Дни и ночи Невервинтера

Глава 1. Крепость-на-Перекрестке активно готовится к войне

Оставшиеся недели прошли под знаком изнурительных, но необходимых тренировок и усиленного патрулирования прилегающих земель, куда стали регулярно наведываться вражеские разведчики. Неоценимую помощь в этом оказывали Касавир и, как ни странно, Бишоп. Бишоп не имел равных в выслеживании практически в любой местности, и Эйлин отдала ему под начало своих лучших разведчиков. А Касавир со взводом лично обученных им солдат, прозванных «охотниками», стал ночным кошмаром Короля Теней. В блестящем черном зачарованном доспехе, прекрасный и ужасный, он чувствовал приближение нежити задолго до того, как она обнаруживала себя, и налетал, как вихрь, обращая нападавших в прах своими заклинаниями и разнося кости Молотом Правосудия. Отряд Касавира был настолько эффективен, что за три недели ежедневных вылазок не было потеряно ни одного человека. Возвращаясь, он был резок, мрачен, голоден, любая мелочь вызывала вспышки гнева, которые он старательно подавлял. Эйлин, уже научившаяся чувствовать его состояние, старалась не трогать его сама и оградить от остальных. Встречаясь с ним взглядом, она видела, каким яростным возбуждением горят его глаза. Она вспоминала ущелье орков, где встретила Касавира — худого, заросшего, пропахшего кровью и немытым телом, но с таким же нездоровым, убийственным огнем в глазах. Ей даже казалось, что ему нравится его нынешнее состояние. Он словно возвращался в то время, когда жил одним днем, предельно обнажив инстинкты и мобилизовав способности, готов был убивать каждую минуту и играл со смертью с презрительной усмешкой на губах.

Обычно, утолив зверский голод, он скрывался в храме, где проводил несколько часов, залечивая раны, молясь и набираясь сил для следующего боя. К Эйлин он не подходил, не считая нужным даже докладывать ей. Она не сердилась, понимая, что он занят тем, что умеет делать лучше всего, и не стоит путаться у него под ногами. И как бы ей ни хотелось иногда обнять и поддержать его, она понимала: возможно, так будет лучше для них обоих. Лишь однажды, столкнувшись с ней за полночь в коридоре, он заколебался и, уловив ее робкий кивок, молча прижал ее к себе и, приподняв, припал губами к груди, оголенной распахнутым вырезом рубашки. А потом подхватил на руки и открыл ногой дверь ее спальни. Они никогда не встречались у нее, и Эйлин смутилась, вспомнив свой хронический беспорядок, но Касавира это не интересовало. Он любил ее жадно, не тратя времени на нежности и даже не до конца раздевшись. Так, как не делал никогда. Затем он молча прижался к ней и долго лежал, поджав ноги и положив голову ей на грудь. У Эйлин ком подступил к горлу. Не говоря ни слова, она обняла его и погладила по голове. Любые слова сейчас казались ей пустой скорлупой, в которую невозможно втиснуть то, о чем она думала, чувствуя его прерывистое дыхание и легкую дрожь его плеч. Наконец, Касавир медленно поднялся на локте и, наклонившись к ней, глухо прошептал:

— Спасибо… я… верну.

Он быстро поцеловал ее, оставив привкус крови от прикушенной губы, и, обувшись, ушел, тихо прикрыв за собой дверь.

У самой Эйлин тоже было забот по горло: тренировки, укрепление крепости, обеспечение запаса продовольствия на случай осады. К этому прибавилось еще и решение бытовых вопросов, когда в крепость стали стекаться крестьяне из окрестных деревень. Оставить их беззащитными она не могла, многим из них некуда было ехать, а в городах их никто не ждал. К тому же, мужчины пожелали вступить в ополчение. Как на серьезную боевую силу, на них не стоило рассчитывать, но они могли принести пользу при обороне крепости. Многие из них хорошо владели луками или были достаточно сильны, чтобы управлять оборонными машинами мастера Видла. Присутствие крестьян отчасти решило и проблему продовольствия. Не оставлять же домашний скот на истребление нежити. Благо, места хватило всем. Были наспех сооружены бараки и сколочены загоны для скота, часть которого пришлось сразу забить. Территория, огороженная крепостными стенами, превратилась в маленький, тесный, наполненный разнообразными звуками и запахами городок.

Самым значимым событием было то, что им, наконец, удалось выковать Серебряный Меч, все осколки которого были найдены. Офицеры Короля Теней носили их с собой. И Касавир их благополучно реквизировал. Обычной ковке меч не поддавался, поэтому пришлось, по совету неожиданно проснувшейся и прозревшей Зджаэв, поехать в Западную Гавань — туда, где оружие было сломано. Тяжелой была эта поездка. Увидев безжизненные поля, сожженные дома и заросшие каким-то слизистым мхом улочки родной деревни, по которым бродили тени ее бывших земляков, Эйлин была готова впасть в отчаяние. «Это моя вина, — с горечью думала она, — если бы не этот проклятый осколок, слуги Короля Теней не пришли бы сюда. Если бы я знала… Если бы Дэйгун мне раньше все рассказал. Я бы ушла отсюда навсегда». Она плохо помнила, как все прошло. Зджаэв велела ей сесть, сосредоточиться и подумать об идеальном мече, который будет слушаться ее так, словно он часть ее самой. Он и должен был стать ее частью, доля его силы и магии сидела в ней, и без нее оружие не имело бы смысла.

В груди стало горячо, она услышала звон стали и увидела… Сердце ее бешено заколотилось. Она увидела то, что произошло на этом месте двадцать лет назад. Двое сошлись в смертельной схватке. Один — закованная в черный металл фигура без лица со страшным сверкающим зазубренным лезвием вместо руки. Другой — человек с серебряным мечом. Амон Джерро. Значит, это был он. Лязг мечей, высокий, рвущий перепонки звук. Серебряный клинок разлетается на десятки осколков. Эйлин видит двух женщин. Одна из них, эльфийка, уже мертва. А вторая… светлокожая женщина с рассыпавшимися по плечам рыжими кудрями, которая прижимает к себе кричащего от боли и страха ребенка. Она в агонии. В ее теле сквозная рана. Видимо, осколок пронзил ее и вошел в грудь малышки, застряв меж ребер и не задев органов… Жжение в груди стало невыносимым, в ушах зазвенело. Эйлин потеряла сознание.

— Нет… Неееет! — Стонала она, приходя в себя и сжимая рукоять Серебряного Меча. — Господи, ну почему, почему?!

Она почувствовала холодное прикосновение ко лбу. Это Зджаэв заставляла ее очнуться.

— Я видела, — произнесла Эйлин, глядя на нее, как на исчадие ада. — Зачем ты привела меня сюда? Зачем показала это?!

Зджаэв покачала головой и сказала своим обычным отрешенным тоном:

— Знай, это он, — она показала взглядом на сверкающий меч в ее руке. — Никто не смог бы заранее сказать, что ты увидишь.

Эйлин посмотрела на меч вслед за ней. Его блеск показался ей чужим, холодным и зловещим. Словно саму смерть она сжимала до боли в побелевших пальцах. Зджаэв как будто угадала ее мысли.

— Знай, мы должны уходить. Они чувствуют, что их смерть в твоих руках. — И, посмотрев ей в глаза, добавила: — Час пробил.

На следующий день Бишоп и Касавир вернулись в крепость одновременно. Касавир сообщил Эйлин, что мелких вражеских групп в ее землях больше нет. Это был плохой знак. Новости Бишопа развеяли остатки ее сомнений. Передовой отряд теневой армии уже движется от северной границы ее владений. Судя по скорости, ожидать его на подступах к крепости следует меньше, чем через четыре-пять часов. Тут Гробнару, — милый гном, что бы она без него делала, — пришла в голову блестящая идея.

— Эйлин, как ты думаешь, нежить умеет плавать?

— К чему это ты? — Хмуро спросила она.

Гном пожал плечами.

— Ну, я подумал, чтобы дойти то крепости, нужно перейти по мостам на другой берег реки. Если мостов не будет, им придется перебираться вплавь. Я не думаю, что они прихватили с собой лодки. А река быстрая и широкая.

Следующее мгновение растроганный Гробнар увековечил в своей поэме «Как мы с Эйлин спасли мир». Закричав «Гробнар, миленький!», леди-капитан обняла его и даже немножко оторвала от земли, несмотря на то, что он был довольно увесист. Расцеловав его в обе щеки, она сказала:

— Назначаю тебя главным по уничтожению мостов. Рассчитай, сколько потребуется взрывных сфер…

— Я уже рассчитал. Чтобы их унести, хватит четырех сильных солдат.

— Прекрасно, я горжусь тобой! — Она обернулась к Касавиру. — Тогда не теряем времени и выступаем через двадцать минут.

Было ясно, что добраться до мостов раньше нежити они не успеют, а значит, придется драться. Взрывчатка была упакована в специальные, зачарованные Сэндом ящики, защищенные от повреждений. Однако, неизвестно, какие средства имеются в арсенале теневой армии. Поэтому, кроме спецотряда Касавира и капитанского взвода, Эйлин взяла отряд лучников, которые должны были находиться поближе к солдатам, несущим ящики, и защищать и их самих, и взрывчатку. Заставить Гробнара держаться с ними было невозможно, и настырный гном шел в первых рядах с драгоценной Лютней Абсурда наперевес. Силу этого дьявольского оружия Эйлин уже испытала на себе, решив, по неопытности, взять пару аккордов. Результат — волдыри на ладони, легкое сотрясение мозга, плюс гневные вопли Сэнда, которому приспичило оказаться рядом, в результате чего он едва успел потушить подол своей, естественно, новой, буквально вчера купленной мантии. Неясным было одно: как выжил Гробнар, осваивая этот страшный в своей непредсказуемости инструмент. Ответ, видимо, следовало искать в особенностях мышления гнома, которому, — Эйлин давно в этом убедилась, — были подвластны силы хаоса и абсурда.

Эйлин не пожалела, что взяла много людей. Уже на втором мосту они столкнулись с большим отрядом нежити. Столько теней и скелетов сразу она никогда не видела. Они заполонили мост и рассредоточились по противоположному берегу. Отступать было нельзя. Впереди был еще один мост, и нужно было во что бы то ни стало оттеснить их туда. Не без труда справившись с этой задачей и потеряв четверых солдат, маленькая армия под командованием Эйлин ринулась к третьему, последнему мосту. Он был пуст. Но то, что они увидели на том берегу, заставило сердце Эйлин дрогнуть. Скелетов было немного, около двух десятков. И столько же теней. Но они были огромны, в два человеческих роста. Эйлин сглотнула и метнула взгляд на Касавира. Он был холоден и сосредоточен. Малютка-Гробнар, казалось нисколько не впечатленный увиденным, подмигнул им и запел воодушевляющую песню. Эйлин подхватила, чтобы усилить эффект. Финалом этой песни стал душераздирающий, диссонансный аккорд Гробнара, звуковая волна от которого заставила первые ряды нежити согнуться в три погибели. «Талантище!» — Восхищенно подумала Эйлин.

