Дэйр (другой перевод)

Глава 4

Тони вихрем ворвался в столовую.

Мать, братья и сестры едва только начинали привставать на своих местах, глазея на отца — кто в изумлении, кто в ужасе, а кто и едва сдерживая смех. Один лишь хозяин дома остался сидеть, точно разбитый параличом. Липкое желтое варево пудинга медленно стекало с залысин к густой его бороде и дальше, на одежду. Ланк Кроутан, виновник печального происшествия, застыл с опустевшим блюдом в руках — от восковой фигуры его отличала лишь идиотская улыбка, блуждающая по смуглому лицу, да блудливо бегающие глазки.

Кто знает, как завершился бы инцидент, ибо чувство юмора хозяина не распространялось на собственные конфузы, пусть даже случайные. А в непреднамеренности последнего он вполне мог усомниться, когда бесшабашный Ланк тотчас же сморщил нос, зажмурился и грубо заржал, обдав хозяина густым ароматом винного перегара.

Лицо Уолта — там, где еще оставалось свободным от желтой каши, мгновенно побагровело. Вот-вот взорвется вулкан.

И вот тут-то раздался торжествующий вопль:

— Мы богаты! Мы сказочно богаты!

Одно лишь это магическое слово способно было унять гнев старого Кейджа. Мигом позабыв обо всем на свете, он обернулся к младшему сыну:

— Что? Что ты сказал такое?

— Мы богачи! — проорал Тони отцу в самое ухо и схватил его за руку. Вставайте же, сэр! Там Джек! Он провонялся богатством! — тони счастливо засмеялся. — Правда-правда! Джек весь смердит, как… как настоящий богач!

Хозяйка дома опомнилась первой — метнувшись мимо Тони, она ненароком задела ошеломленного мужа, как раз в тот миг, когда он стал отрывать зад от стула. Толчок оказался изрядным — массивный, на добрую сотню фунтов тяжелее супруги Кейдж потерял равновесие, тяжело плюхнулся назад на сиденье и ошалело захлопал глазами.

В любое другое время Кейт всплеснула бы руками и захлопотала над мужем; сейчас же, только коротко охнув, понеслась дальше, оставив поверженного властелина сидеть, лишенного дара речи.

Следом, сопя и пихаясь, понеслась вся орава. Ланк, уступив ребятне дорогу и сильно покачнувшись при этом, сграбастал с буфета большую салфетку и принялся втирать ею пудинг хозяину в бороду. Ни извиниться, ни прекратить свой идиотский смех ему и в голову не пришло.

Уолт выругался от души, выхватил салфетку из ослабевших рук слуги и поспешил на крыльцо вслед за остальными.

Его взору предстал уморительный вариант знаменитой сцены возвращения блудного сына. Джек стоял в плотном кольце родичей, каждый из которых мечтал бы прижать героя к груди, но никто, даже мать, не в состоянии был даже приблизиться вплотную. Наиболее чувствительные — сестры в частности заметно побледнели и отшатнулись. И все без исключения куда больше внимания уделяли развязанному мешку на столе, нежели самому триумфатору.

Ступив на крыльцо, старый Кейдж приостановился, чтобы перевести дух — и чуть было снова не задохнулся. Теперь ему во всей полноте стал ясен смысл восторженных воплей младшенького.

— Впрочем, блудный сынок изумился ничуть не меньше самого патриарха.

— О великий Дионисий! — воскликнул Джек. — Что с вами стряслось, сэр?

— А!.. Это все паршивец Ланк, — пробурчал Кейдж-старший досадливо, как бы подводя черту и закрывая тему. — Не бери в голову! — Он указал на стол. Глазам своим не верю! Неужто настоящий жемчужный студень?!

На столе возвышался ком студенисто-серой массы величиной с человеческую голову, который непрерывно подрагивал, словно объятый ужасом.

— Точно, сэр! — гордо откликнулся сын. — Возвращаясь домой, я услыхал, как в лесу, неподалеку отсюда, рыгает сблюй-дерево.

