Только не мисс Фрей — кто угодно, но не Фелисити Фрей!
Пусть другие вскакивают от звонка будильника, смывают с лица паутину сна, быстро одеваются и с нетерпением ждут, когда закипит кофе. Пусть они его пьют, обжигаясь, и затем бегут по своим делам, словно роботы на батарейках, чтобы заключать новые сделки и вершить великие дела…
Пусть они это делают, но не Фелисити Фрей. Ведь сегодня — это продолжение вчерашнего дня, а сегодня и вчера составляют то, что называется жизнью. Жить — значит не просто тикать, как стенные часы. Жизнь — это что-то непрерывное, в чем ничто не повторяется, что-то, о чем надо помнить всегда, и во сне и наяву. Ведь она может продлиться совсем недолго…
Вот поэтому-то не надо спешить. Мисс Фрей и не спешила — она не бросалась очертя голову в новый день, а, проснувшись на заре, лежала неподвижно, слушая пение птиц и наблюдая, как светлеет небо.
Когда птицы замолкали и отправлялись на ежедневные поиски пищи, мир становился почти беззвучным, и Фелисити испытывала беспокойство. Затаив дыхание, она ожидала хоть какого-нибудь звука, чтобы убедиться, что все в порядке, что мир еще не прекратил свое существование, как это может случиться однажды.
Возможно, даже сейчас, в эту самую минуту, где-то на земле поднимались к небу столбы дыма, извивающиеся, как щупальца Медузы, отмечая собой начало той тишины, которая явилась бы концом мира. Эти столбы всегда присутствовали в подсознании Фелисити, она уже давно ненавидела и боялась их, так как они были для нее символом победившей Науки. Может быть, Наука и являла собой что-то замечательное, но для Фелисити она была врагом всего живого на свете. Она была для нее каким-то кристаллическим образованием на обнаженной коре мозга, чем-то бесчувственным, бессмысленным и вместе с тем страшной угрозой, которая внушала ей страх так, как огонь внушает страх животным.
Вот почему Фелисити и прислушивалась так тревожно к тишине. Наконец, какая-то птичка чирикнула, а другая ей ответила. Во дворе расположенной неподалеку фермы затарахтел трактор. Хотя он тоже был порождением Науки, все же этот звук успокоил мисс Фрей. Она вздохнула с облегчением и начала собираться на работу. Времени у нее было достаточно, чтобы не спеша полем по тропинке направиться к школе.
Солнце еще висело низко на синем небосводе. Позднее день обещал быть жарким, но пока было свежо, и хрустальные росы дрожали на листьях и травах. Медлительные и терпеливые коровы, выходящие из своих стойл с облегченным выменем, смотрели на мисс Фрей без особого любопытства, а затем отворачивались, чтобы пощипать траву и задумчиво пережевывать жвачку.
Высоко в небе запел жаворонок, отвлекая ее от своего гнезда. Молодой дрозд подозрительно взглянул на нее с верхушки живой изгороди. Легкий летний ветерок продувал ее ситцевое платье и ласкал тело.
Вдруг в небе послышался слабый гул. Гул нарастал и перешел в рев. Затем над головой Фелисити раздался раздирающий уши вой, исходящий из сопел реактивного самолета — Наука в полете.
Мисс Фрей закрыла уши руками и закачалась, пока звуковые волны проносились над ее головой.
Самолет пролетел, и она отняла руки. Со слезами на глазах она погрозила кулаком вслед удаляющемуся реактивному зверю и всему, что он собой олицетворял, в то время как воздух все еще продолжал дрожать.
Коровы мирно паслись. Как хорошо, должно быть, родиться коровой, подумала Фелисити, ни тебе ожиданий, ни сожалений, ни тревог — полное безразличие ко всему, хорошему и плохому, созданному человеком; можно просто отмахнуться от всего хвостом, как от надоедливых мух…
Вой и скрежет самолета затихли вдали. Нарушенное спокойствие начало постепенно восстанавливаться. Но это не означало, что не может наступить день, когда потрясений будет так много, что ничего нельзя уже будет восстановить.
Репетиции смерти, подумала мисс Фрей, множество маленьких смертей, прежде чем наступит одна огромная. Как глупо, что я принимаю это так близко к сердцу, что я чувствую себя виноватой перед всем человечеством… Ведь я не несу никакой ответственности за то, что происходит — даже не очень-то опасаюсь за свою собственную жизнь. Так почему же страх за всех и вся так сильно охватывает меня?
Фелисити прислушалась — ничто, кроме пения птиц, больше не нарушало тишину. Она снова зашагала к школе, ощущая легкий ветерок на лице и росу на ногах.
Когда Фелисити открыла дверь класса, класс, гудевший, словно улей, тут же замолк.
Ряды розовощеких детских мордашек в обрамлении длинных локонов, коротких волос или косичками, немедленно повернулись в ее сторону.
— Доброе утро, мисс Фрей, — сказали дети хором и снова замолчали.
Фелисити ощутила в классе атмосферу ожидания и огляделась по сторонам, ища глазами то, на что, по-видимому, она должна была обратить внимание. Наконец взгляд ее упал на учительский стол, где в небольшой стеклянной вазочке стоял одинокий цветок.
