я вытащил Момо из-под одеяла, ухватив её за верхние кошачьи уши, после чего дал команду на срочные сборы.

Наконец-то прибыли войска Ватикана.

— Эмберхарт-сан, как мне это понимать?! — издал ртом лязг души генерал Итагаки. Смутить почтенного воина могло многое: я, извлекаемый из капсулы «Паладина» с помощью Момо, Эдны и Камиллы, сам легендарный СЭД, прибывший в указанное место с моей одеждой в одной руке и креслом в другой, или же невозмутимо стоящие поодаль все остальные жители и гости моего особняка, начиная от растерянных Перрсонов и заканчивая сильно нервничающим Гриммом. Гигант-серв впервые летал на дирижабле и получил массу впечатлений.

— С благодарностью, Итагаки-доно, — огрызнулся я, бережно усаживаемый в кресло аж в шесть девичьих рук, — Мне был дан приказ доставить «Паладин». Доспех доставлен. Находиться внутри него я не могу, так как буду считаться вооруженным, а в таком случае, ватиканцы будут иметь полное право открыть по мне огонь. Уверяю вас, они обязательно откроют огонь по любому вооруженному человеку.

— Я не хуже вас знаком с процедурой встречи! Объяснитесь!

Везет мне сегодня на агрессивно настроенных японцев. Может быть, это потому, что на их земле начался воплощенный кошмар каждого цивилизованного человека? Или это из-за авангарда армии вторжения, состоящей из висящих над океаном воздушных левиафанов, каждый из которых на порядок больше такого титана, как «Клаузер»? А может, это из-за того, что я с точки зрения этих самых японцев наглый выскочка, беззастенчиво пользующийся своей незаменимостью?

Да не, бред какой-то. Итагаки и Ямимори просто сегодня с утра что-то не то съели.

— Солдаты Ватикана прекрасно обученные воины, Итагаки-доно, — проговорил я, принимая от Уокера подзорную трубу, а заодно и закуривая, — …а у меня очень большая нужда в надежной защите особняка. После того, как все мои домочадцы пройдут проверку на магию, я собираюсь предложить ватиканцам организовать в особняке опорную точку. Всеми необходимыми ресурсами для этого я располагаю.

Сказать, что мои слова не понравились генералу, было бы изрядным преуменьшением, но он стиснул челюсти и, отвернувшись, зашагал прочь. Да, я маленький и беспомощный человек в кресле, меня можно легко перешибить соплей. Зато как умею плеваться! Хотите, чтобы я засыпал двор жалобами, просьбами и требованиями? Замучаетесь оттираться. Эмберхарты непревзойденные мастера трактовки договоров и клятв, но стоит только с нами нарушить дух договора, как мы начнем вращать его букву на источнике будущих Эмберхартов!

— А если я скажу «нет»?

Вопрос прозвучал от хмурой и злой Рейко, на которую я демонстративно не обращал внимания всю дорогу от дома до базы, где пересел на СЭД.

— Разумеется, Иеками-сан, — кивнул я, стряхивая пепел, — Я ни на секунду не забывал, в чьем доме живу. Если вам не нравится моя инициатива, то я не посмею идти против вашей воли.

Коротышка часто заморгала, а потом закусила нижнюю губу и отвернулась. Женщины… они совсем не против, когда ты прешь вперед ради них, рискуя собственной жизнью, но редко когда способны предположить, что и сами могут оказаться на рельсах перед идущим вперед поездом. Выбор у сероглазой малышки прост — либо заскочить на этот самый поезд, либо отскочить с его дороги. Кабину машиниста лишь потому, что она глава будущего рода, я ей уступать не собираюсь.

Через подзорную трубу воздушные титаны Ватикана потрясали своими размерами. Величественные черно-белые суда, по сравнению с которыми «Клаузер» казался небольшой шлюпкой, были созданы гениями-гигантоманами. Жесткий корпус, способный вместить и перевезти небольшую армию, с полезной нагрузкой в пять сотен тонн, огромная оболочка вытянутой формы, почти заостряющаяся на концах, сотни нашлепок ЭДАС-ов по всей площади корабля — всё это не просто впечатляло, а ввергало в благоговение. Перевозкой солдат и бомб мало кого можно было бы удивить, вопрос был в другом — четыре таких воздушных кита, расположившись над Токио, могли бы ослабить Бурю на 80–90 процентов просто за счет своих энергетических установок.

Сейчас десяток этих королей неба висел над скучковавшимся в двух десятках километров от берега Гаккошимы флотом межконтинентальников, что само по себе было уже памятником техническому гению человечества. Парад рукотворных монстров…

— Эмберхарт-кун…

Пока я балдел от вида подавляющей технической мощи, ко мне подкрался японский белый лис, он же текущий глава академий Якудзёсейшин-гакуин, невесть как затесавшийся сюда престарелый кицуне Ирукаи Сай. Удивленно покрутив головой, я убедился, что кроме демонстративно безоружных гвардейцев, стоящих возле своих дезактивированных доспехов, на пристани присутствует лишь небольшая кучка высокопоставленных японцев, возглавляемых сейчас генералом, пара десятков гвардейцев и моя скромная команда. Худой, длинный и седой директор-нечеловек смотрелся меж наших двух социумов как профилактическая свечка в заднице.

— Ирукаи-доно, — вежливо кивнул я, — рад видеть вас в добром здравии.

— Хотелось бы сказать то же и тебе, но, вижу, придётся лишь желать скорейшего выздоровления, — ухмыльнулся в усы кицуне, тут же посерьезнев, — Я должен тебе извинения за свое поведение. Мне не следовало от тебя требовать неподобающего.

— Я все понимаю, Ирукаи-доно, — принял поклон старика я, — Такое событие поневоле заставляет отмести все несущественное, занявшись лишь жизненно важным. Вы изыскивали ресурсы для спасения родственников.

— Именно так. А теперь, когда это улажено, можешь мне, старику из леса, объяснить, что вообще происходит?

Один из небесных гигантов снизился почти до уровня моря, начав движение в нашу сторону. Протянув руку и поморщившись от боли, я указал на него.

— Если только очень коротко и грубо, Ирукаи-доно. На большее у нас не будет времени.

— Мне подойдет этот вариант, — кивнул старик, — Мы здесь не моти на рынке выбираем.

— Это основной костяк авангарда Первой Армии, — начал лекцию я, — хотя армией её называют довольно условно. Те дирижабли, что вы видите, заполнены солдатами и техникой лишь наполовину. Остальное отдано на откуп интеллектуальной части сил Ватикана. Инквизиции.

— Палачи… — пробормотал старик, щипля свою бороденку, — …интеллигенты?

— Почему палачи? — удивился я, — Ученые, следователи, сыщики, изобретатели, политики. Их задача — выявить все, имеющее отношение к волшебству у вас в стране. Выявить и уничтожить на корню, узнав, откуда эта дрянь вылезла. Кстати, обратите внимание на черно-белые рисунки геометрических фигур. Каждая комбинация обладает своим значением.

— Прости, если я чего-то по старости лет не понимаю, Эмберхарт-кун, — протянул старик, щурясь и разглядывая дирижабли безо всяких подзорных труб, — Но мне кажется, что несмотря на размер этих громадин, они никак не могут перевезти достаточно сил, чтобы работать на территории всей нашей империи… так?

Я сухо засмеялся, заставляя директора… да какой там Якусейсшо, всех трех академий, сурово нахмуриться.

— Коротко и грубо, Ирукаи-доно. Это не армия солдат. Это командующие, контролеры, распорядители и кураторы. Армия уже здесь. Инквизиция возьмет под контроль все военные силы империи.

Он мне не поверил. Настолько, что даже отвернулся, якобы рассматривая подходящую все ближе громаду корабля, но всем своим видом показывая возмущение от подобной инсинуации. Некоторые солдаты встревоженно переговаривались и переглядывались, глядя на неумолимо надвигающегося титана.

— Ирукаи-доно, в Японии возник и чрезвычайно плодотворно отработал не один волшебник и не два. А целый культ практиков магических искусств, чьи члены свободно идут на смерть для достижения целей, о которых нам почти ничего не известно. Это опасность мирового уровня. То, что вы перед собой видите — есть реакция всего цивилизованного мира на грозящую ему опасность. Сейчас сюда плывут межконтинентальные суда, набитые тысячами солдат, СЭД-ов и танков, от самых разных стран мира. Когда они прибудут, отцы-инквизиторы возьмут командование над ними, исключая малейшую возможность действия войск вне собственных схем. Если этого окажется мало… то выдвинется Вторая Армия. Ни о какой самостоятельности либо параллельном взаимодействии властных структур речи идти не может!

Наверное, будь у него время, Ирукаи бы поверил моим словам, но реальность оказалась куда жестче, прозаичнее и убедительнее. Буквально перед тем, как зависший в воздухе над причальной площадью дирижабль выдвинул свои десантные платформы, на воде возле пристани раздалось несколько негромких, но мощных взрывов.

Только это были не взрывы. Из воды гигантскими металлическими зайчиками выпрыгивали хорошо знакомые мне СЭД-ы. Их брат близнец стоял за моей спиной.

Раз, два, три, шесть… двенадцать «Паладинов» с грохотом обрушились на брусчатку в сотне метров от нас, тут же выхватывая клинки из заплечных ножен. Одиннадцать из них застыло на месте, а последний, кратко провизжав активированными ускорителями, сорвался с места, двигаясь с невообразимой пока для меня скоростью, взяв курс точно на нашу группу.

— Спокойно! — крикнул я совет-приказ, видя, как напряглись Рейко и старый кицуне.

Пилота СЭД-а мы не интересовали совершенно, в отличие от моего стоящего доспеха. Отточенным движением прислонив острие меча к раскрытой спине моего «Паладина», доспех инквизиции застыл, как будто его выключили… что было верной догадкой — все СЭД-ы отключили свои ЭДАС-ы, замерев в одном положении. Сделали они это вовремя — многие из встречающей делегации местных оседали на брусчатку, хватаясь за сердце. Из моих выдержали все, кроме Момо, которая без зазрения совести шлепнулась мне на колени, обморочно закатив глаза. Я охнул от боли, закатывая уже свои.

Тем временем прилетевший по воздуху кит рожал десятки вооруженных солдат в черно-белых шинелях, берущих под прицел все, что шевелится, дышит, смотрит и вообще способно к агрессии в любой форме. Элементов брони вояки не носили, но вот их оружие внушало искреннее уважение — громоздкие двухствольные автоматы, исходящие тонкими струйками пара. Калибр этих дур был едва ли не больше, чем у пулеметов, стоящих на вооружении у моего «Григория»! У каждого из десантников был под шинелью мощный и широкий пояс, к которому крепилось оружие. Видимо, стрельба из этих страшилищ была возможна только от бедра.

— Никому не двигаться, вести себя спокойно! — оповестил я свою группу, глядя, как тычут дулами в нос одному заистерившему чиновнику, — Это стандартная процедура! Что бы ни случилось — не оказывайте сопротивление!

А «что-то» тут же начало случаться очень быстро. Вслед за солдатами спустилась еще одна компания людей, с отличным расположением белых и черных треугольников на форме. Эта группа, сделав десяток шагов по направлению к японцам, внезапно остановилось. Один из идущих в ней и держащий какой-то прибор, выкрикнул какой-то приказ, указывая на нас. Через пару десятков секунд на нас смотрело множество здоровенных дул со всех сторон, сопряженное с множеством злых и настороженных глаз. Хотя… зачем я себе вру? Всё это богатство было сосредоточено строго на сэре Алистере Эмберхарте, едва прикрытом распахнутой белой рубахой и тощей девчонкой.

— Вы понимаете английский? — обратился ко мне через минуту осторожно приблизившийся мужчина с прибором в руках, убедившись, что я продолжаю смирно сидеть под прицелом солдат.

— Да, сэр, — ответил я, стараясь не кивать. Это как у стоматолога — не стоит дергаться, когда врач работает.

— Вы излучаете остаточный след магической энергии. Мы вынуждены немедленно взять вас под арест, изолировать и допросить. Пройдете ли вы добровольно?

— Среди ваших сотрудников присутствует кто-либо в звании магистра третьей степени и выше, сэр? — вместо немедленного согласия спросил я, вызывая нездоровое оживление ватиканцев.

— Возможно. Это имеет какое-либо значение?

— Да, передайте ему мое воззвание. «Volumen Primo Familia» Параграф три, строка «А», подпункт «амб».

Мужчина задумался, периодически поглядывая на крутящийся прибор в своих руках. Показатели его явно не радовали. Напряжение нарастало. Я продолжал сидеть, не шевелясь, с раскинутыми по сторонам руками. Наконец, он решился:

— Хорошо. Только не вздумайте шевелиться, сэр! Наши воины откроют огонь при малейшем подозрении. Повторюсь — малейшем.

— Сделайте скидку на то, что девочка постепенно сползает, — встревоженно попросил я, добавив, — Я буду ждать, не шевелясь, в течение двадцати минут. Даю слово.

— А что потом? — полюбопытствовал отправивший одного из солдат с донесением инквизитор. Прибор в его руках негодующе взвизгнул, будучи поднесенным к Рейко слишком близко. Та напряженно хрюкнула, от чего автоматы в руках людей непроизвольно сделали дулом петлю в воздухе. Я нервно сглотнул, но все-таки решил немного побравировать, сказав:

— А потом я захочу курить.

Глава 11


Ошейник сдавил горло в очередной раз. Я закряхтел — штуки на моей шее, руках, талии и бедрах подчинялись воздействию изменяемого магнитного поля, вращая моё тело в пространстве. Несколько раз приходилось оказываться лицом вниз, и тогда я видел потеки крови на полированной поверхности металлического пола. В иные моменты, когда меня в очередной раз крутило, глаза цеплялись на отражение в небольшом зеркале, позволяя оценить состояние тела. Последнее было печальным, повсюду глаз натыкался на свежеоткрытые раны, из которых понемногу сочилась кровь.

Тот, кто мной занимался, определенно знал своё дело.

Еще один поворот оставляет меня в положении, когда вдох и выдох приходится совершать, прилагая большие усилия. Человека, тычущего мне холодным металлом в спину, это ничуть не смущает, он продолжает своё грязное дело. Срезать, скоблить, протыкать, прижигать… вновь и вновь заставляя меня сдерживать вопль боли.

Шаги слышатся задолго до того, как распахивается дверь в этот пыточный зал. Пришедший высок ростом, широк в плечах, но все равно слишком тяжел для человека своих габаритов. Он подходит все ближе, я слышу его размеренное, тяжелое и неестественное дыхание. Мои собственные всхлипы на фоне этого почти механического шума слышатся особенно жалко. Я чувствую его взгляд, не предвещающий ничего хорошего.

Да уж, не думал, что все так кончится.

Захваты вновь пришли в движение, возвращая меня в горизонтальное положение лицом вверх. Управляющий ими изверг извлек чистый скальпель и занялся моей грудью. Я заскрипел зубами, в душе радуясь мелочи — снова можно дышать относительно спокойно.

— Сэр Эмберхарт? Вы способны сейчас говорить, рыцарь?

Голос подошедшего здоровяка очень ему шел. Тяжелый, глубокий и рокочущий бас, в котором проглядывали натуральные металлические нотки. Ответить ему я не успел, в разговор вклинился садист, с энтузиазмом кромсающий меня последние три часа.

Точнее садистка.

— Всё он может, мессере. Этот мелкий хам с завидной регулярностью просит дать ему сигарету! Как будто мало он уже навредил своему организму…

— Неуместно так говорить о рыцаре, фрау Гритте… — неуверенно пробурчал стоящий у меня над душой гигант.

Упомянутая фрау злобно блеснула красным светящимся глазом, резко обрывая хирургическую нить и заставляя меня издать еще один скорбный вой. Затем она не глядя бросила мне на грудь россыпь удерживаемых в дополнительных манипуляторах острых предметов и уперла свои органические руки в бока, живо разворачиваясь к укорителю.

— У меня там внизу, мессэре Инганнаморте, почти три тысячи солдат, страдающих от морской болезни и передозировки мнемоникой! Три тысячи! А вы вытаскиваете меня сюда, чтобы я занималась щенком, у которого везде на теле написана история о том, как он не хочет жить! Вы знаете, что я только что обнаружила на его спине?! Заросшую полость с машинным маслом, мессэре! И не одну! Его глазные яблоки носят следы ожога испарениями дезинфектанта! Этот der Dummkopf — Selbstmord!

Попытку мессира Фаусто Инганнаморте гранд-медик второго класса пресекла на корню. Дородная крепкая немка вовсю костерила меня за неграмотное управление собственным телом, заодно перечисляя всё, что она за это время со мной сотворила. Все шрамы были вскрыты, рубцы срезаны вместе с пораженной «порошком Авиценны» плотью. Поверх ран с помощью особого прибора медик нанесла новые «дозы» порошка, закрывая темные зеленые дорожки прозрачным регенерационным клеем. Разрезы она зашивала с помощью специальной машинки, накладывающей очень плотный шов, так что в будущем я буду щеголять хоть и очень аккуратными, но угольно-черными шрамами.

Более того, дражайшая фрау Гритте добралась и до моих не раз переломанных ребер, чтобы сломать их заново, удалить лишнее, а затем зашить меня назад, правильно все сложив. Воспоминание о ране на ноге вообще привело её в медицинское неистовство, от чего она начала сыпать проклятиями на немецком и терминами на латинице, с редкими вкраплениями русского мата. Там почтенной женщине довелось увидеть неслабо поврежденное сухожилие, которое, по её авторитетному мнению, прослужило бы мне еще максимум три года, либо один неловкий пируэт. Нога была прооперирована и иммобилизована ниже колена целой системой жестких фиксаторов, а аура негодования немки была достаточно интенсивной, чтобы вызвать сердечный приступ у мыши. Ну, если верить словам Эйлакса.

— Фрау Гритте, я просил всего лишь поставить его на ноги! — гулко взвыл не выдерживающий напор коренастой немки гигант.

— Тогда вы зря дали юноше перстень причастных, мессере! Я действовала согласно регламенту нашего подразделения! Ordnung muss sein!

Продолжая гневно бурчать, медик сноровисто собирала свои личные инструменты, пакуя их в чемодан с потрясающей скоростью и сноровкой. Несколько манипуляторов, выходящих из висящего на её спине прямоугольного рюкзака, летали туда-сюда, подхватывая скальпели, ножи, зажимы и прочий страшный металлический реквизит. Гигант и я молча наблюдали за рассерженной женщиной, боясь спровоцировать очередной приступ ругани. Закончив собирать чемоданчик, фрау Гритте дернула пару манипуляторов, приведя мое висящее в магнитном поле тело в движение. Развернув меня удобной ей стороной, она включила встроенный в левый искусственный глаз фонарик, осмотрела наложенные швы, фыркнула и подозрительно ткнула указательным пальцем в зарастающую дыру от отвертки на моей филейной части. Услышав от меня сдавленный хрип, медик ловким движением выхватила откуда-то здоровенный шприц полный синеватой и чуть светящейся жидкости, тут же его мне всадив в задницу по самое основание иглы.

Небо представилось мне с овчинку, а когда вновь смог соображать — никакой садистки рядом не было. Лишь печально вздыхающий мессир Инганнаморте, методом тыка пытающийся освободить мое тело из магнитных захватов.

— Итак, рыцарь Эмберхарт, что вам конкретно сообщила фрау Гритте о вашем состоянии, позвольте полюбопытствовать? — поинтересовался полевой магистр первого класса, дав мне время отдышаться в кресле и выкурить первую сигарету.

Фаусто Инганнаморте был огромен и буйно черноволос еще до того момента, как вляпался в неизвестную мне историю, оставившую его одним из наиболее тяжело аугментированных людей, которых я когда-либо видел. Его путь к своему званию был как у меня, показан за всем теле — полный протез правой руки был сущей мелочью по сравнению с тем, что сотворили с его торсом. Просто рассматривая его бочкообразную грудь неправильной формы, я мог легко догадаться, что органики в туловище осталось маловато. Легкие и голосовые связки были искусственными, кожа чуть выше распахнутого ворота рубашки сменялась сталью, а уж две струйки пара, вырывающиеся из заплечных трубок, выведенных из тела наружу, так вообще не оставляли никаких сомнений. Под своим черно-белым плащом итальянец скрывал настоящий шедевр современного протезирования.

Насколько мне было известно, жизнь оперативника Ватикана постоянно полна риска, от которого невозможно уберечься. Инквизиторы постоянно пропадали (во всех смыслах этого слова) на обнаруженных ими подземных базах магов прошлого, в поисках телокрадов, на берегах Австралии. Кислота, яд, магия, враждебное организму человека излучение, мутанты, вирусы, миазма… Подготовка у них была долгая, трудная и дорогая, поэтому жизни своих Ватикан ценил вне всякой меры, возвращая бойцов в строй при помощи дорогих протезов. Одна лишь руины в Австралии обеспечивали бойцам с волшебством 60 процентов ежегодной смертности…

— Минимум три месяца строгого постельного режима, — горько пожаловался я, считавший, что на днях вернусь к полноценной жизни. Регенерационный гель с его анестезирующим влиянием уже начал растворяться, намекая мне, что скоро станет очень больно, причем везде.

— С одной стороны — это большая незадача, — Фаусто устало потёр лицо, а потом криво ухмыльнулся, — С другой же… рыцарь Эмберхарт, если учесть количество обработанных фрау Гритте травм, то я склонен рассудить, что вы не большой специалист в введении переговоров. Более того — совсем небольшой! А мне нужен был личный секретарь и переводчик на время этого кризиса…

Сказанное магистром было слабым преуменьшением. Первая Армия в данный момент испытывала жесточайший дефицит лояльных носителей местного языка. Именно к экстренно учащим этот самый язык под эликсиром мнемоники солдатам и убежала столь громкоголосая, но чрезвычайно компетентная фрау Гритте, но результатов пока ждать было чересчур рано. Силы инквизиторов уже выдвинулись к Мезальянс-холлу, изымать всех знающих японских язык солдат. А меня, как представителя Древнего рода, хотел заграбастать себе сидящий напротив меня высокопоставленный офицер, издающий сейчас грустное механическое шипение.

— Я полный профан в дипломатии, мессир, — скрывать свои недостатки здесь и сейчас казалось мне глупостью, — К тому же, я совершенно не искушен в особенностях и тонкостях местного менталитета. Зато могу помогать с переводом во время допросов, если их будут проводить у меня дома. Помещение под допросы выделю… точнее, оно есть. Достаточно лишь выпустить воду из бассейна…

— Как приятно встретить понимающего человека! — саркастично расхохотался Инганнаморте, его наполовину механическая грудь издала забавную трель перед следующей фразой, — Именно так, рыцарь! Нам обязательно нужен будет бассейн для пыток!

— Я не могу уехать из этой страны, мессир, — сменил тон на серьезный я, — Вообще, никогда. Ни при каких обстоятельствах. Но я прогнозирую с вероятностью выше 80-ти процентов, что вы в самое ближайшее время примените «Гекату». Хотя бы одну. Вам придется. Поэтому я предпочел бы дистанцироваться от Первой Армии… хотя бы прилюдно — это вопрос выживания.

— Вы же понимаете, рыцарь, что мне по всем законам Ватикана плевать на особенности вашей жизни? — посуровел инквизитор. Его веселый тон как языком слизало, — Мы прибыли бороться с великой опасностью и готовы приносить великие жертвы. Что бы эти самые жертвы о нас не думали.

— Понимаю, — кивнул я, с неприкрытым удовольствием вновь раскрывая портсигар, — Очень хорошо понимаю, поэтому, пожалуйста, мессир, не изображайте из себя фанатика, готового жечь и кромсать все подряд отсюда и до обеда. Меня уже хорошо попользовала фрау Гритте. В остальном — я представляю для императора особую ценность сразу в нескольких аспектах. Реквизировав меня под свои нужды, вы бы на пустом месте создали бы большой конфликт.

— Я учту и проверю ваши слова, рыцарь, — серьезно кивнул меня итальянец.

Великие жертвы… насчет них он не шутил ни грамма. Я уже начал их приносить — Анжелика Легран и Чарльз Уокер поступали в распоряжение одного из прибывших дивизионов. Единственное, что я предугадал и успел провернуть — договорился с Инганнаморте о переводе моих уже бывших слуг в Европу, как только в них отпадет нужда. Это был мой долг как ответственного работодателя, хоть на душе и скребли все некоматы этой чертовой Японии. На Камиллу, Эдну и Гримма интересы инквизиторов распространяться не собирались, а Рейко очень вовремя сообразила сделать вид, что никакого языка кроме японского не знает.

Ну… хотя бы я теперь буду выздоравливать в чрезвычайно защищенном месте — покой моего особняка будут охранять полторы сотни солдат, три городских штурмовых СЭД-а «Кадис», плюс к тому же четыре медика Ватикана развернут малый полевой госпиталь. Придётся потесниться, но протестовать, а уж тем более оспаривать распоряжения магистра я не собирался. Сам же подобное и хотел предложить, просто не ожидал, что выделят такое количество народа.

— Сэр Алистер, я не осмеливаюсь оспорить ваше решение, но вынужден признаться, что испытываю определенный уровень сомнений насчет него, — высказался бывший дворецкий через некоторое время.

Мы двигались назад домой на моем красном дирижабле, к которому никак не приживалось данное изначально название. Дав себе зарок придумать новое, я, лежа на носилках, повернул голову так, чтобы видеть хмурые лица Чарльза и Анжелики. Они оба смотрели на меня с возмущением, непониманием и ожиданием. Как и неумело притаившаяся за спиной пожилого англичанина Рейко, от которой был виден то огромный серый глаз, то часть тыла.

— Мистер Уокер, мисс Легран, позвольте мне объяснить подоплеку происходящего… — закурив, я задумчиво выпустил в небо толстую струю дыма, а затем продолжил, — Прислуга нанимается вовсе не для того, чтобы периодически участвовать в перестрелках и рисковать собственной жизнью. Вы шли на этот риск неоднократно, что нашло отражение, как и в моем отношении к вам, так и в премиальных на ваших счетах. Более надежных, умелых и вызывающих доверие сотрудников я не могу себе представить. Но…

Я сделал паузу, затягиваясь крепким сигаретным дымом. Анжелика тихо всхлипнула, пуская слезу и нервно теребя подол.

— Но! — я вновь посмотрел на них, — Никто и никогда не заставляет дворецких и горничных участвовать в войне! Бросать их в этой войне! Это не ваша война, мистер Уокер, мисс Легран. Я мог устроить так, чтобы вас из нее со временем вывезли — и я это устроил. Ответственность должна быть обоюдной.

— Сэр, при всем моем уважении, вам не кажется, что вы… — Уокер сделал долгую паузу, но потом с великой неохотой из себя выдавил, — …сгущаете краски?

Анжелика несмело покивала, демонстрируя согласие.

— Вы просто недооцениваете ситуацию, мистер Уокер, — печально вздохнул я, — «Конкордат Заавеля» чрезвычайно жестко регламентирует все права и обязанности сторон в ситуации подобной той, что сейчас творится у нас здесь. Что инквизиторы Ватикана, что плывущая им на помощь объединенная армия стран — все они имеют перед собой ровно одну цель. Искоренить волшебство. Как только они её добьются, то тут же отправятся назад. Однако, у этой монеты есть и обратная сторона — никто не будет тратить время, уговаривая местных жителей предоставить полный доступ следователям. К своим домам, отрядам, хабитатам, тайнам и маленьким секретам. Конкордат обеспечивает право допуска ватиканцам изначально, а Япония входит в список подписавших его стран. Как вы думаете, мистер Уокер, кто из местных владетелей, могущественных лордов, вождей семей Иных помнит об этом?

— То есть…

— То есть конфликты неизбежны! — резко и громко оборвал я начинающего прозревать бывшего дворецкого, — Поймите, мистер Уокер, у Ватикана нет морального права растрачивать своих бойцов в стычках с местными лордами! Инквизиция преследует не только волшебство и магию, они также занимаются искоренением проникших в наш мир телокрадов, изучением археологических находок и тысячей других дел! Знаете, как они будут решать вопрос с противостоящими им людьми? Бомбардировками. А как только на территорию Японии упадёт хотя бы одна бомба класса «Геката», я не дам и гнутого пенни за жизнь любого европейца, ходящего по этой земле!

Выслушавший меня Чарльз постоял с минуту, переваривая услышанное… а затем поклонился несмотря на то, что кланяться лежащему перед ним подростку выглядело довольно нелепо. Следом и Легран выполнила книксен. Я признательно кивнул обоим за понятливость. Действительно, события дальше могут развернуться так, что любого из них пристрелят просто из мести. Люди такие существа — не в силах отомстить виновнику, они назначают на его место того, до кого легко могут дотянуться. А виновник у грядущих событий будет один, местные правители, привыкшие к полноте собственной власти за восемьдесят семь лет изоляции.

— Что такое… «Геката»? — Рейко, не защищаемая более спиной дворецкого, смотрела на меня спокойно, пронзительно и серьезно.

— Фирменное оружие Ватикана, — начал объяснение я, — Проще говоря, это бомба, заряженная очень концентрированным эфиром, Иеками-сан. Взрываясь, она высвобождает огромное количество эфира, расходящегося полусферой от места взрыва. Очень небольшие повреждения, но в радиусе двух километров разрушаются любые заклинания, любые эфирные спайки органов химер, все структуры, поддерживающие функциональность живых мертвецов. Всё, что имеет хоть какое-то отношение к эфиру, перестает функционировать в радиусе двух километров от точки детонации «Гекаты».

— И чем же оно тогда может настолько сильно не понравиться нам, японцам, что мы возьмемся за оружие? — нахмурилась коротышка.

— Души к эфиру тоже имеют отношение, — выдохнул слова и дым я, наблюдая, как бледнеет моя невеста, — «Геката» вырывает души из тел в том же радиусе. Любые души… и из любых тел. Приемлемая цена с точки зрения мира… Иеками-сан.

Бывшая мастерская Граевского а ныне крепость Эмберхарта, преображалась на глазах. Меня еще только заносили в дом, как деловито снующие там и тут солдаты уже начали наращивать специальными щитами и так уже трехметровый каменный забор. Поверх щитов добросердечные мультинациональные борцы с магией протаскивали колючую проволоку под напряжением, а заодно и ползали по крыше, выискивая места для монтажа пулеметных гнезд. На душе у меня коротко и звонко пропела какая-то хорошая птица — наконец-то за мой дом взялись профессионалы.

Радость длилась очень недолго — не успел я распластаться на своей собственной кровати, как в дверь ворвалось нечто миниатюрное, рыжеволосое и конопатое. Девушка, точнее женщина, обряженная в форму инквизитора младшей офицерской ступени, представилась коротко и сухо — адьютантом приписанного к моему дому командира оперативного звена, а после начала активно этот самый дом у меня отбирать.

Хотя, наверное, с её точки зрения ситуация была несколько иного рода. Назначен режимный объект, на котором разворачивается штаб, но почему-то присутствуют гражданские. И не простые, а очень хорошо вооруженные, с боевым автоматоном, обладающие контролем над турелями, плюс почему-то имеющие право высказывать свое мнение!

Каждый из этих пунктов оскорблял рыжую Регину Праудмур до глубины её рыжей, но очень серьезной души. Пойти против рескрипта Инганнаморте она не могла никак, поэтому решила взять не мытьем, а катанием — утвердить полномочия своего командира и отряда, оставив мне с Рейко возможность лишь изредка дышать через форточку, строго после её письменного одобрения.

Сначала эта рыжая, но смертельно серьезная кроха, просто начала диктовать мне условия из разряда «шаг влево и шаг вправо считается попыткой диверсии, будьте добры сползти с кровати, чтобы я вас пристрелила ради общего блага», но через пятнадцать минус скисла, разглядывая продемонстрированные мной и Рейко «перстни причастных». Небольшие перстеньки, были знаком прошедших все необходимые проверки на лояльность к условиям «Конкордата». Мне такой полагался по праву рождения, ну а от Рейко слишком сильно шибало божественным, дабы заподозрить её хоть в малейшем отношении к магии.

Боги не терпели конкуренции.

Регина Праудмур тоже.

Но ей пришлось идти на уступки. С очень большим скрипом.

— Я вас сюда пригласил, потому что нуждаюсь в охране, а не затем, чтобы меня выкидывали из собственного дома!

— Согласно «Конкордату» мы можем требовать в временное пользование любые ресурсы, которыми вы располагаете! И мы в своем праве!

— Были бы, только увы, дражайшая Регина, пальчики-то вот они, а на них перстень! Умерьте своих хотелки!

— Какую поддержку вы можете оказать, раз валяетесь на кровати?! Валяйтесь на улице и не мешайте нам спасать эту страну!

Малый Зал Владык, полный доставленных с «Пещеры Дракона» ящиков и грузов, мне удалось отбить лишь ценой всего. Если контроль за внешним периметров я отдал легко и свободно, так вот уступать хоть квадратный дюйм площади самого дома не имел ни малейшего желания. Жадная конопатая особа думала точно также, сразу же записав в своих планах выкинуть меня из дома.

К консенсусу нас привела Рейко.

— Хватит! — заорала она, выпуская несколько мелких разрядов электричества. Один из них, попавших в Регину, превратил её волосы в огромный пушистый шар, — Довольно! Я забираю себе и девушкам спальню Эмберхарта, а он будет жить в кабинете! Или в подвале, раз тот ему так нужен! Все равно это ненадолго, я скоро куплю новое поместье!

После того, как я «перевел» ответ Рейко, рыжая Регина, суматошно пытавшаяся пригладить встопорщившиеся волосы, раздвинула их руками, глянув на Рейко злобным зеленым глазом.

— Передайте ей, что ничего она не купит, — мстительно прошипела лохмато-пушистая зараза, — Любые сделки с недвижимостью считаются ничтожными с момента начала действия инквизиции!

Для Рейко это был страшный удар. По ее моментально скисшему виду, я сразу понял, что она планировала вовсю использовать случившийся кризис для перевода наших денег в стремительно дешевеющую недвижимость, а тут такой облом. Японка обиженно заморгала глазищами и отвернулась от нас с Региной.

Праудмур, сумевшая таки оставить за собой последнее слово, гордо вымелась за дверь, напоследок пригрозив, что вопрос о дирижабле и «Григории» будет еще поднят.

Я расслабленно откинулся на кровати, принимая из рук Эдны портсигар. День выдался необычайно тяжелым, тягостным и сложным, но это всё определенно того стоило. Меня подлечили, охраняют, рядом всегда будет медик. Можно полностью расслабиться на несколько дней, позволяя работе фрау Гритте как следует прижиться…

Полудрёма уже начала брать надо мной силу, как внезапно раздавшийся голос Рейко с грохотом похоронил всё мои надежды:

— Ариста, нам нужно серьезно поговорить!

Глава 12


За окном раздавался деловитый гомон работающих ватиканцев, звучали отрывистые приказы, мерно шагали заводимые на задний двор СЭД-ы, а у меня в кабинете царила тишина, которую вскоре прервала короткая и странная фраза:

— Ты забрал у меня всё, — глухо произнесла не поднимающая глаз Рейко. Девушка залезла с ногами на стул для гостей, обняв колени. Уткнувшись в них лбом, она повторила, раздельно, чуть ли не по слогам, — Ты. Забрал. У меня. Всё.

— Такое обвинение требует серьезных доказательств, Иеками-сан, — покачал головой я, — или, хотя бы, объяснений.

— Сам не знаешь? — мрачно улыбнулась девушка, — Я хотела низвергнуть собственный род, дав начало новым Иеками. Ты их унизил, заставил пуститься в бега, убил моего отца. Сделал всё, что я хотела, но лучше. Я мечтала воспитать своих детей достойными людьми, а не ворчливыми ублюдками, кичащимися собственной силой. Знала, что это почти невозможно, что я одна такая за 600 лет всей истории, но мечтала попробовать. Возможно — даже умереть, пытаясь. Отдать всю себя. Понимаешь?

— Нет, — покачал я головой, совершенно ничего не понимая.

— И не поймешь, — вновь уткнулась она лбом в колени, — Ты среди нас не жил. Не видел взгляды, которые бросались на меня и родственников. Мы всегда были отверженными.

— Это я представить могу. Не понимаю, с какой стати ты обвиняешь меня в том, что я у тебя что-то забрал.

— Да ты просто принес меня на своей спине к богу! К моему предку! К тому, до кого не смог дозваться ни один жрец и ни один монах в Японии с тех пор, как возник мой род!!! — заорала Рейко, чьи уши моментально налились малиновым цветом, — Просто принес! Мы просто получили знак! А потом мы просто ушли, чтобы ты просто дальше смог заниматься своими делами!!!

— То есть, я отобрал у тебя право разрушить собственную жизнь во имя собственных иллюзий? — язвительно спросил я, окончательно переставая что-либо понимать. Это оказался неправильный вопрос, заданный неправильным тоном в совершенно неправильной ситуации.

Рейко горько расплакалась.

Лишь спустя полчаса, сквозь постоянные всхлипы, я услышал всю историю целиком. Мечты юной, умной, но очень наивной девушки исполнялись… и делали это с лихвой, на все 250 процентов… и без её непосредственного участия.

…хороший жених, способный рискнуть ради нее жизнью, но занятый при этом кучей различных дел и постоянно рискующий жизнью…

…огромный дом, способный вместить сотню гостей за раз, но совершенно не похожий на нормальный японский особняк…

…род, бежавший из страны, но не благодаря её усилиям…

И так далее, тому подобное. Рейко всегда была героиней своих фантазий, а в реальности оказалась всего лишь сидящей в удобное ложе зрителем. И, когда появилась Омори Чика, принесшая вкрадчивое мнение императора о том, что надо хоть как-то утвердиться в глазах светского общества, как глава рода… Рейко не выдержала. Омори вовсе не критиковала «бездействия» своей подруги, а вместо этого описала, насколько высоко империя оценит, если коротышка заставит жениха выполнить совсем простенький приказ.

