Джеремия

4. Вилена

Вода была как чернила. Джереми выплыл на середину озера и лёг на воду. Время от времени он чувствовал кожей лёгкие прикосновения водорослей и рыб. Фонарь на берегу светил мягко и ровно.

Чья-то фигура на секунду закрыла от него свет. Кто-то обошёл фонарь, почти бесшумно вошёл в воду и поплыл прямо к нему. Враг не стал бы двигаться так беззаботно. Джереми поплыл навстречу.

Она нырнула и вынырнула совсем рядом, и Джереми увидел отблеск света в колодцах её чёрных глаз. Она была чем-то напугана и молчала.

Они поплыли назад, к берегу. Джереми сел на камень и смотрел, как она подплывает и медленно выходит из воды, стройная и точёная, как статуэтка. Чёрные волосы были заплетены в пять тонких кос. Кожа у неё была светлая, с лёгким оливковым оттенком, а груди маленькие и острые.

На берегу она легла на живот и положила голову на сплетенные руки. Джереми перенёс фонарь повыше, усилил мощность, и ало-розовые своды пещеры озарились ярким дневным светом.

— Как ты нашла меня? — спросил Джереми.

— Я видела в сети твой поединок и захотела встретиться с тобой. Атье и Висмарин собирались лететь сюда, и я напросилась с ними.

— Я имел в виду здесь, внизу.

— Просто пошла по карте. Мне сказали, что здесь есть озеро. — Она пожала плечами. В лежачем положении это выглядело забавно. — Вообще-то я хотела купаться, а ты тут как тут. Я не человек, если ты ещё не заметил, — добавила она невпопад.

— Я заметил. И ты не cide. Улели?

Она кивнула. Опять забавно. Лицо у неё было круглое и ясное. Луноликая. Cлово явилось из книг, из стихов. Джереми улыбнулся. В ней было что-то почти детское.

— Меня зовут Джереми, — сказал он.

— А я — Вилена.

По выражению её лица он понял, что улыбка у него получилась.

Он шёл по лабиринту с фонарём в руке. Она шла следом, то и дело задерживаясь.

— Почему останавливаешься? — спросил он.

Каждое слово в его устах звучало, как приказ. Он всегда это знал, но раньше это ему не мешало.

— Здесь узоры — сказала она. — Вокруг нас. И фигуры, как спящие статуи. Я покажу их Атье и Вису. Они как раз за этим сюда прилетели.

Да, в камне таились узоры. Джереми знал их, знал каждую сокрытую фигуру в этих муравьиных ходах. Обычно он о них не думал. Найдя такую фигуру, он или вырезал её из скалы, или через какое-то время переставал замечать.

— Я иногда вырезаю их и шлифую, — сказал он. — Хочешь посмотреть?

— Да, пойдём, — живо ответила Вилена.

— Ой, какая она….

Вилена держала в руке застывшее пламя. В огненных языках танцевала каменная саламандра. Джереми наблюдал, как мягкие пальцы девушки осторожно касаются острых граней. Вокруг на столах, на полках, на полу стояли мраморные статуэтки — единороги, чудовища, птицы и люди.

— Я хожу вниз, — сказал он, — почти каждый день. Что-то зовёт меня, тянет в подземные ходы, в пещеры, в старый карьер. Большинство фигур в камне хотят там и остаться, но некоторые не против, чтобы их забрали. Их-то я и вырезаю.

— Так ты ками, — сказала Вилена. — Маленький бог. Эти камни любят тебя.

— Я — оптимен, Вилена. Знаешь, что это значит?

— Знаю, — доверчиво сказала она. — Это мрачный хранитель. Одно другому не мешает. А ты, кстати, совсем не страшный.

— Страшными мы не рождаемся, а становимся. Если хотим.

— А ты не хочешь?

Он знал, что надо было бы солгать, но не мог. Он даже не умел избегать трудных тем.

— Вилена, мне всё равно.

Ему действительно было всё равно. Если бы cidai и Пакс Весперия Романа были сильнее в техническом и военном плане, он приложил бы все силы, чтобы сравняться в могуществе с Гектором, своим проклятым братом. Но уже сейчас было очевидно, что государство гитов обречено, а cidai сами по себе не представляли опасности для человечества. Так это было в предысторические времена, о которых говорила Книга Часов; так было и поныне. Cidai могли завладеть умами и душами каких-то человеческих народов и сделать их врагами собственных собратьев, но нанести людям непоправимый ущерб своими руками они не могли. На это их не хватало.

Он отвернулся к окну, обьясняя ей всё это. Вилена тем временем перебирала заготовки. Она тронула его плечо, и Джереми, обернувшись, с облегчением понял, что эти темы не портят ей настроение. Она просто встряхивалась и переступала через неловкость. Он почувствовал благодарность кому-то, за что-то.

— А это? — она показала ему небольшой, частично обработанный камень. — Что это будет?