— Сблюй-дерево? Неподалеку? Уму непостижимо! Боже всемогущий, как мы умудрились прозевать! Чуть ли не под самым носом! И куда только смотрели жеребяки?

— Они-то, полагаю, смотрели как раз куда надо. Просто молчали.

— Ты думаешь? Что-то не очень на них похоже. Хотя… Это ж какие деньжищи! Неужто сами хотели все заграбастать?

— Не совсем так, сэр.

Пускаться сейчас в подробные объяснения — о встрече с Р'ли и чем ей обязан — Джеку вовсе не хотелось. Вот уляжется первая суматоха, он сразу все и расскажет. Тем более что сирена наотрез отказалась от своей законной половины выручки за редчайшее парфюмерное сырье. Не объясняя мотивов, она настояла, чтобы все досталось одному Джеку. О причинах, мол, позже.

Такой оборот дела пришелся Джеку не вполне по душе. Его не оставляли мысли об убитом вайире. Едва смыв с себя его кровь, принимать драгоценный дар из рук родственницы покойного! Но и отказаться свыше всяких сил. Теперь-то Джек уже не сомневался, что находка вовсе не случайна. По дороге домой он припомнил каждый шаг, воскресил каждый жест — свой и сирены — на пути к сокровищу. И понимал — ему, похоже, всучили взятку. Р'ли позаботилась, чтобы Джеку было на что учиться в Неблизке. По возвращении оттуда, видимо, сразу предъявят счет. И — куда тут денешься! — Джек как миленький будет представлять вайиров в Парламенте.

Вот что они, стервецы, затеяли!

— Видите ли, сэр, — сказал Джек отцу, — на самом-то деле вайиры прекрасно знали, что делали. Ведь чтобы отрыгнуть жемчужный студень вполне зрелым, сблюй-дереву потребно никак не меньше трех десятилетий. А проведай кто, долго ли простоит такое дерево? Любой торгаш, любой разбойник с большой дороги свалит его, чтобы опередить других и разжиться хотя бы недозрелым жемчугом. И нате вам — ни теперь нормального урожая, ни в будущем! Нет, отец, жеребяки по-своему вполне были правы.

— Может, и так, сынок, — радостно закивал Уолт. — Но какой же невероятный зигзаг удачи, какое неслыханное везение! Проходить мимо именно тогда, когда дерево начало отрыгивать студень! Потрясающе!

Джек смущенно кивнул. Отец, заметив на поясе сына свой ятаган, открыл было для нотации рот, но одумался и со счастливой улыбкой махнул рукой. Джек как бы прочел мысль, мелькнувшую в голове отца: «Не возьми сын клинок без спросу и не отправься на поиски приключений, что было бы сейчас со студнем? Верных три тысячи фунтов валялись бы себе на земле и потихоньку гнили…»

Выйдя вдруг из сладкого забытья, отец вспомнил о своей роли хозяина дома:

— Боже правый, сынок, как же от тебя разит! Но не переживай — это счастливый смрад, самый желанный в мире. — Хитро улыбаясь, Уолт потер ладони. Комок пудинга сорвался с кончика его носа. — Ланк! Тащите с Биллом этот стол в кладовую! Замкнете на все запоры, тщательно, а ключи сразу же мне! Завтра, завтра поедем в город за деньгами! О, Джек, когда бы не вонь, я просто задушил бы тебя в своих объятиях! Подумать только! Ты запросто теперь можешь купить ферму у Эла Чаксвилли. И посвататься к Бесс Мерримот! А когда вы оба получите наследство, у вас станет пять процветающих ферм! Отец отписал ей целых три! Не считая уже дубильных мастерских, лавки в городе и таверны в придачу! Плюс ко всему — первая на весь округ красавица. Ах, какие губки, какие глазки! Как бы я завидовал тебе, сынок, когда бы не был женат. — Покосившись на супругу, Кейдж-старший поспешил поправиться: — Я имею в виду, что Бесс — красивейшая из девушек. Что же до зрелых женщин само собой, твоей, Джек, матери равных в округе не сыщешь. Нет вопросов!

