Девушка без лица

— Ты знаешь, где твой муж, маленькая жрица? — Призрачный магистрат попытался скрыть насмешку. У него не получилось.

— Он в Ванси Сю, — сказала я. — Городе несправедливо убитых.

— Именно, — сказал Гуиянь. — Город, населенный людьми, умершими раньше срока, которые веками ждут суда, чтобы переродиться.

— Но это неправильно, — сказала я. — Чтобы душу отправили в Ванси Сю, умереть раньше срока — не все условия.

— Нет? Тогда напомни, маленькая жрица, как души отправляют в тот город?

— Для начала, — сказала я, — душа должна быть чженьрен, хорошей и честной. Но даже тогда людей с добрым сердцем отправляют туда, если их убили случайно или перепутав личность.

— Разве тут не так, маленькая жрица?

— Так, — сказала я, — но это не все. Души в Городе несправедливо убитых не только хорошие люди, умершие случайно, но и их смерти должны были случиться по ошибке должным образом назначенного лица, которое активно следовал приказам Небес.

— Разве твой муж умер не так?

Я смотрела на лицо Ракеты в воде, доброе, вежливое, окруженное душами хороших и одиноких людей. Вид его лица был чудом.

— Его убили американские констебли, — сказала я. — Не лица, назначенные Небесами.

— Разве юный Император не сообщил, что китайцы, живущие за границей, должны слушаться законов стран, в которых обитают? Законы этой страны ведь стали продолжением правления Императора?

— Да, — сказала я, — но это не то. Император — правитель, а не командующий Божественным приказом.

— Маленькая жрица, — сказал Призрачный магистрат, — что насчет титула Императора?

И я поняла. Прошел миг, другой, я размышляла, а потом подавила всхлип.

Как я могла быть такой глупой? Как я могла так долго это понимать?

Титул Императора был «Сын Неба».

Это было правдой. Все это. Душа моего мужа ждала в плену суда Ада, ждала в Городе несправедливо убитых. Он ждал три года. Три года скуки, тоски по мне, три года в тесноте с другими хорошими душами. Я сильно по нему скучала, была такой одинокой, разбитой горем. Теперь его можно было спасти. Ракета мог вернуться ко мне.

Я отвернулась от воды к Призрачному магистрату.

— Скажите, что вы хотите взамен на возвращение моего мужа.

ДВАДЦАТЬ СЕМЬ

Тени двигались под мебелью, хоть их ничто не отбрасывало. Не-тела, вырезанные из ночи, сияющие тьмой, их ловкие масляные силуэты скользили без проблем по роскошной комнате, они двигались над поверхностями, замирали и лизали ножки стула или ласкали шелковую ткань ковров. Только руки на стенах были избавлены от ласк теней.

Тьма осмелела при господине, извивалась, становилась пастями псов, скалила голодно зубы, поднималась, как готовая ударить кобра.

В этой уединенной комнате в ямене призраков воздух был густым от шепота. С каждым вдохом я впитывала секреты, которые люди таили от вины и страха, постыдную правду, которой призраки делили только после смерти. Так и было: воздух ямена призраков был на вкус как запоздалое признание. Шепчущие тени ощущались как заговор, шантаж.

Призрачный магистрат нашел хорошую взятку, предложение вернуть моего мужа. Счастье, отобранное три года назад, день травмы, от которого я так и не оправилась и не могла оправиться.

Мужчина, которого я любила, мог вернуться ко мне.

Нужно было только предать клятву Хайо Шень.

— Как он возродится, Призрачный магистрат? Его труп — кости, а кости далеко похоронены.

Гуиянь просиял. Некоторые его ладони захлопали, зашлепали по поверхностям, стали щелкать, делая музыку, но многие руки упускали ритм.

— Я скажу тебе, маленькая жрица, как души несправедливо убитых возвращаются к жизни. Люди умирают каждый день по всему миру, и моменты их смерти обычно предначертаны. Они умирают в назначенный им час.

Я кивнула, молчала в комнате под неуклюжий стук его рук, а он продолжил:

— Когда судьи Ада решают, что пока несправедливо убитому возродиться, они назначают искателей посмотреть в книгах смерти, пока они не найдут назначенную подходящую смерть.

— Назначенную, — сказала я, — то есть души возрождаются в телах, которые умерли бы в тот миг?

— Да, — сказал Гуиянь. — Суды Ада не убивают кого-то, чтобы сунуть другую душу в труп.

Я кивнула.

— Что делает смерть подходящей?

— Труп должен быть без ран, не совместимых с жизнью, — сказал он. — Они не возродят твоего мужа в теле без головы.

— Понимаю. А как же жизнь другого человека?

— Ты спрашиваешь, вернется ли твой муж в теле, у которого уже есть семья, дети, и ему нужно следовать обязательствам жизни того человека? Об этом можно договориться.

— Что еще можно обсудить на переговорах, Великий судья?

— Многое. Уверяю, меня эта сделка удовлетворит, только если удовлетворит тебя. Я использую свои связи в Аду, чтобы тело для души твоего мужа было холостым, мужчиной, китайцем, без детей… какие еще условия?

— Ненамного старше меня, — сказала я. — Он должен жить в сотне милях от меня, и он не может быть моим кровным родственников, у него не должно быть долгов от прошлого обитателя тела, и не должно быть неизлечимой болезни… Об этом вы можете договориться?

— Да, — сказал он. — Еще требования? Может, ты хочешь, чтобы твоего мужа возродили в теле красивого мужчина с большим… ниао?

Он пытался смутить меня, и я не стала краснеть и отворачиваться.

— Это было бы хорошо, но красота и размер его птицы не важны, — сказала я.

— Так мы договорились? — сказал он. — Я верну твоего мужа к жизни в оптимальных обстоятельствах, а ты примешь, что чайки останутся для моей почти, и ты попросишь отца поддержать Облачение?

Я слушала стук его рук. Я смотрела на лицо Призрачного магистрата, который предлагал вернуть мне мужа. Но какой ценой? Нарушить клятву и предать союзников было немыслимо.

— Продолжим разговор, — сказала я. — Если отпустите Хайо Шень немедленно и возродите моего мужа, то я поддержу ваше Облачение и остаток жизни буду отплачивать вам долг.

Его руки замерли.

— Ты хочешь все сразу? — сказал он. — И отпустить чаек, и вернуть мужа? Нет, маленькая жрица, ты просишь слишком много.

— И я могу получить только одно? Или мои союзники будут в рабстве, или мой муж останется в судах Ада? Призрачный магистрат, я не вижу, как для меня может быть другом тот, кто заставляет выбирать между таким.

— Маленькая жрица переоценивает ценность ее дружбы, — Гуиянь оскалился и стал страшным.

— Почтенный Призрачный магистрат, — я вздохнула. — Может, вы не понимаете, но теперь, когда я знаю, где душа моего мужа, я могу сама подать в Аду на его воскрешение. Мне не нужна ваша помощь. Вы можете завоевать расположение судий, но это могу и я, хоть процесс затянется на годы. Уверена, у вас опыта в таком больше, и я ценила бы наш совместный труд в воскрешении мужа. Но я не нарушу клятву, не предам союзников, не оставлю их в рабстве, чтобы ускорить воскрешение Ракеты, когда я могу возродить его сама. Так что я повторю: прошу, помогите вернуть моего мужа к жизни и отпустите Хайо Шень, поклявшись не вредить им никак, и я сделаю все, чтобы убедить своего отца позволить вам завершить ритуал Облачения.

— Нет, — сказал он, кулаки опустились, завершая разговор. — Я предложу только одно. Или я помогу вернуть тебе мужа и сохраню чаек на почте, или отпущу чаек и оставлю твоего мужа в Аду.

— Тогда отпустите чаек и не трогайте их никогда, а я уговорю отца позволить вам завершить ритуал. Я верну Ракету без вашей помощи. И вы сможете дальше без моей дружбы.

— Что мне до твоей дружбы, маленькая жрица, когда у меня будет духовная власть над этим регионом? — насмешка в его голосе была заметной. — Ладно. Договорились. Попроси отца позволить мое Облачение, и я отпущу твоих чаек, поклянусь больше не вредить им.

С тяжелым сердцем я поклялась.

Когда все было закончено, Призрачный магистрат торжествовал, не скрывал презрения. Я впервые видела сходство между древним призраком и его гадким потомком, Сю Шандянем.

— Ты не можешь нарушить клятву, маленькая жрица, — сказал он. — И мне жаль говорить тебе это, так что прости, но ты не сможешь воскресить своего мужа без моей помощи. Когда все будет сделано, когда я стану Туди Гоном этого региона, ты сможешь вернуться и попробовать договориться о воскрешении своего мужа.

— Что за бред? Говорите, я не смогу подкупить судий Ада, чтобы Ракету выслушали?

— Мне не нужно так вмешиваться, — сказал он. — Проблема не в этом, а в том, что ты не знаешь имени своего мужа.

— Это чушь, — сказала я.

Призрачный магистрат рассмеялся.

— Не совсем, маленькая жрица. Ты не знаешь, с каким именем родился твой муж.

— Конечно, знаю. Это… — я не издала ни звука. Губы двигались, но голоса не было.

Первый звук вылетел изо рта маленькой птицей с розовыми перьями. Я пыталась остановиться, но действовала какая-то магия. Я ощущала, как челюсти открываются от давления, и маленькая лягушка с разноцветным телом выпрыгнула из меня, второй звук имени моего мужа. Я закрыла рот руками, пытаясь остановить происходящее, но последний звук выскочил, сверкающая рыбка, прозрачная, как стекло.

Летя, прыгая и плывя, птица, лягушка и рыба — имя моего мужа — оказались в трех ладонях Призрачного магистрата. Он сжал их, и звуки имени моего мужа пропали меж его пальцев.

Мои надежды растворились с ними.

— Что ты говорила твоему отцу? Что ты хранишь имя своего мужа? Как глупо, — сказал Призрачный магистрат, — что ты дала мне его забрать у тебя.

— Я тебя уничтожу, — сказала я.

— Глупая девочка, — сказал Гуиянь. — Ты поклялась уговорить твоего отца позволить мое Облачение. И даже если он будет против, я получу защиту дерева, которому десять тысяч лет, которое сломает спины всем, кроме величайших божеств. Так как ты можешь навредить мне, маленькая жрица, когда я буду духовным правителем этих земель с поддержкой существа с неизмеримой силой, когда только я помню имя твоего мужа? Давай же, букашка. Собери своих маленьких чаек, убеди своего отца не мешать моему Облачению, забери с собой мою безликую четвертую жену. Она все равно умрет до завтра.

ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ

Я шла по залу с позолоченными клетками. Слишком злясь, чтобы говорить, я открыла дверцу еще одной клетки. Крича, чайки вылетели бело-серым облаком, присоединились к стае, собравшейся за мной.

Мой отец сказал:

— Что там случилось, Ли-лин?

Я покачала головой.

— Прошу, позволь продолжить Облачение Гуияня.

— Ли-лин, — отец разглядывал меня живым глазом, — что-то не так. Не нужно скрывать это от меня.

— Может быть, — сказала я, — но какая разница? Посмотри на этих чаек. Они теперь свободы, и мы уйдем сегодня вместе с Сян Меймей. Мы договорились, и, хоть меня не радуют условия, я ими скована. Так что, пожалуйста, позволь Облачение.

— Нет, Ли-лин, пока ты все не объяснишь. Что случилось?

Я посмотрела на него, ощущая пустоту.

— Пойдем в другое место и обсудим это, — сказала я, — тут слишком много теней, что могут подслушать.

— Люди подслушивают в тенях?

— Нет, — сказала я. — Тени слушают, шпионят за нами.

Через несколько минут мы попали на огромные кухни дома Гуияня. Теневые повара двигались вокруг нас, едва нас замечая, каждая тень сосредоточилась на одном деле: одна рубила овощи, другая мыла рис, еще одна кипятила воду, та точила нож, та жарила в воке, та вытягивала рисовую лапшу… Всюду двигались тени, и кухня была занятой их работой.

Но их присутствие, хоть едва заметное, означало, что ушей у Призрачного магистрата было так же много, как и рук. Если я скажу что-то отцу, это может нарушить соглашение, Гуиянь мог меня услышать.

Если Облачение продолжится, Гуиянь обретет силу и власть божества, и он уменьшит силу, которую мы с отцом брали у богов. Если Гуиянь будет себя плохо вести, мы не сможем сообщить Небесам.

После ночи с Небесами будет невозможно связаться. А если я пошлю сообщение сейчас, до Облачения, Призрачный магистрат подслушает. Тут, с контрактом, с его армией сияющих теней вокруг, я не могла провоцировать его.

Это был мой последний шанс связаться с богами. На кухне.

С кучей печей.

У печей Кухонный бог мог услышать все сказанное, доложить в конце года Нефритовому императору, правящему на Небесах.

В ямене призраков тени двигались как шпионы, смотрели и слушали. Гуиянь должен был услышать только то, что я хотела. Призрачный магистрат не должен был слышать ни слова против него. Он не должен был узнать, что я задумала.

Мои планы кончатся кровью и уничтожением. Он пытался управлять мною с помощью имени мужа. Я собиралась научить Призрачного магистрата, что мой муж не был игрушкой для манипуляций, которой можно было крутить, укоряя меня. Но каждое слово тени могли передать Гуияню, так что я не могла посвятить отца в свои планы.

Кухонному богу нужно было рассказать все этой ночью, и не неубедительным голосом даоши низкого сана. Это должен быть властный тон седьмого сана, мне нужно было как-то сделать, чтобы отец произнес размышления о Призрачном магистрате вслух возле Кухонного бога, а потом, когда отец озвучит осуждение Гуияня, мне нужно было убедить его сменить курс и разрешить Облачение. И при этом я не могла объяснить отцу план.

Если получится, Призрачный магистрат станет божеством нашего региона, и если у него была поддержка дерева, которому было десять тысячи лет, его никто не сможет остановить. Мой план был ясным: сообщить Кухонному богу сегодня, позволить Облачение и помешать растению пробраться сюда. Так, как только Гуиянь станет нашим местным божеством, у него не будет поддержки богов или монстров, и я смогу убить его слуг и товарищей по одному.

Я повторяла имена монстров, которых нужно было убить. «Бог игры» Сю Шандянь, красный крыс Ган Сюхао, демон-луоша Бяозу — они должны встретить конец от моей руки. Как только я убью их всех, Кан Чжуан останется без поддержки, без союзников, и его осудят Небеса, а я нападу на одинокое божество, загоню его в угол, верну имя мужа и казню монстра, который пытался использовать мою любовь для шантажа.

Я подвела отца к плите, где масло бурлило в нескольких воках. Встав у плиты, я сказала:

— Меня зовут Сян Ли-лин.

— Я знаю твое имя, Ли-лин.

