Дневники палача

Вместо эпилога

Капитан Андрей Зайкин спустился в кафетерий гостиницы. Вопреки названию, кофе здесь не подавали. Как объяснили – наркотики запрещены на Штите, и кофе какой-то умник из местных причислил к ним. Впрочем, как и шоколад.

За одним из столиков уже сидел Руслан.

Увидев Андрея, он помахал ему.

– Как устроился? – на этот раз Руслан был без своего саквояжа.

– Нормально. Полулюкс, даже вода есть, холодная правда. А ты?

– Люкс!

– Неплохо!

Руслан пожал плечами.

– Контора платит.

Принесли заказ. Взглянув на половину стола соседа, Андрей удивился.

– Ого!

Собеседник улыбнулся.

– Когда выпадает возможность – люблю покушать. Особенно – отведать местных блюд.

– По тебе не скажешь, – Руслан не производил впечатления гурмана и сибарита.

– Знаю – возможность выпадает не часто. Да и блюда местные, по большому счету, того, не очень съедобные с непривычки.

– И, тем не менее – ты их ешь.

– Пробую. Иногда попадаются и ничего. Пробовал, например, ангийский штрудель?

– Ну… нет.

А градовскую запеканку, блекторнских осьминогов, запеченных в собственном соку. Последнее особенно интересно. Перед тем, как приготовить осьминога, блекторнцы подвешивают его за щупальце на солнце. Мясо начинает гнить, туша раздуваться, пускать соки…

– Хватит! Я же ем!

– Между прочим – вкусно.

– Не сомневаюсь. Но без меня. Интересная у тебя работа, бываешь во многих местах?

– Ну, да, – Руслан отчего-то смутился.

В Андрее же взыграла профессиональная гордость.

– Хочешь, угадаю, кто ты? По профессии.

– Попробуй, – Руслан улыбнулся, подцепил двузубой вилкой какой-то местный овощ с тарелки и отправил себе в рот.

– Начнем! Ты много путешествуешь.

Руслан кивнул, соглашаясь с этим фактом.

– Твой саквояж достаточно потрепан, однако недостаточно вместителен для обилия товаров, следовательно, сам собой напрашивающийся вывод отбрасываем – ты не коммивояжер.

– Я не коммивояжер, – согласился Руслан.

– Твоя одежда говорит о среднем достатке, однако ты с легкостью можешь позволить себе снять люкс в отеле и заказать завтрак из экзотических блюд.

– Два-ноль, Шерлок.

– Из чего делаем вывод – ты торговый представитель какой-нибудь не очень крупной, но и не мелкой фирмы, занимающейся, скорее всего, информационными технологиями, ну или предоставлением услуг в сфере оных. Может даже охраной конторы – сигнализации там и прочее! Ну, как? – Андрей откинулся на своем стуле, отпив глоток остывшего чая.

– Наблюдения – верны, выводы – не очень, но если тебе от этого легче, пусть я буду представителем охранной фирмы.

– Не легче. Кто ты?

– Уверен, что хочешь услышать. Обычно люди, после того, как узнают, чем я зарабатываю на жизнь, перестают со мной общаться. Не хотелось бы присовокуплять тебя к их числу.

– Неужели, наемный убийца? – шутливый тон, а внутри у Андрея все сжалось.

– Нет, будь это так, я все равно не признался бы.

– Ассенизатор?

– Почти. Близко, очень близко, и предыдущее предположение не лишено смысла…

– Ну… я даже не знаю…

– Я – палач, – Руслан внимательно смотрел на Андрея, наблюдая за произведенным эффектом.

– П… пала… – очередной глоток настоя из местных листьев застрял в горле. Палач! Они убивают людей за деньги! Преступников, не важно! Судья, прокурор, суд присяжных и исполнитель в одном лице! И он – телепат!!!

– Успокойся, ты не думал ничего о работе.

Андрей как раз в эту минуту лихорадочно соображал, не вспоминал ли он о своем расследовании.

– Ты читаешь мои мысли! – он хотел, чтобы голос звучал громко, но визгливые нотки таки прорезались в нем.

– Нет. Твое лицо. Это так явно написано на нем, – Руслан спокойно ел и наблюдал реакцию Андрея.

– Ты… это… это… возмутительно! – почему-то в голову, а затем на язык влезло именно это слово.

***

Я палач. Это имя, прозвище, профессия и проклятие. В некоторых устах – это ругательство. Я не обижаюсь. Это их право. Я почти не испытываю эмоций. Я палач, и этим все сказано.

Ненавидеть, любить – привилегия людей, остальных людей. Пользуйтесь. И пользуйтесь мной. Я – палач.

Есть профессия – проститутка. Посторонние люди используют тело женщины за деньги. Иногда мне кажется, что я и есть эта проститутка. Если бы я не заглушенные эмоции, то, наверное, мне было бы гадко…

Я вышел из посадочного катера. В моем путевом листе конечной точкой значилась Мера. Недавно колонизированная планета с пятитысячным населением.

Встречали двое. Один – пожилой человек с огромными натруженными руками. Он, наверное, стеснялся своих рук, потому что постоянно прятал их за спину.

«Он работает руками, – взбрела в голову мысль, – а я…»

Вторым был молодой парень, почти юноша. Едва заметный пушок пробивался на пухлых, покрытых румянцем щеках. Возможно сын. Или внук.

Пожилой мужчина подошел ближе.

– Вы… палач? – он усиленно отводил глаза, стараясь не встречаться со мной взглядом.

Я молча кивнул.

– Меня зовут Михаил Волчек, – мужчина хотел, было протянуть руку, но вовремя отдернул ее и вновь спрятал ладони за спину. – Добро пожаловать на Меру.

Я с едва заметной улыбкой посмотрел на него. Нет, я не виню и не обижаюсь. Не он первый, не он последний. Вообще с некоторых пор я убежден, – жать руку при встрече – дурацкий обычай.

Мы, палачи, когда встречаемся, тоже не жмем руки. Чтобы не привыкать.

Мы стояли и молчали. Мужчина явно не знал, что сказать. Наконец он выдавил:

– Меня послали встретить вас… – он вновь замолчал, собираясь с мыслями, а я не пытался ему помочь. – Добро пожаловать на Меру.

Он это уже говорил, но я не поправил старика, ожидая, когда он перейдет к делу.

– Вы… с дороги… устали… – каждое слово с мукой выходило из горла. – В гостиницу…

– Я сюда приехал не за этим, – это были первые слова, произнесенные мной на Мере, и старик удивленно вскинул голову, как будто не предполагал, что я еще и разговариваю.

– Да, да, конечно, – он потупился еще больше. – Прошу за мной. Роберт! – на этот раз он обращался к молодому компаньону.

Мальчишка подскочил и протянул руку к саквояжу. Но я жестом отказался и двинулся вслед за сгорбленной спиной старика.

Солнце припекало вовсю, однако в оснащенном кондиционером флайере было прохладно. Под нами мелькали поля, засаженные аккуратными, геометрически правильными рядами. Чувствовалась рука человека. Везде, где бы он не появлялся, он старался все разместить, перекроить на свой вкус и лад. Впрочем, я всего-навсего палач и какое мне до этого дело.

Машину вел молодой. Старик примостился рядом, на пассажирском сидении. Руки по-прежнему доставляли ему массу хлопот.

– В-вот. Это наша Мера, – заикаясь, произнес он и вновь надолго замолчал.

Мы приземлились на окраине поселка. Скорее всего, единственного на планете. Типовые для колонистов одноэтажные дома, покрытые плоскими крышами. Все одинакового серого цвета. Между домами виднелся шпиль небольшой церквушки.

Я присмотрелся – крест.

Выходит, они еще и верующие. Может, сектанты. А впрочем, какая разница.

