Table of Contents
Дикарь
ДИКАРЬ ИЗ УАЙТЧЕПЕЛА НА ДИКИЙ ЗАПАД: В ПОГОНЕ ЗА ДЖЕКОМ ПОТРОШИТЕЛЕМ
ПРОЛОГ В КОТОРОМ Я ПЫТАЮСЬ РАЗЖЕЧЬ АППЕТИТ К РАССКАЗУ О МОИХ ПРИКЛЮЧЕНИЯХ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ИЗ УАЙТЧЕПЕЛА В АМЕРИКУ
Глава 1 БЕРНС, ДЖЕНТЛЬМЕН
Глава 2 Я ВЫДВИГАЮСЬ
Глава 3 Я И ГОРЕМЫКИ
Глава 4 ТОЛПА
Глава 5 КРОВАВЫЙ УБИЙЦА
Глава 6 Я ПРЕСЛЕДУЮ ЗЛОДЕЯ
Глава 7 ПО ТЕМЗЕ НА «ИСТИННОЙ Д. ЛАЙТ»
Глава 8 ВЕРЕВКИ
Глава 9 ДОЛГАЯ, ТОМИТЕЛЬНАЯ НОЧЬ
Глава 10 К НАМ ПРИСОЕДИНЯЕТСЯ ПАТРИК
Глава 11 ПАТРИК ДЕЛАЕТ СВОЙ ХОД
Глава 12 ЗА БОРТОМ
Глава 13 ДАЛЬШЕ В МОРЕ, БОЛЬШЕ ГОРЯ
Глава 14 ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ НА «ИСТИННОЙ Д. ЛАЙТ»
Глава 15 ТЕПЕРЬ САМ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ ГЕНЕРАЛ И ЕГО ДАМЫ
Глава 16 ДОМ В СНЕГУ
Глава 17 ГЕНЕРАЛ
Глава 18 ГОСТЕПРИИМСТВО ФОРРЕСТОВ
Глава 19 ЯХТА И ЛОШАДЬ
Глава 20 В РОЖДЕСТВО И ПОСЛЕ НЕГО
Глава 21 ПОТЕРИ
Глава 22 УТРО И ВЕЧЕР
Глава 23 ПРЕКРАСНЫЕ ВРЕМЕНА
Глава 24 БОЙНЯ
ЧАСТЬ 3 НАПРАВЛЕНИЕ — ТУМСТОУН
Глава 25 НА ЗАПАД
Глава 26 БРИГГС
Глава 27 РАССТАВАНИЕ С ПОЕЗДОМ И С САРОЙ
Глава 28 РАЗБОЙНИКИ
Глава 29 НАЛЕТ
Глава 30 УРОКИ СТРЕЛЬБЫ
Глава 31 ПЕРВАЯ НОЧЬ С ПРЕСТУПНИКАМИ
Глава 32 УЖАСНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ
Глава 33 БЕДА В БЭЙЛИС-КОРНЕР
Глава 34 ПОССЕ
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НОВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
Глава 35 ИЗМАИЛ
Глава 36 НЕЗНАКОМЦЫ НА ДОРОГЕ
Глава 37 ЛАЗАРУС И ПОКОЙНИК
Глава 38 НА МЕНЯ НАПАДАЮТ
Глава 39 ПАРТНЕРЫ
Глава 40 ДАМА В БЕДЕ
Глава 41 РАЗВЕРЗЛИСЬ ХЛЯБИ НЕБЕСНЫЕ
Глава 42 ТЕЛО
Глава 43 Я НАХОЖУ ДЖЕССИ
Глава 44 МУЛ
Глава 45 БЕЗ ДОЖДЯ, НО НЕ БЕЗ БУРИ
Глава 46 МЫ ЕДЕМ ДАЛЬШЕ
ЧАСТЬ ПЯТАЯ КОНЕЦ ПУТИ
Глава 47 БРОСОК НА ТУМСТОУН
Глава 48 АПАЧ СЭМ
Глава 49 К СОБАЧЬЕМУ ЗУБУ
Глава 50 НЕПРИЯТНОСТИ В ДОЛИНЕ
Глава 51 ЖУТКАЯ РАБОТА
Глава 52 ЛОГОВО УИТТЛА
Глава 53 РЕШАЮЩАЯ СХВАТКА
Глава 54 РАНЫ И БИНТЫ
Глава 55 СПУСК
ЭПИЛОГ В КОТОРОМ Я ПОДВОЖУ ИТОГ ПРОИЗОШЕДШЕМУ
ДИКАРЬ: ПОСЛЕСЛОВИЕ РИЧАРДА ЛАЙМОНА
Ричард Лаймон
Дикарь
© Ричард Лаймон, 2017
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
Дикарь
ДИКАРЬ ИЗ УАЙТЧЕПЕЛА НА ДИКИЙ ЗАПАД: В ПОГОНЕ ЗА ДЖЕКОМ ПОТРОШИТЕЛЕМ
ПРОЛОГ В КОТОРОМ Я ПЫТАЮСЬ РАЗЖЕЧЬ АППЕТИТ К РАССКАЗУ О МОИХ ПРИКЛЮЧЕНИЯХ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ИЗ УАЙТЧЕПЕЛА В АМЕРИКУ
Глава 1 БЕРНС, ДЖЕНТЛЬМЕН
Глава 2 Я ВЫДВИГАЮСЬ
Глава 3 Я И ГОРЕМЫКИ
Глава 4 ТОЛПА
Глава 5 КРОВАВЫЙ УБИЙЦА
Глава 6 Я ПРЕСЛЕДУЮ ЗЛОДЕЯ
Глава 7 ПО ТЕМЗЕ НА «ИСТИННОЙ Д. ЛАЙТ»
Глава 8 ВЕРЕВКИ
Глава 9 ДОЛГАЯ, ТОМИТЕЛЬНАЯ НОЧЬ
Глава 10 К НАМ ПРИСОЕДИНЯЕТСЯ ПАТРИК
Глава 11 ПАТРИК ДЕЛАЕТ СВОЙ ХОД
Глава 12 ЗА БОРТОМ
Глава 13 ДАЛЬШЕ В МОРЕ, БОЛЬШЕ ГОРЯ
Глава 14 ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ НА «ИСТИННОЙ Д. ЛАЙТ»
Глава 15 ТЕПЕРЬ САМ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ ГЕНЕРАЛ И ЕГО ДАМЫ
Глава 16 ДОМ В СНЕГУ
Глава 17 ГЕНЕРАЛ
Глава 18 ГОСТЕПРИИМСТВО ФОРРЕСТОВ
Глава 19 ЯХТА И ЛОШАДЬ
Глава 20 В РОЖДЕСТВО И ПОСЛЕ НЕГО
Глава 21 ПОТЕРИ
Глава 22 УТРО И ВЕЧЕР
Глава 23 ПРЕКРАСНЫЕ ВРЕМЕНА
Глава 24 БОЙНЯ
ЧАСТЬ 3 НАПРАВЛЕНИЕ — ТУМСТОУН
Глава 25 НА ЗАПАД
Глава 26 БРИГГС
Глава 27 РАССТАВАНИЕ С ПОЕЗДОМ И С САРОЙ
Глава 28 РАЗБОЙНИКИ
Глава 29 НАЛЕТ
Глава 30 УРОКИ СТРЕЛЬБЫ
Глава 31 ПЕРВАЯ НОЧЬ С ПРЕСТУПНИКАМИ
Глава 32 УЖАСНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ
Глава 33 БЕДА В БЭЙЛИС-КОРНЕР
Глава 34 ПОССЕ
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НОВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
Глава 35 ИЗМАИЛ
Глава 36 НЕЗНАКОМЦЫ НА ДОРОГЕ
Глава 37 ЛАЗАРУС И ПОКОЙНИК
Глава 38 НА МЕНЯ НАПАДАЮТ
Глава 39 ПАРТНЕРЫ
Глава 40 ДАМА В БЕДЕ
Глава 41 РАЗВЕРЗЛИСЬ ХЛЯБИ НЕБЕСНЫЕ
Глава 42 ТЕЛО
Глава 43 Я НАХОЖУ ДЖЕССИ
Глава 44 МУЛ
Глава 45 БЕЗ ДОЖДЯ, НО НЕ БЕЗ БУРИ
Глава 46 МЫ ЕДЕМ ДАЛЬШЕ
ЧАСТЬ ПЯТАЯ КОНЕЦ ПУТИ
Глава 47 БРОСОК НА ТУМСТОУН
Глава 48 АПАЧ СЭМ
Глава 49 К СОБАЧЬЕМУ ЗУБУ
Глава 50 НЕПРИЯТНОСТИ В ДОЛИНЕ
Глава 51 ЖУТКАЯ РАБОТА
Глава 52 ЛОГОВО УИТТЛА
Глава 53 РЕШАЮЩАЯ СХВАТКА
Глава 54 РАНЫ И БИНТЫ
Глава 55 СПУСК
ЭПИЛОГ В КОТОРОМ Я ПОДВОЖУ ИТОГ ПРОИЗОШЕДШЕМУ
ДИКАРЬ: ПОСЛЕСЛОВИЕ РИЧАРДА ЛАЙМОНА
ДИКАРЬ
ИЗ УАЙТЧЕПЕЛА НА ДИКИЙ ЗАПАД: В ПОГОНЕ ЗА ДЖЕКОМ ПОТРОШИТЕЛЕМ
Эта книга посвящается Бобу Таннеру, джентльмену и супер-агенту. Под твоим руководством и с твоей помощью я достиг таких успехов, о каких и не помышлял.
Это ты не так давно за обедом предложил мне поработать в антураже Викторианской Англии.
Так я и сделал.
Так что книга эта — всецело на твоей совести.
— РИЧАРД ЛАЙМОН
Я обожаю свою работу, и хочу продолжать. Вскоре Вы услышите обо мне и моих веселых проказах. Мой нож такой славный и острый, что я бы занялся делом немедля, будь у меня возможность. Удачи. Ваш покорный слуга
Джек Потрошитель
— ИЗ ПИСЬМА ОТ 25 СЕНТЯБРЯ 1888 ГОДА, ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО НАПИСАННОГО ДЖЕКОМ ПОТРОШИТЕЛЕМ
«Господь сотворил людей сильными и слабыми. Полковник Кольт сделал их равными».
— НЕИЗВЕСТНЫЙ КОВБОЙ
ПРОЛОГ
В КОТОРОМ Я ПЫТАЮСЬ РАЗЖЕЧЬ АППЕТИТ К РАССКАЗУ О МОИХ ПРИКЛЮЧЕНИЯХ
Лондонский Ист-Энд представлял собою лихое место, но именно там я, пятнадцатилетний мальчуган, в котором мужества было больше, чем здравомыслия, оказался в ночь 8-го ноября 1888 года.
Случилось это почти двадцать лет назад, так что самое время взяться за перо, не дожидаясь того момента, когда я начну забывать подробности произошедшего или же со мною приключится какое-нибудь несчастье.
Все началось с того, что я отправился на поиски дядюшки Уильяма, которого должен был привести, дабы он принял меры по отношению к Бернсу. Дядюшка, видите ли, был констеблем, да и очень суровым дядькой вдобавок. Несколько слов — или небольшое физическое воздействие — и этот подонок Бернс зарекся бы бить ремнем матушку.
Итак, я вышел из дома около девяти часов вечера, рассчитывая вернуться вместе с дядей не позднее, чем через час.
Но мне было не суждено найти его.
Дело обернулось так, что дядю Уильяма я с тех пор больше не видел, да и в глаза моей дорогой матушке не мог посмотреть еще много лет.
Иногда кажется, что следует начать с нуля и дать себе шанс изменить положение вещей.
Однако не получается.
И, возможно, оно и к лучшему.
Да, мне пришлось тосковать по матери, терять товарищей и многому удивляться в той жизни, которую, как мне казалось, я хорошо знал, лишь потому, что той ночью я отправился в Уайтчепел. Я до сих пор переживаю из-за этого поворота в своей судьбе, но уже не поглощен этими воспоминаниями полностью.
Вы увидите то же самое.
В итоге я угодил в несколько суровых передряг, иные неописуемо ужасные события наложили отпечаток на мое лицо, но, в общем и целом, это были прекрасные времена. Я пережил невероятные приключения и нашел настоящих друзей. Я нашел любовь. И, наконец, я не дал себя убить.
Несколько раз я был на волоске от смерти.
Приходилось уносить ноги от разношерстных головорезов, от толп и банд, и от самого Джека Потрошителя.
Но я по-прежнему жив и могу рассказать свою историю.
Что и собираюсь сделать прямо сейчас.
С лучшими пожеланиями от автора
Тревор Веллингтон Бентли
Тусон, Аризона, 1908 год
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ИЗ УАЙТЧЕПЕЛА В АМЕРИКУ
Глава 1
БЕРНС, ДЖЕНТЛЬМЕН
Ночь прекрасно подходила для того, чтобы провести ее дома, где я как раз и пребывал, разморясь у горячего очага в нашей квартире на Мэрлибон-Хай-Стрит. Я маялся невыносимой скукой, приготовляя мои уроки (право же, не стоило так напрягаться), служанка ушла на встречу с дружком, и я приободрился, в немалой степени с помощью Тома и Гека, строивших умопомрачительные планы помощи Джиму в деле побега от дяди Сайласа и тети Салли. Том был несносным сорванцом. Он ни в чем не искал легких путей.
Как бы ни был я увлечен книгой Твена, ушки я держал на макушке, дабы не пропустить шагов на лестнице. Однако я не слышал ровным счетом ничего, лишь дождь негромко барабанил в окно.
Матушке полагалось уже вернуться. Сразу после ужина она ушла обучать игре на скрипке Лиз МакНотон, которая потеряла ногу в аварии на Ломбард Стрит. Меня это, разумеется, ничуть не красит, но я от души желал Лиз лишиться руки, а не ноги. В таком случае ее музицирование оказалось бы под большим вопросом, и матушка была бы избавлена от необходимости тащиться к ней в глухую ночь, а я был бы избавлен от волнений.
Теперь же я волновался.
Я никогда не был спокоен, когда матушка уходила по ночам. У меня не было отца, не было ничего, кроме смутных воспоминаний о том, что был он солдатом Беркширского полка и пал от афганской пули в сражении при Майванде[1], когда я был совсем малышом. Проведя детство без отца, я ужасно боялся лишиться еще и матери.
Размышляя, что могло задержать ее этой ночью, я навоображал себе уйму ужасов, которые могли с ней приключиться. И в более мирное время она могла быть сбита экипажем, попасться на дороге каким-нибудь головорезам или встретить еще какой ужасный конец. Но когда Уайтчепелский убийца рыскал по округе со своим ножом, время было отнюдь не мирным.
В то время, как большинство обитателей Лондона знали лишь то, что прочли в газетах, я был неплохо осведомлен обо всех мрачных подробностях зверств Потрошителя через дядю Уильяма, служившего в полицейском участке на Леман-стрит. Он не только первым лично видел тела двоих жертв прямо на месте убийства, но и с изрядным восторгом передавал мне (когда матушка не слышала) чудовищные описания того, что лицезрел. О, как блестели лукавым задором его глаза! Не сомневаюсь, что он был страшно доволен, видя как я, должно быть, бледнел. Тем не менее, мне всегда хотелось услышать как можно больше подробностей.
Той ночью, ожидая матушкиного возвращения, я искренне желал никогда ничего не знать о Потрошителе.
