«Уже давно была оставлена мысль, что сфера деятельности дьявола ограничивается исключительно некрещеными и язычниками. По своей неизреченной справедливости бог соизволяет дьяволу терзать и искушать и верующего: этим последнему предоставляется возможность добровольным, свободным выбором достичь блаженства, опозорить искусителя, укрепить в себе веру и приободрить чужую душу и совесть. Вот почему никто не может оправдываться ссылкой на дьявольское обольщение: ведь демоны вообще не в силах принуждать к греху, они лишь побуждают к нему».
Яков Шпренгер, Генрих Инститорис – «Молот ведьм»
По окончании института Фаина почти ни с кем не поддерживала связь. Многих она частично успела позабыть. Имена и лица выветривались из ее памяти с завидной скоростью. Хотелось бы так же быстро забывать свои оплошности и всякие неприятности.
Очень странно: Фаина отлично помнила фрагменты детства, даже не слишком яркие, а вот однокурсников, с которыми училась несколько лет назад, вспоминала с трудом. Будто вместе с ней сидели в аудиториях, засыпали на лекциях, умирали от голода и сдавали зачеты не такие же люди, как она, а блеклые тени людей.
Память Фаины выдавала порой удивительные петли. Однажды во время прогулки с мамой девушка сказала: «Я помню, здесь был аттракцион, такие странные круглые качели. Интересно, почему его снесли». Мама расширила глаза и заявила, что Фаина не может этого помнить. Аттракцион существовал, когда дочь была младенцем. Фотографий того периода в их семейном альбоме не сохранилось. В то же время в школьные годы Фаина могла забыть, чем кормили в столовой, спустя пару минут после выхода оттуда. Будучи ребенком, а потом и подростком, она забыла почти все, что ей говорили или просили сделать в отсутствие родителей. А их раздражала ее «дырявая память» и порой полная невосприимчивость к внешней информации.
Провалы были частым явлением. С годами девушка убедилась, что не стоит искать в них какую бы то ни было системность. Они просто происходят. Как хотят и когда хотят.
Но был один человек, не позволивший Фаине забыть о себе, когда университетская жизнь кончилась. Мила. Девушка из параллельной группы, с которой Фаина даже не общалась во время обучения. Так часто бывает. Чтобы лучше узнать человека, достаточно отдалиться от него. Перейти в иной контекст отношений. Обучение кончилось, испарился привычный коллектив, набор проблем и тем для разговора, и это позволило девушкам остановить свой взор и присмотреться друг к другу получше. За пределами «альма матер» оказалось, что Фаина и Мила – вроде как родственные души, несмотря на разительную несхожесть. Обеих это удивило, но быстро вошло в привычку. Они пришли к выводу, что студентками еще не были готовы дружить – не доросли умом на тот момент.
Тем вечером бывшие однокурсницы устроили себе традиционный променад по набережной. Было немноголюдно из-за безжалостного ветра первых весенних дней – совсем не теплых, как хотелось бы. Близость воды тоже не играла на руку.
Фаине нравилось гулять с Милой по многим причинам. Во-первых, это случалось редко. Во-вторых, Мила не требовала от нее много разговаривать и даже поддерживать диалог. Она слишком хорошо знала Фаину и довольствовалась кивками, односложными ответами, иногда и многозначительной тишиной.
Немногословность подруги ее не раздражала. Мила ясно представляла себе, как много мыслительных процессов происходят одновременно внутри этой странной девушки, как они сложны и как ей тяжело выразить их вербально. Молчание вовсе не означало, что Фаине нечего сказать, что она ничего не думает на этот счет, что ей с Милой неинтересно. Часто хватало одного жеста или выражения лица со стороны молчуньи, чтобы уловить суть ее мнения.
Мила была в числе тех немногих, кто знал все подробности о состоянии здоровья Фаины. Как и прочих, ее до тошноты возмущало наплевательское отношение к себе, с каким подруга привыкла жить и какое теперь привело ее к недобрым последствиям. Весь вечер Мила посвятила тому, чтобы вливать в уши бывшей однокурсницы ценные наставления, советы и даже угрозы. Ее очень беспокоила судьба Фаины. Жаль, что саму Фаину это никогда особо не беспокоило.
