Дневник Арти

Эпизод 1. Забвение

Странный шорох раздавался среди проводов. Что-то неприметное скользило там, куда не добиралась рука человека. Откуда-то издалека доносились тревожные шаги. Мелькнули куртки рабочих.

– Ты слышишь это? – раздался грубый мужской голос.

– Да. Думал, что показалось.

Черно-красная вуаль закрыла два розеточных глаза.

***

Это был самый обычный и неприметный день. Один из сотни тех, которые проносятся и не оставляют следов в памяти. Обычный, как все вокруг. Как этот край, затерянный среди необъятных просторов нашей родины, как район, такой же типовой, какой есть и на крайнем западе, и на дальнем востоке. Даже город, не так давно ставший мегаполисом благодаря волне тружеников из ближайших деревень, казалось, ничем не отличался от десятков ему подобных (если не брать, разумеется, пару крупнейших), а потому как ни назови его – будет правильно! Да хоть Смартград. Хотя бы потому, что в любом транспорте, в любой подземке города хватало тех, кто проживал часть жизни в смартфонах.

На такой же типичной кухне, как и у всех, за ужином сидели двое. Спагетти на тарелках приятно дымилось. По ноутбуку шли вечерние новости: «В городе произошел второй пожар за последние две недели. На этот раз пострадали три квартиры в многоэтажном доме. Огонь распространился так быстро, что пожарные…»

– Послушай, Гоша!

– Да?

– Сколько мы знаем друг друга?

Гоша, мужчина лет тридцати, крепко сложенный, атлетической внешности, с приятными черными волосами, будто из рекламы, задумчиво потер подбородок. Он смотрел на свою спутницу жизни – прелестную и очаровательную супругу: в ней, казалось, соединились все те черты и наклонности, которые он всегда хотел видеть в избраннице. Только в этот вечер беспокойство так и наползало на ее вытянутое овальное личико. Вот и сейчас Ната зацепила тарелку с вилкой краем локтя, выглядывавшим из ситцевой длинной футболочки лазурного цвета. Раздался тревожный звоночек.

– Мне кажется, что всю жизнь, – мягким баритоном уверенно произнес он.

Ната восхищенно смотрела на него. В такие минуты, как эта, когда он не набрасывал в голову сложных размышлений, не пытался осилить те волнообразные перемены, что накатывали на нее, а просто и спокойно, без тени сомнения, брал ответственность за все на себя, она растворялась в его голосе, как в мягкой подушке, тревоги уходили, уступая место теплой нежности.

– Шутник ты мой! Иди ко мне!

В ночи растворилось все: и новости, и спагетти, и двое людей, для которых не существовало мира, кроме них.

Новый день пришел так же незаметно, как и все предыдущие до него.

– Исходное положение: ноги врозь, руки на поясе! Делаем медленные вращения головой влево-вправо под счет! И, начали! Р-раз, два, р-раз, два!

Огромный физкультурный зал, как всегда по утрам, оказался наполнен детьми и солнечным светом. Крик, смех, гам остались на перемене. Как всегда, Гоша провел свою любимую инструкцию перед началом урока, задал рамки дисциплины, за которые он не позволял выходить. Он не пытался быть строгим воспитателем. Для этого хватало других его коллег, которые дали б ему фору – и то он бы не догнал. Там одних физических навыков было маловато. Но Гоша не расстраивался: вот младший класс его любил, а видеть улыбки на их детских лицах – это многого стоит!

«Но почему Ната уже не первый вечер спрашивает меня, сколько мы знаем друг друга? Что это с ней происходит? Она же знает, что я от нее без ума! Да, пусть не всегда говорю об этом… Но разве мужчина должен каждый день об этом говорить?»

– Класс, не отвлекаемся! Направо! Начали бег по кругу! Десять кругов! Шагом марш! Перешли на бег! Молодцы!

«Что она так смотрит мне в глаза? Так пристально, пристально, точно читает мою душу? Ох, Наточка, милая, любимая! Как же я тебя обожаю! Ты – все, что у меня есть. Если не считать этих маленьких попрыгунчиков».

Гоша заулыбался. Дети, что пробегали мимо него, улыбнулись в ответ.

«Ох, сорванцы, все замечают! Но за это я их и люблю. Ни на что бы не променял свою профессию! Что еще от мужчины нужно? Не мечом же махать в честь дамы сердца?»

После школы Гоша, как всегда, зашел в местную забегаловку. Он любил посидеть за этим круглым столиком, посмотреть в окно на пробегавшую детвору, умять запеканку-другую, запивая горячим, обжигающим имбирным чаем. Возвращаться домой еще рано: жена будет дома только ближе часам к семи вечера. Она работала в офисе, выполняя самую нужную в мире секретарскую работу. Ведь без круговорота писем и звонков остановилось бы движение и в цехах, и на фабриках, и на заводах. Гоша был твердо в этом убежден, а потому ценил и уважал труд супруги. Как она там справляется?