Я твердил себе, что бояться его нечего. Как-никак, квартира одноногой Лиз была не ближе к Ист-Энду, чем наша. Потрошителю пришлось бы далеко забрести от своих охотничьих угодий, прежде чем он очутился бы у нас по соседству. Кроме того, было еще слишком рано для его появления. И убивает он только проституток.
Матушке его опасаться совершенно нечего.
Однако от переживаний у меня разболелась голова. Мало-помалу я отложил книгу и стал ходить по комнате взад-вперед, весь в беспокойстве. Так продолжалось до тех пор, пока внизу не хлопнула громко дверь. Затем на лестнице раздались тяжелые, неуверенные шаги. Мамина походка была обычно быстрой и легкой. Снедаемый любопытством я бросился на лестницу посмотреть, кто пришел. Там, согнувшись под тяжестью Рольфа Бернса, стояла матушка.
— Мам!
— Дай мне руку.
Я сбежал вниз и подхватил этого негодяя с другой стороны. Он был пьян в доску, и от него разило ромом. Не в состоянии держаться на ногах, пока мы тащили его по лестнице, он что-то бормотал и ворчал в хмельном недоумении.
— Мы же не потащим его в комнату?
— Именно это мы и сделаем. Придержи язык, юноша. Он чуть не погиб на улице.
И очень жаль, что так не вышло, подумал я, но придержал язык за зубами. Бернс после пары глотков спиртного обыкновенно превращался в грубого скота, скота сквернословящего и совершенно несносного. Как бы там ни было, он воевал вместе с моим отцом во второй афганской войне. По его словам, они с отцом были лучшими друзьями до самого конца. Я всегда считал, что он лжет, но мать к нему на сей счет не придиралась. С самого момента знакомства она обращалась с ним как с членом семьи.
Нет, замуж за него она не вышла. Ей хватило здравого смысла отказаться от его амурных притязаний (насколько мне известно). Но даже после отказа от предложения руки и сердца она ни за что не прогнала бы его от дверей нашего дома.
Сегодня же ночью, по всей видимости, она втащила его и внутрь.
— Где ты его нашла? — спросил я, пока мы взбирались по лестнице.
— Он валялся на земле перед «Кабаньей головой».
— А, — сказал я. Паб этот находился как раз на углу.
— Он, небось, сидел в засаде, а свалился, когда увидел, как ты идешь.
— Тревор!
После этих слов я сосредоточил все внимание на своей руке.
Бернс бубнил и проклинал все на свете, пока мы помогали ему войти в квартиру. Матушка отвечала ему вполголоса фразами вроде: «Бедолага» или «Ты совсем пьян», или «Ты наверняка простудишься», или «Что же нам с тобой делать?»
Сделали мы с ним то, что сняли с него куртку и усадили на диван. Он пристал ко мне, чтобы я стянул его промокшие ботинки, пока матушка снимала пальто и торопилась заварить чаю.
Я счел, что с ее стороны было ошибкой оставить меня с ним наедине.
С моей же стороны ошибкой было громко разговаривать.
Говорил я больше для себя, в сущности, бормотал себе под нос. Я никак не ожидал, что в таком состоянии этот мужлан меня услышит, не то что поймет.
Фраза, которую я произнес, была: «Чертова скотина».
Не успели эти слова вылететь у меня изо рта, как в нос мне врезался кулак, и я, отлетев назад, шлепнулся на пол. В следующий миг Бернс проявил поразительную живость для столь нетрезвого человека. Он скрутил меня, уселся на плечи и охаживал кулаками, пока на помощь не прибежала матушка.
— Рольф! — закричала она.
Он еще разок врезал мне по лицу своим громадным кулачищем. Затем он повалился набок, когда матушка дернула его за волосы. В голове у меня стоял туман, и я пытался собраться с силами, чтобы встать. Но мог только валяться на полу и смотреть, как Бернс ухватил матушку за запястье и дернул изо всех сил. Он притянул ее к себе и так ударил по лицу, что ее голова закачалась из стороны в сторону, а с губ слетела слюна. Затем он начал таскать ее по всей комнате. Она врезалась в кресло с такой силой, что то врезалось в стену. Стоя перед креслом на коленях, она оторвала голову от сиденья и попыталась подняться.
Но позади уже вырос Бернс.
— Удачно вышло, да? — Он отвесил ей подзатыльника. — Подлое ты отродье! — Он еще раз хватил ее ладонью по голове, и она вжалась в спинку кресла, закрыв лицо руками.
Бернс схватил ее одной рукой за шею, а другой сорвал с нее блузку.
— Нет! — с трудом выдавила матушка. — Рольф! Не надо, прошу! Мой мальчик! — Она попыталась поднять голову, но он нанес по ней очередной удар. Затем он стянул ее нательную сорочку до талии, полностью обнажив спину.
Я был не настолько ошеломлен несколькими ударами, чтобы не преисполниться гневом.
— А ну прекрати! — заорал я, пытаясь встать.
Не обращая на меня внимания, Бернс стянул свой тяжелый ремень, сложил его пополам и замахнулся. Со звуком, похожим на выстрел, ремень ударил матушку по спине. Она завизжала от испуга и боли. Молочно-белую кожу пересекла широкая рдеющая полоса.
Он ударил еще два раза.
Со слезами на глазах, я со всех сил размахнулся каминной кочергой. Железный наконечник угодил ему прямо по уху, так что он камнем отлетел в сторону, вместе с ремнем, занесенным над головой и готовым поразить матушку. Он влетел в стену, отскочил от нее и свалился, как подкошенный.
Я немножко попрыгал вокруг, угощая его пинками. Затем, сообразив, что он в глубокой отключке и не в состоянии оценить мои усилия, я решил добить его. Встал над ним, я расставил ноги, ухватил как следует кочергу и уже собрался проломить ему череп, как меня остановил крик.
— Тревор! Нет!
Матушка, внезапно возникнув сзади, схватила меня за занесенную для удара руку.
— Отойди, — предупредил я.
— Оставь его! Смотри, что ты с ним сделал!
С этими словами она опустилась на колени возле головы этого негодяя и стала его трясти.
Я пристально смотрел на ее несчастную спину. Из-за слез толстые рубцы расплывались перед глазами. По все спине сочились кровавые струйки, окрашивая алым кожу.
— Слава Богу, ты его не убил.
— А очень хотелось.
Она пристально поглядела на меня, ни проронив ни слова. Слова были не нужны. Я отшвырнул кочергу, отошел от неподвижного тела и протер глаза. Шмыгнул носом. Отвратительная влажность в носу заставила меня посмотреть вниз, и я обнаружил, что весь перед моей рубашки залит кровью. Я вытащил носовой платок, чтобы унять кровотечение, а затем уселся в кресло. Я бы с удовольствием откинул голову назад, но не смел отвести глаз от Бернса.
Матушка подошла ко мне и погладила меня по голове.
— Он ужасно напугал тебя.
— Он тебя отхлестал, матушка.
— Это все выпивка. В сущности, он незлой человек.
— Довольно злой, я бы сказал. Я хочу, чтобы ты позволила мне вышибить ему мозги.
— Экий вздор. — Она шутливо взъерошила мне волосы. — Это все от книг, не сомневаюсь.
— Это от того, что я видел, как он хлестал тебя.
— Романы прекрасная вещь, милый, но не стоит забывать, что это всего лишь выдумка. Легко казнить злодея в книге, ведь он не из плоти и крови, а всего-навсего из бумаги и чернил. И вышибить кому-нибудь мозги может показаться плевым делом. Но не в настоящей жизни, мой дорогой. Если бы ты убил Рольфа, то этот поступок лег бы на твою душу как холодная черная рука. Он мучил бы тебя всю жизнь, заставлял бы тебя просыпаться по ночам и терзал бы дни напролет.
Она говорила так серьезно и торжественно, что я внезапно ощутил сильный прилив радости от того, что она не дала мне пристукнуть Бернса. И пусть я был совершенно уверен, что она в жизни никого не убила, глубоко в сердце она, несомненно, знала тяжесть этого груза.
С тех пор я много кого отправил на тот свет. Мне это встало дороже, чем проблемы со сном. Однако самым тяжким грузом на моем сердце лежит не то, что я кого-то убил, а то, что некоторых мерзавцев я не убил вовремя.
Как бы там ни было, Бернс остался в живых. Прикончить его было бы нехорошо, во всяком случае, так мы тогда считали, но следовало позаботиться о том, что станет с нами, буде он решит прийти в себя.
Когда матушка закончила свое поучение, я встал с кресла и сказал:
— Надо с ним что-то делать, понимаешь? Наверняка он примется за старое.
— Боюсь, ты прав.
Мы оба воззрились на него. Он до сих пор не очнулся, знай себе похрапывал.
— Одно я знаю точно, — сказал я и бросился в свою комнату. Вернулся я секунду спустя с парой стальных наручников — рождественским подарком дяди Уильяма, полагавшего, что из меня в свое время выйдет прекрасный констебль, и всячески разжигавшего мою тягу к этому призванию.
Вместе с матушкой мы перевернули Бернса. Я завел ему руки за спину и защелкнул браслеты на запястьях.
Мы поднялись на ноги и восхитились нашей работой.
— Здорово вышло, — сказала матушка.
— Мне сбегать за полицейским?
Ее лицо помрачнело. Она нахмурилась и медленно покачала головой.
— Его как пить дать свезут в тюрьму.
— Там ему самое место!
— О, мне бы этого не хотелось.
— Матушка! Он тебя отхлестал! И говорить нечего, что бы он еще натворил, если бы я его не оглоушил. С ним должны разобраться.
Она ненадолго замолчала, несколько раз проведя рукой по щеке. Один раз ее передернуло, видимо, из-за боли в спине. Наконец она сказала:
— Билл наверняка знает, что делать.
Эти слова мне понравились.
Билл наверняка знает, что делать, отлично.
Пускай он только глянет на спину сестры и разберется с Бернсом самым подходящим образом.
— Я иду за ним, — сообщил я.
Матушка бросила взгляд на стоящие на каминной доске часы. Я тоже. Было почти девять.
— Лучше подождать до утра, — сказала она.
— Он не сидит на дежурстве до полуночи. У меня достаточно времени, чтобы застать его, прежде чем он уйдет.
— И дождь идет.
— Три капли мне не повредят.
Я запихал окровавленный платок в карман, прошел по комнате и поднял кочергу.
— Держи под рукой и не стесняйся ею воспользоваться.
Кивнув, она взяла кочергу.
Я бросился к себе в комнату. Здесь я схватил складной нож с рукояткой из слоновой кости — еще один дядюшкин подарок. Я подумывал предложить его матушке. Хорошее острое лезвие лучше, чем кочерга, поможет Бернсу вести себя по-человечески. Однако я подумал, что она не пожелает использовать столь смертоносное оружие, и взял его с собой.
Сделал я это весьма кстати, впоследствии он спас мне жизнь.
К тому времени, как я вернулся в комнату, Бернс по-прежнему дрых. Я надел куртку.
Матушка дала мне несколько шиллингов.
— Возьми извозчика, дорогой.
Затем она заставила меня взять зонтик.
Она наспех поцеловала меня.
Я сказал:
— Будь осторожна, матушка. Не доверяй ему ни на грош.
Затем я отправился в путь.
[1] Битва при Майванде — одно из главных сражений Второй англо-афганской войны, состоявшееся 27 июля 1880 года и завершившееся победой афганских войск под предводительством Айюб-хана. (Здесь и далее примечания переводчика.)
Глава 2
Я ВЫДВИГАЮСЬ
Стоя на улице, я долго смотрел на наши яркие, весело горящие окна, не обращая внимание на холодный дождь, капающий на лицо. О чем я беспокоился, так это о матушке, которую оставил наедине с Бернсом. Лучше бы я отлупил его до полусмерти. Он обязательно проснется и матушка, мягкосердечная и всепрощающая, наверняка сжалится над ним.
Она захочет облегчить его страдания. С большой вероятностью она снимет наручники, чтобы он мог распрямить руки и даст ему глоточек чаю, после чего он снова на нее набросится.
Ей, однако, будет трудновато найти ключ, поскольку он лежал в кармане моих брюк.
Я немного обрадовался, когда матушка подошла к одному из окон. Выглядывая меня, она подняла руку и пошевелила пальцами. Я отпрянул назад, не подозревая, что это будет мой единственный взгляд на нее на долгие годы. Затем я раскрыл зонтик и направился прочь нарочито бодрой походкой.
У меня не заняло много времени дойти до цепочки кэбов на углу Бейкер-стрит и Дорсет-стрит, где мой взгляд упал на знакомую кругленькую фигуру Доуса. Обрадованный, что застал его на посту, я поспешил к нему. Доус и его лошадь непрерывно выпускали белые облака, один из вересковой трубки, перевернутой, чтобы в нее не попал дождь, другая из ноздрей, когда фыркала.
— Мастер Бентли, — поприветствовал он меня, отчего трубка подпрыгнула у него в зубах, выбросив сноп искр, осыпавшихся на выпуклый перед его куртки.
— Добрый вечер, Доус. Привет, Цветочек. — Я от души похлопал лошадь по шее. — Мне надо к дяде, Гилфорд-стрит, 23.
— Как матушка?
— У нас неприятности дома, — сказал я.
— Здрасьте-пожалста! Неприятности, говоришь? — Он дернул за край своего цилиндра. — Билл самый подходящий парень для таких дел, вот что я тебе скажу. Полезай.
Я стремглав запрыгнул в кэб. Он затрясся, как ялик в шторм, когда Доус на запятках со всей силы плюхнулся на место возницы.
— Па-береги зубы! — гаркнул он.
Щелкнули вожжи, и мы тронулись, накренившись так, что меня бросило на спинку сиденья. Помчались мы с удивительной быстротой. Я и не подозревал, что Цветочек способна на такую прыть. Ее копыта с пушечным грохотом колотили по мостовой, пока Доус вопил и щелкал кнутом возле ее крупа. Не раз, огибая уличные углы, мы накренялись и чуть было не переворачивались. Это была воодушевляющая поездка, и я бы сполна насладился ею, не снедай меня беспокойство за матушку. Когда мы очутились напротив дядиного жилища, я выскочил на улицу, не дожидаясь остановки.
— Смотри под ноги! — закричал Доус. Слишком поздно.
За мгновение до его окрика мне не грозило приземлиться в лужу, не отдерни я ногу. Махнув промокшей рукой, дабы показать Доусу, что не пострадал, я бросился к дядиной парадной двери.
Однако на мой стук открыла тетя Мэгги.
При виде меня, она чрезвычайно удивилась.
— Тревор! И тебя носит по улицам в такую поздноту? — Она завертела головой, вглядываясь в темноту за моей спиной. — Где Катрина?
— Она отправила меня за дядей Уильямом. У нас была стычка с Рольфом Бернсом, и она сейчас дома, сторожит его.
— Заходи скорей, такая сырость на улице! — Несмотря на то, что я торопился поскорее вернуться, с тетушкой я спорить не стал. Когда имеешь дело с женщинами, это я усвоил давно, объяснения займут гораздо больше времени, нежели подчинение. Большинство из них глупы, а уж по упрямству любому мулу сто очков вперед дадут.
— Ты ужасно выглядишь, — сказала она. — Насквозь промок, подхватишь воспаление легких, и к гадалке не ходи. Что с твоим лицом? Ох, голубчик. — Он коснулась моей щеки, которая особо не болела, пока она не стала в нее тыкать. — Это Бернс сделал?