Вторым сюрпризом стало появление Дэйгуна. Уж кого она не ожидала здесь увидеть, так это его. Она думала, что отец давно слинял в леса. Но он вернулся с небольшим отрядом эльфийских лучников, о которых ходят легенды. Сначала Эйлин услышала свист разрываемого воздуха, и на нежить, кинувшуюся атаковать ее отряд, откуда-то сверху посыпался град пылающих стрел. Потом она увидела дюжину всадников в ослепительных золотистых доспехах, стоящих на скале. Знаменитые лучники, дезориентирующие врага зеркальными доспехами и посылающие по пять стрел за один выстрел. Рядом стоял Дэйгун. Старый эльф, чья жена погибла, защищая ее, вернулся, чтобы помочь ей. Где он взял этих стрелков? Старые сослуживцы? Плата какого-нибудь вождя за оказанную некогда услугу? Времени на догадки не было. Пора было приниматься за дело.

— Лучники, вперед! Касавир, Гробнар, ослабляйте их пока на расстоянии!

Им пришлось отразить еще несколько атак гигантской нежити, которая каким-то непостижимым образом появлялась на месте убитых скелетов. Когда мосты были взорваны, и они возвращались в крепость, уже смеркалось. Шли молча, еле передвигая ноги от усталости. Лишь Гробнар по обыкновению что-то болтал, во что, впрочем, никто особо не вслушивался. Эйлин подошла к Дэйгуну и взялась за стремя. Он посмотрел на нее сверху вниз.

— Отец…

Дэйгун кивнул ей.

— Устала? Давай руку.

Сдвинувшись, он посадил ее боком впереди себя, взял одной рукой поводья, а другой обнял ее.

Эйлин не знала, что и думать. Сначала он помогает ей и приводит дюжину великолепных воинов, а теперь сажает на свою лошадь.

— Отец, я… не узнаю тебя, — произнесла она и посмотрела на него.

Она еще никогда не видела так близко лица человека, с которым прожила всю сознательную жизнь. Небольшие раскосые серо-зеленые глаза, тонкий нос и губы. Кожа золотистого оттенка, по которой невозможно определить возраст. Дэйгун пожал плечами и сказал:

— Я сам себя не узнаю. Но… пожив некоторое время здесь, я начал по-настоящему узнавать тебя. Я видел, как к тебе относятся твои люди, какие у тебя друзья… Я никогда не понимал, почему ты стала бардом, и не верил в силу твоего влияния на людей. Но, кажется, я ошибался.

Он улыбнулся. Видеть его улыбку было непривычно. Ему и самому было непривычно, отчего улыбка его вышла немного смущенной. Он снова пожал плечами и еле слышно пробормотал:

— А может, никакой логики… все проще. Ты же моя дочь.

Сказав это, он обнял ее чуть крепче. Эйлин на секунду прикрыла глаза и почувствовала, как у нее участился пульс. Ей показалось, что даже сквозь доспех она ощущает тепло отцовской руки. Ей захотелось прижаться к нему, но кольчуга заскрежетала по жестким пластинам его нагрудника. Тогда она положила ладонь на его руку, сжимавшую поводья, и посмотрела ему в глаза.

— Спасибо отец, — сказала она, и первый раз в жизни робко добавила: — Я люблю тебя.

Возвращение отряда дало повод и для грусти, и для радости. Было потеряно восемь солдат, еще несколько получили ранения. Но потери могли бы быть и большими, если бы не блестящая подготовка и оснащение, если бы с ними не было Касавира с его парнями и Гробнара с его страшным оружием. И если бы не помощь Дэйгуна. Появление двенадцати лучников вызвало слегка боязливый интерес у обитателей крепости. Стражники, пропускавшие их в ворота, потеряли дар речи и даже забыли отдать честь Эйлин и Касавиру. Солдаты, дворфы, крестьяне, крестьянки и крестьянские дети толпились вокруг, отпихивая друг друга и беззастенчиво глазея на диковинных воинов. Но те не обращали никакого внимания на вызванный ими ажиотаж.

Эйлин и сама любовалась ими, не решаясь даже заговорить, настолько они выглядели суровыми и неприступными. Они были похожи, как братья: одинаково надменные, скуластые, смуглокожие лица с золотистыми глазами, жесткие изогнутые губы, тонкие носы с горбинкой, что придавало их облику определенную демоничность. У всех были длинные волосы, которые не имели постоянного цвета, переливаясь в свете факелов разными оттенками медного, золотистого или зеленоватого. Очевидно, зеркальная защита доспехов отключалась, потому что они уже не слепили глаза, как в бою. Правая рука каждого была обнажена и одета в специальную тонкую, но прочную трехпалую перчатку для стрельбы. Самый старший и сильный из них был левшой, и его доспех был изготовлен под левую руку. Ростом и телосложением они превосходили обычных эльфов. Их черные луки с золотой и серебряной инкрустацией поразили Эйлин размером и причудливой формой. Казалось, никакая человеческая сила не способна натянуть тетиву такого лука. Зайдя в таверну, они беспечно оставили оружие у входа. Не успела она подумать, что напрасно они это сделали, как Бишоп уже нарисовался рядом. И был жестоко наказан, получив разряд в руку и взвыв от боли. Услышав его зверские ругательства и металлический лязг кружки, запущенной им в стену, эльфы, занявшие большой круглый стол в дальнем углу, лишь усмехнулись.

Эйлин решилась спросить отца, где он раздобыл этих чудесных стрелков и как уговорил их помочь. Но, поколебавшись, Дэйгун покачал головой:

— Лучше тебе об этом не знать, дочка.

Эйлин с тревогой посмотрела на него.

— Но, надеюсь, это не стоило тебе каких-то серьезных обязательств?

— Нет, за это можешь не волноваться. Скорее, наоборот, я собираю старые долги.

Взглянув на эльфов, пьющих воду в ожидании еды, поглядывающих на самозабвенно танцующую Джой и тихо переговаривающихся на неизвестном наречии, она сочла объяснение Дэйгуна вполне удовлетворительным.

Места в казарме для них не оказалось, да и не пристало им там жить, как искренне считала Эйлин. К счастью, Ниваль, к ее большому удивлению, бескорыстно предложил им две отремонтированные комнаты в Башне Девятки. В дальнейшем его заботой было отгонять от их апартаментов пораженную в самое сердце Элани, которая, прожив всю жизнь среди тщедушных друидов с зелеными физиономиями, испытывала непреодолимую тягу ко всему большому и прекрасному.

Эйлин так устала и вымоталась за этот день, что, несмотря на голод, почувствовала себя не в силах съесть что-либо, кроме легкой закуски, и ее желудок был с ней солидарен. Поэтому, поговорив с Каной и убедившись, что установка оборонных машин на стенах почти закончена, она переоделась, но не пошла в столовую, а решила посидеть в таверне. Там было шумно и, несмотря на неизбежность нападения, довольно весело. Взяв кубок с вином и тарелку с сыром и ростбифом, Эйлин подсела к камину. Она улыбалась, слушая, как Гробнар, сидящий во главе нескольких сдвинутых столов, увлеченно рассказывал рассевшимся вокруг дворфам и друзьям свежую историю. О том, как они героически сражались, как яростны и неустрашимы были «охотники» во главе с Касавиром, как стремительно и толково действовала леди-капитан, как прекрасны и неуязвимы были эльфийские лучники и, наконец, как он, Гробнар, руководивший операцией, великолепно справился с задачей. «Господи, у него еще есть силы не только говорить, но и сочинять на ходу, — думала она. — Право слово, пора мне забыть о разговорном жанре и выбрать какую-нибудь более скучную профессию. Впрочем, я же теперь рыцарь. Мне вообще не положено заниматься ничем, кроме всяких рыцарских дел».

Наевшись, Эйлин вытянула ноги и закрыла глаза. Гул таверны и воспоминания сегодняшнего дня слились в один нескончаемый поток звуков и образов, которые постепенно удалялись, словно она уплывала куда-то, лежа на спине, качаясь на волнах и оставляя позади все, что не давало ей покоя. Очнулась она от того, что кто-то прикоснулся к ее плечу.

— Скучаешь? — тихо спросил Касавир, наклонившись к ее уху.

Голос был хрипловатым, как у простуженного. Ей стало щекотно от его дыхания, и она невольно прижала ухо к плечу.

— Что-то не так? — выпрямившись, слегка обиженно спросил Касавир.

Эйлин повернул голову, посмотрела на него снизу вверх и улыбнулась.

— Да нет, просто неожиданно.

Она беззастенчиво зевнула и произнесла сквозь зевок:

— Тяжелый был денек.

И, показав на стул рядом, добавила:

— Садись, посидим рядышком. А когда я свалюсь со стула, отнесешь меня в спальню, а?

Касавир оглядел таверну.

— Шумно тут. Вообще-то, я хотел предложить тебе выйти на воздух.

Эйлин пожала плечами.

— Да, пожалуй, это не повредит.

Глава 2. Последний разговор перед битвой

Вечер был необычно теплый для ноября. На небе не было ни облачка, и полная луна безо всяких препятствий дарила им свой серебристый свет. «Хорошо, — подумала Эйлин, — если нежить умудрится преодолеть реку до утра, стражники на стенах увидят ее издалека». Она с усмешкой посмотрела на Касавира.

— Да, не сказала бы я, что тут намного тише.

Действительно, сама крепость и ее внутренняя территория были до такой степени перенаселены людьми, животными и прочими существами, что гул голосов различного происхождения не смолкал ни днем, ни ночью. Где-то заблеяла овца, залаяла собака, и ее лай лениво подхватили еще две. Эйлин вздохнула. Слишком она добра для капитана, не смогла отказать крестьянам в просьбе забрать в крепость свое домашнее зверье. Прокукарекал петух. «Вот кому надо было свернуть шею в первую очередь», — с запоздалым сожалением подумала она. Эйлин увидела в траве под телегой с сеном два сверкающих глаза. Через секунду послышался шорох и чей-то отчаянный писк. Кошка, не дожидаясь милости от хозяев, решила сварганить себе ужин. «Надеюсь, это был не один из питомцев Элани».

