Дикарь

Она убрала кольт мне в кобуру, вытащила второй и высыпала гильзы из него. Снова прижалась ко мне, доставая боеприпасы. Она еще занималась этим, когда я поцеловал ее в щеку.

Я предполагал, что она сделает мне замечание. Хотя оказался неправ. Вместо того, чтобы остроумно меня поддеть, она поцеловала меня по-настоящему, в губы, мягко и нежно. Она не отняла рот в ту же секунду, а, наоборот, задержала поцелуй. Ее дыхание наполнило меня. Я прикрыл глаза и ощутил, будто Джесси становиться со мной единым целым.

Как только она оторвалась от меня, я чуть было не упал. Он поддержала меня рукой с кольтом.

— Держись, партнер.

Вскоре она меня отпустила и, закончив заряжать второй револьвер, убрала его в другую кобуру на моем поясе.

— Думается, тебе нужна рубаха. Прежние наши шмотки уже ни к черту.

Она принялась рыскать среди разбросанных по полу предметов одежды.

Меня пронзила мысль, что одно из платьев, валяющихся в пещере, наверняка принадлежало Саре. Однако ничего похожего не было видно. Я надеялся, что это не то платье, которое надела Джесси, и решил, что такого не может быть. Джесси была ниже и худее Сары, так что платье не пришлось бы ей настолько по фигуре. Может, платьем Сары было то, что Джесси запользовала для перевязки и, значит, частичка его обернута вокруг бедра женщины, уведшей меня от нее.

— Вот оно, — сказала Джесси, и я очень обрадовался, что могу переключить мысли на другой предмет.

Она подняла рубашку, всю темную от засохшей крови.

— Не-а, — прокомментировала она и выбросила ее прочь. — Слишком изгажена.

Продолжая поиски, она, постанывая от боли, еще несколько раз поднимала разные рубахи. Все они были в крови. У двух были дыры в спине. Пулевых отверстий не было ни в одной. У одной не было вообще ни единой прорехи.

По рубашкам было видно, как Уиттл расправился с поссе. Он убил всех с помощью ножа. Скорее всего, расправился с ними по одному во тьме пещеры, а потом оттащил наружу. Пока я размышлял над этим, до меня дошло, что далеко не все платья, юбки и прочие предметы женского гардероба запачканы кровью. Должно быть Уиттл раздевал девушек догола, прежде чем приняться за них всерьез. Честно сказать, это меня не сильно удивило.

Я бы мог одеться, не соприкасаясь с кровью незнакомцев, если бы мне не претило выглядеть, словно девчонка. Однако эта идея меня не сильно восхитила.

— Вот эта подойдет, — сказал я, когда Джесси подняла с пола очередную рубаху.

— Она вся в крови.

— Они все такие.

Она поднесла рубаху к факелу.

— Ну, эта, по крайней мере, целая.

— Этому типу он, скорее всего, перерезал глотку.

Она криво улыбнулась.

— Так же, как я ему.

Джесси помогла мне одеться. Пока рубашка была расстегнута, ее руки касались меня и на груди, и на животе, и по бокам. Эта нежность была мне очень приятна. Слишком быстро, по-моему, она покончила с этим, запахнула рубашку и застегнула ее на все пуговицы.

— Пора идти.

Она сделала несколько шагов назад, наблюдая за моей попыткой передвигаться самостоятельно. Затем она взяла факел, который до этого брала с собой наружу и, высоко подняв его, повела нас к выходу из зала.

Перед тем как покинуть зал, я бросил последний взгляд на ужасы пещеры. На изувеченные тела. На скальпы и головы на кольях. На мертвого Уиттла, распростершегося на полу. И, наконец, на то, что осталось от Сары. Мне было ужасно горько бросать ее в подобном месте. Однако забрать ее с собой не было ни малейшей возможности.

Одно я выучил хорошенько: мертвецы в помощи не нуждаются. Они взывают к скорби и, зачастую, требуют мести, но не более того. Внимания заслуживают те, кто еще живы.

Поэтому я отвернулся и последовал за Джесси.

Глава 55

СПУСК

Койоты разбежались в страхе, не издав ни звука, когда мы выбрались на залитую лунным светом землю. Джесси отшвырнула факел в сторону. Он упал рядом с обезглавленным телом, осветив жуткие дела рук Уиттла и других зверей. Мы двинулись вперед, преодолевая боль, и вскоре добрались до привязанной лошади. Джесси похлопала ее по шее и прошептала что-то ласковое.

Могла ли это быть Сабля, лошадь Мэтью Форреста? Вполне вероятно.

Мне вспомнилось тихое, наполненное падающим снегом, прекрасное утро, когда мы с Сарой зашли в конюшню и обнаружили, что Сабля пропала. И как мы условились обмануть Сариного дедушку. Кажется, так давно это было. Кажется, совсем другой человек, а вовсе не я, сговаривался с ней.

Все-таки это должна быть Сабля. Здесь, передо мной.

Неожиданно многие мили и месяцы между утром неподалеку от Кони-Айленд и ночью где-то на Территории Аризона превратились в ничто. Это был именно я, а не кто-то другой. Мы с Сарой смотрели на пустое стойло не далее, как вчера.