— Смотри, — сказал он. — Вот голова, ноги. Это ребёнок. Он спит. Я никак не соберусь закончить эту работу. Я никогда не держал в руках таких маленьких детей, вот в чём загвоздка.

— А у вас тут как раз один ребёнок родился, — мечтательно сказала Вилена. — Когда мы прилетели, люди говорили об этом. Миссис Лян родила сына. Джереми, почему её называют миссис Лян? У неё же есть своё имя.

— Её зовут Евгения Тибор, — сказал Джереми. — Но она замужем за человеком по имени Томас Лян.

— Какой странный обычай… Значит, если б мы поженились, меня звали бы миссис Грэй?

— Йенси, — сказал Джереми. — Не Грэй. Если у тебя нет своей фамилии — а у вас, как и у cidai, её обычно не бывает — ты была бы миссис Йенси.

— А я не могла бы взять себе другую фамилию?

— Могла бы. Но твоему мужу было бы обидно, — и тут Джереми вспомнил, что речь-то шла о нём. Он не сдержал смешка. Вилена положила камень обратно на стол и крутнулась на пятке. Кончики кос описали в воздухе дугу.

— Пойдём посмотрим на сына Евгении, — предложила она. — Тогда ты будешь знать, какие они, маленькие дети, и сможешь завершить статуэтку.

В больнице им пришлось надеть санитарные халаты. Томас Лян спал в отцовской комнате, миссис Лян дремала в постели, а рядом с ней сопел младенец по имени Шон. Вскоре он проснулся и запищал. Джереми поразился слабости его голоса. Какое хрупкое существо новорождённый человек… Джереми знал, что сам он родился гораздо более развитым. Ему нравилась эта мысль.

Миссис Лян покормила сына грудью, и медсестра спросила её, можно ли гостям посмотреть на ребёнка вблизи. Когда Джереми и Вилена вошли в палату, Шон уже опять уснул. Он был одет в тёплую голубую пижаму и лежал на руках у матери, вытянувшись на спинке, серьёзный, крохотный человек. Такой маленький, а уже всё при нём: нос, брови, пальчики с ногтями. Даже волосы есть. Джереми решил не подходить близко, чтобы не испугать женщину. Миссис Лян была маленькая и худая и обычно выглядела старше своих лет, но с рождением сына она помолодела. Она глядела на Джереми, на Вилену, опять на Джереми — и улыбалась.

Вопросы, которые Джереми не хотел задавать Вилене, он задал Висмарину.

— Вы прилетели за мной?

Висмарин сразу понял суть разговора.

— «За тобой» прилетела Вилена. Мы с сыном больше интересуемся камнем. Надеюсь, твоё самолюбие не задето, — он улыбнулся, блеснув белыми зубами.

Они свисали с обрыва в одной из пещер под карьером. Висмарин управлялся со снаряжением не хуже, чем Джереми. Разница была в том, что Джереми вообще не нуждался во всех этих тросах. Он мог бы ходить по трещинам и скалам, как по городским площадям. Снаряжение он взял за компанию.

— У меня нет самолюбия, — сказал Джереми. — Только факты. И долг. Скажи мне, что такое Крыса?

— Крыса, — ответил Висмарин, — это полуразумное земное существо, хорошо организованное и довольно прожорливое. Люди много тысячелетий подряд травили крыс разными ядами, пока не пришёл Собиратель и не забрал часть их в наше Сообщество. Крыс, я имею в виду. С тех пор люди перестали травить крыс ядами и стали звать Собирателя Крысой. Если ты хочешь знать, кто такой Собиратель, то так и скажи.

— Кто такой Собиратель? — Джереми решил сыграть по правилам. — Он слышит наш разговор?

— Да, он слышит наш разговор. Он знает то, что знают все улели. Собиратель — «эго» Сообщества. Это голос, которым говорят мириады живых существ в Галактике, включая крыс, Вилену, моего сына и меня.

— Зачем? Ты и сам неплохо говоришь за себя. Или сейчас говорит Крыса?

— Сейчас говорю я. Если Собиратель захочет что-то сказать тебе через нас, мы тебя предупредим.

Они добрались до искомой расщелины, спустились в неё и уперлись ногами об одну стену, спинами о другую. Расщелина медленно сужалась вниз, в чёрную глубину.

— Каждое живое существо в нашей Вселенной, — сказал Висмарин, — неплохо говорит за себя и, как может, живёт своей собственной жизнью — одиноко и с риском погибнуть от рук или зубов других существ, у которых тоже есть свои жизни и способность говорить за себя. Зачастую живые существа расстаются с жизнью в ужасных мучениях… из-за действий других живых существ. Я говорю о разумных, Джеремия. Собиратель не претендует на то, чтобы улучшить неразумную природу. Но нас, живых и разумных, Сообщество может избавить от желания причинять друг другу зло… и от вечного одиночества. Каждая живая душа во Вселенной — это остров, Джеремия, плавучий остров, безнадёжно отрезанный от других островов. Он может подплыть к другим как угодно близко, но никогда не соединится с ними в один архипелаг. Плавучие острова не пускают общих корней, и любой ветер может разбросать их перепуганные стайки по безбрежному океану. Разумные живут и умирают в одиночку. И некоторые довольны этим…

Он быстро глянул на Джереми.