– Ты пойми, дорогая Фэй, так нельзя. Ты молода, симпатична, уникальна. Я знаю, ты уникальна. Именно потому, что не стремишься быть «не как все». Именно потому, что тебе на это плевать хотелось. Ты вообще выпадаешь из известной мне системы взаимоотношений между людьми – выпадаешь, ничего для этого не делая. И не спорь со мной. Это противозаконно на твоем месте – так хреново к себе относиться. Представь, сколько событий и впечатлений ждет тебя впереди! Целая жизнь! Долгая и радостная! А ты от нее отказываешься. Я не понимаю, почему. И не смотри так на меня.
– Долго и радостно люди с диабетом не живут, – мрачно отозвалась собеседница.
– Да плевать! Почему какая-то болезнь должна тебе указывать, как жить? – всегда эмоциональная Мила сейчас особенно разозлилась. – Почему ты обязана ставить на себе крест? Поверь мне, если ты сделаешь все, что в твоих силах, болезнь отступит. Я могу тебе это гарантировать. Перестань пить. Перестань объедаться сладким. И не надо этих ухмылок, Фэй! Ты ничего не делаешь для того, чтобы жить счастливой и здоровой жизнью.
– Гены все сделали за меня.
– Да что ты говоришь?! Ты у нас все знаешь, ты все решила, и иначе события никогда не складываются. Только так, как тебе в голове придумалось. Ты меня раздражаешь, – Мила почти фыркнула.
– Я знаю, – Фаина звучала самодовольно.
– Ты не должна давать болезни почувствовать себя хозяйкой твоего тела. Ты понимаешь меня? Ты обязана бороться и воевать. Ты это можешь, просто надо начать. Ты очень, очень сильна. Нельзя сдаваться в самом начале пути, Фэй! Разве это так сложно понять?
– Уже давно не начало пути.
– Ты ошибаешься. Тебе с этим всю жизнь жить, так что сейчас – как раз самое начало пути. Сражайся, мать твою! Нельзя отдавать болезни свое юное тело. Нельзя. За это надо сразу расстрелять. Да, я понимаю, что это не лечится. Но ведь живут другие люди с этим. И счастливо живут! Принимают меры, и болезнь отступает. Не навсегда и не насовсем. Но ее можно усмирить. Держать в узде. Не усугублять, как ты! Можно вести полноценный образ жизни, ощущая лишь небольшие неудобства. А ты позволяешь диабету уничтожать себя! Да как ты можешь? Ведь все это очень серьезно, как же тебе это вбить в твою чугунную голову?
Фаина не ответила, лишь поежилась на ветру. Она внимательно слушала поток нравоучений, но прекрасно понимала – это еще не все. Запал Милы не исчерпан.
– Ты должна лечиться. Фэй? Пожалуйста. Не откладывай это в долгий ящик. И лечись нормально. Комплексно. Не так, чтобы принимать таблетку лишь тогда, когда совсем станет плохо. А остальное время делать, что хочется. Надо за себя взяться. Надо найти силы. Ты же понимаешь не хуже меня: добром такое отношение к своему здоровью не кончится. Ты не сумеешь вечно делать вид, будто ничего страшного не происходит. Оно происходит, Фэй. И ты должна на это посмотреть широко раскрытыми глазами. Твой организм молод и силен, да, сейчас он еще может справляться со всем этим. Но он устанет. Рано или поздно. И тогда…
Мила глубоко вздохнула, покачала головой и смолкла.
«Выговорилась, наконец», – подумала Фаина.
Некоторое время они молчали, медленно бредя по набережной. Внизу шумели холодные волны, врезаясь в сырые каменные плиты, поросшие темно-зеленым мхом. В воде отражались цветные огни. Город переходил в режим ночной жизни.
Несколько парней совершили тщетную попытку познакомиться с Милой. Но, получив отказ, покрутились в хвосте, посвистели вслед и соскочили. Всегда находился кто-нибудь, желающий познакомиться с Милой. Ее внешность вполне оправдывала имя. Но начать стоит даже не с этого.
В мировоззрении Фаины Мила укладывалась в формат «неплохой человек». Может, потому что она хорошо ее знала. Но многих раздражал такой типаж и модель поведения, которых придерживалась эта девушка с замашками вечно страдающей и никем не понятой сложной личности.
Шаблон, который Мила на себя неумело пришила, был прозрачен и прост, как целлофановый пакет, но издавал слишком много шума для подобной безделицы. Мила была четко прорисованным эскизом неуверенного в себе творца. Она всегда стремилась прослыть загадочной и скрытной, а выходило, что все те черты, которыми она больше всего кичится, выпирали наружу даже при беглом взгляде.
