Чупрасов Владислав ДЖЕК, КОТОРЫЙ ВСЕГДА С ТОБОЙ

– Что ты нюхаешь? Чем я пахну?

– Чесноком, луной и ложью, которую я никак не могу распознать.

(с) Э. М. Ремарк «Жизнь взаймы»

Это повышение решительно ничего не значило: просто посыпалась, как расклад домино, вся система, а все из-за одной выпавшей костяшки. Крисфилд стал начальником участка, его заместителем – Ротберг, и все как-то незаметно поднялись вслед за ними, подтянулись на одно-другое звание, приосанились даже.

Словом, всю последнюю неделю полицейский участок гулял в сомнительном заведении «У молодой Пенни» полным составом. А на утро, страдая от похмелья и сварливости жен, все, до единого, натянув весьма натуральные маски скорби на свои не обремененные умом лица, стояли, облаченные в темную форму, на похоронах бывшего начальника, почившего так внезапно, что это было похоже то ли на заказ, то ли на самоубийство. Да что там, когда мужик, едва справивший в веселой компании свое сорокапятилетие, выходит из участка совершенно бодрый, довольный жизнью и последним закрытым делом, а возвращается уже мертвым, на руках у двух офицеров – это все заставляет задуматься.

Итак, главой центрального управления стал Теодор Крисфилд, тридцати двух лет отроду, человек исполнительный ровно настолько, чтобы создавать впечатление, что он ночует на работе, но при этом каждую ночь все же добираться до собственной кровати; не был ни разу женат, но никогда не отрицал, что в двух-трех штатах у него вполне могут водиться смышленые кареглазые отпрыски. Впрочем, подтверждать это и перечислять кому-то суммы с собственной кровной зарплаты он не собирался. Вообще, это был человек неглупый, по-бытовому хитрый, преданный без излишней сентиментальности, который смог, минуя несколько человек, протащить на место заместителя главы (то есть, себя) своего единственного по-настоящему близкого друга, и никто, стоит обратить внимание, совершенно никто не углядел в этом ничего противозаконного. Теодор никогда не шел против закона, даже не брал взятки, поэтому заподозрить его в чем-то было практически кощунственно.

Джек Ротберг, вопреки другу, был человеком не самым честным, зато с лихвой выполнял функции души компании, пил за двоих, любил пошутить и пошуметь, в снимаемую квартиру возвращался под утро, не всегда сам, не всегда на своих двоих. Не смотря на это, сотрудником был незаменимым: умудрялся находить общий язык со всеми, начиная с отпетых бандюг, проходящих по делу об убийстве собственной матери, и заканчивая насмерть перепуганными почтенными леди, приходящимися какими-то там родственницами в третьем колене самому губернатору штата. Еще он, пожалуй, мог заболтать любого, любил рассказывать истории, весьма смутно соотносящиеся с правдой, а по управлению ходил слух, будто он когда-то был женат, но несчастная его жена безвременно почила, заразившись какой-то заморской заразой от молодого любовника. В конце этой истории полагалось, понизив голос, заметить, что любовник-то тоже долго не протянул, а дело о его смерти как-то быстро сошло на нет. И все же главным и самым показательным, пожалуй, качеством Ротберга была его любовь к тотализаторам, к скачкам, азартным играм, игре на бирже – словом, ко всему, что могло принести деньги, а чаще забирало. Сам он порой шутил, что если бы у него было чуть больше свободного времени (все то время, что он не работал, он пропадал в салуне, и наоборот), обязательно бы уже открыл свое дело.

Дружили они давно, хотя держались друг за друга, наверное, лишь вопреки пресловутому «но вы же такие разные!», со временем накопив друг против друга столько нелицеприятных сведений, что ссориться было уже никак нельзя. В общем, по меркам нового времени, это была самая настоящая и крепкая дружба, без романтических средневековых клятв, со здравым взрослым цинизмом и взаимными подколками. Им обоим выгодно было держать друг друга на виду, чтобы в нужный момент прийти на помощь, подтвердив свою дружбу. На задания их давно не отправляли, этим занимался младший состав, те, кого только-только должны были возвести в священный ранг офицеров, так что все, что оставалось, это протирать штаны за перебиранием документов, вещдоков и выдвижением гипотез. Иногда, конечно, приходилось выезжать на задержание. Полицейский дилижанс к тому времени, стоит признать, производил впечатление больше удручающее, чем величественное, хотя должен был. Пользоваться им не любили, и всем правдами-неправдами старались этого избежать.