А Ната тем временем заканчивала обрабатывать утренний и дневной поток писем.

– Ну вот, теперь можно пойти на заслуженный полдник! Анют, ты со мной? – обратилась она к молоденькой девочке, сидевшей за соседним компьютерным столом.

– Да, вот только закончу тут. Иди без меня, а я нагоню тебя! – раздался ответ.

– Хорошо, давай! Да не засиживайся!

Ната спустилась на первый этаж большого швейного предприятия, которое перепрофилировалось на выпуск медицинских масок. Вот и столовая!

– Как обычно, Нат? – донесся до нее голос видной женщины на раздаче еды.

– Да, теть Зин, как обычно.

Ната следила, как ложка за ложкой ей накладывают пюрешку, кладут рядом в тарелку киевскую котлетку, добавляют чуточку сметаны и кладут винегрет. И, конечно, дымящийся имбирный чай, без которого она не представляла себе нормального перекуса.

«Как же мы с мужем похожи друг на друга! Удивительное дело! Кажется, сама судьба свела нас вместе четыре года назад! Ох, Гоша, как же это волшебно! И как быстро время летит! Сколько же мы знаем друг друга? Ну вот, опять эти дурацкие тревожные мысли заползают в голову! Есть же документ о регистрации из ЗАГСа, есть наши свадебные фотографии и воспоминания! Почему мне кажется, что прошло не четыре, а сорок лет? Почему у меня такое чувство, что мы скитались, скитались сами по себе, чтобы потом объединиться и идти вместе к той цели, что нас ждет, к той земле обетованной, где мы позабудем обо всех бедах жизни прошлой? Почему я не могу вспомнить, как мы встретились? Кажется, все произошло во сне! Какая-то сказка! То я прыгала по ступенькам университета, потом очутилась за рабочим креслом, а потом – р-раз – и мы живем вместе, душа в душу, любим одно и то же, угадываем желания друг друга, хотим поехать в отпуск на тот же сочинский берег! Что за чудеса? Как там мой любимый?»

А Гоша вернулся домой и занялся приготовлением морковного супа. Ната хоть и не была полной вегетарианкой, но предпочитала овощные блюда. Гоша с удовольствием готовил ей такие, вычитывая все новые и новые рецепты из большой поваренной книги, доставшейся по наследству еще от родителей. А она жарила ему самый лучший стейк, и все были счастливы.

Порезанная на кубики морковь прыгала по сковородке в растительном масле, обжариваясь до золотистой корочки. Оставалось добавить ее к картофелю, а потом блендером взбить все до однородной массы. Взбивая, Гоша думал о том, что вот и они с Натой – эдакая взбитая, соединенная в одно целое масса. Где теперь он, а где она? Как их разделить, если иначе блюдо потеряет весь свой вкус, аромат и предназначение?

«Предназначение? Хм, интересно, а какое же у нас оно? Нам так хорошо вместе. Хотя только последний год задумались о девочке. Да… будет дочь, непременно девочка! Даже в этом Ната согласна!»

Суп настаивался на печке, когда раздался звонок в дверь.

– Как же там жарко! – впархивая в их двухкомнатную квартиру на восьмом этаже многоэтажки, произнесла Ната.

– Да, май, как никогда жаркий! – согласился муж.

– Что у нас на ужин?

– Твой любимый морковный суп-пюре!

– Ты – мое чудо! Иди сюда!

Ната обняла его так, как умеет это делать только любящая жена: одновременно и нежно, и страстно, волнующе и трогательно. Вечер, как всегда, был прекрасен.

По новостям показывали красные машины, мчащиеся на пожар.

– Странно ведь, – заметила Ната, – уже не первый вечер передают о таких происшествиях!

– У нас в школе на классном часе, как слышал, – кивнул Гоша, – первые десять минут уделяют тому, чтобы дети помнили о правилах пожарной безопасности: ну там, не оставлять включенными электроприборы, газовые плиты…

– Да! И на работе шушукалась с подругами, так они не помнят такого обилия пожаров в городе за всю жизнь! Что-то нездоровое происходит!

Гоша старался уберечь жену от лишнего волнения и сказал:

– Мне так нравится твое удлиненное каре, что ты сделала! Когда глажу твои волосы, то ни о чем нездоровом не думаю.

Ната улыбнулась, лежа в его объятиях.