Мила виделась Фаине вывернутой наизнанку – настолько ей всегда хотелось казаться кем-то, а не быть. Поставить жирную линию там, где стоило едва коснуться бумаги. И это было так непохоже на Фаину, буквально противоположно ей. Ведь сама она была из тех, кто и вовсе отложит карандаш в сторону, оставив лист пустым.
Бывшая однокурсница много курила, любила послушать грустную музыку по ночам, сидя на подоконнике, из алкоголя пила исключительно красное вино или портвейн, писала печальные стихи, вымученные собственными неудачными отношениями, мечтала о сильной драматичной любви со слезами, скандалами и, наконец, красивой свадьбой. Как в книгах Джейн Остен.
Из литературы Мила любила Достоевского, Коэльо и Камю, полагая, что обладает изумительным чувством вкуса, эрудицией и начитанностью. Но саму ее легко было представить персонажем никчемного женского романчика, которые продаются на вокзалах.
Скорее всего, Мила воспринимала себя героиней куда более сложной, отвергнутой внешним миром. И, несмотря на это, она все же была неплохим человеком. Ни разу еще она не сделала Фаине ничего дурного. А вкусы – это вкусы. Чтобы изменить их или хотя бы понять, придется отправиться в далекое прошлое.
Ей страшно не везло в отношениях. Недавно Мила вновь рассталась с очередным героинщиком. Парень неоднократно поднимал на нее руку, но в этот раз переборщил. Доверчивая девушка не училась на своих ошибках, зато щедро раздавала советы всем, кто нуждался и не нуждался в моральной поддержке. Если бы она хоть раз последовала своим же наставлениям, ее жизнь изменилась бы до неузнаваемости.
Главной ее проблемой была неспособность оценивать себя и свое поведение со стороны. Только слепой не засматривался на Милу, а она с удовольствием таяла от мужского внимания, умея ловко им манипулировать. Миловидная, с пухлыми щечками и ямочками, большими светлыми глазами, полными губами, Мила вдобавок красила волосы в яркие цвета от синего до розового, чем и делала контрольный выстрел в сердца тех, кому нравятся дерзкие и яркие птички.
Годами наблюдая за жизнью подруги, Фаина поняла, что той даже нравится экспериментировать с отношениями. Да, все они неудачны и непродолжительны, зато парни осыпают ее подарками, питается она бесплатно и в неплохих местах, всегда имеет карманные деньги, часто ходит в кино, развлекается, в общем, берет от жизни все.
Без этого опыта частой смены парней, считает она, ей ни за что не найти своего единственного. А он ведь существует и ждет, пока Мила пройдет свою дорогу и будет готова ко встрече с ним, чтобы навсегда изменить свою жизнь. Фаина назвала бы это проще: никак не может нагуляться, но при этом хочет встретить свою любовь и выйти замуж.
Эти желания были ей непонятны. Слишком примитивно. Так глупо. И так по-человечески. Повторяющаяся с каждым поколением история, которой много столетий. И почему эта история все еще никому не наскучила? Почему каждый человек, даже наделенный интеллектом, теряет голову, едва услышит слабенький зов инстинкта? Ведь все это случалось с миллионом твоих предшественников и случится с миллиардом твоих последователей. Одно и то же. Кольцо замыкается.
– Давай выпьем пива, – предложила Фаина, прервав затянувшееся молчание.
– Ты же знаешь, я не люблю этот гадкий мужланский напиток, – вздохнула Мила. – Но мне сейчас грустно, так что давай. Это только ради тебя, поняла?
Фаина усмехнулась. Вскоре они нашли свободную скамью недалеко от фонаря и расположились под кроной дерева. Девушка подумала о том, что пройдет каких-то два месяца, и густая сочная листва на этом дереве будет шуметь, перебивая волны. Но пока что на ветвях лишь крохотные почки. Все большое начинается с малого, и это казалось Фаине одной из самых прекрасных вещей на свете.
– Ну что, давай за этот чудесный вечер, когда мы, наконец, увиделись? – предложила Мила, едва подруга откупорила бутылочки открывашкой, которая всегда висела на ее ключах.
– Надо видеться чаще.
Они звякнули донышками и сделали по глотку.
– Приходи ко мне в общагу на неделе, – подумав, предложила Фаина. – У меня будет свободное время, кажется, в четверг.
– Да вообще без проблем. Приду и буду следить за тем, чтобы ты не ела сладкого. Принесу тебе здоровой пищи, посмотришь хотя бы, как она выглядит.