— Некоторые довольны, да. Они сильны или думают, что сильны, и считают такую судьбу свободой. Это их выбор. Я решил иначе. Я пристал к архипелагу Сообщества, и бури мироздания меня больше не беспокоят. Я пустил корни в этот огромный коралловый риф. Висмарин, которого ты видишь — тот же остров, который ранее блуждал по океанам, со всеми своими песчинками, травами и зверями. Но он больше не одинок.

— Если Собиратель твоего архипелага отдаст тебе приказ саботировать реактор Мирамара, ты это сделаешь? — спросил Джеремия. — Ты это вообще заметишь или просто выполнишь приказ, как чумная марионетка?

Висмарин нахмурился. Джереми ждал ответа, но улели молчал, и Джереми понял, что причинил ему боль. Он ни капли об этом не сожалел.

— Собиратель, — медленно сказал Висмарин, — не отдаёт нам приказов. Он может дать понять, что нужно что-то сделать. Если он даст мне знать, что необходимо саботировать реактор, я спрошу его, какова цель такого поступка. Собиратель может обмануть меня не более, чем я могу солгать ему; он сказал бы мне правду. Я сверил бы его слова с доступной мне реальностью. Если бы эта цель показалась мне стоящей такой цены, я б, может быть, и сделал это, Джеремия. Если нет…

Висмарин замолчал и встряхнул головой. Джереми дал ему флягу с водой.

— Если бы Собиратель подтолкнул меня к злому делу, я ослушался бы его. Но это сущая ерунда по сравнению с самим наличием злого намерения. Всё это означало бы, что обрушился один из краеугольных камней Сообщества, и оно потерпело крах, Джеремия. Тяжёлый удар был бы нанесен всему тому, что оправдывало мой выбор.

Висмарин зажмурился. Джереми приготовился спасать его, если он сорвётся вниз.

— Обрыв — не лучшее место для размышлений о подобных вариантах, — сказал Висмарин. — Не следует забывать и о нашей цели.

Они пробрались туда, где Джереми давно заметил большую странную фигуру, спящую в стене расщелины. Она просилась под резец, но была слишком велика, и Джереми собирался заняться ею через год, когда найдёт кого-то себе в помощники. Вот и нашёл.

Вдвоём они закрепились в расщелине и высвободили фигуру из камня. Висмарин работал медленно и старательно. Там, где Джереми быстро вырезал бы массивную глыбу, он осторожно срезал угол за углом, слой за слоем. Джереми оценил его мастерство и решил не мешать и, быть может, чему-нибудь научиться. Когда они наконец извлекли фигуру из стены, прошло несколько часов.

Джереми выбрался наверх и сбросил вниз тросы стационарного рычага. Висмарин обвязал ими фигуру и полез наверх. Джереми взялся за рычаг и вытащил её быстрее, чем тот оказался рядом. Обернувшись, он увидел удивлённое лицо улели.

— В ней не меньше полутора тонн, пожалуй, — сказал Висмарин. — Даже больше. Тонна семьсот как минимум…

— Около двух, — сказал Джереми.

— Многовато для твоей скорости.

— Ты забыл о рычаге.

Он не видел причин особо скрывать свою силу. Во всяком случае, от улели. Для себя он уже сделал вывод, что они не опасны.

Потом они сидели рядом, прислонившись спинами к фигуре, и ели сандвичи. У Висмарина был усталый вид.

— Ты наверняка знаешь, как Собиратель пришёл на Этерну, — сказал он. — И как на это посмотрел наш Творец.

— Так же, как он всегда на всё смотрит, — ответил Джереми.

Висмарин кивнул.

— Да. Он отдал не вступившим в Сообщество cidai приказ уничтожить нас, улели. Убить всех cidai, вступивших в Сообщество. Мы выжили благодаря людям, наёмникам с Буковины и из Вавилона. Мы никогда не забудем этого, Джеремия… Но этот приказ — не худшее дело моего старого бога. Гораздо хуже было то, что он изначально внушил нам, cidai, о нашей природе. Мы, как и вы, несовершенны — плавучие острова во Вселенной, страдающие от одиночества. Как и люди, мы часто не отличаем зло от добра. Но по нам этого не видать! Мы не подвержены старению, смерти и многим страстям, так хорошо знакомым людям. Наши страсти с течением лет притупляются, и внешне наши жизни становятся подобны спокойным осенним рекам. Нам остро не хватает любви; наша ущербность и ранимость никуда не делись, но они прикрыты красивой маской… и наш Творец внушил нам, что они не существуют и что у нас уже достаточно любви, больше не надо и желать. В наших легендах нет истории Падения. Cidai всегда считали, что они как они есть фундаментально хороши. Безупречны. Вот это хуже всего.