– Да, мне тоже приятно. Но все-таки представь: каждый день где-то происходит случай возгорания проводки! У подруги моей подруги есть племянник, так он едва успел вынести маленькую девочку из объятой огнем детской! Представь только, какой страх! Разве это не должно вызывать и в нас какое-никакое соучастие, сопереживание? Разве можно смотреть на все происходящее так отвлеченно, будто бы это нас совершенно не касается? Я бы хотела уменьшить количество боли и начать не с целого мира, а для начала – с нашего города! Ведь у тебя и папа был же врач! У тебя в крови должно было остаться желание помогать, бросаться в бой ради других! Ведь какой далекий ваш предок? – Ната лукаво подмигнула ему, как обычно, когда упоминала об этом. – Александр Македонский!

Гоша скрутил завиток из ее прямых, вытянутых в струну волос.

– Ведь ты знаешь, что я был совсем маленьким, когда потерял папу. Что я могу помнить? Его голос, его твердую осанку? Да и потом – мама вернулась к нам на родину, в наши края, покинув Македонию. Опять же – сколько мне было тогда лет? Четыре, пять? Все это так смутно в памяти, так обрывчато. Какие-то кусочки воспоминаний, конечно, иногда возникают. Но, по правде сказать, мало что помню из той македонской жизни!

– Тем не менее, я вижу в тебе что-то такое героическое, как у древних воинов, знаешь?

Гоша рассмеялся.

– Героическое или магическое?

– Да и то, и другое!

– Это верно: собрать тридцать охламонов в одну линию, сплотить их, чтобы они бросали мяч в корзину, а не в друг друга, и бегали, не выходя за границы поля, – в этом есть что-то и героическое, и магическое одновременно!

– И все же, – задумалась жена, – меня беспокоит то, что я не могу вспомнить, как же мы с тобой нашли друг друга! Будто наваждение, будто забвение какое-то!

– Разве плохо, что мы нашли друг друга?

– Нет, Гоша, что ты? Как ты мог такое сказать? – Ната укорительно покосилась на него. – Но разве это не странно: мы смотрим на наши свадебные альбомы, на фотографии, на видео, – а видим их как в фильме каком-то!

– Скажи еще: как в игре!

Ната знала, что Гоша в молодости был заядлым компьютерщиком, а потому ничто из области этого мира не обошло его вниманием. Одно время он даже одновременно участвовал как в дисциплинах по бегу на длинные дистанции, классические 5 километров, которые пробегал за 15 минут, немного недотягивая до разряда кмс, так и в команде их города, где в онлайн-шутере отыгрывал штурмовика, неизменно оббегая команду противника и заходя им в тыл. Это сочетание таких разных навыков всегда поражало Нату. Все ее предыдущие пассии, так и не ставшие тем единственным, с кем бы она связала жизнь, были до тошноты прямолинейны и узколобы, достигая неизменного успеха в одной только сфере жизни, и гордившиеся этим как чем-то особенным и выдающимся.

– Ну, сам посуди: ты помнишь, как это было?

– Как было что?

– Наша свадьба!

– Ну да, конечно! Как этого можно не помнить? Я взял тогда недельный отгул. Директор, скрипя зубами, вручила мне поздравление от коллектива. Это было так занятно!

– Это да! Я тоже помню, как отпрашивалась с курсов. Но это другое. А вот как мы встретились в день свадьбы, как ехали в ЗАГС, как расписывались, принимали поздравления? Разве не кажется это тебе каким-то сказочным, что ли?

– Отголоском другого мира?

– Да, да!

– Точно бац, – и Ната громко хлопнула в ладоши, – и мы соединились в такой вот сплав, чтобы идти по жизни вместе! Для какой-то важной цели!

– Ната! Ты меня оглушила, – Гоша перевернулся на другой бок, по-прежнему обнимая супругу.

– Завтра – суббота, выходной! Может, съездим к дворцу бракосочетания, погуляем по парку, что на фотографиях?

– Да, конечно, – согласился Гоша.

– Спокойной ночи, любимый?

– Спокойной! – и он поцеловал жену в губы, наслаждаясь обволакивающим и теплым ароматом ее поцелуя.

«А все-таки она права, – подумал Гоша, – как ни крути, а я ведь тоже смотрю на эти снимки и видео, а ничего не могу вспомнить вживую. Да, воспоминания есть, но они возникают и тогда, когда я в виртуальной игре прохожу по знакомому уровню. Но это же не значит, что я там жил? И что с этим делать? Ох, нужна подсказка! Пусть хоть что-то приснится, где бы найти ответ!»

И он заснул, погрузившись в сладостный сон.

