III

Запись сделана 8 сентября 1986 года.

Понедельник, 15:10.

Минут двадцать назад закрыла за собой входную дверь, и, забравшись с ногами в красное кресло с деревянными подлокотниками, взялась за дневник, хотя следовало бы взяться за сочинение, что задали к завтрашнему уроку русского языка.

Начало недели порадовало — сегодняшний день выдался погожим. Ярко светило сентябрьское солнце, заглядывая в распахнутые окна классных комнат, и припекало совсем как летом. Столбик уличного термометра колебался где-то в районе двадцати четырёх градусов, и в надоевшем шерстяном платье я ощущала себя словно в парнике — мне было невыносимо душно. На кристально чистой глади небосклона — ни единого облачка, ничто не нарушало его глубины, насыщенной яркими голубыми красками. Изредка сквозь открытые окна до нас доносился протяжный рокочущий звук, будто где-то далеко-далеко пролетал самолёт, разрезая небо пополам.

На лицах моих одноклассников застыло то же покорно-печальное выражение, что и на моём собственном. Обречённо вздыхая, охая, ахая, и, поглядывая на часы, мы сидели в нетерпеливом ожидании звонка. На последнем уроке Лена с Колей даже не пытались делать вид, что слушают Анастасию Сергеевну; их головы были повёрнуты в сторону окна, за которым так и веяло свежим воздухом, с примесью сладкого запаха свободы. Оглушительная трель подействовала на всех ребят как команда "Вперёд!", и мы принялись собираться.

Побросав учебники и тетради в дипломат, я заторопилась на выход. Идти домой совершенно не хотелось, и я побрела к высоким тополям, что росли вдоль школьного забора. Рядом с деревьями выстроились ряды скамеек. В воздухе летали тонкие нити паутины, под ногами шуршали опавшие листья, лаская слух мягким шелестящим звуком, а дворник, невысокий пожилой мужчина, ухватившись обеими руками за метлу, старательно сгребал их в невысокие стопки, чтобы потом сжечь.

Я опустилась на одну из скамеек, положив дипломат рядом с собой. Гигантские тополя своими вытянутыми макушками защищали меня от палящего солнца, и оно больше не слепило глаза, а школьный двор раскинулся передо мной как на ладони. Пока я сидела, бездумно вычерчивая мыском туфли узоры под ногами, из школьных дверей выскочила стайка пятиклассников и понеслась в сторону калитки. Со своего "наблюдательного пункта" мне было хорошо видно, как они размахивали ранцами, набитыми ручками, книжками и тетрадками, галдели, улюлюкали, стремясь перекричать друг дружку, и беззаботно смеялись. За ними потянулись ребята постарше. Несколькими минутами позже во дворе стали появляться и мои одноклассники. Сначала Лена с Колей, затем Лёшка Дудкин, которого прямо на ходу отчитывала Вика Бойкова, а следом за ними вышел и Юра Квартин, мой сосед по парте. Шёл он один. Как обычно.

Удивительно, но за эту неделю я так и не сумела подружиться с ним по-настоящему, а жаль. Мне он показался нормальным парнем, но думаю, тут дело было не во мне, а в самом Юрке. Он держался особняком ото всех и не больно-то откровенничал с другими ребятами, разве что с Колькой Апраксиным, сидевшим позади него. И этим он напоминал мне Аню Смирнову. Но если Аня не стремилась к общению с другими ребятами, потому что считала себя во всём лучше и умнее остальных, то Юрка избегал того же общения по какой-то лишь ему известной причине, поскольку надменности в нём я не заметила. Думаю, что Юра просто сам по себе замкнутый человек. А ещё, просидев с ним бок о бок целую неделю, я пришла к неутешительным выводам, что всё-таки у Юры существуют какие-то проблемы со здоровьем. Почти уверенна, что с сердцем. Уже не однократно я замечала, как во время уроков он хватается рукой за грудь, а кожа его удивительным образом бледнеет.

Пока я размышляла, упершись взглядом в широкую Юркину спину, обтянутую синей курткой, рядом со скамейкой, откуда ни возьмись, появился маленький бело-серый котёнок, и принялся ластиться о мою ногу.

— Ты откуда здесь взялся? — склонившись к нему, произнесла я, в то время как руки уже ласково гладили пушистый комочек. Он потянулся, подставляя под мою ладонь свою крошечную спинку, и от удовольствия громко затарахтел, будто трактор.

— Тишка! Кс-кс-кс! — раздался чей-то голос. Завертев головой по сторонам, я увидела, что в нашу сторону направляется дворник. Заприметив мужчину, котёнок бросился ему навстречу. — Ну, и чего ты пришёл, а? Чего тебе дома-то не сидится? — отчитывал он котёнка, словно тот был ребёнком, а потом перевёл взгляд на меня: — Я живу здесь неподалёку, сразу через дорогу, а этот проказник выскочил вслед за мной, когда я выходил из дома. Я то сослепу и не заметил его. Эх, ты!

Котёнок лишь мяукнул, и снова потёрся о ногу дворника, вынуждая меня засмеяться.

— Я Константин Викторович, — представился мужчина, притулив свою метлу к скамейке. На вид ему было чуть за пятьдесят, пшеничного цвета волосы, хорошо так тронутые сединой, невысокого роста. — А я тебя здесь раньше не видел, — взгляд бледно-голубых, почти выцветших глаз неторопливо прошёлся по моему лицу, пока он опускался на скамейку рядом.

Между металлических прутьев забора, возле одного из белёных тополей, показался здоровенный рыжий кот, и глупый несмышлёный Тишка, бросился прямо к нему.