Улыбаясь, Кейт прокомментировала:

— Давненько не слыхала я от тебя ничего подобного, Уолт!

Сделав вид, что не заметил в ее словах шпильки, глава семейства запустил пятерню в бороду и яростно поскреб подбородок:

— Послушай, сынок! А может, ну ее к дьяволу, эту ферму Чаксвилли! Может, подмазать кого следует при дворе да купить тебе рыцарский титул? Ведь со временем ты смог бы и в лорды выбиться! Не мне тебе говорить, чего у нас тут добиться можно! Было бы только честолюбие! Мы живем на самой границе, а твоя фамилия — Кейдж! Кто остановит тебя!

В душе Джека росла досада. Но лицо оставалось непроницаемым. Почему отец не считает его взрослым и не спросит, чего хочет сам Джек? Ведь это же его собственные деньги! Или станут таковыми через пару лет, после совершеннолетия.

Вернулись запыхавшиеся Ланк и Билл. Нерадивый слуга торжественно вручил хозяину огромный медно-стеклянный ключ от кладовой; тот передал его на хранение супруге. И внезапно заорал:

— А теперь, Кейт и девушки, все в дом! Живо! И не выглядывать из окон! Сейчас Джек станет похожим на голого сатира.

— Что еще такое? — встревожился Джек.

Кейт и старшие сестры захихикали.

— Они просто помогут тебе избавиться от аромата, братец, посочувствовала Магдалена.

С охапкой трун-травы и огромным бруском мыла из дому выскочил Ланк.

— Окружай его, ребята! — скомандовал Кейдж-старший. — Без приказа не выпускать!

— Эй! Что это вы собираетесь?..

— Срывай одежду! Не жалейте, рвите — все одно закопать придется! О-о-ох… Ну и душок! Крепче держите за руки! Теперь штаны долой! Вот чокнутый, ты же лягнул меня, Джек! Вот же единорог бешеный! Принимай процедуры, как подобает мужчине!

Смеясь, ругаясь и пыхтя, извивающееся смрадное тело потащили к огромному корыту перед амбаром. Джек вопил благим матом и вырывался. Тогда его окунули с головой.

На утро третьего дня Джека разбудил собачий лай да гомон из птичника. Он сел в постели и ухватился за голову — стены заходили ходуном. Во рту словно табун единорогов переночевал. Последние сутки прошли по принципу «потехе время, сну — час». Джек смутно припомнил завершающий набег на винный погреб, принесший в качестве добычи два бочонка выдержанного сока татам судя по последствиям, явно лишних.

На удивление всем, Уолт Кейдж с доставкой жемчужного студня в город ничуть не спешил; лицезрение груды серой трепещущей слизи, казалось, приводило его в неописуемый восторг, суля некие неземные утехи. Сперва отъезд был назначен на ближайшее же утро, но, проведя в кладовой с полчаса, хозяин фермы объявил домочадцам, что спешить нечего. И уж совсем поверг всех в изумление решением обмыть как подобает привалившую удачу. Это в самый-то разгар стрижки!

Празднество назначили на завтрашний вечер; снарядив Ланка развозить приглашения по соседям и тяжко вздыхая, Билл Камаль отправился приглядывать за весьма поредевшей командой стригалей. Женщины занялись стряпней и уборкой, немало времени отняла у них и проблема нарядов. Сам Уолт, хотя и пытался участвовать в стрижке единорогов, помощником оказался никудышным то и дело бросал ножницы и спускался в заветную кладовую к ненаглядному своему сокровищу.

Под вечер следующего дня начали прибывать гости. Вино и пиво полились рекой, над гигантской жаровней крутились на вертелах сразу два единорога, а прибывшие все как один сочли своим долгом взглянуть на сказочный жемчуг.