***

Раскрыв глаза, он не поверил увиденному. Он стоял на залитой солнцем лужайке. Густая зелень мягко шелестела под его ногами. Трава доходила почти до колен. Стебли гнулись то в одну сторону, то в другую. Но ветер, на удивление, не щипал ни за щеку, ни за нос, не бил в глаза, а скорее – обволакивал, как мягкое ситцевое платье. Впереди – тропинка в лиственную чащу. И грохот! Какой же грохот позади! Он обернулся и пошатнулся одновременно: такой напор воды летел сверху с каменистой горы всего в каких-то двадцати-тридцати метрах от него! Настоящий водопад размером с девятиэтажку! Тонны воды низвергались с широкого, вырезанного потоком, желоба. Миллионы искр отлетали от скалистых выступов, преломляясь в лучах дневного солнца. Все это великолепие всей массой падало в глубоководное (насколько можно судить) озеро, которое стремительным ручьем огибало гору, скрываясь где-то за ней. И везде – этот лес, эти дубы, буки, каштаны! Смесь синего, зеленого, солнечных бликов – все буйство красок плясало перед глазами!

– Куда я попал? – удивленно прошептал он.

«И кто он?»– подумал, оглядывая себя, мужчина. Так нередко бывает во сне: видишь весь мир, тысячи событий, но себя, свой наряд, можешь и не заметить вовсе! «Или в виде от первого лица!» – усмехнулся незнакомец. А вид, наряд были уникальные и неповторимые! Он посмотрел на густую траву и увидел свои ноги в высоких кожаных сапогах на шнуровке. Похлопав по голенищам, он убедился, что те плотно и надежно прикрыты от любой опасности. «Да это добавляет не одну единицу к защите! Не страшны ни колючки, ни острые шипы растений! Ноги голые дальше, правда, но тут так жарко, что ни джинсы, ни штаны мне не к чему. Джинсы? Как бы смешно они на мне смотрелись! Что это на тело надето такое?» Он понял, что это – хитон греческого покроя: широкая рубаха пурпурного цвета, расшитая тонкими серебристыми вкраплениями, с короткими рукавами, так что все мышцы выдавались на могучей руке; широкий пояс стягивал ее так, что образовывался напуск на ноги, но похожий не на юбку, а на развевающееся полотнище. Впрочем, движениям ничто не мешало, не сковывала, как в джинсах, столь привычная стяжка между ног. Нет! Тут же теперь легко можно выделывать такие пируэты, которые он делал в атлетических программах! Даже удобнее! Что там со скоростью и атлетикой? Он пробежался по кругу небольшого радиуса. Удобно! Да, большую скорость не наберешь, как он мог бы: этому препятствовал внушительный цельнометаллический панцирь, что поверх хитона закрывал его тело. Двустворчатый! Нагрудная и наспинная части соединялись между собою с помощью ременных завязок. А как удобно подогнано под его размер, под его анатомию! Облегает плотно, но не туго; держится не только на плечах, но, кажется, всем телом. Изумительно! «А что это на голове? Шлем?» И без всяких подсказок он понял: да, шлем, беотийский шлем, такой, какой носили македонские воины! Бронзовый, расписанный серебряными узорами, он представлял собой колпак с широкими полями. В передней части – внушительный козырек, прикрывающий от солнца и летящих сверху стрел, по бокам и сзади угол наклона уже меньше, как и длина защитного листа; боковые вогнутые складки являлись ребрами жесткости, не позволяя листам болтаться, служа крепкой и прочной защитой! «Да! Тут наберется внушительный класс защиты! Потрясающе!»

– И куда мне идти?

С тропинки, что шла в чащу, раздался птичий свист. «Значит, сюда?» И он не ошибся. Едва он вступил на нее, как мир завертелся, водопад с его монотонным ревом остался далеко позади, а прямо перед ним возникла целая деревушка с приземистыми домиками, чьи соломенные крыши чудно гармонировали с пшеничными полями за ними, со здоровенными мельницами, чьи лопасти кремового цвета перемахивали с края на край, чтобы забраться на вершину и оттуда пуститься в новый полет.

– Горян! – раздался детский мелодичный голос.

– Кто меня зовет? – подивился мужчина всего пару секунд, как из-за угла ближайшего домика выскочила юркая девчушка в льняном платьице. У девочки было на удивление миловидное лицо, русые косы сбегали по хрупким плечам, звенели украшения на руках.

– Горян! – обрадовалась девочка.

– Ты меня знаешь?

– Еще бы! Ты вернулся! Наконец! Как же долго тебя не было! Где ты пропадал? – щебетала она.

– И сам не знаю! – рассмеялся он. – Как ты назвала меня?

– Горян! Ты разве забыл? – весело выкрикнула девочка.

– Горян, – точно смакуя на вкус, произнес мужчина, – это мне нравится больше Гоши. Это, это звучит так по-македонски!

– Еще бы! Ты же и есть македонец! Тебя уж заждались у общего котла! Скоро обед, давай быстрее за мной.

И она побежала за угол домика, из окон которого выглядывала, улыбаясь, пожилая старушка. Горян отправился обедать.