— Да, еще и матушку ремнем отхлестал.
Глаза у тети вылезли из орбит, она приоткрыла рот, потом закрыла его и поджала губы.
— Билл его попросту убьет.
Я заверил, что очень на это надеюсь. И хотел бы, что бы она как-нибудь позвала его.
— Мой кэб наготове, — показал я на экипаж. Доус ответил приветственным взмахом.
— А Билл, само собой, не здесь.
Само собой.
— Он не пойдет?
— Почему же, нет.
— Он еще не заступил на дежурство?
— Он ушел уже несколько часов как. Все из-за проделок этого ужасного Потрошителя. Его заставляют работать в две смены, бедняга вообще теперь дома редко бывает.
Такие новости меня отнюдь не приободрили. И что теперь делать?
— Матушка просила позвать его, — пробормотал я.
— Боюсь, никак не выйдет. Может, тебе выпить чашечку чая и съесть кусочек…
— Экипаж.
— Ах, да. Потом ты прекрасно доедешь на нем домой.
— Я должен привести Билла.
Тетя Мэгги нахмурилась:
— Ты в своем уме?
— Я не горю желанием возвращаться без него.
— Его здесь нет, Тревор.
Она проговорила эти слова медленно, будто говорила со слабоумным.
— Ладно. Будь уверен, в любом случае, я обязательно первым же делом скажу ему про Бернса, и он возьмет дело в свои руки.
— Завтра.
— Первым делом завтра. А теперь — поспеши назад, к Катрине.
— Да, мэм.
— Точно «Да, мэм?» — Наклонив голову, она внимательно поглядела на меня, прищурив глаза. Изучая меня. Хоть я и пытался напустить на себя невинный вид, мне это не удалось. Она кивнула своим мыслям.
— Я хочу кое-что сказать кэбмену, если ты не против.
Я окликнул Доуса. Он слез с козел и проворно побежал к нам, попыхивая трубкой. Пока я ждал его, тетя Мэгги метнулась в комнаты. Я услышал позвякивание монет. Он вернулась аккурат в тот момент, когда Доус возник в дверях и снял шляпу в знак приветствия.
— Я хочу, чтобы вы вернули юного Тревора прямиком к его собственному дому, — сказала она. — Боюсь, что у него другие намерения, но вы, думаю, не позабудете мою просьбу, если я заплачу за него и добавлю кое-что сверху. — Она сунула кулак Доусу в ладонь. — Свезите его на Мэрлибон-Хай-Стрит, 35 и никуда больше. Я достаточно ясно выразилась?
— Ясно, ясно, вполне. Не извольте беспокоиться. Прямиком к матушке, или я не Доус. Так точно.
Она бросила на меня быстрый взгляд, словно прицеливалась, затем поцеловала в разбитую щеку.
— А теперь — беги, — напутствовала она.
— Поехали, мастер Бентли.
Насколько возможно вежливо, я попрощался с тетей Мэгги и поспешил прочь вместе с Доусом
— Можешь отвезти меня домой мимо участка на Леман-стрит? — спросил я.
— Эх, никак не могу. Доус сказал — Доус сделал. Слово его крепко.
— Но ты ведь мой друг, не так ли?
— Мне приятно так думать. — Он похлопал меня по спине. — Стал быть, ты не будешь просить друга нарушить слово, верно?
— Нет, пожалуй, — пробормотал я и полез в экипаж.
Кэб затрясся, как и в прошлый раз, когда Доус взгромоздился на козлы, но теперь мы не стали ломить вперед, шатаясь и кренясь. Доус фыркнул, Цветочек всхрапнула, и мы покатили. Я сидел в коляске, одолеваемый нехорошими мыслями о тете Мэгги. Она и так всегда была персонажем допотопным, а уж нынче сделала все, чтобы испортить мне дело.
Мне совершенно не улыбалось приехать домой в телеге, навроде заключенного.
Я же отправился за дядей Уильямом, и я должен его привести.
Как позднее сказал Джон МакСуин: «Ты делаешь то, что считаешь нужным, и проклят будь тот, кто пытается тебя остановить». Хотя встреча с Джоном мне еще только предстояла, в момент, когда Доус разворачивал экипаж, я думал ровно то же самое.
Я выпрыгнул. На этот раз ноги меня не подвели. Я бросился по улице сломя голову.
— Тревор! — заорал Доус.
— Бывай здоров! — завопил я в ответ. Бросив мимолетный взгляд назад и помахав рукой, я скрылся за углом. Я ожидал, что Доус погонится за мной, и он не обманул моих ожиданий. Цветочек шла на рысях, с грохочущим кэбом позади, а Доус высматривал меня с высоты своего сиденья. Хорошо укрытый темнотой переулка, я увидел, как они проехали мимо.
Вскоре они исчезли, а вместе с ними и мамин зонт, который я забыл в горячке моего побега. В любом случае, зонт в надежных руках. Такой честный малый как Доус непременно свезет его ко мне домой.
Преисполненный гордости за свою отчаянную храбрость, я крадучись покинул переулок. Повозки еще ходили, но не было ничего похожего на экипаж, так что я вернулся на Гилфорд-стрит и поспешил на восток.
Прямо через дорогу лежал Корам-Филдз, а значит путь по Гилфорд-стрит приведет меня прямиком к Грей-Инн-Роуд. Затем повернув направо, я попаду в Холборн, откуда направлюсь восточнее, в такие дебри, где не повредила бы карта, будь она у меня под рукой. С уверенностью, свойственной юности и невежеству, я ни капли не сомневался, что уж до участка на Леман-стрит и дяди Уильяма как-нибудь я доберусь.
Глава 3
Я И ГОРЕМЫКИ
Итак, я бодрым шагом отправился в сторону к Грей-Инн-Роуд.
Я продолжал внимательно высматривать экипажи. Вполне вероятно, что Доус на меня плюнул, но рисковать я не стал и прятался всякий раз, завидев проезжающий кэб.
Грей-Инн-Роуд привела меня, само собой, в Холборн. Я развил изрядную прыть, отчего здорово запыхался и сопрел, несмотря на то, что промок до нитки.
Всякий раз, когда у меня возникало желание идти помедленней, я представлял матушку наедине с Бернсом, выглядывающую в окно и удивляющуюся, почему я до сих пор не появился вместе с дядей Биллом. Бернс ей вреда не причинит, тем более скованный. Ему остается только дрыхнуть до утра. Но матушке не хотелось бы провести такую неприятную ночку в ожидании меня. Она, должно быть, волнуется. И будет волноваться еще сильнее, если Доус решит нанести ей визит и рассказать о том, как ловко я скрылся.
К тому времени, как Холборн плавно перешел в Ньюгейт-стрит, я перестал избегать экипажей и даже начал подумывать, не сесть ли в один из них, да отправиться домой. Черт меня подери, гордость не позволяла! Я начал поиски дяди Билла и твердо намерен завершить их успехом.
Перед тем как принять это решение, я обдумывал его, проходя мимо Банка Англии. Я перешел дорогу, миновал колоннаду Королевской Биржи и попал на Корнхилл.
Корнхилл шла в подходящем направлении, и я двинулся по ней. Довольно скоро я очутился в землях незнаемых. Лиденхолл-стрит? Я никогда не забредал так далеко на восток. Но именно на восток мне и было надо.
До сих пор мне попадалось очень мало людей, но ситуация изменилась. Чем дальше я шел, тем больше их появлялось. Они бродили по улицам, сидели у дверей доходных домов, выбирались из пабов и мьюзик-холлов, подпирали фонарные столбы, прятались в темных переулках. Выглядели они в основном весьма прискорбно.
Я видел совсем малюток и множество юнцов не старше меня. Некоторые просто слонялись вокруг, как бродячие собаки. Другие, похоже, неплохо проводили время со своими приятелями, подшучивая друг над дружкой. Каждый из них был бос, без куртки и одет в лохмотья. Им не стоило находиться на улице в такой холод и дождь, но я подозревал, что им попросту некуда больше пойти.
Некоторые из юнцов носили башмаки и куртки, но у большинства не было ни того, ни другого. Женщины повязывали голову платком, чтобы защититься от дождя. Мужчины носили шляпы с полями, опущенными столь низко, словно им категорически не хотелось, чтобы кто-нибудь видел их лица. Зонтов не было решительно ни у кого, так что я обрадовался, что потерял свой.
Даже без зонтика покрой моих одежек делал меня слишком заметным. Головы поворачивались, когда я проходил мимо, парни окликали меня, некоторые пристраивались рядом, но я ускорял шаг и оставлял их позади.
Они просто развлекаются, твердил я себе. Никто не хочет причинить мне вреда.
Матушка любила называть подобный люд «горемыками». Дядя Билл, когда пересказывал мне с глазу на глаз истории про Потрошителя, смотрел на это с другой стороны. Для него «горемыки» были «безбожным сборищем головорезов, шлюх, подонков и оборванцев», завшивленных, разносящих ужасные болезни и готовых с радостью кому угодно перерезать глотку за полпенни.
Я склонен считать, что матушкин взгляд смягчался добротой ее сердца, в то время как дядя Билл был озлоблен своею службой, а истина должна быть где-то посередине.
Люди вокруг меня выглядели достаточно «горемычными», но не могли же все они быть подонками и шлюхами! Я прочел достаточно, чтобы распознать в большинстве из них честных тружеников скотобоен, доков и пошивочных мастерских. Были среди них и разносчики, извозчики и мусорщики. Они делают тяжелую, грязную работу и зарабатывают жалкие гроши, только и всего.
Продвигаясь вперед, я не мог удержаться от волнения. Может, у дяди Билла и испорченный взгляд на вещи, но это не значит, что он кругом неправ.
Я внимательно смотрел по сторонам.
Как позднее скажет мне Джон МакСуин: «Смотри внимательно, Вилли. Ты должен заметить беду прежде, чем она заметит тебя».
Все что я высмотрел, так это девчонка, уткнувшаяся в фонарный столб. Ее кудрявые волосы совсем слиплись от воды. Она выглядела старше меня, но ненамного. Если бы не опухшие глаза с синяками, она была бы вполне ничего. На ней было длинное платье и шаль, накинутая на плечи. Когда я приблизился, она оттолкнулась от столба и сделала шаг в мою сторону.
Я резко остановился.
Это может быть одна из тех шлюх, про которых говорил дядя Билл.
Внутри у меня все перевернулось.
Рассудив, что самым мудрым будет поскорее улепетнуть, я кинул взгляд на противоположную сторону улицы. Однако там торчал безногий тип, привалившийся к стене. На глазу у него был повязка, а во рту торчала бутылка. Гнаться бы он за мной не стал, но идея приблизиться к нему восторга у меня не вызвала.
Так что я продолжил идти прежним курсом.
Девица подошла вплотную ко мне. Я остановился и одарил ее такой широкой улыбкой, что заболели губы.
Затем я сделал шаг в сторону, надеясь миновать ее. Она шагнула в ту же сторону и ухмыльнулась.
— Куда это ты так спешишь? — спросила она. Я с трудом разобрал, что она говорит, потому что звучало это примерно как: «Кда то тк спши?» От нее сильно разило пивом.
— Боюсь, что я заблудился. Я пытаюсь найти… — Тут меня одолели сомнения. Вообще бы не следовало каждому встречному-поперечному сообщать, что я ищу полицейский участок. — Я иду на Леман-стрит, — сказал я ей. — Это далеко отсюда?
— Леман-стрит, говоришь? Отлично, Сью отведет тебя прямо туда, верно?
Как только я сообразил, что она сказала, у меня скрутило живот.
— О, право же, это совсем ни к чему. Вполне достаточно, если ты просто скажешь мне…
Но она подошла ко мне вплотную, схватила меня за руку и потащила за собой. Перемешанный с пивным перегаром сладкий цветочный аромат духов норовил забить мне нос.
— Да все нормально! — протестовал я.
— Вот ты, ты молодой франт, и ужо будь уверен, ты не поладишь с такими, кто изувечит тебя и бросит помирать, ты этого не хочешь. Сью проводит тебя, и мы скоренько попадем туда, куда тебе надобно.
— Спасибо, но…
— Сюда, сюда. — Она направила меня за угол.
Мы оказались на улочке, теснее всех встречавшихся ранее. Некоторые газовые фонари не работали, оставляя большие провалы черноты. По обе стороны стояли доходные дома, многие с выбитыми стеклами. В некоторых окнах мерцали огоньки. Я краем глаза замечал людей, стоящих в дверях, подпирающих стены, бродящих в темноте впереди.
Коль скоро уж меня занесло в такое место, я был рад компании.
— Как тебя зовут? — спросила Сью.
— Тревор.
— Ну как, Тревор, нравлюсь я тебе? — Она потянула меня за руку, так что та коснулась выпуклости ее груди.
Не желая ее обидеть, я не отнял руки.
— Ты очень добра, — сказал я.
Она рассмеялась гортанным смехом.
— Добрая, говоришь? Ты миленький юный франт, да притом и храбрец. — Она повернулась ко мне, и ее пивное дыхание коснулось моей щеки.
— Я красивая?
Ее лицо было сейчас лишь размытым пятном в темноте, но я с легкостью вызвал в памяти ее образ под фонарем. Наверное, я бы согласился с тем, что красивая, даже будь она похожа на лошадиную задницу. Чтобы ее не расстраивать.
— Вполне красивая, — сказал я.
— Ты же хочешь пойти ко мне, теперь хочешь?
Пойти?
Я не вполне понимал, к чему все идет, но порядком струхнул. Во рту у меня пересохло, а сердце забилось так сильно, что я начал задыхаться.
— Уже очень поздно. И я действительно спешу. В любом случае, спасибо тебе.
— Ой, экой ты застенчивый.
С этими словами она потащила меня по переулку.
— Нет, пожалуйста, — протестовал я, — не думаю, что…
— Это не долго, Тревор, а там уж мы прямиком пойдем, куды следует.
Сью была примерно с меня ростом, а весила, может, чуть больше меня. Но для своих габаритов я был довольно силен, да к тому же проворен. Я бы смылся от нее, если бы попытался.
Но не попытался.
С одной стороны, я не находил ничего приятного в том, чтобы лишиться своего единственного проводника по этим опасным местам.
С другой стороны, я не хотел ранить чувства Сью.
И наконец, я никогда ни к кому так не «ходил» Это был мой шанс лично самому узнать, что это за штука такая.
В тот момент, когда я решил, что это не то место, где я хочу «этому» учиться, и не тот человек, от которого мне бы хотелось об «этом» узнать, Сью прижала меня к кирпичной стене.
Она расстегнула мне куртку и распахнула ее. Затем она начала гладить меня через рубашку. Чувство было приятное, но это была ерунда по сравнению с тем, когда она начала гладить меня ниже. Если это то самое, то я многое упускал. Я был страшно смущен, но рядом с испытываемыми мною ощущениями это не имело никакого значения.
Пока я все это обдумывал, она распахнула шаль, подняла мои руки и положила их прямо себе на груди. Между ними и мной не было ничего кроме влажной одежды. Я мог чувствовать их тепло сквозь ткань. Они были большие, упругие и мягкие, и с такими штуками, которые уперлись в мои ладони как маленькие пальчики.
Я знал, что не должен трогать ее там. Я думал, что это грех, и я рискую попасть в ад.
Если бы дядя Билл увидел меня сейчас, он бы шкуру с меня спустил, а матушка наверняка упала бы замертво.
Но мне это было совершенно безразлично.
