Дитя короля

Глава 2. Дара

Гинеколог поджимает сухие губы, поправляет аккуратно-завязанные в гульку волосы и резко встает со своего места.

– Не его ребенок? – спрашивает она вкрадчиво. – Что ж ты, глупая, не сказала? Мы бы тихонько аборт сделали, чтобы и не знал.

Бормочу, боясь, что кто-то услышит:

– Я не могу быть беременна, Вера Павловна, у меня три месяца никого не было, даже мужа. Вы ошиблись.

Женщина смотрит недоверчиво из-под седых бровей, защелкивает замок на двери и зовет меня к столу.

– Присядь. Сейчас проверим, но с такими вещами не шутят, Дара, – она осуждающе качает головой, вытирает рукавом вспотевший лоб и отодвигается от стола. – Такого у меня еще не случалось. И надо же было именно с Егоровым! Вот тебе и шуточки.

Стопка тестов падает на столешницу, и врач жестом просит пройти в соседний кабинет, где есть кушетка, ширма и туалет. Частная клиника, большие кабинеты, лучшее обслуживание. Марьян платил за все, платил щедро – очень хотел ребенка. До фанатизма хотел, а я его тихо ненавидела за это.

У нас много лет назад была девочка, но она умерла сразу после рождения, мы даже имя дать не успели. Муж сам ее хоронил: я была в очень плохом состоянии, думала, что не выживу, и свою малышку не подержала на руках. Годы забрали у меня боль, а жестокое обращение Марьяна не позволило страдать – он запрещал плакать, когда пронзал собой до жуткой боли и жжения, дергаться, когда замахивался, скулить, когда разбивал пощечинами губы.

Я приучила себя отключаться в эти моменты, научилась существовать, но не жить. Ради чего держусь не знала, просто дышала и радовалась, что еще не сдохла.

Позволяла ему себя терзать в надежде, что появится ребенок, муж остынет, увлечется воспитанием. Он винил меня в смерти дочери, трахал, как зверь, отчего я днями не могла выползти из кровати, а когда восстанавливалась, он приходил снова и снова, издевался и обвинял во всем.

Я молча покорялась.

Но, будто в насмешку, много лет не получалось забеременеть. Врачи хором говорили, что отклонений у нас нет, вот-вот наступит долгожданное зачатие, а две полоски на пластиковой палочке не появлялись, будто проклятые. Если честно, я уже отчаялась. Если честно, я уже и не хотела ребенка. Ничего не хотела. Разве что изредка приезжать к бабушке, обнимать ее, как в последний раз, притворяться счастливой, смотреть на деревенский красочный закат и верить, что где-то там есть счастливый мир, и я смогу в него попасть, когда умру.

С Марьяном мы познакомились случайно. Я выпустилась в восемнадцать из интерната и хотела поехать в столицу, а в автобусе меня обобрали до нитки. Смогла чудом добраться до вокзала, на попутках, а там три дня ночевала на улице. Когда захотелось жутко есть, устроилась уборщицей территории и случайно накатила на Егорова ведро с мусором.

Вот тогда все и началось.

До свадьбы он казался нормальным, хотя и безудержным в сексе, немного невнимательным ко мне и моим пожеланиям. Иногда он пугал меня взглядом, но я сбрасывала на разницу в возрасте, ведь он уже взрослый тридцатилетний мужчина с большим опытом и процветающей строительной компанией. Я – наивная девочка с улицы, без родителей и семьи, без крова и пропитания попала в шикарный особняк, где у меня была своя комната, куча одежды и жених-богач. Марьян не был красивым, скорее харизматичным, с жестким подбородком, сединой на висках, сломанным носом и шрамом через бровь. Но тогда я видела в нем принца с железным конем и кирпичным замком.

И все это рассыпалось, стоило после свадьбы сказать, что хочу пойти на работу. Он монотонно избивал меня целый час, а потом плюнул под ноги и сказал, чтобы я не мечтала жить, как захочу. Егоров ясно дал понять, что мне придется слушаться и существовать, как ОН захочет.

Муж непростой человек – жестокий, злой и беспощадный. Несколько лет держит в страхе город и пригород, от его рук пали десятки, а может, и сотни невинных людей. Это я уже позже узнала и увидела. Я всегда его боялась, всегда позволяла больше, чем нужно. Молчала, когда нужно было кричать, терпела, когда нужно было бежать.

Но у меня кроме него никого не было, да и Марьян бы меня и в другом мире нашел, потому я даже не мыслила сделать шаг назад. Приучила себя отрешаться от насилия, жить маленькими радостями: солнечными лучами в окне спальни, запахами роз в саду, щебетанием птиц на яблоне.

Ну, куда мне бежать? К старенькой бабушке, которая мне неродная? Нет, это было невозможно, я даже не пыталась, просто смирилась с рабской жизнью и старалась быть покорной и тихой. Закрывала глаза на измены, бесконечных шлюх в нашем доме, крики, гам, запах чужих тел и ядовитой ярости мужа.

А когда в нашем доме случались бандитские разборки и убийства, которыми был окружен Марьян, я пряталась в своей комнате под кроватью, потому что хотела жить. Не знаю зачем, но цеплялась за ниточку, будто вера не умирала, а заставляла меня просто перетерпеть этот жуткий период.

Когда становилось совсем тяжело, я откладывала копейки на черный день, прятала драгоценности и мечтала сбежать.

Однажды Марьян нашел мой тайник и избил меня до полусмерти: сломал бедро, несколько ребер и руку, а на губе теперь навсегда отпечатались две кривые черточки от пощечины тыльной стороной его грубой ладони, когда крупный перстень разорвал кожу, как бумагу.

Вот тогда я сдалась. Перестала пытаться что-то изменить. Сми-ри-лась.

Потому дома я побоялась делать тест, всячески скрывала тошноту и недомогание, будто что-то подсказывало мне, что нельзя, а сейчас две полоски на тесте казались чем-то нереальным.

Я хочу проснуться! Пожалуйста, пусть это будет просто сон. Пожалуйста…