***

Она стояла среди теплых плит древнего храма. С потолка мягко лучились огоньки множества свечей, свисали зеленые лианы и гроздья гортензий, на каменных колоннах поблескивали высечки от резца таинственного мастера. Далекая капель в полной тишине мерно отстукивала секунды бесконечного времени. И правда? Сколько она тут уже стоит? Минуту? Час? И только сейчас проснулась? Какой удивительный сон! Как спокойно!

Осмотрев себя, девушка нашла наряд подходящим: на ногах – сандалии на плоской подошве и с тонкими кожаными ремешками, на теле – легчайшая рубашка-футляр: нежного молочного цвета хитон с длинными рукавами, небольшая накидка крепится застежкой на правом плече и ниспадает оттуда волнами; волосы скромно уложены.

– Лия, ты идешь? – раздался мелодичный женский голос.

– Меня зовут? – удивилась она.

– Конечно. Уже почти все собрались. Скоро начнутся мистерии!

Лия замерла.

– Мистерии?

Из-за колонны выглянуло женское личико.

– Ты что, впала в забвение? Элевсинские мистерии, которые мы уже сколько сотен лет ежегодно празднуем! Очень важно пройти посвящение богини Деметры! Плодородие ведь касается всего: не только земли, но и рода человеческого!

– Иду, иду. Просто все так неожиданно, – девушка замялась.

Лия зажмурила глаза, свечи храма потонули в кромешной тьме.

***

Когда она встряхнула головой, то едва не задела мужа. Тот смотрел на нее во все глаза. Через плотные шторы пробивались рассветные лучи.

– Ты не поверишь! – вдвоем выдохнули они.

– Мне такое приснилось! – размахнул руками муж.

– Когда ты услышишь, как я проходила обряд инициации в греческом храме, то твой сон покажется шуткой!

– И я был греком! Точнее – македонским воином! – округлил глаза Гоша.

– Фантастика! Давай тогда ты!

– Нет, ты!

И так они, перебивая и дополняя друг друга, провели субботнее утро в чудных рассказах об удивительных сновидениях, которые казались настолько реальными и красочными, какими редко когда бывают самые четкие сны.

– Но это было так правдоподобно! – повторяли они, прохаживаясь по парку Смартграда, где люди в джинсах разгуливали, ничего не догадываясь об их античном приключении.

– Два мороженого, пожалуйста! – попросил Гоша на ближайшей тележке продажи.

– Слушай! – держась за палочку и откусывая кусочек клубнично-сливочного лакомства, сказала жена. – А вдруг мы просто забыли о том, кем были когда-то? И встретились для того, чтобы вспомнить это? Мне там перед этими мистериями так и сказали: у тебя что, забвение? Что, если мы этими вопросами по вечерам пробудили какие-то скрытые в нас воспоминания?

– Ну ты, Натали, даешь! – рассмеялся муж.

– А почему бы и нет? – продолжила Ната. – Ведь что есть память? Фотографическая, мысленная визуализация прожитого? А что, если мы одновременно живем в нескольких мирах?

Гоша обнял супругу за талию, и они неспешно продолжили прогулку.

– Вот за что я тебя люблю, так это за твои оригинальные идеи!

– Только за это? – задорно улыбнулась она.

– Ну уж нет!

Их смех звучал на длинной аллее, где прогуливались такие же влюбленные парочки. Этим субботним днем в Смартграде больше не происходило ничего необычного. Одни отдыхали, другие трудились. Все было, как всегда.

Эпизод 2. Схватка

– Вставай, Горян, вставай! – раздался тянущийся, как жвачка, голос.

Что это? Опять какое-то наваждение? Горян открыл глаза: над ним нависала густая, точно гроздья спелого винограда, борода. А от свежего ветра приятно топорщилась небритая щетина.

– Дед Илай? – спросонья спросил Горян. – Это правда ты?

– Еще какая правда! Вставай! Послеполуденный отдых закончился. Время тренировок и подготовки к бою!

У македонца округлились глаза.

– К бою? Какому еще бою?

– А ты думал, что будешь тут только есть да спать? Для этого родился в нашем мире? – строго смотрели на него такие знакомые глаза. – Это я тебя еще жалую! Отец бы давно дал тебе палки!

Горян протер глаза. Да, он помнил, как вчера очутился в этой славной деревушке, как пировал вместе с товарищами. Как дед, играючи, устраивал кулачный бой. Право, удивительное дело: эдакая-то сила в его-то возрасте! Сколько ему стукнуло уж лет, сколько зим? Семьдесят, восемьдесят? Дед Илай выглядел на все сорок: подтянутый, ни намека на горб; плечи – как две рыхлые горы; измятая накидка да морщинистое лицо – вот единственное, что выдавало годы! Да голос с легкой хрипотцой, точно в ледяной горный ручей бросали камешек, и он там кувыркался, ударяясь о каменистые выступы русла.