— А твое имя — Сян Чжень Инь, — сказала я, — даоши Маошань седьмого сана восьмидесятого поколения рода Линьхуан.

— Я знаю и свое имя. Что такое?

— Почему меня зовут Сян Ли-лин?

— О чем ты?

— Сян. Имя моего рода Сян. Как у тебя. Почему?

— Я не понимаю, о чем ты, Ли-лин.

— Я замужем, — сказала я. — Так почему у нас одна фамилия?

— Ты взяла фамилию мужа, — сказал он, его щека дрогнула, он нахмурился. — Так ведь?

— Конечно. Так почему я Сян, как и ты?

— Не понимаю, — отец прикусил губу. — Что говорится на твоих талисманах?

— Моя фамилия на них написана, отец, такая же, как у тебя.

— Что это значит, Ли-лин?

— Как зовут моего мужа?

— Ракета, — сказал отец без колебаний.

— Это его английское прозвище от друзей, — сказала я. — Твой ученик, мой муж, как его звали? Как его назвали при рождении?

Отец стал расхаживать по плитке на полу кухни.

— Я не помню его имя, Ли-лин, — сказал он. — Это неправильно. Почему я не помню его имя?

— Потому что Призрачный магистрат забрал его у меня, — сказала я. — Никто не сможет больше вспомнить имя Ракеты. Гуиянь превратил имя моего мужа в птицу, лягушку и рыбу. Это что-то означает для тебя?

— Нет, — сказал он.

— Розовая птица, радужная лягушка и прозрачная рыба. Это знакомо?

— Нет, — сказал он. — Но если он это сделал, имя Ракеты было украдено не только из наших воспоминаний, но и у всего мира. Ли-лин, если Гуиянь совершил такую гадость, почему ты просишь позволить его Облачение? Я могу запретить.

— Знаю, — сказала я. — Но тогда контракт на свободу чаек будет расторгнут.

— Тут что-то не так, — сказал отец. — Уловка Гуияня слишком заметна, это не умно. Никто не добирается до его статуса, беря в заложники в начале переговоров. Он не пытался сначала чем-то тебя соблазнить?

— Пытался, — медленно сказала я. — Он предложил вернуть моего мужа.

— Это глупо, Ли-лин. Никто не может воскресить человека, что перешел в иную жизнь.

— В том и дело, — я вздохнула. — Он не перешел в иную жизнь.

— О чем ты?

— Мой муж ждет суда в Городе несправедливо убитых.

— Чушь. Констебли…

— Сын Небес приказал всем гражданам Китая за границей слушаться законов тех земель, шифу. Но это означало и то, что констебли, застрелившие моего мужа, получили низший сан в системе Небес.

Отец шумно выдохнул. Он зажмурился на миг, а потом утомленно открыл глаза. Он потер ладонью лоб.

— Должны быть другие способы вернуть имя Ракета, — размышлял он. — На свадьбе был мальчик…

— Я не видела младшего брата своего мужа после свадьбы пять лет назад, — сказала я. — Но да, у него та же фамилия, что и у моего мужа, так что она не стерта из мира. Треть имени моего мужа существует. Может, две трети, или у них общее имя поколения. Но я помню только прозвище его брата. Белка. Насколько я слышала, он ловил рыбу в Аляске.

— И все же, — сказал мой отец, — этот факт намекает, что могут быть способы вернуть имя Ракеты, не продвигая Гуияня.

— Если я не послушаюсь, отец, то я нарушу слово, и он будет охотиться на Хайо Шень.

— Я готов совершить эту жертву, — сказал он.

Я вдохнула, взяла себя в руки с усилием, что далось с трудом.

— Призрачный магистрат помог региону, — сказала я. — Подумай о железной дороге духов. Это невероятно.

Он кивнул, и я продолжила:

— Почему мы должны переживать, кто ее строил?

— Ли-лин, ее построили призраки китайских рабочих, — сказал отец.

— И он собирается построить маяк, чтобы собирать на суше духи утопленников.

— И как только их притянет, Ли-лин, какой неоплаченный труд их ждет в его власти?

— Ладно, — сказала я, — подумай о роскоши ямена, построенного на заброшенных могилах китайских рыбаков.

— Рыбаков, чьи частицы душ заставили работать слугами и поварами. Как думаешь, что это за тени, Ли-лин? Чьи руки торчат из стен и держат фонари? — сказал он. — Все это построено на людях. Наших людях.

Это был мой шанс. Я шагнула в сторону, чтобы голос отца было лучше слышно печи.

— Что ты думаешь о Призрачном магистрате, шифу?

— Что я о нем думаю, Ли-лин? Он испорченный и жестокий. Он использовал страдания душ, хотя должен защищать их.

— Ты осуждаешь его, даоши Сян Чжень Инь?

— Конечно, Ли-лин. Я бы иначе этого не говорил.

Я улыбнулась.

— Тут мы закончили, — я поклонилась печи и увела отца из кухни.

В коридоре руки с фонарями дрожали, тени ждали, чтобы услышать наши слова и доложить. Теперь мне пора было сказать то, что им нужно было услышать.

— Шифу, понимаю твои аргументы, но разве не будет благом для этого региона получить единую духовную власть?

— В этом были бы преимущества, — признал он.

— У Гуияня есть идея, — сказала я, — и хоть он делает это для своего преимущества, он защитит этот регион от атаки, улучшит связь и сможет сделать больше для блуждающих душ мертвых, чем мы могли бы.

Отец замер и посмотрел на меня стальным взглядом.

— Ты пытаешься убедить меня поддержать Облачение, Ли-лин? Зачем? Ты мне не все рассказала. Ты не озвучила причину. Ты что-то затеваешь?

Мой рот раскрылся. Отец редко был таким внимательным. Чтобы он угадал именно в тот миг, когда мне нужно было, чтобы он подыграл планам, без моих объяснений? Поразительно.

— Я ничего не затеваю, шифу, — я опустила голову, пока говорила, быстро моргая.

— Ты хочешь, чтобы я поддержал это Облачение? — отец скрипнул зубами. — И не назовешь причину.

— Прошу, — сказала я. — Ты должен. Должен. Умоляю. От этого зависит будущее.

Его плечи опустились.

— Ты просишь меня принять такое важное решение, не говоря мне настоящую причину. Ты просишь рискнуть нашим будущим, прося довериться тебе.

— У меня всегда были лучшие намерения, — сказала я. — Ты знаешь, что дело не в этом. Прошу, шифу. Доверься моим намерениям, позволь Облачению произойти.

Мы с отцом без церемоний, как и безликая девочка, покинули дом Гуияня вместе с вопящей стаей духов чаек.

Мы тихо шли по тропам сада, озаренным сиянием светлячков. Над нами хлопали знамена ямена, хотя ветра не было, словно знамена были живыми и двигались сами. Вечный закат ощущался мягко и меланхолично на коже, дневной свет умирал, и закат был как панихида.

Меймей взяла меня за руку. Я посмотрела на нее, и хоть на ее лице не было черт, я знала, что она смотрела на меня. Я сжала ее ладонь, пока шагала, и она сжимала мою руку. Это того стоило? Спасение Меймей и чаек стоило того, что я потеряла имя мужа, позволила злодею стать божеством этого региона? Было рано решать.

После всего ужаса, когда мы добрались до ворот, я ждала больше суеты. Но в этот раз все прошло спокойно, существа в броне у ворот заметили нас, обменялись паролями, подняли большой засов и открыли врата. Мы миновали врата и пошли по тропе среди камней.

Сжав руку бумажной девочки, я ощущала себя мрачно, перечисляя имена тех, кого нужно было убить: Призрачный магистрат, Сю Шандянь, Ган Сюхао, Бяозу.

Чайки словно услышали мои мысли и закричали:

— Бяозу, Бяозу, а-а! — а потом чайки разлетелись с ветром, и на четырех конечностях, с пылающим, как вулкан, ртом, на меня напал луоша, неся рога и огонь, обещая смерть.

ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

Я повернулась и побежала, но не была достаточно быстрой. Бяозу, охотясь на меня, оттолкнул моего отца на камни, распугал чаек. Безликая девочка храбро и глупо пыталась закрыть путь своим телом, но он не заметил ее, и она отлетела на камни.

Я бежала, попыталась обмануть, сделав финт влево, но он не повелся. Его ноги стучали по камням за мной. Я повернула влево, вправо, надеясь, что ловкость поможет мне против массы противника, но отрыв был минимальным. Я бежала в панике, и в исходе не было сомнений. Он был неминуемым, охотник поймает добычу. Я убегала.

Не замедляясь, я выхватила меч и развернулась, используя скорость, чтобы ударить его. Он принял удар рогами, кусок отломился и улетел в воздух, но мой меч запутался в острых отростках. Я выпустила оружие и рухнула на большие камни возле тропы.

Демон поднялся на задние лапы, навис надо мной. Сияние огня в его горле стало ярче, и если морду льва можно было описать злобной, то так и выглядел Бяозу в тот миг, свет, жар из его пасти становился сильнее с каждым мигом.

При виде части пути, где камни тянулись выше, я снова бросилась, надеясь укрыться от огня демона. Мое тело двигалось быстро, я словно становилась размытой. Я отчаянно оттолкнулась и побежала быстрее, чем когда-либо. Я наполняла тело легкостью из энергетической точки ниже живота, подняла эту энергию к черепу, а оттуда — в пятки, уносясь от хищника. Этого было мало. Демон мчался за мной, догоняя. Его шаги стучали быстрее, чем мои, обещая гибель. Он был быстрым, как и я, но я уже уставала. Сердце колотилось, голова пылала, пот пропитал одежду, и демон смеялся за мной.

Я услышала жестокий смех, а потом яркая вспышка отбросила мою тень на землю передо мной. Сейчас. Я прыгнула. Скорость, легкость, сила в ногах и резкое распрямление ног подбросили меня в воздух, словно камень из пращи, пока огонь сжигал землю, где я была миг назад.

Пару жутких мгновений я дико крутилась в воздухе, но пятнадцать лет учебы позволили мне учиться падать. Я расслабила конечности, закрыла глаза и стала крутиться вертушкой, пока была в воздухе.

Было бы ложью говорить, что меня не встряхнуло при падении. Да, я ударилась об землю и перекатилась, но удар распространился по телу, переворачивая меня, тело было гибким, как тетива.

Наконец, я замерла на животе кучей, без оружия, голова кружилась. Я пыталась перевести дыхание, вернуть равновесие.

Холодная тень упала на меня, и хриплый резкий голос Бяозу стал хихикать.

— Я знаю… — сказала я, но дыхание мешало договорить.

— Что ты знаешь, женщина? Говори, чтобы я убил тебя и забыл, что знал тебя.

— Я знаю, как ты умрешь, — сказала я.

Он засмеялся.

— Сомневаюсь.

— Тебя убьет, — сказала я, — буддист.

— Что ты говоришь, женщина?

— Я прощаюсь, демон.

Масса рухнула на спину луоши. Оранжево-черный зверь с когтями и пастью сбил демона на землю. Три хвоста огромного тигра развевались, как знамена войны.

Камни, отколовшиеся от булыжников, полетели по воздуху, задевая меня. Я хотела посмотреть, как Шуай Ху уничтожает демона, как жестоко бьются два монстра, которые могли разломить мое тело как сухой лист. Суставы ныли, но я заставила себя подняться на ноги, повернулась и пошла прочь.

Я оглянулась на бой тигра с демоном. Бяозу был в крови и синяках, половины рогов не осталось. Он пятился от наступающего тигра. Ноги демона дрожали. Шуай Ху крался по земле, полоски на его шерсти были величавыми, пока он хищно приближался с грацией к демону.

Я покачала головой, поражаясь силе монаха, которую он всегда сдерживал… но не против демонов-луоша. Его масса и красота восхищали. Он приблизился к демону, и я хотела бы сама быть достаточно сильной, чтобы убить Бяозу.

Демон обладал силой десятерых мужчин, но у Шуай Ху была сила десяти тигров. Это нельзя было сравнить. Если только…

— Брат Ху! — закричала я. — Демон выдыхает огонь!

Слышал он меня или отвлекся на противника, я не знала. Но он не знал о самой опасной атаке Бяозу, он двигался по прямой, пока демон отклонил голову, раскрыл пасть, и вспышка появилась в его горле. Через миг Бяозу выпустил залп пламени.

Белый огонь попал по середине морды Шуай Ху. Бяозу тут же воспользовался замешательством, бросился на тигра, оставшиеся рога терзали шкуру ослепленного зверя.

Я не знала, что делать, как помочь другу, но побежала к ним. Я заметила движение за монстрами: мой отец танцевал, пять талисманов горели в его руках. Я неслась к сражению. Возле противников я ощутила запах горящей шерсти тигра. Отец танцевал, и я вспомнила, что он сказал до этого. Он угрожал превратить Бяозу в дымящийся кратер.

— О, нет, — сказала я. — Беги, брат Ху! Беги! — прошел миг, а потом Шуай Ху и Бяозу разделились и побежали. Я снова помчалась, сделала три, четыре, пять шагов, надеясь, что успею укрыться за камнями, но безопасность была в шагах от меня, когда все…

ТРИДЦАТЬ

Все затмила яркая, слепящая и обжигающая белизна. Яростная. Я парила невесомо. Присутствовала. Оглохла от рева.

Ни один огонь не горел так ярко, как молния. Ни один барабан не был таким громким, как гром.

Меня отбросило от взрыва, тело парило без веса, как семя одуванчика на ветру. Я стала жидкой, не управляла своей судьбой. Пепел, я была золой в воздухе, избитая молнией и громом, подхваченная силой, которую не осознавала.

Магия грома.

Камни разбивались, обломки падали на меня, но ощущались как дождь. Я была едва ли в сознании, но осознавала, что мне это все не вредило. Сила оберегала меня, защищала от ударов электричества.

Сила моего отца была огромной и точной.

Я опустилась как перышко на покрытую росой траву. Гром все еще звенел отголосками в ушах, молния осталась белыми пятнами перед глазами, я была оглушена, но не ранена.

В голову пришла мысль, вызвавшая немного гнева: чтобы убить демона, отец был готов пожертвовать моим другом.

— Ты жив, брат Ху? — крикнула я. Я попыталась встать, но сил не было. — Брат Ху? Ты в порядке?

Я услышала его стон.

— Меня учили принимать страдания, чтобы становиться лучше, — сказал он. — Я должен сказать спасибо, даону. Когда ты рядом, меня всегда ждет много страданий.

— Ты еще жив и невыносим, — сказала я. Вспышки упрямо не хотели пропадать перед глазами, мышцы ныли. — Но ты ранен? Прошу, не шути, брат Ху.

На меня упала тень. Странно, сколько могла передать тень: эта была исполнена доброты. Шуай Ху в облике человека, лысый и мускулистый, пригнулся надо мной, убрал грязь и камни с моих вещей и волос. Я поймала его взгляд, у него были глаза хищника, но я ощущала себя комфортно, зная, что тигр защитит меня от вреда.

