Дикий лес

Глава тринадцатая Поймать воробья. Как птица в клетке

Бешеный трепет крыльев, пронзительный треск стекла, грубое рявканье в ответ на возмущенный клекот воробья — все это смешалось в голове Прю в пеструю какофонию. Девочка, скорчившись, неподвижно лежала на дне ивовой корзины и прислушивалась к звукам, доносящимся из гостиной филина Рекса, в которой КЛИНОК устроил жестокий погром. Похоже, обыск проводили методично; сейчас офицеры переворачивали кресла, хлопали дверями и опрокидывали книжные полки на другом конце комнаты, медленно продвигаясь туда, где спряталась Прю. Ей оставалось недолго.

Подстраиваясь под самые шумные моменты, она перенесла вес на кипу старых газет и стала вытаскивать из-под ног верхние экземпляры. Когда звуки снаружи затихали, она замирала и глядела молча, почти не дыша, на пучки света, которые пробивались сквозь щели корзины, пока офицеры снова не начинали шуметь. Наконец, как раз когда шаги приблизились, ей удалось вытянуть из-под ботинок несколько сложенных стопок газет и положить себе на голову. Едва она проделала это, как кто-то крикнул:

— А там что?

— Где? — отозвался другой голос, в каких-то нескольких дюймах от места, где сидела Прю.

— У тебя под носом, придурок! В корзине!

— А, — ответил голос. — Я как раз собирался туда заглянуть.

Над Прю разлился свет, и она, зажмурившись, приказала себе исчезнуть.

— Так-так-так, — сказал голос. — И что же у нас тут?

Глаза Прю распахнулись.

В корзину опустилась рука и порылась в кипе газет, которые балансировали на голове Прю. И тут крышка вдруг захлопнулась. Прю заметила, что тяжести на макушке немного поубавилось.

— Тут Джонси и его “миенький маенький садичек”! — объявил служащий. Голос его источал неприкрытый сарказм. — На передовице “Знаменитости”, раздел “Домашний уют”.

— Что? — переспросил второй голос с того конца комнаты.

— Ага, погляди: Джонси получил от губернатора чудную блестящую медальку за свои, ты подумай, “отмеченные наградой пионы”.

Комната взорвалась хохотом, послышался приближающийся топот шагов. Следом начали раздаваться веселые восклицания:

— Отлично, Джонси!

— Ух! Как тебе идет фартучек!

— Ты так по-матерински держишь эти пионы, Джонси.

Наконец объект всех этих насмешек, Джонси, протолкнулся к корзине и, судя по звуку, вырвал доказательство своей вины из рук шутника.

— Это жена меня заставила! — невнятно пояснил он.

В комнате заржали еще громче, и Прю почти ощутила сквозь стенки корзины, как запылало лицо бедного Джонси.

— Я… я… — забормотал он. — Ну, короче…

Наконец несчастный сдался.

— Ой, да заткнитесь вы! Все заткнитесь!

Снова смех. В тот же миг крышка корзины рывком открылась, и газету с силой швырнули обратно, в кипу, лежавшую на голове Прю. Крышка захлопнулась.

— За работу! — заорал Джонси. — Хорош веселиться!

Поток смеха иссяк и превратился в тонкую струйку, шаги и голоса рассредоточились по комнате. Снова захлопали двери, затрещала мебель, кто-то продолжал отпускать в сторону комментарии на счет Джонси, но Прю почти не обращала внимания. Она была слишком занята: отсчитывала тысячу благодарностей мойрам и всем подряд пантеонам богов за то, что кто-то из них подарил ей помилование.

Шли минуты. У Прю стала затекать левая ступня, и она попыталась отрешиться от постоянной колющей боли, занявшись пранаямой. Этой дыхательной технике ее обучали на курсах йоги для начинающих. И все же, как бы виртуозно Прю ни контролировала дыхание, чувство, что левая нога собирается отвалиться, никуда не делось. Наконец из-за стенок корзины послышался голос.

— Никаких признаков, сэр, — сказал офицер. — Мы обыскали все здание.

Прю облегченно выдохнула через нос.

— Везде искали?

— Да, сэр.

— Должно быть, она сбежала. Кто-то ее предупредил, — сказал главный. — Ладно, неважно. Попадется при зачистке.

— Так точно, сэр, — отозвался второй служащий. — А воробьи? Что с ними будем делать?

— Арестуйте, — был ответ.

Из дальнего конца комнаты раздался другой голос:

— Тут только один, сэр.

— Что случилось со вторым?

— Видать, улетел в суматохе, сэр.

Ненадолго наступила тишина.

— Улетел? Просто… взял и улетел?

— Похоже на то, — тихо ответил служащий.

— Идиоты! Безмозглые идиоты! — заорал командир. — Никудышные безмозглые…

— Идиоты, сэр? — подсказал кто-то.

— ИДИОТЫ! — начальник овладел собой и добавил уже спокойно: — Начальство этого не потерпит. Можно упустить при задержании одного, но, если они увидят, что мы упустили двоих, нас уволят. — Секунду он поразмыслил, а потом распорядился: — Напишите в отчете, что по прибытии мы обнаружили при задержанном одного, повторяю, одного воробья.

— А девчонка? — заколебался младший чин.

Снова заминка.

— Напишите, что девочка Снаружи, предположительно, была предупреждена о прибытии КЛИНКА и на месте задержания не обнаружена.

— Есть, сэр, — ответил другой подчиненный.

— А ты, птичка, — добавил командир, — пойдешь с нами. Посмотрим, как ты будешь парить после пары недель в кутузке.

В комнате наступило молчание. Потом кто-то подал голос:

— Где, сэр?

— В кутузке. На губе. В каталажке. — Никакой реакции. — В ТЮРЬМЕ, идиоты! И давайте-ка поскорее валить, пока там тихо. Бог свидетель, сегодня у тамошнего надзирателя будет хлопот полон рот.

За этим заявлением последовал громовой топот сапог, и через несколько секунд все звуки затихли. Вдалеке хлопнула входная дверь, послышался рев мотора — автомобиль завелся и удалился по улице. Повторив тридцать раз слово “Миссисипи”, Прю скинула кипу газет с головы и осторожно открыла крышку корзины. Выглянув через край и никого не увидев, она встала и стремительно выпрямилась, чувствуя, как кровь энергичным потоком хлынула от шеи к пальцам ног. Девочка потрясла онемевшей ступней и аккуратно вылезла из корзины.

В комнате никого не было. Два кресла с высокими спинками, в которых всего несколько минут назад сидели они с филином, были небрежно опрокинуты набок, а изящные высокие книжные шкафы, стоявшие возле обшитых панелями стен, валялись на полу. Их содержимое рассыпалось по комнате грудой рваных корешков и мятых страниц. Посреди гостиной лежало несколько пестрых перьев, и у девочки при виде них упало сердце. Что она наделала? Это все из-за нее. Полиция пришла за ней. А он ее защитил. Прю охватило чувство вины, и она, опустившись на колени, подобрала одно из перьев.

— Ох, филин, — вырвалось у нее, — простите меня, простите…

Внезапно она вздрогнула от суматошного шелеста крыльев, который послышался из камина. Подняв глаза, Прю увидела, как из дымохода появился один из слуг-воробьев. Его светло-серое брюшко было испачкано сажей.

Воробей неуклюже подлетел туда, где стояла Прю, и сел на край одного из перевернутых книжных шкафов. Стряхнув облачко пепла с левого крыла, он с беспомощным видом поглядел на Прю.

— Забрали, — сказал воробей, и голос его был таким же мертвенно-серым, как оперение. — Князь. Они его забрали.

Прю, опустошенная случившимся, могла только сочувственно кивнуть.

— Как ты спасся? — спросила она. — Я была уверена, что тебя поймали.

— А я думал, что поймали тебя — когда открыли корзину, — сказал он и мотнул головой в сторону очага. — И в суматохе залетел в трубу. — Он опустил клюв и уставился в землю. — Но что толку? Наш князь за решеткой!

Он перевел на Прю умоляющий взгляд печальных глаз, блестящих от слез.

— Это было трусливо с моей стороны? Я ведь должен был отдать свою жизнь или, по крайней мере, свободу, защищая моего князя?

— Нет, нет и нет, — успокоила его Прю. Протянув руку, она стерла пятно сажи с головы воробья. — Он бы не хотел этого. Ты сделал правильный выбор.

Девочка села на край книжного шкафа и подперла подбородок ладонями. Издалека доносился неприятный звук сирены.

Воробей вздрогнул.

— Не думал, что доживу до такого, — тихо сказал он. — Все наши труды, дипломатия, осторожность, все ради того, чтобы заключить этот хрупкий союз. И все пропало.

Сирена зазвучала громче, к ней добавилась вторая. Прю встала и подошла к окну, на стекле которого играли красные отблески. Пригнувшись и осторожно отогнув занавеску, Прю увидела, как в нескольких домах дальше по улице банда офицеров КЛИНКА, топая сапожищами, выводит из здания стайку птиц и сажает в зарешеченный фургон.

— Что происходит? — сказала Прю. Воробей, не взлетая, догадался по ее ужасу.

— Полагаю, они нас всех вылавливают. Всех птиц, и южнолесских, и подданных княжества. — Он повторил с мрачной торжественностью: — Не думал, что доживу до такого.

Сирен прибавилось; по булыжникам улицы Рю Термонд подкатило еще несколько лязгающих арестантских машин. Дальше по улице Прю увидела, как в ожидающий грузовик ведут небольшую группку цапель, чьи белоснежные перья окрасились алым от огней сирены. Когда птицы приблизились к решетчатым дверцам, одна цапля отсоединилась от группы, оттолкнулась длинными пружинистыми ногами о мостовую, развернула огромные крылья и поднялась в небо. Один из офицеров тут же вытянул из-за плеча винтовку, прицелился и выстрелил. Прю закрыла себе ладонью рот, чтобы не закричать. Цапля тяжело ударилась о булыжники, подняв жидкое облачко белых перьев. Офицеры перебросились ругательствами, и грузовик уехал, грохоча по улице. Неподвижное тело цапли осталось лежать там, где упало. Через пару минут какой-то офицер, вышедший из другого дома, небрежно пнул тело цапли с середины улицы в канаву.

Прю скрипнула зубами и стукнула кулаком по подоконнику.

— Убийцы! — прошипела она и обернулась к воробью, ожидая увидеть, что он возмущен выстрелом, но вместо этого обнаружила, что он не сдвинулся с места и еще сильнее втянул голову в грудку.

— Надо что-то делать! — закричала Прю, прошагав туда, где сидел воробей. — Это беззаконие! Как можно терпеть такое?

— Страх, — тихо ответил воробей. — Нынче всем управляет страх. Сильные из страха потерять власть закрывают на все глаза. Все вокруг враги. Кто-то должен стать козлом отпущения.

Прю сердито застонала и начала нарезать круги по комнате.

— Ну, одно я знаю точно: я не собираюсь просто сидеть тут и ждать, пока у них кончатся идеи и они вернутся сюда за нами. Вот это настоящая глупость.

— Не знаю, что и сказать тебе, — пробормотал он.

Прю перестала расхаживать.

— На север. Ехать на север. — Она метнула взгляд на воробья. — Так сказал филин. Как раз перед тем, как пришла полиция. Он сказал, если все остальное не удастся, можно отправиться на север и встретиться с тамошними… волшебниками.

— Мистиками, — поправил воробей, поднимая взгляд.

— Ага, — сказала Прю, задумчиво поводя указательным пальцем. — Там будет безопасно. И они могут знать, где мой брат.

— Да, там может быть безопасно, народ Северного леса ценит свое уединение.

Прю пожала плечами.

— Все-таки попытаться стоит, а?

Воробей уже заметно воспрянул духом.

— Может быть. Возможно. Но как же ты туда доберешься?

Нахмурившись, Прю рассеянно почесала щеку.

— В том-то и дело. Понятия не имею.

— Можешь полететь, — сказал воробей.

— Ага, без проблем, — усмехнулась Прю.

— Я имею в виду, — сказал воробей, поднимаясь на коготки и встряхивая крыльями, — тебя могут отнести.

— Отнести? — Прю начинала видеть решение.

— Ты, должно быть, ничего не весишь, — сказал воробей, окинув ее внимательным взглядом. — По крайней мере, для беркута. Нам бы только добраться до княжества — там полно птиц, которые могут тебя отнести.

При всей гнетущей мрачности их положения Прю слегка разволновалась от такой возможности.

— Ладно, — сказала она. — Звучит убедительно. А как мне добраться туда?

— Надо как-то протащить тебя к границе, — сказал воробей. К нему явно возвращалась энергичность. — Пешком слишком далеко, а улицы кишат тайной полицией… нет, надо найти какой-нибудь транспорт, где тебя можно спрятать — это единственный способ.

Прю щелкнула пальцами, перебивая размышления птицы.

— Я уже знаю, — сказала она.

На другом краю леса, глубоко под землей, как раз стихло и перестало биться о стены пещеры эхо от другого щелчка пальцами. Кертис пустым взглядом уставился на Александру. Мак тихо агукал в колыбельке посреди комнаты. Далекий рев духового оркестра оживлял этот напряженный момент комичным музыкальным сопровождением.

Кертис громко и глубоко сглотнул.

Александра, скрестив руки на груди, постучала украшенным кольцом пальцем по оловянному браслету на плече. Глухое звяканье эхом разнеслось по комнате.

Звяк.

— Ну, я… — начал Кертис.

Звяк.

Он пошевелил пальцами ног в сапогах. Форма вдруг стала ужасно жесткой, грубая шерстяная ткань терла плечи. Большой палец правой ноги слишком сильно упирался в кожу сапога. В комнате стало жарко, и из-под волос выступили капельки испарины.

— Мне кажется… — начал он.

Звяк.

— Ты со мной, Кертис? — спросила наконец Александра. — Или против меня? Или одно, или другое.

Кертис неловко хихикнул.

— Я понимаю, Александра, я только…

Его перебили:

— Просто ответь, Кертис.

Кертис молча ждал, когда тишину комнаты нарушит очередной “звяк”, но, когда его не последовало (палец Александры завис в воздухе над браслетом), ответил:

— Нет.

— Что ты сказал?

Кертис выпрямил спину и посмотрел Александре прямо в глаза.

— Я сказал — нет.

— Что “нет”? — спросила губернаторша, зловеще изогнув брови. — Ты не вернешься домой? Ты согласен присоединиться ко мне?

— Нет, я не присоединюсь к вам. Я не останусь. — Поначалу у него от ужаса пересохло во рту, но теперь это прошло, и говорить было все легче и легче: — Ни за что. — Он указал на ребенка в колыбели позади себя: — Это неправильно, Александра. Мне все равно, кто и что вам сделал, я не могу просто стоять и смотреть, как вы, ну, как вы приносите ребенка в жертву ради своей отвратительной мести. Нет, нет и нет. Может, можно использовать еще кого-то: белку, свинью, что угодно… может, этот плющ даже не заметит разницы… делайте как хотите. Но я в этом больше не участвую — спасибо, хватит; я заберу вещи и пойду, если не возражаете.

Губернаторша почему-то молчала на протяжении всей речи, и Кертис попытался заполнить неловкую тишину.

— Форму я могу отдать, и саблю тоже. Наверняка найдется другой койот или кто-нибудь, кому она подойдет, я знаю, что со снаряжением у вас туго, так что не волнуйтесь, все останется у вас. Хотя я не знаю, где вещи, в которых я пришел. Может, кто-нибудь их мне найдет?

Губернаторша, по-прежнему не говоря ни слова, пристально смотрела, как Кертис суетится со своей формой.

— Или как хотите. Не так уж мне нужна моя одежда. Вот только, — сказал Кертис, — я собираюсь забрать малыша. Мне придется взять Мака с собой. Я должен вернуть его Прю.

И тут Александра заговорила.

— Я не могу позволить тебе этого, Кертис.

Кертис вздохнул.

— Ну, пожалуйста?

— Стража! — крикнула Александра, слегка повернувшись, чтобы было слышно в коридоре позади. Через несколько секунду звук шаркающих шагов возвестил о прибытии нескольких рядовых-койотов. Они возникли на пороге и поначалу удивились, увидев Кертиса.

— Мэм? — недоуменно спросил один из них.

— Взять его, — скомандовала Александра. — Он предатель.

Кертиса тут же окружили койоты, заломили ему руки за спину и защелкнули на запястьях наручники. Он не сопротивлялся. Один из койотов выдернул клинок мальчика из ножен и с угрожающей усмешкой поднял лезвие к лицу Кертиса. Александра спокойно смотрела на происходящее, глядя прямо в глаза своему пленнику.

— Не надо, Кертис, — сказала Александра, скрывая грусть под каменной маской. — Я предлагаю тебе новую жизнь, новый путь. Тебя ждет мир, полный сокровищ, а ты отмахиваешься от него, чтобы спасти эту тварь? Эту булькающую тварь? Ты бы сидел за государственным столом, Кертис. Был моей правой рукой. И, возможно, когда-нибудь — наследником трона. — И, помолчав, добавила: — Моим сыном.

От койотов рядом с Кертисом воняло свалявшимся мехом и перегаром. Они угрожающе пыхтели ему в уши, щелкая челюстями. Наручники врезались в запястья.

Решимость в душе Кертиса укрепилась.

— Александра, пожалуйста, перестаньте. Дайте нам с малышом уйти. Я… эээ… приказываю.

Александра подавила смешок.

— Приказываешь? — сказала она ледяным тоном. — Ты мне приказываешь? Ох, Кертис, не опережай события. Неужто от ежевичного вина ты возомнил себя великим? Боюсь, ты не в том положении, чтобы кем-нибудь командовать. — С ее лица исчезла полуулыбка, Александра придвинулась ближе, коснувшись щекой щеки Кертиса, приблизив губы к его уху. Ее дыхание пахло чем-то неземным, словно бы сладким ядом, редким, смертельным… — Последний шанс, — прошептала она.

— Нет, — твердо повторил Кертис.

Едва ответ слетел с его губ, Александра отпрянула и хлопнула в ладоши.

— Увести его! — крикнула она, отводя взгляд. — В клетки!

Ее палец прошелся по вышитому воротнику мундира и остановился на медали у мальчика на груди — переплетению ежевики и триллиума; взмахом запястья она сорвала значок с ткани и швырнула наземь.

— Есть, мэм! — гавкнули койоты, и Кертиса грубо поволокли вон из комнаты. Ему удалось бросить взгляд назад, на высокий и тонкий силуэт губернаторши, которая наблюдала, как его уводят. Призрачный свет светильников позади нее мерцал от ветра, поднятого множеством крыльев. Александра неторопливо начала оборачиваться к зале, к лежащему в колыбели ребенку — и тут тюремщики Кертиса завернули за угол коридора, и страшная сцена скрылась из виду.

Он с трудом успевал идти в ногу с койотами. Коридор, по которому они следовали, змеился под землей во всех направлениях, то и дело извиваясь, чтобы обогнуть какой-нибудь корявый древесный корень или булыжник. Чем дальше они уходили от центрального зала берлоги, тем прохладнее и плотнее становился воздух. Туннель постепенно пошел под уклон.

— Слушайте, — помолчав, начал Кертис. — Не надо делать то, что она говорит. Знаете, что она задумала? Она украла ребенка — маленького мальчика — и собирается убить его. Невинного малыша! Вам что, все равно?

Никакой реакции.

— В смысле, если бы одного из ваших, ваших… — он с трудом подобрал слово, — щенят украл какой-нибудь человек — или зверь, неважно. И хотел бы принести его в жертву. Вам было бы все равно?

Нет получив ответа, он предоставил его сам:

— НЕТ! Нет, вы были бы против. Это неправильно!

Тяжелое пыхтение койотов эхом отдавалось от стен.

Вдали, в полутьме, поперек туннеля по полу пробежало что-то паукообразное и исчезло в большой дыре.

— Что это было? — взвизгнул Кертис.

— Кто знает, что тут внизу живет, — ответил один койот.

Другой поддержал игру.

— Лично я никогда не спускался так глубоко. Хотя рассказы слышал… говорят, тут есть такие твари, которые никогда не видели дневного света. И они прямо помирают, как хотят вонзить зубы в кусок хорошего мяса.

— Хорошей человечины, — уточнил третий койот.

— Скормим крысу крысам, — сказал один. — Вот так мы здесь поступаем с предателями.

— Слушайте, просто дайте мне уйти, — сказал Кертис. — Никто не узнает, я пойду своей дорогой и… — Слова застыли у него во рту, потому что койоты резко повернули, и туннель вывел их в большое помещение, в котором мальчик увидел клетки.

— О, — просто сказал он. — Блин.

Пещера, казалось, образовалась естественным путем: пол был бугристый от камней и булыжников, а стены поднимались к высокому потолку вкривь и вкось — но это была далеко не самая заметная деталь помещения. Внимание Кертиса немедленно привлекло чудовищное сплетение корней, свисавших с потолка — что это должно быть за дерево, с такими-то корнями! — и зловещий ряд шатких деревянных клеток, которые крепились к крупным отросткам. Лианоподобные ветки клена, служившие им прутьями, наверху соединялись в крону; все вместе смотрелось будто птичник какого-нибудь великана. Клетки крепились к корням толстыми пеньковыми тросами, которые, поворачиваясь на подвесках, издавали стонущий скрип. Внутри Кертис различил несколько фигур — клетки выглядели достаточно большими, чтобы в них можно было упрятать по несколько несчастных вместе, однако многие пустовали. Времени пересчитывать клетки у мальчика не было, но на вид их там висело несколько дюжин.