Вдруг где-то рядом раздался громкий лай и из-за бараков, гремя оторванной цепью, выбежала огромная черная лохматая собака неизвестной породы. В качестве первой жертвы она выбрала Касавира, и, приняв стойку и подняв уши, угрожающе зарычала, давая понять, что не шутит. Эйлин схватила Касавира за руку, в очередной раз проклиная свою доброту. Однако тот ничуть не смутился. Глядя псу в глаза, он причмокнул и протянул руку ладонью вверх. Пес перестал рычать и озадаченно попятился, а затем, вытянув шею, стал обнюхивать руку. Кончилось это знакомство тем, что он лизнул ладонь, тявкнул и позволил Касавиру погладить себя. Присев перед псом на корточки, Касавир стал гладить его по холке и чесать за ушами. Пес довольно завилял хвостом и сел.

— Чей ты, дружок? — ласково спросил Касавир. — И зачем нас пугаешь?

— Кажется, это пес Орлена, — подала голос пришедшая в себя Эйлин. — Его все боятся. Удивительно, как ты сумел с ним сладить.

Продолжая гладить собаку, Касавир посмотрел на нее снизу вверх и сказал:

— Я всегда ладил с собаками. А этот пес совсем не глупый. — Он обратился к псу. — Правда, дружок?

— Гариус, фу! — послышался запоздалый мальчишеский крик.

Касавир встал с корточек и переглянулся с Эйлин. Та прыснула со смеху. К ним подбежал запыхавшийся мальчишка — один из многочисленных родственников Орлена, служивший на кухне. Тяжело дыша, он подобрал цепь и взял собаку за поводок. Задыхаясь и глотая слова, он затараторил:

— Леди… мэм… простите! Сэр… я не думал, что эта проклятая собака… сорвется. Он вообще-то хороший, только… нервничает. Прошу вас… не выгоняйте его. Он хороший, правда!

Эйлин засмеялась.

— А с чего вам пришло в голову назвать такую замечательную собаку Гариусом?

— Вообще-то, он откликался на Обжору. Но господин Келгар сказал, что он хуже Гариуса. Так и приклеилось.

— Представляю, — хохотнула Эйлин.

— Да, — сказал Касавир, улыбнувшись, — напрасно он так Гариусу польстил. Ну, а у тебя как дела, Дэнни?

Мальчишка, польщенный таким вниманием, засмущался. Разглядывая свои ботинки, он робко сказал:

— А меня в ополчение не взяли. Сказали, мал еще. А моих братьев взяли.

Он посмотрел на Эйлин и с гордостью произнес:

— А я, между прочим, из лука стрелять умею.

— Со скольки шагов?

— Со ста бью без промаха. — Он опустил голову. — Правда, лук у меня еще небольшой.

— Молодец, — похвалила его Эйлин, — но, видишь ли…

Она задумалась, что бы такое сказать повесомее, но мальчик махнул рукой и ответил:

— Да ладно, я понимаю… У меня вся семья в ополчении, я один мужчина в доме. Кто-то же должен заботиться о сестре и матери.

Сказав это, мальчик посмотрел на них так серьезно, что они перестали улыбаться. Эйлин сжала руку Касавира. Они уже знали, с чем придется столкнуться защитникам крепости. Не одной женщине предстоит стать вдовой, не одна мать будет оплакивать сына. Дай бог, чтобы крепость вообще выстояла. Словно угадав их мысли, мальчишка сказал:

— Вы не думайте, мы не боимся. Братья говорят, что за вас, леди, готовы идти в огонь и воду. Знаете, какие они парни? Джейк может ударом кулака быка убить… ну, не быка, но лошадь точно. А я подрасту — и стану лучшим лучником в округе. Возьмете меня?

Касавир посмотрел на Эйлин и серьезно сказал:

— Я думаю, надо взять. Такие ребята нам нужны.

Эйлин кивнула и улыбнулась мальчику.

— Ну, тогда точно возьму. Сэр Касавир разбирается в людях.

— Спасибо, сэр, — с чувством произнес мальчик и потянул собаку, но Касавир задержал его, положив руку ему на плечо.

Дэнни смотрел на него снизу вверх уверенным взглядом двенадцатилетнего мальчишки, не умеющего сомневаться. Касавир улыбнулся уголком губ. Конечно, а как же еще может быть. Он обязательно вырастет и станет тем, кем мечтает. Проведя рукой по белокурым вихрам, паладин тихо сказал:

— Тебе спасибо, Дэнни, — Эйлин уловила, как дрогнул его голос. — Скажи матери, что все будет хорошо.

Проводив взглядом мальчика, тянущего за собой пса и что-то выговаривающего ему, он вздохнул и обернулся к Эйлин.

— Пойдем наверх.

Эйлин кивнула и взяла его за руку.

— Пошли. Я хочу найти Кану и попросить ее усилить посты.

Как и ожидала Эйлин, Кана оказалась на одной из внешних стен. Но лейтенант знала свое дело, и уже отдала все необходимые распоряжения. Капитану оставалось только поблагодарить ее.

— Спасибо, Кана, — сказала Эйлин и, помолчав немного, добавила: — Знаешь, то, что мы видели на мостах — это не обычная нежить. Они огромны и очень живучи. Разрушенные мосты задержат армию, но ненадолго.

— Я не сомневаюсь, они нападут на крепость не позже утра, — добавил Касавир, — и бой будет нелегким.

— Возможно, — ответила лейтенант, по-военному чеканя слова, — но, как бы их ни было много, и как бы они ни были велики, они не бессмертны. В этом они не имеют перед нами никакого преимущества. Об этом знает каждый солдат и каждый ополченец.

Эйлин задумчиво кивнула.

— Ты права. Иди, отдыхай, Кана. Я знаю, бесполезно тебе приказывать, и все же, прошу тебя, поспи хоть пару часов.

— Хорошо, капитан, — ответила Кана и добавила с легкой улыбкой, — я бы посоветовала то же самое и вам, капитан. Вам это нужнее.

Им захотелось еще немного побыть здесь. На крепостной стене было относительно тихо и спокойно. Прохладный осенний воздух приятно бодрил, и оба они чувствовали, что, несмотря на усталость, ни заснуть, ни отвлечься они сейчас все равно не смогут. Они спустились на внутреннюю стену, где никого не было. Сев рядышком на низкий каменный выступ стены, они долго молчали. Эйлин прислонилась отяжелевшим затылком к холодному камню и прикрыла глаза. В ушах у нее вновь раздались звон мечей, свист стрел, обрывки читаемых заклинаний, крики и грохот взрывных сфер. Это был первый в ее жизни многочасовой открытый бой с большим отрядом и против большого числа противников. И ей удалось это сделать. Ей и ее людям. Она отдавала себе отчет в том, насколько она была обязана Касавиру, Гробнару, Дэйгуну и профессионализму Катрионы, великолепно подготовившей солдат. И кузнецу Якоби, ковавшему лучшее в Невервинтере оружие. И броннику Эндарио, которому не было равных в изготовлении доспехов. Да вообще, всем, до последнего воина. Включая тех, кто не вернулся.

Эйлин поморщилась, потирая суставы рук. Тупая боль в правом запястье никак не проходила. Как бы не вывих. Она ощупала руку. Да нет, скорее всего, рука еще не привыкла к новому мечу. Даже странно, учитывая, что он был выкован ее волей и, по сути, являлся ее частью. Он отлично слушался и поражал ее своей эффективностью. Вот именно, поражал. Все-таки, чужеродное никогда не станет твоей плотью и кровью, даже если проживешь с ним целую вечность. Эйлин вздохнула. А может, это она для него недостаточно хороша, не смогла использовать скрытую в ней магию меча, чтобы создать свой идеальный клинок. Баланс Серебряного Меча был прекрасен, но неуловимо отличался от привычных ей катаны и вакидзаси. Вот так-то собственное бренное несовершенство и законы физики смеются над твоим сознанием собственной избранности. Но это ничего, как говорится, стерпится-слюбится. Она усмехнулась и посмотрела на свои руки. И с чего ей пришло в голову осваивать мечи? Ей бы что-нибудь полегче. Но она ничего не могла с собой поделать — фехтование мечами завораживало ее. Особенно ей нравились катаны. Ее восхищали ажурное плетение цубы и вид простого, элегантного, чуть изогнутого клинка, так мастерски отполированного, что, кажется, его сталь струится, как ртуть. Первое, что она сделала, когда у нее появились деньги — купила себе такой меч. А потом еще несколько вакидзаси и пару катан. Она уверенно себя чувствовала, держа в обеих руках по великолепно заточенному и идеально сбалансированному мечу, с кажущейся легкостью и изяществом нанося удары и парируя.

Касавир вдруг нарушил затянувшееся молчание:

— Голова болит?

— Немного, — устало ответила Эйлин.

— Помочь?

Она покачала головой.

— Не надо, уже проходит. Ты, наверное, тоже устал.

— Есть немного, — он кивнул, — горло саднит. Надо будет перед сном выпить теплого молока. — Он вздохнул. — Как же не хочется думать…

— А ты и не думай, — ответила Эйлин и посмотрела на него, повернув голову.

В неровном свете факелов ей показалось, что лицо его заострилось и выглядело усталым и осунувшимся. Похудел? Не обращала внимания. Давно она не вглядывалась в это ставшее родным, знакомым до малейшей морщинки и складочки лицо. Разве что иногда, в моменты нежности, которые были так редки.

Она снова прислонилась затылком к стене и посмотрела на небо. Его темная, затягивающая глубина подмигивала ей россыпью звезд, словно говоря: «Это все суета, поверь. Забудь о том, что ты кому-то что-то должна, что в твоих руках судьбы многих людей, и, может быть, судьба человека, что сидит рядом, закрыв глаза, скрестив руки на груди, расставив и вытянув еще гудящие ноги. Забудь и забудься». Голова мало-помалу прошла и, глядя на звезды, оживившаяся Эйлин не к месту вспомнила одну вещь, которой давно хотела поделиться с Касавиром.

— Знаешь, оказывается, расположение звезд в час нашего рождения влияет на нашу судьбу. Ты об этом слышал?

— Не в курсе, — отозвался Касавир, не открывая глаз, — сама придумала?

— Мне Гробнар рассказал, — многозначительно заявила она.

Касавир понимающе кивнул и произнес, растягивая слова:

— А-а, ну если Гробнар — тогда я молчу.

— А вот и зря ты смеешься, — обиженно ответила Эйлин. — Ему рассказал один предсказатель погоды из Калимшана.

— Угу, — снова кивнул Касавир и серьезно сказал:

— А предсказателю погоды поведал странствующий шулер, а шулеру одна вдовушка рассказала по секрету, когда он… ммм…

С этими словами он склонил голову, дотронулся кончиками среднего и указательного пальцев до ее коленки и стал двигать руку вверх, перебирая пальцами и заглядывая ей в глаза. Но она убрала его руку и недовольно посмотрела на него.