Хозяин витал в облаках — сгустившихся в значительной степени из винных паров с примесью жуткой гордыни. Он радостно вопил, что от частых посещений кладовой ноздри у него слиплись, а язык завернулся вовнутрь; что, мол, еще один такой визит — и сам он начнет блевать жемчугом, а все станут гоняться за ним с мешками. Тем не менее каждого нового гостя он хватал за руку и самолично сопровождал в сокровищницу, не выпуская оттуда до тех пор, пока несчастный не принимался молить о пощаде.

Случалось, хохочущий хозяин проявлял милосердие и отпускал бедолагу с миром. Но порой накидывал снаружи засов и предлагал покараулить сокровище до утра. Попавший в западню на потеху хозяину и остальным, уже пережившим подобные шутки гостям, начинал ломиться в дверь, взывать к помощи всех святых и требовать освобождения: у него, мол, уже легкие гниют! Когда наконец пленник с лицом в радужных пятнах выпадал наружу, все, хохоча, совали ему под нос пивные кружки и наперебой советовали тщательно сморкаться, дабы избавиться от въевшегося смрада.

Мистер Мерримот прибыл вместе со вдовой сестрой и дочерью. Высокой темноволосой красавице Бесс, невзирая на поздний час, было дозволено принять участие в вечеринке.

Джек обрадовался встрече. Язык у него уже маленько заплетался. Обычно пил он немного, но не сегодня. Сегодня только вино помогало заглушить аромат, от которого до конца не избавило самое тщательное мытье.

Вероятно, поэтому он сразу же и пригласил Бесс полюбоваться находкой. На фоне запаха жемчуга его собственный будет неуловим. Парочка отправилась вниз по тенистой аллейке, в впервые е самого начала знакомства тетушка-дуэнья не сопровождала девушку.

Почтенный мистер Мерримот воздел бровь вслед удаляющейся парочке и перевел взгляд на сестру — черт возьми, парень ведь еще не сделал формального предложения! Он даже шагнул было следом, но непреклонная вдова удержала его и укоризненно покачала головой: ничего не попишешь, настает, мол, пора побыть девушке со своим избранником наедине.

И мистер Мерримот смирился перед загадочной женской мудростью. Принимая из рук виночерпия очередную кружку, он не переставал дивиться, каким это чутьем сестра определила, что уже сегодня Джек сделает первый шаг на пути к ярму… то есть тьфу!., к благословенным брачным узам.

Юноша продемонстрировал гостье подрагивающий серый шар. Самому ему уже становилось невмоготу от одного только вида собственной находки, но положение обязывает. Бесс издала приличествующий случаю возглас — ужаса пополам с отвращением — и поинтересовалась ценой сокровища. Джек удовлетворил любознательность девушки и поспешил увести ее обратно в сад.

Северный ветер внезапно донес рокот барабанов и завывания охотничьих рогов; горизонт за лугом озарился сполохами.

— Вот Р'ли и дома! — почти беззвучно вымолвил Джек.

— Что ты сказал? — не расслышала Бесс.

— Не хочешь ли, спрашиваю, посмотреть, как жеребяки встречают долгожданных гостей?

— О, еще бы! — загорелась девушка, хватая Джека за локоть. — Ни разу в жизни такого не видела. А разрешат?

— Мы украдкой!

Пересекая рука об руку с Бесс залитый лунным светом луг, Джек ощущал странное волнение в сердце. Что было тому причиной? Близость девушки? Лишняя кружка вина? То и другое вместе?

Барабаны меж тем приумолкли; эстафету приняли лиры, напоив хрустальными звуками серебристый купол лунной ночи.

В волшебный хор включилась и сладкозвучная свирель. А над всем взмыл, подобно вновь воздвигаемой башне Давидовой, кристально прозрачный голос. Он журчал, звенел и переливался, чудесным образом меняясь каждое мгновение и оставаясь все тем же — голосом Р'ли, сладостным и опасным манком, столь же влекущим, как сама сирена.