– Ну, довольно драматизировать.
– А вообще, я даже знаю, почему тебе не хочется лечиться, ухаживать за собой и полноценно жить. Это, знаешь, как готовить самому себе, когда живешь один. Думаешь: а, да что мне надо, бутербродом обойдусь. Зато когда приезжают гости, становишься кулинаром и получаешь от этого удовольствие. Понимаешь, о чем я? Мы себя не любим. Почему-то. И не умеем жить для себя. Только для кого-то другого.
Фаина, наконец, поняла, к чему подруга клонит.
– Не начинай. Старая песня, я от нее устала.
– Думаешь, я не устала смотреть, как ты тратишь лучшие годы своей жизни на одиночество, дрянную еду и работу до обморока?
Фаина включила режим «слушать вполуха», точнее, он уже включался автоматически, стоило Миле поднять эту тему. Изредка прикладываясь к горлышку, Фаина рассматривала людей, скопившихся неподалеку, у ресторана японской кухни.
– … тебе нужны новые отношения, хочешь ты этого или нет. Потому что даже если мозгами ты этого не хочешь, тело твое остается телом молодого животного, а против природы ты не попрешь, будь у тебя хоть три мозга.
– Ты знаешь, кто такой Луи Пастер?
– Ну, разумеется. А к чему это ты тему переводишь так лихо?
– При жизни у него было кровоизлияние в мозг. Он едва выжил. После этого он совершил свои самые лучшие открытия. Когда Пастер умер, оказалось, что большая часть мозга у него разрушена.
Мила недовольно помолчала.
– Ты это к тому, что размер или количество мозга не влияет на интеллект? Не цепляйся к словам. И вообще. Дай мне закончить, язва.
– Ради бога, – Фаина недовольно отвернулась.
– Я все это к тому, что жизнь в своей биологической сути проста: найти себе пару и спариваться, пока гормоны того требуют. Мы еще не научились это игнорировать. Неужели тебе самой не хочется иногда, ну… чтобы сильный волосатый мужик нагло прижал тебя к стене и выключил свет?
– Нет, – машинально ответила Фаина, приглядываясь к кому-то в толпе.
– Ой, все это враки. Ты не фригидна, я это знаю.
– Да-а? – Фаина рассмеялась. – Откуда же?
– Тебе необходимы новые отношения, новые впечатления, Фэй. Ну послушай же ты меня хоть когда-нибудь. Не отрицай, что телу, как и уму, нужно развитие, а не застой. Появится парень – душу себе подлечишь, поднимешь самооценку, какую-никакую малую цель в жизни обретешь. То, ради чего глаза по утрам открывать хочется.
– У меня есть, ради чего открывать глаза. И закрывать тоже.
Фаина все рассматривала человека в толпе, начиная его узнавать.
– Мужское внимание вообще благотворно действует на организм женщины. Я уж не говорю про любовь. Флирт, симпатия – так же важны в повседневной жизни, как тишина и сон. Будут отношения – спать будешь крепче, да даже ногти и волосы станут лучше расти, по себе говорю.
– Ты так рассуждаешь обо всем этом, будто… – Фаина устало выдохнула и повернулась к подруге, – будто всем так же просто, как тебе, обзавестись парнем – только пальцами щелкни, наберутся кандидаты, выбирай.
– Ой, ну началась моя любимая тема. Себя не любим – за собой не следим – выглядим плохо – себя не любим. Все! Сансара!
– А за что мне себя любить? Ты софизмом занимаешься. Не погрязай в иллюзии о том, что было раньше, курица или яйцо. Это опасно для мышления.
– Но я же…
– Тихо. Помолчи, – Фаина предупреждающе подняла ладонь.
– Что? Что такое? Ты кого-то там увидела? Знаешь его?
– Это Кирилл. Он в общаге напротив меня живет.
– Который?
– Вон тот, слева от большой цветочной штуки, в голубой рубашке.
– Красивая у него девушка. Вот видишь! У Кирилла есть отношения, посмотри, как он светится! Человеку нужен человек!
– Именно из-за этого ореола счастья я его сначала и не узнала, – протянула Фаина, нахмурившись. – Он несколько месяцев был в депрессии. Влюбился. Не взаимно. Столько страдал… жить не хотел. А теперь я его не узнаю. Кажется, это она и есть. Та самая. Миниатюрная блондинка с длинными волосами и маленькой ножкой.
– А что удивительного? Ну, добился парень своего. Молодец.