— Я смотрю, ты такой шутник стал.

— Нет, я только учусь, — ответил он, скромно потупившись, снова скрестил руки и обреченно вздохнул. — Ну, так что с этим предсказателем?

Ему было все равно, о чем говорить. Он был готов даже слушать эти бардовские россказни, которые в исполнении Эйлин иногда забавляли его. Что угодно, только не думать. Слушать вполуха, кивать, отвечать. Пусть это и тщетная попытка вырваться из сжимающегося кольца мыслей, терзающих его все последние ночи. Нет, он никогда не жаловался на судьбу и достойно принимал ее вызовы. Научился доверять себе и понимать других. Обрел веру. Привык не соизмерять возможные выгоды, а иногда и собственные силы с той ответственностью, которую на себя брал. Но чудом удерживался на плаву. Наивно, глупо, непрактично? Да, наверное. Сколько еще так может продолжаться? Может, завтра все и закончится. И все было бы, как обычно, просто и ясно. Но где, когда, какая проклятая звезда предопределила, что именно на этих точеных плечиках окажется такая ответственность, о которой он сам и помыслить не мог? И что именно эта рыжая болтливая девчонка станет его якорем в этой жизни.

Эйлин перестала хмуриться и снова увлеченно заговорила:

— Оказывается, на судьбу каждого человека влияет то, как были расположены звезды, когда он родился. И его созвездие.

Касавир вздохнул, машинально приглаживая волосы на макушке.

— Тогда, должно быть, мое созвездие очень сложное и запутанное.

— Ты родился в месяц Огня, — ответила она. — Твое созвездие — Лев. Ты рожден для великих дел.

Касавир усмехнулся и сказал, зевнув:

— Это для меня не новость. Мы, похоже, все родились подо Львом.

— А еще ты умеешь вести за собой. Ты стремишься к идеалу и идешь к своей мечте, — торжественно изрекла Эйлин, надеясь, видимо, сразить его наповал таким сильным аргументом.

Касавир хмыкнул.

— Что, звезды прямо так и сказали? — Он пожал плечами. — Я 16 лет только и делал, что куда-то шел. И судя по тому, в какие дебри и тупики я попадал, мечтами там и не пахло.

Он задумался. Были ли вообще в его жизни желания, которые можно было бы отнести к категории «мечты»? Стать моряком? Построить яхту и уплыть куда подальше? Он усмехнулся. Принести хоть кому-то какую-то пользу своей жизнью или хотя бы смертью? Да, было и такое в двадцать лет. Были моменты, когда они ни о чем не думал так страстно, как о возможности съесть кусок мяса, упасть на сносную кровать в безопасном месте и проспать двое суток. Тоже на мечту не тянет. А сейчас? Какие там мечты, когда неизвестно, доживешь ли до завтрашнего вечера?

— А сейчас? — спросила Эйлин в унисон с его мыслями.

— Сейчас…

Касавир прижал ее к себе одной рукой, другой мягко взъерошил ей волосы и поцеловал в макушку, как ребенка.

— Странный у нас с тобой разговор получается.

— Почему? — поинтересовалась она.

— А ты будто не понимаешь. Рассказываешь какие-то байки Гробнара, которые он, скорее всего, сам и придумал, а я развешиваю уши. — Он покачал головой. — А ведь неизвестно, что случится завтра. Может быть, кто-то из нас станет частью истории, а может, — он отвернулся и, вздохнув, посмотрел на небо, — может, и сама история закончится вместе с нами.

Звезды, как всегда, холодно мерцавшие, словно мелкие бриллианты, рассыпанные по черному бархату, подтверждали свою полную непричастность к судьбам тех, кто смотрел на них снизу.

— А может, это застывшие слезы? — Тихо произнесла Эйлин после долгого молчания. — Слезы божеств, которые оплакивали и продолжают оплакивать наш грешный, несовершенный, но прекрасный мир.

Подумав немного, она сказала скорее утвердительно, чем вопросительно:

— Ты ведь не боишься завтрашнего дня.

Касавир оторвался от звезд и посмотрел ей в глаза.

— Нет, не боюсь, — сказал он. — Смерть не раз проверяла меня на прочность. Я должен сделать то, что должен, и меня не волнует цена, которую мне придется заплатить. Но…

Его голос вдруг стал ломким и надтреснутым, как звук цитоли, извлекаемый срывающимися пальцами смертельно уставшего музыканта.

— Все стало не так с тех пор, как в моей жизни появилась ты. Иногда у меня возникает чувство, что всякую минуту, когда я рядом с тобой, я подвергаю тебя опасности.

Она потерлась щекой об его плечо и вздохнула.

— Знаешь, вообще-то серебряный осколок угодил в меня. Так что, еще не известно, кто кого подвергает. Я — единственное существо из всех нас, у кого действительно нет выбора. И не было. Это моя ноша, — она повернулась и посмотрела на него, — понимаешь?

— Да, — согласился Касавир, — и я ничего не могу сделать, чтобы избавить тебя от нее.

— Касавир, а разве до сих пор мы не занимались тем, что играли в прятки со смертью, приближаясь каждый день к своей цели? — Она пожала плечами. — Если смерть захочет поиграть с нами завтра, многим ли она будет отличаться от той, что была сегодня или месяц назад? Только цель стала ближе, а значит, шансы нарваться на неприятность чуть-чуть возросли.

Эйлин робко улыбнулась, словно убеждая в чем-то то ли его, то ли саму себя.

— Считаешь, это самоуспокоение и дурацкий оптимизм?

Касавир молчал. Она дотронулась рукой до его слегка колючей щеки и стала поглаживать и ощупывать ее кончиками пальцем, словно стараясь запомнить это ощущение. Улыбнувшись, он прижал рукой ее ладонь и потерся об нее подбородком. Она со смехом отдернула руку. Он посмотрел на нее извиняющимся взглядом и, с преувеличенной осторожностью взяв пострадавшую руку, стал покрывать ладонь поцелуями. Эйлин рассмеялась и взъерошила ему волосы.

— Ты в своем репертуаре. Придумай уже что-нибудь пооригинальнее.

Касавир посадил ее к себе на колено и обнял. Ей захотелось свернуться клубочком в его руках и закрыть глаза, как маленькому котенку, которого засунули за пазуху.

— А я вообще неоригинальный. Даже не знаю, как девушке вроде тебя не скучно с таким неоригинальным типом. Я, кажется, уже говорил, что люблю тебя?

— Два раза, — ответила Эйлин, улыбнувшись и обняв его за шею.

— Вот видишь, я еще и кавалер никудышный, — констатировал он, — но одно могу сказать наверняка, — он перестал улыбаться и взглянул ей в глаза, — мое сердце принадлежит тебе, Эйлин. И будет принадлежать всегда, что бы ни случилось. Когда-то я желал себе смерти и искал ее, потом стал презирать ее и играть с ней.

После паузы он тихо добавил:

— Но, видит бог… никогда еще мне так не хотелось жить, как сейчас, когда ты со мной. И никогда еще смерть не казалась мне такой… осмысленной. Потому что есть ты. И я готов умереть… за тебя.

Эйлин подняла голову и посмотрела на Касавира, медленно качая головой.

— Нет… нет. Смерть всегда бессмысленна. Это несправедливо. Это ведь я втянула тебя в неприятности. Нет, я не могу тебе этого позволить.

Она помолчала немного и вдруг, как будто поняв что-то, обхватила его голову и прижала к своей груди, словно боясь его отпустить.

— Не могу, — прошептала она, — я хочу, чтобы ты жил. Чтобы вернулся в родной дом. Мечтал. Строил планы. Любил. Со мной, без меня — неважно. Ты достоин этого, слышишь?

Она взяла его лицо в руки и заглянула в глаза. Родные. Видевшие жизнь и смерть, радость побед и горечь поражений, славу и бесчестье, привыкшие к одиночеству и лишь недавно узнавшие любовь. Узнавшие, что нужны кому-то вот такими — запавшими, покрасневшими от бессонницы и напряжения усталыми глазами седеющего мужчины. Эйлин вглядывалась в лицо Касавира сквозь пелену слез, не замечая, как судорожно сжимает его в ладонях.

— Даже если меня саму затянет в эту чертову тьму, я тебя вытолкну, слышишь? — Яростно прошептала она и сорвалась на крик: — У меня хватит сил, так и знай, и не смей сопротивляться!

Касавиру показалось, что даже тихо переговаривавшиеся стражники умолкли, услышав разнесшийся над крепостью хриплый от слез голос. В наступившей звенящей тишине ее слова отзывались эхом в его ушах. По спине пробежал холодок. Он сглотнул. Не так. Неправильно. Так не должно быть. Он сжал ее плечи и хотел что-то сказать, но Эйлин не желала слушать. Она стала быстро покрывать поцелуями его глаза, лицо, губы, обняла его и, уткнувшись в его плечо, вытирая об него слезы, еле слышно произнесла:

— Потому что я люблю тебя.

Касавир сидел, глядя в одну точку, обняв ее и давая ей выплакаться. «Успокойся, — говорил он сам себе, машинально поглаживая девушку по голове, — ты все равно не дашь ей сделать этого. Это… нервы. Это пройдет. Глупая… как она не понимает». Когда, всхлипнув в последний раз, Эйлин подняла голову, он молча протянул руку, и, дотронувшись до ее виска, вытер слезу большим пальцем.

Его низкий голос звучал мягко и успокаивающе.

— Ну-ну. Девочка моя, где же твой оптимизм?

Он медленно провел кончиками среднего и безымянного пальцев по другой щеке, вытирая ее. Нежная, бархатная, по-детски округлая. Совсем не для его загрубевших рук. И эта девушка любит его. За что? Чем он так угодил судьбе, что она послала ему эту любовь, и согревающую душу, и заставляющую терять самообладание? Он посмотрел ей в глаза, небольшие, блестящие, казавшиеся черными, покрасневшие и припухшие от слез.

— Ты права. Осталось пройти совсем немного. И мы это сделаем. Все будет хорошо. А сейчас нам нужно отдохнуть. — Он улыбнулся. — Честно говоря, спать хочется смертельно. — Он указал взглядом в сторону крепости. — Пойдем?

Эйлин кивнула, вытирая глаза и шмыгая носом.

— Угу. Ты не возражаешь, если я с тобой?

Он поцеловал ее в щеку и сказал, вставая.

— Нет. Но, чур, не толкаться и не отбирать одеяло.

Казалось, забыв, что только что плакала, она возмущенно проворчала:

— А что прикажешь делать, если ты норовишь разлечься посреди кровати, да еще и ноги на меня сложить?

