Глава 3

Несколько минут сидела огорошенная потоком этих соображений и воспоминаний, а потом в голове прозрением мелькнула мысль, что такого просто не бывает, это все какой-то непонятный, невнятный бред. Может, надо мной опыты проводили? И я эти две недели провела за просмотром какого-то фильма или того проще в шлеме виртуальной реальности? Или на мне испытывали новые таблетки? А беременность? Может, я все еще лежу где-то в койке обмотанная проводами и это просто игры разума? Эффект полного погружения и за мной сейчас наблюдают люди в черном?

Обернулась по сторонам, но никого не заметила. Даже Миша куда-то пропал. Взгляд скользнул вскользь по причудливым деревьям, форма которых слегка изменилась, сгладилась, и теперь не было уже тех четко узнаваемых очертаний.

Самые нелепые догадки выстраивались в цепочки предположений, но не одна из них не сходилась. Что-то все равно не складывалось. Каждая идея была прощупана и отметена как несостоятельная. Разве, что я и в правду попала в «Матрицу» и включена в эксперимент «мозг в колбе». Мысль о том, что где-то в колбе плавают извлеченные из меня мозги, вызвала приступ тошноты, и я тут же отклонилась в сторону, прощаясь с завтраком.

Встала на ноги и отошла, вытирая рот и руки влажными салфетками. Спрятала испачканные салфетки в карман куртки, и снова посмотрела на окружающие поляну деревья.

Все-таки у меня слишком живое воображение, не зря же мне перепадало за него в детстве. Некстати вспомнилось, что, будучи маленькой, я часто просыпалась среди ночи и рассказывала истории о каких-то сказочных существах. Поход к психологам и пятна Роршаха, на каждое из которых, я придумывала целую историю. И разочарованный голос мамы: «Ну, сколько можно врать и выдумывать!». Я перестала. Нет, не выдумывать, а рассказывать о своих видениях и фантазиях.

Вот и сейчас одернула себя, запретив видеть то, чего на самом деле нет. И то, что эти пять деревьев на целый метр выпирают на поляну и застыли по кругу, не дает мне право выдумывать всякую чушь про драконов, демонов, ангелов, пятерых мужей и хвостатых наследников. Хихикнула нервно.

Глаза скользнули по жухлой траве и неожиданно зацепились, выделяя едва заметную примятую линию закрученных, но не сломанных стебельков. Медленно пошла вдоль импровизированной дорожки, что прямым росчерком уперлась в первое дерево. От него острым углом уходила вторая такая же прямая начерченная линия до дерева на противоположной стороне. На пятой линии я уже знала, что они отображают звезду. Агроглифы? На поляне посреди леса? Бред…

– Наконец-то, я тебя нашел! – выбежал на поляну запыхавшийся Миша. – Если бы не карты…, – махнул рукой, понимая, что сболтнул лишнего. – Ты зачем так далеко ушла?

Покачала головой, не желая объясняться:

– Тебе эта сосна ничего не напоминает? – спросила, указав на ближайшую сосну, крона которой разлеталась подобно распахнутым ангельским крыльям.

– Дерево, как дерево, – пожал плечами мужчина.

– И оно не похоже на ангела? Вот левое крыло, а это – правое, оно изогнуто, словно прикрывает кого-то в надежде дотянуться.

– Похоже, но…

– А это видишь? – указала на слегка примятую траву. – Эти линии рисуют звезду.

– Агроглифы?

– Да, – кивнула я.

Он присел, внимательно посмотрел на примятые стебельки, закрученные по часовой стрелке:

– Кому-то явно нечего делать, – ухмыльнулся, а потом перевел взгляд на меня, и ухмылка медленно сползла с лица: – Ты же в это не веришь, Аля? Не считаешь это чем-то сверхъестественным?

Несколько минут Миша пристально вглядывался в мое лицо, а потом рывком поднялся:

– Идем! Ты замерзла! – и, дернув меня за руку, потянул за собой.

– Подожди! – воспротивилась я такому произволу.

– Что подожди? Это же все бред, Алин.

Он не сбавлял шаг и не выпускал мою руку, ухватив так крепко, что вырваться не представлялось возможным. Открыв переднюю дверь джипа, загрузил меня в него и защелкнул ремень безопасности.

– Зря ты так, – пробормотала я.

– Зря? Мы два часа бродим по лесу, а сейчас не лето! Ты замерзла. Если о себе не думаешь, то подумай о будущем ребенке!