У Джереми был свой ответ на вопрос о наихудшем преступлении демиурга Ра, создателя расы cidai, но он промолчал. У всех живых свои приоритеты. Он отодвинулся от каменной глыбы и осмотрел её. В ней явно проступали формы — но какие?

— Ты знаешь, чем хочет быть этот камень? — спросил он Висмарина.

Тот кивнул.

— Да. А ты разве не видишь?

— Пока нет, — ответил Джереми. — Я рождён не для скульптуры, Висмарин.

— Увидишь, — сказал улели.

Они поставили странную глыбу у входа в монастырь. На следующий день Бриарей в небесах был особенно ярок и страшен, магнитное поле шалило, ворчал реактор, и люди томились от неспокоя. По Старой площади змеилась красная пыль. Она играла у подножия памятника, образуя крохотные вихри. В этот день Висмарин долго гулял по посёлку, а потом принёс инструменты и начал вырезать из глыбы скульптуру. Вилена, Джереми и многие вавилоняне пришли смотреть, как он работает.

Джереми сидел на ступеньках, ничем не выделяясь из числа собравшихся. С приходом Вилены и рождением ребёнка Лянов он начал обращать больше внимания на людей. Раньше они были для него будто бы черно-белы, размыты, а теперь стали чёткими и цветными. Он принял это как данность.

Атье, совсем молоденький улели, помогал отцу. Джереми видел постоянные маленькие знаки внимания, которые эти двое оказывали друг другу: носовой платок, стакан воды, вовремя пододвинутая табуретка, лёгкое прикосновение руки к плечу. Родные. Джереми учился. Он весь день сидел и смотрел и к вечеру увидел, что за форму создают руки мастера из сцепления мраморных зёрен.

— Ну вот, — сказал Висмарин, когда Джереми и Вилена подошли нему на закате.

Висмарин проработал шестнадцать часов, и вид у него был не от мира сего. Он взял стакан воды, выпил и обвёл в воздухе усталую дугу, которая должна была охватить горизонт. Несколько капель упало в пыль.

— Вижу, — сказал Джереми.

— Это… — Висмарин указал на верхнюю треть плиты, — это посёлок. Видишь — люди и всякие вещи. Домашние животные. Видишь, кошки, собаки… мыши.

Джереми кивнул. Он видел.

— Ниже, видишь, машины. Одни живые, другие спят. Те, что спят — эти глубже.

— Озеро тоже тут, — восхищённо сказала Вилена и показала рукой на розовую рыбу.

— Озеро тоже. И трава на терриконах. Реактор и силовые поля. Подземный свет.

— Машинный свет. И памятник здесь, — сказал Джереми.

Теперь он видел, чей этот памятник на самом деле.

— Памятник на своём месте.

Висмарин уронил руку, пропустив низ скульптуры.

— А это? — спросила Вилена. — Внизу платформа? А эти узоры… корни?

— Корни Мирамара, — сказал Висмарин. — Да, платформа. Корни, камень. Массив. Лабиринт.

— Вот это…

Джереми показал в основание скульптуры. Там переплелись каменные лучи, дремучие и живые, как корни прадавнего леса. Где-то внутри их держал, поглощал, излучал невидимый центр.

— Что это, внутри?

— Это — кто, — ответил Висмарин. — Кто. Сердце этого мира.

— Джереми, это ты, — сказала Вилена.

Время есть доказательство чувства — симпатии, дружбы, любви. То время, которое человек находит возможным уделить другому человеку, и есть мерило их отношений. Джереми обнаружил, что для него не представляет никакого труда уделять время Вилене, и напротив, трудно бывает быть без неё. Улели поселились на первом этаже монастыря, в пустых комнатах ушедших коммунаров. Вилена вскоре переехала поближе к Джереми, на третий этаж. Днём они наблюдали за работой Висмарина, сидя рядом друг с другом на плоских широких ступенях здания.

Висмарин теперь работал медленно, спокойно и неутомимо. Для каждой плоскости и каждой линии статуи у него были несчётные минуты, часы и дни. Джереми без отрыва наблюдал за руками мастера и понял, в чём разница между ними как скульпторами. Висмарин был не просто более талантлив и опытен. Он иначе подходил к делу. Все формы, которые он извлекал из камня, были неповторимо индивидуальны, с собственными морщинками, изгибами, своим характером, своей судьбой. Даже травинки различались.

— Висмарину уже четыреста лет, — приободрила Джереми Вилена, когда он поделился с ней этими наблюдениями. — Теперь, когда люди перестали быстро стареть и умирать, у тебя тоже есть прорва времени. И ты так сумеешь, если захочешь.