Рокот басистых струн неведомого, очевидно, большого инструмента вступил в удивительный хор, вступил неожиданно, но мягко и властно. Влился — и подчинил себе все остальные, и повел за собой. Все прочие звуки уже иссякали, этот же новый звучал все уверенней, обретая мощь и силу как бы вопреки самому бегу времени и бренности бытия. И все держался, держался, держался. До мурашек по коже, до волос дыбом, до обнаженных нервов.

Но вот смолк и он.

Крепко сжав Джеку ладонь, потрясенная Бесс прошептала:

— Господи, как это было прекрасно… Что бы там ни думал кто о жеребяках, согласись — петь они умеют.

Не в силах вымолвить ни слова, Джек просто взял девушку под руку и повел дальше.

Как смутно припоминалось впоследствии, они с Бесс, хоронясь в кустах, подглядывали за празднеством у костров, любовались ритуальными танцами, в которых принимала участие и Р'ли, а затем и свободными танцами-импровизациями. Когда сирена, от которой Джек так и не сумел оторвать взгляда, ненадолго скрылась в ближайшем кадмусе, он заметил еще кое-что, пронзившее сердце колючим холодком, — и запечатлелось это как раз вполне отчетливо.

Блики костров выхватили из мрака входной ниши кадмуса лицо. И хотя расстояние и стелющийся по лугу дым мешали разглядеть его отчетливо, эти огромные очи и капризно пухлые губки могли принадлежать одной лишь Полли О'Брайен.

Как только Джек уверился в том, что ошибки быть не может, он взял спутницу под локоток и повел обратно. А чтобы не капризничала, напомнил о возможном беспокойстве родичей. Возбужденная музыкой и зрелищем танцующих обнаженных вайиров, Бесс весьма неохотно позволила себя увести.

И всю дорогу, делясь впечатлениями, щебетала без умолку; Джек почти все пропустил мимо ушей — перед его внутренним взором проходили собственные впечатления: гибкая Р'ли в огневой пляске, лицо беженки Полли в мрачной тени кадмуса…

Картины эти настолько захватили Джека, что он не вдруг сообразил — Бесс стоит, опустив очи долу, а губки призывно приоткрыты для поцелуя…

Долой, долой все проблемы и переживания последних дней!

Страстно целуя податливую и неумелую спутницу, Джек пытался позабыть обо всем; хватит, в конце концов, с него забот о чужих подружках! Они из другой реальности; все, что нужно сейчас, — так это Бесс — вот она, женщина из привычного мира. Женитьба, дом, детишки и все такое прочее… Вот единственный выход!

Когда они снова присоединились к остальным гостям, Бесс была уже связана словом. Правда, оглашать свою помолвку они пока не собирались. Вот закончится весенняя страда, все переведут дух — тогда можно и пир закатить. Так что все пока останется в тайне, хотя Джеку непременно следует переговорить с отцом Бесс — пусть разрешит встречаться. Такого рода прелюдии в матримониальных делах — обычное дело. Ведь если свадьба почему-то расстроится, парню еще куда ни шло, а вот невесте… Злые языки окрестят ее «чуточку беременной», а то и похлеще… Попробуй потом отмыться и найти себе жениха по соседству! А переезжать в город, где тебя не знают — хлопот не оберешься.

Такая тайна, собственно говоря, являлась лишь ее призраком. Джеку все это показалось смешным и глупым, но женщине лучше не перечить. Так будет вполне по-мужски.

Он видел, как сразу по возвращении в усадьбу Бесс на несколько мгновений приникла к уху своей вдовой тетушки.

Обе сразу же стали бросать украдкой многозначительные взгляды, полагая, что Джек ничего не замечает.

Вечеринка затянулась чуть ли не до рассвета. Выспаться Джеку, естественно, не удалось; отсюда и в голове туман, и во рту опилки, и настроение гаже некуда. Пошатываясь, Джек кое-как оделся и направился в кухню.