Взревел мотор, и машина резко тронулась, унося нас прочь из этого чудного леса. Мы ехали в молчании. По стучащим по рулю пальцам, я видела, что Мишка нервничает, но затевать разговор не хотелось. Пусть частично его упреки и были справедливы, но то, что он не захотел выслушать, прислушаться, а принял какие-то свои решения, меня взбесило. Да и вопросы по поводу слежки и гиперопеки остались…

– Алин, прости. Ты, похоже, стукнулась головой значительно сильнее, чем мы предположили и сто…, – видимо он понял, что говорит что-то не то, уловил по моей несдержанной мимике, поэтому решительно оборвал это предложение, оставляя его недосказанным, – Я испугался, – признался он, ероша волосы, – И просто беспокоюсь о тебе и о ребенке.

– Это не твоя проблема, – жестко отрезала я, не понимая, что больше задевает это неожиданное навязанное участие или жест, к которому в голове моментально добавились серые дымчатые глаза и лукавая улыбка.

– Почему же не моя? – удивил меня вопросом Михаил, подъезжая к дому. – Я хочу, чтобы стала моя.

– А как же Лара и Ваня? – спросила, приподнимая правую бровь. Никогда даже в страшном сне не предполагала, что этот разговор состоится.

– Я уже полгода в разводе, Аль, – паркуясь возле моего дома, признался мужчина. – Я опоздал тогда, и не хочу опоздать сейчас. Оставь эти бессмысленные поиски. Неважно, кто это был. Сходим к врачу, разберемся с твоими нервами, и все будет хорошо. У твоего ребенка будет отец.

Боль разрывала душу, слезы невольно катились по щекам, и я склонила голову, пряча глаза. Я всегда надеялась, что этого разговора не состоится, и очень верила в возможность дружбы между мужчиной и женщиной. Итон посмеивался над этой моей наивностью и не раз повторял, что мужчина не дружит с женщиной, которую не хочет сделать своей.

Немного нервно, трясущимися руками, отстегнула ремень безопасности, открыла дверь, выбираясь из машины.

– Ты ничего не ответишь? – спросил безучастно, словно и не было этого нелепого признания.

Возможно, где-то в параллельной реальности мы с Мишей вместе, но в этой он опоздал, появившись в моей жизни женатым и на два года позже Итона. Прав был Тальков, «несвоевременность вечная драма, где есть он и она». И сейчас опоздал. Пусть я и не знаю, правда или вымысел мои воспоминания, но я это обязательно выясню. Нет, даже не опоздал, отрезал себе путь этим своим неверием.

– Не звони мне больше, – бросила я дрогнувшим от беззвучных рыданий голосом, прячась за дверью своего дома.

Что-то грохнула, громко завыла сигнализация, взревел мотор и завизжали тормоза.

Содрогнулась, напряженно выглянула в окно, но, не заметив каких бы то ни было признаков аварии, шумно выдохнула.

Боже, пусть с ним будет все хорошо, и он благополучно доберется домой! Не хочу такой крест на душу.


***

Жизнь безумно странная штука. Она то тянется бесконечно, липнет к тебе, и ты вязнешь в ней, как в паутине, то несется стремительно, подобно сошедшей горной лавине, сметая все на своем пути и не оставляя времени на раздумия, сомнения, страхи и взвешенные решения. И нам кажется, вот еще минутка, еще одна битва и я все наверстаю, но за этим сражением следует следующее, а потом еще и еще, и в какой-то момент ты понимаешь, что наверстывать уже поздно. Если бы я только знала, что моему странному сну отведено не много лет, а всего несколько дней, я бы все сделала иначе, не откладывая свое счастье на потом. Но это все лирика…

А на деле меня неудержимо тянет куда-то, влечет. Струны души натянуты настольно, что ещё чуточку и что-то внутри лопнет, оборвется, вывернув душу наизнанку.

Я не могу больше ждать. Не могу сомневаться. Мне нужно спешить.

С этой мыслью я просыпаюсь и сажусь на кровати. За окном только начинает заниматься сиреневыми сполохами рассвет, развеивая сероватую дымку осеннего тумана, а я всем своим существом ощущаю, что ещё миг и будет поздно. Для меня. Для них. И это самое "их" и является главной причиной того, что я верю. Ни в одной своей самой смелой фантазии я бы не придумала пятерых мужей. В моем исполнении это, скорее всего, был бы ужастик с черным юмором. А тут… Я любила их, принимала, доверилась. Нет, даже мое шизофреничное воображение не могло такое придумать.

Вскочив с кровати, накинула теплый халат и отправилась в гараж. Там, на дальней полке в коробке хранилось все, что осталось у меня от детства и родителей. В ней же сберегались и мои детские рисунки, спрятанные когда-то от мамы на чердаке родительского дома. Открыв папку, вздрогнула от узнавания. Я давно не помнила их. Да, и не открывала эту папку, став взрослой. Для меня она была табу, ведь когда-то давно я пообещала маме больше не выдумывать всякие глупости.

