Диктатор поневоле

3

Езда на мотоцикле по дороге, превращенной в бездорожье - занятие не простое. Да и мотоциклист из меня не ахти какой. К счастью машина была изумительная, мотор даже не гудел, а жужжал, и заглохнуть от перегрузки, наверное, просто не мог. Отключался, правда секунд через десять после падения, но это только на руку такому асу как я.

Три дня непрерывной езды измотали меня донельзя, я проехал почти половину пути и твердо решил посвятить день отдыху. Синяя линия должна была вот-вот остаться за спиной, я обдумывал, какую бы руину потенистей и поживописней выбрать для привала, чтобы на досуге ее обследовать. Внезапно, идиллия бесшумной езды была нарушена грохотом автоматной очереди. Пули подняли песчаные фонтанчики метрах в сорока перед мотоциклом. Несмотря на расслабленность, я неплохо отреагировал, сбросил скорость и элегантно упал на бок. Мотоцикл должен был послужить мне хоть ненадежной, но защитой.

Вторая очередь расковыряла песок совсем рядом. Оружия у меня не было, третья очередь явно не минует мотоцикла. Защищены ли местные реакторы от пуль?

Стараясь не делать резких движений, я встал и международным (но межпланетным ли?) жестом, поднял руки над головой, секунду подумал и пошел по направлению к стрелку.

Из развалины вышел смуглый кучерявый парень с усиками щеточкой. Или это первый хобаротей с усами, или - землянин. «Ну, дела!

Последовал вопрос на каком-то гортанном языке. Я ответил по-хобаротски: «Не понимаю». Затем, сам не зная почему, повторил то же по-русски.

Усатый бандит задумался, видно подбирая слова, потом выдал на жутчайшем английском целую обойму вопросов.

- Кто ты? Где мы? Какая страна?

- Я Константин Марчевский. Мы на Хобароте. Я из Советского Союза.

- Мы в Советском Союзе? - лицо моего собеседника здорово вытянулось от изумления.

- Нет. Я из Советского Союза. Мы на Хобароте.

- Хобарот - какая страна? - вопросы не отличались разнообразием.

- Хобарот - это не страна. Хобарот - планета. А страна, наверное - Лей.

Титанические мыслительные усилия отразились на лице усатого. Я же. мимолетно подивившись всепланетной популярности английского языка (Версенн, теперь Хобарот), оценивал свои шансы на выживание. Ворон ворону глаз не выклюет, а вот землянин землянину?..

Незнакомец подошел ко мне, уткнулся дулом автомата сначала в живот, потом в спину, тщательно обыскал.

- Пойдем, - смилостивился он наконец. - Я не понимаю. Я читаю объявление в газете. Они хотят хорошего солдата охранять склад. Они хорошо платят. Я лечу вертолетом, еду на машине. Половина денег потом. Но какая страна? Я здесь два месяца. Я должен тебя убить. Но я добрый, я буду думать.

«Мыслитель» попался. Я попытался подойти к делу с иронией, но до шуток ли тут? Земляне что, самые популярные наемники во Вселенной? Я, этот «хороший и добрый» сторож, кто еще? И какая сторона его завербовала? Метрополия? Версенн? Третья, неизвестная мне сила?

Дверь захлопнулась, и я остался во мраке. Что-то мне последний взгляд усатого не понравился. Какой-то плотоядный, аж облизывается. Выглядит он упитанным, не голодным. Надеюсь, людоедства можно не опасаться.

Мое ожидание в импровизированной камере затянулось часа на три. В этот раз сторож пришел не с автоматом, а с пистолетом, и, держа его наготове, изложил следующее.

- Я - хороший человек. Если ты хороший, все будет хорошо. Если ты спокойный, все будет хорошо.

Наверное, его учитель английского очень любил слова «гуд» и «уэл». Во всяком случае, такое обилие «хорошего» в обещаниях, на деле ничего хорошего не предвещало.

Мы выбрались в большое помещение с полукруглыми рядами скамеек. Поднялись на деревянный помост, похожий на небольшую сцену. Мой тюремщик зажег несколько светильников. Стали видны остатки некогда богатой драпировки, цветные стекла витражей, самодельный топчан. Усатый, не выпуская пистолета, принялся разматывать какую-то веревку.. Глядя на меня исподлобья, он приказал:

- Раздевайся!

Я похолодел. Да, чего-то такого можно было ожидать. Воин пустыни извелся от одиночества. И ни тебе любимой верблюдицы рядом или ослицы. Да вот я подвернулся. Опять влип. Как мне везет на всяких извращенцев! На Земле бог миловал, так в космосе они косяками бродят. Что же мне делать? Господи!

- Я слышу тебя, - раздался негромкий голос в моей голове. - Что ты хочешь?

- Кто это? - мысленно спросил я. Свихнулся я, что ли?

- Уже долго в храме моем человек так искренне ко мне не обращался. Чего ты хочешь?

В храме, это храм. Ясно. Я обращался? К кому? Ах да, я испуган, еще бы. Я взмолился: «Господи!» Мысли в голове неслись со скоростью света. Чувствуя, что появляется шанс выкрутиться, я принялся медленно расстегивать рубашку. Время, эх, время… Пистолетное дуло внимательно следило за каждым моим движением.

«Итак, это местный Бог, - думал я, - если Бог может быть местным, и если он вообще есть. Но мне нельзя сомневаться. Это я так, на периферии мышления, мысли неглубокие, они не ловятся (надеюсь). Надо просить о помощи, кто бы это ни был.

- Спаси меня! - подумал-произнес я, - Помоги мне!

Ни ответа ни привета. О ужас! Неужели он почувствовал мои сомнения. Только не это! Эх, молитву бы мне. Это же как канал экстренной связи. Что я знаю? «Отче наш» не годится, там про «хлеб насущный». «Аве Мария грация плена», часто я Ватикан слушал, но тоже не то. «Аллах акбар», нет, только не это, Аллах сейчас мне категорически противопоказан, он на той стороне.

Волнение и страх реанимировали детскую память. Я вспомнил дедушкин молитвенник, старинный, на трех языках. Заглядывал я туда, было дело.

- Да пребудет слава Господа вовеки! Господи, Имя Твое навеки, Господи, память твоя из поколения в поколение. Господь в небесах утвердил свой трон, и царство его правит всем. Господи, спаси меня от извращенца, от преступника! Господи, обрушь свой гнев на негодяя, осквернившего храм.

Рубашка, хоть и медленно, была снята. Но, к счастью, быстрее мысли ничего нет. «Он» отозвался.

- Твоя правда, человек. Нет ему пощады.

Чудовищная молния почти беззвучно ударила в усатого. Воздушная волна оттолкнула меня, заколебались огоньки светильников. Был человек и нет его. Только черные бесформенные уголья. Пронесло. Пронесло?

Нетвердым шагом, бормоча уже не про себя, а вслух: «Благодарю тебя, Господи», - я пошел к выходу. Но вышел лишь в другое помещение. Из него - еще в одно, еще и еще. Стало ясно, почему мерзавец-сторож выбрал для жилья именно храм. Там было много дерева, ткань… Хоть что-то. А здесь - металл, пластмасса, торчащие провода. Неуют страшный.

- Выход все же нашелся. Но поиски ни к чему хорошему не привели. Мотоцикла на месте не оказалось. Возвращение в развалины стало неизбежным. Проклятая синяя линия… Да нет же, совсем не проклятая.