— Надзиратель! — крикнул один из его тюремщиков, и из-за зубчатой скалы под болтающимися клетками появился жирный седеющий койот. На шее у него красовался впечатляющий набор ключей всех форм и размеров. Перебирая их, он любезно продекламировал:

— Оставь надежду, о узник, оставь надежду. Из этих клеток не выбраться. Замки не взломать. Расстояние до земли — не спрыгнуть. Оставь надежду. Оставь надежду.

Между фразами койот шмыгал носом, не поднимая глаз от земли. Перепуганный Кертис заметил, что земля, судя по всему, покрыта выбеленными и поломанными костями предыдущих пленников, которых бросили на смерть.

— Да, да, знаем, — нетерпеливо сказал один из койотов, державших Кертиса под руки. — Хватит зловещих речей. У нас тут предатель. Посади его повыше.

Пока надзиратель приближался, из клеток сверху послышался голос:

— Что? Еще один двуногий? Я думал, эта тюряга только для койотов.

Кертис взглянул вверх, на источник жалоб, и увидел морду койота, торчавшую между деревянными прутьями одной из ближайших клеток.

— Тихо! — вдруг заорал надзиратель, перестав бубнить.

Из дальней клетки послышался явно человеческий голос.

— Вы, шакалы, заплатите за это! Я вам клянусь! — Говорившего не было видно за путаницей разветвленных корней.

— Ну вот! — воскликнул заключенный-койот. — Слыхали? Я солдат, а меня бросили сюда со всякими разбойниками! Я думал, это исключительно военная тюрьма!

— ТИХО! — снова заорал надзиратель, теперь уже громче. — А то в кандалах будете сидеть!

Воодушевленный разбойник начал скандировать:

— Свободу Дикому лесу! СВОБОДУ ДИКОМУ ЛЕСУ!

Несколько пленников, видимо, тоже разбойники, встали в клетках и подхватили клич, визжа и сотрясая решетки.

Надзиратель со вздохом подошел к Кертису.

— Веселая компания, — сказал он, перекрикивая назойливый шум. — Уверен, тебе понравится здешнее общество.

Кертиса по-прежнему держали, а надзиратель подошел к стене и схватился за самую длинную и шаткую лестницу, какую Кертис только видел в своей жизни. Аккуратно повернув ее в вертикальное положение, надзиратель потащил лестницу к центру помещения, на ходу выпутывая ее верхушку из древесных корней. Дойдя до пустой клетки, он зацепил верхние планки за прутья и поставил лестницу на большой камень, лежащий на дне пещеры.

— Полезли, — сказал надзиратель. Он поднялся первым; добравшись до клетки, отпер замок и спустился. По кивку надзирателя Кертиса освободили от наручников и грубо пихнули к лестнице. Лестница качалась и гнулась под его весом, пока он лез. Когда мальчик наконец добрался до клетки, то чуть не потерял сознание от высоты: он оказался не меньше чем в шестидесяти футах над полом пещеры, усыпанным булыжниками, камнями и зубастыми сталагмитами; упасть оттуда было бы неприятно.

Когда он втиснулся в клетку, надзиратель снова поднялся до самого верха и запер дверь на большой железный висячий замок. Перед тем как спуститься на землю, сторож поглядел Кертису прямо в глаза и проговорил:

— Даже не думай о побеге.

— И не собирался, — сказал Кертис.

Казалось, надзирателя этот ответ немного сбил с толку.

— А, — сказал он. — Ну, хорошо.

И с этими словами исчез внизу.

Когда верхние ступеньки сняли с прутьев и деревянная клетка свободно закачалась, а канат наверху заскрипел и застонал под весом нового постояльца, Кертис отчаянно вздохнул.

Газовые лампы, расположенные на каждом углу, бросали бледные конусы света на мощеные перекрестки; в промежутках царила тень. Именно в этой тени находила убежище Прю, пока они с воробьем пробирались по окрестностям. Она пряталась за какой-нибудь бочкой дождевой воды или почтовым ящиком, а в это время воробей (которого звали, как выяснила Прю, Энвер) незаметно летел вперед, разведывая местность с карнизов и флюгеров роскошных домов, которыми был усеян район. Когда воробей издавал трель, сообщая, что все чисто, Прю покидала убежище и перебегала к другому доступному прикрытию. Двигались они медленно, но все же неуклонно перемещались вверх по улице. Тормозили только тогда, когда на улице с воем появлялся неминуемый фургон КЛИНКА, мигалкой окрашивая дома в ярко-красный цвет. Прю и Энвер замирали на месте до тех пор, пока воробей не убеждался, что их движение не будет замечено.

— Я думаю, здесь налево, — громко прошептала Прю из-за мусорного ящика. Энвер сидел на газовом фонаре, освещавшем перекресток. Булыжники здесь постепенно сменялись грязью и сосновыми иголками — престижная Рю Термонд превратилась в улицу, окруженную небольшими лесными хижинами, и над их мшистыми крышами уже нависали раскидистые лапы елей.

— Ты уверена? — спросил Энвер, с сомнением оглядывая горизонт.

— Нет, — прошептала Прю. — Скорее наугад сказала.

— А куда нам было надо, ты говорила? — спросил воробей.

— На юго-запад от усадьбы, — ответила Прю. — Мне так сказали.

Воробей щелкнул клювом.

— Секундочку, — сказал он, быстро оглядывая все четыре дороги, идущие от перекрестка. Убедившись, что путь свободен, он расправил серые крылышки и устремился вперед сквозь переплетенные ветви деревьев, пока не скрылся из виду.

Прю спокойно ждала в облаке кислого запаха мусорки. Вдали взвыла сирена, и Прю замерла: из-за угла вышла группа офицеров КЛИНКА и двинулась по Рю Термонд. Девочка тайком выглянула из-за бака и заметила, что все они несли птичьи клетки. Между металлическими прутьями Прю разглядела птичьи перья, пушистые и серые.

Шли минуты. Наконец сверху послышался трепет крыльев. Она подняла голову и увидела, как запыхавшийся Энвер сел на крышку бака.

— Извини, — сказал Энвер. — Пришлось ждать, пока они пройдут.

Он встряхнул крылом и наклонился к Прю.

— Я видел крышу усадьбы. Еще довольно далеко, но мы движемся в верном направлении. Судя по звездам, — тут Энвер указал клювом наверх: была на редкость ясная ночь, и все небо мерцало точками созвездий, — мы направляемся прямо на юго-запад.

— Здорово, — прошептала Прю. — Давай двигаться дальше.

— Ты бывала там когда-нибудь? — спросил воробей. — Знаешь, как это место выглядит?

— Нет, но, думаю, мы поймем, когда доберемся, — сказала Прю и добавила: — Мне кажется, если ты когда-нибудь видел хоть одно почтовое отделение, считай, ты видел их все.

На это Энвер кивнул и полетел искать очередной наблюдательный пункт, с которого можно было бы безопасно направить Прю к укрытию.

Глава четырнадцатая Среди воров

— Я требую адвоката! — срывающимся голосом завопил койот. — Это ПРОИЗВОЛ! — Он затряс лапами прутья клетки. Кертис с любопытством наблюдал сверху — клетка койота висела в путанице корней гораздо ниже, чем его собственная.

— Ой, да брось ты! — крикнул один из разбойников. Его клетка была выше и левее клетки Кертиса; он сидел у решетки, ковыряясь в ногтях. — Они тебя не слушают. Здесь хабеас корпус не работает.

— Хабеас корпус? — огрызнулся койот. — Откуда ты набрался таких изящных словес, недоумок? — Он повернулся к разбойнику, и тут Кертис смог разглядеть его лицо; это был один из койотов, которых он видел вместе с Прю — тот, что дрался рядом с их укрытием. Кажется, его звали Дмитрий.

— О, вы, шакалы, не поверите, сколько всего мы знаем, — ответил разбойник, стуча пальцем по виску. — Может, на вид кто-то из нас туповат, но не обольщайся. Соображаем мы будь здоров. Поэтому нас никогда не подчинят. Неважно, сколько ты там выиграл сражений, неважно, сколько наших полегло, всегда останутся разбойники, которые продолжат бороться.

— Ох, избавь нас от своих вяканий во имя, — ответил Дмитрий. — Ты зря их тратишь на меня. Меня призвали на службу. Мне плевать, хоть бы вы, разбойники, и победили; я бы лучше сидел в норе и занимался своими делами. Бесит меня только то, что я тут застрял, как обычный преступник — я-то думал, получу пару выговоров и пойду своей дорогой. А вместо этого меня посадили за решетку с разбойниками и заставили вас тут слушать.

— А я не разбойник, — вставил Кертис. — Я солдат. — Он помолчал и взглянул на свою форму, на рваную дыру там, где должен был быть значок. — Ну, или бывший солдат.

Койот фыркнул и отвернулся.

— Ты, — сказал другой разбойник, тот, что сидел подальше. Его клетка свешивалась с одного из самых крупных корней примерно на той же высоте, что у Кертиса. — Из Внешних, значит, а? Воевал на стороне вдовы?

Кертис нахмурился и кивнул.

— Было дело, ага, — сказал он смущенно. — Но это я зря. Я не знал, что она творит.

— А что ты думал? — едко спросил разбойник в клетке над мальчиком, теперь направив струю яда на него. — Что она — законная королева Дикого леса? Чуток лавочку почистила? Чтоб все помнили, кто в доме хозяин? А ты в темпе вальса завалился из своего Внешнего мира и решил пособить?

— Ну, выбора у меня особо не было, — сказал Кертис, ощетинившись. — В смысле, она меня взяла в плен, и не успел я оглянуться, как она меня кормит, одевает и говорит, что я ее правая рука!

— Сосунок, — донесся голос из клетки ровно над мальчиком. Еще один разбойник пялился на него, сидя по-турецки и подперев щеки руками.

— Нет, серьезно, — продолжал Кертис, — я понятия не имел, что она задумала; я бы никогда не согласился ей помогать, если бы знал.

— Да ну? — ухмыльнулся разбойник из клетки, висящей дальше по тому же корню. — И что же ее выдало? Что она забрила в армию целый вид зверей? Или то, что она стирает с лица земли всех родившихся в Диком лесу, одного за другим? А, юный гений?

Что-то мокрое капнуло Кертису на лоб, и он, вздрогнув, посмотрел вверх. Оказалось, это был смачный плевок от разбойника, висевшего над ним. Лицо его виднелось между согнутых ног, и мальчик заметил, что тот готовится ко второму заходу. Кертис со стоном пригнулся и передвинулся в другую часть клетки.

— Эти Внешние, — сказал другой разбойник, который до сих пор не вступал в грызню. — Вечно вы пытаетесь завоевать и разрушить то, что не принадлежит вам по праву, а? Я о вас слышал. Не думай, будто мы не знаем, что ты сам наложил бы лапу на лес — да похлеще губернаторши, если бы она не успела первой. Я слышал, вы едва не разрушили свою собственную страну, почти в гроб ее вогнали, отравляете реки, закатываете дикие земли в бетон и все такое. — Его клетка была чуть ниже и немного справа. Под взглядом Кертиса разбойник подошел вплотную к прутьям клетки и яростно уставился на мальчика. Вокруг шеи его был намотан грязный клетчатый шарф, на плечах болталась свободная льняная рубаха. Голову покрывала неопрятная шляпа-котелок. — Небось, думал, все тут твое будет, разве нет? Ну, а я думаю, лес тебя прожует да и выплюнет — если раньше здесь не сгниешь.

Кертиса передернуло. Он уселся на дно клетки и подтянул колени к груди, чувствуя, как злые взгляды остальных пленников буравят ему кости. Еще больше, чем раньше, ему захотелось оказаться дома, с мамой, папой и двумя надоедливыми сестрами. Веревки скрипели и дрожали, клетки в огромной пещере слегка кружились туда-сюда. Койот Дмитрий проявил сочувствие:

— Привыкай. Они не заткнутся.

Прю и Энвер вскоре добрались до почты — небольшого здания из красного кирпича, которое приютилось в густых хвойных зарослях. Полуразвалившаяся деревянная изгородь, серая и замшелая, окружала двор за домиком, и Прю, поднимаясь по ступенькам крыльца, заметила несколько потрепанных красных фургонов, праздно стоящих в загородке. К кирпичу над дверью была приделана латунная пластинка, гравировка на которой гласила: “Почтовое отделение Южного леса”.

Свет в одном из окон освещал загроможденную комнату, от пола до потолка забитую коричневыми свертками и конвертами, и Прю различила фигуру Ричарда, наполовину скрытую за грудами пакетов и бумаги.

— И надеяться нечего, — прошептала она Энверу, который сидел на ветке неподалеку, нервно наблюдая за пустой темной дорогой.

Прю постучала костяшками пальцев по деревянной двери. Когда ответа не последовало, она снова постучала.

— Мы закрыты! — отозвался изнутри голос Ричарда. — Приходите в часы работы, пожалуйста!

Прю приложила ладони рупором к двери, приблизила губы и прохрипела:

— Ричард! Это я, Прю!

— Что? — послышалось в ответ; голос Ричарда, громкий и раздраженный, кажется, сотряс петли на дверном косяке.

Энвер наверху взволнованно заверещал:

— Прю! Помните, Портлендская Прю!

Через секунду она услышала неторопливые шаги и глухой щелчок отпираемого засова. Дверь слегка приоткрылась, и в проеме появился Ричард с мутным взглядом и растрепанными седыми волосами.

— Прю! — завопил он, явно не заметив, что она старалась не шуметь. — Какого черта ты тут делаешь?

Энвер снова предупреждающе зачирикал, уже громче, и Прю вскинула палец к губам.

— Ш-ш-ш! — прошипела она. — Говорите тише!

Ричард, вытаращив глаза, посмотрел на птицу на дереве, а потом снова на Прю. Снизив громкость до уровня Прю, он сказал:

— Еще и птица с тобой… знаешь, здесь были копы, не больше двух часов назад, тебя искали. Я прямо не понимаю, что творится!

— Мне нужна ваша помощь, — сказала Прю, поколебавшись, — только это довольно долго и сложно объяснять тут в дверях — можно, я войду?

Ричард немного постоял, раздумывая.

— Ну ладно, — сказал он. — Но смотри, чтобы тебя никто не видел. Нехорошо это.

— Вот и я о чем! — согласилась Прю. Девочка обернулась и свистнула Энверу, который тут же слетел со своего насеста. Быстро загнав их внутрь, Ричард торопливо бросил взгляд в оба конца улицы, после чего тщательно затворил дверь и повернул щеколду.

Внутреннее пространство дома было поделено надвое перегородкой с окнами, которая отрезала публичную часть почты от служебной, и Ричард повел Прю и Энвера через дверцу в заднюю комнату. Башни посылок превратили ее в лабиринт лилипутских улиц, и Прю осторожно пробиралась по бульварам, а небоскребы из картона и упаковочной бумаги вздрагивали при каждом ее шаге. В углу комнатки в небольшом очаге на углях дымил огонь.

Ричард, сконфуженно кашлянув, бросился расчищать завалы.

— Я помню, тут где-то был второй стул, — бормотал он, пробираясь сквозь штабели. Так и не найдя стула, он выдвинул из-под стола несколько пустых ящиков и поставил их на свободном месте перед очагом. — Садись, — пригласил он.

Прю поблагодарила и с облегчением уселась. Энвер устроился на ворохе коробок возле стола и нервно похлопал крыльями, когда коробки закачались под его весом.

— Так что случилось? Из-за чего весь сыр-бор? — спросил Ричард, садясь на перевернутую корзину, лежащую возле огня.

Прю набрала воздуха в легкие и стала подробно излагать все события с того момента, как их с Ричардом пути разошлись.

— Они отлавливают всех птиц в Южном лесу, — объяснила она, наконец добравшись до конца своих приключений. — Кто знает, куда их забирают. В общем, я сидела там, не зная, что делать, и мы с Энвером решили идти к вам и, может быть, попросить об одолжении.

Ричард выслушал весь рассказ, вытаращив глаза от изумления. Только через мгновение он понял, что ему задали вопрос.

— О… об одолжении? — переспросил он, потирая висок узловатыми пальцами. — И каком?

— Ну, — продолжила Прю, — филин, как раз перед приходом полиции, сказал, что если все остальное провалится, то мне надо в Северный лес. Поговорить с мистиками. Вот Энвер считает, что меня мог бы подбросить беркут, если только удастся добраться до границы Авианского княжества. И, поскольку по всему Южному лесу разыскивают меня и всех птиц, какие окажутся поблизости, сделать это надо незаметно. — Она прикусила губу. — Типа, чтобы меня кто-нибудь туда протащил.

Ричард уловил.

— Значит, ты хочешь, чтобы я тебя протащил. Через границу.

— Ага, — сказала Прю.

— И я так полагаю, в фургоне. В государственном почтовом фургоне.

— Ага.

Потирая рукой щетину на подбородке, Ричард встал и подошел к очагу. Старик рассеянно пошевелил уголья кочергой.

— Ну, — осторожно начал он, — если честно, я не питаю любви к губернатору-регенту и его приятелям, ни малейшей. То, что головорезы из КЛИНКА творят в городе что хотят и арестовывают людей ни за что, — это нехорошо. В стране нынче все не так, как раньше, с тех пор как Григор умер. Я уже пережил кучу губернаторов и могу честно сказать, что Ларс, наверное, худший, кого приходилось терпеть. Но чтобы я вез тебя через границу в почтовом фургоне… короче, если нас поймают, это будет стоить мне работы, а моя работа — все, что у меня сейчас есть, с тех пор как заболела Бетт — это моя жена, понимаешь. Она рассчитывает на меня, на мое жалованье. Что еще хуже, меня могут и в тюрьму упечь бог знает на сколько, а этого допустить я просто никак не могу.

Прю пала духом. Энвер уныло свистнул и выглянул в окно.

— Так что, думаю я, надо нам не попасться, — добавил Ричард.

Прю вскочила с ящика.

— Так вы согласны? — спросила она.

— Да, похоже на то, — со вздохом сказал старик.

Прю схватила его за руки и, сжав их, втянула Ричарда в какой-то внезапный сумасшедший танец на пятачке свободного места перед очагом.

— Я знала, что вы согласитесь! — воскликнула она, позабыв о тишине. — Знала, поможете!

Энвер покинул насест и с радостным щебетанием выделывал в воздухе быстрые восьмерки.

— Ну-ка притормози, — предостерег Ричард, остановив Прю. — Давай не забегать вперед. И надо говорить потише — эти, из КЛИНКА, когда им надо, бывают прямо как муравьи — вылезают из ниоткуда. Они где угодно могут быть.

Отпустив руки Прю, он подошел к парафиновой лампе на каминной полке, единственному светильнику в комнате, и прикрутил фитиль. В комнате залегли длинные тени. Ричард бросил торопливый взгляд в окно, потом вернулся к Прю и пояснил:

— Я до того говорил, что ты, должно быть, здесь по какой-то причине; может, тебя сюда прислали, чтобы что-то тут изменить к лучшему — поставить все обратно с головы на ноги. Это такое дело, за которое я могу постоять.

Прю улыбнулась со слезами на глазах.

— Огромное спасибо, Ричард. Я выразить не могу, как много это значит.

Тот кивнул, потом обвел взглядом комнатку.

— А теперь, — сказал он, — надо только найти коробку, которая подойдет для нашего груза.

Кертис с трудом нашел, где устроиться; пол клетки был сделан из плотно сплетенных кленовых веток, и сидеть на бугристой поверхности было не особо удобно. Он выбрал местечко напротив двери клетки, где прогиб в одной из веток образовал подобие сиденья; там мальчик и переждал насмешки разбойников. Добрый час они на все лады костерили Кертиса, потом им надоело, что пытаемый молчит, и они переключили внимание на остальных: сначала на койота Дмитрия, который окатил их руганью в ответ, а после друг на друга — принялись цепляться к соседям, высмеивая хвастливую храбрость.

— Десять футов? — сказал один. — Да я во сне дальше прыгал! Десять футов…

— Да ну? — отвечал второй. — Хотел бы я послушать про твой лучший прыжок, Кормак.

Кормак, висевший дальше на той же ветке, что и Кертис, небрежно ответил:

— Тридцать, легко. Расстояние примерно в пять деревьев. И не саженцев каких-нибудь, поняли, это были большие ели. Когда был тот большой рейд в прошлом августе. Коннор видел. Я сидел в кроне здоровенного кедра — и тут вдруг порыв, слышу “крак”, смотрю вниз и вижу, что дерево раскалывается ровно пополам. Ну а я высоко, ни одно дерево не достанет, только ели далеко внизу. Огляделся быстренько и вижу: в пяти елях от меня, как раз в тридцати футах, еще один кедр, такой же здоровый. Ну, я уцепился за верхушку, уперся ногами в то место, где верхняя ветка от ствола отходила, и просто прыгнул, со всей дури, как раз когда этот кедр падать начал, а следующее, что я помню, — цепляюсь за это самое дальнее дерево. И это такая же правда, как и то, что я тут стою перед вами, джентльмены. Тридцать футов.

