Наконец осуществил свою давнюю мечту - выбрался в Брест. С вокзала - сразу в Крепость...
Иногда мне кажется, что место запоминает людей и события - всех и всё, что оно видело... Или нет, не всё - только то, что действительно важно. То, что останется тогда, когда маленький огонек личной человеческой памяти угаснет. Я чувствовал что-то подобное в Смоленске, в Кривцово близ Орла, на Прохоровке... Но нигде, наверное, это ощущение не было таким реальным, как здесь, в Бресте. Я вдруг понял: то самое, звучащее в фильмах и стихах "я - крепость, я - крепость" - больше чем позывной и даже больше чем символ героизма. У крепости был голос. Почему, собственно, был? Есть. Он слышен тем, кто хочет услышать. И традиционная, кочующая из буклета в буклет и почти ставшая штампом фраза "красные камни Бреста" - не просто ассоциация и уж точно - не просто констатация факта. Не хочется говорить книжным языком, но других слов, боюсь, не найду: здесь все ощущения - красного цвета. И черного, как копоть. И белого, как отблеск стали. А все три вместе - гибель. По кромке сознания проскальзывает мысль: красный-черный-белый - цвета нацистского флага. Нет, на самом деле я во всяческую мистику не верю, но что-то в этом есть, честное слово!
В начале, пока я бродил вместе от экскурсионной группой, мне казалось, что вот-вот из той вон арки выбегут поднявшиеся в последнюю свою атаку пограничники, а вон там, у пролома, я увижу двух бойцов пулеметного расчета... Но вот я остался один. Да, я всегда стремлюсь остаться наедине с местом, люди мешают, сам не знаю почему, мешают - и всё тут. И здесь, у этой вот стены, вместе с мыслью об удивительной энергетике крепости, явилась мне вполне реалистичная фигура того, кто, в отличие от меня, в мистическое верил. Да, наверное, всего лишь тень, очертаниями напоминающая человеческую фигуру в плаще и фуражке с нелепо высокой тульей. Но продрало до самого спинного мозга.
Я двинулся дальше - почему-то не хотелось задерживаться на этом месте. Свернул под арку и тут меня повело... Никогда в жизни не падал в обморок, а тут свернуло так, что хоть кричи... вот только не получается кричать... и народу вокруг - никого.
Очнулся в постели, по ощущениям - словно в одно рыло литр спирта выкушалал и теперь расплачиваюсь за свою жадность. Огляделся вокруг. Комнатка ничё так - просторная, светлая... почему-то подумалось о музее, а не о жилой комнате, пусть даже и гостиничной. Кровать, правда, старомодная, напоминающая нарядный гробик, но вполне удобная; да и обстановка вся, что называется, под ретро. Ч-черт, правда, что ли, гостиница? Ну и как я, спрашивается, сюда?.. В дальнем углу, боком к кровати, - здоровенное зеркало, рядом с ним - шкаф... Ага, не там ли моя одёжка? Приведем себя в надлежащий вид, а потом уж будем дальше думу думати. Встал, босиком прошлепал к шкафу, мимоходом посмотрел в зеркало и... Если цензурно и без малоинформативных междометий - лучше бы я этого не делал. Из зеркала, из этого вот куска амальгамированного стекла в тяжелой деревянной раме, на меня смотрел самый большой ублюдок во всей мировой истории. Адольф Гитлер.
Сказать, что я был в шоке - все равно что ничего не сказать. Это бред! Просто очень реалистичный бред. Наверное, я в крепости сильно головой ударился... Не помню как, видимо когда сознание потерял. Вот меня и плющит со страшной силой. Я зверски ущипнул себя за бедро - мерзкая рожа в зеркале никуда не делась. Чертовщина какая-то! Пошел в ванную... та-ак, стоп машина, а откуда я знаю, что за этой дверью ванная? Нет, ну точно. Вот и ванночка стоит королевских размеров, старомодная такая, на золотых львячьих лапках. В шкафчике над раковиной нашел опасную бритву, вытащил её и хотел было порезать палец, надо же как-то, в конце концов, в себя приходить. Но в этот момент рука сама собою разжалась, роняя бритву, а в голове дико заистерило: ай-ай-ай, как нехорошо резать бритвой великого фюрера германского рейха, стоящего на пороге великих свершений! Меня аж затрясло - настолько сильной была истерика.