В общем, в управлении царил дух веселья и очередного нераскрытого дела, что не могло не удручать Крисфилда и не радовать Ротберга, вольготно развалившегося на стуле напротив сурово хмурящегося главы. На него грозные взгляды не действовали, а наоборот, только забавляли, потому что уж ему-то никто ничего сделать не мог.

– Сегодня в «Крепкой Мэри» большая игра, – как бы невзначай заметил Джек, вращая в пальцах небольшой коробок спичек. – Пойдешь?

Тебе обычно везет.

– Угу, – невнятно согласился Теодор, зарываясь в бумаги, пахнущие свежими чернилами, пролитыми на стол каких-то минут пятнадцать назад. Лицо Ротберга удивленно вытянулось.

– Что-что? Я не ослышался? – он картинно приложил к уху раскрытую ладонь. – А ну-ка, повтори, а то мой старческий слух не выдерживает таких потрясений! Ты серьезно согласился пойти со мной на игру? Ты, который в жизни цента лишнего не потратил?

– Если ты не помнишь, Ротберг, – появившись из-за бумаг, раздраженно ответил начальник управления, – то завтра мы принимаем у себя губернатора, ты просто обязан быть, а всегда после «больших игр» ты просыпаешься, дай бог, к полудню, а это меня никак не устраивает. Так что мне придется следить за тобой, а с утра, сделав крюк по городу, забрать из дома, как маленького. Джек только фыркнул в ответ.

– Да на здоровье, но ты знаешь, у меня хозяйка – зверь, рано утром и на ночь никого не пускает. Ух, какая женщина, меня ж в ней три поместится!

– Нашел, о ком мечтать, – недовольно поморщился шеф, вновь углубляясь в папку. В его планы входило завершить все дела на сегодня, а потом уже, поддавшись всеобщему безумию насчет азартных игр, отправиться к «крепкой Мэри».


Игра прошла ровно, без драк и эксцессов. Все проблемы начались позже – примерно на следующее утро, когда Крисфилд проснулся с чугунной головой, лежащий поперек кровати своего подчиненного, а тот, в свою очередь, вольготно растянулся рядом. До прибытия губернатора оставалось два часа, если можно было верить его карманным часам, которые, слава всем святым, они проиграть не успели (а так-то, конечно, проиграли почти все), так что Теодор поднялся, похрустел затекшими от странной позы для сна суставами, после чего направился умываться, недоумевая, как их вместе пропустила злая хозяйка квартиры Джека. Он вообще весьма смутно помнил этот момент. Наверное, подействовал его новоприобретенный чин начальника полиции.

Проблемы начались через полтора часа, за которые Крисфилд успел выпить кофе, оттряхнуть одежду, надеясь, что складки (а он ведь так и спал, в одежде) будут не так заметны, потому что возвращаться домой времени уже не было. Момент истины настал, когда он направился будить Ротберга. Тот не отзывался: слабо реагировал на любые внешние раздражители в лице своего шефа, что-то бурчал негромко и снова отворачивался к стене, обнимая подушку. Спал он, конечно, тоже в одежде, так что выбившаяся из-за ремня брюк и задравшаяся мятая рубашка давала рассмотреть трогательно бледную поясницу. Наконец, Теодору надоело изображать добрую нянюшку, которой избалованный отпрыск дворянского рода говорит «отстань, я еще часик посплю», и он скрылся на кухне. На Джека его гнев обрушился в виде целой чашки ледяной воды.

Подчиненный заворочался, продрал глаза, сонно взглянул на Тео и трагично вздохнул, разлепляя сухие губы:

– Я проспал?