Разбойник под клеткой Кертиса фыркнул.

— Точно, — усмехнулся он. — Я слышал от Коннора, что этот кедр просто повалился и упал прямо на другое дерево — ты бы и пешком перешел с ветки на ветку, если бы глаза от страха не закрыл наглухо!

Кормак с упреком крикнул:

— Эймон Доннелл, ей-богу, я тебя с копыт скину, как только мы отсюда выйдем — в ту же секунду, как окажемся на свободе, отойдем с тобой в сторонку.

— Не разоряйтесь, господа, — посоветовал разбойник сверху, слева от Кертиса. — Пока что увидеть солнышко нам не светит.

— Может, ты там и прав, — сказал другой. — Эй, Ангус, небось твоя старушка тебя не дождется?

Ангус, разбойник с дребезжащим голосом, чья клетка была самой дальней и оттягивала корень, вздохнул:

— Надеюсь, дождется. Наверно, малыш-то теперь со дня на день родиться может. Я-то хотел быть рядом, когда роды начнутся… — Он бессильно пнул деревянные прутья, слегка раскачав свою клетку. — Проклятые клетки. Проклятые койоты. Проклятая война.

Дмитрий во время этого обмена мнениями в основном молчал; но тут он перебил разбойника:

— Погоди-ка, некоторые из нас, койотов, рады всему этому не больше, чем вы. Меня, между прочим, в родной норе ждет выводок щенков. Я их сто лет не видел! Они, наверное, уже почти вырастут к тому времени, как я доберусь домой. Если вообще доберусь.

Разбойники не стали спорить с этим честным признанием; какое-то время клетки висели в полной тишине, пленники впали в задумчивость. Наконец Ангус заговорил.

— Эй, Шеймас, — окликнул он.

— Ну? — ответили ему.

— Создай нам атмосферу, — сказал Ангус. — Только смотри, чтоб не слишком грустно — давай такое, чтоб поднять настроение.

Окружающие разбойники все как один одобрительно забормотали: “Ага, ага”.

Шеймас, висящий прямо над Кертисом, — тот, который плевался, — повернулся и заговорил с другими пленниками.

— Что, — сказал он, — типа “Девушки из Дикого леса”?

Кормак застонал.

— Господи, не надо, только не эту приторную слезливую муть. Что-нибудь, чтоб отвлечься.

Эймон выкрикнул предложение:

— Как насчет той, про адвоката — про адвоката и Джока Родерика?

Предложение оказалось удачным, и остальные разбойники поддержали его криками.

Шеймас согласно кивнул, поерзав в клетке, выпрямился и начал петь приятным мелодичным голосом:

На последних строках пещера взорвалась смехом и аплодисментами, и клетки затряслись под весом хохочущих разбойников. Кертис против воли слегка улыбнулся. Дмитрий кисло крикнул из своей клетки:

— Прекрасная песня, народ, правда прекрасная!

Глава пятнадцатая Доставка

Когда последний гвоздь был загнан в крышку ящика, стук молотка затих, и Прю осталась сидеть в темноте и одиночестве, напряженно прислушиваясь к звукам снаружи. Она попрощалась с Энвером, пообещав, что они снова встретятся по ту сторону границы, еще раз поблагодарила Ричарда, а потом спокойно стала ждать, когда ее заключат в упаковочный ящик. Внезапно раздался громкий “шмяк”, звук дерева, ударившегося о металл, и она скатилась вбок, чувствуя, как под ней сдвинулся мир — похоже, ящик поставили на тележку и везут — бац! — к заднему борту фургона. Стукнувшись макушкой о стенку, Прю едва удержалась от того, чтобы вскрикнуть. Сквозь доски послышался шепот Ричарда: “Извини!”, а потом: “До встречи на той стороне!” Лязг металла. Шаги. Хрип заводящегося мотора и грохочущий рык — фургон переключил сцепление и тронулся с места.

Прю поерзала в ящике, стараясь не обращать внимания на растущее напряжение в согнутых коленях. В ящике с ней соседствовали горстка древесных стружек и обрывки бумаги, остатки упаковки предыдущего содержимого посылки. Сам ящик слабо пах воском.

Фургон попал в колдобину, коробку сильно встряхнуло, и Прю завалилась набок, на стенку. На этот раз, врезавшись коленом в пол, она громко айкнула. Опершись о стенки ящика, девочка снова выпрямилась и приготовилась к тряске.

Когда поверхность дороги сменилась с грубой щебенки на гладкую мостовую, Прю почувствовала, что трясти стало меньше. Двигатель, содрогнувшись, переключился на более высокую передачу, и почтовый фургон набрал скорость. Слышно было, как по сторонам кузова свистит ветер. Так прошло с четверть часа, и Прю привыкла к поездке, дыхание постепенно успокоилось и стало ритмичным. Фоновый шум двигателя перекрывали только вопли далекой сирены — было ясно, что КЛИНОК продолжает поспешно отлавливать птиц.

Время шло. Прю постепенно начала осознавать, что за последние два дня спала не больше пары часов. Девочка вдруг заметила, что с трудом держит глаза открытыми. Поддавшись порыву, она немедленно провалилась в сон — тревога за свою судьбу растаяла, как свечной воск.

Пока фургон не притормозил.

Глаза распахнулись сами. Сердце пустилось галопом, будто скаковая лошадь, перед которой открылись стартовые ворота. Звук шагов, бормотание. Шум приблизился к задней части кузова, и внезапно дверцы фургона с лязгом открылись настежь, и теперь голоса приглушались только тонким слоем фанеры, отделявшей Прю от кузова фургона.

— … в такое позднее время, — звучал один из голосов. — Предписания, понимаете ли. Нас проинструктировали, что этой ночью из-за облав нужно проявить бдительность. Особенно пограничному патрулю.

— Конечно, офицер.

Это был голос Ричарда. Он звучал спокойно и уверенно, и эта уверенность наполнила Прю смелостью. Она задержала дыхание и стала ждать.

— Ну, давайте посмотрим, — сказал другой голос, который, как предположила Прю, принадлежал пограничнику. Фургон покосился под весом офицера, забравшегося в багажное отделение.

— Конверты, бандероли, — проговаривал офицер, шагая по металлическому полу. — М-м-м-хм, вроде бы все в порядке.

Внезапно раздался громкий глухой удар по борту ящика. Офицер его пнул! Прю зажала рот рукой.

— А в этом что, почтмейстер? — спросил офицер.

Уверенность испарилась из голоса Ричарда.

— Туалетная бумага, — сказал он, спотыкаясь на первых согласных. — Полотенца и… эээ… дамское нижнее белье.

“ЧТО?” — мысленно взвизгнула Прю.

— Что? — сказал офицер.

— Нижнее белье, да-да… — пролепетал Ричард. — И туалетная бумага. Носки там, да, какие-то носки там были. И это еще, не поверите… старый… старый пух, знаете, который копится в сушилках.

Прю закрыла лицо руками.

— Пух из сушилки? — недоверчиво переспросил офицер. — Что это за посылка такая?

— Очень, гм, странная, — сказал Ричард. — Я так думаю.

Они проиграли. Прю была уверена. Она уже начала представлять, каково ей будет в тюрьме. Разрешат ли смотреть телевизор? Нормально ли будут кормить?

— Открывайте, — скомандовал офицер.

— Чего? — переспросил Ричард.

— Вы меня слышали, почтмейстер. Открывайте. Этот ящик. Хочу посмотреть на… этот ваш пух из сушилки.

Ричард что-то пробормотал себе под нос и прошел вдоль боковой стенки фургона, видимо, чтобы достать лом. Пока он ходил, офицер нетерпеливо барабанил пальцами по крышке ящика. Через дерево звук доносился, словно раскаты грома. Наконец почтмейстер вернулся, и Прю почувствовала, что он забирается в кузов — фургон опять покосился.

— Ну, который там? — спросил Ричард. Прю услышала глухой удар чего-то по деревяшке, но звук доносился с дальнего конца фургона. — Этот, что ли?

— НЕТ, — нетерпеливо сказал офицер. — Тот, возле которого я стою, сделайте одолжение.

— А, да, — сказал Ричард слегка дрогнувшим голосом. — Этот. Понимаете, у меня клиент ждет эту посылку, и думаю, он будет не слишком рад, если…

Его перебил пограничник:

— Открывайте, почтмейстер. Обещаю, что не слишком загваздаю его драгоценный пух из сушилки. — Он произнес это тоном кошки, играющей с добычей. — И лучше бы там в посылке не оказалось ничего недозволенного, или вы пожалеете, что там правда не было полотенец, туалетной бумаги и дамского исподнего — я слышал, в тюрьме они ценятся весьма высоко.

Ричард неловко засмеялся.

Прю приготовилась к скандальному разоблачению.

— Как насчет следующего ящика? — вдруг спросил он и добавил многозначительно: — Возможно, вам больше понравится то, что в нем.

— Слушай, старик, я уже устал от твоих… — сорвался офицер, но тут же резко остановился. — Постой. Что это тут стоит?

— Мне кажется, там все ясно написано, — сказал Ричард.

— Это не… не может быть ведь? — спросил офицер. В его суровом голосе послышался трепет волнения.

— Позвольте мне, — сказал Ричард, к которому вернулась уверенность.

Заскрипело, затрещало, раздался громкий “крак”, говоривший о том, что открыли ящик рядом с Прю, и она услышала, как офицер задержал дыхание.

— Все ваше, — сказал Ричард. — И мне правда надо ехать. У меня тут порядочно почты на доставку.

— Отлично, — коротко и деловито сказал офицер. — Отлично. Извините, что побеспокоили. — Прю услышала звук крепкого рукопожатия и шаги нескольких людей, приближающихся к фургону. — Дженкинс! Соргум! Проследите, пожалуйста, чтобы вот этот ящик прибыл в мои апартаменты в целости и сохранности.

За приказом последовал шорох — ящик потащили по металлическому днищу фургона.

— Прекрасно, — сказал офицер. — Благодарю за потраченное время. Извините за беспокойство.

— Не берите в голову, — сказал Ричард. Рессоры фургона слегка застонали, когда двое мужчин вылезли из кузова и — бац! — дверцы закрылись за ними. Кто-то — Прю решила, что Ричард, — быстро простучал пальцами по дверце, и девочка широко улыбнулась.

Фургон опять ожил, завелся, проскрежетала переключаемая передача, и они двинулись дальше по дороге через границу Авианского княжества.

Через какое-то время фургон резко повернул и немного проехал по неровной дороге, потом затормозил и остановился. Дверцы шумно раскрылись, и Прю услышала приветственный треск ломика, которым отдирали крышку ящика. Через секунду крышка отлетела в сторону, Прю осторожно взглянула вверх и увидела улыбающегося Ричарда. Неяркий свет потолочной лампы фургона очертил бороздки морщин на его лице.

— Пух из сушилки? Нижнее белье? — Слова вырвались у Прю, будто прорвавшая плотину вода, хотя она, еще не договорив, уже начала смеяться.

— Ох, Прю. — Улыбка погасла, Ричард смущенно нахмурился. — Не знаю, что это на меня нашло! Столько готовились и не подумали о том, что сказать в ответ на вопрос, что в ящике. Исподнее, в самом деле! Хвала небесам, что у меня еще остался тот ящик макового пива с Севера — знатный товар, и к тому же запрещенный в Южном лесу. Ни один хоть сколько-нибудь стоящий солдат мимо такого сокровища не пройдет!

Прю, вскочив, обняла Ричарда за шею.

— О, спасибо, спасибо, спасибо! — воскликнула она.

Ричард коротко обнял ее в ответ и напомнил:

— Ну все, тебе еще далеко ехать.

Он помог ей выбраться из ящика, и Прю, стряхивая кусочки упаковки с джинсов, пошла к дверце фургона. Машина остановилась в естественном тупике, скрытом густыми зарослями ежевики и кустами лещины. Сквозь деревья пробивались первые лучи зари, и свет вокруг был сине-серым. Здесь повсюду пели птицы; звук лился с вершин деревьев, словно ливень. Хлопанье крыльев возвестило о прибытии Энвера. Он опустился на ближнюю ветку.

— Энвер! — воскликнула Прю. — У нас получилось!

Воробей кивнул.

— И как раз вовремя. Они перекрыли границу для всех путешественников. — Энвер взглянул на небо, росистый утренний воздух ерошил его перья. — Он должен быть здесь с минуты на минуту.

— Кто это — он? — спросил Ричард.

— Генерал, — сказал Энвер, и тут, будто его слова были волшебными, на поляну слетела огромная птица, взмахи крыльев которой ворошили листву, как небольшой ураган. Это был беркут, и Прю узнала в нем того самого, что встретился ей на въезде в Южный лес. Он сел на низко свисающую ветку тсуги, отчего все дерево отчаянно тряхнуло.

— Сэр, — сказал Энвер, слегка наклонив голову.

Генерал устроился поудобнее на опоре и пристально поглядел на Прю.

— Это та самая человеческая девочка? Снаружи?

— Да, сэр, — ответил Энвер, кивая Прю.

— Здравствуйте, сэр, — сказала Прю. — По-моему, мы встречались. Я видела вас…

Генерал перебил ее:

— Да, я помню. — Он переступил огромными когтистыми лапами, и дерево сильно зашелестело. — Ты была с князем, когда его арестовали?

Прю печально кивнула.

— Да, сэр.

Генерал молча вперил в нее взгляд. Свет еще был рассеянным, а в воздухе висела дымка; рыжеватое оперение беркута резко контрастировало с окружавшей его зеленью. Он резко почесал клювом под крылом, потом снова повернулся к Прю, сверля ее взглядом своих желтых глаз.

— Он очень храбро поступил, сэр, — тихо сказала она. — Не знаю, что еще сказать. Наверное, я обязана ему жизнью. Они приходили за мной, а не за ним. А он меня защитил. Не знаю почему, но защитил.

Орел наконец отвел свой неподвижный взгляд и уставился вдаль с непроницаемым лицом. Наконец он заговорил:

— Я присягнул на верность как генерал авианской армии трону князя. Наш монарх приказывает мне напрямую. И теперь его нет, он в тюрьме. В отсутствие командующего я могу только предполагать, что бы он приказал. — Тут беркут снова посмотрел на Прю, на его покрытом перьями лбу проявилась суровая решительная складка. — Если он защитил тебя, то и я должен тебя защищать. Если он рисковал жизнью ради тебя, долг обязывает меня сделать то же самое.

Энвер согласно зачирикал. Генерал расправил гигантские крылья, размахом равные росту Прю, и грациозно слетел с ветки на землю перед девочкой.

— Если ты желаешь лететь в Северный лес, я почту за честь отнести тебя, — сказал генерал и низко склонил голову.

Прю, потеряв дар речи, сделала неловкий реверанс. Повернувшись к Ричарду, она благодарно протянула ему руки. Он взял их и крепко встряхнул, печально нахмурясь.

— Опять мы с тобой прощаемся, Портлендская Прю, — проговорил он. — Будем надеяться, что это в последний раз.

Девочка улыбнулась.

— Еще раз спасибо, Ричард. Я этого не забуду. — Она повернулась к Энверу. — А ты, — сказала она, протянув руку и проводя пальцем по его гладкой черной голове, — лучший помощник, о каком князь только может мечтать. Уверена, будь он здесь, он гордился бы тобой.

Энвер заворковал и застенчиво переступил на насесте.

Прю глубоко вздохнула и повернулась к генералу, который так и не поднял головы.

— Ладно. Отправляемся.

Беркут переставил когтистые лапы и повернулся так, чтобы Прю могла залезть к нему на спину. Она провела пальцами вдоль перьев, ища изгиб плеча, чтобы ухватиться. Тугие мускулы задвигались и затрепетали, когда птица расправила крылья, готовясь лететь.

— Держись, — предупредил генерал.

Прю прижалась к его спине, зарылась щекой в мягкие перья, а беркут, коротко разогнавшись, оторвался от земли. И они полетели.

С того момента, как Кертис принял роковое решение последовать за Прю в Непроходимую чащу, он то и дело попадал в какие-нибудь очень странные обстоятельства. И все же нынешняя ситуация с отрывом побеждала в своей невероятности: сидеть в гигантской птичьей клетке, свисающей с клубка корней в подземной норе, пытаясь вспомнить слова “Салли-мустанг”.

— Что-то там глаза? — с недоумением переспросил Шеймус. — Это что значит?

— Не-не-не, — ответил Кертис, чеша в затылке. — Я забыл слова. Что-то там было про глаза… Сонные глаза? Вот блин, простите, ребят. Я думал, что лучше ее помню.

Этот блюз был одной из любимых песен его родителей и уже много лет сопровождал их во всех путешествиях. Пришлось снова перебирать в голове ошметки эстрадного репертуара в попытке подыскать что-нибудь в ответ на последний номер разбойников — мелодичную песню о цыгане, который украл дочку лорда. Они уже несколько часов обменивались песнями, и время летело незаметно. Пещера звенела от голосов узников.

— Нет, я немного не понял, — сказал Ангус. — Эта Салли, она лошадь, так? Но притом должна придержать еще какого-то мустанга?

Прежде чем Кертис успел объяснить, другой разбойник перебил:

— Ангус, ты идиот, ясно же, что это про любовь человека к лошади. Человек любит лошадь, эту самую Салли, которая мустанг.

От этих слов весь тюремный отсек взорвался хохотом.

— Да-а-а, Кертис, — крикнул кто-то между приступами смеха. — Вы там, Снаружи, странный народ!

Кертис попытался перекричать хохот:

— Ребят, там имеется в виду машина! Название машины!

Но разбойники его не слушали. Отчаявшись, Кертис сам стал смеяться вместе с ними. Один из разбойников, Кормак, прокричал сквозь шум:

— Давай еще, Кертис! Еще какую-нибудь Внешнюю песенку!

Но прежде чем Кертис успел ответить, что сейчас очередь разбойников, снизу раздался громкий стук.

— Заткнитесь, подонки! — проорал голос. Это был надзиратель. Он стоял на полу пещеры, стуча своей гигантской связкой ключей по круглому, черному от сажи котлу. — Время жратвы!

В пещеру вошла группа из четырех солдат; двое несли деревянную жердь, на которой висел котел, еще двое встали на стражу у двери. Надзиратель подошел туда, где у стены стояла гигантская лестница, и взял такой же длинный шест, на который был примотан большой деревянный черпак.

— Готовь миски! — прогремела новая команда.

Узники заворчали и засуетились в своих решетчатых камерах, отчего клетки закружились и закачались, будто украшения на елке, которую потрясли. Темные от грязи руки просунулись между решетками, сжимая широкие оловянные миски. Кертис огляделся и только тогда заметил, что и в его клетке тоже есть миска, так что он взял ее и выставил сквозь прутья, как сделали его соседи. Надзиратель, опуская черпак в котел и аккуратно поднимая шест, наполнил одну за другой всю подставленную посуду. Немного варева пролилось на руку Кертиса, и он дернулся, ожидая, что будет горячо, но с разочарованием обнаружил, что бурда едва теплая.

Закончив, надзиратель поставил шест обратно на место (черпаком вниз, в самую грязь, против воли заметил Кертис) и велел солдатам уходить. Сам он тоже вышел из пещеры, но прежде повернулся и бросил своим пленникам саркастичное: “Приятного аппетита!”

Кертис заглянул в миску. “Жратва” представляла собой мутную похлебку, в которой плавала флотилия пищеобразных предметов. Кертис вынул пальцем один из них — это было похож на хрящ некоего неизвестного животного.

Шеймус из своей клетки сверху окликнул:

— Не разглядывай так внимательно! Просто закинь в рот.

Кертис отвел взгляд и зажмурился, а потом поднес миску ко рту и сделал порядочный глоток. Варево оказалось отвратительнее, чем все, что он когда-либо ел — а ему доводилось пробовать капустные листья, которые готовила его мать. Дело было даже не столько в самом вкусе, сколько в его ощутимом отсутствии — оно выдвигало на первый план ощущения, с какими кусочки того самого плавающего хряща и кто знает чего еще касались языка и неба. Кертис громко поперхнулся. Разбойники, которые, очевидно, ждали его реакции, захохотали.

— Привыкай, парень! — крикнул один.

— Это тебе не домашняя кухня, а, Внешний? — поддакнул другой.

— Буэ-э-э, — выдавил Кертис, ставя миску на пол клетки. — Что это за гадость?

— Беличьи мозги, голубиные лапки, скунсовы жилы, и все подается в полезной похлебке из прокисшего молока! — крикнул Ангус.

Койот Дмитрий не удержался и вмешался:

— Не так уж и плохо, я на котлопункте хуже жрал, поверьте!

Кертис покосился на остатки в миске.

— Пожалуй, перебьюсь, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — Не очень-то я и голодный.

Он сел обратно к стенке и стал смотреть вниз, на пол пещеры, слушая жадное хлебание в соседних клетках. “Боже, избавь меня от того, — подумал он, — чтобы просидеть тут так долго, чтобы привыкнуть к этой дряни”.