А сейчас смотрела на две луны и странный храм, кровавый след на снегу, сражение дракона и демона, падение в пропасть, черные кляксы фендоров и… и у меня не было слов, так как эти карандашные наброски своей детальностью напоминали великие полотна взрослых художников и никак не могли быть нарисованы шестилетней девчонкой. Последний в папке рисунок заставил вздрогнуть – девушка в окружении пяти мужчин, таких разных внешне, но невероятно похожих в бережном любящем взгляде и снисходительной улыбке, с которой они смотрели на нее. Такие реалистичные, живые. И единственное слово-подпись внизу: «иоМ».

Короткое притяжательное местоимение отраженное зеркально подняло целый ворох воспоминаний со слезами и горечью – меня долго и упорно переучивали писать так. Неправильно. Но я почему-то видела мир таким и старательно выводила буквы левой рукой и всегда с права на лево.

Заблудшая душа – так назвала меня одна из бабок, по которым возили родители, чтобы избавить от кошмарных видений. Только я не боялась своих снов, наоборот всегда с восторгом встречала их, каждый раз узнавая что-то новое.

– Вы делаете ошибку, – кричит в спину убегающей со мной мамы какая-то старуха.

– Я могу только временно заблокировать их и то, если она захочет, – говорит другая, заглядывая мне в глаза и я, пугаясь ее выцветших добела очей, визжу от страха, обещая никогда больше не рисовать, ни писать неправильно, не придумывать, только бы не быть сейчас с этой пугающей бабой Ягой. Но, несмотря на эти обещания фантазии все равно приходят, я только прячу их. Далеко. В каменную темницу, воздвигнутую возле маленькой девочки. Тут их никто не найдет. И никто и никогда не узнает.

Новый взгляд на рисунок, не выкинутый мамой. Я знаю их всех, моих мужчин. Машинально провожу рукой по таким родным лицам. Ещё совсем недавно засыпала в их объятиях. А сейчас…

Прикрываю ладошкой живот, чувствуя, как ребенок отзывается на мое волнение. Разве я должна его уже чувствовать? Рано же. Но я ощущала ее боль, страх, растерянность. Моя кроха хотела обратно. Ей ужасно не нравилось в этом мире. Не нравилось, что не хватает энергии и сил.

– Я провожу тебя, – маленькая девочка в неуместно белом платье дрожащим маревом появилась рядом. Ее черты перестали быть похожими на скелет, и я с всхлипом ужаса узнала в ней себя. Закрыла рот рукой, сдерживая рвущийся наружу крик. – Нужно спешить. Ты сняла блок, и теперь нужно вернуться. Ты и так задержалась.

Девочка задрожала, пошла рябью, а вскоре и вовсе исчезла.

– Поверь и поспеши, – пробормотала напоследок, истаивая в призрачной дымке.

Кинув взгляд на коробку с надписью Марк, так и не решилась открыть. Прошлое пусть остаётся здесь.

Вернувшись в дом, по-походному быстро собрала в рюкзак все необходимое, переоделась в теплый спортивный костюм и вышла к машине. В последний момент вернулась на кухню и написала записку Мише.

Скрипнула дверь гаража, выпуская меня из своей темной разинутой пасти, и автомобиль, пронзительно взвизгнув шинами, помчал туда, где я оставила свое сердце.

– Ну, что, маленький, поможешь мамочке отыскать дорогу домой? – спросила я, поглаживая живот.

В ладонь прилетел разряд тока. Дитя двух миров достаточно напилось силы, чтобы открыть путь туда, откуда мы пришли пять дней назад – в Междумирье, странное помещение с кучей кривых зеркал. Туда, куда моя кроха перенесла нас от фендоров, на растерзания которым выкинули меня фигуры в черных плащах, не дав завершить ритуал.

Не было гарантии, что я найду Аластри.

Один раз я уже пыталась. И не нашла, а силы таяли, наложенное заклинание действовало и через миг я уже не помнила, что ищу.

И тогда, наткнувшись на свой мир, я вернулась домой. Домой ли? Беспомощно огляделась по сторонам и с грустью поняла, что уже не считаю это место домом. Да и было ли он им когда-нибудь? Так, временное пристанище, где я могла обрести покой.

В небе только разгорался рассвет, а я уже мчалась обратно в лес. Душный город давил, лишал Перчинку необходимой энергии, и моя кроха тянула ее из меня, так много, что я почти пошатывалась от слабости.

Гнала машину и ругала себя за спонтанность и опрометчивость, но виденные ночью сны вынуждали не медлить. Во сне я вспомнила то, чего не вспомнила на поляне – последний день моего пребывания в мире Аластри.

И теперь мне просто необходимо вернуться.

Я не могу ошибиться. Потому что где-то там часы Мироздания отсчитывают последний час жизни моего мира.

Загрузка...