— Что за ерунда, — ответил он, обнимая ее за талию и увлекая к лестнице, — я в спальном мешке привык спать. Я вообще скромный.

Эйлин фыркнула.

— Нашел скромного. Вот в следующий раз…

Касавир зевнул.

— До следующего раза дожить надо. Тогда и покажешь мне себя в гневе. Пойдем.

Глава 3. Военный совет

— Я помогу тебе, — сказала Эйлин, подходя к Касавиру, — давай сюда.

Касавир не сопротивлялся. Когда-то, когда северные народы были могущественны и воинственны, у них было принято, чтобы их женщины, провожая мужчин на бой, сами надевали на них одежду и доспехи и давали им в руки оружие. Эйлин, конечно, понятия об этом не имела, да и не собиралась она его никуда провожать, но ему это показалось символичным. В нем самом текла горячая кровь древних варваров, смешанная с благородной кровью Лоннсборгов. В свое время матушка, наплевав на мнение отца, назвала его Ильмаром, в честь одного из своих предков, славившегося диким нравом, воинственностью, необузданностью и любовью к женщинам. Почему — было известно лишь ей самой. Иногда эта кровь напоминала о себе не только именем, которое когда-то показалось ему собственным проклятьем.[6] Но теперь это было то, что нужно.

Руки женщины прикасаются к нему, надевая на него нижнюю одежду, на мгновение задерживаются на его груди, проводят по плечам, сжимают руки. Лишь на мгновение, которое, кажется, заставляет кровь быстрее течь по жилам. Затем наступает черед рубахи и штанов из подбитой кожей кольчуги. Сверху — набедренники, наручи, кираса и наплечники из зачарованного адамантина. Затягивая последние ремни, Эйлин смотрела ему в глаза. В ее необычно серьезном взгляде были любовь и преданность. Настоящая, зрелая преданность быстро повзрослевшей женщины, которой он не ожидал от нее. В нем не было только страха и сожалений. Этим взглядом она словно благословляла его. Взглянув в окно, Касавир почувствовал, как безумно желанен ему этот зловещий, пахнущий смертью рассвет, разгоняющий сумрак комнаты. Он хочет окунуться в его кровавое безумие, хочет сам бросить ему вызов и заставить его трепетать при виде того, что может творить человек, сражающийся за свою женщину, которая сама надела на него доспех и вложила в его руки оружие.

— Сядь, — коротко сказала Эйлин и склонилась, чтобы затянуть застежки сапог.

Красные змейки на перстне ауры вспыхнули. Ладони стали горячими. Касавиру показалось, что сердце, стучащее, как огромный молот, качает по его жилам раскаленную лаву. Дыхание участилось. Грудь сдавило. Закричи он сейчас — и стены рухнут от его крика, высвобождающего рождающуюся в его груди варварскую ярость. Так ему казалось.

Эйлин подала ему перчатки и шлем. Касавир взял перчатки и, посмотрев на шлем, покачал головой.

— Он мне не нужен.

— Это безумие.

Он подмигнул ей и недобро усмехнулся.

— А я никогда и не был нормальным.

Посмотрев в его глаза, блестевшие на бледном лице, как кусочки голубого льда, она поняла, что уговаривать бесполезно.

— Ладно, пошли.

— Ты не будешь одеваться?

Доспех Эйлин лежал в ее спальне. На ней были домашние фланелевые штаны и свободная рубашка навыпуск. Она кое-как пригладила непослушные волосы и пошла к двери, бросив на ходу:

— Потом. Надо узнать обстановку.

В штабе вокруг большого стола собрались все, включая Ниваля и представителей союзников, и даже сумасшедшего ученого Алданона, которого Эйлин когда-то приютила, отдав ему под обиталище библиотеку. Это было странно, но раз он сам пришел, она не стала задаваться вопросом, что ему тут понадобилось. Кана доложила, что нежить приближается к крепости, и будет у стен меньше чем через полтора часа. Лучникам и ополченцам, управляющим оборонными машинами, уже приказано занять свои места.

— Это не все, — продолжала Кана, — с восточной стороны к нам движутся башни. Их десять. Похоже, они собираются высадиться прямо на стену.

Это было неожиданностью. В тишине раздался скрипучий голос Алданона.

— Я знаю… кхе-кхе… это плохо, но не так уж плохо, если у вас есть сильные маги.

Эйлин внимательно посмотрела на Алданона. Седой, как лунь, старик с по-детски живыми, блестящими глазами и длинной бородой, в застиранной мантии неопределенного цвета, с кучей каких-то амулетов и ожерелий на шее, сразу понравился ей, когда пришел с караваном торговцев и, осмотрев ее библиотеку, попросил разрешения остаться. Она, конечно, не рассчитывала, что он принесет какую-то пользу, но и большого вреда от него не приходилось ожидать. Хотя поначалу у него возникли некоторые трения с Сэндом, который считал себя единственным хозяином библиотеки, а также всемирным светилом и кладезем знаний. Но старик был беззаботен и неконфликтен, к тому же слегка туг на ухо, поэтому все продуманные сэндовы подначки и провокации пропадали даром, и, в конце концов, маг оставил его в покое.

— Говори, Алданон, мы слушаем тебя, — громко сказала Эйлин, кивнув старику, сидящему напротив нее.

— Эти башни… кхе-кхе… можно обезвредить только магией. Пока они целы, из них будет бесконечно лезть нежить. Но когда защита будет разбита, они станут бесполезны.

Эйлин поджала губы и задумалась. О магах-то она и не подумала.

— Пять магов Девятки готовы сражаться, — подал голос Ниваль.

Эйлин благодарно посмотрела на него.

— Спасибо, сэр Ниваль. Вы очень предусмотрительны, — сказала она, едва заметно улыбнувшись.

Он усмехнулся.

— Не думаешь же ты, что я переехал сюда ради твоих прекрасных глаз.

— Ладно, сэр Ниваль, — она махнула рукой, — потом будешь ерничать. Итак, — она снова стала серьезной, — маги Девятки, плюс Кара, Сэнд. Аммон? — Она вопросительно посмотрела на Амона Джерро.

— Могла бы и не спрашивать, — буркнул он.

— Отлично. Восемь магов против десяти башен. Не так уж мало.

— Имей в виду, — произнес Аммон, — мы не сможем одновременно заниматься башнями и отбиваться от выползающей оттуда нежити. Нужны мечи и топоры, и как можно больше.

Эйлин кивнула.

— Ясно. Значит, дворфы, — она посмотрела на Кулмара и Келгара. Те кивнули. — Касавир со своими парнями и мой капитанский взвод.

— Люди-ящеры тоже прийти воевать. Уже три дня тут жить, — обиженно произнес Лашива.

Эйлин потерла лоб.

— Ах, да, забыла. Сколько их?

— Пятнадцать лучших воинов и командир Лашива.

— Хорошо, будете драться.

— А я? — Хрипло проревел Джелбун Два Клинка, заставив вдрогнуть сидящую рядом Кану.

— Ты тоже, если не боишься.

Джелбун расплылся в улыбке, которой впору детей пугать, и смачно, но добродушно выругался. Кана закатила глаза и состроила недовольную гримасу. Келгар и Кара не преминули воспользоваться случаем, чтобы блеснуть и своими знаниями, высказав все, что они думают о предстоящем сражении и своих врагах.

Приказав всем умолкнуть, Эйлин надолго задумалась. Рисковать жизнью магов было бы неразумно. А что, если…

— У меня есть идея, — решительно сказала она, — маги не пойдут на стену. Они будут стоять на крыше крепости с восточной стороны. Расстояние там как раз подходящее для дальнобойной магии. Надеюсь, — она усмехнулась, — никто из них не боится высоты?

Кара хотела что-то возразить, но Эйлин перебила ее.

— Я понимаю, Кара, что ты хочешь залезть в самую гущу. Но это приказ. Вас слишком мало, и вы для нас очень важны. Ты слышала, что сказал Алданон. Если останется хоть одна башня, мы не выстоим. И еще, — она обратилась к Кулмару, — скажи своим ребятам, чтобы не подбегали близко к башням. Это помешает работе магов. А вас, — она обвела взглядом Кару, Сэнда и Аммона, — я предупреждаю: атакуйте только башни. Не тратьте энергию ни на что больше. Сэнд, если даже увидишь, что я умираю, не лечи меня, понял?

Сэнд кивнул.

— Это относится и к остальным, — Эйлин посмотрела на Касавира. Тот упрямо сжал губы, но ничего сказал.

Эйлин вздохнула и обратилась к Кане.

— Кана, вы с Бивилом и Катрионой берете командование лучниками и ополченцами. Кстати, Сэнд, надеюсь, ты не забыл зачаровать ворота?

— Да уж, Сэнд постарался, — неожиданно проворчал стоявший в углу Бишоп, — к ним на десять шагов не подойдешь.

Касавир поднялся со своего места и, прищурившись, посмотрел на Бишопа ледяным взглядом.

— Бишоп. А что тебе понадобилось около ворот? — Спросил он, медленно и тяжело роняя каждое слово.

В глазах Бишопа мелькнуло беспокойство. Он передернул плечами и как-то суетливо засунул руки в карманы. Эйлин быстро взглянула на Касавира и чуть заметно отрицательно качнула головой. «Не время. Потом разберемся». Касавир нехотя кивнул и пристально посмотрел в сторону Бишопа, который, не желая привлекать к себе внимания, снова ушел в свой излюбленный темный угол.

Эйлин встала.

— Вопросов больше нет? Нет. Тогда… сделаем то, что должны!

Глава 4. Армия Короля Теней терпит поражение

Разрабатывая план штурма крепости, Король Теней и Гариус, очевидно, делали основную ставку на магические башни. Потому что силы, атаковавшие крепость с северной стороны и стороны ворот были не настолько велики, и солдатам, ополченцам и эльфийским стрелкам удавалось их сдерживать без больших потерь. Оборонные машины мастера Видла проявили себя во всем своем великолепии, обрушивая на орды нежити изготовленные Гробнаром и Сэндом огромные снаряды, начиненные взрывчаткой и шаровыми молниями. Молнии были очень эффективны, создавая цепную реакцию и выводя из строя сразу по сотне скелетов, закованных кто в ржавый латный нагрудник, а кто и в целую кирасу или даже полный доспех.