Все было, как будто вчера. Стоя среди побоища рядом с Джесси, закидывающей сумки на спину Сабле, я зарыдал как ребенок. По Саре. По МакСуину. По всем, кто встретился мне на пути и умер. Даже по незнакомцам, умученным Уиттлом, ведь каждая его жертва по эту сторону Атлантики была на моей совести. Может, я рыдал по кому-то, убитому собственными руками, но уж точно не по нему.

Джесси обняла меня.

— Все хорошо, — прошептала она. — Все хорошо.

— Все ужасно, — прорыдал я. — Так много. Так много мертвых.

— Я знаю.

Она долго не отпускала меня. Наконец, ее объятия и ласка успокоили мою душу. Она утерла мне слезы, поцеловала меня и спросила:

— Готов идти?

Я кивнул.

Она провела Саблю между останков людей и лошадей. С валуна, за которым мы устроили засаду, она забрала наши винтовки. Положила их лошади на спину и ремнями от двух фляг и бурдюка примотала к луке седла.

Держа поводья одной рукой, она забралась на валун. Она задрала юбку так высоко, что я увидел повязку на бедре, встала в стремя и перекинула раненую ногу через седло.

Я залез на валун следом. Джесси подвела лошадь как можно ближе, я перекинул ногу ей через спину и оттолкнулся другой. Опасная затея, с учетом того, что руками я воспользоваться не мог. Джесси подхватила меня, прежде чем я свалился на другую сторону. Ее рука задела мою рану слева, и я заорал от боли. Но, по крайней мере, она спасла меня от неприятного падения. Я поерзал, пока не обрел надежную опору у Сабли на хребте.

— С тобой все хорошо? — спросила Джесси.

— Бывало и лучше, по правде говоря.

— Все тоже самое. Падать не собираешься?

— Надеюсь, нет.

— Держаться вообще не можешь?

— Руками — нет.

Она пустила Саблю шагом. Вместо того, чтобы послать ее вперед, она развернулась и заехала в самую гущу трупов. Затем она слезла. Хромая, подошла к мертвой лошади, сняла моток веревки с ее седла и вернулась назад. С одного конца веревки она сделала петлю, несколько раз взмахнула ей, примериваясь, и заарканила меня. Подойдя ближе, она подпихнула петлю мне под руки и туго затянула ее на груди. Снова подъехав к валуну, она подняла юбку и забралась в седло. Другим концом веревки она обвязала себя. Когда она закончила, мы оказались связаны, хоть и достаточно свободно, так что я не был прижат к ее спине.

— Это тебя удержит, если что, — сообщила она.

— Будет слегка неудобно, если нам придется слезть.

— Я не собираюсь ехать туда, где лошадь не сможет нас везти. — отвечала Джесси. — Нам просто надо найти то место, откуда прибыло поссе.

Она отправила Саблю медленным шагом. Вскоре мы наткнулись на расселину, достаточно широкую для нас. Мы въехали туда, оставив позади пещеру, ужасную поляну, Сару, Уиттла и всех остальных покойников.

Было очень здорово ехать прочь от подобных вещей.

Я решил, что нам очень повезло остаться в живых.

И с лошадью тоже повезло. Не то чтобы тряска была приятной. Меня сильно подбрасывало, и о боли я не мог забыть ни на секунду. Но в любом случае, это лучше, чем идти пешком. Кто знает, что у нас вышло бы с ходьбой. Ничего хорошего, скорее всего. Но если мы не собьемся с пути и не заблудимся в лабиринте, то спустимся с горы еще до рассвета. От подножия Собачьего Зуба до Тумстоуна меньше двух дней путей. Мы окажемся там завтрашней ночью.

Я рассудил, что настолько нас хватит. Потом мы найдем врача, подлечимся как следует, и никаких дел, кроме отдыха, у нас не будет.

Штука была в том, чтобы не упасть с Сабли. На гладкой дороге проблем с этим быть не должно. Но наш путь среди скал был довольно суров. Нам приходилось не только петлять туда-сюда и искать выход из тупиков, но и частенько взбираться на кручи.

Когда это произошло впервые, то стало неожиданностью для меня и Джесси. Я завопил и начал заваливаться назад. Попытался ухватиться за нее, но проклятые руки двигались слишком медленно. Веревка туго натянулась, чуть на вытащив Джесси из седла. Она болезненно вскрикнула, но схватилась за луку вовремя, чтобы не дать нам обоим грохнуться наземь.

На вершине склона она остановила Саблю и сгорбилась в седле. Я уткнул лицом ей в спину и почувствовал, как она дрожит.

— Не надо так, — сказал я ей.

Она не ответила.

— Лучше спусти меня вниз. Я вполне горазд идти пешком.

Она фыркнула.

— Сиди, где сидишь, — сказала она с натугой, дрожащим голосом. — Будем держаться вместе.

— Тебе должно быть очень больно.

— Пешком я тебя не отправлю.

Очень медленно она выпрямилась.

— В следующий раз я предупрежу тебя. Просто прижмись ко мне как можно плотнее.