Все, что меня волновало, так это ощущение этих грудей и блаженство, доставляемое доставляют мне руками Сью. Никто никогда меня там не трогал, это уж точно. Шлюха она или нет, Сью казалась мне лучшим человеком, с которым я сталкивался за всю свою жизнь.
Закончила она сильным ударом.
Резким, мощным ударом ниже пояса.
Чувство было такое, что кишки сейчас вывалятся из живота.
Она отскочила в сторону. Я согнулся. Колени плюхнулись в грязь. Пытаясь собраться с мыслями, я услышал ее хриплый шепот:
— Нед, Боб!
В мгновение ока вся троица набросилась на меня. Они хорошенько мне наваляли, но и я не остался в долгу. Один раз я удачно отвесил Сью в подбородок, что доставило мне большое удовольствие. Но, в общем и целом, мне пришлось туговато.
Они сорвали с меня куртку, рубашку и ботинки, но, когда стали подбираться к брюкам, я выхватил нож, раскрыл его и воткнул в чью-то руку. Не знаю, кому она принадлежала, Неду или Бобу, но как бы то ни было, владелец руки испустил вопль и отдернул ее прочь.
Я вскочил на ноги, прижался спиной к стене и полоснул по парням, когда они попытались приблизиться ко мне.
Они хрипло выругались и отскочили от моего лезвия.
— Идите сюда, свиньи проклятые! — бесновался я. — Я вам кишки выпущу! Давай, подходи! Я вас на шашлык порежу!
Сью, не прекращая наблюдать, отступила, вцепившись в добычу.
Я продолжал разоряться и размахивать ножом.
Наконец, Нед и Боб оставили попытки добраться до меня. Они, пыхтя, отступили, один из них крепко вцепился в располосованную руку.
— Ну же, идите и разберитесь с ним, болваны, — скомандовала Сью. — его еще не растрясли хорошенько. У него полные карманы монет, точно, я их нащупала.
Они оба взглянули на нее.
— Ну, давайте же!
Один из них, тот, кого я не порезал, последовал ее приказу.
С рычанием он ринулся на меня, выставив руку перед собой, чтобы заблокировать мой нож. Я нырнул под нее. Он со все дури приложил меня об стену.
Мой клинок ударил его прямо в пузо.
Он резко выдохнул, горячо и вонюче, прямо мне в лицо.
Некоторое время он не двигался. Я чувствовал, как кровь бежит по моей руке, стекает по животу и пропитывает брюки спереди.
Затем он шагнул назад, соскользнув с лезвия. Зажимая живот, он прошел несколько шагов и с трудом уселся. Судя по всплеску, угодил он прямо в лужу.
— Гад проклятый, — бормотал он. — Со мной все.
Сью и второй парень дали деру.
Я был в переулке один вместе с человеком, которого я зарезал. Он издавал ужасные звуки, скулил, стонал и плакал.
— Я сожалею, — сказал я ему. — Но нечего было на меня нападать.
— Ты меня насмерть уделал, вот так вот.
— Я очень сожалею, — сказал я. Я правда сожалел.
Он издал рев, от которого у меня кровь застыла в жилах. И я побежал. Но не на улицу, ведь туда как раз ушла Сью со своим приятелем. Вместо этого я очертя голову бросился в другую сторону, в смоляную черноту переулка.
Глава 4
ТОЛПА
Я стремглав забежал за угол здания в конце аллеи и почти миновал тетку, стоявшую под фонарем. На секунду я подумал, что это Сью. Она меня здорово напугала.
Но я напугал ее куда больше.
Она завопила так, что я затормозил перед ней.
Для Сью она была сильно великовата.
Для нее, однако, я вполне подходил на роль Джека-Потрошителя.
— Убийца! — орала она, размахивая руками над головой. — На помощь! Убийца! Это он! Потрошитель!
Я стоял голый по пояс, в окровавленных брюках и с ножом в руке. Не могу сказать, что сильно осуждал ее за то, что она так всполошилась.
— Я не убийца, — просипел я. — Прошу вас…
Продолжая кричать и махать руками, тетка проковыляла несколько шагов назад и плюхнулась на задницу.
— Помогите! — взвыла она. — Убийца! Страшный убийца!
Неожиданно оказалось, что вопит не одна она. Отовсюду, сверху и снизу улицы, раздались крики, полные тревоги и ярости.
А раз есть голоса, значит есть и люди.
Люди, бегущие ко мне.
Целая куча людей.
Я поспешил убраться.
Они приближались сразу с двух сторон, так что я метнулся через улицу, стремясь попасть в другой переулок. Сквозь вопли «Убийца!», «Потрошитель!», «Не дайте ему уйти!», «Сейчас он отведает моего ножика!» и «Кончай его!» слышны были пронзительные свистки полицейских.
По звукам я определил, что меня преследуют трое констеблей.
Где их, черт возьми, носило, когда на меня напали?
Я пробежал по переулку, сильно опередив толпу, и пыхтел дальше сквозь темноту, мечтая, чтобы дядя Билл был одним из этих свистунов, но гораздо больше желая, чтобы эти звуки раздавались не так далеко.
Народ, несущийся за мной по пятам, жаждет крови. Я был уверен, что к тому моменту, как подоспеет полиция, от меня останутся рожки да ножки.
Несясь по переулку, я сложил нож и убрал его обратно в карман. Это была здравая мысль. Если нож спрятан, на меня вряд ли наскочит привлеченная криками публика на следующей улице.
Пока никому из них не пришла в голову мысль схватить меня, я заорал:
— Куда он побежал?! — Я хотел, чтобы это прозвучало по-свойски. Получилось что-то вроде: «Кудонпобжал?»
Пожимали плечами, качали головами.
— Кто? — спросил мужчина с глиняной трубкой.
— Что происходит? — спросила толстая женщина.
— Вы его не видели? — выпалил я.
— Не видели…?
— Потрошителя! — закричал я и показал вниз по темной, залитой дождем улице. — Он там!
Несколько женщин подняли крик и визг.
— Погнали! — крикнул я. — Держи его!
Я унес ноги буквально за несколько секунд до того, как толпа хлынула из переулка, но теперь я возглавлял свою небольшую толпу. Он состояла из четверых мужчин, вознамерившихся поймать Потрошителя, но в отличие от таких же, что гнались за мной, не считавших, что я — это он.
Мы были посвежее, чем другая группа, и ухитрялись быть впереди. Снова и снова я вопил «Сюда!», и мы сворачивали за угол.
В этой части города углов было превеликое изобилие. Улицы были короткие, узкие и извилистые, с кучей переулков, подворотен и тупиков, так что углов здесь было — хоть соли.
Вскоре, когда позади нас стало чисто, я схватился за бок, как будто у меня что-то заболело, и побежал медленнее. Остальные обернулись на меня. Я махнул им, чтобы бежали дальше.
— Продолжайте, — пропыхтел я, — не дайте ему уйти. Бегите дальше.
Они ринулись вперед.
Я скрылся в темноте под аркой и очень вовремя, потому что вскоре объявилось другая ватага.
Они выглядели сильно уставшими. Один из них поднял руку и помахал моей толпе.
— Мы с вами! — объявил он. — Возьмем его!
Всей гурьбой они рванули вперед, я насчитал восьмерых. Ни одного констебля. Вообще никого в форме. Так что я здорово обрадовался, что одурачил их.
Итак, я стоял все на том же месте, собирался с силами и пытался определить безопасное направление. Возвращение на улицы меня не прельщало. Немало народу видело меня, и еще больше слышало, что Уайтчепелский убийца — это пятнадцатилетний паренек, раздетый до пояса.
Я должен найти рубашку.
Тогда все будет в порядке.
Вдобавок, я не буду так сильно мерзнуть.
В разгар погони меня не слишком заботили дождь и холод, но чем дольше я сидел в темноте на корточках, тем хуже себя чувствовал. Даже несмотря на то, что арка защищала меня от дождя, я успел промокнуть до костей. Вскоре я весь дрожал. Зубы выбивали барабанную дробь. Я обнял себя за плечи и принялся тереть покрывшиеся мурашками руки, но это помогало слабо.
Рубашка — вот единственное, что мне нужно.
А также куртка и башмаки. И пара сухих брюк в придачу.
Не лишней была бы волшебная палочка.
По случаю ее отсутствия, единственным для меня выходом оставалась кража. Я уже помял шлюхины груди и зарезал человека, так что воровская стезя уже не казалась столь тяжким грехом.
Кроме того, это было необходимо для самосохранения.
Когда дело касается спасения собственной шкуры, я пойду на многое, за исключением предательства друзей. Это факт. Больно вспоминать о некоторых вещах, которые мне пришлось натворить за многие годы, в те моменты, когда Костлявая была совсем рядом. Кража каких-то шмоток — самое легкое прегрешение в этом списке.
Хотя в то время это выглядело как нешуточное дело.
Я никогда ничего не крал до этого момента. Но мне действительно нужна была рубашка.
В итоге я выпрямился и размял затекшие мышцы.
Окончательно уйдя с улицы, я пробрался через узкий проход и обнаружил, что стою во внутреннем дворе доходного дома. Над головой больше не было арки, и дождь снова начал меня поливать. Я полагал, что некоторые комнаты наверняка пустуют, и все что мне нужно, так это найти одну из них и взломать.
Ближайшая подходящая дверь вела в комнату номер 13. Это было несчастливое число, так что я поскорей прошел мимо нее и осмотрелся вокруг. В окнах других комнат, расположенных дальше, светились тусклые огни. Я слышал, как в некоторых из них смеются и выпивают.
Но окно прямо возле таблички с тринадцатым номером было темным. Оно было разбито и заткнуто тряпкой от холода. Я немного поприслушивался. Ни единого звука не доносилось из-за окна. Это не означало, что комната пуста, но внушало надежду.
Я вернулся к двери и несколько раз слегка постучал. Никто не ответил, и я попробовал ручку. По тому, как она поддалась, можно было предположить, что дверь не заперта, но, когда я толкнул ее, она не открылась. Посчитав, что она, должно быть, заперта на задвижку, а значит — комната не пустует, я почти сдался.
Тут до меня дошло, что тот, кто живет в этой комнате, может использовать для выхода другую дверь.
Вернувшись к окну, я вытащил тряпку, просунул лицо в отверстие и тихонько позвал:
— Здрасьте, есть кто дома?
Ответа не было.
Я запихал руку в дыру, нащупал дверь и первым, чего я коснулся, была дверная задвижка! Прекрасно, похоже, мне повезло так повезло.
Для кого тринадцатый номер и несчастливый, подумал я, да только не для меня.
Я без усилий сдвинул задвижку и вытащил руку из окна, следя за тем, чтобы не порезаться. Потом пристроил тряпку на место точно так же, как было раньше.
Подойдя к двери, я без труда открыл ее. Не успела он полностью распахнуться, как обо что-то ударилась, но, по крайней мере, чтобы мне пролезть, ширины хватало. Я вошел и замер, придерживая дверь, на тот случай если придется быстро убегать. Никто не закричал. Единственный звук, за исключением стука моего сердца, доносился снаружи. Это был дождь, стучащий по камням двора и хлещущий по лужам.
Была бы комната хоть капельку темнее, я бы не различил ничего. Однако окно и приоткрытая дверь пропускали чуточку света. Вполне достаточно, чтобы я понял, что предметом, о который ударилась дверь, был маленький прикроватный столик и недостаточно, чтобы разобрать, растянулся ли кто-нибудь на кровати.
Я искренне надеялся, что нет.
Проскользнув вперед, я дотянулся до постельного белья и начал его ощупывать.
Если бы я наткнулся на ногу, то, наверное, заорал бы во всю глотку.
Но покрывало было гладким.
Возле другого конца кровати стоял еще один стол. Рядышком был пристроен и стул.
В этой комнате все было рядышком. Это была самая маленькая комната, из всех, когда-либо мною виденных, и я от души пожалел человека, вынужденного жить в столь тесной квартире. Да здесь едва хватало места для кровати. Она была втиснута в угол и невозможно было даже открыть дверь, не задев столик.
Находясь здесь, я чувствовал себя нечаянно вторгшимся в чью-то нищету.
Но в конце концов я не торчал под дождем. Даже несмотря на то, что в комнате было холодновато, это было всяко лучше, чем снаружи.
Я захлопнул дверь, намереваясь вернуть задвижку на место, дабы быть уверенным в том, что никакие нежданные гости не явятся по мою душу, так как было непохоже, что из этого места есть другой ход наружу. Это была какая-то загадка. Что же делала ее обитательница, тянулась через разбитое окно каждый раз, когда приходила или уходила?
Это была она, я был в этом совершенно уверен, только поначалу не понял, почему.
Потом до меня дошло. Среди резкого запаха потухшего очага, многих других, вроде пота и пива, и таких, которые я не мог разобрать, ощущался аромат духов, столь сладкий, что мне чуть-чуть схудилось.
Они пахли точно так же, как духи Сью.
Не приведи Господь это логово Сью, подумал я и живо представил, как она появляется здесь на пару с Бобом или Недом (в зависимости от того, кого я зарезал в переулке), и как они вдвоем зажимают меня в угол.
Я быстро закрыл задвижку.
И стал соображать, куда мне спрятаться, если кто-нибудь решит здесь объявиться.
Ни одного места, кроме как под кроватью.
Я наклонился и убедился, что там достаточно места для парня моих габаритов. Кажется, места хватит. Это ослабило ощущение загнанности, так что я перестал тревожиться из-за того, что кто-нибудь может прийти, и начал изучать комнату.
На столике у изголовья стояло две бутылки. Я откупорил одну, понюхал и ошалел от резкого запаха цветочных духов. Затем я проверил другую бутылку. Она была чуть больше. Оттуда пахло ромом.
Так, ром может превращать людей в отвратительных пьяных мужланов вроде Бернса, но матушка иногда давала мне чуть-чуть в лечебных целях. Трясущийся от холода и мокрети, я крайне нуждался в подобном лечении.
Я быстренько сделал несколько глотков. Они обожгли мне глотку и вызвали приятный жар в животе. Пойло прогнало холод прочь, так что я выпил еще чуть-чуть. И еще чуть-чуть.
Почувствовав себя значительно лучше, я закупорил бутылку, поставил ее на место и продолжил свои исследования.
То, что я обнаружил затем, было еще лучше, чем ром.
На стуле лежала куча одежды. Я брал по одному предмету и подносил поближе к неверному свету из окна, чтобы рассмотреть получше. Там было две просторные рубахи, довольно вонючие, рубашка поменьше, по виду принадлежавшая мальчику, пальто, шляпка и юбка.
Так, это величайшая удача на свете!
Решив взять одну из больших рубах и пальто, я положил все остальное обратно на стул. И подскочил до потолка, когда совсем рядом засмеялась женщина.
— Совсем, что ль, сдурел! — выпалила она.
Сердце у меня заледенело, когда я увидел, как из дыры в окне выбили тряпку.
Быстро, как только мог, я швырнул рубаху и пальто на стул и спрятался. Когда щелкнула задвижка, я по-пластунски заполз под кровать. Дверь распахнулась, впустив внутрь холод и запах дождя. Потом с грохотом захлопнулась. Задвижка вернулась на место.
— Ах, Мэри, Мэри, Мэри, — сказал мужчина.
Во всяком случае, это была не Сью. Но все равно перспектива быть пойманным меня не прельщала. Я постарался задержать дыхание и надеялся, что они не смогут услышать, как колотится мое сердце.