Империя оценивала подобную «жертву» со стороны Рейко аж в большущий особняк в районе Адати, что находился совсем недалеко от района Тиёда, где располагался дворец императора. Родовой особняк почти угасших Омори, чья последняя представительница склонилась перед Рейко в позе нижайшей просьбы. Коротышка не выдержала и кинулась в решительный бой как будущая глава рода Иеками, настроенная обязательно заставить меня отступить.

…и потерпела сокрушительное поражение. Глядя, как я практически смеюсь им в лицо, Рейко осознала, что все её страхи — реальность. Что я не собираюсь уступать лидирующих позиций, не собираюсь слушать её в будущем как порядочный консорт, что я — гайдзин, который так и будет всё переворачивать дальше, ставя в удобную для себя позу. Включая и её саму.

Коротышка закрылась у себя в комнате и ярилась на меня ровно до тех пор, пока ей в голову не пришла мысль хоть немного расслабиться. Откопав у себя выпивку, она предалась релаксации, лелея мысли о том, какой я козёл и как ей будет хорошо без меня. В результате она с непривычки нахрюкалась сакэ по самые ушки, радостно вырубившись, в то время как нас атаковали зомбированные бандиты и миазменные крысы.

Что позволено кому угодно — совсем не позволено хозяину дома, принимающему гостей. Именно так ей и показалось с веселого похмельного пробуждения.

Несмотря на грозящую ей катастрофу, похмельная японка прекрасно помнила, что обижена на меня до глубины души и совсем не может доверять такому коварному человеку, поэтому решила посоветоваться с единственным, кто заслуживал её доверия на этом этапе жизни.

С Омори Чикой.

Услышав от нее холодное «Тогда вы тем более знаете, что делать, глава рода-сама», Рейко поняла, что только что сама себя загнала в ловушку. Тут-то ей и пришлось трезветь во всех смыслах сразу.

— Добро пожаловать в реальную жизнь, — развел я руками, после того как сероглаза замолчала, делая перерыв, — Император желает упрочить свою власть над тобой и мной. Деньги, недвижимость — вполне себе хороший крючок. Чика же намекала, что может отблагодарить не только домом?

— Она прямо сказала, что готова пожертвовать очень многим ради ребенка, — кивнула рассопливившаяся Рейко, — Если она забеременеет, то…

— Передаст тебе большую часть того, чем владеет ее почти умерший род, — хмыкнул я, — А потом император схватит нас с тобой за глотку, угрожая забрать всё… вообще всё, как имеющее отношение к богатствам Омори… если мы его хоть в чем-то ослушаемся. Рожденный от меня вне брака ребенок будет вечной угрозой Иеками. Простенько и со вкусом.

— Как так? — Рейко сделала глаза-блюдца, рассматривая меня так, как будто видит в первый раз в жизни.

— Легко и просто, — передразнил её я, — Что ваше законодательство говорит о адекватности беременных женщин? Как часто сделки, заключенные ими в период беременности, признаются ничтожными?

— Не знаю…

— И я не знаю.

Пришлось в деталях объяснять причины моего отказа. Что, зачем, почему. За кадром я оставил немногое — лишь подозрение в желании императора залезть в секреты Древнего рода. Чем дольше Рейко слушала, тем сильнее в ее глазах росло понимание, что правитель страны — отнюдь не добрый дедушка, искренне заботящийся о преданных ему людях, а вовсе почти наоборот, опытный садовник, подстригающий всё, что вырастает за рамки его интересов, как монарха.

— Более того, — закончил я свою лекцию, делая очередной глоток кофе, а затем демонстративно стаскивая с себя одеяло, — Мне приходилось употреблять разную дрянь, чтобы продолжать сражаться, когда это было нужно. Теперь требуется около полугода, чтобы организм поборол накопившиеся токсины. Ни о каком зачатии никакого ребенка речи идти не может и не могло.

Рейко сначала зажала себе глаза ладошками, испуганно ойкнув, потом выглянула оттуда, заметила дрыхнущую у моего бока Момо, зашипела что-то возмущенное, тут же переключилась на бинты, вновь ойкнула… и опустила руки, поняв, что я в длинных свободных трусах. Я же пантомиму не оценил, продолжая с серьезным видом рассматривать девушку.

— Твои душевные метания не стоят и одной йены, если рассматривать их с позиции главы рода, — спокойно сказал я, — С какой стати наши внутренние дела должны производить впечатление на кого-либо? Почему хозяин дома не может спокойно отдыхать в то время, как его слуги справились с защитой гостей? Почему ты вообще взялась прислушиваться к словам той, кто собирается отказаться от собственного имени?

С каждым моим вопросом Рейко съеживалась все сильнее. Ответы я знал и так — обычное тщеславие и желание выделиться. Восторг от того, что на неё обращает столько внимания правитель, чьи предки сотнями лет игнорировали Иеками. Болезненное желание самоутвердиться, вызревшее как нарыв, после мучительных и бесплодных раздумий о том, как это сделать правильно.

— Я дура? — спросила она наконец жалостливым тоном.

— Хуже, — «обрадовал» подругу злой, но честный я, — Ты расслабилась. Нельзя смешивать свои эмоции с долгом. Ты либо обычная японская школьница, либо глава…

Я видел для себя и Рейко два варианта будущего. Первый — мы мирно расходимся в разные стороны. Без взаимных претензий, долгов и расчетов. В таком случае коротышка могла бы рассчитывать на зеркально точную копию жизни, которую она себе все время рисовала в воображении — под крылом у императорского рода, мирно и тихо заботясь о потомстве, не испытывая ни в чем нужды. Огромные печати на наших спинах работали независимо — даже Райдзин понимал, что родители могут и должны друг друга сменять.

Второй вариант — скучнее, хуже и опаснее. Мы продолжаем готовиться к браку, но должны будем сесть и тщательно разобрать обязанности и желания каждого из нас. Разделить ответственность, сферы влияния, зоны интересов. Обсудить, что каждый из нас считает нежелательным или неприемлемым. Проще говоря — составить хороший, правильный, учитывающий множество самых разных деталей договор. Бонусом же обоим доставалось весьма смутное будущее, полное рисков и проблем.

— Мне не нравятся оба варианта, — мрачно отрезала Рейко спустя несколько минут раздумий. Миниатюрная японка слезла со стула и вскарабкалась на кровать, дабы нависнуть надо мной бюстом, поверх которого строго и даже несколько торжественно засверкали её глазищи, — Есть еще и третий вариант. Я выбираю его.

Третий вариант я довольно быстро вспомнил. Тело напряглось на долю секунды, а затем расслабилось. Что же, я сам как-то предложил ей решить проблему под именем «я» одним хорошим разрядом электричества. Не самый плохой исход, учитывая, что всё вокруг катится в тартарары.

Думаю, что она справится с Эдной и Камиллой. Сократить дистанцию до минимума со мной и Момо было отличным стратегическим решением. Возможно, коротышка даже уцелеет в грядущей войне.

— «Эйлакс, готовься».

Воздух сухо затрещал вокруг головы Рейко.

Интерлюдия

Дзюбей выдвинул коготь, аккуратно касаясь им черной костяшки. Передвинув её на новое место, бог торжествующе посмотрел на сидящего напротив него старика и… не удержал досадливого мява. Проклятый хитрец вновь уснул!

Да что ж ему так не повезло с верховным жрецом! У всех окрестных идзигами, богов-покровителей земель Токио и окрестностей, жрецы как жрецы! Ну некоторые закладывают за воротник, другие вполне могут пощупать подрастающих мико, а то и поболе чем просто пощупать, кто-то даже часть пожертвований (совершенно богам не нужных, но таков порядок!) тратит на неподобающие вещи, но вот чтобы так нагло спать перед ликом собственного бога!

Большая когтистая лапа кота, превосходящего размерами тигра, протянулась к спящему старику, но вместо того, чтобы дать тому оплеуху… аккуратно пощекотала когтем нос. Кавагура Джеро тут же звонко чихнул и встрепенулся, начав суматошно оглядываться. Дзюбея представления не трогало абсолютно — он сидел и ждал, пока лысый хитрец закончит спектакль, сначала якобы «обнаружив» его, а затем «вспомнив», чем они занимались. Дождавшись нужной стадии сотни раз им виденного шоу, божественный кот хмуро мяукнул, постучав тем же самым когтем по доске го.

— Твой ход, старый мерзавец, — проворчал Дзюбей, — Не можешь и получаса подождать, пока я подумаю…

— Я подам жалобу! — взвыл старик, обнаруживший, что сумерки уже порядочно так сгустились, а партия едва начата, грозя затянуться на пару суток, — Ты меня убиваешь! Я подам жалобу Дзюродзину-ками! Сколько можно играть в го! Да еще и в такие времена!

— Подавай хоть самой госпоже Аматерасу, жулик, — благодушно вильнул серым пушистым хвостом Дзюбей, — Убиваю я его… Шестьдесят два года как убиваю, да, Джеро?

Тут же началась перебранка, старая и знакомая обоим как разношенные хакама. Маленький храм, как и сам Дзюбей, которого в народе величали Соранеко-но-ками, не пользовались популярностью как из-за кошачьей природы подчиненного одного из семи Богов Счастья, так и из-за очень длинной и крутой лестницы, на которой то и дело кто-нибудь помирал от сердечного приступа. Померев же, истовый верующий, точнее его бренное тело, начинало скатываться по ступенькам вниз, принося неудобство, ушибы и новые несчастные случаи.

Из-за этих несчастных случаев Дзюбей прослыл божеством вредным и нелюдимым, что его изредка печалило, как существо вредное и нелюдимое, но склонное иногда желать добра и обожания от простых смертных. Немудрено, что сжиться с таким покровителем смог лишь хитрый, склочный и пронырливый бывший якудза, скрывающийся от разъяренных конкурентов. Конкурентов потом сожрали другие, а сам Джиро прижился в храме, со временем став в нем настоятелем и бессменным партнером для игры в го с скучающим божеством.

— Иноземцы заполоняют город! — голосил тем временем старик, лишенный сладкой дрёмы в особо жестоком виде. Жреческое одеяние на худом теле немного распахнулось от размахивания руками, демонстрируя Дзюбею поблекшую от времени татуировку, — Волшба проклятая творится! Вон смотри, какая дрянь прямо над нами висит — сердце захватывает! Как можно играть в го в такие темные времена!

— Ты только что сладко дрых, — мяукнул кот, — и вид этой «дряни» тебе ни разу не мешал! И да — именно в такие времена и надо играть в го!

Складывалась забавная ситуация с этими пришельцами, деловито расползавшимися по столице империи. Последнее жутко волновало смертных, как крестьян, так и лордов, но совершенно не волновало божественные сущности. Лишь немного настораживало — а не примутся ли пришельцы уничтожать Иных? Нет? Тогда хорошо. Пусть исправляют совершенные аборигенами ошибки.

На висящую над головой громаду воздушного корабля божественный кот тоже поглядывал с одобрением. Приближалась Буря — время, когда Дзюбей тратит почти все свои силы, отгоняя от подконтрольной территории особо опасных йокаев и аякаши. Пришельцы на корабле должны были изрядно смягчить надвигающуюся беду. Ну а если смертных их власть и контроль не радуют, так и ничего страшного. Глядишь, через десять лет и забудут, раз сами ушами хлопали. Полчаса старый пень подождать не мог…

Дзюбей ужасно играл в го, но не терял надежды научиться.

— Так, старый болтун, прекрати истязать мои уши и сделай уже ход! — пушистый серый хвост толщиной с бедро взрослого человека мягко стукнул продолжавшего болтать жреца по пояснице.

— За что мне это?! — возопил старик, задирая лицо к небесам. Небо молчало, а его посланник терпеливо стукал когтем по доске с игрой, — У всех боги как боги, раз в год их видят, а мой живет здесь как у себя дом… ну да…

Старик горестно уронил голову.

— Тебе надо всего лишь передвинуть фишку, — заторопился Дзюбей, обоснованно предполагая, что печаль Кавагуры легко может перейти в здоровый сон, — Эй, Джер…

Внезапно развалившийся кот рывком вздел себя на лапы и настороженно принюхался к вечернему воздуху. А потом, неожиданно для старика и даже себя, взволнованно зашипел, топорща шерсть на всём теле. Его бледно-голубые глаза засветились жёлтым, хвост нервно мотнулся туда-сюда, а когти содрали стружку с отполированного пола, вызывая скорбный вопль из почти уже уснувшего старика.

— К нам гости, Джеро… — протянул Дзюбей с ворчащими нотками в голосе, — Они поднимаются по лестнице.

— Да опять Кавахана прётся! — отмахнулся подползший к идзигами на карачках старик, подслеповато оценивающий ущерб, причиненный кошачьими когтями, — Его старуха вновь небось пьяным домой не пустила! Зачем полы портишь!

— Не Кавахана это, — пробурчал напрягающий все свои чувства бог-покровитель, — И не Фуоку-баба, которая к тебе, дураку старому, клинья двадцать лет как подбивает… Пока не разберу, кто… Что-то странное.

— Фуоку-баба до сих пор жива потому, что бегает сюда регулярно, — вздел палец в воздух настоятель Соранеко-дзиндзя, — А взял бы замуж, давно бы уже преставилась! Упражняется!

— Она еще и твоих внуков переживет… — привычно ругнулся Дзюбей, но тут же зашипел на порядок громче, — Десяток чужеземцев идет. Сердитые.

Старик охнул и заметался по храму, не зная, за что ему хвататься. Дзюбей прыгнул, мягко приземляясь в центре небольшой площади перед храмом, а потом вновь замер, напрягая свои невеликие силы на предмет узнать больше о поднимающихся к ним сюда людях. На телодвижения своего главного жреца он внимания не обращал. Кроме старика Кавагуры в храме было лишь четверо молодых мико — по паре пацанов и девчонок, взятых Джеро из соседнего приюта. Весь молодняк, прекрасно знающий, что по вечерам Дзюбей терзает Кавагуру с помощью го, был сейчас сильно занят собой — сироты, ни грамма не желавшие провести свои дни в полузабытом храме, вовсю предавались похоти, дабы быть отсюда изгнанными за прелюбодеяние.

Дзюбей пренебрежительно фыркнул, решив не трогать молодежь. Пока идущие сюда поднимутся, мелкие успеют натешиться. Возможно даже и перед своей смертью.

Последнее было вполне вероятно потому, что божественный кот и подчиненный несравненного Дзюродзина отчетливо ощущал злобу и раздражение поднимающихся по лестнице людей. Обычно такие эмоции испытывал каждый, кто смог преодолеть 2120 ступенек к храму, вместе с изнурением, разумеется, но эта процессия уже на трехсотой ступеньке фонтанировала такими эмоциями, что Дзюбей едва не спутал людей с посланниками самого Эммы О!

— Ну что там?!! — заорал Джеро, заставляя своего бога, сосредоточенного совершенно на других вещах, подпрыгнуть и ошеломленно зашипеть. Разглядев своего жреца, Соранеко-ками не выдержал и прикрыл свою морду лапой — тощий старик обрядился в архаичный доспех, от тяжести которого неслабо пошатывался, но продолжал цепко сжимать в руках древнюю как он сам винтовку. Наконец, Джеро догадался упереть рассыпающийся от времени приклад в пол и тем самым стабилизировался, приняв гордую позу.

Потеря боеспособности жреца не особо смутила, а вот Дзюбей всерьез стал опасаться собственной безвременной кончины из-за неведомого, но очень хорошо им чувствующегося состояния под названием «испанский стыд».

— Идут, — промяукал кот, — Злые. Но там что-то еще. Кажется, они злятся не на нас.

— Эти бесстыдники что-то натворили?! — ахнул Джеро, подразумевая прелюбодействующую в храме молодежь.

— Нет, — отрезал бог. Он помолчал, прислушиваясь, а затем развернулся к своему жрецу, отдавая хорошо различимое стариком приказание, — Сними броню и убери ружье, Джеро. Все равно оно не заряжено. Надень лучшую одежду. Она в любом случае понадобится.

Бог и старик играли в свою игру много лет, досконально зная как правила игры, так и роли друг у друга. Сейчас игру требовалось прекратить.

Через десять минут на крыльце во всем своем сомнительном на вид, но совершенно откровенном по содержанию великолепии стоял высший жрец удзигами Соранеко-ками в лучших своих одеяниях. Джеро встал перед дверьми в главный молельный зал храма, гордо задрал голову на цыплячьей шее и скрестил руки на животе, перебирая невесть откуда добытые четки. Дзюбей подумал-подумал… а потом неспешно протрусил прямиком к своему жрецу, рядом с которым и уселся, приняв тот же невозмутимый вид. Это неслабо так ошарашило Кавагуру.

— Ты что, останешься в тварном мире при посторонних? — поразился он.

— Да, — кратко мяукнул удзигами, — Сюда идут не просто чужестранцы.

Первой сквозь красные врата, венчающие конец подъема в храм, прошла маленькая девочка… так коту казалось долгие десять секунд, пока упершая руки в колени малявка пыталась отдышаться. Когда же она подняла голову, Дзюбей едва подавил страстное инстинктивное желание удрать подальше. Крошечное рыжее существо ненавидело все вокруг с такой силой, что несмотря на полнейшее отсутствие какой-либо развитой энергетики, умудрялось шевелить своей копной рыжих волос, просто разгоняя вокруг себя эфир. Это был демон во плоти!

Следом за рыжим демоном показалась процессия, вызвавшая у Джеро еле слышимый звук непонимания жизни — восемь яростно пыхтящих круглоглазых солдат проносили сквозь красные врата носилки, на которых кто-то покоился. Еще одно существо, весело прыгающее вокруг носилок и подначивающее одетых в черно-белую униформу солдат, вызвало новый звук, но уже не только из старика, но и из самого удзигами. При виде бодро бегающей и тараторящей малявки в белоснежном кимоно рыжий демон испустил такой импульс злобы, что Дзюбею пришлось обратиться к своим силам, нивелируя последствия для сердца своего жреца.

— Спокойно, старик, — промурлыкал гигантский кот, — Кажется, мы доиграем нашу партию. Они не таят злых умыслов, а просто устали.

Джеро издал еле слышимый стон отчаяния. Идзигами, довольный как слон, уселся поудобнее, обвивая хвостом собственные лапы. То, что пытающиеся отдышаться распаренные солдаты и не думают хвататься за висящее на перевязи оружие при виде бога, его бесспорно радовало.

Тем временем на площадь вошли последние члены этого странного отряда — три девочки, две из которых были друг на друга похожи, как две капли воды. Подойдя к носилкам, белокурые близняшки подняли их без всяких видимых усилий, вприпрыжку устремившись к богу и его жрецу. Туда же поспешила и одетая в белое кимоно коротышка, улыбающаяся так, что окружающая людей и нелюдей ночь позорно сдавала свои позиции. Дзюбей тем временем, старательно сохраняя самое благодушное выражение на морде, вовсю пытался угомонить шерсть на загривке. Ни одна из приблизившихся к ним девушек не была простой.

— Добрый вечер, настоятель-сама! — лучезарно улыбающаяся коротышка отвесила Джеро низкий поклон. Кимоно, долженствующее скрывать женскую грудь от слова «совсем», опасно качнулось, едва не отправив старого греховодника в страну грёз, — Пожалуйста, пожените нас!

Кого «нас» стало ясно довольно быстро. На носилках лежал юноша, одетый в традиционный японский кимоно вступающего в брак мужчины — таби с белыми носками, штаны-хакама в вертикальную частую полоску, черное хаори и долженствующий быть хаори-химо, специальный белый пумпон. Смуглый и очень высокий молодой человек сейчас с трудом вставал, опираясь на помогающих ему девушек. Когда он выпрямился и взглянул на Дзюбей и Джеро, богу вновь пришлось успокаивать шерсть на спине — на лбу и щеке парня пролегали три отчетливые черные полоски шрамов, что делало его и так угрюмое выражение лица насквозь угрожающим.

— Исключено! — ясным и твердым голосом, раскатившимся по всем уголкам площади, возвестил Джеро, — Так — не делает никто! Подайте прошение! Приведите свидетеля от Палаты Бракосочетаний! Приходите днём!!

Последнее Джеро рявкнул как в молодости, заставляя Дзюбея собой гордиться. Именно так старик когда-то орал на парней-сирот, задумавших промышлять бандитизмом под сенью храма. Как их тогда колотил бывший якудза…

Пожалуйста!!

От вопля склонившейся в поклоне коротышки настоятель чуть не упал, солдаты стали хвататься за винтовки, а из одной из пристроек послышались звуки спешно одевающейся молодежи.

— Я ни…

Пожалуйста!!

— Да ты… — попробовал возмутиться Кавагуру, но был перебит воплем.

Пожалуйста!!!

Вдалеке тихо прогремел гром и Дзюбей понял, что нужно вмешаться.

— Пожени их, — мурлыкнул кот с самой что ни на есть приказной интонацией.

— Что?! — захлебнулся негодованием Джеро.

— Пожени их, — повторил бог, глядя на своего жреца, — Я — свидетельствую.

Настоятель растерянно повёл головой, беспомощно оглядываясь по сторонам. Рушились все устои и правила бракосочетания. Буква закона нагло отодвигалась толстой и волосатой кошачьей лапой невозмутимого пушистого гиганта. Возвращались древние времена, где слово бога заменяло всю бюрократию!

Хмурый покачивающийся парень предпринял попытку поклониться, но чуть не упал головой вперед. Ловили его в восемь рук. Идзигами учуял слабый запах крови — принесенный был ранен и очень слаб.

— Сделай всё по-быстрому и доигрывать в го не будем, — капнул половник меда в кружку дёгтя кот.

Жрец в отчаянии закатил глаза. Коротышка ухмылялась как пират. Из-за угла выглядывали, лупая ничего не понимающими глазами, четыре лохматые головы.

Рыжая же ненавидела буквально всё вокруг.

Глава 13


— Лучше бы ты меня тогда убила на кровати! — простонал я, запихиваемый с утра пораньше Гриммом на борт дирижабля.

— Молчи и делай счастливый вид! — гневно заорала почему-то услышавшая мои слова с земли Рейко. Секунду помолчав, она вновь порадовала утреннюю тишину громким воплем в виде вопроса, — Как ты вообще мог подумать, что я тебя собираюсь убить?!!

— Я забыл, что ты больше не моя заложница, — помолчав, честно признался я, вызывая еще один сдавленный вопль злости из-под брюха дирижабля.

— Да заткнитесь вы уже! — внесла новые нотки в утренние сборы одна наша недавняя знакомая, чей несчастный вид выражал собой все скорби рода человеческого.

Впрочем, во всем происходящем была виновата как раз Регина Праудмур, прячущая свое заплаканное лицо в мешки на корме дирижаблика. В самом начале я со своим никем не объяснимым блатом среди высоких инквизиторских лиц, вызвал у девушки сильное возмущение и неприязнь, но когда она услышала от Рейко просьбу отконвоировать нас в храм для свадьбы, то залютовала не на шутку, популярно объясняя, где она нас видела. Однако, её непосредственный начальник был совершенно иного мнения, приказав бедной Регине исполнять.

Пока исполнялось, рыжая немочь определенно лелеяла планы об ужасной мести. По крайней мере, её эмоции периодически шибали в меня с дурной силой. После того, как здоровенный серый котище уломал жреца-старпёра на процедуру бракосочетания, мисс Праудмур притихла, явно что-то задумав. Так и оказалось — оказавшись дома, она развила тихую, но бурную деятельность по выдворению новообразованной семейной пары с глаз долой из сердца вон.

В четвертом часу ночи у нее это получилось. Поднявший нас звонком Фаусто Инганнаморте жизнерадостно поздравил умирающего от желания спать меня, сообщив, что будет считать чрезвычайно разумным, если мы с Рейко на некоторое время куда-нибудь денемся, пообещав прикрыть со всех сторон. Я, не будь дураком, тут же отзвонился некоему генералу, по имени Итагаки Цуцуми, высказав горячее желание слетать проверить, как обстоят дела в пожалованном мне хабитате… Генерал, страдающий мной, недосыпом и арестовавшей все военное имущество инквизицией, дал добро не особо вникая в мои слова.

Вот так, слово за слово, тростью по столу — и мы отправляемся из тревожного Токио в тихий и прелестный уголок Японии, давным-давно забытый цивилизацией.

…и Регина с нами, в приказном порядке от непосредственного начальства. Кому-то же нужно нас сопровождать, по высокому мнению господина пехотного майора Матвея Степаненко, оставшегося на хозяйстве?

В общем, рыжая злючка себя успешно переиграла, а теперь не менее успешно уничтожала… пытаясь зловредно намочить мешок с крупой, но при этом тихо — чтобы возящиеся под брюхом дирижаблика подчиненные не слышали. Я ей не мешал, откровенно наслаждаясь страданиями человека, которому в данный момент было хуже, чем мне!

Реальность это быстро исправила. Не успели мы отдать швартовы, как сам Матвей Николаевич, который Степаненко, изволили бежать от главного входа, маша руками и ругаясь на смеси русского и итальянского — приближалась Буря. Рыжая Регина с моментально высохшими слезами чуть ли не выпрыгнула за борт на могучую грудь своего начальника, чему тот был рад как вспышке чумы в непосредственно подчиненном ему подразделении.

Вообще, комендант мне понравился с первого взгляда, если так можно выразиться. В отличие от Распутина, любившего притвориться простодушным как валенок, Матвей Николаевич был конкретен и корректен. В Ватикан он попал, хорошо потершись по молодости в наёмниках, болезненным энтузиазмом не пылал, в отличие от некоторых рыжих, и характером обладал нордическим. За что ему импульсивного недомерка и сбагрили, в чем я был уверен.

— Боюсь, что кроме запрета на вылет, вынужден требовать непременного участия вашей супруги в патрулировании окрестностей во время Бури, — без всякой радости оповестил меня комендант, стоически игнорируя почти прыгающую вокруг него Регину, — Увы, обстоятельства складываются таким образом, что подавляющее число аристократов этой чудесной страны не смогут выполнять свои обязанности из-за патрулирующих над городом «Торов». Будь вы сами в лучшем состоянии, то мое требование коснулось бы и вас, сэр Алистер, но…

— Супругу одну я не отпущу, — отрезал я, заставляя греющую уши Рейко непонятно с чего надуться от важности… а потом сразу сдуться, добавив, — Если она применит свои силы ради спасения собственной жизни, вы не досчитаетесь района города!

Действительно, на улицы выводились лишь полицейские отряды, силы Ватикана и совсем слабые в энергетическом плане практики. Районы благородных воздушные титаны «Торы» должны были огибать по широкой дуге, отдавая порядок в них на милость самих родов. Аналитики инквизиции изначально твердили, что никаких патрулей вообще не потребуется, но слушать их местные не хотели. Патрулирование улиц Токио вместо медового месяца подальше от всего этого на фоне природы хабитата с парным молоком и здоровой пищей было далеко не самым желанным событием, но отвертеться от него мы не могли никак. Происхождение обязывало.

Бессовестно проспав до самого начала Бури, мы выдвинулись на патруль забавной, но грозной формацией. Впереди шествовала мисс Праудмур с двумя автоматчиками — данный авангард освещал дорогу в лишенном энергии городе с помощью мощных нагрудных фонарей. Следом, с разрывом в несколько метров, Гримм катил меня на инвалидной коляске, с восседающими у него на плечах Рейко и Момо. По бокам от меня шли вооруженные своими кинжалами близняшки-горничные, которым выдали две каски с фонариками. Замыкал инвалидно-псевдогаремную группу никто иной, как Накаяма Минору, он же Дарион Вайз, тащившийся с автоматом и унынием наперевес. Венцом, а точнее, своеобразной ягодкой, украшающей этот инвалидно-девчоночий «торт», был мой ворон-фамильяр, сидящий на каске у самого Гримма. Завершали шествие еще два черно-белых автоматчика из части, базирующейся у меня дома.

В целом, никто не ожидал, что придётся делать хоть что-то, по самой элементарной из причин — хаотичный поток эфира, изливающегося на Токио, должен был поглощаться и перенаправляться самым большим в мире хороводом из дирижаблей, курсирующих неровным кольцом. Однако, была еще целая группа заинтересованных сущностей, которые выказали большое недоумение творящимся беспределом — а именно, буквальным воровством Бури из-под носа. Вылезшие на бесплатную эфирную пьянку японские нематериальные сущности, оказавшиеся на голодном пайке, в мгновение ока нашли виновных, оскорбленно взвыли… и пошли на «Торы» в атаку.

Остановившись, мы наблюдали за захватывающим зрелищем. Шла титаническая борьба полчища мух… с пылесосом — неосторожных или агрессивных «Торы» высасывали насухо за долю секунды, как оголодавший вампир школьницу — до ломкой корочки, печально парившей вниз и истаивающей на лету, оставляя другим, более разумным духам лишь злобно жужжать, причитать и орать с почтительного расстояния. Долго это не продлилось — местные монстры и монстрики из тех, кто был приспособлен к полету, начали делать вертикальные рывки вверх для того, чтобы подкрепиться эфиром. Насытившись и закономерно опьянев, духи и привидения начинали опускаться, забывая о опасности кружащих в воздухе «пылесосов», и их развоплощало.

Зрелище было потрясающим… с точки зрения ленивого дезинсектора, в остальном происходящее вызывало лишь неодобрительное бурчание Рейко, смысл которого сводился преимущественно к тому, что разная эта пакость жила тут раньше и все было хорошо, а теперь может невесть что случиться, по причине, что пакость жить немножко перестала.

— Не волнуйся, дорогая, — с усмешкой сказал я, показывая дулом револьвера и лучом фонарика на ближайший переулок, — Тут еще много осталось.

Материализовавшиеся в предвкушении пира духи, йокаи и аякаши совсем не спешили покидать эту плоскость бренного мира. Обманутые в лучших ожиданиях, они жались в тенях, озирались и производили целый сонм жалобных и сердитых звуков. Инквизиторы настороженно следили за жмущимися к стенам существами, не сводя с них дул своих автоматов и света фонариков. Из окон зданий, мимо которых двигалась наша процессия, выглядывали лица людей, привлеченные светом фонарей.

Что радовало меня особо — в окулусах не мелькало ни единого намека на энергетический след нестабильной души, да и движущейся пелены эфира, демонстрирующей, что вокруг Буря, тоже не было.

В какой-то момент мы вышли из зоны воздействия улетевшего «Тора», и в глазах у меня тут же засвербело от закрутившегося вокруг плотной энергетической завесой эфира. Концентрация была совсем не плотная, чудовищная мощь ЭДАС-ов у линейных кораблей инквизиции натурально «выпивала» Бурю, отстреливая излишки энергии с помощью какого-то лучевого оружия, но избытка энергии вполне хватило для потусторонних существ, чтобы оживиться. Минуты через три нас накрыла зона следующего «Тора», что вновь вызвало возмущение и плач местной сверхъестественной резидентуры.

— Интересно, а почему никто не защищает города вот таким образом? — озвучила вопрос спрыгнувшая с плеча Гримма Рейко. Она шла рядом с коляской, напряженно поглядывая на шумящую нечисть, совершенно сознательно ждущую следующего «эфирного окна». Глазищи моей свежеиспеченной жены настороженно поблескивали поверх спущенных на носик окулусов, а ручки крепко сжимали два полновесных «пугера».

— Дорого очень, — с умным видом сказал банальщину я, — Ватикан финансируется всеми странами мира, тратя до 70-ти процентов бюджета на содержание и обучение своих военных сил. ЭДАС-ы сами по себе довольно хрупкие механизмы, требующие регулярного осмотра и обслуживания. Как думаешь, кто-то сможет позволить себе иметь многотысячный штат техников-скалолазов, которые будут поддерживать десятки тысяч сборщиков эфира над городом?

— Да и слабовольных тогда станет куда больше, — сделала Рейко неожиданно рациональный вывод, — Китайцы же не могут выжить где-либо еще кроме своей Поднебесной?

— И индийцы тоже, — согласно кивнул я, — но только во время Бури.

Чем дальше в лес — тем злее помидоры. Регина, изначально предлагавшая нам разделиться на два отряда, теперь уже все сильнее и сильнее отступала вместе с авангардом к моему тихо скрипящему вперед креслу. Этому были весьма веские причины в виде раздраконенной порционными и слабыми вливаниями эфира духовной ереси, впадающей во все большее и большее негодование. Вся эта гадость с каждой прошедшей минутой пищала все активнее и активнее, причем писк местами резко затихал, а вместо него возникало сочное чавканье.

В конечном итоге наступил переломный момент — из тьмы на госпожу старшего лейтенанта Праудмур с душераздирающим визгом выметнулся призрак женщины без лица, вовсю трясущий длиннющими черными волосами. Я со своей спокойной наблюдательной позиции видел, что бедная хреновина спасается от чего-то низкого и многоногого, чуть не ухватившего этот самый призрак за тощий зад, но вот рыжая и нервная инквизиторша просто от бедра полоснула из своего автомата и по призраку, и по самому переулку.

Пули у инквизиторов оказались то, что надо — призрак моментально потерял форму, вспух, продемонстрировав торчащие ручки, ножки и волосики из ставшего почти идеальным шаром тела, а потом беззвучно лопнул… поделившись с атмосферой недавно слопанным эфиром, засиявшим в окулусах небольшим, но очень приятным облачком.

Сообщить всей окружающей нас хрени «Свободная касса!» яснее чем вот так — рыжая просто не могла!

Естественно, что вся эта дрянь, от маленьких черных шариков до летающих полотенец и зубастых башмаков, тут же кинулась к останкам покойницы. Ну а то, что великая, но маленькая госпожа Праудмур при этом находилась для всей нечисти на прямой линии, было всего лишь законами природы и геометрии.

Разумеется, Регина восприняла энтузиазм разной дряни на свой счет, тут же открыв бешеный огонь, поддержанный обоими её подчиненными. Зловеще выглядящая «дрянь», просто рассчитывавшая наконец-то пожрать, закономерно начала уничтожаться… продолжая насыщать место, в котором мы остановились, вкусным, спокойным и концентрированным эфиром.

Просто прекрасно видимым и ощущаемым с большого… слишком большого расстояния.

— Бежим!! — заорал я, с натугой вставая с кресла и вынося двух довольно кровожадных на вид тварюшек выстрелами со своих детских «линьеров». Французские револьверы, взятые мной по причине физической немощи, вновь показали себя на высоте, а вот окружающие меня разумные — нет. Они начали озираться по сторонам, вращая туловищами и оружием.

Пришлось поспешно ковылять вперед самому, таща за собой растерянную Рейко, машущую «пугерами» по сторонам. Умница Гримм тут же затопал позади меня, правда, продолжая тащить перед собой кресло-каталку.

— Тут сейчас будет дохрена аякаши!! — надорвал я глотку снова, пытаясь привлечь внимание ожесточенно сражающейся рыжей Регины. Не преуспел, но зато крупно огорчил выглядывающих из окон японцев, начавших срочно делать вид, что их нет.

Мисс Праудмур продолжала воевать в сторону проулка, заставив меня мимоходом удивиться способности сдерживать отдачу такого крупнокалиберного оружия. А затем удивила вторично, не глядя увернувшись от моей карающей длани, откинув дымящийся магазин и с загробным лязгом вставив новый.

Затем, проделавшая всё это одним слитным движением рыжая немочь передёрнула затвор, взвыв благим матом:

— За мной!! На прорыв!!

…и устремилась вперед по улице, снайперски расстреливая всё, на что падал её зеленый стервозный взгляд.

Позже это событие вошло в анналы истории как «Токийское истребление нечисти».

Старший лейтенант Праудмур рвалась вперед, скупо лупя одиночными по любой шевелящейся впереди неё цели. По бокам от неё, вращая вооруженными яркими нашлемными фонарями головами, бежал авангард, добивая то, что выпало из сузившегося поля зрения карманной амазонки. Следом за этими жнецами сверхъестественного вприпрыжку ковылял я, подпрыгивая, как подбитая утка, и контролируя полусферу над головами доблестных убиваторов. Остальные члены нашей доблестной зондер-команды разрывались между душащим их хохотом и воплями ужаса, так как если впереди нас всё горело, то вот позади — всё догоняло.

…а преследовали нас далеко не ангелы. Скорее наоборот — те, кто на ходу проглатывал сущности поменьше и втягивал устремляющийся вверх эфир со скоростью пылесоса. Когти, кости, клыки, цепи, рваная и целая псевдоплоть, горящие глаза и целый сонм отвратительных звуков шёл по пятам гордой и меткой Регины, обильно кушая по дороге. Верной дорогой шел, что я еще могу сказать.

Я отдавал себе отчет в том, что это совершенно не то, чем кажется, но реальность вовсю работала над тем, чтобы оно именно тем самым и стало. Какие-то зачатки соображения у местных аякаши и йокаев были, посему неосознанно предложенный рыжей стервозой вариант питания они взяли на вооружение, как единственно реальный — и вовсю принялись друг за друга, не забывая при этом двигаться по нашим следам. Даже проклюнувшаяся в следующий зазор между дирижаблями Буря не сбила местный потусторонний бомонд с каннибалистического угара. Задержала и ошеломила, заставив устроить кучу-малу, но это лишь позволило нам отыграть почти километр форы, подарив рыжей Регине возможность расстреливать попадающуюся ей на пути гадость как в тире.