Так мы и развлекались. Между скалами проникало достаточно света, чтобы Джесси могла видеть дорогу впереди. Как правило. И как правило, она выдавливала из себя: «Прижмись!», прежде чем Сабля начинала взбираться по склону или прыгала через овраг. Мы оба наклонялись вперед и все обходилось благополучно.

Однако иногда нас заставали врасплох.

Не меньше восьми раз по пути через проклятую долину Сабля неожиданно прыгала или забиралась на скрытые в темноте уклоны так резво, что я натягивал веревку со всей силой. Каждый раз от падения меня спасала Джесси. Настоящее чудо, что ей всегда удавалось удержаться в седле, когда веревка с такой силой врезалась ей в грудь. Но она держалась.

Вскрикивала она редко, но боль явно было невероятная.

К тому времени, как мы выбрались из долины и ненадолго остановились, прежде чем начать спуск, моя спина была истерта веревкой до такой степени, что пылала не хуже пулевых ранений. Я чувствовал, как кровь струится под рубахой. Грудь Джесси вряд ли была в лучшей форме.

Я подался ближе к ней. Она склонилась над лукой седла, дрожа и рыдая.

— Прости, пожалуйста, — прошептал я и заплакал, осознавая все выпавшие на ее долю муки и отвагу, которая понадобилась, чтобы их вынести.

Мне очень хотелось обнять ее обеими руками.

Я так и поступил, несмотря на боль, от которой едва не лишился чувств.

Под руками оказалась теплая кровь.

— Ох, Джесси, — пробормотал я.

Она чуть подалась назад. Дрожащими руками она нащупала мои, прижала их к себе и всхлипнула. Потом она подняла мне руки, скрестила их в запястьях и возложила себе на груди. Я уткнулся ей в шею. А затем поцеловал ее там.

Так мы просидели довольно долго. Сабля ерзала под нами, но с места не трогалась. Далеко на востоке горизонт побледнел, предвещая скорый рассвет.

Наконец, Джесси выпрямилась и сделала глубокий вдох.

— Кажется твои руки не совсем бесполезны.

Я сообразил, что ласкаю ее.

— Для этого они всегда годятся, — подтвердил я.

— Боже мой, ну и поездка.

— Ты просто блеск.

— Я как бы высматривала Генерала. Может, мы наткнемся на него внизу.

— Может быть.

Я не мог беспокоиться обо всем сразу.

— Во всяком случае, мы не встретили гремучек.

— И без них вышло нескучно.

— Ну, самое трудное мы преодолели. Спуск — это уже не так трудно.

— Еще до завтрашнего утра мы окажемся в Тумстоуне.

— Нет, не окажемся, если весь день просидим здесь.

Она отпустила мои руки. Они упали вниз, как две плети. Я ахнул и дернулся. Она подхватила их за запястья.

— Прости, ради Бога.

Я немного пошипел сквозь зубы, а потом сказал:

— Все хорошо.

Джесси нежно подняла их и уложила мне на колени.

— Готов? — спросила она.

— Давай, только медленно и аккуратно.

Она цокнула и Сабля начала свой спуск по крутой узкой тропке. Ехать было легко. Нам оставалось только балансировать, а Сабля делала все остальное.

Пока мы спускались, солнце взошло и озарило пустыню вокруг розовым светом. Прекрасное зрелище. А как здорово было почувствовать солнечное тепло после холодной ночи.

Утро было просто чудесное, очень спокойное и мирное. Не было слышно ничего, кроме цоканья копыт Сабли, пения пташек и жужжания каких-то жучков. Частенько я слышал, этакое тсс-тсс, издаваемое гремучими змеями. Меня это немного беспокоило, но шипели они довольно далеко, так что настроение мое от поездки с Джесси, волосы которой сияли прямо у меня перед лицом, им испортить не удавалось

Несмотря на боль и усталость, чувствовал я себя хорошо. Свежее новое утро. Я с Джесси. И знаю, что моя охота на Уиттла подошла к концу.

Джек Потрошитель больше не загубит ни одной живой души.

Перед нами лежал целый великолепный яркий мир. После Тумстоуна, после лечения и отдыха, мы свободны распоряжаться нашей жизнью. Само собой, я попрошу ее руки. Скорее всего, она согласится. Может, она даже снизойдет до свадебного наряда и мне не придется еще раз получать пулю, чтобы увидеть ее в платье.

Мы были уже недалеко от подножия горы, и я развлекал себя мыслями о нашей будущей семейной жизни, как вдруг Сабля страшно закричала и встала на дыбы. Я полетел назад, но повис на веревке. Джесси вскрикнула. Несмотря на рывок, столь сильный, что я боялся, как бы она не сломала себе спину, она удержалась в седле. Я висел на ней, пока Сабля, подскакивая на задних ногах, не свалилась с тропы. Раздался визг, передние ноги взмыли к небу, и она полетела в неизвестность.

— Нет! — завопила Джесси.

Она прыгнула в сторону, стащив меня с лошадиной спины, явно рассчитывая на то, что мы приземлимся на тропу. Не удалось. Мы врезались в склон. И покатились вниз. Спуск был ужасающе крут. Нас мотало из стороны в сторону и поминутно прикладывало о скалы. Связанные вместе, мы врезались друг в друга. Своим весом я прижал Джесси к скале. Ее затылок молотил меня по лицу. Мы летели все дальше и дальше.

