Глава 4

От воды пахло горькой степной травой, прохладной рыбой и горячим солнцем. Река лениво влекла свои желтые воды на запад. Квазимодо стоял по колено в теплой мути, тер пучком травы штаны и бормотал ругательства – одежда упорно не желала отстирываться. Пятна растворившейся болотной грязи уплывали по течению, но жирный ил так глубоко въелся в ткань, что возникли серьезные опасения – выдержат ли стирку сами штаны? Спина затекла, солнце уже не пригревало, а жгло оголенную задницу. Квазимодо разогнулся, прошлепал по мелководью сквозь поломанный тростник и принялся развешивать штаны на ветках кустарника. Рубашка уже сушилась, покачивала рваными рукавами на ветерке, дующем с противоположной стороны реки. Там тянулась степь, местами поросшая высокой травой, местами почти голая, в россыпях мелких камней и трещинах русел пересохших ручьев. Еще дальше обломками титанических колонн торчали утесы с плоскими, точно обрубленными гигантским топором вершинами.

Квазимодо еще раз оглядел пейзаж и почесал сохнущую голову. Места, в которые спустился с хребта отряд, казались совершенно безлюдными. Ни дымов, ни следов, ни других признаков человеческого жилья. Отряд второй день стоял лагерем на берегу. Моряки под руководством похудевшего техника собирали лодки. За время долгого перехода часть легких суденышек пострадала, и подготовка к отплытию затягивалась.

Чуть слышно плеснула вода. Квазимодо потянулся за ножом, но фуа уже стоял на берегу среди жесткой травы. Как можно так бесшумно двигаться по воде и тростнику, для вора оставалось тайной. С одежды ныряльщика капала вода. Квазимодо придирчиво потрогал подол его рубашки:

– Хм… действительно отстиралась.

– Я говорил. Зачем ты мучался, бултыхал у берега? – Фуа стянул рубашку, ловко выкрутил и повесил на куст.

– Ну, я так далеко заплывать не рискую. А нырять так и вообще не собираюсь. В такой воде и двумя-то глазами ничего не разглядишь.

– Да, вода мутная, – согласился маленький ныряльщик. – Зато рыбы много. Могу наловить.

– Не надо. – Вор кивнул в сторону лагеря. – Вон сколько оглоедов. Если начать готовить – даже понюхать не успеем.

– Можно не готовить. И так вкусно, – предложил фуа.

– Не, я сырую не могу. Ну а тебе, если можешь брюхо набить, чего время терять?


Никаких всплесков Квазимодо снова не услышал. Ныряльщик исчез где-то сразу за границей тростника, словно и не стоял только что рядом с вором. Наверное, если нужно что-то «увести» с корабля – этим фуа конкурентов не имеется. Вот только лихости в них маловато.

Квазимодо с раздражением посмотрел в сторону близкого лагеря. Там звучали голоса, постукивал металл о металл. Дымом не пахло. Обеда еще ждать и ждать. Да и обед будет – так, одно название. Численность отряда уменьшилась вдвое, но сотник все еще строго приказывал экономить продукты. Квазимодо не ждал каких-нибудь разносолов, но уж каши или кулеша можно получить нормальную порцию? Ладно бы крупа в отряде заканчивалась – Квазимодо знал, что хранится в мешках и бочонках, пожалуй, лучше самого отца-командира. Стащить пшена, фасоли или муки – все равно что пару раз плюнуть. Да опять же, где готовить будешь? Стоит костерок развести, немедленно кто-то из десятников или сам Глири, чтоб он сдох, пожалуют. Что за жизнь?

Вор, пригорюнившись, оперся подбородком о колени и принялся вертеть в руках подарок орка. Нож, что и говорить, необычный: грубовато откованная надежная сталь расширяющегося к концу клинка, мелкие зубья на обухе, рукоять ножа – обрезанная вместе с копытцем нижняя часть ноги антилопы или косули. Дома, за океаном, таких странных рукоятей никто не делал. Но держать нож было удобно, шерстка убиенного копытного не давала пальцам скользить. Да, такой подарок открыто носить не будешь – вопросами замучают.

Из-за стены тростника возник ныряльщик. В руке билась, пытаясь вырваться, рыбина чуть ли не с локоть длиной, но фуа умело удерживал ее когтями под жабры.

Фуа с бьющейся рыбой уселся рядом. Квазимодо с интересом и некоторым отвращением наблюдал, как ныряльщик мгновенным движением оторвал рыбине голову, не прибегая к помощи ножа, непонятным манером выпотрошил, содрал вместе с чешуей кожу и разодрал еще дергающуюся тушку надвое. С видимым удовольствием впился зубами в толстую спинку.

– Ловко ты с ней разобрался, – пробормотал вор, глядя на лежащую на траве и удивленно разевающую рот рыбью голову.

– Хочешь попробовать? – спросил, энергично жуя, ныряльщик.

– Ну, разве что немножко, – все еще колеблясь, согласился Квазимодо.

На этот раз фуа извлек нож и несколькими точными движениями вырезал из рыбьей спины длинные и тонкие ломти мяса.

Упругая мякоть хорошо жевалась. Проглотив, Квазимодо сразу сказал:

– Соли не хватает.

– Здесь не море и не трактир, – неразборчиво пояснил уплетающий за обе щеки фуа.

– Эх вы, лягушки. Умные, но уж очень бедные. – Квазимодо покопался в своем мешке и вытащил мешочек.

С солью рыба пошла куда как лучше.

– Я слышал, что кашу почти не солят, потому что соль кончается, – сказал ныряльщик, обгрызая рыбий хвост.

– Ну, не то чтобы совсем кончается, – кивнул одноглазый парень на свой мешок. – В походе соль вещь необходимая. Пусть лучше у меня будет – так надежнее.

– Тебя когда-нибудь убьют за такое, – убежденно сказал маленький ныряльщик.

– За соль? – Вор хмыкнул. – Помнится, в последний раз меня чуть не убили за то, что барана привел. Что такое соль по сравнению с бесплатным бараном? Сущая мелочь. К тому же должен же я был присолить змеиную шкуру? Ведь завонялась бы.

– Ты шкуру змея с собой несешь? – поразился фуа.

