Сидя у костра рядом со своим четырёхглазым протеже, я глядел за тем, как женщины один за другим сжигают выброшенный на берег багаж, чужие вещи и имущество. Зачем? Хер знает. Рассказ Оксаны во всех подробностях и деталях вызвал у наших дам культурный шок. Больше других переживали девочки-волейболистки: с момента крушения появилась новая, вполне реальная для их жизней угроза. С половиной их команды, со мной и другими счастливчиками, в живых осталось гораздо больше людей, чем я предполагал. Боинг 737 вмещал в себя сто восемьдесят девять пассажиров, в тот злополучный день, включая весь экипаж, он был заполнен на сто восемьдесят, а выжило… С ранеными уцелело целых сорок человек, очень много для столь страшной катастрофы.
– Держи, – протянул мне пластиковый стакан очкарик. Из него разило спиртом, хотя, скорее всего, это была водка.
– Спасибо, пожалуй, откажусь. – Будь он с нами тогда, вместо Оки, возможно, удалось бы избежать лишнего насилия, а вернее, моральных травм.
– Не пей, а раны дезинфицируй, или заражение захотел?
Я подсознательно тронул покрывшиеся корочкой рубцы на голове. Ощущение сильных пальцев, тисков, сдавливающих череп, пришло с воспоминаниями о женской, большой и мягкой груди.
Надо продезинфицировать, он прав; я слишком зациклен на том, что было, совсем перестал думать, где нахожусь и чем мне это может грозить. Вытащив из чьей-то ручной клади белую майку, рву на лоскуты, вымачиваю в водке и после обрабатываю голову, а следом стягиваю с себя штаны.
– Эй-эй… ты чё, ебнулся?! – развонялся четырёхглазый.
– Меж ног натёр, отвернись, если не нравится.
Едва проспиртованная ткань коснулась натёртых мест, я, как зверь, как те же кошки, зашипел. Стиснув зубы, матеря и кляня на чём свет стоит, обработал всё, включая потёртые половинки задницы. Боль адская, но жить-то хочется, из таблеток у нас только сборная солянка, собранная из личных запасов немногочисленной, нищей аудитории самого нищего и задрыпанного эконом-класса. Шутка ли это, но, никто кроме экономов и не выжил, только мы, малоимущие и обездоленные, ужас, да и только.
– Слушай, а тебя правда толпа амазонок изнасиловала? Очко тоже рвали? Ты, по эт…
– Не рвали мне очко! – заканчивая с обработкой и в очередной раз сделав себе очень больно, кричу я на задрота, чем случайно привлёк внимание толпы сбоку. – Они появились внезапно, хотели убить Оксану, если бы я не сделал это, наверняка убили.
– Ишь, мученник, страдалец… – Ногами пиная камень у костра, с открытой завистью в голосе сказал четырёхглазый.
Сука, бесит.
– Слушай, а может сам возьмёшь бутылки да сходишь. Метки есть, ловушка, что брюхо могла вспороть, тоже на месте, насекомые со змеями также в этом ебучем лесу, вместе с амазонками. Сгоняй по-братски за водочкой, а…
От моего саркастического предложения дрыщь скривился, будто лимонов в рот напихал.
– Звучит как-то не очень…
– Ну тогда голову не дури. Следующий рейс за водой без меня, чувствую, завтра ходить не смогу. – Вновь упав на кучу вещей, уложенных на песке, взглядом гляжу на полупустую бутылку водяры. Желание выпить и забыться пришло вместе с ощущением голода. – Есть чё поесть?
– Нету, только алкоголь, целый бар из настоек, дьютифришных вискарей, вин и прочей залупятины, принести чего? – Внезапно галантно и услужливо предложил пацан.
– Мартини есть? Я просто никогда не пробовал, а на халяву…
– Было, и много, если эти спортсменки всё с горя не выхлебали. Схожу проверю. – Встав с песка, очкарик запнулся, замер, после тихо проговорил, – извините, Алексей, за то, что утром не пошёл. Я испугался, эти бабы, мне весь мозг вынесли, я поступил неправильно, никак мужчина.
О… у него тоже есть совесть?
– Забудь. Увидишься ты ещё с этими амазонками. – Говорю я, и тот вмиг переменился, скинув робкую и покорную маску, тут же спросил:
– Думаете?
– Уверен, – рассмеялся я, – и это, заебал, давай не выкай, раздражает…
– Хорошо, я сейчас, быстро за мартини, а потом расскажете… расскажешь обо всём ещё раз. В общем я быстро!
Парня как подменили, видать как я, тоже слегка озабоченный, да это и неудивительно. Мужик без женской ласки, без любви, обнимашек и поцелуев, не мужик и вовсе. С окружающими мы можем вести себя как камень, как острый и опасный кремень, а вот с близкими, с теми кто под боком, хочется быть добрым и податливым. Ощущать человеческое тепло и ласку… Именно о таких, земных отношениях я мечтал всю жизнь, их, к сожалению, так познать мне и не удалось.
Начатая бутылка оказалась той самой, о которой я думал, прибывая в дьюти-фри, и покупать которую, в виду громоздкости, не стал. Парень что-то говорил о девках, о том, как половина из них уже ужралась, а я просто глядел на море, на стекло в руках, думал о чём-то своём. Усталость, голод, жжение между ног заставили меня звездочкой распластаться на мягких одеждах. Впереди море, надо мной звёзды, две луны, а в руках неплохое, наверное, пойло. Может, частично таким я видел свой отдых. Открутив пробку, ощутил странный аромат, после чего, пригубив, почувствовал стойкий вкус валерьянки с примесью каких-то трав.
– Это чё за херь? – спросил я у малого, на что четырёхглазый лишь пожал плечами.