Меня здесь ждали. У импровизированного аэродрома стояла толпа людей. Возможно, все население Меры. Мужчины, женщины, дети. Все в простых серых одеждах. У мужчин на головах светлые широкополые шляпы. У женщин – чепчики.

Дверь открылась, я собрался выходить, но старик неожиданно сильно схватил меня за руку.

– Я хочу сказать… Она моя дочь… Она совсем еще ребенок… Все может случиться… Вы понимаете… – он, наконец, набрался смелости, и наши глаза встретились. У него оказались голубые радужки.

«Странно, – подумал я, – поначалу мне показалось, что они карие». В глазах читался испуг и мольба. Я понимал, чего ему стоило самолично встретить меня и заговорить.

– Успокойтесь, – я отнял его руку от своей, и та повисла безжизненной плетью, – палачи никогда не ошибаются.

– Да, да, конечно, – старик вновь потупил взор, а я, наконец, выбрался из аппарата.

Толпа молчала и старательно прятала глаза. Я понимал их. Они пригласили меня, чтобы перенести ответственность с себя, но даже себе они не хотели в этом признаваться. Теперь, что бы ни случилось, виноватым останусь я.

От толпы отделился ребенок. Мальчик в коротеньких сереньких штанишках с запорошенной пылью физиономией. Светлые волосы непокорными вихрами торчали во все стороны. Стоящая неподалеку немолодая женщина, скорее всего мать, только ахнула, не успев ухватить сорванца за руку. Первую минуту она хотела окликнуть его, но, испугавшись, передумала.

Поднимая пыль пухлыми босыми ножками, ребенок приблизился ко мне.

– Ты палаць? – спросил он и засунул указательный палец в рот.

– Да, – я улыбнулся и присел рядом. Дети всегда относились к нам терпимее, нежели взрослые. К сожалению, детство не длится долго. – А ты кто?

– Я Рик! – карапуз ткнул себя обслюнявленным пальцем в гордо выпятившееся пузо. – Я узе больсой.

– Вижу, – я вновь улыбнулся.

– А это ты будес убивать тетю Дзейни? – вновь спросил малыш.

– Да, – зачем врать ребенку, тем более что это может оказаться правдой.

– Тогда ты плохой, – малыш развернулся и побежал к матери.

Я поднялся с колен. Возможно, он прав. Иногда я сам сомневаюсь.

От толпы отделился невысокий толстый мужчина. В отличие от остальных, на нем был костюм. Мэр или что-то в этом роде. Было видно – в тесной одежде он чувствовал себя неуютно.

– Добро пожаловать на Меру, – услышал я в третий раз. Впрочем, я понимал, это совсем не означает, что они рады меня видеть. – С дороги, отдохнуть?..

– Сначала дело, – отрезал я. Все понимали, зачем я сюда приехал и лучше не оттягивать это надолго.

– Ну что ж, пройдемте, – мужчина развернулся и затопал по улице. Я следом.

Когда я проходил мимо, толпа отхлынула, как будто я был заразный.

– Безматерник инкубаторский! – услышал я сзади полный презрения голос.

Я не обернулся. Зачем? Со временем каждый палач привыкает к подобным выкрикам. В конце концов, в длинной череде оскорблений, которые приходится выслушивать спиной – в лицо никто не решается – это не самое обидное. Отчасти он прав. Я действительно не знаю своей матери. Я даже не знаю, была ли она. Наверное, была, у каждого человека есть мать. Даже у палача.

Воспоминания вереницей проплыли перед глазами. В последнее время, я все чаще и чаще обращаюсь к прошлому. Это и понятно. Скоро мне тридцать, а дольше тридцати пяти палачи обычно не живут. Что-то не так с нашими организмами, и мы платим жизнями за свой дар. Или проклятие.

Ясли. Учеба. Наставники. Все палачи, все моложе тридцати пяти.

Я не жалею, что я умру, нет. Все когда-нибудь умирает, и палачи тоже. Палачи раньше других. Работа такая.

На одной из планет, мне пришлось казнить женщину. Я узнал, что она отдала своего ребенка в палачи. Это случилось двадцать пять лет назад. Мне тогда было ровно двадцать пять. У нее были большие карие глаза, совсем как у меня. Возможно, это была моя мать. А впрочем, мало ли во вселенной людей с карими глазами… Я старался не думать об этом. Я выполнял свой долг.

– Мы пришли, – объявил толстяк, остановившись у неотличимого от других серого здания. И зачем-то добавил, – это здесь.

Я кивнул.

– Откройте.

Толстяк начал лихорадочно рыться в карманах. Он заметно нервничал, и я понимал его. Скорее всего, это он предложил пригласить палача.

Наконец, он выудил длинный желтый ключ и вставил его в замочную скважину. Щелкнул замок, и тяжелая серая дверь отошла в сторону. Внутри было темно.

– Вот, – тяжело сглотнул толстяк.

– Заприте меня вместе с ней, – я зашел внутрь. – Через час откроете.

Толстяк вздрогнул.

– И-и-и… это все? – но я уже повернулся к нему спиной.

Я скорее чувствовал, чем видел, как дрожали его руки, поворачивающие ключ в замке.

Я постоял некоторое время, привыкая к темноте.

– Если хотите, можно включить свет. Это у двери, – раздался голос. Женский голос. Удивительно приятный.

Я протянул руку и повернул выключатель.

Лампа была тусклая, но и ее оказалось достаточно, чтобы осветить все закоулки небольшой комнаты. Шкаф. Тумбочка. Кровать. Окна нет. Других дверей тоже. Подсобка или что-то в этом роде.

На кровати, поджав под себя длинные ноги, сидела девушка. Совсем молодая, нет и двадцати. Высокая. Длинные волосы, правильные черты лица, пропорциональная, в серой бесформенной одежде, фигура, большие небесно-голубые глаза, удивительно схожие с глазами старика.

Девушка была потрясающе красива. В этой одежде и этой комнате она казалась чем-то чужим, совершенно противоестественным, неизвестно как попавшим в окружающее убожество.

В глазах светились испуг, мольба и… бесчисленное количество раз так смотрели на меня. Карими, зелеными, серыми, красными, голубыми, но… никогда еще смотревшие глаза не были столь потрясающе красивы. Никогда еще в них не светилось столько жажды жизни…

– Вы палач? – уже в который раз за сегодня, мне задали этот вопрос.

– Да, – я почему-то чувствовал себя виноватым, хотя из нас двоих в этой комнате, убийцей была она.

– И вы меня…

– Это будет видно позже.

Я поставил внезапно ставший тяжелым саквояж и подошел ближе. Она старалась держаться уверенно, но при виде шагающего в ее направлении палача невольно отстранилась. В голубых озерах (кто придумал такое сравнение для глаз) плескался самый настоящий ужас.

– Не бойся, – неожиданно нежно произнес я, – я только дотронусь до твоей головы, – произнеся это, я сам удивился. Еще никогда мне не доводилось говорить столь длинных фраз. Жертвам.

Ужас из ее глаз не исчезал, но она покорно кивнула и наклонила голову.

Осторожно, как будто боялся раздавить, я обхватил ее с обеих сторон. У нее была нежная кожа и шелковистые мягкие волосы…

– Стив! Сти-ив, иди сюда…

Я уже не был палачом. Меня звали Джейн, и мне было девятнадцать лет. Забравшись на небольшую скалу за селением, я звала к себе своего приятеля.

– Стив! Если ты сейчас же не подойдешь…

Я чувствовал, как она напрягала мозг, стараясь скрыть воспоминания. Так всегда делают. Глупые. Именно по тому, что они больше всего хотят скрыть, мы и находим нужные сведения.

Я увидел, как они, гуляя, наткнулись на это. Золото. Прямо на поверхность скалы выходила золотая жила. Как это банально. Всего-навсего золото. Хотя по своей природе большинство убийств именно банальны. Кому, как не мне, знать это.