– Не всю, конечно. Так, кусочек содрал на память. Отдам обработать – закажу ножны или еще что полезное.

Ныряльщик покачал головой.

– Тебя не просто убьют. Долго это будут делать.

– А я никуда не тороплюсь, – серьезно сказал вор.


В лодке с Квазимодо, кроме фуа, оказались Бубен, Уэн, и один из «желтков». Носильщик, по стечению обстоятельств, без особого труда организованному вором, оказался именно старый знакомый – Тонкий. В последнее время Квазимодо ограничил норму орехов, но прикормленный носильщик по-прежнему оставался покорно и бессмысленно послушным. Впрочем, уже все «желтки» одинаково отощали и приобрели безучастный вид ходячих мертвецов. В Скара много болтали о зомби – теперь вор был готов поверить в такие байки.

Бубен и Уэн оказались в экипаже вроде бы по своему желанию.

– Ты парень хваткий, – заговорщицки прошептал Уэн, – если что – зевать не будешь. Мы в твой глаз верим.

Как же – друзья-товарищи. Помним, помним… Вор был практически уверен, что парочку приставил сотник для присмотра за сильно умным уродом.

Квазимодо, криворото ухмыляясь осколками зубов, хлопнул солдата по плечу:

– А что нам станется? Мы, парни Глора, везде пройдем. Главное – вместе держаться.

* * *

Зато грести Квазимодо не пришлось. Он сидел на носу лодки у собранного и установленного эвфитона. Глири лично приходил проверить орудие. Наорал и огрел плетью за несмазанные «плечи» и вал. Квазимодо знал, что у второго эвфитона имеется куда больше проблем – там и тетиву подмочили, и штифт расшатался. Но какой смысл оправдываться? Не нравимся начальству – переживем. На поясе Глири рядом с кинжалом самым наглым образом висел кукри. Такой бесстыжести вор не собирался прощать, пусть даже сотник теперь каждый вечер пивом начнет угощать.

Пока о пиве не могло быть и речи. Палило солнце, особенно беспощадное посреди речной глади. Сопели гребцы – двигаться приходилось против течения, и лодки-скрадухи, не предназначенные для длинных походов, двигались медленно. Квазимодо смотрел вперед и на ближний берег. Там тянулись однообразные заросли тростника, сам берег за ними почти не был виден, только торчали в отдалении те горы-холмы, которые за плоские верхушки солдаты прозвали «столами». Иногда в тростниковой стене появлялся просвет и был виден песок, истоптанный звериными лапами и копытами. Самих животных отряд почти не встречал – очевидно, движение десяти лодок распугивало осторожных тварей. За два дня продвижения вверх по реке Квазимодо видел только стадо каких-то крупных, похожих на коров, вооруженных слишком длинными рогами животных. На воде жизни было куда больше: то и дело всплескивали, выпрыгивали, блестя яркой чешуей, быстрые рыбины. Мелкие рыбешки гонялись за насекомыми, за ними самими гонялись рыбы чуть покрупнее. Иногда из воды поднимались и громко лопались воздушные пузыри – Квазимодо опасался, что там неосторожных пловцов подстерегает кто-то крупный. Фуа еще перед отплытием предупреждал товарища, что в реке обязательно водится кто-то любящий свежее мясо в больших количествах. Но пока крупные хищники ничем себя не выдавали. У границы тростника спокойно бродили цапли и еще какие-то забавные горбоносые птицы. Торопливо извивались по водной поверхности мелкие змеи, да стаи назойливых коричневых птичек устраивали в зарослях у воды оглушительный гвалт.

* * *

– Как гребешь, морда бестолковая?! – снова не выдержал Бубен. – Руки тебе пообрывать и в задницу вставить.

Квазимодо услышал звук удара, но не обернулся. Опять Бубен принялся «желтка» воспитывать. А что от носильщика требовать, если дохляк едва весло в руках удерживает? Устал сам Бубен – орет, потому как получается, что он на левом борту в одиночку гребет. Лодку все время в ту сторону увидит.

– Не ори на него, – неожиданно сказал фуа. – Или нож в него сунь, или за борт выкинь. А орать и бить зачем?

– Ты еще мне посоветуй, жаба недоделанная, – возмутился Бубен. – Каждый хер медузий командовать начинает. Сейчас самого возьму за ноги и в воду суну.

– Не сунешь, – огрызнулся ныряльщик. – «Желток» не сегодня-завтра околеет, а ты его еще колотишь. Жопосид ты тупой, трахнутый, нас бы пожалел – втроем грести придется.

– Это я-то трахнутый?! – взъярился Бубен. – Вот жабенок гнойный, едва со своих островов загаженных нос высунуть успел, а уже указует. Да я тебя сейчас на весло по самые уши натяну…

– Слышь, Бубен, ты потише, – посоветовал Квазимодо. – Ныряльщика мне велено охранять. Сломаешь ему чего – нас с тобой Глири точно повесит.

Бубен засопел еще громче:

– Дойдем, я тебя, жаба, поимею.

– А отсосать не хочешь? – поинтересовался фуа.

Лодка заколебалась – Бубен ухватил маленького ныряльщика за рубашку.

– Сейчас кто-то по тупой башке карро[22] получит, – пригрозил Квазимодо.

– Чего разорались? – поддержал одноглазого парня Уэн. – Лучше гребите. Опять налево заваливаемся…


Вечером, расстилая плащ, Квазимодо сказал:

– Ты поосторожнее. Вояки тяжелее тебя раза в три. И злые. Бубен двинет разок, и будет у тебя рожа как мое личико.

– Не будет он меня бить, – упрямо сказал ныряльщик. – Пока я нужен – и пальцем не тронут.

– А потом? – с интересом спросил вор. – Когда достанешь то, что им нужно?

– Потом уйду. Я здесь, на реке, и так проживу. На Флот возвращаться мне незачем.

– Ну-ну. Ты лучше про такие планы помалкивай. И не ругайся. Парни могут и забыть на мгновение, что ты нужен.

– Все ругаются.

– Все – не ты. Они всегда ругались, а ты раньше молчал. За словами обидными часто сталь в ход идет. Я урод, и ростом с тебя, но Бубен меня задевать постесняется. Знает, что может и нож под лопатку заполучить. А ты готов кровь не только из рыб пускать?