За печью, на груде невыделанных шкур оборотней, дрых Ланк. Пьяный слуга даже не хрюкнул, когда Джек пнул его по ребрам. Поняв, что проще похлопотать самому, чем добудиться ленивца, юноша развел огонь. Залив кипятком три полные ложки листьев татам, он оставил чай настаиваться и отправился кормить собак. К возвращению с псарни бодрящий напиток поспеет в самый раз.

Но не тут-то было — вернувшись в кухню, Джек нашел свою кружку пустой. Озверев, он врезал слуге уже как следует.

Но добился лишь невнятного мычания. Джек пнул соню еще несколько раз. Наконец Ланк сел с потным от жара печи лицом и захлопал глазами.

— Кто выпил мой чай?

— Не знаю… что-то такое мне снилось.

— Тебе снилось! Так пусть приснится теперь, что ты встал и приготовил мне новый. Отблагодарил за помощь, называется!

Вспомнив, что отец велел себя разбудить пораньше, Джек постучал в дверь спальни. Стучать пришлось и крепко, и долго — пока проснувшаяся наконец мать не выпихнула отца из супружеской постели.

После сервированного на троих легкого завтрака: отбивные, ливер, яйца, хлеб с маслом и медом, сыр, зелень, пиво и чай — хозяин послал Ланка запрягать, а сам вместе с сыном отправился с ежеутренним обходом фермы.

— Очень уж это унизительно и мне не по нутру, — начал Кейдж-старший, принимать что-либо в дар от обитателей кадмуса. Но я почти не надеюсь отговорить Р'ли изменить решение — об упрямстве жеребяков анекдоты складывают. И пословицы. — Потирая переносицу и рассеянно на ходу насвистывая, Уолт вдруг застыл как вкопанный и ухватил сына за плечо. Признавайся-ка, Джек, говори как на духу — отчего это сирена отказалась от своей доли!

— Не знаю, сэр.

Пальцы отца крепче впились в плечо: — Ты уверен? И здесь не замешано ничего… личного?

— О чем вы, сэр?

— Ты не… — Старый Кейдж, казалось, подыскивал словцо поприличнее. Ты не был с ней… близок?

— Что вы такое городите, отец! С сиреной?! Да мы не виделись вот уже целых три года! И вдвоем оставались совсем недолго.

Отец расслабил железную хватку.

— Верю тебе, сынок! — Он провел ладонью по воспаленным глазам. — О таком не след и спрашивать. И я не вправе обижаться, отвесь ты мне сейчас оплеуху. Как только язык повернулся такое ляпнуть! Но ты должен понять, сынок, — такое все же случается. И куда чаще, чем многие думают. Человек слаб. А уж я-то знаю, какими соблазнительными бывают сирены. Лет двадцать назад, еще до женитьбы… как бы это сказать, сынок… я сам испытал… искушение.

Спросить, превозмог ли его отец, у Джека недостало духу.

Немного погодя оба Кейджа остановились поглазеть на группу сатиров-подростков, едва только начавших обрастать гривкой. Стоя на четвереньках и время от времени прикладывая ухо к земле, они крошили пальцами комья, как бы пытаясь что-то выведать. Затем постукивали по земле пальцами на манер лекаря, пользующего больного, и снова приникали к ней ухом.

С ними был и взрослый — рослый пожилой сатир с длинным, до лодыжек, хвостом, тяжело колыхавшимся при ходьбе.

— С добрым вас утром! — поздоровался он любезно по-английски.

Ни в шафранных его глазах, ни на широком открытом лице не было и следа похмелья или хотя бы усталости после бессонной ночи. «Реже, чем мигрень у жеребяка», — такое присловье бытовало у людей на Дейре.

— Приветствуем и вас, почтенный Чуткоух! — отозвался Кейдж-старший. Что слыхать у нас новенького?