Пока мы падали, я как-то умудрился обнять ее и прижать к себе, несмотря на всю слабость в руках.

Так мы и мчались вниз, вертясь и подпрыгивая, ударяясь о камни и поминутно обдирая все тело о кусты ежевики, чтобы, проломившись через них, биться о новые каменюки.

Затем нас сбросило с уступа.

Я был сверху в тот момент, когда мы полетели вертикально вниз. Я перекувыркнулся в воздухе, надеясь поменять нас местами, чтобы первым приземлиться на то, что ожидало нас внизу. Увы, ничего не получилось. Очень скоро мы врезались в землю. Тело Джесси приняло на себя основной удар. Лицом я врезался ей в затылок. Меня поглотила тьма.

Когда я пришел в чувство, то обнаружил, что распростерт на спине у Джесси. Я поднял пульсирующую голову. Вместе с ней поднялись и волосы Джесси, которые кровь приклеила к моему лицу. Когда я стал оглядываться, они отлипли.

Мы окончили свою полет у подножия горы. Сабля лежала рядом, мертвая, стервятник расклевывал ее кишки.

Неужели Джесси тоже погибла?!

Я позвал ее по имени, голос прозвучал сухо и грубо. Она не отозвалась.

Мои руки застряли под ней, одна — на животе, вторая выше. Под ней я чувствовал связывавшую нас веревку. И ее кожу. Она была липкой от крови. Я лежал очень тихо, сосредоточившись на второй руке, надеясь почувствовать биение сердца Джесси.

Я не чувствовал ничего.

Может, моя рука слишком низко, слишком далеко от сердца? А может, она так изувечена, что не может почувствовать слабые удары сердца?

Я попытался сдвинуть руку повыше. Все усилия привели только к вспышке боли в дырке от пули и разбитом плече.

— Джесси, — прохрипел я. — Джесси, очнись! Пожалуйста!

Она не отвечала. И не шевелилась.

— Ты не умерла! — вскричал я. — Нет! Нет!

Тут я окончательно потерял самообладание. Я бился и брыкался, пока не высвободил руки из-под Джесси. Наконец мне удалось перевернуться. Я лежал, упершись спиной в Джесси, задыхаясь и всхлипывая, солнце било мне в глаза.

Я сел, натянув веревку. Джесси поднялась вместе со мной. Рванувшись вперед, я смог встать на колени. Затем поднялся на ноги, быстро пригнулся и подпрыгивал, пока не умостил Джесси на спине.

Я пошел вперед. Скорее похромал.

Несколько шагов к Сабле. Мне нужна фляга. Стервятник отлетел в сторону. Но я пошел прочь. Как я подниму флягу? Как, если руки мои бесполезны? Как, с Джесси на плечах?

Так что я проковылял мимо Сабли и вышел на дорогу.

Дорога приведет нас… куда? Куда-нибудь. Прочь отсюда. Туда, где мы сможем отдохнуть и прийти в себя.

Я плелся все дальше и дальше.

Голова Джесси болталась рядом с моей шеей. Ее руки болтались позади, все четыре конечности висели, будто лапы убитого зверя. Ноги тоже болтались, да. Я их видеть не мог, но чувствовал, как каблуки ее сапог стукаются об меня.

Мне нравилось это ощущение.

Удары ее сапог. Как будто она жива и дает мне игривые пинки.

Так мы продвигались по дороге.

То и дело я падал на колени. Но каждый раз поднимался и изо всех сил шел вперед.

Ближе к закату мы набрели на крытый фургон, стоявший на обочине.

Дальше я идти не мог.

Я упал лицом в дорожную пыль.

Растянувшись под Джесси, едва не сходя с ума от усталости, боли и горя, я попытался позвать на помощь.

Когда я открыл глаза, то обнаружил себя сидящим у колеса фургона. Джесси лежала на земле возле моих ног.

Лицо у нее было в крови, платье разорвано в клочья. Оно аккуратно прикрывало ноги и было, как полагается, застегнуто на все пуговицы, но сквозь дыры в ткани виднелась кожа. Руки были аккуратно сложены на груди.

Колесо качнулось под моей спиной, когда кто-то спрыгнул наземь.

Большой дядька с белой бородой, и головой, увенчанной котелком с белыми перьями, торчащими по бокам на манер кроличьих ушей. Повсюду на рубахе и мокасинах по колено тряслась бахрома, пока он суетился возле Джесси, держа в руке бутылку красной жидкости.

Он был мне знаком.

— Доктор Джетро Лазарус, к вашим услугам. Мы снова встретились, Тревор, мой мальчик.

Присев рядом с головой Джесси, он сунул пробку в зубы, вытащил ее и плюнул ей в ближайший кактус.

— Сейчас будет как огурчик! — провозгласил он и подмигнул мне.

— Она… жива?

— Мертвее мертвого, к сожалению. Но не волнуйся. — Он показал мне бутылку и потряс ей. — Эликсир Славы. Все снимает, как рукой.