– Я не трус, – прошептал фуа.

– Да я знаю. Но знают ли остальные? Вдруг доказывать придется?

– Я справлюсь.

– Ну как знаешь. Давай спать.


Утром вышла задержка. Одна из лодок потекла. Пока чинили, Квазимодо с ныряльщиком забрались в заросли тростника и неплохо позавтракали тремя тут же выловленными рыбами.

– Здорово ты ловить умеешь, – сказал вор, осторожно разжевывая мелко порезанную рыбу. – Они что, к тебе сами идут?

– Нет. Это я знаю, куда они плыть собрались.

– Здорово. Я вроде рядом с морем вырос, но таких ловких рыбаков не видел.

– Люди рыбу не ловят, – с презрением сказал фуа. – Они ждут, когда самая тупая рыба в сети зайдет или на крючок сядет. Время теряют. Бессмыслица.

– Ну не скажи. Многим просто нравится с удочкой сидеть. Вроде как пиво пить. Отдых такой. Вот я знал одну леди, она очень даже любила про рыбалку поболтать.

– Да слышал я уже про твою леди Катрин. – Ныряльщик обсосал рыбий хвост и принялся солить следующую тушку. – Любишь ты про эту бабу говорить. Наверное, хорошо с ней спал?

– Не баба она! Настоящая леди. И не спал я с ней, хотя и не отказался бы.

– Чем в постели леди от не леди отличается? – поинтересовался фуа, обкладывая рыбье филе длинными листочками.

– Хрен его знает. Я же с настоящей не пробовал. – Квазимодо разозлился. – Вот увидишь настоящую леди, сам поймешь. Одичали вы там на своих островах, ни во что не верите. Дикари офигительные.

– Не ругайся. Раз ты в леди веришь, я тоже поверю. Я леди Катрин не знаю и ее оскорбить не хотел. Извини. – Ныряльщик сунул в руку товарищу пучок листьев.

– Ладно. – Квазимодо почесал нос. – Пока леди не увидишь, как в нее верить? Но когда-нибудь помянешь мои слова.

– Вряд ли. На дне если леди и встречаются, то их от других утопленниц не слишком отличишь. И вообще, может быть, твоя леди единственная была?

– Нет, я еще одну знал. – Вор замолчал и вложил в рот маленький кусочек рыбы, завернутый в листочек. – У-у, какое кисленькое. Ты и в травах разбираешься?

– Только в тех, что у воды растут.

– Угу. – Квазимодо глубокомысленно пожевал. – А к примеру, чтобы желудок прочистить, здесь ничего не растет?

Фуа посмотрел с удивлением:

– Это у тебя от рыбы трудности? Или просто соскучился по развлечению в кишках?

– Так, на всякий случай. Вдруг чего.

– Если захочешь вспомнить болото загаженное, копай вот тот тростник. У него корни жирные, белые. Сок пососешь – мало не покажется.

– Много – не мало, – заметил Квазимодо, оглядывая бесконечные заросли тростника. – Дай я отрежу еще кусочек рыбки…


Началось с того, что мелкие, вьющиеся над лодкой мушки совершенно озверели и полезли в нос и уши. Солдаты дружно отплевывались и ругались. Квазимодо пришлось особенно нелегко – искалеченный рот почти не закрывался, и сволочные мошки этим пользовались.

– Дождь будет, – тихо сказал фуа.

Бубен посмотрел на слепящее солнце и засмеялся:

– Ага, лягушки заквакали. И дождь будет, и шторм со шквалом.


В полдень на солнце легла серая дымка, сгустилась, и хлынул ливень. Квазимодо суетливо накинул на эвфитон плащ. Сквозь густую завесу струй глухо орал Глири, приказывая поворачивать к берегу. Стало невозможно ничего рассмотреть дальше протянутой руки. Лодки врезались в стену тростника, гребцы с проклятиями прыгали в воду, вытаскивали отяжелевшие суденышки на берег. Когда «скрадуха», в которой плыл вор, оказалась на песке, она была чуть ли не наполовину полна воды. Квазимодо прыгал вокруг, снимая орудие, остальные вытаскивали груз. Когда лодку начали переворачивать вверх дном, ее деревянные ребра жалобно захрустели, а кожаное брюхо опасно раздулось от непомерной тяжести воды. Ругались все, включая молчаливого фуа. Отряд сгрудился на узкой полосе берега под боком пологого, заросшего кустарником холма.

Ливень кончился так же внезапно, как и начался. Казалось, без всякого перерыва выглянуло солнце. Немедленно заорал сотник. Квазимодо только сплюнул. Лодку спустили на воду. Вор, едва не надрывая жилы живота, потащил на место эвфитон, остальные носили через изломанный тростник мешки и оружие. Солдат подгоняла непрекращающаяся ругань сотника.

Квазимодо крепил «ноги» орудия и не понял, когда именно с холма полетели стрелы. Завопил раненый «желток», живее забегали солдаты, разразился новыми проклятиями Глири. Длинные стрелы падали сверху и особой точностью не обладали. Щитов в отряде оставалось мало, но все-таки сотник выстроил короткую цепочку, прикрывшую грузившиеся лодки. Из-за спин товарищей начали отвечать арбалетчики, но куда именно стрелять, оставалось непонятно. В густом кустарнике неведомого противника разглядеть было невозможно. Лодки начали отходить от берега. Квазимодо пробежался по песку, украдкой подхватил несколько длинных стрел. На парня заорал командующий прикрытием десятник. Вор захлюпал по воде, поспешно забрался в лодку. Гребцы уже работали веслами. Квазимодо сунул завернутые в плащ стрелы под эвфитон и обернулся к берегу, стараясь рассмотреть неизвестных врагов. Но мокрая зелень оставалась непроницаема.

Когда лодки отошли на середину реки и двинулись вверх по течению, с холма раздался торжествующий вой. К нему присоединились еще несколько голосов. Волчьи боевые кличи провожали отряд до излучины реки.

– Что это они так радуются? – подозрительно поинтересовался Квазимодо.

– Думают, что нас прогнали, – предположил Уэн.

– Кому они нужны? – презрительно скривился Бубен. – Дикари, даже стрелять не умеют.