Она никогда раньше не видала таких цветов и была в затруднении, как его классифицировать.
Не сводя с цветка глаз, Фелисити села за стол, продолжая внимательно рассматривать диковинное растение. Цветок был не так прост, как полевые цветы, однако и не слишком сложен. Он был окрашен в чистые тона, а форма лепестков была приятной для глаз, но без излишней строгости выращенных садовником цветов. У основания лепестки были бледно-розового цвета, постепенно переходящего в алый; по форме они образовывали трубочку, чем несколько напоминали орхидею, но Фелисити никогда не видала подобных орхидей. Нагнувшись, она заглянула внутрь цветка. Маленькие серповидные тычинки, покрытые пыльцой, дрожали на тонких зеленых ножках. Внутренняя сторона лепестков была нежно-бархатистой, а сами лепестки закруглялись к краям, словно былинки, колыхающиеся на ветру. От цветка исходил приятный, несколько сладковатый запах, чуть-чуть смешанный с запахом земли, никакая парфюмерия, конечно, не могла бы сравниться с этим естественным ароматом.
Фелисити смотрела на цветок, как зачарованная, не имея сил оторвать от него взгляд и позабыв, что вокруг нее были замершие в ожидании дети. Кто-то из них заерзал, и она вернулась к действительности.
— Спасибо, — сказала она, — это прекрасный цветок. Как он называется?
Было похоже, что никто не знал.
— А кто его принес?
Маленькая девочка, сидевшая во втором ряду, слегка покраснела и сказала:
— Я, мисс Фрей.
— А ты не знаешь, что это такое, Мариель?
— Нет, мисс Фрей. Я просто нашла его, подумала, что он очень красивый и должен вам понравиться, — объяснила девочка, немного смущаясь.
Фелисити снова взглянула на цветок.
— Он мне очень нравится, Мариель, это просто восхитительный цветок! Как мило, что ты решила подарить его мне!
Полюбовавшись цветком еще минуту, мисс Фрей осторожно отодвинула вазочку с середины стола и взглянула на детей.
— Как-нибудь я почитаю вам стихи Уильяма Блейка. Там есть такие строки: «Увидеть мир в зерне песка и небо — в чашечке цветка…» Но теперь вернемся к нашим занятиям, а то мы и так потратили много времени.
Когда дети выходили из класса после уроков, мисс Фрей попросила Мариель задержаться на минутку.
— Еще раз спасибо за цветок, — сказала она. — Он что — был единственный там, где ты его нашла?
— О, нет, мисс Фрей, их там было три или четыре кустика.
— А где это было? Мне бы хотелось иметь один с корнями.
— Я нашла эти цветы на ферме мистера Хоукинса, в том конце поля, где разбился самолет, — сказала девочка.
— Где разбился самолет… — повторила Фелисити.
— Да, мисс Фрей.
Фелисити снова опустилась на стул и уставилась на цветок. Девочка ждала, переминаясь с ноги на ногу.
— Можно мне идти? — спросила она наконец.
— Да-да, конечно, — ответила мисс Фрей, не поднимая глаз.
Девочка убежала.
Самолет разбился около года назад, тихим летним вечером, когда и люди, и природа готовились ко сну. Самолет нарушил тишину своим воем. Он казался крестиком из серебряной фольги на фоне светлого неба. Фелисити, вопреки своей привычке не обращать на самолеты внимания, подняла голову и посмотрела на аэроплан. Вне всякого сомнения, он был красив, похожий на серебристую ночную бабочку. Он повернулся в небе, и лучи заходящего солнца засверкали на его крыльях. Затем внезапно среди серебра вспыхнуло розово-алое пламя, и серебристая бабочка перестала существовать. Обломки блестящей фольги разлетались в разные стороны и падали на землю. За самым большим обломком, словно черный похоронный шлейф, тянулся дым.
Ужасный треск оглушил Фелисити. Казалось, что обломок падает прямо на нее. Она бросилась ничком на землю, закрыв голову и уши руками, невольно желая, чтобы земля поглотила ее.
Почва под Фелисити заколыхалась, затем послышался удар и скрежет металла. Она подняла голову и увидела всего в ста ярдах от себя исковерканное серебристое тело воздушного корабля, окруженное пляшущими языками пламени… Фелисити снова уткнулась лицом в землю. Она не смела пошевелиться, так как с минуты на минуту ожидала взрыва и боялась, что металлические осколки вопьются в тело. Она продолжала лежать, пока, наконец, не подоспели спасатели и подобрали ее.
Шок, сказали они, шок и страх. Они оказали ей первую помощь и отправили домой, велев провести в постели несколько дней, чтобы успокоиться и прийти в себя. Но как можно было успокоиться, когда все, что произошло, продолжало вертеться у нее в голове! Она оплакивала разрушения, причиненные огнем и дымом, вспоминала грохот и переполох, оплакивала людей, погибших в катастрофе, и всю глупость и бессмысленность мира, который допускал такие вещи и будет продолжать делать это до тех пор, пока две последние критические массы не столкнутся в смертельной схватке.