"Заткнись, падла, тебя ещё в мозгах не хватало, хватит и рожи!" - мысленно рявкнул я на Адика - в том, что это был он, я не сомневался ни минуты. А вы как думали?
Ах ты с... сволочь, на пороге великих свершений он! - теперь уже и я был в бешенстве, какого отродясь за собою не замечал. Хрен тебе, а не Барбароссу! Вот вернусь сейчас в спальню, возьму из ящика стола "Вальтер" - а я ведь точно знаю, где у тебя, тварь, пистолет лежит! - и вынесу тебе мозги, сволочь нацистская, заодно и проверю, бред это или реальность.
Не знаю, орал ли на Гитлера кто-нибудь ещё с такой силой... может, и орал, когда он еще не был "великим фюрером"... но уж точно - не мысленно. Да и подзабыл, наверное, "великий", как оно бывает, - скукожился и заткнулся. Вот и ладненько.
Я перевёл дух - и вдруг четко осознал, что я не у себя, в две тысячи десятом, а в том самом - грозовом - сорок первом, и до проклятого дня 22 июня остаётся ровно неделя... и что всё уже готово к нападению. Память Адольфа была для меня открытой книгой. Малоприятно, конечно, но в данных обстоятельствах такой вот бонус не лишний. Фюрер в моем сознании, поделившись своей памятью, других признаков жизни не подавал, и я, устроившись поудобнее на кровати принялся размышлять: а что же дальше. А что же дальше-то? Вышибить фюреру мозги - самый простой вариант. Да и мозги у него... вроде как - мои. Жалко, знаете ли. А не могут ли эти мозги додуматься до чего-нибудь поинтереснее?..
Где-то на отшибе сознания робко поскрёбся Адольф - напомнил, что пора забирать со стула за дверью утренние газеты. Да уж, вот что значит фриц, ну просто до мозга костей фриц, - порядок, пунктуальность, аккуратность превыше всего, хоть тебя недавно, можно сказать, только что, обложил русскими матюками подселенец в твоем сознании!
Я накинул халат и прошлёпал к двери - оказывается, эта сволочь привыкла читать газеты в постели... сибарит, мать его. Забрал газеты и залез в кровать... в принципе, не самая плохая привычка. Как выяснилось, я очень даже понимал по-немецки, то есть газету читал без усилий, достаточно бегло. Любопытства ради попробовал что-нибудь написать. И вот тут-то выяснилось интересное: по-русски я писал своим почерком, а по-немецки - Адольфовым. Еще выяснилось, что Адик неплохо шпрехал по-французски и по-английски - так что на двоих с ним мы знали четыре языка. Ништяк!
Попутно с изучением моих новых возможностей открылось, что я отлично помню не только прошлое Гитлера, но и идеально воспроизвожу все, что когда-либо попадалось мне на глаза в прошлом, включая статьи из "Науки и жизни", пролистанной мною в трехлетнем возрасте. Живём! Судьба, сыграв со мной злую шутку, решила, помимо мерзкого нрава, продемонстрировать мне свою щедрость - и подкинула не самый печальный из возможных вариантов. Адик! Слышь, Адик, а тебе со мной конкретно повезло. По крайней мере, можешь не беспокоиться, что Германия окажется в... на задворках Европы, короче. Мой природный оптимизм всё ж таки начал брать верх над Адиковой германской меланхолией, и настроение стало заметно менее мерзким. Мурлыкая про себя 'если завтра война, если враг нападёт...', я начал придирчиво осматривать гардероб Алоизыча. В чем тут не стыдно перед людьми показаться. А, ладно, какие, к чертям собачьим, тут люди - нацисты одни. Нет, ну, может быть, не все такие уж правоверные нацисты, но ведь момент такой, что им выгоднее прикидываться. А я что, под волчьи шкуры полезу овец искать. Щаз! То есть - ни в коем случае не сейчас. А потом - как карта ляжет. Карта Европы.