– Жаль, его нет рядом!

– То-то, что жаль! Он выступил с нашей славной македонской армией в дальний поход. А тебе – самое время готовиться: в соседней деревушке третью ночь подряд сгорает по дому! Не иначе, как завелся огненный демон! Выступаем следующим утром! А сегодня – тренируемся, тренируемся! Все слышали?

И он гаркнул, осматривая воинов вокруг себя. Посреди поляны, у котла, вперемешку с женщинами и детьми стояли и сверкали глазами они – защитники – до десятка юношей и мужчин.

Горян и не заметил, как оказался среди тренирующихся. Слева и справа мелькали острия мечей, разгоряченные лица, раскрашенные фасады щитов.

Он замахнулся своим мечом и… проснулся. Утреннее солнце било прямо в глаза из щели плохо задернутой шторы.

– Наточка! Ну ты что? – запротестовал он спросонья. – Опять собиралась на работу и открывала штору?

Рядом раздался такой знакомый и милый голос:

– Гоша! Ты все забыл? Сегодня же выходной! И мы идем в гости к Лизе. Мы о чем вчера вечером говорили?

Ната смотрела на него с краешка кровати. На ней было то чудное, но прелестное солнечное платье, которое через тонкие бретельки открывало вид на ее белоснежные плечи. Сам фасон платья напоминал вытянутый прямоугольник, но от делового его отличал и яркий желтый цвет, и модные застежки, и струящиеся фалды.

– Точно, точно! – протирая глаза, пробормотал Гоша. – Вспомнил!

– Тебе опять снился сон, где ты был греческим воином? – покивала девушка.

– Да. Ничего не могу с этим поделать, любимая. Это как вспышки. Как озарение какое-то. Все такое живое. Будто происходит наяву.

– Можешь и не говорить! Уж кому-кому, а мне ничего доказывать не надо. Мои сны на этой неделе были такими же яркими!

– А ты не рассказывала, что у тебя было продолжение!

– Правда? – Ната задумалась. – Не хотела тебя беспокоить. Я лечила раненных после каких-то сражений. Это были не самые приятные воспоминания. Все те боль и мучения солдат – они точно живые!

Ната зажмурилась, а Гоша обнял ее и прижал к себе. Через час они позавтракали, собрались и выехали.

Улицы Смартграда в основном пустовали: многие не хотели проводить первые летние дни в разгоряченном асфальтовом блоке, где, как провода, пролегали витиеватые улочки-магистрали.

В быстро мчащемся троллейбусе было душно, несмотря на открытые створки окон. И, как всегда, находились те, кому это не нравилось.

– Радует только одно, – кричала Ната на ухо мужу, перекрикивая гомон и возмущения, – что нам ехать всего десять остановок! Скоро будем!

– Не так уж и скоро! – возразил Гоша.

– Но и не другой конец города!

– А почему за все годы нашего супружества мы так и не были ни разу в гостях у твоей сестры? Я только на свадьбе видел ее. И то – мельком!

– Чтооо? – Ната пыталась услышать, но в салоне дело дошло до махания руками.

«Уважаемые пассажиры! – раздался механический голос из громкоговорителя. – Давайте уважать друг друга. Одним плохо от жары, другим – от сквозняка. Но всем одинаково плохо от ругани и ссор. Может, вам разойтись по салону троллейбуса?»

– Вот только не надо нам указывать, что делать! – раздался тонкий голосок женщины с несколькими сумками. Вдобавок к ним она старательно обмахивалась веером.

– Тоже мне водитель нашелся! – вторил первой другой голос женщины, которая куталась в просторный платок.

Как часто бывает в таких случаях, женщины перестали ругаться друг с другом и переключились на «общего врага» – водителя, который грубо, как казалось, нарушил их права.

Гоша с Натой вышли на своей остановке с чумными головами.

– Давай посидим где-то на скамеечке, прежде чем пойдем к твоей сестре? – взмолился Гоша. – У меня разболелась голова от этих криков!

– И откуда они только берут столько сил? – согласилась жена.

Они нашли скамейку вдоль вытянутого девятиэтажного дома. По аллейке туда и обратно ходили люди, бегали дети. Но тень от раскидистого каштана накрыла их с головой так, что казалось, они погрузились в свой особенный мир, обособленный от прочего. Они говорили, доверительно прижавшись щеками.

– …это было что-то страшное! – шептала Ната. – Их обугленные лица, обожженые руки, сжимавшие почерневшие мечи. Не могу этого забыть, Гош!

– Успокойся, милая! Все в прошлом! Все прошло уже!

– Точно ли в прошлом?

– А как же еще может быть? – удивился Гоша. – Ты видишь на мне сверкающие доспехи?

Ната рассмеялась.