— О, привет, — поздоровался со мной Элай, появившись в поле зрения откуда-то со стороны передка повозки, неуклюжий и ухмыляющийся. Он помахал мне рукой.

Он выглядел таким… беззаботным.

Мертва. Джесси мертва. Мертвее мертвого.

Этого я и боялся.

Я смотрел на нее во все глаза. Мой «партнер». Моя любовь.

Я знал, что дело этим кончится, если она отправится со мной.

Лазарус с усилием приоткрыл Джесси рот.

— Все готовы узреть чудо Эликсира Славы? — спросил он меня.

Всего Эликсира Славы в мире не хватит, чтобы вернуть мне Джесси. И я возненавидел старого жулика за эту комедию.

— Оставь ее в покое, — выдавил я.

— Оставить ее мертвой? Когда я, доктор Джетро Лазарус, обладаю возвращающей к жизни силой Эликсира Славы? Приготовься к чуду из чудес!

— Аллилуйя! — завопил Элай и захлопал в ладоши.

Лазарус влил Эликсир Славы Джесси в рот. Какое-то количество расплескалось по окровавленным губам и подбородку, стекло по щекам. Но не все. Большая часть жидкость достигла цели.

И Джесси закашлялась.

ЭПИЛОГ

В КОТОРОМ Я ПОДВОЖУ ИТОГ ПРОИЗОШЕДШЕМУ

Позднее мы с Джесси много толковали об этом случае, и пришли к выводу, что наверняка она вовсе не была мертва. Таково наше мнение, и даже Лазарус признался, что не был в этом уверен, когда дал ей порцию своего Эликсира Славы. Даже будучи жуликом от макушки до мокасин, Лазарус божился, что он настоящий врач. Доказал он это с помощью имевшихся у него хирургических инструментов и филигранной работы, которую проделал, извлекая из меня пули.

Они вместе с Элаем провели весь вечер, выхаживая нас. От Элая порядочно воняло, но мы не жаловались.

Джесси была в ужасном состоянии. Помимо остальных травм, у нее была трещина во лбу, а под ней — шишка размером с яйцо. Видимо, это случилось в самый последний момент, когда она приземлилась в землю лицом вниз. Она не шевелилась после того, как поперхнулась эликсиром, и не очнулась до утра. Да и тогда слабость и головокружение мучили ее так сильно, что идти своим ходом она была не в состоянии.

Лазарус и Элай не выглядели очень торопящимися. Целую неделю мы провели в их фургоне на обочине. Гроб они вытащили, и мы смогли спать внутри.

Они возились с нами, как две сумасшедшие мамаши. Мыли нас, кормили нас, помогали нам во всех остальных делах и, вдобавок, вливали в нас Эликсир Славы при любой возможности.

К концу недели нам удалось подняться на ноги. Мы по-прежнему были покалеченными и обессилевшими, но, по крайней мере, готовы двигаться дальше.

В путь мы отправились в компании Лазаруса и Элая, в их фургоне.

И попали в Тумстоун.

Джесси въехала в город, лежа в гробу. Мне эта идея не понравилась, но она настояла на своем. Заявив, что уляжется туда самостоятельно, она сказала Элаю:

— Только убери эту чертову вонючку отсюда, приятель.

Когда собралась толпа, Лазарус и Элай вытащили гроб и поставили его на землю. Лазарус был в ударе, расписывая чудодейственную лечащую силу Эликсира Славы. Вскорости он сбросил крышку. Джесси, растянувшаяся в сосновом ящике с исцарапанным опухшим лицом, покрытым синяками и ссадинами (да еще заляпанным фальшивой кровью для полноты картины), в грязном разорванном платье, выглядела так похоже на покойника, что у меня даже заболело сердце.

Лазарус вылил немного Эликсира ей в рот.

Она втянула его в себя, застонала и вернулась к жизни, всем на удивление, очень бойко. Я был ошеломлен, наблюдая за ней. Выпрыгнув из гроба, она завопила «Слава, слава, аллилуйя!», а потом как последняя идиотка бросилась всех обнимать. Меня она тоже обняла. Я был единственным парнем, которого она поцеловала. Глаза ее сверкали незамутненным весельем.

Впоследствии Лазарус прикинул, что он никогда не продавал такое количество Эликсира Славы за один присест.

Таким макаром Джесси выгнала Элая с работы. Расстроенным он, однако, не выглядел.

Мы присоединились к этой парочке жуликов и отправились вместе с ними на юг.

В Бисби мы поженились. Лазарусу пришла в голову идея сделать это частью своего представления. Джесси нашла, что это шикарная идея. Она не оживала до тех пор, пока ее взгляд не упал на меня и она, подхромав ко мне, возложила на меня руки.

— Женись не мне! — завопила она.

— Но мы даже не знаем друг друга! — возразил я.

— Неважно! Я была мертва и воскресла, благодаря Эликсиру Славы! Ты красивый парень! Я тебя хочу!

Толпа пришла в неистовство и неминуемо вынесла бы меня из города на шесте, если бы я отказался.

Так что я согласился взять ее в жены.