— Нет, — сказал Джереми. — И будь у меня всё время Вселенной, я б так не сумел. Смотри: он создаёт из камня Мирамар. Не любой мир, а именно этот. А у меня вышел бы мир вообще. Мир на примере Мирамара. Понимаешь? Я извлекаю на свет типичное, а он — особенное. Мы по-разному смотрим на вещи.

— Ты ему завидуешь? — как всегда, прямо спросила Вилена.

Она сидела чуть ниже его и озорно глядела на него снизу вверх, наискосок. Джереми прислушался к себе.

— Да. Мне хотелось бы так уметь. Однако я умею то, что ему не под силу и никогда не будет под силу. Скоро зависть умрёт.

Он не хотел уточнять, что это были за умения, но она сама вспомнила:

— Правда. Висмарин не сумел бы убить того крестоносца.

Висмарин прежде всего не сумел бы подвернуться под тот самый край той стрелы, подумал Джереми; но это была ещё более трудная тема. Он сам её не совсем понимал.

— Пойдём утром в лабиринт, — сказал он. — Я тебе кое-что покажу.

Этим вечером состоялся его разговор с Висмарином.

— Ей двадцать два, — сказал мастер.

Он стоял у окна и пил горячее молоко из чаши. Чашу улели привезли с Этерны, как и свои инструменты, и покрывала. Красивые вещи. Джереми сидел за столом. Стол был вавилонский, пластиковый и убогий.

— Мне семнадцать, — ответил Джереми.

— Ты намного старше Вилены. Она почти ребёнок. Cidai взрослеют в три раза дольше людей, не говоря уж об оптимен.

— А улели?

— То же. Почти. Дети, которые рождаются в Сообществе, взрослеют немного быстрее, чем предыдущие поколения. Мы приспосабливаемся к текущей Вселенной. Собиратель считает, что со временем мы станем взрослеть почти так же быстро, как люди.

— Собиратель прав, — сказал Джереми. — Генетически cidai неотличимы от людей и не должны бы взрослеть дольше их. Ваши особенности — это… фокусы света.

— Света?

— Tricks of the light. And of time. Раньше время на Этерне текло иначе, правда?

— Оно не текло, — сказал Висмарин. — Оно не текло, Джеремия… Ты взрослый, ты очень многое знаешь. Ты знаешь главное. А Вилена ещё ребёнок. Дети имеют право прожить своё детство, не воспитывая собственных детей. Она ещё не готова быть матерью и женой.

— Готова, — сказал Джереми. — Я могу отличить тело женщины от тела ребёнка, Висмарин.

— Физически готова. Душевно — ещё нет. Вам надо подождать.

Джереми вопросительно поднял брови.

— Десять лет. Хотя бы пять, — поправился Висмарин, увидев выражение лица Джереми. — У вас же вечность впереди, зачем спешить?

— Висмарин, мне не хочется ждать.

— Понимаю… — после паузы сказал улели.

Джереми не нравилось то, что было в его лице.

— Нет, не понимаешь. Ты думаешь, я поддаюсь похоти. Ты меня плохо знаешь. Скажи, зачем ты привёз её сюда, ко мне, если знал, что она ещё не готова к браку?

— Она сама со мной полетела. Она увидела твой бой в сети и всё решила для себя. Если бы я отказался взять её с собой, я только лишил бы себя возможности в случае чего помочь ей. Остановить её я не мог, да и был бы не вправе. Она любит тебя, Джереми. Ты её не спугнёшь, что бы ты ей ни сказал.

Джереми сидел, не думая ни о чём. Эта проблема стояла перед ним, как необработанная глыба. Он пытался увидеть в ней верную форму. Вмешательство Висмарина раздражало его, но голос рассудка, как всегда, перекрыл глухое нежелание покоряться чужой воле. Есть причины подождать. Однако…

— Я подумаю над тем, что ты сказал, Висмарин. Пока что я подожду.

Что-то внутри него — или вне него — тихо, упорно советовало ему не ждать. Об ожидании пожалеет и он, и Вилена. За этим чувством стояло что-то большее — нехорошая перспектива. Опасность. Он чуял её краем мысли, как в озере чуял ногами подводные скалы. Он не видел очертаний скалы, но знал: что-то ему предстояло.

Утром он стоял на пороге комнаты, не отрывая глаз от её ресниц, носа, её растрёпанных волос на подушке. Он смотрел и смотрел на чёрные локоны, пока Вилена не проснулась и не открыла глаза. Его взгляд встретил её взгляд. Она солнечно улыбнулась.

Позже, в одном из тупиков лабиринта, Джереми высоко поднял фонарь, осветив большую нишу, и девушка ахнула.

— Я нашёл её… нашёл здесь, в этой нише, мраморную глыбу и начал её обтёсывать. Когда я увидел, что получается, то сначала хотел просто бросить работу. Немного позже я действительно бросил и оставил её здесь. Ей не место среди людей.