Процесс шёл, мы продолжали бежать за рыжей фурией. Временами из переулков на инвалидную часть нашего отряда пытались напасть отряды призраков и духов, пропустившие мимо себя Регину, но им не везло еще сильнее. Рейко ненавидела бегать, но выбора у нее не было, поэтому накопленный негатив она срывала на всём, что попадалось ей на глаза. Инструктор по стрелковой подготовке у нее был совсем не дурак, поэтому зря немногочисленные патроны «пугеров» девушка не тратила, предпочитая жахать по нечисти потоками электричества, от чего тех разрывало в клочья. Таким поведением моя миниатюрная жена до того запугала мирного, кроткого, но явно боящегося ударов током Гримма, что тот и сам стал целенаправленно помахивать по сторонам обломками моего инвалидного кресла. Генетически не приемлющий насилия серв умудрился рассудить, что случайный удар током он не приемлет куда сильнее, поэтому тоже вступил на тропу войны.

Из всего этого ансамбля дури и алогизма выбивалась лишь сидящая на плече у Гримма Момо, рассматривающая нас с великим сомнением на лице. Времени ей объяснить, что инквизиторы вообще были до этого момента молодцами, я не находил. Страна полная подозрительных явлений, мелких богов, самых разных практиков нетрадиционной энергетики — а они сорвались лишь когда их едва ли не напрямую атаковала какая-то срань!

Разумеется, что мы в рекордные сроки выскочили из своей зоны ответственности и, подгоняемые вконец озверевшими призраками, устремились дальше.

Вывернувшую впереди из-за угла громоздкую фигуру я узнал сразу. Евгений Распутин, потомственный, а возможно даже профессиональный русский, княжич по совместительству, стоял, лениво отгоняя дулом чудовищного револьвера танцующий вокруг него оживший папирус, и с великими изумлением рассматривая ведомый нами «парад демонов». Проскакавшая мимо него лейтенант Праудмур лишь провизжала нечто, похожее на короткий приказ, слишком занятая выцыганиванием магазина у одного из своих бойцов. Сам же княжич, одинокий, как дуб в поле, поймал шок, рассматривая меня, бегущего хромым, подскакивающим шагом.

— Что встал, орясина?! — рявкнул я на него на русском, — Назад смотри!

— Ох ты ж ё… — невнятно изумился богатырь, выпалил несколько раз в наступающую сзади волну когтей, клыков и прочего смертоубийства, а потом припустил рысью около меня. Обгонять получившую новый магазин рыжую стервозу дураков не было.

— Алеша, что это творится-то? — спросил у меня рысящий рядом однокурсник, с некоторым ошеломлением на лице стреляющий назад. Действие было продиктовано необходимостью — к пожирающему самого себя параду присоединилась пара гигантских скелетов, напоминающий кошачьи, закутанных в черные рваные покрывала, которые тут же устроили грандиозную резню. Я нервно сглотнул — раньше я этими тварями я сталкивался, но те были совсем обезумевшие, а вот эти — просто раззадорены!

— Жопа! — во всю глотку заорал я, разряжая оба «линьера» прямиком в сирё-сегунов, обративших на это возмутительно мало внимания. Я же, сунув револьверы в кобуры, в три прыжка догнал Регину, гаркнув ей на ухо, — Гранаты! Живо! Мы сейчас сдохнем!

— Нет гранат! — выдохнула Регина, резко останавливаясь, чтобы взглянуть назад. Ей хватило секунды, чтобы оценить надвигающуюся смерть, после чего она начала действовать. Рывком отодрав неприметную складку кожи на шинели, боевая злючка выхватила оттуда несколько миниатюрных шприцов, взвыла что-то на латинице солдатам, после чего на бегу вмазалась в район шеи всей извлеченной фармакологией.

Все четверо автоматчиков резко остановились, начав поливать надвигающуюся толпу монстров свинцом, а Праудмур, низко пригнувшись к брусчастке, стартанула с неестественной скоростью, тут же исчезнув с наших глаз. Бросила? Своих?

— Ей нужно время! — гаркнул один из инквизиторов, расшифровав мое выражение лица, — Стреляем! Перезаряжаемся на бегу!

— На что время?! Трусы поменять?! — гневно заорала разъяренная Рейко, которая уже несколько раз терпела неудачу в попытках оседлать Гримма и Распутина.

— Вызвать подмогу!

Перебрасывались мы фразами на бегу, вывалившись по дороге на немалых размеров площадь, где мне сразу же поплохело — набранный нами поезд тварей выливался за нами дерущейся и воющей толпой, захватывая все обозримое пространство в тылу. Кажется, нам сейчас будет очень и очень плохо, но, скорее всего, совсем недолго. В центре площади стояла Регина, задравшая лапки вверху — из удерживаемого ей кубика бил в небо тонкий, но очень яркий красный луч.

— Надоело! — рявкнула Рейко на плохом русском, останавливаясь и пропуская мимо себя всю остальную команду, — Не приближайтесь!!

— Рейко! — вякнул я, тоже тормозя, чтобы схватить и оттащить, но вместо этого отпрыгнул испуганным зайцем — воздух вокруг жены затрещал. Кроха раскинула руки по сторонам и начала медленно подниматься в воздух, исторгая из себя все увеличивающиеся и увеличивающиеся разряды электричества.

— Вааалим! — заорал я, врезаясь со всей мочи плечом в зад тормозящего Гримма, удивленно вращающего совсем не умной головой, — Женя, помоги!!!

Русский, несмотря на всю свою медведистость, соображать умел. Вместо того, чтобы помочь мне разогнать ошеломленного серва, он аккуратно пихнул меня вперед, позволив сразу набрать скорость, а самого Гримма схватил в районе талии, с кряканьем подняв великана, и потащив вперед. Остальные, вместе с Момо, Эдной и Камиллой, уже рассматривали нас, стоя возле дырявящей небеса лазером Праудмур.

За спиной жутко затрещало и громыхнуло. Развернувшись с извлеченными «линьерами», я приготовился стрелять по любой твари, которая окажется возле Рейко.

Это оказалось бессмысленным. Опутанная десятками светящихся разрядов коротышка висела в воздухе, стегая сверхъестественное месиво самыми натуральными молниями. На моих глазах попавшего под первичный удар сирё-сегуна просто порвало на две части. Сильнейшая из Иеками раздухарилась не на шутку — молнии рвали тварей, брусчатку, разрывали в клочья трамвайные рельсы и эфиропроводы. Обозленная громовержица устроила вокруг себя самый настоящий апокалипсис и, судя по еле слышимой сквозь треск разрядов ругани, не планировала останавливаться. На то, что вокруг мало эфира, её полубожественность божественно клала отсутствующий у нее орган — метафорически, но чрезвычайно эффектно.

— Угомони её!! — противно завизжала на меня подскочившая Праудмур, — «Тор» не может снизиться!!

— Как?!! — ошалело завопил я, тыча пальцем в творимый женой беспредел. Собравшиеся твари, из тех, кто выжил, пускались в паническое бегство, но Рейко определенно входила во вкус, генерируя всё больше и больше ослепительных зарядов.

— Как хочешь! Только быстро! Иначе корабль откроет огонь! По ней! — глаза Регины едва ли не светились, — Я подала сигнал неопределенной опасности! Малявка ему соответствует!!!

Мысли лихорадочно забегали. Как её остановить? Дозваться нереально. Стрелять по ногам? Малоэффективно, Рейко уже практически вся скрылась под мечущимися вокруг нее молниями, да и вряд ли воспримет сейчас ранение адекватно. Становиться невесомым пеплом не хотелось.

— «Ты знаешь выход».

Эйлакс был прав. Как всегда. Времени на раздумья и просчет последствий не было ни секунды. Как обычно. Даже глубокий вдох я делал, начав уже шагать вперед.

Остановившись за метр до первой подпалины, обозначающей границу, я зажмурился, ослепленный разбуженной моей женой стихией. Грохот, визг и световой хаос ошеломлял, не позволял взять под контроль собственные эмоции. Хотелось бежать и прятаться.

Соберись!

…легко сказать, что может быть страшнее удара молнии? Я скрипнул зубами, сжимая кольцами воли паникующего зверя внутри.

Ты лорд?

Да я простой… А вот сейчас одёрнуть себя получилось. Хлестко, свирепо, безжалостно. Внутренний зверь даже не пискнул, превратившись в брезгливо отброшенный в сторону фарш.

Нет. Не простой.

Зрачки перестали метаться, пытаясь уследить за каждой из вспышек света, внутренности расслабились вместо того, чтобы сжиматься от каждого резкого звука. Разум прояснился, поняв, что иного выхода нет. Не было. Не будет. Прочь сомнения, что это не сработает. Прочь страх, пытающийся найти другой выход. Всё это не существенно. Важно лишь единственно правильное деяние.

С выдохом я раскрыл настежь как глаза, так и створки собственной души, впервые бесконтрольно впуская в этот мир Тишину. Полным, ничем не сдерживаемым потоком она устремилась вовне, сразу же поглотив по пути меня.

Сознание померкло.

Глава 14


Говорят, что в схватке тигра и льва должна победить сидящая на дереве обезьяна, но в незыблемости этой сентенции я сомневался всегда. Сейчас же, когда в роли мартышки приходилось участвовать уже мне — сомнения накатывали девятыми валом. У сцепившихся хищных кошачьих было ну очень много возможностей снять примата с ветки. Разумеется — после своей победы.

Выпустив толстую струю дыма, я отложил «Эксельсиор» на пепельницу, ставя перед собой на стол деревянный ящичек, богато украшенный резьбой и пластинками серебра с гравировкой. Подарочный набор от «Пещеры Дракона», с уверениями от её владельца, Акколидиона, в самых теплых чувствах. Еще бы, сколько денег я потратил… удивительно, что он не прислал мне подарочный бронепоезд или хотя бы взвод боевых автоматонов.

Распаковка подарка помогала отрешиться от идущих в зале первого этажа дебатов. Меня, а точнее Рейко, очень хотели судить. Японцы — за разнесенную вдребезги площадь и за невесть какое количество уничтоженной эндемичной сверхъестественной фигни, ватиканцы — за частичную поломку их летающего бегемота «Тора». Подоплека интереса и тех и других была совершенно одинакова — моя Тишина.

По словам очевидцев, случилось следующее — мир вокруг них погрузился в подобие не мешающей дышать «ваты», в которой почти не распространялись звуки. Электричество Рейко моментально потухло, а она сама шлепнулась пятой точкой с двух с половиной метров на брусчатку. Сразу же за этим событием наступило следующее — всю площадь залил ослепительно яркий свет… излучаемый приближающимся дирижаблем, который таки открыл по коротышке огонь из главного калибра. Сам же луч безобидно упёрся в никуда, занятое моей Тишиной, из-за чего был довольно быстро отключен сообразительными артиллеристами, но, увы, инерция у «воздушного кита» была колоссальной, из-за чего его пузом и носом занесло прямо в зону моего воздействия. Все активные на тот момент ЭДАС-ы приказали долго жить.

«Тор» начал поспешно отступать, а мои товарищи, вместе с рыжей Региной и Распутиным, последовали их примеру, подобрав меня, ушибленную Рейко и бессознательную Момо. Я в себя пришел к полудню следующего дня, а вот Момо чувствовала себя неважно до сих пор… как и нижние девяносто у Рэйко, за что последняя забавно обижалась… лежа на животе.

В остальном было весело — понабежавшие чиновники сцепились с поналетевшими инквизиторами, начав делить шкуру неубитого меня. Японцы жаждали изъять меня с Рейко под юрисдикцию императора, поэтому сыпали обвинениями, угрожали открытием едва ли не десятка разных уголовных дел, плюс даже парочка из них осмелилась вякнуть нечто, намекающее на обвинение в нарушении присяги, если я не подчинюсь. Майор пехоты, он же товарищ Степаненко, ни грамма не стесняясь слал чинуш на пехотно-майорском, а в качестве аргумента скупо и злобно сыпал ссылками на Конкордат Заавеля. Возясь с оберткой на ящике, я вовсю подозревал, что некий Инганнаморте, да перестанут скрипеть его импланты, выдал коменданту приказ не выпускать меня любой ценой, вплоть до расстрела.

Одно дело, где-то бегающий пилот «Паладина», чьи зайчатки знаний в районе плинтуса, но совершенно другое — парочка непредсказуемых и очень молодых людей, каждый из которых может устроить похохотать по-своему, но зато очень и очень широкой аудитории.

Открыв ящик, я удивленно в него вперил свой орлиный взор. Внутри, как ни странно, лежали в уютных гнездах из красного бархата два револьвера… режущие мой поглупевший птичий взгляд своей пошлостью. Оба совершенно одинаковых орудия смертоубийства были хромированы наглухо, стыдливо демонстрируя лишь вырезанные из кости щёчки на рукояти. У одного красные, у другого белые. На ум сразу пришло: «Что это за… оружие легкого поведения?». Броские, блестящие, буквально воплощенная мечта гигантской сороки! Это не оружие, а воплощенная пошлость!

Женские? Мне? Акколидион, я же это припомню…

Не удержавшись, я достал один из револьверов из его гнезда, а затем встал из-за стола. Гладкий, приятный, лёгкий… провернув оружие на указательном пальце несколько раз, я поймал его рукой точно в нужном положении, откинул барабан, отжал курок, забросил барабан легким движением кисти назад. Пистолет издавал вкусное щелканье, безупречно реагируя на все экзерсизы. Однако… Задумавшись, я автоматически закрутил его на пальце снова, повторил все процедуры несколько раз, наслаждаясь звучанием, примерился, готовясь к стрельбе. Симулировал перезарядку, остался отвратительно доволен. Приятно. Очень приятно.

Слишком приятно!

Смутил калибр патронов, которые вполне отвечали сорок четвертому магнуму русского типа из другого мира, но демонстрировали куда большую длину и чуть ли не винтовочную по массе пулю. Здесь такие патроны выпускались англичанами и шли под маркировкой «Mk.III/z». Очень распространенная штука под любимые боссами лондонских банд «брасскиллеры», они же немецкие StG-192, переточенные английскими умельцами под городские бои.

Пострелять загорелось сразу… из-за чего я поспешно сунул блестящие недоразумения назад в бархат. Потом, я еще слабоват, чтобы экспериментировать с этими вкрадчивыми блестящими… сучками. С внутренней стороны крышки шкатулки парой капель сургуча было приклеено письмо, адресованное мне. В нём Акколидион описывал историю подаренных мне револьверов.

Она оказалась простой, но чрезвычайно забавной. В 3187-ом году известному тогда чешскому оружейнику эти парные револьверы заказал приказчик графа Онежского. Оный граф человеком был для Русской Империи тех времен преудивительным — беспощадный дуэлянт, не прощавший ни малейшего оскорбления, и при этом тишайший и любящий муж, всю жизнь верный своей единственной жене, Маргарите Крузенфольц. А вот жена, при всей своей миловидности и красоте, была изрядно, даже очень изрядно ревнивой, постоянно закатывая мужу, человеку очень публичному, скандалы и сцены. Граф же, любящий жену как-то даже чересчур, прощал ей все до смертного одра, причем, что удивительно — супруга отошла первой. Вскоре, буквально через полгода, этот знаменитый стрелок и кавалер многих орденов, отошел вслед за ней, оставив после себя единственную попытку как-то сыронизировать над характером любимой женщины.

Вот так я оказался владельцем парных крупнокалиберных шестизарядных револьверов высочайшего класса, которые были прозваны своим первым владельцем…

… «Любимые шлюхи»!!

И смех, и грех. Могу понять иронию бедного верного графа, но назвать так оружие… Черт побери, насколько же они удобные!

Волевым решением выбросив подарок из головы, я захлопнул коробку, подошел к своей кровати и… пал возле неё на колени, дабы заглянуть под сей необходимый каждому человеку предмет мебели. «Под» было всё хорошо — из тьмы, освещаемой слабым сиянием переносного фонаря, на меня робко и чуть рассерженно смотрели два больших зеленых глаза. Регина тихо шмыгнула носом и поправила бретельку ночнушки, спавшую с тощего плечика. Живущий у меня под кроватью лейтенант читала «Введение в экономику для учеников старших классов». Беллетристику я у себя не держал.

Тишина обошлась с инквизиторами достаточно гуманно, благо те были отлично тренированы по стабилизирующим разум техникам — автоматчики и рыжая даже сознания не потеряли, воздействовал я недостаточно долго. Но вот собственное начальство, как и заинтересованные лица местного правительства, были очень не против (аж отсюда слышно) задать зачинщице «токийского истребления» множество неприятных вопросов, с занесением в личное тело. Комендант, быстро прочухавший эту тему, почему-то решил сделать Регину пропавшей без вести на поле боя, а не отдать её тощее тело на поживу хищникам. Лишенный каких-либо идей, он обратился с вопросом ко мне, а я, как личность чрезвычайно продажная (если это не идет в разрез с ранее принятыми на себя обязательствами) — продался за весьма прельстивую цену, спрятав рыжее недоразумение под своим ложем.

Ложе, кстати, так и не ставшее до сих пор брачным, жутко раздражало своим устаревшим статусом Рейко, бывшую правоверной японкой, чье здоровое тело довольно давно уже жаждало консумации брака… ну или процесса, с этим неразрывно связанного. Если бы не подживающие раны, я бы даже был с ней целиком и полностью согласен, но увы, пока получал удовольствие лишь от страданий окружающих. Впрочем, консумировать брак с оглядкой на отбитую задницу и поджившие ранения… такое себе удовольствие. Минус на минус явно давал плюс.

Саму мисс Праудмур за сотворенный бардак я не винил совершенно. Да, оно произошло, оно было опасным, оно вылилось в демонстрацию мной неведомой миру Тишины, но если вспомнить, как я сам едва не пристрелил первую попавшуюся мне под руку Иную… дважды, то ватиканцы не просто молодцы, а просто образцы сдержанности! Я бы на их месте просто бы истребил всё, выдающееся за рамки общепризнанной нормы — Иных, местную аристократию, мелких богов и духов.

Вопли снизу приобрели совсем уж угрожающий характер, что было вполне понятно — все были на взводе. Поиски остатков волшебников пока не принесли никаких успехов, что нервировало всех причастных чрезвычайно. Культ продемонстрировал угрожающую тенденцию, избавившись с максимальным эффектом от наиболее неквалифицированных членов. Следовательно, что? Остались самые умелые и прекрасно прячущиеся. Поиски в канализации лишь привели инквизиторов к подземным гнездам, в которых размножали миазменных крыс. Народ и его правители сильно нервничали — защита Токио от Бури не принесла желаемого результата. Телокрадов не появилось, но моральный дух горожан снизился еще сильнее.

А тут еще мы со своим «истреблением» и подбитым дирижаблем сделали неграциозный каминг-аут, нагадив неуклюжим медведем рядом с ульем разгневанных ос.

Я вздохнул, надел кобуру, взял трость и отправился урезонивать крики внизу, пока они не поднялись ко мне наверх, увеличивая риски обнаружения «пропавшей без вести» рыжей Регины.

— Эмберхарт-сан, вы остаетесь на попечении Степаненко-сана! — в ультимативной форме мне сообщил представитель канцелярии, а затем, победоносно задрав подбородок, добавил, — Но Иеками-сама должна быть препровождена во дворец, где даст исчерпывающее объяснение своему злоупотреблению силой на территории города!

— Не возражаю, — махнул я рукой, на что Степаненко и незнакомый мне японец скорчили совершенно одинаковые выражения лиц «да еще б ты возражал». Полюбовавшись на эти уставшие от споров рожи, я ехидно добавил, — Только советую снаряжать в Малайзию экспедицию побольше — там много островов. Иеками могли спрятаться где угодно.

— Я имел в виду Иеками Рейко, Эмберхарт-сан, — процедил японец, меняя выражение лица на «не держи меня за дурака, сопляк», — Не советую продолжать шутить, мы с господином Степаненко уже нашли консенсус и менять его не намерены!

— Мне плевать, что вы нашли, безымянный и невежливый господин, — широко оскалился я, — Но Рейко Эмберхарт из этого дома не сделает ни шага без дозволения своего мужа. А я, как глава рода Эмберхарт и муж Рейко Эмберхарт, принимаю всю ответственность за действия собственной жены!

Подростковые гормоны буквально умоляли хранить меня этот секрет как можно дольше, чтобы при случае выплюнуть его ядовитой струей в лицо куда более важное, чем оголтелый чинуша, уболтавший и так уставшего по жизни майора, но обстоятельства порой бывают сильнее. Сейчас, глядя на внезапно потерявшее всякие сигналы о мыслительной деятельности лицо японца, я еще раз горько пожалел об упущенной возможности довести до катарсиса кого-нибудь посерьезнее.

— Этого не может быть… — прошептал, бледнея как мел, чинуша, — Глава рода не может бракосочетаться без одобрения императора! Более того! — его голос окреп и гневно возвысился, — Вы лжёте! Меня бы оповестили о факте регистрации брака!

— Я вызываю вас на дуэль до смерти за огульное обвинение во лжи, — слова тут же прыгнули мне на язык, — На пистолетах, так уж и быть, раз вы мещанин. Сам вооружусь револьвером. Разумеется, после того как вы передадите полученные сведения кому-либо… значащему. Брак был заключен в храме Соранеко, сам Соранеко-но-ками оказал нам честь свидетельствовать его. Все положенные документы, отмеченные печатью бога, отправлены в канцелярию сразу же после церемонии.

Крыть японцу было нечем. Новость он проглотил с трудом, даже предпринял слабую попытку избежать дуэли, но извинения принимать я не стал. Застрелить охамевшего бюрократа, решившего, что ему все можно, раз он лается без обиняков с инквизицией, повелевал мне гражданский долг. Хотя, можно было сказать и иначе — чинуша дышать бы громко не посмел в обществе местного аристократа и каждое слово обдумывал бы многократно. Позволить ему демонстративное неуважение значило не просто бросить тень на себя, но и создать неприятный прецендент.

А вот у инквизиции социальных статусов не было. Высочайший авторитет, поддерживаемый всеми силами мира — да, но её члены могли быть кем угодно в прошлом. Количество людей, населяющих Ватикан, равнялось нулю — каждый, надевший черно-белые одежды считался частью армии, базирующейся на полуострове Италии, гражданских не было.

Японцы вымелись из моего дома, неся горькие вести о своем провале, а майор в ошеломлении покачал головой.

— За тебя вышла будущая глава рода? — недоверчиво спросил Матвей Николаевич, — Вот прямо взяла… и вышла? Плюнула на свое прошлое?

— Нет, — с усмешкой отозвался начавший нелегкий подъем по лестнице я, — Она сказала: «Шестьсот лет дурной славы и пустых мечтаний не стоят и плевка».

Несколько дней прошли внешне спокойно, но внутренне нервозно — всё-таки устроенный нами с Рейко ответ был несколько ассиметричен действиям императора, но венценосному Таканобу явно было не до скромных нас. «Паладины» у него временно реквизировали, как и меня, обозначив обоих «потенциально опасными» для всей миссии, следовательно, мы в данный момент и близко не представляли из себя интереса. Но явившегося через несколько дней чиновника я всё равно показательно застрелил на дуэли прямо перед домом. Трясущиеся руки и полуавтоматический пистолет никогда не подружатся.

…а потом, ранним вечером, как раз в то время, как тщательно измазанная грязью и театрально ободранная Регина Праудмур делилась с окружающими видом отоспавшегося лица и историями о собственной амнезии, мой дом атаковали. Неведомая сила, рухнувшая нам на головы, в секунду выбила из меня сознание ровно перед началом очень ответственного момента супружеской жизни с Рейко.

Сознание включилось рывком, я тут же с хрипом втянул в себе воздух, не осознавая происходящего, но уже впав в закономерную ярость — так меня еще никогда не обламывали! Рейко как раз вела неравную борьбу с собственным бюстгальтером, будучи красная как помидор и пыхтя от энтузиазма!

Содержимое этого самого бюстгальтера, причем, увы, вместе с ним и надетой поверх блузкой, тут же уткнулось мне в лицо, а знакомый донельзя голос завопил на ухо:

— Ариста, всё хорошо! Спокойно! Всё хорошо!

Логика, гнездившаяся у меня под черепом, была совершенно с женой не согласна — всё было хорошо! А что бы ни было прямо сейчас — гарантированно хуже! Но… всё-таки предпринятые коротышкой меры быстро дали о себе знать, я расслабился и задышал ровнее, вращая головой в попытках оценить текущую диспозицию. Грудь, мягко пихнув напоследок, отстранилась от моего лица, что позволило присовокупить зрение к слуху.

Слух до этого меня не обманул, доложив, что мы находимся на поезде или дрезине. Так оно и было — я, Рейко, Момо и Эдна с Камиллой располагались в огромном, едва ли не с половину среднего вагона, мягком купе, отделанном с вызывающей роскошью. Окна демонстрировали красивый, но быстро сменяющийся вид — поезд несся на полных парах, колеса стучали как заводные. Полюбовавшись на прихотливо изукрашенный под лепнину потолок, я принял сидячее положение, поморщившись от головной боли.

— Что происходит? — задал закономерный вопрос я.

— Не знаю, — пожала плечами коротышка, осматривая и ощупывая мои мощи. Момо, оценив мою относительную, но не вызывающую сомнений жизнедеятельность, натуральным образом пожала плечами и привалилась к стенке, тут же задремав.

— То есть — как это? — строго отверг я ощупывание.

— Ну… вон, смотри, — мотнула головой супруга. В указанном ей направлении располагался раскрытый шкаф, демонстрируя моему любопытствующему взору целый арсенал.

Мой арсенал.

— Мы увидели оружие и решили дождаться, пока ты проснешься, — поведала мне свой гениальный план Рейко, но сразу же исправилась, — Если захочешь, я могу разнести поезд… ну, если придумаешь, как это сделать так, чтобы вы не пострадали!

Ответить я не успел. Раздвижные двери распахнулись, демонстрируя нам двух серьезных, но старательно улыбающихся молоденьких японок, обряженных в китайские ципао с разрезом чуть ли не до подмышки. Обе склонились в низких поклонах, демонстрируя захватывающие дух разрезы на бедре и недра декольте, а потом, споро поднявшись на ноги, хором прощебетали, приглашая некоего «Эмберхарта-сама» в другое купе, где его давно с нетерпением ждут. Вооружившись и завладев тростью, я сунул в карман пачку сигарет, закурил и отправился на встречу с галантными похитителями.

— Асина-доно, — ядовито поприветствовал я сидящего в соседнем купе куда меньших размеров крепкого старика, тут же состроившего недовольную мину, — Почему-то я не удивлен нашей встрече.

— Эмберхарт… — сан, — патриарх и глава одного из наиболее влиятельных родов Японии скривился в чем-то, что человек с очень богатым воображением и под тяжелыми наркотиками счел бы извиняющейся миной, — сожалею, что наша встреча происходит при таких обстоятельствах…

— Вы нас украли. Похитили, — уточнил диагноз занудствующий я, чей организм, получивший долгожданную дозу никотина, решил добавить гормонов счастья в мозг.

— Не совсем верно, — отмазался старик, ловким движением вынимая из-за спины длинный мундштук на гибкой трубке. Со знанием дела затянувшись довольно гадостным на вид фиолетовым дымом, Кензо выдохнул его со словами, — Мы призываем тебя исполнить договор. Срочно.

— Следовательно, вы похитили мою семью и слуг, — переобулся я, соревнуясь с сильнейшим практиком Японии в глубине затяжки.

— А вот этот вопрос мы с Рейко-чан решим, — ухмыльнулся вредный, но очень могущественный дед.

— С инквизицией тоже решите? — повторил его усмешку я, делая её еще гнуснее. Судя по исказившемуся лицу Кензо — ученик превзошел учителя в рекордно короткие сроки.

— Из-за неё ты и тут, — досадливо выплюнул старик, и начал рассказывать довольно грустную историю.

Проблема крылась в Таканаши Кее и ведущемся в его отношении расследовании. Был раскрыт целый заговор далеко не самых последних в государстве лиц, фамилии которых регулярно оттирались более родовитыми и влиятельными аристократами от животворящих чресел Героя и Князя Демонов. Постепенно, в чем очередной раз неохотно признался Асина, сложилась ситуация, в которой «продукция» знаменитого ритуала стала доступна лишь узкому кругу лиц величиной в полсотни фамилий. Разумеется, остальным это не нравилось, но бодаться с локомотивом дураков нет. С другой стороны, регулярное усиление лишь избранных грозило со временем воспитать «аристократию внутри аристократии», на что знатные неудачники согласиться никак не могли.

И… решили саботировать процесс по мере сил.

Расследования показали, что с «Князем Тьмы» вредителям повезло чрезвычайно — младенца по специфичной внешности узнал зашедший в гости на праздник к своему верному слуге один из заговорщиков. Вскоре после этого события младенец естественным для окружающих способом помер, не успев дать ни одного энергетического отклика «Герою». Обделенные аристократы праздновали победу, пока один из них, отличающийся особым уровнем паранойи, не предположил, что даже один «Герой» имеет возможность всё исправить. Остальные покивали и постановили — попробовать вмешаться и в этом случае.

Годы шли, Таканаши Кея обнаружили и начали готовить, взяв под плотную опеку, но… это не помогло. За несколько дней перед Бурей опытный шиноби смог пробраться мимо охраны и сделать ребенку инъекцию вещества, повышающего выработку кортизола, а затем беспрепятственно удалился. Сильнейшую депрессию маленького Таканаши родители соотнесли с обычным детским поведением и… итог несколько закономерен — в «Героя» со всего размаху влетел телокрад. И потерпел неудачу.

— На данном этапе нам совершенно неясно, как смогли ужиться две души в одном теле, — развел руками Асина, продолжающий заполнять купе фиолетовым дымом, — Ясно лишь одно — со временем душа телокрада всё сильнее и сильнее подавляла душу Кея. Более того, последнему это начало со временем нравиться — его более опытный сосед с готовностью брал на себя решение всех проблем. Кей-кун, несмотря на свое бесспорное доминирующее положение в теле, всё сильнее и сильнее отстранялся, перехватывая контроль только если его что-то сильно шокировало либо манило.

Вспомнив поведение Таканаши в день, когда нас атаковали бандиты и крысы, я покивал — сидящий на кровати и размазывающий сопли парень был совершенно не похож на человека, только что превратившего несколько человек в стекающий по стенам фарш.

— Эмберхарт-сан, вы в курсе, что все взятые в плен волшебники были людьми с замененными душами? — огорошил меня внезапным вопросом Кензо. Дождавшись моего ошарашенного кивка, старик продолжил, — Вот поэтому вы и я здесь. Поэтому и использована одна незаменимая реликвия прошлого, позволившая вас с семьей выкрасть. Таканаши попался на глаза инквизиторам, которые моментально определили в нем телокрада. Сейчас «Герой» считается единственной ниточкой, ведущей к оставшимся на свободе волшебникам. Ложной, но единственной. Вы должны исполнить договор. Срочно. Девочки забеременеют, а после этого мы с чистой совестью сможем отдать Кея ватиканцам.

— Почему сразу не отдать, а потом не получить назад? — задал я тупой вопрос, о чем сразу же пожалел. Пришлось извиняться. Инквизиция не отдаст телокрада.

— Предвижу ваш следующий вопрос, Эмберхарт-сан, — хмыкнул старик, — Он явно будет связан с недоумением, зачем было похищать вас. Ответ будет неполным, но какой уж есть. Вам что-нибудь говорит словосочетание «Сбор Свидетелей»?

Я поперхнулся дымом, выплевывая недокуренную сигарету и заходясь в жестоком кашле.

Что?!

Глава 15


— Здравствуй, Таканаши-кун, — улыбнулся я под зеркальной маской, впечатывая мощный размашистый хук удивленно вытаращившему глаза парню в ухо. Перчатка с набойками и зажатая в кулаке небольшая граната сработали как задумывалось — «Герой» свалился в траву, закатывая глаза, будучи временно отстранен от проблем бренного мира. Не спеша разогнувшись, я повернулся к следовавшим за обычным японским школьником девушкам, предупреждая, — А теперь — вы!

…и бросил в чужой гарем гранату.

Эпичная финальная битва двух легендарных сущностей, связанных древним могучим ритуалом, началась как грязная уличная поножовщина за передел зон влияния у банд. Избранный высшими силами школьник валяется в отрубе, его девушки плачут и кричат, размазывая по лицу сопли и слезы от мощного слезоточивого газа, беспомощно размахивая руками. Сплошной эрзац, черт побери. Хорошо, что Рейко и остальные этого не видят — я оставил их за несколько километров от этой точки в компании нескольких молодых Асина.

Предпосылок к подобным негероическим действиям была масса, но основной из них было моё опосредованное знакомство с Кистом Лью, тем самым телокрадом, что застрял в теле Таканаши Кея на неопределенной стадии. О этом вне всяких сомнений незаурядном ублюдке мне в деталях поведал Кензо, пока мы добирались сюда на поезде. Узнать о прошлом телокрада они смогли благодаря умениям одного из приглашенных родами Иных, умеющего делать спящего человека чрезвычайно болтливым. А затем, собрав обрывки выслушанного бреда воедино, восстановили картину.

Кист Лью был и остается редкостным ублюдком из самых низов человеческой цивилизации одного из миров на берегах Великой Реки. Житель одного из сильно урбанизированных королевств мира, Кист был уличным ребенком и патологическим трусом. Последнее послужило основой для формирования личности, умудрившейся уцелеть после смерти — вся жизнь, мысли и устремления мистера Лью плотным коконом сворачивались вокруг одной единственной основы — желания выжить любой ценой. Воровство, убийства, шантаж — Кист с легкостью шел на что угодно, если это гарантировало ему прибыль и процветание.

Если бы меня призвали в тело бедняка, проживающего в индустриальных кварталах Лондона, то мы бы с Кистом были бы братьями-близнецами по духу. Моя детская паранойя и желание любыми средствами обезопасить собственную жизнь ради обогащения души и её дальнейшего бессмертия была практически равнозначна трусости телокрада. Ну а разборчивость в средствах всегда была лишь вопросом богатства изначального арсенала.

Сейчас это знание целиком и полностью играло против сомнительного дуэта, засевшего в теле Таканаши Кея. Мне надлежало разозлить и принудить драться тандем из двух трусливых душ, живших в чрезвычайно сильном теле.

Но для начала нужно как следует избить семь девушек, дабы у Таканаши потом не возникло вопросов, вроде «А почему я оказался один?». Им еще детей делать.

Здесь неожиданно повезло — когда я, перехватив трость поудобнее, с царапающими сердце кошками начал приближаться к источающим слезы девчонкам, одна из них, гибкая и поджарая брюнетка, молча протянула в мою сторону руку, демонстрируя интернациональный жест «стоп». Увидев, что я не двигаюсь, она молча кивнула, встала на ноги и… подбежала к лежащему Таканаши, с ходу врезав мальчишке по голове ногой, вокруг которой крутилась полупрозрачная энергия. Проверив его пульс, девочка ринулась назад, проявляя энергию уже вокруг всех своих конечностей, чтобы с видимым удовольствием начать пинать и бить своих напарниц по гарему. Проделывала она это с большим удовольствием, иного объяснения счастливой улыбке сквозь непрестанно текущие слезы я не находил.

Что же, семь девушек с возу, Эмберхарту легче.

Взяв трость за нижнюю часть, я зацепил клювом ворона Таканаши за шиворот, дабы таким образом отволочь подальше, но вновь был остановлен все той же девчонкой, вновь подбежавшей ко мне. Она лихо полоснула несколько раз рукой по моему костюму, распарывая ткань, а затем щедро обрызгала меня кровью из снятой с пояса фляжки. Оставалось лишь уважительно покачать головой — вот что значит профессиональная подготовка. Я-то собирался извлечь необходимую для постановки жидкость на месте…

— Вас ждут в восьми километрах отсюда на юго-восток, — тихо сообщил я брюнетке информацию, дождался еще одного молчаливого кивка и вернулся к своему занятию.

Согласно сценарию Асина Кензо, девушки со следами тяжких побоев должны были выбрать «неверную дорогу» в попытках найти своего ненаглядного, случайно встретив по дороге молодых Асина, рядом с которыми должны быть Рейко сотоварищи. У самого Таканаши не должно быть ни малейшего шанса каким-либо образом добраться до условных союзников вместо боя. На нашей с ним сцене должно скрытно присутствовать лишь одно лицо, дожидающееся приблизительно в одном километре от точки перехвата. Туда я сейчас и волок беспамятное тело Героя — всё шло точно по плану Асина… кроме одного момента.

Я солгал — в восьми километрах на юго-восток никого не было.

Жарко. Солнечно. Тяжелый подросток, которого приходится волочить за собой. Конечно, можно включить режим Посланника, сделав прогулку до виднеющегося вдалеке одинокого дерева простой и легкой, но, став неуязвимым, я не смогу получить удовольствие от сигареты. Поэтому тащу сам, сдвинув маску на лоб и попыхивая в свое удовольствие. Солнце на краткий миг закрыла тень пролетевшей мимо птицы, а я зажмурился от удовольствия, откровенно наслаждаясь редким для Японии солнечным летним деньком.

Заботливо свалив Кея в тенек, я уселся под стволом дерева, блаженно вытянув ноги и засунув подальше свою любимую трость, которую Таканаши неоднократно видел. Рубикон и эпичность не ощущались… ну просто совершенно!