Завязалась степенная беседа, как обычно при встрече двух старых фермеров — добрых соседей, весьма уважающих друг друга. Они обсудили состав почвы, содержание в ней влаги, возможную дату начала вспашки; поговорили об удобрениях, о полях под паром, о набегах грызунов, о ливнях и засухах.

Чуткоух поведал, что под поверхностью почвы слыхать много червей, и рассказал о новой их породе, куда более полезной, выведенной в одном из далеких кроутанских кадмусов. Он согласился с Кейджем относительно неплохих видов на зерновые, но не разделил опасений касательно сбейпташек, наглисок, медведжиннов и поминальщиков, которым, по мнению Уолта, и достанется львиная доля урожая. Ничего не попишешь, улыбнулся вайир, придется уж с матушкой Природой поделиться. Но если бремя станет совсем невмоготу, можно ведь поручить охотникам разобраться с мародерами, не так ли?

В заключение вайир сообщил, что отправил сыновей-громопытов в горы за более длительным прогнозом погоды. И пообещал сразу же по их возвращении поделиться с Уолтом свежими новостями.

Раскланявшись с вайиром, оба Кейджа тронулись дальше.

— Если б все жеребяки были вроде этого, мы бы и горя не знали! — изрек Уолт.

Джек хмыкнул. Он размышлял об участии вайиров в собственной судьбе.

Поместье было обширным, а Кейдж — хозяином рачительным, поэтому добраться до кадмусов удалось лишь спустя два часа.

Даже после столь долгих лет соседства Джек был вновь очарован зрелищем изящных конусов цвета слоновой кости.

Отец запрещал детям даже приближаться к ним. У Джека такой приказ вызвал обратное действие — он слонялся вокруг кадмусов чуть не все свое свободное время. Джек знал о них все, что только можно понять, наблюдая снаружи. И просто сгорал от желания выведать, что же творится там, под землей.

Однажды Джек напросился было к одному из своих гривастых приятелей в гости. Остановил только страх перед последствиями. И не то чтобы страх наказания, хотя и оно обещало быть весьма и весьма суровым, — куда сильнее решимость подточили страшные истории о том, что ожидает посетивших «святилище». Джек наслушался их вдосталь с самых младых ногтей.

Теперь, когда ему минуло девятнадцать, он мало верил в бабьи россказни. Но переступить людское табу оказалось все же свыше его сил.

Луг кадмусов представлял собой обширное поле, сплошь засеянное багряно-зеленой крой-травкой, неприхотливым бархатистым растеньицем — только она способна была без видимого ущерба выносить постоянное вытаптывание сотнями мозолистых пяток. Картинку довершала дюжина разбросанных как бы без системы тридцатифутовых клыков кадмусов, своим людским прозванием обязанных Кадму, по преданию основателю древнего земного города Фивы. Согласно той же легенде, он засеял поле драконьими зубами и собрал весьма неожиданный урожай — из земли появились десятки могучих воинов. Свое название кадмусы получили, вернее, заслужили после первых же сражений с людьми. Как только человеческая община на Дейре выросла настолько, чтобы ощутить себя силой, она немедля атаковала ближайший поселок туземцев. В ответ из-под земли высыпало несметное количество умелых бойцов, и землянам пришлось бесславно отступить.

Аборигенам тогда достаточно было бы поступить с землянами точно так же, как те сами собирались обойтись с вайирами, и проблема противостояния решилась бы раз и навсегда. Ведь пришельцы с далекой Терры собирались устроить поголовную резню, захватить подземные обиталища туземцев, а немногих уцелевших обратить в домашний скот.

К счастью для землян, им дали еще один шанс. Был заключен Договор, и следующее столетие прошло относительно мирно.