Они спорили. Долго. Стив хотел рассказать о находке всем. Он что-то говорил о развитии колонии, о расширении угодий и тому подобное. У Джейн были совершенно другие мысли. Перед девушкой возникли доселе невиданные возможности. Невысказанные, почти на уровне подсознания, мечты, неожиданно вырвались наружу, обретя плоть и кровь. Серое детство, ранняя смерть матери, хмурые взгляды отца. И работа, работа, работа. Безжизненные, потухшие глаза других женщин.

Она нигде не была, кроме Меры, но страстно, со всей девичьей пылкостью, хотела вырваться отсюда. Увидеть другие миры… людей…

Возможно, это она унаследовала от матери. Потрясающе красивой женщины, привезенной отцом откуда-то с другой планеты. Она так и не смогла смириться со скукой и однообразием Меры. Как и с косыми взглядами прочих женщин…

Джейн долго уговаривала Стива. Приводила разные доводы, но парень оставался глух к ее словам. Пока она не поняла, что есть только один способ…

Я пережил это вместе с ней. Нерешительность, колебания девушки. Тяжелый камень удивительно неудобно разместился в руке. Продолжая говорить, Стив наклонился. Затылок парня оказался как раз на уровне пояса…

Потом она долго бежала. Мыла руки в ручье, и все казалось, что убегающая вода имеет ярко-красный цвет. Страх. Лихорадочные мысли. Мечты о будущем. Снова страх. Поселок. Озабоченные глаза отца. «Джейни, с тобой все в порядке?»

Когда все заснули, она нашла в себе силы вернуться и забросать тело камнями. Теперь ее не должны были поймать…

Я оторвал руки от головы девушки, с трудом возвращаясь к реальности. Моя собственная голова нещадно болела. Так всегда происходило после сеанса. Я спрашивал у наставников, они говорили – это нормально. Нормально. Разве может быть хоть что-нибудь нормально у палачей!

Я открыл веки и посмотрел на Джейн. В глазах девушки все еще светился испуг. Она, как и я, вновь пережила все это.

– Что… что теперь со мной будет? – с трудом выдавили побелевшие губы.

Я смотрел на это создание. Она была прекрасна. Она не должна была родиться здесь, в забытой всеми колонии. Ее место было там, среди звезд. Ослеплять красотой толпы восторженных поклонников, получать подарки, цветы и отвергать признания. Наверное, так бы оно и было. Не появись я.

Мы смотрели друг на друга. Палач и жертва. Несомненно, она была виновата. Именно узнать это, колонисты и вызвали палача. Но всякое действие имеет противодействие – закон природы, который еще никто не отменял. Прибыв сюда, я уже не мог уйти, не наказав преступника.

Такова моя природа. Природа палача. И дело даже не в том, нравится мне это или нет. Если бы меня кто-то спрашивал, я бы ответил: не нравится. Но я – палач. Дар и наказание.

– Что теперь со мной будет? – вновь спросила она.

Я не знал как ответить. Первый раз в жизни не знал.

За тридцать лет я повидал множество жертв. Я выстрадал и пережил вместе с ними бесчисленное количество преступлений. Я видел все. Мотивы, которые толкали их. Чувства, эмоции, долго вынашиваемые планы. И всегда, с одинаковой беспристрастностью, выносил приговор.

Тысячи раз я слышал, задаваемый разными голосами и на разный лад вопрос: «Что со мной будет?» И столько же раз я честно отвечал.

Сейчас я не мог ответить. Только не ей.

Тихо скрипнула дверь. Странно, но я совсем не слышал, как открылся замок. Неестественно большая тень загородила проход.

Не говоря ни слова, я повернулся, поднял саквояж и направился к выходу.

На проходе стоял толстяк-мэр. Лицо его было озабочено, по загоревшей, покрытой веснушками лысине перекатывались крупные капли пота.

Я подошел к двери, и толстяк поспешно отбежал в сторону, освобождая дорогу.

– Она не виновата, – почему-то я старательно прятал глаза. – Мне нужно отдохнуть.

Может только показалось, вздох облегчения вырвался из широкой груди. Все-таки это он предложил вызвать палача.

Я соврал… Первый раз в жизни.

Меня разместили в уютной комнате одного из домов для гостей. Чистая белая простынь приятно холодила тело. Шторы задернули, но в помещении было еще достаточно светло. От комнаты веяло уютом. Домом.

Я долго лежал с открытыми глазами. Почему-то вспомнился наставник Нелин. Единственный, кому удалось дожить до сорока. Для нас – почти старик. Его слова: «Изучая жертву, внимательно всматривайтесь в мотивы совершения преступления. Помните: по статистике, однажды убивший человек редко колеблется перед следующим убийством. В таком случае наказание – смерть».

Статистика. Но ведь и она иногда ошибается. Ошибается. Все ошибаются. Только не палач, ибо у него цена ошибки – человеческая жизнь. Часто не одна.

Мне очень хотелось, я надеялся, что в этот раз я ошибся. Я просто не мог себя заставить убить ее. Только не я и только не ее.

Вновь и вновь прокручивая ситуацию, я думал, поступил бы я так же, окажись на месте девушки другой человек. Мужчина. Мне хотелось надеяться, что да. Но я палач и я прекрасно разбирался в человеческих душах, в том числе и в своей собственной…

Может ли палач любить? Имеет ли право? Я никогда не слышал о подобном.

Когда за окном стемнело, я заснул.

Сплю я чутко. Нас специально учат, чтобы мы крепко спали, но я сплю чутко. Иногда ко мне приходят кошмары, и я просыпаюсь среди ночи в холодном поту. Непростительная слабость для палача.

На этот раз я проснулся оттого, что скрипнула входная дверь. Рука дернулась под подушку, где лежал взведенный пистолет. Рефлексы иногда сильнее нас. Особенно у палачей.

Это была она. Я знал, что это будет она. Знал – и боялся этого.

Джейн нерешительно переминалась на пороге.

– Можно войти?

От ее голоса у меня пересохло во рту, и я по привычке молча кивнул.

Девушка прикрыла за собой дверь, и комната вновь погрузилась в полупроглядный мрак. Она не зажгла свет, хотя прекрасно знала где выключатель. Я не собирался напоминать ей об этом. Некоторое время мы молчали, и стали слышны звуки ночного поселка за окном.

– Пришла сказать вам спасибо.

Я ожидал продолжения.

– Но вы же знали, видели, что сделала я. Я видела это вместе с вами. Почему же вы не сказали?

Странно, но в ее голосе слышалась мольба.

Второй раз в жизни я не знал, что ответить, поэтому так и ответил:

– Не знаю.

Услышав мой голос, Джейн неожиданно быстро подбежала к кровати. Под ее телом скрипнули пружины. Я часто дышал. Она дотронулась руками до моего лица, совсем как я несколько часов назад. Руки были холодными и дрожали.

– Со мной такое впервые. Я себя очень необычно чувствую. Я хочу отблагодарить тебя.

Она прижалась ко мне. Сквозь тонкую одежду отчетливо ощущалось девичье тело…

Мы лежали в кровати. Абсолютно обнаженные. Джейни тяжело дышала. Неожиданно она поднялась на локте и заглянула мне в глаза.

– Странно. Я даже не знаю, как тебя зовут.

– Руслан, – мой голос звучал глухо и я сам не узнал его.

– Руслан. Необычное имя. Что-то славянское?

– Тюркское. Был такой народ на древней Земле.

– Руслан, – она посмаковала слово на языке, – а… это твое подлинное имя?.. Я слышала, ни у кого из палачей нет матери.

– Матери есть. Просто мы их не знаем, чтобы, если доведется встретиться, в любом случае оставаться беспристрастным.