Действительно, из всего отряда раненным оказался один носильщик. Но происшествие все равно произвело на Квазимодо неприятное впечатление. Он не любил, когда его начинали убивать, даже не объясняя, за что именно.


На кратком обеденном привале вор успел тайком рассмотреть стрелы. Ничего особенного – не слишком ровные древки, маленькие, из плохого железа, наконечники. Одна из стрел вообще оказалась оснащена древним каменным острием. Глядя на кривовато примотанный жилами и закрепленный смолой наконечник, вор пожал плечами. Действительно – дикари.

– Зачем тебе стрелы? – прошептал фуа.

– Нужно же рассмотреть, чем тебе в задницу метят.

– А прячешь зачем?

– Чтобы наших героев не напугать…

К лодке плелся «желток» с мешком за плечами, за ним шли, как всегда разочарованные обедом, Уэн с Бубном. Квазимодо спрятал стрелы под свои вещи.


Солнце отражалось от воды и слепило глаза. Квазимодо привалился плечом к станине эвфитона и раздумывал о том, что было бы неплохо придумать какое-нибудь стеклышко, защищающее глаза от солнца. На Флоте болтали о том, что такие приспособления давно придуманы, но являются пока тайной. В такие сказки Квазимодо не верил – в штабе не существовало секрета, который нельзя было бы купить в личное пользование. Ну, сейчас ничего толкового все равно не купишь. Ныл торчащий из сапога палец – вор поцарапал его во время поспешной высадки. Где бы приличные сапоги раздобыть?

За спиной Уэн негромко рассказывал о походе «Гордости Глора». Во время перехода от Птичьего архипелага «Гордость» с тремя драккарами шла западнее, в отдалении от эскадры. Их тогда даже Большой шторм почти не затронул.

Река расширилась и стала глубже. Лодки двигались между небольшими, заросшими высокими деревьями островами. Кричали в ветвях птицы. Из воды торчали коряги и полузатопленные древесные стволы. Грести приходилось осторожней – пропороть кожаный борт «скрадухи» ничего не стоило. Квазимодо высматривал препятствия в воде и командовал. Смотреть по сторонам было некогда, но вор заметил странное движение фуа. Ныряльщик перегнулся за борт к самой воде. Нюхает, что ли? Здесь, конечно, рыбы должно быть полно. Оголодал лягушка, что ли? Квазимодо вопросительно глянул на товарища. Фуа ответил странным взглядом. Маленького ныряльщика явно мучили какие-то сомнения.

Лодка Квазимодо двигалась ближе к авангарду небольшой флотилии. Вел отряд проводник, сидящий в одной лодке с Глири. По-видимому, сотник не слишком доверял проводнику, по крайней мере далеко от себя не отпускал.

Основная масса островов осталась уже позади. Первая лодка уже выбралась на простор чистой воды. Скоро можно будет грести как обычно.

Сзади раздался крик. Квазимодо оглянулся и успел увидеть скользящий по поверхности воды блик. В следующее мгновение корма одной из лодок высоко подпрыгнула. Люди, ухватившись за борта, чудом удержались внутри. Лодка плюхнулась на речную гладь, закачалась, как потревоженный поплавок. Вокруг плавали весла, медленно тонул выпавший за борт мешок. Квазимодо ничего не понял.

Один из гребцов пострадавшей лодки протянул руку за плавающим веслом. Вода беззвучно вспучилась, выпустив огромную удлиненную морду с распахнутой зубастой пастью. Пасть неуловимо и мягко схватила гребца, почти втянула его в себя. Крикнуть человек не успел. Над водой раздался негромкий хруст. На мгновение над водой виднелась нога в сапоге, из которого торчали кости перекушенной голени. Потом исчезла и нога. Желто-зеленая поверхность воды оставалась совершенно спокойной.

«Хорошие сапоги пропали», – ошеломленно подумал Квазимодо.

В тишине пели птицы. Потом на соседней лодке кто-то закричал:

– Аванк! Аванк!

Завопили люди. Заорал сотник. В этом шуме снова вспучилась вода у несчастливой лодки. На этот раз ящер просто навалился на лодку мордой и передними лапами. Корма мгновенно ушла под воду. Сидящий на носу десятник успел ударить копьем. Наконечник отскочил от бугристой серой шкуры. Аванк раздраженно двинулся вперед. Под тяжестью лодка ушла под воду. Пасть ухватила десятника. Солдат открыл рот, чтобы закричать. Не успел – исчез под водой. Река забурлила, на миг мелькнул хвост ящера. Теперь стало понятно, насколько велика тварь – едва ли не вдвое длиннее погибшей лодки.

– К берегу, засранцы, к берегу! – орал Глири.

Лодки повернули к ближайшему берегу.

– Нет! – взвизгнул фуа. – К другому! Он всегда заходит слева. – Ныряльщик принялся разворачивать лодку в другую сторону.

Бубен и Уэн заколебались. «Желток» с тупым ужасом смотрел в воду.

– Слушайтесь лягушку! – рявкнул Квазимодо. Под его руками вовсю щелкал, взводя механизм, барабан эвфитона.

Лодка рывками двигалась к берегу. Остальные суденышки, огибая островок, торопились к другому берегу. Плыли к острову трое уцелевших людей с погибшей лодки. Оглушительно гомоня, взвились над деревьями встревоженные птицы.

Не повезло лодке, идущей от островка чуть дальше остальных суденышек. От удара снизу лодка мгновенно перевернулась. До берега оставалось всего шагов шестьдесят. Не доплыл никто. Аванк поднимался из воды, поворачивался чуть набок, на миг показывал бледное желтоватое брюхо – и человек исчезал. Пять быстрых появлений уродливой гадины – пять человек. По чудовищу стреляли – вонзались в воду арбалетные болты, пронеслась над водой тяжелая стрела эвфитона. Если арбалетчики и попали в аванка, тварь на это никак не среагировала.

Квазимодо не стрелял. Их лодка благополучно достигла пустынного плоского, с редкими полузанесенными илом и песком древесными стволами берега. Отсюда происходящее на той стороне реки видно было плохо – обзор закрывал край острова. Но зато крики и проклятия слышны были прекрасно.