— Благодаря твоему предупреждению, удар не попал по мне напрямую, — сказал он. — Мое человеческое тело не пострадало от молнии. Тело, с которым я родился… я получил залпом огня по глазам, а потом по мне чуть не попала молния. Рана серьезная. Заживет полностью только через несколько часов.

— Ясно, — сказала я. В его глазах был демонический огонь, и когда ударила молния… и он выздоровеет через часы? Это впечатляло и немного пугало.

Шуай Ху посмотрел в сторону звука, и я проследила за его взглядом. Среди обломков и почерневшей земли после удара молнией от моего отца, в ужасном состоянии, но все еще живой, к нам шагал Бяозу. Его жилет порвался, раны кровоточили на груди, плечах и бедре, но глаза демона пылали жаждой убить. Убить меня.

Монах-тигр заслонил меня собой от демона. В облике человека монах уже не казался опаснее демона. Они направились друг к другу.

А потом кое-что — много кое-кого — возникло между Шуай Ху и Бяозу.

— С дороги, жалкие звери, — сказал демон животным в броне.

— Хватит, — раздался голос, и стражи с головами быка и коня появились из толпы. Я не знала, кто по виду мышц казался сильнее — стражи, демон или тигр-монах. Но все были сильнее людей. У стражей была броня, и они не страдали после молнии, оба приготовили оружие, чтобы атаковать того, кто станет им перечить. Бяозу и Шуай Ху были в следах сражения, хоть они не выглядели так плохо, как ощущала себя я.

Страж с головой быка шагнул к демону.

— Великий Бяозу, вы тут исполняете приказы нашего господина?

— Нет, — сказал луоша. — Женщину нужно наказать за оскорбления. Не пытайся защищать ее. Она моя.

— Она не ваша, Великий Бяозу, — бук поднял свое Гнездо пчел, готовый выпустить десятки мелких снарядов в луоша. — Вы должны отпустить ее.

Я ощутила облегчение, как облака в жаркий летний день. А потом Бяозу заговорил снова, и слова демона вызвали панику:

— Сян Ли-лин, — сказал он, — я вызываю тебя на дуэль.

ТРИДЦАТЬ ОДИН

— Да Бяозу, — сказала я, — хоть я уверена, что твое приглашение приведет к веселому соревнованию, я должна отказаться.

Демон засмеялся с подлой ноткой.

— Мы можем идти? — сказала я стражу с головой коня.

— Ты не понимаешь, жрица? Тебя вызвали на бой на жизнь или смерть. Ты не можешь отказаться.

— Я могу, — сказала я. — Я отказываюсь от дуэли. Слава могучему Да Бяозу. Мы можем идти?

— Жрица, меня смущает, что тебе нужно объяснять поведение, — сказал страж-бык. — Если откажетесь, лишитесь жизни.

Холод пробежал по спине, словно снег стал падать только на меня. Бык и конь не позволят мне уйти. Я посмотрела на стражей Ада, потом на демона. Он выглядел голодно, но не как голодный человек, а как гурман, что хотел отужинать чудесным мясом.

Но его мясом была я.

— Даону, — сказал монах-тигр, — ты подтверждаешь, что Бяозу — демон-луоша?

— Да, — сказала я.

Монах склонился вперед.

— Я вызываюсь биться с демоном как представитель жрицы.

— Вы принимаете замену? — спросил страж-конь.

— Нет, — сказал луоша.

— Тогда я буду биться со жрицей бок о бок, — сказал Шуай Ху. — Я бросаю вызов, Да Бяозу. Выбери второго, кто будет биться на твоей стороне, или отказывайся.

Демон задумался, а потом, опасно приподняв бровь, сказал:

— Сделаем пару подходящей. Моя жена будет со мной.

— Жена? — сказала я. — Кто бы вышел за тебя?

Он улыбнулся, клыки появились перед огнем в горле.

Если жена Бяозу была не такой сильной, мы с тигром должны были справиться. А потом шаги приблизились, и мой отец сказал:

— Да Бяозу, я вызываю тебя. Я буду биться рядом с Сян Ли-лин и тигром. Выбирай еще союзника.

Я взглянула на отца и начала улыбаться. Будет весело.

Демон-луоша разглядывал стражей в броне. Уши зайца торчали над металлическим шлемом.

— Кто хочет быть третьим?

Никто из стражей врат не хотел биться или умереть, ведь сражение против даоши седьмого сана и треххвостого тигра было сродни самоубийству. А потом вперед пробралась мелкая фигура.

— С дороги, с дороги, — говорил самоуверенный крыс. — Сян Ли-лин, мой смертельный враг, я вызываю тебя на дуэль.

— И ты, Ган Сюхао?

— Даону, я ожидал, что твои враги будут куда опаснее, — сказал тигр.

— Как ты смеешь? — сказал красный крыс. Он повернулся к утке в броне и спросил. — Ты слышал, что он сказал обо мне?

— Кря, — сказала утка.

Крыс повернулся к тигру, его нефритовые глазки сверкали.

— Я тебя знаю? — сказал он.

Шуай Ху не ответил.

— Разве ты не питомец? — сказал крыс монаху-тигру. — Если я правильно помню, ты лакал молоко из золотого блюдца и носил красный ошейник с бриллиантами.

Я посмотрела на Шуай Ху. Монах молчал. Я смотрела еще, мой друг жил веками, путешествовал по миру, так что я многого о нем не знала. Я хотела узнать больше, но не сейчас.

Я повернулась к Бяозу. О, это будет сладко. Я сражусь с демоном, который мучил мою маму. На моей стороне были самый сильный человек и самый сильный монстр. А на стороне демона был мелкий крыс, любящий сочинения, не умеющий толком сражаться, и жена Бяозу.

Она подошла к нам, полуобнаженная, укутанная в шелк. Ее кожа была безупречной, голубой, ее волосы были дикими, как волны океана, она покачивала бедра, пока шла, ритмично. Я смотрела на ее соблазнительное покачивание бедер, и я еще не видела, чтобы женщина открывала столько кожи. Я уловила запах лепестков розы, насыщенный, сладкий, но на грани гниения.

Демоница была красивой настолько, что было больно на нее смотреть, и ее покачивающиеся бедра намекали на навыки занятия любовью. В сплетенной юбке двигались силуэты, как белые мотыльки. Она была без оружия и брони, двигалась не как воин. Ничто не предполагало, что она могла сражаться. Жена Бяозу не была опасна, я могла убить ее и крыса, оставив отцу и тигру бедного Бяозу.

— Это будет просто, — сказала я отцу. Он не ответил, и я склонилась к Шуай Ху и сказала. — Дуэль не будет проблемой.

Я ждала его ответа, остроумные слова. Тигр молчал.

Я посмотрела на него. Его лицо было пустым, глаза блестели, как мокрое стекло.

— Брат Ху? — сказала я. Ответа не было. Я помахала руками перед его открытыми глазами. Он не моргнул. Ничто не мешало ему смотреть вдаль.

Я посмотрела на отца, он тоже притих. Я смотрела на двух самых важных мужчин из тех, кого я знала, они были силой погружены в глубокий транс.

— О, нет, — сказала я.

— Понимаешь свою ситуацию, женщина? — спросил Бяозу. — Моя жена управляет разумами мужчин. Ты думала, что даоши седьмого сана и треххвостый тигр защитят тебя, но ты ошиблась. В этом бою ты будешь против пятерых.

ТРИДЦАТЬ ДВА

На камнях у моря демон Бяозу смеялся от моего отчаяния.

Он не стеснялся насмехаться. А красный крыс сказал, приглаживая лапкой шелковое одеяние:

— Жрица, не бойся, ведь ты будешь бессмертной, как твое имя. Когда ты умрешь, я сочиню поэмы о тебе. Там будет описано, как отважно ты сражалась до смерти, и все, кто будет читать те поэмы, будут утопать в слезах.

Хмурясь, я думала, бросить ли вызов, но казалось глупым ругаться с существом, что было чуть выше моего колена.

Женщина-луоша прошла вперед, ее тело было создано для мужских глаз, а не для работы или сражений. Она была соблазнительной, ее кожа была бледно-бирюзовой, и ее волосы ниспадали за ней густыми волнами. Ее красота заставила мой разум замедлиться, любоваться ею. Мой ответ нельзя было сравнить с тем, как она остановила разумы отца и тигра. Хоть оба смогли сдержать языки во рту, казалось, они вот-вот начнут пускать слюну.

Движения в сплетении ее юбки стало понятным: там были лица людей. Мужчины беззвучно кричали из плетения ее платья. Я видела раньше схожий плен душ, но те лица были лишены индивидуальности, разума и памяти, просто кричали. Эти мужчины под тонкой тканью ее юбки сохранили свои черты, они прижимались к ткани, широко раскрыв глаза. Некоторые лица были юными, другие — старыми, но все выглядели так, как я представляла зависимых от опиума и игр, отчаянно хотели уйти, но желали еще дозы. Те души были зависимы от демоницы.

— Я не вижу причины страдать, жрица, — сказала она, голос был золотой нитью. Все в ней свивалось и распутывалось, притягивая меня, опутывая меня. — От чьей руки тебе будет умереть проще?

— Попробуй сама, — сказала я. — Или это ниже тебя?

— Жрица, — шелково сказала она. — Я предлагаю тебе милосердную смерть. Если мой муж доберется до тебя, он не будет спешить, он будет медленно мстить.

— Мстить, демоница? За что?

— Он женат на мне, — сказала она, — и, как все мужчины, должен слушаться меня. Он живет в боли желания, и он выместит злость на тебе. Поверь, жрица, тебе не понравится внимание моего мужа, — сказала она, — и я могу сделать, чтобы кто-то из твоих союзников-людей убил тебя быстро. Так от чьей руки ты предпочтешь умереть?

Я взглянула на отца, на Шуай Ху.

— Тогда путь это будет рука отца.

— Удивительный выбор, жрица.

Я пожала плечами.

— Я не хотела бы, чтобы монах страдал от стыда, убив меня.

— Интригующе, — сказала демоница. — Мне плевать на чувства моего спутника, так что меня удивляет, что ты переживаешь за своего.

— Шуай Ху не мой спутник, — сказала я.

— Уверена, жрица? — сказала она и подняла руки, словно ловила мотыльков. — Я ощущаю что-то в воздухе между вами. Печально, что вы оба выбрали одиночество.

— Шуай Ху — мой друг, демоница, — сказала я. — Мы уважаем друг друга, что редкость, и мы доверяем друг другу, что еще большая редкость. Шуай Ху верен пути просвещения, а я верна пути почитания предков, и я собираюсь найти способ возродить мужа. Скажи, демоница, ты слушаешься Призрачного магистрата?

— Я у него работаю, жрица. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что, когда бой закончится, я оставлю тебя живой, чтобы ты передала ему сообщение.

Было что-то до жути сладкое и девичье в ее смехе. Услышав смех, лица под ее платьем загорелись от радости. Даже мой отец и Шуай Ху удовлетворенно вздохнули, когда она рассмеялась.

— О, жрица, — сказала она, — будет жаль, что ты умрешь. С тобой так весело играть.

Это меня замедлило. Я посмотрела на нее.

— Демоница, ты видишь во мне друга, с которым можно играть?

— Нет, жрица. Игрушку.

Я кивнула.

— Может, демоница, если бы ты понимала дружбу, ты поняла бы, почему мы с монахом можем испытывать чувства и не действовать дальше, и тогда тебе были бы меньше нужны мужчины, которые желают тебя так сильно, что желают твоей смерти.

Ее рот открылся, она хотела парировать. Мелкие клыки торчали из ее нижней челюсти, и ее тонкое платье прилипало к ее телу, словно ветер давил на ткань, прижимая ее к каждому изгибу ее бледно-голубой кожи, но ветер не дул. Только лица мужчин в шелке цеплялись за ее тело, выглядя радостно, но их счастье напоминало эгуи, голодных призраков, чьи мелкие рты не могли съесть столько, чтобы наполнить их голодные животы. Это желание лишало человечности.

Страж-конь прошел к нам, его военная поступь и величавая поза не давали проигнорировать его. Он источал власть.

— Демоница, — сказал он резким голосом. — Дуэль должна идти по порядку. Вашу власть над разумами мужчин нужно убрать, пока сражение не начнется.

Она кивнула и выпрямилась во весь рост, двигаясь с грацией танцовщицы, и замерла, как статуя. Она смотрела на голову коня, ожидала реакции, но ее не было. Ее глаза на миг остекленели, и я услышала, как отец и Шуай Ху задышали нормально. Я прошла к ним.

Монах-тигр был потрясен, пристыжен, словно только опомнился. Отец быстрее все понял, и он был в ужасе.

— Этот бой почти проигран, Ли-лин, — сказал он.

— Она застала вас врасплох, — сказала я. — Теперь вы предупреждены. Ты можешь защитить разум и помешать ей управлять вами?

— Было бы все так просто, Ли-лин. Но посмотри на нее сейчас. Чтобы послушаться стража, она использует силу. Управление разумами не забирает ни капли ее сил, усилия идут на подавление этого. Как только сражение начнется, я и звука не успею издать, она уберет самоконтроль, и мой разум станет ее слушаться.

— Как и мой, — прорычал тигр.

Я нахмурилась. Я хотела сказать что-то о мужчинах, потакающих своим желаниям, но часы назад Сю Шандянь чуть не подчинил мою волю своей. Сила демоницы подавляла решения моего отца и моего друга, это был не их выбор, это была демоническая магия, что была выше любого соблазна человека, и она мучила их. Я сочувствовала им, хотя не стала стыдить их, говоря об этом.

Страж-бык подошел к нам.

— Пора продумать планы боя, — сказал он. — Укрепить силы и… — его большие глаза заблестели, — попрощаться с теми, кого любишь. Ты мне нравилась, жрица. Этот бой смотреть будет печально.

— Не рано ты меня хоронишь?

— К сожалению, нет, — сказал он со скорбью.

— Нужно посоветоваться, — отец махнул Шуай Ху подойти ближе. — Ли-лин, для нас есть всего один шанс в бою. Демоница захватит мой разум и разум тигра, обратит нас против тебя. Как только бой начнется, тебе нужно убрать ее. Если сможешь ее убить, мы сможем одолеть врага, если нет — нам придется убить тебя.

Я кивнула, промолчав.

— Шифу, — сказал Шуай Ху, — могу я предложить поправку плана? Ли-лин нужно убрать самую опасную угрозу сразу, а потом убивать демоницу.

— Что это за угроза, брат Ху? — спросила я.

— Я, — сказал он. — Как только начнется бой, Ли-лин нужно убить меня как можно скорее, а потом демоницу, чтобы освободить ваш разум, шифу.