К большому удивлению Кертиса, в его клетке вдруг раздался голос:

— Ты собираешься доедать?

Кертис подскочил, оглядывая клетку в поисках говорящего. В дальнем углу на задних лапках стояла большая жилистая крыса. Она облизывала морду и в предвкушении потирала длинные ладони.

— Ну так как?

— Ты кто? — потребовал ответ Кертис. — И что ты делаешь в моей клетке?

Шеймус крикнул сверху между глотками:

— Это Септимус. Септимус, познакомься, это Кертис, наш новый друг.

Кормак добавил:

— Он бездельник. Даже не заключенный. Болтается здесь по собственной воле.

Септимус театрально поклонился.

— Как поживаете? — сказал он.

— Хорошо, спасибо, — ответил Кертис. — И нет, я не собираюсь доедать.

Крыса шагнула вперед и протянула лапу:

— Ничего, если я доем?

Кертис на секунду задумался, смущенный мыслью о том, чтобы добровольно делить еду — не с кем-нибудь, а с крысой, — но в итоге сдался.

— Пожалуйста.

Септимус осклабился и пригладил лохматую шерсть на голове.

— Ничего, — сказал он и нырнул в миску с варевом, ненасытно и шумно лакая.

Закончив, Септимус негромко рыгнул и лениво откинулся назад, прислонившись спиной к решетке клетки Кертиса. Он заложил лапы за голову и закрыл глаза.

— А-а-ах, — протянул крыс. — Что может быть лучше отдыха после сытного обеда? — Через мгновение он приоткрыл один глаз и взглянул на Кертиса. — Так за что вы здесь?

Кертис снова сел. Пришлось признаться себе, что иметь компанию в клетке приятно.

— Я вроде как перебежчик, — сказал он. — Дезертир в каком-то смысле. Я узнал, что губернаторша собирается делать, и не мог этого допустить. Так что она бросила меня сюда.

— О-о-о, — сказал Септимус. — Это плохо. — Он помолчал, а потом спросил: — А что она собирается делать?

— Она собирается принести маленького братика моей подруги в жертву плющу, чтобы управлять им и захватить всю страну.

В соседних клетках зашумели.

— Что?! — прошептал один из разбойников.

— О, — сказал Септимус. — Это и вправду плохо. Плющ, а? Злостная штука.

Снова пауза.

— Это обычный плющ? Или тот, другой? Я не помню, по-моему, один из них агрессивнее…

Его перебил Кормак, который слушал разговор:

— Септимус, если плющу надо скормить человеческого ребенка, чтобы он стал всемогущим, нетрудно понять, что он агрессивный.

Септимус серьезно кивнул.

— Упрямое он растение, этот плющ.

— И не забывайте про упрямую ВЕДЬМУ, которая планирует выкормить этот плющ человеческой кровью и заставить его подчиняться! — выкрикнул Шеймус, с металлическим лязгом отбрасывая свою миску. — Эта злодейка дождется, помяните мое слово!

Койот Дмитрий заметил снизу:

— И что ты собираешься сделать, сидя в своей птичьей клетке?

Шеймус вскочил и потряс прутья решетки, крича:

— Не думай, что ты сам спасешься, псина! Не думай, что твой выводок уцелеет, когда плющ поползет через лес. Вдова тебя использует! И вышвырнет всех вас к чертям, как только получит то, что хочет!

Дмитрий что-то проворчал в ответ и повернулся к Шеймусу спиной, лениво выскребая остатки из миски.

Но тот уже разошелся и снова принялся трясти решетку клетки.

— Свободу Дикому лесу! — крикнул он, потом еще раз, громче: — СВОБОДУ ДИКОМУ ЛЕСУ!

Другие разбойники присоединились, стуча мисками по деревянным решеткам. Пещера ожила от беспорядочного грохота, металлический звон разнесся по залу. Внезапно в дверях внизу появился надзиратель с парой вооруженных стражников.

— А ну-ка тихо, подонки! — заорал он. — Или мы будем на вас тренироваться в стрельбе!

Один из сопровождающих его стражников, видимо, чтобы добавить угрозе убедительности, вскинул ружье и принялся целиться в каждую клетку подряд.

Крыс Септимус очнулся от своей расслабленности, вскочил и рванул вверх по стенке клетки. Добравшись до веревки, он глянул вниз на Кертиса и прошептал:

— Мне пора уходить. Увидимся в другой раз!

И смотался вверх.

Один из разбойников из укрытия своей клетки наградил надзирателя сдавленным проклятием.

— Ну все! — проорал тучный надзиратель. — Завтра без завтрака!

Разбойники громко заныли, насмешливо изображая недовольство.

— И без обеда!

Наконец узники замолкли, и единственным звуком остался скрип клеток на веревках.

— Вот так-то, отбой!

Два стражника разделились и принялись тушить факелы, установленные вдоль стен пещеры. Вскоре помещение погрузилось во тьму.

— Спокойной ночи, подонки! — крикнул надзиратель и снова удалился.

Когда он вышел, Кормак прижал лицо к решетке и сказал остальным узникам:

— Помяните мои слова, парни, — сказал он хриплым шепотом. — Пока Брендан, наш король и товарищ, ходит по этой земле, Дикий лес будет свободным. Клянусь.

Узники одобрили его слова тихими возгласами.

— Он придет за нами, ребята, — приглушенно добавил Кормак. — Он придет за нами, огнем и мечом вытащит нас отсюда. Помяните мои слова. И никакие псы в мундирах и королевы-вдовы его не остановят.

Глава шестнадцатая Полет. Встреча на мосту

Прю летела.

Ощущение было невероятное.

Она летала раньше на самолетах, но это было совсем не то ощущение, опосредованный опыт, который создавал одну только иллюзию полета — в комплекте с постоянным нытьем пассажиров про воздушные ямы и с окнами размером с телевизор, в которых показывали пушистые облака и города в миниатюре. С нынешним чувством парения не стоило даже сравнивать: купол неба над головой, зеленый простор леса внизу. Руки надежно обхватили пушистую шею генерала, а ноги нашли опору там, где хвостовые перья расходились веером. Она чувствовала, как мышцы могучей спины напрягаются и сокращаются при каждом взмахе крыльев, прохладный, влажный утренний воздух омывал лицо, сдувая назад волосы и наполняя глаза слезами. Свет зари уже разливался, венчая верхушки елей золотистым свечением. Горизонт полыхал светло и ярко, отражаясь от далеких облаков, возможно, возвещавших о приближении бури.

Верхушки деревьев под ними были усеяны гнездами, большими и маленькими. Порой встречались сложно устроенные, многоуровневые сооружения, которые объединяли все верхние ветки дерева системой гнезд, орлиных и других, и взлетных площадок. Одни гнезда выглядели обычно, как у малиновки, и были построены из соломинок и тонких веток, но некоторые занимали целые сучья, их стенки были сложены из крупных ветвей, а донья выложены гладкой серой глиной. Над елеями возвышалось несколько кедров, и у стволов Прю заметила небольшие городки ласточкиных гнезд — невероятное переплетение малюсеньких земляных хижин. Пришло время завтрака, и с высоты можно было разглядеть, что из узких “дверей” гнезд букетами торчат разинутые клювы ожидающих кормежки птенцов. Утро разгоралось, и Прю заметила, что воздух над этим несомненно крупным городом все больше и больше заполнялся — птицы всех размеров и расцветок сновали туда-сюда в массивном лесном покрывале, нося своим требовательным выводкам червяков и жуков, веточки и траву.

— Как красиво! — крикнула Прю.

— Так лучше всего осматривать княжество! — ответил генерал. Ветер, дующий на такой высоте, врезался в них с шумом, из-за которого было трудно разговаривать. — С воздуха!

Внезапно генерал накренился влево и спланировал по диагонали почти до самых верхушек крон. Желудок Прю куда-то рухнул. Она завопила, почувствовав, как свежие зеленые побеги титанических хвойных деревьев метут ей по коленкам. Стайка сапсанов-подростков, вылетевших на утреннюю прогулку, пристроилась к летящему генералу и в качестве разминки стала преследовать его, перелетая ему дорогу, подстрекая его лететь побыстрее и попробовать их обогнать.

— Важное дело, ребята! — крикнул он. Но они не отставали и продолжали играть с ним, пока он не сделал глубокий вдох и, предупредив Прю: “Держись!”, не ввинтился в воздух, замирая в полете, и не кинулся очертя голову в густую листву деревьев. Девочка завизжала и крепко вцепилась в перья на птичьей шее. Однако, не спускаясь слишком низко, генерал умело вышел из штопора и полетел через густые джунгли древесных сучьев, лавируя между ветвями, преграждавшими путь. Сапсаны изо всех сил старались не отставать, но не прошло и пяти минут, как им пришлось прекратить преследование. Как только погоня отстала, беркут расправил хвост и взмыл вверх из гущи веток. Когда они вернулись на исходную высоту, Прю увидела нечто необычайное.

— Ого! — воскликнула она.

— Королевское гнездо, — пояснил генерал, угадав объект ее восхищения.

Перед ними поднималось одинокое дерево, величественная хвойная дугласия, рядом с которой обычные деревья казались карликами. Ствол, даже на этой немалой высоте, был шириной с небольшой дом — Прю могла только догадываться, каков он был на уровне земли, — а верхние ветки вздымались футов на пятьдесят (легко!) над ближайшими деревьями. Самым необыкновенным в дереве было то, что верхние ветки занимала впечатляющая сеть крупных гнезд. Множество гнезд поменьше располагалось на более низких ветвях, в каждом обитали стайки воробьев и вьюрков; над ними гнезд было меньше, но сами гнезда были больше, там обитали семьи ястребов и соколов. На самом верху шпиль кроны венчало единственное огромное гнездо. Оно было футов тридцать в диаметре и сделано из самых разных растительных материалов. Здесь было все: еловые сучья, малиновые плети, побеги плюща и стебли мать-и-мачехи, цветущая настурция и кленовые ветки. Чаша гнезда была покрыта гладким слоем глины и казалась самым уютным местом, какое только можно представить — но, увы, оно пустовало.

— Личная резиденция князя, — торжественно объявил беркут.

— Что вы теперь будете делать без филина Рекса? — спросила Прю сквозь рев ветра. Они несколько раз облетели по кругу комплекс Королевского гнезда, прежде чем продолжить полет на север.

— Гнездо будут хранить и поддерживать в порядке, пока он не вернется. Если же Южный лес откажется отдать его, начнется война. — Беркут выгнул крылья назад и набрал скорость, город гнезд под ними постепенно редел.

Прю обеспокоилась ответом беркута.

— Но как же вы будете вести сразу две войны? Ведь койоты продолжают нападать на вас с севера? — прокричала она. — И что будет с филином Рексом?

— У нас нет выбора, Прю, — громко ответил беркут. Генерал несколько раз резко взмахнул крыльями, переходя на большую высоту; покрывало темной зелени внизу провалилось, и у Прю заложило уши.

— Посматривай, не видно ли опасности, — долетела до нее команда генерала. — Мы пересекаем Дикий лес.

Прю сощурилась и осмотрела кроны деревьев; лес тут казался более диким и неприрученным. В нижнем ярусе листопадные клены и ольха боролись за господство в пологе леса со своими более крупными хвойными кузенами, с голубой елью, обычной елкой и кедрами. Они росли плотнее, и в этой глуши их рост не сдерживался; к тому же деревья были не единственной растительностью, которая стремилась к свету на этой высоте — на вершины нескольких несчастных кленов забрались фантастические побеги плюща, душа своих хозяев в попытке дотянуться до голубого неба.

— Вроде бы пусто! — крикнула Прю.

Они летели, и деревья становились выше и шире, затеняли рассеянные вокруг более мелкие, листопадные деревья. Вершины этих громадин царапали небо, ветер раскачивал их высокие ветки. Генералу пришлось подняться еще выше, и Прю почувствовала, что легкие начали бороться за каждый вдох. С новой высоты она глядела на плотное лоскутное одеяло деревьев внизу, простирающееся до горизонта и как будто бесконечное. Границы леса оказались невероятно обширными. Позабыв себя и волнение полета, Прю вдруг испытала чувство безнадежности. Здесь, глядя на темную массу дикой чащи под ними, она впервые подумала о том, что может никогда не найти своего брата. Словно ища утешения, она крепче обняла беркута за шею и зарылась головой в его перья.

Поэтому и не заметила лучника-койота.

Прю не видела, как он, устроившись на верхних ветках огромной ели, аккуратно накладывает стрелу, как натягивает тетиву, а потом отпускает. Но услышала поющий свист стрелы, когда та полетела к цели, и почувствовала ее вес, когда она поразила свою цель, с отвратительным хрустом вонзившись в грудь беркута. А еще Прю увидела наконечник, который вышел между лопаток генерала, в нескольких дюймах от ее щеки, сверкая окровавленным металлом.

— НЕТ! — вскрикнула она.

Генерал издал единственный тревожный вопль и умолк, втянув голову глубоко в плечи. Крылья рефлекторно свернулись вокруг тела, и Прю вместе с беркутом начала отвесно падать с высоты.

Совсем обезумев, она начала теребить стрелу в груди беркута, пытаясь вытащить ее, но та прочно застряла.

— Генерал! — отчаянно вопила девочка. — Нет! Нет, нет, нет!

Вдруг, дернув крыльями, он стал выкрикивать в небеса яростную бессмыслицу; беркут бил крыльями достаточно сильно, чтобы они с Прю не врезались в землю. Он несся над верхушками деревьев, и Прю цеплялась за перья на пушистой шее, потому что птица то и дело резко наклонялась в полете во все стороны, угрожая сбросить пассажира на ближайшем повороте. Беркут доблестно оттащил их на значительное расстояние от лучника, но наконец он не смог больше двигаться и испустил последний крик, крылья безвольно повисли, и воздух перестал держать его.

Прю закричала и закрыла глаза, когда они с треском провалились сквозь кроны деревьев. Колючие ветви елей порвали ей и одежду, и кожу, нападая на тело с силой тысяч плеток. Она вдавила лицо в мокрые от крови перья беркута, чтобы закрыться от хлещущих веток, и почувствовала под щекой неживую плоть. Наконец один особенно мощный сук замедлил их скорость падения, и они вместе с беркутом провалились прямо вниз, кувыркаясь в листве, и врезались в землю, а сверху просыпался дождь обломанных веток.

Прю отбросило от беркута на несколько футов, но она удачно приземлилась в мягкие гнилые остатки старого древесного ствола. Лицо и пальцы жгло; подняв руки, девочка увидела, что они исполосованы красными царапинами и ссадинами. Одежда свисала лохмотьями, на подоле цвело ярко-красное пятно. Кровь генерала. Прю вскочила было, чтобы вернуться к беркуту, как вдруг заметила среди деревьев движение и услышала отчетливый хруст шагов по лесной тропе. Девочка остановилась, настороженно вслушиваясь.

Медленно и как-то незаметно густые заросли раздвинулись, и из леса кругом появились люди. Прю была окружена.

— Не шевелись… и даже не пытайся, — скомандовала одна из фигур.

Прю замерла. Эти мужчины и женщины были одеты в какую-то сумасшедшую мешанину: военную форму, хлопковые штаны и рубахи цвета хаки, изящные шелковые жилеты — все донельзя ветхое. Рубахи были протерты на локтях, сорочки задубели от грязи, все сидело вкривь и вкось. Но что важнее, они были вооружены до зубов: старинными пистолями и винтовками, клинками и охотничьими ножами. И все это сейчас было наставлено на нее.

— Откуда ты взялась? — спросил один из мужчин.

Прю медленно подняла руку и указала в небо.

Ее противники были ошеломлены.

— Что, ты летела? — спросил один недоверчиво.

Прю кивнула. Голова у нее кружилась, сознание грозило покинуть ее. В груди разгоралась жгучая боль.

Со стороны толпы послышался голос.

— Что там творится? — прокричал кто-то резко и властно. Отпихнув нескольких людей, в просвете появился мужчина с ярко-рыжей бородой и в грязном офицерском мундире. На перекинутом через плечо шарфе у бедра висела изрядных размеров сабля, а на лбу была татуировка, которую Прю не смогла сразу расшифровать. Он возвышался над Прю, к тому же кудрявые рыжие волосы добавляли ему еще дюймов шесть, и сердито смотрел на нее.

— Кто ты и откуда явилась?

— Я… Я Прю, — промямлила она. — Я летела… на беркуте… и нас… нас подстрелили.

Пробормотав последние слова, она безвольно осела на землю.

Прю очнулась и почувствовала, что куда-то движется. Над ней закружился калейдоскоп солнечного света и листьев. Она лежала и все же как будто парила над землей, двигаясь горизонтально на довольно приличной скорости. Девочка слегка приподняла голову и увидела, как это получается: для нее смастерили самодельные носилки — два древесных сука и несколько веревок между ними. И теперь те самые странные люди несли ее через лес.

— Генерал! — воскликнула она, поднимаясь на локтях. — Беркут! Где он?

Сзади донесся женский голос:

— Не выдюжил.

Прю попыталась наклониться, чтобы увидеть говорившую.

— Он… умер? — спросила она, запинаясь. Женщина кивнула, и у Прю свело живот. Вспышка боли отдалась из груди в шею, и она, хватаясь за ребра, упала назад на веревки.

— Ай!

— Похоже, ты довольно крепко приложилась, — сказала женщина, тяжело дыша, потому что она и второй носильщик бежали по лесу, словно спринтеры.

Человек спереди прокричал через плечо:

— Не шевелись. Мы отнесем тебя в безопасное место. Никогда не видел койота-снайпера так далеко от логова. Тут могут быть и еще.

Прю посмотрела в сторону и увидела, что носилки сопровождают остальные люди, которые нашли ее. Они проворно бежали через подлесок, едва задевая кусты и папоротники.

— Кто… кто вы? — спросила Прю. Во рту у нее пересохло, говорить было трудно.

— Разбойники, детка, — ответил один из бегунов. — Разбойники Дикого леса. Тебе повезло, что мы тебя нашли.

— А, — сказала Прю. Мир вдруг снова поплыл вокруг нее, перед глазами все застлал туман, и она вновь потеряла сознание.

Шлеп.

— Эй!

Шлеп.

Прю, не открывая глаз, внезапно очнулась от шлепающего звука, как будто кого-то лупили по спине.

Шлеп.

“Ну вот, опять!” — подумала она. Вдруг ей стало казаться, что одновременно с каждым шлепком она что-то чувствует — как будто кто-то осторожно бьет ее ладонью по щекам. Медленно открыв глаза, девочка вздрогнула. Прямо над собой она увидела того человека, что был на поляне — рыжего бородача с татуированным лбом. От его дыхания несло кислятиной. Рука была занесена для очередной пощечины.

— Вот так-то, — удовлетворенно сказал он. — А то я не был уверен, собираешься ты жить или помирать.

Прю была оскорблена.

— Нет, я не собираюсь умирать! — сказала она вызывающе. — Я просто… спала, наверное.

— И хорошо, — сказал человек. — К тому же слегка раздражает, ежели помираешь от треснутого ребра да растянутой лодыжки, я точно знаю.

— Треснутое ребро? — спросила она. — А откуда вы…

— А, эти южнолесцы обожают выставлять нас, разбойников, придурками, но уж в синяках и переломах мы кое-что смыслим. — Он задумчиво помолчал. — Но ты не похожа на тех, из Южного леса. Ты Снаружи, так?

Прю кивнула.

Разбойник отодвинулся, и Прю получила возможность оглядеться. Она оказалась в каком-то сооружении, незатейливо собранном из необработанных бревен и шипастых веток. Потолок был из еловых лап прямо с хвоей, большую часть земляного пола покрывал простой домотканый половик. Слегка подвинувшись, Прю поняла, что лежит на каком-то грубом холщовом матрасе в углу хижины.

— Очень странно, — сказал разбойник, задумчиво жуя палочку сухой корицы. — Никогда раньше не встречал Внешних, а тут за два дня увидел двоих.

Глаза Прю широко распахнулись.

— Двоих? Вы… вы видели другого?

— Да, в стычке с койотами, — сказал разбойник. — Вчера только. Молодой парень, примерно как ты. Сражался на стороне губернаторши — и хороший же боец! До чего хитрый.

Разбойник вдруг, кажется, осознал что-то.

— А ты не… ты-то не на службе у вдовы, а? Может, у нее с Внешними какие-то темные дела?

Его рука бессознательно потянулась к сабле на бедре.

— НЕТ! — воскликнула Прю, в груди больно закололо. — Клянусь! Я ее никогда не встречала, только слышала всякие ужасы.

Разбойник убрал руку с бока.

— И немудрено. Злая женщина эта губернаторша.

— А тот Внешний, которого вы видели, — спросила Прю, — как он выглядел? У него были кудрявые черные волосы? И… и очки?

Разбойник кивнул.

Прю пришла в замешательство.

— Просто не верится! — сказала она. — С ним все в порядке! И он еще и сражается! На стороне губернаторши! Не может быть!

— Может, — ответил разбойник. — Еще и прихлопнул нашу лучшую гаубицу. В одиночку повернул ход сражения, вот что. Большие потери были в тот день. — Разбойник печально покачал головой. — Но что же я тут стою разинув рот — даже не представился. Я Брендан. Народ зовет меня королем разбойников.