Вор видел выбравшихся на маленький островок людей, спасшихся с первой лодки. Они прятались среди деревьев и смотрели на ту сторону, где пиратствовал ящер.

– Лодку разверните, – приказал Квазимодо.

– Он слышит. И берег ему не преграда, – пробормотал фуа.

– Мы здесь одни, – сказал Уэн. – Чего мы сделаем? Лучше держаться подальше от воды, пока гад не нажрется.

– Лодку разверните, козлы тупые, дристливые. Не то лично вас «раком» перед Глири поставлю.

Солдаты, стараясь не хлюпать, вошли в воду, развернули лодку носом к реке. Квазимодо скорчился у орудия.

Крики на той стороне стихли. Слышны были только неразборчивые яростные команды сотника.

– Ушел, кажись? – прошептал Бубен.

– Заткнись, – прошипел Квазимодо. – Сглазишь…

В тот же момент на том берегу снова закричали. Вор ничего не мог разглядеть, видел только, как заметались три фигуры на островке. Неожиданно среди зарослей возникла приземистая, но чудовищно длинная тень. Аванк и на суше двигался поразительно быстро. Мотая длинным хвостом, ящер тяжеловесно и уверенно пробежал между деревьев. Хрустели кусты. На острове было три человека: двое носильщиков и коренастый моряк. Один из «желтков», слишком слабый, чтобы бежать, попытался спрятаться за ствол дерева. Аванк, не задерживаясь, двинул хвостом. От плотного удара дерево содрогнулось, посыпались ветки и листья. Человек с переломанными костями остался лежать на земле. Двое его товарищей по несчастью поняли, что на крошечном островке укрыться шансов не остается, и бросились к воде. Моряк на миг остановился, выдернул из-за пояса топорик и метнул в ящера. Остановить огромного монстра он не надеялся, тем не менее целился на совесть – топор угодил в вытянутое рыло. Аванк словно и не почувствовал удара. Моряк резво плюхнулся в воду, поплыл. «Желток» уже барахтался в мутной речной воде, стараясь оказаться подальше от острова и чудовища.

Как только ящер показался из-за кустов, Квазимодо нажал рычаг. Стрела мощно просвистела над водой, едва не задела спину твари и исчезла в зарослях. Аванк на миг приостановился и повел головой, но тут же сполз в воду и исчез. Еще миг была видна волна, поднятая длинным гребенчатым хвостом.

Квазимодо услышал, как верещит за спиной фуа:

– В улыбку стреляй, в улыбку!

Понимать это странное требование было некогда. Вор торопливо крутил ручку, взводя механизм эвфитона.

Двое пловцов торопливо плыли к берегу. Обессиленный «желток» явно отставал.

– К нам плывут, – озабоченно пробормотал Уэн.

– Валите дальше от берега, – скомандовал Квазимодо, не отрываясь от орудия.

За спиной зашуршали шаги удирающих бойцов. Правильно – здесь они ничем не помогут. Этой речной ящерице копья по фигу будут. А те двое, в воде, плыли почти к лодке.

Как ни напрягался вор, все равно не уследил. Голова носильщика просто исчезла с поверхности, только потом вспух водяной пузырь. Квазимодо все равно выстрелил – в середине пузыря вроде бы мелькнуло что-то темное. Возможно, это был несчастный «желток», но за беднягу уже можно было не переживать. Стрела вонзилась в речную воду и исчезла.

Взгляд вора метался по речной глади, руки торопливо заряжали эвфитон. Краем глаза Квазимодо видел, как приближается к берегу пловец. Мелькали выпученные в ужасе глаза, жадно хватающий воздух рот. Квазимодо ждал, когда голова уйдет под воду. Ждал почти с нетерпением.

Моряк нащупал ногами дно. Дергаясь и загребая воду руками, рванул к берегу. Добравшись до отмели, споткнулся и плюхнулся на колени. Квазимодо чуть не подпрыгнул, когда за спиной раздался плеск. На мгновение показалось, что аванк выполз на берег и незаметно подобрался сзади. Нет, это фуа побежал на помощь моряку.

Квазимодо дрожащей рукой вытер слюну, тянущуюся из угла рта. Водная поверхность оставалась спокойна.


Проклятый аванк так и не показался. Солдаты оттащили лодку подальше от воды и долго следили за рекой. Фуа несколько раз ползал вдоль самой кромки воды, принюхивался. Квазимодо это казалось смешным, но круглоглазая рожица ныряльщика оставалась совершенно серьезной. Может, действительно что-то чует?

На той стороне реки поднялись дымы костров, и только тогда солдаты решились спустить лодку на воду. Перегруженная лодка двигалась медленно, хотя спасенный моряк споро работал веслом. Плыть, зная, что нажравшийся ящер таится где-то рядом, оказалось почти невыносимо. Квазимодо чувствовал, как по спине текут струйки холодного пота, остальным было не лучше.

В лагере царило уныние. Две потерянные лодки, погибшие товарищи – само собой. Но никто не знал, что делать дальше. От мысли разобрать лодки и отойти подальше берегом пришлось отказаться: разведка доложила, что вдоль берега тянется непролазный кустарник, к тому же изрезанный узкими протоками – пройти с грузом там невозможно.


Вечером у костра фуа рассказывал об аванке. Говорил ныряльщик не очень охотно, но послушать его собрались человек двадцать. Квазимодо сидел и старался не морщиться – ну какой смысл болтать, если сделать все равно ничего нельзя? Да и знал фуа немного. У них на островах ящеры не водились, так что все опять же сводилось к пересказу слухов и преданий. Что шкура у аванка толстая и ее вряд ли пробьешь стрелой и копьем, и так понятно. И что хитер гад и быстр, тоже понятно. Рассказывал ныряльщик и о энудре – небольшом, похожем на собаку зверьке, который, обмазавшись грязью, сам прыгает в пасть чудовищу, пробирается во чрево и выедает аванку печень. Полезное, конечно, животное, симпатичное, да только где его взять?

Пришел Глири и разогнал слушателей. Сказочнику достался крепкий пинок, Квазимодо был облагодетельствован аж двумя – видимо, за молчание.


Ложась спать, вор поинтересовался:

– Слушай, а что ты там такое вопил насчет улыбки? Или мне с перепугу послышалось?