– Не знаю. Порой мне кажется, что ты и есть тот самый рыцарь, которого я всегда искала. И нашла!

К сестре они шли окрыленные. А энтузиазму всегда сопутствует удача.

– Вот это ее дом? – спросил Гоша.

– Да!

Перед ними возникла такая же типичная девятиэтажка, которую они видели и до этого. Единственный опознавательный знак, о котором слышал Гоша и благодаря которому он узнал ее, был тот, что возле нее в каких-то ста шагах начинался детский садик, огороженный невысокой металлической оградкой. Поскольку был выходной день, то и садик пустовал.

– Какой нам подъезд нужен?

– Третий, – ответила Ната.

– Почему же сестра никогда за эти годы не приезжала к нам?

– Да все потому… – уклончиво начала Ната. – Потому же, почему и сидит одна уже три года! Максим…

– Максим?

– Ее бывший муж. Они разошлись. И довольно немиролюбиво. Лиза очень тяжело переживала расставание. Сколько слез она выплакала – одному богу известно!

– Ты с ней не была в тот тяжелый момент? – брови Гоши сами собой поднялись.

– Она никого не пускала к себе в душу! Ни родителей, ни меня. Одна только ее подушка знает всю правду!

– Это ужасно.

– А что я могла сделать?

– Так не должно быть. Ты знаешь, что последние исследования говорят о том, что все наши мысли, все эмоции влияют на наше физическое здоровье? Что все в организме человека взаимосвязано? Горечь в душе находит отображение горечью в теле? А обиды в мыслях разъедают не хуже кислоты?

– Вот сам ей об этом и скажешь!

Они зашли в подъезд (после того, как в домофоне на их звонок раздался безмолвный щелчок кнопки), сели в лифт и поднялись на седьмой этаж. Их встретила ничем не приметная серая дверь, стертые косяки, звонок в пластмассовой оправе.

– Она не вышла нас встречать? – подивился Гоша.

– У тебя никогда не было ни сестры, ни брата ведь, – заметила Ната, – порой в детстве мы были не разлей вода, выручали друг друга, прикрывали перед мамой, рассказывая сказки про библиотеку или что-то вроде того тогда, когда сами отправлялись гулять с мальчиками… Да, чудесное было время!

Ната позвонила в дверь второй раз.

– И где же она? – спросил Гоша.

– Не знаю. Должна быть дома. Мы же вчера с ней говорили по телефону! Она сказала, что, как и всегда, просидит весь день в квартире. Что боится выходить даже на лестничную клетку!

– Тогда почему не открывает?

– Сама не знаю, – занервничала жена. – Подожди. Давай я ее наберу по смартфону.

Вызов пошел. Долгие секунды киселем растянулись по тихому коридорному безбрежью.

«Алло! – расслышал Гоша глухой, придавленный голос сквозь динамики смартфона, который Ната приложила к уху. – Это ты, Нат?»

– Да, да! – быстро заговорила Ната. – Открывай! Мы у тебя под дверями стоим и звоним! Ты разве не слышишь?

В ответ раздалось какое-то невнятное бормотание.

– Она положила трубку, – смущенно сказала Ната.

– И что это было?

– Тихо! Слышишь?

Гоша прислушался. Да! За дверью раздалось какое-то шлепанье, шарканье. Будто кто-то продирался через джунгли.

Дверь открылась, и оттуда проступило лицо: плотные тени под глазами еще молодой девушки, немного мучные щечки, но будто обескровленные, волосы отдельными прядями разбегались в стороны – химия их немного поддерживала, но без должного ухода они превратились в спутанный и неопрятный клубок; глаза девушки пробежались не столько по гостям, сколько вокруг них и за ними, словно искали кого-то там.

– Что ты, Лиза? Это мы! – уверила ее Ната. – Кого ты высматриваешь?

– Давайте, зайдем, а потом уже побежим кружочки! – ввернул Гоша.

– Ну, Гоша, мы не на физкультуре!

За дверью послышался вздох облегчения, и их впустили. Гоша с Натой зашли. Прихожая оказалась довольно большая: несколько платяных шкафов с одной стороны, высокая тумбочка для обуви, вешалка, с другой стороны – баррикада из пустых коробок и стройматериалов. Тут же парочка огнетушителей стояли на виду.

– Смотрю, ремонт у тебя так и стоит, Лиза?

– А куда бы он делся?

Гоша посмотрел на Лизу. Это была молодая еще женщина. В чем-то даже привлекательная, если бы не такие большие тени под измученными глазами. Ей было уже тридцать шесть лет. И все эти три года после развода она провела сама?

– Лиза, извините за вопрос, – встрял Гоша, – а у вас, наверное, не часто гости бывают?

– Именно! – отрезала она и пошла на кухню.

Ната косо посмотрела на мужа.