– Наверное это ужасно… то есть, я хочу сказать, не иметь семьи, не знать материнской ласки…

Я пожал плечами.

– Нас забирают еще детьми. Школа становится нашим домом, наставники родителями.

– Но это же неправильно. Бесчеловечно. Какое они имеют право! В конце концов, вашим способностям можно было бы найти другое применение, чем делать из вас… – она не смогла произнести этого слова.

– Палачей, – закончил я. – Кому-то нужно заниматься и этим. И потом, палачами становятся далеко не все телепаты, некоторые из них действительно находят применение в других областях.

– А ты? Почему стал ты?

– Меня никто не спрашивал. Всегда выбирают за нас. Как мне говорили, палач должен обладать обостренным чувством справедливости, не быть жестоким и уметь входить в чужое положение.

– Не быть жестоким? Странное требование для палача.

– В наших руках находятся человеческие судьбы и жизни. Разбирая то или иное противозаконное действие, мы должны всесторонне обдумать его, понять, какими страстями был движим преступник, что толкнуло его на это и главное: повторит ли он еще свое преступление.

– Выходит, вы не всегда убиваете жертвы?

– Это расхожее мнение, но оно ошибочно. На самом деле мы довольно редко прибегаем к высшей мере, и каждый такой случай пристально рассматривается Высшим Советом. В большинстве случаев достаточно другого наказания. Иногда это может быть лишение свободы, иногда принудительный труд, а иногда человек и так уже достаточно покарал себя. К каждому случаю, мы подходим особо и выбираем отдельную, наиболее приемлемую для данного индивидуума меру.

– А когда ты знаешь, что надо убить?

– Если этот человек становится опасным. Когда он уже не может остановиться, не контролирует себя. Наш долг – не только карать, но и ограждать прочих людей от преступников. Если нет другого выхода, такого человека мы убиваем.

Джейн некоторое время молчала.

– И как вы это делаете?

– Есть множество гуманных способов, если признать убийство гуманным. К тому же на разных планетах свои законы, – я полез под подушку и достал пистолет. – Вот хотя бы один из них.

Увидев оружие в моей руке, девушка испуганно отодвинулась. Одеяло с нее сползло, и в тусклом свете окна матово блеснула белая кожа.

– Это…

– Это пистолет, – сказал я. – Хочешь, возьми…

Джейн взвесила оружие на ладони.

– Тяжелый, – она уселась поудобнее, подобрав под себя ноги. Совсем как тогда… в комнате. – А как им пользоваться?

– Направляешь дуло на жертву и нажимаешь вот этот курок.

– И… это все?

– Да.

Джейн повертела его в руках, затем направила на стену и прицелилась.

– А ты… То есть я хочу сказать, тебе когда-нибудь приходилось убивать?

Я молчал.

– Извини, – спохватилась девушка.

– Все в порядке. Просто мне не доставляет удовольствия вспоминать об этом.

– А меня? Почему ты оправдал меня? Я совершила убийство. По вашим критериям, я заслуживаю смерти?

– Да, – я не мог врать ей. Только не в эту минуту.

– Но ты не сделал этого. Почему ты соврал? Насколько я понимаю, это не сойдет тебе с рук.

– Я не знаю.

– Как странно. Мы – палач и жертва – так спокойно разговариваем… Выходит, ты считаешь, что я опасна для окружающих, я могу убить еще раз?

– Можешь. Я знаю твои мотивы и понимаю их, но ты сможешь убить, если кто-то еще станет между тобой и золотом.

– Выходит, ты знаешь и про золото.

– Это было первое, что я прочитал у тебя в мозгу.

– И что ты намерен делать с этим знанием?

– Ничего. Вернусь домой.

– То есть на планету палачей. Где предстанешь перед Советом. Они также заберутся тебе в голову и прочитают все обо мне. В том числе и о сегодняшней ночи.

– У палача нет и не может быть личной жизни. Это наша сила и наше проклятие.

– А ты… я хочу сказать, ты не можешь скрыть?..

– Нет. Это бессмысленно. С моим желанием или против его, они все равно узнают все, что им нужно.

– А когда узнают, кинуться сюда, выполнять, что недоделал ты?

– Это их работа.

– И убьют меня.

– У тебя есть время. Ты можешь скрыться.

– И оставить все золото здесь. А вместе с ним и мечты о будущем. Чтобы скитаться бездомной собакой по всей Галактике!

Я молчал. Все, что зависело от меня, я сделал. Я дал ей шанс, и теперь только от нее зависело, воспользуется ли она им.

– Я так не могу.

Она не воспользовалась.

Дуло моего собственного пистолета смотрело мне в лицо, а изящный палец твердо лежал на курке.

– Я уже слишком много совершила, чтобы останавливаться на полпути.

Не было смысла отговаривать ее. Взывать к жалости. Я знал это. Я прочитал это в ее голове. Убивший раз с легкостью идет на повторное убийство. Но я сделал последнюю попытку.

– Что ты скажешь, когда на выстрел соберутся люди?

– Скажу, что заманил меня к себе в номер, а потом изнасиловал. Анализы подтвердят это. Когда ты заснул, я нашла пистолет и пристрелила тебя.

– Звучит правдоподобно, но многие тебе не поверят. Во всяком случае, отношение будет уже не то.

– А мне плевать! Мне нужно продержаться всего каких-нибудь несколько месяцев, пока я не выкачаю из жилы все, что нужно. Потом я покину эту планету, и пусть они подавятся своими подозрениями.

– А если они вызовут нового палача?

– Этого тоже не произойдет. Твой приезд так напугал их, что они вряд ли еще когда-нибудь решатся на подобный шаг.

– Значит, ты все спланировала с самого начала.

Она пожала красивыми обнаженными плечами.

– Прощай, Руслан.

Я не сделал попытки оставить ее. Зачем? Я и так сделал, что мог. Больше, чем мог.

Звук выстрела громко прозвучал в тихой комнате. Одновременно с ним сверкнула вспышка. Я не пошевелился.

Пистолет тихо, как будто не был смертельным оружием, упал на кровать. Джейн смотрела на меня удивленными глазами. Я тоже, не моргая, смотрел ей в глаза. Палач и жертва. Финальная сцена. Только здесь один был и жертвой, и палачом…

Я наблюдал за ней до последней минуты и все равно пропустил то мгновение, когда из глаз исчезло удивление, и они стали обыкновенными безжизненными глазами покойника.

Как я и предсказывал, на выстрел начали сбегаться люди.

Я аккуратно поднял пистолет и положил его в саквояж, среди прочих инструментов. Все они имели свои маленькие хитрости. Например, пистолет, хотя и похожий на обыкновенный, в отличие от него, стрелял в обратную сторону. В того, кто его держал. Еще с вечера я специально выбрал его и положил под подушку.

Я не верил статистике. Я хотел дать ей шанс, но статистика никогда не ошибается. Как и палач.

В комнату начали входить люди. Расстроенный мэр. Перепуганные горожане.

Я прикрыл обнаженное тело. Даже в смерти она была прекрасна.

Многие из вошедших смотрели на меня с осуждением. Но мне было все равно. Я, как и она, не нуждался в их одобрении. В этом мы были схожи. Палач и его жертва.

На взлетной площадке меня провожала не менее многочисленная толпа. Они пришли. Любопытные. Людям всегда любопытно. Впрочем, я – палач и мне нет до этого дела.

Мэр долго топтался рядом, не решаясь протянуть руку.

– М-м-м… э-э… спасибо, – наконец выдавил он, но руку так и не пожал. – Мы благодарны вам за оказанную помощь.

Хотя бы в одном Джейн была права. Они больше никогда не вызовут палача. Люди должны сами решать свои проблемы и нечего их сваливать на чужие плечи, пусть и специально созданные для этого. В конце концов, палачи тоже люди.