– Не послышалось. Я говорил, что нужно в «место улыбки» целить. – Фуа потрогал себя где-то в районе челюсти. – Здесь у аванка жилы сходятся. Если попадешь – он сразу ослабеет.

– Ну да, понятно. Только я в твоего аванка вообще попасть не могу. И что ты в себя пальцем тычешь? Вы с этим гадом, конечно, родственники – у обоих перепонки на лапах имеются, – но если насчет морд говорить, то они уж очень разные. Где у него «улыбка» эта? Не разглядишь. Небось, если ему стрелу в дырку в заднице засадить, тоже ослабеет? Нет уж – пока я выцеливать буду, эта тварь на месте сидеть не станет. Надо как-то по-другому с ним справляться.

– Никак с ним справиться нельзя. Нужно ждать, когда уйдет, – прошептал фуа.

– Вряд ли Глири согласится сидеть и ждать. Наверняка что-то другое порешит.


Сотник решил все очень просто. После завтрака отряд был построен, Глири прошелся перед строем:

– Хватит отдыхать. Отправляемся на лодках. Приказ командора никто не отменял. По кустам прятаться да на бережке валяться времени нет. И трусить нечего – тварь нажралась, когда еще проголодается. Все, грузитесь.

Строй не шелохнулся. Ни слова не сказали и оставшиеся чуть в стороне проводник, техник и «серый».

Глири стоял перед неровной шеренгой, заложив руки за спину, и улыбался. Кажется, ситуация доставляла ему удовольствие.

– Что, маменькины сынки, страшно? А бунтовать не страшно?

С шелестом вылетели из ножен клинки. Квазимодо едва уловил движение. Сотник мгновенно оказался у строя. Ударил рукоятями мечей в живот двум ближайшим солдатам. Те с хрипом рухнули на колени. Глири отступил, качнул в воздухе клинками:

– Это – предупреждение. Дальше буду рубить без уговоров.

«Вот смелый, ублюдок, – подумал Квазимодо, наблюдая, как покачивается в левой руке сотника бессовестно присвоенный кукри. – Один перед полусотней озлобленных бойцов и только улыбается».

– Ты, – сотник указал мечом на моряка перед собой, – пшел к лодке.

Моряк нерешительно вышел из строя, оглядываясь, пошел в сторону лежащих подальше от воды лодок.

– Ты, – Глири нацелил клинок на следующего солдата, – идешь грузить или тебя рубить?

* * *

Цепь лодок двигалась, стараясь держаться как можно ближе к берегу. Путь сложный – то и дело приходилось обходить коряги, отмели. Весла путались в цепкой растительности на дне. Лодка Квазимодо двигалась последней – сотник приказал эвфитону прикрывать хвост отряда.

Отпихиваясь древком копья от черной коряги, вор размышлял: хорошо это или плохо – то, что они идут замыкающими? В прошлый раз аванк напал на отставшую лодку. Но перед этим погибла лодка из середины флотилии. К тому же, если верить фуа, ящер предпочитает атаковать слева – значит большая опасность грозит лодкам, идущими сейчас первыми?

Лодка двигалась в тишине. Никто не разговаривал, вопли птиц заглушали тихие всплески весел. Шелестел тростник, иногда плескалась или била хвостом рыба. Река жила своей обычной жизнью. Иногда фуа склонялся к воде, нюхал.

«Вынюхивай-вынюхивай, – думал Квазимодо. – Толку никакого, а все ж спокойнее. На других лодках нам завидуют: как же, с нами сам Жаб, великий охотник на аванков. И то – Лягушка такой мелкий, что им и этот гад подводный криволапый побрезгует».

От мокрого древка копья пахло тиной и свежей рыбой. Вор осторожно, стараясь не задеть заряженный эвфитон, положил копье вдоль борта. Эвфитон вещь чуткая: чуть заденешь – швырнет стрелу. И уж тогда точно угодишь в какую-нибудь из впереди идущих лодок. Вот Глири-то порадуется поводу лишить тебя башки. Конечно, держать орудие заряженным – это против всех правил. Квазимодо еще и ослабил чеку на станине – теперь ложе эвфитона можно легко перекинуть на любой борт или корму. Стрелять без станины, конечно, дело дохлое – и в замковые ворота не попадешь, не то что в быстрого ящера. Но лучше плохо выстрелить, чем не успеть выстрелить вообще.

Толстые стрелы, лежащие под коленом, мешали сидеть удобно. От копья по-прежнему несло рыбой. Завтрак был никакой, и перед взором вора настойчиво вставали тонкие ломтики рыбы, приправленные лимонной травой и крепко посоленные. Приучил же фуа рыбу в сыром виде жрать – скоро и у тебя самого перепонки вырастут.

Квазимодо смотрел на лодку, идущую впереди, – «желток», сидящий там, уже не греб, лишь слабо и редко совал весло в воду. Вот дохлятина – от такого никакой пользы. Разве сделать что-то вроде крючка, насадить, как наживку, да сунуть в воду. Интересно, клюнет ли аванк на такую снасть? Можно было бы подтянуть к берегу, да и расстрелять не торопясь. Хотя фуа говорил, что ящеры только на свежее мясо падки. К тому же если тянуть за веревку, то аванк быстрее весь отряд на дно утянет.

Что-то пихнуло Квазимодо в лопатку. Вор оглянулся. Фуа молча ткнул пальцем в воду. Глаза у ныряльщика отчаянно округлились. Остальные члены экипажа тоже перепуганно смотрели на вора.

«А я что вам сделаю? – с ненавистью подумал Квазимодо. – Перну в воду, и ОН всплывет кверху брюхом?»

Вор ухмыльнулся, погладил ложе эвфитона и потыкал растопыренными пальцами в сторону речной глади – мол, смотрите внимательнее, а уж мы с машиной не подкачаем. Уэн с Бубном яростно закивали – будут смотреть во все глаза.

Весла опускались в воду так осторожно, как будто та была стеклянная. Ничего не происходило. Может, аванк где-то здесь, но сыт и ему лень шевелиться? Квазимодо больше посматривал не в воду, а в сторону берега. Если что, нужно успеть выбраться. Место здесь не очень удобное – лодки отошли дальше от берега, огибая отмели, поросшие тростником.