У этого мира и Земли-2020, как я именовал в мыслях свою прошлую реальность, был один общий фактор — сказок не существует. На небесах не сидит всемогущий дедушка, роль героев и злодеев всегда выставляется с одного бока, а успешные идеалисты всегда работают чьими-то пешками. Драконы не воруют принцесс, а рыцари не идут их воевать во имя любви — всё это ширма, за которой мы увидим либо отвоеванные полкоролевства, либо ограбленного дракона. В лучшем из случаев. Добавь в мир магию, опасных чудовищ, прекрасный и ужасный эфир — да ничего, черт побери, не изменится. Люди всегда одинаковы, вне зависимости от того, сидят ли они в офисе либо организуют древний ритуал, принуждая дочерей рожать от случайных придурков ради престижа.

Без разницы, что у тебя в пуле — свинец или растолченные останки гуманоидного четырехрукого кота божественного происхождения. Нажимая на спусковой крючок, ты отправляешь в полёт смерть.

Но… всё-таки она есть. Совершенно крохотная, жалкая и забитая надежда на мир, где рыцари благородны, принцессы девственны, а драконы богаты и могучи. Именно из-за своего почти детского желания внести хоть немного мечты в окружающую суровую действительность я не стал ломать Герою ноги. Даже такой… такие как он заслуживают шанса на что бы то ни было.

Таканаши застонал, хватаясь за голову и скрючиваясь в позу эмбриона. Я вздохнул, поднимаясь с места. Пора. Надо мной на дереве шумно завозилось что-то крупное.

Я знал, что там сидит.

«Режим Посланника» … запустить.

Чуждая этому мира энергия наполнила моё тело, приглушила и изменила чувства, уняла саднящую слабую боль от попавшего в заживающие раны пота. За пару секунд она вывела мой организм на некий идеальный уровень, зафиксировала его в нем, а затем замерла, оставив спокойным, уравновешенным, предельно собранным и… неуязвимым. Сейчас можно вовсю позлоупотреблять этим состоянием, это же в последний раз. Эйлакс вряд ли сделает еще одно одолжение подобного рода.

— «Правильно думаешь», — тут же донеслось из глубины души, — «Кстати, он очнулся минут пять как назад, пытается отойти от твоего газа»

— «Я знаю».

Подойдя к возящемуся на траве Герою, я потыкал его носком ботинка со словами:

— Подъём, Таканаши-кун, твоё время на исходе!

Слова подобраны оказались совершенно верно. Парень скрутился на траве, потом изогнулся, пиная меня в живот и одновременно швыряя два ножа. Сразу после этого, он резким змеиным движением сунул руку к себе за пазуху, выдернул оттуда небольшой мешочек, тут же брошенный мне в лицо. Отшатнувшись от пинка, я проигнорировал резанувшие по «ирландской паутинке» ножи, но от небольшого облачка пыли, высыпающейся из мешочка, резко отпрыгнул.

Кей оказался к этому готов, ловко переворачиваясь со спины в позицию низкого старта. Он даже сумел сделать неслабый рывок и несколько шагов, но после вновь прилег на траву, рыча и мотая головой. Подбежав к нему, я первым делом поднял невзведенную «АПГ-01», которой удачно зарядил прыгуну по затылку, а затем пару раз пнул японца по ребрам, сбивая ему дыхание. Только я хотел звездануть увертливого засранца под углом по пятке, чтобы убавить ему прыгучести, как тот вновь ужом извернулся. Распростертые ладони Таканаши полыхнули глубоким зеленым светом… и — я себя обнаружил летящим высоко над землей и с солидной скоростью.

Помечтать захотелось, идиот?! Тебе еще с этим «Сбором Свидетелей» предстоит хлопот по маковку!

Отбросил меня Герой метров на сорок, по крутой такой дуге. И пока я изображал из себя предвестника дождя, времени зря он терять не стал, тут же припустив со всей дури в противоположную моему вектору полета сторону, сразу выиграв фору в солидных двести метров. Шлепнувшись об землю и крякнув с натуги, я тут же вскочил, пускаясь вдогонку за сообразительным засранцем. Воспетый в веках ритуал испохабливался всё сильнее с каждой минутой.

Драпал парень замечательно, держа хороший и бодрый темп даже на мягкой и поросшей травой почве, но как бегуна его не тренировали. Меня тоже, но длина ног и полное пренебрежение к законам человеческого тела позволили догнать прыткого беглеца буквально в течение пяти минут. Пришлось снова отдавать ему должное — задыхающийся парень не только увернулся от пинка, но еще и прыгнул с кувырком, пытаясь засадить в меня еще один сияющий зеленью энергетический толчок. От последнего я ушел длинным нырком вперед, перекатился через голову и вновь смазал Кею по уже пострадавшему уху. Японец ожидаемо взвыл от боли, схватился за порядком опухший орган и начал валяться по земле туда-сюда, плача и стеная.

— Не дёргайся, дай мне прострелить тебе ногу, — попросил я его, водя за дергающейся по траве конечностью дулом правой «шлюхи». Ужасно непрофессионально брать необстрелянное оружие, но увы, все остальные мои марки пистолетов Кей мог помнить.

«Герой» могуч, он уже очень силен, но вот его вторая душа, управляющий телом Кист Лью — патологический трус. Он прожил долгую, трудную и безрадостную жизнь, руководствуясь правилом избегания опасности. Выход на открытый бой для него всегда значил неминуемый проигрыш и смерть. Услышав мою угрозу, телокрад панически взвизгнул, окутался слоем энергии, став похожим на человека, покрытого толстым слоем зеленоватого стекла… а потом вновь использовал свою вспышку-толчок. Точно под собой, с двух рук.

Попасть в тело, находящееся в воздухе, куда проще. Бронебойная пуля еле преодолела защиту паренька, из последних сил зарывшись в его левую ягодицу, но за прицельную стрельбу пришлось расплачиваться. Падал Таканаши, уже творя какую-то технику гораздо выше уровнем, я, логично испугавшись, отскочил, но выйти из радиуса поражения не успел — вспышка зеленоватого жгучего пламени лизнула тело, вновь устремившееся в полёт. Грохот.

Как только я вновь встал на ноги, стоящий посреди неглубокой воронки диаметром метров в пять Таканаши выудил из-за пояса автоматический пистолет, тут же разряженный им в меня. Одна из пуль царапнула маску, сбив её чуть набок. Поправив её назад, я покачал головой, глядя на ошеломленно взирающего на меня парня:

— Только техники, Таканаши-кун. И посильнее, пожалуйста.

— Да что ты такое?! — отчаянно заорал он, держась за задницу. Судя по тому, что я видел, моей пуле еле-еле хватило импульса, чтобы зарыться в мышцу. Похоже, он её может вытащить просто пальцами.

А, нет. Не похоже. Вытащил, отбросил, скривился, явно оценивая нанесенные повреждения. Глаза бегают, он ищет выход. Придётся давить дальше, доказывая, что путей к бегству нет. Унижать, провоцировать, издеваться — всё, что угодно, лишь бы загнанный в угол трус приложил все свои силы для боя, становясь сильнее на радость местным заводчикам экзотических видов людей.

— Неправильный вопрос, — пожурил я его, — Задай лучше другой, телокрад. «Сколько у меня времени до момента, когда здесь будет инквизиция?»

— И сколько? — из сжатого кулака японца на траву капнула кровь.

— Слишком мало, чтобы пытаться убежать от меня.

Неизвестность пугает большинство разумных существ. От тьмы полуоткрытого шкафа до глубин дремучего леса в неизвестных землях. Нашим врагом становится собственное воображение, ищущее выход при минимуме известных факторов. Формы угроз, всплывающие в нем, гипертрофируются, приобретая максимально угрожающий вид. Инквизиция для телокрада определенно была известным злом, сродни тому, что несли все окружающие его люди. Найдут, опознают, убьют. Нашли, опознали, осталось последнее.

Стоящее напротив него невозмутимое и неуязвимое существо, натравливавшее на Кея чудовищ несколько месяцев назад, было совершенно из другой оперы. Идти у него на поводу трус не желал всеми фибрами души. Дилемма, требующая срочного поиска нового варианта.

— Ты должен мне, Эмберхарт-кун! — рявкнул с бешеными глазами Таканаши, сплетая перед собой пальцы обеих рук в веренице сложных символов. Я ожидаемо застыл на месте на несколько секунд, чтобы в конечном итоге быть буквально сдутым с места ревущим потоком зеленого пламени в мой рост.

На пару секунд я потерялся во времени и пространстве, летя куда-то вдаль и пытаясь осознать услышанное. Прочувствовать жар от удара тоже не вышло, последнего просто не было, только кинетическое воздействие на тело. Сплошные «толчки» … зачем? Его так обучали? Вряд ли. Скорее всего, основной поражающий фактор его атак на меня банально не действует. Летать надоело. Необходимо «стать серьезнее»?

Какая банальщина, но деваться некуда.

Он меня ждал там же, в воронке. Просто стоял, чуть набычившись и опустив руки. Не творил новых техник, не пытался убежать, даже убрал «стеклянную» защиту вокруг тела. Опять что-то придумал. Моя задача по дальнейшему выведению его из себя стала сложнее.

— Как победить того, на кого не действует стихия смерти, Эмберхарт-кун? — осведомился успокаивающийся на глазах телокрад едва ли не сварливым тоном. Если бы он еще и руки в боки упёр, было бы совсем похоже. Какой резкий перепад…

— А, теперь я говорю именно с Таканаши? — догадался я, отряхивая порванную в десятке мест одежду, блестящую кольчужным слоем. Заменив маску на лице сигаретой, я прикурил, отдавая мысленный приказ, который вскоре должен был быть выполнен. Получив сумрачный кивок парня, задал второй вопрос, — Это зеленое — убивает живое?

— Да, — коротко ответил тот, — На мой вопрос ответишь?

— Частично, — покивал я. Подгадав время, протянул руку, ловя падающую с неба трость, забытую под деревом. Арк уныло каркнул, закладывая широкую дугу в небе. С тростью подмышкой мне стало куда веселее. Улыбнулся, — Победить меня можно, если будешь стараться изо всех сил. Вообще изо всех.

— Победить, но не убить? — догадался чересчур умный японский мальчик, тут же задавая следующий вопрос, — А почему мой… сосед сходит с ума от злости при виде тебя?

— По идее, это должен был быть ты, — честно ответил я, пожимая плечами. Диалоги посреди драки — полная дурость, но мне хотелось докурить сигарету куда сильнее, чем быть рациональным и эффективным. Но найти компромисс я попробовал, посоветовав, — Лучше прекрати валять дурака и делай так, как тебе говорят. Как только я брошу сигарету, то возьмусь тебя принуждать всерьез.

— Паршивый выбор, Эмберхарт-кун, — усмешка парня вышла разумной и грустной, не чета полубезумному оскалу Киста Лью, — Я же ничего не знаю! Расскажи, что происходит! Ты мне должен!

— У меня никогда не выходило с добрыми словами, — покаялся я в собственном несовершенстве жадно слушающему пареньку, — Но зато отлично получается с револьверами. Что тебе не ясно в выданным мной указаниях? Либо ты делаешь как я сказал, либо ты это делаешь с простреленными конечностями. Надуманный тобой долг уже выплачен — я не стал ломать тебе ногу… сразу.

Последние слова, сказанные холодным и надменным тоном, послужили детонатором. Лицо Таканаши Кея исказилось в гримасе ярости, и он, прорычав что-то вроде «сраные аристо!», с силой топнул здоровой ногой по земле. Почва подо мной ощутимо вздрогнула, я переступил ногами, роняя сигарету в попытках выхватить револьвер, но был вынужден уходить с места прыжком щучкой — параллельно земле на меня в десятиметровом прыжке летел Герой, окруженный эфирными искажениями.

От удара я ушел, даже успев перехватить трость, а от волны после него — нет. Вновь пришлось лететь кувырком черте знать куда кверх тормашками. Подскакивать, уклоняться, вновь прыгать, радуясь тому, что обезумевший от злобы Таканаши вкладывает всю силу в удары, сам катаясь по полю после их применения. Зеленым Кей больше не светился, вместо этого сосредоточившись на усилении техниками себя.

— «Кажется, он планирует разорвать тебя на несколько частей», — поделился со мной наблюдениями внутренний демон.

— «Я бы на его месте именно это и сделал», — согласился с ним я, отправляясь в заслуженный полет. За две секунды до этого обмена мыслями, мне пришла в голову мысль вогнать клюв ворона на набалдашнике моей трости в плечо мимопролетающему Герою. Кей взревел раненным бандерильей быком и сотворил на голой воле нечто похожее на стену из черного льда, улетевшую в мою сторону на приличной скорости.

— «Это было похоже на мухобойку».

— «Попробую забыть!», — огрызнулся я, выпуская из левой «любимой шлюхи» три пули по орущему от ярости парню. Два промаха, одно попадание вскользь. Отлично.

— «Думаешь, я тебе позволю?».

Ответить я не успел — непрестанно уже орущий от злобы японец воткнул обе руки в землю, каким-то образом беря почву под контроль. У меня под ногами начали появляться глубокие провалы, от которых пришлось спасаться всерьез. Если расчленение мне не опасно, то вот погребение в недрах совсем наоборот!

Злой как тысяча голодных пуделей Таканаши стоял буквально на четвереньках, вбив руки в землю и рыча от злости. Мне приходилось отбегать всё дальше и дальше от пацана, который буквально с каждой прошедшей секундой улучшал свой контроль над формированием провалов. Выгадав пару секунд, я выстрелил в сторону засранца, надеясь, что под угрозой огнестрельного оружия он перейдет к более мобильной и безопасной для меня форме нападения, но этим сделал хуже только себе — Кей тут же послал в мою сторону двухметровый земляной вал, продолжая формировать дырки в земле. При этом он не переставал выражать миру всю полноту своего негодования.

Нужно было что-то предпринять.

Режим Посланника, умения Героя, вообще все эти японские техники управления энергией — всё это опасно для человека. Мы всесильны, потому что слабы. Цивилизация, прогресс, бомбы и порох, поезда и дирижабли, движущиеся крепости, что отпугивают или убивают сибирских существ, способных вырезать за ночь целый город, всё, что построил человек, всё, чем он доминирует, всё оно — результат его слабости. Получая личное могущество, слабую уязвимость, возможность производить по своей воле убийственную энергию — мы забываем о том, что слабы по одиночке, но всесильны вместе.

Бросаем социум, чтобы упиваться собственным эго. Разум, умение делать выводы, идти на просчитанный риск, союзники — вот что вывело на вершину странную корявую обезьяну, а не могучего тигра или мамонта.

Сейчас, как бы иронично это не звучало, но мне нужно было пойти на риск. Слишком сообразительный и сильный мне попался мамонт. Зато — у меня были союзники.

Шесть килограммов — не так уж много для млекопитающего, но очень серьезный вес для птицы. На размерах, из-за пустотелых костей, это сказывается самым серьезным образом, поэтому Арк — неестественно крупное и сильное создание, достигающее в холке метра с лишним и способное поднять и утащить в когтях вес, близкий к своему собственному. Разумеется, что его здоровенный вороний клюв полностью соответствовал всем остальным габаритам.

Приземлившись на поясницу стоящему на карачках Таканаши, Арк вцепился своими когтями в его обнаженное по случаю позы тело, а потом с размаху погрузил свой огромный клюв… в правую ягодицу Героя. Вырвал его назад, тут же отталкиваясь и быстро взлетая вертикально вверх. К моменту, когда покачнувшийся Кей заподозрил, что с ним сделали что-то членовредительское, ворон уже был на расстоянии с десяток метров, продолжая стремительно удаляться.

Герой вскочил, хватаясь за пострадавшие места и панически озираясь по сторонам. Услышал хлопанье крыльев.

Посмотрел вверх вслед продолжающему набирать высоту ворону. Смотрел он долго.

Медленно повернул голову ко мне, спокойно стоящему в трех десятках метрах от него, на взрыхленной и разорванной земле.

Я ухмыльнулся, прикуривая сигарету.

Таканаши Кей непонимающе мигнул несколько раз, наклонил голову на бок, посмотрел на свои запачканные грязью и кровью руки. Потом снова взглянул на меня. В его глазах боль и растерянность постепенно сменило осмысление происходящего. Длилось оно краткий миг, сменившись вспышкой огня настоящей ярости.

Звуки мира исчезли, как будто их стерли влажной тряпкой. Раз — и полная тишина, в которой я неспешно иду к Герою, вокруг которого в воздух начинают подниматься комья земли, между которыми мелькают красные разряды. В чистом небе грохочет гром, мощные порывы ветра хаотично переплетаются, дергая остатки нашей одежды из стороны в сторону.

Выпустить из себя Тишину я еле успеваю, завороженный творящимся вокруг буйством энергий. Интенсивность перехода у Таканаши на новый уровень могущества ошеломляла и подавляла. И против этого мне предполагалось выступить лишь с одним режимом Посланника?! Да он бы меня в космос или под землю мог бы загнать, если б соображал сейчас хоть чуть-чуть!

Вовремя. Герой обрушивает на меня настоящий калейдоскоп самых разнообразных энергий. Жгучие, замораживающие, разрывающие, убивающие… всё это летит в меня со скоростью трех работающих пулеметов. Поле и небо просто исчезли, я видел лишь в пределах продолжающей расширяться полусферы Тишины. В неё замирало всё. Гасло, ломалось, переставало быть. До моей бесчувственной в данный момент кожи долетали лишь слабые ветерки — то прохладные, то теплые.

Остановившись, я глубоко затянулся. Дать Таканаши немного времени, совсем чуть-чуть. Привыкнуть? Насладиться? Наверное — да. Сейчас он определенно упивается исходящей из него силой. Я бы и сам не избежал подобного искушения… да и, чего уж там греха таить, не избегаю прямо сейчас. Режим Посланника, визитная карточка Эмберхартов, то, что в секунду возносит тебя из мира смертных в мир стоящих над ними. Без него и без разбитого отцом зеркала я точно перестану быть тем, кем был раньше.

Что-то рождается, что-то умирает.

Я делаю три широких и решительных шага вперед, захватывая Тишиной обезумевшего парня, который сам не видит, что всё, им выпускаемое, перестает быть прямо перед его носом. Герой пораженно раскрывает глаза и рот, ощущая, как вся необоримая мощь покидает его тело. Хрипит, падает на колени, хватается за сердце. Да, Таканаши, ты не Рейко с её божественной дурью, тебе сейчас… плохо. Зато — всё уже позади. Он теперь настоящий Герой — бери тепленьким, неси скрещивать с нетерпеливо ждущими где-то там японочками. Размножаться подано, Асина-доно!

Стою над почти лишившимся чувств мальчишкой, ставшим с рождения игрушкой самых разных сил. Докуриваю, одобрительно ему кивая:

— Молодец. Всё правильно сделал!

А немного «порошка Авиценны» на поясницу и задницу — бесплатный бонус от сэра Эмберхарта, новоявленного знатного землевладельца и просто хорошего парня, хорошо сделавшего свою работу.

Глава 16


Мы стояли друг напротив друга на выжженом и перемешанном поле. Хотелось бы сказать, хотя бы ради собственного самолюбия, что смотрелось это эпично, но беспощадная память ни на секунду не давала забыть, как один из нас постоянно визжал в боевой истерике, а второй бестолково летал из стороны в сторону, будучи не в силах что-либо предпринять. Если бы за каплю горькой иронии в аптеках платили бы фунт, то я бы мог спокойно сцедить с себя на пару миллионов.

Но, задача была выполнена. Пусть Герой ни на секунду не оказался Героем, а фальшивый Князь Демонов вскоре потеряет львиную долю своих связей с этими самыми демонами, пусть всё оказалось постановкой и мистификацией — цель была достигнута. Таканаши Кей реализовал свой полный потенциал, наконец-то став желанным в постели партнером для своего гарема.

То, что мы сейчас стояли как два тополя на Плющихе, рассматривая друг друга с самыми подозрительными выражениями измазанных в земле и крови рож, было вполне достойным завершением произошедшего.

— Иди уже, — махнул я рукой с зажатым в ней револьвером, — Я с тобой закончил.

— Я боюсь, — через пару минут ответил Таканаши, затравленно моргая. Сделал еще одну длинную паузу, вытер уцелевшим рукавом нос, и добавил, — Мы оба боимся. Зачем меня все время делали сильнее? Почему не убивали? Почему отпускаешь, не боясь, что я потом в Токио уничтожу твой дом вместе со всеми, кто там будет? Почему?

— Перестань уже бояться, — посоветовал я ему, начиная целиться в Героя из револьвера, — А теперь иди. Куда хочешь. Моя работа здесь выполнена.

— Работа? — тут же ухватился Кей за подсказку.

— Работа, — кивнул я, с щелчком взводя курок «шлюхи», — Ничего личного. Надеюсь, что я тебя больше никогда не увижу. И да, ты победил. Признаю своё поражение.

Он в ответ состроил гримасу пострашнее масок империи майя. Как только лицо себе в избытке чувств не порвал. Затем полуприсел, напрягся и… прыгнул на полсотни метров, пролетев над моей головой. Затем еще, еще и еще, постоянно наращивая темп, и, наконец, исчез вдали. Наверняка будет петлять, искать реки и ручьи, чтобы смыть запах, возможно даже попробует полететь. Умный парень. А уж если сможет бегать по воде, так вполне имеет шансы удрать на континент с концами.

Выдохнув, я переборол желание отключить режим Посланника, чтобы всласть покурить, вместо этого начав бродить по полю и искать выроненные вещи. К моему удивлению, нашлась не только трость, но и потерянная мной противопехотная граната, правда, претерпевшая изменения. Нечто из арсенала Таканаши стесало с бедной «АПГ-01» всю краску, сделав массивный «ананасик» красивой блестящей игрушкой. Все равно её не брошу, потому что я — хороший…

Найдя поблизости обширный участок незатронутого схваткой поля, я уселся в густую траву возле разросшихся кустов. Оставалось лишь любоваться природой, курить и ждать, пока меня отсюда заберут.

Не прошло и десяти минут, как Япония в очередной раз мне доказала, что сервис тут выше всяких похвал. К терпеливо ожидающему транспорта до горы Магомету пришла сама гора.

— От имени Его Величества Императора страны Нихон, я, его доверенный помощник, обладающий всеми необходимыми правами и полномочиями, признаю, что обязательства Эмберхарта Алистера и Эмберхарта Роберта выполнены целиком, полностью и безоговорочно. В сей миг сего часа сего дня и года освидетельствовано!

Прочеканив всё это, господин Ямимори, невозмутимо и неторопливо пришедший ко мне сквозь траву, сделал шаг назад и… провалился в свою же тень. Совершенно не меняя выражения лица. Удивиться я этому не успел — навалились последствия закрытого договора. Режим Посланника моментально ушёл, даже не поцеловав на прощание, а тело радостно подало множество нервных импульсов в мозг. Запахи, звуки, небольшая усталость, ощущения от ран, саднящая кожа — всё это «включилось», ошеломляя на контрасте ощущений. Я вздрогнул и покачнулся, одновременно с этим пробуждая и выпуская из себя Тишину. Сейчас начне…

…в ту же секунду воздух в метре от меня сменился яростно гудящим жёлтым огнём. Вскрикнув от неожиданности, я закрыл лицо рукой — от волны жара затрещали волосы. Угроза быть запеченным заживо резко отодвинулась зоной Тишины, а сам я на месте не стоял — прыжок вбок, уже который за сегодня, с одновременным выхватыванием револьвера. Резко вскочить, пригнуться, навести «шлюху» на человеческий силуэт, неразличимый в деталях из-за идущего волнами воздуха и моей собственной скорости, рвануть пальцем скобу спускового крючка.

— Тц, неудача, — громко и досадливо заметил вслух стоящий в паре десятков метров от меня Асина Кензо, уклонившийся от пули, правая его рука была простерта по направлению ко мне, исторгая из указательного пальца ярко-желтый луч энергии, бурлящий по всей своей длине крохотными протуберанцами. От следующих двух моих выстрелов он вновь уклонился с молниеносной небрежностью, а затем укоризненно поводил в воздухе указательным пальцем левой руки, добавив, — Но… это ничего не меняет. Я подож…

Договорить я ему не дал, рванувшись вперед, в надежде настигнуть своим полем Тишины. Тщетно. Прыжки и рывки ничего не дали, кроме дополнительной усталости — проклятый старец не шёл, а буквально тёк над землей, филигранно держа между нами расстояние. С его лица не сходила скупая снисходительная усмешка, а поддерживаемая им техника луча не прервалась ни на секунду, неотступно следуя за моим телом. Убедившись, что мои усилия совершенно бесплодны, я застыл на месте… после того, как еще раз пальнул по Кензо, прикрывая револьвер взвившейся полой плаща. Тот вновь уклонился, дёрнув щекой. Сильнейшего из бойцов Японии я определенно не впечатлял.

— За что? — наконец раскрыл рот я, ощущая жутко неприятное дежавю. Точно так же несколько минут назад меня спрашивал Таканаши. Изображать из себя угодившего в западню было незачем, последняя была организована почти идеально. Чистое и частично перепаханное поле, сбежавший недавно отсюда Герой, закрытый договор…

— Кому-то нужно умереть, Эмберхарт-кун, — хмыкнул Кензо, вновь замерший на одном месте, — Нельзя просто так играть с инквизицией.

— Вы в самом деле думаете, что сможете скинуть всё на меня?

— Нет, я говорил о себе, — старика совершенно не смущало, что его луч смерти безобидно растворяется в Тишине. Он определенно брал меня измором. Кензо пояснил, — Умру я. Сразу после тебя.

— Тогда вы не ответили на мой вопрос, Асина-доно, — нервно бегая взглядом по сторонам, огрызнулся я. Ощущение, что карма повернулась ко мне ровно тем же местом, что и к Герою, усиливалось с каждой минутой. Кроме того, я уставал поддерживать связь с местом, из которого в мир сквозь меня текла таинственная энергия, называемая Тишиной.

— А самому догадаться, а? — хмыкнул старик, — Не верти головой, мы здесь одни.

— Вы обманули нас, — выдвинул гипотезу я, борясь с искушением выстрелить в ухмыляющегося старика, — …когда говорили, что я «заменитель» фигуры Князя Демонов, которому вовсе не нужно умирать?

— Почти. Император не лгал при составлении договора, да и мы всемером были согласны на такой исход. Но когда у тебя начало всё так хорошо получаться, поднялся вопрос — а что будет, если Таканаши-кун, завершив свою миссию, откажется тихо уходить со сцены? Ты ведь будешь жив, с чего бы ему терять свою силу? А если мы не сможем его убить? А?

Всю последнюю тираду чертов старик мерно проговаривал, утекая от моих бешеных рывков к нему. Напрягая все силы, я вновь делал прыжок за прыжком, рвал жилы, стараясь хоть на мгновение накрыть его Тишиной — и безо всякого результата! Кензо не бравировал, не хвастался, не издевался, он просто был готов говорить, генерировать свой желтый луч смерти, двигаться и быть готовым уклониться от выстрела одновременно. Последнее я понял в еще одной пустой попытке его хоть как-то прижать. Хуже всего было даже не откровенное наплевательство, демонстрируемое старым пердуном по отношению ко мне, а то, что, отчаянно пытаясь его достать, я тем самым приближал собственный конец. Таканаши-Кист, как я вас теперь понимаю!

— Но это еще не всё! — доверительно крикнул мне Кензо, отпрыгивая в очередной раз, — Тебе стоило зачать ребенка с Омори-чан, Эмберхарт-кун! Мы бы дали вам всем время, мы бы посмотрели, кто родится! Не был бы ты таким упрямым, сейчас на твоем месте вполне мог бы быть Таканаши!

А вот тут я уже не выдержал. Наверное, просто потому что не хотел, потому что верил Кензо, собиравшемуся покончить с собой сразу после моей смерти. Отчаяние? Его не было. Злость? Вот её сейчас было много.

— Мешать мою кровь с вашей, низкородные?! — рявкнул я, тяжело дыша, — Ты хоть понимаешь, с кем говоришь, дикарь?! Мои предки видели Рассвет Некромантов с тронов своих доменов, а где в то время были твои, Асина?!

Мой крик… он просто не имел шансов не пронять сильнейшего энергетика Японии и главу одного из самых знатных родов. Могучий старик нахмурился, прищурился, задвигал желваками. А затем кисло улыбнулся, покачав головой.

— Вот ты и показал своё лицо, да? Эмберхарт-кун? — процедил он. Интенсивность излучаемого его пальцем света выросла в несколько раз, начав издавать угрожающее гудение.

Я широко расставил ноги, начав демонстративно сдирать с себя одежду. Сунув «шлюху» с полным барабаном за пояс, и положив гранату в карман, я содрал с себя остатки камзола, блестящего проступившей паутинкой, расстегнул и отшвырнул в сторону жилетку. Сорвал и отбросил остатки рубашки. Дед стоял, молча наблюдая за моим стриптизом.

— Мой род снизошел до ничтожных проблем вашего острова! — вновь поднял я голос, — Я сделал то, что никто из вас не мог! Не один раз! Три! Ваш Герой! Невеста Иеками! Печать Райдзина! За считанные месяцы! Не напрягаясь! Думаешь, увидел моё лицо? А ты достоин, Асина?!

Ответа я ждал, повернувшись к нему спиной и демонстрируя печать бога. Дышать было тяжело — Тишина высасывала энергию, силу, волю. Мне приходилось бороться с её успокаивающим и стабилизирующим действием, выдаивать себя до донышка, демонстрируя зашкаливающий уровень негодования и надменности. Вызов Кензо бросить было невозможно, на провокации он не поддавался. Но вот демонстрация чужого превосходства в родной стране старика здорово покоробила.

— Ты лишь тупой щенок, выброшенный собственной семьей за порог! — рыкнул старец, указывая на меня и второй рукой, — От тебя отказался собственный род! За тобой никого нет! Ты ничего не оставишь после себя!

— А это хорошая идея, — ухмыльнулся я, доставая гранату, — Ничего после себя не оставить. Давай попробуем, старик?!

— Дурачок! — хохотнул Кензо, видя, как я после своих слов падаю на одно колено в изнеможении, — Этим? Меня? Ну попробуй!

Я просто швырнул «АПГ-01» в его сторону. Достаточно метко и сильно, чтобы граната, пролетев эти несчастные и непреодолимые мной двадцать метров, стукнула Асина в живот. Надежд, что она сможет причинить хоть какие-то повреждения сильнейшему практику, я не питал, но Асина, знающий обо мне довольно много, обоснованно подозревал, что граната может быть не самой простой, поэтому всё же уделил внимание её полёту.

Ошибка.

Она была настолько толстой и медленной, что назвать это молнией у меня бы не поднялся язык. Кривой и извивающийся столб света ударил в спину Асина с жутким треском и грохотом, вызывая ярчайшую вспышку и бросая пожилого японца прямо навстречу Тишине.

Из стойки на одном колене довольно удобно прыгать вперед.

Выстрел. Выстрел. Выстрел. Колено, промах, нижняя часть живота.

Не знаю, был ли Асина Кензо самым могущественным человеком в мире, если брать в расчет лишь личную силу, но вот звания величайшего воина он определенно был достоин. Молния подкравшейся Рейко, чье приближение я маскировал громкими воплями и демонстрацией гранаты, должна была превратить в прах и пепел любое существо, но каким-то невероятным образом старик успел защититься, получив лишь обширный ожог и мощный толчок вперед. Влетев в Тишину, которая по всем моим представлениям, должна была моментально превратить его в обычного смертного, мучимого возрастными болячками, он сумел извернуться в полете, почти избежав попаданий из револьвера. Затем, только упав на землю, он сразу же ушел в перекат, и не просто так — а к лежащей в двух шагах от него «АПГ-01».

И всё это — за несколько жалких секунд, захваченный врасплох, ошеломленный, готовящийся убить и умереть.

Момо успела первой, отхватив старику кисти обеих рук невесть где найденным коротким мечом-вакидзаси. Затем девочка дала гранате пинка и быстро отскочила от Асина подальше.

Всё было кончено.

— Асина Кензо, — произнес я, медленно подходя к лежащему на спине безрукому старику, — Я, Алистер Эмберхарт, официально обвиняю вас и ваш род в нарушении многочисленных статей общемирового соглашения, известного, как «Конкордат Заавеля». Предсмертно уведомляю вас, как внештатный представитель Инквизиции Ватикана, что будет проведено тщательное расследование.

Старик не слушал. Он приподнялся на локте, озираясь вокруг. К нам медленно и осторожно шли Камилла и Эдна, Момо уже убежала к стоящей на границе Тишины Рейко. Моя жена пасмурно взирала на нас, сжимая кулачки. Переживает, что не справилась? Замечательно. Еще один крайне необходимый бывшей Иеками урок, личная сила — штука очень спорная.

— Где… мальчишки? Где… мои… мальчишки? — слабо каркнул старик, — Что с ними?

— Я приказал девочкам убить молодых Асина сразу же, как только они останутся с ними наедине, — равнодушно сообщил ему я, морщась от напряжения. Душа ныла, требуя немедленно прекратить работу с Тишиной, но я отдавал дань уважения. Можно было потерпеть.

— Ублюдок…Ты… знал? — губы Кензо дрогнули.

— Знал? Значит, ты был не один? Значит, это не только твоя инициатива? Спасибо, я присмотрюсь к тем, кто будет защищать Асина активнее всего.

— Постой…

Выстрел в голову. Воин чуть не дал слабину, начав просить. Вовремя спас. Ничего я не знал. Просто не верил с самого начала.

Убрать Тишину, упасть на землю. Ощутить, как рядом со мной приземляется удивительно молчаливая жена. Покурить, глядя в чужую синеву. Собраться с силами для того, чтобы встать. Пора возвращаться домой, еще очень много дел.

Рейко будет молчать еще полчаса, просто идя и держа меня за руку в то время, как Момо будет тихо и лениво докладывать о том, как моя низкорослая женушка за несколько разрядов превратила всех Асина в дымящиеся трупы. А потом сероволосая спросит:

— Тебе обязательно было взрывать гранатой тело Кензо?

— Конечно.

— Почему?

— Чтобы все поняли, кто его убил.

Интерлюдия

— Кензо Асина-сама мертв. Убит в бою с Эмберхартом.

— Невозможно!

— Этот сопляк…?

— А я предупреждал…

Возгласы неслись от сидящих за столом людей один за одним. Семь сидящих человек бурно переговаривались, обсуждая прозвучавший из угла комнаты доклад, от кого-то невидимого, а восьмой, только что вынырнувший из теней противоположного угла, замер, пытаясь переварить новость слету, не преуспел, выдохнул и проследовал за своё место за столом. Оглядел присутствующих. Исе, Сиракава, Монтоку, Кусакабе, Сугано, Тоги, Асина и… он, известный как Ямимори, представляющий самого императора. В данный момент — не слова, не указания, не выраженное венценосным монархом и повелителем людей мнение, а нечто, что Таканобу Кейджи мог поручить только ему, Ямимори. Интересы.

Главы родов и внезапно ставший им ровней сын покойного Кензо, Акира Асина, шумно обсуждали провал замысла. Ямимори на их слова внимания не обращал, погрузившись в размышления. Мнение каждого из присутствующих в обычное время могло влиять на развитие всей страны, но здесь, сейчас и по отношению к чертовым Древним? Комариный писк — значит больше!

В углу комнаты громко и мелодично звякнул неуклюжий аппарат весом едва ли не с тонну. Он задрожал, булькнул, и выдал несколько струек пара, а затем выдвинул поднос, на котором исходили паром восемь глиняных стаканов чая. Тени из угла метнулись, расставляя стаканы перед каждым из присутствующих. Аппарат, напоминающий плод совокупления ЭДАС-а с странным русским изобретением, называемым «самовар», ненавидели все без исключения присутствующие, но позволить себе нормальную обслугу в этой защищенной практически от всего комнате не могли.

«Защищенной от всего» — с горькой иронией подумал Ямимори. Как же. От всего, кроме интереса Древних, внимание которых привлечено в таком излишестве, что и не мечталось!

— Таканаши Кей продолжает убегать, — раздался негромкий доклад из видимо пустого угла. Сидящие в кабинете замолкли, напряженно слушая, — Пытавшиеся приблизиться к нему принцессы родов атакованы, нелетальными техниками. Группу перехвата по второму плану он уничтожил полностью. Свернул в сторону Ицубы, будет в городе через час. Анализ показывает, что он зайдет в город только за запасами еды, возможно, попытается сменить внешность. Переговоры… маловероятны.

— Англичанин виноват?!

— А кто еще?!

— Эмберхарт не сообщил Герою ничего, что могло бы спровоцировать такое поведение.

— Перепроверьте!

Ямимори поморщился, слушая как новый Асина горячо обсуждает с главами Тоги и Кусакабе способы срочной ликвидации англичанина. Акира боготворил отца и свято верил в его непобедимость, но… он не шевельнет и пальцем. Не позволят. Более того, весь род будет отдан на поживу инквизиторам, висящим над душой императора дамокловым мечом. Взбешенные ватиканцы, на чей форпост было совершено нападение, жаждали… ладно бы крови, но нет — истины! Факт, что во время изъятия англичанина ни на одном из инквизиторов не появилось даже царапины, был воспринят совершенно не так, как задумывалось — охотники за магами взвыли от унижения!

Нужно срочно бросить им жирную кость. Асина подойдут. Ямимори бросил взгляд на пышущего эмоциями зрелого мужчину как на будущий труп. Эмберхарт будет добираться до дома сутки, время есть. Пусть представитель достойного рода проведет еще пару часов, оставаясь его главой.