Он именно это хотел сказать. Среди людей; видимо, ей всё же было отведено какое-то место в мироздании.

— Здесь она и сидит, уже полгода, — добавил он. — Не жалуется.

Вилена присела на корточки и заглянула в неземное лицо каменной девы.

— Это принцесса Итимар?

— Кто?

— Наша бывшая принцесса, дочь королевы Симар. Теперь она — королева гитов. Люди зовут её Итамари. Твоя статуя лицом похожа на неё.

— Она не моя, — сказал Джереми. — Итимар — жалкий отблеск вот этой дамы. Эта женщина — Ариель. Она намного хуже, чем худшая гитовская королева.

— Она очень красивая, — сказала Вилена. — Джереми, она прекрасна, как сама весна, а ты оставил её здесь. Почему ты начал работу над статуей, если она тебе так не нравится?

— Я не знал, что это, в камне, она. Я думал…

И что же думал? Ничего. Ему было интересно. В этом камне была женская фигура, и ему хотелось вынуть её на свет, из мрамора, из лабиринта. У него никогда ещё не было женщины.

— Может, вынесешь её наверх? Можно и не работать над ней больше, оставить так. Вавилоняне любят такие неоконченные фигуры.

Вилена провела ладонью вдоль тела статуи, снизу вверх, по руке, голове и венчающей её короне. Она была беспечна, как ребёнок.

— Все любят Ариель. Она для того и создана.

— Не все. Ты не любишь её, — счастливо сказала Вилена и показала статуе язык.

— Не люблю, — подтвердил Джереми.

Они плавали в озере, а потом Вилена спросила:

— Тебе нравится моё тело?

— Да, — сказал Джереми.

Она лежала на спине с закрытыми глазами, вытянув ноги и прикрыв грудь ладонями. Джереми любовался ею.

— Но оно же несовершенно, — сказала Вилена. — У меня слишком длинная талия, острые коленки и очень маленькая грудь. Она ещё вырастет, но намного больше не будет.

Джереми пришёл в замешательство. Всё это было так, но совсем не казалось ему недостатками. Он искал подходящий ответ, но не нашёл. Вместо слов он приподнял её ладонь и поцеловал маленький твёрдый сосок.

— Ой, — сказала Вилена.

Джереми вскочил и прыгнул в воду. Когда он наконец вынырнул и вылез на берег, Вилена бросила в него горстку песка.

— Это что? — спросил он.

— Ты зачем ушёл?

Он пожал плечами.

— Не уходи, — попросила она.

Джереми сел рядом с ней на песок.

— Послушай, — сказала она. — Я хотела тебе рассказать. Если бы я не родилась в Сообществе, я была бы похожа на Итимар. У меня было бы такое же тело. У всех женщин-cide одинаковые тела. Мужчины ещё различаются ростом и шириной плеч, а женщины, все как одна, прекрасны и совершенны. Когда cidai начали вступать в Сообщество, девочки у них стали рождаться разными. Как у людей: есть тоненькие, кругленькие, всякие… У меня чёрные глаза, а раньше такого не бывало.

— Рад за вас, — сказал Джереми.

— Когда шла война, — продолжала Вилена, — за нас воевали наёмники-люди. Это были почти сплошь мужчины. Они думали, что мы, улели, во всём точно такие, как люди. Это потому, что мы… не вели себя, как cidai, а были больше похожи на людей. Иногда наёмники ухаживали за улели, в основном мужчины за девушками, хотя бывало и наоборот, а улели тогда не знали, что они насовсем жениться не хотят. У нас если женятся, то навсегда, а люди могут на время, даже на одну ночь. Бывало, улели влюблялись в людей и занимались с ними любовью, а потом эти люди нередко уходили от них, иногда даже на следующее утро! Улели оставались одни. Как бы замужем, но как бы и нет, ну и не вдовы.

— Придурки, — сказал Джереми.

— Почему? — возмутилась Вилена. — Они ж не знали, что люди такие непостоянные…

— Нет, эти наёмники — придурки. Безответственные му…жики.

— Ага. И вот теперь многие из тех улели ездят по Вавилону и ищут своих мужей. Иногда находят, а те снова женаты, на другом человеке.

Она замолчала и уставилась на него. В её чёрных глазах нельзя было прочесть ничего. Как сливы.

— Мне не придётся тебя искать? — спросила она. — Ты меня не оставишь?

— Я никуда не уйду, — ответил он.

Он не оставил бы её. Она, так думал он, была как молоко с мёдом, сладкое, тёплое, в чёрной обсидиановой чаше. В его комнате она сидела, положив ноги на подоконник, и листала Книгу Часов. Не читала — рассматривала иллюстрации. Джереми любовался кругленькими длинными бёдрами в шёлковых колготках, едва прикрытыми крохотной чёрной юбкой. И её острые коленки. Смотрел бы и смотрел.