– А что я спросил? – развел он руками.

Кухня ничем особым не выделялась: те же горы разбросанных тарелок, отдельно валяющихся ложек, вилок, чашек, которые можно встретить у тех, кто привык к одиночеству и перестал следить за порядком. Есть, безусловно, такие сильные духом люди, которые считают, что разбросать вещи, посуду, даже если живешь один, – это просто неуважение к себе. Но, по-видимому, Лиза к ним не относилась.

– Где же этот чай? – Лиза растерянно водила руками по кухонному шкафчику, где располагались разные упаковки.

– Да вот же он! – аккуратно показала сестра на упаковку чая. – Давай я тебя обниму!

И она обняла ее. Лиза не сопротивлялась.

– Что же с тобой случилось? – прошептала Ната. – Расскажешь?

– Ты все равно не поверишь, – недоверчиво посмотрела та. – Как не поверили родители. Они только вызвали мастеров. А что толку с этих мастеров?

– Расскажи!

Но сестра уже замкнулась, ушла в себя. Чай они пили молча. Только изредка Лиза поднимала глаза, точно ища вокруг себя тот спасательный круг, за который можно ухватиться.

Гоша с Натой так ничего и не добились. Посидели часик, поболтали о всяких всячинах, ничего существенного, да так и ушли.

Когда они вышли из дома, Ната сказала:

– Я позвоню родителям вечером, узнаю, чему они там не поверили.

– Да, хорошо, – несколько отстраненно сказал Гоша. – А ей бы, конечно, не помешало, чтобы рядом был мужчина, который бы выбивал всю эту дурь из ее головы. Женщины, когда остаются одни, то надумывают бог знает что!

– Ты же видел, как она убегала от таких вопросов и предложений!

– А чего?

– Кто ее знает… Они с Максимом прожили довольно долго. Считай – почти восемь лет. За это время она, похоже, полностью вросла в него. Максим то, Максим это. Она больше ничего вокруг не видела. Врачи ей поставили диагноз… одним словом, ей было трудно зачать. Максим какое-то время варился, варился… А потом в один прекрасный день объявил, что они – не пара.

– Не по-джентльменски с его стороны, – заметил Гоша.

– Как бы то ни было, но за годы совместной жизни она отреклась от всех подруг: с кем-то перестала общаться, видеться, кто-то с ней перестал общаться, когда ее звали на посиделки подруг. Она просто перестала поддерживать отношения с прежним кругом, решив, что добилась всего, чего хотела.

– Жизнь преподнесла ей жестокий урок…

– Я постоянно пыталась, по крайней мере на первых порах, проявлять к ней участие, быть рядом: звонила, приходила, слала то шутки разные, то уверения, что это не конец света, что она – еще молодая, еще найдет того, кто полюбит ее с любыми недостатками, что Максим просто оказался ее не достоин.

– Но все без толку?

– Да. Временами она немного оживала… Но ненадолго.

Домой супруги доехали без приключений. После плотного ужина (они запекли курочку в духовке) вечером Ната позвонила маме. Гоша смотрел со стороны, как меняется лицо жены. Пришлось взять себя в руки, чтобы не дергать ее за край платья и не пододвигать ухо к трубке.

– Ну, что там? – выстрелил он, как только она пожелала маме «спокойной ночи».

Ната смотрела на него растерянно, брови по очереди то поднимались, то опускались.

– Даже не знаю, как тебе сказать.

– Скажи, как есть!

– В общем, слушай. Мама рассказала такую удивительную историю, что в это невозможно поверить: Лиза не раз звонила ей и жаловалась, что за розетками кто-то шевелится по вечерам… то в одной комнате, то в другой. Будто бы черно-желтое существо показывалось оттуда и намеревалось ее слопать. Искры летели во всю сторону, пламя вырывалось… Папа с мамой пришли в тот же день, когда она звонила…

– И?

– И ничего не нашли. Все на своих местах. Розетки фирменные, турецкие. Меняли их лет пять назад. Еще рано, чтобы искрить. Никаких следов нигде. Ну, на всякий случай родители вызвали мастеров. Те пришли на другой день, что-то там пооткручивали, поколупали, но тоже ничего не нашли. Все в порядке и с розетками, и с проводкой. Ничего нигде. А Лиза потом еще звонила. Говорила, что чуть ли не плавятся обои под розеткой. Тогда-то она запаслась огнетушителями.

– Какой ужас.

– Да. А потом еще говорила, что боится выходить даже на лестничную клетку, так как то существо якобы преследует ее. И за пределами квартиры она в большой опасности.

– К врачам обращались? – робко спросил Гоша.

– Пока нет, – замялась Ната. – У родителей это было на уме, но никто не посмел… Решили обождать. Может, все пройдет?

За такими разговорами наступила ночь.