На восточной стороне бой был гораздо более жарким. Еще ожидая нападения, Эйлин нетерпеливо мерила шагами стену и напряженно думала, пыталась понять, почему Гариус поступил так неразумно. Ведь он мог рассредоточить свою самую убойную силу по всему периметру крепостных стен, и тогда им пришлось бы ох как туго. Думая о Гариусе и его башнях, она вспомнила Алданона. Старик явно не так прост, как она думала. Внезапная догадка заставила ее бросить тревожный взгляд в сторону восточных окон крепости. Библиотека. Алданон. Она вспомнила слова Сэнда, которые он сказал, когда речь шла о том, как можно добраться до цитадели Короля Теней: «…предлагаю обратиться к сумасшедшему старику Алданону, окопавшемуся в твоей библиотеке. Не напрасно же он там целыми днями и ночами ест, пьет и жжет свечи». Действительно, как уверял Сэнд, Алданон очень мало спал, просиживая в библиотеке день и ночь, проговорившись как-то, что ему до зарезу необходим какой-то портал. Сэнд, естественно, счел это бреднями сумасшедшего старика. А что если это правда? Если из крепости можно установить связь… с чем? Кто знает. Но, доберись туда нежить Гариуса — все пропало! Эйлин до боли сжала зубы и поглубже надвинула шлем. Ну, нет, это мы еще посмотрим.

Она взглянула на Касавира и сглотнула. Не хотела бы она сейчас оказаться в числе его врагов. Он тоже не мог устоять на месте, широко шагая, раздувая ноздри и шумно втягивая и выдыхая воздух, помахивая молотом и с холодной яростью поглядывая в сторону медленно приближающихся башен. Она увидела облачко пара около его рта. Ноябрь. Скоро придет нудная, дождливая зима. Перстень, надетый поверх перчатки, ярко светился не алым, как обычно, а темно-пурпурным цветом. Такого она еще не видела. Завивающиеся черные, поблескивающие серебром пряди давно не стриженных волос упали на бледный лоб. Зря он так, без шлема. Неразумно.

Когда башни приблизились к стене на расстояние выстрела, в одну из них полетел огненный заряд. Следом второй. Кара. Только она может швырять огненные шары на такое расстояние. Первый заряд разбился о прозрачно-фиолетовое защитное поле башни, второй достиг цели. Башня покачнулась, но продолжала двигаться. Но Кара не собиралась сдаваться. К тому времени, как башни добрались до стены, защитное поле одной из них было почти полностью пробито. Молодчина, Кара! И все же, это продемонстрировало им, какие усилия потребуются от магов, чтобы их уничтожить. Им наверняка придется отдыхать и атаковать по очереди. А тем, кто на стене — сдерживать натиск непрерывно извергающейся нежити.

Как только башни открылись, покачиваясь от летящих в них огненных шаров, молний и звуковых стрел и собираясь выплюнуть на стену нежить, Эйлин услышала страшный, леденящий душу крик. Это был не крик страха или отчаяния. Это был зверский, угрожающий рык, подобный рыку льва, дающего понять, что он здесь хозяин, и готов разорвать на куски каждого, кто посягнет на его стаю и его территорию. Это кричал Касавир. Следом за ним взревели дворфы, ящеры стали издавать какие-то шипяще-лающие звуки. Солдаты капитанской гвардии закричали во всю мощь своих легких и застучали мечами о щиты. И над всем этим звуковым безумием вдруг прозвучал знакомый жуткий, противоречащий всем законам гармонии аккорд. Эйлин крутанула в руках мечи и улыбнулась. Значит, теперь их там девять. Шансы возросли. Звуковая волна аккорда сшибла с ног десяток выходящих на стену скелетов и теней и задела защитное поле двух башен. Одна из них, ослабленная Карой, потухла и застыла черной массой, подобно задумавшемуся великану.

Выждав, пока нежить выйдет на середину стены, люди, дворфы и ящеры бросились в атаку. Касавир, в несколько шагов преодолев расстояние, первым оказался в гуще противников и, отбросив щитом сразу несколько скелетов, проревел заклинание. Кольцо нестерпимо яркого света вокруг его демонически-черной фигуры обратило в прах и ослабило нежить в радиусе нескольких футов.

Крики, звон стали, дьявольский хохот, ужасающие звуки Лютни Абсурда, шипение пролетающих над головами огненных шаров, треск молний и вибрация звуковых стрел — все смешалось в одну неистовую, безумную какофонию, музыку битвы, в которой каждый вел свою партию так, как умел. Сверкающий Молот Правосудия летал над головой Касавира, тяжело опускаясь на черепа и дробя их на мелкие осколки. Эйлин в легком, облегающем эльфийском доспехе стремительно атаковала, ловко и быстро ставила блоки, отступала со змеиной грацией, чтобы неожиданно нанести удар по противнику, подобравшемуся сбоку или сзади. Серебряный Меч стал ей верным союзником, подсказывая, откуда ждать нападения и распугивая нежить одним своим магическим сиянием. Джелбун собрал вокруг себя целую кучу скелетов, крутясь и размахивая своими огромными, устрашающими зазубренными мечами. Ящеры — опасные противники, умеющие менять окрас и обладающие способностью к регенерации. Их мощные хвосты сбивают с ног, а ятаганы и копья двигаются в их лапах так быстро, что кажутся невидимыми. Дворфы — те мастера прыжков и бросков, несмотря на свои короткие ноги. Раскручивая в мускулистых руках тяжелый обоюдоострый топор, быстро передвигающийся дворф превращается в настоящую машину для убийства.

И все же, бой был очень тяжел. Прошел почти час, а было уничтожено пять башен, потеряно несколько воинов, силы были на исходе, а нежить продолжала напирать. Ярость, бушующая в груди Касавира, превратилась в исступленное бешенство. Его перстень вспыхнул. Паладин почувствовал, как энергия магии разрывает его изнутри, пульсируя в венах, стуча в висках и требуя выхода. Он резко развел руки в стороны, отталкивая нежить и, подняв голову к хмурому утреннему ноябрьскому небу, словно черпая в нем силы, стал читать заклинание, выдыхая пар.

— Аннонэделлен, эдро аммен!

На лбу его выступили капельки пота, лицо пошло красными пятнами.

— Феннас ногатрим, ласто бет ламмен!

Ослепляющий спиральный столб стал подниматься, окружая его, разрастаясь и вовлекая в свой круговорот десятки немертвых, успевших вылезти на стену. А он стоял в середине этого безумия, тяжело дыша, дрожа от начинавшего сковывать его тело холода, и нежить падала прахом к его ногам. Смотреть на это со стороны было жутко. Тех, кто сражался рядом, отбросило силовой волной. А маги, увидев, что происходит, стали активнее атаковать башни. Казалось, сила Касавира не имеет пределов, так долго он один сдерживал и уничтожал увеличивающуюся массу врагов.

Когда действие заклинания закончилось, на стене не осталось ни одного из мертвых. Это еще не была победа, но это была очень нужная всем передышка. Пока Касавир изгонял нежить, магам удалось уничтожить еще три башни, а воины смогли передохнуть и выпить зелья, восстанавливающие силы. Выронив молот и заледеневшей руки, он взглянул себе под ноги. Увидев кучу серого праха, доходящую ему до середины голени, Касавир посмотрел на перстень. Он погас. Теперь он долго не сможет действовать, как паладин. Он стал просто воином, и теперь мог рассчитывать лишь на своё боевое мастерство, выносливость и физическую силу. Если сможет их восстановить. Слишком много он отдал этому заклинанию, которое, возможно, окажется последним. Касавиру показалось, что сердце его стучит медленнее, словно холод в груди постепенно добирается до него. Он заметил краем глаза движение. Сейчас на него нападут, и все будет кончено… Вдруг кто-то быстро сунул ему в руку флакон. Это Келгар дал ему зелье и тут же с несколькими товарищами набросился на теней, собиравшихся атаковать его. Окруженный дворфами, Касавир кое-как вытащил стучащими зубами пробку и влил в рот сильное зелье. Через минуту он почувствовал, как кровь стала вновь согревать его тело, а к мышцам начала возвращаться сила. Подхватив еще дрожащей рукой молот, он ринулся на выручку Келгару. Ему оставалось действовать, как воину — силой, напором, презрением к боли и маниакальной верой в собственную неуязвимость.

Когда последняя башня потухла, нежить, успевшая выйти из нее, рассыпалась. Эйлин с облегчением вздохнула. Она услышала крики «ура!» с той стороны, где сражались лучники. Значит, у них тоже все в порядке. Касавир и Эйлин устало переглянулись, но ничего не сказали друг другу. Однако, когда они спустилась во двор, и Эйлин собиралась командовать отбой и праздновать первую серьезную победу, их ожидал еще один удар. Шесть магических башен каким-то непостижимым образом оказались у западной стены, примыкающей к скалистому холму, к которой вообще невозможно было подобраться из-за окружающих ее глубоких оврагов и каменистых террас. Видимо, башни были более маневренными, чем казались внешне. О том, чтобы атаковать их, не было и речи. Маги были настолько обессилены, что даже зелья не смогли бы восстановить их энергию для сколько-нибудь длительного боя. Они уже просто не воспринимали их. А сдерживать нежить без их поддержки — значит приносить людей в жертву, как скот, пока не падет последний солдат. Это был конец.

Лишь один из защитников крепости так не думал. Он встал, пошатываясь от усталости. Сонное ноябрьское солнце выползло из-за туч, осветив его маленькую фигурку на крыше, и вспыхнуло на позолоченных колках его лютни. Он заиграл. Это была тоскливая, заунывная мелодия, от которой было впору расплакаться и расписаться в собственном бессилии. Но Эйлин слушала ее, как чудо. И улыбалась. Это была музыка Уэндэрснейвенов.

Закончив играть, Гробнар поднял голову к небу. Холодный ноябрьский ветер шевелил его жесткие, как пружины, светло-русые вихры. Его глаза светились надеждой, а пересохшие от жажды губы шевелились, словно шепча молитву. Он не был уверен, что правильно запомнил и воспроизвел нетвердыми коченеющими пальцами эту чужую, противоречащую его жизнелюбию песню. Он не был уверен, сработает ли она вообще. Но его услышали — то ли небо, то ли его блуждающие кумиры, в которых он свято уверовал еще в юности, узнав о них от такого же, как он, ярого собирателя небылиц.

Они появились ниоткуда, материализовываясь прямо в воздухе. «Господи, они летают!», — Эйлин судорожно схватила Касавира за руку и зажала себе рот, чтобы не закричать от восторга, смешанного с ужасом. Десятки, сотни маленьких существ, закутанных с головы до ног в темные одежды, оставляющие открытыми лишь маленькие, черные, сверкающие злобой глаза, налетели на стену, как саранча. Один короткий свист пылающего волшебного сюрикена — и тень с воплем оседает на холодные булыжники. Несколько молниеносных перехватов нунчак — и кости скелета рассыпаются, как черепки. Каждый из них в несколько секунд не оставлял вокруг себя ничего, способного двигаться.