Этот мальчишка. Как его только не проверяли! Как только не изучали буквально каждый сделанный им шаг! Ямимори и его слуги просеивали каждый увиденный и услышанный вздох англичанина через мелкое сито, в конце концов придя к уверенному выводу — парень именно тот, за кого себя выдает. Четвертый сын, способен управлять «Паладином», способен участвовать в ритуале с Героем. Ценный, временно незаменимый, но самый обычный. Временами исчезает из дому? Проверено, подтверждено — только и строго выполняя свои договоренности с той стороной. Мелкая фигура, которая совершенно случайно заполучила себе заложницу Иеками, которую из него нужно вытрясти. Негоже наемному воину обладать хоть чем-то ценным, кроме гордости за исполнение воли господина.

Великая Аматерасу, как же они ошиблись!

Ошиблись позорно и нелепо, целиком купившись на выводы от своих наблюдений, но упустив жизненно важную деталь. Ямимори, по долгу службы и положения общающийся с гостями замка теснее всего, на всю жизнь запомнил короткий вопрос одного из этих гостей, явившихся под эгидой странного и незнакомого названия «Сбор Свидетелей».

«А как Его Величество собирается разрешить свои разногласия с Алистером Эмберхартом после своей смерти?» — спросил вежливо улыбающийся человек с взглядом мертвой рыбы и почти прозрачными волосами. Ямимори не знал ответа, как и сам Таканобу, которому он передал эти слова. Впрочем, догадаться было несложно — Эмберхарты имели возможность оказать влияние на людей, прекративших свою жизнедеятельность, но совсем этого не афишировали. Не удивительно, что нормальным людям подобное не приходило в голову!

Молодой Алистер был именно тем, за кого себя выдавал. Мелким дворянином, человеком без связей, поддержки или ресурсов. Да, он был неприлично богат, с точки зрения большинства японцев, но не более того. Мелкая пешка, подарок от одного монарха другому. Только вот пешка не из их игры, о чем им вежливо намекнули, а заодно и указали место. У этого груды унижений был даже алмаз, венчающий её высокий верх — «Сбор Свидетелей» имел все права и полномочия, чтобы произвести пешку в королевы. Хуже того было лишь то, что Древние за этим и прибыли.

Что теперь делать? Парень, убивший Кензо, не планирует на нем останавливаться. Сам род можно списывать — вряд ли инквизиторы станут его истреблять, но надругаются хорошо. Закроют, будут допрашивать по одиночке и скопом, перещупают все вещи и родовые ценности. А дальше? Тоги и Кусакабе потерять нельзя никак, а Эмберхарт дал слово, что будет мстить. Убрать его в ближайшее время не представляется возможным, наоборот, необходимо защищать от любых возможных покушений! Страна на грани, инквизиция лютует, до сих пор не найдя ни единого следа оставшихся в живых магов, флот межконтинентальников с армиями мира уже отчалил от берегов Италии.

«Свидетели», опять же, проявляют нетерпение. Последнее звучало бы невероятно смешно по сравнению с масштабами других бедствий, но Ямимори так не считал, зная, что может скрываться за фразой «Господа, а что вы думаете насчет филиала инквизиции на этом архипелаге? Нет, не в Японии. Вместо Японии».

Первый сердечный приступ не дошедшего до двери посланника стал бы и последним, если бы не молодая женщина с белыми как снег волосами, вернувшая его к жизни.

Оставался единственный шанс беспроигрышно выкрутиться из всей этой передряги. Ямимори подождет, отпивая остывший чай — пока главы родов наговорятся, пока закончит сотрясать воздух Акира, пока равнодушный голос из угла будет рассказывать о действиях убегающего от всех подряд Таканаши, с перечислением попутных разрушений. Потом посланник императора встанет, возьмет слово, раздав приказы, слабо замаскированные под советы.

Это будет пусть и плохо проработанная, но единственно возможная сейчас операция. Если же этот демонов пацан выкрутится, придётся… Ямимори не знал, что именно придётся делать его повелителю, но подозревал, что ничего хорошего.

Демонов Эмберхарт! Демонов «Сбор»! Демоновы Древние!

Глава 17


Что может быть лучше возвращения в родной дом целым и здоровым? Наверное, все-таки вернуться и не увидеть, как на отряд автоматчиков прямо у твоих ворот нападает псих. Нападает страстно, самоотверженно, с криками, с взором полным отваги и куража! Зрелище, достойное лучших театральных подмостков Европы… наверное. В театр сходить даже в этом мире времени еще не находилось.

— Что-то я расхотел домой, — честно признался я стоящим возле меня девушкам, — Давайте подождем здесь пока этого дурня пристрелят?

Мои слова понимания не вызвали. Камилле, Эдне и Момо было почти все равно, но вот Рейко, как следует пропотевшая в товарняке, на котором мы добирались до Токио, злобно оскалилась и заявила, что любой, кто встанет между ней и ванной — труп. И решительно потопала на амбразуры, к теряющим терпение ватиканцам и кидающемуся на них ненормальному. К сожалению, черно-белые бойцы среагировали на ломящуюся вперед коротышку, заодно и перенаправив внимание продолжающего буйствовать парня, в котором я уже давно узнал почему-то выжившего Матсухиду Хитоши.

Нелепо дрыгая конечностями, японец побежал ко мне, расталкивая окончательно ошеломленных ватиканцев, чтобы буквально пасть на грудь, как жена вернувшемуся с войны мужу.

— Эмберхарт-кун! Я пришёл к тебе! — оповестило меня это недоразумение, — А меня не пускают!

— Это довольно логично, раз меня там нет, — резонно заметил я, выслушивая фоном интересный звук поперхнувшейся жены, на чьего мужа оказывается близкое к сексуальному воздействие.

— Они мне не говорили! — едва ли не прорыдал ненормальный, даже не думая отлипать от обрывков моей жилетки, — А я всё закончил! Я сделал тебе мечи, Эмберхарт-кун!

— Так мог бы их просто оставить? — предположил осторожный я, безуспешно пытаясь отодрать студента от себя. Окружающие меня вооруженные люди неловко себя чувствовали, что заставляло слегка на них злиться — в этой ситуации монополию на подобное чувство должен был иметь только я.

— Как?! — распахнул глаза в священном ужасе Хитоши, — А как же проверка?! Нам необходимо их испытать!!

Парню решительно было плевать на всё, что не соответствовало его представлениям о «здесь и сейчас». С трудом отказавшись от очень соблазнительного предложения «отоварить безумца прикладом по затылку», я пошёл у Матсухиды на поводу, влача его на себе во внутренний двор. Лица выбежавших нам навстречу Матвея Николаевича и Регины стали мне приятным утешением. Рейко же следовала за мной по пятам, громким голосом возмущаясь происходящему, но уже не спешила скрыться в ванной — напор домогательств Хитоши не снижал. Ну, на самом деле он просто перебирал руками по жилетке, влекомый мной наполовину на буксире, но выглядело это несколько интимно.

Отвязаться от него у меня получилось лишь через полтора часа. Мечи «Свашбаклеру» этот безумный гений сделал прекрасные — мощные колуны 15-киллограммового веса с длиной клинка чуть больше метра. Несмотря на классическое построение клинка модели прямой абордажной сабли, уколы и выпады этими чудовищами делать не предполагалось. Сталь слишком толстая, да и револьвер, выполняющий как свою основную роль, так и роль рукояти меча, отчетливо намекал, что при попытке воткнуть в что-то жесткое, можно легко деформировать дуло. Для последнего Матсухида применил оригинальное и в чем-то даже практичное решение, сделав под ствол и вектор выстрела отдельный угловой врез на всю длину оружия, тем самым частично пряча дуло в обухе.

Барабан у стреляющей части получился длинный и вытянутый, снаряды для очень популярной легкой авиационной пушки «Дурант-М3» в иной бы не поместились, но этот псих, пытающийся рационализировать свои фантазии, применил концепцию сменных барабанов, за что я ему был отдельно благодарен. Представить себе механодоспех, обладающий ловкостью достаточной, чтобы быть способным перезарядить оружие револьверного типа, я не мог. В итоге — получились знатные рубила, не оптимизированные от слова «совсем», с потенциальной меткостью выстрела в районе плинтуса, зато делающие самое главное — они превращали мой «Свашбаклер» в боевую единицу. Иного оружия, подходящего аристократу, но носимого при помощи механических доспехов, в обозримом пространстве архипелага не было.

— Спасибо, что сделал сразу и запасной, — от всей души поблагодарил я Хитоши, получая в ответ форменную истерику, биение всех доступных в грудь и водопад японских слез, под крики «Их нужно носить оба!!!». Ну что с психа взять…

Маньяк конструктор с меня не слез, пока я тщательно не проверил сотворенное им оружие и не приложил еще более значительные усилия, чтобы убедить его в своей полнейшей удовлетворенности конечным продуктом.

— Зови меня! Только позови меня, и я обязательно к тебе приду, Эмберхарт-кун! — орал Хитоши, аккуратно выталкиваемый солдатами за ворота, — Ты знаешь мой номер! Я буду ждаааааать!

— Ками-сама, куда я попала?! — заорала посреди двора все это время не отходившая от меня Рейко, — То похищения, то убийства, то свадьба, то Герои, то поезда, то сумасшедшие!! Волшебники! Мертвецы! Крысы! Что дальше?! Я проснусь и увижу, что вокруг меня ходят демоны?!

Момо икнула, а я, Эдна и Камилла обменялись долгими взглядами.

— Ну что ты говоришь такое, Рейко, — жалко улыбнулся я, старательно пряча нервный тик, — Какие демоны? Их не существует…

На этом бардак под названием «дикие приключения» был удачно завершен, девушки погрузились в гигиеническую негу, а я, наскоро сполоснувшись и порадовав себя тройной порцией крепчайшего кофе, отважно ринулся в нормальную жизнь. Общение с силовыми структурами, представленными комендантом и его рыжим наказанием, составление обвинительных бумаг в суд, дача показаний, отчет о происшедшем, координаты — я пел как птица, прыгал бабочкой по всему кабинету, жалил сыплющую вопросами Регину, одновременно безостановочно плодя бюрократию. Кляузы, жалобы, наветы, подписи на показаниях и еще больше кофе!

Сила — она не в правде, она в том, насколько ты умел в обращении с системой. Ни одна пуля, ни один снаряд, ни один дирижабль не сравнятся со смертоносностью крючкотворства. Жалоба туда, оповещение сюда, звонок дорогому герру Йоганну Брехту, дабы поделиться с ним последними новостями, телеграммы в Европу — я уверенными движениями заваривал кашу, позиционируя себя пострадавшей во благо мира жертвой. Везде, где только можно, и даже там, где нельзя, повторяя воззвания к порушенным постулатам «Конкордата Заавеля», я заставлял сам мир рыть могилу роду Асина.

И в этом мне охотно помогали инквизиторы. Разумеется, они обязательно проверят и перепроверят каждое мое слово и каждое слово Момо, Эдны и Камиллы, которым я отдал безусловный приказ говорить правду и ничего кроме правды, но врать или искажать информацию в моем положении было бы совершенным безумием. Интерес у коменданта Степаненко опять же был свой — оправдаться за допущенный (бескровный!) проигрыш неизвестным силам он хотел со страшной силой. Рыжая Регина, гордо помахивая своей внушительной копной волос и выпячивая место, на котором у многих женщин растет грудь, вовсю бегала туда-сюда, нося кофе, злословя, плохо делая массаж уставших от очернения бумаги рук, но замечательно подсказывая, об какую новую бумагу нам нужно эти самые руки срочно утомить.

Как маленькая лодка может потопить огромный корабль? Разумеется, с помощью большой торпеды. Ударным трудом мы эту «торпеду» сделали, со всего размаху вонзив её алчущую крови бумажную пасть прямо в беззащитный бок опасно качающегося из стороны в сторону государства. В моем старом мире, сотвори я подобное, меня бы обвинили в подрывании устоев общества, в терроризме и совершенно бесчеловечном поведении. Как можно сравнить совершенно безобидное и более чем гуманное похищение с проваленной попыткой убийства и совершенно бесчувственное покушение на один из столпов государственной власти? Да еще и на какой! На самого Кензо Асина и его род! Да еще и в такое время!

Эта… атака была первым деянием, которое я сотворил, пользуясь знаниями именно моего мира. Муравей не может убить слона — но он может дать повод это сделать другим слонам. Более того, он может поставить всех слонов в ситуацию, когда они просто не смогут поступить иначе. Конечно же, слоны запомнят. Они вообще очень злопамятные и стайные существа, свято уверенные в том, что муравьи их убивать не могут. Но…

…шансов поступить иначе у меня не было. Промедли я, испугайся, захоти решить этот вопрос подковерно — и, скорее всего, на следующий день ко мне бы ломились в дверь, обвиняя во всех смертных грехах, как человека, который коварно в чистом поле убил заслуженного героя империи и надругался над его телом при помощи гранаты. Грязная наука продажного, вульгарного и дешевого журнализма позволяла пускать пожары в нужную сторону. Общественное мнение — это флюгер, который направлен туда, куда успел его повернуть первый дунувший.

Я и обиженные инквизиторы дули со всех сил. Первыми.

— Тебя убьют, Алистер, — меланхолично заметил под конец русский, заводя руки с не до конца распрямленными пальцами за затылок, — Такое не прощают.

— Возможно, — не стал спорить куда более просвещенный в работе средств массовой информации я, — Но каковы были шансы, если бы я поведал всю эту историю только вам?

— Ты прав. Вообще никаких, — подумав, признал комендант, а затем удивил, — Водку будешь?

— Буду, — тут же кивнул я, удивляя инквизитора в ответ решительным согласием.

Это было… неверное решение. Водку я в прошлой жизни уважал, позволяя себе даже изредка ей злоупотребить, но сейчас особых бед не натворил. Мы душевно посидели с комендантом, по чуть-чуть употребляя запасенными им «мерзавчиками», душевно промывая кости местной аристократии. С самими посиделками не возникло никаких проблем, даже сознание меня покинуло после вполне приличной для уставшего шестнадцатилетнего организма дозы.

…но у некоторых личностей, не так давно в прошлом отзывавшихся на имя «Иеками Рейко», были свои, строго определенные и тщательно выношенные за сутки езды в жарком удушливом товарняке планы на эту ночь.

С утра меня разбудили несколькими сильными ударами электричества, побили, покричали, потом поплакали, потом снова побили, обозвали негодяем, эгоистом, подлецом и почему-то дураком, тщательно разнесли всю спальню, заботливо не трогая кабинет и ящик с оружием, отволокли в ванну, где и бросили под ледяной душ. В комнату же в приказном порядке были доставлены двойняшки и Момо, с четким приказом следовать по пятам и угнетать меня укоризненными взглядами. Сама же Рейко гордо хлопнула дверью, громогласно сообщая всем заинтересованным и не очень, что «видеть пьяницу она не хочет!».

Настроение у меня после всего этого было… плохим.

…но недолго, ровно до момента, пока в коридорах дома не раздалось шипение и хрипы грудных имплантов мессира Фаусто Инганнаморте, оказавшего мне честь своим визитом и последовавшим за ним допросом. Наша «беседа» проходила весьма экспрессивно, ибо магистр пришёл ко мне не один, а с фрау Хильдой Гритте, тут же устроившей мне детальный медосмотр. Её нежные и аккуратные движения, холод проникающих в меня инструментов и измерительных приборов, а также полная всей возможной вежливости раздраженного медикуса констатация моих же умственных и ментальных качеств, быстро открыли, усугубили и преумножили глубины, в которые мой дух, измученный своей первой борьбой с зеленым змием, еще не падал. После окончания этой выдающейся экзекуции я был готов убивать и расчленять.

Необдуманно попавший мне на глаза Накаяма Минору успел лишь судорожно сглотнуть, как был утащен в кабинет, где я занялся чем-то средним между травматическим экзорцизмом и проверкой наших с Рейко текущих финансовых дел.

Дела обстояли… никак.

Международные банки заморозили свою деятельность в Японии, бережно удерживая поступающие на мой счет дивиденды от пакетов акций в безопасной Европе. В местном же банке у меня болталась несерьезная сумма в пару десятков миллионов йен. У Рейко дела обстояли на порядок лучше, рачительная коротышка не успела купить новое поместье, поэтому могла похвастать солидным капиталом в 330 миллионов йен. От доставшегося мне вместе с должностью хабитатика отдачи, заслуживающей внимания, не было, а других доходных предприятий мы приобрести просто не успели — и это было очень здорово, так как доходных в стране сейчас не было совершенно.

Меня откровенно радовало, что я сейчас, весь и с потрохами, нахожусь на коште инквизиторов, использующих мой дом как базу, в ином случае наши с Рейко накопления имели все шансы вылететь в трубу за полгода просто на пищу и боеприпасы. Имело место быть еще и «наследство» когда-то убитого мной торговца душами, но риск использовать эти средства для каких-либо нужд был чрезмерно велик — отложенные на анонимных счетах деньги были в Японии недоступны, а алмазы, драгоценности и редкие алхимические ингредиенты слишком бросались в глаза.

Копаясь в бумагах, я узнал интересную новость от заглянувшего Степаненко, пропущенную из-за случившегося похищения — весь воздушный флот Ватикана отбыл к Великому Новгороду. Русы, чехи и поляки предложили дополнительно усилить уже плывущую сюда армию, что было с благодарностью воспринято мировым сообществом. Следом за ними отреагировал Китай и Южная Америка, но те банально опоздали — флот «Торов» уже отчалил. Кроме того, китайцы и южане могли помочь общему делу только людьми, а вот русы обещали тяжелую технику. Последнее было мне частично непонятно — японцы сотрудничают, инквизиторы ищут скверну магии, к чему нужна тяжелая военная техника?

Русский майор помолчал, помялся, покосил взглядом на моего поверенного, но потом все же признался — техника особо не нужна, но славянам и северянам доверия как-то больше. У народностей, населяющих Южную Америку традиционно всё крайне паршиво с дисциплиной, а она в ситуации с Японией, служит очень важным фактором. А китайцы… это китайцы, их никто не понимает и не доверяет. Даже в ордере флотилии, который вскоре пойдет мимо индокитайского побережья, корабли с китайскими солдатами займут удаленную фланговую позицию. От греха подальше.

Насчет национальностей мы с майором вчера плотно пообщались за водкой. Матвей рассказал мне о том, как пополняются военные силы Ватикана — современное протезирование и гарантия солидной пенсии привлекают наиболее опытных ветеранов вечного халифатского конфликта, которых не выдвигают на передовую, а предлагают инструктировать молодняк, в изобилии поставляемый хабитатами мира. С последними всё оказалось еще интереснее.

Сирота хабитатская — ресурс избыточный и сомнительный. Если подростков любая община с удовольствием приютит как своих полноценных членов, то вот лишних детей в и так многолюдных хабитатских семьях не нужно. Из-за буйствовавшей когда-то в хабитатах моды на кровосмешение с сервами, на детей держатели городских приютов смотрели косо, боясь получить в итоге выносливых, но туповатых воспитанников, которым будет дорога лишь в бандиты. А вот Ватикан — нет. Он брал всех, тренировал и приставлял к делу.

Сам пехотный майор и комендант сиротой не был, а вот рыжая и вредная Регина, предпринявшая вчера вечером едва ли не с десяток попыток проникнуть на пьянку — еще как была. С русским, ей, кстати, совершенно ничего не светило — Матвей признался, что при виде этой тощей девчонки, которая на самом деле давным-давно уже женщина с возрастом едва ли не в четверть века, у него просыпается только два желания — накормить, когда он добрый… и пристрелить, когда всё как обычно. Как я его понимал…

Закончив все возможные дела и немного отойдя с похмелья, я собрался с духом и отправился мириться к Рейко.

Путей к сердцу женщины всегда много, но на них часто по велению левой пятки этой самой персоны возникают шлагбаумы. Но я, за время своей первой жизни, понял одну незамысловатую вещь — не так важно, каким способом ты собираешься извиниться, лишь бы ты в процессе принес жертву. Кровь, пот, слезы, усилия, потери… женщина как маленький темный бог жаждет всего этого в свою честь. Проще говоря — искупление всегда идёт через страдание, причем твое собственное, курицу там зарезать или мышь придушить никак нельзя. Не оценят.

Поэтому я страдал… на кухне. Разумеется, не один, собственные кулинарные познания не выходили за рамки приготовления печенек для близняшек и навыков обычного российского гражданина 2020-го года, поэтому я позвал одного из помощников повара ватиканцев, чтобы тот… руководил. Довольный как бегемот парень тут же раскомандовался вовсю, а я покорно следовал его указаниям, творя свою жертву. Приготовить что-то вкусное из небогатого ассортимента запасов инквизиторов было сложно, но я старался. Получилась солидная стопка сладковатых толстых блинчиков, политых ежевичным джемом, отличный наваристый суп, вызвавший некоторое недоумение у моего «руководства», бывшего урожденным итальянцем. В качестве гарнира я, не мудрствуя лукаво, отварил рис и испёк несколько неуклюжих толстых лепешек, долженствующих заменить хлеб.

Осмотрев получившееся, я долго чесал голову — вышло вроде бы вкусно и сытно, но совсем не… извинительно, что ли? Какой-то обед голодного сибиряка…

— Уно моменто, синьоре! — выкрикнул окормляющий инквизицию паренёк, выбежав из кухни. Через пять минут он вернулся, развив бурную деятельность — в суп была покрошена неопознанная мной зелень, лепешки заново разогреты, а затем обсыпаны молниеносно натертым сыром, блинчики под джемом этот кудесник разложил из стопки по нескольким тарелкам, нанеся на каждый из них по чуть-чуть ярко-желтой субстанции, в которой мной было опознано невесть как возникшее в пределах досягаемости итальянца абрикосовое повидло. Затем было еще одно «уно моменто!», после которого мне был вручен… букетик цветов.

Вопросов «как и где» я не задавал, вместо этого молча вручив солнечно улыбающемуся итальянцу несколько бутылок первоклассного бренди, когда-то закупленного Уокером. Выручил так выручил!

Столик с яствами я притолкал к двери комнаты Рейко, постучался и получил сквозь дверь сердитое пожелание пойти дружить с комендантом, дабы и вторая ночь прошла в том же духе. Пришлось начать перечислять дары, привезенные с собой, а также глубину собственного раскаяния в нечуткости. Сквозь дверь неслись уточнения, пожелания и расставлялись акценты. В какой-то момент я прочувствовал слишком много азарта в голосе Рейко, перебившей меня три раза за минуту, после чего честно признался, что «еда стынет».

Двери неприступной крепости распахнулись настежь, хозяйка покоев высунулась из них, воровато осмотрелась по сторонам, а затем затащила внутрь меня… и столик. Я с облегчением улыбнулся — жертва была принята!

Оказалось, что я здорово недооценил мстительность этой малявки. Подношение пищей Рейко восприняла благосклонно, но страшную месть всё же задумала и реализовала, запретив мне курить в её комнате! Мольбы и уговоры не дали результатов, я медленно впадал в отчаяние над блинчиком, как вдруг в дверь раздался негромкий, но очень выразительный и, если так можно выразиться, настойчивый стук.

— Если там за тобой, то я начну убивать, — мрачно предупредила меня жена, воинственно качнув пока еще одетым бюстом. Последнее я планировал изменить в ближайшем будущем.

За дверь обнаружились молчаливые, мрачные и слегка голодные Эдна и Камилла. Растерявшаяся Рейко посторонилась, давая блондинкам возможность зайти, чем те сразу воспользовались, более того — запрыгнули на кровать, тут же приступив к торопливому уничтожению съестных запасов. Коротышка открыла в удивлении рот, став похожей на оглушенного мешком зомби.

— Прости, — покаялся я, — Они очень сильно любят еду, которую я готовлю собственноручно.

— Сумасшедший дом… — потрясла головой бывшая Иеками, а затем, оценив, с какой скоростью работают маленькие ротики блондинок, протестующе взвизгнула, ринувшись отвоевывать свою долю.

Романтично-извинительный ужин на время превратился в веселую возню, в процессе которой мы пытались сохранить достаточно еды, чтобы накормить оголодавшую от проведенного в самовольном заточении дня коротышку, которая никогда не страдала отсутствием аппетита. Эдна с Камиллой вовсю налегали, пытаясь смолотить как можно больше, а мы жонглировали блюдами, утягивали кусочки пищи и с хохотом старались складировать их возле Рейко… или непосредственно в ней.

В какой-то момент еда благополучно закончилась, что послужило причиной моментального отступления невозмутимых близняшек. Приподнятое настроение у обоих чуть поменяло вектор, делая вечер томным. Поцелуи и объятия постепенно становились интенсивнее и интенсивнее, пока не наступил переломный момент, к которому мы оказались не готовы.

— Стоп, — оторвал я от себя страстно пыхтящую Рейко, от чего та натурально зарычала.

— Ты. Сегодня. Ночуешь. Здесь! — выдохнула она, делая новую попытку снять с меня жилетку одновременно с рубашкой.

— Еще как ночую, — горячо убедил её я, тут же озадачивая, — А защитой вы богаты, Эмберхарт-сан?

Оказалось, что нет. Логично, откуда у неё? А вот у меня было всё необходимое. В кабинете, в большом разнообразии и количестве, закупленное заранее в лучших фармацевтических лавках Лондона. Коротышка выдержала мучительную борьбу с собственными желаниями, но всё же пихнула меня к выходу с пожеланием, которое по смыслу было крайне близко к «одна нога там, вторая — здесь!»

Прискакав к себе в кабинет бодрым козликом, я с облегчением закурил, зарываясь по уши в медицинские запасы. Мистер Уокер, будучи человеком высоких моральных качеств, средства контрацепции мстительно засунул куда-то очень далеко…

— Прошу прощения, сэр Эмберхарт…

Слова незнакомого человека, раздавшиеся со спины, заставили меня подскочить как ужаленного. Распрямляясь и разворачиваясь, я ощущал лишь обреченность — на мне брюки и рубашка, готовил и пришел к Рейко я безоружным, защищаться нечем…

У окна стоял молодой человек с невыразительными, будто плывущими чертами лица. Оценив мою напряженную позу, он тут же продемонстрировал ладони пустых рук, но гораздо сильнее на меня подействовал его внешний вид — по отлично скроенному одеянию вторгшегося ко мне человека, как и по его коже, волосам и глазам, постоянно плыли темные пятна, свободно меняющие направление.

— Грейшейд… — выдохнул я, прижимаясь спиной к медицинскому секретеру. Надпочечники выплеснули в кровь столько адреналина, что я внутренне затрясся как старый холодильник.

— Авис Грейшейд, прямой правнук барона Грейшейд, — учтиво поклонился незваный гость, тут же меняя тон, — Еще раз приношу свои глубочайшие извинения, сэр Эмберхарт, но я… да и не только я посчитали нужным изменить процедурный регламент приглашения на «Сбор Свидетелей». Вы же один из нас.

— Я — цель сбора?

— Именно так, — тон молодого человека изменился, став более официальным, — Мне оказана честь немедленно препроводить вас на место проведения оценки, испытания и утверждения. «Сбор Свидетелей» по делу становления Алистера Эмберхарта одним из Лордов начнется, как только мы прибудем.

— Сколько у меня времени?

— Минута, сэр. После чего я буду вынужден прибегнуть к насильственному перемещению. Извините.

Прости, Рэйко. Сегодня всё отменяется.

Глава 18


— Господа, леди, большая честь для меня видеть вас всех, — сказал я тоном настолько формализованным, что выбил бы из Уокера слезу умиления. Старый солдат очень рьяно стремился стать эталоном дворецкого. Надеюсь, что он и Легран уже летят в Европу из этого дурдома…

— Взаимно, сэр Алистер, — проскрипел высохший старик в монокле и сюртуке, что был в моде едва ли не две сотни лет назад, — Прошу вас, присаживайтесь. Событие, что здесь нас собрало, весьма далеко от ординарности… даже для Древних.

Собрание было сравнительно небольшим. За большим столом на вполне европейских стульях сидело двенадцать личностей, часть из которых была мне совершенно незнакома, часть знакома достаточно хорошо, а еще часть я хотел убить. К последним относились мой сумрачный отец, граф Роберт Эмберхарт, сидящий по правую руку от поприветствовавшего меня старика, и правая рука императора Японии, господин Ямимори. Обведя взглядом присутствующих, я дополнительно поклонился бледной как полотно беловолосой женщине, взиравшей на меня с ярко выраженным ужасом. Леди Элиза Мур, так и не вышедшая замуж, была как всегда очаровательна и… боялась меня до усрачки. Как всегда.

Хоть что-то в этом мире неизменно.

Десять представителей семей Древних, посланник императора и Фаусто Инганнаморте, заваривший всю эту кашу.

— Думаю, мы достаточно потеряли времени, а юному Алистеру по очевидным причинам приличествующие случаю церемонии безынтересны, — заскрипел дальше тот же старик, представившийся Дикурием Октопулосом, представителем одной из константинопольских Древних, — К тому же, по таинственным причинам, так и не озвученным нам лордом Робертом, его отвергнутый сын не может покинуть пределы Японии. Предлагаю перейти сразу к делу.

— Какие любопытные новости, — медленно проговорил Ямимори, не отводя тяжелого взгляда от моего отца, — Боюсь, что император захочет узнать подробности, Эмберхарт-доно. В обязательном порядке.

— За пределами вашей страны Алистеру грозит смерть! — сухо отрезал лорд замка Гримфейт, скрещивая на груди руки, — Не более, не менее!

Ямимори хотел что-то добавить, но был прерван начавшим раздражаться старикашкой. Патриарх, как и большинство присутствующих, был, мягко говоря, совсем не в восторге от происходящего — ему, как и остальным, пришлось перемещаться через зеркала в далеко не самое безопасное место по причинам, сути и смысла которых большинство не понимало, а Эмберхарт-старший не спешил никому исповедоваться. Сам светлейший граф был мрачен как туча, насыщенная чернилами — в глазах же Инганнаморти поблескивал живой интерес.

— Итак! — стукнул костяшками пальцев по столу старик, — Мы здесь, чтобы испытать явление, проецируемое юным рыцарем на реальность. Изучить его, засвидетельствовать новизну, назначить мальчику испытание, а по удачному завершению оного присвоить звание Лорда, проследив, дабы страна, которой он присягнул, ничем не умалила его статуса! Коли юноша добьется успеха в развитии аналогичной способности у одного и более из своих потомков, то будет ему присвоен статус равный нашим!

В переводе с древне-канцелярского на русский — меня планировали испытать, проанализировать Тишину, озадачить какой-то фигней, а затем выдать одноразовый допуск в свои ряды. Ну как одноразовый… до момента моей смерти. Если же мои способности смогут передаться по наследству, то мой род признают Древним со всеми вытекающими плюсами и минусам. Проще говоря — в самом наилучшем исходе я получу определенный статус у очень узкого круга лиц… в Японии. Остальным будет плевать… несколько десятков, а то и сотен лет, пока не будет придуман способ извлечь из Тишины пользу.

— Протестую! — встал Роберт Эмберхарт с места, оглядел изумленно поднятые брови собравшихся, откашлялся и уточнил, — Мой протест не касается цели сбора, его обоснованности или кандидата… во всем, кроме его имени. Двух Древних с одинаковым именем быть не может. Надеюсь, с этим все присутствующие согласны?

Взгляды присутствующих заметались между мной и изгнавшим меня отцом.

— Ничего не имею против того, чтобы сменить имя рода, — пожал я плечами, — Его Светлость все равно не первый раз его у меня отбирает. Но… пусть лорд Эмберхарт сначала получит одобрение божеств, благословивших мой брак. Вызывать на себя их гнев я не буду ни под каким предлогом.

Один из сидящих за столом весело хмыкнул, вызывая на себя бешеный взгляд севшего графа. Почтенный старец не выдержал, встал и гаркнул совершенно нецензурно, объясняя всем окружающим доступным языком, что у них денег окупить его время не хватит, а если он услышит еще слово не по делу, то не хватит и здоровья. Окружающие молча внимали. Какой интересный персонаж…

Начались испытания. Я вызывал Тишину, пытаясь контролировать её интенсивность, радиус действия и прочие требуемые почтенным собранием параметры. Получалось ни шатко, ни валко — но это мало кого смущало. В истории Древних нередко были эпизоды, где зачатки дара развивались десятилетиями, не приводя, в итоге, к выдающимся результатам.

— Что же, стоит подытожить… — Дикурий промокнул чуть вспотевшую лысину салфеткой, посматривая, как Элиза суетится возле Эмберхарта-старшего и Гримшейда-очень-младшего, пребывающих в слегка потраченном состоянии. У обоих господ были налицо большие нелады со здоровьем, они прерывисто дышали и закатывали глаза. Легко отделавшийся старичок позволил себе немного полюбоваться этим зрелищем, отхлебнул черного кофе, на весь зал пахнущего специями, и пошёл резюмировать.

— Изначально, юный рыцарь, я, ознакомившись с выводами достопочтенного мессира Инганнаморте, был склонен опротестовать ваше самоназвание освоенной стихии, но теперь изменил свою точку зрения. «Тишина» — вполне подходит, хоть и совершенно ей не является. Благодаря подвигу и самоотверженности достопочтенных господ, мы можем с уверенностью утверждать — ваша сила, сэр Эмберхарт, укрепляет законы той реальности, в которой присутствует ваше, так сказать, тело.

— Укрепляет? — сделал удивленно лицо я.

— Именно так, — благодушно покивал Октопулос, наблюдая как граф Роберт пучит глаза и выблевывает на мисс Мур очередную порцию крови, — Видите, как неможится вашему почтенному и скрытному предку? Сие потому, что ваша «Тишина» стала медленно выдавливать не присущий этому миру элемент из Его Светлости. А так как он с ним давно сроднился… А теперь взгляните на юношу бледного, из Грейшейдов! Вы перешли с ним на план тени, вызвали Тишину и… се-ля-ви! — она начала выдавливать человека из Тени! Видите эти чудесные гематомы и почерневший язык у нашего дорогого посланца? Могу поспорить, что ему досталось куда сильнее, чем графу!

Тишина, по Октопулусу, оказалась явлением интересным, но не особо перспективным после того, как я рассказал о своих невыдающихся успехах по овладеванию этим умением. В целом, всё было довольно просто — протекающая через меня энергия усиливала законы текущей реальности, в перспективе даже имея возможность сделать их временным абсолютом. Всё, проистекающее из других миров и реальностей «выдавливалось» Тишиной в определенном объёме. Я гасил японские боевые техники, выжимал иномировое из присутствующих здесь Древних, чуть не довел бедную Элизу до инфаркта, случайно погасив ей Чувство Крови, а также временно и, к счастью, без существенных повреждений отключил часть имплантов инквизитора.

— Ну что же, думаю, мы закончили! — константинопольский Древний, который, как и кисло озирающий всех Ямимори, ни грамма не пострадал от испытаний, лучился облегчением, — Вы определенно владеете силой нашего круга, юный рыцарь! Конечно, пока мы увидели лишь вершину айсберга, но я уже устал за сегодня повторять одно и тоже — большего и не нужно! Засим считаю уместным вновь пропустить церемонии, просто дав слово представителю вашего сюзерена, лорд Эмберхарт!

— Секунду, — поднял руку человек, до этого мне одобрительно улыбавшийся, — Японский лорд Эмберхарт, у меня есть с вами несколько достойных обсуждения тем. Я могу рассчитывать на аудиенцию после того, как вы пройдете испытание? Могу заодно занести полагающуюся вам по новому статусу ахейскую свечу… уже вторую, кстати? Кажется, вас есть с чем поздравить!

— Разумеется, лорд Монтгомери, — улыбнулся я, — А если заодно и зеркало прихватите, моя благодарность не будет знать границ. А то прошлое увы, разбилось. Говорят, это к несчастью.

— Что вы, что вы! — замахал руками лучащийся счастьем француз, — Это моя благодарность к вам будет вечной!

— Хватит этого фарса! — прорычал багровый от злости граф Эмберхарт, начавший покрываться кристалликами льда, — Заканчиваем!

Какой-то батя у меня нервный. Неужели ему не нравится, что муж его дочери искренне благодарен его же собственному сыну, хорошо поработавшему над этой самой дочерью? С чего бы?

Но шутки действительно кончились. Ямимори озвучил, что именно император желает лично от меня, окружающие аристократы подтвердили, что задание прекрасно подходит для испытания на роль лорда, а я…

— Вы смерти моей хотите? — задал я вопрос окружающим, в глазах которых увидел всю риторичность этого вопроса. Как-то иначе на меня смотрели лишь Инганнаморте и Монтгомери, а вот остальные явно желали мне зла. Откровенно.

— Юноша, не преувеличивайте, вас всего лишь просят проверить заслонки, — хмыкнул Октопулос, допивая остывший кофе, — Да, солдат вам не дадут, а Его Величество воспрещает привлекать к операции Эмберхарт Рейко. Но всё остальное — вполне укладывается в рамки и нормы процесса!

— Вы хотите моей смерти, — мрачно подытожил я.

— Было бы неплохо, — искренне мне улыбнулся один из ранее молчавших представителей Древних, — Посудите сами, рыцарь. Вы довольно неудобны многим из здесь присутствующих, а ваши свежеоткрытые таланты скорее опасны, чем полезны. Тем более все эти сложности с вашим статусом. Новый Древний род из Древнего рода, подумать только! Зачем это все нам? Молчу уж про то, что всем здесь присутствующим пришлось отрываться от своих дел именно из-за ваших обстоятельств!

Крыть было нечем. Отказаться я не мог — первый официальный приказ императора. Что же, будем исполнять…

* * *

— Открывай!!!

В дверь снова шарахнуло с такой силой, что на улице загомонили солдаты. Все, кто был в казармах уже стояли под окнами моего кабинета, шумно переговаривались и, кажется, делали ставки. Сволочи.

— Открывай, скотина!!

— Кто там?! — робко выкрикнул я, затравленно рассматривая почти выбитые петли.