Неожиданно толпа расступилась, на поляну, пошатываясь, вышел старик. Отец.

Это невероятно, но он сильно постарел по сравнению со вчерашним днем.

– Будь ты проклят! – прокричал старик и, занеся огромные кулаки, побежал в мою сторону.

Пройдя всего несколько шагов, ноги подкосились, и он упал.

– Будь ты проклят! – он катался по земле, а из глаз лились слезы. Больших голубых глаз. Совсем как у… – Проклят, – сказал он уже тише.

Я повернулся и молча залез во флайер.

«Буду, – подумал я, – только ты, старик, опоздал. Я уже проклят. Давно. Вместе с рождением…»

Пролетая над геометрически правильными полями, я подумал, что ненавижу эту правильность. Человек всегда несет ее в себе, выстраивая всех под одну линейку.

Белое. Черное. Виноват. Нет. И мы – палачи – вносим посильный вклад. Мы тоже люди.

Еще я думал, как отреагирует Высший Совет на мой поступок. Нет, я не волновался. Я знал. Они поймут меня. Ведь они тоже – палачи…

***

«Ведь они тоже – палачи…»

Руслан Сваровски отложил рукопись.

– Ну, как?

Аким Флексер перед тем, как ответить взъерошил волосы. С завидной периодичностью, он проделывал данную процедуру постоянно, отчего шевелюра Акима походила на прическу маньяка-ученого, каким его любят изображать в фильмах. Рыжего маньяка-ученого. Но только шевелюра, ибо тело парня могло послужить прекрасной моделью для какой-нибудь героической статуи.

Оставив в покое волосы, Флексер перешел к бицепсам, нервически ощупывая, словно они могли сдуться.

– Давно хотел спросить – писать на бумажных листах, ручкой – это из-за нелюбви к технике, или такой свежепридуманный кич?

– Ты рассказ слышал, или нет!

– Ну слышал, – Аким снова ощупал бицепсы. Идеальные пропорции тела парня в большей степени были предметом труда пластических хирургов, нежели походов того в спортзал. Неделю назад, потратив изрядную сумму из родительских денежек, Флексер сделал себе новое тело. И еще привыкал к нему. – Думаешь, так все было?

– Так, не так! После погромов, а потом Переворота мало что осталось, особенно связанного с телепатами. В старом хранилище, да еще на бумажных носителях, мне удалось откопать записи. Одному из дел я, если так можно выразиться, придал более литературный вид.

– Девушка, золото, романтическая линия – слишком театрально. Смахивает на дешевую беллетристику.

– Про романтическую историю и золото я ничего не придумал, ты же знаешь – телепаты не могут врать. Во всяком случае, не другим телепатам.

– А имя героя ты тоже взял из записей. И оно совершенно случайно совпало с твоим.

– Можешь не верить, но – да! – Руслан Сваровски опустился в кресло, спинка которого тут же услужливо изогнулась, приняв форму его сутулой спины. – Действительно, был такой палач по имени Руслан. Собственно, поэтому-то я и заинтересовался его делами.

– Надеюсь, ты понимаешь – это никогда не опубликуют.

– Так уж никогда…

Аким взлохматил шевелюру.

– Дались тебе эти палачи! Такое время – о телепатах вообще лучше не заикаться. Конечно, не то, что после Великого Переворота, но все же. А тут – мало того, что телепат, так еще и палач. Людей, значит, убивал.

– Виновных людей!

– А кто устанавливал степень вины? Сам же и устанавливал. Ах да, чуть не забыл – Совет! А в Совете кто? Те же телепаты! Рука руку моет!

– Сейчас ты рассуждаешь, как те, кто громил дома и убивал телепатов перед Переворотом, не разбирая, кто виноват, кто нет, только за то, что они отличаются от нас.

– И тогда, и сейчас – люди не изменились. Была б беда, а виноватые найдутся.

Руслан поднялся с кресла, и оно распрямилось. Как всегда, когда волновался, а волновался он всегда, когда разговор заходил о телепатах, ноги, тело требовали движения. Хотя бы простой ходьбы из угла в угол.

– Знаешь, есть версия, что тогда, с диктатором разговаривал именно телепат.

Аким отмахнулся.

– Слышал, но не верю. Свой – своих предал!

– В первую очередь он – человек, и только во вторую – человек, умеющий читать мысли.

– Ага, и такой идиот, что не предполагал, чем все закончится! Слушай, бросил бы ты это дело. Написал бы очередной роман, деньжат срубил…

– Я написал… точнее, пишу… точнее – собираюсь писать…

– Да ну! И про кого? Красотку, красотку блондинистую включи туда, для меня, и чтоб сиськи побольше, а лучше в два ряда, как у этих – гимканок…

– Про Предводителя.

– А талия – руками не обхватить, и ноги от ушей… чего?

– Я пишу роман про Предводителя.

– Какого Предводителя, нашего Предводителя?..

Руслан усмехнулся.

– Если ты знаешь другого.

– Нет, но… просто… с чего бы это вдруг…

***

«… прибывший на планету палач, по иронии судьбы, вызванный самими заговорщиками, легко определил подмену и даже смог указать местонахождение истинного правителя. По счастью, заговорщики, заменившие его двойником, еще не успели казнить Их Величество. Таким образом, телепатическая служба палачей, в очередной раз оказалась на высоте и не позволила свершиться несправедливому…»

Зайкин в раздражении выключил телевизор.

– Опять эти палачи! Кругом одни телепаты! Скоро нормальным людям не останется места, как и работы!

Коренев взглянул на коллегу поверх зеркальных очков, которые с упорством маньяка продолжал носить и в помещении. Помещении участка.

– Да брось ты! Неплохие ребята. Я бы, знаешь, не оказался почитать мысли кое-кого.

– Кого? Кого! Мысли на то и мысли. Хоть что-то должно остаться себе! Быть закрыто! Вон на Тренте – там правильно – все телепаты носят шлемы! Во-первых, не растелепатируешься, а во-вторых – сразу видно, кто перед тобой!

– А если бы ты был телепатом?

– Ну и носил! Нечего к честным людям в бошки заглядывать!

О, мягко говоря, нелюбви Зайкина к телепатам знали все в участке. Иногда даже посмеивались над этим. Не очень громко и не очень часто, ибо шуток и иронии капитан Андрей Зайкин не понимал и не любил. Первое обуславливало второе. Все вместе объяснялось не совсем благозвучной фамилией. Не то, чтобы совсем обидной, но с такой фамилией и клички не надо. С детства привыкший доказывать, что «он не заяц» капитан заботливо перенес все подростковые комплексы во взрослую жизнь.

Сейчас он не любил телепатов. За что – не смог бы, наверное, сказать и сам.

Коренев задвинул очки на место и потянулся на скрипучем стуле.

– Знаешь, в нашей истории уже были случаи, когда людей заставляли носить знаки различия. Клеймо рабов, косы китайцев, звезды евреев.

– Ты это… ты не равняй! – Зайкин, как всегда, когда кто-то ступал на любимый мозоль, заводился с пол оборота. – Они, действительно, не такие. Они ж мысли читать могут!

– Ну и пусть читают, полиции в работе это бы пригодилось.

– А если ты что подумаешь?

– Что?

– Ну, что-то не то!

– Например?

– Про мать его, или еще что?

– С какой стати мне думать про его мать. Да и не читают телепаты мысли без твоего на то разрешения.

– А ты проверял? Проверял, да! А кто проверял? Такие же телепаты! Рука руку моет! К тому же, только пусти к нам в отдел телепата, не успеешь оглянуться, как их кишмя кишеть здесь будет, а нормальных людей – на улицу!

– Ну, телепатов, знаешь, не так много, к тому же в нашем деле – поиске пропавших – они не конкуренты.