— Это не земные существа, — срывающимся голосом проговорила Эйлин, — это… демоны.

Но вот подоспели и маги — блуждающие волшебные поэты, мудрецы и любители сакэ с кукольными лицами, в знакомых расписных халатах. Их было десять. Рассредоточившись в воздухе над башнями, они подняли над головами и принялись раскручивать маленькие гладкие кистени на коротких цепях. Эйлин заткнула уши. Сейчас начнется. И началось! Концерт в честь непрошенных гостей, которому они были совсем не рады. Толпа, стоявшая во дворе крепости, разинув рты, последовала примеру Эйлин. Это была не музыка. Это было похоже на звук, который получился бы, если бы каждая из живущих в природе тварей решила подать голос. Супернизкие частоты чередовались с ультравысокими. Эйлин почувствовала, как внутри у нее все дрожит от вибрации воздуха над крепостью. Внезапно наступила тишина. После нечеловеческой музыки Уэндэрснейвенов даже крики маленьких черных демонов, свист их оружия и стоны нежити не воспринимались, как шум. Видимо, звук, издаваемый набравшими обороты кистенями, перешел границы слышимых частот. Конусообразные потоки волн от сверкающих дисков над головами магов медленно, но неотвратимо опускались на башни. Такого никто никогда не видел. Никто никогда не читал и не слышал об этом чуде. Это было страшно и одновременно завораживающе красиво. Башни не гасли под действием невиданной звуковой магии. Они начинали превращаться в красно-фиолетовую пыль, как только конусы задевали их верхушки. И по мере их движения, адские строения таяли, как свечи.

Праха от уничтоженных башен оказалось так много, что на него можно было прыгать со стены, не боясь разбиться. Оружие магов стало вращаться медленнее, вновь наградив благодарных слушателей своей зверской какофонией. Блуждающие Сочинители Хайку и их дьявольские воины исчезли также внезапно, как и появились. Не успела Эйлин пожалеть, что даже не поблагодарила их, как двое из них вновь появились над крышей и подлетели к лежащему там гному. Они бережно подняли его. Бедняжка Гробнар так выбился из сил, что не мог даже ходить, и, наверняка, продрог до костей. Но когда Бака Тоно и Хенна Одзисан спустились во двор и передали его подоспевшему Касавиру, он наотрез отказался отдыхать в своей комнате и велел отнести себя в таверну. Там он отдохнет, согреется, выпьет уже приготовленного в больших количествах глинтвейна и расскажет всем, что он слышал, видел и чувствовал, лежа на крыше в непосредственной близости от побоища. Пожав гномику руку, Эйлин обернулась к мудрецам и молча опустилась перед ними на колено, склонив голову. Защитники крепости и высыпавшие из бараков женщины и дети вслед за ней выразили гномам свою благодарность. Мудрецы смущенно переглянулись.

— Нет, нет, — промолвил Хенна Одзисан, — мы всего лишь вернули вам долг.

Он вынул из складок халата перевязанный красной тесьмой свиток и, опустив глаза, отдал его Эйлин.

— Вот, — пробормотал он, — в честь прекраснейшей из прекраснейших…

Но, получив подзатыльник от своего кузена, умолк. Поклонившись, гномы взлетели и растворились в воздухе.

Выслушав доклад Каны о ходе обороны, Эйлин осталась довольна. На северных стенах убитых не было, нежить так и не смогла забраться наверх. Никогда еще мастер Видл не удостаивался от нее таких щедрых почестей и похвал. Его чудо-машины были настоящим спасением. Среди солдат и ополченцев были раненые стрелами и метательными топориками. Некоторые уже находились на попечении Иварра, а многие вовсе отказались о помощи. Среди защитников восточной стены потерь было больше. У союзников было несколько тяжелораненых. Выразив соболезнования и поблагодарив их за службу, Эйлин предложила воспользоваться ее гостеприимством и побыть в крепости до полного восстановления сил и излечения раненых товарищей. От предложенного вознаграждения те с возмущением отказались. А дворфы, недвусмысленно намекнув, что Невервинтерский эль им гораздо более по вкусу, чем Уотердипский, веселой гурьбой двинулись в сторону таверны.

— А теперь, — весело крикнула Эйлин, — всем умываться, переодеваться и отдыхать. Но не расслабляться!

Она уже знала, что ей делать дальше. Ни гудящие ноги, ни напряжение в мышцах, ни навалившаяся на голову тяжесть не могли заставить ее хоть немного помедлить. Голова ее была ясной, как никогда, и она догадывалась, что на сегодня еще не все. Появившийся призрачный шанс закончить войну одним решительным ударом подгонял ее, заставляя забыть об усталости. Поэтому, напившись воды, наскоро сполоснувшись, обработав царапины и проглотив порошок от головной боли, она пошла в библиотеку, куда удалился затворник Алданон.

Он сидел в полутемной, пропахшей пылью и старыми пергаментами комнате, за столом, заваленным книгами и свитками, и дремал, откинувшись на спинку старого, обитого красным вытертым бархатом кресла. Среди свитков стоял наполовину пустой кубок с вином и валялось надкушенное яблоко. На коленях его лежал раскрытый на середине фолиант в черном с позолотой переплете. Свеча, стоявшая на столе, почти догорела, и жидкий воск стекал с низкого подсвечника на край стола, капая на подол его мантии. Маленький огонек на утопленном фитильке отчаянно дрожал, отдавая остатки света.

— Эй, уважаемый, — сказала Эйлин, дотронувшись до его плеча, — пожар решил устроить?

— А? Что? — Старик вздрогнул и посмотрел на Эйлин сонным, непонимающим взглядом.

— Прости, Алданон, я не хотела тебя пугать, — ответила она, — но время не ждет.

— А… понятно, — задумчиво пробормотал Алданон, вздохнул и, засветив новую свечу, потушил огарок.

На расползшиеся по столу и испачкавшие его мантию мутно-янтарные капли застывающего воска он даже не обратил внимания. Дрожащее пламя свечи осветило узкое, морщинистое, наполовину скрытое всклокоченной белой бородой лицо. На вид ему было лет семьдесят. Хотя, могло быть и все сто. Он был из той породы стариков, что, проведя бурную молодость и набив шишек, становятся философами и живут неспешно, не размениваясь на нестоящие переживания и суету жизни.

— Почему ты сразу не сказал, что ищешь, Алданон? Мы могли бы…

Старик покачал головой.

— Я не был уверен. Мне не хотелось напрасно вселять надежду… или страх. Ведь после активации портал может действовать в обоих направлениях. Значит, сразу после переброски его нужно закрыть. Это и было самой сложной задачей. Я не знал, как это делается.

— Выходит, если бы слуги Гариуса добрались до него…

Алданон кивнул.

— Да, да… все могло закончится, так и не начавшись.

Эйлин дотронулась до морщинистой, покрытой старческими пятнами руки и с замирающим сердцем заглянула Алданону в глаза.

— И ты… нашел? Узнал?

— Да, — устало ответил старик и машинально выщипал волосок из своей бороды, — да. Мне так кажется.

— И где же он?

— Здесь, — Алданон указал на книгу, лежащую на его коленях, — это Фолиант Ильказара. То, что они стремились добыть. Несколько страниц из этой книги, где говорится о существовании портала и о том, как его активировать, находились у меня. Я… не буду говорить тебе, как я добыл их, это не существенно. Но теперь ты понимаешь, как мне важно было попасть сюда.

— И они знали?

Старик усмехнулся.

— Думаю, да. Двадцать лет назад я здорово попортил им кровь, случайно, еще не понимая смысла содеянного, стащив эти листы. Они охотились за мной.

Эйлин удивилась.

— Зачем им были нужны какие-то листы, если в их распоряжении была вся книга? И вообще…

— Видишь ли, — перебил ее Алданон, — прочитав книгу, я понял, что она сама — и портал, и ключ к нему. Без потерянных страниц она была бесполезна. И Король Теней был заперт в своей цитадели, двадцать лет собирая армию, чтобы первым делом вернуть себе возможность лично прийти сюда.

— Мы разбили ее, — заметила Эйлин.

— Он соберет другую, и гораздо быстрее, — возразил Алданон, — выращенные им пожиратели теней уже давно ходят по миру живых, собирая добычу для своего хозяина. Их интересуют не только разумные существа. Животная нежить не менее страшна.

Эйлин вспомнила о страшных теневых гончих и свирепых волках, убивающих дыханием, и сглотнула.

— Даже если города и деревни окажутся закрытыми для них, им всегда будет, где и чем поживиться.

— Значит, мы должны войти в этот портал и покончить с этим, — произнесла Эйлин, почти физически ощущая, как многомесячная ноша падает с ее плеч.

Глава 5. Эйлин приходится устроить маленькую вечеринку

Наступил вечер. Вечер, который решит все. Который может оказаться для любого из них последним. Несколько часов отдыха — и им предстоит отправиться в Мерделейн, в цитадель Короля Теней, куда они могли попасть только через найденный Алданоном портал. Когда Эйлин после разговора с Алданоном собрала друзей и все им рассказала, ни один из них не отказался пойти. Даже Бишоп, на которого она не очень-то рассчитывала. Сэнд, в отличие от остальных участников битвы за крепость, отдыхал очень мало. Настырный эльф решил взять образцы праха, оставшегося от магических башен, подозревая, что он является ценным алхимическим ингредиентом. И оказался прав. Какова же была его радость, когда, простым растворением праха в вытяжке из сальвии, выращенной Элани в темном углу алхимического сада при лаборатории, он получил не мутное пойло с неизвестным побочным эффектом, а прозрачную, как слеза, жидкость фиолетового оттенка. Изготовить большой запас такого зелья было нетрудно, благо праха было предостаточно, а вытяжка сальвии давно хранилась в лаборатории под зачарованным замком, чтобы, не дай бог, чьи-нибудь шаловливые ручки не наделали с ней бед. Оставался неясным вопрос с безопасной дозой зелья. Лекарство легко могло превратиться в яд, учитывая, какое происхождение имеют его ингредиенты. Но, будучи опытным алхимиком, Сэнд решил положиться на свое чутье, и Эйлин не оставалось ничего другого, как довериться ему.