— Это я, твоя вдова!! — забилась в дверь Рейко, от злости вновь позабывшая о своей способности к генерации молний, — Открывай, гад! Не заставляй ломать мое наследство!!

— Момо! Камилла! Эдна! — я оставил попытки воззвать к разуму Рейко и решил обратиться к прекрасному полу, лелея надежду, что коротышка не настолько взбешена, чтобы поубивать и их на месте.

Ответом мне послужил разряд молнии, выбивший и оплавивший одну из дверных ручек. В получившееся отверстие в комнату заглянул большой серый глаз, подёргался по сторонам, а потом сфокусировался на мне и прищурился. Я спрятался за стулом. Глаз исчез, а вместо него через дырку в комнату проник зловещий утробный смех.

— Никто не придёт, Ариста! Никто! Готовься к смерти!!

С следующим разрядом Рейко не совладала, и он впился в эфиропровод, заставляя лампу у меня над головой радостно лопнуть. Кабинет погрузился в сумрак. Я гулко сглотнул, планируя, как будет ловчее выпрыгнуть из окна.

— Госпожа Эмберхарт, зачем вы ломаете дверь и нарушаете порядок? — раздался сердитый голос прибежавшего на шум коменданта.

— Хочу попасть к мужу! — бодро отрапортовала русскому коротышка на весьма пристойном английском.

— А он что?

— А он не хочет!

— Не нужно разрушать домовое имущество! Возьмите гранату, она слезоточивая.

— Спасибо, Степаненко-сан!

Противогаза у меня не было, как и места для маневра, пришлось идти на очень большой риск. Заливающаяся зловещим хохотом Рейко слишком рано метнула гранату с газом сквозь проделанное ей отверстие, что позволило мне поймать маленькую железную канистру в воздухе и, изобразив из себя бейсболиста, метнуть её сквозь стекло на улицу. Следом за этим я, не теряя ни секунды, резко распахнул двери, шагнул вперед, сграбастал свою коротышку в объятия, поднял и впился поцелуем в её губы.

Нас обоих затрясло от страсти к жизни и электричества, а на улице резко зарыдала сильно растроганная этим сотня солдат. Но выжить у меня вроде бы получилось.

— Гад. Дурак. Сволочь. Бросил меня, — бормотала мне Рейко куда-то в шею, — Как ты мог?!

— Я тебе все расскажу, — пробормотал я ей в шею, — Но нам нужно срочно закрыться. Сюда бежит рыжая. Она, кажется, попала под газ.

К счастью, из сверхвозможностей у Регины Праудмур был только доступ к бесконечной злобе. Когда мы заткнули сорванной портьерой дырку в двери, рыжей осталось лишь беситься снаружи, вопия о возмездии. Разбитое стекло особо беседе не помешало, так как дисциплинированные воины Ватикана предпочли уйти рыдать в казармы, утирая лица рукавами черно-белых шинелей. Самонагревающийся кофейник и запас печенья у меня в кабинете присутствовал, поэтому беседе ничто не помешало.

Театр Гениев, Механический Город, Родина Кукол — у закрытого для посещений научного города, гнездившегося под землей, было множество названий. Он был приютом самых известных изобретателей и механиков страны, отрезавшей себя от остального мира, некоей загадочной шкатулкой по производству причудливых и странных механизмов. Для рядового обывателя империи он был местом полным тайн, загадок и невероятных чудес, в котором живут самые настоящие кудесники от науки. Для людей же власть предержащих этот небольшой балаган, пытающийся изобразить из себя научно-исследовательский институт, был пожирателем бюджета, который изредка и случайно приносил сомнительную пользу.

Когда же Япония открыла границы, а её посланники увидели, куда шагнул мир за последнюю сотню лет, взгляд императора на Механический город стал взором палача. Перед мастерами города поставили одну единственную задачу, элементарную с точки зрения отряда в десяток инженеров любой европейской страны — построить линию производства и сборки примитивного и устаревшего английского СЭД-а. Мастерам выдали все необходимые чертежи, все ресурсы, всё нужное оборудование, но при этом — закрыв город по-настоящему. Родина Кукол стала закрытым бункером, из которого вывели немногочисленных женщин и детей, оставив всех остальных выполнять императорский приказ.

У людей, лишенных хотя бы подобия на системное образование, не было ни шанса выполнить поставленную задачу… те, кто её ставил, прекрасно об этом знали. Возможно, японские мастера и инженеры смогли бы правильно собрать часть линий, но выточить необходимые детали по совершенно чуждым их пониманию материалам? Нет. Более того, они даже не смогли организоваться, чтобы начать расчищать место под проект. Итог — все сроки вышли, и рубильник устройства, запускающего накопленные Театром Гениев миазменные отходы назад в город, был нажат недрогнувшей рукой.

…и что-то пошло не так. Точнее, не пошло — миазма. Механизмы заклинило, заслонки не поднялись, город не затопило. Ответственные люди, посовещавшись, решили, что отправлять отряды гвардии в изолированное от внешнего мира место, полное совершенно отчаявшихся и частично вооруженных людей — занятие не самое разумное. Поэтому, не мудрствуя лукаво, город просто оставили вариться в собственном соку, без малейшей возможности связаться с внешним миром.

Прошло время, начались диверсии «терниев»-волшебников, прилетели инквизиторы, открылись расследования, появились вопросы. История с Театром Гениев угрожала стать известной миру. Проблему очень хотели срочно решить, но свободных сил и ресурсов ни у японцев, ни, тем паче, у ватиканцев не было. Зато были мощные эфирные бомбы «Торов», каждой из которых хватило бы для полной зачистки бывшего НИИ. Увы, эта идея пришла в головы местным бонзам слишком поздно. А потом…

— …а потом на глаза местным показался я, и они решили — а почему бы не послать Эмберхарта убить их всех? — закончил я эту душещипательную историю.

— Как убить? — озадаченно переспросила впавшая в прострацию Рейко.

— Как захочу, — ласково погладил я её по голове, — Но оптимальный способ — узнать, почему не открылись заглушки, исправить это и… убежать, пока низ города затапливается миазмой, а верх заполняется её испарениями.

— То есть, — медленно и тяжело заговорила моя миниатюрная жена спустя несколько минут, — Ты должен спуститься в огромную темную пещеру полную сошедших с ума механиков… и убить их всех? Один?!!

— Именно так, — кивнул я, — Только у меня есть «Свашбаклер». Я просил выдать «Паладин», но мне было отказано с простой формулировкой — у Театра Кукол местами очень плотная застройка, пятиметровый СЭД будет очень ограничен в перемещении. И… да, Рейко. Не просто сумасшедшие механики… Люди императора уверены, что там процветает каннибализм. Во всяком случае, ни о каких складах пищевого довольствия у них информации нет. Артезианских источников там парочка имеется, а вот еды…

— Я иду с тобой!

— Со мной не идет никто, — категорично отрезал я, глядя в глаза бросившейся мне на шею коротышки, — Внизу и без открытых заслонок могут быть утечки миазмы! Меня спасет СЭД, а остальных? Я не беру никого.

Девушка слезла с моих коленей для того, чтобы нервно забегать по комнате в раздумьях. Рейко топотала туда-сюда с самым серьезным видом, яростно чесала голову, грызла ногти. Пинком отшвырнув мешающий ей думать стул, она остановилась, взвизгнула от боли, а затем начала прыгать на одной ноге. Мыслительному процессу это почти не помешало.

— Тебя хотят убить, — наконец, вынесла она свой вердикт, — Это из-за того, что я услышала перед тем, как мы убили Кензо? Ты кричал, помогая мне вас найти. Унижал его. Унижал Асина Кензо! — её глаза комично расширились.

— Раньше я принадлежал к очень старому и знатному роду, — поведал я ей, закуривая, — Частично принадлежу до сих пор. Такие как Асина… знают об этом. Мне нужно было его спровоцировать. Я смогу многое тебе рассказать, Рейко, но после того, как вернусь. Меня признают, договоренности с императором Таканобу будут пересмотрены…

— Если ты вернешься, — мрачно отрезала жена, упирая руки в боки. Её хмурое личико не заставляло сомневаться, что ситуацией Рейко прониклась «от» и «до». Она досадливо цыкнула зубом, а потом внезапно спросила, — А может, убежим? У тебя же есть влияние на этих… из Ватикана?

— Есть, — согласно кивнул я, — Но убежать мы не сможем.

Вид сероглазой малышки, узнавшей, что я не могу покинуть границы Японии, был комичен настолько, что я от души расхохотался. Она же сама как-то предлагала нам покинуть страну, отважно жертвовала своим семейным долгом, думала, что это решит наши проблемы, а теперь выяснилось, что её «жертвы» были невозможны. Я был даже слегка побит и сильно облит взглядами полными подозрений, в которых сквозило «что ты еще от меня скрываешь, подлец?!». За эту сценку я даже был ей благодарен, получилось немного расслабиться.

В комнату, сонно потирая глаза, заглянула Момо. Обнаружив нас сидящими в обнимку в одном из кресел, она меланхолично зевнула, дёрнула несколько раз кошачьей парой ушей, а потом невозмутимо полезла на кровать, где с деловитым видом закопалась под одеяло. Пронаблюдав этот спектакль, мы вновь рассмеялись. Рейко призналась, что совершенно не ревнует к потомку некоматы, периодически ночующей со мной под одним одеялом. Я рассказал, как близки мы были недавно с моей телохранительницей к нарушению границ приличия. Рейко внезапно жутко заревновала.

Я ей напомнил, с какими словами мне изначально пихали Момо в кровать. Грудастая коротышка зависла, бегая глазами, но решения найти не смогла — со времен, когда она официально настояла на том, чтобы Момо была моей наложницей, совершенно ничего не изменилось, кроме появления у самой свежеиспеченной жены острого желания познать мужа. Тихое, отчетливое, но весьма победоносное хихиканье из-под одеяло оказалась последней каплей для нервно размышляющей девушки. Рейко нецензурно заворчала и решительно атаковала пододеяльную Момо. Судя по доносящимся до меня протестующим звукам, в ход шли щекотка и активное щупанье разных частей тела.

Спустя некоторое время девушки угомонились, а Рейко высунулась из-под одеяла с печальным выражением на личике.

— Значит, мы сегодня снова не…? — спросила она, тут же сама себя обрывая, — Ну да, тебе нужно отдохнуть и подготовиться…

— Выходит так, — согласно кивнул я, смотря на часы. В душе была просто огромная черная глыба сожаления, по которой скребли сотни кошек, но мое физическое состояние оставляло желать лучшего, — С другой стороны, у тебя все шансы стать вдовой-девственницей…

— Дурак! — тут же последовал вопль, быстро сменившийся почти жалобной просьбой, — Вернись только, мы будем ждать. Несмотря ни на что, вернись.

Ответ вырвался из меня неосознанно, рефлекторно. Как кашель, икота или отдёргивание руки от огня. Прежде чем понять всю лживую романтичность и алогичность своего ответа, я не удержал его внутри, произнеся:

— Обещаю.

Глава 19


Жарко. Очень жарко. Я недовольно пошевелился, заставляя «Свашбаклер» изобразить нечто вроде пожатия плечами. Может быть, вернуться? Много времени не займет.

— В чем дело, Эмберхарт? — тут же отреагировал стоявший рядом Инганнаморте, наблюдающий, как четверо японцев возятся с задвижками круглого люка. Искусственные части тела магистра издавали активное клацанье, временами пуская струйки пара. Он определенно вывел свои встроенные механизмы в режим боевой готовности. Еще четыре десятка гвардейцев не отводили от пока закрытой двери стволов своих пулеметов. Их доспехи исходили паром, сигнализируя, что работают едва ли не на форсаже. Люди были напряжены и собраны.

— Я перегнул палку с новым комбинезоном, — сообщил инквизитору я, продолжая проверять чувствительность соединения с доспехом, — Он слишком плотный из-за бронирования. Мне жарко.

— Это замечательно, друг мой, — тут же обрадовал меня инквизитор, — Место, в которое вы направляетесь, отключено от эфиропроводов уже несколько месяцев. Там, под землей и камнями — чертовски холодно!

Минус на минус будет плюс. Поблагодарив инквизитора, я вернулся к проверке своей боеготовности. «Свашбаклер» у меня теперь стал еще уродливее, подвергшись творческой кустарной доработке техников инквизиции — на спину по обе стороны от «горба» ЭДАС-а были наварены держаки, на которых сейчас висели два крепко зафиксированных тюка с моими пожитками и оружием. Между ними и спиной доспеха были закреплены оба револьверных меча «джукена», сделанных для меня Матсухидой. Спереди на пояс были установлены крепления, в которых ждали своего часа шесть дополнительных снаряженных барабанов под оружие. Всё было сделано быстро, грубо, на скорую руку.

Другая пара новшеств, которыми меня снабдил воспаленный и мстительный разум техников, заключалась в крючно-рычажной системе, проходившей подмышками у доспеха. Благодаря нехитрому механизму, наваренному на броню «Свашбаклера», я мог неспешно и аккуратно отключить «горб» ЭДАС-а и спустить его на землю. Учитывая, что мой поход мог затянуться на весьма продолжительное время, возможность вылезти из доспеха была как бы не ценнее всего остального вместе взятого. Последним же предсмертным писком моды стали гибкие трубки с филеновым газом, которыми обезобразили весь доспех. Затейникам от механики этого показалось мало, поэтому они присобачили «Свашбаклеру» на грудь еще три мощных фонаря, подарив мне возможность частично менять их угол освещения.

Что же, более чем полезно, особенно когда ты идешь убивать тех, чьи глаза давным-давно привыкли к темноте. Теоретически.

— «Ты же понимаешь, что отправляешься убивать невинных безоружных людей?», — раздался вопрос от Эйлакса, — «Это деяние по всем возможным канонам и под всеми возможными углами зрения будет считаться греховным».

— «Демон, заговоривший со мной о морали. Наверное, я теперь видел почти всё», — сыронизировал я, уколом воли заставляя «Свашбаклер» выпустить из себя тучу пара. Неосторожно подошедший слишком близко инквизитор шипяще выругался, беззлобно ругая «необстрелянного мальца».

— «Но всё же, ответь? Мне просто любопытно», — попросил немногословный демон, большую часть времени предпочитающий спать.

— «Ответить не так просто, как кажется», — выдал я, вытаскивая из-за спины правую мечепушку и становясь в боевую стойку, — «Я бы мог тебе сказать, что действую в соответствии с клятвой, мог бы оправдаться, что вынужден следовать приказам или законам страны. Вполне логичным было бы упомянуть, что все оставшиеся внутри люди скорее всего уже стали каннибалами, а значит — подлежат истреблению. Это все будет истинной правдой и самой откровенной ложью, ровно так, как вы, демоны, и предпочитаете. Ложью будет даже если я скажу, что все, кто остались там живы — имеют шансы меня убить. Что это будет равная схватка. Знаешь, почему я так считаю, Эйлакс?».

— «Нет. Но ты явно настроен высказаться. Я внимательно слушаю», — в голосе живущего внутри меня существа промелькнула усмешка.

— «Самое ужасное, что я вижу в людях, о внутренний голос, — это их мастерство самооправдания. Абсолютное большинство из моих сородичей свято уверены, что они гораздо лучше, чем есть на самом деле…».

Здоровенный и тяжеленный круг двери с жуткими скрипами пошёл в сторону. Доспехи гвардейцев загудели, сами воины в механоброне все как один напряженно не отводили дула от проступающей из-за укатывающегося диска темноты. Выстрелов не было, из тьмы ничто не прыгало, не орало и не стреляло. Вход был чист.

Я медленно пустил СЭД вперед, держа тяжелый метровый клинок наотмашь.

— Sheisse! — внезапно выругался по-немецки идущий за мной мессир Фаусто, зажимая себе нос, — Ну и вонь!

— «Я не убиваю людей, а торю себе путь, демон», — продолжил я, едва ли не речитативом, подходя всё ближе и ближе к раскрывающемуся проходу, — «Не грешу, а действую. Не сомневаюсь, а иду вперед. Не бывает праведных камней, ибо каждым из них можно убить святого — и весь мир окрестит невинный кирпич грешным орудием нечистых сил. Все относительно. Все можно извратить. Было бы желание. Люди — это и есть желание».

Демон молчал всё время, что мне потребовалось для того, чтобы прошагать гулко топающим по металлу «Свашбаклером» во тьму подземного города. Едва я ступил внутрь, как сразу за спиной зазвучали приказы и выкрики солдат, запускающих процедуру закрытия входа. Я молча стоял, пялясь в темноту с мечом наготове.

— «Ты удивительно пафосный мудак, сэр Алистер Эмберхарт», — резюмировал Эйлакс перед тем, как зайтись в гулком хохоте.

Раздался гулкий звон закрытой двери, породивший долгое эхо, затем лязг активируемых огромных запоров…, и я остался в кромешной тьме.

Ненадолго. Короткая мысленная команда и тонкий ручеек эфира льется через проложенные поверх брони трубки с филеновым газом.

— «…а еще я теперь похож на зазывающий клиентов манекен возле борделя», — мысленно пробурчал я. Сравнение было довольно точным.

Не время для борделей. С тихим шипением вся иллюминация погасла, а я… раскусил и проглотил лежавшую за щекой мягкую ампулу. Содержащийся в ней несложный экстракт скоро подействует, стимулируя палочки-фоторецепторы в моих глазах. За пару минут я пройду экспресс-курс адаптации к темноте, что позволит видеть куда больше, чем с помощью встроенных в СЭД фонариков. Их время тоже придёт, но пока я собираюсь полагаться на родное зрение и чувство ауры.

Стало куда прохладнее, что было воспринято мной с нескрываемым наслаждением. Вместо тонкого сплошного комбинезона, который обычно надевают пилоты настоящих СЭД-ов, я себе для «Свашбаклера» сочинил некий гибрид из плотного свитера и штанов, прошитый моей любимой «ирландской паутинкой». Эта штука вкупе со взятым с собой плащом должна была обеспечить довольно неплохую защиту даже на случай, если кто-то из местных шаманов от механики сможет обезвредить СЭД, близкий по конструкции к неуязвимому «Паладину», но… это новшество меня чуть не сварило заживо за время ожидания.

Вокруг царили тьма, тишина и крайне плохой запах, если верить раздраженным воплям оставшегося по ту сторону Инганнаморте. Следовало его, конечно, спросить, на что был этот запах похож, но крепкость заднего ума сейчас совсем не ликвидна. Пора приступать к плану А — проверить не сработавшие заслонки.

Механический город напоминал слоеный пирог, напичканный этажами разной высоты, с могучей лифтовой платформой в центре. Переходов между этажами была просто тьма — всё это богатство постоянно перестраивалось в угоду работающим тут «гениям», неизменным оставался лишь каркас с центральной шахтой. Мне сейчас предстояло спуститься на три уровня вниз, дойти до вспомогательных лифтов, расположенных на севере, и спуститься почти до самого низа, оказавшись прямо рядом с несработавшими заслонками, за которыми булькало много тонн отстоявшейся и потерявшей излишнюю агрессивность миазмы.

Я методично шагал к лифтовой системе, громыхая на весь город. ЭДАС «Свашбаклера» жалобно попискивал и мигал специальным значком возле визора, негодуя на низкое содержание эфира в атмосфере. Хватало только на движение, в случае активных боевых действий придётся подключать заполненные накопители. Но дефицит эфира — это очень хорошо, как минимум означает, что где-то тут внизу работают ЭДАС-ы, обогревая оставшихся в живых.

То, что творилось кругом, заслуживало лишь одного наименования — свалка. Заваленные хламом проходы, валяющиеся везде обрезки металла и дерева, заплесневелые рулоны ткани и рисовой бумаги были повсюду. Сбив с себя и раздавив свалившееся мне на голову чучело оленя, я наконец понял, почему Ямимори был категорически настроен на вариант зачистки через залив всего этого миазмой — инквизиторы бы потом обязательно сунули сюда свои носы, став свидетелями… настоящего лица Театра Гениев. Рядовые бы потом не стали держать язык за зубами насчет этой помойки — скандал бы вышел, уууу….

Шаги стальных ступней «Свашбаклера», чей вес вместе с моим болтался в районе 400 килограммов, гулко разносились по захламленным коридорам, но никакой ответной реакции это не вызывало. Я время от времени останавливал доспех, чтобы переключить свою энергетику на обычный сенсорный режим, но тот стабильно показывал, что в радиусе полусотни метров от меня нет ничего живого. Это… настораживало.

К Театру Гениев отношение у властей было странное, как к некоей огромной шкатулке, куда регулярно сбрасывают материалы, пищу и воду, получая иногда в ответ какие-либо изобретения. Местные выполняли определенные заказы узкого круга посредников, принимали вещи на починку, изготавливали детали, но сами по себе жили замкнутым анклавом. Большее дикарство в этой стране я видел лишь один единственный раз — когда в академии на меня напала некая Шино Цурума, не знавшая, как на боевом взводе выглядит граната, которой мир с успехом пользуется уже более сотни лет.

В полутьме что-то беззвучно мелькнуло, и я тут же активировал один из фонарей, втыкая ослепительно белый луч в груду хлама, бывшую когда-то чьей-то мастерской. Обрывок грязного тряпья, беззвучно болтающийся на сквозняке. Меня пробрал озноб. Черт побери, тут должно быть более тысячи людей! Ладно, пусть половина из них решила не дожидаться дождика из отходов, пусть еще четверть померли по другим причинам, но всё равно должно было остаться около трехсот человек, из которых хотя бы один обратил бы внимание на грохочущие шаги СЭД-а!

Дойдя до лифтовой шахты, я оценил степень её запущенности — вряд ли за последние два года эту систему хоть раз активировали. Более того, меня успокоило дополнительно, что на полу ведущего к ней коридора был внушительный слой пыли. Здесь точно никого не было уже очень давно.

Пора всё-таки попробовать местный воздух на вкус.

В самом начале мне предлагался вариант действия, в котором я нисхожу до заслонок и водяных источников своим ходом, огнем и мечом уничтожая выживших, но про лифты мне рассказали заранее, как про один из способов быстро отступить, если получится пустить в город миазму. Искать проход для громоздкого СЭД-а сквозь этот захламленный человейник мне не хотелось.

Хотелось курить.

Заведя «Свашбаклер» в лифтовую клетку и отключив питание, я заставил сделать его шаг назад, одновременно с этим выжимая пропущенные подмышками у СЭД-а рычаги. Горб ЭДАС-а недовольно хрюкнул и отделился, повисая на пробитых в задней стене лифта крюках, наваренных на двигатель. Шаг вперед окончательно разлучает доспех и двигатель, позволяя мне вылезти наружу, дабы размяться, покурить, вдохнуть сладостный воздух свободы от механического плена.

Высвобождаясь из доспеха, я выплюнул загубник дыхательной маски, аккуратно делая первый вдох и… согнулся в приступе жесточайшего кашля. Глаза слезились, тело тряслось в судорогах, я упал спиной назад на пыль лифтовой клетки, ударившись головой, не обратив на это ни малейшего внимания. Меня дергало спазмами как смертника на электрическом стуле, непроизвольные вдохи витающей тут вместо воздуха дряни заставляли надрывно кашлять и биться обо все подряд.

Сортировочные возле лондонских доков гордо несут звание наиболее зловонного места на земле. Мне приходилось несколько раз оказываться в двух-трех кварталах от этого удивительного места… в дыхательном фильтре, но смрад, моментально пропитывающий одежду, можно было ощутить потом и дома. Гнуснейшая смесь ароматов гниющей органики, миазменных осадков, отработанного масла и топлива была настолько интенсивной, что непривычные к ней люди вполне могли умереть от удушья или захлебнуться рвотными массами.

То, что царило в воздухе Родины Кукол, вполне могло быть полноправным конкурентом вони сортировочных. Я почти выплевывал свои легкие, но самоконтроля всё же хватило не нырнуть назад в доспех. Мне нужно было выудить свой меч, срезать запитывающий двигатель лифта кабель и подсоединить его к специально выведенному техниками инквизиции кабелю с зажимом у ЭДАС-а. Запитанный лифт отвезет мне вниз, а там даже из доспеха не нужно будет вылезать, чтобы оборвать подачу эфира. Но для этой процедуры здесь и сейчас мне нужно пересилить себя.

Прикуренная второпях сигарета помогла кое-как прийти в себя. Кашляя и утирая рукой слезящиеся глаза, я всё-таки встал с пола и подковылял к своему доспеху, чтобы снять с него меч и револьвер. Оставалось лишь найти в темноте кабель, но приступить я сразу не смог, скрюченный еще одним приступом кашля.

— «Берегись!», — оглушительно рявкнул Эйлакс, заставляя меня сделать непроизвольный прыжок с места. Короткая автоматная очередь прострекотала мимо, завизжали рикошеты. Не переставая кашлять, я метнулся за стоящего «Свашбаклера».

Снова пули. Ровно по три выстрела, раз за разом. Большинство пуль отлетало от доспеха, но часть шла мимо, попадая в тесную каморку лифта. Один рикошет угодил в икру, заставив меня злобно зашипеть, второй дёрнул плечо. Синяки будут.

Вспышки выстрелов. Спрятаться. Закрыть на секунду глаза, сосредотачиваясь. Выстрелить во тьму пару раз из бывшей любимицы русского графа. Получить ответный огонь, вновь хоронясь за доспехом. Услышать странный ритмичный лязг железом об железо, слишком близко, чтобы реализовать идею о нырке обратно в доспех. Время упущено, зато промахнуться с такого расстояния…

Я промазал все четыре выстрела по числу оставшихся в барабане патронов! Чертова человекообразная куча тряпья оказалась гораздо правее! Замотанный невесть во что человек сейчас стоял, согнувшись вбок, и остервенело дергал что-то у себя под лохмотьями, уронив очевидно опустевший автомат на пол. Зашарив вокруг себя в поисках уроненного ранее меча, я вновь согнулся в очередном приступе безжалостного кашля.

Оказалось, мы занимались одним и тем же. Замотанный в лохмотья гад наконец выдернул из ножен длинный изогнутый клинок, и поковылял ко мне, звонко цокая чем-то по металлу пола. Раздалось сильно приглушенное и безумное хихиканье, с которым по мне и был нанесен первый удар. Взмахнув рукой, я его парировал предплечьем, почти не ощущая боли от ушиба, после чего попробовал перекатиться дальше за тушу «Свашбаклера». Нападающий тут же ткнул меня несколько раз острием в бок и живот… слабо, едва заметно, но этого с лихвой хватило, чтобы повторить уже трижды меня наказавший цикл — рефлекторный вдох и приступ лютого кашля.

Вновь раздалось приглушенное хихиканье, после чего тычки продолжились с утроенной частотой. Скоро этот ушибленный сообразит, что нужно сделать шаг вперед и ударить в голову… Я остервенело начал лягаться, продолжая кашлять так, что глаза лезли из орбит. Куда-то попал, от чего тыкающий меня мечом индивид взмахнул руками и с обиженным воплем завалился прямо рядом со мной. Дальше тело двигалось практически само по себе — я перевернулся на бок, вцепляясь правой рукой в шею упавшего, рывком подтащил его на пару сантиметров ближе, просунул ту же руку поглубже, беря его шею на изгиб локтя, а затем принялся душить изо всех сил.

Раньше, в том мире, я читал книги, в каждой первой из которых указывалось, что безумцы невероятно сильны. Мол, лишенный тормозов мозг позволяет им задействовать куда больше ресурсов тела даже в ущерб его целостности. Вранье… зажатый мной тщедушный тип хоть и демонстрировал отчаянное сопротивление, но судя по слабости цепляющихся за мою руку пальцев, никакой силовой прибавки не имел. Схватившись за голову дергающегося типа второй рукой, я нащупал на его лице маску и сдернул её вбок. Противник сделал вдох и… зашелся в захлебывающемся кашле, точно таком же, каким давился и я сам.

Это что, респиратор?!

Никогда до, и никогда после, ни в первой и ни в этой жизни я не отдавался одному и тому же деянию с такой страстью и самоотдачей! Со всей возможной скоростью я, вертясь и извиваясь, подполз за спину удушаемого, чтобы опутать его своими конечностями. Зажав его ноги своими, я схватился руками за его голову в попытке либо сломать шею, либо придушить. Хватка получилась мертвой — мысль о глотке свежего воздуха терзала меня необычайно сильно!

Спустя две минуты всё было кончено.

— «Поздравляю, ты победил столетнего старика», — с непередаваемым ехидством сообщил мне Эйлакс. Помолчав пару секунд, он с наслаждением добавил, — «Одноногого столетнего старика».

— «Иди ты…», — вяло огрызнулся я, с наслаждением дыша через трофейный респиратор. Спорить с правотой демона было совершенно бессмысленно — избавленное от лохмотьев тело действительно принадлежало очень старому и бледному японцу, находящемуся на предпоследней стадии истощения — кожа на его туловище и конечностях уже начала «надуваться». Пухнуть с голода — далеко не просто расхожая поговорка. Вместо одной ноги у моего неудавшегося убийцы действительно был механический протез, очень хороший, немецкий, стоящий едва ли не больше, чем мой дирижаблик. Кроме автомата с пустым магазином и зазубренной катаны, труп мог похвастаться только мощным респиратором и фляжкой, на дне которой плескались пара глотков жидкости.

— «Лучше кончай медитировать на тело и займись чем-нибудь полезным», — ухмыльнулся голосом демон, — «У него определенно могли бы быть сообщники».

— «Не думаю», — отрицательно покачал головой я.

— «Почему? Аа… думаешь, вооруженный старик не стал бы голодать, имей он товарищей, которых можно прирезать?», — хмыкнул демон.

— «Нет, просто вижу его меч. Он старый, из плохой стали, за ним не ухаживали… но он чистый, без следов крови», — указал я на очевидное.

Это наталкивало на интересные выводы, но обдумывать увиденное я стал, лишь вернув свое имущество назад на «Свашбаклер» и поискав на зацепах место под трофейный респиратор. Нырнул в уютное тепло внутренностей СЭД-а, я внезапно понял, что за проведенные несколько минут снаружи еще и умудрился неслабо замерзнуть. Очень интересно… Страшный холод, нет пищи, но есть оружие, а старик предпочел долго и упорно голодать. Почему? Он явно был не из боязливых, преследуя меня в СЭД-е несколько километров. Протез его, кстати, спас — из-за малой скорости старика, он просто не успел приблизиться к доспеху, когда я останавливался и проверял аурой окрестности.

Может, выжившие забаррикадировались? Может, я наткнулся на изгнанного из их рядов сотрудника? Почему тогда он был вооружен? Нужно было узнать больше.

Мотор лифта протестующе заскрипел, отправляя меня на дно обреченного города.

На нижнем этаже меня никто не ждал. Не было ни ловушек, ни караулов, ни хоть какой-то видимости человеческой деятельности — такой же пустой и пыльный коридор, ведущий к одной из центральных магистралей. Мне всего-то нужно было выйти из лифта и пройти сотню шагов, дважды повернув, чтобы попасть в зал, где меня ждали неработающие заслонки. Это я проделал хоть и осторожно, но с успехом.

…и застыл, оглядывая открывшуюся мне картину.

Заслонки сработали безукоризненно, но обитатели Театра Гениев основательно подготовились к этому событию. Забранные несколькими рядами частых решеток углубленные в скальный массив шлюзы определенно были открыты, совершенно точно выпустив удерживаемую миазму в город. Но… далеко она не ушла. Оба трехметровых скальных отверстия были закрыты сотнями заплаток из разнообразного металлического хлама. Полосы, обрезки, погнутые листы — всё это наслаивалось работавшими мастерами друг на друга, наваривалось, соединялось в два колоссальных и уродливых «кляпа», закрывших дорогу черной смерти. Но… недостаточно.

Миазма не могла прорваться, давление в резервуарах не падало, все снаружи были уверены, что чертовы заслонки закрыты, а механизм сломан. Реальность показывала совершенно иную картину, но очень мрачными красками — всё это время миазма сочилась внутрь.

С ней боролись, пытались выдолбить в скальном массиве ямы, я видел заполненные дымящейся полуматериальной жидкостью емкости, наблюдал шланги с насосами, явно в большой спешке принесенными сюда для откачки жидкой смерти. А еще… трупы.

Не десятки, а сотни тел лежали вокруг, демонстрируя мне картину своей медленной и трагичной смерти. Наиболее поврежденные и разложившиеся тела были в фартуках и перчатках, они явно принадлежали тем, кто наваривал слои металла, обрекая себя на отравление от протекающей дряни. Эти трупы лежали, собранные тогда еще живыми людьми в кучи. Отдельно лежали целые ряды тех, кого доконала вонь эфирных отходов — посиневшие, скрюченные, с платками на лицах. Они хотели выжить, но обрекли себя на мучительный и долгий конец.

— «Из двух смертей они выбрали третью», — хмуро пробурчал Эйласт, — «…наихудший вариант».

— «Люди всегда верят в лучшее», — ответил я ему, — «Как будет время, расскажу тебе про больных раком из моего старого мира. Они мучились годами в тщетной надежде на чудесный прорыв науки вперед и умирали в страшных мучениях. Десятками и десятками лет».

— «Ваши власти позволяли подобное?» — удивился демон.

— «Они не позволяли иного».

Раздавшийся сзади звук глухого падения заставил меня отвлечься от рассматривания груд тел. Бросив попытки подсчета в надежде определить, какой процент из живших в городе сейчас у меня перед глазами, я развернул сияющий фонарями «Свашбаклер» на звук и…

— «Алистер Эмберхарт, у нас большие проблемы», — несколько оторопело поведал мне Эйлакс.

— «Мягко говоря…», — выдавил из себя я, рассматривая стоящие у входа в зал фигуры. Те слегка покачивались и шевелили руками, будто бы ощупывая близлежащее пространство.

Проблемы были не просто большими, они были размером с Эверест.

Выход из зала с миазмой мне преграждали живые мертвецы.

Глава 20


Мертвое, но двигающееся тело, ранее принадлежавшее человеку — явление тревожное и безрадостное, но весьма известное. Всю свою историю человечество, вдохновленное временами Рассвета Некромантов, пыталось увидеть в своих мертвецах слуг, рабов, солдат или иную форму собственного существования, близкую к бессмертию. Мертвецов всячески старались вернуть к дееспособности — проводили эксперименты, заменяли кровь на насыщенные эфиром субстанции, пытались изобрести новые организмы, сшивая воедино тысячи и тысячи разнообразных химер. Всё ради двух конечных целей — придать мертвому телу хоть какую-то функциональность и вернуть мозгу способность мыслить. Хотя бы для начала.

Всё совершенно тщетно. Наука не смогла повторить достижения магии. Спустя сотни лет, неисчислимое множество истраченных ресурсов, сотни и тысячи выброшенных в угоду мечте жизней ученых и естествопытателей, человечество всё же признало: лучшее, что можно сотворить с умершим — закопать его, дабы не волновать родных и близких покойного попытками извлечь несущественную пользу из покойника.

Эти воспоминания пронеслись у меня в голове за пару секунд, в течение которых я обозревал молчаливо стоящие тела. Так вот куда спрятались волшебники. А их ищут и ищут, ищут и ищут…

А я раз — и нашел! Твою мать!!

— «Ждешь, пока остальные подымутся?», — ехидно спросил меня Эйлакс.

— «А?», — очень умно отреагировал я, еще не осознав сказанное, но чувствуя, как все волоски на задней части тела становятся необычайно жесткими и, кажется, начинают мелко вибрировать.

Мозги застыли… а потом закрутились, раскладывая ситуацию на составные части. Мертвецы — значит, живых нет, кроме где-то сидящих волшебников. Необходимо немедленно отступать. Дорога известна лишь к лифту. Для подачи питания к подъемному механизму необходимо будет покинуть доспех. Зомби почти безопасны, пока я в нем, но оторваться от всей этой толпы, получив достаточную фору для операции с кабелем, шансов ноль.

Вердикт? Бой. Раскромсать все, молясь высшим силам, что всё это бродячее стадо мертвечины здесь оставили без всякого надзора. Надежда слаба, как котёнок, но другой-то нет!

— «О, они уже шевелятся», — удовлетворенно заметил Эйлакс. Гниющие кучи и ряды тел действительно шевелились, наращивая активность с каждой секундой.

Я потащил из-за спины второй стреляющий меч, одновременно с этим устремляясь в атаку… на еще лежащих на земле мертвецов. Время тесаков еще придёт, а пока стоит воспользоваться весом самого СЭД-а, раз они так удобно раскиданы.

Шаг, другой, третий. Под ногами доспеха хрустят кости и черепа, я тороплюсь, наблюдая, как шевелятся кучи тел, как медленно подтягивается запершая меня здесь орда на входе. Пока шагаю, почти бегу, торопясь сокрушить собственным весом как можно больше оживленных магией трупов. У них есть одно слабое место — условная целостность. Проткни или прострели зомби — нанесешь ему незначительный урон, он продолжит двигаться и атаковать. Разорви его тело, разруби, раздави… и фальшивая энергетическая система, вложенная в труп с помощью заклинаний, быстро развеется, прекращая анимировать труп.

Всего 14 лет длилась эпоха, названная Рассветом Некромантов, но уроки из этого страшного времени бережно сохранили до настоящего времени.

Взмах левым мечом превращает бегущее на меня тело в разорванный кожаный мешок с гнилью, отлетающий вбок. Сразу же бью вновь, по еще двоим, успевшим подняться на ноги — всё повторяется. Мысль о том, что СЭД начинает покрываться квинтэссенцией дряни, от вони которой я чуть не помер, вызывает у меня приступ омерзения и брезгливости.