— Теперь давай немножко освободимся, — сказала Мэри. — Ты же хочешь снять пальто?
— Я больше хочу снять что-нибудь с тебя.
Она засмеялась.
Раздался звук, будто пальто упало на пол.
Затем шаги. Кто-то уселся на кровать. Чиркнула спичка. В неверном оранжевом свечении я увидел прямо напротив своего плеча мужскую ногу в ботинке. Женщина присела возле каминной решетки спиной ко мне.
Когда огонь разгорелся как следует, она выпрямилась и повернулась.
— Скоренько у нас станет тепло и весело, — сказала она.
— Мне нужно поскорее уйти, — ответил ей мужчина.
Это были радостные вести.
— Сделаем это по-быстрому, хорошо?
С этими словами Мэри начала сбрасывать одежду. Пока она этим занималась, мужчина снял ботинки и задрал ноги наверх. Кроватные планки застонали, и я понял, что он, должно быть, улегся.
Из своего укромного местечка я не мог видеть ничего выше колен Мэри. Она стояла босиком над своим пальто и другой одеждой, разбросанной на полу вокруг нее. В свете огня ее ноги отсвечивали красным. Несмотря на испуг, я испытал ужасное желание подползти ближе к краю кровати, чтобы получше разглядеть ее. Мне было любопытно, но в основном я испытывал возбуждение, как тогда со Сью, перед тем как эта девка мне врезала.
Пока я набирался решимости, Мэри торопливо подошла к кровати и взобралась на нее.
Старые поперечины кровати заскрипели, затрещали и надавили мне на спину. Вскоре кровать начала трястись и подпрыгивать. Судя по звукам, которые издавали Мэри и ее приятель, можно было подумать, что они чем-то сильно недовольны. Они ужасно ерзали. Они пыхтели, кряхтели, тяжело дышали и выражались словами, которые не стоит здесь приводить. Я уже почти решил, что «любиться» означает битву не на жизнь, а на смерть, когда Мэри начала выкрикивать: «О! О, да! Резче! Резче! О, да! О, черт! Да!». Если ее и убивали, ей это нравилось. Затем она издала визг скорее восхищения, нежели боли.
После этого все успокоилось. Кровать перестала двигаться. Слышалось лишь тяжелое дыхание, как будто они оба вымотались до изнеможения.
Затем мужчина спустил ноги, влез в ботинки встал и шагнул к столику у изголовья. Зазвенели монеты.
— Небольшая прибавка тебе, Мэри, — сказал он.
— И ты хочешь снова уйти?
— Боюсь, пора уходить.
— Ты же не хочешь, чтобы я снова вышла в такую ночь, правда? Да еще этот изверг-душегуб…
— Это уж не моя забота.
— Будь душкой, пожалуйста. Я вся в долгах. Мне придется выходить снова, если ты не дашь мне больше.
— Будь осторожна. — Вот все, что он ей ответил. Затем задвижка отодвинулась. Порыв холодного воздуха обволок меня, но исчез через мгновение после того, как он закрыл дверь.
Мэри застонала так, что у меня защемило сердце.
Я подумал о шиллингах в моем кармане. Я твердо намеревался оставить их в уплату за выпитый мною ром и за пальто и рубаху, которые собирался взять. Если она получит их сейчас, ей не придется выходить на улицу снова.
Она будет мне чрезвычайно благодарна.
И я знал, что мне будет приятно проявить доброту по отношению к ней.
Но я четко осознавал, что она лежит на кровати нагая, и хоть я и хотел взглянуть на нее, но опасался ее реакции.
Кроме того, как я могу обозначиться перед Мэри, не напугав ее до полусмерти? Чего доброго, она заорет. Я уже еле-еле сбежал от принявших меня за Потрошителя, еще один раунд меня доконает.
Я решил не дергаться и оставить деньги после того, как она уйдет.
Это было решение, в котором впоследствии я всегда раскаивался.
Мне стоило вылезти и вложить ей в руку все свои деньги, положившись на волю случая — закричит она или проявит ко мне благодарность.
Мне следовало сделать все возможное, чтобы не пустить ее на улицу.
Воистину, никогда не знаешь, что случится в этой жизни, иначе бы многое сделал по-другому.
Даже решив отдать ей деньги, я выбрал безопасный для себя вариант и продолжал прятаться.
Вскоре Мэри слезла с постели и подошла к вороху своей одежды. Я уставился на нее, в надежде подглядеть за более интересными местами, но так и не увидел ничего кроме рук и ног, даже когда она нагнулась, чтобы поднять свои вещи.
По правде сказать, это было в некотором роде разочарование.
И хоть тогда я этого не знал, мне было суждено увидеть Мэри разлегшейся на кровати голой еще до того, как закончится ночь. И это было зрелище, которого я не пожелал бы увидеть никому.
Глава 5
КРОВАВЫЙ УБИЙЦА
Мэри закончила одеваться и вышла за дверь. Я оставался под кроватью, рассчитывая, что она еще подойдет к дыре в окне, чтобы закрыть задвижку.
Итак, я ждал, прислушивался и недоумевал, почему она так долго.
Быть может, она решила не заморачиваться с задвижкой. Но вылезать я не торопился. Если она просто забыла про нее, то может вернуться через минуту или две, когда вспомнит.
Кроме того, мне было очень хорошо. Страх быть пойманным ушел, теперь я был один и это расслабило меня, тем более, что благодаря горящему очагу в комната стало тепло и уютно.
Но я считал, что к полу меня прижал, скорее всего, ром. До сегодняшней ночи я никогда не выпивал подобных веществ больше, чем самый пустяк. Ром сделал меня ленивым и расслабленным с головы до пят.
Вскоре я решил, что Мэри уже не вернется, чтобы закрыть дверь на задвижку, и что мне лучше схватить одежу и сваливать.
Но чувствуя себя так уютно, я совсем не желал двигаться и решил несколько минут повременить.
В общем, я задремал. Прямо под кроватью Мэри тепло, ром и общая усталость сморили меня.
Не сомневаюсь, что проспал дольше, чем несколько минут. Похоже было на несколько часов.
Когда я проснулся, улепетывать было слишком поздно.
Как они вошли, я даже не слышал.
Вот что меня разбудило — пронзительный визг. Он раздался прямо надо мной, на кровати. Это был совсем не тот визг, который я слышал от Мэри в последний раз. На этот раз он был исполнен боли и потрясения, но звучал глухо, будто ей заткнули рот. Он быстро оборвался.
Кровать затряслась. Я слышал влажные, шлепающие звуки. И хрип, как когда человек вкладывает все силы в работу.
Сверху закапала кровь и стала кропить пол вокруг меня. Она казалась пурпурной и мерцала в отблесках пламени.
Некоторое время я еще пытался вообразить, что вовсе не проснулся и все это лишь ужасный ночной кошмар. Это было слишком страшно, чтобы происходить на самом деле. Но убедить себя я не мог. Я знал, что все это происходит наяву.
Мэри нашла себе какого-то типа, привела его домой, пока я дрых, и теперь он занят тем, что убивает ее.
Это не мог бы никто иной, кроме Джека Потрошителя собственной персоной.
Он разделывает ее прямо надо мной.
Я хотел закричать, но изо всех сил стиснул зубы и лежал, дрожа, напуганный, как никогда в жизни.
Судя по тому, что я слышал о Потрошителе, он вообще не был похож на человека, скорее на крадущегося призрака или яростного демона из глубин преисподней.
Я начал молиться про себя, чтобы он поскорее покончил с Мэри и убрался прочь.
Довольно скоро он слез с кровати.
Я решил, что Господь услышал мои молитвы.
Как бы не так.
Потрошитель не собирался уходить.
Он встал перед огнем, который горел слабо, давая лишь тусклый свет и немного тепла. Все что я мог видеть, это его ботинки и ноги в темных брюках. Потом он швырнул в огонь жилет и рубашку, свои собственные, решил я. Они вспыхнули. Он постоял немного, как будто грелся, а затем подошел к стулу, где была свалена остальная одежда. Вернувшись к огню, он добавил туда шляпку и юбку. Ярко освещенный, он вернулся к кровати, но не за топливом. Он снова шагнул к огню и запихал в него большое одеяло.
Когда оно занялось, вся комната озарилась светом и жар волнами стал накатывать на меня.
Он снял ботинки и брюки. Ему пришлось нагнуться, чтобы снять штаны, но не настолько низко, чтобы я смог увидеть его лицо.
Или, чтобы он увидел меня.
Ботинки и брюки он в огонь бросать не стал.
Он снова вернулся к кровати и залез на нее.
Мэри к этому моменту была уже мертва. Но он с ней еще не закончил
Он вернулся к работе.
Время от времени он приговаривал:
— О, да.
Или:
— Очень мило, поистине.
Или:
— Вылезай оттуда, вкусненький мой.
Он говорил не как ист-эндец. Он говорил, как джентльмен.
— Так и знал, что добуду это, — сказал он. И добавил: — Вот ты и здесь, мой очаровательный лакомый кусочек.
Иногда он тихо фыркал.
Иногда, казалось, был так восхищен, что забывал дышать.
Все время раздавались омерзительные звуки чего-то раздираемого, постоянно что-то хлюпало. Я даже слышал, как он что-то поедает. Доносились звуки жевания, чмоканье губ, вздохи.
Удивительно, что я удержал в себе свой ужин.
Я пытался не слушать. Пытался не думать о том, что он делает с Мэри. Я старался занять свой разум тем, как сохранить в тайне свое укрытие.
Нож в моем кармане был зажат между ногой и полом. Я мог его достать. Но даже с оружием в руках, какие у меня шансы против такого монстра? Он наверняка возьмет меня в оборот, если я попытаюсь выскочить из-под кровати.
Единственное, что мне оставалось, так это молиться и надеяться, что он уберется вон, не обнаружив меня.
Я провел много времени, разглядывая комнату. Видно мне было не много. Если у него были пальто и шляпа, то они находились вне поля моего зрения. Его ботинки и штаны лежали перед ярким огнем. Деревянная ручка чайника на каминной решетке занялась огнем. Одежда Мэри свисала со спинки стула, закрывая верх ее грязных туфель.
Я разглядывал все эти вещи, прикидывая свои шансы на то, чтобы метнуться к окну и, если удастся, нырнуть через него во двор, когда на пол свалился большой кусок плоти. С влажным хлюпаньем он шмякнулся прямо у меня перед глазами. Это был сочащийся кровью красный бугор, увенчанный соском.
Когда я осознал, что это, в голове у меня помутилось. Рот мой наполнился слюной, как бывает, когда собираешься сблевать. Я услышал звон в ушах. Каждый раз, когда я моргал, резкие голубые огоньки вспыхивали вокруг всех предметов, так что я закрыл глаза, сглотнул и попытался представить, что нахожусь где-нибудь в другом месте.
Я начал воображать, что я дома, в безопасности, устроился в кресле и читаю «Гекльберри Финна». Мало-помалу, я превратился в самого Гека. На плоту с Джимом я плыл по Миссисипи ночью, растянувшись на бревнах и глазея на усыпанное звездами небо. Все вокруг дышало спокойствием и миром, и чувствовал я себя замечательно. Мне хотелось плыть по реке бесконечно.
Должно быть, я потерял сознание.
Очнулся я как раз вовремя, чтобы увидеть ногу Потрошителя рядом с кроватью. Он наклонился. Сердце у меня чуть не выскочило из груди. Я решил, что он по мою душу и прямо сейчас выволочет меня из-под кровати, а затем вскроет заживо. Но он ограничился тем, что ухватил грудь окровавленной рукой и поднял ее. Но держал он ее недостаточно хорошо. Она выскользнула у него из пальцев и шмякнулась вновь. На этот раз она упала на бок и, скажем так, деформировалась. Он подобрал ее двумя руками.
Шагнул к столику.
Затем он подошел к огню и надел брюки и ботинки. Одевшись, он переместился так, что видеть его я не мог, поскольку мешало плечо. Я слышал шорох одежды и надеялся, что это он надевает пальто.
Тут раздалось поскрипыванье кожи. Это вызвало в памяти рассказы про то, что Потрошитель носит с собой чемоданчик вроде докторского, где держит нож или скальпель, и в котором утаскивает органы своих жертв.
Итак, он вернулся и встал так, что я мог протянуть руку и коснуться его ботинок. Ужасные звуки, раздавшиеся следом, дали мне понять, что он извлек что-то из Мэри и положи себе в чемоданчик.
Рот мой опять наполнился слюной, в ушах зазвенело, я снова увидел эти голубые огоньки. Но я держался.
И наконец он выкатился за дверь. Она открылась, впустив дуновение ветра, захолодившее мою голую спину и раздувшее огонь ярче, чем прежде.
Дверь захлопнулась.
Я не переменил положения.
То, что случилось потом, было загадкой.
Он закрыл дверь. Он не стал тянуться через окно и защелкивать задвижку, он воспользовался ключом. Я слышал, как ключ заскрежетал в замке, слышал громкий лязг, затем ключ вытащили.
Я решил, что он нашел ключ у Мэри. Но если у нее был ключ, почему она не пользовался им, вместо того, что через окно тянуться к задвижке?
Я задался вопросом, зачем я забиваю себе голову подобными тайнами.
Главное было то, что Потрошитель ушел.
Он, стало быть, запер меня в комнате. Прекрасно, чего уж там. Выберусь через окно.
Я думал немного подождать, дабы убедиться в том, что он не вернется. Но больше всего на свете мне хотелось оказаться подальше от этой комнаты и всего, что в ней произошло. Я выскочил из-под кровати, скользя по окровавленному полу. Оказавшись на ногах, я совершил ошибку, посмотрев назад.
Там была Мэри.
Она не походила на человека вообще, так была исполосована. Зрелище было столь ужасным, что если я попробую описать его здесь, вы, возможно, проникнетесь таким отвращением, что немедленно захлопнете книгу и прекратите чтение.
Кроме того, я буду терзаться виной за то, что наполнил ваш разум подобными картинами. Моя цель состоит в том, чтобы развлечь вас рассказом о моих приключениях, а вовсе не в том, чтобы внушить вам черные мысли или вызвать рвотный позыв.
Позвольте только сказать, что вид, в котором Потрошитель оставил Мэри, не позволил бы вам определить, мужчина это или женщина. Лица у нее вообще не было.
Я смотрел дольше, чем следовало, в основном потому, что мне нужно было время сообразить, чем на самом деле являлось это месиво на кровати. Когда наконец сообразил, то поперхнулся и посмотрел в другую сторону. Но туда смотреть тоже не следовало, и я увидел на столе эту мерзость. Обе ее груди и кучу внутренних органов.
Я начал было заваливаться, но, каким-то чудом устояв на ногах, бросился к окну. Распахнув его, я попытался вылезти, но вместо этого просто вывалился наружу. Холод и дождь слегка прочистили мне голову. Когда я взял себя в руки, то вспомнил, для чего изначально забрался в эту комнату. Но я совершенно не горел желанием забираться обратно, чтобы взять рубаху и пальто. Я видел их на стуле, когда распахивал окно и смотрел только на них, поскольку еще одного взгляда на Мэри я бы не вынес.
Затем я бросился через двор. Когда я оказался под аркой, дождь перестал лить на меня. Я остановился и высунулся наружу, достаточно, чтобы посмотреть вверх и вниз по улице, так как опасался, что там может быть Потрошитель. Я не увидел ни его, ни кого-либо еще. Однако газовые фонари не давали достаточно света и оставляли множество темных мест, в которых кто-нибудь мог притаиться. Все, что я теперь хотел, так это добраться домой, не попав в еще большую беду. В последнюю очередь я бы желал встретиться с Потрошителем. Второе место по нежелательности — быть принятым за Потрошителя.