Прю вспыхнула.

— Король! — смутившись, сказала она. Ей и невдомек было, что она разговаривает с королем. — Очень приятно познакомиться, ваше величество. Меня зовут Прю.

Брендан замахал руками.

— Ох, не начинай всю эту мороку с величествами. Это титул, просто чтобы людей пугать. И неплохо работает, видишь.

— Так, — начала Прю, — если вы разбойники, то почему не пытались меня ограбить? Разве разбойники не это делают?

Брендан откинул голову назад и рассмеялся.

— Ох, ага, это правда. Но грабить маленьких девочек, которые падают с неба, не наш профиль. Мы больше по богатым, по курьерам всяким и вроде того — в общем, по народу, который катается по Длинной дороге между Северным и Южным лесами. Нам нравится думать, что мы освободители. Освобождаем деньги от людей, которые их не ценят.

Прю вежливо улыбнулась, хотя рассуждения разбойника показались ей странными, и попыталась сменить тему.

— Второго Внешнего зовут Кертис, и мне надо его найти! Мы вошли в лес вместе, но потом потеряли друг друга, когда нас нашли койоты, но это было до того, как я встретила Ричарда и доехала до усадьбы губернатора, а потом я…

— Стой, стой, не тараторь! — проворчал Брендан. — Помедленней, ты так ребро переломишь. Давай-ка по порядку: почему ты здесь?

— Из-за брата, — просто сказала Прю. — Моего брата похитили вороны. И унесли сюда. Куда-то в Дикий лес.

— Ух! — присвистнул Брендан. — Ты потеряла сразу двух Внешних? Вот невезуха.

Прю печально покачала головой.

— Знаю, — сказала она. — Не представляю, что мне делать. Понимаете, мы летели в Северный лес, когда нас подстрелили. И теперь я туда никак не попаду.

Король разбойников кивнул.

— Дальняя дорога, — сказал он. — До Северного леса-то. Притом это суровые места. Койоты там так и рыскают.

Прю жалобно посмотрела на короля и сказала:

— А вы не можете мне помочь? Пожалуйста! Я так боюсь, вдруг случилось что-нибудь ужасное! А теперь еще и Кертис заодно с койотами? Я совсем запуталась! — И она против воли заплакала.

Брендан нахмурился.

— Не знаю, что тебе сказать, Прю. У нас и так тут забот полон рот со всей этой войной. Не до того мне, чтобы помогать маленьким девочкам искать братьев.

Тут по дверному косяку постучали.

— Сэр! — крикнул разбойник за дверью. — Койоты! По периметру!

Брендан вскочил.

— Что? — встревоженно крикнул он. — Далеко?

— На второй караульной линии! — ответили ему.

Король шепотом выругался.

— Не могли они нас найти, они так далеко никогда не заходят. Разве что… — Он замолчал и глянул на Прю. — Ты идешь со мной! — воскликнул он, наклоняясь и перебрасывая Прю через плечо, будто пустой вещевой мешок. Ударившись ребром о его лопатку, она вскрикнула от боли. Брендан выбежал из хижины на поляну, окруженную простыми сельскими домиками и навесами. Лагерь, построенный в неглубоком месте большого и широкого оврага, кипел деятельностью: по краям занимались всяческой работой мужчины и женщины, посредине у костровой ямы маленькими деревянными игрушками играли дети.

— Эшлин! — окликнул король. — Седлай бурую кобылу, Белену, и веди ее ко мне!

— Что вы делаете? — окликнула его Прю.

— Вытаскиваю тебя отсюда, — ответил Брендан. — Они пришли на твой запах. Пришли за тобой. И ты того гляди натравишь на нас всю армию койотов.

Белена оказалась грациозной орехового цвета кобылкой. Она взволнованно заржала, когда Брендан вспрыгнул на нее и забросил Прю на круп у себя за спиной. Девочка поморщилась — движения лошади больно отдавались в ее больных ребрах. Брендан захватил в горсть гриву Белены, а другой рукой указал на лагерь.

— Уведите детей внутрь! — крикнул он толпе разбойников. — И вооружитесь! У нас на периметре койоты!

Лошадь встала на дыбы, и Прю, отчаянно обхватив Брендана руками, прижалась к его спине. Мгновение он понаблюдал за действиями разбойников, которые бросились исполнять его указания, а потом пришпорил лошадь в галоп, и они понеслись по оврагу прочь от лагеря.

Прю проследила взглядом за лагерем, который скрылся позади. Оказавшись в устье оврага, они внезапно повернули направо на ровную землю. Хижины и навесы как будто растаяли, неразличимые в зеленой листве. Брендан крикнул кобыле громкое “ХЕЙЯ!”, и они поскакали через подлесок, уклоняясь от ежевичных плетей и перепрыгивая поваленные деревья. Вскоре разбойник снова потянул Белену за гриву и, когда она загарцевала на месте, посмотрел вверх на нависающие ветки.

— Где они? — заорал он.

Сверху раздался голос. Прю сощурилась, чтобы разглядеть разбойника, укрытого среди сучьев.

— Дальше к югу, сэр! В ста ярдах. У расщепленного дуба!

Брендан не ответил, только снова пришпорил лошадь, пуская ее галопом, и они понеслись по лесу со всей скоростью, какую только могли выжать из кобылы.

— Вы что, собираетесь меня им выдать? — крикнула Прю, перекрывая треск, с которым лошадь пробиралась через папоротник. И как так выходит, что она умудряется навлекать опасности на всех, кого встречает? Похоже, она стала самой действенной в мире плохой приметой.

— Мне от этого никакой пользы! — крикнул Брендан в ответ. — Они все равно останутся на периметре, будут вынюхивать! Я могу их опередить, но мне надо, чтобы они погнались за мной. — Он свистнул и рванул лошадь в сторону, чтобы не врезаться в гигантский мшистый выступ. — А ты — моя приманка, Внешняя!

Внезапно они прорвались сквозь стену ежевичных зарослей и приземлились точно посреди отряда солдат-койотов, которых было около пятьдесяти, сшибив нескольких оказавшихся на пути.

— Девчонка! — пролаял один койот.

— Король! — крикнул второй.

Брендан искусным движением повернул кобылу на восток и стукнул по боку. “ХЕЙЯ!” — заорал он, и лошадь помчалась. Прю крепко вцепилась в пояс Брендана, болтаясь на ничем не покрытой спине Белены. Они летели через подлесок, кусты и ветки хлестали их, словно плети.

Койоты, заливаясь лаем до пены на мордах, отчаянно рванулись за ними. Отряд преследователей откололся от основной группы и бежал на всех четырех лапах. Форма на них порвалась от того, с какой силой они неслись. Выпустив на волю примитивные животные инстинкты, они радостно гавкали и клацали зубами в бешеной гонке.

Белена тяжело дышала, мышцы вздувались и опадали при каждом скачке. Но она знала местность; Брендан ее почти не направлял, и она проворно летела через лес.

— Быстрее! Быстрее, Белена! Давай! — хрипло подгонял он.

Койоты приближались. Несколько псов поравнялись с лошадью и бежали рядом, кусая Белену за ноги. Видя это, Брендан потянул гриву, которую держал в кулаке, и они отклонились в сторону, в заросли морошковых стеблей. Сразу за ними была неглубокая ложбина, где с шумом нес воды мощный ручей. Быстро пришпорив лошадь пятками, Брендан скомандовал ей сделать длинный прыжок, и в ту же секунду они оказались на той стороне. Псы, которые так старательно хватали лошадь за ноги, с визгом и скулежом попадали в стремительный поток.

Прю осторожно оглянулась и увидела, что хотя в овраге они и избавились от нескольких преследователей, большинство сумело перепрыгнуть и теперь настигало их снова.

— Они все равно преследуют! — крикнула она.

Брендан подогнал лошадь, и они зигзагами понеслись по лесу. Копыта лошади грохотали по мягкой почве.

— Почти на месте, — услышала Прю шепот Брендана.

Вдруг кустарник кончился, и впереди показался короткий и крутой склон, который вел к продолженной по холму дороге. Белена несколько секунд искала опоры и вскоре уже оказалась на твердом грунте.

— Длинная дорога! — воскликнула Прю.

Койоты позади прыгнули со склона и кучно приземлились в середине дороги, подняв ощетиненные загривки и злобно оскалив зубы.

Брендан быстро глянул на них и закричал:

— Ну, давайте же, собаки!

И они опять понеслись, теперь по дороге. Скорость на ровном дороге была больше, чем в лесу, и Прю почувствовала, что Белена начала нормально вытягиваться при прыжках. А еще — что Брендан сдерживается и не пришпоривает лошадь. Он не хотел, чтобы койоты отстали, пока он не уведет их подальше от тайного разбойничьего лагеря.

Прю поглядела вперед через плечо всадника и увидела, что впереди по обе стороны дороги маячат две колонны, а сразу за ними — побитые непогодой доски моста. Когда они приблизились, Прю увидела, что земля круто уходит под мост, образуя скалистые стены глубокого каньона. Девочка вскрикнула, когда копыта Белены ударили по мосту, и она смогла заглянуть в ущелье. Оно казалось бездонным.

Внезапно Брендан потянул гриву на себя, и лошадь, заскользив, остановилась посередине моста.

— О боже, — прохрипел он себе под нос.

Прю подняла взгляд и увидела на дальней стороне моста высокую эффектную женщину, одетую во что-то вроде индейского кожаного платья, верхом на угольно-черной лошади. На боку у нее висел длинный тонкий клинок в ножнах, а медно-рыжие волосы, заплетенные в две косы, спускались до самой талии. Увидев их, она улыбнулась и шагом пустила свою лошадь на мост.

— Ну, здравствуй, Брендан, — холодно сказала она. — Надо же, встретиться дважды за два дня!

Брендан не ответил.

— Это… это и есть губернаторша? — прошептала Прю.

Он мрачно кивнул. Потянувшись к боку, разбойник медленно, решительно вытащил саблю из ножен и направил ее на женщину.

— Дай пройти.

Сзади появились преследователи-койоты. Они остановились перед крайними досками моста и принялись расхаживать, взрывая лапами грязь. Растянутые в оскале губы дрожали от рычания.

Губернаторша рассмеялась.

— Ты ведь знаешь, я не могу позволить тебе уйти, Брендан, — сказала она.

Неторопливо подъехав ближе и вытянув шею, она попыталась рассмотреть, кто сидит сзади него.

— Кто твой спутник, о разбойничий король?

Прю высунула голову из-за спины Брендана и уставилась на женщину. Глаза губернаторши резко распахнулись. По лицу пронеслась вспышка узнавания.

— Внешняя! — воскликнула она. — Ты достал себе ребенка Снаружи!

— А твой где же, ведьма? — насмешливо спросил Брендан. — Когда я тебя видел последний раз, у тебя в кабале тоже был один такой.

— К сожалению, больше нет, — сказала она. — Отправился домой, Наружу. Явно не годился для Дикого леса.

Волна облегчения затопила Прю — неужели Кертис добрался домой? И одну из спасательных миссий можно вычеркнуть? В тот миг она почувствовала укол зависти к Кертису. Представила, как он сидит дома, в безопасности, и его родители с любовью ерошат его кудрявые волосы.

Губернаторша, подгоняя лошадь, приблизилась к ним. Брендан сделал то же самое, и кони встали друг против друга, разделенные едва ли парой футов, на самой середине моста. Позади рычали и тявкали койоты. Губернаторша не отрывала взгляда от Прю; это нервировало.

— Малышка, — сказала она. — Милая маленькая девочка, ты не знаешь, во что ты ввязалась. Детям тут делать нечего. Лучше бы ты сидела дома с родителями!

— Тихо! — крикнул король разбойников. — Хватит издеваться!

Александра бросила на него ядовитый взгляд. Губы ее искривились в усмешке.

— И что же ты сделаешь, о могучий король разбойников?

Брендан зарычал и поднял саблю.

— Разрублю тебя надвое, вот что я сделаю. Помогите мне боги.

— И что это решит? — спросила она, не впечатлившись. — Мои солдаты разорвут тебя на куски раньше, чем клинок скроется в ножнах. И твои люди, все эти твои оборванцы-подданные останутся без своего неустрашимого вождя. Кто их защитит?

Король сплюнул на доски и сказал:

— Неважно, скольких из моего народа ты убьешь или посадишь, тебе никогда не найти нас. Ты не знаешь эти леса так, как мы.

— Всему свое время, Брендан, — ответила она. — Всему свое время. Настанет день, и твой “народ” пожалеет, что не показался из своих нор и не присоединился ко мне. И тогда уже будет все равно, в какой помойке он прячется сейчас.

Брендан начал терять терпение.

— Обнажи оружие, губернаторша, — сказал он холодно. — Уладим все прямо сейчас.

— Это не так просто, — невозмутимо ответила Александра. Приставив два пальца к губам, она издала громкий отчетливый свист, и внезапно дальняя сторона моста за ней заполнилась солдатами-койотами, каждый из которых нацелил на Брендана и Прю винтовку.

У Брендана отвисла челюсть. Прю крепко обхватила разбойника за пояс и зарылась лицом во влажную ткань его рубашки.

Александра выбрала этот миг для того, чтобы наконец вынуть клинок из ножен.

— Бросай оружие, — скомандовала она, неподвижно держа кончик меча перед лицом Брендана. Раздался стук металла о доски моста — сабля Брендана выскользнула у него из пальцев — и стая койотов, все еще пыхтя от погони, подобралась сзади и стащила обоих всадников с лошади.

— Короля бросьте в клетки! — крикнула губернаторша. Койоты одобрительно залаяли. — А девочку отведите ко мне.

Александра в последний раз взглянула на Прю, а потом убрала меч и, тронув вожжи своего коня, шагом направила его с моста обратно в лес.

Глава семнадцатая В гостях у губернаторши

Кертиса разбудил какой-то грызущий звук. Он шел сверху, и мальчик приоткрыл глаз, чтобы попытаться рассмотреть источник. Несколько факелов в пещере снова горели, и Кертис смутно видел очертания соседних клеток.

Подняв глаза, он заметил крыса Септимуса, который деловито грыз трос, соединяющий клетку с корневой системой. Он уже выгрыз заметный кусок, оставалась едва половина. Кертис быстро взглянул на пол пещеры, — футах в шестидесяти внизу земля была усеяна острыми камнями и осколками костей — и быстро вскочил на ноги.

— Септимус! — прошипел он. — Что ты делаешь?

Крыс подскочил от удивления и прекратил свой труд.

— О! — сказал он. — Доброе утро, Кертис!

Кертис взволнованно повторил вопрос:

— Септимус, зачем ты грызешь мою веревку?

Тот посмотрел на веревку так, будто впервые об этом слышал.

— Ой, Кертис, — сказал он, — не знаю. Я это просто так иногда делаю, зубы почесать.

Мальчик был в ярости.

— Септимус, тут высоко, и если ты перегрызешь веревку, мне конец! — Он ткнул пальцем вниз, указывая на кости, усыпавшие пол. — Посмотри на эти кости!

Септимус взглянул вниз.

— О, — сказал он. — Понятно.

— Ну, так прекрати! — приказал Кертис.

— Думаю, они специально разбрасывают тут кости, чтобы выглядело страшнее, — спокойно сказал крыс.

— Септимус! — воскликнул мальчик.

— Понял, — сказал крыс. — Ясно как день.

Он вскочил вверх по веревке, пробежал по отростку корня и прыгнул на крышу другой клетки, заставив ее закачаться. Разбойник в той клетке, Эймон, не спал и быстро прогнал его со своей веревки:

— Даже не думай об этом, крыса!

Септимус обиженно надулся и исчез в темноте среди корней.

Один из разбойников, Кертис не мог рассмотреть, который, бормотал во сне. Другой храпел. Поднявшись в сидячее положение, мальчик вытянул ноги на полу клетки. Поясница жутко болела. Если бы он вчера не вымотался так, то, наверное, вообще бы не уснул. Он потянулся, почувствовав при этом хр-р-руст в позвоночнике.

Внезапно шум из коридора потревожил относительный утренний покой; в пещеру вбежал солдат-койот и пинком разбудил надзирателя, который дремал, прислонившись спиной к стене. Они спешно обменялись несколькими словами, и надзиратель, с трудом поднявшись на задние ноги, последовал за солдатом наружу. Из туннеля слышались крики, а потом, к огромному удивлению Кертиса, в пещеру вошел небольшой отряд койотов, ведущих связанного человека. Кертис сразу узнал его, они встречались во время вчерашней битвы.

— Брендан! — в ужасе выкрикнул Эймон. — Мой король!

Брендан с непроницаемым выражением посмотрел вверх, на клетки. Его рыжая борода и шапка огненных волос были тусклыми от пота — словно перед тем, как угодить сюда, он занимался каким-то тяжким трудом.

Другие разбойники проснулись и прижались к решеткам своих клеток, неверяще глядя вниз, пока надзиратель механически бормотал новому узнику свою речь:

— С этой высоты не спрыгнуть. Оставь надежду. Оставь надежду.

Брендан смотрел в пустоту, его лицо ничего не выражало.

— ВЫ ЗАПЛАТИТЕ ЗА ЭТО! — заорал Ангус, отчаянно тряся свою клетку.

Эймон и Шеймас схватили свои миски и застучали ими по решеткам, создавая кошмарный шум.

Кормак просто сидел, скрестив ноги, на полу своей клетки, тихо бормоча себе под нос и наблюдая за происходящим.

— Мы проиграли, — послышалось Кертису.

Надзиратель попытался утихомирить пленников и перекричать их, но это было бесполезно. Разбойники продолжали свой оглушительный протест. Взяв прислоненную к стене лестницу, надзиратель с ворчанием приставил ее к решетке незанятой клетки. Короля разбойников освободили от пут и, пригрозив саблей, загнали вверх по лестнице в висячую камеру.

Остальные разбойники потрясенно и благоговейно замолкли, ключ повернулся в замке, и все вернулось на свои места: лестницу переставили обратно, на узников прикрикнули парой крепких выражений, и наконец надзиратель с солдатами вышли.

Какое-то время в пещере было тихо. Веревка над клеткой Брендана раскачивалась под весом нового жильца. Брендан сидел посередине, бессмысленно глядя перед собой. Наконец Шеймас осмелился заговорить.

— Король! — сказал он тихо. — Наш король! Как же ты…

Брендан, не прекращая смотреть в пустоту, просто сказал:

— Война не окончена, ребята.

— А как насчет… Они нашли… — запинаясь, начал Ангус.

— Лагерь они еще не нашли, — ответил Брендан. — И не найдут. Все в безопасности.

Тут Кормак, по-прежнему потрясенно сидящий на месте, сказал:

— Мы пропали.

Это простое заявление заставило Брендана вскочить. Схватив обеими руками прутья клетки, он прокричал Кормаку:

— Не думай так ни секунды! Этой войне еще далеко до конца! В наших жилах пока еще есть кровь!

В пещере настала тишина. Никто не сказал ни слова.

У Прю кружилась голова. Идя по лесу в окружении койотов, она вдруг вспомнила, что после своей аварийной посадки еще ни разу не вставала на ноги сама, и только теперь заметила отчетливую ноющую боль в лодыжке и в груди. Ссадины на коже покрылись коркой и выделялись ярко-красными полосами. Она никогда не чувствовала себя так бестолково. Мысли, мучившие ее как раз перед тем, как стрела попала в беркута, теперь снова беспрерывно крутились в голове. Только теперь они звучали, словно сбывшееся пророчество: “Все безнадежно, мне не найти брата”. Девочка отчаянно боролась с картинами, которые всплывали перед ее мысленным взором, кошмарными картинами того, что может случиться с младенцем в диком лесу, с голодным ребенком, пленником стаи жестоких воронов. Может быть, худшее уже позади. Может быть, он уже покоится с миром.

К счастью, койоты по требованию командира были снисходительны, и ей позволили идти помедленнее, перенося вес на здоровую лодыжку. Через некоторое время они пришли к широкому входу в пещеру, вырытую в большом холме и практически закрытую свисающими папоротниками, и ей было велено войти внутрь. Вниз, под землю, вел туннель. С потолка свисали корни, а воздух был прохладный и влажный и пах псиной. Наконец они вошли в большое помещение, по которому сновали койоты. В центре кипел котел. Ее провели через открытую дверь в стене в нечто, напоминающее грубовато сделанный тронный зал.

На троне сидела губернаторша.

— Подойди, — сказала она, маня пальцем. — Подойди поближе.

Те несколько койотов, что окружали ее, отошли и покинули комнату, и Прю осторожно похромала вперед, пока не оказалась в паре футов от трона. Губернаторша посмотрела на нее с симпатией. Красивое лицо расплылось в теплой улыбке.

— Ах, я забыла, — сказала она. — Нас ведь никто не представил. Меня зовут Александра. Возможно, ты слышала обо мне.

— Губернаторша, — просипела Прю. — Да, я слышала. — Говорить было трудно, собственный голос казался ей чужим, такой он был хриплый и слабый.

Александра кивнула, улыбаясь.

— Хочешь присесть?