Из тростника с шумом взлетела цапля. Квазимодо почувствовал, как сердце подпрыгнуло к горлу. Обернулся к гребцам – те перепугались не меньше. Все в порядке, герои Глора.

Увидеть Квазимодо ничего не успел. Закричали впереди, донесся короткий треск. Место мгновенной трагедии заслоняли тростниковые островки.

– К берегу! – оглушительно ревел сотник. Криков прибавилось. Кто-то истошно завопил в смертном ужасе. Над водой с вибрирующим звуком пронеслась стрела эвфитона.

«Как бы нас не задели», – озабоченно подумал вор. Его лодка уже разворачивалась. Подгонять никого не было нужды. На лицах всех гребцов застыло одинаковое выражение напряжения и облегчения – все-таки не нас жрут.

Впереди крики умолкли. Слышалось лишь шлепки торопливо гребущих к берегу весел. Сквозь колышущийся ветерком тростник вор видел, что первая лодка уже не далее чем в двадцати гребках от берега. Теперь лодок оставалось шесть. Две удирали к берегу по ту сторону заросших отмелей, еще одна двигалась параллельно суденышку Квазимодо. Сейчас придется хватать лодки на руки, тащить дальше от воды. И снова придется отсиживаться, дожидаясь неизвестно чего.

Не пришлось. Следующей добычей речного гиганта стала их лодка.

Квазимодо подлетел в воздух, машинально ухватился за орудие, едва не сорвав ложе со станины. Корма лодки встала почти вертикально – сидящие там «желток» и Уэн, не успев крикнуть, полетели в воду. Кажется, усеянная коническими зубами пасть сглотнула солдата еще в воздухе.

Лодка пролетела над водой, шумно плюхнулась, и Квазимодо едва не оказался за бортом сам. Теперь злосчастное суденышко было гораздо ближе к берегу, но добраться до суши людям было уже не суждено. Носильщик барахтался в воде. Вор видел, как огромная тень в мутной воде скользнула к нему. Носильщик исчез с легким плеском. Бубен, встав в лодке и мощно выдохнув, метнул копье в едва угадывающуюся тень. Копье, наполовину уйдя в воду, словно ударилось о камень, выскочило обратно и бессильно закачалось на слегка взволнованной поверхности. Почти в тот же миг вода вспухла у самого борта лодки. Квазимодо в первый раз увидел глаза чудовища – широко расставленные на низком своде черепа, они смотрели на людей с легким и даже доброжелательным интересом. Вор знал этот взгляд – сам так заглядывал в миску со жратвой, поданную в трактире.

Лодка не двигалась, замерев в нелепом, чуть приподнятом положении, – аванк удерживал ее днище на своей длинной морде. Бубен потянулся за копьем своего погибшего товарища. Квазимодо знал – уже не успеть. Ничего не успеть. В этот длинный миг фуа глянул на одноглазого парня. Квазимодо даже не успел изумиться тому, что собирается сделать ныряльщик, – фуа прыгнул в воду. Это был даже не прыжок – скачок, фантастически высокий и длинный. Человек-лягушка беззвучно вошел в воду. Лодку сильно тряхнуло – аванк развернулся вслед за движением фуа. Бубен с проклятием растянулся на дне лодки. Квазимодо выдернул чеку из станины, подхватил ложе с «плечами» на руки. Живот чуть не рвался от напряжения – вор с трудом удерживал на весу тяжелое орудие. Четырехгранный наконечник карро смотрел за борт. Вынырнет – всадить стрелу. Лучше в пасть. Если нет – прямо между глаз. Не пробьет – может, хоть оглушит.

Аванк не показывался. Там в воде что-то происходило – летел ил и песок со дна, словно в котле, бурлила белая вода, далеко разлетались брызги. Мелькнул огромный, весь в костяных пластинах, хвост. Волна чуть не перевернула лодку. Квазимодо не успел удивиться, увидев внезапно выскочившую над поверхностью голову ныряльщика. Фуа с поразительной скоростью плыл между лодкой и тростниковыми зарослями. Следом устремился аванк. От его морды расходились две длинные волны. Раскрылась пасть. В последний миг чудовище повернулось чуть набок, чтобы ловчее схватить верткую добычу. Мелькнула над водой перепончатая, шире любого щита, лапа, бледно-желтое брюхо.

Все это происходило настолько быстро, что Квазимодо дернул рычаг спуска совершенно бессознательно. Щелчок мощного механизма свалил вора с ног. Падая за борт лодки, Квазимодо успел понять, что не промахнулся.

Стрела вонзилась в брюхо, чуть ниже передней кривой сильной лапы аванка.

Вода рвалась отовсюду. Квазимодо крутило, бросало, что-то мощно ударило по пятке. Вор пытался куда-то плыть. В легкие стремилась мутная вода. Квазимодо понял, что почему-то плывет вдоль зарослей. Под ногами было дно. Вор ухватился за тростник, поспешно полез в гущу зарослей. Там позади качалась отброшенная к другому островку лодка. Вода успокаивалась, лишь рыжее пятно поднятой со дна мути и водорослей расплывалось во всю ширь пространства между островками.

Квазимодо откинул с глаза мокрые волосы и пощупал живот. Там болело – точно надорвал себе жилу. Нужно на берег выбираться.

Там посреди пятна мути плавали вещи. Квазимодо разглядел мешок с фасолью, весла, ком плаща. Эх, все пропало. Еще что-то качалось на воде – бледная кисть руки, рядом светлое пятно затылка.

Квазимодо заколебался. Аванк где-то рядом. С другой стороны – надо бы останки парня похоронить. Жаб сделал все, что мог – тварь как на блюдечке подставил. Нехорошо его рыбам оставлять. Раз аванк его решил не доедать – значит стрела в брюхо на чудовище подействовала. Нужно Лягушку на берег вытащить, заодно и из вещей что-то можно прихватить. Глири меньше гневаться будет.