Полуодетый и окровавленный в районе Уайтчепела в такой час, я бы неминуемо возбудил подозрение у любого, кто увидел меня. В таком случае абсолютно без разницы, попытаюсь я идти обычной походкой или понесусь со всех ног, словно за мной черти гонятся.
В конце концов, если я побегу, то скорее попаду в какое-нибудь безопасное место.
Я вышел из-под арки. Снова на меня полился дождь. Решая, в какую сторону мне идти, я обтирал руки друг об друга, пока не убедился, что стер большую часть крови. Затем я быстренько вытер плечо и живот.
Поскольку я заблудился, не было никакой разницы в том, какое направление я изберу.
Так что я повернул направо и припустил изо всех сил. Шлепая по лужам, я бежал по улице так быстро, как только мог. Из-за таких резких движений, голова моя начала побаливать, но я, пыхтя, продолжал бег. На углу я проверил оба направления. Сердце у меня екнуло, когда я заметил нескольких человек слева. Один из них был констеблем. Никто не закричал, так что, наверное, меня не заметили.
Благополучно миновав перекресток, я подумал, не следует ли мне вернуться и все рассказать бобби. Это я очень удачно сообразил. Как вы догадываетесь, первым делом он подумает, что это я сотворил все это с Мэри.
А еще я зарезал нынче ночью Неда или Боба в переулке. Несмотря на дождь, на моем ноже наверняка осталась его кровь. Я мог выбросить нож, но, тем не менее, не очень этого хотел. Мало того, что это подарок, так еще он был моим единственным оружием и мог еще понадобиться.
Так что я почел за лучшее держаться подальше от констеблей и всех остальных тоже.
Я забежал за поворот дороги и резко остановился, позабыв дышать. Душа у меня ушла в пятки.
Не то чтобы я узнал его. Корчась под кроватью, я мало чего видел: только его ноги, его руки, когда он опускал их несколько раз, брюки и ботинки. Ничего особенного, короче.
Тип, проходивший мимо фонаря впереди меня, был одет в шляпу и пальто. Под полами пальто виднелись ноги в брюках. Это вполне могли быть брюки, которые я видел в комнате Мэри. Выглядели так же. Но темные брюки — это темные брюки. С того места, где я стоял, мне было не разобрать, похожи ли его ботинки на ботинки Потрошителя.
Но он нес кожаный чемоданчик, похожий на докторский.
Этого мне было достаточно.
В глубине души я просто знал, что это Джек Потрошитель. В спешке я выбрал тот же маршрут, что и он, и догнал его.
Из-за расстояния и шума дождя он не услышал, как я вышел из-за угла. Или услышал, но не обернулся, а продолжал идти, оставляя позади мерцание фонаря.
Я по-прежнему стоял и наблюдал.
Мне потребовались бы часы, чтобы настрочить на бумаге все мысли, что пронеслись тогда в моей голове. Однако все они сводились к одному: как бы ни хотел я смыться от Потрошителя, попасть домой в кровать и накрыться одеялом с головой, я считал, что моя обязанность — последовать за ним.
Именно так я и поступил, невзирая на то, что был напуган до чертиков.
Мне было пятнадцать, я промок, продрог и был напуган, и в этот темный утренний час я шел следом за Джеком Потрошителем, всерьез полагая, что не доживу до света дня.
Но все же я продолжал идти за ним по пятам.
Дело вот в чем.
Он — монстр, сотворивший невыразимые ужасы не только с Мэри, но и с другими женщинами. За это он заслужил самого страшного воздаяния. А самое важное состояло в том, что еще не одна женщина падет под ударами его ножа, если кто-нибудь не остановит его.
Может быть, это случайность. Может быть, это судьба или воля Божья. Как бы то ни было, я оказался в итоге человеком, имеющим возможность положить конец цепи его кровавых злодеяний.
Не такое это было дело, от которого я мог отвертеться.
Глава 6
Я ПРЕСЛЕДУЮ ЗЛОДЕЯ
Мой план состоял в том, чтобы проследовать за Потрошителем до его логова, подождать пока он там засядет, а затем позвать полицейских. Он был гораздо опытней в обращении с ножом и на голову выше меня, так что справился бы со мной на раз. Кроме того, я боялся ничего не разузнать о нем. Вполне достаточно будет, если я просто пойду по его следу.
Так он вел меня, выбирая самые пустынные улицы. Я слегка отстал и держался чуть в стороне, дабы иметь возможность нырнуть в дверь или переулок в том случае, если ему взбредет в голову глянуть через плечо.
Он вел себя, как будто ни о чем не беспокоился. Даже ни разу не проверил, что делается позади. Я несколько раз видел его в профиль, в те моменты, когда он поворачивал за угол, но много разобрать не сумел. Слишком темно и поля шляпы закрывали его от света фонарей. Все что я смог разглядеть — это то, что у него нос клювом и слабый подбородок.
Я прикидывал, как мне разглядеть его получше, но сделать этого не смел. Много смысла будет в том, чтобы увидеть его лицо, если попытка увенчается моей гибелью.
Трюк состоял в том, чтобы остаться в живых и не потерять его из виду.
Спустя некоторое время, трюк стал казаться мне очень простым. Потрошитель не осторожничал и не хитрил. Он шел, словно джентльмен на прогулке. Я не чувствовал ни малейшей опасности, следя за ним.
Хотя мы изредка проходили мимо других людей, они были заняты своими делами. Некоторые бросали на меня странные взгляды, но никто не заговорил со мной и не поднял никакой паники.
Я принялся размышлять, каким героем я буду, если прослежу за Джеком Потрошителем прямо до его норы. Да я буду самой популярной личностью в Лондоне, да что там, во всей Англии! Ее Величество Королева лично удостоит меня награды. Матушка, как она будет горда…
Это напомнило мне о ее бедственном положении, о причине, из-за которой я изначально отправился в путь. Что ж, дядю Билла мне привести не удалось, но сейчас это не казалось столь уж важным. Бернсу из наручников не выбраться. С матушкой все будет в порядке.
Что мне следует сделать, так это найти дядю Билла первым делом, как я раскрою, где живет Потрошитель. Таким образом, дядя тоже прославится.
Я прибавил шагу, когда Потрошитель исчез за углом. Вскоре он снова попал в мое поле зрения. Он брел по направлению к уличному фонарю, по направлению к женщине, стоящей возле него.
Она заговорила с ним, слов я разобрать не смог.
Он подошел к ней.
Как я мог видеть, на улице больше никого не было.
Я обмяк и почувствовал, что мое сердце сейчас взорвется, так сильно оно колотилось.
«Он не посмеет!» — думал я.
Я стоял, как громом пораженный, в то время, как женщина взяла его за руку, прижалась к нему, и дальше они отправились вместе.
Он уже убивал двоих за одну ночь, так что удивляться мне было нечему. Но я удивился. Я был уверен, что он приведет меня прямо к своему жилищу и я заделаюсь героем.
Этому не суждено было сбыться.
Мэри ему оказалось недостаточно. Он намерен разделать и эту девушку.
Если я позволю этому произойти, то вина будет целиком на мне.
Я вытащил нож из кармана, раскрыл его и бросился за ними.
Мой отец погиб в бою. Если для него это было правильно, значит будет правильным и для меня. Я полагал, что могу встретиться с ним в любой момент. Однако, желая воссоединения с отцом, я все же надеялся, что оно случится значительно позже.
Мне не хотелось умирать прямо сейчас, но и оставить девушку на растерзание я тоже не мог.
Я слегка замедлился, когда расстояние сократилось. Вскоре я оказался не более чем в нескольких шагах позади них. На девушке была шляпка, ее голова лежала на его плече, а рука обвивала спину. Он обнимал ее одной рукой, в то время как другая придерживала чемоданчик.
Они до сих пор не слышали меня. Я задержал дыхание. Это помогло, как и то, что мои ботинки достались грабителям.
Нечестно будет ударить его в спину.
И тем не менее, я это сделал.
Бросился на него сзади и с силой проткнул его пальто.
Он пронзительно завопил. Я выдернул нож, готовый ударить еще, но прежде чем я пырнул его снова, он развернулся. Его чемоданчик ударил меня в лицо, заставив пошатнуться. Когда я упал на задницу, женщина начала кричать. Затем она сломя голову бросилась прочь.
Потрошитель за ней не последовал.
Я спас ее.
Но для меня дело пахло керосином.
Я с трудом пытался встать, когда Потрошитель налетел на меня. Не похоже было, что я нанес ему серьезный урон. Он перехватил чемодан левой рукой, другую сунул под пальто и выхватил нож. Тот самый нож, которым он расправился с Мэри.
— Ты — Джек Потрошитель! — завопил я, вскакивая на ноги.
— Правда, что ли? — спросил он.
Тот самый голос, который доносился с кровати надо мной.
Я отступал по улице, размахивая ножом, чтобы держать Джека на расстоянии.
Его нож был чертовски здоровым. Он не размахивал им, а просто крепко держал перед собой и выглядел при этом так, будто не намерен валять дурака, а попросту воткнет его прямо мне в желудок и поднимет меня в воздух.
— Сдавайся, — потребовал я. — Не то насквозь тебя пропорю.
На это он рассмеялся. Сомневаюсь, чтобы мне удалось его смутить.
Я продолжал отступать. Он продолжал приближаться.
Я надеялся, что он свалится из-за ранения, которое я ему нанес, но мой клинок, по всей видимости, угодил не в жизненно важное место.
Внезапно, он сделал свой ход.
Он нанес удар, метя мне в живот.
Я отскочил в сторону. Его клинок чудом меня не задел, я отмахнулся ножом. Определенной цели я в уме не держал, просто надеялся пырнуть его хоть как-нибудь, нанести ему хоть какой-то урон. Но произошло вот что — я отхватил ему почти весь нос. Нос отвалился и упал.
Потрошитель завопил.
Звучало похоже на визг, который он исторг из Мэри.
Он уронил свой саквояж, схватился за кровоточащий обрубок и заревел. От этого рева сердце у меня задрожало.
Я драпанул, как заяц.
Может, это было трусостью, но с меня было довольно. Этот рев меня доконал. Джек перестал быть просто раненым человеком и превратился в то чудовище, сделавшее из Мэри безликую выпотрошенную тушу. Пожиравшее ее.
Мне хотелось унести от него ноги подобру-поздорову.
Заверяю, я не чувствовал себя трусом, удирая прочь. Я выполнил свой долг. Я спас ту женщину и пометил его так, что теперь ему не скрыться.
Я подумал: если только мне удастся убежать и остаться в живых, чтобы рассказать свою историю, Джек Потрошитель либо исчезнет навсегда, либо угодит в тюрьму, как только покажет где-нибудь свою безносую физиономию.
Я не убил его. Я не поймал его. Но я прекратил его царство ужаса.
Во всяком случае, я так считал.
Несмотря на то, что он все еще гнался за мной, я полагал, что ему меня не поймать. Помимо всего прочего, я был молод и быстр. И не был ранен.
Судя по звукам позади меня, я все еще не оторвался от него.
Я мельком оглянулся, в тот момент, когда мы находились неподалеку от фонаря, увидел, насколько он близко, и внутренне поежился. Нож в его правой руке равномерно поднимался и опускался. Шляпу он потерял. Пальто распахнулось, полы хлопали за спиной. Его лицо и оголившаяся грудь были черны от крови.
Выглядел он как худшее из порождений ночного кошмара.
Я заорал, призывая на помощь. Не то чтобы у меня хватало дыхания на это. Крик вышел хилый и едва ли хоть кто-то его услышал. Вскоре я плюнул на это и направил всю свою энергию на то, чтобы держаться впереди.
Я мчался по улицам и переулкам, обегал углы. Частенько что-то высовывалось из темноты и толкало меня. Несколько раз я спотыкался и падал, но вскакивал и продолжал бежать, спасаясь от неминуемой гибели.
Иногда мы пробегали мимо людей. Ни один не был констеблем. Ни один не пытался помочь. Все они либо не обращали на нас внимания, либо разбегались с нашего пути.
Взбудораженная толпа уже рассосалась.
Пробежал я столько, что мне хватало за глаза, но не останавливался. И он тоже. Он не собирался прекращать погоню. Я не собирался попасть к нему в руки.
Казалось, гонка длится уже несколько часов. Конечно, столько времени пройти не могло, но ощущение было именно такое.
А потом я вынырнул из пространства между какими-то то ли складами, то ли фабриками, то ли еще чем-то в этом роде и прямо через дорогу от меня возникла Темза.
К ней я и стремился.
Потрошитель скор на ногу, но каково ему будет в воде? Если он не очень хороший пловец, то считай, что мне повезло.
Я вбежал на причал, возле которого виднелись несколько лодок. Мельком заметил еще несколько, пришвартованных на некотором расстоянии от берега и увидел вдалеке Тауэрский мост. Вид моста дал мне возможность сообразить, куда я в итоге попал, но рассчитывать на многое мне здесь не приходилось. Единственное, что мне сейчас было нужно, так это оказаться на реке быстрее Потрошителя, который, фыркая и хрипя, с топотом мчался мимо лодок позади меня.
Было время прилива, так что я решил, что грохнуться в песок мне не грозит.
В конце причала я сложил руки перед собой и прыгнул, оттолкнувшись, что есть мочи. Мне показалось, что в воздухе я парил целую вечность. Затем вода ударила в лицо. Река была не сильно холодней дождя, вдобавок, я хорошо разогрелся от беготни, так что ощущения были почти приятными. Я устремился вперед, держась под водой и пробиваясь сквозь поток. Всплесков позади не было, хотя не уверен, что случись они, я бы их услышал.
Может, он не полез за мной в воду.
А может, в любую секунду схватит меня за ногу.
Я слегка изменил направление, чтобы сбить его с толку.
Мне сильно не хватало воздуха, но я продолжал плыть под водой, отталкиваясь ногами и загребая руками. Нож в правой руке замедлял мое движение, но решив, что он мне еще пригодится, бросать я его не стал. Вскоре, почувствовав, что от нехватки воздуха грудь вот-вот лопнет, я вынырнул на поверхность.
Подняв голову над водой, я втянул воздух и осмотрелся кругом.
И увидел Потрошителя.
Он был не более чем тенью, смутно различимой через дождь и мглу, но то, как он присел на краю причала, напряженно трудясь над чем-то, чего я не мог разглядеть, навело меня на мысль, что он что-то задумал.
Отвязывал фалинь у одной из лодок у причала, вот что он делал!
Он собрался догнать меня на лодке!
Экая несправедливость! Но я не собирался тратить время, кляня его или собственную судьбу. Я развернулся и стал вспенивать воду гребками.
Когда я оглянулся в следующий раз, он уже сидел в лодке и греб прямо ко мне.
Я стал нырять и менять направление, рассчитывая запутать след, хоть и понимал, что для этого не сумею достаточно долго задерживать дыхание. Кроме того, я жутко вымотался, сражаясь с течением.
Потом до меня дошло, что я мог бы спрятаться за одной из больших лодок, пришвартованных неподалеку.
А лучше даже залезть в нее. Тогда у меня будет возможность огреть его как следует веслом, если он решит полезть туда следом за мной.
Я подплыл к яхте, стоявшей на якоре справа от меня. Судя по тому, как она качалась на волнах, тихая и темная, на ней никого не было.