– Ты не понимаешь. Он опустил руки уже давно. Он долго пытался. Она любила без памяти какого-то придурка без денег и без имени, а Кириллу раз за разом говорила категоричное «нет».
– А теперь они вместе. И посмотри на них. Они счастливы, Фэй.
– Да-а уж.
– Ну что еще? В этом-то что плохого?
– Я не говорю, что это плохо. Но это очень-очень странно. Слабо верится, что она так резко изменила свое мнение. Да и с чего бы?
– Такое тоже случается.
– Нет, Мила, не случается, – Фаина выбросила бутылку в урну, та загремела. – Это только в женских романах да в голове у таких, как ты, такое случается. То, что я вижу сейчас, – так же далеко от реальной жизни, как я от здорового питания. Просто этого не может быть, вот и все. Не знаю, как тебе еще объяснить.
– Но как ты можешь отрицать то, что видишь собственными глазами? Кажется, она тоже счастлива. Улыбается, смеется, обнимает его. Смотри. Может, у них все как-то сложилось быстро и удачно. Она его разглядела, оценила его упорство… Может, ее жестоко бросил бывший. А Кирилл оказался рядом. Да все может быть. Результат-то все равно один. И он перед нами.
– Реальность – не последняя инстанция истины. Мы видим не полную картину. Я более чем уверена. Эта стерва посылала его, унижала, выбрасывала с балкона его подарки, скорее отдалась бы бомжу, чем Кириллу. Понимаешь? Хотя он неплохой парень. Вполне себе. Не урод и не тупица. А теперь они гуляют вместе. Будто произошло какое-то… чудо. Приворожил он ее, что ли?
– Ты можешь быть хоть тысячу раз циником, но поверить в чудо тебе придется, – усмехнулась Мила.
Фаина сердито промолчала. Она вновь посмотрела в сторону ресторана. Кирилл выглядел влюбленным по уши, как в старые добрые времена. Ни следа депрессии, запоя. Он никого не видел вокруг, кроме этой маленькой светловолосой девушки. Он был ослеплен. И, что самое странное, блондинка улыбалась и смеялась ничуть не фальшиво, не натянуто, а искренне и тепло.
Такого не бывает. Фаина не знала, как, но все это казалось ей связанным с Яном. Она еще не знала, как приклеить его к этой ситуации. Но совершенно точно без его проделок тут не обошлось.
– Ты, Фэй, бываешь невыносима в своем категорическом нежелании раскрывать рта. Ты самый неразговорчивый человек, которого я знаю, а мысли твои – темный лес, где самому черту станет страшно.
– Приму как комплимент.
Пока Фаина провожала подругу домой, они договорились, что Мила придет в гости, они поиграют в покер и посмотрят какой-нибудь фильм. Мила жила аккурат напротив остановки, с которой легко было уехать к общежитиям – автобус приходил всегда полупустой, но ехать приходилось долго.
Девушки тепло распрощались. Мила, как всегда, погрозила пальцем и попросила хорошенько подумать обо всем, что она сегодня сказала. Фаина, как всегда, кивнула в ответ. По пути домой она размышляла над тем, почему могут дружить так тесно и почти бесконфликтно два совершенно разных человека. Несмотря на все, что было в Миле, с ней не было напряга, неловкости, закрытых для разговора тем. С ней было комфортно, как в одиночестве.
Фаина вошла на первый этаж общежития за десять минут до того, как его закроют. Комендант пустила ее с выражением лица, которое едва начинало приобретать черты ежедневного, выверенного недовольства. Сейчас, после полуночи, начнется «великое студенческое возвращение». Придется выслушивать одни и те же отговорки, что ей приходится слушать на протяжении вот уже пятнадцати лет. И ничего новенького. Будто фантазия у молодежи замерла на одном месте. Или они считают ее слишком глупой и старой, чтобы изощряться в оправданиях.
– Фаина, поди сюда.
Комендант занервничала так внезапно, будто только что вспомнила нечто очень важное.
– Что случилось, Таисия Пална?
– Сядь, подмени меня на десять минут.
– А Вы куда?
– Да там на седьмом этаже хлопчики в гостях задерживаются. Надо идти разбираться, выгонять.
– А Вы не боитесь сами?
– Чего мне бояться, я тут больше проработала, чем они на двух ногах ходят, – комендант показала девушке плотно свернутую газету, сжатую в руке на манер скалки. – И не таких выпроваживали. Ты садись, садись. А я пойду.