Когда слуга-койот вынес табуретку, сколоченную из грубо отесанных сучьев и крашеной оленьей кожи, Прю вздохнула от облегчения и с удовольствием села.

— Надеюсь, только хорошее, — продолжила Александра.

— Что?

Она пояснила:

— Надеюсь, ты слышала обо мне только хорошее.

Прю задумалась на секунду.

— Не знаю. По чуть-чуть и того, и другого, наверное.

Александра закатила глаза.

— Такова слава.

Прю пожала плечами. Она ужасно вымоталась. При обычных обстоятельствах эта красавица на троне, вероятно, насмерть перепугала бы ее, но сейчас девочку слишком одолела усталость.

— А твое имя? — подсказала губернаторша.

— Прю, — ответила та. — Прю Маккил.

— Очень приятно с тобой познакомиться, — сказала Александра. — Полагаю, мои солдаты были с тобой вежливы?

Прю игнорировала этот вопрос.

— Где Брендан? — спросила она.

Александра тихо засмеялась, поглаживая пальцами подлокотник трона.

— Он отправлен туда, где больше никогда не сможет причинять людям боль. Ты же знаешь, не так ли, что этот человек, по правде говоря, угроза обществу.

— Что он такого сделал? — с сомнением спросила Прю.

— Много ужасного, — объяснила Александра. Она помолчала, насмешливо разглядывая Прю, а потом продолжила: — Знаю, он может казаться очаровательным разгильдяем, этот так называемый король разбойников, но могу тебя заверить, что он очень опасная личность. Тебе очень повезло, что мы нашли тебя вовремя. Невозможно представить, что бы могло с тобой случиться, если бы ты осталась в его когтях.

— Все было нормально, — сказала Прю.

— Он убийца, моя дорогая, — сказала губернаторша, внезапно посерьезнев. — Убийца и вор. Он просто чума межлесной торговли и проклятие для общественного благосостояния. Враг мужчин и женщин, людей и животных равно. Он причинил столько боли и вреда этой стране, что ни одна цивилизованная личность не смогла бы с этим мириться. Но теперь он за решеткой, и благодаря этому мы все в большей безопасности.

Прю как следует обдумала эти сведения; возможно, губернаторша была права. Прю пробыла в его обществе всего около часа — а она уже знала, что лучше не делать поспешных выводов о тех, кто ей встречался в этой чудной стране. Обманутое доверие к губернатору-регенту научило ее этому.

— Я тут только из-за брата, — наконец сказала Прю. — Я не хочу ни во что вмешиваться.

Александра подняла бровь.

— Твой брат здесь, в Диком лесу?

Прю набрала воздуха в легкие. Она уже столько раз повторяла свою историю, что ответ получился почти автоматическим.

— Он был похищен. Воронами. Они его унесли сюда. А я пришла, чтобы найти его.

Губернаторша сокрушенно покачала головой.

— Вороны, говоришь. Могу сказать, что вороны у меня на очереди: хочу призвать их к порядку. Они творят ужасные вещи, эти вороны, с тех пор как отделились от своего княжества.

Прю слегка просветлела лицом.

— Вы их видели? Воронов?

— О, мы их видели. Там, в лесах. Как и эти нечестивые разбойники, вороны — часть Дикого леса, которую мы пытаемся… как бы это сказать… подавить. Как болезнь. Или особенно раздражающее насекомое. Понимаешь?

— Наверное, — сказала Прю. Ее лодыжка горела от нагрузки, которую пришлось вынести на пути к норе. Вдали слышался звук падающих капель и болтовня солдат.

— А мой брат? Его вы видели?

Александра немного подумала, прежде чем ответить.

— Очень жаль это говорить, но нет. Ребенок Снаружи в Диком лесу был бы очень приметной находкой. Наше скромное войско часто делает вылазки, и мы видели изрядную часть этой дикой страны — но многое еще осталось во мраке. Я полагаю, мы наткнемся на этих воронов, когда подойдем ближе к Авианскому княжеству. Возможно, мы…

Прю перебила ее:

— Но вы и так рядом с княжеством. Ваши солдаты расположены по всей границе, мне генерал сказал. Мы едва влетели в Дикий лес, и нас — меня и беркута — тут же подстрелил один из ваших койотов. — Прю начала терять ход мыслей. Образ ее маленького брата, бледного, молча лежащего на подстилке из веток и мха, продолжал преследовать девочку. — И теперь беркут умер. Зачем? Почему вам надо было в него стрелять?

— Несчастный случай. Назовем это сопутствующим ущербом.

— Я это называю бессердечием.

Губернаторша откашлялась.

— Таковы законы военного положения, милая. Дикий лес — закрытая территория для военных птиц. Добрый старый летун предложил тебе покататься за так, но уверяю тебя, у него были более подозрительные намерения. Пролететь мимо, напасть ночью, подхватить беззащитных щенков койотов и сбросить с высоты насмерть — это почерк авианцев. Полагаю, в вашей стране это называется “зачистка”.

Прю уставилась на нее. Потом помотала головой, опустив взгляд на свои кеды, которые теперь были все в грязи.

— Не могу в это поверить, — сказала она себе под нос.

Губернаторша внимательно смотрела на Прю.

— Сколько же тебе лет, милая моя?

— Двенадцать, — сказала Прю, подняв глаза.

— Двенадцать, — повторила Александра задумчиво. — Такая юная.

Она выпрямилась, сидя на своем троне.

— Если говорить начистоту, я нахожу достойным невероятного восхищения то, что ты пришла сюда, в мир, настолько странный и чужой для тебя, чтобы найти и защитить маленького брата. Это потрясающе, тем более для такой юной леди. Твоя храбрость необычайна. Я бы очень не хотела оказаться тем, кто виновен в похищении твоего брата. Несомненно, ты бы стала неутомимым противником. — Ее пальцы прошлись по подлокотнику, а потом сжали его крепкой хваткой. — Однако такая умная девочка, как ты, должна понимать, сколь велика опасность быть втянутой в то, о чем ты не имеешь представления. Все не так просто, как кажется — на первый взгляд, клан разбойников может показаться дружелюбным, со всеми их банальностями вроде “кради у богатых, отдавай бедным”, а колония птиц “просто защищает” свои границы. Но посмотри на другую сторону этой медали: группа кровожадных безнравственных убийц и общество, одержимое расширением территории в варварской, движимой алчностью погоне за землями. Что из этого правда?

Прю внезапно осознала, что это не риторический вопрос. Губернаторша ждала ответа.

— Я… — она запнулась. — Я не знаю.

Ее мысли крутились вокруг событий предыдущих дней, плыли в дымке усталости, недосыпа и страха. Она представила себе родителей, вне себя от горя и волнения, лишившихся не одного, а обоих детей. От ушибленного ребра по груди волнами расходилась тупая боль. Она посмотрела на свои руки, на сетку ссадин, покрывших кожу, на маленькие высохшие пятнышки крови, застывшей во впадинах между костяшками.

Александра перешла в нападение.

— Иди домой, милая, — произнесла она спокойно, но настойчиво, не выдавая голосом никаких эмоций. — Иди домой к родителям. К друзьям. В кровать. Иди домой.

Прю таращилась на нее, чувствуя, как на глаза набегают слезы.

— Но… — возразила она. — Мой брат…

Лицо Александры смягчилось, она приложила руку к груди.

— Клянусь тебе, — сказала она, — могилой моего единственного сына. Как женщина и мать. — Глаза Александры, казалось, тоже начали наполняться слезами. — Я найду твоего брата. И как только я его найду, я немедленно пошлю солдат вернуть его домой, к твоей семье.

Прю всхлипнула. У нее потекло из носа.

— Правда? — спросила она, дрожа.

— Пс-с-ст! Кертис! — раздался голос с верха клетки. Это был Септимус.

— Я сказал, нечего жевать мою веревку! И все тут. — Скука позднего утра набросила томную завесу на всю темницу. Пленники молчали, несомненно, сокрушаясь о безнадежности своего положения.

— Да я не о том! — таинственно прошептал Септимус. — Твоя подруга здесь!

Кертис взглянул наверх.

— Кто?

Раздраженный Септимус опасливо оглянулся на тюремщика, который шумно дрых на полу пещеры.

— Сестра того малыша! Она здесь!

— Прю?! — воскликнул Кертис, спохватился и перешел на шепот: — Ты о Прю?

Надзиратель пошевелился во сне и клубком свернулся вокруг сталагмита, зарывшись мордой в кучу старых тряпок.

— Да! — прошептал Септимус. — Я ее видел в тронном зале!

— Что она там делала? Ее взяли в плен?

— Не знаю, но, так или иначе, дело серьезное. Губернаторша ей там выговаривает по полной.

— Она пришла со мной, — раздался голос из-под них. Это был Брендан. Он говорил нормальным тоном, не пытаясь скрыться от слуха тюремщика. — Мы нашли ее сразу за старым лесом. Ее подстрелили, когда она летела на беркуте. Койоты были на хвосте. Мы этого не поняли, пока не добрались до лагеря, но к тому времени псы уже почти догнали нас. Я пытался увезти ее, но нас остановили на Овражном мосту.

Септимус и Кертис уставились вниз на говорившего.

— Ты, что ли, Кертис, так? — продолжал Брендан, высовываясь сквозь прутья клетки. Кертис кивнул. — Девочка ищет тебя, — сказал король. — Она беспокоилась о тебе. Сказала, что вы, ребята, потеряли друг друга.

— И она в плену? — спросил Кертис. — Ну, здорово. Теперь мы оба тут заперты.

Брендан покачал головой.

— Нет, — сказал он, — чую я, что у ведьмы другие планы. Меня она швырнула прямо сюда, но Прю доставили к ней. Странно, но у меня есть явное ощущение, что вдова боится этой девочки. Как бы там ни было, она вряд ли ей скажет, что ты тут.

— Конечно нет! — прохрипел Кертис. — Если бы только Прю знала, что та затевает… — Тут он остановился и поглядел на крысу наверху. — Эй, Септимус, а как ты ее увидел?

Септимус бесстрастно разглядывал свои когти.

— О, у меня свои пути. Тут все пронизано туннелями, которые недостаточно велики ни для кого, кроме меня.

— Ты можешь туда вернуться? Выяснить, что они делают?

Септимус подпрыгнул и отдал честь.

— В разведку? Буду счастлив. — С этими словами он поспешил назад по веревке и пропал.

— Так вы обещаете, — сказала Прю. — Обещаете его найти. А откуда мне знать, что вам можно доверять?

— Дорогая моя девочка, — сказала губернаторша, — мне нет никакого резона лгать тебе.

Прю осторожно присмотрелась к женщине.

— И вы его сразу вернете мне, приведете домой. Вот прямо так?

— Безусловно, — ответила Александра.

Зрение Прю слегка затуманилось, и она помолчала, обдумывая слова. Что тут можно сказать?

— Вам дать мой адрес? — слабо спросила она наконец. Перспектива вернуться домой становилась с каждой секундой все более привлекательной.

Александра улыбнулась.

— Да, продиктуешь его одному из моих подчиненных перед уходом.

— И вы мне позволите уйти, вот так просто?

— Я бы настоятельно рекомендовала, для твоей же безопасности, чтобы тебя проводил до границы леса небольшой отряд воинов — ничего серьезного, просто чтобы убедиться, что с тобой ничего не случится по пути. Это, как ты, без сомнения, знаешь, очень опасное лесное захолустье. — Свое утверждение она проиллюстрировала, пошевелив в воздухе пальцем. — Мы сделали то же самое для твоего друга Кертиса. Он был весьма признателен.

— И вы клянетесь, — повторила Прю. — Клянетесь могилой сына. Что найдете моего брата.

Александра настороженно посмотрела на нее.

— Да, — сказала она немного погодя.

— Я знаю про вашего сына, — сказала Прю. — Знаю, что случилось.

Губернаторша выгнула бровь.

— Тогда ты знаешь, как со мной поступили. Как эти безумцы из Южного леса, моей родной страны, выбросили меня и заменили марионеточным правительством. Ты прилетела оттуда. Скажи, как там моя старая родина?

Прю покачала головой.

— Ужасно. Они вылавливают всех птиц и сажают их в клетки. Просто так, ни за что. Хотя… — тут она запнулась, вспомнив о том, что губернаторша сказала ей до этого. — Теперь я уже не знаю.

— Именно, — проговорила та, наклоняясь вперед. — Послушай меня, Прю. В этой стране я — добрая сила. Я — та, кто может все наладить. Пусть южнолесцы и авианцы бьются и сажают друг друга в клетки, борются с подозрениями через подозрения — я их всех сброшу. Мы дошли до точки кипения. Никто не будет в безопасности, пока здешние места не вернутся под достойное руководство. Под мое руководство. — Она откинулась назад на троне. — Если ты знаешь о моем сыне, то знаешь и о муже, моем покойном муже, Григоре. Мы вместе правили, все трое, в гармонии. Доктрина Свика утверждала свободу и равенство всех видов, живущих в лесу. И только когда мои сын и муж погибли, все вышло из-под контроля. А я намерена восстановить эту гармонию.

Прю молча кивнула.

— Но все это не должно занимать девочку твоего возраста, а тем более девочку Снаружи, — сказала губернаторша. — Могу заверить тебя, Прю, что мы их одолеем. Мы непременно одержим победу. И вернем твоего брата тебе и твоей семье. Можешь рассчитывать, что окажешься дома сегодня же, точно зная, что твоя семья воссоединится.

Прю снова кивнула. Весь мир будто закружился вокруг нее, качаясь на оси; верх стал низом, правое — левым. Как будто все, все, что она знала о жизни, вдруг поменяло полюса.

— Хорошо, — сказала она.

Кертис беспокойно расхаживал по своей клетке, ожидая возвращения Септимуса, и это, конечно, вызвало интерес его соседей по тюрьме. Они стали перешептываться между собой, высказывая догадки о судьбе Прю.

— Ой, да она уже покойница, не сойти мне с этого места, — прошептал Шеймас.

— Ага, — согласился Ангус. — Корм для грифов, точняк. Ее повесят на ели, а дальше птицы сами разберутся.

— О, да все будет гораздо проще того, — предположил Кормак. — Отрубят голову по-быстрому. Шмяк — и все.

Кертис перестал расхаживать и испепелил сердитым взглядом всех разбойников по очереди.

— Хватит. Ну, правда.

Брендан коротко хохотнул, первый раз с момента прибытия выказав какие-то чувства.

— Полегче, парни, — сказал он. — Вы совсем пацана доведете.

Скрежет когтей по дереву возвестил о возвращении Септимуса. Тот выбежал из трещины в корнях и перепрыгнул на клетку Кертиса.

— Ну? — потребовал Кертис. — Что ты видел?

Крыс совсем запыхался и смог заговорить только спустя некоторое время:

— Она там… в тронном зале… Я видел… темноволосая девочка… выглядит порядком исцарапанной.

— Исцарапанной? — спросил Кертис. — В смысле? Они ее били?

Брендан подал голос из своей клетки:

— У нее ушиб ребра и лодыжка растянута, вроде как. В лагере ее осмотрел кто-то из ребят. Девчонка, если помнишь, упала с неба верхом на мертвом орле. Ясное дело, она поцарапалась.

Септимус кивнул и продолжил:

— Но они в основном просто разговаривали. Я мало смог услышать — там довольно шумно из-за соседней залы, но вроде как губернаторша хочет отпустить ее.

— Как? — спросил ошеломленный Кертис.

Один из разбойников пробормотал:

— Ну и поворотец.

— Ага, — сказал Септимус. — Говорит, что не знает, где ребенок, но поищет его. Короче, врет, как дышит.

Кертис был вне себя.

— Кто-то должен сказать Прю! Септимус! Ты должен сказать Прю, что ей врут!

Септимус опешил.

— Я? Прямо вот заорать, что губернаторша врет? Да ты шутишь. Я окажусь на шампуре у койотов и буду жариться на открытом огне раньше, чем ты успеешь сказать “крысиный паштет”. А твою подружку, скорее всего, бросят сюда же. Или еще хуже… — Тут он провел пальцем себе по горлу.

— Но… — стал возражать Кертис. — Но мы не можем ее вот так отпустить! — Он забыл следить за громкостью и услышал, как тюремщик громко ворчит в полусне: “Потише вы там!”

Мальчик, разъярившись, перевел на него гневный взгляд.

— А чего ты мне сделаешь, а? — крикнул он. — Оставишь без обеда? Или без посещений? Запретишь телевизор на полтора месяца? Тут уже и так хуже некуда, по-моему!

Тюремщик наконец встал и уставился на Кертиса снизу вверх, уперев руки в бока.

— Я тебя предупреждаю…

— Ой, отстань! — рыкнул Кертис, потом просунул лицо между прутьями клетки и заорал в направлении туннеля, ведущего из пещеры:

— Прю! Прю! НЕ ВЕРЬ ЕЙ! ОНА ТЕБЕ ВРЕТ!!!

Лицо надзирателя стремительно приобрело свекольный оттенок, и он засуетился, ища, как бы утихомирить дерзкого пленника.

— МАК ЗДЕСЬ! — снова прокричал Кертис, надсаживаясь. — ТВОЙ БРАТ ЗДЕСЬ!

— СТРАЖА! — заорал тюремщик наконец, и в темницу притопал отряд койотов с винтовками на плечах.

— Ну, тогда, наверно, все, — сказала Прю. Она мельком выглянула из открытой двери в залу за ней; там поднялся какой-то шум, и к одному из дальних туннелей направилась группа солдат. Александра тоже посмотрела в ту сторону, с любопытством наблюдая за движением, а потом жестом приказала одному из слуг закрыть дверь. В комнате снова стало тихо.

— Да, видимо, так и есть, — сказала Александра. — Очень приятно было с тобой познакомиться. Не так часто мне выпадает встретить Внешнего. — Она встала с трона и подошла к Прю, протягивая руку, чтобы помочь девочке встать. Та поморщилась, снова перенеся вес тела на лодыжку, и Александра озабоченно сказала: — О-о-ох. Бедная лодыжка. Максим!

Один из адъютантов стремительно подошел к ним.

— Да, мэм.

— Наложи-ка на растяжение нашей гостьи припарку, прежде чем она уйдет. Из куркумы и листьев клещевины. — Она снова оглянулась на Прю. — Будет как новенькая.

— Спасибо, Александра, — сказала Прю, беря Максима под подставленный локоть.

— Нужно будет поставить отряд у склона, выходящего на железнодорожный мост. Если во внешнем поясе есть разрыв, который позволяет свободно пройти в Дикий лес, самое время усилить охрану, — проинструктировала Александра. — Мы не хотим, чтобы сюда забрел и пострадал еще какой-нибудь Внешний. Эти дети вынесли достаточно. Избавь нас бог, чтобы кто-то еще потерялся в лесу.

Максим кивнул.

Губернаторша продолжила:

— И, Максим, воспользуйся боковым выходом. В главном зале какая-то суета. Лучше не волновать бедную девочку еще больше.

— Есть, мэм!

Выходя из комнаты через боковой коридор, Прю заметила, как Александра вызвала группу солдат и шепотом что-то приказала им, а затем вышла вместе с ними в противоположную дверь.

— Что там случилось? — спросила Прю, неловко хромая по неровной земле.

— Ничего серьезного, я так понимаю, — ответил Максим. — Скорее всего, какая-то стычка между солдатами. Вот сюда, в кладовку, и займемся вашей лодыжкой.

— Спасибо, — сказала Прю. Так внезапно сдаться было горько, но предвкушение возвращения домой уже окутало ее, будто ветер в первый ясный день весны.

— Заткните заключенных! — заорал командующий, подойдя к солдатам, которые стояли на полу пещеры и смотрели вверх, на клетки.

Разбойники присоединились к Кертису и уже все хором раз за разом выкрикивали имя девочки, колотя пустыми мисками по прутьям клеток. Шум стоял оглушительный, такой, что эхом отражался от стен пещеры. Надзиратель нервно тараторил:

— Я не знаю, что на них нашло! Не знаю!

Командующий прожег его взглядом и, повернувшись к солдатам, приказал им поднять ружья.

— Стреляйте по готовности, — сказал он твердо.

Кертис следил взглядом за толпой солдат внизу и, когда услышал слова командира, прокричал другим пленникам:

— Они будут стрелять!

— Раскачивайте клетки, парни! — проорал Брендан. — Покажем им подвижную мишень!

Кертис и разбойники в ту же секунду принялись бегать из угла в угол своих клеток, заставляя их раскачиваться и сталкиваться. Пеньковые веревки, которыми клетки были подвешены к корням, застонали и заскрипели от такого напора.

Солдаты принялись стрелять наугад; пещера взорвалась треском стрельбы и наполнилась едким запахом пороха.

— Не прекращайте! — кричал Брендан. — Быстрее!

Кертис услышал, как пуля просвистела мимо его щеки, и принялся раскачивать клетку еще сильнее.

Облако дыма, поднимавшегося над ружьями солдат, прорезал женский голос:

— ПРЕКРАТИТЬ!

Стрельба резко утихла. Кертис перестал бегать и замер в движении посреди клетки, пытаясь замедлить ее раскачивание. Наконец дым начал рассеиваться, и мальчику удалось разглядеть, что к клеткам идет Александра. Ее лицо раскраснелось.