Они послали кого-то за пастором.

Джесси забралась в фургон. Вскоре она вылезла обратно. Фальшивая кровь с лица была стерта, жуткое старое платье исчезло, вместо него она облачилась в роскошный белый свадебный наряд, который купила после нашего Тумстоунского выступления. Толпа только охала и ахала, словно в жизни ничего прекрасней не видывала.

Я и сам ничего прекрасней не видал. Она была еще не совсем здорова, но выглядела потрясающе красивой.

Вскоре явился пастор.

И поженил нас.

Ситуация в целом выглядела крайне необычно. Но мы здорово провели время, а Лазарус продал достаточно Эликсира, чтобы обитатели Бисби не хворали по меньшей мере лет сто.

Веселились мы до ночи, а потом Лазарус и Элай отвели нас в гостиничный номер и оставили наедине. У нас все еще болели многие места, но это нас не удержало.

Быть в постели с Джесси, целовать ее, чувствовать своей кожей ее кожу, и, наконец, слиться с ней в экстазе — было гораздо прекрасней, чем я мог себе вообразить.

Остаток ночи мы провели в номере. И весь следующий день. И всю следующую ночь. Еду и напитки нам приносили. Иногда мы спали. Но в основном — нет.

Но пришло время двигаться дальше.

Мы нашли Лазаруса и Элая в салуне, окруженных разнообразным народом, из тех, что присутствовали при воскрешении и свадьбе. Снова началось празднование.

Наконец в сумерках мы четверо, довольно пьяные, добрались до фургона, залезли в него и отправились куда глаза глядят.

Мы решили сделать свадьбу постоянной частью представления.

Но это уже совсем другая история. Адиос, ребята. Так держать.

ДИКАРЬ: ПОСЛЕСЛОВИЕ РИЧАРДА ЛАЙМОНА

31-го мая 1990-го года Боб Таннер[1] приехал в Лос-Анджелес и пригласил меня на обед. Там он сказал, что поскольку мои книги были так хорошо приняты в Соединенном Королевстве, то возможно мне стоило бы выбрать Британские острова в качестве места действия одного из моих следующих романов или добавить в будущую историю персонажа-англичанина… что-то в таком духе.

Я ответил ему, что это хорошая идея.

Однако, у меня почти отсутствовало намерение следовать его совету.

В 1978-м году мы с Энн[2] примерно три недели путешествовали по Англии, Ирландии, Шотландии и Уэльсу. С тех пор мы там не бывали. Поэтому я не чувствовал, что знаю достаточно о тех местах, чтобы использовать любое из них в романе.

После обеда с Бобом, я вернулся к работе над книгой «Daring Young Maids»[3].

И вдруг, пару недель спустя, идея щелкнула в моей голове. Щелкнула? Она там взорвалась!

В течение многих лет я был увлечен историями реальных преступлений. И особенно историей Джека Потрошителя. Я много знал о нем. Среди прочего, о том, что он предположительно исчез навсегда после того как зарезал Мэри Келли в ноябре 1888-го года.

Идея, которая взорвалась в моей голове, была такой: а что если бы кто-то прятался под кроватью Мэри Келли в момент ее убийства? Например, ребенок. Мальчик-подросток. И что если бы после резни он бросился в погоню за Потрошителем? Каким-нибудь образом последовал за Джеком через океан. В Америку, где отправился бы за ним на Запад страны, дабы остановить его там.

Казалось, что это отличная идея. Лучшая идея, которая когда-либо у меня была. Безусловно.

Казалось, это будет грандиозно.

Если только я смогу «вытянуть» свой замысел…

Который выглядел слишком большим, слишком амбициозным. Но идея была такой естественной, что я должен был попытаться, несмотря ни на что. Я сказал себе, что даже если у меня не получится история о правосудии, то пугающий роман получится точно. Написанная должным образом хотя бы наполовину, эта книга могла бы стать лучшей среди тех, что когда-либо выходили из под моего пера.

Я решил попробовать.

Это должен был быть авантюрный роман в стиле «Приключений Гекльберри Финна», «Железной хватки»[4], «Путешествий Джейме МакФитерза»[5] и даже «Тома Джонса»[6]. Еще в самом начале я понял, что произведение следует написать от первого лица — т. е. от лица его главного героя — Тревора Веллингтона Бентли.

Если Тревор будет сам рассказывать свою историю, то это придаст ей дополнительный колорит. И юмор.

Кроме того, это дало бы мне некоторую свободу действий. Неважно, сколько исследований я бы провел, я бы все равно не смог узнать все о мире 1888 — 1890 годов. Однако при написании текста от первого лица от меня не требовалось знать все. Мне всего лишь нужно было бы показать уровень знаний Тревора. Читатель увидел бы события его глазами, а не глазами якобы всеведущего автора.

Если бы у меня не было возможности написать «Дикаря» от первого лица, то я уверен, что не стал бы писать его вовсе.

Поскольку весь роман должен был быть рассказан Тревором, мне требовался особенный голос для него. Я решил, что по сюжету он станет «писать» книгу в городе Тусон, штат Аризона, в 1908-м году. Его речь будет как у мальчика, который провел первые пятнадцать лет своей жизни в Лондоне, а большую часть следующих двадцати лет — на американском старом Западе. Поэтому он мог бы разговаривать и как Гекльберри Финн, и как Шерлок Холмс.