— А мы в отпуск поедем? — спросила она.

— Что такое отпуск? — с серьёзным лицом спросил Джереми.

— Ты не знаешь? — Она удивлённо моргала. — Это же человеческое дело — отпуск. Вот у cidai его не бывает.

— Человеческое. А я дракон, ты забыла?

Она секунду подозрительно глядела на него, а потом расплылась в улыбке и уверенно сказала:

— Ты шутишь.

— Шучу. Поедем в отпуск.

— На Землю?

— Да. Ты хочешь на Землю?

— Ага. И на Этерну. Я покажу тебе наши моря и холмы, а ты покажешь мне этот замок.

Она указала на иллюстрацию в Книге Часов, и он как будто услыхал грохот летящей со старого дальнего склона скалы. Всё начинается и кончается этим.

— Этого замка, Вилена, давно уже нет, — сказал Джереми. — Его разрушили враги. Демоны. Гиты.

Вот это её достало. Он видел, как это ранило её, и в тот же миг решил, что надо закрыть эту тему. Она пережила войну. Ей тогда было десять-двенадцать лет, и она видела немало домов улели, разрушенных врагами — демонами и гитами.

Висмарин прав, решил Джереми.

— Но в отпуск мы поедем, — сказал он. — На Земле есть и другие замки. Там есть пирамиды и древние храмы, есть Тадж Махал и Ниагарский водопад. Там есть чудесные большие города. Они сияют по ночам. Тебе понравится на Земле.

В этот момент он мог представить себе несколько другой отпуск. Ему понадобится один буковинский корабль класса «Химера», с этими новыми планетарными бомбами, о которых ходили слухи в сети. Для него не составит большого труда угнать «Химеру». Он оставит Вилену на Земле и слетает в круиз по территории гитов. Он покажет им Чистый Огонь. После этого гиты больше не побеспокоят ни его, ни Вилену и ни кого бы то ни было. Джереми не испытывал к гитам ненависти. Он просто хотел обезопасить свой дом.

Правда, потом ему пришлось бы драться с Северином, но Джереми это не волновало. После такого полёта ему уже был бы не страшен никто. Даже Адриан-сай.

Этой ночью Джереми нашёл свою руну. Он работал над фигуркой ребёнка, но работал механически, бездумно. В конце концов он оставил её. На самом деле ему хотелось сделать венец для Вилены. Он уже знал, каким будет этот полупрозрачный кварцевый венец, и решил пойти вниз, в лабиринт. Гнёзда кристаллов росли в пещерах и каменных нишах, стылые бледные цветы, и случайный луч света превращал эти тёмные дыры в россыпи несметных богатств.

Он шёл по давно знакомому ходу, когда увидал руну в камне. Она лежала почти на самой поверхности выступа, видимая очень ясно, и он невольно протянул за ней руку, но она не далась. Это была Нерхат, руна Жертвы. Так вот оно что. Неру дарит мне свою руну. Жертва. Гибель или потеря. Если это потеря Вилены, то лучше смерть.

Спасибо, сказал он в себе. Я это ценю. Честность и непродажу смерти под видом жизни.

Он вынул мономолекулярный нож.

Сквозь сон Джереми слышал, как Вилена вошла в комнату. Она раздвинула занавески, но он не просыпался, и она снова закрыла окно, села с ногами в кресло и стала ждать. Сейчас она его совсем не волновала. Она была на своём месте. А ему снился сон.

— Ты долго спал, — сказала она, когда Джереми открыл глаза.

— Долго, — сказал он. — Я спал долго, в корнях земли, в песке, в лесах и руслах рек. Спал бесчисленные века. Я раскинулся по всему побережью. Людей было мало, и они меня не будили. Потом пришли другие люди и построили Новый Амстердам. Я стал просыпаться и тянуться ввысь, в небо. Потом я нашёл себе голос, а вскоре и тело. Я стал самим собой.

Его голос звучал глухо и далеко. Он лежал на спине, глядя мимо всего.

— Тебе приснился сон, — сказала Вилена.

— Да, — ответил Джеремия.

Они сидели на вершине скалистого шпиля. Его пик был срезан, и получилась смотровая площадка. Вокруг шпиля к ней вились крутые ступени. Перил здесь не было. Джереми без отрыва смотрел в горизонт, а Вилена вертелась по сторонам, хватая взглядом то жёсткий красный ландшафт и посёлок, то хмурое небо и великанье лицо Бриарея, то зеленеющие терриконы карьера.

— Ты сам не свой, — пожаловалась Вилена, устав крутиться. — Пожалуйста, вернись. Почему люди такие странные?

— А я что, человек? — спросил Джереми.

— Ага, — сказала Вилена. — Ты просто думаешь, что ты дракон.