Отец задумался. Я видела, как он взвешивал стратегию, разглядывал зверя, который предпочитал умереть, а не убить. Он кивнул.

— Как только начнется бой, убей тигра, Ли-лин. Рассеки его мечом, если умеешь, а потом напади на демоницу.

Отец крикнул стражам:

— Какие приготовления позволены до дуэли?

— Пишите талисманы, если нужно, даоши, — сказал страж-бык гулким голосом. — Точите мечи. Но не начинайте заклинания, если их нужно закончить на поле боя. Все приготовления завершатся с началом боя.

Отец кивнул и стал скандировать:

— Я обращаюсь к министерству таинственного, Тайсюан! Орден Маошань Линьхуан считает, что следующее ждет Сян Ли-лин, наследие…

Его речь продолжалась, но голос становился тише, горло уставало, шипение ветра и плеск волн заглушали голос. Прошла минута, он скандировал и махал руками, резал воздух пальцами. Он закончил строгим криком:

— Быстрее, быстрее, ведь это Закон!

Я охнула, ощущая жар и холод, сила хлынула в мое тело. Мелкие вспышки шипели на кончиках пальцев и на позвоночнике, пылая. Это было слишком, это сбило меня с ног, бросило на спину, и я глядела на духовный вечер.

Шуай Ху склонился надо мной.

— Даону, ты в порядке?

Я пыталась говорить, но другой звук вырвался из моего горла, бурлил на губах. Смех был ревущим.

— Шифу, — сказал тигр с тревогой, — что вы с ней сделали?

— Я заточил свой меч, — сказал он.

Я с улыбкой поднялась на ноги, широко расставила их на духовной земле. Даоши пятого сана была вдвое сильнее, чем я до этого. Я была готова биться и готова умереть.

ТРИДЦАТЬ ТРИ

Границы поля боя были вырезаны на камнях стараниями отряда зверей-стражей. Линия была проведена по центру, разделяя нас. Я сжала меч из персикового дерева. Отец встал спиной ко мне, защищая нас сзади, а Шуай Ху подставил свою грудь и живот моему мечу — они сделают все, чтобы дать мне секунду-другую в начале боя.

На стороне врагов демоница стояла сзади, ее защищали ее огромный муж, чье дыхание было черным дымом, и изящный крыс Ган Сюхао, стоящий чуть впереди Бяозу, это построение позволит Бяозу выдохнуть жаркий воздух, который станет огнем, поверх головы крысы. Так Бяозу собирался убить меня, если его жена не заставит моего отца или друга убить меня первыми.

Враги явно знали, что мы планировали.

— Приготовьтесь! — крикнул солдат-белка.

— Ли-лин, — сказал отец. По сомнениям в его голосе я понимала, что ему было сложно подобрать слова. Он собрался с мыслями и кашлянул. — Не испорть все.

Прогремел колокол, и хор зверей закричал:

— Бейтесь!

Я решительно, с мечом в руке я побежала. Отец и Шуай Ху резко вдохнули, и я знала, что она захватила их разумы. Тигр просил убить его первым. Отец говорил, чтобы я не испортила все. Игнорируя их, я бросилась к врагу.

Позади меня раздался шум: Шуай Ху слушался демоницу, превратился в тигра. Он был самой большой угрозой, но я уже видела, как он превращался. На это требовалось время.

А вот отец… Его шаги звучали за мной, уверенные, я была быстрее, но мне нельзя было, чтобы он добрался до меня, когда начнется бой. Мне нужно было убрать его с поля боя. Я поменяла хватку на мече, держа его как кинжал. Уши вели меня, я прыгнула назад, повернулась в прыжке Семена одуванчика кружатся на ветру. Он бежал ко мне, но я опустилась со стороны его стеклянного глаза и ударила тупой стороной меча по его груди, где пуля когда-то разбивала ребра.

Агония в крике отца заставила меня сжаться, но я не могла сейчас переживать. Я изящно приземлилась, а он пошатнулся, упал на колено, тяжело дыша. Он вскоре встанет на ноги. Я ударила по боку с той стороны, с которой он не видел, кулак попал по шее, где его когда-то укусила большая собака. Отец с визгом упал на землю.

Я подняла меч и оглянулась на Шуай Ху. У меня была минута до его полного превращения в тигра. Может, девяносто секунд, а потом он нападет. Я бросилась к демонице и ее защитникам.

Бяозу в жилете и повязке на бедрах просиял при виде меня. Ган Сюхао расставил лапки, поднял мелкий меч в изящной защитной стойке.

Я бежала к демонице. Конечно. Все знали, что мне нужно было убить ее, потому что без отца и тигра у меня не было шансов. Все знали, что она была моей мишенью. Мне нужно было убить ее немедленно.

Ган Сюхао шагнул вперед, чтобы помешать мне напасть на демоницу. Он не понял мою стратегию, и когда я вонзила меч в его грудь, его нефритовые глаза выпучились. Я не знала, успел ли он удивиться, или умер сразу.

Я не замедлилась. Сжимая рукоять обеими руками, я подняла меч с мертвым крысом на нем, защищалась его трупом, пока бежала к Бяозу. Он выпустил в меня огонь, ослепительный и обжигающий. Я ощущала, как огоньки опаляют ноги, но пряталась за телом Гана Сюхао, оставаясь целой. Шелковое одеяние крыса вспыхнуло, как и его шерсть, но я бежала. Я вонзила меч в живот Бяозу, разогнавшись и изо всех сил.

Кожа разделилась, словно я резала курицу. Мышцы рассекал клинок из персикового дерева. Я провела мечом вверх под углом и резко опустила. Я поставила ногу на труп крыса и вытащила меч из неуклюжей раны на животе Бяозу и из обгоревшей крысы. Бросив мертвого зверя на землю, я бросилась под руку, которой Бяозу пытался убить меня.

Я не упускала шанса использовать силу врага против него. Я подняла меч и позволила руке демона опуститься, задевая клинок, рассекая его предплечье. Полилась кровь, черно-зеленая жидкость.

— Тебе нужны обе руки, — сказала я, — чтобы удержать в себе внутренности.

Я не хотела быть рядом с демоном, когда он поймет, что его распороли, так что отпрянула на три шага. Глаза Бяозу уже остекленели, он поднял руку, глядя на порез, что был глубже, чем я могла бы порезать его сама, все еще не понимая — или отрицая — что масса органов падает на землю.

Я не знала, что привлекло его внимание, но он упал на колени и попытался собрать внутренности огромными ладонями с когтями. Его львиную морду в смятении я буду помнить сколько жива. Я могла представить потрясенный голос, и что он сказал бы что-то вроде: «Ты, женщина? Ты меня убила?».

Но он лишил меня такого удовольствия, попытался под конец отомстить. Я видела, как он опустил голову ниже (один), выгнул шею, как лягушка (два), содрогнулся (три). Я знала, что на четыре его пасть раскроется, на пять раздвинутся губы, на шесть пройдет миг, и на семь вылетит залп огня.

На четыре я бросилась на него. На шесть я с силой ударила коленом по его нижней челюсти. Его рот закрылся, голова откинулась, и я спрыгнула на землю, а он выпустил огонь вверх, как вулкан.

Огонь взлетел, как гейзер лавы, из его закрытого рта, опаляя его губы, сжигая половину его лица. Я откатилась подальше, его руки могли задеть меня и разбить кости, но он опустился на колени, потрясенный, широко раскрыв глаза, ладони тщетно ловили внутренности. Между его глазами и подбородком остались только обгоревшие развалины, которые дымились.

Я не знала, понимал ли он, что я с ним сделала. Чтобы было понятнее, я шагнула вперед и объяснила, разрезав его горло от уха до уха. Я отпрянула на два шага от его рук и заявила:

— Я убила тебя за свою мать, — а потом прошла за него и провела мечом по горизонтали. Голова демона упала на землю со стуком, как тяжелая тыква.

За ним томный голос звучал мило, как шелк, но кричал:

— Убей ее, тигр! Убей!

Я взглянула, Шуай Ху был на другой стороне поля боя. Гордый зверь, он стоял на четырех лапах, шерсть пылала огнем, полоски были цвета ночи. Огромный кот стал подкрадываться ко мне.

— Быстрее! — взвизгнула демоница, и тигр ускорился.

Мой меч дымился, на нем осталась черная линия от огня, с него капала кровь гадкой крысы, убившей двух женщин, его покрывала слизь от внутренностей демона, который мучил женщин в ином мире. Я шагнула к демонице, подняла меч, убивший ее мужа, и сказала:

— Отпусти моих мужчин, если хочешь жить.

Зрители были толпой солдат-зверей: зайцы с большими ушами, зубастые белки с пушистыми хвостами, солдаты с головами-осьминогами, щупальца шевелились у щек, стрекотали насекомые. Все болели, празднуя в пылу сражения.

При виде солдата-коня я обрадовалась.

— Поразительная победа, — сказал он. — Нет слов, Сян Ли-лин. Эту историю будут рассказывать много раз. Я горжусь тем, что наладил отношения с тобой.

Его фраза «нет слов» касалась и отца с Шуай Ху. Они встали возле меня, покраснев, но не могли озвучить мысли словами.

А потом тигр поклонился и сказал:

— Даону.

Отец с огромными глазами пролепетал:

— Ли-лин, это… — он разглядывал сцену сражения. Труп Гана Сюхао лежал мордой вниз, его когда-то красная шерсть стала черной, как сажа, его сияющая шелковая одежда обгорела, еще дымилась. Его нефритовые глаза выкатились из глазниц. Труп Бяозу растянулся на боку в луже, в стороне была его голова. Его лицо стало черным под слепыми от смерти глазами. Кровь все еще лилась из его горла, собираясь в другую лужу.

— Прости, шифу, — сказала я. — Я все испортила.

Он поджал губы, а потом усмехнулся.

— Да, Ли-лин, ты испортила все для них.

— Все похвалы, которых я заслуживаю, относятся к тому, кто меня вырасти, — сказала я.

Он кивнул.

— А что насчет нее?

Демоница стояла на коленях, опустив голову к земле. Было странно, что она так кланялась мне, молила о пощаде.

Я смотрела на нее, она была самой опасной из трех врагов, кто бился с нами.

— Ей нельзя, — сказал мой отец, — позволять жить.

— Какие причины?

— Она затмевает разумы мужчин, Ли-лин. Она уничтожила многих и уничтожит еще больше.

— Да, но есть ли у нее другая сила? Ее муж был жестоким, и он мучил бы ее, если бы она не могла управлять им. Ты хочешь наказать ее за развитие сил, которые могли ее защитить?

— Дочь, у нее нет души.

— Что с того? У ветра нет души, но мы его не казним.

Отец задумчиво поджал губы. Я повернулась к существу на коленях.

— Демоница, — сказала я. — В твоем наряде пленены души, и ты обладаешь силой, которую мы с отцом обязаны подавить. Если хочешь жить, я заключу с тобой сделку. Понимаешь?

— Какие условия, — ее голос был тихим и испуганным, — жрица?

— Слушай внимательно. Ты отыщешь меня в течение семи дней, отпустишь все души, что у тебя в плену, чтобы я отправила их к спасению. Во-вторых, за эти семь дней ты найдешь моего отца, и он свяжет твои силы, чтобы ты больше не могла управлять волей мужчин.

— О, нет, жрица, — сказала она. — Прошу, как женщину, оставь эту способность.

— Силу порабощать мужчин и заставлять их тебя слушаться? Нет.

Прошел долгий миг, демоница прижималась лбом к земле. Ее голос зазвучал как скуление:

— Жрица, прошу. Умоляю, как женщина, пойми, что со мной сделают демоны-мужчины, если мою силу запечатать.

Я замерла. Я прикусила губу и смотрела на демоницу.

— Если бы ты не была такой красивой, это защитило бы тебя от демонов? Мы можем запечатать твою силу и красоту.

Демоница шумно выдохнула.

— Это избавит меня от любовного интереса демонов, жрица, — сказала она, — и я благодарна за предложение, но быть слабее физически и ничем не привлекать их — как быть беззащитной, без шанса прокормить себя или защититься от тех, кто обижен на меня.

— Хорошо, — сказала я. — Мы не запечатаем твою силу, но ты поклянешься не использовать ее на людях.

Шуай Ху кашлянул.

— Или тиграх, — сказала я. — Или призраках. Нет, перефразирую: ты поклянешься использовать свою силу только на демонах, и если будешь приказывать им вредить, то только другим демонам. На такое ты можешь согласиться?

— Да, жрица.

— Погоди, в голову пришла еще идея. Призрачный магистрат тоже поддается твоим чарам?

— Нет, жрица. Не знаю, как, но у него магическое сопротивление.

Я кивнула.

— Он приказал твоему мужу напасть на меня?

— Нет, это сделал мой муж сам, — сказала она.

— Хорошо, — сказала я. — Мы договорились о сделке. Запишем и запечатаем ее, и ты отправишь от меня послание Призрачному магистрату и будешь свободна.

Отец скривил губы.

— Послание? — сказал он. — Ты отправишь вдову Бяозу с отрубленной головой ее мужа к Призрачному магистрату, чтобы он знал, что его дни сочтены?

— Я бы так не поступила с вдовой, — сказала я, — даже с таким тяжелым браком, какой был у нее. Но нет, я отправлю ее извиниться перед Призрачным магистратом за меня. Она проследит, чтобы он понял, что я не хотела убивать двух его старших слуг. Она убедится, что Гуиянь поймет, что Бяозу и Ган Сюхао вызвали меня на дуэль, а не наоборот, и я готова отплатить за свою вину.

— Почему, Ли-лин? Зачем извиняться перед тем, кого презираешь?

— Потому что у него будет власть над нами, — я огляделась, следя, чтобы больше никто меня не слышал, и продолжила. — Всю жизнь мужчины ограничивали мою силу, а теперь у этого Призрачного магистрата будет власть над тем, сколько силы мы сможем брать у вселенной и богов. И только он знает имя моего мужа. Пока я не поймаю розовую птицу, радужную лягушку и прозрачную рыбу, он должен видеть во мне, в нас, послушных слуг, пока я не лишу его такой власти. А в тот день я — как ты сказал бы? — вырву внутренности из его зада и засуну в его рот.

— Точно, дочь, — мой отец покачал головой, — я рад, что не сделал тебя своим врагом.

Я улыбнулась. Это была величайшая похвала из всех, что давал мне отец.

Отец, Шуай Ху, Меймей и я пошли к станции поезда под вопли чаек, свободных от золотых клеток.

Меймей держала меня за руку. Я хотела бы знать, как общаться с ней.

Тигр молчал, был потрясен, его щеки уже не были румяными от веселья. Я пыталась проверить состояние друга, но он напрягся, когда я подошла, и я отпрянула. Он был задет, это я видела. И мне было больно за него. Он больше века старался подавлять животную натуру, а демоница поработила его и вытащила все наружу.