– Еще нет, – раздраженно отозвался шеф, отступая на шаг: Ротберг тряхнул головой и с его светлых волос во все стороны полетели брызги. – Но если через пять минут не встанешь, останешься без повышения ближайшие десять лет. И зарплата останется прежней, если не ниже.

– Не угрожай мне! – Джека как ветром сдуло, он тут же принялся носиться по комнате, на ходу переодеваясь. Он-то был в своем доме, так что ему не придется идти на официальное мероприятие в мятом.

Ровным счетом его сборы заняли около пятнадцати минут.


Губернатор города олицетворял собой порядок и закон: глухо застегнутая кремовая рубашка, идеальная манишка, выглядывающий из-под второго подбородка правительственный орден – все это характеризовало его как человека очень и очень преуспевающего.

– Долго еще? У меня много дел, – губернатор, по всей видимости, не отличался терпением. Он поставил на столик небольшую плоскую коробку и принялся барабанить по ее крышке ухоженными ногтями. От этого характерного жеста его первый помощник взбледнул, нервно сглотнул, поправил удавку на шее и что-то проблеял. Тут же дверь приоткрылась и в образовавшемся проеме нарисовалась подозрительно довольная морда Джека.

– Мы готовы, господин губернатор!

– Готовы они, – неприязненно пробормотал Стенфорд, подхватил коробку и вышел в коридор. – Закрыть вас всех к чертям…

Ротберг лишь философски пожал плечами.

В небольшое помещение согнали всех тех полицейских, кого смогли отловить в Управлении. Кто-то еще дремал на плече товарища, кто-то приходил в себя после ночного дежурства, словом, контингент был тот еще. Губернатор восседал на кресле, принесенном из чьего-то кабинета, рядом переминались с ноги на ногу Ротберг и Крисфилд. И если первый имел вид равнодушный, то второго вся эта официальная возня порядком раздражала. Да и вообще, вся эта «церемония» была не больше, чем фарсом и попыткой вытянуть у правительства побольше денег. Этим занимались во все века.

Спустя минут десять пламенной бессмысленной речи архаичные, но очень впечатляющие звезды шерифа и помощника красовались на лацканах пиджаков Джека и Теодора. Никто из них, они знали точно, в жизни больше эту побрякушку не нацепит. И пылиться этим звездам в красных бархатных коробочках до следующего официального правительственного мероприятия.

Расползающиеся по своим углам отпущенные полицейские живо напомнили бегущих от света тараканов. У всех были свои дела, планы, работа, кто-то хотел спать, завтракать, оказаться за своим столом, на месте преступления… Словом, даже Крисфилд поспешно исчез, отговорившись какими-то срочными бумагами. Джек, не будь дурак, тоже шаркнул ногой перед губернатором и, стараясь шагать степенно, исчез в направлении кабинета шефа. Так начинался новый день в Управлении полиции города Портленд.


– Видов, – как-то загадочно сообщил Ротберг, протискиваясь в дверь.

– Не понял, – равнодушно отозвался Теодор, подписывая какую-то бесконечно длинную бумагу. Помощник тут же поспешил пояснить.

– Посетитель к вам, светлейшее начальство, говорю. Фамилия Видов, вид странный, пускать? Крисфилд поднял на друга красные от полопавшихся сосудов глаза.

Тот понимающе кивнул и потеснился, крикнув в коридор:

– Заходите! Новоиспеченный начальник полиции закатил глаза: он хотел только спать. Но задремать на рабочем месте не позволяла банальная этика. В дверь протиснулся щуплый мужчина лет эдак за сорок, с плохо выбритым лицом и маленькими бегающими глазками. Ротберг за его спиной, не переставая, кривлялся. Тео же поспешно принял суровый вид.

– Внимательно слушаю.

– Мое имя Анри Видов, – представился мужчина, осторожно обходя по дуге стул напротив шефа полиции, но все же садясь на него. Это вызвало порцию задушенных смешков со стороны двери, где Джек под взглядом «сурового начальства» мигом мимикрировал под цвет стены с трофеями. – И я… Как вам сказать? Я боюсь, не всякий сможет это понять и принять достойно… Лицо Теодора выразительно дрогнуло.