— Не просто. У меня был брат, Гектор. Клон. Моё второе «я». Это был настоящий дракон.

— Я читала про него. Он был злой человек, но он этого сам захотел.

— А может, он просто не мог иначе. Откуда ты знаешь?

— Я видела твою сестру на Этерне.

— Слышал, — сказал он. — Джейн Грэй. Она не оптимен. Она женщина.

— Она воин, как ты. Она спасла мою семью.

У Вилены был сейчас взрослый голос.

— Мы жили в селении Хисимайэ. Когда Творец заговорил с принцессой Итимар и отдал cidai приказ убивать улели, наши соседи ещё много дней не трогали нас. Итимар передала приказ Творца своей матери, та — своим callahele — это что-то вроде министров — и так приказ разошёлся среди cidai. Cidai могут говорить друг с другом не так, как люди, не только словами. Это называется ataime, соприкосновение мыслей, чувств… душ. Таким путём callahele передали всем cidai то, что видела и чувствовала Итимар, когда говорила с Творцом. Это было нужно, чтобы все поняли, что это действительно приказ Творца, а не ложь силы Тьмы. Когда послы королевы принесли в Хисимайэ этот приказ в ataime, ещё несколько дней ничего не случалось. Cidai как бы перестали нас замечать, и мы надеялись, что они не станут выполнять приказ. Но они просто ждали общего сигнала. Когда сигнал пришёл и cidai принялись нас убивать, наши женщины с детьми сбежали в холмы. Там были поместья других улели. Некоторое время нас не трогали, потому что в селении наши мужчины сражались против cidai, но их было мало, и cidai победили. Они убили всех улели, которых смогли найти. Наши мужчины, которые не погибли, отошли в холмы и присоединились к своим семьям. Мы думали, что надо бежать с Этерны, но уйти было уже нельзя, нас окружили со всех сторон. Cidai захватывали дома в холмах, один дом за другим, и всех там убивали. В это время Собиратель сказал нам, что помощь уже идёт. И мы ждали эту помощь, а она всё не шла и не шла. Когда cidai подошли к дому, вся наша семья и все, кто там ещё был, спрятались в подземелье. Они обыскали дом и нашли вход. Там была тяжёлая железная дверь, и они начали её выламывать. Мой отец, братья и другие мужчины хотели открыть дверь и умереть с оружием в руках, а мы умоляли их подождать, а вдруг нас чудом спасут?

— Вас спасли, — сказал Джереми. Ему пришлось напомнить себе об этом.

— Нас спас отряд твоей сестры. Cidai вдруг перестали ломать дверь. Потом там были выстрелы, крики… почти не слышно через эту дверь. Потом стало тихо. Через какое-то время дверь открылась, и мы увидели Джейн Грэй. Она стояла на лестнице с большим чёрным ружьём в руке, в костюме, который был похож на вулканический камень. Так я её и помню — женщина, облачённая в чёрный камень. Она была вся какая-то… чистая. На ней даже крови не было видно, хотя на лестнице лежали эти cidai и всё вокруг было в крови. Она смотрела на нас с таким странным выражением, как… «вот я, а вот вы, и всё правильно, так и надо». Она была… совсем она сама. Я посмотрела на неё и поняла, что значит люди.

Да, думал он, и я понимаю, что значит люди, только это не делает меня человеком. Ко мне прицеплено что-то ещё, какой-то невидимый груз. У этой ракеты тяжёлые модули спрятаны в подпространстве. Я же чувствую их. Процесс пошёл.

— Что значит люди? — мягко спросил он.

— Я их тебе станцую, — она вскочила. — Я сложила этот танец о Джейн, смотри.

Осторожно, подумал он, не упади, здесь нет перил — но вслух этого не сказал. Если она подойдёт близко к краю, он успеет её остановить. Потом она начала танцевать, и он уже ни о чём не думал, смотрел, а танец был совсем не такой, какого он от неё ожидал. Площадка — это мир, обрыв же — это смерть, своя или чужая гибель, а точные, ловкие движения рук — это твоя программа, твой инструмент, которым ты пользуешься, чтобы упорядочить мир. С этим оружием ты и идёшь от края до края. Только смотришь ты иногда не туда, надо смотреть под ноги, а твоя голова, как на ниточке, то и дело норовит глянуть вверх. Твои волосы пляшут в воздухе, голова твоя — в небесах. Спотыкаешься — и снова здесь. Круг замкнулся, взгляд опустился, и рука решительно отодвинула гибель прочь. Нога чётко ступает. Назад. Сначала, с вариациями. И когда она всё-таки подходила к обрыву, Джереми знал, что это часть танца, и не двигался с места.

Вилена закончила танец и легла на камень, подперев голову руками. Её взгляд шёл куда-то мимо Джереми и был печален. Она села и взяла его правую руку в свои ладони. У неё был такой вид, будто она пыталась вытащить его откуда-то, от чего-то спасти.