Я не знала, как его утешить. От незнания во мне была боль.

— Сян Ли-лин, а-а! — закричала чайка. Я отыскала в стае Джиуджиу. — Ты не готова — а-а! — к Мужчине-бабочке!

— Он опасен. Джиуджиу? К чему мне готовиться?

— Тебе нужно пробудиться, а-а! — сказала она, и стая повернула, — от Кровавого сна!

Фраза потрясла меня, и я не могла сформулировать вопрос.

— Стойте, — сказала я, но чайки улетели.

Несколько минут спустя отец, Шуай Ху, Меймей и я прибыли на станцию, там было почти пусто. Процессия огоньков свеч (без самих свеч) парила, словно листья на ветру. Несколько голодных эгуи сжались в углу, отчаянные. Большая голая ступня размером с человека нетерпеливо шаркала по бетону. Самый большой кусок корня имбиря, напоминая формой распухшего человека, двигал по коридору широкую метлу.

Подъехал поезд. Мы прошли на него и отыскали места. Я устала, внутри бушевали эмоции. Меймей прильнула ко мне, словно засыпала. Я хотя бы спасла ее и вызволила Хайо Шень. Но какой ценой? Имя мужа забрали, стерли из мира. Мы с отцом должны были позволить Облачение манипулятивного гада как местного божества. Зато я убила Бяозу и Гана Сюхао. Миру будет чуть лучше, если демонов будет чуть меньше.

Поезд поехал, гремя по рельсам железной дороги духов. Отец взглянул на меня.

— Давай поговорим по душам, Ли-лин.

Я взглянула на девочку, прильнувшую к моей руке.

— Прости, Меймей, нам с отцом нужно поговорить.

Она кивнула, и я встала и села рядом с отцом.

— Ли-лин, — сказал он, — подумай хорошенько насчет Призрачного магистрата. Ты хочешь, чтобы он получил титул, а потом ты его убьешь. Он жестокий и эгоист, но принесет порядок региону. Он сохраняет традицию.

— Ради тебя, — сказала я, — надеюсь, что ямену позволят существовать после нового года.

Глаза отца расширились.

— Что ты наделала, Ли-лин? Что будет в конце года?

— До начала лунного нового года Нефритовый император лишит Призрачного магистрата его титулов и власти Туди Гона.

— О чем ты? Ты не могла отправить послание в Небесный дворец, Ли-лин, и ты поклялась такого не делать.

— Мы послали весть из ямена.

— Я такого не делал, — сказал он. — И Небесные дворцы не станут слушать послания даоши четвертого или пятого сана, особенно женщину.

— Это так, шифу, — сказала я. — Но призраки послушают тебя. А ты произнес преступления Призрачного магистрата и обрек его.

— Думаешь, боги слушают все мои слова, Ли-лин? Ты переоцениваешь интерес божеств к делам людей.

— Когда стоишь перед ними, они слушают, шифу. А ты обвинил Призрачного магистрата, пока стоял перед плитой.

Его рот приоткрылся. Его шея напряглась, как и плечи.

— Кухонный бог, — сказал он.

Я кивнула.

— На двадцать третий день последнего месяца года Кухонный бог доложит об увиденном Нефритовому императору. И Кухонный бог слышал, что Призрачного магистрата обвинял даоши седьмого… — я замолкла.

Отец молчал, человеческий глаз пылал, стеклянный был пустым. А потом он сказал:

— Зачем ты это сделала, Ли-лин? Почему ты такая?

— О чем ты, шифу?

— Почему нужно быть такой умной.

— Я не понимаю твоего вопроса.

Хмурясь, он отвернулся от меня к окну и сказал:

— Ты обманула меня, — сказал он. — Это так, я стоял у плиты и объявил о преступлениях Призрачного магистрата, где меня мог услышать Кухонный бог. Но я был на кухне, потому что ты меня привела, и на плиту ты указала. А потом ты словами заставила меня озвучить все это. Зачем ты так себя ведешь, Ли-лин? Тебе так важно перехитрить меня?

Я долго молчала, подбирая слова. А потом сказала:

— Я в ответе за поступок, который приведет к падению Призрачного магистрата, и только я. Если он или его подданные решат отомстить за него, они нападут на меня. После того, что ты сделал для меня… — я посмотрела на его стеклянный глаз, — я не позволю твоему телу страдать из-за моих поступков. Если я действую одна, то потому что не хочу подвергать тебя опасности.

Он закрыл глаза. Вытер лоб. Нахмурился.

— Я не так слаб, что меня нужно охранять ребенку или женщине.

Я глубоко вдохнула.

— Знаю. Я это знаю. Ты могучий и гордый. И ты думаешь, что ты один. Граница между жизнью и смертью, Врата призраков, полны монстров и страхов, и ты всегда осознаешь угрозу живым и считаешь, что это только твоя ответственность.

— Что с того, Ли-лин? Все, кто бились на моей стороне, умерли на моей стороне.

— Не все, — сказала я.

Он склонил голову.

— Я не добавлю твое имя к списку погибшим из-за того, что я их подвел. Я подводил тебя достаточно раз в этой жизни.

Я издала смешок.

— Так ты лучше бессмысленно умрешь, чем попросишь о моей помощи?

— Ли-лин, это ты решила не просить о моей помощи. Ты заставила меня обманом достичь твоих целей.

— Это… — начала я, но утихла, — справедливо. Это так. Я обманом заставила тебя обмануть Призрачного магистрата при Кухонном боге.

— Ты могла попросить меня о помощи, Ли-лин.

— Тени подслушивали все наши слова! И ты сделал бы это? — сказала я. — Когда Гуиянь падет, кто знает, что будет с яменом призраков. На следующий день он может пропасть, рассыпаться пылью, стать призраком города призраков. А тебе там понравилось. Тебе понравилась архитектура, смелые краски и роскошь.

— Да, — с кислым видом признал он. — Но я надеялся, что будет не так.

Я ждала, что он продолжит.

— Я думал, нам дали шанс пройтись по историческим улицам, увидеть прошлое. Это был бы ценный опыт, Ли-лин. Но ямен призраков не такой, каким был мир, — он подбирал слова, словно просеивал рис, очищая его. — Гуиянь не воссоздал нечто старое, а создал игрушку с тенями, где марионетки танцуют, развлекая публику. Ямен — не музей, не страница из библиотеки. Это карнавал. И только дети плачут, когда карнавал кончится.

Мы долго молчали, сидели и смотрели вдаль. А потом я сказала:

— Может, после дуэли с демонами старший даоши увидел бы, что было бы выгодно для него повысить ученицу до шестого сана.

Прошла минута, другая, и на его лице бушевали эмоции.

Первые пять санов были для новичков, каждый шаг удваивал силу, которую они могли призывать. Шестой сан был другим, это было как завершение школы, отправление в путь, получение профессиональных санов. Даоши шестого сана обладал вдвое большей силой, чем пятый. С шестого сана даоши мог взывать к силе всех поколений до него, а еще повелевать многими генералами-духами.

Для повышения первых пяти санов требовалось лишь несколько минут произносить чары. Повышение до шестого сана было бы другим. Полное Повышение сана было главным ритуалом, и на него требовалось несколько дней ритуалов и священных испытаний, на которые уходили месяцы подготовки. Я не хотела опускать босые ноги на острые прутья Лестницы мечей и забираться на головокружительную высоту. И я не была рада возможности провести полдня, сидя на заточенных гвоздях Стула-звезды.

Мои отец и муж пережили эти испытания, и я хотела их пройти, преодолеть страх и боль, получить свое место рядом с мужчинами, которых любила.

Отец кашлянул.

— Расскажи, что за тактики ты использовала против меня, пока я был во власти демоницы, Ли-лин.

Я стиснула зубы, плечи напряглись, голова опустилась.

— Мне не нужно рассказывать. Ты знаешь, что я сделала.

— Ты использовала то, что я не могу видеть сбоку из-за утери глаза, — сказал он. — А потом ударила меня по ребрам там, где я был ранен раньше. И по ране на моей шее.

Я молчала.

— Ты использовала все уязвимости моего тела, Ли-лин. Ты ударила по моим слабым точкам.

Я молчала.

— Ли-лин, — сказал он, — как долго ты планировала это?

— Планировала, шифу? — сказала я. — Я не знала, что демон пленит твой разум и заставит тебя напасть на меня.

— Ты не оценивала меня в бою, Ли-лин, — сказал отец. — Ты уже знала о моих слабостях.

— Потому что я телохранитель. Шифу! Как я могу защищать, если не знаю, где человек уязвимый?

— Ты злоупотребляла знаниями о моем теле, чтобы обездвижить меня.

— Конечно, — сказала я. — Как бы я иначе победила? Ты сильнее, выше, обучен лучше, у тебя больше опыта… У меня нет твоей силы. Я надеялась использовать только свои знания.

— Ты давишь на меня ради повышения, — сказал он, — но ты опасно используешь силу, которой уже обладаешь. Как я могу доверять тебе с огромной силой шестого сана?

— Шифу, вы с Ракетой никогда не использовали подлые тактики, потому что не были в положении, когда слабее. Я хотела бы быть сильной и благородной, но если бы я полагалась только на силу, я бы не выстояла против тебя или Бяозу. Я слишком маленькая, слабая, и ты ограничиваешь мои духовные силы, отказывая в повышении. Чтобы защитить тех, кто мне важен, мне нужна хитрость. Приходится использовать грязные трюки. Вы с Ракетой не прятали ножи в рукавах, не бросали пыль в глаза противника, но у меня нет вашей силы, а честь привела бы меня к глупой смерти.

Отец долго смотрел на меня, а потом ответил:

— В твоих словах есть толк.

Я могла лишь смотреть. Он почти признался, что ошибся.

Мы какое-то время молчали, глядя в окно поезда на тусклый пейзаж. Костры призраков привлекли наше внимание, мы смотрели на дымящиеся огни, пока поезд проезжал мимо.

А потом отец заговорил не громче шепота:

— Мне нужно о многом подумать, — сказал он, — а у тебя был долгий день. Почему бы тебе не поспать рядом со мной, Ли-лин? Я тебя уберегу.

Я не знала, почему, но эти слова казались одними из самых добрых, что он говорил мне. Было бы приятно спать рядом с отцом, зная, что я защищена. Это было бы мило и тепло.

Я взглянула на место, которое освободила, где безликая девочка уснула одна. Мою «сестренку» никто не защищал. Я встала, поклонилась отцу, искренне благодаря за предложение, села рядом с Меймей и закрыла глаза.

Тревоги терзали разум. Что задумал Сю Шандянь? О какой Бабочке предупреждали чайки? Почему говорили о моем Кровавом сне? Где была высшая душа Анцзинь? Что сделает Призрачный магистрат, получив больше сил? Как мне вернуть имя мужа и возродить его?

Как-то, несмотря на причины стресса, я уснула, потому что, казалось, через миг отец сказал:

— Просыпайся, Ли-лин. Мы прибыли.

Мои веки были тяжелыми ото сна, я ощущала себя медленной и вялой. Меймей прильнула ко мне, и я позволила отцу вывести меня и безликую девочку с поезда на платформу с призраками и вниз по лестнице. Оттуда молчаливый тигр-монах повел нас по запутанным дорожкам, по которым мы попали в духовное царство.

В мире живых было темно, энергия инь текла по миру и через меня. Казалось, близился Первый час, то есть промежуток между одиннадцатью и часом ночи. Энергии тени и зла были на пике в это время ночи, как и женская энергия. Моя энергия.

Моя «младшая сестра» держалась за мою руку, пока наша группа шла по Китайскому кварталу. После роскоши ямена и странных духов Китайский квартал со скромной одеждой, приземистыми серыми домами, тусклым светом и гулом топота был приятным. Ощущался как дом.

Отец сказал:

— Выглядывай торговца едой, Ли-лин. Я куплю нам что-нибудь поесть. Будешь пряную толстую лапшу с мясом?

Я чуть не споткнулась.

— Ты помнишь, что я люблю есть?

Он не ответил, а продолжил:

— Я куплю вегетарианскую лапшу тигру.

Я уставилась на него.

— Благодарю за предложение, шифу, — сказал Шуай Ху, — но я не ем лапшу.

Отец взглядом попросил меня объяснить.

— Он десятки лет был с когтями вместо пальцев, — сказала я. — Он не научился использовать утварь. Ему придется есть лапшу руками.

Отец был потрясен, а потом рассмеялся.

Звон донесся с Калифорния-стрит у угла Дюпона. Колокол собора святой Марии. Он прозвенел одиннадцать раз.

Монах замедлился. Он понюхал воздух, озираясь.

— Даону, — сказал он, — тебе не кажется, что что-то не так?

Как только он это сказал, Меймей пошатнулась. Ее пустое лицо, обрамленное волосами, задрожало, трепеща, как огонек свечи. Появились метки — точки, как от укола булавкой — на месте ее глаз, носа и рта. Девочка отпустила мою ладонь, сжала руками горло, словно задыхалась, и упала.

ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

Я тут же оказалась рядом с ней, согнулась над ней, лежащей на брусчатке.

«О, нет, нет, нет, только не снова. Я не хочу, чтобы еще один важный для меня человек умер на улице».

Меймей извивалась, и конвульсии были так похожи на человеческие, что никто не поверил бы, что она была из бумаги.

Я подняла ее ладонь, она сжала мою руку, словно я могла как-то спасти ее, избавить от боли. Я не могла. Я не хотела смотреть на пустое лицо девочки, где порезы появились на месте человеческих черт.

— Ли-лин, — сказал отец, — происходит то, для чего она была создана.

Я посмотрела на него.

— Сю Шандянь перемещает душу другой девочки в ее тело? Убивает другую девочку?

Отец кивнул.

— Это происходит сейчас. Ритуал, который он пытается завершить для дерева, которому десять тысяч лет, происходит сейчас. Мы должны его остановить.

— Так делай это, — сказала я. — Нарисуй барьер, напитай его своей силой. Останови этот ритуал. Умоляю.

Его слова звучали как из камня.

— Не могу, — сказал он. — Эта девочка была создана как сосуд для души другой девочки. Это ее сущность. Если я уберу это, она станет золой.

— Тогда другая девочка, — сказала я, — которую сейчас убивают. Найти ее и защити магией.

— Все не так, Ли-лин, эти чары не нападут на другую девочку снаружи. Дерево-вампир растет в ней. Сю Шандянь кормил ее семенами.

— О, нет, — сказала я.

— Ты знаешь, кто другая девочка.

— Он кормил арахисом дочь моего босса.

Отец резко кивнул.

— Ли-лин, я не могу помочь этой девочке, но могу помочь той. Я могу продлить ее жизни, остановить рост дерева-вампира в ней, и пока я буду подавлять это, безликая девочка тоже будет жить. Но если проклятие Сю Шандяня не снять, обе девочки умрут, и дерево, которому десять тысяч лет, пустит корни в Калифорнии.