Квазимодо погрузился в воду и осторожно поплыл. От страха сводило и так болевший живот. В грязной воде не было видно абсолютно ничего. Вор отпихнул от лица плавающее весло. Ухватил за безвольную кисть фуа. Казалось, потянешь и вытянешь из воды одну отгрызенную руку. Нет, к руке все еще что-то крепилось. Квазимодо ухватил другой рукой плащ и потянул все это к берегу. И то, и другое волочить оказалось тяжело и страшно неудобно. Вор наглотался воды, пока наконец не ощутил под ногами твердь. Теперь тащить стало гораздо удобнее.

Люди столпились шагах в тридцати от воды.

– Я говорю – мы его подстрелили! – вопил Бубен. – В самое брюхо стрелу засадили. Теперь пусть порыгает, тварь прожорливая. Уэна ведь сожрал прямо на моих глазах. Да помогите же Кривому! Говорю – подстрелили аванка.

Несмотря на вопли, ни сам Бубен, ни другие солдаты к границе воды подходить не торопились. Только когда изнемогший Квазимодо уже хлюпал по колено в воде, к нему подскочили несколько человек, подхватили безвольное тело ныряльщика.


«Не жилец», – подумал Квазимодо, стаскивая с себя мокрые штаны. Фуа неподвижно лежал на траве. Сначала вору показалось, что у ныряльщика нет левой ноги. Нога все-таки была, но только до колена, дальше торчали белые тонкие кости, по сравнению с которыми уцелевшая перепончатая ступня казалась непомерно широкой. Висели лохмотья мускулов. Кровь идти уже перестала – ногу выше колена перетянули ремнем. Над раненым возился «серый» и один из десятников, вроде бы понимающий во врачевании. «Серый» начал прилаживать лохмотья мяса на место, прикрывая оголившиеся кости. Разодрали на бинты рубашку.

Дальше Квазимодо смотреть не стал – как был голый, полез в реку. Аванк, видать, убрался пузо зализывать, а об имуществе побеспокоиться нужно.

Швы на лодке разошлись, и она едва виднелась над водой. Жалко – вор к «своей» лодке уже привык и даже вынашивал планы, когда минет необходимость в водном средстве передвижения, обменять суденышко на что-нибудь полезное в хозяйстве. Дайте только выбраться в населенные места, а там пусть Глири со своими приказами убирается подальше.

Квазимодо удалось выловить свой плащ и мешок и мешок Уэна. Заодно вор вытащил из воды копье и мешок фасоли.

У воды Квазимодо ждал сотник. Покачал головой:

– Смелый ты, Полуморда, только полный дурак. Раз тебя аванк не сожрал, так, думаешь, и дальше так будет?

– Так мы, господин сотник, подстрелили тварь. Может, больше не приплывет?

Глири засмеялся:

– Да ты, криворожий, прямо герой. Напугал аванка. Да ему твоя карро что соломинка в заднице. Ладно, почему эвфитон не снял?

– «Плечо» тварь сломала, – не моргнув глазом соврал и не думавший искать канувшее в воду орудие Квазимодо, – как даст тварь хвостом – я в воду, дуга вдребезги. Я уж нырял, да где там, вода – одна муть.

Сотник смачно сплюнул:

– Уж знаю, как ты искал. Все равно некогда нам. Пока твой проклятый аванк не прочухался, нужно убраться подальше.


Ныряльщик лежал в стороне. Люди к нему близко не подходили – и так все понятно. Квазимодо постоял, раздраженно трогая ноющий живот. Как-то все это неправильно. Глаза фуа, кажется, были открыты. Вор вздохнул и подошел. Ныряльщик действительно был в сознании. Смотрел белыми от боли глазами. Квазимодо присел на корточки.

– Воды мне оставишь? – прошептал фуа.

– Оставлю. И в тень передвину. Подожди пока…


Люди вокруг собирались в путь, невесело обсуждая подробности произошедшего. Квазимодо деловито прошелся между вещей к лодкам и обратно, спер по пути большую миску. Воды пришлось набрать прямо из реки, но тут уж ничего не поделаешь. Вор торопливо срубил две ветки, используя их как колья, натянул у куста плащ. Разостлал второй. Нести ныряльщика было сложно – живот болел, да и как возьмешь на руки человека, когда у него только что половину ноги оторвали? Солдаты косились со стороны, но помочь никто не пришел. Фуа обеспамятел, но быстро пришел в себя на плаще. Квазимодо спрятал под ветки миску с водой, свой прекрасный котелок, тоже полный воды.

– Из жратвы у меня только фасоль есть. Может, размочишь.

– Спасибо, – прошептал ныряльщик. Нос его заострился, кожа казалась меловой.

– Не за что, – пробормотал вор. – Я тебе должен.

– Уже нет. Ква, у тебя орехи остались? Оставь мне.

– Легкой дороги хочешь, – со злостью прошептал вор. – Фиг тебе, а не орехи. Вы, лягушки, живучие. И ты выкарабкаешься. Я тебе лучше нож оставлю. Свой-то ты утопил.

Квазимодо сунул под бок раненому мокрые ножны с орочьим ножом, почесал голову и сказал:

– Тут у меня лекарство горное есть. Сунь в воду, когда будешь пить, вдруг поможет.

Влажный рог легко разломился. Вор оставил товарищу часть поменьше. Все равно не подействует. Фуа было не до разговоров – у бедняги глаза закатывались от боли.

– Полумордый! Что расселся? – от лодок орал Глири.

Бойцы отряда уже выводили лодки на воду.

Квазимодо поморщился:

– Ладно, может, еще увидимся.

Фуа не ответил. Кажется, опять вырубился.


Квазимодо побежал к берегу. Сотник ждал, помахивая плетью:

– Что, целовались на прощание?

– Как можно, господин сотник. Я про аванка расспрашивал, вдруг еще появится.

– Добросердечный ты малый, как я посмотрю. Может, ты с ним останешься? Поддержишь товарища в беде?

– Как можно?! Куда ж я без вас? – изумился вор. – В одиночестве пропаду.

– А то смотри. Я могу тебя и оставить.

«Ага, интересно, ты мне руку или ногу рубанешь, когда оставлять будешь», – подумал Квазимодо, а вслух спросил:

– Господин сотник, а мне за попадание в аванка премия полагается?

Получив плетью между лопаток, Квазимодо охнул и кинулся садиться в лодку.

Загрузка...