– Господин Видов, мы не занимаемся разбором отношений, знаете ли.

И если вы любите мужчин или собак, это… Видов изменился в лице.

– Да что вы, что вы! Какие собаки, боже упаси… Дело в том, что я…– он понизил голос и склонился к шефу. – Я творец.

– Просто прекрасно, – Крисфилд скрипнул зубами. Только умалишенных ему здесь не хватало, конечно. Будто мало двух одинаковых убийств за последние три дня. – Хорошо. Я слушаю. В чем ваша проблема? Видов отставил ногу в сторону, положил обе руки на край стола, переданно воззрился на начальника полиции и заговорил:

– У меня украли идею! Нет, вы только не смейтесь, как остальные, это действительно очень важно, – Джек, прислонившийся к стене, только подло улыбался. – Это разработки совершенно нового средства передвижения, которое затмит омнибусы! Это цеппелин. Ротберг негромко фыркнул.

– Цеппелин изобрели семьдесят лет назад, с тех пор из Портленда на нем можно доехать до любого штата. Ну, знаете, сообщение железных дорог, пар, движущая сила. Анри Видов смерил начальника полиции презрительным взглядом, давая понять, что он думает по поводу его умственных способностей.

Крисфилд угрюмо посмотрел в ответ. Ему это начинало надоедать.

– Нет, – вкрадчиво, как с малолетним воришкой, заговорил «творец».

– Вы не совсем меня поняли. Это нечто совершенно иное. Механизм тот же, но передвигается он не по рельсам. Если вы найдете того, что похитил мою идею, то над нашим городом, впервые в истории воспарит огромный аэростат, который сможет перевозить до нескольких десятков людей!

– Аэростат? – недоуменно переспросил Теодор. Джек лишь пожал плечами. – Что-то слишком умное. Видов ответил им праведным ужасом во взгляде.

– Ладно, просто изложите на бумаге суть проблемы, что похищено, когда, поставьте подпись, дату этого дня, и отдайте бумагу Ротбергу, – шеф махнул рукой на помощника, радуясь, что может смело свалить этого сумасшедшего на чужие плечи. – Все, у меня много дел, идите.

Джек, с тебя потом отчет. И проводи его до дома – в рамках защиты потерпевших. Друг был недоволен, но спорить не стал; хмуро пропустил вперед себя обрадованного Видова, после чего вышел сам и захлопнул дверь. Раньше Ротберг никогда не хлопал дверью. По крайней мере, он не позволял себе этого при начальнике. Вернулся он где-то через полчаса, вольготно расположился на кресле, стоящем в углу кабинета, и вытянул ноги. Крисфилд вынырнул из составления документации для окружных верхов и бросил на друга удивленный взгляд.

– Так быстро?

– Да, я не стал его провожать – не маленький же, сам дойдет, – отозвался Ротберг, скручивай в руках какую-то бумагу и передавая ее шефу. – И пока ты не начал орать, что я не имел права его отпускать одного, кратко опишу ситуацию: у него украли бумаги с чертежом какой-то загадочной чудо-птицы, что-то вроде цеппелина, который с помощью газа будет подниматься в небо. Сразу скажу: судя по тому, что он мне рассказал – выдумка пятилетнего ребенка. Ничего там не полетит. Теодор пожал плечами.

– Заняться поиском мы обязаны. А за то, что ослушался, лишаю тебя выходных на неделе. Джек недовольно засопел, но злился недолго: знал, что выходные у него в любом случае будут, шеф человек резкий, но отходчивый.

– Ладно, ладно, не злись.


Видова нашли мертвым в пятнадцати футах от его дома.