— Идем, — сказала я.

Мой отец хотел подхватить Меймей на руки, но Шуай Ху был быстрее. Отец взглянул на тигра, оценил его силу, по сравнению со своей, и тигр без споров поднял извивающуюся Меймей на руки.

И в самый темный час в тусклом свете луны мы побежали по Китайскому кварталу.

Двери были в какое-то время широко открыты, пароль не спрашивали. Люди босса были напряжены, впустили нас без слов. Мой отец, хоть был из Аншеня, быстро поднялся за мной по лестнице, за ним Шуай Ху сотрясал массой лестницу, прижимая безликую девочку к себе в руках.

Толпа собралась у комнаты моего начальника.

— Ли-лин, — Джинни подбежала ко мне. Ее слова звучали безумно быстро. — Хуа плохо, цветы растут из ее рта. Ты можешь ей помочь?

— Мой отец может, — сказала я.

Джинни посмотрела за меня. Наверное, из-за тревоги она просто окинула взглядом строгого даоши и крупного монаха, стоящих у порога, и дрожащую девочку в руках монаха. Джинни растерянно посмотрела на безликую Меймей, но быстро взяла себя в руки.

— Доктор Чжоу работает с Хуа, — сказала она.

— Послушайте меня, — отец зазвучал властно в полном паники коридоре. — Ваш доктор не может ее спасти. Я могу, но только с помощью опытного доктора, который знает китайскую и американскую медицину. Нужно привести сюда доктора Вэя.

— Я приведу доктора, — сказал Шуай Ху. — Ли-лин…

Он передал мне «сестренку», что была тяжелее бумаги, но все еще весила меньше плоти.

— Что нужно сделать? — спросила Джинни.

Отец не медлил.

— Несите обеих девочек в широкое пространство под звездами.

Бок Чой и его жена, потрясенные и утомленные, стали размышлять. Джинни сказала:

— Двор за фабрикой обуви.

Ее муж кивнул.

Отец повернулся к монаху-тигру.

— Веди доктора Вэя в мой храм, скажи ему собрать материалы для двух алтарей и нести на тот двор.

Было сложно понять, как крупное тело могло так быстро двигаться, и как движения мощного тела могли смотреться скромно. Но Шуай Ху был таким, пока спускался по лестнице и уходил за дверь без слов.

Через пару минут мы с отцом, Бок Чой и Джинни пришли во двор. Люди моего босса хотели защитить его, но отец сказал, что они будут только мешаться. Мы миновали часть двора, где были крупные машины, работающие на пару, рубящие бревна, повернулись к открытой части, земля была укрыта опилками.

На широком деревянном столе лежали Меймей и Хуа под звездами, бок о бок. Я опустила сумку у ограды. Хуа стала метаться, хватая ртом воздух, бить по лицу, указывая на правый глаз.

Ее радужка потеряла карий цвет, напоминала лед. А у Меймей…

Моя «сестренка» уже не была безликой.

На ее лице был глаз.

Глаз Хуа.

ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ

В прохладной влажной ночи на дворе у огромных машин, наши ноги стояли на опилках, пропитанных влагой. Я ощущала только запах опилок и влажной земли.

Две девочки корчились и кричали. Одна была человеком, другая — духом, видимой другим только из-за двух часов ночью, когда энергия менялась, и видно было много странного.

Глаз живой девочки ослеп. А у духа появился глаз на правой стороне лица.

Я хотела кричать. Ритуал Сю Шандяня был ужасным извращением над порядком, я еще не слышала о таких гадких чарах. Он собирался лишить девочку органов чувств, ослепить один глаз, другой, оглушить одно ухо, другое, и когда все угаснет, оно будет передано девочке, которую он запросил как безликое подношение из бумаги. Хуа умрет, и часть ее души будет передана Меймей. Корни дерева-вампира будут привязаны к той части души и, как только они попадут в мир духов, дерево, которому десять тысяч лет, разорвет Меймей изнутри и пустит корни.

— Скорее, брат Ху, — сказала я, хоть он был далеко и не слышал.

Отец обратился ко мне, моему боссу и Джинни, словно мы были детьми:

— Когда прибудет доктор Вэй с инструментами, я построю защитный алтарь для девочек. Ли-лин… — он замолчал с сожалением во взгляде.

— Ты хочешь, чтобы я ритуалом сломала силу алтаря Сю Шандяня.

Он кивнул.

— Шифу, ты подходишь лучше. Ты мог бы сокрушить его.

— Ли-лин, — сказал он, — я могу делать лишь одно за раз. Сохранить жизни девочек будет сложно, и это дело требует осторожного подхода.

— Думаешь, я не справлюсь?

— Я это знаю, Ли-лин. Я думаю, что сам смогу, потому что видел, как это делали раньше. Помнишь, я рассказывал тебе, как уже видел такое? Тридцать даоши мешали тому дереву расти и забирать больше крови и ци девочки. Тридцать, дочь! Они днями отмечали, как дерево-вампир взаимодействует с энергией девочки. Я попытаюсь воссоздать их защиты по памяти, но это было десятки лет назад. Я смогу продлить ее жизнь, а не спасти. Кому-то нужно сразиться с Сю Шандянем, убрать его алтарь, разбить его силу. Можешь только ты.

— Я постараюсь, — сказала я. — Но это дерево, которому десять тысяч лет, намного сильнее меня…

— И меня, Ли-лин. Нам повезло, что Сю Шандянь может использовать его силы только через грубые ритуалы. Если бы он мог просто говорить ему, что делать, мы превратились бы в пар.

— Но сила его чар куда больше моей.

— Ли-лин, сила некого луоша была куда больше твоей, — сказал отец. — Ты убила его и съела его печень.

— Не ела.

— История будет лучше, если я буду так ее рассказывать, — сказал он. — Моя дочь, пожирательница демонов.

— Не понимаю, как можно шутить, когда мир в опасности, — сказала я.

— Потому что я больше ничего не могу, пока доктор Вэй не придет! — он взглянул на Бок Чоя и Джинни, замерших у больной дочери. Они глядели на меня и моего отца как на единственную надежду в мире.

Я видела, что отец мешкал. Он не был уверен, что должен был находиться тут, пытаясь спасти дочь соперника его начальника.

— Я знаю, что ты рискуешь гневом мистера Вонга, — сказала я. — Это сложно для тебя. Но для меня очень важно, что ты тут.

Он долго на меня смотрел.

— Ли-лин, ты думала, я дам девочке умереть?

Я глубоко вдохнула.

— Конечно, нет. Я знала, что ты поможешь, но нужна смелость, чтобы нарушить правила, рискуя разозлить работодателя. Эту смелость нужно признавать.

— Это мой долг даоши, — сказал он, но я видела, что ему было приятно. Отец повернулся к моему боссу и его жене и сказал громче. — Вам нужно помнить после этой ночи, что мы с доктором — два старших специалиста — работаем на Аншень. Мы встретились тут, чтобы помочь семье лидера Си Лянь, чтобы показать щедрость Аншени.

Напряженный миг. Было всегда неприятно присутствовать, когда двое властных мужчин оценивали силу друг друга. Я взглянула на Джинни. Она была встревожена, как я, смотрела на мужа и ждала его ответа. Он не сразу, но все-таки произнес ответ:

— Аншень протянула руку дружбы, и Си Лянь благодарно ее принимает. За услуги тут мы хорошо заплатим, — но босс помрачнел и добавил. — Но если не спасете мою дочь, мои люди разобьют все кости в ваших руках и ногах.

Отец просиял, а я закатила глаза. Он ответил:

— Я хотела бы посмотреть, как они попытаются, — Джинни посмотрела на меня для подсказки, и я жестами попыталась показать, что все в порядке. Она не знала моего отца как я, но тут не было жестокости. Отец давил на Бок Чоя, а тот в ответ, и такое отец уважал. Теперь они наладили баланс сил.

— Слушайте меня, — сказал мой отец. — Мы с доктором Вэем можем только помешать девочкам быстро умереть. Чтобы проклятие было разрушено, нужно уничтожить алтарь Сю Шандяня. Это в твоих руках, Ли-лин. Тебе нужно одолеть Сю Шандяня, или девочки умрут.

ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ

Ночной воздух давил. Присутствие дерева-вампира в Хуа было грязью. Мир был в осаде.

На нас напали, и я хотела дать отпор. Я хотела повернуться и ударить кому-то по лицу до крови, отрубить голову. Сначала Сю Шандяню. Но я сделаю это медленно, чтобы он страдал.

«Хватит», — я покачала головой, поражаясь жестокости своих мыслей. Нет. Это была не я. Когда я сражалась, я защищала людей или служила высшей цели. Я поежилась, понимая, как хищно только что думала. Пытки не были моим стилем, и меня пугало, что такие мысли вообще пришли в голову.

Это было семя в Хуа. Его гнев и желание вредить. Его влияние пропитывало ночь. Давило на нас, толкая к жестокости. Поглощало нас яростью.

Я посмотрела на девочек над столом. Босс держал дочь за руку, склонился над ней.

— Папа тут, — сказал он. Я смотрела, не привыкшая видеть отца таким эмоциональным.

Я взяла себя в руки, превращая силу в сталь. Если дереву не помешать, к утру эти отростки заполнят Китайский квартал, задавят нас отчаянием и отправятся дальше.

Столько силы. Я ощущала, как она собиралась во мраке. Она сделает нас убийцами, мучителями и каннибалами.

Шуай Ху вернулся с сундуком, где мой отец хранил предметы для алтаря. Он был тяжелым, монах шумно дышал, но его мышцы не выглядели напряженными. Пот блестел на его лбу, слезы катились по нежным щекам. Я выругалась, понимая, что его беспокоил не вес сундука, а присутствие дерева в воздухе. Он подавлял натуру тигра, сила, что делала нас кровожадными, влияла на него мощнее всего.

Тигр-монах сжимал и разжимал челюсти, жмурясь.

— Брат Ху, — сказала я. — Думаю, тебе не нужно тут быть.

Он улыбнулся, но в улыбке была боль.

— Там кровь и рычание в воздухе, даону. Ощущаешь? Мясо и убийство в воздухе будит мой аппетит.

Я указала на девочек на столе.

— Тут источник твоей кровожадности, брат Ху. Дерево пытается пробраться в дух этого региона, и мы все ощутим это. Может, ты — первый, может, ты ощутишь это хуже нас.

«И, — подумала я, — сможешь навредить сильнее», — многое было против нас, и мне не хватало еще боя с тигром, желающим крови.

— Не хочу прогонять самого сильного и надежного союзника, брат Ху, но ты должен уйти. Беги отсюда как можно быстрее. Беги из Сан-Франциско и еще дальше. Пусть тебя от этого места отделяют река или океан, будь подальше от дерева.

— Даону, — чувства затуманили его глаза, — надеюсь, ты выживешь этой ночью.

Я не могла позволить себе такую роскошь, как эмоции, пока девочки извивались, могли вот-вот умереть. Я сказала:

— Как и я, брат Ху, — я повернулась и пошла прочь от Шуай Ху. Прошел миг, другой, и я услышала топот, устремившийся в другую сторону, тяжелую поступь лап.

— Ли-лин, — позвал отец, он и доктор Вэй обходили стол с девочками. Старые друзья двигались вместе, мощные, как армия. Но я видела, на что он указывал. На пустом лице моей «сестренки» было уже два глаза, и они моргали, широко раскрываясь и в панике озираясь. Хуа, моя ученица, девочка, которую я поклялась защищать, ослепла. Я выругалась.

— Ли-лин, — сказал женский голос, — как нам это остановить?

Миссис Вэй смотрела на меня, выглядя утомленно. Шуай Ху разбудил ее посреди ночи, колотя кулаком по двери лазарета, требуя немедленно помочь моему отцу.

— Что у вас с собой, миссис Вэй?

— Немного трав, ткань для духовного моста, гвозди, — сказала она. — Даже будучи младше, я не была сильной, но ты сильна, и если ты хочешь помочь девочкам, я с тобой.

— Вы будете слушаться приказов?

Она сделала паузу.

— Приказов?

— Если свеча потухнет, я могу сказать вам ее зажечь? Вы это сделаете?

— Да, — сказала она. — Без колебаний.

— И я, — Джинни присоединилась к нам. Рядом с моей изорванной грязной одеждой в крови и сонной миссис Вэй жена моего босса выглядела модно и красиво. Хоть она была в панике, ни волосок не выбился из прически. Но макияж был размазан.

Слезы лились сквозь слипшиеся ресницы. Румяна растеклись под ее глазами, под которыми образовались темные пятна. Но, хоть так обычно выглядели жертвы, она даже с таким лицом не была похожа на жертву.

— Я могу сражаться, — она вытащила нож. Его можно было назвать игрушкой — хоть сталь была тонкой и длинной, она сияла, была без баланса. Ее левая ладонь неуклюже сжимала нож.

— Джинни, разве это ваша ведущая рука?

— Этой рукой меня научил сражаться муж.

Я уставилась на нее.

— Вы учились биться ножом у него? Джинни, если бы у него не было телохранителей, дети побили бы его и забрали деньги.

Она молчала, но я видела ее решимость.

— Постарайтесь не лезть в драку, Джинни, — сказала я. — Будете слушаться приказов?

— Спаси мою девочку, Ли-лин. Я сделаю все, что скажешь.

Судьба Хуа, судьба Меймей, судьба Китайского квартала и духовного аналога этого региона были в моих руках. И в руках женщин рядом со мной.

Проклятья Сю Шандяня работали с грубой симметрией: лица воровали или меняли, корни древнего дерева из мира людей переходили в мир духов, его отражение в воде заменяло мое, кости котов были соединены нитью и бессмысленными символами.

— У него алтарь, — сказала я женщинам, пытаясь понять, как он представлял Гон Тау. — Он кормил Хуа семенами. Допустим, четыре семечка. Рисунок на алтаре будет представлять Хуа. Чтобы чучело на алтаре было связано с вашей дочерью, он точно взял то, что принадлежало ей, или взял с ее тела кусочек ногтя или…

— Волосы, — сказала Джинни. — Он расчесывал ее однажды.

— Четыре волоска, — сказал миссис Вэй.

Я кивнула.

— Четыре гвоздя — семена. Каждый обвязан волосами Хуа. Он вбил их в рисунок, прикрепив его к алтарю. Ему нужно показать, что семена пробудились, но древнее дерево питается не почвой и водой, а кровью. Чтобы активировать семена в животе Хуа, ему нужно было полить их кровью.

— Чьей кровью?