Вот такой язык я придумал для Тревора.

В ходе подготовки к роману я перечитал несколько книг таких авторов как Марк Твен, сэр Артур Конан Дойл и Ян Флеминг, делая в процессе заметки. Также я с особым интересом стал прислушиваться к своим разговорам с Бобом Таннером и Майком Бэйли[7]. Я составлял списки из разнообразных слов и фраз, которые казались мне колоритными. И позже использовал многие из них от лица Тревора.

Фишка была в том, чтобы смешать все вместе так, дабы речь Тревора усиливала впечатление от книги, а не портила его. Поэтому я старался быть проще. Весь роман «пронизан» особенным голосом Тревора — его взглядом на вещи — хотя такие выражения как «хандра», «кореша», «лихой» и «я полагаю» я использовал редко.

Возможно, такой язык изложения был неудобен некоторым людям. Тем, кто не очень много читает, пришлось приложить чуть больше усилий чем обычно, чтобы понять, что сказано в книге.

Но я думаю, что голос Тревора обогатил книгу и не могу представить, чтобы «Дикарь» был написан каким-либо другим способом.

До сих пор он остается единственным романом, для которого я провел огромное количество исследований. Я перелопатил полдюжины книг в поисках не только красочных слов и фраз, но и чтобы выяснить, каким был Лондон в 1888-м году. Мне нужно было узнать о плавании под парусами через Атлантический океан зимой. И что представлял собой Кони-Айленд в то время: какие были железнодорожные маршруты через Америку; чем люди питались в прериях; сколько стоила лошадь.

Я читал книги про стрелков, законников и индейские войны.

И много всего о Джеке Потрошителе.

Поскольку я хотел, чтобы историческая основа романа была достоверной, я был особенно заинтересован в получении верной информации о Потрошителе. В частности, мне требовалось узнать максимально подробные и точные детали убийства Мэри Келли.

Про мальчишку под ее кроватью я уже знал и сам.

Я читал и изучал множество книг.

Но мои исследования для «Дикаря» включали намного больше этого. Я ненадолго прилетел в Лондон и нанес визит в район Уайтчепел. Побывал и на Кони-Айленде. Когда я был ребенком, мои родители взяли меня и моего брата в поездку на поезде из Чикаго в парк Йеллоустон[8]. У меня осталось несколько ярких воспоминаний об этом событии, которые я использовал, описывая путешествие Тревора на Запад. Занимаясь книгой, я взял отпуск и вместе с семьей совершил исследовательскую вылазку в «Железнодорожный музей Лоус», расположенный в городе Бишоп, штат Калифорния.

«Дикарь» содержит изрядное количество перестрелок. Я уже имел дело с оружием, когда будучи ребенком в лагере бойскаутов стрелял из винтовок 22-го калибра в надежде получить нашивки и медали «Национальной стрелковой ассоциации». Таким образом, для описания сцен перестрелок мне почти не потребовалось проводить новых изысканий.

Так же, как и для описания старого Запада, по которому я путешествовал годами. Впрочем, в довершение ко всему, я вместе с семьей провел неделю на «ранчо для отдыхающих» в Вайоминге, прежде чем закончил писать «Дикаря». Там мы катались на лошадях по пересеченной горной местности. Я получил удовольствие, наблюдая за несколькими настоящими ковбоями в действии и встретил несколько живых гремучих змей. Несмотря на то, что большая часть «Дикаря» была написана до наших приключений в Вайоминге, мои впечатления от поездки оказали существенное влияние на последнюю сотню страниц романа.

В каком-то смысле я начал писать «Дикаря» в тот момент, когда его идея посетила меня 17-го июня 1990-го года. Немного поразмыслив, я сел и придумал пролог книги. Он начинался так: «Лондонский Ист-Энд представлял собою лихое место, но именно там я, пятнадцатилетний мальчуган, в котором мужества было больше, чем здравомыслия, оказался в ночь 8-го ноября 1888 года». Пролог занял всего пару страниц. Однако именно тогда я понял, что смогу создать книгу и у нее будет потенциал для того, чтобы стать лучшим произведением, которое я когда-либо написал.

Следующие шесть месяцев я продолжал работать над романом «Daring Young Maids».

В течение этого периода я делал подробные заметки о сюжете и персонажах моего будущего произведения о Потрошителе. Боб Таннер нашел мне кое-какую информацию о реке Темзе. Я также читал книгу за книгой, дабы подготовиться к написанию своего романа.

Закончив наконец-то «Daring Young Maids», я принялся за «Дикаря» 18-го ноября 1990-го года. А завершил его 6-го сентября 1991-го. Рабочим названием было «Потрошитель». Но потом я решил назвать книгу «На волоске от смерти» — в соответствии с прологом: «Несколько раз я был на волоске от смерти. Приходилось уносить ноги от разношерстных головорезов, от толп и банд, и от самого Джека Потрошителя. Но я по-прежнему жив и могу рассказать свою историю. Что и собираюсь сделать прямо сейчас».