— Меня Соня зовут. Соня Колесникова, — ответила я, с волнением поглядывая на пушистого котёнка. — Я раньше в другой школе училась. Да и в другом городе, — мои губы растянулись в слабой улыбке.

— Вот как? — Константин Викторович сунул руку в карман своей тёмной спецовки. — Значит, будем знакомы, Соня!

Не успела я ничего ответить, как увидела, что Тишка, шустро юркнув к рыжему коту, выгнул спину дугой, зашипел; пушистая шёрстка его встала дыбором.

— Ой! — само собой сорвалось с моих губ, и, испугавшись, что котёнку сейчас достанется от матёрого котяры, я поспешила к ним. Подхватив на руку Тишку, тело которого словно обратилось в твёрдый камень и совершенно не гнулось, я понесла его обратно к скамейке. Всю дорогу он шипел и пытался вырваться, едва не расцарапав мне руки своими острыми когтями.

— Тишка, Тишка! — пожурил Константин Викторович, а шустрый котёнок, всё ещё недовольно фыркая и дёргая усами, перебрался к нему на руки. Немного повертевшись по кругу, он улёгся, свернувшись калачиком, и больше не предпринимал попыток убежать.

— А вы давно здесь работаете? — поинтересовалась я, чтобы поддержать разговор.

— С восемьдесят третьего года, — отозвался Константин Викторович. Он наблюдал за тем, как Тишка дремлет, и крохотное тельце котёнка во сне едва заметно подрагивает, но мне показалось, что блеклые глаза его видят перед собой что-то совершенно другое, чего, увы, не могла увидеть я. — А ты почему домой не идёшь? — спросил он, и поднял на меня глаза. Всего на секунду в их глубине мелькнула боль, давняя и тоскливая, но она так быстро исчезла, будто её и не было вовсе. А может, мне просто показалось? — Неужели ничего не задали?

— Если бы! — вспомнив про пресловутое сочинение, я хмыкнула, но это вышло чересчур нервно. Тетрадка по русскому языку прямо-таки прожигала мой дипломат, и я невольно покосилась в его сторону. Вдруг уже дымится?

— Хех, — Константин Викторович как-то совсем по-доброму усмехнулся, перехватив мой взгляд. — Ладно, Соня, — он снял котёнка со своих ног, и переложил его мне на колени. — Мне работать нужно, а ты лучше поспеши домой, — он тепло улыбнулся, и лицо его испещрила сетка мелких морщин, сделавшихся особенно заметными около глаз. — Если вдруг станет скучно, заходи ко мне на чай, про школу порасскажу. Я живу во-о-он в том доме, — он ткнул огрубевшим пальцем в хрущёвку, что примостилась через дорогу. — Одиннадцатая квартира, первый подъезд.

Я, конечно, удивилась такому гостеприимству, но виду не подала. Константин Викторович тем временем поднялся со скамьи, оправил спецовку, и, взяв в руки свою метлу, вновь принялся за дело, и сухие разноцветные листья зашуршали, наполняя улицу минорной симфонией золотой осени.

Откладываю дневник, и сажусь за написание сочинения, хотя о-о-очень не хочется, но всё же получить пару хочется куда меньше.

Тот же день, 21:45.

Уже поздно, но лучше напишу сейчас, пока не забыла. Садясь за сочинение, обнаружила в своём дипломате странную находку — тканевый мешочек, небольшой, размером с пол ладони. Честно скажу, была удивлена, но открыв его, удивилась ещё больше — внутри находилась земля. Почти уверенна, что его мне подбросила Смирнова. За НВП мстит, гадина! Кому ещё такое в голову придёт? Только вот не пойму, зачем она это сделала? Может, хотела просыпать содержимое мешочка на тетради и учебники, чтобы испортить те? Скорее всего. Наверно просто не успела, или же ей кто-то помешал. Ну да ладно, всё равно, чтобы там не задумала эта чиканутая, её "подарок" перебрался в мусорное ведро!

Запись сделана 9 сентября 1986 года.

Вторник, 16:30.

Диктант, написанный нами на прошлом уроке, показал, что за лето знания, заботливо вложенные учителями в наши пустые головы в прошлом учебном году, непонятным образом улетучились. По крайней мере, Антонина Петровна именно так нам и заявила, когда оглашала оценки.

— Евстафьева, — она перевела тяжёлый взгляд на Лену. — У тебя двойка, красавица. Начало года, а ты уже отличилась. Такими темпами твоя фотография скоро появиться в пионерской комнате на "доске позора", — Антонина Петровна подошла ближе к третьему ряду, и опёрлась бедром о парту Вики и Лёшки. — Так дело не пойдёт. После уроков подойдёшь сегодня ко мне.

Юрка снова заёрзал на стуле, вцепился пятернёй в куртку на груди, и, кажется, даже задержал дыхание на некоторое время. Понаблюдав за ним несколько дней, я заметила, что всяческие метаморфозы с его телом начинают происходить только на уроках Антонины Петровны, самой молоденькой учительницы из всего педагогического состава школы, и почему-то мне в голову закралась мысль, что Юрка влюблён в Антонину Петровну, раз так волнуется в её присутствии. Просто других причин его необычайного поведения я, увы, не находила.

Как только прозвенел звонок, Юрка сорвался с места и выскочил из класса, словно за ним гнались.

— Евстафьева Лена, — напомнила о себе Антонина Петровна. — Останься!

Хмыкнув, Лена опустилась на место, барабаня пальцами по парте, я же наткнулась на пристальный взгляд Антонины Петровны, которым она буравила дверь, через которую секунду назад выскочил Юрка. И было что-то леденящее в её взгляде, что-то, что заставило меня поскорее ретироваться, оставляя их с Леной вдвоём.

Загрузка...