— Наглые дети! — крикнула она, помахивая рукой перед лицом, чтобы разогнать дым. — Наглые, невоспитанные молокососы!

Койот Дмитрий возразил из своей клетки:

— Я ничего не делал.

— Заткнись, — отмахнулась губернаторша.

— Где Прю? — крикнул Кертис, запыхавшийся от усилий. Дым в пещере забил ему горло и щипал глаза. — Что ты с ней сделала?

— Я отправила ее домой, — сказала губернаторша. — Она ушла. Обратно, Наружу. Так что хватит тут беситься, довольно.

Она посмотрела прямо на Кертиса и добавила:

— Она не в лучшем состоянии, знаешь ли. Ей крепко досталось.

— Ты ей соврала! — заорал Кертис. — Она не знает твоего плана!

— Она умная девочка, эта Прю Маккил, — спокойно ответила Александра. — Она понимает, что не все ей по силам. В отличие от некоторых других моих знакомых Снаружи.

Тут вмешался Брендан.

— Оставь в покое детей, ведьма, — яростно донесся из клетки его резкий голос. — Что за женщина выбирает во враги детей?

Александра перевела горящий взгляд на Брендана.

— А что за король оставляет своих людей при малейшей опасности, а? Твоим соратникам полезно знать, что тебя схватили при попытке отступить в леса, прочь от твоего драгоценного логова. Стоит появиться врагу, и ты бежишь прочь спасать свою шкуру.

Брендан рассмеялся:

— Рассказывай им что хочешь, вдова. Твои слова пусты.

Кертис в отчаянии рухнул на пол клетки и страдальчески уставился в никуда.

— Не могу поверить, — пробормотал он. Мальчик чувствовал себя брошенным.

Брендан сочувственно глянул на него и прокричал Александре:

— Что ты сделала с братом девочки? С младенцем?

— Он невредим, — сказала губернаторша. — За ним хорошо ухаживают.

— Она собирается скормить его плющу! — сказал Кертис. — На равноденствие!

Брендан встал в своей клетке и уставился на губернаторшу, стискивая прутья в ладонях. Лицо его окаменело.

— О нет, вдова, — произнес он негромко. — Скажи, что это не так. Только не плющу.

Александра улыбнулась Брендану, разве что не сияя от удовольствия.

— О да, король разбойников. Мы с плющом заключили сделку. Ему нужна кровь младенца. Мне нужно владычество. Одно за другое, услуга за услугу. Честная сделка, разве нет?

— Ты сошла с ума, ведьма, — сказал король. — Плющ не остановится, пока не сожрет все.

— В этом и заключается мой план, — ответила Александра и спокойно махнула рукой, словно отводя что-то, как будто отказываясь. — Все. Исчезнет.

— Мы остановим тебя, — сказал Брендан; в голосе его зазвенела страсть. — Нас еще много осталось, разбойников. Мы поставим тебя на колени.

— Едва ли, — сказала Александра. — С пленным-то “королем”… Однако, поскольку остатки твоего сброда наверняка продолжат тревожить мои войска, я настаиваю, чтобы ты сказал мне, где твое укрытие. И поскорее.

Брендан сплюнул на землю. Плевок приземлился в метре от наблюдающего за разговором койота. Тот скривился и отошел.

— Через мой труп, — сказал король.

Александра улыбнулась.

— Это, несомненно, можно устроить.

Потом она повернулась к солдатам и рявкнула:

— Ведите короля обратно в комнату для допросов. Вытяните из него местоположение разбойничьего лагеря. Любым действенным способом.

Она двинулась к выходу из пещеры, но остановилась у начала туннеля. Повернулась к клеткам и улыбнулась.

— Прощай, Кертис, — сказала Александра. — Не думаю, что увижу тебя снова. К сожалению, здесь ты встретишь свой конец. Я бы хотела, чтобы все вышло иначе, но, увы, таков наш мир.

Кертис потрясенно уставился на нее.

— Прощай, — повторила она и вышла.

Повинуясь губернаторше, надзиратель приставил лестницу к клетке и с помощью нескольких койотов вытащил короля разбойников. Гордый и дерзкий, Брендан спустился по лестнице и молча позволил страже надеть на себя кандалы. Разбойники в клетках безмолвно следили за происходящим, и король, прежде чем его увели, послал им прощальный суровый взгляд.

— Крепитесь, парни, — только и сказал он, а потом исчез в туннеле.

Глава восемнадцатая Возвращение. Признание отца

Повязка из дубовых листьев с желто-зеленой кашицей потихоньку охлаждала больную лодыжку Прю, пока два солдата безмолвно вели девочку прочь от норы. Лекарство оказалось на удивление быстродействующим: она была в состоянии идти, пусть и слегка хромая, но не нуждаясь в помощи спутников.

Койоты молча показывали ей дорогу: в какой-то момент они даже шли по тропинке вдоль мелкого ручейка. Она петляла по зарослям папоротника и ковру из кислицы. Уже давно стемнело, с юго-запада набежали облака, а воздух стал холодным и сырым. Первые капли дождя ударили по земле и листьям деревьев. Вскоре тропинка вывела их к Длинной дороге. Дождь усилился, превращая грунт в пятнистую мозаику. Прю продолжала следовать за койотами. Они перешли по Овражному мосту над темной бездной и оказались на другом берегу. Здесь койоты сошли с главной дороги и свернули на едва видимую тропу. Они все шли вниз сначала через папоротниковую чащу, потом по лесной долине, полной тонких кленовых побегов. Прю углубилась в свои мысли и практически совсем перестала ориентироваться.

В конце концов, спустя, наверное, несколько часов, лес начал редеть, и за ним показались очертания башенок железнодорожного моста, раскинувшегося темной громадой над широкой серой гладью реки. На другом берегу виднелись маленькие деревянные домики Сент-Джонса в окружении аккуратно подстриженных деревьев. Солдаты остановились у самого края леса и жестами указали девочке путь вниз по склону. Она кивнула и дальше стала сама пробираться через терновники и кусты ежевики, пока не подошла к узкой дорожке, протоптанной вдоль железнодорожных путей. Прю оглянулась, пытаясь в последний раз посмотреть на своих конвоиров — и заодно определить, сколько часовых оставят у моста, — но ничего не увидела. Даже если они еще были там, лес надежно скрывал их от взоров.

Прю пошла вдоль железной дороги к мосту и вскоре наткнулась на свой поломанный велосипед с прицепом. Они так и лежали в траве у канавы. Застонав от боли в ребре, она подняла велосипед с земли и отцепила тележку. Первоначальные опасения оправдались: переднее колесо безнадежно погнулось, хотя все остальное вроде было в неплохом состоянии. Она выправила тележку, вновь прикрепила к велосипеду и покатила их обратно через Промышленный пустырь и железнодорожный мост. Сзади послышалось громкое, отчетливое шипение, и Прю, обернувшись, увидела, как со стороны леса к мосту приближается серая стена дождя. Через несколько секунд она уже промокла до нитки.

— Ну, естественно… — пробормотала девочка, толкая велосипед перед собой.

Перейдя на другую сторону, она продолжила путь по дороге, ведущей от обрыва в город. Вскоре Прю уже очутилась в узком лабиринте опрятных улочек и подстриженных лужаек, окунулась в гул машин и спокойствие окрестных домиков. Она вздохнула с облегчением и печалью.

Мир, похоже, неплохо справлялся тут без нее: редкие пешеходы, застигнутые врасплох дождем, прятались под зонтиками и спешили по своим делам. Несколько машин с шумом рассекали по лужам, дворники на ветровых стеклах не останавливались ни на секунду, и никто даже не удивился при виде изможденной девочки со спутанными волосами и в порванной одежде.

Ей пришлось еще долго добираться до своего дома. Прю было подумала зайти по дороге к Кертису и удостовериться, что с ним все хорошо и он сумел выбраться, но решила сначала найти своих родителей. Она лишь надеялась, что ее внезапное возвращение смягчит удар, которым для них станет пропажа сына, но понимала, что должна будет рассказать всю правду, как бы дико та ни звучала.

Тусклый луч света из гостиной едва пробивался сквозь вечернюю мглу к крыльцу. Почти во всем доме было темно, будто его заволокло облако. Прю увидела в окно только кухню, смогла различить фигуру мамы, сидевшей на диване в гостиной, копну вьющихся волос, таких же растрепанных, как моток спутанной пряжи, на который та смотрела. Папы нигде видно не было. Прю бросила велосипед и поднялась по ступенькам к двери. Лодыжка отдавала болью при каждом движении.

— Я дома! — устало крикнула она в темноту.

В мгновение ока ее мать вскочила с дивана. Моток пряжи оказался на полу, а она с возгласом удивления подбежала к дочери и обняла ее так крепко, как обнимает только горюющая мать. Прю застонала и чуть не упала в обморок от боли, так сильно мама сдавила ей ребра. Услышав стон, она тут же отпустила ее и приложила руки к щекам дочери, обеспокоенно всматриваясь в ее лицо.

— С тобой все хорошо? — спросила она.

Высвободившись из объятий, Прю сказала:

— Да, мам.

Под опухшими и красными от слез глазами матери залегли темные круги. Кажется, она не спала с того самого момента, как Прю ушла.

— А где… где Мак? — с запинкой произнесла мама.

Девочку накрыла волна усталости и отчаяния, от которой подогнулись колени.

— Я без него, — ответила она. — Прости.

Мама разразилась слезами, и Прю рухнула в ее объятия.

— Вот и все, да? — сказал Шеймас, меряя клетку шагами и раскачивая ее. — Вот и все, ни суда, ни пыток, ни казни — ничего. Нас просто оставили тут гнить. — Они были одни в пещере; надзиратель и оба охранника отсутствовали уже несколько часов.

Кормак, вздохнув, ответил:

— Похоже на то. Хотя, наверно, основной удар король принял на себя. Его сначала будут пытать, а потом оставят гнить.

— Мерзкие псы. Свора, — прошипел Шеймас.

— Что она там говорила? — вмешался Ангус. — Когда она скормит ребенка плющу? На равноденствие?

Кертис, подтянув ноги к груди, ответил:

— Ага, на равноденствие.

Ангус в задумчивости почесал висок:

— Это что же, через два дня? М-да, народ, не так много у нас осталось времени.

— Да конец нам! Хотя мы, по крайней мере, протянем подольше наших братьев, кто остался в лагере. — Это донеслось от Кормака. — Вряд ли они успеют что-нибудь сделать, когда плющ нападет. Скорая будет расправа.

— Ага, — сказал Ангус. — Знаете, я раз заснул в древней лощине, там, в старом лесу. Прямо на этом самом плюще. И двух часов не проспал, а малюсенький побег уже обвил мне палец на ноге, вот клянусь. — Он умолк и сплюнул. — А уж что там будет, если он окажется под властью ведьмы. Да еще напьется детской крови.

От этой мысли Кертис поморщился.

А Кормак продолжал:

— Да, лучше подохнуть тут с голоду, парни. По крайней мере, помрем естественной смертью, а не от того, что плющ выдавит нам глаза. Надеюсь, в лагере все вовремя смекнут и успеют где-нибудь спрятаться, под землей там или где еще.

Шеймас рассмеялся:

— Да они все к тому времени будут уже мертвы. Ты же слышал вдову — Брендан бросил их. Когда псы подошли к лагерю, он удрал оттуда. Если до сих пор койоты еще не нашли лагерь, то прямо сейчас Брендан всех им закладывает. Ребят, его не пытают, он сидит себе преспокойненько с ведьмой, попивает холодного джина можжевелового и смеется над тем, какие же мы дураки.

Кормак вскочил с пола своей клетки и, прижавшись к прутьям, в гневе заорал:

— Ах ты, скотина, а ну возьми свои слова обратно, подлое отродье! Зуб даю, что Брендан нас не предал! Да у ногтя на его мизинце храбрости больше, чем у тебя!

Теперь и Шеймас повысил голос:

— Это мы еще посмотрим, Кормак Грэйди. Ты, сдается мне, сам себя дурачишь. Я уже давно смекнул, что он заодно с псами. Хватку потерял, это сразу видно.

— Придержи язык, предатель! — заорал Кормак.

— Кормак, — сказал Ангус. — А ну, кончай разоряться. Кто знает, что там было на самом деле? В конце концов, какая разница, если мы все тут засохнем.

— И ты! — отозвался Кормак. — Ты туда же! Это все твоя зазноба! Да ты бы всех сдал только потому, что она тебя из плена долго ждать не будет! Небось уже греет постель другому разбойнику.

Тут Ангус просто озверел.

— Не впутывай сюда мою женщину! — заорал он. — Нет у нее никого. Да она чиста, как…

— Заткнитесь! — взвыл вдруг Кертис. — Пожалуйста, хоть раз прекратите ссориться.

— Спасибо, — фыркнул Дмитрий.

Разбойники затихли. Пещера погрузилась в уныние. Один из настенных факелов задрожал и погас.

Вдруг внимание Кертиса привлек странный звенящий звук. Он шел откуда-то сверху, из клубка корней. Мальчик взглянул наверх и увидел Септимуса, который сидел на ветвистом корне и беззаботно точил зубы о блестящий кусочек металла. И что-то в этом металлическом блеске заставило Кертиса подняться, чтобы рассмотреть его получше. И действительно — металл оказался связкой ключей.

— Эй, Септимус, — окликнул мальчик.

— Чего?

— Что это ты грызешь?

Септимус поднял бровь и искоса бросил на него удивленный взгляд, как будто такой вопрос ему никогда и в голову не приходил.

— Что я грызу? Ты про вот эту рухлядь?

Он тряхнул кольцом с ключами.

— Где ты их нашел? — взволнованно спросил Кертис. Очень уж сильно они походили на те, что носил надзиратель. Крыс вытянул лапу и стал внимательно разглядывать связку, будто в первый раз видел.

— Хм, я точно не помню. — Он сделал паузу и в задумчивости приложил указательный палец к подбородку. — Теперь, когда ты спросил, мне вспоминается, что я стащил его у надзирателя. Давным-давно. Видишь ли, у него было два комплекта, и я подумал, он не слишком опечалится. — Септимус кивнул и посмотрел на Кертиса. — Уж очень ощущение для зубов приятное.

На лице мальчика появилась ликующая улыбка, которую он тут же попытался спрятать, отвернувшись и оглядывая пещеру.

— Отдай их мне, Септимус! — прошептал он крысу. Септимус послушно кинул их прямо в клетку.

— Это все, конечно, здорово, — послышался сверху голос Шеймаса, который внимательно следил за происходящим. — Но если мы и вылезем, то разобьемся к чертям.

Кертис нетерпеливо отмахнулся от него.

— Погоди, — сказал он. — Я думаю.

Поднявшись, мальчик посмотрел на высокую лестницу, прислоненную к стене пещеры. До нее было не допрыгнуть, даже если раскачать клетку. Кертис прикинул расстояние. На взгляд, ближе всех к лестнице была клетка Ангуса, но и при сильном раскачивании пропасть не преодолеть даже самым смелым прыжком. Если бы только можно было удлинить веревку и так увеличить размах…

Вдруг его осенило.

— Народ, — прошептал он, — я, кажется, придумал, как вытащить нас отсюда.

И разбойники, позабыв о былых разногласиях, тут же навострили уши.

Отец к сцене воссоединения подоспел насквозь мокрым. Видно было, что он долго ходил под дождем. Желтый дождевик прилип к мокрой коже, а в руках у него была пачка напечатанных в спешке листовок с фотографиями Мака и Прю. Вода размыла слова просьбы о помощи, выделенные жирным шрифтом.

Как и мама, отец Прю стискивал дочку в объятиях, пока боль в ребре не вынудила ее отстраниться. Узнав, что сына по-прежнему нет, он тяжело осел в свое кресло и обхватил голову руками. Прю с матерью беспомощно переглянулись. Наконец мама заговорила:

— Расскажи папе, что случилось.

И Прю рассказала. Выложила все так же, как только что матери. Слова лились горестным потоком, и девочка порывисто закончила свою удивительную повесть признанием:

— И я так устала… Очень-очень устала.

Она умолкла, а родители продолжали сидеть в полном молчании. Они многозначительно переглянулись, но Прю была настолько измотана, что не заметила этого, а потом отец подошел к ней и сказал:

— Пойдем-ка, уложим тебя спать. Ты совсем вымоталась.

Прю, прижавшись к груди отца, почувствовала, как он легко поднял ее на руки и понес наверх, убаюкивая, словно маленького ребенка. Она уснула раньше, чем голова коснулась подушки.

Проснувшись, девочка обнаружила, что за окном темно. Подушка была привычно мягкой, стеганое одеяло укутывало, словно кокон. Открыв один глаз, она приподнялась посмотреть, который час. Будильник на тумбочке показывал без пятнадцати четыре. Она вытянула ноющие от усталости ноги и обнаружила вместо самодельного компресса марлевую повязку. Прю повернулась на другой бок и закрыла глаза, но вскоре поняла, что умирает от жажды.

Встав с кровати, она тихо открыла дверь своей комнаты и прошла к лестнице, осторожно ступая на больную ногу. На ней была пижама, хотя она и не могла вспомнить, как ее надела. Прю тихо спустилась вниз, стараясь не наступать на скрипучие доски, чтобы не разбудить родителей. Она боялась даже думать, что творится сейчас у них в душе. Поэтому очень удивилась, увидев включенный на кухне свет.

За столом сидел отец. Он держал в руках стакан, наполовину полный воды, и неотрывно смотрел на черную коробочку размером с футляр для драгоценностей, которая стояла на столе.

— Привет, пап! — прошептала Прю, войдя в комнату и щурясь от яркого света.

Отец вздрогнул от неожиданности и удивленно взглянул на девочку. Глаза у него были усталые и остекленевшие. Было видно, что он плакал.

— О, привет, золотце! — ответил он, пытаясь изобразить спокойствие, но волна отчаяния вновь накрыла его. — Солнышко мое! — глухо застонал папа, снова опустив взгляд.

Прю подошла поближе.

— Прости меня, — в ее голосе звенела печаль. — Прости меня, пожалуйста. Я не знаю, что сказать. Все это просто какое-то безумие! — Она отодвинула один из четырех стульев и села на него. — Я знаю, это я виновата. Если бы я только лучше…

Но папа прервал ее:

— Нет, ты тут ни при чем, родная. Это наша вина.

Она покачала головой.

— Вы не можете себя винить, пап, это же бред.

Отец посмотрел на нее красными опухшими глазами:

— Ты не понимаешь, Прю, это все мы. Мы виноваты. Все это время… Мы должны были помнить.

В девочке проснулось любопытство:

— Помнить о чем?

Она взяла из папиных рук стакан и сделала глоток.

Отец потер глаза и несколько раз моргнул.

— Наверное… — начал он, — тебе лучше все знать. Особенно после всего, что ты пережила. Нам следовало рассказать раньше, но подходящий момент как-то не подворачивался.

Прю удивленно уставилась на него:

— Что?

— Та женщина, которую ты встретила, — медленно произнес он. — Губернаторша. Мы с твоей мамой уже с ней встречались.

— Что?! — воскликнула Прю так громко, что ребро не замедлило напомнить о себе взрывом боли.

Папа, подняв руки, попытался ее утихомирить.

— Ш-ш-ш, — зашипел он. — Ты маму разбудишь. Пусть хоть кто-то в этом доме сегодня отдохнет.

— Вы с ней уже встречались? С Александрой? — на этот раз шепотом спросила Прю. — Когда?

— Давным-давно, еще до твоего рождения. — Он печально покачал головой. — Мы должны были помнить.

Глубоко вздохнув, он снова взглянул на дочь и продолжил:

— Когда мы поженились, то очень хотели завести детей, иметь настоящий семейный очаг. Мы купили дом и сразу же представили, в каких комнатах будут жить наши сын и дочь, о которых мы всегда мечтали. Брат и сестра. Но, как бывает, нашим мечтам не суждено было сбыться. Мы обошли всех докторов и специалистов, пробовали холистическую терапию и иглоукалывание. Но все без толку. Даже самая нетрадиционная медицина была бессильна. Мама была в отчаянии. Это было тяжелое время… Мы пытались убедить себя, что можно быть семьей вдвоем, без детей, но это было… просто нереально. — Он снова вздохнул. — Однажды мы пошли на овощной рынок — ну, тот, который в центре. Я отошел купить брюкву или еще что-то такое, уже и не помню, а потом стал искать маму. Она стояла у какого-то странного лотка, который я никогда раньше там не замечал, и разговаривала с очень старой женщиной. Ей, наверное, было за восемьдесят, она продавала побрякушки и странные бусины, а за ней стояла целая полка каких-то бутылочек. В общем, когда я подошел, твоя мама что-то серьезно обсуждала с этой женщиной, а потом повернулась и сказала: “Она может помочь нам завести детей”. Так и было. К тому времени мы уже все перепробовали, и я начал терять терпение, но понимал, как это важно для твоей мамы. Так что я согласился. Она продала нам вот эту коробочку — почти даром отдала.

Он взял в руки небольшую черную шкатулку. Похоже, она была сделана из тика. Крышка держалась на петлях. Внутри мог бы без труда уместиться бейсбольный мячик.