Здесь я и засяду.
Лодка Потрошителя была еще на порядочном расстоянии к тому моменту как я протянул руку и схватился за якорную цепь. Зажав нож в зубах на пиратский манер, я перелез через борт и очутился на палубе. Я настолько устал, что хотел рухнуть наземь и заснуть, но Потрошитель вряд ли дал бы мне такую возможность.
Я вскочил на ноги и вынул нож изо рта. Когда я повернул голову, чтобы найти Джека, неясная фигура бросилась на меня.
Я не успел ни «здрасьте» сказать, ни попросить помощи, ни пригнуться.
Неизвестный врезал мне дубинкой по голове.
Ночь на мгновение озарилась вспышкой, палуба ударила меня по коленкам. Потом я не чувствовал ничего.
Глава 7
ПО ТЕМЗЕ НА «ИСТИННОЙ Д. ЛАЙТ»
Большим удивлением для меня было то, что я вообще очнулся. Будь я способен осознавать происходящее, то пришел бы к выводу, что дни моих пробуждений окончились навсегда.
Открыв глаза, я увидел столько всего неожиданного, что был порядком ошеломлен.
Был день, серенький свет падал через иллюминаторы тесной каюты, где я разлегся.
Подо мной был матрас, сверху на меня набросили одеяло.
Я ощутил веревки на запястьях и лодыжках.
По тому, как все кругом тряслось и качалось, не трудно было сообразить, что я на лодке. Возможно, на той самой, куда я залез, надеясь отбиться от Потрошителя, той самой, где некто весьма немилосердно огрел меня по голове.
Так что же случилось с Джеком Потрошителем?
Хотя голова раскалывалась пополам, я все-таки оторвался от подушки, чтобы осмотреться.
Молодая женщина на другой койке не была ничем накрыта. На ней была белая ночная сорочка, руки она вытянула по бокам, ноги держала вместе. Голова ее покоилась на коленях мужчины в брюках, толстом свитере и с повязкой, скрывающей большую часть лица. Наиболее толстая часть повязки располагалась там, где должен находиться нос.
От просачивавшейся и засыхавшей крови центр повязки был грязно-коричневого цвета.
В первый раз я как следует разглядел Потрошителя. Хотя обнаружить его сидящим всего в нескольких футах было просто ужасно, при дневном свете вид у него был не такой уж и злодейский. Черные волосы были аккуратно подстрижены и разделены пробором. Изящные брови, карие глаза маленькие и близко поставленные, а уши торчали, как флаги. Рот у него представлял собой узкую щель со слабым намеком на губы. Из-за тонких губ и скошенного подбородка его передние зубы торчали наружу, что выглядело бы даже смешно, не знай я, кто он такой. Правой рукой он гладил женщину по волосам, а в левой держал нож, который оставался возле ее живота, когда он время от времени оборачивался ко мне. Затем он поднял лезвие и помахал им в воздухе.
— Поздравляю! — сказал он. Говорил он словно с зажатым носом.
Женщина очнулась, воззрившись на него усталым, испуганным взглядом.
— Я сохранил тебе жизнь, несчастный щенок, и жду от тебя вечной благодарности. — Сказано было так, словно все это шутка.
— Пошел ты, — ответил я.
Он засмеялся.
Девушка бросила взгляд на меня.
Я сел на кровати. Одеяло съехало до пояса. Я был без рубахи и, судя по ощущениям от постельного белья, без штанов.
Потрошитель уставился на меня с видом явно заинтересованным.
— Тебе не стоит покидать койку, — сказал он. — Это подарок для леди.
— А тебе лучше бы не причинить ей вреда, если ты сам себе не враг.
Она бросила на меня дикий умоляющий взгляд, как будто в надежде, что я угомонюсь и не буду убит в ее присутствии.
— Я бы не стал меня раздражать, — заметил Потрошитель, — находись я в вашем рискованном положении. Я сильно тобой недоволен. С огромным удовольствием я бы спустил с тебя шкуру и насладился твоими воплями.
— А я с огромным удовольствием вспоминаю, как укоротил тебе нос, — ответил я.
Его верхняя губа приподнялась. Он с силой ударил девушку кулаком в живот. Воздух вырвался у нее изо рта, она дернулась и села на кровати. Он дернул ее за волосы, уложив головой к себе на колени. Лицо у нее покраснело, она задыхалась, ловя ртом воздух.
— Это мне по нраву, — сказал он.
Намек был ясен. Если я выкину что-нибудь, что ему не понравится, злость он выместит на ней.
— Полагаю, у тебя есть имя, — обратился он ко мне.
— Тревор. Тревор Веллингтон Бентли.
— Какое благородное имя для подлого хулигана.
Я прикусил язык.
— Кто я такой, осмелюсь полагать, тебе известно, Тревор.
— Джек Потрошитель.
— Браво! Умница. Совсем уж начистоту — зовут меня Родерик Уиттл. А этот прекрасный кусочек — Труди Армитэдж, американочка. Труди согласилась играть роль Беспомощной Пленницы во время нашего путешествия. Ты имеешь честь находиться на борту ее семейной яхты «Истинная Д. Лайт». Ужасно умно, не находишь?
Я предпочел промолчать и просто глазел на него.
Он глазел на меня.
Спустя некоторое время, он проговорил:
— Ты устроил мне славную гонку, юный Тревор. Я вполне созрел для того, чтобы вырезать тебе сердце, но все хорошо, что хорошо кончается, как сказал бы Шекспир. Ты сослужил мне хорошую службу, приведя сюда. Меня уже начало припекать, и я рассматривал возможность морского путешествия, а ты привел меня к подходящему средству для этой затеи. Здесь нет необходимого запаса продовольствия для задуманного мною плавания, но зато в наличии экипаж и заложник. — Он провел рукой по густым каштановым волосам Труди и улыбнулся ей. — Они были готовы отплыть с приливом, Труди и ее жених, и крепко спали, пока папенька был занят последними приготовлениями. Папеньку мне пришлось отправить на тот свет.
Когда он произнес эти слова, Труди заморгала и глаза ее наполнились слезами, а подбородок задрожал.
Нож постучал ее по голове.
— Будет, будет, нечего проливать слезы по папеньке. Он теперь у Бога — и у рыб.
Она плакала все сильней, задыхаясь и трясясь, пока слезы катились по щекам.
Мне было очень жаль ее, ведь я-то знал каково это — лишиться отца. Но это и рядом не валялось с тем, что этот Родерик Уиттл задумал с ней сделать.
Она была очаровательной девушкой, едва ли старше двадцати и выглядела крепкой и здоровой. Широкобедрая и широкоплечая, с большой грудью, которая колыхалась в такт ее рыданиям. Я поймал себя на том, что созерцаю, как колышется эта грудь, и быстренько отвернулся.
Не то чтобы ее вид меня возбудил. Не после того, что я видел в комнате у Мэри.
Я наблюдал, как Уиттл гладит волосы Труди.
И приходил в ужас от того, что могло роится в его голове.
— Куда мы направляемся? — спросил я, намереваясь отвлечь его.
Он взглянул на меня:
— В данный момент мы спускаемся по Темзе. Изначально пункт назначения — Кале. Верно, Труди?
Она кивнула и всхлипнула.
— Однако, французский я знаю прескверно. Было бы довольно глупо обосноваться там, где местные жители не говорят на моем языке. Нет, такое место не по мне. Вместо этого я с гораздо большим удовольствием попытаю счастья в Америке.
— В Америке?!
— Уверен, что ты о ней слышал. Колонии же.
— Это три тысячи миль отсюда!
— Почти. На самом деле чуть подальше.
— Нам не пересечь океан в это время года!
Этот человек сумасшедший. Впрочем, это ясно и без лишних слов, если знать, что он делал с женщинами. Я решил не заострять на этом внимание. Стараясь говорить как можно спокойнее, я спросил:
— Это судно достаточно велико для подобного путешествия?
— А как, по-твоему, оно добралось до наших замечательных островов?
— Мы пересекали океан летом, — сообщила Труди, перестав на секунду хлюпать носом. — И Майкл… Мы с отцом помогали ему. Ему было бы… не справиться без нашей помощи.
— Что и доказывает мою дальновидность в решении сохранить жизнь юному Тревору. Ты когда-нибудь был в море? — спросил он меня.
Я покачал головой.
— Не переживай. Ты быстро схватываешь, и у нас было достаточно возможностей убедиться в том, что ты проворен и силен. Возложим на тебя двойные обязанности — моего слуги и помощника Майкла. Не сомневаюсь, ты справишься с блеском.
Я прикинул, что да как. Если идея увидеть Америку мне даже нравилась, то идея быть заточенным на судне в компании Уиттла — отнюдь нет. Больше же всего я хотел вернуться к матушке. Она уж нынче с ума сходит от волнения. Если я насильно буду втянут в плавание, то пробуду в море целый месяц и она решит, что я исчез навсегда или погиб, прежде чем я смогу найти хоть какой-то способ сообщить ей, что это не так.
Попытавшись пересечь Атлантику в ноябре, на борту судна не более пятидесяти-шестидесяти футов от носа до кормы, с командой в составе меня и некоего Майкла, мы, вполне вероятно, закончим тем, что сядем к водяному в приказ.
Даже если нам повезет выжить в океанском плавании, Уиттл наверняка разделает нас на мелкие кусочки, как только мы увидим землю.
Ни за какие коврижки он не отпустит нас.
Перспективы вырисовывались чрезвычайно мрачные, за исключением одного обстоятельства. Он решил сделать меня помощником, а связанным я делать ничего не могу.
Я вытащил связанные руки из-под одеяла.
— Когда мне приступать?
Он засмеялся.
— Майклу понадобиться помощь, — объяснил я. — Ты же не хочешь, чтобы он посадил нас на мель или еще куда-нибудь, правильно?
— А еще я не хочу, чтобы ты сиганул за борт. В стремлении Майкла к сотрудничеству я полностью уверен. Он влюблен в Труди и знает, что я мигом, так сказать, упокою ее, стоит ему меня рассердить. Я полностью ему доверяю. По крайне мере, до тех пор, пока держу Труди в пределах досягаемости моего клинка. Однако для тебя она никто и звать ее никак.
— Я не хочу, чтобы ты причинял ей вред.
— А я, само собой, причиню, если ты доставишь мне неприятности. Тем не менее, сердечной привязанности к ней у тебя нет. Ты вполне можешь рискнуть ею ради собственной свободы.
— Я так не поступлю, — ответил я. По сей день не знаю, правду сказал или нет.
Я отчаянно желал освободиться от пут и выбраться на палубу, откуда я смогу прыгнуть за борт и поплыть к берегу. Но если это будет стоить жизни Труди… тогда не знаю.
Но от этого выбора я был избавлен.
Уиттл сказал:
— Ты останешься в каюте вместе с нами до тех пор, пока мы не окажемся в открытом море.
С этим было не поспорить. Один протест с моей стороны, и он снова ударит Труди, а то и еще что похуже.
Я снова лег, натянул одеяло до шеи и повернулся спиной к ним обоим. Настоящим счастьем было бы заснуть, но я был слишком взвинчен. Кроме того, голова у меня болела после удара, которым папаша Труди меня наградил.
Он хорошенько меня ударил, но я-то убил его точно так же, как если бы нож держала моя рука. Он себе готовился отплыть во Францию вместе с дочерью и зятем, а я привел к нему Потрошителя. Этот груз давил на меня. Я убеждал себя, что он сам виноват, потому что вырубил меня. Если бы он не так лихо орудовал дубинкой, я бы успел его предупредить. Вместе мы наверняка скрутили бы Уиттла.
Конечно, я влез к нему на яхту перед рассветом, голый по пояс и с ножом в зубах. Картина маслом. Когда подгреб Уиттл, никаких сомнений в рассказе о том, как он был подло атакован мною на улице, не возникло, и старик без раздумий позволил ему взойти на борт, чтобы схватить меня.
Если бы я выбрал другую лодку, Труди, ее отец и Майкл сейчас плыли бы в Кале.
Я навлек на них несчастье.
Все это время я изо всех сил боролся с желанием расплакаться. Это бы дало Уиттлу бесконечную пищу для издевательств, а кроме того, я не хотел, чтобы Труди приняла меня за плаксу.
Я думал, что она ненавидит меня за появление Потрошителя в их жизни.
Именно тогда я поклялся ее спасти.
Глава 8
ВЕРЕВКИ
— Тревор? Тревор?
Ласковый тихий голос разбудил меня, значит в конце концов я заснул. Хотя я знал, что зовет меня вовсе не матушка, на мгновение мне показалось, что я дома, в собственной постели.
Но мои руки и ноги были связаны, кровать раскачивалась и ходила подо мной ходуном. Это довольно быстро напомнило мне, где я нахожусь и как сюда попал.
Открыв глаза, я перевернулся. Была ночь. Кабина была освещена мутным светом масляной лампы.
Уиттл ушел.
Труди лежала, укрытая одеялом, виднелось только ее лицо.
— Где он? — спросил я.
— Пошел на камбуз за едой.
Что он оставил нас в покое, я, конечно же не поверил. Но с единственным членом экипажа, Майклом, и нами связанными, ему оставалось либо добывать еду самостоятельно, либо сидеть голодным. Я надеялся, что он захватит что-нибудь и для нас. Одна мысль об этом заставила мой пересохший рот наполниться слюной, а живот заурчать.
— Нам надо что-то предпринять, — сказала Труди.
Я сел, сбросив постельное белье на грудь. Оно немного согревало мне спину, но сейчас было не то время, чтобы беспокоиться о холоде. Слегка вздрогнув, я приступил к изучению каюты. Она была узкая, достаточно длинная, чтобы вместить две койки, с обеих концов находились стены. В стене возле моих ног была дверь.
— Куда она ведет? — спросил я.
— На корму, — ответила Труди. Она тоже села на кровати. Одеяло упало на колени. Я мог заметить, что она по-прежнему связана, руки прикручены веревками к бокам. — Мы в носовой каюте. Камбуз на корме.
— За этой дверью?
— За ней гальюн, затем кают-компания, затем камбуз.
Я не совсем понял некоторые слова, но решил, что она пытается сообщить мне о том, что Уиттл ушел довольно близко к другому концу лодки.
— Он расспрашивал о наших запасах, — сказала Труди. — Он хочет горячего. Так что ему придется провозиться там какое-то время. Поди сюда и развяжи меня.
— Ну… — протянул я.
— Шевелись!
— Есть возможность отсюда выбраться?
— Не узнаем, пока не попробуем. Давай, не время для вопросов.
— На мне ни единой тряпки, мэм.
— Делай, что я сказала.
Часть моей симпатии к Труди тут же испарилась. Для несчастной беспомощной девицы она слишком сильно корчила из себя командира.
Но, пораскинув мозгами, я понял, какой шанс спастись нам выпал. Было бы позорно упустить его из-за моей скромности. Так что я вскочил с кровати и встал на ноги. Прикрывая интимные места, я стал прыжками пересекать пространство между нашими кроватями. Прежде чем подскакивающему полу удалось меня свалить, я упал на колени.
Воздух не на шутку студил меня, но я сжал зубы, чтобы не стучать ими и наконец-то добрался до Труди.
Руки у меня были связаны так, что я мог свободно орудовать пальцами. С их помощью я решил развязать узел, плотно прилегающий к животу Труди. Переплетение пеньковых веревок было тверже железа. Дрожащими пальцами я ухватил его, руки соскользнули, я попытался снова.
