Ран Лавьер лежал на холодных грязных досках гостевого дома на окраине Града. Внизу орали пьяную песню заезжие торговцы, успешно распродавшие товар и закупившие новый для торговли с Пятью Холмами. Но их путь начнется лишь завтра, а сегодняшнюю ночь караванщики желали провести весело.
Завизжала подавальщица, пойманная кем-то под хмельной хохот и непристойные обещания, правда, визг ее был скорее завлекающим, чем возмущенным.
Лавьер закрыл глаза. Его ладони были крепко прижаты к доскам, он сосредоточился на ощущениях. Стылый холод. Шероховатость и влажность дерева. Запах плесени и отходов. Только ощущения, звуки гаснут, задавленные железной волей. Словно кто-то приглушает громкость, уменьшает ее: и вопли пьяных людей, и женские стоны – все смолкает, остается лишь тишина. Глаза закрыты, а дешевая темная комнатушка исчезает, сменяясь простором Облачной Вершины.
Он вновь стоит на скалистой площадке, с которой видны грозовые тучи, наползающие с запада, и кровавое солнце, ныряющее в бурлящий поток водопада. Стихия билась о камни с ревом, он все нарастал в голове Рана, заглушая реальные звуки. В его лицо полетели холодные брызги воды, разбивающейся о камень, одежда промокла от мелкой водяной взвеси, что висела здесь стеной. Водопад бился и громил, стихия ревела и ярилась, успокаивая Рана Лавьера. Это была его собственная вершина, которая всегда помогала ему найти нужное состояние. Не покоя, нет! Ярости. Силы. Мощи. И дара.
Год назад одного воспоминания Облачной Вершины было достаточно, чтобы темный дар отозвался и выгнул тело, готовый выплеснуться в окружающий мир. Год назад… Но не сейчас. Уже который раз Лавьер проделывал глубокое погружение в транс, в тонкий мир сознания, в легкие слои души. Это было первое, чему научили его в цитадели.
…В шесть трудно смириться и понять, за что тебя бьют. Тем более если ты ни в чем не виноват. Впрочем, даже мальчишкой он довольно быстро усвоил простую истину: причина и повод не нужны. Достаточно того, что те, кто бьют, – сильнее. А значит, они имеют право. Сможешь дать сдачи, сможешь выстоять или сбежать, сможешь отомстить – и право будешь иметь ты.
Все просто. Или ты, или тебя.
В шесть лет никакого «ты» не существовало. Лишь «тебя». В Цитадели не было разделения по возрасту, лишь по уровню дара и умениям. И на уровне Рана к моменту его появления все были старше мальчика. Три десятка обозленных подростков, которые развлекались, третируя новичков. Выгнать малышей на улицу, в мороз, и поливать их водой, или прибить к доскам пола всю одежду, чтобы утром оставить неудачников в одних портках, или насыпать в обувь битое стекло и споры ядовитой колючки – это была лишь часть цитадельных забав. И Ран очень быстро научился спать вполглаза, держать рядом отцовский кинжал и никому не доверять…
Тогда и появилась Облачная Вершина. Место ярости.
Но сейчас она не помогала. Уже почти год не помогала. Ревущий водопад исчез, его место заняла выжженная и засыпанная пеплом пустыня. Здесь было тихо. Равнодушно. Никак. Здесь не было того, чего желал Лавьер, не было силы и мощи, не было ярости, эта пустыня сводила с ума своим безразличием. Она была с ним уже много месяцев, с того самого дня, как он отдал силу, пытаясь исцелить…
Оникс.
Имя прозвучало в голове, вышвыривая Лавьера из состояния транса и ударяя о грязные доски дешевой забегаловки почти физически. Он открыл глаза, уставившись невидящим взглядом в трухлявые потолочные балки, черные от копоти лампы и жаровню, согревающую комнату. На балках пылились серые занавеси паутины и сновала любопытная мышь.
Лавьер снова закрыл глаза. Но войти в состояние транса повторно не получалось. Внутри бился образ, и избавиться от этого наваждения Ран не мог.
Она почти не изменилась…
…Ветер прислал весть с посыльным. Мальчишка просто оставил возле очага в путевом доме моток ниток. Для случайного путника или любопытных глаз – ничем не примечательный кусок бечевки, слегка замусоленной и грязной. Но для Лавьера вполне понятное письмо.
«Есть новости. Северные ворота Града. Закат».
Он знал, что Ветер будет ждать его каждый день, пока Лавьер не появится. Ран прикинул варианты. Доверял ли он Ветру? Да, на ту долю, на которое вообще возможно доверие между учениками Цитадели.
И все же решил прийти.