Повторять и повторять, совмещая взмахи тесаков с шагами, периодически отгоняя от себя желание пальнуть в особо крупную кучу подступающих некрояпонцев. Пока всё происходит в относительной тишине — топанье «Свашбаклера» приглушено, зомби ворчат тихо, а искусственные мышцы далекого родственника «Паладина» работают без каких-либо звуков. Выстрел же снарядом авиационной легкой пушки вполне может привлечь внимание волшебника.

Веселое мясное крошево закончилось очень быстро, несмотря на высокую резвость миниатюрного СЭД-а, гарантированно разрубать подступающих ко мне со всех сторон мертвецов я не мог, а те показывали слишком уж живую прыть, чтобы я мог уверенно держать дистанцию между собой и основной массой. Зомби цеплялись за углы брони, пытались кусаться и царапаться, но хуже всего было то, что они висли друг на друге. Представив себе, как протекающая с них дрянь пропитывает тюфяки с моей одеждой, я зарычал в дыхательную маску, подавая в системы СЭД-а дополнительную энергию с накопителей.

Пора на прорыв!

Превратиться на три минуты в настоящую мясорубку, марширующую к выходу, мне стоило трети запасенной энергии. Энергично топая вперед, я нервно оглядывался на преследующую меня толпу, казалось, совсем не уменьшившуюся в размерах. Зомби мчались за мной плотной ордой, мыча и протягивая вперед руки. Некоторые падали, становясь через некоторое время давленым мясным фаршем под сотнями ног более удачливых собратьев. Я вновь одёрнул себя от мысли устроить пальбу — втягивающиеся в более узкий коридор мертвецы были буквально идеальной мишенью, но теперь мне мешало то, что и любому плохому танцору.

…банальное отсутствие навыка вождения СЭД-а. Ветеран бы смог одним танцевальным па развернуть доспех, опустошить барабаны в лезущую за ним мертвечину, а потом таким же легким движением вернуться на прежний курс, а я… У меня разворот бы занял слишком много времени. Будь в мечах разрывные снаряды, я бы, безусловно рискнул, даже помня, что где-то здесь должны быть наиболее сильные маги-культисты, но с простыми патронами смысла…

Свою тактическую ошибку я осознал, лишь вломившись в коридор, ведущий к ответвлению с лифтом. Слишком узко, слишком плотно напирают мертвецы, я просто не смогу их сдерживать — они меня опрокинут!

Черт, черт, черт!

Отступать вглубь захламленного города не хотелось совершенно, риск напороться на магов был слишком велик. Что я им смогу противопоставить? Тишину? Так для её использования нужно отключить СЭД. А что в итоге? А ничего. Это же не оружие. Придётся идти на альтернативный риск, более того ва-банк, но куда легче просчитываемый!

Я вновь вывел «Свашбаклера» на форсаж, заставляя машину нестись к лифту на всех парах, выжимая накопители в самом экстренном режиме. Ноги бронированной машины ухали как заведенные, порождая эхо, звенящее на весь вымерший город. Я двигался, зорко отслеживая количество остаточной энергии в накопителях. Дистанция между мной и немертвой ордой стабильно увеличивалась.

Хорошо! Очень хорошо!

Влететь в клетку, лихо крутануться, отталкиваясь от жалобно скрипнувшей стены рукой, сделать шаг назад, вонзив оба меча в пол почти по самые дула встроенных револьверов! Хорошо, пазы, по которым полетят пули, отчистятся от гнилого мяса! Схватиться за рычаги, уже наученным движением отсоединяя отключенный ЭДАС от спины и вонзая крепежи последнего в стену!

Есть! Получилось!

Выдернуть мечи из пола, одновременно с этим задерживая дыхание и запуская процедуру раскрытия доспеха, работающего сейчас только от накопителей.

Прицелиться.

Огонь!

Двенадцать снарядов в двух барабанах. Двенадцать патронов, предназначенных для борьбы с легкими воздушными целями. Узкий коридоры и валящая по нему толпа, по которой невозможно промахнуться даже из этих кривых поделок на оружие. Матсухида определенно безумный гений, алчущий личной и крайне специфической славы, но даже он не был в состоянии вывести огнестрельную науку этой страны на приемлемый уровень. Точность его творений, сделанных кустарно и под патрон, разработанный для совершенно другого типа оружия, оставляла желать не только лучшего, но также нормального, терпимого или хотя бы отвратительного.

…но сейчас это было не особо важно.

Куски раскаленного свинца с рёвом ушли в накатывающее неживое мясо, ломая кости, пробивая дыры, круша черепа и отрывая конечности. Если бы преследующая меня орда зомби была бы аморфной массой, то это значило бы меньше укуса комара для слона, но она состояла из отдельных… элементов, большая часть из которых была подгнившей, сырой и… скользкой. Процент падающих трупов превысил инерцию толпы, из-за чего началась повальная свалка в полутора десятках метров от меня.

Нельзя терять ни секунды. Глубокий вдох, команда на сброс остатков энергии в накопителях. Вырвать себя из недр окончательно помершего костюма, спрыгнуть на пол, вцепиться в пояс «Свашбаклера», срывая с него трофейный респиратор, смахнуть слезы с раздраженных глаз, нацепить маску на лицо.

Сделать вдох, тут же сморщившись от проникшего в органы обоняния смрада. Сильного, ужасного, отвратительного… но выносимого.

Исторгнуть из себя Тишину.

В кои-то веки мои расчеты оказались верны. Сфера Тишины встретилась с первым хрипящим мертвяком в пяти метрах от меня… тут же превратив его в простое мертвое мясо, безвольно покатившееся по полу. Наблюдая, как падают один за другим трупы, как лежащие или карабкающиеся по полу перестают шевелиться, я с облегчением выдохнул. Сработало. Теперь остается лишь быстро пробежать вперед насколько смогу, продолжая удерживать Тишину — чтобы с гарантией упокоить всех зомбаков в её продолжающем расширяться радиусе поражения, а затем, не менее быстро — назад.

И наверх. Срочно наверх. Долбиться условным стуком в ближайшие запечатанные ворота. Хороший план. Простой, надежный, с высокой долей вероятности развить тактический успех. Он даже, по своей сути, практически не имел слабых мест, кроме одного — чтобы запустить ЭДАС и обеспечить лифту питание, мне необходимо было закрыться от Тишины. Именно к этому моменту я и готовился, последовательно переходя от одного этапа намеченного плана действий к другому. Бежал вперед, прихватив с собой лишь вытянутый из загашника родовой меч, наблюдая прекращающие двигаться впереди меня тела и морально готовясь провести перед инженерными работами небольшой эксперимент. Оборвать связь с Тишиной и… тут же её восстановить. Это будет неприятно, потребует серьезных усилий, зато я сразу смогу определить, являюсь ли в данный момент целью какого-либо заклинания… или нет.

Показавшаяся впереди фигура в балахоне, выпростала из-под хламиды дробовик, чтобы тут же пальнуть из него по мне. По животу и груди врезало, как кувалдой, отшвыривая назад, на бездыханные разлагающиеся тела, пропитанные миазмой. Упав на трупы, я судорожно сглотнул ком в горле, завозился, пытаясь встать, провалил попытку, поскользнувшись… а затем всё просто стало поздно.

Нависший надо мной балахонщик спокойно и методично выстрелил из своего дробовика в меня еще три раза в упор, вышибая дух и сознание.

Приход в себя — событие удивительное само по себе, плавное при пробуждении, затягивающееся, когда выходишь из-под наркоза, и мучительное, когда пил много, играя градусом. Мне пришлось испытать половинчатый опыт — подсознание, не загрузившись достаточно, замерло в ужасе, предположив, что я сейчас дышу тем убийственным смрадом, которым были наполнено все это проклятое подземелье. Дышу — следовательно существую? Эта формула обрывкам разума категорически не нравилась, но мудрое тело решило сделать резкий вдох.

Пахло… нормально. Воздух без всяких примесей обрадовал меня как ребенка. Закрытые веки отметили наличие вокруг источников света, спина ощутила жесткость лежака… поэтому осторожные до паранойи обрывки того, кому полагалось быть именованным Алистером Эмберхартом, решили довоскресить нужные детали личности, чтобы я себя осознал в достаточной мере.

Как только это получилось, в воздухе тут же повисло предупреждение, высказанное молодым мужским голосом:

— Над тобой висят лезвия, гайдзин. Они закреплены магией. Если ты применишь свою… способность, то останешься без рук и без ног.

«Плен» — понял я, не особо напрягаясь. Но я жив в достаточной степени, чтобы пленители могли угрожать мне усечением конечностей. Здорово, но все мои возможности это не ограничивает. Нужно пару минут, которые я вполне могу получить, притворяясь ничего не соображающим. Дотянусь до Арка, заставлю ворона нацарапать клювом несколько фраз перед Рейко…

— А если не прекратишь делать то, что сейчас пытаешься, то я отстрелю тебе яйца.

Инстинкт самосохранения включился последним, но так мощно, что органы, которым угрожала опасность, попытались скрыться внутри тела. Сразу захотелось сотрудничать. Не то чтобы я сильно боялся за свою жизнь или целостность, все-таки мировосприятие, как и арсенал аптечек, у меня куда богаче, чем у большинства людей, но лишаться органа, которым еще ни разу не воспользовался по прямому назначению… это показалось мне святотатством.

Глубоко выдохнув, я дернулся от резкой боли в ребрах, а затем открыл глаза.

Лежал я на простом металлическом столе со светящей в глаза неяркой лампой. Материал лежбища легко опознался по отчетливому холодку, хотя, если уж не кривить душой, неслабому такому морозу. Растянутые по сторонам света руки и ноги были прикованы, а приподняв голову, я определил, что обычными наручниками, идущими куда-то под стол. Далее посмотреть не получилось — мне больно сунули в пах ствол оружия, а затем, на правильном японском, молодым, но равнодушным голосом попросили уделить всё внимание владельцу неуютного ствола.

Спрашивающий был молодым японцем лет 25–30, одетым в кучу темных лохмотьев. Давно не мывшийся, заросший и лохматый, он, тем не менее, ни на йоту не производил впечатление опустившегося бомжа или безумца. Он спокойно разглядывал меня, продолжая доставлять неудобство удерживаемым одной рукой дробовиком, из которого меня, скорее всего, и вырубили. В левой же руке у парня неярко горела сложная энергетическая конструкция, составленная из десятков прямых линий, отчетливо светящихся в полутьме.

— Мне бы хотелось узнать, кто ты такой. Но… раз твоя душа не родная этому телу, имею все основания полагать, что попытка выбить из тебя ответ ничего не даст, — поделился со мной мыслями парень. Мрачно сверкнув глазами, он добавил, — На всякий случай, повторюсь — если ты применишь свою силу, то вот эти лезвия, закрепленные у лампы, ударят по твоим конечностям. Если попробуешь что-то еще, я почувствую. Если я почувствую, то выстрелю тебе в ногу. Сейчас на тебе брони нет.

Так вот что меня спасло. Костюм я дополнительно укреплял эрзац-корсетом, чтобы ребра беречь в случае чего — в СЭД-е же не понаклоняешься, гибкость особо не нужна. Здесь он, видимо, и взял на себя основной импульс от патронов. Дух мне вышибло, судя по ноющим ощущениям, хорошо отбило потроха, возможно, сломаны ребра, но обстоятельства куда лучше, чем если бы в меня пальнули просто сквозь «паутинку». Пошевелившийся ствол намекнул, чтобы я не слишком глубоко уходил в себя.

Начался… допрос, если его так можно было назвать. Для начала парень в достаточно мягкой форме начал опрашивать, что я тут вообще забыл. Честный и прямолинейный ответ его сильно озадачил, что вызвало поток дополнительных вопросов. Мягкость методов извлечения информации вовсю компенсировалось жесткостью и холодом лежака, а также продолжающим угрожать моему хозяйству дробовиком. На малейшее моё движение уткнутое куда не надо дуло тут же показательно шевелилось, намекая, что его владелец бдит. На мои ответные вопросы следовало повторное шевеление. Всё происходящее вызывало у меня отчетливую безысходную печаль и некоторое восхищение работающим со мной культистом. Он демонстрировал восхитительный уровень понимания человеческой природы для безтравматического допроса!

— Никак не могу угомонить собственные сомнения, — улыбнулся мне вновь показавшийся на глаза японец, — С одной стороны, всё, что ты сказал — прекрасно подтверждается твоим поведением и экипировкой. Спустился, увидел мертвых, перебил их… как сумел. И вот ты здесь. Но, с другой стороны…

— Мне очень холодно! — перебил я его, уже не чувствуя пальцев рук и ног, — Нужно согреться!

— Разрешаю воспользоваться собственной аурой. Только без шуток, — небрежно отмахнулся от меня неряха, возвращаясь к своему монологу, — Когда в твое убежище сваливается совсем незнакомый тебе человек со старой душой и божественной печатью, как-то ожидаешь большего, чем простое совпадение. Тем более, владеющий столь странной… силой. Расскажи мне о ней!

— Что именно? — прохрипел я, сосредоточенный на разгоне собственной ауры по телу. Упражнение давалось очень сложно, я уже давно отвык использовать собственное энергетическое тело для столь грубых действий, но жить без отмороженных внутренностей хотелось сильно. Я вбирал в себя сенсорные нити, пытаясь распределить их как можно ровнее внутри замерзающей плоти, а затем через них передать побольше запасенной энергии. Экстренный мастер-класс по забиванию гвоздей микроскопом…

— Да вот к примеру…, - начал мой пленитель, но дослушать его мне не дали.

— «Алистер! Мне все это очень не нравится!», — внезапно громко заявил Эйлакс, передав мне ощущение беспокойства и нервозности.

— «Правда?», — искренне сарказмировал я, — «А мне нормально, пусть и с отмороженной задницей и дробовиком культиста, уткнувшимся в яйца!».

— «Будь серьезнее, они что-то затевают! Ты видишь лишь одного, остальные пятеро снаружи, и они чем-то сосредоточенно занимаются! Он тянет время!», — удивил меня демон.

— «Это говорит мне моя единственная надежда на спасение?», — нехорошо удивился я, продолжая с натугой себя согревать, одновременно рассказывая мальчику с дробовиком об особенностях своей Тишины, — «Может, таки поделишься энергией на режим, чтобы мы выпутались?»

— «А может, остановишь себе сердце, чтобы все это наконец закончилось?», — огрызнулся демон, но спустя несколько секунд крайне неохотно добавил, — «Будь готов… В самом крайнем случае…»

Японец что-то почувствовал и приказал прекратить мне циркуляцию энергии. Пришлось подчиниться, одновременно с этим переставая отвечать на реплики Эйлакса. Только что разогревшееся тело обиженно затряслось, лишенное живительного источника дополнительной энергии. Волшебник глянул на меня, лязгающего зубами, скупо улыбнулся и, положив дробовик на пыльный верстак, вышел из помещения.

Эйлакс продолжал встревоженно бурчать, а я предпринял попытку охватить окружающее меня пространство развернувшейся аурой. Искушение вновь пустить её на обогрев тела было очень велико, но преодолеть получилось. Информация важнее комфорта. Я определенно интересую этих магов своей похожестью на них самих, возможно даже спасут от обморожения. Внедренные души… чьи? Телокрадов? Сомневаюсь. Значит, какого-то местного сообщества? Культа?

Щелчок взводимого курка послышался одновременно с обнаружением целящегося в меня человека, стоящего в слепой зоне. Я тут же свернул ауру, вновь начиная изображать из себя паиньку. Профессионально обложили, но по сути — смех и грех. У меня нет ни единого шанса самостоятельно вырваться из наручников…

— «Алистер!», — позвал меня Эйлакс, — «Приготовься… мне это всё сильно не нравится. Очень сильно не нравится!».

— Прекрати! Выстрелю! — резким сухим голосом предупредил меня держащий на мушке человек. Предупредила.

— Я ничего не делаю! — честно отозвался я, мысленно шикая на демона. А тот… внезапно разорался во всю метафизическую глотку!

— Прекрати!! — еще один напряженный выкрик, дуло больно утыкается в мой затылок.

— Я. Ничего. Не делаю!! — прорычал я, пытаясь осознать колоссальных размеров подставу, что мне устроил мой же внутренний демон.

А Эйлакс вовсю бесился, едва ли песни не пел! А, нет, пел! Пел, сволочь! Орал во всю глотку, с мрачным весельем, на своем гортанном языке! Гад! Он завывал с единственной возможной целью — заставить женщину нажать на спусковой крючок! Я умру, а он полетит домой!

Приехали!

— Считаю до трех! — отрывисто пролаяла женщина, едва не буравя мне макушку дулом, — Один! Два! Т…

— Юн Лао, стой! — гаркнул, врываясь в комнату, первый мужик. А японец ли? «Юн Лао» — это же не япон…

— «НЕЕЕЕЕЕЕТ!!!», — оглушительно и как-то обреченно заорал внутри меня Эйлакс.

— Я ничего не делаю! — заорал уже я, в слабой надежде, что маги поверят. Убьют ведь ни за грош!

Маг махнул рукой женщине и подошел к столу, забирая с него свой дробовик. На его лице блуждала нехорошая улыбка. Я, скривившись, наблюдал за ним, мечтая, чтобы хотя бы внутри меня вопли прекратились. Эйлакс орал как резаный, бесновался, изрыгал проклятия на своем языке и на английском, умудрился поднять мне температуру тела и вызвать мигрень. Сквозь издаваемый им безумный шум, я с трудом расслышал, что говорил мне нечесаный волшебник:

— Привязать к душе чужую сущность — великолепная идея! Мое восхищение! В наше время таких решений не было, мы даже не смотрели в ту сторону! Прекраснейшая страховка! Но… при всем моем уважении, возможный коллега, нам придётся этой страховки вас лишить. После того, как мы выпустим на Токио накопленную тут миазму, переведя её в газообразное состояние, сохранение этих тел не будет иметь какого-либо смысла! Мы возьмем вас с собой.

— Что значит — возьмете с собой? — выдохнул я, не желая принять то, что он имеет в виду. Снова оказаться безвольным шаром энергии в чьих-то руках? Нет! Убегу! Улечу! А если нет? Это же маги!

Паника, настоящая, чистая и искренняя начала меня наполнять с ног до головы. Это было замечено… и отмечено.

— Сначала — страховка, — ядовито улыбнулся волшебник, тут же издав повелительный выкрик на незнакомом мне восточном языке.

Вокруг вспыхнули символы — на столе, на потолке, на мне самом. Разноцветные, набирающие силу свечения, они издавали неприятный потусторонний звук, сверлом вонзающийся прямо в мозг. Меня скрутило и оглушило, наполнив невероятной болью, как будто я в одночасье стал огромным зубным нервом на приеме у стоматолога-психопата.

Я заорал, выдавливая из себя воздух, корчась в судорогах.

Прошла секунда? Две? Год? Непонятно. Всё закончилось одним махом, неожиданно, ввергая меня из пучин боли в мягкую и глухую перину ничего. Все чувства погасли вместе со всеми желаниями организма, как будто их отключили, дёрнули рубильник, переведя мой разум в спокойную нематериальную форму. Это ощущение было мне знакомо.

Я открыл глаза.

— «Алистер», — Эйлакс произнес мое имя холодным ровным тоном, создав впечатление, что сам он тоже был выкинут из тела в космос, где познал Тишину.

— «Да?», — отреагировал я просто. Никаких чувств предавший меня демон сейчас не вызывал. На душе царил мир и покой.

— «Ты… в режиме… Посланника», — с некоторым трудом произнес Эйлакс. Помолчав, он добавил, — «Убей их всех. Пожалуйста».

— «Хорошо», — спокойно ответил своему внутреннему демону я. Просьба была уместной, несложной, вполне приемлемой. Почему бы и нет? Всё равно больше на ум ничего не приходит.

Я открыл глаза, обнаружив себя на полу. Рывком сел, но тут же лег назад, получив заряд из дробовика в грудь. Вновь сел. Улыбнулся, глядя в глаза бледнеющему лохматому японцу.

Выпустил Тишину. Сзади, на оставленный мной лежак с грохотом упали закрепленные под потолком железяки.

Так будет удобнее.

Разобраться с семеркой беззащитных людей было довольно просто, тем более что они лишь стреляли в меня и пытались колоть ножами. Накрыть Тишиной их подготовленные ритуальные круги, собрать в изобилии разбросанные чертежи проектов, в общем — спасти город от отравления огромным облаком газообразной миазмы. Вообще всё в этой жизни становится просто, если тебя не могут ранить или убить.

Сложность образовалась, когда я приступил к исполнению просьбы Эйлакса по изъятию и передаче ему душ собравшихся здесь магов. Эта самая затруднительная ситуация материализовалась на ровном месте, выпрямилась во весь свой двухметровый рост, и яростно зарычала, бросаясь на меня с когтями наголо. Я принял бой, размахивая своим родовым клинком как лопастью вентилятора и тряся неодетыми частями тела. Даже победить умудрился несмотря на то, что «сложности» режим Посланника оказался частично по зубам. И по когтям.

Чистое везение, острый меч, холодный рассудок и Тишина. Ах да, и… неуязвимость. Какой же герой обходится без нее?

— Интересно, а что скажет на это господин Инганнаморте? — задал я риторический вопрос, приматывая к спине «Свашбаклера» труп самого настоящего ракшаса.

Где там у меня был «порошок Авиценны»?

Глава 21


— Поражение дыхательных путей и легких неизвестным газом с примесью миазмы в средней степени агрессии. Ушибы, сотрясение мозга средней степени, повреждена печень и селезенка. Перелом трех ребер и малоберцовой кости левой ноги… — фрау Хильда Гритте смотрела на меня с каким-то особенным, интимным отвращением. Просмаковав сказанное, она причмокнула губами, добавив, — …вот это всё — ерунда. А вот столь обширные повреждения духовно-энергетического характера я не встречала, даже когда проводила полевую практику в Австралии! Это немыслимо!

— Фрау Гритте, он будет жить? — тут же поинтересовался стоящий рядом с почтенным медикусом Инганнаморте. Искренняя тревога в его шипящем искусственном голосе легла елеем на мою израненную душу, — Излечение возможно?

— Возможно! Я готова хоть прямо сейчас прописать этому… этому… dummkopf… этому… trottel три дозы наилучшей euthanasie! Это его безусловно вылечит!! Как так можно с собой обращаться, мессере?!

— Я не знаю никого, кто смог бы выжить на его месте! — горячо попытался оправдать меня магистр, но взбешенная немка была слегка в неадеквате. Громко заявив на смеси английского и немецкого, что она не состоит в сексуальных отношениях с этими проблемами, медикус выскочила из комнаты, продолжая оглашать окрестности руганью.

С завистью посмотрев ей вслед, инквизитор достал из кармана шинели здоровенный медный ингалятор, трубку которого сразу же сунул себе в рот. Раздалось мощное шипение, изо рта, ноздрей и даже, казалось, ушей итальянца пошёл сине-зеленый дымок. Я попытался изобразить извинительную улыбку, но не преуспел — приходилось постоянно поддерживать слабый отток Тишины от себя, чтобы быть в состоянии разумно мыслить и общаться. С тех пор, как я выпал из «Свашбаклера» вне Театра Гениев, с здравомыслием и здоровьем у меня были большие проблемы. Частично они решались с помощью легкого ручейка Тишины, сильно раздражая при этом любых носителей имплантов или оборудования, работающего на эфире. Японцев в обозримое мной пространство не допускали.

— Друг мой, вы уже пришли в себя? — заботливо просипел магистр, не забывая при этом мучительно кривиться, — Насколько хорошо вы себя чувствуете сейчас?

— Физически… — прохрипел я, — …физически я буду здоров через сутки. Спасибо фрау Гритте. Со всем остальным есть… сложности, мессир. Для их решения потребуется время.

А также кровь, души, страдания разумных и слезы невинных!

Шутка. Почти.

— Магистр, полосы, что вы видите, это всего лишь нарушенный в следствии повреждения аурного тела пигмент кожи. Не очень красиво, но они исчезнут, как только я обрету спокойствие духа, — утешил я шарахнувшегося от меня итальянца.

Пояснять, что сотни белых псевдошрамов от когтей чертовой четырехрукой кошки появятся заново, как только я вновь выйду из себя, я не стал. Ракшас, этот живой миксер, успел располосовать меня везде и всюду, не навредив физическому телу, но пустив всю мою ауру на ленточки. Частично это отобразилось вот таким вот курьезным изменением пигмента, который я не находил удобным совершенно. Но, учитывая обстоятельства, можно сказать, что в этом плане я отделался невероятно легко.

Если бы перечисленные медикусом повреждения и вот эти отметины были единственной проблемой, то я бы сейчас плюнул на всё и вся, залился бы эликсирами, да выполнил бы какой-нибудь бодрый танец победы. Однако… нет!

— Вы опять… ярко-полосатый, — заметил магистр.

— До спокойствия духа мне далеко, — самокритично признался я, закуривая «Эксельсиор».

— Несмотря на то, что прошло всего восемь с половиной часов как вы вышли на этот свет, у меня есть множество новостей, Алистер, — вновь пыхнул синим дымом Фаусто, — У вас есть предпочтения, с каких мне следует начать?

— Будьте добры, с хороших, мессир, — не стал тянуть кота за хвост я, — Плохие… обычно требуют большей сосредоточенности и критического восприятия, поэтому всегда хороши в конце.

На самом деле мне хотелось вскочить и… отгрызть инквизитору ухо. Не так, чтобы сильно, но это бы меня определенно порадовало и успокоило. Затем хорошо бы было перейти на соседний межконтинентальник, куда согнали экипаж с этого корабля, да и перестрелять там всех. Меня жутко раздражали дурацкие белые шапки матросов. Не то что бескозырки с ленточками.

Я глубоко вздохнул, стараясь уравновесить себя. Итальянец мудро ждал. Чертовы полоски от шрамов, теперь любой посторонний человек будет знать, в каком состоянии духа я нахожусь! Так, всё, успокоиться, успокоиться…

— Итак, лорд Эмберхарт, первая хорошая новость в том, что «Сбор Свидетелей» установил и подтвердил пожизненное право вашей семье именоваться Древними, которое станет наследственным после представления владеющих силой потомков! — торжественно проговорил магистр, — Согласно заключенным ранее соглашениям, император предоставил вам в наследное владение горную долину Камикочи в префектуре Нагано. В долине расположены три хабитата, один из которых ранее уже принадлежал вам, несколько рудников, с десяток горячих источников, а также город-крепость Хагонэ, который можно назвать условной столицей этого места. Поздравляю вас, лорд!

Такая новость сразу помогла отвлечься от текущих проблем. Быть владетельным аристократом — это тот самый верх, на который такой как я мог бы рассчитывать… в мечтах. В далеких, голубых и насквозь нереалистичных. Мой предел, как четвертого сына графа, да еще и живущего на чужбине, упирался в звание консорта хорошего рода, как в абсолютный максимум. За что я и боролся. А теперь вот как всё повернулось… не просто личные земли, а целая долина, с городом, причем определенно имеющим производство, с хабитатами.

— Вторая новость не так важна, зато касается исключительно наших с вами взаимоотношений, — искренне улыбнулся исходящий зеленым дымом итальянец, — Согласно положениям Конкордата, мы никак не можем взаимодействовать с отдельными представителями другого государства, но более чем понимаем необходимость проявлять определенную гибкость в ситуациях вроде этой. Могу вас уверить, что Чарльз Уокер и Анжелика Легран вылетят ближайшим рейсом на Берлин! Кроме этого, в самое ближайшее время из Неаполя сюда вылетит скоростной дирижабль, везущий на своем борту один примечательный наемничий отряд. Лица, пожелавшие остаться неизвестными, оплатили услуги этого отряда на три года вперед, а затем передали его на ваше попечение. С наилучшими пожеланиями. Я уверен, что в сложившихся обстоятельствах вам это понадобится.

Я лишь оскалился с сигаретой в зубах. Мне это было нужно, потом очень нужно, потом кровь из носу, потом еще вчера, потом позарез, а уж сейчас, учитывая, что мне пожаловали город…

— Теперь я перейду к плохим новостям, — посмурнел магистр, — То, что вы вынесли из этой ржавой коробки, полностью изменило наше представление о том, что тут творится. «Юн Лао», имя, которым один из магов позвал свою подругу… оно китайское. Можно было неверно расслышать, обмануться, но вместе с призванным ракшасом…

— Насколько я знаю, у Небес в Индокитае нет фракций, — прохрипел я.

— Нет, — тут же мелко закивал инквизитор, — Именно поэтому мы засекретили все. Все японские солдаты, видевшие ваш приход, взяты под стражу. Император и его окружение… выразили яростный протест против предпринятых нами мер. Более того, они обвиняют вас, лорд Эмберхарт, в искажении прямого приказа. Двор считает, что вы саботировали затопление Театра Гениев в угоду нам.

— Чушь! — выдохнул я, вновь покрываясь белыми полосками псевдошрамов и начиная кашлять. Несмотря на все благотворное воздействие Тишины, убравшей всю вредную энергетику, мои легкие были полны разной дряни.

— Чушь, — охотно кивнул Инганнаморте, — Полная чушь. Но это их неофициальная позиция. Мы имеем на руках конфликт авторитетов, Алистер. Они получили уверения от нашего магистрата, что вы совершенно не при чем, что вынуждает их официально принять эту позицию. Но не официально… Впрочем, этот антагонизм продлится недолго, я вас уверяю. Нам достаточно будет рассекретить данные расследования…

— Осадок все равно останется, — прохрипел я.

— Если говорить прямо и грубо, то козлы отпущения сейчас в высокой цене, — развел руками магистр, — С этим ничего нельзя поделать.

Я вздохнул, откидываясь на подушки. Выудил из тумбочки платок, промокнул им лоб и рот. Состояние было не ахти, но стремительно улучшалось, жаль, что лишь физическое. Изнутри, где-то рядом с душой, вновь кое-кто шевельнулся, заставляя меня натуральным манером зашипеть, вновь демонстрируя псевдошрамы итальянцу.

— «Прекрати!»

— «Я стараюсь!»

— Очень надеюсь, что мне дадут возможность удалиться в пожалованный домен и провести там на излечении хотя бы год, — поделился я несбыточной мечтой с Фаусто.

Тот смутился.

— Это… скажу так, еще одна плохая новость, лорд Эмберхарт. Его Величество и еще некоторые весьма влиятельные лица страны, получив от нас решительный отказ предоставить вас в качестве свидетеля, изъявили свою волю чрезвычайно настойчивым и не поддающимся иной трактовке образом — вам предписано как можно скорее прибыть в долину Камикочи, принять бразды правления и… если позволите так выразиться — «сидеть тихо, чтобы о вас не вспомнили».

— Так что плохого в этой новости?! — искренне возмутился я, — Это буквально моя мечта!

— Ну… — итальянец неожиданно отвел взгляд, — Высокие, но пока необоснованные оценки, данные нашим капитулом в отношение вашей персоны, были использованы как аргумент, позволяющий Его Величеству Таканобу поручить вам провести срочную подготовку и организовать в Хагонэ временное место учебы для студентов академий Якудзёсейшин, Ясукарантей и Куросёбанаэн… Преподавательский состав и клан Ирукаи прибудут через два месяца.

Новость погрузила меня в ступор, которым на полную воспользовался страдающий в Тишине инквизитор. Фаусто споро подсунул мне на подпись ряд документов о неразглашении произошедшего в бывшем городе изобретателей, отдал их копии, а затем шустро уковылял по своем срочным и не терпящим отлагательства делам. Я остался лежать в полутьме, молча переваривая свалившееся на меня «счастье».

Впрочем, не все так плохо. Конечно, подымать целину в глушь меня бы никто не отправил, статус не тот, но подгадить могли куда сильнее, чем просто вручив несколько тысяч студентов, которые еще и прибывать будут неравномерно. Да и не все они захотят лететь к черту на куличики ради сомнительного обучения в столь сложное время, не всех отпустят. Могло быть гораздо хуже. Зато такое задание ясно, хоть и косвенно гласит, что видеть меня в Токио будут не рады долгое время. Что, разумеется, замечательно.

Противное, скользкое и одновременно с этим шершавое ощущение вновь прошлось по моему внутреннему миру, тут же вызывая ответную реакцию.

— «Да выплюнь ты хотя бы половину, гад бездомный!!», — мысленно взвыл я, кляня всё на свете и вновь покрываясь с ног до головы белыми полосками псевдошрамов. Учитывая, что благодаря стараниям фрау Гритте мои физические шрамы стали куда меньше, но при этом черными от заложенных в них дорожек порошка, я теперь был живым воплощением ватиканских символов — черно-белым… но в гневе.

— «Нет!», — тут же последовал категоричный и слегка истеричный ответ Эйлакса, пребывающего в не менее раздраженном состоянии, — «Ни за что!! Это мой единственный источник энергии!!».

— «Мы так и будем теперь жить, дергаясь друг от друга каждые две минуты?!»

— «Привыкнем!»

Дрянь-то какая. Долбанные маги, я бы им пожелал чего-либо плохого, но самое плохое с ними как раз уже случалось при моем непосредственном участии.

Они обрезали связь Эйлакса с его миром, думая, что тем самым лишают меня страховки, придуманной для спасения души в случаях, когда возможен риск её захвата. Именно поэтому меня и допрашивали мягко — тянули время, готовя довольно сложный ритуал, который сделал «чик», лишая бедного демона малейшего шанса вернуться в родной дом, а заодно пусть и ничтожной, но подпитки. Предчувствовавший беду демон слишком поздно спохватился, пытаясь спровоцировать волшебников на мое убийство, а когда опоздал — психанул, всё-таки дав возможность мне выкрутиться, а попутно позволив выкрутиться и себе за счет пойманных душ.

А теперь мы с ним пожинали последствия. Резерв человека обладает определенной энергетической эластичностью, из-за чего разные телокрады, одержимые и прочие Эмберхарты вполне себе существуют и благоденствуют, но всё имеет свои пределы. Лишенный разделявшей нас оболочки из энергий своего мира и обожравшийся душ Эйлакс… да еще и для моей исполосованной ракшасом ауры…

В общем, наши отношения без энергетического «презерватива» вышли на совершенно новый уровень духовного осязания. Нам было тесно, тяжело, раздражительно, непривычно и противно. Время от времени демон «ворочался», стараясь устроиться поудобнее, а я моментально приходил в бешенство от сопутствующих ощущений — складывалось впечатление, что у меня в желудке возится огромный и плохо побритый ёж. Расставаться с частью сожранного осиротевший демон отказывался категорически.

Раздавшийся частый топот ног по металлу палуб корабля положил конец моим грустным мыслям. Дверь палаты распахнулась настежь, оглушительно лязгнув по металлической переборке, а ворвавшаяся в комнату Рейко тут же заорала во всю мочь, кидаясь мне на кровать:

— Ариста!!

Интерлюдия

Океанический межконтинентальник — судно серьезнее некуда. Огромный и быстрый, он апогей развития транспортных средств для перевозки грузов, но цена за это — вечное одиночество. Могучие ЭДАС-ы корабля-города высасывают эфир досуха на солидном расстоянии от судна, собирая и превращая энергию в ход двигателей, тепло жилых помещений, обеспечивая работу тысяч механизмов рукотворного колосса. Постоянно испуская густые клубы пара, гиганты ходят по проложенным века назад курсам, даря жизнь мировой экономике.

Сейчас же эта экономика резко встала, едва не взвившись на дыбы. Более половины межконтинентальников мира были отозваны, загружены войсками, составлены в одну, самую большую в мировой истории флотилию, а затем ушли к маленькому архипелагу на другом краю света.

Георг Шелдон Лирм, стоявший, как и последние двадцать лет, на командном мостике своей «Кристины», был совершенно не впечатлен оказанной ему честью быть предводителем следующей по стопам его корабля армады. Да, он лучше всех знал хоженый им многократно маршрут, прекрасно изучил все альтернативные курсы, безусловно обладал высоким авторитетом среди своей команды, но…

Кому, черт побери, может быть интересно везти вояк?!

Лирм дважды уже мог выйти и вернуться за то время, пока набирали войска. У капитана в каждом крупном порту были свои дела, приносящие куда большую прибыль, чем немаленькое жалованье с добавками на выслугу лет. Теперь всё это стоит на месте лишь потому, что какой-то дикарь на краю света что-то нашаманил, заставив всех бегать с горящими портками!

Капитанский мостик «Кристины», изменившийся под влиянием обстоятельств, также перестал радовать своего владыку — трещали свежеустановленные телефонные аппараты, бормотали десятки сидящих за ними чужих людей, иногда раздраженно орущих в начинающие хрипеть и кашлять трубки. Старый заслуженный межконтинентальник не был флагманом, но здесь и сейчас его дооборудовали как запасной узел связи флотилии, разбросанной ни много, ни мало, как на три сотни морских миль. Ближе друг к другу корабли идти не могли, эфира бы не хватило. Разве что Буря ударит, но а толку-то от нее?

— Капитан! Разрешите доложить! — подбежал к хмурящемуся и мусолящему трубку Лирму, Фернандес, один из его связистов. После кивка капитана, матрос дисциплинированно продолжил, — «Зеленая Королева» и «Лаванда» докладывают, что погрузка закончена, они вышли из порта Джавахарлал и берут курс на встречу с нами! Запрашивают место в ордере, сэр!

— К Бахачовски! — мотнул мундштуком капитан, указывая на «чужого» радиста, отвечающего за дублирование команд, подаваемых с флагмана, — Пусть надиктует и запрос сделает. Адмирал разберется.

— Так точно, сэр! — молодцевато отдал честь Фернандес, испаряясь.