— Она послала нас к обрыву, рядом с центром Сент-Джонса — прямо за рестораном. И велела раскинуть там… э-э-э… вот эти руны. — Тут он открыл шкатулку и разложил на столе шесть гладких камушков. Все они были разноцветными, и на каждом был высечен удивительный знак. — Когда мы бросим руны, возникнет мост. Но не просто мост, а призрак моста. Наверное, что-то типа проекции моста, который там стоял когда-то давно. И как только он появится, мы должны пройти по нему до середины и позвонить в колокольчик. Появится красивая высокая женщина с перьями в волосах. Конечно, все это было больше похоже на бред, но на тот момент мы уже потеряли надежду, поэтому, посоветовавшись, решили: если ничего не получится, мы просто посмеемся над этим как над хорошей шуткой. Той ночью, когда стемнело и на улицах не осталось ни одного прохожего, мы отправились на обрыв. Там мы нашли каменную плиту, бросили на нее руны, и в то же мгновение на наших глазах из туманной дымки вырос огромный зеленый мост с башнями и бойницами. Это было потрясающе, я никогда ничего подобного не видел. Мы дошли до середины моста, увидели там старинный колокольчик — он был прикреплен к одной из балок, — позвонили в него несколько раз и стали ждать. Ждали мы очень долго, прямо посереди этого призрачного моста. И тут на другой стороне из тумана появилась фигура. Это была та самая женщина со странной прической. Она не представилась, просто спросила: “Так вы хотите ребенка?” Мы кивнули, мол, да. А она: “Я помогу вам, но с одним условием”. Мы спросили, что за условие. И она сказала: “Если у вас родится второй ребенок, вы отдадите его мне”.

Мороз пробежал по коже Прю. Она пристально посмотрела на отца.

Тот, заметив ее удивление, тяжело сглотнул и продолжил:

— К этому времени, Прю, мы уже совсем отчаялись. Мы просто хотели ребенка, понимаешь? Вот и согласились. Нам никак не верилось, что появится второй, так что условия вроде подошли. В конце концов, нам казалось, что ее часть договора никогда не исполнится. И вот она, эта странная женщина, подходит к твоей матери и кладет ладонь ей на живот. И все. Потом поворачивается и уходит. Мы пошли домой, и мост исчез, как только мы с него сошли. Мама не заметила никаких изменений, и мы решили, что все это было просто очень заковыристым розыгрышем, а потом как-то пошли к врачу. И тут оказалось, что мама и вправду беременна — тобой!

Видно было, что отец намеренно подчеркивал радость того момента, но на Прю это не подействовало, ей было не по себе.

Отец почувствовал напряжение и продолжил с печальным лицом:

— Вот так на свет появилась ты, и не было на свете счастливее родителей, чем мы с твоей мамой. Ты была самым прекрасным ребенком, и мы были на седьмом небе от счастья. У нас даже и мысли не было заводить второго. Мы и так уже прошли через все круги ада ради одного. Мама, я и ты — наша дочь — вот и вся семья. К тому же время шло, мы старели, поэтому думали, что уже и не получится. И вдруг одиннадцать лет спустя твоя мать снова забеременела. Ни с того, ни с сего. Мы даже предположить такого не могли. Тогда мы посоветовались и решили: прошло уже много лет, и вряд ли та женщина на мосту помнит о сделке, так что пойдем до конца. Так появился Макки.

Отец, не поднимая взгляда, шмыгнул носом.

— Вот так. Мы сами накликали беду. А эта женщина просто пришла за своей платой.

На кухне воцарилась тишина. За окном уже перестал идти дождь, и легкий ветерок раскачивал ветви дуба во дворе.

— Прю? — произнес отец после нескольких минут полной тишины. — Скажи что-нибудь.

За спиной Прю послышались шаги матери, которая только вошла на кухню. Она приблизилась к дочери и положила руки ей на плечи.

— Милая, — прошептала она, — нам очень жаль. Мы не виним тебя, ты ничего не могла поделать. Это все наша ошибка. Глупая ошибка.

Отец кивнул.

— Понимаешь, Мак никогда не принадлежал нам. Понимаю, это звучит ужасно. Но если бы не эта женщина, губернаторша, мы никогда не смогли бы стать семьей. У нас не было бы тебя.

Папа смотрел Прю прямо в глаза, слезы текли по его щекам. Он взял ладони дочки и сжал их в своих.

Прю вглядывалась в лицо отца, не убирая рук. Мама приобняла ее за плечи. Лодыжка пульсировала от боли, а голова просто раскалывалась.

— Я иду обратно, — сказала она.

Глаза отца расширились от удивления. Он разинул рот:

— Что?

Прю тряхнула головой, будто смахивая сонливое оцепенение.

— Обратно, я иду обратно. — Она решительно высвободила руки и схватила черную шкатулку. Смахнув камешки с рунами со стола обратно в нее, девочка закрыла крышку на замок. — Это я забираю. — Мать убрала руки с плеч дочери, а та тотчас же рывком отодвинула стул от стола. Поднявшись, она обнаружила, что боль в лодыжке со вчерашнего дня поутихла, и вышла из кухни.

— Подожди! — наконец окликнула мама, но Прю не обратила внимания. Она уже поднималась по лестнице и обдумывала, что нужно сделать до ухода.

— Не торопись! — донеслось до нее с первого этажа. — Подумай хорошенько. Это опасно!

В своей комнате Прю попыталась молниеносно переодеться, как супергерой. Шкатулку с рунами, гремевшими при каждом движении, она сунула в карман толстовки. Конечно, койоты будут сторожить железнодорожный мост, так что придется вызывать призрачный. Это единственный способ перейти реку. Обернувшись, девочка увидела на пороге комнаты родителей.

— Подумай, Прю, — с отчаянием в голосе произнесла мать. — Ты не справишься. Тебя только снова кто-нибудь обидит!

— Послушай маму, Прю! — строго сказал отец.

Девочка на мгновение остановилась, переводя взгляд с одного родителя на другого. Их лица были полны тревоги.

— Нет, со мной все будет хорошо, — сказала она и, прошмыгнув между ними, стала спускаться по лестнице.

Родители как будто приросли к земле. Прю смогла различить только тихий шепот:

— Сделай же что-нибудь!

— Я стараюсь!

Едва она переступила порог кухни, как услышала громкие шаги. Из прихожей прогремел папин голос:

— Как твой отец, Прю, я требую, чтобы ты остановилась! Ты не вернешься туда. Я тебе еще раз говорю, не вернешься!

Сильные пальцы схватили ее за локоть и потянули назад.

Воцарилась гробовая тишина. Отец и дочь смотрели друг на друга. Он никогда еще не применял силу. Кровь отхлынула от его щек. Собрав всю свою храбрость, Прю сбросила его руку и процедила:

— Не смейте говорить, что мне можно, а что нельзя. После того, что вы натворили.

Лицо отца вытянулось. Запинаясь, он начал было извиняться, но Прю сердито отмахнулась от него:

— Поймите, я вас обоих люблю. Очень-очень! Мне бы ненавидеть вас сейчас, но я не могу. И не буду. — Ее ярость сменилась какой-то отчаянной жалостью при виде двух взрослых, которые стояли в прихожей, растеряв все слова. В один момент они превратились в глазах Прю в растерянных и испуганных детей. — Но как можно было такое сделать… О чем вы вообще думали?

Наконец папа заговорил:

— Я пойду. Это моя вина. Я единственный в ответе за все. Только скажи, куда идти, и я верну Мака.

Прю раздраженно закатила глаза:

— Если бы ты мог! Я бы тебя первая выпихнула. Но ты не можешь. Долго объяснять, но, мне кажется, я одна могу войти в тот мир. Там какая-то магия замешана. Неважно. К тому же, — она перевела взгляд с отца на мать, — получается, я обязана жизнью Маку. Если бы не он, меня вообще на свете не было бы, так? Я верну брата, — заключила она строгим голосом, — разговор окончен.

Развернувшись, Прю спешно вышла через кухню на задний двор, где на подножке грустно стоял брошенный ею велосипед. Она вытащила из-под крыльца красную металлическую коробку с папиными инструментами и стала в ней рыться. Из дома доносился тихий плач мамы. Но пальцы уже нащупали разводной ключ, и, схватив его, девочка стала быстро и решительно отвинчивать покореженное переднее колесо.

Отсоединив обод от вилки, она потянулась за старым колесом: летом, перед разгаром велосипедного сезона, Прю сменила колеса, но старые не выкинула — они были еще в пригодном состоянии. Сейчас она порадовалась такой предусмотрительности и, стерев пыль с шин, стала вкручивать винты обратно. Через пару минут велосипед стоял в полной боевой готовности.

Отец вышел на крыльцо двора. Свет фонаря отбрасывал его тень на лужайку. Щурясь от яркости лампы, Прю бросила взгляд на темный силуэт в дверном проеме.

— Не делай этого, — сказал отец тихо и устало, — мы втроем сможем жить счастливо.

— Пока, пап, — ответила она. — Пожелай мне удачи.

И, оседлав велосипед, выехала на дорогу.

Глава девятнадцатая Побег!

— Ты точно уверен? — спросил с опаской Септимус, рассматривая крученый канат. Половину он уже пережевал, нетронутой осталась лишь небольшая часть.

— Да! — нетерпеливо зашипел Кертис. — Давай. И скорее. Мы не знаем, сколько времени у нас осталось до прихода надзирателя.

— Я держу, не беспокойся, — сказал Шеймас. Он говорил с трудом: лежа на животе на полу своей клетки, разбойник вытянул руки через прутья и ухватился за крышу клетки Кертиса. Принять такую позу было непросто, но через несколько минут раскачивания Шеймас смог-таки дотянуться, и теперь его пальцы крепко сжимали деревянные перекладины.

Септимус еще раз взглянул на него и пожал плечами. В мгновение ока крыс забрался на веревку и вгрызся в оставшуюся часть. Кертис стоял, широко расставив ноги и прижавшись к перекладинам, и внимательно следил за его работой.

— Еще долго? — снова спросил он.

Септимус остановился и, склонившись над веревкой, стал прикидывать.

— Не очень, — сказал он. — Честно говоря, я не понимаю, почему она еще…

Но он не успел закончить. Канат с негромким щелчком оборвался, и клетка без крепления стала падать. Крыс остался висеть на небольшом огрызке, привязанном к корню дерева. Почувствовав, что падает, Кертис затаил дыхание. Казалось, пол подпрыгнул, его хорошенько тряхнуло, но движение вниз вдруг прекратилось, а из клетки Шеймаса послышался короткий мучительный стон. Кертис взглянул наверх. Шеймас крепко держался за перекладины, костяшки его побелели от напряжения.

— У-У-УФ! — выдохнул разбойник. — Это не так легко, как кажется. — Он перехватил балки несколько раз, стараясь ухватиться поудобнее.

— Держи крепко! — скомандовал Кертис. — Теперь попробуй добраться до каната.

Шеймас начал передвигать руки к тому месту, откуда начинался канат. Клетка раскачивалась от каждого его движения, и мальчик пытался не смотреть на пол, весь усыпанный костьми. Наконец, Шеймас добрался до канатной петли и, рывком подкинув клетку, схватился за веревку. Он снова заревел от тяжести, когда канат натянулся от веса клетки, но вскоре стон сменился смехом. Шеймас выдавил:

— Ха, думал, я тебя уроню, парень?

Сердце Кертиса бешено стучало где-то в ушах. Он попытался выдать беззаботный смешок, но понял, что это выше его сил — голос тут же подвел.

Шеймас вновь стал серьезным, лицо его налилось краской, словно свекла.

— Ну что, теперь к Ангусу?

Кертис кивнул.

Тогда Шеймас, надув красные щеки, начал раскачивать клетку. От Кертиса канат спускался еще футов на десять. При каждом новом взмахе клетки желудок мальчика скручивало. Ангус был от него в каких-то пяти футах — лежал животом вниз, пытаясь дотянуться до веревки.

— И… ДАВАЙ! — прокричал мальчик.

Шеймас дико заорал, подняв клетку в воздух, и со всей силы швырнул летающий объект с Кертисом на борту в сторону Ангуса.

Тот, выпучив глаза, потянулся к клетке.

Первая попытка: неудача.

Вторая попытка: опять провал.

Казалось, каждая частичка кусочка доли секунды ползет минуту, час, вечность.

Третья попытка: дико размахивая руками, Ангус дотянулся до каната, отчего летящего Кертиса резко встряхнуло.

Разбойник от облегчения выдохнул так шумно, будто по соседству океанская волна прорвала дамбу.

— О. Боже. Мой, — с ударением произнес Кертис.

Сзади послышался смех Шеймаса:

— Твой бог тут ни при чем. Все дело в ловких руках. Хорошо поймал, Ангус!

Но разбойник не ответил. Не открывая глаз, он прошептал:

— Сдается мне, я напрудил в штаны.

Только теперь Кертис посмотрел на пол пещеры, до которого по-прежнему было футов пятьдесят. Несколько глыб примостились рядом с изрезанным валуном прямехонько под его клеткой. Мальчик взглянул на прислоненную к стене лестницу. Он не особо хорошо разбирался в физике — если судить по той вводной главе учебника, которую они читали на последней неделе семестра в шестом классе. Но если он прикинул верно, то Ангусу надо очень сильно раскачать их клетки, и тогда Кертис сможет перепрыгнуть на лестницу.

— А потом я просто по ней спущусь, — проговорил он вслух.

— Что-что? — спросил Ангус натужно, не отвлекаясь от каната, который крепко держал в руках. Он уже сумел обмотать его вокруг своей ладони, что придавало всей конструкции большую надежность.

— Я говорю, что спущусь по лестнице вниз, — повторил Кертис, — когда запрыгну на нее. — Он посмотрел на Ангуса. — Но ты должен раскачать меня так сильно, как только сможешь. И свою клетку тоже.

— Ну, это будет проще простого, — улыбаясь, ответил Ангус. — А вот тебе придется неслабо так прыгнуть.

Кертис кивнул с серьезным видом.

— Ладно, — сказал он. — Была не была.

Перебирая ключи один за другим, мальчик подобрал подходящий: длинный серебряный ключ с глухим щелчком открыл дверь клетки. Земля качалась под его ногами: а это что там, на валуне, череп? Он закрыл глаза и сосредоточился на предстоящей задаче. Встав в проеме клетки и ухватившись за косяки, мальчик приготовился к прыжку.

— Давай, — скомандовал он.

Где-то над ним Ангус глубоко вздохнул и с рычанием принялся раскачивать клетку. Постепенно он набрал скорость, и амплитуда возросла. Клетка разбойника тоже начала качаться, так что вскоре обе они образовали длинный маятник, рассекающий пространство куполообразной пещеры. С каждым новым взлетом Кертис прикидывал расстояние до лестницы.

— Еще немного, Ангус! — прокричал он.

— Ага, — ответил Ангус, сгибая мускулистые руки.

Еще несколько размахов, и послышался голос разбойника:

— Похоже, больше уже некуда!

Кертис вновь перевел взгляд на лестницу. Она была дальше, чем он рассчитывал, но это было уже неважно.

— Ладно, Ангус, — крикнул он, — когда я закричу “давай”, ты швырнешь клетку со всей силы.

— Понято! — ответил тот.

Эймон, висевший неподалеку, ободряюще воскликнул:

— Точь-в-точь метание молота, ты это сто раз делал!

— Только вот лежа на пузе еще не доводилось!

Он ждал условного сигнала.

— Хорошо… ДАВАЙ! — прокричал Кертис, и через мгновение клетка взмыла в воздух. Когда она достигла самой высокой точки — прошла какая-то доля секунды — он рывком оттолкнулся от проема. Голова еще не успела сообразить, а руки уже ухватились за верхние перекладины. Тело глухо ударилось о деревянное ребро лестницы, левая нога приземлилась ровно на шестую перекладину сверху. Он уж было хотел издать победный крик, но вдруг почувствовал, как под действием его веса лестница начинает заваливаться.

— ОЙ-ОЙ-ОЙ! — вскрикнул мальчик, когда все шестьдесят футов шаткой лестницы начали отклоняться от стены.

— Ох ты ж, — безнадежно произнес один из разбойников.

Наверху время шло до смешного медленно.

Кертис, вцепившись в лестницу, понимал, что падает. На миг, оказавшись перпендикулярно к полу, она замедлилась, но лишь на мгновение.

Земля неотвратимо приближалась.

Разбросанные по полу кости как будто приветствовали пополнение коллекции.

Но вдруг падение прекратилось.

Кертис висел почти вниз головой, спиной к земле, зажмурив глаза, левой рукой отчаянно вцепившись в лестницу. Левая нога обвивала перекладину, дерево впилось в согнутое колено.

И вдруг послышался смех разбойников — хриплый и полный облегчения.

Открыв глаза, он увидел, что лестница упала на клетку Ангуса, металлическими крюками зацепившись за ее дверной проем.

— Свезло так уж свезло, парень! — выдавил Ангус между приступами хохота.

Кертис глубоко вздохнул:

— Все… — Его голос дал слабину. — Все точно так, как я рассчитал.

Дорога была вся в лужах, и велосипед Прю с шелестом рассекал гладкую черную поверхность. Красная тележка грохотала следом. Больше ничто не нарушало тишину раннего утра: в центре не было ни души. Тусклая голубая дымка заволокла небо. Несколько собак лаем приветствовали наступление нового дня. Одна-единственная машина беспомощно ждала зеленого огонька светофора: дневные правила распространялись даже на этот неземной час. Какой-то человек, съежившись, ожидал автобус на остановке, издалека напоминая безликую кучу одежды, увенчанную вязаной шапкой.

Прю завернула за угол часовой башни и направилась к речке. Улица внезапно закончилась тупиком: между дорогой и дикими зарослями кустов малины и ярко-желтого ракитника стояли бетонные ограждения. Девочка слезла с велосипеда и, перетащив его через бордюр, пошла через заросли. Впереди за краем утеса слышался мерный шум реки.

Вскоре Прю дошла до небольшой расчищенной от зарослей полянки, посреди которой, как и говорил отец, лежала огромная синевато-серая каменная плита. Всего в футе от нее земля резко обрывалась, и склон круто опускался к узкому зеленому берегу реки. Плотный туман застил всю долину, полностью скрыв ее от глаз. Прю осторожно положила велосипед куда-то в васильки и подошла к камню. Присев на корточки, она вытащила шкатулку из кармана толстовки.

Открыв ее, девочка внимательно изучила удивительные знаки, высеченные на шести разноцветных камушках.

— Хм, — прошептала она самой себе. — Не знаю, может, надо что-нибудь говорить… — Вытряхнув камушки на плиту, она разбросала их по холодной поверхности. — Абракадабра? Сезам, откройся?

Камушки, вращаясь, покатились по плите и вскоре остановились. Все они выпали руной вверх, образовав причудливый рисунок из непонятных символов. Затаив дыхание, Прю ждала. Вдруг поднялся ветер и стал с шумом раскачивать кусты.

Со стороны реки послышался лязг и гул — сотни тысяч тонн древнего железа и чугуна воцарялись на прежнем месте.

Подняв глаза, девочка обнаружила, что туман над рукой превратился в густое облако. Оно висело прямо над ней, затмевая утреннее голубое небо. Из него медленно появились контуры сначала зеленой арки, потом огромных канатов моста. Туманное облако стало постепенно исчезать, открывая взору части строения, пока перед глазами Прю не возникла титаническая конструкция, простирающаяся от склона к другому берегу. По бокам его делили надвое башни высотой в несколько сотен футов. Каждая была украшена стрельчатыми арками разного размера. По обеим сторонам от них тянулись канаты толщиной со ствол дерева, соединяющие башни с береговыми столбами.

Прю огляделась по сторонам и убедилась, что она одна стоит на берегу и видит это зрелище в холодном утреннем свете. Туман осел над поверхностью реки, полностью обнажив великолепное строение. Девочка поспешила убрать руны обратно в шкатулку, захлопнула крышку и, взяв велосипед, покатила его в сторону призрачного моста.

В самом его начале, отбрасывая на дорогу яркий свет, стояли два фонарных столба. Прю осторожно сделала несколько шагов по мостовой, проверяя ее прочность. Но “призрачная” поверхность была твердой, как настоящая. Девочка уверенно пошла дальше. Тишину нарушало только щелканье велосипеда и дребезжание тележки.

Дойдя до середины, она увидела подвешенный к крюку маленький медный колокольчик. Из любопытства она подошла к нему поближе. Он был простым на вид, металл потускнел, приобретя серо-зеленый оттенок. Язычок колокольчика висел на кожаном шнурке.

Прю безотчетно взялась на шнурок. Она представила себе, как тринадцать лет назад здесь стояли ее родители. Они были полны страха и любопытства и жаждали чуда. Вот папа дотягивается до этого самого шнурка и в последний раз бросает взгляд на маму перед тем, как позвонить в колокольчик. Ее затопило волной сочувствия — ведь они через столько прошли ради детей. Окажись она сама в такой ситуации, как бы она поступила? Почувствовав прилив храбрости, девочка легонько двинула запястьем и потянула шнурок. Тихий звон колокольчика пронзил мягкий туман, эхом отозвавшись на другом берегу. “Я иду, ведьма, — подумала Прю. — Я иду за своим братом”.