О Боже, молилась она, неужели Ты не можешь их остановить? Ведь этот мир принадлежит не только им, чтобы делать с ним, что они хотят. Это и Твой мир и мой — мир души, который они разрушают своим мозгом. Прошу Тебя, Боже, — пока еще есть время, уйми их, как Ты это сделал, разрушив их самоуверенность при возведении вавилонской башни. Неужели Ты не в состоянии сделать это снова, пока еще не поздно?
Сейчас, глядя на прекрасный цветок на учительском столе, Фелисити вспомнила, как она молилась тогда, после катастрофы.
Место, где разбился самолет, окружили забором и поставили у него часовых, чтобы никто не подходил близко. Затем люди в защитной одежде ползали по участку со счетчиками в руках, прислушиваясь к чему-то и разыскивая что-то.
Все дело в кобальте, говорили они. Фелисити очень удивлялась, что эта красивая краска, употребляемая художниками для изображения глубокой синевы моря, могла быть опасной; но, как оказалось, это был другой кобальт, очень вредный. Значит, ученые испортили и его…
Мисс Симпсон, которая преподавала в школе физику и природоведение, объяснила Фелисити, что он не всегда смертелен — все зависело от дозы. На борту разбившегося самолета, оказывается, находилась свинцовая коробка с радиоактивным кобальтом, предназначенном для какой-то больницы. Во время крушения или во время первого взрыва коробка раскрылась. Это было чрезвычайно опасно, и поэтому кобальт необходимо найти.
— Почему опасно? — спросила Фелисити, и мисс Симпсон популярно объяснила ей, как действуют гамма-лучи на живую материю.
Прошло несколько недель, прежде чем искатели ушли удовлетворенные. Они не обнаружили следов радиоактивного кобальта, часовых сняли, но забор вокруг злополучного места все же остался — просто как обозначение границы участка, который не следовало вспахивать в тот год.
И вот из грохота, из разрушения, из огня и радиации родился прекрасный цветок.
Фелисити продолжала смотреть на него. Затем она подняла глаза на опустевшие парты, где недавно сидели розовощекие дети.
— Теперь я понимаю, — сказала она в пустоту. — Оказывается, я была слишком слаба в Вере.
Мисс Фрей не очень-то хотелось идти на место аварии одной. Поэтому она попросила Мариель сопровождать ее в субботу и точно указать место, где росли диковинные цветы.
Когда они пересекли луг и подошли к участку поля, огороженному забором, который уже повалился в некоторых местах, то увидели на участке мужчину, одетого в рубашку и джинсы, который как раз снимал с плеча тяжелый металлический цилиндр. Фелисити узнала в нем младшего сына фермера, хозяина поля.
— Нелегкая работенка таскать на себе три галлона гербицида в такую жару, — сказал он извиняющимся тоном, вытирая платком пот с лица.
Фелисити посмотрела на землю. Среди разных сорняков она увидела несколько кустиков того растения. Один из них был уже раздавлен металлическим цилиндром.
— Ой, — воскликнула Мариель, — вы уничтожили эти цветы, а мы как раз и пришли за ними…
— Пожалуйста, соберите их, я не возражаю, — ответил парень.
— Но мы хотим выкопать их с корнями, чтобы потом посадить в саду, чуть не плача объяснила девочка. — Ведь они такие красивые!
— Это точно, — согласился парень, — но вы опоздали, я их уже опрыскал. Нельзя же было допустить, чтобы они разрослись и засорили поле! Но вы можете набрать букет — этот гербицид не ядовитый, он состоит из каких-то гормонов, которые не позволяют растениям развиваться, и они гибнут. Удивительные вещи придумывают теперь ученые, верно? Никогда не знаешь, что им придет в голову!
Мисс Фрей и Мариель собрали по небольшому букетику обреченных цветов. Они все еще были восхитительны и не утратили свой тонкий аромат.
— Какие они красивые, — повторила Мариель с грустью в голосе.
Фелисити обняла ее за плечи.
— Да, они очень красивые, и они погибли. Но главное — это то, что они появились. Это замечательно! Значит, они будут расти — если не здесь, на этой опаленной земле, то где-нибудь еще. Природа возьмет свое!
Реактивный самолет пронесся с воем над их головами, разрывая воздух. Мариель закрыла уши руками. Фелисити же стояла, подняв кверху голову и смотрела, как самолет удалялся, становясь все меньше и меньше на фоне потревоженного неба. Она подняла руку с букетиком цветов и погрозила им нарушителю спокойствия.
— Вот мой ответ вам, бандиты, — это сильнее вас, со всеми вашими взрывами и клубами дыма!
Мариель отняла руки от ушей.
— Я их ненавижу, ненавижу! — сказала она, провожая глазами серебристую точку в небе.
— Я тоже их ненавижу, — согласилась мисс Фрей, — но я их больше не боюсь, потому что я верю в силы Природы: эти цветы — доказательство тому. Они мое оружие в борьбе со злом, мой эликсир жизни. Как сказал поэт:
Это вино из цветов, сердцу милых,
Оно обладает целебною силой…