— Попробуй зубами.
Я уперся в нее лицом и вцепился зубами в узел. Сквозь ночную сорочку от нее исходило приятное тепло. Я мог чувствовать ее дыхание. Постаравшись не думать о ней, я сосредоточился на деле.
Узел чуть-чуть подался.
Я продолжал дергать. Зубы у меня заболели, но я чувствовал, что он подается. Убрав голову, я стал ковырять узел пальцами, пока он не развязался окончательно.
Труди освободила руки от веревок. Сбросив покрывала в сторону и наклонившись вперед, она принялась распутывать лодыжки. Пока она занималась этим, я грыз узел на своих запястьях. Вскоре он поддался, и руки мои были свободны.
Сидя на холодных досках между кроватями, я сражался с веревкой на лодыжках.
Все это было похоже на гонку, кто управится быстрее. Но по правде говоря, целью гонки было освободиться от веревок раньше, чем вернется Уиттл.
Не думаю, чтобы я представлял, что мы будем делать, когда развяжемся.
Скорее всего нас убьют чуточку быстрее, чем в том случае, если нам это не удастся.
Труди высвободилась раньше. Я все еще распутывал лодыжки, когда она вскочила с кровати и бросилась к двери.
— Черт побери! — выругалась она. — Он ее запер.
— Глупо было бы не запереть. — Я сорвал веревку и встал на ноги. Пока Труди стояла ко мне спиной, я сдернул с кровати одеяло и обмотал его вокруг себя. — Может, нам удастся выломать ее, — предположил я.
— Он услышит шум.
Она подошла ко мне. Я отступил на несколько шагов и наблюдал, как она разглядывает нечто похожее на люк в потолке. Она отодвинула запор и толкнула его вверх.
— Куда он ведет? — спросил я
— Это лаз на носовую палубу. — Она, кряхтя, толкнула его еще раз.
— Дай-ка я туда залезу.
— Бесполезно. Он заперт снаружи.
— Майкл же может его открыть?
На это она ничего не ответила, зато принялась молотить в люк обеими кулаками. Для девушки, возражавшей против шума от вышибания двери, она производила очень уж мощный грохот.
Я сомневался, что из этого выйдет что-нибудь путное. Даже запертый под палубой, я мог слышать всевозможные звуки, доносящиеся снаружи: удары волн о корпус, хлопанье парусов, скрип мачт, свист ветра в снастях и прочий грохот, стук и лязг. Если Майкл не прижимает ухо к люку, то надежды на то, что он услышит удары Труди, маловато.
С другой стороны, Уиттл их тоже не услышит.
Пока она продолжала молотить по люку, я встал на колени на ее кровати и проверил иллюминатор. Он был не настолько велик, чтобы через него удалось выскользнуть наружу, так что я даже не стал пытаться его открыть. Вместо этого я приник лицом к стеклу.
Я смог увидеть лишь бушующие волны и ни одного лучика света от другого судна или с берега.
— Не верится мне, что мы все еще плывем по Темзе, — сказал я.
Она прервала свой стук для того чтобы ответить:
— Конечно нет, глупышка. Мы в проливе.
От таких новостей я отпрянул от иллюминатора. Нечего было и думать о том, чтобы покинуть судно и доплыть до суши.
Пытаясь приободрить себя, я подумал, что на «Истинной Д. Лайт» непременно должна быть спасательная шлюпка или что-то вроде того. Хотя это не сильно меня приободрило. Даже если нам удастся выбраться наружу, Уиттл доберется до нас прежде, чем мы сможем спустить на воду такое суденышко.
Я подумал, что Труди не столь дальновидна, поскольку она продолжала колотить в люк.
Прекратила она тогда, когда яхту неожиданно тряхнуло, отчего я впечатался лбом в иллюминатор, а Труди швырнуло на меня. Она оттолкнулась, отлетела назад и шлепнулась на другую койку.
Я обернулся.
— Он наверняка скоро вернется, — сказала Труди.
— Боюсь, что так.
Она покачала головой и вздохнула. Потом сказала:
— Лучше тебе связать меня.
— Что?
— Свяжи меня снова.
— Мы еле-еле развязались.
— Да, только отсюда не выбраться. Нельзя, чтобы он увидел, что мы пытались бежать.
Она метнулась через проход, наклонилась и схватила одну из веревок.
— Давай.
Я встал. Одной рукой я придерживал одеяло, а другой схватился за ручку люка, чтобы не свалиться с ног.
Труди села на кровать и скрутила себе ноги. Она швырнула мне веревку со словами:
— Давай быстрее.
— Нет.
— Что ты сказал?
— Нет. Я не собираюсь опять связывать тебя.
— Сделаешь, как я сказала, мальчик.
Меня тошнит от споров с женщинами. Помимо всего, это пустая трата времени. Но Труди начала допекать меня своими командирскими замашками. Я сказал:
— Если у тебя нет идеи получше, чем выскочить через дверь, нечего было настаивать, чтобы я развязал тебя в первый раз. Теперь мы развязаны и не в полной власти Уиттла. У нас есть преимущество внезапности. И нас двое против одного.
— Не будь дураком.
— А я тебе говорю, будем биться.
— Что ты вообще знаешь? Ты же ребенок.
— Я уже дрался с ним и у меня неплохо получилось. Это я отхватил гаду нос, если хочешь знать.
— Вот молодец. Если бы ты оставил его в покое…
— То он убил бы женщину на улице. Я спас ее от его клинка.
— И привел его к нам на лодку.
— Я в курсе. И мне очень жаль. Мне и твоего отца жаль тоже. Но это Джек Потрошитель! Ты не представляешь, что это за чудовище. Я видел, что он сделал с одной несчастной. Его нужно остановить или он тоже самое проделает с тобой.
— Я ему нужна.
— Он тебя расчленит.
— Не глупи. Он не посмеет убить меня, если, конечно, хочет попасть в Америку. Но он точно накажет нас за то, что мы развязали веревки, так что прекрати спорить и свяжи меня.
Я отпустил ручку люка и взял протянутую мне веревку. Труди прижала руки к бокам, и приготовилась к связыванию.
— Ляг, — сказал я
— Сначала ты должен обмотать меня.
— Нет.
— Тревор!
— Ладно, хорошо! — Хотя мне не хотелось вновь оказаться голым, мне нужны были обе руки, и я швырнул одеяло на кровать. Труди отвернулась, однако не раньше, чем бросила на меня взгляд.
Стоя на коленях, я подсунул один конец веревки ей под руку, затем обмотал ее посередине.
— Туже, — распорядилась она. — Он не заметит разницы.
Я довольно сильно дернул за веревку. Она поморщилась. За свою несносность она заслужила немножко пострадать, но я сразу же устыдился и извинился перед ней.
— Заткнись и завяжи узел.
— Нет. Дай-ка я оставлю его не завязанным. Я накрою тебя, а ты ложись и притворись будто спишь. Я сделаю тоже самое. Мы дождемся подходящего момента, а затем прыгнем на Уиттла и задушим его.
— Не будем мы прыгать на Уиттла.
Я вздохнул.
Больше я спорить не стал. Я завязал узел, затем по-быстрому скрутил лодыжки, а когда закончил, накрыл Труди покрывалами.
Я заторопился на свою койку и собрал веревки, которыми Уиттл связывал меня. Чувствуя некоторую злость на Труди, я сказал:
— Сейчас, само собой, я должен связать себя.
— Сначала ноги. Это будет нетрудно.
Я забросил ноги на кровать, развел их в стороны и кинул одну из веревок между ними. Затем я сдвинул покрывала на колени.
— Что, по-твоему, ты делаешь? — с раздражением в голосе спросила Труди.
— Может, я и глупый ребенок, может и дурачок, но точно не трус.
— Свяжи себя сию же минуту!
— Для веревки Уиттла у меня найдется применение получше.
Та, что у меня в руках, была недостаточной длины, в отличие от того мотка, что я ощущал у себя под ногами. Сдвинув покрывала на плечи, я натянул веревку крест-накрест на груди и намотал ее концы на руки.
— Что ты задумал?
— Собираюсь поиграть в тугов.[1]
— Это ты о чем?
— О тугах. В Индии есть такая секта убийц-фанатиков, которые душат людей.
Заслышав звук щеколды, я замолчал. Дверь резко распахнулась и вошел Уиттл. В руках он нес бутылку и дымящийся котелок, из которого торчала ложка. Зажав бутылку под мышкой, он повернулся, чтобы закрыть дверь.
Делал он это не для того, чтобы удержать нас внутри, а исключительно чтобы не пустить внутрь Майкла. Я решил, что Уиттл, должно быть, запирает все двери и люки, дабы не опасаться, что кавалер Труди, гуляющий на воле, попытается ее спасти.
Он мог, в общем-то, так не переживать. Как я обнаружил впоследствии, у Майкла не хватило бы на пороху на подобное предприятие.
Закрыв дверь, Уиттл начал поворачиваться. Я закрыл глаза, прежде чем он взглянул на меня.
— Садись, дорогая, — велел он голосом гнусавым из-за отсутствующего носа. — Мы же не хотим, чтобы ты угасла во цвете лет, не так ли?
Я взглянул. Он стоял на коленях, глядя на Труди и держа котелок возле ее лица, а другой рукой подносил к ее рту ложку.
— По-моему, очень вкусно. Не считаю себя мастером в кулинарии, но это тушеное мясо поистине необычно.
Аромат был восхитителен. Он заставил мой пересохший рот вновь наполниться слюной, а живот заурчать.
Он продолжал кормление, давая Труди несколько секунд между ложками, чтобы она могла прожевать и проглотить. Я подумал, собирается ли он оставить чуть-чуть и мне.
Хотя до этого дело не дойдет.
Я выпутался из-под покрывал, осмотрелся и вскочил на ноги. Труди, жуя, качнула головой в мою сторону. Уитлл начал поворачивать голову, чтобы взглянуть через плечо. Я прыгнул. Накинул петлю ему через голову. Врезавшись ему в спину, затянул ее на глотке. От удара ложка с мясом отлетела Труди в лицо. Уиттл свалил Труди и рухнул ей на грудь.
Оседлав его, я затягивал веревку изо всех сил. Он издавал сдавленные звуки, вертелся и брыкался подо мной. Ударил в плечо ложкой. Другой рукой опрокинул котелок мне на спину. Варево было довольно горячим, и я обжегся, но не настолько чтобы отпустить врага. Я продолжать душить.
Приди Труди мне на помощь, я мог бы убить Потрошителя на месте и избавить мир от множества скорбей.
Но она была связана на славу, как сама и настаивала.
Так что она лежала беспомощная, предоставив делать всю работу мне.
Уиттл врезал мне в висок котелком. У меня искры полетели из глаз, но я устоял и продолжал затягивать веревку. Затем он ударил меня еще раз и еще. После пятого удара я потерял счет. Но сознания все же не лишился.
И вот уже я лежал на полу, а Уиттл взгромоздился сверху и, со свистом втягивая воздух, лупил меня донышком котелка по лицу. Наконец, утомившись, он связал мне руки спереди. Он немного посидел спокойно, глядя на меня и пытаясь восстановить дыхание.
— Что же мне с тобой делать, Тревор? — наконец спросил он.
Я был слишком ошеломлен, чтобы ответить, да и что-то подсказывало мне, что в моих советах он никак не нуждается.
Он вытащил нож.
Он поддел лезвием кончик моего носа.
— Не укоротить ли мне его? — спросил он. Другую руку он убрал за спину и коснулся пальцем моего причинного места. — А может, мне стоит сделать из тебя девочку? Что предпочитаете, молодой человек?
— Перережь мне глотку и… отдолби себя в зад.
Это замечание вызвало скотский хохот.
— Ты слишком забавный, чтобы тебя увечить, — сказал он. — Но ты должен быть наказан. А! Знаю я одну штуку.
Он убрал нож, слез с меня, и поднял на кровать. Связывая мне ноги, он сообщил:
— Это будет идеальная пытка для такого отважного юнца, как ты. Она заставит тебя подумать дважды, трижды и четырежды, прежде чем ты решишь связаться со мною снова.
Он накрыл меня одеялом до плеч.
Затем он отошел к койке Труди и дал ей пощечину.
— Отстань от нее! — заорал я.
Он ударил ее снова.
— Я ничего не делала! — закричала она. — Это все он! Это его затея!
Он отвесил ей затрещину тыльной стороной руки, отчего голова Труди мотнулась из стороны в сторону. Больше она ничего не говорила. И не пыталась отбиваться. Он вела себя как большая, податливая кукла в то время, как Уиттл содрал с нее одеяло, усадил ее на кровати и развязал ей ноги. Потом он приказал ей встать, она подчинилась.
На одном конце веревки он сделал петлю, накинул на голову Труди и затянул петлю на ее шее.
— Нет ничего паршивее удушения, — заявил он и взглянул на меня. — Недавний опыт пребывания в руках юного Тревора дал мне это понять.
Другой конец веревки он протянул через ручку люка над головой Труди, вытянул слабину, а затем пригнулся, поднимая ее вверх.
Руки у нее были привязаны к бокам, так, как я их оставил. Ноги забились в воздухе. Ее тело, прикрытое белой сорочкой, трепыхалось и дергалось. Она издала ужасный сдавленный звук.
— Нет! — закричал я. И сел так резко, что закружилась голова.
— Не дергайся или ей же хуже будет! — возопил Уиттл.
Он опустил Труди на пол. Она стояла, шатаясь и давясь, пытаясь сохранить равновесие, поскольку судно трясло и раскачивало на волнах.
— Достаточно, — сказал я. — Я буду хорошим, обещаю. Пожалуйста, оставь ее в покое.
— Когда горячее сочувствие проходит, обещания быстро забываются.
— Нет! Обещаю, Бог свидетель!
— Будь свидетелем вот этого, дружок. — Он выпустил веревку из рук. Пока Труди шаталась, пытаясь удержаться на ногах, он встал перед ней и убрал веревку, что привязывала ее руки к бокам. Он стянул с нее ночную сорочку и спустил ее вниз, так что она собралась комом на коленях.
Она стояла смирно, не мешая ему.
Я просто сидел на кровати наблюдая. Он сказал, что ей будет хуже, если я вмешаюсь, и я вполне ему верил.
Раздев Труди, он скрутил ей руки.
Затем он взялся за второй конец веревки, что болталась у нее над головой, просунул эту веревку сзади между ног, дернул, так что Труди взвизгнула и подпрыгнула, а затем завязал конец вокруг ее бедра.
— Как тебе это, дорогуша? — спросил он у нее.
Она ответила хныканьем.
Он похлопал ее по лицу.
— Так держать! — сказал он. — Стоит потерять равновесие, как, боюсь, ты повесишься. Сие будет весьма прискорбно.
Он протиснулся мимо нее. И ухмыльнулся мне:
— Посмотри, что ты сделал с Труди.
Это было для меня слишком, и я расплакался.
— Пожалуйста — рыдал я. — Отпусти ее.
— Скоро отпущу. Возможно.
Он извлек кожаный ремень из брюк, сложил его вдвое и вытянул Труди по спине. Она дернулась, завизжала и принялась выделывать кренделя, чтобы не упасть.
Я подумал о том, как Бернс ударил матушку своим ремнем. Я пожалел, что не добил его кочергой, пожалел, что не убил Уиттла, и стал молиться, чтобы Господь поразил его смертью, поклявшись убить его сам, если Бог не сделает этого.