– Мартини, настоящий. Кстати, спортсменки тебе коробку сока передали, и стакан, сказали, в благодарность. – Парнишка протягивает мне содержимое чёрного пакета. – А это лично от меня, ещё раз, извини, Лёш, что не пошёл. В следующий раз обязательно пойду!
В руках моих оказался энергетический батончик и хлеб, вернее снеки, или же некалорийные хлебцы. Поглядев на парня, оценив его худобу, попытался понять, он на диете, у него аллергия или это просто какой-то рофл-шутка? Ему толстеть надо, а не хлебцы жрать.
– Спасибо. – Переняв, заливаю в стакан пойло, затем сок, и после, под батончики и хлебцы впитываю в себя всё, что только имелось из съестного. Еда оказалась слишком непитательной, пресной, а вот мартини с апельсиновым соком вещь, вот это мне понравилось куда лучше, чем чистый травяной напиток.
– Будешь? – протянул я набадяженное мальцу.
– Не, мне мама не разрешает.
– А она с нами, восемнадцать есть? – Вернув стакан поближе к себе, переспросил я.
– К-конечно, мне вообще-то двадцать два! – возмутился пацан. – А тебе сколько?
Блять, да как так-то, что с ними со всеми, почему они так молодо выглядят?!
– М… мне тоже двадцать два. – Передав тому стакан, добавляю: – пей, алкашка что надо, поможет расслабиться.
– Спасибо! – напряжённо выдал тощий и в несколько глотков осушил тару. Бля, я-то надеялся, он только попробует… – Ух-х-х-х, вот это да, какой крепкий!
Сразу видно, редко пьёт, я ж мешал так, что там от силы градусом пять-шесть будет, ну да ладно.
– А где твои родители? – Разливая ещё, как бы невзначай спросил я, внутри себя надеясь, что их в самолёте не было.
– Папа в Таиланде, мама с хахалем в Питере, я жил у бабушки в Москве, там и учился, а на каникулы ездил туда-сюда, на три семьи, вот и… хе-хе, ну понимаешь, да?
Ого, недвижка и в Питере, и в Москве, из зажиточных, значит.
– Да, понимаю, – кивнув, принимаюсь бухать дальше. Делать-то всё равно нечего. – Скажи, а что ты собирал у пляжа?
– А… ну, всё… Всё, что видел! Это, в Форсете, игра такая, выживач, там тоже требовалось так делать. Самым главным при крушении являлось именно лутать лут, то есть необходимо было постоянно ходить по берегу и собирать вещи с надеждой найти в чемоданах что-то полезное. К примеру, не поверишь, но я и вправду это нашёл: два чемодана, в которых были налобные фонарики, запакованные батарейки, пару пауэрбанков, правда, вымокли, но вдруг заработают… Ещё я нашёл несколько зажигалок в вещах, ножницы, щипчики и даже нож. Представляешь, Лёха, кто-то тупо положил в багаж нож, и его как-то пропустили! Куда только смотрит охрана самолёта.
– А пистолетов не было? – В полушутку, спросил я.
– К сожалению, не было, да и побоялся бы я оказаться на одном острове с человеком, что умудрился пронести на самолёт пистолет. Ты прикинь, это ж стопудовый террор, а может и контртеррор… – пацан умолк, задумался. Мир продолжал удивлять, парень нормальным собеседником оказался. Зря я на него с утра ворчал, если так, с глазу на глаз поболтать, то, в принципе, может и друзьями станем. Да он чуточку трусливый, да с виду немного на затворника похож, да и лицом, как я, не вышел, но ведь нормальный, вполне себе общительный, и об играх…
– Лёх, а ты, случаем, в Мобу Защиту не играешь?
– Нет, – обрубив тему об играх, тут же отвернулся. Играл, ещё как играл и время своё сливал в пустую, пока в жизни жареным не запахло, и тварь судьба не вынудила бросить все силы на работу. А я ж, бля, тоже человек, ещё и молодой, тоже отдыхать хочу, с пацанами катки катать… Но вместо этого приходилось в доставке, попутно с навигатором на стримы залипать. К сожалению, есть те, кто играют, могут себе позволить, и среди них был я, тот, кто должен был работать, и не просто работать, а ебашить, пока программа принудительно не отключит. Такие дела…
Вскоре, к нашему трёпу о насущном, о мужских планах по сотворению лагеря из веток, палок, обломков, присоединилась святая Мария, или же наша бортпроводница. Просьба у неё оказалась обыденно знакомой: подошла стрельнуть сигаретку, увидев сок с мартини, не удержалась, попросила глоток, а после, тут же и обосновалась в кругу нашей незамысловатой мужской компании. По косым взглядам в сторону моего четырёхглазого друга по имени Максим легко понять, что он ей не нравился, может, даже невзлюбила. То ли дело я – герой-защитник, ебучий скаут и вообще пиздец какой парень на все руки, как меня полночи рекламировали пышка с Катей. Самое забавное, они с уверенностью говорили о том, чего сами не видели, в красках пересказывая историю спящей у соседнего костра Оксаны. Бабы, хули…
– Какие они, амазонки, мне нужно знать именно твоё мнение. – Так же как и остальные, спросила черноволосая красотка стюардесса. Кстати, длинными волосами, смелостью и манерностью, она больше других походила на их племя, только вот кожа светлая, да и глазки карие.
– Любую чужую женщину убьют, не раздумывая, – говорю я, – по крайней мере, мне так кажется. Не знаю почему, но их речь такая же как наша, вдобавок, они воспринимают нас не как вторженцев, а как тех, кто мы есть, потерпевших крушение путников. Потому мне почему-то кажется, такие как мы с вами уже бывали на этом острове.