Зелье следовало принимать медленно, в спокойной обстановке, заблаговременно до перехода границы теневых владений. К тому же, как объяснил Сэнд, наибольший эффект будет достигнут, если смешать его с гранатовым соком или красным вином — кому как больше нравится. Поэтому, волей-неволей пришлось организовать в таверне небольшую вечеринку любителей сальвии. Выгнав посторонних из помещения, Сэнд отобрал у возмущенного Келгара кружку с элем, заявив, что, если он намерен мешать зелье со всякой дрянью, пусть потом не жалуется на вздутие живота и галлюцинации с летальным исходом. Каждый получил свою порцию «дьявольского коктейля», как его метко прозвал Сэл. Тот тоже втихаря попробовал напиток и нашел его вполне приемлемым для мероприятий, подобных тому, на котором собиралась присутствовать компания Эйлин. К слову сказать, всю последующую ночь Сэл провел на складе, наведя там идеальный порядок, покрасив стены, полки и ящики в веселый розовый цвет, поймав и придушив пару десятков крыс и написав шесть глав своего будущего гениального романа о простом трактирщике, ставшем маленьким и прожившем десять лет среди гигантских трав и насекомообразных чудовищ.

Эйлин сидела за стойкой, медленно, как велел Сэнд, с интервалами потягивая коктейль и прислушиваясь к своим ощущениям. Вот уж не думала она, что последним напитком в ее жизни окажется какой-то подозрительный лабораторный продукт. Вообще, многие вещи могли оказаться сегодня последними. Она подумала о Касавире. Он еще не заходил в таверну. Наверное, набирается сил в храме или помогает Иварру. Она вздохнула. И ночь, что они провели, видя сны в объятиях друг друга, тоже могла оказаться последней. Несколько на удивление спокойных, безмятежных, наполненных грезами часов, которые смогли посвятить друг другу два человека, уставшие от невероятного напряжения последних дней и не желающие умирать, когда чувства еще так свежи, столько хочется сделать и столько друг другу сказать.

К ней подсел Ниваль и попросил у Сэла винный коктейль с сальвией. Эйлин смерила его удивленным взглядом. Начальник Девятки был сосредоточен и необычно хмур. Что-то в нем было не то. Она присмотрелась. Ага, доспех натянул. К чему бы это?

— Уж не собираетесь ли вы, благородный сэр Ниваль, прогуляться по окрестностям? Я бы не советовала, — она наклонилась к нему и зашептала, — говорят, ходят тут всякие. Пожиратели теней и прочие проходимцы. Не ровен час, побьют и дорогой доспех отберут. Вы бы уж потерпели, пока мы с их главным разберемся, а потом бы уж…

— Хватит паясничать, Эйлин, — резко перебил ее Ниваль, поправляя пояс на доспехе. — Во-первых, не припомню, чтобы мы переходили на «вы», а во-вторых, я пойду с тобой в Мерделейн.

Эйлин совершенно не по-рыцарски вытаращила глаза. Если бы это дитя порока вдруг призналось ей в вечной любви, ее бы это не так удивило. Она даже не сразу нашлась, что ответить, а это уже можно было приравнять к последствиям тяжелой психической травмы.

— Ниваль, ты чего сегодня объелся? — Наконец вымолвила она, — ты у Грейсона спро…

— Капитан! — Еще более резко одернул ее начальник Девятки. — Мое терпение не безгранично.

Эйлин выругалась в голос и глотнула коктейля из его кубка. Ниваль спокойно отодвинул кубок и попросил у Сэла новый. Утерев губы, она снова посмотрела на Ниваля.

— Да что с тобой? Какого черта ты на меня так официально орешь!

— Хорошо, буду орать неофициально! — прокричал Ниваль и хлопнул ладонью по стойке, но отбил ее и, морщась, тряхнул рукой.

«Черт! Нервы, — пронеслось в голове Эйлин. — Все сейчас на нервах. Даже этот красавчик». Поняв, что дальнейших попыток построить ее не последует, Эйлин угрюмо взглянула на блондинистого героя, изъявившего желание отправиться с ней в ад.

— И все же, откуда это бредовая идея пойти с нами? Тебе острых ощущений не хватает?

Ниваль махнул рукой и мрачно ответил:

— Если бы я сам знал.

Она приподняла брови:

— Не поняла.

Ниваль удовлетворенно кивнул.

— Это первый случай в истории, когда я с тобой абсолютно солидарен в твоем непонимании. Более того, таким дураком, как сейчас, я не чувствовал себя с тех пор, как решил, что из тебя выйдет рыцарь.

— Так, дорогой Ниваль, — возмутилась Эйлин, — недостатки моего воспитания обсуждай с Дэйгуном, он с радостью тебя выслушает и, может быть, не сразу пошлет. Объясни мне, наконец, в чем дело.

Ниваль вздохнул.

— Честное слово, не знаю. Называй это интуицией, предвиденьем или хрен его знает чем. Я и сам не рад. И знаю, что ты об этом думаешь. Но это не подлежит обсуждению. Я уже все решил и, поверь, это было нелегко.

Эйлин хотела было сказать очередную колкость, но, встретившись с ним взглядом, поняла, что не стоит. На его обычно непроницаемом лице аналитика, дипломата и опытного работника службы безопасности было написано несвойственное ему безрассудство, граничащее с отчаянием. Она решила, что он и правда не в себе, и лучше его не трогать. Она лишь сделала последнюю попытку отговорить его.

— Имей в виду, Ниваль, когда ты в моем отряде, никого не волнует, чья ты там правая рука. И вмешательства в руководство операцией я не потерплю. Понял?

Не подействовало. Эйлин решила ужесточить условия.

— Давай ты потренируешься исполнять мои приказы.

Тут она резко перешла на ор:

— Встать, чертов бездельник, когда с тобой командир разговаривает!

В наступившей тишине послышался звон оброненного Сэлом стакана. Десять пар глаз в ужасе уставились на Эйлин и Ниваля. Раздался голос Сэнда:

— Типичное проявление психоза, осложненного делириум ментис. Я знал, что этим все кончится.

Ниваль обернулся к заинтересованным наблюдателям и, помахав им рукой, беспечно сказал:

— Приветствую своих новых сослуживцев. Не волнуйтесь, наша леди-капитан на солнышке перегрелась. Сейчас коктейльчика хлебнет и будет, как огурчик.

Обратившись к Эйлин, Ниваль поднес ей коктейль и ласково, хотя и несколько нервно, произнес:

— Правда, командир?

Эйлин хмуро ответила:

— Принят. Иди с глаз моих, пока я тебе чего-нибудь еще доброго не сказала.

Ниваль осушил свой кубок, как ей показалось, безумно сверкнул глазами и отдал честь.

— Слушаюсь, мой капитан!

Проводив взглядом Ниваля, фланирующего к выходу своей фирменной небрежной походочкой, Эйлин чертыхнулась и взглянула на товарищей, которые по-прежнему молча смотрели на нее.

— Сэнд, — спросила она, — какими словами ты это все обругал?

— Делириум ментис, — ответил Сэнд, — проще говоря, сбрендила.

— Ах, это, — она махнула рукой, — ничего нового.

Через некоторое время в таверну вошел Касавир и тут же направился к Эйлин. По выражению его лица она поняла, что ничего хорошего он ей не скажет. Он сел рядом и, отставив ее кубок, стал сверлить ее взглядом. Эйлин догадалась.

— Тебя Ниваль уже обрадовал своей новостью?

Касавир нахмурился и грозно прошипел:

— А, ты заметила как я рад. Мало того, что вы, вместо того, чтобы серьезно настраиваться на битву, поднимаете боевой дух бог знает какой гадостью, да еще и этот… не знаю даже, как его назвать… собирается идти с нами!

— Я знаю, как его назвать. Но не буду, пожалуй, — вставила Эйлин.

— Я еще не закончил, — отрезал Касавир. — Я всегда знал, что ты склонна принимать нетрадиционные решения и твой стиль руководства… гм… не совсем обычен, хотя и довольно эффективен. Но взять в Мерделейн начальника Девятки! Это какой-то глубокий тактический замысел?

Эйлин наклонила голову, положив ее на ладонь. Какой же он замечательный. Даже сейчас, когда сердится. Как было бы хорошо не умереть сегодня, а победить всех врагов и зажить с ним счастливо. Сидеть вечерами у его ног, смотреть на его мужественный профиль и не мешать ему предаваться своим мыслям. Детей штук пять нарожать. Голубоглазых мальчиков. Эйлин вздрогнула и встряхнула головой: «Ага, и пусть все будут паладинами. Вот тогда и начнется на моей улице нескончаемый праздник. Тьфу! Пригрезится же такое». Отогнав эти сумасбродные мысли, она стала гладить кончиками пальцев руку Касавира. Его взгляд чуть смягчился, но выражение лица оставалось строгим.

— Не кипятись, Касавир, — как могла мягко сказала Эйлин, — я сама не рада. Но его черта с два удержишь. Втемяшилось ему, что он должен идти — и все. — Она пожала плечами. — Во всяком случае, воин он неплохой. Когда он мечом работает, из него сразу всю дурь вышибает. Нормальным мужиком становится, приятно посмотреть.

Но Касавир не сдавался.

— А в качестве кого он пойдет? Почетного руководителя операции?

— Нет, — просто ответила Эйлин, посмотрев на любимого кристальным взглядом, — обещал быть тише воды, ниже травы. Хотя… зная его пакостную натуру, я не очень-то ему верю. Но ничего, обещаю взять удар на себя. Хочешь коктейль? С гранатовым соком, специально для тебя.

Касавир пригубил подозрительную жидкость и поморщился.

— Черт знает что, — проворчал он, — как будто без этого нельзя.

Эйлин пожала плечами.

— Можно, но рискованно. Помнишь Топи? Даже тебе там было нелегко.

Поняв, что спорить бесполезно и по поводу Ниваля, и по поводу коктейля, Касавир принялся молча пить, стараясь побыстрее с этим покончить.

— Ладно, — выпив коктейль, он вздохнул и сжал ее руку. — Пойду в Храм, попрошу старика помочь нам, достойным и недостойным. Мы все заслужили его благословения.

— Какого старика? — Не поняла Эйлин.

— Ну, какого-какого, — Касавир показал взглядом наверх, — того самого. Буду готов через полчаса. Так что вы еще успеете так напиться, что сами не поймете, как победили Короля Теней.

Эйлин улыбнулась, наклонив голову.

— Мне показалось или ты пошутил?

Касавир улыбнулся в ответ.

— Согласен, ты на моем месте придумала бы что-нибудь позабористее.

Когда он собирался уходить, она задержала его и чмокнула в щеку.

— Передай от меня привет, кому следует. И увидишь Иварра — поцелуй его за меня. Как он там, в лазарете, справляется?

Касавир добродушно усмехнулся.

— Мой поцелуй его вряд ли обрадует. А справляется нормально. Ему Лашива помогает.

— Ого, — Эйлин хохотнула, — я представляю этот содержательный диалог.

Касавир кивнул.

— Точно, у святых уши сворачиваются.