Название «понравилось» издательству «Headline» так же сильно как им «понравилось» заглавие «Daring Young Maids». Они захотели сменить его на что-то вроде «Кровавого дикаря». Мы пришли к компромиссу, убрав слово «кровавый» и оставив «дикаря». Я добавил подзаголовок: «Из Уайтчепела на Дикий Запад в погоне за Джеком Потрошителем». К сожалению, он не попал на обложку.

«Headline» получили «Дикаря» в соответствии с договором, составленным на три книги.

Начальный заказ «Ассоциации книжных клубов»[9] составил 8000 копий.

5-го марта 1993-го года издательство «Thomas Dunne of St. Martin`s Press» купило роман, выплатив аванс в 10000 долларов.

«Дикарь» был опубликован в Германии и Венгрии.

На момент написания этих строк «Headline» выпускает уже 8-й тираж книги в мягкой обложке.

Я возлагал очень большие надежды на «Дикаря». Казалось бы, у него были все слагаемые успеха. Это и история о Джеке Потрошителе. И мальчишеское приключение в стиле Гекльберри Финна. И масштабный вестерн, напоминающий роман «Одинокий голубь»[10]. И история любви, похожая… на другие истории любви. Это захватывающее, трогательное, ностальгическое, жестокое, эротичное, жуткое, отвратительное и зачастую чрезвычайно смешное произведение.

И если этого не достаточно для успеха, то в книге есть Джесси Сью Лонгли!

С учетом всего вышенаписанного, я полагал, что «Дикарь» будет бестселлером.

И по большому счету в Соединенном Королевстве он стал им.

Но здесь, в США, роман не продвигался как следует. Его как всегда проигнорировали. Издатель вообще решил его не рекламировать. Надо было очень сильно постараться, чтобы найти хотя бы два экземпляра книги, обращенные корешками к покупателям, на задворках книжных магазинов.

Обычная ситуация.

Но она раздражала меня больше, чем обычно.

«Дикарь» — это книга, которую должны были заметить. Ее следовало публиковать с размахом. Если подобный роман игнорируется, то что происходит с его автором? Он пожимает плечами — вот что. И возвращается к стилю прошлых работ.

Несмотря на коммерческий провал книги в США, я знаю, что она получилась удачной с художественной точки зрения.

Я считаю, что мне каким-то образом удалось «вытянуть» свой замысел. И результат оказался таким, каким я его себе представлял.

Люди назвали роман шедевром.

Сравнили его с произведениями Диккенса.

Говорили, что благодаря ему меня будут помнить.

Многие полюбили «Дикаря», и я — в том числе.

[1] Боб Таннер — литературный агент Ричарда Лаймона, представлявший его интересы в Великобритании. Лаймон познакомился с ним в 1985-м году благодаря рекомендации писателя Дина Кунца (Таннер также был и его агентом).

[2] Энн — жена Ричарда Лаймона.

[3] «Daring Young Maids» («Дерзкие юные девы») — роман, который был написан Лаймоном в период с 6-го марта по 8-е ноября 1990-го года. Издательство «Headline» не устроило название книги, ведь им требовалось, чтобы оно «кричало» о том, что под ее обложкой читателя будет ждать роман ужасов. Ричард пошел им навстречу и изменил название на «Blood Games» («Кровавые игры»).

[4] «Железная хватка» («True Grit») — роман Чарльза Портиса 1968-го года в жанре вестерн. В центре сюжета находится четырнадцатилетняя Мэтти Росс, стремящаяся отомстить за убийство своего отца. В России известен в основном по экранизации братьев Коэнов.

[5] «Путешествия Джейме МакФитерза» («The Travels of Jaimie McPheeters») — роман Роберта Льюиса Тэйлора 1958-го года, удостоенный Пулитцеровской премии, в котором рассказывается о том, как мальчик по имени Джейме путешествует в вагоне поезда из штата Миссури в штат Калифорния, переживший золотую лихорадку 1849-го года.

[6] «Том Джонс» («Tom Jones») — авантюрный роман Генри Филдинга 1749-го года, запутанно и забавно повествующий о том, как найденыш достиг успеха.

[7] Майк Бэйли — редактор книг Лаймона, выходивших в британском издательстве «Headline».

[8] Йеллоустон — международный биосферный заповедник, объект Всемирного Наследия ЮНЕСКО, первый в мире национальный парк (основан 1-го марта 1872-го года). Находится в США на территории штатов Вайоминг, Монтана и Айдахо. Парк знаменит многочисленными гейзерами и другими геотермическими объектами, богатой живой природой и живописными ландшафтами.

[9] «Ассоциация книжных клубов» (Book Club Associates) — организация, продававшая книги по почте (и через интернет) в Великобритании с 1966-го по 2012-й год.

[10] «Одинокий голубь» («Lonesome Dove») — роман Ларри МакМёртри 1985-го года, написанный в жанре вестерн и удостоенный Пулитцеровской премии. Книга повествует о приключениях ушедших на пенсию техасских рейнджеров, взявшихся перегнать стадо скота из Техаса в Монтану.