– А в чем конкуренты, в чем…

Спор, начинающий входить в привычную колею, прервала девушка.

Худая, в коротеньком платьице, из-под которого выглядывали стройные ножки в высоких сапогах с – последняя мода – закругленными носками. Милое личико – несмотря на косметику – было бледно, к тому же его портили плохо замазанные круги под глазами.

Робко постучав, посетительница протиснулась в щель.

– Простите… мне сказали… капитан Зайчиков…

– Зайкин! – прорычал капитан, направляясь к своему столу. – Что у вас?

***

Они стояли на пороге.

Двое янисцев.

Невысокий рост за счет коротких ног, сильное тело борца и непропорционально длинные руки. Классический образчик правящей расы. Две пары раскосых глаз без особого интереса осматривали Руслана.

– Господин Сваровски, – ответ они уже знали, поэтому первая фраза была не вопросом, а констатацией факта. Оставалось загадкой – кому они констатируют. Посетители знали, кто он, Руслану это было известно априори.

– Слушаю.

Не дожидаясь приглашения, посетители вошли в квартиру, потеснив хозяина двумя парами широких плечей.

Не спрашивая, не плутая, они сразу прошли в его кабинет.

Руслану ничего не оставалось, как закрыть дверь и последовать за гостями, держащими себя, как хозяева.

Впрочем, они и были хозяевами. Хозяевами новой империи, хозяевами этой планеты, а значит – по закону гибкой, но неумолимой логики – хозяевами и его квартиры.

В кабинете они не присели. Главным образом потому, что кроме кресла за столом, там не на чем было сидеть. Не мостить же, в самом деле, свой зад, точнее – два зада – на неширокий бортик комнатного фонтана.

Войдя, Руслан не без удовольствия умостил собственный зад в единственное кресло. Получилось только хуже. Теперь посетители смотрели на него сверху – вниз, что доставляло Руслану некоторый дискомфорт.

– Господин Сваровски, мы представляем Комитет просвещения.

Слава Создателю, хоть шкуры носить перестали. Хотя, на праздничные церемонии, янисцы по-прежнему цепляли на себя свои вонючие национальные одежды. Вонючими их называли все, во всяком случае, знакомые Руслана – точно. Хотя, кто-кто, а Руслан знал – шкуры пахли и даже очень приятно. Прекрасная вычинка, сохраняющая блеск и чистоту меха, экзотический животные из самых отдаленных уголков Империи. Да что там – у него самого в гардеробе висел «шкурный» костюм, как раз для официальных церемоний.

– Комитет просвещения?? – Руслан позволил правой брови поползти вверх. Как модный писатель, две последние книги которого никак не могли вылезти из списков бестселлеров, он мог позволить себе это. Даже в разговоре с представителями правящей расы.

– Совершенно верно, и от нашего Комитета к вам официальное поручение.

Фраза немного резанула слух профессионального писателя, хотя, вроде, все слова были правильны и на своих местах.

– Поручение? – вот, значит, как. Не предложение, не просьба, а – поручение. Почти приказ. Что могло понадобиться просветителям от него – беллетриста. На язык просился вопрос: «Не ошиблись адресом?», – учитывая приветствие – вопрос глупый.

– Наш Комитет поручает вам написать биографию Предводителя.

– Э-э-э, – Руслан на мгновение ослабил контроль, и вопрос, воспользовавшись шансом, прорвался наружу. – Вы уверенны, что не ошиблись адресом? – мгновение прошло – контроль восстановился. – Я, в некотором роде, не историк, не исследователь. Да и, насколько мне известно, уже существует, по крайней мере, несколько официально изданных биографий Предводителя.

– Совершенно верно, однако есть идея, к юбилею Великого Переворота издать, если так можно выразиться, ненаучную, литературную биографию всеми нами горячо любимого Предводителя. Где бы он предстал, как обычный человек, с прошлым, со своими желаниями, мыслями…

– Слабостями, – не удержался Руслан.

– Слабостями, – легко согласился один из гостей. – Не скрою, подобное поручение получили еще несколько писателей. Труд, признанный лучшим и наиболее отвечающим нашим требованиям, будет издан. За счет Комитета и очень не маленьким тиражом. Надеюсь, стимул понятен.

– А если я откажусь, или не смогу…

– Через пол года, за месяц до празднования двадцать пятой годовщины Великого Переворота, рукопись должна быть в Комитете. Да, да, не удивляйтесь, мы знаем, что вы предпочитаете писать от руки.

– Но я даже не знаю, с чего начать…

– С чего хотите, это уж как вам подскажет, писательская интуиция. Если ваш, э-э-э, труд потребует накладных расходов – чеки и билеты сохраняйте. Все будет, естественно, оплачено. Кроме того – вот, – на стол легла пластиковая карточка с переливающейся голограммой. – На пол года вам предоставляется допуск во все архивы и хранилища, которые могут понадобиться, в процессе написания биографии. Если куда-либо вас не пустят – свяжитесь с нами, – рядом легла еще одна карточка, не такая цветастая. – Вопросы?

Вопросы? Вопросов не было.

Удача – вот слово, что вертелось в голове, по счастью не скатываясь на язык. Нет, плевать ему было на биографию Предводителя и – в случае издания – сулящие это выгоды. Многомиллионные тиражи, гонорары, награды, премии, почетное место в каком-нибудь Комитете, хоть в том же просвещения.

Телепаты – давняя и тайная страсть Руслана. Скоро три года, как появились средства и возможность, с небольшими перерывами, он исследовал и писал биографию телепатов, если так можно говорить о группе, в составе которой тысячи. Тема была не то, чтобы запретна, но и не особо приветствовалась официальной властью.

Конечно, грамотный психолог в два счета раскусил бы причины его одержимости телепатами и, почти наверняка, избавил бы Руслана от нее. Но в том-то и дело, что Руслан знал причины, точнее – одну причину одержимости и, ни в коей мере не хотел избавляться.

Теперь, с цветастым пропуском, его исследование, его работа получит неожиданное подспорье. А биография Предводителя, что ж, он напишет, за месяц что-нибудь накропает, скомпилировав из официальных источников.

Для отчета. Чтобы отвязались.

Гости все еще стояли в кабинете.

– Благодарю за, э-э-э, оказанную честь.

***

– Он пропал! – посетительница, которую звали Катарина Дэнджсон, в который раз промокнула слезящиеся глаза мокрым от тех же слез платком. – Он пропал!

Еще бы не пропасть – их отдел так и назывался «Поиск пропавших», и она пришла сюда, значит – кто-то пропал.

Сегодня этим кто-то был жених девушки – некий Антон Ю-пин.

– Сколько времени прошло с момента, когда вы последний раз виделись, – капитан Зайкин смотрел на полупустую форму на экране монитора. Компьютер, ожидая заполнения всех граф, возмущенно дребезжал.

«У палачей, небось, оборудование не дребезжит!» – в раздражении подумал Зайкин.

– Он пропал! Пропал! – мокрый платок в который раз ткнулся в глаза, то ли промокая их, то ли смачивая еще больше.

– Когда вы видели вашего жениха…

– Две недели… две недели назад, в позапрошлую пятницу, он пришел с работы, радостный, сказал, что взял отпуск, что срочная работа, денежная… он должен был вернуться! Понимаете, вернуться! Сначала я ждала – день, два. Думала что-то… задерживается, ну, вы понимаете, мало ли… потом, потом я… – в ход снова пошел платок.

– Э-э-э, а вы не пытались с ним связаться?

– Нет, нет, он не оставил! Не сказал! А свой коммуникатор дома… оставил!

– Вы упомянули работу. Какого рода работа?

– Не сказал. Он никогда ничего не говорит. А здесь… упомянул, что дал подписку о неразглашении. Поэтому и коммуникатор оставил, и на неделю уехал… вещи собра-а-ал! – платок недолго оставался без дела.