В пятницу небо, и без того затянутое серыми дымными облаками, было особенно грязно. Один из заводов, во множестве натыканных по всему городу, работал через пень колоду, и гигантская труба выбрасывала в воздух ядовитые реактивы. На улицах никого не было – играющих детей забрали взрослые и сами поспешили по домам. Никому не хотелось надышаться этой дряни, чтобы остаток лета провести в лазарете. Жизнь в городе на какое-то время замерла, спрятавшись за глухими ставнями. Но полицейских это не касалось, и их первыми отправили в эпицентр – на завод – узнавать, что случилось. Начать с того, что на заводе никого не было, рабочие, видимо, почуяв неладное, разбежались, а хозяин предприятия и не думал посетить опасное место. Первый этаж огромного помещения был затянут черным дымом, в котором с трудом различались контуры машин, одна из которых, судя по всему, не выдержала напряжения и взорвалась, выбросив пар, который вырабатывала, дым и пепел через трубу в небо. Джек вылез из паромобиля и кивнул офицерам, вылезшим следом. В приоткрытую дверь он видел масштаб трагедии и предстоящей работы. А ведь внутри еще наверняка окажутся тела – значит, придется вызывать катафалк.

– Одеваем воздушные маски и разделяемся: Стэнли со своими ребятами – первый этаж, Джок – второй, Мориссон – все, что выше. Выносите все, что уцелело. Офицеры незамедлительно принялись инструктировать своих людей, раздавая внутрикомандные боевые задачи. А Ротберг первым нырнул в помещение, натянув на нижнюю половину лица воздушную маску с медными и угольными фильтрами. В центре главного зала дыма не было, если не считать таковым труху и бетонную пыль, клубящуюся в воздухе. Из-за этого все казалось зыбким, нереальным и очень далеким; Джек налетел плечом на какую-то машину и негромко зашипел. Здесь, если верить официальным документам, производили паровые двигатели. Что еще – никто не знал, точнее, не знал Ротберг, да ему и не было интересно. Чем ближе он приближался к эпицентру взрыва, тем теплее становился воздух, и тем сложнее было дышать, даже сквозь фильтры.

Один раз Джек споткнулся обо что-то, наклонился, чтобы рассмотреть, и поспешно отпрянул. Он не чувствовал запахов, и сейчас это было высшим благом: обваренный труп с уже начавшим разлагаться лицом наверняка так благоухал, что вряд ли это смог выдержать организм полицейского. Когда, наконец, стало невыносимо жарко, Ротберг свернул и устремился в соседний цех, к которому вела слегка обуглившаяся дверь, сейчас висящая на одной петле. Здесь было не так жарко, но легко проводящие тепло металлические детали все еще сохраняли высокую температуру. Джеку пришлось снять свою кожаную куртку и обернуть ею несколько довольно объемистых деталей, прежде чем взять их в руки. И верно: зачем тратить деньги на детали, которые из-за разрушения завода наверняка подскачут в цене, если можно их просто взять? Оставалось совсем немного. И на календаре уже было двадцатое декабря.


В кабинете Крисфилда собрался весь отдел, начиная операторами выездных служб и заканчивая самим начальником полиции. Тот сидел, переплетя пальцы, и внимательно выслушивал сумбурные донесения. Вот уже неделю город бурлил: обчищен дом самого богатого человека штата. Полиция стояла на ушах, но пока бессмысленно: кем бы ни были загадочные преступники, они не оставили ни следа месте преступления.

«Чистая работа!», уважительно присвистнул Ротберг, знакомо нагло улыбнувшись.

– Никаких зацепок, – уныло отрапортовал один из старых служак, на чьей памяти настолько громкое преступление случалось впервые.

– Я понял, – коротко отозвался Теодор, пробуривая каждого по отдельности и всех вместе злым взглядом. – Расходимся и работаем, работаем, иначе я останусь без рождественской премии. Поверьте, это очень сильно скажется на моем настроении и вашем благосостоянии. Кабинет начал стремительно пустеть, даже Джек куда-то испарился, здраво оценив, насколько не в духе сегодня его друг. У двери остался переминаться с ноги на ногу сержант Клейв, бледный и чем-то явно озабоченный.

– Ну? – пригласил его к беседе начальник полиции и многозначительно приподнял брови. Клейв глубоко вздохнул, подошел к столу, пододвинул к нему один из стульев, в хаотичном порядке расставленных по кабинету, и наконец сел.