И хмыкнул, увидев место, что выбрал Ветер. За воротами Града пестрыми лоскутами кибиток и яркими сполохами костров расположились бродячие артисты. Трупп было несколько, в каждой не менее трех десятков человек, здесь же устроились бродяги, нищие и попрошайки, блаженные и пилигримы, что часто следуют за такими кочевыми театрами. Из города уже набежали беспризорники и просто любопытствующие, и разобраться в такой толпе, кто есть кто, стало совершенно невозможно. А это значило, что Ветер сделал все для доказательства бывшему Верховному собственной лояльности. У Рана не было дара, но навыки никуда не делись, он привычно осмотрел территорию и людей. Стражей здесь не было, только чуть хмельная и веселая толпа. И когда он устроился у одного из костров, на гостя почти не обратили внимания. Лишь закутанный в серый плащ бродяга молча подвинулся, освобождая Лавьеру место, но лица, скрытого капюшоном, так и не повернул.
У кибитки танцевала толстуха, вскидывая пухлые коленки, прицокивая и потрясая ладонями со звенящим браслетом. Рядом топтался грязный мужичок, деревянный разрисованный кругляш на груди которого, видимо, изображал императорский медальон.
– О, любимый, о Светлейший Владыка Ошар! – взвыла толстуха, падая на колени. – Возьми меня в жены, сделай своей императрицей!
– Поди прочь, презренная, – сильно картавя, отозвался «император». – Всех заморских прелестниц мне милее раяна! Ее лицо словно лепесток белой розы, а глаза – синь волшебных озер. На спине ее расцвел цветок, что пленил меня!
Толстуха вскочила и запрыгала вокруг «императора», тот лениво отмахивался от ее «соблазнения».
– Вижу, у народа новая байка? – негромко протянул Лавьер.
Сидящий рядом бродяга кивнул, не поворачивая головы. Правильно, не стоит смотреть Верховному в глаза, даже бывшему.
– Раяна и владыка – основной сюжет всех представлений, – так же тихо ответил мужчина.
– Занятная сказка, – хмыкнул Ран. – И как? Верят в нее?
– Вполне. Людям надо во что-то верить, главное – дать им необходимые сведения… Через три дня на городской площади Светлейший представит народу свою избранницу. Раяну, освободившую империю от тирана. Говорят, ее лори стал цветным.
– Говорят?
– Очень настойчиво говорят. И случилось это благодаря принцу Ошару. Раяна полюбила его, и лори окрасился.
– Забавная сказка.
– Как и все сказки. Если народ примет девушку, то в день солнцестояния состоится брачная церемония. – «Бродяга» помолчал. За его спиной не раздавалось ни звука, даже дыхания своего собеседника Ветер не слышал.
– Значит, свадьба, – бесцветно произнес Лавьер. – Возможно, даже Ритуал Теней?
– Ритуал Теней? – Ветер чуть слышно хмыкнул.
– Почему бы и нет? Древняя традиция, немного… безнравственная, зато зрелищная. Почему бы Светлейшему Владыке не взять молодую жену в присутствии своего двора и жрецов?
Ветер нахмурился. Ему хотелось повернуться, чтобы посмотреть в глаза собеседнику, но он, конечно, не стал.
– К тому же это даст всем столько пищи для разговоров и ума, что хватит до следующего лета. Неплохая мотивация, верно? Нельзя отбирать сразу и хлеб, и зрелище, вы ведь знаете… – «Бродяга» чуть слышно усмехнулся. – Древние ритуалы, возвращение к истокам, почитание предков… Хорошие основы для упрочения власти. Проверенные.
– Вы, несомненно, правы, Верховный.
Мужчины замолчали, глядя на актеров у кибитки. Где-то залаял бродячий пес, на него шикнули, замахали руками. В соседней труппе репетировали драму, и кто-то подвывал под унылый аккомпанемент однострунной виолты.
«Бродяга» склонил голову.
– Что вы прикажете делать?
Лавьер поправил платок, скрывающий его лицо до самых глаз.
– Ждать.
– Но… – Ветер осекся и замолчал. Чуть повернул голову. – Мы готовы, Верховный.
– Я знаю. Ждите. – Ран поднялся, по-прежнему оставаясь за спиной у своего знакомого. Кончики кинжалов привычно лежали в ладонях. – Я свяжусь с тобой.
– Стоит ли мне присматривать за девушкой? – спросил тот, кого называли Ветер. Он постоял, прислушиваясь. И кивнул сам себе, не оборачиваясь. Аида за его спиной уже не было.
…Грязные доски пола, черные и пыльные балки потолка.
И воспоминание. Он должен был уехать сразу после разговора с Ветром, но остался. Рискуя своей головой. Понимая, что хочет ее увидеть.
Он стоял в той толпе, среди кухарок и плотников, торговцев и бродяг, стражей и псов. Ждал. А потом подъехал экипаж, и она ступила на усыпанную лепестками землю, опираясь на руку молодого правителя. Синее платье. Распущенные белые волосы. Бледное лицо и чуть закушенная губа. Она делает так, когда волнуется. И тоска, ударившая Лавьера так, что стало нечем дышать.