— Не ее, Джинни, — сказала я. — Свою. Его проклятья работают, потому что он связывается с древним деревом, но он не знал этого, когда был ребенком. Он знал лишь, что, когда подражал по-детски тому, что слышал о магии Гон Тау, чары работали. И он развил свою систему нанесения себе ран, ужаса и симметрии. Он портит свое тело, облачает ритуал в ужасы, тянет так силу дерева. Но ритуалы по сути усиливают его руки. Он сейчас там, уверена, сидит у алтаря, готовит еще одно проклятие, пока четыре гвоздя с волосами прижимают рисунок Хуа к алтарю, пропитанные кровью. Мы нападем через его симметрии. Найдем нить, что соединяет семена на его алтаре и семена в Хуа, отыщем ту нить как охотники — след, пока не придем к его алтарю. И тогда ворвемся с огнем и разрушениями.

— Не сдерживайся, Ли-лин, — сказала Джинни.

— Я и не смогу. Мы бьемся этой ночью за Хуа, за Меймей, за Анцзинь. Этой ночью он умрет.

Они пылко кивнули.

— Мы хотим ему смерти, — сказала я, — но сначала важно разбить его ритуал. Или уничтожить алтарь, или вытащить гвозди из чучела Хуа. Он играет с зеркалами. Хуа отражена в Меймей и его рисунке. Он не заметит нашу игру с зеркалами. Мы построим чучело его алтаря.

— Как ты хочешь это сделать? — сказала миссис Вэй.

— Мы знаем отчасти, что на нем, — сказала я. — У него есть чучело Хуа, четыре гвоздя, обмотанные волосами Хуа, и пролитая сверху кровь. Мы сделаем свою имитацию его чучела, нарисуем силуэт ребенка, возьмем у Хуа четыре волоска, привяжем к гвоздям и вобьем их в силуэт. Мы свяжем магией два алтаря и вытащим гвозди по одному.

— И все? — сказала Джинни.

— Лучшие чары простые и прямые, — сказала я.

— Как ты свяжешь алтари? — сказала миссис Вэй. — Тебе не хватает важного ингредиента. Сю Шандянь полил гвозди своей кровью.

Я с улыбкой подняла снаряд на веревке, на нем была засохшая коричневая кровь.

— Это его кровь, Ли-лин? Ты ударила его этим до крови?

— Да, Джинни. Я должна была его убить, но не справилась.

— Ли-лин, когда это кончится, моему мужу нужно будет тебя повысить. А это оружие с кровью того гада нужно повесить на стене как трофей.

— Джинни, — ровным голосом сказала я, — мне нужны Восемь деталей вашей дочери.

Я просила раньше, и она отказалась. Теперь она кивнула, вытащила кисть и бумагу, написала детали Хуа на странице. Она вручила листок мне, и я затаила дыхание, поняв, почему жена босса скрывала детали дочери.

Многие китайские фамилии произносились одним слогом, были записаны одним иероглифом, но фамилию Хуа Джинни написала множеством символов, и я ее узнала.

Бок Чой знал, что его любимая дочь была от другого мужчины?

Кто-то, кроме Джинни и меня, знал, что девочка была лишь наполовину китаянкой?

И та фамилия была полна силы и влияния. Те иероглифы были китайской версией фамилии известной американской семьи, в той семье были бизнесмены, владельцы железных дорог и политики — самые богатый и властные люди в мире.

Я подняла взгляд, Джинни пронзила меня взглядом. Она знала, сколько открыла тут, и какой опасный секрет мне показала.

Взгляд Джинни был твердым как бриллиант, пока я закрывала рот после открытия.

— Никому не говори, — сказала она.

Я кивнула, заставила себя продолжать приготовления.

— Чашку воды, — я протянула руку, и миссис Вэй передала чашку. Я опустила ее на свой алтарь. Сжимая листок с деталями Хуа, я сказала. — Спичку, — и Джинни вложила спичку в мою ладонь.

Хоть листок был простой рисовой бумагой, тяжелой от правды о родителях Хуа, вес ее настоящей фамилии делал листок тяжелым, и держать его было больно. Когда огонь поглотил бумагу, я обрадовалась. Я смешала пепел с водой, закружила его в чашке.

— Масло для лампы, — сказала я, и мои женщины отыскали его.

Отец и доктор Вэй в это время разложили содержимое сундука бок о бок с инструментами доктора. Отец лицом показал, что мне нужно подойти и вооружиться. Я не мешкала.

Мы работали тихо и эффективно, выбрали оружие для долгой ночи.

Там было два длинных отрезка черного шелка, которые носили на голове. Люди говорили, что такие шарфы были похожи на горизонтальную полоску кистью, иероглиф йи, «один», так что эти повязки звались йизи цзин — повязки с «йи». Плоский овал отполированного камня был в центре каждой повязки.

Первая была украшена плоским ярким аметистом размером с яйцо. Камень был светлым, как лаванда, почти прозрачным. Отец три ночи пропитывал этот аметист светом полной луны. Я могла воззвать к природе камня, воде и ветру, чтобы создать духовный Пузырь лилового огня, чтобы оградить свой алтарь от атаки.

Другим вариантом был огненный агат размером с мой кулак. Овал отполированного камня показывал завитки оранжевого с красными вкраплениями, напоминал огонь и кровь. В династии Хан люди говорили, что огненные агаты появлялись из собравшейся крови злых демонов. Если выбрать этот камень, я смогу призвать его сущность в себя и выразить силой пятого сана, свечи на алтаре будут гореть ярче, прогонять злых существ.

Если когда и нужно было выбирать кровь и огонь, а не защиту, то этой ночью. Холодный ветер дул над двором, шурша опилками. Я схватила повязку с агатом, отец — с аметистом.

Я повязала ткань на голове, чтобы огненный камень сиял на моем лбу как третий глаз. Огонь и кровь: этой ночью огонь будет принадлежать мне, а кровь прольется из мужчины, который навредил трем девочкам.

Он задушил Анцзинь яркими ростками дерева-вампира, он создал Меймей без лица, а теперь Хуа, веселое дитя, корчилась, пока дерево-паразит росло в ней.

И во всем был виноват один человек.

Я посмотрела на дочь врача, роющуюся в запасах сушеных трав, на Джинни с другой стороны, неловко сжимающей кинжал. Это как-то казалось правильным. Три девочки пострадали из-за Сю Шандяня, и три женщины отомстят за них.

Мы с отцом установили свои алтари, которые можно было переносить. Мы с отцом ходили туда-сюда, выбирая предметы из сундука, строя алтари. Его был для мягкого лечения, мой — для жестокой войны.

Мы спешили, но пропускали друг друга, двигались как танцоры, которые танцевали вместе десятки лет.

Когда инструменты были разделены, мы с отцом кивнули друг другу. Это был не его напряженный кивок, а будто прощание.

— Отец, — сказала я. — У нас свои сражения. Пока мы не ушли защищать невинных и бороться со злом, мне нужно кое-что тебе сказать.

— Что, Ли-лин?

— Не наделай глупостей, — сказала я.

Он поразился, но его лицо быстро переменилось. Его удивление и небольшой кивок были важнее всего для меня в тот миг.

А потом мы пошли разными путями.

Пришло время столкнуться с врагом.

Время убить или умереть.

ТРИДЦАТЬ СЕМЬ

На ширине своих плеч я поставила две красные свечи в медных подставках на столике алтаря. Я вдыхала лунный свет, и он становился во мне светом солнца, который я выдыхала, зажигая Солнечную свечу. Я вдохнула свет солнца и выдохнула его как свет луны, зажигая Лунную свечу.

Где-то в туманной ночи, в той норе, где он спрятался, Сю Шандянь мог открывать банку личинок. Он мог мазать лицо маслом для трупов, пить мочу призраков. Взывать к жутким силам дерева, которому десять тысяч лет, его ритуалы вели его сквозь грязь.

Его мир был из того, что гнило, из зараженных ран. Я хотела мир, где погребенное давало жизнь в земле, где раненое заживало.

Я взяла три палочки благовоний с белым сандалом, подожгла их. Дым наполнил алтарь божественной силой, придавая мне энергии.

Мой меч из персикового дерева чуть почернел от дыхания умирающего демона. Мое оружие и священный инструмент, оно подходило моим рукам, идеально дополняя. С ним я была сильной.

Джинни охнула, и я посмотрела на нее с миссис Вэй, глядящих на свечи на моем алтаре. Нет, не на них, а сквозь них. Они видели мое представление алтаря Сю Шандяня, видели, каким он был на самом деле. Я присоединилась к ним и увидела за мерцанием жара от огня свеч и свечи-лотоса самого мерзавца и его алтарь.

Один глаз был черным, опух и почти закрылся. Вся сторона его лица опухла, была в синяках и крови. Левая сторона губ выглядела как ужаленная пчелами. Я ощутила на миг пыл гордости, ведь игрок выглядел как жертва чумы, а не как привычный красавец, и постаралась я. Его коричневый пиджак и белая застегнутая рубашка с галстуком были по моде американцев, но он ходил по тусклой комнате, полной скелетов зверей, огарков свеч и глиняных сосудов.

Плетеная корзина стояла на полу, была полна шипящих гремучих змей. Его алтарь был из простого дерева, бумага лежала с чернильным рисунком Хуа, четыре ржавых гвоздя торчали из живота, каждая была обмотана волосами, и там засохла кровь.

Статуя возвышалась за ним. Грозное создание и хватающие руки, ладони с когтями и сияющие ножи — это были детские кошмары, вырезанные в камне. Статуя была в три фута высотой, крылья были широко раскрытыми, и морда рептилии была с острыми клыками. Человекоподобное тело с множеством рук держало инструменты и оружие.

Я замерла, поняв, что так мальчик представлял пугающую злую силу. Он видел древнее дело как божественное чудище, а оно было силой природы, испорченной людьми, нашей жестокостью. Но, глядя на статую, я ощущала, что она была как-то связана с тайной мистера Сю, и по ней я могла понять врага. Но от вида статуи казалось, мир стал темнее, словно тень упала на меня, поглощая весь свет.

Поежившись, я отвела взгляд от идола и осмотрела логово Сю. За зоной алтаря в костях стояла большая блестящая машина на колесах. Его автомобиль.

Мне нужно было познать врага, его разум и оружие, и я заставила себя посмотреть на гадкую статую. Я разглядывала ее, присмотрелась к тому, что в ее руках. В нескольких руках были мелкие ножи, в одной — свернутый хлыст, в еще одной — длинная цепь, другая сжимала дубинку. Глядя на нее, я поняла, что не так восприняла статую. Не так Сю Шандянь видел дерево, когда был мальчиком. Руки кошмарной статуи держали орудие рабства, и монстр был физическим воплощением рабства. От одной мысли было не по себе.

Мой враг стал скандировать и кланяться. Он двигался в ритуале с уверенностью, вытащил из горшка горсть корчащихся личинок.

Он заметил нас. Ему мы казались бестелесными лицами ведьм, глядящими в окно в воздухе над его алтарем.

Я сжала палочку благовоний, быстро задела ладонью горящий красный конец и взмахнула рукой с силой, бросая искры в отверстие, сформированное моими свечами.

Искры добрались до алтаря Сю Шандяня и зашипели на его одежде и коже. С большими глазами он хлопал ладонями по огню на пиджаке и рубашке, а потом посмотрел на ладонь. Я видела, что ему было больно.

У копии алтаря я подняла ладонь над гвоздями в чучеле Хуа.

— Один! — крикнула я. — Два! Три! Четыре! Семена, горите!

На алтаре Сю Шандяня гвозди загремели в дереве. Он подбежал туда и накрыл гвозди руками.

Миссис Вэй присоединилась ко мне справа, Джинни — слева. Я не умолкла:

— Один! Два! Три! Четыре! Семена, горите!

На алтаре Сю Шандяня и на моем чучеле кольцо волос Хуа на одном из гвоздей вспыхнуло. Он хмуро отдернул руку.

Я слышала со стороны стола, где отец и доктор Вэй помогали девочке, как она содрогалась — это было хорошим знаком. Мы убили одного из ее паразитов. Сжав пальцы, я вытащила соответствующий гвоздь из чучела и отбросила его.

Сю Шандянь убежал от алтаря, стал срывать крышки с сосудов и горшков. Готовил ответный удар. Его отчаяние давало нам время ударить.

— Один! Два! Три! Семена, горите! Один! Два! Три! — скандировали мы. — Семена, горите!

На втором круге еще один гвоздь на соединенных алтарях загорелся, как спичка, и украденные волосы Хуа сгорели. Я сжала второй гвоздь и выдернула его как занозу.

Сю Шандянь вернулся к алтарю, сжимая корчащуюся змею. Пальцы сжимали ее под челюстью, чтобы она не могла его укусить, он выбрал мясистую часть и сжал зубами брюхо змеи. Он впился, оторвал, разжевал. Кровь наполнила рот и потекла по его подбородку. Он сплюнул кровь живой змеи брызгами на жуткую статую.

Я просигналила женщинам, что пора начинать третий этап наших чар.

— Один! Два! Семена, горите! Один! Два! Семена, горите!

Я ждала, что что-то произойдет, но оставшиеся два гвоздя не загорелись. Напротив алтаря кровь змеи капала изо рта Сю Шандяня и с его подбородка, он скалился.

Миссис Вэй склонилась ко мне.

— Свежая кровь позволила ему призвать больше сил дерева, — сказала она. — Он стал слишком силен для нас.

Я вдохнула, принимая это.

— Мне нужно накопить духовную силу, — сказала я. — Я не могу толком ничего сейчас поделать, но если соберу внутреннюю энергию, это даст мне преимущество.

Я начала тихую медитацию, закрыла глаза, погрузилась в себя, начала собирать силу. Мощь моих духовных способностей росла, как разгорался огонь, и я начала повторять слова из священного писания, ощущая, как энергия во мне течет гладко, как шелк на ветру.

Когда я была готова, я открыла глаза. Миссис Вэй стояла возле меня. С другой стороны была величавая Джинни.

— Доктор и твой отец говорят, что Хуа лучше, — сказала она.

Я покраснела, узнав скрытую похвалу в их словах. Я протянула руки к женщинам, широко растопырив пальцы. Мы взялись за руки. Я вдохнула. Джинни и миссис Вэй слушались меня, скандируя:

— Один! Два! Семена, горите! Один! Два! Се… — и прядь волос на третьем гвозде вспыхнула.

Сю Шандянь мрачно смотрел на огонь. Он прижал изогнутый церемониальный кинжал к ладони, стал себя резать. Он вонзил лезвие глубоко, не пускал кровь, а портил ладонь. От этого я скривилась. Сю Шандянь сжал пострадавшую ладонь в кулак, давил, словно выжимал сок из апельсина, но капала его кровь на его жуткую статую. Еще прилив агрессии, он вредил себе хуже, чем раньше, собираясь серьезно атаковать нас.

Свист ветра был единственным, что предупредило меня, но я была на грани, и этого хватило. Я перекатилась, пригнулась, не поняв, кто нападал.