Прошлой весной у Зайкина был похожий случай. Тогда перед ним тоже сидела заплаканная девушка, жених которой, собрав вещи, пропал на две недели. Тоже говорил, что срочная работа. Он у нее был архитектор, или кто-то в этом роде. Когда они уже начали искать, парень неожиданно объявился. Оказалось – все это время провел у любовницы.

– Мисс Дэнджсон, кем работает ваш, гм, жених?

– Он хирург, пластический хирург, в клинике на Курень-Пелас, это между…

– Я знаю, где это, мисс Дэнджсон. Вы считаете, последняя срочная работа связана с э-э-э, родом его деятельности? – проклятые протоколы! Скоро и в жизни начнешь выражаться, как пишешь. «Дорогая, в полуметре от твоей левой руки с растопыренными пальцами находится моя зажигалка фирмы „Zippo“ цвета серый металик с надписью „Zippo“ латинскими буквами на боку, не могла бы ты протянуть левую руку и подать мне зажигалку фирмы „Zippo“ цвета серый металик с надписью…»

– С чем же еще! – кажется, она, наконец, прекратила плакать и смотрела на Зайкина красными глазами.

– Ну, я не знаю, возможно, какое-нибудь коммерческое предприятие. Молодые люди склонны к рискованным авантюрам…

– Антон не склонен!

– Тогда, может, какая-то покупка, возможно, на другой планете, сделать вам сюрприз…

– Я не люблю сюрпризов! Он это знает!

– Есть еще – подготовка к романтическому путешествию, некоторые отправляются заранее, чтобы, так сказать, осмотреть места…

– Он бы мне сказал!

Зайкин начал терять терпение.

– Женщина у него другая может быть! Любовница!

– Люб… люб… вы думаете, у Антона люб… ы-ы, – она снова зарыдала.

Ну вот, а то заладила: «не склонен», «не люблю».

– Нет, он не такой, вы знаете, Антоша не такой, он… он… честный, правильный!

Ага, все они честные и правильные до поры, до времени.

– Разберемся.

Неожиданно, она снова прекратила плакать. Красные глаза вновь уставились на капитана.

– Вы его найдете?

Зайкин вздохнул. Если бы она знала, сколько людей ежедневно пропадает только на их участке. Вон памяти допотопного компа едва хватает вместить все дела.

– Сделаем, что сможем.

***

«Никто не знает, когда и отчего они начали появляться. Когда… были всегда, наверное, во все века с гордостью или без оной примеряя различные наименования: колдуны, экстрасенсы, ведьмаки, интуиты, люди с развитым шестым (седьмым, десятым) чувством. Отчего… заложено в генах матерью-природой или Создателем с самого начала, случайная или неслучайная мутация, полученная еще на Земле, результат смешанного и сложного влияния космических излучений и спектра чуждых солнц.

Теории… вот в чем-чем, а в теориях недостатка не было. Всегда. Словно этого мало, каждый год рождались новые, иногда являясь всего лишь хорошо забытыми старыми».

Руслан Сваровски отложил ручку, перечитал написанное. Так ли он хотел начать свой труд? Сейчас, когда середина четко очерчена и на треть написана, конец еще смутен, самое время взяться за начало.

Но то ли это начало, что он видел в грезах между сном и явью, когда просыпаешься среди ночи, и собственные мысли бодрят не хуже чашки крепкого кофе… то ли начало, что представлял себе, когда только замыслил труд… как-то слишком просто все, буднично что ли. Пафоса, побольше пафоса!

«Я знаю», – скажет усталый прагматик. «Нет, я!» – закричит упрямый романтик. «А может, я?! – спросит умеренный скептик. И будут правы. Трое, все трое. Или один. Или два.

Одно известно доподлинно, если хоть что-нибудь может быть известно доподлинно в нашем не самом открытом из миров. Девяносто лет, почти век назад количество людей со способностью читать мысли перевалило некую критическую отметку, и о них заговорили».

Руслан снова отложил ручку.

Он читал старые газеты. Видел передачи.

Причем, как заговорили – повсеместно. На сотнях планет Содружества, словно кто-то наверху, наконец, исхитрился вытянуть палец из плотины, чтобы из образовавшейся дыры на ничего не подозревающих обывателей хлынул поток информации.

«Они среди нас!»

«Уроды или люди?»

«Следующая ступень эволюции!»

«Возможности сверхсознания!»

«Как уберечься, если ваш сосед – телепат».

На бумажных полях сражений газет, в голубых окопах визоров разгорались настоящие войны.

Находились противники, призывающие выселить всех особей с телепатическими способностями на отдельную планету, дабы отгородить нормальных людей. Доставало и сторонников, доказывающих, что они такие же граждане с одинаковыми правами, а никак не преступники. И даже более того – могут стать на службу обществу. Были и равнодушные и безразличные. Хотя, судя по тогдашним новостям, таких было меньше всего. Судя по древней мудрости, таких стоило опасаться больше остальных.

Наверное, кому-то было выгодно разжигание страстей вокруг «телепатической» проблемы. Почти наверняка, граждан отвлекали от чего-то более существенного. Так, за страстями об умеющих читать мысли, почти незамеченной прошла экспансия корпорацией «Ямамото» трех Гимканских планет. Началась и закончилась земляно-бурская война, прошли выборы в парламент с девяносто процентной победой консервативной партии, а народ все спорил о телепатах.

И, конечно, никто, возможно даже сами зачинщики компании не знали, во что она выльется. Впрочем – думать так – верх наивности. Они-то знали и даже направляли.

Пишущий конец ручки снова вошел в соприкосновение с бумагой.

«Телепатические бунты».

«Так называемые «телепатические бунты» в той или иной мере прокатились по всем человеческим планетам Содружества и по большей части гуманоидных планет. По разным оценкам в них, в общей сложности, погибло от десяти до ста миллионов особей. Причем, большая часть из них, естественно, не была телепатами.

Корпорация «Ямамото» отгребла очередной кусок рынка. В бунтах погибла семья Льва Нуразбекова – главы «Донкей инк.» – заклятого конкурента «Ямамото». Если верить новостям – сын Нуразбекова был телепатом. Возможно, «Ямамото» устраняла потенциально опасного будущего президента».

Ручка снова была оставлена.

Да, что ж он о Нуразбекове! Впрочем, обойти эту тему трудно, особенно если пишешь о том времени, особенно о телепатах. Портретами погибших жены и сына главы «Донкей инк.» пестрели передовицы всех газет.

Если верить тем же газетам, Лев Нуразбеков так и не оправился от потери. Забросил дела, ушел на покой, впрочем, все еще входя в десятку самых богатых людей Содружества, или пятерку…

«Естественно, было проведено расследование. Многих участников бунтов осудили. Еще большее количество ушло от возмездия. Фемида, как известно, с повязкой на глазах.

Чудом выживших телепатов не знали куда пристроить, пока, наконец, в чью-то гениальную голову не пришла идея, сделать из них… палачей».

***

Клиника называлась: «Светлый путь». Некоторое время капитан Андрей Зайкин размышлял над названием. Так и не постигнув логику хозяев, капитан вошел внутрь.

Внутри, приветливая девушка очень приятной наружности – явно продукт труда сотрудников клиники – узнав, что он не клиент, растеряла большую часть приветливости. К привлекательности, по счастью, это не относилось. Однако, дверь в кабинет управляющего она все же указала.

– Антоша Ю-пин, как же, как же… мы тоже обеспокоены. Весьма обеспокоены. У нас, знаете, клиенты, запись, люди заплатили деньги, волнуются. Репутация клиники… все такое… – управляющий, тоже явный результат работы клиники, восседал за строгим письменным столом в строгом халате… белом. Андрей подозревал, что никакой он не врач, но положение, как говорится, обязывает.