Он смотрел, как Оникс идет по проходу, глядя лишь перед собой, как стоит на том помосте – слишком красивая и совсем замерзшая, как вздрагивает от летящих в нее камней. Понимал, что увидел достаточно и пора уходить. Что каждый миг на этой площади приближает его к казни. Что обязан уйти. И не мог это сделать. Так и стоял, глядя на нее, ощущая, как жгутом сворачиваются внутри чувства. Ненависть, желание, голод, злость, безумие… Все сразу.
Оникс.
Его выжженная и засыпанная пеплом пустыня.
Слишком много… всего.
А потом она его увидела.
Просто повернула голову и посмотрела ему в лицо.
…Лавьер сжал кулаки, перевернулся и с размаха впечатал руку в пол, сдирая кожу костяшек. В который раз он уже делает это? Боль порой помогала. Немного. Не так, как он хотел.
Иногда он желал забыть. Выдрать из себя, не вспоминать, не думать. Не мучиться от желания, которое невозможно удовлетворить. Не ждать ее. Проклятый архар, как же он хотел перестать ее ждать! Месяцами, каждую минуту. Он просыпался и не хотел открывать глаза. Втягивал напряженно воздух, надеясь уловить аромат. Делал осторожный вдох. Потом еще один, на случай если ошибся, хотя понимал, что это невозможно, что он почувствует ее аромат за сотню лье. Но нет, каждый раз в его нос ударяла лишь вонь дешевых путевых домов, забегаловок или случайных ночлежек. Плесень, сырость, сточное зловоние… Или запахи ненужных женщин, когда он срывался, когда пытался забыться… Все не то…
Аромата нежного цветка среди чужих запахов не было.
Как и самой Оникс.
В Лавьере не было сожаления или раскаяния, принимая решение, он лишь следовал ему и точно знал, что снова поступил бы так же. Но он верил, что все еще возможно изменить. Верил, что она придет.
Поэтому он явился на эту площадь. И на ней его вера закончилась. Оникс не откроет дверь к нему. Встретившись с ней взглядом, заглянув в затягивающую его синеву, Лавьер понял это совершенно точно. Раяна сделала выбор и к нему не придет.
Ран поднялся, отряхнул ладони.
Ну что же. Ждал он достаточно.
Через час из ворот столицы выехал одинокий путник, направляя коня в сторону Вересовой Впадины на севере от Темного Града.
Тракт закончился неожиданно, словно оборвался, но Ран и не подумал свернуть, продолжая гнать жеребца. Рысак устал от целого дня непрерывной скачки, но послушно несся вперед, лишь изредка пофыркивая и нервно ударяя хвостом по крупу.
Ран натянул поводья уже почти в чаще, в которой царила чернильная тьма. В зарослях изредка поблескивали звериные глаза, да ухал вдалеке филин.
У разлапистой сизой ели Лавьер остановился, спрыгнул на землю и дальше пошел осторожнее, ведя коня в поводу. Преграда появилась неожиданно – невидимая стена, не пропускающая посторонних. Ран снял перчатки, положил правую ладонь на препятствие, надавил. Стена под пальцами сгустилась, но поддалась. Лавьер снял с седла сумку, закинул поводья на ветку, чтобы конь не сбежал. Ран знал, что эта преграда впустит лишь его одного. Перекинул ремень мешка через плечо и шагнул вперед. Минута удушья и ощущения вязкости, словно вместо воздуха вокруг сгустился кисель, а после…
Темная тень метнулась справа, и Ран бросил туда мешок, раскрутив его за ремень, отвлекая внимание на движущийся предмет. И одновременно левой рукой ударил. Без оружия, кулаком, хотя вытащить клинок было делом мгновения.
– Для покойника у тебя неплохая реакция, Ран.
Нападавший рассмеялся, уклонился и снова сделал бросок. Лавьер пригнулся, и сразу – отвлекающий маневр правой, удар левой…
Попал. Мужчина, почти неразличимый в темноте, согнулся, хватая ртом воздух, но быстро выпрямился.
– А твоя левая по-прежнему слабее правой, Дух.
– Я тоже рад тебя видеть, – Дух хмыкнул, зажигая фитиль в лампе, поднял повыше. Протянул руку. – Слышал, тебя казнили, Верховный? Рад, что молва вновь преувеличивает.
– Тебя похоронили еще семь лет назад, Кристиан, – усмехнулся в ответ Ран. – Как вижу, тебе это тоже не мешает жить.
– Нисколько, – Кристиан Нерр широко улыбнулся. Темные, словно спелые вишни, глаза отразили свет ламп. Его левую щеку пересекали рваные шрамы, задевая уголок губ и придавая лицу выражение вечной насмешки. Тот, кого в прежние времена звали Духом Сумеречных Врат, протянул руку бывшему Верховному. – Кстати, я задолжал тебе благодарность за собственные похороны.
– У тебя будет возможность меня отблагодарить, – кивнул Лавьер, и Кристиан стал серьезным.
– Все, что пожелаешь, Ран. Все, что в моих силах, Верховный.
Лавьер качнул головой. То, что он пожелает, Духу не понравится.
– Забери мою лошадь, Кристиан. Барьер вновь пропустил лишь меня, так что тебе придется вести ее в обход.