На широких крыльях существо с алтаря Сю Шандяня напало на меня. Мелкие острые ножи сияли в некоторых ручках, в другой был тяжелый свернутый хлыст, в еще одной — железная цепь, оковы щелкали как голодные челюсти. Одна рука кончалась не ладонью, а дубинкой, красный конец был железом для клеймления. Это был монстр, рабство, каким его представлял ребенок, поводок и хлыст, цепи и оковы на лодыжках, жар солнца над плантацией в полдень, избиения.

Кошмарный монстр устремился ко мне. Хлыст мог ранить меня, ножи (мелкие) могли ранить и оставить шрамы, раскаленное железо могло оставить след и ранить, но оковы были опаснее всего. Если попасться в них, наступит конец.

Этого оружия мне нужно было опасаться.

Он был быстрым! Он пролетел над двором как оса. Он бросился на моего отца, и его Пузырь лилового огня едва замедлил атаку. Отец выпалил сильный слог, отбил врага, но тот развернулся и напал на меня.

Оружие замахнулось на мое тело, и я взмахнула мечом в защите, отбивая голодные оковы. Я преуспела, но другое его оружие ударило, хлыст задел мое плечо, вызвав вспышку боли в спине, а мелкий нож порвал мой рукав и порезал руку. Я думала, что раскаленное железо промазало, а потом поняла, что край моего одеяния горел. Я упала на землю, чтобы потушить огонь, смотрела, как чудище повернулось ко мне снова.

Союзники подошли ко мне, видели, что я проигрывала. Маоэр не мог прибыть сюда? Или Шуай Ху?

Летающий монстр отогнал моих женщин, напал на меня с кожами, хлыстом, цепью и клеймом.

Я отбивалась и отступала, больше ничего не могла. Оружие врага потрясало. Летающее чудище с каменной кожей напало снова, но он поймал запястье Джинни цепью, потянул ее по двору, пока она кричала.

Два слова пылали в голове в тот миг: «заложник» и «ловушка».

Я не могла позволить этому остановить меня. Я не могла позволить увести мою подругу и помощницу, как овцу к волкам.

Сжав меч, кровоточа от порезов, которые этот монстр оставил на мне, я побежала за летающим существом.

Оно взмыло вверх, потянуло Джинни по земле. Оно издало звук, злобный хохот, и бросилось ко мне. Я уклонилась, извернулась, направила меч по горизонтали, удар назывался Лист, кружащийся в вихре, но монстр отбил мой меч парой кинжалов, третий нож задел мое бедро. Я взвизгнула и отклонилась в сторону, а существо взлетело с радостным воплем.

Джинни осталась в оковах, а он ослаблял меня атаками.

Его крик хищной радости снова пронзил ночь, и я слышала, как крылья хлопнули, и он устремился ко мне.

— Сейчас, Ли-лин! — крикнула Джинни, побежав в другую сторону. Монстр летел ко мне, но дух Джинни натянул цепь и отдернул его тело в сторону.

Я использовала шанс и бросилась, пытаясь пробить монстра. Мой меч ударил по его груди, но загремел, как сталь о камень, даже мой персиковый меч лишь оставил мелкий след. Но из того пореза потекла сине-зеленая кровь.

У меня был еще миг. Но куда ударить? Снова по его боку? Он повернулся ко мне, я прыгнула и ударила по цепям, освобождая Джинни.

— Черт, Ли-лин! — закричала она. — Как мне теперь тебе помогать?

— Помоги мне, уйдя в безопасность, — сказала я.

Монстр взлетел и стал описывать круг. Цепь на моих глазах отросла, и на конце появились оковы. Даже мелкий порез на боку уже зажил. Я нахмурилась. Так было не честно. Его было сложно ранить, и он заживлял раны. Оковы раскрылись, звенели, голодные, желая еще пленника. Меня.

Летающий дьявол спустился быстро, и я бросилась на спину на землю еще раз, снова ощутила мелкие порезы на теле, хлыст вызвал боль в моих ногах, пока мой меч лишь отгонял клеймо и оковы.

Сколько я продержусь? Еще три удара? Два? Мою стратегию нужно было изменить. Мне нужно было отступить, укрыться. Я встала, бросила меч и побежала по двору, поднимая землю пятками.

Крылья хлопали, я слышала, как кошмар приближался для убийства. Цепь звенела, раскаленный конец железа шипел, хлыст развернулся, кошмар летел ко мне, взмахивая опасными руками.

ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ

Несколько рук были с кинжалами. Одна — с хлыстом. Еще одна — с цепью с открытыми оковами на конце. Только в одной руке не было оружия, ведь сама рука была оружием, тонкая дубинка из металла заканчивалась раскаленным клеймом. Я могла обезоружить другие руки, но оружие отрастет. Та ладонь была другой, руку с клеймом нельзя было обезоружить. Эта рука могла быть его уязвимым местом. Давать мне шанс.

Я бежала так быстро, как еще никогда в жизни, не делая энергией шаги легче, а укрепляя тело немного Железной рубахой, как можно скорее, оставаясь ближе к земле, пока воплощение пыток, плена и избиений летело за мной.

Я добралась до стола и ударила по рычагу, и пружины с паром включили круглое лезвие пилы для дерева. И я сделала самое глупое в жизни.

Сила врага зависела от того, как сильно он был готов страдать ради своих целей. Он пожертвовал ладонью, чтобы создать этого монстра. Мне нужно было желать поступить так же.

И я развернулась и левой ладонью поймала кончик клейма.

Боль была невыносимой, но другая ладонь схватила железный прут там, где мог быть локоть руки. Боль в левой ладони затуманила разум, но я надавила правой рукой и весом всего тела, чтобы обрушить летающего дьявола.

Обрушить на распилочный стол. От резкого поворота и силы крыльев лицо монстра первым встретилось с крутящимися металлическими лезвиями.

Стальные клинки должны были резать толстые стволы деревьев за мгновения.

Я сжалась на земле, прижимая к себе ладонь. От агонии мне было холодно на опилках. От ощущений в ладони и пальцах я завизжала как зверь во время бойни. Я не могла думать, с трудом дышала, поджаренная плоть и пострадавшие нервы били по голове. Двор кружился и кричал моим голосом. Мир не мог перестать кричать. Я смутно осознавала, что куски тела дьявола летели по воздуху с брызгами зеленой мутной крови, заливающей весь двор.

Я смутно осознавала. Ладони. Люди. Подняли меня. Моя голова безвольно свисала. Они несли меня как труп к столам, где лежали девочки. Лицо Меймей снова было без черт, цветущие ростки пропали изо рта Хуа.

Девочки отдыхали, и я смутно осознавала, что доктор Вэй промывал мою ладонь и все порезы на моей коже. Я смутно слышала отца:

— Ли-лин, девочки будут в порядке.

Кто-то поднял мою обмякшую руку и стал наносить мазь на обожженную ладонь.

— Тебе нужен лауданум, — сказал доктор Вэй, и я слышала доброту его улыбки.

— Нет, — пробормотала я. — Это еще не конец.

— О чем ты? — спросил мой отец, но боль в ладони толкнула меня за край и из моего тела. Я зависла рядом с собой, смотрела на двор с облегчением и болью, с растущим спокойствием. Звук ветра в опилках, дыхание союзников и новый звук — гул выхлопов воздуха.

Странный большой механический предмет въехал в открытые ворота двора. Колеса машины замерли перед бревном. Все посмотрели туда. Дверца машины открылась, и вышел труп.

Нет, не труп. Это был Сю Шандянь, избитый и окровавленный. Он пошел, хромая, чуть не упал, но шаги остались уверенными.

Он держал в руке пистолет.

Целился в меня.

Гром раздался над двором.

Пуля пролетела мимо, и только ветер за ней сказал, как близко она была — в двух футах над моей головой.

Я попыталась скатиться со стола, но душа была оторвана от тела. Беспомощная. Я смотрела на себя на столе, видела, какой маленькой была, парализованной болью и усталостью.

Тень упала на меня, мужчина встал между мной и стрелком. Отец стоял между мной и врагом. Через миг к нему присоединился доктор Вэй, а с ним — миссис Вэй. Они защищали меня своими телами. Были готовы принять пулю за меня.

Все, кроме Джинни и Бок Чоя. Босс вытащил свои пистолеты. Он звал их Хранителями мира. Оружие было мощным, стреляло большими пулями, но босс никогда не попадал по мишени.

Его пистолеты громыхнули во дворе, звук разнесся эхом. Пули летели мимо Сю Шандяня, который продолжал идти ближе с пистолетом в руке, пока оружие босса не опустело.

А потом кто-то еще подошел к полумертвому мужчине, который раньше был богом удачи в игре. Большой нож сверкнул в ее руке.

Мой голос не было слышно, пока я была не в теле. Я пыталась кричать Джинни убегать, она не могла биться со стрелком сверкающим ножом.

Но она сверкала им. Она неуклюже кружила ножом, в узорах не было смысла, движения были для красоты и предсказуемыми, не помогали в бою. Ее нож двигался как дубинка, но она выглядела уверенно, пока так действовала.

Сю Шандянь подвинул мертвую ногу и бесполезную ладонь, шагнув ближе к Джинни. Как-то, несмотря на порезы и синяки, его лицо все еще выражало гордость. Она агрессивно шагнула к нему, и ее нож продолжал описывать узоры, который только иногда получались красивыми.

Он убрал пистолет за пояс. Он легко поймал ее за талию. Здоровая рука без усилий притянула ее в объятия. Он прижал ее к своему телу в жутком вальсе врагов во дворе.

— Ах, Джинни, — сказал он, ухмылка превращала лицо с порезами и синяками в жуткую маску, — ты хотела быть со мной так близко, да?

— Да, — сказала она. Ее свободная рука прижала что-то маленькое и темное к его горлу, и в тот миг я поняла, почему она хвалилась своими умениями с ножом.

Она нажала на курок маленького пистолета, и миг застыл. Умирающий ударил последний раз в панике, кулак попал по лицу Джинни, но, хоть удар гремел громко, она смеялась, и только один из них упал.

Сю Шандянь лежал на земле с потрясенным взглядом, тянулся ладонью к тому, что осталось от его горла.

— Ты больше не будешь вредить девочкам, Сю Шандянь, — сказала Джинни. И хоть удар Джинни был неловким, он был яростным и сломал нос убийцы до его смерти.

Призрак, поднявшийся во дворе, напоминал Сю Шандяня, каким я всегда его знала, источающим очарование. Но обычно он ел конфеты, а тот цветок рос из его призрачного рта.

Он улыбнулся при виде меня.

— Ах, ты тут, Ли-лин. Это хорошо.

Я молчала, Джинни и миссис Вэй били его труп. Девочки отдыхали бок о бок на столе. Бок Чой нависал над дочерью и утешал ее.

А я в образе духа смотрела на усмехающегося призрака мужчины, который так сильно всем навредил.

— Думаешь, ты одолела меня, Ли-лин?

— Ты не победил сегодня, Сю Шандянь, — сказала я.

— Сегодня, завтра, — сказал он, — какая разница? Дерево меня воскресит, вот увидишь. Я не обычный человек. Я не играю по правилам людей.

— Ты не обманешь смерть, Сю Шандянь. Твое дерево одолели, — сказала я. — Ты был его слугой среди живых, и ты мертв. Оно не смогло пустить корни в нашу землю, так что не связано с этим регионом. Конец, мистер Сю, твое дерево тебя не воскресит, потому что не может.

— Так ты думаешь? Тебе нужно кое-что понять, Ли-лин. Я всегда побеждаю.

Я молчала, ждала, пока он объяснит. Но вместо слов из его рта появились синие цветы, и жуткий зимний холод надавил на мой дух.

— Ты проглотил его семена перед смертью, — сказала я.

Сю Шандянь широко улыбнулся. Синие цветы стали покрывать его духовное тело.

— Да, Ли-лин. И в моем кармане мешочек, полный пепла. То сгоревшая бумага моего чучела. Другое чучело меня на моем алтаре. Я мертв, и дерево сможет пройти в духовное царство и пустить тут корни. Ты проиграла Ли-лин. Все вы. Твоему отцу конец, всем твоим друзьям, всему. Сила, какой ты еще не ощущала, прибудет сюда. Но ты не думала об этом, да? Ты переживала из-за каких-то девочек. Теперь мое демоническое дерево прорастет тут, потому что ты переживала из-за мелких людей.

Я смотрела на него. Я была проекцией тела, глядящей на жестокого призрака. Духовное щупальце потянулось из кармана трупа Сю Шандяня и погрузилось в почву двора.

— Вот и все, Ли-лин, — сказал призрак. — Это был твой конец. Древнее дерево, которому я служу, пустило корни на земле Калифорнии. Ты проиграла.

Я отвернулась от призрака и очнулась в своем теле.

Во дворе пустило корни одно семя, которое могло погубить нас. Прошли мгновения, а я ощущала, как оно уже стало пробираться в мир духов. Сильное, желающее навредить, оно росло выше домов, собираясь со временем захватить весь Сан-Франциско, распространяя испорченную энергию.

ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

Моя рука онемела, как камень, была испорчена. Бок Чой и Джинни уносили Хуа со двора. Доктор Вэй поправил очки, моргнул пару раз в дыму и сказал:

— Отдыхай, Ли-лин. Все кончилось.

— Нет, — сказала я. — Самое сложное впереди.

Подъем на ноги был как пытка. Я тянула ноги по двору, чтобы забрать меч. Как только пальцы здоровой ладони сжали рукоять, я ощутила себя сильнее и способнее.

Но хватит ли умений? Сила древнего дерева была из крохотного стебля, огонь духа пылал жарко и разрушительно, мог сжечь мой мир.

Я приближалась к прорастающему дереву, которому была десять тысяч лет. Подняв меч, я направила всю энергию небес в него, всю энергию земли через себя, опустила оружие на растущее дерево.

Оно не доставало до моего колена, но тонкий ствол был полон твердых почек. Я ударила по стволу, пригибая его к земле, но дерево росло дальше, стало защищаться.

Почки раскрылись сразу цветами. И каждый лепесток стал трепетать, как листья на ветру, хлопать крыльями.

И они взлетели, двор озарила красота красок, стая бабочек.

Мириады крыльев разных цветов переливались, собрались вместе, замирая и кружа. Они стали знакомой формой: все вместе бабочки были похожи на существо, стоящее на двух ногах с телом, двумя руками и головой. Человекоподобный силуэт из бабочек сиял красками хлопающих крыльев.

— Человек-бабочка, — прошептала я.

Его голова была из пульсирующих ярких бабочек, и среди крохотных крыльев раскрылась темная брешь, будто рот.

Красота существа ослепляла. Оно подняло руку (из бабочек) и из места, где была бы ладонь у человека, полетели бабочки на ярких крыльях. Они трепетали, красные, как кровь, черные, как оникс, изумрудно-зеленые, бирюзовые, как море, слепя.