– Крисфилд, я знаю, что вы знаете…то есть, я хотел сказать… – он совсем стушевался. Тео не спешил ему помогать, угрюмо нахмурившись. – Мне кажется, что вы знаете, кто кроется за многими преступлениями! Брови Крисфилда взлетели еще выше.

– Да ну?

– Ротберг…– начал было он, но тут начальник полиции резко перегнулся через стол, сгреб сержанта за галстук и резко дернул на себя.

– Послушай меня, Клейв, хорошенько запомни и не доводи до греха.

Я доверяю Джеку, как самому себе, – он зло шипел над самым ухом, – и я не советую тебе в нем сомневаться. Я любому порву за него горло, и мне не важно, это будешь ты, или премьер-министр. Понял? Клейв судорожно сглотнул и дернул головой. Хватка на его галстуке чуть ослабла.

– Свободен. Теодор опустился в свое мягкое, глубокое кресло и прикрыл глаза.

Клейв еще немного помялся, собираясь что-то сказать, но не стал рисковать, предпочтя просто удалиться. От этого его подозрения о нечестивости лучшего друга Крисфилда только окрепли. Ротберг шагнул из другой двери, появился из смежного кабинета, где обычно заседал сам.

– Приятно слышать, что ты меня защищаешь, Тео, но я со всем справлюсь сам, – сейчас он не улыбался, только немного приподнимал уголок губ.

– Я знаю, Джек. Но это и мое дело.


По старой доброй традиции все, у кого не было семьи, собирались перед Рождеством вместе, сидели в главном зале или кабинете начальника, пили, шутили. И в этом году не обошлось без посиделок. В какой-то момент Ротберг поднялся на ноги, сжал пальцы на плече друга и, наклонившись к нему, пробормотал:

– Я, кажется, все…

– Я понял, – отозвался Теодор. – Иди, проветрись. Джек удалился нетвердой походкой, а они продолжили пить, пока в один миг их не прервали: в кабинет вломился дежурный рядовой и проорал:

– Так такая…дрянь…поднимается! И замахал руками, показывая масштаб поднимающейся где-то там дряни. Полицейские повскакивали со своих мест. Попадали стулья, вилки, затрещал ножками чуть разъехавшийся стол. Из холла, где они оказались, быстрее было добраться до верхней площадки, откуда в свое время отправлялся в плаванье первый воздушный шар, использованный в разведывательных целях. Правда, проект прикрыли, а площадку демонтировать не стали. На ней и столпились не совсем трезвые служаки, с открытыми глазами смотря, как из-за границы правительственных домов, из распахнутой крыши полицейского ангара поднимался монстр: огромный шар из плотного серого материала, под пузом у которого крепилась небольшая рубка, по которой, это отчетливо было видно, метался пьяный Ротберг. Шар поравнялся с площадкой, завис и поднялся еще немного. Рубка оказалась совсем близко, так, что до нее можно было дотянуться рукой.

– Снять его? – раздался тихий шепот и звук взводимого курка.

– Не надо, я сам, – отозвался Крисфилд и подошел к самому краю, опираясь ногой на хлипкое заграждение. Дверь рубки тут же распахнулась, и оттуда высунулся сосредоточенный Джек.

– Ну что, пойдешь со мной, о грозный неподкупный начальник полиции? – и он рассмеялся, протягивая руку.

– Тащи его сюда, там разберемся, – подсказал кто-то из-за спины, но Теодор только раздраженно шикнул на умника. Он знал, что делать, когда брался за протянутую руку. И когда позволял Ротбергу втащить себя в рубку. И когда первый в мире боевой цеппелин начинал набирать высоту. Крисфилду не было сложно прикрывать Джека, когда тот крал чертежи Видова, таскал детали из разрушенных заводов, мошенничал, обжуливая богатейших людей города. Куда сложнее ему было не улыбнуться, когда его предупреждали: будь осторожен, этот парень опасен! «О да», думал в такие моменты Теодор. «Уж я-то знаю, насколько».

Загрузка...