– Он попросил недельный отпуск?

– Совершенно верно.

– И вы его отпустили?

– Помилуйте, – холеные руки с идеальным маникюром взрезали воздух, – мы не фазенда рабовладельца. Если сотрудникам требуется время для э-э-э, каких-либо своих дел, мы предоставляем его. Не то, чтобы с радостью, но предоставляем. Естественно, отпуск при этом не оплачивается, – зачем-то добавил он.

– Естественно, – Зайкин кивнул. – Вы в курсе, для каких дел Антону Ю-пину понадобился именно этот отпуск?

– Знаете, – кажется, собеседник позволил себе немного смутиться, – э-э-э, профессия пластического хирурга, как бы это выразиться, имеет некоторые особенности.

– Это, какие же?

– Ну, иногда, по тем или иным причинам, люди, которым требуются наши услуги, не склонны обращаться в клинику… такие клиенты обычно выходят непосредственно на специалиста, ну а тот уже, если изыскивает возможность, в приватном, так сказать, порядке…

– Начальство знает?

– Увы, увы, – сожаление было почти искренним, – знает, да и как запретишь. В свободное от работы время сотрудники вправе заниматься, чем хотят. Это, если так можно выразиться, привычная практика, не только в нашей клинике, повсеместно. Если сотрудник, так сказать, не злоупотребляет, на это, как правило, смотрят сквозь пальцы.

– Вы полагаете, Ю-пин взял отпуск именно для подобной работы?

– Я не полагаю, я знаю, как-то он проболтался… сразу скажу – кто клиент, в каком месте предполагалось работать и даже какого рода операция, мне неизвестно. Но, Антоша говорил, что очень хорошо заплатят… я не пытался отговорить, к сожалению, он взрослый человек и должен сам понимать…

– Что?

– Да вы и сами знаете. Хорошо, если подобная работа касается какой-нибудь молодой любовницы директора компании, которой ни с того, ни с сего захотелось увеличить грудь, или уменьшить. Но ведь – вы понимаете – к нам – докторам – обращаются и, в некотором роде, криминальные элементы. Изменение внешности, отпечатков, даже радужки, хоть это и дороже, довольно распространенная практика, э-э-э, ухода от, э-э-э ответственности.

– Именно поэтому, мы проводим еще тесты на ДНК,

– Да, да, конечно. Операции подобного рода, как правило, хорошо оплачиваются, однако специалисты, проводящие их, как правило…

– Долго не живут, – закончил за собеседника Андрей.

– Не обязательно, но риск есть, причем процент риска весьма велик, но тут уж, говорится, как повезет. А операция, на которую отпрашивался Антон, судя по всему, намечалась весьма денежной.

– Вы думаете, его уже нет в живых.

– Я ничего не думаю, я могу лишь молиться и надеяться на скорое возвращение коллеги. Мы ведь здесь, знаете, как одна семья. Кстати, может Сергей что знает!

– Сергей, это кто?

– Да, да, незадолго до, гм, отпуска Антоши, я видел их вместе, потом он еще приходил сюда.

– Фамилия у него есть?

– Кажется… Светин, да, точно – Сергей Светин. Он, знаете ли, телепат.

– Телепат! – Зайкин воскликнул чуть громче, чем обычно, да и чем прилично.

– Конечно, разве не помните, лет пять назад – довольно громкая история.

– Я не интересуюсь телепатами!

– Газеты еще писали. Светина выгнали из медицинского – он был однокашником Антоши – с позором и скандалом.

– Если можно, подробнее.

– Ну, как же – телепат считывал ответы, прямо из голов преподавателей. Хотя, зачем ему это – Антоша говорил – Светин неплохо учился…

– Телепат остается телепатом! – Андрей старался, чтобы голос звучал ровно.

– Возможно, возможно, как бы то ни было, парня вытурили. В другие учебные заведения его – естественно – не взяли. Я почему знаю – компания считает своим долгом отслеживать, так сказать, перспективные молодые кадры, еще в университете, я тогда отслеживал, гм, Антона, вот и…

– Где живет, знаете?

– Боже упаси! Да и это больше по вашей, гм, части.

***

Ручка зависла над листом бумаги. Войдет в соприкосновение, и родится слово. Затем фраза, предложение, абзац, глава. Если повезет, и ручка будет достаточно упорна, а бумага терпелива – дело дойдет до книги.

Но пока, пока перо не произвело первый росчерк, из него может выйти, что угодно. Какой-нибудь пасквиль, или гадость, способная причинить вред, а то и убить живое существо.

Таким вот росчерком пера в прошлом забирали жизни у миллионов. И будут забирать в будущем. Похожим росчерком пера можно лишить человека мечты, желания, долго вынашиваемых, выставленных напоказ, или тщательно спрятанных планов. Хотя нет – желания лишить росчерком пера трудно. Оно будет жить в тебе, зреть или чахнуть, в любом случае доставляя неизменное неудобство, ибо желание без реализации – мука.

Похожим росчерком пера, тогда, почти век назад, телепатов превратили в вершителей судеб… преступников.

«Почему палачей? А почему нет. Каэр Морхен – так называлась эта планета, или это сами палачи назвали ее так.

Подумать только – целую планету отвели телепатам. То, что большая ее часть непригодна для жизни, предпочитали благоразумно умалчивать.

После бунтов, ужаснувшееся и раскаявшееся общество резко изменило свою точку зрения.

Телепатов теперь жалели. Как всегда жалко пострадавших. Особенно – невинно пострадавших. И это было опасно. Они могли потребовать, что угодно, и им бы дали. На счастье большей части общества и на горе телепатов, у них в правительстве, да и в масс-медиа отсутствовали достаточно сильные и влиятельные покровители. К тому же телепаты были убиты горем.

Парламент не дремал и провел закон о создании гильдии палачей».

По слухам, а теперь и по документам, добытым с помощью карты доступа, корпорация «Ямамото» в самом начале привлекала телепатов к своей работе.

Узнать секреты конкурента, считать, вытянуть их прямо из головы члена совета директоров, или ведущего ученого. Что может быть заманчивее. Что может быть проще для телепата.

Довольно скоро от услуг телепатов предпочли отказаться. В документах не указывалась причина, однако Руслан Сваровски понимал ее.

С одинаковой вероятностью, тот же телепат может вытянуть секреты из голов руководителей твоей фирмы. Как быть уверенным, что он этого не делает, или уже не сделал? Нанять еще одного телепата? Но где вероятность, что и этот не поступит так же? Нанять третьего. Замкнутый круг. К тому же, они телепаты – кто знает, о чем эти уроды говорят друг с другом, пользуясь тем, что мы не слышим.

К нему же, как ни старайся, а мысли, не совсем приятные мысли, касающиеся уродов, лезут в голову. Особенно в их присутствии, когда изо всех сил стараешься не думать.

Как отреагирует сотрудник, прочитав мысли улыбающегося главы службы безопасности, что тот считает его мерзким созданием. Можно ли требовать и ожидать верности от такого человека?

Теперь Руслан почти не сомневался – гибель сына Льва Нуразбекова была далеко не случайна. Телепат во главе конкурирующей корпорации – кошмар пострашнее ядерного холокоста.

«Сделать из телепатов палачей оказалось очень мудрым и дальновидным решением.

Вроде – на службе общества. Больше того – польза, и какая. Раньше Фемида была слепа, а теперь, значит, прозрела, отбросила повязку, вернув еще, как минимум, одно важное чувство.

Честным людям нечего бояться. Преступники – дрожите в страхе.

Палачей, пусть даже выполняющих общественно полезную работу, общество не любило. Уважение, страх, ненависть, понимание, однако любовью здесь и не пахло, как и ее сестрой – жалостью.

Палачей, а следовательно – телепатов, не любили.

И так продолжалось много лет».