Капитан гневно встопорщил усы, становясь похож на сердитого моржа. Место в ордере, как же! Могли бы спокойно идти по своим, китайским и индийским курсам, благо фарватер им знаком как никому, однако ж нет, отговариваются тем, что Небеса не позволяют воровать эфир! Надо же! Воровать! Совсем их чудовища оборзели! А теперь из-за двух кораблей всей армаде почти сутки маневрировать и корректировать движение! Тьфу!

Георг смачно затянулся трубкой и выдохнул густое облако дыма, готовясь рявкнуть команду о досрочном завершении вахты. Тоже не дело совершенно, но куда деваться? За четверо склянок обязательно что-нибудь напутают, а так лишь смене придётся на час дольше попотеть, зато шанс погрешности при корректировке упадёт значительно. Ну да ничего, еще две недели пути и эта мерзопакость закончится…

Жуткий пронзительный гудок, сигнализирующий о вызове высшего приоритета, заставил всех присутствующих на мостике зажать уши, а капитана поперхнуться почти вырвавшейся из могучей глотки командой. Вдобавок к мерзкому звуку, на вершине стоящего особняком аппарата закружился красный фонарик, тревожно помигивающий на весь мостик. Не договоривший с Фернандесом Бахачовски тут же бросился всё, метнувшись к аппарату, как одичалая собака на свежее мясо. Вцепившись в него и прокричав «Приём», связист застыл в напряженной позе, внимательно слушая.

Лирм моментально взмок от напряжения и любопытства, но опыт взял своё. Капитан выпрямился и якобы задумчиво уставился вдаль, на самом деле изо всех капитанских сил сдерживая жгучее желание как откашляться от попавшего не в то горло дыма, так и от порыва бежать сломя голову к Бахачовски. Сам придёт.

И пришёл.

Трубка выпала из капитанских рук, покатившись по металлу палубы, но Георгу Лирму в данный момент было глубоко плевать на свою любимицу. Враз осипшим голосом он неверяще переспросил:

— Что значит «На юг»?

— Сменить курс на южное направление, — слова Бахачовски громом разнеслись по всему мостику, — Срочность — максимальная! Контакт с «Зеленой Королевой» и «Лавандой» не поддерживать!

— Да какая сухопутная крыса так курс меняет! — взорвался капитан, боясь себе представить, во что может встать износ механизмов корабля при таком маневре, — Это ошибка! Это бред!

…и непонимающе заморгал, глядя в дуло автоматического пистолета, смотрящего ему точно в лоб.

— Немедленно, капитан Лирм! — проскрежетал ранее почти незаметный радист, — Армада уже меняет курс! Отдайте команду!

— Вы за это ответите! — угрюмо бросил пустую угрозу старый морской волк перед тем, как начать раздавать приказы.

Через четверть часа «Кристина» впервые застонала всем корпусом, раня сердца служащих на ней моряков. Старое доброе морское чудовище, шедшее полным крейсерским курсом, если когда-то и разворачивалось на таких скоростях, то только на первоначальных испытаниях. Её порядком потрепанные временем механизмы ворчали на безжалостного рулевого, одна за другой случались мелкие поломки, но плавучий город безукоризненно выполнял крутой маневр, заставляя моряков богохульствовать, а вояк беспрестанно ругаться и бегать, проверяя плохо закрепленные ящики. ЭДАС-ы ухали как гигантские филины, работая на пределе своих сил, три вспомогательных двигателя сгорели, но маневр был завершен полностью.

Впервые на памяти Георга Шелдона Лирма его корабль шёл в открытый океан.

— Довольны?! — свирепеющий на глазах Георг развернулся всем телом к невозмутимо контролирующему его Бахачовски, — Даже если мы пройдем всего три часа этим курсом, я буду вынужден перевести всю команду и всех находящихся на борту людей на треть от рациона!

Чужак промолчал, а вот вновь подскочивший Фернандес — нет.

— По ордеру циркулярно от адмирала Кригса, капитан! — вновь бодро рявкнул матрос, но встретив взгляд капитана, испуганно сдулся, — Четверть рациона, сэр. И идём в режиме радиомолчания до конечной точки. Через сутки курса на юг… сэр.

— Это… — капитан потерялся, пытаясь найти слова. Три недели в лучшем из случаев! Три недели голодного существования! Это что — шутка? В режиме радиомолчания? Ордеру конец? Каждый сам за себя? Они с ума сошли?!

Ответа его вопросам у присутствующих не было, да и задавать их вслух капитан не решился. Мораль экипажа в море и так важна, а уж если корабль идёт в открытый океан, так и подавно следует следить за каждым своим звуком. Выкрутятся, не впервой. Да, придётся поголодать, как в молодости, когда его, еще юного матроса второго ранга на столетнем корыте занесло штормом аж за Мадагаскар. Что они тогда только не ели, как только не молились на старенький кашляющий опреснитель…

Через час хода Лирм понял, что умудрился накаркать, даже не сказав ни слова. Небо над «Кристиной» стремительно темнело, в нём проскальзывали росчерки как обычных, так и фиолетовых молний. Ветер, сам по себе не опасный для огромного корабля, набирал силу, сигнализируя о скором и совершенно неожиданном приходе явления, вызывающего ужас по всему миру.

— Буря? — ошеломленно пробормотал Георг, растерянно оглядываясь по сторонам, — Тут? Как?

Тут же со всех сторон понеслись рапорты об исчезновении связи. Разумеется, Буря же. В обычной ситуации «Кристина» на неё чхать хотела, да и сейчас тоже, но ордер… «Ордеру крышка» — мрачно подумал Георг, планируя отдать команду взять на три градуса восточнее, дабы гарантированно не пересечься зонами работы ЭДАС-ов с непременно заплутающими соседними межконтинентальниками.

…но не успел. Какая-то совершенно недобрая сила самым неджентльменским образом отвесила его «Кристине» жуткого по своей силе пинка. Корабль мелко вздрогнул, от кормы раздался короткий страшный скрип, пронесшийся вестником большой беды по всем палубам левиафана. Понеслись крики, как тревожные, так и несущие информацию.

— Винты отказали! Все четыре!

— Кормовые молчат!

— С шестой палубы сигнал пожара!

— Вода в трюме!

— Отключить ЭДАС-ы!!! — белугой взвыл Лирм, подбегая к системе внутренней связи «Кристины». Его воображение живо нарисовало светящиеся белым светом и взрывающиеся энерговоды, которые тут же будут переполнены энергией, с лихвой поступающей от приближающейся Бури. Без тратящих эфир двигателей перегрузка в Бурю — дело пары минут!

— Но Буря… — попытался вякнуть кто-то из сухопутных, но рядом сидящий Фернандес тут же подскочил, вмазал неучу по уху, а затем озвучил все пришедшие на ум капитану мысли. Остальные прониклись, тут же перестав наводить панику.

Ненадолго.

Через двадцать минут выяснится степень повреждений «Кристины», не только лишившейся винтов, но и получившей в корме пробоину диаметром более трех метров. Паникующие солдаты, прятавшиеся от Бури в трюмах, откроют большую часть дверей меж переборками, пытаясь выбраться из стремительно затапливаемых отсеков, тем самым обрекая корабль на окончательную гибель. Экипаж начнет борьбу за плавучесть, даже достигнет определенных успехов, под конец энергетики корабля даже совершат подвиг, запустив ЭДАС-ы и насосы, откачивающие воду.

Капитан Лирм будет стоять на мостике, охваченный приступом безумной надежды, в то время как «Кристина» еще раз мелко содрогнется, получая еще один удар от неведомого врага. На этот раз — смертельный.

Корабль затонет, унеся с собой жизни 13 тысяч человек. Более шести тысяч тонн военной техники и пятидесяти тысяч тонн оружия, боеприпасов и механизмов пойдут на дно.

В небе, глядя на это, удовлетворенно улыбнется существо, напоминающее человека. Оно будет восседать на стоящем прямо на воздухе слоне, держа странные и таинственные предметы в каждой из своих четырех рук.

В воде, на глубине около пятидесяти метров под бушующем океаном некто смертный оторвется от сканирующего прибора, чтобы отдать приказ флотилии подводных лодок направляться к следующей цели. Для потопления этого межконтинентальника хватило лишь двух брандеров, что безусловно радует отдающего приказ.

— Впереди еще много работы! Вперед! — резко звучит голос командующего. Слышащие его берут под козырек, тут же кидаясь к трубкам переговорников.

Звучит китайская речь.

Глава 22


— Даже не знаю, восхищаться мне или ужасаться, — честно признался я, рассматривая преподнесенный мне подарок, — С одной стороны, я придумать не могу, куда можно этот пафосный ужас поставить… с другой стороны, понятно, что вещь старая и уникальная…

— Знаешь, видел я твой дирижабль, — протянул сидящий на софе с бокалом вина Леопольд Монтгомери, — Не тебе говорить о «пафосных ужасах». Даже как-то обидно! Даришь такую вещь, а она, оказывается, еще не самая экстравагантная! У 16-летнего парня, можно подумать!

Валашский господарский трон черного морёного дерева смотрелся… дико. Больше всего эта конструкция напоминала обычный, хоть и удобный стул, но с весьма прихотливо вырезанными налокотниками и массивным основанием. Отдельно шла спинка… не просто спинка, а уж даже не знаю, как это безобразие назвать. Деревянный щит? Какой там! В общем, захоти я, то мог бы вставать обеими ногами на сидушку и подпрыгивать, чтобы схватиться за верхний край спинки. А потом подтягиваться на нем, либо вообще залезть, прячась от кого-нибудь… В общем, вещь статусная и внушающая, но странная.

— Ты лорд! — тем временем болтал француз, — Правитель! Тебе положен тронный зал!

— Мы что, во Вторую Эру Магов попали? — язвительно ухмыльнулся я, закуривая, — Какие тронные залы? Поставлю твой подарок у себя в кабинете, буду на нем сидеть постоянно, вроде удобный. Радуйся!

— Вандал! — припечатал чрезвычайно довольный жизнью Леопольд, откидывая назад густую гриву блондинистых волос, — Но! Трон твой — делай с ним что хочешь!

С этим худым, живым и деятельным господином мы были родственниками. Когда-то, пока меня не изгнали из рода, разумеется. Думаю, с тех пор теплоты в нашем с ним общении прибавилось изрядно — Леопольд, взяв замуж великолепную, блистательную и чудовищно стервозную Скарлет Эмберхарт, оборвал не один телефонный провод, пытаясь узнать у моего отца, как справиться с этой фурией. Его Светлость Роберт никаких ценных советов не давал, лишь изредка помогая деньгами, чтобы замять очередной скандал, в который влипала его дочь. Бедолага Леопольд, желавший просто породниться с Эмберхартами, получил жизнь полную скандалов, а что хуже всего — Скарлет наотрез отказывалась беременеть от него «в ближайшие годы».

Как-то раз моя сестренка вновь натворила дел, и добрый папаша её спровадил сюда, в Японию, дав несложное задание в отношение меня. Как только я обнаружил дома труп собственного слегка безумного брата, Скарлет тут же нарисовалась поблизости, обвиняя меня во всех смертных грехах, включая и пропажу Александера. К её великому несчастью, я оказался человеком мелочным, мстительным и совершенно равнодушным к кровным узам — взяв в ходе легкого ненавязчивого штурма особняк, в котором сидела моя сестричка, я устроил ей быстрый полевой допрос, в ходе которого слегка пострадали её конечности… навсегда.

Именно с этого момента в жизни Леопольда Монтгомери началась белая полоса. Вернувшаяся в его дом сестра, бывшая до этого одной из красивейших женщин мира… не перенесла постигшей её утраты физического совершенства. Проще говоря — Скарлет очень сильно и надолго приуныла, её собственный демон от подобного пошёл вразнос, кукушка сестренки улетела на новое место жительства, посему мой отец, собственной мрачной персоной, был вынужден демона Скарлет усыпить. Леопольд бережно взял дышащее бессмысленное тело, положил в комнату под надзор врачей, с удовольствием это тело оплодотворил… и жил сейчас полноценной жизнью счастливого человека, ожидающего первенца. На нем, этом самом первенце, француз вовсе не собирался останавливаться!

Сейчас мы с ним сидели в абсолютно пустом моем кабинете, где оставались лишь софа, валашский трон, да принесенное вместе с этим самым троном зеркало. Моё новое зеркало. На подлокотниках трона я разместил две ахейские свечи, на которые Леопольд поглядывал с искренним восхищением. Разумеется, много кто из Древних мог себе позволить хоть сотню свечей, но вот заслуженных обычно полагалась только одна. Первая у меня была по праву рождения, а вторая — по праву становления лордом. Не наследования титула, а становление нового рода! Уникальное событие, приятно чешет душу.

Кабинет был пуст не просто так, в бывшей мастерской Граевского полным ходом шли активнейшие приготовления к переезду. Над задним двором моего особняка висел, превращая день в ночь, гигантский «Клаузер», выделенный мне для переезда на новое место жительства Его Величеством. В дирижабль сейчас солдаты инквизиции под мудрые и повелительные вопли Рейко Эмберхарт грузили всё наше имущество. Часть из этого имущества прямо сейчас громко орала от страха, сопротивляясь усилиям пары десятков солдат — сервус Гримм недавно открыл в себе неприятие высоты и полетов, поэтому с ним возникли некоторые сложности. Впрочем, это было не единственной проблемой — вторая сидела в моей бывшей спальне, вовсю орошая чахлую грудь Момо потоками слёз и стенаний. Пехотный майор Степаненко умудрился убедить начальство, что я слишком ценный ресурс, а принадлежащая мне теперь долина изобилует гражданским населением, поэтому хотя бы одного человека ватиканцы туда выделить обязаны. В качестве жертвы и жеста доброй воли Матвей Николаевич выделил безуспешно влюбленную в него Регину Праудмур, «засидевшуюся» у него на роли заместителя.

Хоть она и сопротивлялась.

Разумеется, француз не просто так напросился ко мне в гости, да еще и поработал доставщиком. Был у него и свой интерес, ради которого и требовалось переговорить со мной с глазу на глаз.

— Алистер, друг мой! — проникновенно провозгласил будущий счастливый отец, делая очень честное лицо, — Скажите мне, в каких вы отношениях с местным теневым миром?

Интерес моего чрезвычайно дружелюбного гостя оказался не банальным, Леопольд стремился выяснить судьбу куда-то пропавшего короля контрабандистов Токио, а участие в «Сборе Свидетелей» для этого авантюрного аристократа было лишь удачным поводом сюда заглянуть. Вот он и заглянул, а теперь пытался понять, с какого края подступиться к крайне сложной задаче — в чужой стране, да еще и в таких обстоятельствах. Представлял Леопольд ни много, ни мало, как интересы целого концерна алхимиков, химиков и торговцев антиквариатом, весьма опечаленных утерей контакта, бывшего весьма эффективным посредником едва ли не полторы сотни лет.

Как аристократ и честный человек я тут же принялся рассказывать жадно слушающему французу о своих приключениях на чужбине, разумеется, тщательно умалчивая о том, что данного «короля контрабандистов» я своими собственными руками укокошил, а затем и ограбил посредством вселенного в тело демона. Время шло, история моих злоключений волновала ум подвыпившего француза, а я всё рассказывал о тяготах жизни бедного подростка, которому внезапно подфартило. После того, как я как бы в шутку пожаловался, какую сумму просадил в «Пещере Дракона», муж моей сестры внезапно вспомнил, что у него в Париже то ли молоко убежало, то ли утюг забыт, из-за чего ему срочно требуется воспользоваться моим зеркалом.

Разрешение было мной предоставлено (с легким видимым сожалением), и Леопольд Монтгомери убыл на родину. Я растекся в подаренном кресле, сбрасывая оковы самоконтроля. Эйлакс тут же пошевелился, заставляя меня покрыться полосами псевдошрамов. С верхотуры спинки трона сочувственно каркнул Арк. Без постоянно притока Тишины все ощущения были… как в первый раз. Первый раз с внутренним демоном, угу. Без «презерватива»!

— «Вот зачем ты это сейчас сделал?», — обреченно спросил я демона.

— «Я тоже осваиваюсь», — сварливо пробурчал Эйлакс, вновь шевелясь, — «Если не помнишь, я родины лишился менее двух суток назад. Здесь… непривычно».

Привыкнем, куда деваться. От двери тихо покашляли заглядывающие в бывший кабинет солдаты, пришедшие за софой, стулом и зеркалом. Обмотав подготовленным полотном зеркало, я затянул его веревками. Обе ахейские свечи закрыл специальными колпачками, а затем отправил в саквояж. Шляпу на голову, ворона на плечо, поклажу и трость в руки, сигарету в зубы.

Пора.

Несмотря на то, что мне нужно было просто прошагать за покидаемый надолго, если не навсегда дом, а затем подняться на подъёмнике до ожидающего дирижабля, оделся в парадное. Красный костюм, шляпа, окулусы. Множество церемоний и ритуалов довелось в последнее время испохабить, извратить или сократить, но уж свое собственное отбытие, как лорда, уходящего в личный домен, я решил обставить хоть и с минимальной, но помпой. Из главного входа я вышел торжественный и в меру мрачный, тут же красивым жестом послав Арка на «Клаузер».

Вселенная даже расщедрилась на прощальный дар — меня даже провожали! Только почему-то не почетный караул солдат инквизиции, хотя Степаненко нечто такое и обещал, а пытающиеся прорваться ко мне японцы в количестве нескольких десятков штук, чего им не позволяли те же самые черно-белые солдаты. Я встал, с недоумением разглядывая представшую перед моими глазами сцену — две шеренги служивых выполняли взаимоисключающие приказы, смотря друг на друга волками и вежливо пихаясь животами. За условными «нашими» стоял насупившийся Матвей Николаевич, а за условным противником находился мрачный, как тридцать три обманутых иудея, личный посланник императора господин Ямимори.

— Что здесь происходит? — вмешаться было нужно, хоть желание было прямо обратным — повернуться и уйти.

— Я прибыл за вами, Эмберхарт-сан! — категорично сообщил мне поверх солдатских голов злой посланник, — Император требует вашего немедленного присутствия! Эти люди мешают мне выполнить приказ!

— Могу предложить вам короткую приватную беседу, Ямимори-доно, — указал я на небольшой пятачок свободного от людей и машин места, — Либо пожелать доброго здравия. Меня ждёт корабль.

Ямимори спал с лица от такой реакции, но быстро сумел взять себя в руки. Резко кивнув, этот похожий на обычного клерка человек прошагал в указанном мной направлении. Закурив еще одну сигарету, я неторопливо проследовал за ним. Выглядело это как ленца, долженствующая оскорбить придворного еще сильнее, но ей не была — я просто старался аккуратно двигаться, поддерживая себя в равновесии духа. Наш новый союз с Эйлаксом был по-прежнему шит белыми нитками, вызывая массу неприятных ощущений.

— Эмберхарт… сан, — начал цедить высокопоставленный чиновник, как только убедился, что нас с ним никто не слышит, — У меня нет времени играть в ваши игры. Совершенно. Ситуация чрезвычайная…

— …и не имеет ко мне никакого отношения, — тут же отрезал я, — Я, если вы не забыли, почтенный, не только выполнил задание Его Величества, но и обрел статус лорда. До момента, когда я вновь не предстану перед «Сбором Свидетелей», чтобы представить им своего потомка, либо доложить о невозможности передачи наслед…

— Я знаю! — едва не зарычал человек, — Сейчас не время для этих… ваших… обычаев. Таканаши Кей до сих пор в бегах, он убил уже три сотни солдат и почти четыре десятка представителей знатных родов! Инквизиция организовывает облаву, идущую по стопам наших людей. Нам необходимо нейтрализовать Героя и получить его семенной материал, Эмберхарт-сан! Сам наследник возглавляет погоню! Вы не можете это игнорировать!

— Даже сейчас… — я задумчиво разглядывал стоящего передо мной человека, — …даже сейчас вы продолжаете требовать от меня. После всех этих дуэлей, предательств и игнорирования. Не прошло и двух дней, как я спас этот город, вас и императора, но благодарность услышал почему-то только от чужестранцев. Гостеприимство вашей страны не знает границ. Зачем мне вам помогать, Ямимори-доно?

— Вы давали клятву! — прошипел японец, делая шаг вперед и нарушая личное пространство. Жест был необдуманный, потому как ему пришлось задрать голову, чтобы продолжить смотреть мне в глаза, — Вы обязаны оказать поддержку! Что вы хотите, Эмберхарт?! Власти? Богатств? Титулов? Вы даже не представляете, на что пришлось идти Его Величеству, чтобы вас хотя бы не убили! Вас никогда не примут! Мы можем обсудить вознаграждение, но сначала…

— Всё, что мне требовалось — я взял сам! — отрезал я, тоже делая шаг вперед, — Если вы, Ямимори-доно, думаете, что ваша страна, ваши обычаи, ваша власть и влияние, что всё это имеет хоть малейшее значение перед глазами тех, к кому я сейчас принадлежу — вы смешны. Меня не примут? Раньше это было аргументом. Теперь я — Древний лорд на этой земле, с законно полученным доменом. Как будет называться эта страна в дальнейшем, какие люди её будут населять, какой формы будет правительство, какое влияние будет иметь знать… это всё для меня — уже не имеет значения! Вы об этом в курсе, но продолжаете пытаться играть в свои смешные игры. Тщетно, господин Ямимори. Разговор закончен.

Я ожидал, что он крикнет мне в спину о том, что придётся обязательно пожалеть за высказанные слова, но было совершенно плевать. Договора выполнены, клятвы соблюдены, цели достигнуты. Впереди одна цель — жить долго и счастливо, воспитывая собственных детей. Если мне в этом попробуют помешать, то силы, стоящие за каждой из монархий мира, просто раздавят наглецов, покусившихся на благополучие нового-старого рода. Их пожрут вместе с их семьями тени, задушит воздух, отравит невесомый и безвкусный яд, утопит в твердой почве или растворит в кислоте, что внезапно окажется в ванне вместо воды. Либо же к ним придет Посланник в зеркальной маске.

Не суть важно.

Поднявшись на борт изуродованного под местные нужды «Клаузера», я успокаивающе похлопал по плечу сидящего на верхней палубе и всхлипывающего Гримма. Гигант приободрился, промычал что-то вопросительное, а затем, получив от меня уверения, что «это» ненадолго, окончательно успокоился. В верхний грузовой отсек, единственное помещение, располагающее достаточно просторным люком, он лезть отказался, решив, что неделька на свежем воздухе — это хорошо. Я же, убедившись, что свидетелей вокруг маловато, выпустил из себя воздух, тут же сгорбясь как больной хомяк. Можно было расслабиться.

Большая часть моих вещей оказалась свалена в зале, где судьба меня когда-то свела с Асина Кензо. Ружья, пулеметы, холодное оружие, ящики с боеприпасами… всё это соседствовало с мебелью, картинами и прочими мелочами, что Рейко решила забрать из дому. В центре творческого бардака, устроенного спешившими солдатами, гордо возвышался мой новый черный стул с невероятно высокой спинкой. Я не выдержал искушения, и бросив около валашского трона саквояж, плюхнулся на сидение, тут же растекшись по нему. Сверху каркнул Арк, вновь устроившийся на самой верхотуре. Хорошо…

Сидеть в полутьме было невыразимо приятно. Напряжение, сковывавшее меня все время нахождения в этой чужой, негостеприимной и странной земле, наконец-то начало отпускать. Конечно, это было большей заслугой не духа, а вымотанного и напичканного химией тела, но мне было всё равно. Наконец-то всё позади. Наконец-то моё оружие превратится в то, чем должно быть — в простые атрибуты знатного аристократа. Своя земля, свое дело, слуги, свита, наемники… всё, как и должно быть. Никакого больше ковбойства и превозмогания. Я прикрыл глаза, предаваясь мечтам.

Они появились неслышно и со спины, имея все шансы застать меня врасплох.

Не вышло. Коварно выступивший на стороне наполовину дремлющего меня ящик с какими-то зазвеневшими деталями больно ударил Рейко по мизинчику, от чего та взвыла сиреной. Я вздрогнул, просыпаясь, но японка, превозмогая боль, всё-таки дорвалась до моего распластавшегося на стуле тела, и, торжествующе сопя, полезла на колени, где и затихла, потирая ушибленное. Неслышно подошедшая вслед за ней Момо оценила диспозицию, горестно вздохнула… и села на пол, привалившись плечом к моей ноге. Эдна и Камилла двумя бледными тенями застыли по разные стороны подлокотников.

— Семья в сборе… — полушутливо выдохнул я, а затем осекся. Не пошутил же. Странное ощущение.

Помолчали. Минуту? Две?

— Всё… кончено? — тихо спросила Рейко, обхватывая меня руками.

— Да, всё позади, — выдохнул и начал то ли рассказывать, то ли декламировать, — Злые силы, жена моя, повержены… добрые — тоже. Мы с тобой победили. Теперь нас ждет тихая, уютная и красивая жизнь в горной долине с горячими источниками. Будем жить-поживать, наживать добро, делать детишек, радоваться спокойным денькам… когда-нибудь…

— Замечательно… — уютно засопела Рейко куда-то мне в шею, но тут же настороженно хрюкнула туда же, — Что значит «когда-нибудь»?

— Ну, милая, мы же с тобой не доучились, — попробовал я мягко войти в тему, — Так не годится. Нужно будет получить образование, обязательно.

— По твоим книгам всему научимся, — вновь умиротворилась жена. Я почувствовал, как она улыбается. Что-то капнуло на грудь. Слезы?

— Нет, придется ходить в академию, — с фальшивым сожалением ответил я. Как бы не хотелось расслабиться, но Рейко и так настрадалась, вечно сидя дома и нервничая из-за меня. Это надо прекращать. Пусть начинает нервничать вообще.

— У нас там есть академия?! — восхищенное бурчание в шею заставило меня поёжиться.

— Даже лучше, — поспешил я «обрадовать» супругу, — У нас там будет три академии!

Вот это её проняло! Сероволосая коротышка, подскочив на моих коленях, тут же вцепилась мне в шею самым удушающим образом, а потом начала трясти, периодически стуча об твердое валашское дерево. Под недовольное карканье Арка Рейко начала вытрясать из меня подробности, а добившись успеха, застонала на зависть всем театральным примадоннам.

— Ариста, как мы разместим, накормим и убережем несколько тысяч студентов?! — стенала она, схватившись за голову, — Это катастрофа! Мы не потянем!

— Успокойся, дорогая, — попробовал утешить её я, — У нас еще преподавательский состав будет, а еще весь клан Ирукаи…

— Ирукаи? КИЦУНЕ??? — возопила девушка, глядя на меня квадратными глазами, — Ты что, не знаешь, что долина Камикочи — родина для восьми кланов тануки?! Больших, очень больших кланов!

— Скольки?! — тут уже я принялся делать большие глаза. Енотов я очень не любил.

Рейко мухой соскочила с моих колен и принялась носиться по кругу, не отпуская головы. Спустя три минуты её непрерывных причитаний лишь телесное недомогание воспрепятствовало мне от того, чтобы к ней присоединиться. Студенты Гаккошимы, кицуне и невероятное множество старых кланов тануки — бывшая Иеками просто не могла придумать, что может сделать долину еще взрывоопаснее! Причем, вопрос вовсе не стоял в каком-либо антагонизме между потомками Ирукаи Сая и гуманоидными собаковидными енотами! Просто все они, студенты, еноты и лисы, были чрезвычайно беспокойными существами!

— Мы обреченыыы! — простонала Рейко, шлёпаясь попой на пол и сгребая не возражающую Момо как плюшевую игрушку.

— Рейко… — через несколько минут позвал я.

— А?

— Ты в самом деле думаешь, что после всего произошедшего это — проблемы?

Из-за кошачьего уха Момо показался большой серый глаз, который тут же хитро прищурился.

— Нет, — наконец призналась моя жена, — Но пострадать на публику — хочется!

— Раньше ты казалась серьезнее, — пожаловался я ей.

— Так я готовилась стать главой рода!

Вот и весь сказ. Нравится тебе девушка за свою серьезность, основательность, трезвый взгляд на мир и прекрасное образование, а как добьешься, чтобы она вышла за тебя замуж, так раз — и всё это исчезает, оставляя после себя лишь хулиганку, склонную к театральным поступкам.

За озвученное мнение я был слегка бит по не травмированным частям тела, а потом зацелован в знак примирения. Вновь усевшаяся мне на колени Рейко поерзала, устраиваясь поудобнее, а затем пихнула меня плечом:

— Ариста, нам неделю лететь.

— Мм?

— Ты обещал рассказать. Про себя. Про всё.

— Точно, — спохватился я, — Посторонних тут нет? Куда рыжую дели?

— Праудмур-сан плачет в трюмном отсеке, — еле слышно доложила Момо, тоже устраиваясь поближе, — Посторонних… нет.

— Хорошо.

Камилла принесла мне кофе, Эдна принесла поднос с печеньем и закусками, мы устроились поудобнее — я на том же валашском стуле, а девушки расстелили для себя пару невесть откуда взявшихся ковров. Отхлебнув кофе и закурив сигарету, я помолчал пару секунд, а потом приступил к истории:

— Когда-то, давным-давно, несколько благородных семей выявили у себя особенные дары…

* * *

Огромный и слегка неуклюжий дирижабль летел на северо-запад архипелага, известного как Япония. На его борту новоявленный японский аристократ с английскими корнями рассказывал своей жене и телохранительнице странную и весьма загадочную историю о появлении и становлении Древних — хранителей и контролеров этого мира. Они втроем теперь принадлежали к этому весьма закрытому и таинственному сословию, как соединенные узами брака и клятвами верности.

Их ждет новый дом — большая и живописная горная долина, населенная людьми и Иными. Через несколько дней они высадятся там, начнут знакомиться с новыми поддаными, обживаться, готовиться к новым свершениям и приключениям, ну а пока — они будут отдыхать всю эту прекрасную, бесконечно спокойную и чудесно однообразную неделю полёта.

Единственной, кому будет грустно и нехорошо, будет Регина Праудмур, юная рыжая особа 25-ти лет, отвергнутая своей давней безответной любовью, сосланная на край земли своим безжалостным кумиром. Она будет лежать в тишине трюма и тихо плакать, разговаривая сама с собой, жалуясь вездесущей пустоте на несправедливость судьбы.

Но её одинокое несчастное состояние долго не продлится, потому что по несчастливой случайности Регина заберет с собой в трюм в качестве импровизированной подушки одну весьма мягкую и необычайно удобную кожаную сумку, которую вскоре будут искать… всё, кто присутствует на борту. За исключением спящей в трюме девушки.

…сумку, куда госпожа Рейко Эмберхарт заботливо сложила все найденные ей в кабинете лорда Алистера контрацептивы.

Эпилог

— Ямимори, прекрати.

Слова, невесомым дыханием выскользнувшие изо рта, пронеслись по кабинету, обрушившись многотонной тяжестью на плечи верного слуги. Похожий на обычного японского клерка, измотанного однообразной работой и сварливой женой, человек тут же пал на колени, склоняя голову в низком поклоне. Но при этом…

— Господин!

…в его восклицании подчинение было густо смешано с возмущением.

— Мы… ошиблись. Не стоило идти на поводу у глав родов, — прошептал Таканобу Кейджи, закрывая ладонями лицо. За прошедший год правитель, чей возраст едва приблизился к пятидесяти годам, стал выглядеть на все восемьдесят. Глубокие морщины, редкие и нерегулярные часы сна, тысячи дел, раздёргивающих внимание, и политика, политика, политика…

Приступ малодушия императора был наигранным, о чем он сам прекрасно знал, и о чем догадывался не разгибающийся Ямимори. Баланс сил в империи был сложной системой сдержек и компромиссов — аристократы, владеющие большей частью производящих пищу и ткань хабитатов, боялись конкуренции со стороны Большой Земли. Они ратовали за возвращение политики изоляционизма, за строгий контроль приезжающих гостей, за ограничения экспорта товаров и услуг. Часть из них прекрасно понимала необходимость информационного и товарного обмена, понимая, каковы могут быть последствия, но…

…понимала не до конца. Япония серьезно отстала от мира в плане технологического прогресса, но кланы не хотели придавать этому значение. Они считали, что их личное, взращенное сотнями лет могущество в обращении с эфиром, их техники и силы — что все это обеспечит страну аналогичным прогрессу преимуществом. Кейджи знал, что это не так. Более того, он прекрасно понимал, с чем именно не согласны его подданные.

Технический прогресс невозможен без множества постоянно работающих эфирных двигателей активного сбора. А в местах, где работает ЭДАС — японский аристократ испытывает серьезнейшее недомогание.

Император встал, шаркая ногами подошёл к своему секретеру-аптечке, достал из него шприцевой пистолет, заполненный слегка опалесцирующим синим раствором. Сделал себе инъекцию, не обращая внимания на наблюдающего слугу. Сил, времени, нервов — всего этого у него уже не осталось, чтобы соблюдать хотя бы видимость этикета. Снадобье, заказанное в «Пещере Дракона», в очередной раз подстегнёт изнеможденный организм императора, заменяя пять, а то и шесть часов сна. В голове монарха немного просветлело.

Нужды страны и аристократии требовали диаметрально противоположного. Благородных возмущала сама мысль о том, что у них фактически отнимут возможность посещать города. Хотя… даже не это. ЭДАС-ы сами по себе являлись превосходным оружием против дворян страны. Сводили на нет достижения их кровных линий, усилий предков, сотен лет селекции. Таканобу необходимо было найти компромисс, точку старта, рычаг для начала изменений, но ничего подобного монарх не видел.

…пока на горизонте не возник граф Роберт Эмберхарт со своим сыном. Юный Алистер, доказавший свою способность воспитать Героя, казался Кейджи идеальным кандидатом на интеграцию в благородный социум. Молодой человек, действующий в интересах энергетических практиков, но при этом являющийся представителем одной из наиболее развитых стран мира. Тот, кого его двор должен принять. Пусть и с некоторым скрипом, но с уважением.

Таканобу ошибся. К юноше отнеслись как к прислуге, которая должна выполнить поручение, а затем убраться куда подальше. Не он, но те, чье мнение император не мог игнорировать. Да, пусть на его стороне активно выступали все семь родов, кровно заинтересованных в успехе молодого Эмберхарта, но в этом и была вся проблема. Исе, Сиракава, Монтоку, Кусакабе, Сугано, Тоги и Асина были выгодополучателями.

На этом сыграли все сторонники изоляционизма. К ним присоединились многие, кого семь родов десятками лет оттирали от «кормушки» ритуала Героя и Князя Демонов. Партия, требующая всяческого ограничения иностранного влияния, набрала такую силу, что император не имел возможности даже вызвать к себе Эмберхарта на откровенный разговор. А сам юноша, как назло, не сидел тихо. События быстро выходили из-под контроля, император был вынужден маневрировать меж двух огней, и именно в этот момент… вылезли проклятые культисты.

Зазвонил телефон. Совершенно особый, тот, который даже Кейджи никогда не отключал. Немного приободрившийся и оживший император сдёрнул трубку, слушая торопливую и взволнованную речь с другого конца страны. Выслушал, помертвев лицо, аккуратно вернул трубку на место — бережно, как хрустальную. Помолчал. Сказал в пустоту:

— Таканаши устроил западню в хабитате Хирошита. Оставил прямо в центре печать бога огня. Очень мощную. Сгорели все.

— Ода-сама?! — прохрипел стремительно выцветающий Ямимори, — Ода-сама?!!

— Мёртв, — скупо уронил слово император. Сделал паузу, произнес как бы про себя, — Мой сын… мёртв. Все мертвы.

Встал. Покачнулся. Быстро вытянул руку в запрещающем жесте к дёрнувшемуся к нему слуге.

— Не смей, — бледно улыбнулся бескровными губами владыка, массируя себе левую сторону груди, — Забыл, как работают сторожевые механизмы?

— Но…

— Никаких «но» … Ямимори, знаешь, о чем мы забыли? О нюансах в описании этого демонова ритуала… Там же чуть не в первых строчках написано «Чем сильнее Князь, тем сильнее станет Герой» … Этот Таканаши…

— Тэнно, вам срочно нужно к врачу! — совершенно по-хамски почти выкрикнул доверенный слуга, глядя, как император смотрит в одну точку, не отрывая руки от груди, — Умоляю! Пожалуйста!

— Да… точно… Идём, — монарх, опершись одной рукой на стол для устойчивости, начал из-за него выбираться.

Зазвонил телефон. Снова. Тот самый.

— Нет!

— Я должен! — императорский рык заставил Ямимори отшагнуть к двери.

Правитель поднял трубку. Прижал её к уху. Он слушал долго, совершенно не меняясь в лице, из-за чего у верного слуги всё росла надежда, что сведения, льющиеся сейчас в ухо Кейджи Таканобу, хорошие. А еще лучше — недостаточно важные для этого аппарата. Ямимори молчал, а его повелитель слушал.

Сначала вниз обрушилась трубка. Следом за ней опало тело императора, чье сердце не выдержало услышанных известий. Надежда Ямимори, не верящего своим глазам, упасть не успела. Решетка, блокирующая вход в кабинет, оказалась быстрее.

Потом сработали охранные механизмы, распознавшие своими примитивными аналитическими центрами, что подзащитный получил повреждения. Тело Ямимори за долю секунды было прострелено болтами и нанизано на выскочившие из пола шипы. Слуга умер моментально, не успев окончательно принять резко изменившуюся реальность.

А затем… затем в кабинете зазвучали все телефонные аппараты. Они звенели, дребезжали, разрывались в попытках донести до правителя империи жизненно важную информацию. Тщетно.

На Окинаве и Кюсю высадились десятки тысяч солдат Поднебесной империи.

Конец третьей книги

Загрузка...