– Ладно…
Это был не первый раз, когда Фаина выручала коменду. Почему бы и нет, если она не спешит? Такая помощь всегда оборачивается своими плюсами в будущем. Несложная работенка, которая сулит блага, не может быть в тягость.
Фаина по-свойски расположилась на допотопном стуле, который противно шатался и давно бы развалился, если бы его десяток раз не перевязывали тряпками в разных местах. Ей было известно, как работает пропускной турникет – несложно нажать на кнопку, чтобы перекладина разблокировалась и позволила человеку пройти. Девушка взяла ручку и принялась от скуки разгадывать кроссворды, оставленные тут Таисией Павловной.
Вскоре пожаловала первая запоздавшая компания. Фаина знала среди них одного человека, поэтому молча пропустила студентов. Еще две девушки, ежась от холода, появились на первом этаже и прошли по своим пропускам, одарив Фаину подозрительным взглядом и нахмуренными бровками.
Затем Арина вернулась с очередного свидания и, заметив на посту соседку, даже не стала лезть за пропуском. Они немного поболтали.
– А Тая где?
– Ушла на седьмой этаж, там сегодня кто-то застрял.
– Давно ушла?
– Уже минут пятнадцать как.
– Ну-ну. Удачи тебе тут.
– Займи мне очередь в душ.
– Может, тебе еще и пожрать приготовить? – обернулась Арина уже у лифта.
– Ну, если тебе хочется, я не против.
Девушка махнула рукой на манер «ладно уж» и скрылась за створками лифта.
Несколько минут длилось затишье, но с улицы доносились голоса и шум мотоциклов. Фаина положила подбородок на сложенные на столе руки. Коменды не было уже гораздо дольше, чем она просила ее подождать. Очевидно, там возникли трудности, и свернутая в трубку газета их не разрешила. Может, стоит подняться и помочь? Но нельзя же оставить местный КПП без присмотра.
Фаина уже начала задремывать на своем месте, как распахнулась входная дверь, впуская внутрь Яна и сопровождающий его уличный шум. Парень ничуть не удивился присутствию соседки на месте коменданта. Он был в приподнятом настроении и сразу же подошел к зеркалу, поправить одежду и волосы. Шум мотоциклов снаружи почти сразу сошел на нет.
Девушка наблюдала за ним с сонным любопытством, не поднимая головы. Надо отметить, такому типу фигуры и цвету глаз идут джинсовые куртки и жилетки грубого покроя, без пуговиц, молний и прочей шелухи, которой вечно обшивают джинсовые вещи. Эта ткань хороша сама по себе, без излишеств. Простота как раз и делает ее элегантной. Яну хватало чувства стиля, чтобы это понять.
Фаина не сразу заметила, как юноша подошел к турникету и стал хлопать себя по карманам. Если он забыл пропуск, это ее шанс отыграться. Она его не впустит. Уже за полночь, имеет полное право не пустить. Не стоит, конечно, растрачивать месть на такие мелочи. Но очень хотелось. Когда еще будет возможность?
Фаина смотрела на Яна, чуть улыбаясь и подперев кулаком подбородок. Взгляд ее говорил: ну и что же ты будешь делать дальше? Неужели раскроешь рот, чтобы заговорить с простой смертной?
Ян взглянул на нее исподлобья, будто только что заметил.
– Ты собираешься меня пропустить?
Фаина отрицательно покачала головой и сжала губы. Она даже руки убрала подальше от кнопки, чтобы случайно на нее не нажать. Ян прищурился и отвернулся. А затем произошло нечто, от чего девушка привстала на своем месте.
Парень положил пустую ладонь на красный диод турникета. Считывающее устройство подало сигнал, и турникет истошно завопил. Затем внезапно смолк, щелкнул и загорелся зеленой лампочкой. Ян спокойно прошел, откинув перекладину. Фаина отчетливо видела его профиль. Он улыбался.
Девушка ощутила странную теплоту на лице. Будто ее касались влажной губкой. Она провела пальцами под носом, чтобы прогнать навязчивое ощущение. Тепло перешло к губам, стало каким-то… жидким?
Фаина осмотрела собственные пальцы. Фаланги были темно-красными. Девушка поморщилась, не сразу сообразив, откуда взялась кровь. Затем, сложив два и два, она бросила взгляд в сторону лифта, и как раз вовремя. Дверцы съезжались, стискивая мужскую фигуру в нитку. Ян подмигнул ей в самый последний момент. Фаина без сил опустилась на стул.