Затем внуки Ханания Дейра в оправдание собственной фамилии [Dare (англ.) — отваживаться, пренебрегать опасностью.] нарушили слово и объявили туземцам беспощадную войну на их собственной территории. И оказалось тогда, что понятие границ жеребякам неведомо и вовсе, а против захватчиков готов выступить каждый взрослый обитатель кадмусов. Война в итоге продлилась всего лишь один день. Подточенное внутренней смутой, под ударом превосходящих сил вайиров государство Неблизка рухнуло, как карточный домик. Мятеж смел царствующую династию Дейров, а Неблизка стала чем-то вроде коммуны под управлением Гражданского комитета. Новый договор с туземцами узаконил практику предоставления людям политического и религиозного убежища в кадмусах и упразднил смертную казнь. Ведьм больше не сжигали.

Католическое и социнианское меньшинства, недовольные подобным оборотом дел, предпочли под шумок покинуть Неблизку и удалиться в неисследованные области Авалона.

Отделенные высокогорным плато от остальных людей, социниане отказались со временем от религии, от человеческих обиталищ, от ношения одежды и даже от родного языка. Они совершенно слились с туземцами.

Спустя тридцать лет после образования католического государства, названного в честь основателя Дионисия Харви-четвертого — впоследствии святого великомученика — Дионисией, там вспыхнула жестокая гражданская война. Причиной тому стал религиозный раскол — единая церковь разделилась на две: Церковь Упования и Церковь Преодоления.

Сторонники последней одержали убедительную победу.

И вновь инакомыслящие сочли за лучшее отправиться в добровольное изгнание. Ведомые епископом Гасом Кроутаном, они переселились на большой полуостров, где и основали со временем новое государство.

И упованцы, и преодоленцы, каждые в своей столице, рукоположили собственных церковных иерархов, объявив их главами единственно истинной церкви.

Смеясь, жеребяки указывали на Неблизку, лидер которой также объявил себя единственным наместником Господа Бога на планете Дейра.

Вся эта история припомнилась Джеку на подходе к кадмусам. Воспоминания прервались возле ближайшего из них — Кейджам встретился О'Рег — Слепой Король. Стоя у входа, он посасывал самокрутку через длинный костяной мундштук.

— Мое почтение хозяину поместья! — откликнулся старый вайир на вежливое приветствие. — И мои поздравления с бесценной находкой вам обоим!

Медногривый, высокий и худощавый Слепой Король слепцом отнюдь не был, да и короли анархическому устройству вайирского общества были неведомы и чужды. Однако он действительно занимал в нем особое положение, достойное столь высокого титула, подлинное происхождение которого терялось в незапамятной древности.

Кейдж-старший попросил пригласить Р'ли для участия в разговоре.

— А вот как раз и она, — сказал О'Рег, указав за спину собеседников.

Джек обернулся к ручью, и сердце ухнуло — так хороша была в радужных брызгах выходящая из воды сирена. Нежно напевая, Р'ли грациозно приблизилась и поцеловала отца. Слепой Король приобнял дочь за осиную талию, она склонила влажную головку ему на плечо и простояла так все время беседы с людьми.

Глаза Р'ли то и дело обращались к Джеку, а губы всякий раз при этом расцветали в улыбке. К тому времени когда раскрасневшийся Уолт Кейдж оставил всякую надежду уговорить упрямицу принять законную долю находки или хотя бы объяснить причину отказа, Джек решился объясниться с сиреной. Когда отец с Королем переключились на вопросы стрижки шерсти и прочие хозяйственные дела, он отвел ее в сторону. Убедившись, что вокруг нет посторонних ушей, Джек спросил:

— Скажи-ка, Р'ли, тогда в лесу… Ты ведь прекрасно знала, что никакого медведжинна и в помине нет. Зачем же тогда ухватилась за меня как бы в испуге? Зачем почти повисла на мне? Ты ведь знала, что шум издает всего-навсего сблюй-дерево и опасаться нечего, не так ли?

— Так.

— Тогда в чем же дело?

— Все тебе объясняй! Сам, что ли, не понимаешь? — только и бросила сирена. И сразу же улизнула.